Троллейбус рыдал. Так говорила Ирка Рябуха, когда ей нужно было выразить высшую степень восторга.
Но Одесса не троллейбус. Как сказать, что весь город, весь неподтвержденный переписью его миллион жителей, был взбудоражен этой новостью.
Город гудел? Как растревоженный пчелиный улей? Но кто теперь знает, что такое улей, кроме нескольких десятков продавцов меда с Привоза?
Скажем поэтому просто. В Одессе - геволт! И каждый уважающий себя одессит, поймет в чем дело.
- Так в чем же, наконец, дело? - воскликнут все остальные, которые не одесситы, или те, которые себя не уважают, но не признаются в этом даже себе.
Хорошо.
Скажу.
Медиум высшего разряда, она же ясновидящая в четвертом поколении, ученица и ближайшая родственница по линии двоюродной племянницы знаменитой предсказательницы Ванги, победитель конкурса 'Жмеринка. Битва экстрасенсов 1999', заслуженный магистр оккультных наук... Уф... Устал уже перечислять. В общем, очень известная в Одессе личность под псевдонимом 'Манэ' по дороге из стран Востока в страны Запада даст один-единственный сеанс!
Манэ? Кто такая? И почему Манэ? О, тут своя история.
Еще на заре своей индивидуально-трудовой деятельности, она, тогда еще просто Люся Недайвода с Пересыпи, начинающая гадалка на картах Таро, увидела в альбоме картину на которой была изображена голая дама - и причем весьма голая! - сидящая на подстилочке - ну совсем голая! А рядом - два прилично одетых мужика... И беседуют... Спокойненько так беседуют. Как будто она не голая!!! Вокруг лес, корзинка с фрукточкой... В общем, подсознательно, она себя этой дамой вообразила. Почему? Кто знает? Личность она творческая, неординарная. Тогда-то и прочитала она фамилию под картинкой. Некто Моне. По- правильному - с 'э' на конце, как узнала потом.
- Буду Монэ, - решила она. И отдала все накопленные ИТД (индивидуально-трудовой деятельностью, если кто уже забыл) деньги знакомому дизайнеру Сергею для создания правильного бренда, как тогда говорили. Ее - будущей Люси Монэ - бренда.
Дизайнер деньги взял и бренд на следующий день принес.
Люсе, вроде, понравилось. Она, почти на себя похожая, но больше на ту даму, теперь уже одетая, сидела на той самой лужайке, окруженная двумя, теперь уже полураздетыми, мужиками. Один был в тельняшке, другой в красном пиджаке и трусах.
Рядом, из лежащей на скатерке корзиночки, торчала бутылка 'Столичной', пол палки 'докторской' и кусок батона.
Над головой Люси светился нимб, а по кругу его как бы бежала надпись: 'Хочешь знать свою судьбу - заходи, я помогу'.
Ниже, в том районе, где голая нога мужика в красном пиджаке почти касалась попы предсказательницы, был написан номер ее телефона и часы работы: 'с 10 до 10 - кажд. день, без вых, кроме суб и воскр'. Сокращено было для экономии места и денег клиента.
- А где ж имя? - не поняла Люся.
Дизайнер замялся. Объяснять, что не поместилось? Что это нарушит общий концепт его творческого замысла?
- Без имени не возьму, - настаивала заказчица, хотя понимала - уже все 'оплочено' и он сейчас уйдет, а она останется ни с чем.
Но дизайнер Сергей был человеком не только творческим, но и благородным. Он вынул из кармана желтый фломастер, отошел чуток от картины, склонил голову набок.
Тогда Сергей резко подошел к картине и скупым, но точно рассчитанным движением-росчерком, написал поверх Люсиной попы желто и жирно - МАНЭ.
После чего, ни слова не говоря, закрыл колпачком фломастер - и был таков.
Что оставалось делать бедной Люсе? Манэ, так Манэ, и уже без Люси, какая разница!
И вывесила на улицу свою рекламу. Свой бренд.
Прошли годы.
... Манэ, которая между прочим, гастролировала весь прошлый ноябрь по земному шару и застряла, усталая, на месяц, медитируя в ашраме гуру Махариши, была неожиданно озарена! После чего, озаренная, она вернулась в Одессу с конкретным предложением: провести сеанс спиритизма на глазах у всех (!) и повторно вызвать дух, явившийся к ней в ашраме.
То есть - провести сеанс подзабытого уже всеми спиритизма.
