Камышников Сергей Григорьевич: другие произведения.

Бешенство любви

Сервер "Заграница": [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Помощь]
  • Комментарии: 45, последний от 08/06/2008.
  • © Copyright Камышников Сергей Григорьевич (sgkamyshnikov@hotmail.com)
  • Обновлено: 17/02/2009. 74k. Статистика.
  • Повесть: Россия
  • Оценка: 5.36*8  Ваша оценка:


    Памяти Отца, мамы и

    всех тех,

    кто уже ушли,

    и кого я буду помнить всегда.

    Бешенство любви

    Начало февраля. Я еду в Москву всего на 10 дней.К любимой женщине, которую должен разлюбить. Я не боюсь этой встречи. Но, не встретив ее, я не смогу этого сделать.
    " Если ты хочешь сохранить душевное равновесие, постарайся избегать тех мест, где ты был когда-то счастлив..." "Вечер в Византии".
    Эта фраза все чаще приходит мне на ум, с тех пор как я уехал. Но я вернусь, навсегда вернусь, на костылях, на брюхе, приползу. Весь измазанный в дерьме.
    Когда?
    Вчера.
    Родина. Я русский человек. И больше ничего.
    Автобус подъезжает к ОХара. В голову лезет очередная цитата.
    "Нет большего мучения на свете, чем вспоминать былого счастья быт в дни бедствия". Данте. "Божественная комедия".
    Когда я только окончил институт, делать было нечего, взялся за изучение сразу пяти языков. Английский, который я учил с 8 лет, был, несмотря на результативные поиски дешевой халтуры и кучи мелких переводов вплоть до инструкции по пользованию банной шайкой, в то время еще мертвым языком для меня.
    Хотелось большого, долговременного, со Знаком Качества. Рассказы всеми любимого Андроникова о Соллертинском, живо владеющим 36 языками, подтолкнули меня на подвиг.
    Японского хватило на 10 уроков. Первый учебник катаканы, а их всего было три, выпал у меня из рук на 15 минуте второго тайма, когда Блохин " заховал под бревно" второй гол Спартаку, и отец, горячий поклонник оного, крякнул, выругался про себя и пошел на кухню, ставить чайник. Все эти пынь, мынь, дынь были не для меня.
    Итальянский,французский, испанский и, похожий на него по фонетике, шипящий португальский, как любили то время говаривать в народе, зажгли неугасимый огонь в моем слабо тронутом жизненным опытом мозге. Меня хватило на год с гаком. В этой групповухе нельзя было сачкануть. И результат получился на довольно приличный трояк на уровне общеобразовательной школы.
    Проверил билет. Пошел наверх. Встал в очередь за посадочным талоном.
    Впереди стояла девушка в моем вкусе - стройная, невысокая, но длинноногая. Темно-коричневая полудубленка с белоснежным воротником, джинсы, каблучищи сантиметров 10, плотные темно-русые волосы, стянутые резинкой в довольно длинный лошадиный хвост.
    Наша!
    " А я милую узнаю по походке".
    Появилось желание закадрить, чтобы не вести нудный 12 часовой разговор с какой-нибудь бабусей о горчичниках и клизмах.
    Из сумочки на плече выглядывала пачка Мальборо.
    Вот и повод. Тогда еще можно было курить в заднем отсеке.
    " Девушка, вам нужен посадочный талон в последний отсек - вы, я вижу, курилка, как и я".
    Изящный поворот головы.
    Милая улыбка.
    И у меня появляется уверенность в том, что я на верном пути.
    Очередь очень короткая.
    "Девушка,- говорю я сотруднице аэропорта - нам бы два билета в третий салон на места для курящих"
    Оформляет. Протягивает их мне.
    "Вот вам два места у окна"
    "Видите, дорогая, как стала заботиться русская авиация о нуждах своих граждан в постсоветское время".
    Это уже к хвосту.
    "Вот, пожалуйста, ваш билет, на то место, которое вы и хотели",- протягиваю билет своей потенциальной соседке.
    На меня смотрят внимательный женские глаза.
    Тихое "Спасибо" означает, что первый этап операции "Захват" прошел успешно.
    Очень симпатичная. Припухлые губы. Голубые, бездонные как небо, глаза, одновременно лукавые и внимательные. Чуть оттопыренные как у красивой кобылы ноздри. Строгое тонкое лицо. И все остальное, включая пронизывающий насквозь взгляд - наше фирменное, российское.
    Для начала не плохо.
    Посадка. Правый ряд.
    Расшаркиваюсь и пропускаю ее к окну. Глаза видят все, что хотят видеть. Детский не больше 42. Какие линии! Почему я ни Крузенштерн. Сейчас бы плыть и плыть. А тут всего 12часов с пересадкой в Нью-Иорке. Ладно, и на том спасибо.
    Впереди тяжелый разговор с Анной.
    Первые касания рук.
    Странно, а она их не отдергивает.
    Улыбка полукокетливая и какая-то ... Это надо видеть.
    Ее бедро.
    Не отводит, но и не прижимается. Только дыхание более глубокое. По-моему она голодная, по-женски голодная.
    Неужели и второй этап успешен.
    Вот Анна меня выгонит, а она меня выгонит - будет кем заняться.
    Иду на абордаж.
    Протягиваю руку, показывая на закат.
    Касание ее груди. Мое бедро уже давит. Она не отодвигается. Она меня чувствует. Она рядом. Голодная молодая женщина или эгоистичная б...ь?
    Самолет заваливает на посадку. Свист дросселей и противное давление в ушах.
    Приближаемся к земле. Довольно сильный удар при приземлении. Самолет немного виртануло. Визг тормозов, более сильный, чем обычно.
    Что-то не так.
    До следующего рейса на Москву около полутора часов.
    Маша, она назвала себя так, идет рядом. Проходим в дьюти фри. Беру пару Абсолюта, пару любимой Метаксы. Встречаем Сергея Хрущева. Постарел.
    Направляемся к воротам вылета.
    Толпа народу.
    По техническим причинам рейс переносится на завтра, ориентировочно после 16:00. Самолет замены уже вылетел. Через полчаса подадут автобусы, и все поедут в гостиницу.
    Вашу мать! Разговор с Анной откладывался на целые сутки.
    Получили багаж. Помог Маше донести ее веши до автобуса.
    Влезли.
    Встали у окна.
    Ее лицо было в 20 сантиметрах от моего. Автобус тряхнуло на скользкой дороге. Я подхватил Машу за талию, чтобы она не упала. Чуть пододвинул к себе. Она шла навстречу, не сопротивляясь и не отталкивая меня.
    Я был прав.
    Голодная, молодая, красивая, женщина.
    Приехали в Рамаду, громадную как скала, гостиницу. Вылезли, прошли в холл. Встали в очередь за ключами.
    " Машенька, - сказал я, - давайте возьмем соседние номера. А я вам завтра с багажом помогу".
    Она не возражала.
    Добрались до четвертого этажа. 411 и 412 номера. Двери по диагонали напротив. Поздно около 10. До обещанного ужина еще час.
    Я сказал ей, что зайду, и мы вместе пойдем на ужин. Она согласилась, и мы скрылись в своих номерах.
    Я ходил по номеру и курил. Бог любит троицу. Привык все дела начинать после трех сигарет.
    Прошло 40 минут.
    Ну, пора идти на кобеляж.
    Быстро побрился. Вычистил пастой оскал.
    Вспомнил, что забыл про самое главное. Залез под душ. Совершил ритуал омовения. В номере и, вообще, в гостинице топили как в сауне.
