Девять раз опустил он острое лезвие на хрустящее сочное белое нечто.
Восемь ровных кружочков вышло из-под ножа его.
А девятый - самый первый - выбросил он.
Не круглым был первый кружок.
Пришлепнутый какой-то.
То есть с одного конца круглый, а с другого - пришлепнутый.
И отбросил он его в сторону.
Не надо, мол.
И упал этот кусочек на пол, неподалеку.
Пусть пока...
Р-рез. Р-рез.
В какой-то долине...
В ложбину спускаясь...
На лошади...
Всадник...
Куда-то всаднит...
Не Дон?
Не Кихот?
Ах, да кто его знает!
Куда ж он сердешный понуро мельнит?
Ну.
Надо же.
Опьять.
Мысли, мюсли, мюесли...
...Но когда справа от широкого лезвия "Золингена" с двумя пляшущими человечками уже накопилась горка отрезанной луковичной свежести, нежной хрумкости, вызывающей понятную глазу слезу...
Когда середина стала сердцевиною....
Когда мягкая, податливая переполовиненная полусфера, уже казалось, привыкла к несопротивляемости своей и с доверчивой готовностью, по-девичьи подставлялась под острие входящего в нее лезвия, приноравливаясь к напрашивающемуся ритму...
Случилось событие, которое повлияло
На!
Кто знал?
Кто заметил?
Кто знал, что надо заметить?
Какие силы были вовлечены? Кто мог предположить?
Безумие? Жизнь?
Не подумаешь! Даже придумать было бы странно, не то, что...
Но!
Нож, находившийся в процессе своего резательного, плавного, где-то даже приятного руке движения, вдруг изменил направление и натолкнулся на ставшую цементно-твердой луковичную массу и, вместо того, чтобы закончить свое перпендикулярное, гильотинное движение к центру находящейся где-то неподалеку, чуть-чуть там, внизу, за дощечкой земли, - скользнул влево, вбок... Хр-р.
Хррясь.
О, белесая смазка, так некстати выделившаяся из луковичной плоти!
О, сталь двух человечков, неожиданно вошедшая в соприкосновение с ней!
Легко.
Масляно.
Глайдерно, хм.
Без малейших усилий.
Плывя.
Скользя.
Всей своей широченной клинообразной плоскостью.
Хрррясь.
Нож вонзился с силой в середину большого пальца его левой руки!
Как раз на сгибе фаланги!
Хря-я-ясь.
Хря-я-я-я-ясь.
Я-я-я-я-я-я-я-ясь.
Я-я-я-я-я-я-я-я-я-я-я-я-я-я-я-я-яя-я-я-я-ясь.
Кровь, медленно проступившая наружу из грубо пробитой артерии, сначала сочной алой каплей набухла на безболезненном еще порезе, а потом вдруг набрала силу и быстренько, быстренько так это потекла на... нарезанные дольки лука.
И ощутил он пульсирующую, нарастающую резкую боль.
И сказал он, ни к кому, в особенности, не обращаясь...
Громко и удивленно сказал он: "От, блядь!!!"
И бросил он нож в сердцах на прилавок кухонный.
И бросил он недорезанную луковицу в сердцах на прилавок кухонный.
И направился он, было, в ванную комнату, чтобы найти мази какие-то, пластыри, что ли, чтоб остановить кровотечение, в конце концов!
О-о!
Кусочек девятый, пришлепнутый какой-то, на полу лежащий...
Помните?
Вот оно.
Ща ка-ак!
Вот оно.
Силою воли, воображения, зависти ко всему чужому, другому, не такому, может, что и не лучшему, ну, пусть, такому же даже, но неопостылевшему, немонотонному, неодноцветному, несиюминутному, дающему крови возможность не течь, а брызгать фонтаном, голоду - не привычно утоляться, а рвать на куски, жирным ртом, обожравшись, рыгая; плоти - хрипло рычать не от боли, но от наслаждения, с надеждой не на кусочек, а на всё целиком и сразу, лёгким - разрываться от счастья, наполняясь запахами до лопающегося в мозгу одурения, вот оно - остановись, кричу!
Знаешь ли ты, что ждет тебя, дурака, еще не проснувшегося для настоящей жизни и не готового к боли предательского удара не то, что в спину, а глаза в глаза - по лицу, то даже и... в сердце? Не знавшего достойных унижений и радости нахлынувшей печали, неумного восторга с наслажденьем, обиды и презренья от стыда...?
Каких ты не испытывал обманов, каких усилий мог не предпринять, и обязательств скольких не исполнил...Ты дом построил? Книгу написал? Ты сына вырастил и дерево вскормил? Кого, пардон-с, убил? Кого, за что любил? Каким врагам изящно отмстил?
Остановись, кричу! Ты поскользнешься! Ты упадешь! Не встанешь, погоди-и-и-и....Ведь все предрешено.
Но не услышал...
Он крика моего молчаливого.
Истошного.
Пре-ду-прежда-ю-щего.
И пошел.
В ванную прямиком.
Занеся ногу над...
И....
Надо же!
Даже рядом не поставил.
Не то, чтоб не поскользнулся.
А даже ни-ни.
И опять скажу я вам, громко и удивленно: "От, блядь!!!".