Что за нездоровое любопытство? Он умер. Как? От чего? В котором часу? Долго болел? Лечился? И не позвонил? Не сказал... Ну, и вопросики! Идиоты.Нет! Не позвонил!
Легче стало? Всё? Не будешь теперь, как он, умирать в 2 часа ночи? Постараешься к 7 утра? От старости, а не от болезни? Скоропостижно? В кругу семьи? Оплакиваемый родственниками и друзьями? С некрологом в газете? На двуспальной кровати? Чтоб за окном сирень? Тьфу!
...Странный это был день. Запоминающийся.
Сначала - все, как обычно: хруст просыпающихся костей, покалывание в боку, разлепливание век, аккуратное застилание постели, охающая походка, долгое, почти задумчивое, но все же бездумное, и увы - неудачное, ни к чему не приведшее стояние над унитазом, зубы-шмубы, измочаленный тюбик пасты, обрызгивание лица водой. Ну, и... проход обратно, на кухню. Voila! Спички. Последняя. Кофе. Как же без. Последняя порция... Сахар, как скребком, ложечкой со дна сахарницы, куда зачем-то заглянул, прищурив глаз.
Прошаркал в спальню, одеваться. Тут выяснилось, что нет чистой рубашки. Вот напасть. Понюхал подмышками синюю, с вешалки, вроде не очень. Сойдет. Костюм, неодеванный с... с каких же это пор... ну, лет десять уже как. Налезет ли? Пиджак - да. А вот брюки... И, вроде, не ест много. Ничего, верхнюю пуговицу можно не застегивать, под пиджаком все равно не видно.
Подошел к зеркалу, глянул: а что, ничего. Годится. О, галстук! Галстук же! Что под синее? Надо бы оттенить... И так все слишком мрачно. Красный? Да. Непременно красный. Оп-па, пятно. Да какое огромное. Еще есть коричневый. Это ж надо - оказывается, у него всего два галстука. Дилемма - красный с пятном, или этот?
Вздохнул. Повязал коричневый. Ладно, сойдет.
Не забыть документы. Паспорт. Колыванов В.И. Свидетельство о рождении. Что еще нужно в таких случаях? Положил рядом с гробом, на журнальный столик.
Задумался. Взгляд скользнул вниз. Вот болван! Тапочки на ногах! Костюм и тапочки! Это ж надо, козел старый! Галстук и тапочки! Удобные конечно... Но не в гроб же в тапочках! Туфель не было, были только заношенные и белые когда-то кроссовки. Что ж - все же лучше, чем тапочки. Солиднее как-то.
А-а, мы забыли сказать, что Колыванов собрался умирать. Назначено было на сегодня. На 24, по-военному, 00. Кем назначено? Ну, естественно, им же.
Потому, как надоело. Объяснять, что и почему? Кому, зачем? На-до-ело! И всё тут.
Умер-шмумер, лишь бы был здоров, как говорят люди знающие.
Будучи человеком обстоятельным, он обо всем позаботился заранее: гроб стоял на журнальном столике, сбалансированно, в центре комнаты, счета за квартиру оплачены, цветы политы, холодильник разморожен, вода и газ перекрыты, осталось только щелкнуть выключателем пробки-автомата и электричество тоже перестанет поступать. Что он и сделал.
24.00
Зазвенел поставленный с вечера будильник.
Всё. Пора.
Он взял стакан, положил на язык купленную месяц назад -за большие деньги между прочим -таблетку, которая должна была помочь относительно безболезненно отойти в мир иной.
Запил водой, аккуратно поставил стакан на столик, залез в гроб, устроился поудобнее. Полежал немного. Поерзал. Ну? Долго еще ждать? Как и положено, перед глазами промелькнула вся жизнь. Или что-то, что называлось его жизнью. Что он видел-то? Да ничего, по большому счету. Где был? Кого любил? И тут пустота... Вспомнилось лишь комсомольское собрание чуть ли не полувековой давности, когда сокурсника Витьку Файнштейна исключали из комсомола за анекдот о Василии Ивановиче. Чапаеве, разумеется. Анекдот был смешной, но все равно исключили, потому что, как же ее, как ... имя всплыло -Тома, толстая такая, с сальными, короткими волосами, - а дальше никак... ну, в общем, она сказала, что Файнштейн рассказал анекдот о Василии Иваныче, а ее дедушка воевал с белыми и погиб, как герой. Херня полная, конечно, и дедушку жалко, но указание, наверное, поступило... и исключили... ну и ладно, он его больше не видел, наверное, в Израиловку свою уехал, как все они... о чем только люди, перед смертью думают... Потом всплыл в памяти круиз, на "Нахимове"... Мамочки родные, какой был куруизище! И официанточка... Ё-моё! Какая была.. Правая нога дернулась вдруг, то ли для приличия, то ли таблетка начала уже действовать... Недолго, как оказалось.
И он умер.
... гадай, не гадай... что дальше-то?
Белый свет в конце туннеля? Ангелы? Ад? Рай?
Ан нет.
При жизни Колыванов не верил особо во всякие разговоры о том, что происходит после смерти.
Он был материалистом.
00.02
Открыл глаза.
Он лежал в гробу. На журнальном столике. В центре однокомнатной квартиры, на первом этаже, в хрущевке.
Оглядел себя. Костюм, синяя, не очень свежая рубашка, коричневый галстук, грязно-белые кроссовки.
Дернулся, хорошо сбалансированная конструкция нарушилась, и они - вместе с гробом - с перекосом почему-то влево, шмякнулись об пол.
- Ну, и ...? - подумалось.
Выкарабкался.
Дальше что? Куда идти, что делать? Машинально рука потянулась к выключателю, щелкнул. Света не было.
Что за черт? Нашарил дорогу к щитку... Пощелкал тумблерами - свет включился.
Ну, вот. Хотелось пить. На кухне открытый кран зашипел, захрипел, капнув в подставленную кружку два-три раза, и затих. Что за... Заглянул под мойку, сообразил, увидев перекрытый клапан - пошла вода... Заодно включил и газ.
Напившись воды - подумал о кофе. Неплохо бы. Но кофе не было, как оказалось. Не было и сахара. Размороженный и оживленный было холодильник заурчал пустотой.
- М-да...
Вернулся в комнату, где неуклюже угловатился гроб. На полу валялись паспорт и свидетельство о рождении.
Нагнулся, поднял, машинально раскрыл.
На него глянуло какое-то смутно знакомое лицо.
Пригляделся.
В графе ФИО значилось: Файнштейн В. И.
- Материалист, бля! - вдруг мелькнуло в голове.
... Светало. Новый день вступал в свои права...