Аннотация: Война - дело молодых. И есть характеры, которые начинают воевать молодыми, но такими остаются навсегда!
Эпиграф:
"Объезд, посланный для розыска абреков, застал несколько горцев вёрст за восемь от станицы, в бурунах. Абреки засели в яме, стреляли и грозили, что не отдадутся живыми. Урядник, бывший в объезде с двумя казаками, остался там караулить их и прислал одного казака в станицу звать других на помощь...
... Вдруг вдалеке послышался выстрел. Хорунжий взволновался и стал делать распоряжения, как казакам разделиться и с какой стороны подъезжать... ... Всё было тихо. Вдруг со стороны чеченцев раздались странные звуки заунывной песни, похожей на ай-да-ла-лай дяди Ерошки. Чеченцы знали, что им не уйти, и, чтоб избавиться от искушения бежать, они связались ремнями, колено с коленом, приготовили ружья и запели предсмертную песню...
... Казаки с возом сена подходили всё ближе и ближе...
... Прошло ещё мгновениие и казаки с гиком выскочили с обеих сторон воза. Лукашка был впереди. Оленин слышал лишь несколько выстрелов, крик и стон. Он видел дым и кровь, как ему показалось. Бросив лошадь и не помня себя, он подбежал к казакам. Ужас застлал ему глаза. Он ничего не разобрал, но понял только, что всё кончилось...
... Чеченцы, рыжие, с стрижеными усами, лежали убитые и изрубленные. Один только, знакомый, весь израненный, тот самый, который выстрелил в Лукашку, был жив. Он, точно подстреленный ястреб, весь в крови (из под правого глаза текла у него кровь), стиснув зубы, бледный и мрачный, раздражёнными огромными глазами озираясь во все стороны, сидел на корточках и держал кинжал, готовясь ещё защищаться. Хорунжий подошёл к нему и боком, как будто обходя его, быстрым движением выстрелил из пистолета в ухо. Чеченец рванулся, но не успел и упал..."
Лев Толстой. "Казаки". Кавказская повесть.
... Сергей Соловьёв сидел на броне БТРа и вглядывался в узкий проезд, окружённый лесными чащами. Он делал это инстинктивно, хотя в глубине души знал, что даже если успеет заметить опасность в этой чаще или в дорожной колее, то уже ничего не сможет сделать, чтобы предотвратить нападение. Так бывает в самолёте, когда он падает в воздушную яму и люди инстинктивно противятся перемене, в привычном мире земного притяжения.
Человек стискивает зубы и напрягается, стараясь предотвратить катастрофу неуправляемого падения...
Так было и здесь. Сергей приказал себе расслабиться, не суетиться, а положиться на счастливый случай.
"Трёх смертей не бывать, а одной не миновать - думал он, повторяя мудрую народную поговорку, и невольно ухмылялся при этом - а жить то, всё равно хочется подольше".
Лес подступал вплотную к каменистой дороге и боевая машина пехоты, словно осторожный зверь притормаживала свой бег на узких поворотах.
В такие моменты бойцы, сидевшие впереди, на броне, настораживались и крепче сжимали в потных ладонях потёртые приклады автоматов. Правда до настоящего "леса" ещё не доехали и владения боевиков - чечей, начинались после последнего на дороге блок поста - это там, где холмы постепенно переходили в горные кряжи, перемешивающиеся узкими извилистыми долинами...
Горы с крутыми или пологими склонами были здесь привычной частью ландшафта. Кое-где они заросли буковыми лесами, а кое-где, особенно на старых вырубках, стояла сплошная чаща из молодой поросли, переплетённой кустами и лианами дикого винограда.
По склонам, во всех направлениях тянулись старые заросшие дороги и конные тропы, но в эти дебри федералы залезать боялись. Местные же жители и боевики, знали здесь каждую ложбинку и каждый поворот тропы, и потому были неуловимы - главная проблема для федералов в этих местах была в том, что местные жители днём были обычными деревенскими жителями, а по ночам становились врагами - бандитами.