- Тю! - скажет скептик. - Это и есть геволт, о котором так долго и нудно говорили?
Дух? Спиритический сеанс? Кого сегодня этим удивишь?
И я бы так сказал.
Но!
Не чей-то там дух.
А...
Многозначительно промолчим для усиления интриги.
И!
С предупреждением всем одесситам! С очень важным предупреждением! Может даже о...
О-о!
После долгих размышлений, совещаний со своими менеджерами и прочими консультантами, она решила: не делать как Кашпировский, не выступать 'по телевизору', ибо эфир 'эфирный' и эфир 'духовный', могут войти в неразрешимый конфликт друг с другом и не привести к желаемому результату. А делать - по известному выражению забытого поэта октябрьской революции - под себя, то есть, так, как ей удобно.
Кроме того, дух ей намекнул, что предпочитает явиться всем (!) в одесском Оперном, на все его 1590 мест...
Хоть мы и скептики, но согласимся, что у духа для этого была веская причина. Ведь в театре, как одесситам известно, официально уже прописаны и проживают два привидения: некий итальянский гастролер, чей зловещий хохот время от времени раздается в ночи и пугает случайно заснувшего на галерке, забытого группового туриста-любителя оперы и, если уж на то пошло, балета. Дух этот из ревности зарезал свою супругу-примадонну прямо на сцене во время исполнения ею арии Недды из Леонкавалловских "Паяцев", звучавших в тот роковой вечер, и был убит бравым поручиком-любовником минуту спустя, после чего остался в оперном навеки.
Также билетерши рассказывают, что время от времени слышат нежный девичий голосок из гримерной, - это якобы незрячая певица-принцесса возвращается за недополученными овациями в опере Чайковского "Иоланта".
Выбор духа понятен? И в самом деле: будет окружен своими.
Ну, и еще: о каких призраках вы слышали, например, в музкомедии? На 1300 мест? А?
II
В общем, всё, что осталось в городе от средств 'массовой информации', проглотило эту новость с радостью и удовольствием. Телевидение, радио... А одна газета, самая популярная, тиражом чуть ли не в 500 экземпляров, даже напечатала передовицу под заголовком 'Одесситам не мнется!', намекая на то, что город не только рождает, но и воспитывает собственные таланты, например, Манэ. Когда выяснилось, что надо было писать - 'неймется', а автор статьи, как и автокорректор такого слова не знали, весь тираж уже разлетелся! И 'немнущиеся' одесситы валом повалили за билетами в Оперный, который такого нашествия зрителей не знал, наверное, с пушкинских времен - 'театр полон, ложи блещут' - или со времени приезда сюда в последний раз президента Порошенко - цитата, описывающая это событие, увы, не сохранилась.
Разрешите здесь на пару минут отвлечься и совершить небольшой экскурс в прошлое для 'пущего усугубления'.
Спиритизм, как массовое явление, пришел на территорию того, что называлось Россией, еще в 19 веке до, как вы понимаете, развала Советского Союза, потому как его еще не было.
Первой поклонницей спиритизма в императорской семье стала Александра Иосифовна, супруга великого князя Константина Николаевича. В 1853 году фрейлина жены наследника Марии Александровны Анна Тютчева с раздражением писала в дневнике о спиритических сеансах, как о забаве 'после чая': каждый вечер перед сном окружение цесаревича 'допрашивало столы и шляпы'. После коронации в 1856 году Александр II готовил масштабную реформу - отмену крепостного права - и ощутил острую нужду в беседе с духом покойного батюшки.
Общество раскололось на три лагеря: кто-то воспринимал спиритизм как забавное баловство, кто-то относился к нему всерьез, кто-то осуждал. Все, кто рассчитывал, что спиритизм лишь временное явление, - ошибались. Его щупальца проникли практически в каждый дом. К контактам с духами готовились так же тщательно, как и к светскому рауту. Собирались непременно ночью, убирали все иконы. В действе участвовало несколько человек, один из них должен был быть медиумом - чрезвычайно чувствительным человеком, исполняющим роль посредника между мирами. Дамы и господа усаживались за стол, брались за руки и взывали к духу. Еще больший интерес со стороны публики появлялся, когда собирались вызывать демона. Появление злых духов при столоверчении признавали даже ученые - правда те, кто и сам увлекался спиритизмом. В 1871 году гремел медиум Дэвид Юм, который ранее проводил сеансы для государя Александра II. Легендарный шотландский специалист по духам покорил своей 'работой' тогдашнюю интеллигенцию, и...