    Через час опять буду смердеть, как бабуин.
    Вспомнил старый одесский анекдот из цикла - "Жора...
    Жора, перестань топить, а то клиент потеет и соскальзывает.
    Быстро обтерся.
    Ну и рожа ничего.
    Вышел.
    Опаздываю на 10 мин.
    Блин. Да сейчас на нее все эти шакалы налетят.
    Осторожно постучал в дверь Машиного номера. Дверь открылась
    Просто от прикосновения.
    Она стояла спиной, смотрела в окно. Повернулась.
    И я понял, что она потратила на меня времени гораздо больше, чем я на нее.
    Распущенные, аккуратно причесанные волосы почти до плеч. Голубенькая, пастельных тонов, в обтяжку, короткая кофточка. Светло-серая совсем короткая юбка. Голые загорелые ноги. Черный босоножки на высоченном каблуке. Минимум краски. Только глаза, превратившиеся в фонари. Чистые, ненакрашеные ногти на руках и ногах.
    Это был магнит..... И она знала это.
    "Машенька, вас без колгот не пустят".
    "Пустят. Я только что оттуда. У нас есть еще минут десять. Кстати, искала вас там. Думала, что вы про меня забыли..."
    Каприз?...Упрек?...
    Нет.
    Это было НАЧАЛО!
    Надо было успокоится. Выкурили по сигарете.
    Ни пепельницы, ни стаканов. Полупустой графин с водой, в которой квакали лягушки. Номера давно стояли пустыми. Взял у нее бычок и вместе со своим бросил в унитаз.
    Вышли.
    Взял ее под руку. Спустились в холл и прошли в ресторан.
    Шведский стол с обилием салатов, немного китайской курочки во всех видах, напитки.
    Перекусили.
    Маша набрала большой пластиковый стакан нарезанных фруктов.
    Чуть правее бар, напоминающий римский Колизей. Первый круг - общая круговая скамейка с небольшими разрезами для прохода. Потом стойка, сплошная, круговая около метра шириной. Потом такая же круглая, ниже на полметра и круглая площадка со столом в центре, по которой сновали две официантки средних лет.
    Вместимость - человек на 40.
    У кого ума хватило - не знаю, но соотношение высот было такое, что официантки могли видеть прямо перед своим носом все, что делается с руками и ногами куряще-пьющей братии.
    Когда я сообразил, было уже поздно.
    "Но об этом потом", - как любил говаривать Штирлиц радистке Кэт.
    "Машенька, что будем пить?"
    Она молча перелезла через сидение, показав мне то, что я должен был увидеть в тот момент.
    Ровно столько, и не на миллиметр больше.
    Она проверяла, достоин ли я ее?
    .
    Перехватила мои взгляд. Наши глаза встретились в очередной раз.
    По движению моих скул и величине зрачков она вынесла приговор:
    "Достоин!"
    Было тесно.
    Все, кто летел вместе, мог пить и еще не допил, были с нами.
    Маша сидела слева. Мы были зажаты и плотно прижаты друг к другу.
    "Машенька, как насчет "на ты"?
    "В таком случае заказывай",- ответила она.
    "Что"
    "Только водку"
    " А плохо не будет?"
    "Не будет.... Ты потом сам увидишь..., медленно сказала она, поворачивая голову.
    Это было сказано для меня.
    Фраза пронеслась через всю вселенную и вернулась ко мне, только для того, чтобы у меня было время ее почувствовать.
    ЕЕ почувствовать.
    Она готовила меня к себе.
    Точеный женский профиль в полумраке.
    Блоковская Незнакомка.
    Скоро я должен был узнать ее, целиком. Такой, какая она есть.
    Разговорились.
    Аспирантка Чикагского университета. Тоже бизнес. Летела к маме с папой через Москву. Единственный ребенок. Три языка. Английский, французский и испанский. Московский Университет.
    Ее немного несло.
    Меня тоже.
    Не замужем. Не судимая. Детей нет. Через год, два - хорошее место в престижной московской фирме.
    Мужчины?
    Последний раз отдыхала в Канкуне на Рождество. Американский стандарт. Первый и последний раз.
    "Полтора месяца", - быстро сосчитал я.
    Голодная... Ну, голодная же.....
    "Еще по рюмочке?"
    "Только по одной. Мы лучше с собой в номер возьмем, хорошо?"
    Она не ждала ответа. Она просто посмотрела мне в глаза.
    Ее маленькая рука, уже долго покоившаяся в моей, перевернула мою ладонь и положила эту ладонь на голую кожу чуть выше ее колена.
    Моя ладонь начала скользить вверх со скоростью миллиметра в минуту.
    Ее глаза менялись. Стали колкими и жесткими как у ведьмы.
    "Молодые люди, вот ваша водочка" - послышалось справа.
    Улыбающаяся официантка на чистом русском языке с интригующе-ехидной улыбкой на лице.
    Где еще можно встретить русского человека в Америке?
    Только в суде, психушке, тюрьме или забегаловке.
    Маша все поняла.
    Все, что происходило между нами, было только для нас.
    Никто не имел права нам мешать!!!!!
    Она взбесилась.
    "Возьми бутылку водки", - буркнула она мне.
    "Двадцать баксов - сказала официантка.
    Лицо ее стало серьезным.
    "Утром завтракать придем,- пытался сгладить ситуцию я.
    "Не надо не приходите. Все равно ведь не придете. Посмотрите, как она вас ждет".
    Она стояла чуть поотдаль. В руке стакан с нарезанными фруктами.
    Не забыла.
    Мы продолжали идти друг к другу, только теперь уже гораздо быстрее.
    Поднялись к ней.
    "Запри на оба замка" - приказала она.
    С этого момента она готова была загрызть любого, кто посмел бы нам помешать.
    Подтащил журнальный столик к кровати.
    Поставил бутылку Абсолюта.
    Зачем купил, не знаю. Ведь у меня в ручной клади было еще две.
    Черт с ней с двадцаткой.
    Маша поставила стакан с фруктами на стол.
    Скинула с ног босоножки.
    Дюймовочка. Метр шестьдесят с кепкой.
    Поискала глазами стаканы.
    Пошла в ванну.
    Принесла два голубых пластмассовых стаканчика от зубных щеток и всего остального, что предлагалось гостиницей в качестве предметов индивидуальной гигиены.
    Показала мне.
    "Сойдет?"
    "Нормально. Морда жирнее будет"
    Села рядом. Попросила налить.
    Я себе 150.
    Ей?
    Тоже.
    Она меня не остановила.
    "Ну, за всё!"
    Я думаю, что она сделала это в первый и последний раз в жизни.
    Залпом в три глотка, неморшясь, как заправский мужик. Даже крякнула напоследок.
    У нее перехватило дыхание. Появились слезы
    Протянул ей пачку сигарет. Зажигалку. Она закурила. Помотала головой.
    Пепельницы не было.
    Я встал, что бы сходить к себе и поискать там.
    "Ты куда? - испуганно спросила она.
    "За пепельницей".
    Она встала.
    Подошла к двери и ждала, когда я вернусь.
    Мне показалось, что если бы я закрыл дверь, она расшибла бы ее в дребезги.
    Вернулся с таким же голубым пластмассовым стаканчиком.
    Она улыбнулась.
    Заперла за мной дверь также тщательно, как и раньше.
    "Отодвинь столик вот туда".
    Она показала по направлению к изголовью кровати.
    Я сделал то, что она просила.
    Она нагнулась вперед.
    Аккуратно поправила край одеяла.
    И показала мне то, что до этого момента мне видеть было категорически запрещено.