В этих местах, боевики-чечи по ночам совершенно спокойно передвигались и общались с местными жителями, которые передавали им еду и сообщали о местонахождении федералов.
Война шла в здешних горах уже который год, и много молодых солдатиков полегло здесь отбиваясь от атак, которые проводили из засад боевики, среди которых были наёмники из арабских эмиратов и других мусульманских стран, включая бывшие советские республики.
Платили этим наёмникам хорошо, да и адреналина в крови было через край, ведь федералы, озлобленные жестокостями боевиков, отвечали не меньшей жестокостью и убивали почти каждого, кто попадал к ним в руки - убийство здесь стало обыденным делом!
Сергею рассказывали анекдот из первой чеченской войны о том, как украинские лихие парни приехали сюда "наниматься" к боевикам и на блокпосту спросили у одетых не по форме, федералов, как проехать вглубь Чечни.
Собрались любопытные солдатики озадаченные такой наглостью. Кто-то указал направление и когда уазик с тремя "пассажирами" отъехал не несколько десятков метров, по нему выстрелили из гранатомёта, который разнёс машинку в дребезги - видимо неопытные искатели приключений не поняли, что разговаривали с федералами!
Так всегда бывает на войне, где ожесточение с обеих сторон постепенно растёт и где проявляются как положительные, так и самые отвратительные человеческие качества...
Сергей служил контрактником в Чечне не так давно, и постепенно привыкал к полевому быту войны, который не казался ему таким тяжёлым и трудным, как было в Афгане.
Кроме того, после нескольких лет тюрьмы и лагерей, после изматывающей душу постоянной несвободы и опасностей подвергнуться унижениям со стороны блатных или конвойных, эта война казалась ему не таким большим злом, как осознание полной зависимости от произвола уголовников "смотрящих" и лагерной обслуги.
Он старался об этом не вспоминать, однако пережитое и перечувствованное невольно проступало и в его внешности и в его поведении. Он был чуть выше среднего роста, крепко сбитый с ухватистыми, но спокойными руками и худым, но крепким и мускулистым телом. При первом взгляде на его лицо поражали спокойные, но прямые и жесткие серые глаза и соразмерность всех черт: прямой нос, светлые волосы и брови, сжатые плотные губы и подбородок с разделительной ложбинкой посередине.
Немногие могли выдержать его спокойный взгляд, да он и не старался смотреть на кого-нибудь в упор - лагерная привычка.
Улыбался он редко, и никогда громко не смеялся - это тоже показывало в нём человека пережившего намного больше, чем он рассказывал...
До чеченской войны, совсем в молодые, казалось уже совсем далёкие годы, у Сергея была служба в срочной армии в Афгане, откуда он вернулся в Россию в числе последних, вместе с генералом Громовым, с которым был знаком лично.
Однако после Афгана, ещё не успев привыкнуть к новому меркантильно-жлобскому быту страны, он случайно влез в драку, из которой привычно вышел победителем, застрелив из отцовского ружья одного из задиравших его гопников.
Не будь этой драки, он, наверное, рано или поздно попал бы в бандиты, а с его боевым опытом и умением владеть оружием - это было очень просто. Но сегодня, Сергей с вздохом облегчения думал, что нет худа без добра и Бог его миловал от воровской или бандитской карьеры:
"Уж лучше нищенствовать или жить в таёжной избушке, чем попасть в эту волчью стаю придурков - бандюков, которые способны на любую подлянку и предательство" - в тюрьме и в лагерях, он узнал эту публику очень хорошо!
Но тогда, после стрельбы и убийства случайного пьяницы, он сел на девять лет и никакие боевые заслуги судьи в зачёт не взяли...
В лагерях был сущий ад, но Сергей держался молодцом, терпел и не сломался, работал как все, хотя мог бы и закосить - блатных совсем не боялся и они, чувствуя это, в конце концов, оставили его в покое. Выйдя из лагеря досрочно, он попал уже в новую страну на просторах которой вольно расположился бандитский капитализм во главе с либеральными деятелями, которые облили грязью всё недавнее, трагическое, но славное прошлое, в том числе и войну в Афгане.