...и вот теперь, почти два столетия спустя, Одесса - как всегда первой в мире, ну, в крайнем случае - второй, после Вены - возрождала эту традицию.
Был назначен день. 30 января. Полночь.
Билеты, и должен вам сказать, весьма недешевые, были распроданы за день. Спекулянты, а в Одессе они себя чувствуют дома (а не как дома!), перепродавали билеты на предстоящее действо в три, нет в пять раз дороже!
Бентли, Майбахи, Ламборгини, Порше, жалкие Мерседесы и прочая итальяно-немецкая автомобильная шушера, заполонили тротуары близлежащих кварталов. Забегая вперед скажу, что этот день накормил на годы парковщиков-любителей и их крышевателей.
Толпы нарядных и просто - во все фирменное - одетых одесситов шли, оживленно переговариваясь, по направлению к оперному.
И вот. Расселись. Ложи - тоже. Лица - те же. Ну, которых вы знаете или слыхали. Знакомые, в общем лица, так их хочется сказать : ба!
Но воздержимся. Потому что ровно в полночь раздвигается красный тяжелый занавес с росписью создателя и...
- Дамы и господа, - объявляет собравшимся некто в карнавальной маске. - Я представляю вам Манэ.
И под шквал аплодисментов на сцене появляется она.
Никаких дополнительных звуковых эффектов, никакого излишнего антуража. Скромное черное платьишко от Валентино, на шее почти незаметное колье каратов, ну максимум, на 18, и - туфельки-лодочки ручной работы - подарок гуру Махариши - в общем, как говорят упомянутые выше одесситы - вид на море и обратно!
Сразу к делу.
- Господа, - утихомиривает Люся-Манэ мановением руки собравшихся. - Мне нужны четыре добровольца.
Ропот в зале. Но четверо отчаянных. Среди которых - о! узнаете? узнаете? - это же наш мэр! - поднимаются на сцену.
Там уже стол и пять стульев. Манэ предлагает всем сесть. Короткий инструктаж вполголоса.
Затем в зал.
- Я попрошу полнейшей тишины!
Да там и так уже слышно лишь биение крылышек мухи, случайно разбуженной неожиданным скоплением народа в этот не по-одесски зимний день.
Но становится еще тише. Видимо, кто-то таки поймал ее и оторвал крылышки...
Взявшись за руки со всеми, сидящими за столом, Манэ закрывает глаза.
В это же время гаснет свет и только лучик одинокого фонарика, устремленный куда-то вверх, поверх софитов, заставляет ожить кружащиеся в нем пылинки...
Вдруг...
III
О, этот 'вдруг'. Или это 'вдруг'? Этот или это???
Не будем, впрочем, отвлекаться на семантику. Вернемся в Оперный, где пятеро смелых - две женщины и двое мужчин, один из которых - узнали? Узнали??? Мэр! Наш мэр!!! -плюс Манэ, взявшись за руки, в полной тишине, при выключенном свете, сосредоточились на...
О, опять вдруг! А не-е..., это тот самый 'вдруг', который уже был, извините.
Так вот: вдруг зазвонил телефон. И не где-нибудь, а прямо на сцене. И не просто так, а в боковом кармане мэра!
Он попытался сделать вид, что телефон 'звонит не по нём', но не тут-то было. Взгляд Манэ словно лазер, минуя кошелек и кобуру, проник во внутренний карман его 'Бриони' и ему ничего не оставалось, как смущенно сказать, доставая мобильник:
- Мама звонит. Надо ответить.
И, потянувшись за телефоном, разорвал только что созданный усилиями 10 рук спиритический тетраэдр!
- А-ах, - выдохнул разочарованно зал, ощутивший этот разрыв рук, как собственную боль от неугаданного шестого номера в лотерею.
- Ну, раз мама...- разрешила Манэ сочувственно.
- Мам, я занят, я на этом... на совещании, у этого... у премьера, - тихо, вполголоса пробормотал в трубку мэр. - Не волнуйся, вещей пока никаких не надо. Да, я ел. Пока.
- Извиняюсь, - протянул он освободившиеся от телефона руки спиритикам- сотетраэдрикам. - Продолжим заседание, э-э, совещание, товарищи, э-э, господа...