    Моя рука непроизвольно коснулась ее левого бедра и бессовестно устремилась вверх.
    Я коснулся ЕЕ. Две бархатные подушечки, разделенные между собой вертикальной линией.
    Маша медленно приподнялась и повернулась ко мне.
    Положила ладошки мне на грудь.
    Посмотрела мне в глаза.
    Я не нашел ничего умнее, как спросить:
    "Ты трахнуться хочешь"?
    Она посмотрела на меня снизу.
    "Трахаются только кошки и самолеты, а я"....
    Она встала на пальчики. Притянула мою голову. И протяжно прошептала мне на ухо:
    Я с тобой еб......ся хочу."
    Она стояла на пальчиках и смотрела мне в глаза.
    "Ну тогда иди писю мой"
    Она постучала пальчиком мне по лбу
    "Ты что, не понял?"
    "Я ...." и она повторила ту же фразу. " Так что, это не пися, а пи... Закончи слово".
    "Ты от меня его еще не раз услышишь сегодня. Целиком. Обещаю"
    Маша улыбнулась.
    Повернулась на пальчиках и скрылась в ванне.
    Дверь осталась незакрытой.
    Через 30 секунд из нее вылетел пакет с одеждой.
    Еще через тридцать послышался Машин голос.
    "Ты разделся? Зайди, пожалуйста, сюда".
    Меня трясло.
    Трясло как мальчишку.
    Скинул с себя все. Желание уже давало о себе знать. Положил тряпки аккуратно на стул. Зашел в ванну.
    Она стояла голышом, поставив одну ногу на невысокий край квадратной ванны.
    Ладошка плавно гладила лобок.
    "Дай руку".
    Она положила мою ладонь туда.
    "Тебе не кажется, что это место надо побрить?"
    И она тихонечко нажала на мой средний палец.
    Он вошел в бархат
    Я почувствовал, какая она влажная.
    " О, да как у тебя тут все запушено"
    "Да. Уже целых полтора месяца запущено. С Рождества"
    Голодная.. Голодная... Голодная.. Такая же как я....
    Ее маленькая ручка скользнула по моему телу.
    Натянула. И прижала ЕГО ладошкой к моему животу.
    Хотела юркнуть вниз.
    Я ее сдержал.
    "Дай сполосну"
    "Я тебе его сама сполосну. Подставляй".
    Наши тела сводили друг друга с ума.
    Ее руки ласкали и делали больно.
    "Ну не гони..... Ты бы его еще в марганцовку засунула".
    Она повторила попытку опуститься вниз. Я сдержал ее.
    "Ты хочешь заработать воспаление легких? Вылезай, дай я тебя оботру.
    Вытер досуха.
    Стройная.
    Двушечка, упругая как два яблочка.
    Маленькие соски, темнорозовые на матовой, нетронутой загаром, коже.
    Осиная талия.
    Плоский втянутый живот с глубоким пупком.
    Узкие бедра. Обе ягодицы могли поместиться у меня на ладони.
    Кожа без единого прыщика, только линия родинок от скулы до груди, кончавшаяся чуть ниже правого соска... Счастливая и приносящая счастье... Мне?... Мистика...
    Маленькие ручки и ножка 35 размера.
    Аккуратно постриженные ноготки.
    Розовые вычищенные пятки.
    Великолепный подъём.
    Статуэтка.
    Я честно терпел, боясь разрушить гармонию ее души.
    "Машенька, иди ко мне на ручки".
    Поднял ее, завернутую в простыню, из которой торчал один нос.
    Перенес на кровать. Как пушинка - около 40 кг.
    Аккуратно поставил.
    Сбросил простыню.
    Маша сдвинулась к стенке, освобождая часть кровати для меня.
    Я рядом с ней.
    "А резинку?
    " У меня спираль.
    " А ты не боишься, что эта спираль будет намотана у меня на конце через 15 мин.
    Она взяла меня за щеку, и, потрепав, сказала, сохраняя мою интонацию:
    "А ты не боишься, что ты будешь болтаться на этой спирали на этой люстре, если будешь плохо любить свою госпожу?"
    Ее глаза горели. Я притянул ее голову к себе. Поцеловал в губы. Она прижалась к ним своими. Совсем сухие. Поползла вниз.
    Подхватил по дороге под живот и развернул к себе попой. Подтянул. Чуть приподнял. Уткнулся лицом в ее бархат.
    Мои язык разделил подушечки и скользил между ними вверх вниз, входя все глубже.
    Двумя пальцами я раздвинул их.
    Уткнулся носом.
    Фантастический запах чистоты и свежести взорвал мне голову.
    Сжал ее бедра, что есть силы. Она трудилась у меня там. Моё эскимо раздуло до размеров дыни.
    Мои и ее бедра входили в резонанс, прижимаясь все ближе и ближе к нашим лицам.
    "Машка, я не могу больше.. Не могу... Хочу в тебя".
    Маша как волчок повернулась на моем животе. Её губы впились в мои. Зубы раздвинулись. Мы ели друг друга.
    Я прижимал ее голову двумя руками. Она скребла мою грудь ногтями.
    Мы начинали делать друг другу больно.
    Внезапно она скинула меня с кровати. Села на край. Широко расставила стоящие на пальчиках ноги. Притянула меня за бедра к себе.
    Я стоял.
    Она взяла Его в кулачек. Сжала и махнула на всю длину так, что ее рука стукнула меня в низ живота. Натянула. Головка обнажилась как шар.
    Это было...........
    Она теперь смотрела только туда. Сделала это еще пару раз.
    Потом откинулась на спину.
    Было низко.
    Она вскочила.
    Сняла подушку со стоящего рядом кресла.
    Проверила.
    Жесткая!
    Положила на кровать. Села сверху. Ее пальчики на ногах были вытянуты до предела. Только большие пальцы доставали до пола.
    Посмотрела сначала на Него, потом каким-то звериным взглядом на меня.
    Вскочила. Притянула меня за шею. Силой опустила на колени. Не отнимая рук, медленно стала опускаться на спину.
    Мое лицо входило между ее ног. Она тащила его туда.
    Она терлась, размазывая по нему свою влагу. Несколько минут, не более.
    Ее ноги полетели вверх и застыли в каком-то неимоверном шпагате.
    Все было вывернуто наружу.
    Все.
    Для меня.
    Ее глаза открылись. В них была мольба.
    Шепот.
    "Ну, войди в меня.. Ну, пожалуйста... Ну, войди.. слышишь"!
    Я подошел.
    Она все измерила правильно....
    ОН входил в НЕЁ медленно.
    О, как это было красиво... Я не мог оторвать глаз.
    Тугая, как целка. Неглубокая.
    Волна наслаждения шла по ее телу с той же скоростью.
    Глаза закатывались куда-то в мозг. Из тела рвались наружу
    толпы бесовщины.
    Я почувствовал, что она хочет в это мгновение.
    Она хотела боли.
    И я принес ей эту боль, войдя в нее целиком.
    Я растягивал ее. Наши бедра совершали какие-то невообразимые
    круги. ОН вращался в НЕЙ, как чайная ложка в стакане кипятка, медленно растворяя сахар. Мы дышали через раз, задерживая дыхание настолько, насколько могли.
    Она извивалась. Её руки гладили её ВСЮ.
    Она выдавливала из своего тела дерьмо, которое накопилось в ней за все годы с того момента, как она почувствовала себя женщиной.
    Она очищала себя от чужой скверны.
