Аннотация: К моим воспоминаниям я приобщаю цветные открытки и чёрнобелые фотографии 1971 - 1973г
Алжирские картинки.
В городе Аннаба, мне нравилась центральная улица "Cours de la Revolution". Улица с широким тенистым бульваром, разделяющим проезжие части с односторонним движением. Улица, в центре бульвара, делилась открытой площадью на две части. К площади перпендикулярно примыкали улицы. С восточной стороны "Cours" упирался в морской порт. С западной стороны стояло здание суда. Обрамляли улицу вдоль автомобильной проезжей части многоэтажные здания, на первых этажах которых находились магазины, рестораны, кафе и различные boutique, patisserie et brasserie. На дорожках бульвара стояли столики небольших кафе, где можно купить мороженое, выпить чашечку крепкого кофе или "Pepsi-cola" и почитать газету.
Вечером, с началом сумерек, "Cours" заполнялся людьми, которые прогуливались по тротуарам, а по периметру бульвара ездили легковые авто - это также, своего рода, прогулка на колёсах. Это напоминало мне студенческие годы, когда летом мы специально фланировали на проспекте Карла Маркса, между улицами Серова и Московской. Это у нас называлось быть на Броде (от слова Бродвей).
За два года пребывания в Алжире, я обзавёлся знакомыми из арабской молодёжи, и когда оказывался на "Cours", то обязательно встречал знакомых. Мы останавливались, и нам было о чём поговорить.
Я сидел с чашкой кофе, в тени бульвара, и время от времени поглядывал в сторону порта, где стоял советский теплоход. Вдали показался араб. Он медленно шёл к бульвару. Что-то странное было в его внешнем виде. Я изумлённо смотрел на него. Он был босиком и без штанов. На его теле была ветхая рубашка, которая не прикрывала нижнюю обнажённую часть тела. Откуда-то появились два полицейских. Они стояли на границе бульвара, преграждая ему путь. Худой бродяга подошёл вплотную к полицейским, поднял голову, посмотрел в их лица, повернулся и неспешно пошёл в сторону окраин. Его поведение, походило на поведение человека, путь которому преградил забор, и он его просто обходил. Полицейские немного постояли и ушли в центр города.
Мне было удивительно наблюдать эту сцену. В Союзе бродягу немедленно бы арестовали и увезли. Вот она западная демократия. Делай что хочешь, только не потрясай устои и не беспокой приличную публику.
Я дружил с иракцем Рамзи. Он окончил харьковский институт, свободно владел русским языком, и мы работали в конвертерном цехе Эль-Хаджарского завода. Раннее утро, жара ещё не наступила. Мы сидели с ним за столиком кафе с чашечками кофе. Людей было ещё мало. Рядом, по проезжей части бульвара, ходил чисто одетый араб лет двадцати пяти. Его я и раньше видел на бульваре. Судя по его странному поведению, он был душевнобольной, но всегда был опрятно одет и выглядел человеком, за которым есть уход. Он что-то разглядывал на уличном асфальте, как бы ища утерянную вещь. За соседними столиками сидели два полуголых молодых европейца. На них были шорты, широкие кожаные пояса, надёжно прикрывавшие поясницу и прочные ботинки. Наверное, путешествующие студенты. Перед ними стояли пустые кофейные чашки. Они что-то ждали. Рядом на проезжей части бульвара, стояли их сверкающие мотоциклы, загруженные запылённой поклажей. Шикарные мотоциклы не гармонировали с их поклажей и внешним видом молодых парней. Но я им позавидовал: они могут путешествовать.
Внезапно к студентам подошёл араб, которого я считал тихо помешанным. В руках у него был небольшой батон хлеба, в который была воткнута зелёная веточка. Он протянул им хлеб и на французском языке сказал: "Вы бедные, я хочу помочь вам. Примите этот хлеб. Не надо меня благодарить". Смущаясь своего благородного поступка, он отошёл от них.
Соседи, сидевшие за соседними столиками, громко расхохотались. Один из них, перевёл на английском языке, растерявшимся студентам, смысл происшедшего. Рамзи хохотал, я улыбался. Мне были понятны слова больного араба. Французский я понимал уже хорошо, а Рамзи, переводил мне с английского. За соседним столиком смеялись и продолжали объяснять студентам: "К вам, бедным путешественникам, местный "туземец" пришёл с миром и поделился своим хлебом". Студенты, глядя на хлеб с веточкой, были растеряны и смущены. Им было неловко, они не знали, как себя держать и как поступить в данной ситуации. Араб находился поблизости. Он вертел, подобранную с асфальта пробку и делал вид, что происходящее его не касается, но по выражению его лица, было понятно, что он своим поступком доволен.