Снова воссоединились. Снова волнующая атмосфера. Или волнительная?
- Ша! Всем закрыть глаза, - прозвучал в тишине голос Манэ.
Все закрыли.
- Думайте со мной, - велела прорицательница.
Все задумались. Секунды начали отсчитывать сами себя.
Раз, два, три, четыре...
- Я извиняюсь, - вдруг разорвал тишину голос неуехавшего вовремя Рабиновича, которому дети, скинувшись, купили билет на сегодня: мало ли? пусть папа узнает, если что... - я извиняюсь, а об чем думать?
Зал возмущенно взорвался, зашумел, зашикал, затопал ногами.
- Ша! - опять сказала Люся-Манэ. - Думайте об душе!
(Надеюсь, вам не нужно объяснять, на какой букве в слове 'душе' ставить ударение, да?)
-Ша!
И все таки задумались... Теперь, когда стало ясно о чем...
Прошло чуть-чуть.
- М-м-м-м - взмычала сначала тихо, а потом 'с наростом' - в смысле с нарастающей амплитудой и громкостью звука - Манэ.
-М-м-м-м - на всякий случай подмычали ей соспиритизники и соспиритизницы.
- М-м-м-м - решил подключиться и зал к общему мычанию. Им же никто не сказал НЕ мычать.
И вот уже, сбившись в плотный звуковой шар, в этакую огромную тугую субстанцию, нарастая и ширясь, охватывая собой и поглощая напрочь всю притаившуюся в разных щелях, уголках, гримерных и подсобках уборщиц, тишину; уже скрыв под собой весь зал, заполнив до краев оркестровую яму, вывалившись в партер, поднявшись до лож бенуа, вспучившись до галерок и прорвавшись сквозь удерживаемые хлипкими французскими дверями входы, ОНА - эта м-м-м-субстанция - скатилась, даже не облокачиваясь на широкие, изысканные, но неважно реставрированные или уже поцарапанные перила с тщательно затертой надписью 'тут був К', огибая задурманенные позолотой торшеры венецианского стекла, вниз, по знаменитой красавице- лестнице, открывающей местами свое мраморное декольте из под выложенных по случаю, химчистированных в КИМСе ковров и - вытекло наружу.
В общем, ОНО - это субстанцие - слегка замешкалось: пойдешь прямо - можно нарваться на очередной ремонт дороги, налево - попадешь в гордуму, а там - тупик, правда пониже - платный туалет. Направо - Пале-Рояль, где, споткнувшись о расставленные стулья размножившихся ресторанов, можно голову сломать...
И вы не поверите! ОНО вернулось!
Да-да. Подумало и вернулось в тот самый зал, где наша Манэ, уже отмычала свое и терпеливо ждала, пока отмычатся остальные - ведь 'оплочено'.
ОНО недоуменно посмотрело по сторонам, удивленно мммыкнуло в последний раз и взлетев наверх, под выключенные по случаю софиты, лопнуло брызгами лампочек вниз, превратив их в безвредную тончайшую стекляную пыльцу, не опасную, нет, туда, где сидели, ожидая пришествия духа, спиритовызыватели.
Бах! П-ф-ф-ф..
Вот тут-то...
IV
Бах! П-ф-ф-ф!
... Вот тут-то зал и вздрогнул.
Все как один.
Особенно вздрогнул один - Рабинович.
- Геволт, - тихо, но явственно произнес он.
(Тут мне придется отослать - в хорошем смысле этого слова, конечно) читателя на пару дней назад, на страницы все того же фейсбука, когда неожиданно большое количество моих и не моих сотрапезников откликнулось на попытку разъяснения объемного слова 'геволт', добавив в комментариях свои яркие и образные ощущения по этому поводу. Спешу вас порадовать, знакомая вам дама-доцент тоже сейчас в зале. О, вот же она!)
- Прошу прощения, - наклонилась к Рабиновичу интеллигентная седая дама в очках и сразу было видно, что она - доцент. - Это тот 'геволт', который уже пиздец, или это 'геволт', который 'ой, что счас будет'?
- Это - геволт, какой я поц, и не уехал вовремя, - рассудительно ответил тот.
- Да? Так это запоздалый 'геволт'? Типа - сожаление? - продолжала свои научные изыски дама.
- Ой, геволт, что ж вы не понимаете... Это я не сожалею уже, это я уже утверждаю. Что я геволт, какой поц!
- О, - поняла дама. - Подтверждение, да?
