Кто Мы?вызовы Американской Национальной Идентичности

0x01 graphic

PHILOSOPHY

Самюэль ХАНТИНГТОН

КТО МЫ?

ВЫЗОВЫ АМЕРИКАНСКОЙ НАЦИОНАЛЬНОЙ ИДЕНТИЧНОСТИ

ТРАНЗИТКНИГА

Москва 2004

УДК 1/14 ББК 87.3(7Сое) Х19

Samuel P. Huntington

WHO ARE WE?

The Challenges To America's National Identity 2004

Перевод с английского А. Башкирова Серийное оформление А. Кудрявцева

Печатается с разрешения автора и ICM, International Creative Management, Inc.

с/о Toymania LLC.

Подписано в печать 26.05.04. Формат 84х108 ¹/₃₂. Усл. печ. л. 33,60. Тираж 5000 экз. Заказ N 1660.

Книга подготовлена издательством "Мидгард" (Санкт-Петербург)

Х19

Хантингтон С. Кто мы?: Вызовы американской национальной идентичности / С. Хантингтон; Пер. с англ. А. Башкирова. -- М.: ООО "Издательство ACT": ООО "Транзиткнига", 2004. -- 635, [5] с. -- (Philosophy).

ISBN 5-17-024800-8 (ООО "Издательство ACT") ISBN 5-9578-1030-4 (ООО "Транзиткнига")

Новая книга Самюэля Хантингтона посвящена анализу ключевой для современного общественного сознания проблемы -- определения идентичности. Приоритет общенационального самосознания особенно важен для страны, которую принято называть "плавильным тиглем народов", -- Соединенных Штатов Америки. Однако сегодня в США набирают силу дезинтеграционные процессы, ставящие под сомнение сам факт дальнейшего существования феномена американской идентичности. Америка, как убедительно доказывает профессор Хантингтон, находится на переломе -- и от того, в какую сторону в конце концов качнется маятник, зависит будущее не только Соединенных Штатов, но и всей мировой системы в целом.

УДК 1/14 ББК 87.3(7Сое)

No Samuel P. Huntington, 2004 No Перевод. А. Башкиров, 2004 No ООО "Издательство ACT", 2004

Электронное оглавление

Электронное оглавление. 2

ОТ РЕДАКЦИИ. НА ПЕРЕЛОМЕ, В ПОИСКАХ СЕБЯ.. 2

КТО МЫ? ВЫЗОВЫ АМЕРИКАНСКОЙ НАЦИОНАЛЬНОЙ ИДЕНТИЧНОСТИ.. 2

БЛАГОДАРНОСТИ.. 2

ПРЕДИСЛОВИЕ. 2

ЧАСТЬ 1. ПРОБЛЕМЫ ИДЕНТИЧНОСТИ.. 2

ГЛАВА 1. КРИЗИС НАЦИОНАЛЬНОЙ ИДЕНТИЧНОСТИ.. 2

ЗНАЧИМОСТЬ ИДЕНТИЧНОСТИ: НА МЕСТЕ ЛИ ФЛАГИ?. 2

ДРУГИЕ НАЦИОНАЛЬНЫЕ ИДЕНТИЧНОСТИ.. 2

СУБНАЦИОНАЛЬНЫЕ ИДЕНТИЧНОСТИ.. 2

ТРАНСНАЦИОНАЛЬНЫЕ ИДЕНТИЧНОСТИ.. 2

СУЩНОСТЬ ИДЕНТИЧНОСТИ: КТО МЫ ТАКИЕ?. 2

ГЛОБАЛЬНЫЙ КРИЗИС ИДЕНТИЧНОСТИ.. 2

ПЕРСПЕКТИВЫ АМЕРИКАНСКОЙ ИДЕНТИЧНОСТИ.. 2

ГЛАВА 2. ИДЕНТИЧНОСТИ НАЦИОНАЛЬНЫЕ И ПРОЧИЕ КОНЦЕПЦИЯ ИДЕНТИЧНОСТИ.. 2

ПРОЧИЕ И ВРАГИ.. 2

ИСТОЧНИКИ ИДЕНТИЧНОСТИ.. 2

ЛОЖНАЯ ДИХОТОМИЯ.. 2

ЧАСТЬ 2. АМЕРИКАНСКАЯ ИДЕНТИЧНОСТЬ.. 2

ГЛАВА 3. ЭЛЕМЕНТЫ АМЕРИКАНСКОЙ ИДЕНТИЧНОСТИ.. 2

ПЕРЕМЕННЫЕ, КОНСТАНТЫ И ЧАСТИЧНАЯ ПРАВДА.. 2

Таблица 1. 2

ПЕРВОПОСЕЛЕНЦЫ: ДО ИММИГРАЦИИ.. 2

БОЛЬШЕ ЧЕМ ВЕРА.. 2

"НЕ ПРИВЯЗАННЫЕ К МЕСТУ". 2

РАСА И НАЦИОНАЛЬНОСТЬ. 2

ГЛАВА 4. АНГЛО-ПРОТЕСТАНТСКАЯ КУЛЬТУРА СТЕРЖЕНЬ КУЛЬТУРЫ.. 2

"ИНАКОМЫСЛЯЩИЕ В ИНАКОМЫСЛИИ". 2

"АМЕРИКАНСКОЕ КРЕДО". 2

ИНДИВИДУАЛИЗМ И РАБОЧАЯ ЭТИКА.. 2

МОРАЛИЗМ И ЭТИКА РЕФОРМ... 2

ГЛАВА 5. РЕЛИГИЯ В ЦЕЛОМ И ХРИСТИАНСТВО В ЧАСТНОСТИ ГОСПОДЬ, КРЕСТЫ И АМЕРИКА 2

РЕЛИГИОЗНЫЙ НАРОД.. 2

Рисунок 1. Соотношение уровня экономического развития и уровня религиозности. 2

Таблица 2. Степень веры: средние показатели религиозности (по ответам на семь вопросов) 2

Рисунок 2. Религиозность в мире. 2

ПРОТЕСТАНТСКАЯ АМЕРИКА И КАТОЛИЦИЗМ... 2

ХРИСТИАНСКИЙ НАРОД.. 2

ГРАЖДАНСКАЯ РЕЛИГИЯ.. 2

ГЛАВА 6. ВОЗНИКНОВЕНИЕ, ТОРЖЕСТВО, РАСПАД ХРУПКОСТЬ НАЦИЙ.. 2

СОЗДАВАЯ АМЕРИКАНСКУЮ ИДЕНТИЧНОСТЬ. 2

Рисунок 3. Функциональное объединение, важнейшие события и графики развития национального сознания американцев, 1735-1775 гг. 2

НАЦИОНАЛЬНАЯ ИДЕНТИЧНОСТЬ ПРОТИВ ОСТАЛЬНЫХ.. 2

НАЦИОНАЛЬНОСТЬ И ТОРЖЕСТВУЮЩИЙ ПАТРИОТИЗМ... 2

НАЦИОНАЛЬНОЕ СОЗНАНИЕ. 2

ЭКОНОМИЧЕСКОЕ РАЗВИТИЕ И НАЦИОНАЛЬНЫЕ ОРГАНИЗАЦИИ.. 2

ПРИМИРЕНИЕ СЕВЕРА И ЮГА.. 2

НАЦИОНАЛЬНАЯ ИСТОРИЯ.. 2

ПАТРИОТИЧЕСКИЕ РИТУАЛЫ И СИМВОЛЫ.. 2

ДЕБАТЫ ОБ АССИМИЛЯЦИИ.. 2

АМЕРИКАНИЗАЦИЯ ИММИГРАНТОВ.. 2

МИРОВЫЕ ВОЙНЫ.. 2

УВЯДАЮЩИЙ НАЦИОНАЛИЗМ... 2

ЧАСТЬ 3. ВЫЗОВЫ АМЕРИКАНСКОЙ ИДЕНТИЧНОСТИ.. 2

ГЛАВА 7. ДЕКОНСТРУКЦИЯ АМЕРИКИ: ПОДЪЕМ СУБНАЦИОНАЛЬНЫХ ИДЕНТИЧНОСТЕЙ.. 2

ДВИЖЕНИЕ ДЕКОНСТРУКЦИОНИСТОВ.. 2

ВЫЗОВ КРЕДО.. 2

ВЫЗОВ ЯЗЫКА.. 2

Таблица 3. Языковые референдумы 1980-2002 гг. 2

ВЫЗОВ СТЕРЖНЕВОЙ КУЛЬТУРЫ.. 2

ГЛАВА 8. АССИМИЛЯЦИЯ: ПРОЗЕЛИТЫ, "ПОЛУСЕЛЕНЦЫ" И ЭРОЗИЯ ТЕРМИНА "ГРАЖДАНСТВО" 2

ИММИГРАЦИЯ: С АССИМИЛЯЦИЕЙ ИЛИ БЕЗ НЕЕ?. 2

АССИМИЛЯЦИЯ: УСПЕХ НЕИЗБЕЖЕН?. 2

ИСТОЧНИКИ АССИМИЛЯЦИИ.. 2

ИММИГРАЦИОННЫЕ ПРОЦЕССЫ.. 2

МНОГООБРАЗИЕ И ДИСПЕРСИЯ.. 2

РАЗРЫВНОСТЬ. 2

ВОЙНЫ.. 2

АМЕРИКАНСКОЕ ОБЩЕСТВО: АМЕРИКАНИЗАЦИЯ КАК АНТИАМЕРИКАНСКОЕ ЯВЛЕНИЕ. 2

"ПОЛУСЕЛЕНЦЫ" И ДВОЙНОЕ ГРАЖДАНСТВО.. 2

Таблица 4. 2

ГРАЖДАНЕ И НЕГРАЖДАНЕ. 2

АЛЬТЕРНАТИВЫ АМЕРИКАНИЗАЦИИ.. 2

ГЛАВА 9. МЕКСИКАНСКАЯ ИММИГРАЦИЯ И ИСПАНИЗАЦИЯ.. 2

МЕКСИКАНСКИЙ ВЫЗОВ.. 2

ОСОБЕННОСТИ МЕКСИКАНСКОЙ ИММИГРАЦИИ.. 2

ГЕОГРАФИЧЕСКАЯ БЛИЗОСТЬ. 2

МАССОВОСТЬ. 2

Таблица 5. 2

Таблица 6. 2

НЕЛЕГАЛЬНОСТЬ. 2

РЕГИОНАЛЬНАЯ КОНЦЕНТРАЦИЯ.. 2

ПОСТОЯНСТВО.. 2

ИСТОРИЧЕСКИЕ КОРНИ.. 2

ПРОЯВЛЕНИЯ ОСОБЕННОСТЕЙ МЕКСИКАНСКОЙ ИММИГРАЦИИ.. 2

ЯЗЫК.. 2

ОБРАЗОВАНИЕ. 2

Таблица 7. Уровень образования американцев мексиканского происхождения в сравнении с общим уровнем образования американцев. 2

ПРОФЕССИИ И ДОХОДЫ.. 2

Таблица 8. 2

Таблица 9. 2

Таблица 10. 2

Таблица 11. 2

Таблица 12. Американцы мексиканского происхождения, 1989-2000 гг. Социоэкономические характеристики и сравнение с американцами в целом.. 2

ГРАЖДАНСТВО.. 2

Таблица 13. 2

СМЕШАННЫЕ БРАКИ.. 2

Таблица 14. Азиатские иммигранты Испаноязычные. 2

ИДЕНТИЧНОСТЬ. 2

ИТОГИ.. 2

ИНДИВИДУАЛЬНАЯ АССИМИЛЯЦИЯ И КОНСОЛИДАЦИЯ АНКЛАВОВ.. 2

ИСПАНИЗАЦИЯ МАЙАМИ.. 2

ИСПАНИЗАЦИЯ ЮГО-ЗАПАДА.. 2

ГЛАВА 10. АМЕРИКА И ОСТАЛЬНОЙ МИР. 2

МЕНЯЮЩЕЕСЯ ОКРУЖЕНИЕ. 2

В ПОИСКАХ ВРАГА.. 2

МЕРТВЫЕ ДУШИ: ДЕНАЦИОНАЛИЗАЦИЯ ЭЛИТ.. 2

ПАТРИОТИЧЕСКАЯ ПУБЛИКА.. 2

Таблица 15. 2

ДИАСПОРЫ ЗАРУБЕЖНЫЕ ПРАВИТЕЛЬСТВА И АМЕРИКАНСКАЯ ПОЛИТИКА.. 2

ЧАСТЬ IV. ВОЗРОЖДЕНИЕ АМЕРИКАНСКОЙ ИДЕНТИЧНОСТИ.. 2

ГЛАВА 11. ЛИНИИ РАЗЛОМА В БЫЛОМ И НАСТОЯЩЕМ.. 2

СОВРЕМЕННЫЕ ТРЕНДЫ.. 2

ОТМИРАНИЕ ЭТНИЧЕСКОЙ КОМПОНЕНТЫ.. 2

РАСА: КОНСТАНТА, ПЕРЕМЕННАЯ, ПУНКТИР. 2

БЕЛЫЙ НАТИВИЗМ... 2

БИФУРКАЦИЯ: ДBA ЯЗЫКА, ДBE КУЛЬТУРЫ?. 2

НЕПРЕДСТАВИТЕЛЬСКАЯ ДЕМОКРАТИЯ: ЭЛИТЫ ПРОТИВ ОБЩЕСТВА.. 2

Таблица 16. 2

Таблица 17. Либерализм и религиозность интеллектуалов. 2

Рисунок 4. Общественное доверие к правительству. 2

ГЛАВА 12. АМЕРИКА В ДВАДЦАТЬ ПЕРВОМ СТОЛЕТИИ: УЯЗВИМОСТЬ, ВЕРА, НАЦИОНАЛЬНАЯ ИДЕНТИЧНОСТЬ. 2

КРЕДО В ЭПОХ УЯЗВИМОСТИ.. 2

АМЕРИКА ОБРАЩАЕТСЯ К РЕЛИГИИ.. 2

PACЦBET КОНСЕРВАТИВНОГО ХРИСТИАНСТВА.. 2

ОБЩЕСТВО И РЕЛИГИЯ.. 2

РЕЛИГИЯ И ПОЛИТИКА.. 2

РЕЛИГИЯ И ВЫБОРЫ.. 2

Таблица 18. Выборы-2000. 2

Таблица 19. 2

ГЛОБАЛЬНОЕ ВОЗРОЖДЕНИЕ РЕЛИГИИ*. 2

ВОИНСТВУЮЩИЙ ИСЛАМ ПРОТИВ АМЕРИКИ.. 2

Таблица 20. Уровень мобилизации ресурсов. 2

АМЕРИКА В МИРЕ: КОСМОПОЛИТ, ИМПЕРИЯ ИЛИ НАЦИЯ?. 2

Рисунок 5. Соотношение национальной гордости и значимости религии. 2

БИБЛИОГРАФИЯ.. 2

СОДЕРЖАНИЕ.. 2

ОТ РЕДАКЦИИ. НА ПЕРЕЛОМЕ, В ПОИСКАХ СЕБЯ

Согласно американскому ученому Л. Фоллерсу, автору книги "Антропология национального государства"¹, самые серьезные проблемы наций и национальных государств чаще всего связаны не с экономикой, политикой или обороной, а с нематериальными, неосязаемыми символами. Все преуспевающие нации обладают набором стержневых символических элементов, которые служат их гражданам своеобразными "критериями истины". Эти символы поощряют лояльность, конкретизируют чувства собственного достоинства и самоуважения, а также создают этическую основу для общественного участия в национальной обороне, политике, в функционировании социальных и экономических институтов. Всякая нация и всякое национальное государство, следовательно, должны определить для себя (осознанно или неосознанно), с помощью каких символов они хотели бы выразить свои представления о себе как таковых на индивидуальном и коллективном уровне. Иными словами, нации и государства должны ответить для себя на вопросы: "Кто мы?" и "Что конкретно скрывается за этим "мы"?", то есть определить свою национальную идентичность.

Причем на эти вопросы приходится отвечать постоянно и вне зависимости от "статуса успешности" той или иной нации и того или иного государства. Эти вопросы принципиально важны как для возникающих государств, появившихся, к примеру, на карте мира в конце ХХ столетия, так и для государств, давно "укоренившихся" в мировой геополитической структуре. Для тех и для других выработка и реализация национальной идентичности связаны с громадными сложностями. Эти сложности особенно велики в тех случаях, когда какая-либо нация включает в себя несколько

¹ Fallers L. The Anthropology of the Nation-State. Chicago, 1968.

этнических, религиозных или лингвистических групп. Примерами могут служить, с одной стороны, опыт молодых африканских государств, а с другой -- опыт "мировых империй", наподобие бывшего СССР или нынешних Соединенных Штатов. Эти нации объединяют десятки групп со своими региональными лояльностями, которые подменяют (в случае Африки) общую лояльность или тяготеют к подмене собой (в случае бывшего СССР и США) общей лояльности по отношению к государству.

Перед подобными нациями не стоит вопрос, быть ли им мультикультурными или нет. Множественность культур уже навязана, и гражданам приходится выбирать между различными комбинациями элементов публичного выражения идентичности и решать, какое внимание уделять каждому из них. Сфера выражения идентичности весьма широка. Речь может идти об определении "культурного акцента" в системе образования, при проведении праздников, установке памятников, учреждении эмблем и т.д. Всякий раз, когда государственный лидер выступает с публичным заявлением или выражает поддержку тому или иному событию общественной жизни, он влияет на восприятие обществом своей идентичности. Это очень деликатная сфера, поскольку у групп, чье мнение не было учтено, как правило, возникают и постоянно растут чувства отчужденности и враждебности. Если чувство национальной идентичности оказывается слабее идентичностей региональных, культурных и пр. -- нация распадается, как показывают, в частности, сравнительно недавние события на территории бывшей Югославии.

Проблема самоопределения нации и осознания национальной идентичности восходит -- в европейском и, шире, евро-атлантическом контексте -- к древней Элладе. Именно древнегреческие мыслители сформулировали "языково-культурный" принцип самоидентификации: всякий, кто говорит по-гречески, -- эллин, всякий, кто говорит на ином языке и придерживается иных обычаев, -- варвар. После полутора тысячелетий стихийных поисков "национальной идеи" в XIX веке европейские философы выдвинули теорию национальной принадлежности, которая основывалась на синтезе двух концепций: рационалистическом постулате Ж.-Ж. Руссо о праве народа быть верховным сувереном в политической жизни и представлениях немецких и английских романтиков об иррациональной природе наций (единство по языку, крови, фольклорным традициям). Европейские теоретики национализма -- Г. Гегель, Ф. Гизо, Г. Бокль, А. де Токвиль -- придерживались единой концепции (разумеется, при этом они ожесточенно полемизировали друг с другом о критериях выделения "народа" и о том, какая политическая форма лучше всего отражает идею народного суверенитета -- от либерального правового государства до аристократической системы, -- однако суть кон-

цепции оставалась неизменной). "Национальная идея" XIX века предполагала, что "демократическое государство основано на политическом участии демоса (населения), а национализм обеспечивает то возможное определение состава демоса, при котором он может совпадать, но может и не совпадать с населением государства"¹. Эта идея, положенная в основу европейских государственных образований, от Венской системы до Германской империи, подразумевала неразрывное единство национальных и государственных институтов.