    Наши бедра начали равномерное движение навстречу, каждый раз останавливаясь на долю секунды в верхней точке, пытаясь добавить еще хоть один миллиметр. Неведомая сила засасывала меня в Машу.
    Она прошептала: " Иди".
    Я рывком поднял ее за талию. Выхватил из-под ее спины подушку.
    Мы упали на кровать.
    Она опять хотела боли.
    Я размазывал ее своим телом по кровати. Она извивалась подо мной. Мы кусали, царапали, засасывали все подряд. Каждый пытался вдавить себя в другого. Я загонял себя в нее как гвоздь в стену.
    Это было бешенство. Бешенство любви.
    Приближался момент, когда каждого из нас должно было разорвать. Каждый из нас тянул, тянул, как мог, ждал другого.
    Наши тела желали друг другу счастья.
    Я почувствовал, как её ноготки впиваются мне в спину.
    Она раскрылась, как только могла. Она задерживала дыхание.
    Ее живот прилип ко мне и к ее спине одновременно.
    В тот момент, когда ее соски устремились вверх,
    из меня выстрелило как из пушки.
    Раз ... другой...
    Движения её тела напоминали движения эпилептика во время приступа, в тот момент, когда приступ ужу подходит к концу.
    Она была прекрасна. Прекрасна в этом экстазе.
    Когда она успокоилась и стала медленно оживать, я потянулся губами к её губам.
    Прикоснулся.
    Но у меня не хватило сил даже на то, чтобы поцеловать их.
    Я отвалился на спину.
    Положил руку на ей на бедро.
    Она была вся в мыле.
    Я тоже.
    Я повернул к ней голову.
    Она ко мне.
    Мы смотрели друг на друга и почему-то смущенно улыбались.
    Потом она вскочила. Заставила меня встать. Аккуратно прибрала кровать. Посадила меня сверху. Положила мне под спину две подушки и придвинула меня к спинке кровати.
    Взяла в руки пластиковый стакан с фруктами. Отдала его мне.
    Раздвинула мне ноги и плюхнулась между них на спину.
    Она открыла рот. Последовала команда.
    "Ананасик!"
    "Как прикажите, О Луноликая".
    "Клубничку!"
    "Получите, О Фея"
    "Виноградинку!"
    "Рады стараться, Ваше Величество"
    "Водочки...Козлиный Хвост"!
    "Совсем сдурела старуха, не хочет быть столбовою дворянкой, водочки ей подавай, блин."
    "Ах. Блин".
    Она мгновенно перевернулась ко мне. Встала на колени между моих ног. Взяла меня нежно за уши.
    "Что ж ты, бл..дь, выеб...л меня как суку, вот этим вот ху.м..- она дернула меня за причинное место, не оставив надежды на прощение. Теперь от этой залу..ы.- она показала мне мое то, о чем говорила - у меня пи..да болит, а он мне водочки налить не хочет. Вот сволочь"!
    Надо было видеть эти глаза интеллигентной, хорошо воспитанной молодой женщины, когда она это говорила.
    Меня одолел хохот. Я не мог остановиться. Она тоже.
    Мы были счастливы.
    Немного успокоились. Сели.
    "Налить?"
    В пол-литровой бутылке оставалось грамм 200
    Разлил пополам. Выпили. Она достала две ягодки и поделилась со мной.
    Закурили.
    Наши тела медленно успокаивались, что бы соединиться вновь.
    Вдруг она вскочила.
    Схватила пластиковый пакет со своей одеждой. Стала быстро одеваться. Юбка на перекосяк. Кофта черт знает где. Босоножки на ходу, подбегая к двери. Сумочка.
    "Ты куда намылилась?"
    "У нас водка кончилась. Бар закрывают в четыре"
    Она знала все. Она была готова ко всему.
    " Да у меня в номере два пузыря".
    Она махнула рукой и стала открывать замки.
    "Смотри, писю не простуди. Она нам еще пригодится".
    Улыбка до ушей.
    "Замолчи мерзавец"!
    "И не забудь выпустить тормозной парашют".
    Это уже ей в след, когда она исчезла за дверью.
    Я стал понимать, зачем она это делает.
    Она бежала.
    Она летела.
    Она неслась как на крыльях.
    Она должна была успеть туда, где она могла доказать и этой русской тетке, и насосавшимся до поросячьего визга соотечественникам, и всем остальным, что она желанна, что ее ждет мужчина, что она единственная в этом мире женщина, которую сейчас ждет счастье!
    Вы слышите все - меня ждет счастье.
    Безумное счастье любви.
    Я ждал.
    Воистину- с любимыми не расставайтесь!
    Она влетела обратно. Хлопнула дверью.
    В одной руке была зажата бутылка цитрусового Абсолюта, в другой пакет с двумя грейпфрутами, величиной с детскую голову и стопка пластиковых стаканчиков для кофе.
    Босоножки полетели в разные стороны. Бутылка на столик. Сумка в ноги кровати. Кофта и юбка - в угол номера.
    Она встала по стойке смирно. Ее глаза светились. Она была готова.
    К нам снова приходило желание.
    "Сядь,успокойся,что ты крутишься как Юла. А грейпфруты то зачем?"
    "Почки промоешь от водки. С утра стоять у тебя будет лучше. И сперма чище и ее больше".
    "Где ты этого начиталась, Академик".
    "Подруги сказали. Я еще выпить хочу".
    Она поставила два стаканчика для кофе.
    "Наливай полные"
    "А пися не склеится?"
    "Наливай, - сказала она.- У нас впереди еще целая ночь"
    "И утро со стояком после грейпфрута ", - продолжил я.
    "И полдень, тоже со стояком, но уже без грейпфрута. Наливай".
    Наполнил стаканчики. До верха, как просила.
    Она поднесла водку к губам. Поморщилась. Противно. Один глоток. Другой. На третьем она поперхнулась. Закашлялась. Не в то горло.
    Я шлепал ее рукой по спине. В глазах у нее были слезы. Ну, вот все хорошо.
    Сунул ей пачку сигарет под нос. Она взяла одну. Закурили.
    Всё. Бычки затушены.
    "Сходи, пописай. Потом я".
    Из туалета послышалось журчание.
    Я опять услышал ее. Желание возвращалось.
    Маша задержалась минут на пять. Потом вышла и показала мне пальцем.
    "Теперь ты".
    Я вошел. Журчание повторилось. Но теперь уже для нее.
    Вернулся.
    Она лежала на своей половине кровати. Просто лежала.
    Её душа, её тело; все, что было её в этом мире - было для меня.
    Я должен был только прикоснуться.
    Лег рядом.
    Положил ладонь ей на живот.
    Увидел в глазах просьбу.
    Рука скользнула вниз, туда, где ее ждали. Ее тянуло туда, как магнитом.
    Ее бедра ощутили мое прикосновение, раздвинулись и пошли вверх.
    Она положила свою ладошку сверху, прижала и стала вдавливать мою руку в свое тело.
    Она опять хотела боли.
    Один рывок.
    Я опять на полу. Она обеими руками вдавливает мою голову в себя, как мать, рождающая первого своего ребенка, и испугавшаяся, что в следующее мгновение, когда он появится на свет, у нее уже не будет возможности защитить его.
    Опять безумие запахов. Машка сжимает мне голову бедрами.
    Голова трещит. Я кусаю ее зубами туда. Я делаю ей больно.
    Ее стон. Протяжный.
    "Ну... я хочу тебя.... мальчик мой".
    Я переворачиваю ее на живот. Ставлю на колени.
    ОН раздирает ЕЕ.
    О, этот первый удар.
    Я пытаюсь достать ЕЁ бесконечность.