Был Рамадан. Мусульманский пост. Особенности его таковы, что с момента захода луны и до её появления вечером на небе, верующие в аллаха не едят, не пьют и не курят. В период Рамадана, женщины тоже считаются нечистыми существами. Мы "sovetiqe" во время рамадана, избегали курить, пить и кушать в присутствии арабов. Нарушать религиозные традиции нельзя.
Вечером, после восхода луны, откладываются все дела, и весь Алжир принимается, есть, пить и курить до тех пор, пока на небе светит луна.
Я ждал свой автобус, чтобы уехать в Эль-Хаджар. Скоро 6 часов вечера. Улицы были пустынны. Несколько человек стояли поблизости остановки. Рядом, под стеной дома, араб устанавливал столик, газовую плиту, собирался торговать жареными блинчиками, фаршированными чем-то мясным. На столик он выставлял тарелку с блинами, резаный лук, мясной фарш, рубленые яйца, растительное масло, специи - должна была получиться вкусная еда. Очень вкусная: я ел такие фаршированные и поджаренные блинчики.
Скоро должна прозвучать портовая сирена, которая возвестит о восходе луны, и она будет сигналом для верующих о начале еды. Араб настраивал свою походную кухню, рассчитывая на заработок. Место он выбрал хорошее, рядом железнодорожный вокзал, автостанция и порт.
Из дома, возле которого расположился продавец блинчиков, вышел высокий старик в национальной одежде и подошёл к столику с блинами. Он начал говорить что-то на арабском языке. По жестам было понятно, что старик, являясь хозяином дома, предлагает убрать столик в другое место. Владелец столика и блинов возражал. Приближалось время сигнала, и он рассчитывает на торговлю блинами. Старик настаивал. Разговор перешёл на высокие тона. Оба жестикулировали, повышали голос. На глазах разгорался скандал, никто не уступал. В голосе владельца блинов звучало бешенство, его крики стали угрожающими. Старик держался с достоинством, голос его тоже звучал громче, но он отстаивал свою территорию. В его голосе звучала убедительная правота собственника. Владелец блинов, замахнулся на старика большим кухонным ножом. Старик не дрогнул, наоборот, что-то говоря противнику, выставил навстречу грудь. "Ну, попробуй, ударь?" или что-то в этом роде прозвучало на арабском языке. В это время прозвучала сирена, стоящие арабы бросились кушать в близлежащие кафе.
Араб с ножом, мгновенно сник. Прозвучавшая сирена уничтожила его надежды на заработок. Он швырнул нож на землю и начал со злостью, складывать свои продукты. Что-то с блинами не получалось, не мог их уложить в сумку. Он в ярости швырнул их на землю. Старик, с видом победителя стоял рядом и что-то требовал. Вероятно, чтобы не сорили возле его дома. Наконец, всё было убрано и виновник, занявший чужую территорию, убрался восвояси.
В этой уличной сцене, я увидел, как отстаивают свою правоту, свои интересы. Слабый человек, победил сильного.
Воскресенье. Я с семьёй нахожусь на отличном городском пляже Аннабы. Ласковое Средиземное море, песок, но есть риск обгореть под африканским солнцем. В середине дня нужно от солнца прятаться. Купались, развлекались с дочерью в море. Жена, лежала на подстилке и загорала. Она, в наших подвижных играх с дочерью, никогда не участвовала.
Одновременно, я наблюдал за местными пляжниками. В основном это были арабы. Французы и прочие иностранцы, проводили время на загородных пляжах. У них были машины, и они уезжали с семьями за город. В городе оставалась беднота и русские - у них не было машин.
Вот на пляже появился мальчик, со свежими булочками, припудренными сахаром. За 50 сантим покупаю дочери булочку. Мальчик идёт по пляжу, булочки покупают плохо. Немного спустя, появляется другой продавец булочек. Он останавливается и ждёт покупателей. Торговля у него идёт плохо. Я фотографирую его. По городской улице, одной стороной которой является пляж, проходят арабы. Некоторых из них, привлекших моё внимание, я фотографирую - это продавец булочек, озадаченный отсутствием покупателей; уверенно шагающий полицейский, он на службе; две арабки в национальных одеждах с закрытыми лицами, кого-то ищут на пляже.
Рядом с нами, расстилают коврик три арабские девушки. Раз они пришли на пляж, значит, это современные девушки. Женщина в Алжире должна ходить в одежде, полностью закрывающем её, в том числе и лицо. Пришедшие девушки владеют французским языком. Одеты девушки, в современную одежду, в соответствии с нынешней модой. На них мини-юбки и плотно, облегающие рубашечки. Раздевшись, они оказываются в купальниках "бикини". Одну из них я знаю в лицо. Они устраиваются на коврике и наливают себе кофе из 2-х литрового термоса. Купаться они не спешат. Моя знакомая, заметив, что я разглядываю их группу, предлагает мне кофе. Приглашение "на кофе", принимаю с удовольствием. Пью кофе на коврике девушек, веду со знакомой светскую беседу. Она о чём-то меня расспрашивает. Я из другого мира, из СССР. Я уже, вполне прилично, владею французским и мне доставляет удовольствие разговаривать на этом языке.
Внезапно, от девушки поступает неожиданное предложение: "Je veux cousher avec toi". Я опешил, мне предлагают переспать с ней. Я оглянулся на жену, она на меня не обращала никакого внимания, да к тому же, языка она не знает. Принять её предложение я не могу. Мы в Алжире иностранцы, да к тому же "облико морале, туристо советико". Я что-то ей объяснял, мне было неловко. Она с сожалением сказала мне: "C"est, bien, domage".
В последствии, когда я был в гостях у Рамзи, к нему пришли эти трое девушек. Они к нему приходили, как на территорию свободную от мусульманских предрассудков и правил поведения. Среди девушек была моя соблазнительница. Мы узнали друг друга. Она обратилась к Рамзи и что-то сказала по-арабски. Рамзи, повернулся ко мне и в пол голоса сказал, что мою жену он пошлёт за пирожными, а нам с арабкой предоставляет свободную комнату. Снова у меня возникла неловкая ситуация. Я, в очередной раз, начал объяснять ей невозможность этого мероприятия. К тому же, арабка не вписывалась в мои представления о женской красоте, и не интересовала меня. Жена, что-то заподозрила в этих переговорах на языках, которые она не знала. Я её успокоил, объяснив, что для меня это удобный случай попрактиковаться во французском языке. Выглядел я в глазах арабки довольно глупо и был неловок.
После возвращения в СССР, я развёлся с женой, и очень пожалел, что не воспользовался предложением арабки. Я отказался от возможности более углублённого познания мусульманского мира. В данном случае, я вспоминаю о своей порядочности в человеческих взаимоотношениях, и полагаю, что был неправ.
Рамзи, человек лёгкий. Самое серьёзное занятие, которое он обожает - это сидеть за рулём машины и куда-нибудь мчаться. В Алжире, благодаря ему, мне удалось увидеть немного больше своих коллег, с которыми я работал на заводе... Любитель вкусно покушать. Ему нравились котлеты, которые делала моя жена. Он приезжал к нам в Эль-Хаджар в гости и привозил с собой мясной фарш, чтобы его накормили котлетами. Очень гостеприимный. Я бывал у него в гостях со своей семьёй.
В Аннабе у него было большая квартира, хозяйство в которой вела его содержанка, симпатичная арабка Далила. Родители её выгнали из дому, так как её поведение не соответствовало мусульманским законам. Окончила гимназию, прекрасно владеет французским. Рамзи говорил, что он её подобрал на улице.
Как-то, проходя через базар, я попросил Далилу выбрать мне маслины. Когда она рассматривала маслины, у неё возник какой-то разговор с Рамзи. Рамзи, на арабском языке, что-то начал требовать от неё, усиливая свои слова жестикуляцией. Глаза Далилы наполнились слезами, и она из отворота платья достала смятые деньги и отдала ему. "Зачем забираешь? Пусть девчонка себе что-нибудь купит!", - обратился я к Рамзи. Он мне ответил, что "вы европейцы не умеете обращаться с женщинами, мужчины Востока делают это лучше". В последствии, он мне рассказал, что на сэкономленные деньги, она купила подарки для его жены и дочери и отослала их в Союз. Деньги, которые он только что забрал, тоже пошли бы на эти цели. "Мы на Востоке и женщина должна знать своё место и кто у неё хозяин". Сейчас я понимаю его лучше, чем тогда.
Он мне советовал забрать её с собой в Союз. "Она воспитана на Востоке и будет и прислугой, и нянькой, и подругой жены и твоей любовницей. И будет счастлива". Вскоре он прогнал её. Как он объяснил мне, она ему надоела.
Как-то я встретил её в центре Аннабы. С ней было девочка, дочь её нового хозяина, у которого умерла жена. Я немного постоял с ней и побеседовал. У меня было ощущение, что она своим положением довольна. Больше её не встречал. Но мне она памятна.
В октябре 1973 года, у меня закончился контракт и, я уехал в Союз. Ещё раз увидел Рамзи в 1974 году, когда был в Харькове. К новому 1975 году я получил от него поздравительную открытку.
В 1975 году я написал его жене в Харьков. Она мне ответила, что Рамзи уехал в Ирак, и сообщила его адрес. Я писал ему в Ирак, но ответа не получил.