- Не, ну это просто геволт, - разнервничался Рабинович - Она таки не понимает!
- Нет, я понимаю! - настаивала дама. - Вы совершили непростительную ошибку, когда можно было уехать из этого города, из этой страны, когда все, кто мог и не мог, это сделали и поуезжали на хрен, а вы и я, кстати - как будет 'поц' женского рода? - в общем, все мы поцы, а мы с вами, отсюда не уехали, а теперь не знаем, кого за это винить, и что со всеми нами будет, ой, геволт!...
И тут дама-доцент неожиданно разрыдалась.
- Это пиздец какой геволт! - вдруг радостно вклинился в их беседу сосед справа. - Там, сверху, какая-то хрень спускается, смотрите!!!
И впрямь! Флюоресцируя и колеблясь, что-то плыло, начав свой путь сверху, чуть слева от правого софита, в направлении стола.
В полутьме матово блеснула - нет! блеснула матом!!! - нет, все-таки матово блеснула - вороненая сталь пистолета: это храбрый мэр выхватил ствол.
- Спрячьте, мишигине, - неожиданно вырвалось из Люси ее пересыпское прошлое. - Это же Жозефина!
Кто? Какая Жозефина??? Причем тут Жозефина???
Но мы то с вами знаем, дорогой завсегдатай одесского Оперного... Это неожиданный подарок судьбы!
Это ниспосланный свыше рецепт торта Жозефина.
Вдруг? Рецепт торта!!! Вот это правильное 'вдруг'!
Манэ подняла примятый временем листок пергамента и прочла вслух:
Вот он, НАКОНЕЦ, первый из необещанных рецептов!!!
А то ли еще будет, когда мы перейдем к обещанным!
ИНГРЕДИЕНТЫ
для коржей:
2 яйца
150 г. сахара
180 мл.молока
250 г. изюма
15 г.соды (погасить)
200 г. муки (просеять)
ванилин
для крема:
180 г. мягкого слив.масла
150 г. сахарной пудры
800 г. нежирной сметаны
50-70 мл. ликера амаретто
ванилин.
горький шоколад для украшения.
... - Ну? - вскричала вдруг дама в шеншелях из второго ряда партера. - Я ж говорила - амаретто! А ты мне - коньяк, коньяк! И Бентли наш - не арабской сборки, как у вас!!!
В подтверждение она вцепилась своими отманикюренными перламутровыми ногтями в яркоблондинистые волосы соседки из первого ряда. Та, в ответ, молча рванула с плеча хулиганки крокодиловую Fendi, вывернула ее наизнанку и продемонстрировала залу надпись 'made in china'. Не вынеся такого позора, посрамленная псевдоолигархша бежала из зала.
-О! - обратил внимание доцентши Рабинович - вот это геволт.
- Еще не пиздец? - опять забеспокоилась седовласая дама.
- Еще нет, - успокоил тот. - Пока только просто геволт. С небольшим гвалтом.
Дама с любовью глянула на Рабиновича.
А зал, утихомирившись, после небольшого гвалта, продолжил слушать Манэ.
- Нагреваем духовку до 200 градусов. Взбиваем яичные белки, в процессе добавляем сахар, затем желтки. Запариваем изюм (залейте кипятком и подольше размочите, затем отожмите). Измельчаем его в блендере. Добавляем к изюму молоко и погашенную уксусом или лимонным соком соду. Перемешиваем. Вливаем эту смесь в бисквитную массу и взбиваем еще 30 секунд. Осторожно всыпаем ванилин, муку и перемешиваем тесто лопаткой.
Разливаем в 3 выложенные промасленной бумагой формы диаметром 24 см. Печем 3 коржа в духовке, разогретой до 200 градусов около 15-17 минут.
Хорошо охлаждаем, затем пропитываем каждый корж ликером Амаретто.
Готовим крем. Взбиваем сливочное масло комнатной температуры с сахарной пудрой и ванилином, добавляем 20% сметану и перемешиваем. Собираем торт, обильно промазывая каждый корж кремом и обмазав сверху и бока. Даем ему постоять 3-5 часов, но лучше ночь в холодильнике. Посыпаем измельченным шоколадом.
...Прочитав последнюю фразу, Манэ, обессиленная, предварительно посмотрев куда рухнуть, выбрала все-таки мэра, и упала в его сторону.
Он успел подхватить ее на руки.