    В НЕЙ жарко. В НЕЙ горячо. В НЕЙ уже пылает.
    Я сжимаю эти бедра с нечеловеческой силой.
    Я уже не вижу ничего. По лицу течет пот.
    Течет ручьями. Густой, разъедающий глаза.
    Мы оба ждем.
    Мы оба накачиваем друг друга любовью....
    ....и болью этой любви.
    Мы оба боимся эту любовь расплескать...
    ...расплескать раньше времени.
    Ну, еще мгновение... ну, еще..
    Я уже чувствую ее тело как свое. И она - мое.
    Мы научились.....
    Опять выстрел.
    Опять удар грома.
    Опять из меня вылетает сноп огня, обжигая ей все внутри.
    Ее тело содрогается.
    Ей кажется, что она рожается вновь......
    Потом её попа ласково прижимается к моим бедрам
    Теплая. Так приятно... Ну, честно, приятно...
    Маша садится рядом. Начинает чистить грейпфрут.
    Очищает его целиком.
    Потом говорит; "Открой ротик малыш. Сейчас я начну готовить твою тряпочку к утру".
    "Так, за маму... За папу...."
    "За всех родственников. Сначала за твоих. Потом за моих. И чтоб они все этим грейпфрутом передавились - морщась от горечи, вторю ей я.
    "Умнеешь, не по годам. Ну и две последние до-леч-ки. Первая - за то, что б встал... И, последняя - за то, чтоб стоял доо...лго".
    Она протянула это слово и ехидно уставилась на меня.
    "Вашими молитвами, монашка хренова".
    Она прижалась к моей груди, повернувшись на бочек. Нос холодный. Мы немного успокаивались, но, как это известно всем, ненадолго.
    Мы засыпали.
    Я проснулся от прилива возбуждения там, внизу.
    Нежные пальчики и нежные губы Маши дарили мне радость.
    Она так аккуратно сидела на мне, что я не чувствовал ее веса.
    Природная пластика ее тела. Так красиво.
    Я провел ладонью, по тому, что находилось перед моими глазами.
    "Проснулся?... Не отвлекай".
    Она реализовывала свои женские фантазии.
    "Маша, ты спортом занималась?"
    "Да, промычала она, не вынимая изо рта плод своей фантазии. - Х Г."
    "Это, что, двоеборье? Вроде биатлона? Лег, отстрелялся и дальше побежал?...... В команду возьмёшь?....... Ну тогда Х понятно,..... а Г то что?"
    "Вот тебе Г. Получи".
    И она плотно села на мое лицо.
    " Машка, а дышать то через что?"
    "Вот через Г и дыши".
    "А если у тебя заворот кишок?"
    Мгновение и я увидел ее улыбающуюся физиономию.
    "Ну когда ты успокоишься, балабол?
    Она стала ласково душить меня своими нежными лапками.
    "Ты, что с ума сошла, Дездемона..."
    Опять кривая смешная рожица. Моя интонация и....
    "Ты, что с ума сошла, Пиз..мона?"
    И я понял, что нас уже нельзя было остановить...
    "ХГ - это художественная гимнастика, понял. Хочешь, покажу?"
    Она встала в вертикальный шпагат. Высоченный. Вертела стопой устремленной в потолок ноги, шевелила пальчиками.
    Все было опять открыто для меня.
    Камасутра кажется азбукой первоклассника по сравнению с пластикой русской девушки.
    Я подошел. Встал на носки. Поцеловал розовую пятку. Пощекотал подушечку стопы. Она не дернулась. Была не ревнива.
    Мои губы и язык скользили вниз. Я опускался на колени.
    Я остановился напротив ее второго сердца.
    Оно слабо пульсировало.
    Оно еще было закрыто для меня.
    Я тихонечко коснулся его языком.
    Оно чуточку открылось
    Я сделал кружок языком.
    Оно открылось еще больше.
    Оно начинало биться. Все сильнее и сильнее.
    Я посмотрел наверх.
    Маша держалась из последних сил.
    Нам обоим казалось, что такое было в первый раз со времен создания Вселенной.
    "Войди в меня. Я хочу так".
    "Как так? Прямо вот так"?
    Я натянул ЕГО.
    Грейпфрут вылечил за два часа.
    И полный мочевой пузырь, который почему-то не просил помощи.
    "Ай да Марья Искусница. Ты заслужила ЕГО".
    Еще пару раз.
    "Ну же....".
    Медленно, чтобы ничего не повредить, я вошел в нее.
    После 3-4 четырех движений вперед, я понял, что она теряет силы.
    " Что дальше? Как? Куда?"
    Она медленно развернулась. Как не знаю. Это могла сделать только она.
    Я был в ней. Было видно, что она дает своим мышцам отдых.
    Ее ноги скользили по моему телу, как две змеи. Она охватила ими мою талию.
    Обняла и пыталась отдышаться. Я сел на кровать и долго сидел. Ждал, когда она успокоится. Она так и сидела на мне, прильнув, и положив голову мне на грудь.
    Она сама испугалась. Ее фантазия попыталась преодолеть возможности ее тела.
    Слава богу, она воскресла.
    "Я хочу в туалет"
    "Иди - сказала она.
    Зашел.
    Встал.
    Процесс, как в глупом американском анекдоте о двух Волгах - одной большой и одной маленькой.
    Когда же это кончится...
    Ополоснул водичкой.
    Ощущение как у петуха, перед тем как его запустят в курятник.
    Ну и настрой такой же.
    Блядско-бойцовский.
    Вышел.
    Маша понемножечку успокаивалась.
    Ждала меня. Мы теперь все делали вместе.
    Подсел рядом. Провел по волосам.
    "Сделай хвост. Он тебе очень идет. Да и волосы иногда в рот лезут.
    Она замотала волосы, Закрутила резинкой. Вернулась.
    Ее бедро. Ее плечо. Да и вся она - рядом.
    Посмотрел на часы.
    8 утра с копейками.
    Хотелось, чтобы время остановилось.
    Молча протянул сигарету.
    Она взяла.
    Закурили.
    Испуг у нее прошел.
    Но была усталость от этого испуга. Везде. Во всем ее теле.
    "Хочешь анекдот?"
    "Давай"
    "Стоят два быка наверху, над долиной. Внизу стадо коров.
    Один бык молодой, горячий, копытом бьет.
    Второй, старый, задрипанный, оба рога обломаны, один до половины, а другой вообще отбит. На обломанном - бейсбольная кепочка с надписью "Америка-страна контрастов". В зубах ромашка, наша, российская, торчит. Морда блядовитая такая. Вот как у меня сейчас. Посмотри.
    Очаровательная, бессильная улыбка в мою сторону.
    Воскресает.
    Молодой говорит: "Давай быстро спустимся в долину и также быстро отимеем вон ту молоденькую бурёнку"
    Старый, командным голосом, сплюнув в сторону ромашку, медленно, как товарищ Жюков на лекции в кулинарном техникуме:
    "Слушай сюда. Мы сейчас медленно спустимся в долину.....
    только не торопись, а то у меня с прошлого раза мотовило ещё болит,
    и также медленно..."
    Я смотрел на Машу.
    Она уже улыбалась.
    Она успокаивалась.
    Она возвращалась ко мне.
    Я нежно поцеловал ее в губы и получил такой же нежный ответ.
    "Пойдем завтракать?"
    "Пойдем"
    Маша порылась в чемодане. Достала длинный до колен свитер грубой ручной работы. Теплые рейтузы и маленькие зимние ботиночки.
    Я оделся в то, что было.
    Спустились на лифте.