Иную концепцию национальной идентичности предложил французский социолог Г. Лебон, автор знаменитого исследования "Психология толпы". По Лебону, самоопределение нации не исчерпывается поиском общего языка, фольклора или кровного родства. Развивая лебоновский подход, М. Баррес определяет национализм как относительно связную систему идей и чувств, в рамках которой "человеческий разум скован тем обстоятельством, что мы всегда проходим по следам других, след в след"². Тем самым, "социология масс", как писал отечественный исследователь А. Фененко, выдвигает на первый план не иррациональные категории национального единства, как это было, например, в философии Фихте, а некие "врожденные представления", то есть бессознательные стереотипы мировосприятия, присущие всем членам данной этнической общности³.

Национальную теорию Лебона невозможно описать в рамках классического национализма XIX века, ставившего своей целью создание национальных государств, основанных на праве титульной нации осуществлять политическую власть. Лебоновские работы провозглашают качественно новую форму "деполитизированного" и даже "биологического" национализма, к которому гораздо корректнее применить не термин "национальная идея" (которая акцентирует политический аспект), а понятие "национальная идентичность", поскольку речь идет о принципах бессознательной связи личности с этнической группой. Говоря о классификации народов, французский исследователь подчеркивает, что ее основой не могут служить ни язык, ни среда, ни "политические группировки". Такой основой может служить только психология, поскольку именно она показывает, "что позади учреждений, искусств, верований, политических переворотов каждого народа находятся известные

¹ Линц X., Степан А. "Государственность", национализм и демократия // Полис, 1997, N 5.

² Barres M. Mes cahiers 1896-1923. Paris, 1994.

³ Фененко А. "Национальная идея" и "национальная идентичность" в произведениях Гюстава Лебона // Межкультурная коммуникация и проблемы национальной идентичности. Сборник научных трудов. Воронеж, 2002.

моральные и интеллектуальные особенности, из которых вытекает его эволюция"¹.

Если обращаться к отечественному опыту поисков национальной идентичности и формирования концепций национальной идеи, следует признать, что самоопределение русской (в широком смысле) нации всегда происходило не на основе формирования "внутренних нематериальных символов", а на основе противопоставления символам иных наций: православие как противопоставление "латинской вере", соборность как противопоставление западному индивидуализму, пресловутый "третий путь" как противопоставление западному и восточному пути развития и т. д. Иначе говоря, на вопрос: "Кто мы?" русские отвечали (и продолжают отвечать): "Мы -- не они", не формулируя при этом, в чем состоит содержательный аспект отличия. Длящаяся по сей день дискуссия о том, призывали ли русы Рюрика "на царство", равно как и ожесточенные споры славянофилов и западников, и столь популярная ныне евразийская теория -- проистекают, кстати сказать, именно из подобного ответа на упомянутый выше "самоопределяющий" вопрос, то бишь из нежелания признать, что "мы" -- "они", хотя бы отчасти.

Впрочем, в современной России поиски национальной идеи, то есть тех самых "неосязаемых символов", похоже, получают государственную поддержку. Более того, эта поддержка накладывается на нарастающую "пассионарность самоосознания" нации, что позволяет предположить появление у России собственной, "внутренней" национальной идеи уже в ближайшем будущем. Что же касается Америки, национальной идентичности которой посвящена новая книга С. Хантингтона, американская идентичность является наиболее показательным примером "психологической идентичности", о которой писал Г. Лебон. "Плавильный тигель народов", как принято называть США, предусматривает приоритет национальной идентичности (самосознания нации в целом) над прочими лояльностями. И этот приоритет до недавних пор являлся неотъемлемой характеристикой American way of life. Однако сегодня в США набирают силу дезинтеграционные процессы, ставящие под сомнение сам факт дальнейшего существования феномена американской идентичности. Америка, как убедительно доказывает профессор Хантингтон, находится на переломе -- и от того, в какую сторону в конце концов качнется маятник, зависит будущее не только Соединенных Штатов, но и всей мировой системы в целом.

Игорь Феоктистов

¹ Лебон Г. Психология толпы // Психология толпы. Сборник работ. М.; СПб., 2003.

САМЮЭЛЬ ХАНТИНГТОН

КТО МЫ? ВЫЗОВЫ АМЕРИКАНСКОЙ НАЦИОНАЛЬНОЙ ИДЕНТИЧНОСТИ

Посвящается КЭНДИС, МАКСУ, ЭЛИЗЕ и их американскому будущему

БЛАГОДАРНОСТИ

Эта книга, как и все мои предыдущие труды, выросла из преподавательского опыта. В течение нескольких лет я читал университетский курс по американской национальной идентичности. Этот курс дал мне возможность и предоставил побудительную причину сформулировать и изложить мои мысли по данному поводу в связной, книжной форме. Вопросы, комментарии и замечания, которые я получал от своих студентов, заставляли меня многократно обдумывать отдельные положения, уточнять формулировки, искать обоснования, а также время от времени отвергать те или иные идеи и концепции. Результат налицо: без участия моих студентов эта книга оказалась бы намного хуже, чем она есть (а какова она есть, судить, разумеется, не мне).

На начальных стадиях работы над текстом мне оказывали существенную помощь Тэмми Фрисби, Мариус Хентес и Джон Стивенсон, которые подбирали и сортировали фактический материал, готовили пояснительные записки и сделали немало полезных комментариев и замечаний. Кэрол Эдвардс и

Джина Флэхайв набирали первые главы чернового варианта рукописи.

Основной корпус текста создавался на второй стадии работы, когда мне несказанно повезло получить в помощники замечательную команду: Бет Бейтер, Тодда Файна и Джеймса Перри. Без помощи этой "книжной команды" рукопись ни за что не удалось бы завершить в тот срок, в который она была завершена; более того, она могла вообще не увидеть свет. Джеймс Перри вдобавок помогал мне подбирать и анализировать статистические данные, его потрясающее умение обращаться с компьютером избавило нас от множества технических проблем, его познания в юриспруденции позволили разобраться в законодательствах штатов, а его мудрые советы способствовали тому, что я стал излагать свою точку зрения аккуратно, корректно и аргументированно. Джеймс -- мастер "короткой прозы": его пояснительные записки не содержали ничего лишнего, только факты и тщательно продуманные и весьма убедительные комментарии к ним.

Тодд Файн настойчиво и эффективно искал и находил материалы в библиотечных лабиринтах Гарварда, будь то книги, документы, сводки или иные сведения; находил и при первой же возможности клал найденное на мой рабочий стол. Следует, впрочем, признать, что основной его вклад состоял в приучении меня к аккуратности. Он неустанно проверял и перепроверял факты, таблицы, цитаты и ссылки, причем порой доходил до самого настоящего буквоедства, противясь, например, моему намерению округлить проценты: по его мнению, проценты следовало указывать с точностью не менее до одной десятой. Что ж, в книгах наподобие этой, содержащих огромное количество фактического материала, вероятность ошибки весьма велика. Тодд сделал все, чтобы свести возможные ошибки к абсолютному минимуму.

Третий член "книжной команды", Бет Бейтер, была "ступицей", вокруг которой все мы вращались. Она являлась нашим коммуникационным центром и координатором всей нашей деятельности, следила за тем, чтобы каждый из нас выполнял свою работу и одновременно имел представление о том, чем в данный момент занимаются остальные. С непременной улыбкой она напоминала нам о близящемся сроке сдачи рукописи и подпитывала наши силы кофе и печеньем. Я крайне признателен ей за то, что она взяла на себя заботу о моем расписании и составление графика деловых встреч, лекций и иных мероприятий за пределами университетских аудиторий. А еще она раз за разом набирала на компьютере переработанные главы книги.

В прошлом у меня было много первоклассных помощников. Однако никогда раньше мне не встречалась такая "книжная команда", блещущая разнообразными талантами, столь гармоничная, столь эрудированная и столь преданная делу. Знакомство и работа с ними -- неоценимый и восхитительный опыт.

Мои друзья Лоуренс Гаррисон, Питер Скерри и Тони Смит прочитали первоначальный вариант текста и поделились со мной очень и очень ценными комментариями и замечаниями, которые я постарался учесть и которые существенно улучшили книгу. Ларри Гаррисону я также крайне обязан за идеи и советы, равно как и за ту поддержку, которую он оказывал мне на протяжении всего времени работы над этой книгой.

Последняя не была бы написана (и к работе над ней не удалось бы привлечь "книжную команду") без финансовой поддержки фонда Смита--Ричардсона, фонда Брэдли, фонда Уэзерхед, Гарвардского университета и Уэзерхедского центра международных исследований при Гарвардском университете.

С момента возникновения проекта этой книги и до последнего этапа ее публикации Дениз Шэннон бра-

ла на себя гораздо больше "типовых" обязанностей литературного агента; она приложила все усилия к тому, чтобы книга была опубликована именно в том виде, в котором я ее себе представлял, -- и справлялась со всеми моими капризами и свойственными автору причудами. Боб Бендер, мой редактор в издательстве "Simon and Schuster", делал все от него зависящее, чтобы книга шла по утвержденному графику, и стоически сносил мои причитания по поводу срыва сроков (в этом ему радостно помогала его ассистентка Джоанна Ли).

Всем этим людям и организациям я приношу свою глубочайшую благодарность. Все они, в той или иной степени, причастны к выходу этой книги. Разумеется, ответственность за ее содержание лежит целиком на мне, поэтому все недочеты, упущения и ошибки, которые могут встретиться в тексте, -- мои и только мои.

Наконец самое важное. Со своей женой Нэнси я познакомился в 1956 году; год спустя мы обвенчались. В ту пору я как раз закончил свою первую книгу "Солдат и государство" и собирался приступать к следующей. Ныне у меня за спиной множество статей и книг, а Нэнси частенько приговаривает, что вряд ли вышла бы за меня замуж, знай она заранее, что ей предстоит жить с раздражительным, ворчливым, вечно занятым профессором, подверженным припадкам ярости, особенно в длительные периоды исследовательского труда. Тем не менее она доблестно вынесла мое брюзжание во время работы над этой книгой, и наш брак не только не распался, но и, исключительно благодаря Нэнси, сделался еще прочнее и счастливее, если такое возможно. За все это я могу лишь признаться ей в любви и выразить самое искреннее восхищение ее почти полувековым терпением и заботой.

С. П. X.

ПРЕДИСЛОВИЕ

Эта книга посвящена особенностям американской национальной идентичности. Главная особенность, если не суть, последней состоит в том, что американцы приписывают национальной идентичности роль, главенствующую по сравнению со всеми прочими идентичностями. При этом мы намерены ответить на вопрос, что объединяет американцев в нацию и что отличает их от других народов. В этой книге выдвигаются три основных аргумента.

Во-первых, осознание американцами собственной национальной идентичности варьировалось на протяжении всей истории США. Лишь в восемнадцатом столетии британские переселенцы начали отождествлять себя не только со своими колониями, но и со страной, в которой эти колонии были основаны. Вслед за обретением независимости в девятнадцатом столетии возникло и укрепилось представление об американском народе. После Гражданской войны понятие национальной идентичности сделалось превалирующим и американский национализм расцвел пышным цветом. В 1960-х годах, однако, осознание национальной идентичности пошло на спад, ей стали угрожать идентичности субнациональные, двунациональные и транснациональные. Трагические обстоятельства 11 сентября 2001 года вернули Америке ее идентичность. До тех пор, пока американцы считают, что их стране угрожает опас-

ность, национальная идентичность остается весьма высокой. Если же чувство опасности притупляется, прочие идентичности вновь берут верх над идентичностью национальной.

Во-вторых, на протяжении американской истории жители США определяли свою идентичность в терминах "раса", "этнос", "идеология" и "культура". Первые два термина сегодня практически выведены из оборота. Американцы рассматривают свою страну как мультиэтническое и мультинародное общество. Также принято считать, что Америку отличает от остальных некая особая вера, "американское кредо", впервые изложенное Томасом Джефферсоном и отточенное в формулировках его наследников. Впрочем, эта вера -- порождение англо-протестантской культуры отцов-основателей, и ее фундамент был заложен в XVII--XVIII вв. Ключевыми элементами этой культуры являются английский язык, десять евангельских заповедей, английские же представления о главенстве закона, ответственности правителей и правах отдельных личностей, а также "раскольнические" протестантские ценности -- индивидуализм, рабочая этика, убежденность в том, что люди могут и должны создать рай на земле -- или "град на холме". Миллионы иммигрантов прибыли в Америку, привлеченные этой культурой и экономическими возможностями, которые она открывала.

В-третьих, на протяжении трех столетий стержнем американской национальной идентичности была англо-протестантская культура. Именно она -- то общее, что объединяет американцев, как замечали бесчисленные иностранцы, именно она отличает американский народ от остальных. В конце двадцатого столетия этой культуре был брошен вызов: новая волна иммигрантов из Азии и Латинской Америки, растущая популярность доктрин мультикультурализма и диверсификации в интеллектуальных и политических кругах, распространение испанского в качестве второго языка на территории США и испанизация части американского социума, утверждение групповых иден-

тичностей, основанных на понятиях расы, этноса и пола, растущее влияние диаспор, крепнущая приверженность элит космополитизму и транснациональным идентичностям. Ответы на этот вызов могут быть следующими:

1) религиозная Америка, утратившая свой историко-культурный стержень и объединяемая лишь приверженностью американскому кредо:

2) бюрократическая Америка, имеющая два официальных языка - английский и испанский - и две культуры - англо-протестантскую и испанскую;

3) "отделившаяся" Америка, вновь рассуждающая о народах и расах и отвергающая либо подчиняющая тех, кто не принадлежит к белым европейцам;

4) возрожденная Америка, восстановившая свою англопротестантскую культуру и религиозные ценности и объединенная конфронтацией с враждебным миром;

5) некая комбинация перечисленных выше, а также оставшихся неупомянутыми возможностей.

В нашей книге предпринимается попытка пролить свет на возникновение и формирование американской национальной идентичности, а также проанализировать факторы, которые определяют ее будущее. То, как американцы воспринимают эту идентичность, влияет на их отношение к собственной стране, на то, какой они ее видят, -- космополитичной, имперской или националистической -- в отношениях с остальным миром.

Над этой книгой я работал в двух ипостасях -- как патриот и как ученый. Как патриот я глубоко озабочен единством и силой страны и общества, основанного на свободе, равенстве, законе и уважении прав личности. Как ученый я нахожу эволюцию американской национальной идентичности предметом, заслуживающим самого пристального внимания и самого тщательного изучения. Однако патриотизм нередко вступает в противоречие с учеными интере-

сами. Сознавая это, я, хотя и стремился к беспристрастному анализу фактов, обязан предупредить читателя: и подбор материала, и его интерпретация в значительной мере определялись моим патриотическим желанием отыскать смысл и добродетель в прошлом Америки и в ее потенциальном грядущем.

Все общества в своем развитии сталкиваются с различными угрозами -- и рано или поздно этим угрозам поддаются. Тем не менее некоторым удается приостановить процесс подчинения и даже, хотя бы на время, обратить вспять увядание и оживить собственную идентичность. Я верю, что Америке такое вполне по плечу и что американцам следует вернуться к англо-протестантской культуре и к тем традициям и ценностям, которые на протяжении трех с половиной столетий безоговорочно принимались американцами всех народностей и религий, которые были источником свободы, единения, процветания и морального превосходства, превратившего Соединенные Штаты в оплот добра в мире.

Я позволю себе уточнить, что ратую за англо-протестантскую культуру, а никак не за англо-протестантский народ. По моему глубокому убеждению, одним из величайших достижений Америки стало устранение расовых и этнических основ идентичности и превращение США в мультиэтническое, мультирасовое общество, в котором людей оценивают по их заслугам, а не по цвету кожи. Это произошло, как мне кажется, благодаря приверженности американцев англопротестантской культуре и "символу веры" отцов-основателей. Если эта приверженность сохранится и впредь, Америка останется Америкой даже тогда, когда забудутся за давностью лет лозунги националистического белого движения WASP. Это Америка, которую я знаю и люблю. И это та Америка, которую любят и которой желают большинство американцев, что подтверждают многочисленные факты на страницах данной книги.

С. П. X.

ЧАСТЬ 1. ПРОБЛЕМЫ ИДЕНТИЧНОСТИ

ГЛАВА 1. КРИЗИС НАЦИОНАЛЬНОЙ ИДЕНТИЧНОСТИ

ЗНАЧИМОСТЬ ИДЕНТИЧНОСТИ: НА МЕСТЕ ЛИ ФЛАГИ?

Чарльз-стрит, главная артерия бостонского района Бикон-хилл, представляет собой красивую улицу, вдоль которой выстроились четырехэтажные кирпичные дома с апартаментами над антикварными лавками и прочими магазинами. В одном из кварталов регулярно вывешивались американские флаги -- над входом в почту и в магазин спиртных напитков. Со временем почта отказалась от этой традиции, и 11 сентября 2001 года флаг над винным магазином развевался в гордом одиночестве. Две недели спустя в этом квартале было вывешено семнадцать флагов, не считая "звездно-полосатого" на другой стороне улицы. Когда страна подверглась нападению, обитатели Чарльз-стрит внезапно вспомнили о своей национальной принадлежности и отождествили себя со своей страной.

Приступ патриотизма затронул, разумеется, не только бостонскую Чарльз-стрит -- он охватил всю Америку. Со времен Гражданской войны американцы привыкли воздавать почести национальному флагу. "Звезды и полосы" постепенно приобрели религиозный статус, превратились в икону, стали для аме-

риканцев символом национальной идентичности -- вопреки отношению, которое это флаг вызывал у жителей других стран. Однако никогда раньше этот флаг не имел того значения, какое он приобрел после 11 сентября 2001 года. Флаги виднелись повсюду -- на домах, в офисах, в автомобилях, в окнах, на фасадах, на фонарных столбах и телефонных антеннах, даже на мебели и на одежде. В начале октября того же года, как показал социологический опрос, 80 процентов американцев выставляли национальный флаг -- 63 процента дома, 28 процентов на автомобилях, 29 процентов носили на одежде¹. Универмаг "Уоллмарт" продал 11 сентября 116 000 флагов, а на следующий день -- еще 250 000; стоит сравнить эти цифры с показателями предыдущего года -- 6400 и 10 000 соответственно. Спрос на флаги в десять раз превышал тот, каким они пользовались во время войны в Заливе; производители флагов удвоили, если не утроили и даже не учетверили, свою прибыль².