- Ой, геволт,- посочувствовала доцентша.
- Абсолютно с вами согласен, - поддержал ее Рабинович. - Но ви мене извините, я шо - за этим тортиком сюдой ишел? Или я не прав?
Дама одобрила, сунула два пальца в рот и свистнула соловьем-разбойником!
- Чуда давай! Давай чуда! - вскричала она!
- Чу-да! Чу-да! - начал скандировать зал.
И мы понимаем. За такие бабки!
Хоть бы костыли кто бросил! Или вообще откинулся!
А тут... Какая-то Жозефина! Тортик.
Жозефина? Погодите-ка, погодите... А не та ли это Жозефина, которая, которую...
И в мозгу нашем прояснилось.
Вдруг. Как будто это в наши волосы вцепились и вырвали клок!
Аж слезы выступили! Франция. Армия. Жозефина.
Уж не намек ли это на дух... боюсь даже вымолвить кого...
V
...Поэтому прервемся.
Пока, завороженный спиритическим сеансом Манэ, зал одесского Оперного готовится вкусить от сочного тела Жозефины, вспомним: наш зритель, как и читатель, хорошо разбирается во всем. Но особенно - в политике.
Нет, не спорю, тут как в еде, у каждого - свой вкус, свои предпочтения, но в ОБЩЕМ - все в политике суперпрофессионалы!
И не только в Одессе. О, берите выше, шире, дальше и глубже! Берите 4-D, как сказала бы новая поросль!
Это удивительное свойство бывшего 'советского гражданина', всосанное с молоком не только биологической, но и другой, главной матери -Родины (помните? 'пред Родиной вечно в долгу...') приучило его, это гражданина, которого для краткости мы будем называть в дальнейшем просто Г., рассуждать о политике всегда и везде.
Странное дело. Спроси у коренного средне-обычного американца (не ловите меня, не индейца!) о том, как звали (или зовут) родителей, ну скажем, Трампа - посмотрит, как на сумасшедшего. Эй, французы - кто там у вас не президент, не, не надо, про Макрона вы, конечно, знаете, а вот премьер-министр, кто? А? Немцы! Как зовут брата мужа Меркель? То-то.
А вот здесь, в стране, борющейся за букву 'в' перед собой, в стране псевдокапитализма, гнило зреющего на индустриально-овощной базе в прошлом развитой социалистической собственности, наш Г. знает всё и про всех.
Про бабушку Порошенко и тещу Яценюка, про дочку Юли и квартиру Соболева, про хитрых и могущественных партнеров клоуна Зеленского и про вышки мачо Бойко, про задний проход Ляшко и диплом существа по имени Супрун, про 'всехние' офшоры и - я не побоюсь этого слова - даже про национальность Рабиновича.
Нет, нет. Я не про нашего с вами Рабиновича. Я про ИХ Рабиновича, который тоже хотел стать нашим, но фигушки - НАШИ его не взяли... и он снял свою кандидатуру, потому, как ИУДЕЙ. О! Оказывается, он уже не еврей, как все приличные обладатели пятой графы в 'неньке', а ИУДЕЙ. Такая вот особенность национальной политики.
Интересно и то, что это свое неизгладимое и не иссякающее умение разбираться в политике, наш с вами соотечественник Г. с успехом вывозит в чемоданах и в сердцах за рубежи 'необъятной родины своей' и уже там, ступив на землю, твердой валютой политую и обильно сдобренную, продолжает гнуть свою незыблемую политическую линию.
Правда, теперь у него открывается стереовидение. Одним глазом он продолжает с интересом следить за оставленным позади прошлым, настоятельнейшим образом советуя оставшимся в письмах, блогах или - как я - в фейсбучных излияниях - и предупреждать о необходимости тех или иных действий, и причем, срочно, а то...(АТО???) а следя вторым глазом -- дает рекомендации как жить ничего не понимающим местным аборигенам, перенеся опыт 'вырванных лет' на новую почву.
И опять - Г. обалденно разбирается в любом политическом вопросе! В любой стране! Чаще всего он ненавидит либералов и демократов, но если они увеличат ему пособие, или подкинут каких-то ненужных прав - то возьмет и не поперхнется. Не брезгует он и критикой республиканцев и иных правых: но их побаивается, мало-ли, возьмут и отправят обратно...
