Песенка эта, понятия не имею, кем придуманная, исполнялась под гитару, на даче нашей, на Львовской 2, двумя залетными пляжными бардами Аликом и Норой, которых завлекали к нам с пляжа 13-й станции мой папа и его приятель Монька удивительной тогда возможностью: быть записанными на видавший виды магнитофон "Гинтарас", естественно, с целью дальнейшего размножения бобин и распространения оных, что способствовало популяризации вышеупомянутых бардов, а значит - и возможности (пусть весьма призрачной) увеличения их личного материального благосостояния, не учитывавшего уровня жизни советского народа в целом (уф!).
Пока же они брали с папы и друга его Моньки по 3 р. с каждого. Но и отрабатывали свое. На 3р. пела Нора - на одной стороне бобины, на 3р - Алик - на другой стороне.
Нора была больше по песенкам типа этой. Сейчас понимаю, голосок был никакой, но струны перебирала лихо и похрипывала:
" Я был мальчишкой и не слушал папу с мамой
И спать ложился, не пописяв, а потом
Меня всю ночь терзали сновиденья -
Лишь потому, что не дописял перед сном!"
Мне тогда (в мои 13) было не очень понятно: сновидений было много, ярких и цветных! А ведь я писял перед сном! Так что же - они, сновидения, еще и терзать меня должны?! Вовсе нет! Иногда, снилось нечто, очень даже волнующее... .
"Жена не хочет спать со мной в кровати,
И называет меня жалким сцыкуном!
Ах, помогите, доказать ей -
Не виноват, что не дописял перед сном!"
Ну, тогда своего будущего я еще не предвидел.... И мне больше нравился Алик, с его - кто ж знал тогда - чьими (?) песнями:
"Вчера мы хоронили двух марксистов
По братски их накрыли кумачом.
Один из них был левым уклонистом,
Другой, как оказалось, ни при чем..."
- Ох, ты доиграешься, - говорила мама папе, - придут, как к Нолику.
Нолик был соседом по даче. К нему таки "пришли", забрали, недели две о нем ничего не было слышно, потом вернулся Нолик. Тихий и бледный. Спрашивать, где он был - было нельзя, но все знали, шушукаясь...
Папа хихикал... Не пришли... Пока...
Высоцкий только начинался. Еще не был всенародно любим народом за близость к оному, к Христу, тюрьме и водке. Но было много Галича, Окуджавы, Визбора. Еще были туристы у костров, в чьих песнях звучала правдивая грусть, замешанная на инженерных зарплатах и поисках квартир для разовой любви и просто - романтика далеких путешествий в сказочные занзибары. В крайнем случае - на новые стройки страны.
Но, я не об этом.
Как и обещал - теперь за упокой.
Пока писались песни на "Гинтарас", бабушка моя подготавливала примус, привлекая и меня к делу - чтоб не сбился с пути.
После того, что из канистры заливался керосин, в руки мне давалась примусная иголка и я прочищал забитые нагаром отверстия. Потом - разламывал белые таблетки сухого спирта, раскладывая вокруг горелки, на небольшой рамочке чуть пониже, вокруг. Затем надо было накачать воздух этакой ручкой-помпочкой в керосиновую емкость внизу примуса, и когда ручка эта давала собой знать, что уже всё, что дальше она уже не качает, некуда - поджигался спирт, открывалась заслонка - и примус вспыхивал жизнерадостно-вонючим шумным сине-желтым огнем.
Тогда на него водружалась тяжелая чугунная сковородка. Осторожно водружалась, примус шатался, под ножки его подкладывались картонки, щепочки - чтоб устойчивее был. И когда равновесие устанавливалось - на разогретую уже сковороду высыпались вымытые только что под краном у кустов смородины (в кухне-пристройке кранов тогда еще не было!) черные, с толстенькими бочками черные, только черные! - а не какие-то там серые или белые кабаковые - семечки.
Бабушкин секрет заключался в том, что семечки она - во-первых солила, а во-вторых жарила, помешивая только пальцами! Самое интересное, что и я когда-то мог тоже это делать, не обжигаясь, но с годами способность эту, увы, утерял, что и сказалось, естественно, на качестве жареных мною семечек.
Семечки бабушкины получались обалденные! Собиралось нас человек 7-8, в ·беседкеЋ из кустов сирени, разросшихся кругом вокруг сбитого из досок стола, рядом была вкопана огибающая его деревянная же скамья.
В центре расстилалась на все две полосы ·ПравдаЋ или ·Чорноморьска комунаЋ, высыпалась горка потрескивающих, горячих еще семечек, и мы налетали.
Их было вкусно кушать по-всякому - по одной, сплевывая на ·ПравдуЋ перед собой, очищая до ·бубочекЋ или жменей в рот, разжевав и высосав всю вкусность, в общем - как хочешь. Мастерством высшего пилотажа - бабушка могла - считалось кушать по одной, но не сплевывать шелуху, а продолжать вбрасывать в рот семечку за семечкой, в то время, как с нижней губы постепенно свешивалась целая борода отработанного продукта.
При этом мы разговаривали. Ой, мало ли о чем. В те-то годы...
Так при чем тут ·ПримусЋ?
Вот так, однажды, увлекшись поеданием семечек, мы услыхали потрескивание за кустами сирени, а потом и запашок пошел...
- Ты примус затушил? - грозно сверкнула глазами бабушка.
Это она умела - сверкать глазами.
Как будто я в этой семье был главным примусоначальником!
Да. Это был он. Упавший... Видимо заскучавший в одиночестве.
Загоревшийся от скуки.
...Зато потом кухню перестроили. И в нее провели кран! И позже купили новую плитку и газовые баллоны привозили раз в месяц, и я катил пустой баллон к калитке, куда подъезжала машина с ними, а взамен получал новый, по-моему, рубля за три.
Но примус все равно стоял на полочке. Про запас. А вдруг газа не будет?
И сегодня.
У меня на полочке тоже есть примусы. Целых три. И один -на картине. На стене.
Мало ли...