Всю жизнь Филин не любил математику. Не понимал, не до-го-нял.
Почему? Дурак, может? Нет. Он это точно знал. Неоднократно выяснял у окружающих, кстати. Спрашивал: "Я дурак?". На что ему отвечали люди, которые другими считались умными: "Если сомневаешься, значит, уже нет. Не дурак".
Что успокаивало.
До поры.
Пока не стукнуло пятьдесят пять.
И - совсем поехал Филин мозгами.
Ушел из таксопарка, где работал на складе запчастей.
Дурак все-таки, да?
Устроился на работу... в морг. Охранником.
Без выходных.
Кого тут охранять, а?
И почему без выходных?
Совсем дурак???
Ответ: увлекся математикой.
Настолько, что даже по ночам спать перестал. Какие уж тут выходные!
Адепты появились. Немного, но...
Вилька из "Хозтоваров" и Алена из "Медтехники".
Ну, и хватит.
Стали собираться для общения.
Где?
А в морге.
Там же и теоремами балуются.
Никто ж не видит.
Не, ну кто бы мог подумать?
Кризис среднего возраста?
Филин, а?
Дурак, а?
Теоремами, бля!
Вот и сегодня.
Суббота.
Он на работе. Сидит и думает: в функции y = f(x), x - чему равен? X, если для любого значения х из множества Х выполняется равенство f(-x) = f(x) - так почему функция четная???
Приходят к нему люди - у них же выходной - приносят водку.
Ждут уважительно.
Хотят поговорить о том, как функция MathArctan возвращает арктангенс x, если x равен 0.
Нормально.
Как положено.
И торт еще принесли.
Пока Филин с равенством колдовал, поглядывая для подсказки на морщинисто-слизняковый потолок, накрывали на стол здесь же, в каптерке при анатомичке.
Та, толстенькая, новенькая, которая пришла с Вилькой и Аленой, сначала боялась. Вопросы задавать начала.
Мол, а как вернуть значение числа Е в степени D?
Хороший вопрос.
Все сначала боятся.
Особенно кушать стесняются.
Но ничего.
Привыкают минут через десять.
Сели.
Выпили-закусили.
Тихо.
Никто не мешает.
По второй.
Хорошо.
Пора.
Вилька сказал, что, если x отрицателен, функция возвращает NaN (неопределенное значение). А если x равен 0, то функция возвращает INF (бесконечность).
Захотелось умно пошутить. Или песню спеть. Но лучше пошутить.
- Вот ты, девушка...
- Я? Наташа я, - зарделась.
Филин имя одобрил. Кивнул.
- Вот ты, Наташа. Задумываешься об использовании целых чисел для построения формальных теорий рациональных и вещественных чисел?
Та аж вздрогнула от предвкушения внимания полноценного.
И робко:
- Это про аксиому Пеано?
- Про нее, - с неожиданным интересом глянул на прибывшую Филин, свинчивая пробку со второй, - про нее родимую.
Вилька затаил дыхание: он эту шутку знал! Ну, счас будет!
- Так вот, что я тебе скажу, Наталья, - уперся Филин исследовательским взглядом в невовремя (ах!) расстегнувшуюся пуговичку на Алениной девичей груди, - уравнения вида a sin x + b cos x = 0 - называют однородным тригонометрическим уравнением первой степени!
Вилька покатился со смеху. Алена вторила, вежливо ему подхихикивая, но на Филина поглядывая в поисках мужского его одобрения.
И тут Наталья - ну кто бы мог подумать, ну Наталья, ну дает, как скажет:
- А уравнение вида a sin 2x + b sin x cos x + c cos 2 x = 0 называют однородным тригонометрическим уравнением второй степени!
И как подмигнет Филину!
Тот аж огурчиком поперхнулся.
Крякнул, удовлетворенно. Еще разлил.
- Ну, за жизнь!
Да, что что, а умел Филин становиться центром внимания.
Раньше стеснялся в компаниях, сидел где-то сбоку, листал альбомы с семейными фотографиями, а сейчас - куда вся робость подевалась? У покойников спокойствию научился? Или и впрямь, морг, он в живых людях что-то меняет?
Мог Филин, как никто другой теперь сказать что-то, пусть не математически рациональное или геометрически иррациональное, и раз - будто подвесил, соткал эту невидимую паузу-паутинку, которая на мгновение сковывает собравшихся, завораживает их, как в старой детской игре "все фигуры на месте замри!", давая возможность ему, Филину, заглянуть пусть в недалекое, пусть в очень даже предсказумое, но будущее.
И заглядывал.
Вот как сейчас.
Никто и не заметил, но маленькой струйкой вышел какой-то не то дымок, не то парок из правого Филинова уха, и воспарил.
Зацепился за крюк от холодного белого фонаря, повис там парообразно, естественно: мол, мне сверху видно все, ты так и знай, па-ра-ра-па-ра-рам!
Сверху! А что, собственно, сверху такого видно?
У Вильки проплешина, надо же, как будто не знал! Руку на колене у соседки держит, а она, Алена, эта роскошная стервоза, вывалила полутонную грудь на стол, и ножкой, ножкой на Филина ногу под столом давит! Да, Вильке сегодня не даст. А чего ж она? Вон и Наташу привела, зачем? Не-е. Есть такие. Динамо-крутилы. Хи-хи, ха-ха. Да ей мужики не нужны! Покрутит, покрутит - и фьюить! Может она по бабам? Они раньше это скрывали, боялись, а теперь все - раскрепостились сексуально. Мужиков им теперь мало, им баб с членами подавай! И дешевка! Как пришла с пачкой "Мальборо", торчащей из сумочки - так и уйдет. Ой, скажет, совсем забыла, мне же завтра в 6 утра вставать! И встанет. Без Вильки. А тот слюни распустил... Зато лежащий рядом его "Парламент", совсем истощился. А Вилька дурак... Не понимает. Теперь эта толстушка, Аленина подруга, Наташа, что ли? Ее совсем как-то и не хочется. Притащили, конечно, зря. В морге впервые, надо же! Она уже вся напотела, бедняжка, в свою тугую батистовую, не по сезону кофточку, в ожидании того, что вот ребята уйдут, а Филин бросится к ней, ей же наверное, обещали, мужик одинокий, ему баба нужна, заломает ее безвольные, но такие нежные девичьи руки и вопьется губами в истосковавшийся - а может и вовсе не знавший мужика? - измазюканный помадой рот. Ой, девонька!!! Лучше нету того цвету-у-у, - все это Филин успел пропеть, понять, подумать, прикинуть, прежде чем струйка-дымок вернулась обратно в его собственное ухо.
Он встрепенулся, поднял со стола рюмку и, не глядя ни на кого, опрокинул, бухнул содержимое в рот. Потом встал, отдернул белую простыню с косо налепленной на стену доски, взял мелок и почти не глядя, махнул, приговаривая: производной функции f(x) (f'(x0)) в точке x0 называется число, к которому стремится разностное отношение , стремящемся к нулю.
И опять к столу.
Зажевал оливье. Глянул на огурчик, лежавший рядом и не стал.
Все ахнули.
- К нулю, - уважительно повторила Наталья, проговорила, прожевала, просмаковала слово. И гордо глянула на подругу, вот, мол, какой мне умный мужик достался.
Алене на секунду стало по-бабьи обидно, она скинула Вилькину руку с колена и крепко вонзилась чуть левее Филинова бедра позавчерашним педикюром.
Тот только охнул.
От Вильки не укрылось, он взревновал.
- А вот угадайте загадку, - обратился он к дамам, как бы небрежно. - Человек попал под дождь. Ни шляпы, ни зонта он с собой не взял, укрыться от дождя было негде, и когда он добрался до дома, вода с него лилась ручьями, но ни один волос на голове не промок. Как это могло произойти?
Дамы наперебой начали угадывать:
- Газета? Кусок полиэтилена? Лист картона?
Вилька глядел героем.
- Ну, - свысока обратился он к Филину. - А что имеет сказать маэстро?
Маэстро пожал плечами. Он не имел сказать ничего. Кроме того, что Алена чересчур сильно "угадала" его...
- Человек был лысым, - провозгласил Вилька. И чтобы всем было понятнее, громко рассмеялся, поясняя:
- У лысого на голове ни одного волоса, ясно?!
Аленино давление на Филиновы придатки под столом ослабло. И у нее мужик тоже не промах, вот так!
- Лысый, ха-ха, - продолжал удивлять всех Вилька, - без волос, да?
- Теорема, - сказал тут Филин. - "Жизнь тем гнуснее, чем она лучше".
Гости перестали кушать оливье.
Совсем.
Филин деликатно отводвинулся от Алены подальше, вместе со стулом... налил себе в рюмку водки. До краев. Не перелив при этом. Редкое все же умение, не скажите. Поднял рюмку, посмотрел на свет.
Ничего не увидал. Хотя кто его, Филина, знает. Он теперь такое видит...
Аккуратно поставил пустую рюмку обратно. Справа от тарелочки одноразовой. Такой себе натюрморт. Посмотрел, скосив голову набок, что, к слову, и родило прозвище.
На ней, на тарелочке беленькой, с каемочкой непонятно какого цвета, кокетливо зеленел раз, но смачно, почти до половины откушенный соленый огурчик. И ничего больше на ней, на тарелочке. Оливье-то съедено...
Из принципа. Мол, пью, но не закусываю.
Практически.
Мол, оставляю место для второго.
Для торта.
У Филина вообще много принципов.
Накопились. А что ж? У каждого накопиться может, если он понимает, что это - принципы, а не какие-там... накопления....
Филин понимал.
Он свои принципы любил и уважал.
Глянул вверх, туда, где еще недавно сам витал парком из уха, взял вилку, подержал, крутя, отложил аккуратненько рядом с тарелочкой, тоже справа. Двумя пальцами левой чуть придавил оставленный про запас огурчик, поднял резко опять заботливо наполненную Вилькой рюмку и - убежала в желудочное никуда водка, уже через мгновение догнанная смачным хрумканьем.
Почмокал.
- Доказательство, значит.
Девушки заинтересованно выгнули вперед всё имеющееся переднее.
Вилька делал вид, что его это все мало колышет, но и ему, на самом деле было интересно слушать Филиновы экскурсы в математику.
Он ценил в гуру то, что тот не повторялся и мог, как говорится, с нуля, создать проблему - теорему то есть - а потом ее решить.
- Будет проведено в два этапа, - продолжал меж тем Филин. - Сначала докажем, что жизнь более гнусная, чем хорошая, а потом - что она более хорошая, чем гнусная, после чего требуемое будет следовать из транзитивности отношения "более".
- Транзитивность, - хохотнула было Наташа, желая еще больше выпятить, поддержать своего мужчину, пусть даже вероятного....
Молчанье было ей ответом...
Она смутилась и лепетнула:
- Ах, ну да-да.
- Итак, внимайте, - Филин поднял палец.
Первое. Жизнь гнусная постоянно, а хорошая только иногда. Следовательно, жизнь более гнусная, чем хорошая.
Второе. Жизнь гнусна и в молодости, и в старости, а хороша бывает только в молодости. Молодость короче, старость длиннее. Следовательно, жизнь более гнусна, чем хороша.
Третье. Поскольку жизнь более гнусная, чем хорошая, и менее хорошая, чем гнусная, то в силу транзитивности отношения "более" жизнь более гнусная, чем хорошая.
Что и требовалось доказать.
- Ура! - невпопад вдруг вскрикнула Наталья.
- Ой, мне пора, - засобиралась Алена. - Мне ж завтра к 6, я совсем забыла. Виль, ты не провожай, я сама, ты сиди, сиди, вон у вас еще полбутылки недопито! Мы с Наташкой машину возьмем. Нат, ты идешь или как?
Наташа растерянно переводила взгляд с подруги на Филина, но ей почему-то никто не помогал. Ни словом, ни делом.
И тут - и тоже никто не заметил - струйка-дымок вывалилась из Вилькиного уха, и тоже устремилась наверх, к фонарю.
Да что же это такое? То у одного струйка, то у другого.
Может, больные?
Не-ет.
А Вилькина струйка, меж тем, один к одному повторяла все то, что раньше Филина струйка делала: смотрела вниз, на застывших математиков, и все свое наперед высчитывала...
- Вот, что, - решила она, струйка. С Аленой точно не получится, надо бы на Натку переключаться. А Филину, чтоб не обижался, новую теорему подкинуть: пусть голову ломает. И водки бы еще, а то всего полбутылки осталось. А оливье, если честно, гавняное.
И вжик - обратно, в место внедрения.
- А слабо тебе Филин, - ожил Вилька, - такую теорему изобразить.
"Ты живешь, чтобы не умереть, а умираешь, потому что живешь".
Алена аж села на стул: не ожидала. Ну, Вилен, ну дает!
- Какая ж это теорема, - снисходительно повернулся к приятелю Филин. - Это силлогизм. Теорема - это... - он пощелкал пальцами в воздухе, пытаясь найти правильное определение - ...ну, задача такая, где искомое предположение...
Вдруг раздался страшный звон. Ну, не звон. Грохот. Стук. Рокот. И еще что-то. Тоже страшное.
Откуда грохот? Ведь там, в мертвецкой, одни покойники!
А как раз оттуда!
Филин спокойненько встает, берет в руки пластмассовую вилку. Всех жестом успокаивает: мол, сидите тут, я разберусь, - и в мертвецкую.
Дамы бледные. Виля очень тоже испугался, будто и не пил вовсе, протрезвело бодр.
Скрипнула дверь...
Крррь....
- Пу! - вышел Филин из покойницкой.
- Ах? - это дамы кокетливо, но с боязливым вопросом.
- Испугались?
Еще бы, всем страшно.
- У каталки ножка обломилась! Уже вторая за месяц, бывает. Они ж, бля, на всем экономят, воруют, где могут.
Дамы нервно захихикали, Виля пошел к столу, налил себе водки и выпил. Не закусывая.
Облегчение нашло.
- А ну его, - сказала тут Алена. - Не пойду я никуда. Давайте мальчики танцы устроим! Живем то один раз, а!
-Ой, Аленушка, - кидается ей гирей на шею Ната, ручками обвив, - ой умничка!
Танцы, так танцы. У Филина было. Бумбокс называется. И вот уже щелкает крышка, входит кассета куда надо, и медленно заполняет анатомичку всем своим французским говором покойный - к месту будет сказано -, но любимый певец Джо Дассен. Как живой с живыми говорит, сказал когда-то поэт. Не об этом ли случае?
- Разрешите, - кланяется даме Филин.
- Позвольте, - мелькает проплешиной Вилен.
Дамы прижимаются к кавалерам, тем теснее, чем острее их воспоминание о недавно пережитом.
Потанцевали, постепенно переходя к обниманиям.
Так и застыли переминаясь замедленно.
Глядь, а у Алены тоже из уха парок!
И у Натальи!
Да что же это делается, граждане?!
А тут и Филин с Вилькой не выдерживают.
И вот уже под потолком покойницкой вьются, кружатся друг с другом, хохочут и щебечут веселые, все понимающие, ничего не выдумывающие, ни в чем не притворяющиеся, обнадеживающие друг друга струйки. Чихать им на теоремы. Весело им и хорошо.
Покойно.
А тела хозяев - а что ж тела! Они там, где и должны быть: в морге.
С недоеденным оливье. С надкусанным кем-то тортом.
Дураки, одним словом.
Да, вот еще что: степенная функция - это функция вида у = хr, где r - рациональное число.