Флаги стали зримым свидетельством единого и драматического осознания американцами национальной идентичности. Эту трансформацию прекрасно иллюстрируют слова некой молодой женщины, произнесенные 1 октября 2001 года:

"Когда мне исполнилось 19, я перебралась в Нью-Йорк... Если вспоминать, какой я была тогда, я скажу, что увлекалась музыкой, сочиняла стихи, рисовала - и, почти на политическом уровне, оставалась при этом женщиной, лесбиянкой и еврейкой. Американкой я себя, признаться, не сознавала.

В колледже я изучала экономику и теорию гендера, и нас с подругой настолько злило американское неравенство, что мы всерьез обсуждали, как нам эмигрировать отсюда. 11 сентября все переменилось. Я поняла,

что принимала свободу за данность. Теперь я ношу на своей сумке американский флаг, улыбаюсь истребителям, пролетающим в небе надо мной, и называю себя патриоткой"³.

Слова Рэйчел Ньюман показывают, сколь малым было отождествление себя со своей страной у некоторых американцев до 11 сентября. Среди образованных американцев, принадлежащих к элите, представление о национальной идентичности воспринималось весьма отстраненно. В сознание американца настойчиво вторгались такие концепции, как глобализация, мультикультурализм, космополитизм, иммиграция, субнационализм и антинационализм. На передний план выступали иные идентичности -- расовые, "кровные", гендерные. А многие иммигранты, по контрасту, демонстрировали лояльность Штатам и охотно принимали двойное гражданство. Волна испанизации захлестнула Америку, возникли даже сомнения в сохранении лингвистического и культурного единства страны. Сотрудники корпораций, профессионалы, технократы "информационной эпохи" ставили космополитизм выше национальной идентичности. Преподавание американской истории превратилось в преподавание истории этнической, чтобы не сказать племенной. Торжество диверсификации заставляло все острее тосковать по тому общему, что объединяло американцев, что, собственно, и делало их американцами. Национальное единство и ощущение национальной идентичности, порожденные трудами и борьбой пионеров в восемнадцатом и девятнадцатом столетиях и закрепленные тяготами мировых войн века двадцатого, стремительно утрачивали почву под ногами. К 2000 году Америка во многих отношениях утратила внутреннее единство, присущее ей, скажем,

году в 1865-м. "Звезды и полосы" спустили до середины флагштока, а их место заняли иные флаги.

Вызов, брошенный национальной идентичности Америки другими национальными, субнациональными и транснациональными идентичностями, отчетливо проявился в событиях 1990-х годов.

ДРУГИЕ НАЦИОНАЛЬНЫЕ ИДЕНТИЧНОСТИ

На матче чемпионата мира по футболу между Мексикой и США в феврале 1998 года болельщики числом 91 255 человек "купались в море красно-бело-зеленых флагов", неодобрительно гудели, когда заиграли гимн США, забрасывали американских футболистов "всяким мусором, стаканами из-под воды и пива", кидали фрукты и пивные кружки в немногочисленных болельщиков, пытавшихся поднять американский флаг. Игра, между прочим, проходила не в Мехико, а в Лос-Анджелесе. "Что ж, если я не могу поднять в своей стране ее флаг -- значит со страной что-то случилось", -- прокомментировал ситуацию один болельщик, уклоняясь от брошенного в него лимона. "Играть в Лос-Анджелесе вовсе не означает для американцев играть дома", -- подтвердила "Лос-Анджелес Таймс"⁴. В прошлом иммигранты не скрывали слез радости, когда,* преодолев многочисленные тяготы пути, они видели перед собой статую Свободы. Они охотно отождествляли себя со страной, предлагавшей им свободу, работу и надежду, и нередко становились наиболее патриотичными из граждан США. В 2000 году соотношение между "коренными" американцами и рожденными за рубежом было, пожалуй, меньше, чем в 1910 году, однако соотношение между "американскими" американцами и теми американцами, которые

идентифицировали себя со странами своего рождения, а не с США, было, как представляется, едва ли не самым высоким со времен Американской революции.

СУБНАЦИОНАЛЬНЫЕ ИДЕНТИЧНОСТИ

В своей книге "Расовая гордость и американская идентичность" Джозеф Ри цитирует поэтические строки, произносившиеся на двух президентских инаугурациях. В 1961 году, на инаугурации Джона Ф. Кеннеди, Роберт Фрост восславил "героические деяния" отцов-основателей, которые с Божьей помощью установили "новый порядок эпох":

И мы, отдавшись ей, нашли спасенье.

Ей отдали себя раз навсегда

(Наш дар скреплен был жертвой многих жизней),

Стране огромной, звавшей нас на запад...*

Америка, по словам Фроста, вступала в "золотой век поэзии и могущества".

Тридцать два года спустя Майя Анжелу на инаугурации Билла Клинтона прочитала стихотворение, очертившее иной образ Америки. Даже не употребляя таких слов, как "Америка" или "американцы", она упомянула двадцать семь этнических, религиозных, племенных и "кровных" групп -- азиатов, евреев, мусульман, индейцев пауни, испаноязычных, эскимосов, арабов, ашанти, если перечислить лишь некоторых -- и драматизировала страдания, которые им пришлось пережить в результате американской "борьбы за при-

* Robert Frost. A Gift Forever. Русский перевод М. Зенкевича. -- Примеч. ред.

быль" под "кровавой пятой государственного цинизма". Америка, заявила Анжелу, "навеки обручена со страхом, навеки повязана с жестокостью"⁵.

Фрост воспринимал американскую историю как то, чем можно и должно восхищаться. Анжелу трактовала проявления американской идентичности как угрозу благополучию людей, принадлежащих к различным субнациональным группам.

Схожая разница во взглядах была продемонстрирована в 1997 году, в ходе телефонного интервью, которое корреспондент "Нью-Йорк Таймс" брал у Уорда Коннерли, лидера оппозиционного властям движения в Калифорнии. Разговор происходил следующим образом:

"Корреспондент. Кто вы?

Коннерли: Американец.

Корреспондент. Нет, нет! Кто вы по сути?

Коннерли: Как это "нет"? Я - американец.

Корреспондент. Я имел в виду другое. Мне сказали, вы афроамериканец. Или вы стыдитесь в этом признаваться?

Коннерли: Нет, я просто горжусь тем, что являюсь американцем".

Затем Коннерли объяснил, что в его роду были африканцы, французы, ирландцы и индейцы, после чего диалог завершился так:

"Корреспондент. И кем это вас делает?

Коннерли: Это делает меня американцем!"⁶

В 1990-х годах, впрочем, американцы, подобные Рэйчел Ньюман, отвечали на вопрос: "Кто вы?" далеко не с той же страстью, какую выказал Уорд Коннерли. Они декларировали собственную этническую,

субнациональную или гендерную идентичность, каковой, по-видимому, ожидал и от Коннерли корреспондент "Нью-Йорк Таймс".

ТРАНСНАЦИОНАЛЬНЫЕ ИДЕНТИЧНОСТИ

В 1996 году Ральф Нейдер обратился с открытым письмом к руководителям сотни крупнейших американских корпораций, указывая, сколь значительные налоговые послабления и прочие благодеяния (по оценке Института Като, в денежном выражении последние составляли 65 миллиардов долларов в год) они получают от федерального правительства, и предлагая им выказать поддержку стране, "их вскормившей и воспитавшей, взрастившей и защищавшей", посредством несложной процедуры; директорам, по мнению Нейдера, следовало открыть ежегодные собрания акционеров клятвой американскому флагу и республике, которую он символизирует. С одобрением к этой инициативе отнеслась одна-единственная компания -- Федеральная торговая система; половина не отреагировала на обращение либо отвергла его как не имеющее отношения к реальности. Представитель компании "Форд" четко обозначил позицию корпораций: "Будучи компанией многонациональной... "Форд" в определенном смысле является австралийской фирмой в Австралии, английской фирмой в Соединенном Королевстве, немецкой фирмой в Германии". Представитель компании "Aetna" назвал инициативу Нейдера "противоречащей принципам, на которых зиждется наша демократия". Представитель "Моторолы" осудил "политическую и националистическую подоплеку" этого предложения. Представитель "Price Costco" задался вопросом, что корпорациям предложат

дальше -- личные клятвы верности? А один из руководителей концерна "Кимберли--Кларк" заметил, что инициатива Нейдера приводит на ум "недоброй памяти 1950-е"⁷.

Несомненно, столь резкая реакция лидеров корпоративной Америки отчасти объясняется тем, что Нейдер преследовал их много лет и они не смогли удержаться от возможности заклеймить его как "Джо Маккарти наших дней". Однако они далеко не одиноки в своем стремлении дистанцироваться от национальной идентичности; схожее стремление проявляет значительная часть элиты. Интеллектуалы, выдающиеся ученые нападают на "национальную гордость", называют ее "морально опасной", призывают "искоренить зло национальной идентичности" и утверждают, что американским студентам "отвратительно сознавать свою принадлежность к гражданам Соединенных Штатов" ⁸.

Подобные заявления лишний раз показывают, какой степени достигла "денационализация" среди американской элиты, среди бизнесменов, финансистов, интеллектуалов, "синих воротничков" и даже государственных чиновников; какому натиску подвергается национальная идентичность со стороны транснациональных и космополитических идентичностей. Широкая публика, впрочем, не разделяет этой идеологии, а потому пропасть между американским народом и его транснациональной элитой, контролирующей силу, богатство и знание, становится все шире.

11 сентября радикально изменило отношение элиты к собственной стране, и звездно-полосатый флаг вновь гордо взмыл к небесам. Останется ли он на верху флагштока? Вернемся на Чарльз-стрит: из семнадцати флагов к ноябрю осталось одиннадцать, к декабрю -- девять, к январю -- семь, к марту -- пять; в го-

довщину нападения террористов этих флагов было всего четыре -- вчетверо больше, чем до 11 сентября, но и вчетверо меньше, чем сразу после этой даты. Какой вывод отсюда можно сделать? Что нормально -- то, что происходило до 11 сентября, или сразу после него, или значительно позднее? Неужели Америке в целом, как Рэйчел Ньюман, необходим Усама Бен Ладен, чтобы осознать: мы -- американцы? Если не последует новых разрушительных атак, неужели мы вернемся к декадентствующему американизму 1990-х? Или все-таки обретем возрожденную национальную идентичность, которая не зависит от смертельных угроз из-за рубежа и которая обеспечит нам единство, казавшееся недостижимым в последние десятилетия двадцатого века?

СУЩНОСТЬ ИДЕНТИЧНОСТИ: КТО МЫ ТАКИЕ?

Флаги, вывешенные после 11 сентября, символизировали Америку, однако не передавали "американской сути". Некоторые государственные флаги -- например, триколор, "Юнион Джек" или пакистанский зеленый флаг со звездой и полумесяцем -- говорят нечто содержательное о национальной идентичности стран, символами которых они являются. Что касается звездно-полосатого флага США, его трактовка однозначна: когда-то у нас было тринадцать штатов, а теперь -- пятьдесят. В остальном американцы и жители других стран вольны приписывать государственному флагу США какие угодно символические значения. Изобилие американских флагов после 11 сентября, вполне возможно, явилось не столько свидетельством возросшего осознания национальной идентичности, сколько признаком неуверенности в собственной сути,

признаком колебаний в ответе на вопрос, а кто мы такие. Ощущение национальной идентичности, безусловно, может нарастать и ослабевать под влиянием внешней угрозы, а вот сущность этой идентичности подвержена колебаниям в значительно меньшей степени; она формируется гораздо медленнее, нежели отличительные особенности того или иного народа, складывается из многочисленных, зачастую конфликтующих между собой социальных, экономических и политических трендов. Сущность Америки, какой она была 10 сентября 2001 года, не слишком изменилась на следующий день.

"Мы -- американцы"; это предложение необходимо всесторонне проанализировать. Кто такие "мы" и сколько нас? Если больше одного, то что отличает "нас" от "них" -- от тех, кто не "мы"? Расовая принадлежность, религия, "чувство крови", ценности, культура, достаток, политика? Вправду ли жители Соединенных Штатов, как утверждают некоторые, "универсальная нация", основанная на уважении к ценностям, признаваемым всеми людьми на планете и включающая в себя представителей всех без исключения народностей Земли? Или же мы -- нация западная, чья идентичность определяется европейским культурным и правовым наследием? Или мы уникальны и ни на кого вообще не похожи, мы создали собственную цивилизацию, как не устают твердить проповедники "американской исключительности"? Или же мы -- политическое образование, единственная идентичность которого существует в общественном договоре, воплощенном в Декларации независимости и других исторических документах? Что есть США -- мозаика или плавильный тигель? Что есть американская культура -- едина ли она, то есть монокультурна, или би-культурна, или мультикультурна? Присуща ли нам

как нации некая сверх-идентичность, превосходящая все наши расовые, религиозные и политические идентичности?

Такими вопросами задавались многие американцев после 11 сентября. Отчасти, разумеется, эти вопросы были риторическими, тем не менее они обнажили всю глубину проблем в американском обществе и американской политике. В 1990-е годы Америку сотрясали споры об иммиграции и ассимиляции, мультикультурализме и многообразии, межрасовых конфликтах и "положительных действиях", о месте религии в социуме, о двуязычном образовании, о предметах, обязательных для изучения в школах и колледжах, о молитвах перед занятиями и свободе абортов, о значении гражданства и национальности, об участии иностранцев во внутриамериканских выборах, об "экстерриториальном" применении американских законов и нарастающей политической роли диаспор. И за всеми этими спорами стоял вопрос национальной идентичности. Какую бы позицию человек ни занимал в любом из перечисленных выше споров, он тем самым делал определенные допущения относительно упомянутой идентичности.

То же происходило и во внешней политике. В 1990-е годы значительно возросло количество горячих дебатов относительно национальных интересов Америки в мире, пережившем "холодную войну". Доводы в этих дебатах нередко были весьма неубедительными, если не сказать шаткими, но эта неубедительность, эта шаткость объяснялась не слабостью аргументации, а новизной и многомерностью сложившегося положения вещей. Впрочем, неуверенность в мнениях по поводу роли Америки в новом мире проистекала и из другого. Как известно, национальные интересы вырастают из национальной идентичности. Необходимо

ности и к возникновению радикальных националистических движений, в первую очередь среди белых; эти движения будут отвергать, притеснять и даже подавлять людей, принадлежащих к иным этническим, культурным или политическим группам. Исторический опыт свидетельствует, что подобная реакция "доминантной группы", ощущающей угрозу со стороны новых групп, вполне возможна; события последних десятилетий в мире это подтверждают. В итоге мы получим расово нетерпимую страну, бурлящую от непрерывных межнациональных конфликтов.

В-четвертых, американцы, выступая в авангарде народов Земли, могут возродить свою "стержневую культуру". Это означает возвращение к представлению об Америке как о глубоко религиозной, христианской стране, допускающей существование ряда религиозных меньшинств, придерживающейся протестантских ценностей, говорящей на английском языке, бережно хранящей свое "европейское наследие" и преданной принципам "американской веры". Религия была и остается ключевым (возможно, ключевым) элементом американской идентичности. Само американское государство возникло в значительной мере по религиозным причинам, религиозные движения на протяжении без малого четырех столетий определяли пути развития страны. По всем признакам американцы гораздо более религиозны, нежели население любой другой промышленно развитой страны. Подавляющие большинство белых американцев, черных американцев и "латинских" американцев -- христиане. В мире, где культура и в особенности религия формируют связи и союзы между людьми и провоцируют конфликты, американцы могут восстановить национальную идентичность и заново обрести национальную цель через возрождение культуры и веры.

ГЛАВА 2. ИДЕНТИЧНОСТИ НАЦИОНАЛЬНЫЕ И ПРОЧИЕ КОНЦЕПЦИЯ ИДЕНТИЧНОСТИ

Концепция идентичности, по меткому замечанию современного аналитика, "столь же обязательна, сколь и не отчетлива". Это "неявное множество, не поддающееся строгому определению и неподвластное стандартным методам измерения". Ведущий аналитик идентичностей Эрик Эриксон предложил применительно к интересующей нас концепции взаимно исключающие термины -- "всепроникающая" и "туманная и непостижимая". Раздражающая неуловимость идентичности была наглядно продемонстрирована выдающимся теоретиком Леоном Визельтиром. В 1996 году он выпустил книгу под названием "Против идентичности", в которой дезавуировал и высмеял преклонение интеллектуалов перед этим понятием. В 1998 году Визельтир опубликовал книгу "Кадеш" -- красноречивое, страстное и откровенное подтверждение его собственной еврейской идентичности. Идентичность -- как грех: сколько бы мы ей ни противились, избежать ее мы не в силах¹⁶.

Но каким образом следует ее определять? На этот вопрос давались различные ответы; впрочем, в главном они друг другу не проти-

воречили. Идентичность -- самосознание индивида или группы. Она представляет собой продукт самоидентификации, понимания того, что вы или я обладаем особыми качествами, отличающими меня от вас и нас от них. Идентичность присуща даже новорожденному, у которого она определяется такими признаками, как пол, имя, родители, гражданство. Правда, эти признаки остаются латентными до тех пор, пока ребенок не осознает их и не самоопределится с их помощью. Идентичность, как сформулировала группа исследователей, "соотносится с образами индивидуальности и отличительности ("самости"), воспроизводимыми актером, и формируется (а также изменяется с течением времени) благодаря взаимоотношениям человека со значимыми персонажами из его окружения"¹⁷. Пока люди взаимодействуют со своим окружением, у них нет иного выбора, кроме как определять себя через отношения к другим и отождествлять обнаруженные сходства и различия.

Идентичность важна потому, что определяет поведение человека. Если я считаю себя ученым, я буду вести себя соответственно этому представлению. Однако индивиды склонны менять идентичности. Если я начну вести себя иначе -- к примеру, как полемист, а не как исследователь, -- мне грозит "когнитивный диссонанс", с которым удастся справиться, лишь восстановив прежний образ жизни либо переопределив себя из ученых в адвокаты. Аналогично если некий человек самоидентифицирует себя с демократами, но при этом регулярно голосует за республиканцев, рано или поздно ему придется признать себя американцем.

Необходимо отметить несколько ключевых моментов относительно идентичности.

Первое. Идентичностью обладают как индивиды, так и группы. При этом индивиды приобретают иден-

тичность и могут изменять ее только в группах. Теория социальной идентичности показала, что стремление к идентичности ведет людей к поиску последней в самых разных, зачастую враждебных друг другу группах. Индивид может быть членом сразу многих групп и потому имеет возможность "переключать" идентичности. Групповая же идентичность, как правило, менее гибкая, поскольку основывается на заранее заданных параметрах. Так, мои идентичности включают принадлежность к политологам и к факультету управления Гарвардского университета; вдобавок я могу определить себя и как историка, и как сотрудника факультета политологии Стэнфордского университета (если там согласятся с подобным изменением моего статуса). Но гарвардский факультет управления никогда не сможет стать историческим факультетом или перебраться в Стэнфорд. Его идентичность куда более жесткая, нежели моя. Если базовые параметры групповой идентичности исчезают (например, достигается цель, ради достижения которой и создавалась группа), само существование группы оказывается под угрозой -- до тех пор, пока не будет найдена новая побудительная причина деятельности.

Второе. Идентичности в общем и целом представляют собой конструкты. Люди конструируют собственные идентичности, занимаясь этим кто по желанию, кто по необходимости или по принуждению. Бенедикт Андерсон, фразу которого частенько повторяют, называл нации "воображаемыми сообществами". Перефразируя Андерсона, идентичности -- воображаемые сущности: то, что мы думаем о самих себе, то, к чему мы стремимся. Не считая культурной наследственности (от которой можно и отречься), пола (который можно и сменить) и возраста (который нельзя изменить, но с которым можно бороться), люди отно-

сительно свободны в определении собственной идентичности, пускай даже с практическим применением этого определения впоследствии возникают сложности. Наследуемые признаки -- скажем, национальность -- переопределяются или вовсе отвергаются, да и само понятие национальной принадлежности меняется с течением лет, всякий раз приобретая новое содержание.

Третье. Индивиды, как и группы (хоть и в меньшей степени), обладают множественными идентичностями. Последние могут быть "кровными", территориальными, экономическими, культурными, политическими, социальными и национальными. Значимость перечисленных идентичностей для индивида или группы меняется с ходом времени, от ситуации к ситуации, при том что эти идентичности дополняют друг друга -- или конфликтуют одна с другой. "Лишь экстремальные социальные ситуации, -- замечает Кармела Либкинд, -- подобные военным сражениям, временно устраняют все групповые идентичности кроме одной, самой важной"¹⁸.

Четвертое. Идентичности определяются "самостью", являясь при этом результатом взаимодействия конкретного человека или группы с другими людьми или группами. Восприятие другими оказывает существенное влияние на самоидентификацию человека или группы. Если при попадании в новый социальный контекст человек оказывается в положении чужака, изгоя, он, по всей вероятности, начнет сам себя считать чужаком. Если большинство населения страны считает некое меньшинство отсталым и невежественным, члены этого меньшинства, скорее всего, воспримут это отношение, в результате чего оно превратится в часть их идентичности. Да, идентичность -- это самоидентификация человека или группы, но на само-

ской революции. Поэтому французская идентичность определялась культурой. Иммигранты, которые вели французский образ жизни и, что важнее, прекрасно говорили по-французски, признавались французами. В отличие от Германии французский закон гласил, что любой человек, рожденный во Франции, пускай от родителей-иностранцев, признается французским гражданином. Правда, это положение подкорректировали в 1993 году: теперь отпрыскам иностранцев, рожденным на территории Франции, вменялось в обязанность подавать прошение о получении гражданства до наступления восемнадцатилетнего возраста. Это было сделано из опасения, смогут ли дети иммигрантов из мусульманской Северной Африки проникнуться французской культурой. Но в 1998 году ограничения ослабили: сегодня дети, рожденные на территории Франции от родителей-иностранцев, автоматически становятся французскими гражданами в возрасте восемнадцати лет, если к тому времени прожили на французской земле пять лет подряд, с одиннадцати до восемнадцати.

Значимость составных элементов национальной идентичности переменчива. В конце двадцатого столетия немцы и французы в большинстве своем отвергли авторитарные элементы идентичности и приобщились к демократическим ценностям. Во Франции прославляют революцию, в Германии ниспровергают фашизм. С окончанием "холодной войны" лишилась национальной идентичности Россия: малая часть общества осталась приверженной коммунистической идеологии, некоторые отождествили себя с Европой, другие пытаются определиться через культурные элементы -- православие и панславизм, третьи, исходя из географического местоположения страны, рассуждают о России как об евразийской державе.

И Германия, и Франция, и Россия (СССР) на протяжении своей истории устанавливали различные приоритеты среди элементов национальной идентичности, и значимость этих элементов менялась с течением времени. То же самое верно и в отношении других стран. А что же Америка? Какой преимущественно была ее идентичность -- аскриптивной, территориальной, культурной, политической, экономической? И как она менялась за столетия своего существования?

ЧАСТЬ 2. АМЕРИКАНСКАЯ ИДЕНТИЧНОСТЬ

ГЛАВА 3. ЭЛЕМЕНТЫ АМЕРИКАНСКОЙ ИДЕНТИЧНОСТИ

ПЕРЕМЕННЫЕ, КОНСТАНТЫ И ЧАСТИЧНАЯ ПРАВДА

Частичная правда, или полуправда, часто оказывается куда более коварной, нежели откровенная ложь. Последнюю легко одолеть и опровергнуть доказательствами, поэтому она с гораздо меньшей вероятностью будет принята в качестве безоговорочной истины. А вот частичная правда бывает весьма убедительна, поскольку подтверждается кое-какими фактами и ее потому нетрудно принять за истину. Размышления об американской идентичности в обществе основываются на двух положениях, каждое из которых правдиво лишь отчасти, но регулярно принимается за истину в последней инстанции. Первое положение гласит, что Америка является государством иммигрантов; второе -- что американская идентичность определяется комплексом политических принципов, то есть так называемым "американским кредо". Эти две основы американского общества нередко описываются вместе. Утверждается, что кредо объединяет разрозненные иммигрантские национальности и представляет собой, как выразился Гуннар Мюрдаль, "цемент, скрепляющий структуру этой великой

и ни с кем не сравнимой нации". Что касается американской идентичности, она, по выражению Стэнли Хоффмана, есть уникальный продукт "материального фактора" -- этнического разнообразия, порожденного иммиграцией, и "идеологического фактора" -- либерально-демократического кредо³¹.

В этих утверждениях безусловно присутствует правда: иммиграция и вера суть ключевые элементы американской национальной идентичности. Но необходимо учитывать, что оба этих элемента являются частичными -- ни тот, ни другой не выражают сути американской идентичности. Ни тот, ни другой не объясняют нам, чем именно это общество, это государство привлекает иммигрантов и почему именно эта культура создала "американское кредо".

Америка -- "искусственное образование", государство, основанное европейскими переселенцами в семнадцатом-восемнадцатом столетиях; эти переселенцы в массе своей были белыми британцами и протестантами. Их философия, их традиции, их культура заложили основы американского общества и на многие годы вперед определили стезю развития Америки. Первоначально идентификация происходила через выявление этнической и культурной принадлежности, прежде всего -- через религию. В восемнадцатом столетии пришлось определиться идеологически, дабы оправдать независимость от бывших соотечественников в Европе. Белый цвет кожи, британское происхождение, протестантизм, независимость -- таковы основные элементы американской идентичности в восемнадцатом и девятнадцатом веках. В последние годы девятнадцатого века этнический элемент идентичности был расширен и включал в себя не только англичан, но и немцев, ирландцев и скандинавов. К началу Второй мировой войны, с нарастанием потока иммиг-

рантов из стран Южной и Восточной Европы, этническая идентификация фактически прекратила свое существование в качестве ключевого элемента американской идентичности. После войны ее судьбу повторила идентификация расовая -- благодаря движению за гражданские права и закону об иммиграции 1965 года. В результате к 1970-м годам американская идентичность определялась через культуру и веру. Именно тогда англо-протестантская культура, три столетия подряд служившая стержнем общества, подверглась первым нападкам и возникла пугающая перспектива: определение национальной идентичности исключительно через веру, то есть через идеологию. В табл. 1 (в чрезвычайно упрощенном виде) показана меняющаяся значимость четырех основных элементов американской идентичности.

Таблица 1

	Этнический	Расовый	Культурный	Политический
1607-1775	Да	Да	Да	Нет
1775-1940	Да	Да	Да	Да (кроме 1840-1865)
1940-1965	Нет	Да	Да	Да
1965-1990	Нет	Нет	Да	Да
1990-	Нет	Нет	?	Да

ПЕРВОПОСЕЛЕНЦЫ: ДО ИММИГРАЦИИ

Большую часть своей истории Америка не слишком гостеприимно встречала иммигрантов и вовсе не радовалась тому, что ее называют "страной беженцев". После введения в 1924 году сурового антииммиграционного законодательства отношение к американским иммигрантам мало-помалу начало меняться. Этому

ры утверждали, что войну объявлять не следует, поскольку в Испании в ту пору у власти находилось республиканское правительство. В 1898 году, с другой стороны, Испания вновь стала монархией, а потому "жестокая тирания" испанцев на Кубе дала Америке формальное оправдание для начала войны. В 1891 году нападения на американских моряков в Чили едва не привели к вооруженному противостоянию, но "многие американцы не желали воевать против дружественной республики"; в конце концов Чили согласилась на американские требования и инцидент благополучно завершился⁴⁸. В двадцатом столетии американцы определили себя как защитников свободы демократии во всем мире -- защитников от японского милитаризма, германского нацизма и советского коммунизма.

Таким образом, "американское кредо" являлось одним из элементов национальной идентичности еще со времен революции. Но, как заметил Роджерс Смит, "утверждение, что национальная идентичность Америки определяется исключительно американским кредо, в лучшем случае представляет собой полуправду". Большую часть своей истории американцы порабощали и угнетали чернокожих, уничтожали и третировали индейцев, тиранили иммигрантов из Азии, враждовали с католиками, препятствовали иммиграции из стран за пределами северо-западной Европы. Ранняя американская республика, по словам Майкла Линда, была "национальным государством, основанным на англо-американо-протестантском национализме, который смешивал воедино вопросы национальной принадлежности, религии и политики"⁴⁹. Любопытно отметить, что в этот перечень ключевых элементов идентичности не включена территория.

"НЕ ПРИВЯЗАННЫЕ К МЕСТУ"

Для людей всего мира национальная идентичность зачастую связана с определенной территорией, обладающей исторической и культурной значимостью (Иль-де-Франс, Косово, Земля Обетованная); это могут быть и города (Афины, Рим, Москва), и острова (Британия, Япония), и места "исконного происхождения" (движение "сыновей земли" -- bumiputra), и земли, на которых, как считается, еще на заре времен жили предки того или иного народа (Германия, Испания). Люди говорят от "отчизне", "фатерлянде", "родимой земле", утрата которой признается катастрофой, влекущей за собой утрату национальной идентичности. Для израильтян и палестинцев, равно как и для других народов, "угроза коллективной идентичности, -- как указывал Герберт Келман, -- целиком связана с борьбой за территорию и ресурсы. Оба народа и представляющие их интересы националистические движения претендуют на одну и ту же территорию... в качестве территории независимого государства, придающего политическое выражение национальной идентичности"⁵⁰. Люди чувствуют неразрывную связь с местами, где они родились и прожили свою жизнь, что, в соответствии с теорией "крохотного уголка", усиливает самоидентификацию со страной в целом. Кроме того, в каждой стране найдутся места особого исторического, культурного и символического значения. Если формулировать в общем, люди идентифицируют себя с географическими и физическими характеристиками определенной местности, на которой они проживают.

В Америке все эти проявления территориальной идентичности значительно ослаблены, если не отсут-

ствуют вовсе. Изначально американцам не было свойственно привязываться к конкретным местам. Не в последнюю очередь это связано с феноменом повышенной мобильности пионеров; об этом феномене много писали как американские, так и зарубежные исследователи. По замечанию лорда Данмора в 1770-х годах, американцы "не испытывают привязанности к месту. Тяга к скитаниям, как представляется, заложена в самой их природе". Выдающийся историк Гордон С. Вуд писал, что "американцы уже в 1800-х годах славились тем, что за время своей жизни переезжали с места на место четыре-пять раз... Никакая другая культура не сравнится с нашей в охоте к перемене мест". В конце двадцатого столетия 16 или 17 процентов американцев каждый год меняли место жительства. Между мартом 1999 г. и мартом 2001 г. 43 000 000 американцев сменили место проживания. "Американцы вечно в движении", -- говорил Стивен Винсент Бене⁵¹. В результате лишь немногие американцы могут похвастаться "связью" с конкретной точкой на географической карте США.

Вдобавок у американцев отсутствует местность, которую можно было бы счесть символом страны, национальной святыней. Разумеется, на карте Америки немало мест, наделенных исторической значимостью, связанных с торжеством над тяготами жизни (Плимут-Рок, Вэлли-Фордж), громкими победами (Лексингтон и Конкорд, Йорктаун, Геттисберг), решительными шагами к обретению независимости (Колокол свободы, Зал независимости), манифестациями национального характера (статуя Свободы). Эти местности и достопримечательности безусловно имеют значение для каждого американца, однако они не являются ключевыми с точки зрения идентичности. Если какая-либо местность, какой-либо памятник вдруг исчезнет,

103

Америка уже не является сугубо англо-американской. К англо-американцам прибавились ирландцы, итальянцы, немцы, евреи и люди прочих национальностей, считающие себя американцами. Этому "смещению в статусе" предшествовал "сдвиг в терминологии". Больше не являющиеся единственными американцами, англо-американцы оказались в положении одной из этнических групп в пестром национальном ландшафте Америки. Тем не менее, несмотря на закат англо-американского превосходства в отношении этнического состава населения страны, англо-протестантская культура предков нынешних WASP* на протяжении трех столетий была, есть и остается ключевым элементом американской идентичности.

* WASP (White Anglo-Saxon Protestant -- дословно "белые англосаксонские протестанты") -- "белая кость" Америки, элита англосаксонского происхождения и протестантского вероисповедания; ныне слово чаще всего употребляется в уничижительном смысле. -- Примеч. перев.

ГЛАВА 4. АНГЛО-ПРОТЕСТАНТСКАЯ КУЛЬТУРА СТЕРЖЕНЬ КУЛЬТУРЫ

У большинства стран имеется стержневая, иначе основная культура, культура-мейнстрим, которой в той или иной степени привержены все или почти все члены данного социума. Эту национальную культуру, как правило, дополняют культуры "подчиненные", существующие на уровне субнациональных или, реже, транснациональных групп, связанных религией, расовой или этнической принадлежностью, территорией, сословным статусом -- словом, тем, что дает этим людям чувство общности. В Америке субкультур всегда было в избытке. Кроме того, в ней изначально существовала стержневая англо-протестантская культура, которой было привержено, несмотря на многочисленные субкультуры, большинство населения. Почти четыре столетия эта культура первопоселенцев оставалась основным элементом американской идентичности. Чтобы понять ее значение для Соединенных Штатов, достаточно спросить себя: была бы Америка Америкой, если бы в семнадцатом-восемнадцатом веках ее заселили не английские протестанты, а французские, испанские или португальские ка-

105

толики? Ответ простой -- нет. Это была бы не Америка, это был бы Квебек, Мексика или Бразилия.

Англо-протестантская культура включает в себя политические и социальные институты и практики, "унаследованные" от Англии, в том числе, что особенно важно, английский язык, а также идеологию и ценности протестантов. В Англии протестантизм ко времени заселения Америки уже утрачивал свое значение, однако в Новом Свете он обрел новую жизнь, получил второе дыхание. Культура первопоселенцев включала в себя фрагменты английского социума. Поначалу, как писал Олден Т. Воэн, "практически все было по сути английским: формы владения землей и традиции возделывания пахотных угодий, система управления и основные законы и юридические процедуры, даже традиции отдыха и развлечений и прочие неисчислимые аспекты колониальной жизни". Артур Шлезингер-младший добавляет: "Язык новой нации, ее законы, ее институты, политические идеи, литература, обычаи, заповеди, молитвы -- все было британским"⁶⁸.

Эта культура, непрерывно видоизменяясь и модифицируясь, просуществовала триста лет. Через двести лет после того, как Джон Джей в 1789 году выделил шесть признаков единения американцев, один из этих признаков -- общее происхождение -- стал достоянием истории. Остальные пять -- язык, религия, принципы управления, обычаи и военный опыт -- либо видоизменились, либо "обескровились" (так, под "общей религией" Джей безусловно подразумевал протестантизм, который двести лет спустя утратил многие отличительные особенности). Тем не менее выделенные Джеем элементы американской идентичности, хотя и оспариваемые, определяли американскую культуру вплоть до двадцатого столетия. Протестантизм оставался наиболее значимым признаком; что ка-

106

108

целом. Американское национальное единство и национальная идентичность, как замечал Бенджамин С. Шварц, выросли из "способности и желания английской элиты отчеканить свой образ в мыслях людей, прибывавших в эту страну. Религиозные и политические принципы элиты, ее традиции и социальные отношения, стандарты вкуса и морали на протяжении трехсот лет правили Америкой -- и правят ею, в определенном смысле, и по сей день, несмотря на слышимые повсюду хвалы "многообразию". Этнические и националистические конфликты, от которых наша страна была избавлена (во всяком случае, так утверждает американская "мифология"), не возникали только потому, что в Америке господствовала культура, не терпевшая любых, сколь угодно малых угроз национальной идентичности"⁷². Миллионы иммигрантов и их потомков добились богатства, могущества, признания в американском обществе исключительно по той причине, что они ассимилировались в доминирующей культуре. Поэтому нет ни малейшего смысла в рассуждениях, гласящих, что американцам приходится выбирать между этнической идентичностью белых расистов (WASP) с одной стороны и абстрактной гражданской, основанной на известных политических принципах идентичностью -- с другой. Основа американской идентичности -- культура первопоселенцев, усвоенная многими поколениями иммигрантов и породившая "американское кредо". И сердцем этой культуры был и остается протестантизм.

