Едет Грека через реку, видит Грека в реке Рак, сунул Грека в реку руку, Рак за руку Грека - цап!
(Детская считалочка).
"...Друг мой, все хорошо. И поверь мне, лучшее слово "свобода", оно не просто понятие, оно наполнено реальностью". Вложил письмо в конверт, перевернул на другую сторону, передвинул по стеклу стола. Написал адрес: "г. Ленинград, ул. Таврическая 4, Клюеву Андрею". Обратный адрес: "Москва, И.Н.К., проездом". Заклеил. Прошелся по гулкому залу и бросил письмо в ящик с надписью "Иногородняя корреспонденция". Толкнул стеклянную дверь и неторопливо вышел на шумную сырую улицу.
...На последнем нижнем пролете лестницы на ступеньках поставлены два детских велосипедика, чуть тронь, и они загремят вниз. Около стены маленький проход. Можно ли протиснуться, не задев преграду? Берет их за рамы и несет с собой, внизу ставит на плитки пролета. Несколько решительных шагов по скрипучим доскам коридора, но в проеме лестничной клетки показался белый халат "сестры", несущей папки с бумагами. Она подозрительно посмотрела на него, рука ее опустилась в карман, где лежал свисток. Он нерешительно замешкался, первоначально было двинулся в приоткрытый выход под лестницей, но вдруг дохнувший неуловимо знакомый теплый запах подвала остановил. Коридор будет за спиной, если он пойдет к выходу. И повернувшись, он пошел в коридор мимо поднимающейся по лестнице "сестры", все еще смотрящей на него. Вот они, безвыходные случайности. Дверь в конце узкого коридора, теперь он узнал ее, вела в тамбур и в закрытый двор больницы с глухими высокими заборами. Пошел по коридору мимо открытых дверей. Из приемной показались студенты. Чернявый носатый парень приветливо посмотрел на него и он решился заговорить.
- Где ваш преподаватель, не подскажешь?
- В ординаторской, а, вон, вышла, - указал парень на молодую женщину, появившуюся из-за двери и направляющуюся по коридору в залу.
- Какая хорошенькая преподавательница.
Женщина остановилась и смущенно опустила глаза. А он стоит, время идет, надо заставить ее заговорить, а он не знает, что придумать дальше. Она снова двинулась по коридору, он - за ней. В зале обедали посетители: пожилой главврач и расфуфыренная мадам, рядом, за другим столиком сидел еще один человек. Подавали знакомые официантки, что делать? Он опустился в свободное кресло, хотя другие столы были свободны. Преподавательница тоже присела, улыбнувшись молодыми сочными губами, посмотрела на него, выпрямила спину, демонстрируя под кофтой крепкую грудь.
- Как вы находите эту лечебницу? - Поинтересовалась сидящая напротив него накрашенная мадам.
- Не знаю. Старое здание, много неожиданных коридоров и лестниц, как тут разбираются сами сотрудники? Ума не приложу. Хотя мне, постороннему, может просто непривычно.
Из первоначального плана выйти вместе со студентами ничего не получится, преподавательница не сказала ни слова. Из-за спины выдвинулась знакомая рука с закатанным рукавом халата и поставила перед ним тарелку. Как хорошо приготовлено. Но странно, почему в залу постоянно заходят знакомые сотрудники? Непривычно держать в руках нож, хорошо отточенный, и вилку. Там, наверху, за общими столами с привинченными к полу скамейками дают только ложки кривые, так, что пищу не держит мягкий алюминий. Протянул руку к фужерам, наполненным, один вином, другой минеральной водой, и решительно взял больший, с вином. Отхлебнул. Безалкогольное. Что это? Его хотели провести? Они что думают, он вкуса не отличит от натурального?
Все встало на свои места, беспокойство исчезло. Как же на лестнице не догадался. И официантки. Слабо сработано. Официантки, подающие наверху из окошечек бурду, не могут обслуживать здесь. Его разыгрывают. Им надо его беспокойство, им надо знать, как он два раза уходил отсюда.
Да, им необходимо это знать. Завтра ему будут вводить эндорфины, и тогда уже уникальный случай побега уйдет в небытие. После этой процедуры он будет представлять интерес только узким специалистам, как живая кукла-марионетка. Он понимал, что от его юношеского максимализма останется только энтузиазм герани в торфяном горшочке на подоконнике приемной, смотрящей на север, и ловящей скупые солнечные лучи вечно запыленного стекла между мощными двойными рамами с тюремной решеткой. Не улучшишь уже эти замки на дверях, сторожей проверки. После первого побега ему ввели хорошую дозу сульфазина, но ничего не спрашивали. Он не мог сидеть, лежать, двигаться, все было болезненно, но это было наказание. Второй раз, когда поймали случайно у ворот, уже ввели субстанцию "Р", это был уже допрос с пристрастием. Медиатор боли не помог, он им ничего не сказал.
Он снова обратился к "подсадной утке".