    Она была вся такая мягкая, как плюшевый мишка.
    В ресторане все блестело.
    Было приятно холодно.
    И никого.
    "Нам никто не мешает, видишь",- сказала она.
    "Если б так было всю жизнь? Если бы никто никому не мешал".
    Тот же шведский стол.
    "Что ты хочешь? Тебя уже вентилятором сдувает..."
    "Знаешь, ничего. Но надо...!"
    "Как у тебя со здоровьем?"
    "А ты, что ночью не почувствовал. Я женщина закаленная и тренированная".
    "Значит, ты также как и я. Стойкий оловянный солдатик".
    "Посмотри, моя любимая пища - пища богов, бездельников и командировочных - яичница тире глазунья..."
    Маша положила на тарелку два маленьких кусочка, два листика салата, какие-то сухарики.
    ы хоть бы дно прикрыла, курочка Ряба".
    "Водочкой компенсирую... в ней калорий жуть".
    "Ты алкоголичка"?
    "Прекрати. Ты что, хочешь, чтобы я была похожа на раздавленный тюбик c клеем?!
    "Не хочу"
    "Тогда отнеси мою тарелку во туда, к окну, а я тебя наберу".
    Маша притащила гору.
    Джомолунгму жратвы.
    "Ешь"!
    "Это мне на неделю. Я, что, свин?"
    "Нет, ты кобель, породистый, ебучий. А я тебе не резиновая Зина. Ешь, говорю!"
    "Да я до номера не доползу".
    " Я тебя погоню. Видишь рученьки. А вон в углу ведро со шваброй. Ешь!"
    Мне было стыдно, но я ел. Мне очень хотелось жрать. По мере того, как наполнялся мой желудок, глаза мои все больше и больше слипались. Чашка кофейной бурды ничего не изменила.
    Маша уже давно следила за мной.
    "Ну, пошли, соня".
    Вернулись в номер.
    9:40 утра
    Машка поставила меня спиной к кровати. Раздела до гола. И легко подтолкнула на кровать. Сбросила с себя все. Перекатила меня к стенке. И легла рядом.
    "На полное брюхо?"
    "Молчи. Проспишься. В полдень будешь как огурчик. Вот тебе два будильника".
    Она повернулась на бок и прижалась ко мне сосками.
    "А грейпфрут - то на пользу пошел"- хихикнула она, показав пальчиком.
    "Маша, спи, пожалуйста..."
    "Сплю".
    Её холодный носик скрылся в джунглях моей волосатой груди.
    Мне показалось, что она сразу заснула.
    Только в это мгновение я ощутил и в кровь исцарапанную спину,
    и, стертую ее губами, шею. Увидел два синяка с очертанием ее зубов у себя на груди. Все горело, все тлело, как угли под ногами иллюзиониста.
    Я понял, что в таком положении я не засну.
    Тихо переложил её на соседнюю подушку на левый бочок.
    По пути завел поцелуем оба будильника.
    Накрыл ее простыней.
    Ребенок спал.
    Я лег на живот. Напротив кровати стояло зеркало, я видел в нем свое отражение. И Машу.
    Странно, но этого зеркала я прежде не заметил.
    Я просто закрыл глаза и провалился.
    "Ой, как тепло"!
    Я как лежал пластом, так и не разу не шелохнулся.
    Открыл глаза.
    В зеркале увидел себя. Машка лежала на моей спине. Положение ее тела повторяло мое. Голова была обращена к стене. Хвост темно-русых волос лежал у меня на плече. Она напоминала рысь, спящую на толстой ветви дерева, которой был я.
    На столике лежала пара каких-то тюбиков с мазями.
    Заботливая как мама, она проснулась тайком от меня и зализала все мои раны.
    Внимательная.
    Как же она мало спала.
    Я чувствовал ее. Её тело поднималось в такт моему дыханию.
    Ей тоже было хорошо. Наверное, она привела себя в порядок тоже.
    Все, что было изодрано и разворочено мной снаружи и внутри ее тела,
    было заботливо ухожено и сейчас понемногу успокаивалось.
    На часах слева вверху от зеркала видны были часы.
    11:52
    Я наслаждался ею, и ее материнским теплом, которое наполняло мое тело.
    Она зашевелилась, переложила голову на другую щеку
    По дороге вытерла мокрый нос о мою спину и чмокнула меня в шею.
    "Машенька, я пойду за кофе схожу..."
    "Иди, а я ещё немножко посплю. Хорошо?"
    "Спи"
    Подошел к двери.
    Открыл.
    Она не шелохнулась. Она была уверена, что я теперь никуда не исчезну.
    Вошел к себе в номер. Душ - очень быстро. Бритье - еще быстрее.
    Одел все чистое, что нашел, чтобы, не дай бог, внести ей случайно инфекцию. Посмотрел внимательно на себя в зеркало.
    На меня смотрел мужчина на 10 лет моложе и на 5 кг худее, чем сутки назад. И только очень, очень, очень усталые глаза .....Как у того зайца с циррозом печени.....и больные.......больные любовью....
    "Соберись мужик. Она верит тебе. Соберись "
    Быстро в ресторан.
    Только по лестнице.
    С тех пор, как я жил в Америке, я боялся только одного - случая. Приезжая на родину, я должен был доехать из Шереметьево-2 до дома, должен. А потом уже мне было на все наплевать. Потом хоть потоп!
    Увидел ту же русскую официантку. Она мне улыбнулась.
    Подошел. Поздоровался.
    "Вчера ко мне приходила ваша девушка. Красивая. Извинялась за что-то".
    "Она очень воспитанный человек".
    "Вам повезло. Мне кажется, она вас любит. Простите за любопытство, вы давно с ней знакомы?"
    "Меньше суток.... Я ее тоже люблю... У вас крепкого кофе не найдется. Настоящего. Крепчайшего. Пару чашечек..."
    "Сейчас... Есть в заначке..."
    Она положила по 2 ложечки в каждую из кювет, поставила на жаровню.
    "Пачку сигарет"
    "Каких?
    "Яву вы мне не предложите.... Наверное, Кэмел... Маша курит
    Мальборо, а там дерьма полно... Кашлять будет".
    Кофе зашипело.
    Она налила его в чашечки, поставила на толстую керамическую тарелку. Положила рядом пачку сигарет.
    Потом ойкнула.
    "А сахару сколько?"
    "Сахару не надо. Она у меня и так слишком умная",- с улыбкой сказал я.
    "Сколько я вам должен?"
    "Нисколько. Это вам подарок к свадьбе от меня".
    "Свадьбы не будет. Мы дети разных поколений. Мы, старшие, можем делать с нашими младшими все, что угодно - любить; простите за выражение, трахать их во все дырки, но если мы хотим им счастья и по-настоящему любим их, мы не имеем права вмешиваться в их жизнь. Они должны быть свободны, свободны от нас, груза нашего прошлого... А я по-моему уже люблю ее.... Вернусь.... И опять за кофе..."
    "Самолет замены еще в Шенноне. Никак не могут вылететь. Плохая погода"
    "Значит у нас есть еще минимум 7 часов. Пять - на перелет и два
    на подготовку. Спасибо".
    Прихватил со шведского стола зелени, фруктов, понимая, что Маша спустит меня с лестницы, если увидит что-нибудь другое
    Я честно донес все.
    Вошел в номер. Судя по звуку воды, Маша была в душе. Поставил чашки на столик. Убрал тарелку, как предмет, не соответствующей духу и месту.
    Кровать была застелена простыней. В изголовье - гора подушек.