Это Сергею очень не понравилось и приехав в Питер, живя несколько недель у приятеля, освободившегося из лагеря чуть раньше, он пил водку с утра до вечера, с небольшими перерывами на тяжёлый сон и горькое похмелье...
...Но однажды, проснувшись в грязной и вонючей конуре, в которую превратилась квартира приятеля, Сергей, пережидая тяжёлую головную боль лежал и смотрел на грязный потолок с сырыми разводами по углам.
В этот момент он внезапно вспомнил свою мать, которая умерла пока он был в заключении, вспомнил её усталое измождённое лицо, её дрожащие руки, когда она вытирая слёзы говорила ему, во время последнего свидания, перед отправкой в сибирские лагеря:
- Сыночек, Серёженька! Я знаю, что ты попал в тюрьму случайно. Ведь ты всегда был таким умненьким и спокойным мальчиком. И я верю, что когда ты освободишься, то сможешь наладить жизнь и стать для меня опорой в моей старости. Умоляю тебя, только не пойди по стопам твоего отца, которого погубила эта злодейка - водка!
Ведь ты был такой ласковый и добрый, перед тем, как тебя в армию забрали. Я даже надеялась, что ты в институт поступишь когда-нибудь, и станешь образованным человеком, которым я буду гордиться..."
Вспомнив это, Сергей, озирая нищенские подробности пьяного притона, в котором он провёл уже много дней, неожиданно осознав всю бессмыслицу происходящего, на так несправедливо развернувшуюся к нему жизнь, от обиды заскрипел зубами и на глазах его появились слёзы отчаяния.
"Ну почему, почему у меня вся жизнь повалилась под откос! Что за злой рок меня преследует. И неужели я такой слабак, что не смогу переломить эту невезуху?! Ведь мне нет ещё только тридцать, а ощущаю я себя мудрецом - пессимистом, который прожил сто лет...
- Иногда, мне кажется, что я прожил уже несколько длинных жизней. Нет, с этим надо заканчивать, иначе я сопьюсь и стану полным гопником!"
... В тот день, он наотрез отказался похмеляться, и, помывшись и почистившись пошёл искать работу. Через несколько дней, он устроился грузчиком в хлебный магазин, чем-то понравившись заведующей, потом получил от жилуправления комнату на чердаке, где по ночам, по совместительству, сторожил склад стройматериалов расположенный в подвале этого же дома.
Напротив от его двери, были мастерские ленинградских художников, с которыми он вскоре познакомился. В одной работала известная художница, имевшая квартиру где-то на Морском проспекте и к которой, иногда, заходили состоятельные люди интеллигентного вида.
Вторую мастерскую занимал художник окончивший Муху, талантливый человек, но запойный пьяница. Узнав, что Сергей совсем не пьёт, он сокрушённо повздыхал, но зауважал его.
К этому художнику, которого звали Юра изредка заходили его знакомы алкаши, питерская богема - художники и поэты. Забегали и девушки и одна из них, случайно познакомилась с Сергеем - он вообще нравился девушкам и нередко, идя по улице ловил на себе их любопытные взгляды.
В его лице и в фигуре чувствовалась сила и это невольно, как невидимые и невесомые флюиды распространялось вокруг, создавая своеобразною ауру необычности. В общении он был вежлив, в разговорах проявлял свою начитанность, а его необычные и часто резкие суждения о происходившем вокруг - вызывали интерес и любопытство.
Девушку звали Любой, она была журналисткой, работавшей в одной из центральных газет, куда отправляла свои очерки.
В периоды, между запоями, Юра был очень мил, много работал и часто приглашал Сергея к себе попить чайку и поболтать.
Вот так, за чаем, посмеиваясь, Сергей стал рассказывать детали своей жизни в армии. Люба слушала его внимательно, смеялась, но всматриваясь в лицо Сергея вдруг поняла, что за этими улыбками и добродушным подсмеиванием над своей наивностью и романтизмом, скрывается драма разочарований и желание сопротивляться эгоистичной меркантильности, ставшей в стране идеологической модой.