Он- Г. - ярый сторонник активных и решительных действий: разгромить, посадить, расстрелять! Он видит во всем свое недавнее комму-соци-пост-какое-то прошлое и сбежав от него, незаметно, как он думает, для остальных - выстраивает его для себя заново. Лично для себя: а чего я им должен дарить?!!
Он готов поспорить, если надо: с криком, брызжа слюной, предлагая убить собеседника, в крайнем случае, покалечить... А если попросят аргументировать - вот еще, выдумали! - он плюнет вам под ноги и со словами 'А! Что с тобой разговаривать!' гордо удалится непобежденным. ОН - ЗА ПРАВЯЩУЮ ПАРТИЮ! Он - политик!
Как по мне - я не верю ни в одних, ни в других, ни в третьих, если таковые и появятся. Политика - это управление распределением ресурсов. Политика - это борьба за право устанавливать свои правила игры. Политика, наконец, это искусство зла во имя добра.
Чего, чего? Зло и добро? А кто определяет, что это? Особенно на уровне государственном? Или опять - верхи не могут, низы не хотят? Опять импотенция во вселенском масштабе?
Кстати, об импотенции.
Пробовали 'Жозефину'? Ну как? Понравилось?
Тогда вернемся в зал. А то вам уже, наверное, 'остогеволтило' следить за перепитиями, нет перипетиями, тьфу... в общем, за перьями и Петями... нашего действа.
...Уже 3 часа ночи. Как? Уже 3? Уже некоторым в туалет хочется. Но встать, выйти и пропустить самое интересное?! Ни за какие жозефиновые коврижки! Ведь сейчас начнется самое интересное. ТО, ради чего мы с вами, уважаемый и терпеливый читатель, все это и затевали.
- Чу-да!. Чу-да! - неистовствует зал.
- Чуда! - свистит в два пальца соловей-доцент.
- А что, - думает в это время о своем Рабинович, - я что-то не помню, чтобы Соня пекла в чуде (кусок торта, тому, кто знает!). - По-моему она всегда пекла в прОтивне... Хотя нет, тогда у нас был керосиновый грец (лишний кусок торта тому, кто помнит, что это!!!) - а там же духовки не было... А! Она пекла в чуде лейкех! (еще кусок!!!)
Трах- ба-бах! - грохнуло что-то с галерки, прерывая наши воспоминания.
Ба-ба-ба-бах! - прогремела в ответ тихо молчавшая все эти годы, чтоб не утащили на металлолом, бульварная пушка с фрегата 'Тигр'.
И я понял.
Надо заканчивать.
Тем более, что сказал, в принципе, то что хотелось.
И попросил я Манэ:
- Вызови, пожалуйста, Ирину М. из Германии с ее рецептом знаменитого 'Наполеона'
- Не вопрос! - отвечала Манэ, которую я знавал еще Люсей, - Та пожалуйста.
Она прошептала что-то за кулисы, и оттуда, вся разгоряченная и почти не изменившаяся до узнаваемости, вышла Ирина, словно ждала этого зова и прочла, продекламировала на одном дыхании:
'200 г масла хорошего качества, минимум 82% жирности
1 ч.л. уксуса(можно и без него, но кислота в небольшом количестве сильно улучшает качество слабой(с малым количеством белка) муки)
3 - 3,5 стакана (350-400 г) в зависимости от влагоемкости муки.
Сначала мука с маслом перетирается в сухую крошку, затем добавляется сметана, яйцо и уксус, и быстро замешивается не очень крутое тесто. Месить долго не нужно. Т.е. не до такого состояния, как на пельмени, а гораздо мягче. Оно должно быть похоже на женскую грудь, упругую, но мягкую одновременно.
Тут Ирина хитро глянула в зал... Но зал не заметил ничего необычного. А что, вы не видели в Одессе женскую грудь? Упругую, но мягкую одновременно?
Тогда Ирина продолжила:
Тесто сразу делится на минимум 12 частей, части скатываются в шары и отправляются минимум на полчаса в холодильник. Также их можно сделать заранее, т.е. накануне выпечки.
Охлажденные шарики теста по очереди раскатываются в тонкие коржи, размером 26-30 см., переносятся на противень, накалываются вилкой и выпекаются до красивого золотисто-коричневого цвета на среднем уровне духовки при температуре 210 градусов Цельсия в течении 4-5 минут.
Готовые, полностью остывшие коржи, (легко хранятся в сухом и прохладном месте до двух-трех недель) , промазываются масляно-заварным кремом: