ИСКУШЕНИЕ "ДИАСПОРАЛЬНОЙ" ПОЛЕМИКОЙ Россия обязана помочь соотечественникам научиться выживанию Татьяна Полоскова
Татьяна Викторовна Полоскова - кандидат философских наук, зав. сектором мировых диаспор ИАМП Дипломатической академии МИД России.
Россия, имеющая на сегодняшний день самую многочисленную в мире диаспору (более 25 млн. человек в ближнем и около 15 млн. в дальнем зарубежье), до сих пор не определилась, чего она хочет от своих зарубежных соотечественников и что может предложить им. Как рассматривает российское государство диаспору на постсоветском пространстве? Как фактор экономического, культурного, информационного присутствия в геополитически важном для нас регионе или как источник тлеющего конфликта, который по мере надобности можно разжечь?
Сергей Градировский ("Искушение диаспоральной политикой", "Содружество НГ", # 10, 1999 г.) абсолютно прав, говоря, что диаспоральная политика "заработает только тогда, когда заработает внутренняя программа России, отвечающая на вопросы: кто мы, какое общество строим, а следовательно, куда идем". Однако, вынося в заголовок термин "диаспоральная политика", автор не раскрывает сущность этого понятия и недостаточно полно анализирует ситуацию, сложившуюся в сфере взаимоотношений российского государства с диаспорой. Начнем с того, что сам термин "диаспора" не всегда позитивно воспринимается в новом русском зарубежье. Его нет ни в одном официальном документе, касающемся проблем соотечественников (кроме проекта Концепции государственной политики России в отношении зарубежных соотечественников, подготовленного еще в 1997 г. и до сих пор находящегося в стадии рассмотрения). Ряд специалистов считают, что понятие "диаспора" вообще неприменимо к ситуации в странах ближнего зарубежья. Мотивируется это тем, что государство "уехало от русских", а не они добровольно его покинули. Однако большинство современных диаспор тоже возникло либо в результате вынужденной миграции вследствие угрозы геноцида, неблагоприятной политической, экономической, религиозной ситуации, либо по той же причине, что и российская диаспора в странах ближнего зарубежья (переделы границ, распад государственных образований).
"Безусловным нонсенсом" Градировский считает отнесение к российской диаспоре не только этнических русских, но и всяких других народов, "сохраняющих себя в социокультурной орбите российской цивилизации". Но этнически "чистых" диаспор нет вообще. Русские диаспоральные объединения и в ближнем, и в дальнем зарубежье включают в себя татар, аварцев, поляков, евреев. В Молдавии часть украинцев идентифицируют себя как людей русской культуры и посещают русские, а не украинские общины. Немало примеров, когда евреи составляют значительную часть русских (по самоназванию) общественно-политических движений и организаций в странах Балтии и успешно применяют накопленный еврейской диаспорой многовековой опыт сохранения этнокультурной идентичности для защиты прав "русскоязычного населения" и поддержки русского культурного пространства.
Еще сложнее ситуация в дальнем зарубежье, где самоназвание "русская диаспора" (ставшее, скорее, знаковым, символическим закреплением этничности) далеко не всегда совпадает с объективными характеристиками носителя этого самоназвания. К примеру, 2/3 представителей российской диаспоры Аргентины - украинцы, белорусы, поляки, посещающие именно русские общины и считающие себя выходцами с территории бывшей Российской империи, "а значит, русскими". И в проекте Концепции государственной политики России в отношении зарубежных соотечественников, и в Законе о государственной политике в отношении соотечественников за рубежом речь идет не только об "этнических русских". Согласно закону любой гражданин бывшего СССР может считать себя соотечественником. Этническая пестрота организаций и объединений, заявляющих о своих российских корнях, желающих поддерживать духовные связи с Россией, действительно дает основания говорить не о русской, а, скорее, о российской диаспоре как своеобразном этнокультурном феномене.
Для диаспор характерно не только осознание себя частью народа, проживающего в ином государстве, но и наличие собственной стратегии взаимоотношений с государством проживания и исторической родиной. И в этом смысле не столь важно, как мы обозначим ту часть русского зарубежья, для представителей которой характерна множественная этнокультурная идентификация, одной из составляющих которой является духовная ориентация на Россию: диаспора, соотечественники или как-то еще. Кстати, ни у Китая, ни у Израиля, ни у Венгрии четкой, законодательно закрепленной дефиниции понятия "диаспора" нет, а диаспоральная политика, и довольно успешная, присутствует.
Что касается России, то Сергей Градировский абсолютно прав. Политику в отношении соотечественников необходимо менять. Следует отказаться от навязанного всей нашей пропагандистской машиной образа российской диаспоры как забитой, униженной, бесправной. Да, есть и это. Но есть и другое. Не секрет, что основой национального бизнеса в большинстве стран нового зарубежья являются отнюдь не представители "титульных народов". В странах Балтии бизнес в основном "русскоязычный". В Кишиневе около 80% предпринимателей - русские. За прошедшие годы появились политические организации, возникшие в диаспоре и представленные не только в местных, но и в центральных органах власти стран проживания, что дает возможность отстаивать интересы "нетитульного" населения, используя легитимные формы.