- Девушка, у вас великолепная фигура, но гнусный должно быть голосок и зубы плохие, почему вы и молчите.
- Что вы сказали? - Действительно гнусаво проговорила "утка", скривив рот набок и показав плохие зубы.
Все настороженно взглянули на него. Один только незнакомый ему с седыми волосами красивый мужчина, откинувшись на спинку кресла, смотрел изучающим, ласковым взглядом.
- А вы... - Хотя нет, вы сложная и умная личность, мне нужно знать ваш почерк. Напишите что-нибудь, - и он спокойно откинулся на спинку стула, скрестил на груди руки. Красавчик небрежно достал из кармана пиджака великолепный блокнот. На коричневой коже обложки мелькнула надпись золотыми буквами: "Фридерман Евгений...", а дальше закрыто рукой. Он вырвал листок, где в виньетке в углу было снова: "Фридерман Евгений Борисович", и адрес буквами помельче. - Что прикажете написать? - Слегка улыбнувшись тонкими губами, не спуская с него лучистых красивых глаз, спросил он.
- Хотя бы: "Едет Грека через реку". - Достаточно. Еще нужна подпись ваша. - Тот размашисто расписался.
Протянул к листку руку, взял его. Красивым почерком была начата с боку фраза: "Едет Грека" и подпись внизу.
- Жена у вас умерла, есть ребенок, сын. Вы любите наблюдать за его не сложившимся характером. Но это особое наблюдение. Вам доставляет наслаждение смотреть, как ребенок, мучаясь, пытается освоить букву "Р", а вы его пытаетесь поправить, но он снова тужится: "Лыба" - говорит он. А еще у вас в доме есть змеи, ядовитые. Вы держите их в террариуме и кормите маленькими, только недавно родившимися мышатами, еще беспомощными. Вам нравится смотреть, как они ползут навстречу смерти. Вы садист по натуре. - А ты, - сказал он главврачу, обернувшись, - любишь деньги, ты не хранишь их в сбербанке, они у тебя дома. Но что странно, ты любишь не покупать на них, а трогать их руками, перебирать и раскладывать по номиналам разноцветные фантики с портретом Ленина. - А вы, мадам, любите половые сношения, хотя и стары. Но странные сношения. У вас нет мужа. Вы приводите домой грубых самцов, чтобы вас били, чтобы вы плакали и вырывались. Вы даже проделываете это со своими пациентами, выбирая из них сексуальных маньяков.
Сзади подошла официантка, забрала нетронутую тарелку с остывшим бифштексом под острым соусом.
- Вам подать что-нибудь еще? - Спросила она.
Спокойно смотря на вытянувшиеся в удивлении лица врачей, он устало снял с головы парик, оторвал накладные усы с бородой, положил их на стол.
- Не надо, Марья Ивановна.
За спиной молчание, замешательство. Поднялся с кресла и побрел к выходу из зала, зажав в руке ненужные уже вещи. Прошел по длинному коридору, где в комнатах с открытыми дверями другие служащие еще играли этот хорошо поставленный спектакль, прошел в процедурную, где сидела знакомая "сестра" около шприцев, кипящих в железной лоханке, и примостился на стул у кожаной кушетки с резиновым половичком в ногах. Она удивленно обернулась, но промолчала, не зная, что сказать. Мимо открытой двери прошли врачи, мельком посмотрев на него. Пошли совещаться к начальнику в кабинет. Через полминуты он поднялся со стула, неторопливо надел ненужный парик на голову, приклеил усы и бороду и вышел снова в коридор. Никто его не остановил. Подойдя к двери с окошечком, нажал кнопку - немедленно с той стороны показалось лицо охранника. Протянул ему листок из блокнота и тихо, робко, как только можно было, сказал: - Отдай это шоферу профессора Фридермана.
Игра продолжалась. Это были конечные, самые дальние действующие лица, к которым в силу инерции разоблачение еще не дошло. Через полминуты охранник его выпустил, и он вышел под пасмурное балтийское небо, где у дверей поджидал шофер. Они прошли по дорожке сквера, усыпанной мокрыми листьями кленов, к машине.
- На Садовую, к Евгению Борисовичу, - сказал он шоферу.
Здоровый тучный парень с потной шеей на него и не смотрел, и он сел позади. Шофер завел машину, и они выехали из ворот специальной психиатрической клиники Погранвойск и КГБ. Шофер, ничего не спрашивая, плавно увеличил скорость - машина полетела среди хмурого осеннего леса. Около чугунного моста, где кругом виднелись поля пригородов по горизонту, попросил притормозить машину. Потом задушил шофера ремнем безопасности.
"...Что за мной стоит? За мной все разбито, сожжено и растоптано. Но я свободен. Я могу вдохнуть в тебя такие идеалы, о которых ты и не подозревал. А потом низвергнуть в такую безнадежность, которой ты и не знал еще. Что за мной стоит? За мной стоит весь этот мир. Он - моя жизнь, я - боль его".