Из бухты Монтерей вышел небольшой двухмачтовый бриг, между ослепительно белыми в лучах восходящего солнца парусами чернела труба и желтая решетка парового колеса, словно в пол-лимона выступающая над бортом. Ветер дул ровный, но не свежий, и "Пацифик", оставив в заливе дымящий нещадно каботажный пароходик, подвигался, заглушив машину, вперед узлов по пяти в час, не спеша, поднимаясь с волны на волну и слегка раскачиваясь, к южному мысу бухты.
Абрахам был уже наверху, сменил штурмана на руле, рядом с ним пыхтел трубкой капитан. Во все время своей вахты капитан расхаживал по возвышенной площадке юта, под которой помещалась его каюта, в короткой кожаной куртке, белых штанах и с загнутыми мысками соломенных туфлях, надетых на босые ноги. Бакунин, раскачиваясь, как цирковой медведь на проволоке, взял направление на бак. Ночью он грузил уголь в бункер с баржи, помогая команде. Утомленное тело, не занятое никакой работой - машину заглушили - отпустило, и теперь Мишель ловил вместе с бригом волну.
По носу корабля пара тюленей выпрыгнула из воды метра на два, раскинули ласты и на мгновение стали похожи на парящих черных альбатросов, но только на короткое мгновение. Бултыхнулись ловко, и вновь скрылись под водой.
У мыса Пино берега окаймлены подводными и надводными рифами. Словно зубы хищного зверя торчат из воды скалы. В четвертом часу пополудни пришел свежий ветер с севера. Капитан приказал убрать грот, и теперь бриг летел как на крыльях под одним стакселем. Расстояние до берега небольшое, около 2-х миль. На океанскому берегу горы подступили ближе, редкие деревья кажутся игрушками на фоне освещенных закатным солнцем скал. Прошли траверз мыса Сур. От него выступает в море островок, над ним бедно-бумазейная полная луна. В пять часов вечера солнышко садится в океан, но засветилась луна, она сейчас восходит за час, примерно, до захода солнца. Ночью за кормой фыркают тюлени. Их стало не меньше дюжины, отсвечивают мокрые спины зверей, словно флер на "лионском" шелке, покрывающем ночное море.
После полудня следующего дня бриг вышел на траверз Пиедрас Бланкас. На пятидесятимильный переход между двумя мысами "Пацифик" затратил целые сутки, Встречный напор длинных волн из открытого океана не позволял бригу разогнаться, несмотря на попутный ветер. Горы стали ниже и отступили. На расстоянии трех миль от берега слышен шум прибоя. Низкий полуостров заканчивается небольшим голым холмом. Отдельно, чуть выступая в море, стоит круглая скала. От Сан-Франциско прошли более 150 миль.
Ночью штиль в районе мыса с испанским названием Бичело. Бакунин спустился в трюм, наблюдая за работой кочегаров. Бледный торс Мишеля лоснится от пота, за громадную рукоять он открывает и закрывает пышущую жаром адскую топку, а двое швыряют туда совковыми лопатами уголь. Время от времени Мишель лезет в тесный бункер, подбросить чудовищной лопатой еще черного уголька неграм.
По компасу капитана на мыс Аргуэло 145 градусов, затем поворот налево в пролив Санта-Барбары, где бриг лег в дрейф. Во второй половине ночи к нему подвели и закрепили парусный ял, и тотчас же началась спешная погрузка ящиков с тяжелым грузом. Команда работала быстро, а Мишель принимал сетку с грузом на лебедке. Когда ял повторно вернулся к бригу, были подняты по трапу на борт два десятка пассажиров, молча и быстро спустившихся в кубрик и не появлявшихся на палубе вплоть до Сан-Диего, где кончались владения Северо-американских штатов, и начинались пустынные сухие берега полуострова Калифорния - территория Мексики.
Часы между вахтами Мишель коротал в компании друга Абрахама в его каюте, находящейся рядом с капитанской. Курили и пили во множестве чаи. Привычка к хорошему чаю, а не американскому кофе, у Абрахама еще со времен его плаваний на торговом судне в Китай. С удивлением Бакунин узнал, что тогда, девять лет назад, капитаном Абрахама был Гарибальди. В Китай судно Гарибальди возило железо, кожи, скобяные изделия, а также контрабанду, оружие. Не стала исключением и Мексика. В этих водах Гарибальди сделал несколько рейсов в Акапулько с оружием для губернатора штата Оахака Хуареса Бенито Пабло, который боролся против диктатуры А. Санта-Аны в 1853 году.
В ранней молодости Джузеппе (Garibaldi, Giuseppe) стал капитаном корабля. В 1833 в Марселе Гарибальди познакомился с Мадзини, идеи которого поразили его воображение, и который был "великим мастером", и вождем республиканского Рисорджименто. Идеи масонские всеобщего освобождения мира от тирании проникли в Италию с войсками Бонапарта. Замена Христианского Бога на абстрактный Гений Разума, деспотии - на республиканскую Диктатуру, традиционных европейских Династий - на Право народа, вызвало к жизни националистическое движение карбонариев (от итальян. слова carbonari - угольщики), быстро приведшее к почти миллионному членству не только в Италии, но и в Европе.
Гарибальди вступил в тайное общество Мадзини "Молодая Италия", которое ставило своей целью положить конец иностранному владычеству в Италии, объединить все ее национальные земли и установить республиканское правление.
Участвовал Гарибальди и в мятеже Пьемонта, после его подавления вынужден был бежать за границу. Был приговорен к смертной казни. Многие годы провел в Южной Америке. Участвовал в борьбе мятежной республики Рио-Гранде ду Сул за отделение от Бразилии. В 1842 с женой-креолкой Анитой приехал в Монтевидео в Уругвае, где принимал участие в другой гражданской войне, против Хуана Мануэля де Росаса, создал Итальянский легион, осуществлял оборону Монтевидео.
Вернувшись в Италию в 1848, Гарибальди сражался против Австрии за только что образованную Миланскую республику. Организовал оборону провозглашенной 9 февраля 1849 Римской республики. Несмотря на военное положение республики, ею управляли без помощи полицейских мер. Государственные земли раздавались нуждающимся крестьянам, для бедняков устраивались даровые квартиры в помещениях иезуитов; все взятые в плен отпускались на свободу. После поражения революции в Европе Гарибальди бежал на север, преследуемый австрийскими, французскими, испанскими и неаполитанскими войсками. Ему удалось добраться до Сан-Марино, где его арестовали и выслали из страны.
Вспомнив свое ремесло, бывший капер алжирского бея, сражался за националистические республики в Южной Америке от ига традиционных империй. В 1850 году он оказался в Нью-Йорке, где работал на мыловаренном заводе; позднее плавал на торговом судне в Южную Америку и Китай. Только в 1854 правительство Пьемонта разрешило Гарибальди вернуться на родину.
Прошли северный тропик. Жестокий шквал на оконечности мыса Кабо Фальсо, налетевший с наветренной стороны, положил "Пацифик" на бок, обнажив крылья парового колеса, и понес его с удивительною быстротой.
Последовала команда капитана:
- Марса-фалы и брам-фалы отдать!
И повторение по-команде: "Марса-фалы и брам-фалы отдать!".
- Грот и фок взять на гитовы! -
И опять повтор пробежался по палубе.
Бриг, встретивший шквал с уменьшенною площадью парусности, был теперь вне всякой опасности. Через несколько минут шквал пронесся, но вслед за ним задул довольно свежий попутный ветер, позволивший бригу спуститься по ветру и лечь на надлежащий курс к берегам континентальной Мексики.
Ветер быстро крепчал, разводя громадное волнение. Пришлось снова вызвать всю команду наверх, чтобы взять риф у марселей и спустить брам-стеньги. И то они гнулись в дугу, и того и гляди сломаются. И потому, вместо того чтобы лечь в бейдевинд, он спустился совершенно по направлению ветра, то есть на фордевинд, и "Пацифик" под зарифленными марселями, фоком и гротом несся как сумасшедший с попутным штормом, по временам зарываясь носом и черпая бортами.
А громадные волны так и гнались сзади, грозя обрушиться на корму и задавить своею тяжестью маленький бриг. Но "Пацифик" убегал от попутной волны и, раскачиваясь направо и налево, летел так, что замирал дух. Все чаще и чаще попадали волны на нос брига, и раз или два верхушки громадных валов, осаждавших "Пацифик" сзади, вкатились с кормы, смывая все на своем пути.
Несколько матросов кинулось отдавать рифы. Большой нижний парус, надувшийся теперь во всю свою площадь, прибавил ходу, и бриг понесся с большей быстротой, весь вздрагивая от быстрого хода и скрипя всеми своими членами. Но волны уже не догоняли судна. Зато бриг зарывался носом, и бак обливался водою. Фок-мачта, казалось, нагибалась чуть-чуть под тяжестью парусов.
На подходе к прекрасным берегам субтропической Мексики ранним утром Океан словно потерял свою мощь, таинственно тихо и ласково рокотал, покачивая на своей мощной груди маленький "Пацифик". Ночные вздохи оказались пением китов, фонтаны появлялись на различном отдалении от курса корабля, иной из морских гигантов показывал раздвоенный хвост на поверхности океана.
Бриг застопорил ход. На палубу высыпали, словно на праздник, и возбужденно топтались, переходя бестолково друг от друга, давешние пассажиры, наемники для генерала Порфирио Диаса. Это были американцы, в основном "белые": ковбои со скотских ранчо, бродяги и агенты с больших дорог, одиночные коммивояжеры и клерки торговых домов, проводившие пустые дни у конторки хозяев и вдруг решившие быстро и романтично разбогатеть на чужой войне, свободные негры, державшиеся отдельной группой, мечтавшие поубивать побольше белых.
Матросы сбросили за борт пустой бочонок из-под солонины, прикрепив на двух шестах к нему кусок парусины. Пассажирский сброд достали свои шестизарядные "кольты", образца 48-года, началась пальба в покачивающуюся у борта "Пацифика" мишень. Вытащили еще ящик с карабинами "спрингфилд", принялись отстреливать каждый по отдельности. Скоро бочонок лишился своего флага, сбитого градом пуль.
Абрахам подтолкнул Бакунина принять участие в огневой потехе. Мишель пощелкал массивным затвором и, зажав между пальцев правой руки три патрона, а губами - еще три, вложил седьмой в казенник. Подняв тяжелый "спрингфилд" к черте горизонта - выстрелил, не отнимая приклад от щеки, в течение десяти секунд произвел еще шесть выстрелов, почти мгновенно перезаряжая оружие. За затрепетавшим, вертящимся как рыба на раскаленной сковороде, дырявящемся рваными пробоинами бочонке, ударил фонтан соленых брызг.
- C"est ca, la sainte canaille! (Вот так, святая сволочь!), - Мишель выругался по-французски.