Есть немалое количество диаспоральных объединений, отдельных представителей русских деловых кругов в новом зарубежье, претендующих на осуществление функции экономического и культурного моста между Россией и страной проживания. Другой вопрос, какова их эффективность, но она и не станет высокой, если Россия по-прежнему будет ориентироваться только на неадаптированную часть российской диаспоры. Да, проблема дискриминации по этническому признаку есть, она серьезно осложняет не только положение русских, но и ситуацию в сфере межгосударственных отношений. Но не превратилась ли эта проблема в средство защиты интересов определенных политических и финансово-экономических кругов нашего государства, когда в случае необходимости положение русских используется как механизм давления? Примеров тому достаточно. Вспомним хотя бы попытку введения санкций на торгово-экономические отношения с Латвией, спровоцированную российским энергетическим лобби под вывеской "защиты русскоязычного населения" в Прибалтике. Рискнем предположить, что именно попытка опереться на т.н. "протестный электорат" и привела к кризису российскую диаспоральную политику. А результат таков: адаптированная, имеющая влияние в политических и экономических кругах страны проживания часть российской диаспоры, а главное, желающая помогать России, шарахается от диаспоральных русских организаций.
Естественно, нельзя бросать на произвол судьбы ту часть российской диаспоры, которая не смогла интегрироваться в новые политические и социально-экономические реалии. Нельзя игнорировать и вопиющие факты нарушения прав человека. И не надо быть ханжами, негодуя по поводу "корыстных побуждений" политиков, зарабатывающих на реальной поддержке диаспоры политический капитал. Россия обязана помочь диаспоре научиться выживанию, в т.ч. используя опыт других народов. Именно этим надо бы заняться многочисленной армии научных работников и журналистов, специализирующихся по диаспоральной тематике.
Очевидно, что диаспора может себя конституировать и выжить, только если станет очевидно, что ее представители не собираются осуществлять государственные перевороты в странах пребывания. Данное обстоятельство требует от диаспоральных объединений политики "балансирования", поэтому мы категорически не разделяем кочующее по российским СМИ деление русских организаций на "карманные" (финансируемые из бюджета) и остальные. Жизнеспособность диаспоры как этнокультурной общности страны зависит от готовности ее представителей жить в соответствии с определенными в данном государстве правовыми нормами, от умения вести диалог с властями. Этому следует учиться у еврейской, армянской, китайской диаспор.
К сожалению, целенаправленной работы по формированию правовой и политической культуры лидеров русского зарубежья не ведется, в том числе и призванным этим заниматься Советом соотечественников, функционирующим при Госдуме России. В результате многие руководители российских зарубежных организаций и объединений не только не в состоянии вести диалог с органами власти, но нередко допускают действия, наносящие ущерб и диаспоре, и двусторонним межгосударственным отношениям.
По мнению Сергея Градировского, политика России "будет опираться... на нравственный выбор народа, признавшего за собой право на преодоление собственной разделенности". Возникает вопрос: о ком идет речь? Российская диаспора в ближнем зарубежье 1991-1992 гг. и диаспора 1999 г. - разные вещи. За эти годы шел процесс интеграции, и он дал свои плоды. Появилось немалое число русских, адаптировавшихся к новым реалиям и не желающих восстановления СССР. Среди т.н. этнических русских немало таких, кто ассимилировался, "врос" в этнокультурную, языковую среду госуд арства проживания. Еще большая часть находится в ситуации "двукультурья", множественной этнической самоидентификации. В то же время сохраняется значительная часть людей, не сумевших адаптироваться к новым реалиям. С кем мы будем преодолевать "разделенность русской нации"?
Какова будет роль российской диаспоры на постсоветском пространстве? Исходя из ответа на этот вопрос и следует строить диаспоральную политику. Диаспоры не есть некое временное явление в рамках государств, они неотъемлемый атрибут современного мирового порядка. При этом не только диаспоры существуют в условиях государств, но и государства вынуждены считаться с потенциалом диаспоральных объединений. Примеры - успешная лоббистская практика еврейской, китайской армянской и других диаспор. Не случайно ряд государств СНГ и Балтии разработал или разрабатывает программы взаимодействия с собственными диаспорами (в том числе и в России) именно как с фактором национального присутствия, мощным рычагом внешнеполитической деятельности. И в этом смысле они пошли дальше нас.
Большинством стран, имеющих зарубежную диаспору, ее присутствие за рубежом рассматривается как фактор экономического, культурного, информационного присутствия, как "мост" между государствами. В свою очередь, политика государства проживания по отношению к диаспоре оценивается как один из важных показателей отношения к "стране исхода" и влияет на принятие внешнеэкономических и внешнеполитических решений.
В чем же цель российской диаспоральной политики? К сожалению, и Федеральный закон "О государственной политике Российской Федерации в отношении соотечественников за рубежом", и другие документы, принятые за 1994-1999 гг., призванные конкретизировать цели, формы и механизмы российской диаспоральной политики, сужают наши отношения с диаспорой до контактов на уровне: "их ущемляют, мы их защищаем". Диаспора нужна любой стране прежде всего как фактор ее культурного и информационного присутствия в других странах, как инструмент, облегчающий взаимопонимание. Опыт зарубежных стран показывает, что диаспоры полезны государству в первую очередь с этой точки зрения. Причем и государству проживания тоже. Синдром страха "пятой колонны" (как иногда называют диаспоральные объединения, имея в виду печальный исторический опыт) в действительности вызван либо неурегулированностью двусторонних отношений, либо имеющимися фактами нарушения прав "национальных меньшинств", которые создают почву для конфликтов.
Решения в сегодняшней ситуации должны приниматься с учетом опыта мировых диаспор и зарубежных государств; требуется создание специального органа, координирующего взаимодействие с диаспорами, либо передача этих полномочий одной из уже действующих структур. В настоящее время Россия обладает многочисленной диаспорой, и не использовать этот потенциал было бы стратегической ошибкой.