Сергей к женщинам относился очень уважительно и сдержанно - несмотря на то, что у него и до армии, и в короткий промежуток между армией и тюрьмой всегда было по нескольку подружек, он не терял надежды найти ту единственную, которая не только полюбит его самозабвенно, но и способна будет терпеть его характер и станет ему не только женой, но и лучшим другом.
Поэтому к подружкам он относился легко и никогда не пытался сделать из постельного увлечения долгого романа.
Так получилось, что однажды, Люба пригласила Сергея пойти в кафе и посидеть там и он согласился. В кафе он заказал бутылку вина, и они с Любой выпили её, разговаривая обо всем сразу и ни о чем конкретно.
Бывает такой лёгкий трёп, когда хорошее настроение проявляется через лёгкую ироничность и добродушные шутки - так было и в этот раз...
Потом долго гуляли по набережной Невы, и Люба рассказывала, как она в Крыму, с родителями - краеведами, лазила по горам и особенно любила Судак и мыс Меганом.
- Там, на вершине приморского обрыва, - рассказывала Люба, - стояла металлическая вышка с узкой площадкой наверху. Казалось, что эта вышка стоявшая на самом краю обваливающегося по частям обрыва, вот-вот упадет со стометровой высоты.
И все-таки, каждый приход туда я влезала на эту площадку и коленки дрожали от страха, когда я стояла на этой площадке, представляя, что любое резкое движение может нарушить равновесие и вышка рухнет в море...
- А какой горький и бодрящий аромат полыни разливался над окружающими море холмами. От него, у меня немного болела голова, а сейчас, когда я вспоминаю о нем и об этом времени, то мне почему-то хочется плакать...
Люба замолчала и, отвернувшись от Сергея, долго смотрела в окно на панораму Невы и на каменную набережную, протянувшуюся вдоль противоположного берега Сергей, чтобы вернуть разговор в лёгкое, непринуждённое русло, тоже вспомнил детство...
Он рассказал, что тогда очень любил в тихую сумрачную погоду в начале лета в одиночку ходить за цветами в прилегающий к городку лес. Оттуда он приносил большие букеты таёжных цветов, ставил их в большие стеклянные банки и любовался ими, пока они не увядали. - До сих пор помню эти незаметно протекающие часы походов, азарт первопроходца и собирателя, любование необычными размерами, ароматами или цветистостью и спокойное возвращение домой. Наверное тогда я увлёкся поэзий путешествий и это увлечение осталось со мной на всю жизнь...
- Помню, перед армией, - продолжил он свой рассказ, - мы с другом ранней весной внезапно решили сходить с ночёвкой в лес. Благо что лес начинался недалеко, за последними домами нашего пригорода... Вышли около полудня, а в настоящую тайгу вошли ближе к вечеру. Яркое весеннее солнце садилось за прохладный синеющий вдалеке горизонт и на опушках радостно порхали ярко-коричневые, с цветными разводами и узорами бабочки.
Проходя через сосновый лес, встретили охотников, которые стояли за стволами в ожидании прилёта глухарей на весенний ток... Наконец, на закате солнца, мы остановились в вершине таёжной речки Каи и стали на костре готовить себе ужин, и делать шалаш для ночёвки. Мы были совсем неопытными лесовиками и потому не озаботились о ночном костре и дровах для него.
После ужина нам сделалось жарко и уже в темноте мы залезли в шалаш и уснули...
- Я проснулся часа через полтора от холода, который шёл от нерастаявшей еще земли. Некоторое время, я пытался согреться, однако становилось всё холоднее и холоднее.
Со стонами и ворчанием, разминая негнувшуюся спину я вылез из шалаша и долго лазил в темноте, под холодным звёздным небом по кустам, разыскивая сушняк для костра и наконец развёл огонь, около которого мы с другом - он тоже зверски замёрз в шалаше - просидели у костра до утра...
- Зато, какое волшебное, яркое, солнечное утро взошло над нашими головами на следующий день!
Этой картинки я до сих пор не могу забыть!
Люба во время рассказа смотрела на Сергея во все глаза и думала - "Какой же он спокойный и домашний, когда вот так вспоминает детали своей необычной жизни... Как хорошо было бы иметь такого человека рядом".
В таких разговорах, прошла большая часть светлой Питерской ночи и само собой, после того, как они вернулись к Сергею в комнату, Люба осталась у него ночевать.
После этой ночи Люба поняла, что влюбилась по-настоящему в первый раз в своей жизни. После, при редких встречах, она иногда надолго затихала и смотрела на Сергея долгим, немигающим взглядом. Потом, брала его ладонь в свои руки, гладила и целовала её, а Сергей неловко отворачивался, и осторожно высвобождал руку. Он считал Любу только приятельницей, и её откровенная влюблённость и обожание смущали его...
Однажды, Люба, как бы между прочим сказала ему, что она беременна!
Сергей, почему-то считавший нечестным скрывать от влюблённой Любы своё приятельское к ней отношение потребовал, чтобы Люба сделал аборт.
Нервно зевая, он стал объяснять ей, что женится на ней он не сможет и потому, если она не сделает аборта, то он больше никогда с нею не будет встречаться.
Люба тихо заплакала и Сергей, чтобы успокоить пошёл её провожать, про себя решив, что это последняя их встреча.
Так и получилось.
После этого разговора, Люба несколько раз приходила к Сергею на его чердак, но он, даже если был дома не отзывался на её стук, и не открывал двери, пока она не уходила...
Через положенное время Люба родила симпатичного малыша и назвала его Сергеем!
С пьяными приятелями Сергей завязал навсегда, и постепенно погружаясь в одиночество перестал выходить куда-нибудь, кроме магазина и в свободное от работы время сидел, своей тёмной комнатушки.
Неподалёку, он нашел букинистический магазин и стал пачками покупать и приносить в своё логово интересные книжки. Но жизнь в книгах, которую описывали Пришвин, Паустовский или Александр Грин, так отличалась от той, которая его окружала, что временами хотелось кричать и ругаться матом:
" Что же вы суки сделали со страной и с тем, что было в Союзе, казалось ещё совсем недавно!!!" - матерился он про себя, глядя в белёную серой краской, стену, поверхность которой изучил до мельчайших деталей.
"Как такое могло случится за такое короткое время?" - спрашивал он себя и не находил ответа.
Временами на него нападала неодолимая тоска и он, вспоминая свою вечно больную мать и пьяницу отца, начинал размышлять:
" Почему одним везёт с самого рождения, а другим судьба устраивает постоянно отчаянные испытания? В чём я провинился, и почему на меня всё это сразу навалилось - и война, и тюрьма и это безоглядное одиночество?"
Но естественно, ответа на такие вопросы он не находил, и потому, замыкался в себе, всё больше и глубже...
Так Он жил некоторое время, не думая о будущем и стараясь не шевелить в памяти горестное прошлое...
...Но вот однажды, возвращаясь из своего магазина после отработанной смены, он увидел, что на углу, впереди, группа молодых парней бьёт смертным боем хорошо одетого мужика, рядом с которым, всхлипывая, металась молодая красивая женщина - видимо его жена...
Прохожие, завидев драку и услышав матерящихся юнцов, оглядываясь, перебегали через улицу на другую сторону, или поворачивали в ближайший переулок, не рискуя даже приблизиться к разгулявшейся компании местных хулиганов.
"Забьют мужика! - внезапно решился Сергей, и глубоко задышав, решив помочь обреченному мужчине и его жене.
- Сейчас, ведь никому дела нет до других, самим бы выжить..." - брезгливо скривился он и прибавил шагу, вспоминая свои навыки драк, которые иногда случались и в лагере.
Тогда он в обиду себя не давал, хотя несколько раз ему зашивали в лагерной больничке глубокие рассечения на лице и на голове, полученные в таких внезапных схватках. С ним, как в детстве, иногда, совершенно внезапно случались приступы неудержимое ярости, и в это время он забывал обо всём кроме желания покалечить или даже убить своего обидчика...
... Сблизившись на боевую дистанцию с дерущимися, он вдруг рявкнул во весь голос:
- А ну молодые, кончай беспредел!
Удивлённые хулиганы, вначале оторопев, от такой наглости, на время оставив мужчину и женщину повернулись к нему, и один - самый наглый, тот что был ближе к Сергею пьяно заматерился, совсем по молодому, не понимая грязного значения оскорбительных слов:
- Да пошёл ты сука на ... Овца паршивая!!!
В это время Сергей вышагнул вперёд и с метра, ударил этого ухаря пинком ноги - носком тупого башмака - по коленной чашечке. Нога пацана подломилась, и он упал как подкошенный, потеряв сознание от адской боли, тяжело ударившись лицом об асфальт.
Второй, тот что справа, ничего не понял, а Сергей, чуть развернувшись, сделав широкий, высокий замах той же ногой ударил его по голове и сбил противника с ног, а потом, уже левой ногой добил упавшего, мощным ударом в лицо.
Этот хулиган, запрокинувшись, подогнув ноги под себя тоже упал на спину и застонал, всхлипывая и давясь хлынувшей через сломанный нос кровью.
Сергей автоматически, как некогда учили их всех в учебке перед Афганом, делая приставные шаги сблизился с третьим "бойцом", махнул левой рукой, зацепил крепкими пальцами полу куртки пьяного, растерянного и не ожидавшего такого хода событий толстяка, и развернув его чуть вправо и на себя, ударил в голову длинным правым крюком.
Кулак казалось едва задел подбородок толстяка, но его голова резко дёрнулась, и он бесчувственным мешком, повалился на асфальт, ударился затылком и затих.
"И этот готов" - коротко констатировал Сергей и когда повернулся в сторону оставшегося, тот уже со всех ног убегал вдоль по безлюдной улице, крича во всё горло:
- Братва! Наших бьют!
Сергей, не обращая внимания на его крики, подошёл к лежащему на асфальте мужчине, и с помощью всхлипывающей и испуганной до полуобморочного состояния жены поднял его и сбивая пыль с дорогого пальто, спросил:
- У вас всё в порядке? Кости целы?
Мужчина, вытирая кровь с разбитого лица и чуть приходя в себя ответил:
- Да я ничего... Вроде всё цело, только вот лицо побили сволочи!
А потом, отряхиваясь и вглядываясь в лицо Сергея, добавил:
- Спасибо тебе друг! Они бы меня ногами тут просто до смерти закатали!
Сергей осознав, что с мужчиной вроде все в порядке, вглядываясь вдаль проговорил:
- А сейчас нам надо быстро уходить! Эта шпана местная, и они могут вернуться...
Он равнодушно посмотрел в сторону лежащих на тротуаре, начинающих шевелится гопников подхватив мужчину и вместе с женой быстро повёл их в сторону станции метро...
- У нас тут неподалеку машина, - по-прежнему дрожа всем телом, предложила женщина, и Сергей, словно продолжая свою мысль проговорил:
- Это хорошо. Нам надо поскорее выбираться из этого района...
Машина была припаркована на параллельной улице, за углом, и потому дошли до неё быстро.
- Вы сможете, вести машину - обратился Сергей к мужчине, когда тот, пошарив по карманам, нашёл ключ зажигания...
Он оглянулся и в перспективе улицы увидел, какое-то движение и понял, что это толпа молодых парней, которые перебегая улицу, направлялись в их сторону.
- У меня тоже есть права - дрожащим голосом вместо мужа ответила женщина и добавила - и мы хотим, чтобы вы тоже поехали с нами!
- Да, да, конечно, едем к нам! - уже чуть оправившись от шока, проговорил мужчина и тоже глянул вглубь уличной перспективы... - Если можете, то поскорее уезжаем, а то...
Сергей выразительно кивнул в сторону приближающейся к ним толпы. Потом, он помог мужчине сесть на переднее сиденье, рядом с женой, а сам сел на заднее, аккуратно закрыв дверцу. Несколько молодых парней были уже недалеко и впереди, прихрамывая бежал недобитый хулиган и орал во всю глотку:
- Вот они! Уезжают суки!
Женщина за рулём, едва сдерживая истерику, включила мотор и скрипя колёсами резко рванула вперёд.
Отставшие преследователи матерились в вдогонку, но вскоре исчезли из виду и женщина, глубоко вздыхая перевела дух.
По дороге, она рассказывала, что они были у знакомых в гостях, а когда вышли на улицу, то к ним пристали пьяные хулиганы.
- Ну а дальше - её голос вновь задрожал, и Сергей пришёл к ней на помощь:
- То, что было дальше, я уже видел...
Вскоре подъехали к высокой металлической ограде рядом с домом стоящем на невысоком холме, рядом с широким проспектом застроенным высокими панельными домами.
Перед дорогой машиной автоматически открылась металлические ворота и она, без усилий, мягко урча мотором почти неслышно въехала в просторный двор, окружённый аккуратными трёхэтажными особнячками и автомобилями, стоящими чуть в стороне, в дальнем углу двора.
"Народ, надо думать непростой и зажиточный" - подумал Сергей и вылез из машины, вслед за хозяевами. Женщина открыла металлические тяжёлые двери электронным ключом, и они вошли в просторный подъезд, поднялись на несколько ступенек на площадку, и открыли следующие металлические двери уже обычными ключами. Сергей невольно вспомнил тюрьму, но отогнал неприятные воспоминания...
- Проходите и раздевайтесь - предложила женщина, а сама, сняв шубку, помогла раздеться мужу. Потом, осмотрев Сергея пристальным, женским взглядом, протянула руку:
- Давайте знакомится. Я Люся! Мужчина глянул на свои грязные ладони и, поклонившись, представился: - Сергей!
- Я тоже Сергей, - улыбнулся Соловьев и осматриваясь, стал снимать куртку. Квартира была просторной и состояла из прихожей и нескольких спален с большой гостиной. Пока хозяин, войдя в ванную отмывал руки и окровавленное лицо, хозяйка принялась хлопотать на кухне, которая была отделена от гостиной только намёком на узенькие перегородки с обеих сторон.
Сергей, по её предложению сел на диван стоящий вдоль стены и взял с журнального столика какой-то журнал с глянцевой обложкой...
Люся, повязав фартук на красивое дорогое платье, хлопая дверками холодильника, доставала оттуда разного рода рыбные и мясные закуски и расставляя их на большом дубовом обеденном столе, развлекала Сергея разговорами.
- Мой муж военный, - объясняла она, включая электроплиту и ставя кастрюлю с ужином, который надо было только подогреть.
- После Афгана ... Сергей невольно вздрогнул, но промолчал ... после ранения, он перевёлся сюда, в горвоенкомат, с сохранением звания и с того времени мы живём здесь...
Сергей ещё до этого мелком глянув в полуоткрытую дверь спальни, увидел полковничий китель, висевший на вешалке и потому, рассказу Люси не удивился. Наконец, муж Люси, вышел из ванной, в одной рубашке и с заклеенным пластырем подбородком...
- Давайте Сергей мы за знакомство выпьем, а потом поужинаем, - предложил он и достал из шкафчика, встроенного в мебельную стенку бутылку хорошего дорогого коньяка, с иностранной золотой надписью на этикетке.
Разлив тёмно - золотистую, плотную жидкость по двум рюмкам - Люся пить отказалась, - хозяин чокнулся с Сергеем и одним глотком проглотил французский коньяк, подхватил с тарелочки на вилку кусочек прозрачного сочного рыбного балыка и с удовольствием закусил.
После небольшой паузы, хозяин заговорил:
- А я думал, что эти бандюги меня до бессознания запинают. Я конечно, в первую очередь думал о Люсе и потому, после того, как они меня свалили на асфальт, крутился как мог, стараясь уворачиваться от ударов...
- Если бы не вы сергей - он сделал паузу, посмотрел на Сергея и предложил: - А давайте на ты - и протянул Сергею руку.
После рукопожатия, он вновь разлил коньяк и продолжил:
- Если бы не вы... Извини, если бы не ты, тёзка, то наши дела с Люсей были бы совсем плохи...
Выпив одним махом и вторую рюмку, продолжил:
- А где ты так ловко драться научился? Ты ведь меня, будем прямо говорить, спас... Так что мы теперь побратимы с тобой, Серёга! Сергей, не торопился с ответом, выпил свой коньяк маленькими глотками, ощутил резкий и одновременно приятный вкус, а потом улыбнувшись проговорил:
- Да в армии, и ещё в одном месте, о котором я не люблю вспоминать...
- А где служил, если не секрет? - откидываясь на диване поудобнее спросил хозяин дома и Сергей, улыбнувшись ответил:
- Да там же где и вы, товарищ полковник... Мне Люся уже сказала, что вы тоже там побывали...
- Да что ты говоришь! - вскрикнул хозяин и, разливая по третьей определил:
- Ну, за это надо обязательно выпить, а потом разберёмся, кто, где был в этом богом забытом месте...
Он, налил до краёв следующие рюмки и подняв свою, глянул на свет словно примериваясь к тосту и продолжил:
- Вот за этот неожиданный и приятный сюрприз-встречу и выпьем, да помянём тех, кто остался в этом проклятом Афгане!
Андрей коротко и внимательно глянул на полковника и тоже одним духом опрокинул рюмку в рот. Плотно закусив, выставленными на стол разносолами, принялись вспоминать места, где оба побывали и где могли пересечься их военные пути-дороги.
А между делом не забывали наливать в рюмки. Они так увлеклись, что не заметили, как Люся тихонько ушла спать...
Вспомнили и Баграм и сержантскую школу в тогдашней советской Средней Азии. Вспомнили засады на перевалах и атаки моджахедов на конвои, доставлявшие воинское снаряжение из Союза.
Вспомнили и Наджибуллу, последнего руководителя дружественного правительства Афганистана, которого позже, уже после захвата власти, талибы убили пред этим вдоволь над ним поиздевавшись и оскопив его...
Просидели почти до самого утра, допили коньяк и принялись уже за початую бутылку водки. Разговоров было много, и воспоминаний грустных и нерадостных - тоже. Расстались около семи часов утра, когда уже начало работать метро и Сергей мог спокойно добраться до своей "берлоги". Несмотря на выпитое, они мало опьянели, как и бывает с крепкими и волевыми мужчинами. Расставаясь, договорились увидеться в следующие выходные.
... За эти ночные часы, Сергей рассказал полковнику не только о службе, но и о своей отсидке и о своём теперешнем положении. Полковник принял его рассказ о невзгодах близко к сердцу и пообещал, во что бы то ни стало помочь ему устроиться где-нибудь в войсковой службе. Перед расставанием, он предложил Сергею.
- Сейчас идет набор в контрактники, в Чечню, и отслужив положенный срок ты не только заработаешь приличные деньги, но после, сможешь поступить практически без экзаменов куда-нибудь в университет, а потом уж всё будет зависеть от тебя...
Сергей вспомнил о мечтах своей матери видеть его студентом и согласился - жизнь в "берлоге", без перспектив и без надежд на будущее его уже начинала тяготить.
"Какая разница - размышлял он, идя в предутренних сумерках на метро. - Если я уеду куда-нибудь на стройку, мне там тоже первое время придётся несладко. А здесь, колея уже набита, с оружием я в хороших отношениях. И к тому же Чечня - это не Афган. Всё-таки Россия...
А надоест или опротивеет, смогу уволиться в любой момент - Сергей не откажет, поможет, когда попрошу. А после службы, я уже смогу хоть в Питере, хоть в Москве прописаться и про тюрьму забыть... Война всё спишет!..
Так Сергей Соловьёв, во второй раз попал на войну, только теперь уже на Гражданскую, хотя её и называли войной с внутренним терроризмом...
2006-2023 год. Лондон. Владимир Кабаков.
Остальные произведения Владимира Кабакова можно прочитать на сайте "Русский Альбион": http://www.russian-albion.com/ru/vladimir-kabakov/ или в литературно-историческом журнале "Что есть Истина?": http://istina.russian-albion.com/ru/jurnal