    Все было чистое, сверкающее белизной. Она забрала все это из моего номера.
    "Маша, можно войти?"
    "Нет, не смотри.. Нельзя"!
    "До отлета еще часов 7, если не больше"
    "Здорово... Жди, сейчас выйду".
    Разделся до трусов, что бы не завестись с пол-оборота.
    Шум воды прекратился. Несколько минут и она вышла.
    Голыш.
    Посмотрел на нее, потом на себя.
    Мы оба выглядели, как партизаны после недели допросов.
    Маша очень аккуратно села мне на колени.
    Провела ладошкой по груди, плечам.
    "Не болит... я первый раз такое вижу".
    "Маш, и я первый раз такую вижу.. А как там, больно"?
    "Немножко".
    "Врешь"!
    "Я тебе уже целую ночь не вру".
    "Прости. Я, наверное, не то сказал".
    "Давай кофе пить.. Хотя давай дуй за водкой, а то потом изо рта пахнуть будет."
    "Мы уже с тобой литр выжрали".
    "А грейпфрутик помнишь? Голова болит? Встань. Подойди".
    Маша стянула с меня трусы спереди.
    Медленно провела по нему ладонью, сверху вниз. Натянула.
    Реакция была незамедлительная.
    "Маша, а может сначала кофейку?"
    "Сначала водочки! А потом кохуечку. Иди, я тебя жду".
    Вернулся.
    Маша сразу стянула с меня остатки нравственности.
    "Я тоже хочу тебя видеть!"
    Это был приказ.
    "Наливай по полной".
    Выпили.
    Поели немножко.
    Кофе поставили в СВЧ. Получилось горячее вместе с чашечками.
    Долго дули на них и медленно, по капельке, пили.
    На часах 1:50
    "Иди в туалет. И сиди там до тех пор, пока не вычистишь весь желудок. Я буду ждать".
    Пошел.
    Включил воду на полную мощь.
    Результат превзошел все ожидания.
    Живот прилип к спине.
    Долго полоскался.
    Вышел.
    Маша докуривала сигарету.
    "Подойди ко мне"
    Она затушила сигарету.
    Взяла ЕГО и задрала головку. Внимательно рассмотрела.
    "Иди, домывай! Ты что хочешь мне инфекцию занести"?
    "Машка, да он чистый как огурчик"
    "Мне, что ремень взять. Иди домывай. И только водой. И ни какой химии. И не вздумай дрочить, как девственник. Ты не забыл, что у тебя есть вот это?"
    И она улыбнулась и чуть раздвинула ножки.
    Шутить в ответ мне уже давно не хотелось.
    Вошел в ванну.
    Что делать. Как вычистить и привести его в рабочее состояние и самое главное надолго.
    Вспомнил систему йогов или как ее называют теперь оргазм гимнастику. Зря не пользуются. Эффект потрясающий. Только бы Машу не испугать.
    Вышел.
    "Руками не трогал", - строго спросила Маша.
    "Нет, дорогая, это все ваши штучки с фруктами"
    "Я не шучу".
    "Я все сделал, как ты просила и не понимаю, почему ты сменила тон".
    "Подойди и сядь рядом на чистое. И давай ещё покурим. Ты не устал?"
    "Нет"
    "Расскажи мне о себе"
    "Ну, если ты хочешь коротко. По материнской линии - прапрапрадед был протеиреем Исакиевсгого Собора, прожил 98 лет, прапрадед по отцу - священник из Тульской губернии, Казачья Станица, также и называется Казаки. У всех куча детей. По отцу - одиннадцать человек братьев и сестер включая его, по матери-7.Кстати, все отличались отменным здоровьем - только инфаркты и инсульты после 75. Три алкоголика на всех...Маша, а ты на что намекаешь, ты что боишься, что подохну на тебе в этой постели? Да у меня в роду одни кобели были. Отец прожил с мамой 50 лет, любил ее безумно, ревновал ее к каждому бревну от Папы Карло, а сам всю жизнь ни одной юбки не пропускал. Мне о его похождениях двоюродная сестра рассказывала. .Треть родни - погибли на двух войнах и в Сталинских лагерях. Я вообще поздний ребенок - отцу было 44, маме 38, когда они меня родили.
    Так что, не бойся, не умру, моя госпожа, исполню все твои прихоти, отдамся тебе с покорностью, погнав своего коня сладострастья в твою пещеру удовольствии, как писали в каждой второй монгольской сказке, которые читала мне мама в далеком детстве, не подозревая, к каким последствиям может привести чтение сея в присутствия мея. Тфу! Язык сломаешь. Вобщем,
    из меня получилась беспородная помесь Чингиз Хана и Петра Первого, а все беспородные - бледуны редкие. .. Опять длинно получилось..."
    Встал на колени
    "А теперь, вкратце. Разрешите мне загнать коня моя в пещеру твоя.....Черт знает что!....Машка, я тебя хочу"!
    "Болтун".
    "Машенька"!
    "Подожди, положи простыню на пол под колени. Обдерешь, тут карпет".
    Положил сложенную в три слоя простыню и опять встал на колени.
    Маша тихонечко спустилась ко мне.
    Встала напротив.
    Наши колени соприкасались.
    Я хотел ее обнять.
    "Не надо. Потом. Опусти руки. Пожалуйста".
    Она как кошка при встрече со своим котом, потерлась щекой о мое лицо.
    "Неужели я успел так проголодаться за эти три часа"- подумал я.
    Маша терлась о мое тело головой. Я не мог понять, что с ним происходило. Оно само шло за ней.
    Она пододвинулась ближе, и я почувствовал прикосновения ее сосков. Твердые и холодные. Все это облако воздуха плавно обтекало мое тело.
    Маша увлекла меня вверх. Я приподнялся на коленях.
    Она взяла мою голову.
    Шепнула на ухо: " Меня туда руками не трогай. Даже близко".
    Она медленно присела в каком-то де-ми-плие. Поймала головку ЕГО своей дырочкой и медленно стала приседать. Я входил в нее медленно, туго.
    Ей было больно. Особенно последние миллиметры.
    Маша сидела, охватив меня ногами, и пыталась успокоиться.
    Потом она тихонечко стала двигаться вверх вниз, пытаясь успокоить боль. Я старался ничего не чувствовать. Я стоял как скала. Только смотрел на ее лицо и почти закрытые глаза.
    По стиснутым скулам можно было догадаться, как ей больно.
    Больно.
    Очень больно.
    Постепенно ее мышцы и железы приходили в норму.
    Мой маленький стойкий оловянный солдатик. Я всегда знал, что женщина сильнее мужчины. Только мужчина должен быть мудрым и терпеливым, что бы дать ей возможность и время обрести эти силы.
    Все, что охватывало меня в ней, становилось все мягче.
    Маша обхватила мою шею руками.
    "Поласкай мне попу и спину. И больше ничего".
    Маша медленно накачивала меня.
    Она была нежна.
    Все было так, как и раньше, и все было как-то совсем по другому.
    Вплоть до запахов.
    Я уже ничего не помню. Все как-то растворилось в памяти.
    Вместо звериного чувства было чувство нежности... и все...
    Время остановилось.
    Когда я открыл глаза, я увидел наше отражение в зеркале.
    Маша спала на мне, как счастливая собака на заборе.
    Я встал, попятился и сел на край кровати.
    Сел.
    В голове была пустота. В теле - тоже.
    Долго... Долго...
    ...."Отнеси меня в ванну...
    Я понес это невесомое создание в ванну.
    "Мне очень холодно..."
    Я только сейчас заметил, что ее трясло мелкой, нервной дрожью.
    "Включи душ и сядь... И не упади - скользко...
    Я все сделал, как она просила. Она сидела у меня на коленях, прижавшись ко мне, и грелась.
    Зубами раскусил ей резинку на волосах, и они разошлись.
    Сверху капал теплый весенний дождь.
    "Сделай чуть-чуть теплее. Ой, как хорошо".
    Она согревалась.
    Я не мешал ей.
    Просто чувствовал ее. Старался запомнить.
    Такие мгновения остаются на всю жизнь. Их бывает очень мало,
    этих мгновений взаимного счастья.
    "Машенька, тебе очень больно?"
    "Я вытерплю..."
    Я провел ей по волосам.
    Подтянул ее губы к своим. Прикоснулся. Они были мягкие...
    В дверь постучали.
    "Маша, если меня здесь застанут, потом хлопот не оберешься"
    "Хорошо, я сейчас".
    Подошла к двери. Приоткрыла щелку, не высовываясь.
    "Что вас интересует?"
    "Госпожа, я должен сообщить вам, что мы ожидаем прибытие вашего самолета через 2 часа. После часовой профилактики, если позволит погода, будет разрешен вылет. Будьте готовы. Сбор ориентировочно в 8:30 Р.М. в главном холле. Не забудьте, пожалуйста, свои вещи. Счастливого полета".
    "Спасибо сэр, я оставлю ключи и чаевые под зеркалом".
    Великолепный английский, но это - английский, мягкий, не каркающий, почти нет шипения. Точно такой, как у меня. Он меня всегда выдавал. Только однажды меня спросили "Вы из Кентакки?". Что за странные ассоциации были у этого американца, не знаю.
    Вернулась.
    "Можно к вам на колени, сэр".
    "Офелия, вам можно все".
    "У нас еще полчаса, можем греться, а потом пойдем".
    "Маша, я не могу пользоваться этими презервативами. Я не ощущаю даже себя, Гоняешь, гоняешь... лучше не говорить.... Тебе было приятно со мной"?
    "Да, очень. Спасибо милый".
    "А спираль я тебе не стер в порошок".
    "А там нечего было стирать, потому, что её и не было".....
    "Маша... Машенька... а ты все точно просчитала, это были благоприятные дни? Ты не залетела"?
    "Да, самые ... благоприятные... и я... уже... залетела....
    У меня твои сперматозоиды из ушей лезут, как головастики. Они у тебя породистые, ты мне их полстакана закачал, вот они мне ушки и щекочут, вот. Ты рад, маленький. И писю всю искусали и во все дырки залезли... Ты рад да?.. Ты рад?"
    "Маша, успокойся"
    "Почему я, молодая, красивая баба должна у тебя, старого лысого пердуна спрашивать разрешения беременеть мне или не беременеть. Ты что, решил в папочку сыграть? Так мои родители меня всю жизнь этим трахали. Береги девственность. Вот я и берегла. С 14 лет ждала своего принца, а он так и не пришел.
    уроки, школа. Когда мне было. А я баба, слышишь баба, сука. Я без тебя, кобеля жить не могу, толстая твоя рожа".
    "Машенька, прости, я не хотел тебя обидеть. Успокойся"!
    "Да я шесть лет успокаиваюсь. Слышишь ты, шесть. Я в свои двадцать четыре стала старухой, никому не нужной старухой.Ты мужик, суешь свой хер во все дырки и доволен, тебе этого достаточно, а - я баба, я ребенка хочу, слышишь, и именно от тебя, старого кобеля. Знаешь, почему? Да потому, что ты первый, рядом к которым я почувствовала себя женщиной, слышишь, желанной женщиной".
    "Маша".
    "Что, Маша. Все в моей жизни на перекосяк. Летом после первого курса познакомилась с мальчиком. Он ничего не умеет. Я ничего не умею. В каких-то кустах. Презерватив одевал 10 минут. Потом этим презервативом инфекцию мне занес с рук. Я год лечилась. Пока смелости набралась - еще год прошел. 20 лет - замуж пора. Мама с папой нашли мальчика. Ухаживал, цветочки носил, из богатенькой семьи. Встречались полгода. Блюла. Не давала. Замуж собралась. За неделю до свадьбы пришла. Он меня на постель. Изнасиловать решил. Дай. Ты все равно через неделю дашь.
    От него перегаром изо рта. Противно. Я сильная - дала по яйцам, вырвалась и убежала. Так его родители потом моим месяц звонили. Ваша дочь нашего мальчика калекой оставила. Мне надоело. Я по другому телефону. А восемь лет не хотите? Сразу заткнулись. Потом с подругами во время диплома в компании ходила. Все нажрутся. Перелапают друг друга. А у меня опять ничего не получилось.
    Вот сюда приехала. Тут тоже сидят, по компу порнуху смотрят,
    Дрочат и пиво сосут. Вонь. Противно. Групповухи бесконечные с травкой. А я уже шесть лет как целку потеряла. А в этой дырке так ничего приличного и не было. Сейчас приеду. Опять пьяные разбитые рожи. Асфальтотерапия. Шрамы украшают мужчину. Пиздоболы.
    Машка уткнулась мне в шею и ревела. Я не знал, что ей ответить.
    Несчастные мои девки. У всех почти одно и тоже. Какая-то напасть в России.
    А я оказался такой же сопливый, как и она.
    "Машенька, я, наверное, уже старый, но настоящего мужчину украшают рубцы на сердце, как после инфаркта..."
    Маша провела ладошкой по моему лицу и шепнула мне на ухо: "И слезы на глазах, как у тебя сейчас..."
    "Наверное, и слезы. Только никто не должен их видеть. Только мы с тобой. И ты об этом никому не расскажешь. Хорошо? Давай сполоснемся. Уже пора".
    "А ты меня помоешь? У тебя такие ласковые руки... Ты ими, наверное, столько баб перелапал. Да"?
    "Машка, перестань ржать, а то у меня твой грейпфрут может начать работать".
    Машка хрюкнула и подставила мне спину...
    "А теперь принеси пакет со стула и оставь меня одну"
    "А я?"
    "А ты в Москве помоешься. Я хочу по дороге еще этого твоего кобелиного запаха надышаться".
    Собрались. Вытащили чемоданы. Спустились. Бросили все в холле в одну кучу. Пошли в бар. Наша общая знакомая приготовила нам кофе. Мы сидели, пили его и болтали не о чем.
    Мы просто были счастливы. А для него всегда надо, чтобы вторая половинка была рядом. Счастья в одиночку не бывает.
    Нас отвезли в аэропорт Кеннеди. Там все прошло гладко. Только один раз с Машкой сбегали покурить. До чего же неудобно. Не то, что на пересадках в Европе.
    Пошли в самолет. Народу меньше половины. В третий салон.
    Сели в центральный ряд, заняв вдвоем все три места.
    Взлетели.
    Рукоятки кресел опушены. Маша устроилась на маленькой подушке на моих коленях и спала.
    Я потрогал ее лоб.
    Нос.
    Он был холодный.
    И я почему-то пожалел, что в кармане не оказалось пустышки.
    Нью-Йорк-Москва Февраль 2007
    2007
  • Комментарии: 45, последний от 08/06/2008.
  • © Copyright Камышников Сергей Григорьевич (sgkamyshnikov@hotmail.com)
  • Обновлено: 17/02/2009. 74k. Статистика.
  • Повесть: Россия
  • Оценка: 5.36*8  Ваша оценка:

    Связаться с программистом сайта
    "Заграница"
    Путевые заметки
    Это наша кнопка