"ИНАКОМЫСЛЯЩИЕ В ИНАКОМЫСЛИИ"

Америка была основана как протестантское общество, и свыше двухсот лет большинство американцев составляли именно протестанты. С началом массовой

109

"католической иммиграции" -- из Германии, Ирландии, затем из Италии и Польши -- доля протестантов в обществе стала неуклонно уменьшаться. К 2000 году протестантизм исповедовали около 60 процентов американцев. При этом протестантские убеждения, ценности и идеи оставались ключевым элементом американской культуры, наряду с английским языком, а сама культура первопоселенцев продолжала формировать и определять американский образ жизни и мышления, несмотря на уменьшение абсолютного числа протестантов в стране. Будучи ключевым элементом американской культуры, протестантизм в Америке оказывал и оказывает существенное влияние на католицизм и прочие культы; протестантскими по сути являются и сложившиеся в американском обществе воззрения на личную и общественную мораль, экономическую активность, принципы управления и государственную политику. Самое главное -- протестантизм стал основой "американской веры", то есть комплекса политических принципов, дополняющих англо-протестантскую культуру в качестве ключевого элемента американской идентичности.

В начале семнадцатого столетия христианство представляло собой "формирователя наций и даже творца национализма"; государства определяли себя через вероисповедание -- они были либо протестантскими, либо католическими. Европейские страны в большинстве своем или приняли, или отвергли протестантскую Реформацию. В Америке же Реформация создала новое общество. Уникальность Америки среди прочих государственных образований состоит в том, что она единственная с полным правом может называть себя "дитя Реформации". Без Реформации у нас не было бы той Америки, которую мы знаем. "Истоки Америки следует искать в английской буржуазной (пуританской) революции. Эта революция

110

115

То же самое можно сказать и о столетии двадцатом. В 1980-х годах немногим менее трети американцев-христиан разделяли концепцию "второго рождения"; большинство таковых обнаружилось среди баптистов, к которым примыкала треть методистов и более четверти лютеран и пресвитериан. В 1999 году около 39 процентов из числа опрошенных американцев заявили, что верят во "второе рождение". Как сообщалось, "современное евангеличество набирает силу среди граждан Америки с 1970-х годов". В первые годы двадцать первого века в евангелическое исповедание обратились многие среди крупнейшей в США группы иммигрантов -- латиноамериканских католиков. В ведущих университетах страны становится все больше студентов, изучающих религию; в Гарварде, к примеру, количество членов Евангелической ассоциации в период с 1996 по 2000 год увеличилось вдвое, с пятисот до тысячи человек⁸³. Иными словами, протестантство и в двадцать первом столетии продолжает играть ведущую роль в формировании духовных потребностей Америки.

"АМЕРИКАНСКОЕ КРЕДО"

Термин "американское кредо" ввел в обиход Гуннар Мюрдаль в своей книге 1944 года "Американская дилемма". Указывая на расовую, этническую, географическую и экономическую гетерогенность Соединенных Штатов, Мюрдаль утверждал, что "американцы все же имеют нечто общее -- социальный этос, политическое кредо", которое он и назвал "американским кредо". Этот термин со временем стал общепринятым для обозначения феномена, отмечавшегося и другими исследователями и выделявшегося как зару-

116

бежными, так и американскими учеными в качестве ключевого элемента национальной идентичности Америки, зачастую -- единственного значимого детерминанта этой идентичности.

Исследователи определяли суть "американского кредо" по-разному; впрочем, большинство согласно друг с другом относительно центральной идеи этой концепции. Мюрдаль рассуждал о "внутренней гордости каждого человека, о фундаментальном равенстве всех людей, о неотъемлемых правах человека на свободу, справедливость и честные возможности". Джефферсон в Декларации независимости писал о равенстве людей, неотъемлемости прав личности и о "жизни, свободе и погоне за счастьем". Токвиль утверждал, что повсюду в Америке люди "говорят о свободе и равенстве, о свободе прессы, праве собраний, справедливом суде и ответственности правителей перед народом". В 1890-х годах Брайс в своей книге суммировал политические взгляды американцев и выяснил, что они включают в себя священные права личности, представление о народе как источнике политической власти, представление о подчиненности правительства народу и закону, предпочтение местных управляющих органов федеральным, принцип главенства большинства и идею о том, что "чем меньше правительство вмешивается в наши дела, тем лучше". В двадцатом столетии Дэниел Белл указал на "индивидуализм, стремление к успеху и равенство возможностей" как на базовые принципы "американской веры" и выявил степень, в которой в Америке "напряжение между свободой и равенством, вызвавшее грандиозные политические дебаты в Европе, было поглощено индивидуализмом". Сеймур Мартин Липсет перечислил пять базовых принципов "американской веры": свобода, эгалитаризм (равенство воз-

117

133

они по-прежнему привержены. На заре республики, в начале девятнадцатого столетия, отцы-основатели после долгих споров приняли решение вести международные дела "реалистично". Благодаря этой политике крохотная республика уцелела в окружении могущественных империй -- Британии, Франции и Испании, которые, впрочем, сражались не столько с Америкой, сколько между собой. В ходе "нерешительной войны" с Британией и Францией, осуществив военное вторжение в испанские владения и удвоив территорию страны за счет покупки у Наполеона Луизианы, американские лидеры выказали себя сугубыми практиками, поднаторевшими в европейской "политике силы". С окончанием наполеоновской эры Америка снизила заботу о собственном могуществе и безопасности и сосредоточилась в основном на экономическом сотрудничестве с другими странами, копя энергию для "броска на Запад". На этой стадии развития общества, как писал Уолтер Макдугал, целью американцев стало превращение страны в истинную землю обетованную.

В конце девятнадцатого столетия Америка обрела статус мировой державы. Это обернулось двумя противоречащими друг другу последствиями. Превратившись сама в "оплот могущества", Америка, с одной стороны, больше не могла игнорировать "политику силы". Сохранение статуса и обеспечение национальной безопасности требовали известной заносчивости и высокомерия на дипломатических фронтах, чего Америка пока проявлять не умела. С другой стороны, у Америки как у великой державы появились дополнительные возможности по пропагандированию моральных принципов, на которых строилось американское общество и которые было достаточно трудно

134

распространять по причине недавней слабости страны и ее изолированного положения. Таким образом, соотношение морализма и "реализма" сделалось ключевым моментом американской внешней политики уже в следующем столетии, когда американцы, повторяя слова Макдугала, переопределили свою страну из земли обетованной в королевство крестоносцев¹⁰⁶.

ГЛАВА 5. РЕЛИГИЯ В ЦЕЛОМ И ХРИСТИАНСТВО В ЧАСТНОСТИ ГОСПОДЬ, КРЕСТЫ И АМЕРИКА

В июне 2002 года суд присяжных Девятого округа Сан-Франциско двумя голосами против одного вынес решение о том, что слова "под Богом" в присяге стране нарушают положение закона об отделении церкви от государства. Эти слова, по мнению присяжных, оказывают "поддержку религии" и "определяют монотеизм... как единственную форму вероисповедания". Также, по вердикту суда, закон 1954 года, добавивший эти слова к присяге, является неконституционным, посему школьные учителя, будучи государственными служащими, не вправе цитировать их на занятиях. Судья, выступавший против вердикта, пояснил в интервью, что, с его точки зрения, Первая поправка всего лишь предусматривает нейтралитет государства в отношении религии и что угроза Первой поправке, якобы содержащаяся в двух упомянутых словах, "на самом деле ничтожна".

Решение суда вызвало горячую полемику по вопросу, весьма критичному для американской идентичности. Сторонники вердикта утверждают, что Соединенные Штаты -- светская страна, что Первая поправка запрещает государству оказывать какую-либо

136

поддержку религии, будь то поддержка материальная или юридическая, что приносить присягу на верность стране вовсе не означает клясться в верности Божеству. Критики вердикта считают, что слова "под Богом" вполне созвучны умонастроениям создателей конституции, что Линкольн использовал те же слова в своей Геттисбергской речи, что Верховный суд долго придерживался мнения о невозможности принудительного принесения присяги и что президент Эйзенхауэр ничуть не преувеличивал, трактуя эти слова как просто "подтверждение значимости религиозного сознания в американском наследии и американском будущем".

Сторонники суда, как выяснилось, составляют организованную, но крайне малочисленную группу. Противники вердикта -- шумное, разъяренное, бесформенное большинство, и среди них -- люди самой разной политической ориентации. Президент Буш назвал решение суда "смехотворным". Лидер демократического большинства в Сенате Том Дэшл был не столь дипломатичен; его оценка -- "идиотизм". Губернатор штата Нью-Йорк Джордж Патаки окрестил вердикт "мусорной справедливостью". Сенат принял резолюцию (99 голосов "за" и ни одного "против") о необходимости пересмотра судебного решения; члены Палаты представителей собрались на ступенях Капитолия, дабы хором произнести текст присяги и спеть "Боже, благослови Америку". Опрос, проведенный журналом "Ньюсуик", показал, что 87 процентов американцев поддерживают включение слов "под Богом" в текст присяги и лишь 9 процентов этого не одобряют. Восемьдесят четыре процента опрошенных заявили также, что одобряют упоминания о Боге в публичных заведениях, в том числе на школьных уроках и в государственных учреждениях; главное -- не упоминать "конкретной религии"¹⁰⁷.

137

138

товым крестом. Этот крест сорок три года простоял на муниципальном участке земли в городе Бойз, штат Айдахо. Дабы обеспечить наилучшую сохранность данного креста и двух других высоких крестов (сорок три и сто три фута соответственно, первый в Сан-Диего, второй в Сан-Франциско), группа энтузиастов предложила передать участок земли из муниципального управления в частное, тем самым неявным образом подтвердив, что публичная демонстрация символа веры зачастую ведет к поруганию последнего приверженцами иных культов -- или атеистами. Как заявил Брайан Кронин, сторонник демонтажа креста: "Для буддистов, иудеев, мусульман и других приверженцев нехристианских религий, проживающих в Бойзе, этот крест служит постоянным напоминанием о том, что они -- чужаки в чужой земле"¹⁰⁹. Подобно мистеру Ньюдоу и судьям Девятого округа, мистер Кронин совершенно прав: американцы -- по преимуществу христианская нация, обитающая в светском государстве. Нехристиане и должны воспринимать себя как чужаков, ибо они сами или их предки были иммигрантами в этой "чужой земле", основанной и заселенной христианами. Точно так же христиане будут ощущать себя "чужаками" в Израиле, Индии, Таиланде или Марокко.

РЕЛИГИОЗНЫЙ НАРОД

На протяжении своей истории Америка была исключительно религиозной и преимущественно христианской страной. В семнадцатом веке первопоселенцы основали в Новом Свете именно религиозные сообщества. Американцы восемнадцатого столетия и их лидеры трактовали революцию в религиозных, по

139

большей части библейских, выражениях. В Америке Библия "сыграла важнейшую роль в формировании культуры, роль, которую ей не удалось сыграть в Европе... Американские протестанты объединялись на основе принципов Scriptura sola". Революция как бы возобновила протестантский "договор с Богом" и представляла собой, в сознании американцев, войну "избранного народа" против британского "антихриста". Джефферсон, Пэйн и другие лидеры Америки, несмотря на собственное неверие, осознавали необходимость обращения к религиозному чувству народа¹¹⁰. Континентальный Конгресс объявил дни поста, в которые следовало молить Господа о милости и прощении, и дни благодарения, в которые следовало восхвалять Бога за помощь. В девятнадцатом столетии воскресные богослужения нередко проводились в здании Верховного суда, равно как и в Палате представителей. Декларация независимости обращалась к "Богу Природы", "Творцу", "Верховному Судии мира" и "Божественному Провидению" за одобрением, благословением и защитой.

В конституции, впрочем, подобных обращений уже не найти. Ее текст -- исключительно светский. Однако отцы конституции свято верили в то, что создаваемая ими республика не погибнет и просуществует долгие годы, только если останется приверженной морали и религии. "Республика зиждется на чистой вере и строгой морали", -- заявлял Джон Адамс. Библия представляла собой "единственно надежный способ сохранить республику". "Наша конституция, -- утверждал Джордж Вашингтон, -- подходит лишь высокоморальным и религиозным людям". "Разум и опыт не позволяют нам считать, что национальная мораль сможет окрепнуть без религии и ее принципов". Счастье людей, порядок в обществе и успешная

140

146

стран мира варьируется инверсивно по отношению к уровню экономического развития: жители бедных стран набожны по определению, жители стран богатых значительно менее религиозны. Америка в этом смысле -- блестящее исключение из правила, что подтверждается схемой на рис. 1, в которой сравнивается экономическое развитие пятнадцати стран и количество жителей этих стран, признающих веру основой жизни. Линия регрессии может создать впечатление, что в Америке всего 5 процентов людей, склонных считать веру основой жизни; но фактически таковых 51 процент, что даже меньше, чем показывали приведенные выше данные¹²⁰.

Рисунок 1. Соотношение уровня экономического развития и уровня религиозности

Индекс уровня экономического развития

0x01 graphic

Источник: Kenneth D. Wald, Religion and Politics in the United States (New York: St. Martin's Press, 1987), p. 7.

147

В ходе международного социологического опроса 1991 года респондентам в семнадцати странах мира задавались семь вопросов относительно веры в Бога, в жизнь после смерти, в рай и в другие религиозные концепции. Обобщая результаты этого опроса, Джордж Бишоп расставил страны в соответствии с количеством жителей, подтвердивших приверженность вере¹²¹. Средние показатели для каждой из стран приведены в таблице 2. Соединенные Штаты оказались намного впереди в общем уровне религиозности, первенствовали в четырех вопросах, заняли второе место в одном и третье -- в двух, что дало средний показатель в 1,7. Следом идет Северная Ирландия (2,4), в которой религия является бесспорным приоритетом как для протестантов, так и для католиков; за ней -- четыре католические страны. Далее -- Новая Зеландия, Израиль, пять западноевропейских государств, четыре страны бывшего коммунистического блока (последняя -- Восточная Германия, наименее религиозная, судя по ответам на шесть из семи вопросов). Согласно этому опросу, американцы религиозны более, чем даже ирландцы и поляки, у которых религия являлась стержнем национальной идентичности, способствуя отграничению от британских, германских и русских антагонистов.

Таблица 2. Степень веры: средние показатели религиозности (по ответам на семь вопросов)

США	1.7	Норвегия	11.0
Северная Ирландия	2.4	Великобритания	11.6
Филиппины	3.3	Нидерланды	11.9
Ирландия	4.1	Западная Германия	12.1
Польша	5.2	Россия	12.7
Италия	5.9	Словения	13.9

148

158

мочия епископа. Однако оно может служить прекрасной иллюстрацией того, что церковь на самом деле пыталась адаптироваться к условиям американского общества. В конце девятнадцатого и начале двадцатого столетий архиепископ Айрленд и кардинал Гиббонс "в своих выступлениях и письмах побуждали паству к принятию протестантской этики (подчеркивая при этом, что необходимо позаимствовать у американцев такие качества, как трезвость, бережливость и инициативность)"¹³⁴.

Любопытным следствием "протестантизации" было стремление католических прелатов совместить католический универсализм с американским национализмом. Вторя словам евангелических протестантов, эти прелаты утверждали, что Америке предназначено Господом играть в мире определяющую роль. "Мы не можем не верить в предназначение Америки,-- говорил в 1905 году архиепископ Айрленд. -- Этой стране суждено Богом принести в мир новый социальный и политический порядок... В Америке торжествует церковь, американское величие распространит католическую веру по всему свету, и она охватит всю вселенную"¹³⁵. В середине двадцатого столетия епископ Шин рассуждал о богоизбранности Америки, а кардинал Спеллман, как выразился один ученый, "усердно отождествлял деяния американцев с деяниями Господа... Для кардинала не существует ничего, кроме мессианской миссии Америки". В 1990-х годах африканский обозреватель писал: "Американские католики сильно мешают Риму, потому что они, по сути, протестанты". В этом отношении католицизм ничем не отличается от иудаизма и других религий. "Американской верой, в какие бы обличия она ни рядилась, был и остается протестантизм"¹³⁶.

159

ХРИСТИАНСКИЙ НАРОД

Помимо общей религиозности американцев, на зарубежных путешественников производила немалое впечатление приверженность жителей Америки христианству. "Нет в мире другой страны, -- писал Токвиль, -- в которой христианская вера имела бы большее, чем в Америке, влияние на жизнь людей... Христианство здесь правит самовластно, по всеобщему согласию". Как замечал Брайс, христианство "есть национальная религия" американцев¹³⁷. Последние и сами подтверждали свою христианскую идентичность. Верховный суд в 1811 году объявил всех американцев христианами. "Мы -- христианский народ, -- сказано в резолюции сенатского Судебного комитета 1853 года. -- Все население нашей страны принадлежит к христианам или симпатизирует им". В разгар Гражданской войны Линкольн также охарактеризовал американцев как "христианский народ". В 1892 году Верховный суд вновь подтвердил, что население Соединенных Штатов -- "христианский народ" и что "единственный и самый надежный способ сохранения республиканских институтов -- соблюдение христианского патриотизма". В 1917 году Конгресс принял закон о дне молитв в поддержку военных усилий и подтверждения статуса Америки как христианской страны. В 1931 году выступил все тот же Верховный суд: "Мы -- христианский народ, обладающий правом свободного религиозного выбора, но не злоупотребляющий им, и с почтением признающий обязанность повиноваться воле Господа"¹³⁸. Размышляя над вопросом, в каком отношении Америка может считаться христианской, Теодор Дуайт Вулсли, бывший президент Йеля, дал такую формулировку: "В том

160

отношении, что большинство населения придерживается именно христианского вероисповедания и чтит Священное Писание, что христианские ценности универсальны, что наша цивилизация и интеллектуальная культура зиждутся на христианских принципах, что первоочередная, по мнению почти всех американцев, задача общественных институтов -- распространять и укреплять нашу веру и нашу мораль"¹³⁹.

В то время как пропорция между католиками и протестантами в американском обществе с годами менялась, процент американцев, идентифицирующих себя с христианством в целом, оставался практически неизменным. Три социологических опроса с 1989 по 1996 год выявили от 84 до 77 процентов американцев, считающих себя христианами¹⁴⁰. Количество христиан в Америке превосходит количество иудеев в Израиле, мусульман в Египте, индуистов в Индии и православных в России. Несмотря на это, христианская идентичность Америки нередко оспаривалась, чаще всего -- по следующим поводам. Во-первых, утверждалось, что Америка теряет христианскую идентичность, поскольку в ней все большую значимость обретают нехристианские религии, а следовательно, американцы становятся не просто мультикультовыми, но мультирелигиозными людьми. Во-вторых, приводился довод, что американцы утрачивают религиозность как таковую, становятся светскими людьми, атеистами, материалистами, равнодушными к своему религиозному наследию.

Что ж, ни одно из этих утверждений не соответствует истине. Положение о том, что Америка теряет христианскую идентичность в связи с появлением на ее территории большого числа нехристианских религиозных организаций, было выдвинуто рядом ученых в 1980-х и 1990-х годах. Эти ученые указывали на ра-

161

стущее число мусульман, сикхов, индуистов и буддистов в американском обществе. Да, приверженцев перечисленных религий и вправду становится все больше. Число индуистов в Америке возросло с 70 000 человек в 1977 году до 800 000 человек в 1997 году. Мусульман в 1997 году насчитывалось около 3 500 000, а буддистов, по разным оценкам, от 750 000 до 2 000 000 человек. На основе этих данных сторонники теории "дехристианизации" делают вывод, что, повторяя слова профессора Дианы Экк, "религиозное многообразие разрушило парадигму Америки как преимущественно христианской страны с присутствием иудейского меньшинства"¹⁴¹. Другой ученый предложил расширить список религиозных праздников, дабы учесть фактическое многообразие религий, и для начала "оставить один христианский праздник (к примеру, Рождество), а Пасху или День благодарения заменить мусульманским и иудейским праздниками". Впрочем, "праздничный вектор" на практике развернулся в противоположном направлении. Ханука, "традиционно незначительный иудейский праздник", превратился, по мнению профессора Джеффа Спиннера, в "иудейское Рождество" и подменил собой Пурим, поскольку "лучше подходит под доминирующую культуру"¹⁴².

На это можно возразить, что увеличение числа приверженцев нехристианских религий не оказало, мягко выражаясь, ни малейшего воздействия на американское общество. В результате ассимиляции, низкой рождаемости и смешанных браков количество иудеев в стране сократилось с 4 процентов в 1920-х годах до 3 процентов в 1950-х и чуть более 2 процентов в 1990-х. Если цифра, упомянутая официальным представителем общины, не содержит преувеличения, в 1997 году лишь 1,5 процента американцев исповедо-

162

166

период возросло в три раза -- с 1 до 3 на 1500 человек. Сравнимо с этим выросло число религиозных организаций. Как отмечено в исследовании данных очередной переписи, процент американцев, принадлежащих к той или иной церкви, вырос с 17 процентов в 1766 году до 37 процентов в 1860 году и неуклонно возрастал в дальнейшем до 62 процентов в 1980 году¹⁴⁹. В начале двадцать первого столетия американцы не стали меньше приверженными вере; пожалуй, сегодня они более, чем когда-либо, идентифицируют себя с христианской религией.

ГРАЖДАНСКАЯ РЕЛИГИЯ

"В Соединенных Штатах, -- писал Токвиль, -- религия... смешивается с обычаями местных жителей и общим чувством патриотизма, откуда она черпает особенную силу". Объединение религии с патриотизмом, очевидно, отразилось в гражданской религии Америки. В 1960-х годах Роберт Белла определял гражданскую религию "в самой общей форме как уникальное представление универсальной трансцендентной религиозной реальности, воспринятой -- или, иначе говоря, открывшейся -- через исторический опыт американского народа"¹⁵⁰. Гражданская религия позволяет американцам совмещать секулярную политику и религиозное общество, "бракосочетаться с Богом и страной", придает религиозную святость патриотизму и национальную легитимность вере и тем самым примиряет потенциально конфликтные лояльности и преобразует их в лояльность религиозной стране.

Гражданская религия Америки словно благословляет то общее в американцах, что объединяет их и превращает в единую нацию. Этой религии придержи-

167

ваются все американцы без исключения, вне зависимости от того, какую веру они исповедуют, христиане они или нехристиане, или агностики, как некоторые из отцов-основателей. Правда, гражданская религия несовместима с атеизмом, поскольку она является именно религией, то есть подразумевает присутствие некоего трансцендентного Существа, находящегося вне пределов человеческого мироздания.

Гражданская религия Америки зиждется на четырех принципах.

Принцип первый. Американская система управления основана на религии и неявно апеллирует к Высшему Существу. Точка зрения творцов конституции, полагавших, что республика, которую они создают, сможет выжить лишь среди религиозных людей, получила дальнейшее развитие в последующих поколениях американцев. Наши общественные институты "взывают к Высшему Существу", как выразился судья Уильям Д. Дуглас; президент Эйзенхауэр заявил, что "признание присутствия в мире Высшего Существа -- первый и важнейший признак американизма. Без Бога не было бы американской формы правления и американского образа жизни"¹⁵¹. Отрицать Господа означает бросать вызов фундаментальному принципу, на котором возведено американское общество.

Принцип второй. Американцы -- богоизбранный, или, если воспользоваться формулировкой Линкольна, "почти богоизбранный" народ. Америка -- "новый Израиль", обладающий боговдохновленной миссией творить добро среди людей. Как заметил Конрад Чер-ри, основой гражданской религии является убеждение "в особой судьбе Америки, отмеченной Божественным перстом"¹⁵². Отцы-основатели избрали девизом для новорожденной республики три латинские фразы; две из них выражают это "чувство избранно-

168

сти", "чувство миссии": Annuit Coeptis (Господь с улыбкой взирает на наши дела) и Novus Ordo Seclorum (Новый порядок на века)*.

Принцип третий. В политической жизни Америки, в ее ритуалах и церемониях доминируют религиозные аллюзии и религиозные символы. Президенты всегда приносят инаугурационную клятву на Библии и, наравне с чиновниками администрации, официально вступают в должность в тот самый миг, когда произносят фразу: "И да поможет нам Господь". Не считая Вашингтона с его речью в два абзаца, все американские президенты в своих инаугурационных речах и других выступлениях обращались и обращаются к Богу. Речи некоторых президентов, в особенности Линкольна, исполнены религиозного чувства и изобилуют библейскими цитатами. На всех американских деньгах, будь то монеты или банкноты, присутствуют восемь слов -- только восемь слов: "Соединенные Штаты Америки" и "На Бога уповаем"**. Американцы приносят присягу "народу под Богом". Важнейшие общественные мероприятия начинаются с проповеди священника одного вероисповедания и заканчиваются благословением священника другого вероисповедания. В американской армии существует пост капеллана, а заседания Конгресса открываются молитвой.

Принцип четвертый. Национальные праздники обладают "религиозной аурой" и выступают отчасти как праздники религиозные. По сообщению Ллойда

* Третья фраза -- E pluribus ипит (Из многих один). -- Примеч. автора.

** По-английски здесь действительно восемь слов -- United States of America и In God We Trust. -- Примеч. перев.

169

171

нейшим источником символов, обрядов и ритуалов [гражданской] религии, -- соглашается Конрад Черри, -- являются Ветхий и Новый Завет"¹⁵⁶. Гражданская религия Америки есть надконфессиональная общенациональная религия, по своей форме стоящая над христианством, но при этом глубоко христианская по своему происхождению, "содержанию", идеологии и смыслу. Бог, о котором упоминают надписи на американских денежных знаках, -- это христианский Бог. Следует отметить, что гражданская религия не использует в своих церемониях и своей символике и атрибуте двух слов -- "Иисус Христос"*. Американское кредо -- это протестантизм без Бога, а американская гражданская религия -- это христианство без Христа.

* Нарушение этого запрета привело к суровой критике преподобным Франклином Грэмом президента Джорджа У. Буша. Последний в ходе президентской кампании четко обозначил свои христианские приоритеты (подробнее см. главу 12). Возможно, именно в ответ на критику Грэма Буш сознательно избегает частых упоминаний о христианстве с своих выступлениях в качестве президента. (New York Times, 9 February 2003, sect. 4, p. 4.) -- Примеч. автора.

ГЛАВА 6. ВОЗНИКНОВЕНИЕ, ТОРЖЕСТВО, РАСПАД ХРУПКОСТЬ НАЦИЙ

Понятия нации и национальных движений являются для Запада ключевыми с момента своего возникновения в восемнадцатом столетии. В столетии двадцатом эти понятия сделались ключевыми для всех человеческих обществ. "Притязания нации на интересы индивида, -- писал Исайя Берлин, -- основываются на том факте, что исключительно жизнь нации и ее история придают смысл всему, что представляет собой и что делает каждый ее представитель". Берлину вторит Джон Мак: "Существует лишь несколько идеалов, за которые человек готов убивать других и добровольно отдать собственную жизнь. Один из таких идеалов -- нация и ее защита в случае какой-либо угрозы"¹⁵⁷. Однако идентичность нации не является величиной постоянной, а национализм -- далеко не самая убедительная идеология на свете. Нация возникает, лишь когда группа людей признает себя нацией; а воззрения этих людей на собственную общность могут быть весьма переменчивыми. Вдобавок значимость приверженности нации в сравнении с прочими лояльностями может значительно колебаться на протяжении времени. Как

173

было показано в главе 2, европейским правительствам порой приходилось прикладывать огромные усилия, чтобы превратить людей, которыми они управляли, в единую сущность и создать ощущение национальной идентичности. Подобно прочим идентичностям, идентичность национальная сконструирована (а значит, подвержена деконструкции); ее можно совершенствовать -- и дискредитировать, восхвалять -- и умалять. Разные люди ставят национальную идентичность на разные места в своих "списках приоритетов", значимость и интенсивность национальной идентичности меняются на протяжении времени. Как убедительно доказывает история конца двадцатого столетия, ни нации, ни национальные государства не вечны -- они приходят и уходят.

Американская нация и отождествление американцами себя со своей нацией тоже не вечны. Американская нация чрезвычайно хрупка и уязвима -- гораздо более, чем нации европейские, по причине своего относительно недавнего возникновения. Подобно домам первопоселенцев, она выстроена из дерева, а не из камня или бетона. До сих пор она ухитрялась выстоять и уцелеть, но вряд ли это будет продолжаться бесконечно. Основания гниют, крыша протекает, стропила и стены грозят обвалиться, сам дом распадается на отдельные помещения, он может сгореть в пламени пожара, его могут снести и заменить совершенно новой конструкцией или же полностью сменить дизайн и превратить в сооружение, абсолютно непривычное для прежних жильцов. Нация, словно дом, требует постоянной заботы и ухода. Дом устоит, только если о нем будут заботиться его обитатели; то же самое верно и в отношении нации.

С семнадцатого столетия до конца столетия двадцатого значимость национальной идентичности в срав-

174

нении с другими идентичностями прошла для американцев четыре стадии развития. И лишь на одной из этих стадий американцы отчетливо сознавали первенство идентичности национальной над прочими идентичностями. В семнадцатом и начале восемнадцатого столетия свободные люди, проживавшие в английских колониях в Новом Свете, имели между собой много общего -- общее происхождение, общая расовая принадлежность, общие политические ценности, язык, культура и религия, "унаследованные" ими от населения Британских островов. До конца восемнадцатого столетия эти люди идентифицировали себя со своими поселениями и колониями в целом, с Виргинией, Пенсильванией, Нью-Йорком или Массачусетсом, а также с британской короной, подданными которой они оставались. Свыше ста лет никто и представления не имел о национальной американской идентичности. Эта идентичность впервые проявила себя в десятилетия, завершившиеся революцией. С обретением независимости и высылкой лоялистов британская идентичность была уничтожена, однако идентичность колониальная сохранилась -- люди продолжали отождествлять себя исключительно со своими штатами. Чем дальше, тем проблематичнее казалось извлечь национальную идентичность из-под "груды" местных, конфессиональных и профессиональных идентичностей, особенно после 1830 года. Только после Гражданской войны в обществе утвердилось превосходство национальной идентичности над прочими; годы с 1870-х по 1970-е стали веком "торжествующего национализма". В 1960-х и 1970-х годах первенству национальной идентичности был брошен очередной вызов. Отчасти это объяснялось массовым притоком иммигрантов, новой волной иммиграции и стремлением иммигрантов поддерживать тесные связи со своей родиной, при-

175

бегая для этого к практике "двойной лояльности" и двойного гражданства. Что более важно, представители американских элит -- интеллектуальной, политической и деловой -- неуклонно отступали от приверженности нации и обращались к поддержке субнациональных и транснациональных лояльностей. В восемнадцатом и девятнадцатом столетиях Америка являла собой результат взаимодействия элиты с народом. В конце же столетия двадцатого многие представители элит прошли через "денационализацию", тогда как подавляющее большинство простых американцев сохранили патриотизм и приверженность своей нации.

События 11 сентября 2001 года остановили процесс "денационализации" и моментально восстановили первенство национальной идентичности в американском обществе. Два года спустя выясняется, что это восстановление, судя по всему, было временным. Очевидно, процесс денационализации рано или поздно возобновится, и можно только гадать, куда и к чему он приведет. Однако существует и другой вариант развития ситуации: уязвимость Америки перед террористами, необходимость общих усилий для обеспечения безопасности страны и осознание людьми того факта, что Америка ныне существует в недружелюбном мире, -- все это вкупе может привести к продолжительному повышению значимости национальной идентичности в американском обществе.

СОЗДАВАЯ АМЕРИКАНСКУЮ ИДЕНТИЧНОСТЬ

В январе 1769 года Бенджамин Франклин восславил победу Вольфа над французами на "равнине Аврамовой" и с гордостью заявил: "Я -- бритт!"¹⁵⁸ В июле

17В

1776 года тот же Франклин подписал Декларацию независимости, отрицавшую британскую идентичность американцев. За несколько лет, тем самым, Фраклин эволюционировал из бритта в американца. И не он один. Между 1740-ми и 1770-ми годами значительное количество американских колонистов "сменило идентичность" с британской на американскую, сохраняя при этом лояльность своим колониям. Смена коллективной идентичности была быстрой и драматической. Ее причины достаточно многочисленны, однако среди них можно выделить шесть важнейших.

Первая -- Великое пробуждение 1730-1740-х годов; как уже объяснялось в главе 4, впервые в истории североамериканских колоний их население объединило свой социальный, эмоциональный и религиозный опыт. Это было воистину общеамериканское национальное движение, породившее "трансколониальное сознание", базовые принципы которого со временем переместились из религиозного в политический контекст.

Во-вторых, в период с 1689 по 1763 год американцы пять раз воевали бок о бок с британцами против французов и их индейских союзников. Даже когда между Францией и Британией заключалось перемирие, оно не затрагивало колонии, где регулярно происходили кровопролитные стычки колонистов с индейцами. Впрочем, эти войны не способствовали развитию американского коллективного сознания (но и, кстати сказать, не сдерживали его). Согласно исследованиям Ричарда Меррита, американская символика в колониальных газетах наиболее активно использовалась в начале "войны из-за уха Дженкинса" (1739-1742) и Индейской, или Семилетней войны (1756-1763), в ходе войн к ней обращались все реже, а с завершением боев она опять ненадолго выходила на пер-

177

вые полосы. Тем не менее эти войны служили объединению колонистов. Их поселения подвергались осаде, разграблялись, сжигались, иногда захватывались. Угроза войны была для колонистов неумолимой реальностью. В этих войнах колонисты научились сражаться и сумели создать боеспособное ополчение. Кроме того, они приобрели уверенность в собственных силах, начали ощущать моральное превосходство над врагом, применявшим "неджентльменскую" тактику. Война создает нацию; как писал С. М. Грант, "в основе американского национального опыта лежат боевые действия"¹⁵⁹.

В-третьих, в ходе этих войн, особенно во время Семилетней войны (длившейся на самом деле девять лет, с 1754 по 1763 годы), британское правительство придумало обложить колонистов новыми налогами, дабы покрыть прошлые, текущие и будущие расходы на защиту колоний, обеспечить собираемость налогов и вообще улучшить структуру колониального управления, а также чтобы расквартировать в Америке регулярные воинские части. Эти меры правительства вызвали естественное недовольство колоний и привели к организованному сопротивлению. Первым в 1764 году выступил Массачусетс, примеру которого последовали "Сыновья свободы" и сторонники закона о гербовом сборе (1765), комитет международных отношений (1773) и первый Континентальный Конгресс (1774). Ответные действия британских властей, не стеснявшихся прибегать к насилию, только усиливали сопротивление -- достаточно вспомнить бостонскую резню 1770 года.

В-четвертых, укрепление межколониальных коммуникаций способствовало распространению информации о колониях и расширению знаний колоний друг о друге. "Количество межколониальных новостей,

178

публикуемых в газетах, -- писал Меррит, подытоживая свой анализ пяти американских городов той поры, -- с конца 1730-х годов по начало 1770-х возросло десятикратно и даже более". Реакция колонистов на первые действия британского правительства была "изолированной, местнической и потому в значительной мере неэффективной. По мере улучшения информационного обмена между колониями и по мере того, как колонисты стали все больше внимания уделять внутренним проблемам американского общества, недовольство Британией охватывало все новые и новые поселения"¹⁶⁰.

В-пятых, изобилие плодородной земли, быстрый рост населения и "динамическая экспансия" торговли привели к возникновению сельскохозяйственной и коммерческой элиты и содействовали распространению среди колонистов идей скорого обогащения, которые столь резко контрастировали с воспоминаниями о тяжкой участи беднейших граждан в сословных европейских обществах. По-прежнему воспринимая себя как британцев, колонисты постепенно привыкали к мысли, что Америке суждено стать новым центром и новым оплотом Британской империи.

Наконец, "чужаки" склонны воспринимать людей, объединенных неким общим делом или общей идеей, как единую сущность, причем взгляд со стороны, как правило, опережает реальное объединение и игнорирует существующие внутри "единой сущности" противоречия. Из Лондона население Северной Америки стало видеться единым целым задолго до того, как сами колонисты осознали необходимость объединения. "Британцев тревожило целое, -- писал Джон М. Муррин, -- поскольку они не понимали деталей; они материализовали свои тревоги в совокупность, названную ими "Америкой"... Короче говоря, Америка -- это бри-

179

танская концепция". Исследование Меррита, посвященное колониальной прессе, подтверждает этот вывод: в пяти крупнейших газетах Бостона, Нью-Йорка, Филадельфии, Уильямсбурга и Чарльстона между 1735 и 1775 годами нередко публиковались статьи англичан, которые "опережали американцев"; в этих статьях "страна и народ назывались американскими"¹⁶¹.

Эти факторы, наряду со многими другими, способствовали возникновению американской национальной идентичности, отличной от идентичности британской, имперской или колониальной. До 1740-х годов название "Америка" применялось к территории, но не к обществу. А с этого времени и сами колонисты, и европейцы стали говорить об "американцах". Участники "войны из-за уха Дженкинса" называли друг друга "европейцами" и "американцами". Общеамериканское коллективное сознание развивалось стремительно. "Факты убедительно доказывают, -- писал Э. Маккланг Флеминг, -- что самоидентификация американцев имела место около 1755 года и стала общепринятой к 1776 году"¹⁶². Иными словами, в третьей четверти восемнадцатого столетия американцы осознали собственную идентичность. Согласно Мерриту, приблизительно 6,5 процента "символических названий" в колониальной прессе 1735-1761 гг. относится к колониям как к единому целому, а в период 1762-- 1775 гг. эта цифра возрастает до 25,8 процента. Вдобавок после 1763 года "символы американского происхождения гораздо чаще связывались с самими колониями, нежели с Британией; исключение составляют 1765 и 1766 годы". "Взрывной характер" развития американского национального сознания отлично виден на рис. 3 (воспроизведенном из книги Меррита), который показывает распределение по времени для основных трех символов¹⁶³.

Рисунок 3. Функциональное объединение, важнейшие события и графики развития национального сознания американцев, 1735-1775 гг.

Сравнение с использованием метода "переменных средних значений".

Источник: Richard L. Merrit, Symbols of American Community 1735-1775 (New Haven: Yale University Press, 1966), p. 144.

0x01 graphic

181

Процесс построения нации в Америке отличался от аналогичных процессов в Европе, где политические лидеры сначала создавали государства, а уже затем пытались сформировать нацию из тех, кем норовили править. В Америке же коллективный опыт в сочетании с лидерством географически разобщенной элиты породил "общее сознание" у людей, сражавшихся за свою свободу и победивших в этом сражении, а впоследствии создавших минимум властных институтов, которые, как утверждали европейские путешественники, побывавшие в Америке в девятнадцатом столетии, отнюдь не образуют государства в европейском понимании этого слова.

НАЦИОНАЛЬНАЯ ИДЕНТИЧНОСТЬ ПРОТИВ ОСТАЛЬНЫХ

Победа революции имела для американской идентичности два важнейших последствия. Во-первых, она "отменила" прежние идентичности колонистов Атлантического побережья Америки, до того определявших себя как бриттов, британских колонистов или подданных Его Королевского Величества. Впрочем, революция, как признавал Адамс, произошла в сердцах и мыслях далеко не всех колонистов. Существенное меньшинство, которое Адамс оценивал приблизительно в треть населения колоний, сохраняло верность британской короне. С расторжением связи между Америкой и Британией эти люди встали перед выбором -- отказаться от лояльности Британии или эмигрировать. Многим, правда, возможности выбирать не дали -- их фактически заставили покинуть Америку. Около 100 000 лоялистов перебрались в Канаду, Британию и Вест-Индию, а их собственность

182

189

та. Важно и то, что географическая "оторванность" Америки от Европы позволяла американцам сохранять свои идеалы в "первозданной чистоте".

Индейцы были близко, но опасности не представляли. Европа внушала тревогу, но была далеко. Два врага, ни один из которых не является реальной угрозой. Вдобавок победа Америки в мексиканской войне 1846-1848 годов устранила потенциальную опасность со стороны Мексики. Соединенные Штаты обеспечили себе мир и покой; теперь можно было осваивать территорию, не опасаясь вмешательства иностранных держав. Отсутствие внешней угрозы позволило американцам сфокусироваться на собственных конфессиональных, экономических и политических противоречиях, связанных с проблемой рабовладения и разговорами о возможном применении рабского труда на вновь обустроенных землях Фронтира. В 1837 году Авраам Линкольн выступил с речью, в которой предугадал последствия исчезновения внешнего врага. Размышляя о революционной борьбе за независимость против иностранных государств, Линкольн заявил, что в этой борьбе

"чувства зависти, злобы и алчности, присущие человеческой природе и столь открыто проявляющие себя в периоды мира, процветания и могущества, на время словно исчезли из нашей жизни, а глубоко укорененные в людских сердцах ненависть и месть, вместо того чтобы выплеснуться на ближайших соседей, обратились исключительно против британцев. Именно подобным образом, пользуясь силой обстоятельств, возможно усыпить или пробудить основные черты нашей натуры для достижения величайшей из когда-либо стоявших перед человеком целей -- обретения и утверждения гражданской и религиозной свободы.

190

Однако пробужденные чувства склонны засыпать вслед за исчезновением обстоятельств, которые их пробудили"¹⁷¹.

Убедившись в том, что внешняя угроза миновала, американцы обратили свою ненависть, ревность, зависть и алчность друг на друга и ступили тем самым на дорогу, которая в конце концов привела к Гражданской войне. 14 апреля 1861 года флаг, некогда развевавшийся над фортом Мак-Генри, был спущен в форте Самтер.

НАЦИОНАЛЬНОСТЬ И ТОРЖЕСТВУЮЩИЙ ПАТРИОТИЗМ

НАЦИОНАЛЬНОЕ СОЗНАНИЕ

Гражданская война, как заметил Джеймс Рассел Лоуэлл по ее завершении, была "дорогой ценой, уплаченной за нацию". Однако она действительно создала нацию. Американская нация родилась в войне и обрела зрелость в десятилетия после братоубийственных сражений. Вместе с ней возникли американский национализм и патриотизм -- и непревзойденное в веках отождествление американцами себя со своей страной. Американский патриотизм до войны был, по словам Ральфа Уолдо Эмерсона, преходящим, "летним" явлением. "Смерти тысяч и устремления миллионов мужчин и женщин" показали, что американский патриотизм "реален"¹⁷². Перед войной американцы (и иностранцы) называли свою страну во множественном числе: "Соединенные Штаты". После войны множественное число уступило место единственному. Гражданская война, заявил Вудро

191

Вильсон в 1915 году в своем обращении к народу по случаю Дня памяти, "создала в этой стране то, чего в ней никогда ранее не существовало, -- национальное сознание". Это сознание проявляло себя во множестве факторов, "Конец девятнадцатого столетия,-- писал Лин Спиллман, -- стал временем грандиозного обновления американского национального сознания". Большинство привычных нам сегодня патриотических ритуалов, организаций и символов возникло именно в тот период¹⁷³.

В ближайшие после завершения войны годы национализм охватил Америку будто пожар. "Публицисты, интеллектуалы и политики в едином порыве использовали риторику торжествующего национализма". Когда бывшие аболиционисты решили создать наследника гаррисоновского "Освободителя", они, как того и следовало ожидать, назвали газету "Нация". Теперь практически все отождествляли Соединенные Штаты с американским народом. В дебатах по поводу принятия Пятнадцатой поправки немногочисленные ее противники, например, сенатор от Делавэра Уиллард Солсбери, утверждали, что нации по-прежнему не существует; однако аргументы Солсбери и его сотоварищей были отметены подавляющим большинством голосов. Мнение сторонников поправки выразил сенатор от Индианы Оливер Мортон:

"Сенатор говорит нам, что мы никакая не нация. Он говорит... что по окончании войны, стоившей нации шестисот тысяч жизней, мы по-прежнему не являемся нацией. Он призывает нас понять, что принадлежит к племени делаваров, независимому и суверенному, проживающему в резервации... неподалеку от Филадельфии... Но я смею утверждать, что мы едины... что мы -- нация"¹⁷⁴.

192

Перед войной автономия вплоть до отделения от конфедерации была популярной темой разговоров не только на Юге; после 1865 года эти разговоры не просто стихли -- они казались немыслимыми. В 1870-х годах национализм пошел на убыль, но испытал новый прилив сил в конце 1880-х и в 1990-х годах. Произошла, как писал Джон Хайам, "интенсификация национализма, длившаяся с 1886 по 1924 год"¹⁷⁵. Во время Великой Депрессии националистические лозунги сменились экономическими и политическими. О патриотизме вспомнили с началом мобилизации, вызванной Второй мировой войной. Идеологическая и военная угроза со стороны СССР в послевоенные годы поддерживала значимость национальной идентичности вплоть до 1960-х годов, когда стали возникать и оформляться социальные, экономические и культурные разделения общества. Уменьшение угрозы и фактическое исчезновение СССР в начале 1990-х годов снизили значимость национальной идентичности. Таким образом, столетие с 1860-х по 1960-е годы было "золотым веком" американского национализма, временем наивысшей значимости американской национальной идентичности, периодом, когда все штаты, все группы, все конфессии были едины и искренни в выражении патриотического настроя.

ЭКОНОМИЧЕСКОЕ РАЗВИТИЕ И НАЦИОНАЛЬНЫЕ ОРГАНИЗАЦИИ

Победа Союза в Гражданской войне превратила американский народ в нацию. Последствия этой победы ощущались в торжестве национализма, в том числе -- в быстрой индустриализации страны и ускорении экономического роста. Националистическая идеология и националистическая экспансия совпадали с интенсив-

193

ным экономическим развитием во многих странах мира, включая Британию, Францию, Германию, Японию, Китай, Россию и СССР. Неудивительно, что подобное совпадение имело место и в Соединенных Штатах. Усиление экономической активности и прирост национального капитала внушают человеку гордость за свою страну; он ощущает растущее могущество государства -- и желание добиться для своей страны достойного места в мире и обеспечить признание другими нового статуса. Модернизация транспорта и сферы коммуникаций, в особенности завершение строительства трансконтинентальной железной дороги (1869) и повсеместное распространение телефона, изобретенного в 1876 году, улучшили возможности для общения американцев между собой и тем самым способствовали дальнейшему развитию национального сознания.

Возникновение объединенной национальной экономики сопровождалось драматическим по эффекту увеличением числа, размеров и масштабов деятельности корпораций, действующих на национальном уровне. Главы этих корпораций были вынуждены теперь мыслить в рамках страны, а не отдельно взятого штата, и соблюдать лояльность не конкретному городу или штату, а стране в целом. Постепенно американцам удалось создать, как продемонстрировали независимо друг от друга Роберт Патнем и Теда Скопол, поистине невероятное количество добровольных национальных ассоциаций. Половина всех массовых организаций Америки, когда-либо привлекавших в свои ряды более одного процента американских граждан, была учреждена между 1870 и 1920 годами¹⁷⁶. Эти национальные организации, вполне естественно, стремились направить интересы своих членов в государственное русло. При этом развитие национальной

194

идентичности после Гражданской войны обеспечивалось не столько официальными мерами, сколько "потребностью народа". Федеральное правительство практически не вмешивалось в происходящее. Инициатива исходила от миллионов частных лиц и национальных групп. Как писала профессор Селилия О'Лири:

"Выступив на политическую арену в 1880-е годы, организованные патриотические движения инициировали кампании по учреждению новых государственных праздников, стали требовать включения в национальный пантеон новых героев и преподавания истории США и основ права в государственных школах, начали агитировать за оказание почета флагу и ежедневные клятвы верности стране; с возникновением этих движений в стране стали множиться памятники, находились все новые национальные святыни и исторические маршруты; была подана петиция в Конгресс о слушаниях по приданию национальным движениям юридического статуса"¹⁷⁷.

Первым и, пожалуй, важнейшим среди этих движений была Великая армия республики, основанная в 1866 году. Она "быстро превратилась в грозную силу в политической жизни страны... и гораздо более, нежели любая другая группа, была ответственна за продвижение в массы патриотических ритуалов". Следом появились организация ветеранов иностранных войн, основанная после испано-американской войны, и Американский легион, основанный после Первой мировой. Это были по-настоящему массовые организации, имевшие региональные отделения во всех штатах. Их программы фокусировались на развитии патриотизма и национальной идентичности. Вдобавок в 1890-х годах, как писал Зелински, "материализовалось огромное количество патриотико-традиционалистских орга-

195

низаций". К последним относились, в частности, Дочери американской революции, Сыны американской революции, Колониальные дамы Америки, Потомки "Мэйфлауэра" (все учреждены между 1889 и 1897 годами); вспомним еще бойскаутов, герлскаутов и другие молодежные организации, через которые американские ценности внушались подрастающему поколению. Кроме того, образовалось множество "братских обществ", весьма различных по своим задачам и по роду деятельности. Однако у них имелось нечто общее -- "пропагандирована национальной лояльности через ритуалы, публикации и общественную деятельность"¹⁷⁸.

Перед Гражданской войной национальное правительство было относительно слабым и "мягкотелым". Начало войны заставило его постепенно "нарастить мускулы". В правительстве были созданы новые министерства-- сельского хозяйства (1862), юстиции (1870), торговли (1903) и труда (1913). Федеральное (оно же национальное) правительство в 1870-е годы установило контроль над иммиграцией и создало Междуштатную торговую комиссию для регулирования использования железных дорог (1890). Утверждение правительства происходило и далее и стало особенно заметным в годы Великой Депрессии. Вторая мировая война еще более расширила пределы власти национального правительства, а война "холодная" существенно укрепила министерство обороны. Пост президента также обрел новый статус и новую значимость; президенты, начиная с Теодора Рузвельта, превратились в центральные политические фигуры общества.

Одновременно с усилением позиций национального правительства происходило укрепление роли американской нации и ее государства на мировой арене.

196

В 1880-е годы Соединенные Штаты, впервые в своей истории, присоединили колониальные территории с не-американским населением -- территории, которые добровольно вряд ли согласились бы стать новыми штатами. США также стали активно использовать военно-морской флот, который всего за три десятилетия сравнялся по силе с британским. Испано-американская война была "националистической фиестой", которая расширила присутствие Америки в Восточной Азии и немало способствовала созданию новой колониальной империи. Вдобавок завершение грандиозного инженерного проекта по строительству Панамского канала повлекло за собой инспирированное Америкой отделение Панамы от Колумбии, что дополнительно укрепило позиции США в мире. С 1880-х и 1890-х годов, то есть со времени, которое Хайам назвал периодом "мелких международных стычек", американское общественное мнение сделалось откровенно националистическим, если не сказать ура-патриотическим, что объяснялось удивительно легкой победой над Испанией, завершением строительства канала и походом "Великого Белого флота" вокруг земного шара в 1908 году¹⁷⁹.

ПРИМИРЕНИЕ СЕВЕРА И ЮГА

Центральным элементом послевоенного (имеется в виду Гражданская война) национализма должно было стать и стало примирение Севера и Юга в общей приверженности объединенной нации. Окончание Реконструкции, уход федеральных войск с Юга и Великий компромисс 1877 года по поводу президентства стали "первыми ласточками" в процессе примирения, который начал стремительно развиваться -- за счет фактического исключения из нации освобожденных ра-

137

бов. Поначалу примирение шло достаточно медленно, и в 1870-1880-е годы "почти вся ненависть Юга к чужакам сосредоточилась на северных янки". Однако в тех же 1870-х годах ветераны-конфедераты вызывались добровольцами на усмирение индейцев, дабы продемонстрировать свою "солдатскую закалку" и "присутствие патриотизма". К 1897 году ежегодное собрание Великой армии республики уже приглашало ветеранов-конфедератов под лозунгом: "Одна страна, один флаг, одна судьба". "Война 1898 года, -- пишет Хайам, -- завершила процесс национального примирения, обратив воинственный пыл конфедератов в патриотический крестовый поход, связав все регионы страны единой целью и дав Югу возможность проявить свою лояльность стране". Президент Уильям Маккинли сделал очень важный шаг на пути к окончательному примирению, предложив высокие посты в армии бывшим офицерам Конфедерации. Этот шаг "вдохновил южан", и в результате "новая добровольческая армия была буквально завалена просьбами о назначениях. Полки южных штатов были сформированы в мгновение ока"¹⁸⁰.

Впоследствии вклад чернокожих солдат в военные успехи Америки, как правило, игнорировался, а белых южан прославляли за их доблесть и героизм. Конгресс вернул южанам боевые знамена Конфедерации. На местах стали возводить памятники "синим" и "серым" вместе; в 1910 году командир Великой армии республики особо отметил вклад "истинных патриотов"-южан в победу над Испанией. Итогом войны, по его словам, стало "возникновение нового союза. Больше нет ни северян, ни южан, есть только американцы". Кульминацией примирения стало празднование пятидесятой годовщины битвы при Геттисберге в 1913 году: пятьдесят тысяч ветеранов Союза и Конфедерации

198

участвовали в празднестве вместе с патриотическими группами со всех концов страны, воздавая честь героизму обеих сторон и обнимаясь, по словам президента Вильсона, "как братья, как товарищи по оружию, позабыв, что были врагами"¹⁸¹.

НАЦИОНАЛЬНАЯ ИСТОРИЯ

Изучение и преподавание американской истории, фрагментарное и пренебрегаемое до Гражданской войны, расцвело пышным цветом в эпоху национализма. "Американская историография, -- писал Зелински, -- окончательно оформилась только к 1880-м годам, с созданием профильных университетских факультетов и кафедр и общенациональной профессиональной ассоциации, а также с появлением научных журналов и организацией ежегодных конференций". Преподаватели и политики пропагандировали преподавание американской истории. До Гражданской войны лишь в шести штатах допускалось преподавание истории в средних школах. К 1900 году таких штатов уже стало двадцать три¹⁸². Школам настоятельно рекомендовали прививать детям патриотизм, готовились и распространялись специальные инструкции по патриотическому воспитанию. Преподаватели "подчеркивали важность живого и привлекательного изложения героических событий американской истории, жертвенности и доблести американских героев, солдат и моряков, изложение биографий президентов, которых вполне можно было рассматривать как символы нации, подобно тому как в Европе трактовали монархов. К 1890-м годам штат за штатом подчинялся федеральному закону, требовавшему, чтобы патриотические предметы -- американская история и история права -- преподавались во всех общеобразовательных учебных

199

заведениях ниже колледжа"¹⁸³. С 1880-х годов американским школам "вменили в обязанность производить идеологическую индоктринацию и сохранять национальное единство... Новообразованные патриотико-традиционалистские и ветеранские организации прилагали определенные усилия к тому, чтобы американская история надлежащим образом преподавалась и изучалась в школах. Вдобавок к патриотическому заряду, получаемому на уроках истории, права, географии и литературы, ученики также изучали символику флага и зубрили присягу". Через занятия, учебники и церемонии детей приобщали (нередко насильно) к истории -- к прибытию "Мэйфлауэра", высадке первых колонистов, деяниям отцов-основателей, пионеров и великих президентов. Эта тенденция сохранилась и в межвоенный период. Абсолютное большинство из почти четырехсот учебников, опубликованных между 1915 и 1930 годами, является, согласно выводам одного ученого, националистическим по духу. "Американцев учили уважать и почитать предков и те общественные институты, которые эти предки создали на американской земле"¹⁸⁴.

ПАТРИОТИЧЕСКИЕ РИТУАЛЫ И СИМВОЛЫ

В послевоенные десятилетия (опять-таки имеется в виду Гражданская война) люди открывали для себя многочисленные патриотические символы и вовлекались в не менее многочисленные патриотические церемонии и ритуалы. Прилив национализма был в известной мере спровоцирован празднованиями наступления нового века, начавшимися еще в 1875 году. Основным событием этих празднеств явилось открытие в Филадельфии в 1876 году Столетней выставки, которая разорила своих устроителей, но во всех прочих

200

отношениях стала "грандиозным успехом". Ее посетило почти 10 000 000 человек при общей численности населения в 46 000 000! Торжественное открытие в 1886 году статуи Свободы и выставки Колумба в Чикаго в 1893 году укрепили в людях гордость за страну, интерес к национальным ценностям и патриотическую риторику, прославлявшую "великую американскую нацию". Эти торжества, в особенности события 1876 года, "служили американцам напоминанием о славном прошлом нации"¹⁸⁵. Они немало способствовали организации в 1890-е годы более пятисот новых патриотических обществ.

Перед Гражданской войной как национальные праздники отмечались только 4 июля (День независимости) и день рождения Вашингтона, причем последний праздновался нерегулярно, в зависимости от конкретных политических веяний, а первый зачастую бывал отмечен соперничеством конкурирующих филантропических, конфессиональных либо профессиональных групп. После войны День независимости превратился в настоящий национальный праздник. Первый общенациональный День благодарения был введен указом президента Линкольна в 1863 году. В десятилетия после войны День благодарения стал поводом для проведения патриотико-религиозных церемоний. "Школьники слушают рассказы о деяниях первопоселенцев, священники проводят особые службы, традиционно объединяя в своих проповедях религию и патриотизм, а соответствующий случаю праздничный обед постепенно сделался новым национальным обычаем". День памяти был введен в обиход сразу после войны. "Некоторые поселения как на Севере, так и на Юге, "изобрели" этот праздник практически одновременно, около 1866 года, и независимо друг от друга; особенно популярен праздник был на

201

Севере и к 1891 году стал юридически оформленным праздничным днем во всех северных штатах... Несколько лет американцы отмечали этот праздник торжественно и сумрачно, можно сказать, в традиции первых Дней независимости, -- парадами, выступлениями ораторов, военными маневрами, посещением кладбищ и установкой памятников"¹⁸⁶.

У большинства наций имеется несколько символов их идентичности, и Соединенные Штаты тут не исключение. Дядя Сэм, Братец Джонатан, статуя Свободы, Колокол свободы, "Янки Дудль", лысый орлан, Novus Ordo Seclorum, E Pluribus Unum, "На Бога уповаем" -- все это символы американской национальной идентичности. Впрочем, США уникальны в том отношении, что государственный флаг в американской символике превосходит значимостью все прочие символы и "настойчиво присутствует" в американском пейзаже. В большинстве стран государственные флаги вывешиваются на общественных зданиях и на памятниках, не более того. В Соединенных Штатах государственные флаги развеваются повсюду -- над жилыми домами, над предприятиями, над концертными залами и стадионами, над клубами и учебными заведениями. Уилбур Зелински писал, что в 1981 -- 1982 годах лично наблюдал в десяти штатах флаги на всех государственных зданиях, "на как минимум 50 процентах заводов и складов, на 25-30 процентах магазинов и бизнес-центров, на 4,7 процента жилых домов"¹⁸⁷. Хотя необходимых для аккуратного анализа статистических данных, по-видимому, не существует, можно предположить (и это не будет преувеличением), что ни в одной другой стране мира флагу не уделяется столько внимания и он не является важнейшим символом национальной идентичности. Национальный гимн в Америке служит "дополнением" к

202

флагу. Американцы приносят клятву верности "флагу Соединенных Штатов Америки и республике, которую он символизирует". Иными словами, в Америке символ страны превратился в ее "заместителя". Надлежащее использование государственного флага США расписано в подробнейшей инструкции по "символическому этикету", составленной в начале двадцатого столетия. У американцев есть даже особый праздник -- День флага; ничего подобного у других народов мы не найдем.

Этот культ государственного флага явился результатом Гражданской войны и последовавшей за ней патриотической эры. Перед войной, как писал М. М. Куэйф, "большинство американцев редко видели звездно-полосатый флаг, если видели вообще, и до мексиканской войны 1846-1848 годов ни разу под ним не сражались", а потому "не испытывали той сентиментальной привязанности к флагу, которая столь характерна для американцев нынешних". Эта "сентиментальная привязанность" впервые проявила себя, когда, к изумлению и ужасу северян, флаг был спущен в форте Самтер. Собственно, Гражданская война стала первым в истории Америки поводом для демонстрации государственного флага. "Культ национального флага в том виде, в каком он существует сегодня, есть производное Великого восстания". Первый День флага отмечался в 1887 году, а Вудро Вильсон в 1916 году объявил этот день национальным праздником. "С конца 1880-х годов и особенно в 1890-е годы ревностное служение государственному флагу достигло своего пика". Великая армия республики и многие другие общественные организации требовали, чтобы флаги висели на каждой школе; к 1903 году девятнадцать штатов приняли соответствующие законы¹⁸⁸.

203

Государственный флаг, как указывали многие ученые, превратился в Америке преимущественно в религиозный символ, своего рода эквивалент распятия для христиан. Его боготворят, перед ним преклоняются, он -- непременный "участник" всех общественных и многих частных церемоний. При поднятии флага полагается вставать, снимать головные уборы и, при соответствующих обстоятельствах, отдавать ему честь. Почти во всех штатах школьники ежедневно приносят флагу клятву верности. В эру национализма многие штаты приняли законы, запрещающие "надругательство над флагом", подтвердив тем самым квазирелигиозный статус этого символа. В 1907 году Верховный суд США подтвердил конституционность одного из таких законов, поддержав вердикт Верховного суда Небраски, гласившего, что флаг следует беречь, как берегут религиозные святыни. "Флаг -- эмблема национальной власти, -- говорилось в решении суда Небраски. -- Для гражданина флаг -- объект патриотического поклонения, символизирующий все, что связано со страной, -- ее институты, достижения, длинный перечень славных деяний прошлого, героические свершения предков и горизонты будущего"¹⁸⁹.

ДЕБАТЫ ОБ АССИМИЛЯЦИИ

В 1908 году постановка пьесы Израэля Зангвилла "Плавильный тигель" спровоцировала общенациональную полемику -- и заслужила горячее одобрение президента Теодора Рузвельта. В этой пьесе был представлен художественными средствами спор относительно возможности ассимиляции иммигрантов в американскую культуру. Означает ли ассимиляция, что иммигранты будут "проглочены" англо-протестантской культурой первопоселенцев? Или она означает,

204

что иммигранты объединятся с потомками первопоселенцев, рабов, завоевателей и предыдущих иммигрантов во имя создания новой американской культуры и "нового американского человека"? Или же возникновение новой единой культуры нежелательно и невозможно? Должна ли Америка стать конгломератом народов и разнообразных культур? Эти вопросы затрагивали самую суть американской этнической и культурной идентичности. В поисках ответа на них в двадцатом столетии были выдвинуты три концепции ассимиляции. Если сохранять традицию метафор, в особенности химических и кулинарных, эти три концепции можно охарактеризовать как концепции плавильного тигля, томатного супа и салата соответственно*.

Концепция плавильного тигля была выдвинута Эктором Сент-Джоном де Кревекером в 1780-х годах.

* Традиция использовать метафоры в рассуждениях об ассимиляции, идущая от Зангвилла, буквально искушала позднейших авторов прибегнуть к ней. В своем классическом исследовании "плавильного тигля" Филип Глисон перечислил как минимум дюжину соответствующих метафор, которыми пользовались аналитики в спорах об ассимиляции: скороварка, жаркое, салат, миксер, мозаика, калейдоскоп, радуга, иррадиация, оркестр, танец, ткацкий станок, водосброс, деревенский пруд, бассейн, кульдесак. Наиболее употребительными оказались "кулинарные" метафоры; Глисон замечает: "Вероятно, что-то здесь связано с особенностями национального характера -- иначе не объяснить, почему "кулинарный символизм" предоставляет столько синонимов для "плавильного тигля"". На мой взгляд, показателен и тот факт, что само словосочетание "плавильный тигель" не имеет ни малейшего отношения к еде; это устройство для плавки металлов. Philip Gleason, "The Melting Pot: Symbol of Fusion or Confusion?" American Quarterly, 16 (Spring 1964), p. 32. -- Примеч. автора.

205

208

но с другими народами ткущая нити всех цветов и оттенков"¹⁹⁴.

Идеи Каллена и Бурна представляли собой реакцию на две чрезвычайно популярные националистические концепции Америки. "Обороняясь, -- писал Артур Манн, -- Каллен изобрел культурный плюрализм как альтернативу и концепции плавильного тигля, и доктрине англосаксонского превосходства". Идеи Каллена вызвали определенный интерес в интеллектуальных кругах, однако не оказали почти ни малейшего влияния на общественное мнение. Сам Каллен подвергся нападкам со стороны представителей истеблишмента за попытки "балканизации" Америки. Его сторонники, писал Манн, "были двух сортов: сионисты -- и интеллектуалы-семитофилы, зачарованные перспективами этнического разнообразия городской Америки"¹⁹⁵. Много лет спустя Каллен признал неудачу своих притязаний на овладение общественным мнением. В Америке начала двадцатого столетия существовало стремление к реализации концепции плавильного тигля -- при том, что фактически нация оставалась тем самым томатным супом англо-протестантской культурной идентичности.

Теодор Рузвельт выразил общее мнение американцев, когда, поначалу одобрив зангвилловский "Плавильный тигель", задался вопросом о соответствии этой теории реальности и в конце концов принял концепцию томатного супа. "Тигель, в котором все сплавляется воедино, -- заявил президент, -- работал с 1776 по 1789 год, а наша нация и ее ценности были сформированы в дни Вашингтона"¹⁹⁶. Стремление американцев сохранить эти "ценности нации" особенно отчетливо проявилось в грандиозных усилиях по "американизации" иммигрантов перед Первой мировой войной и во время войны.

209

АМЕРИКАНИЗАЦИЯ ИММИГРАНТОВ

Концепция американизации и сам термин возникли в конце восемнадцатого столетия, одновременно с концепцией иммиграции и термином, ее обозначающим. Американцы считали необходимым американизировать тех, кто искал спасения в Новом Свете. "Мы должны американизировать наш народ", -- заявил в 1797 году Джон Джей, которого поддержал Томас Джефферсон¹⁹⁷ . Усилия по осуществлению этой цели достигли своего пика в конце девятнадцатого -- начале двадцатого столетий. Американизация, заявил в 1919 году судья Луис Брандейс, означает, что иммигрант "принимает костюм, обычаи и традиции, бытующие у нас... отказывается от своего родного языка в пользу английского... добивается укоренения своих интересов и потребностей в здешней почве... и живет в гармонии с нашими идеалами и устремлениями и сотрудничает с нами в их реализации". Проделав все это, иммигрант обретает "национальное сознание американца". К данному определению другие поборники американизации добавляли получение американского гражданства, отрицание "чужеземных привязанностей" и отказ от двойных лояльностей¹⁹⁸.

Необходимость американизации иммигрантов привела к возникновению масштабного общественного движения, ставившего эту задачу. В процесс американизации оказались вовлеченными местные власти и федеральное правительство, частные и общественные организации, представители бизнеса; все они предпринимали те или иные шаги, зачастую мешая друг другу и принимая противоречивые решения. Центральная роль в этом процессе отводилась школам. "Важность движения за американизацию трудно пре-

210

увеличить", -- заметил один историк. Это был "социальный крестовый поход", ключевой момент развития американской прогрессистской политики. Сотрудники приютов, учителя, общественные деятели, бизнесмены и политические лидеры, включая Теодора Рузвельта и Вудро Вильсона, принимали активное участие в этом крестовом походе. "Список участников процесса, -- подытожил другой историк, -- читается как комбинация справочников "Who Is Who" и "Social Register""¹⁹⁹.

Крупным промышленным корпорациям требовалась рабочая сила, которую охотно предоставляли иммигранты, поэтому корпорации организовывали при фабриках школы, где иммигрантов учили английскому языку и внушали им американские ценности. Практически в каждом городе со значительной иммигрантской общиной реализовывалась программа американизации, составленная местной торговой палатой. Генри Форд был в первых рядах тех, кто стремился превратить иммигрантов в эффективно трудящихся американских рабочих; "этих людей, собравшихся со всего света, -- говорил он, -- нужно научить американским традициям, английскому языку и американскому образу жизни". Компания Форда финансировала многочисленные мероприятия, связанные с американизацией, в том числе организацию шести- и восьмимесячных курсов английского языка, посещение которых было обязательно для иммигрантов и по окончании которых выдавались дипломы, дававшие право на получение гражданства. Американская сталелитейная компания также финансировала аналогичные социальные программы; "многие добропорядочные бизнесмены открывали фабричные школы, распространяли по почте письма с уроками по истории права и даже субсидировали вечерние общеобразовательные школы"²⁰⁰.

211

Бизнесмены прогрессистской эры заботились о том, чтобы научить своих рабочих-иммигрантов английскому языку, американской культуре и американской системе частного предпринимательства как для того, чтобы обеспечить эффективность их труда, так и чтобы "вакцинировать" их от социализма и профсоюзных идей. Интересы этих бизнесменов пересекались с интересами общенациональными. Драматизируя цель, которой хотелось достигнуть, Генри Форд в 1916 году организовал патриотический спектакль, центральной декорацией которого стал гигантский плавильный тигель. Поток рабочих-иммигрантов "в чужеземных одеждах и с лозунгами, прославляющими их родину, вливался в этот тигель из-за сцены. Одновременно с другого конца тигля вытекал еще один людской поток -- все в одинаковых костюмах и с маленькими американскими флажками в руках"²⁰¹.

В процессе американизации участвовало также огромное число частных некоммерческих организаций, включая как организации давно существовавшие, так и те, которые были созданы специально "для помощи иммигрантам". YMCA (Христианский союз молодых людей) организовал школу по изучению английского языка. Сыны американской революции и Колониальные дамы представили собственные программы американизации. Международный колледж, созданный "под иммигрантов", открылся в Спрингфилде, штат Массачусетс. Протестантские, католические и иудейские общины пропагандировали американские ценности среди иммигрантов своего вероисповедания. Либеральные реформаторы, бизнесмены-консерваторы и простые граждане учреждали организации наподобие Информационного комитета для чужаков, Североамериканской правовой лиги для иммигрантов, Чикагской лиги в защиту иммигрантов, Образова-

212

тельного союза Нью-Йорка, фонда барона де Хирша (для иммигрантов-евреев), Общества итальянских иммигрантов и т. п. Эти организации консультировали иммигрантов, организовывали вечерние занятия по изучению английского языка и американских обычаев, помогали найти работу и жилье. Значительная часть деятельности по американизации иммигрантов проходила в приютах, возникших в 1890-х годах на окраинах крупных городов; в этих приютах работали люди, чьи имена вошли в историю -- скажем, Фрэнсес Келлор. Примером такого приюта может служить Дом Джейн Аддамс в Чикаго. Городские политики жаждали голосов иммигрантов и потому активно помогали последним обосноваться в Америке, обеспечивали их работой и первоначальной финансовой поддержкой и, разумеется, направляли на дорогу к получению гражданства и права голоса²⁰².

Перед Первой мировой войной этнические и религиозные организации, имевшие отношение к иммигрантам, также прилагали существенные усилия по американизации своих подопечных. "Римская католическая церковь использовала своих священников, свои школы, прессу, благотворительные учреждения и общества, чтобы убедить иммигрантов отказаться от родных им культурных паттернов и принять американские традиции. Архиепископ Джон Айрленд, сам в прошлом ирландский иммигрант, возглавлял конклав американских епископов. Он принимал все меры к тому, чтобы иммигранты-католики позабыли родные языки и обычаи". Что касается евреев, "во многих городах появились еврейские приютные дома, где детей иммигрантов-евреев учили английскому языку и внушали американские ценности; их поощряли посещать школы и сохранять собственные традиции, но в рамках американской культуры"²⁰³.

213

Движение за американизацию шло снизу, "от корней", то есть от общественных организаций. Они оказывали давление на местные власти, от которых в значительной степени зависела судьба иммигрантов. В скором времени более чем в тридцати штатах были приняты законы об учреждении программ по американизации, а в штате Коннектикут даже создали Департамент американизации. Постепенно в процесс втянулось и федеральное правительство: Бюро по натурализации при министерстве труда и Бюро по образованию при министерстве внутренних дел активно занялись поиском средств для организации собственных ассимиляционных программ. К 1921 году в программах Бюро по натурализации принимали участие 3526 организаций²⁰⁴. Важнейшей сферой интересов оставалось преподавание английского языка, и федеральное правительство сыграло ключевую роль в финансировании этой части программ.

До середины двадцатого столетия базовым элементом процесса американизации была система среднего школьного образования. Ее зарождение в середине девятнадцатого века и последующее развитие отчасти были обусловлены именно нарастающей потребностью в американизации иммигрантов. "Образование с целью ассимиляции стало одной из главных задач чиновников от образования". Школы настаивали на том, чтобы иммигранты принимали "англо-американские протестантские традиции и ценности". Особенно в Новой Англии, где обосновалось много иммигрантов, "получение образования рассматривалось как наилучший способ внушить человеку англо-американские протестантские ценности и предотвратить тем самым коллапс республиканских институтов"²⁰⁵. В более далекой перспективе, по замечанию Стивена Стейнберга, "средние школы гораздо эффективнее, нежели

214

любые другие учреждения и организации, лишали иммигрантов возможности поделиться их "врожденными" ценностями со своими детьми"²⁰⁶. Доминирующая протестантская атмосфера в школах, вполне естественно, вызвала зависть католической церкви, что привело к созданию сети католических школ, ставшей со временем еще одним средством пропаганды американского образа жизни.

Школы были средоточием усилий предвоенной Америки (на сей раз имеется в виду Первая мировая война) по американизации иммигрантов из стран Южной и Восточной Европы. "Прогрессисты верили в образование, -- писал Джоэл М. Ройтман. -- Они использовали образование как основу ассимиляции (американизации) миллионов людей, прибывавших в Соединенные Штаты с 1890 по 1924 год". Школам рекомендовали организовывать дополнительные занятия для иммигрантов -- занятия по изучению английского языка и по усвоению американских традиций. Одно из ведущих общественных движений той поры, Североамериканская правовая лига, опубликовала в 1913 году план по образованию иммигрантов. Лигу поддержало Федеральное бюро образования, в 1919 году объявившее о превращении школ из мест, где в дневное время обучаются дети, в общественные центры с вечерними программами по американизации для взрослых. В 1921-1922 годах от 750 до 1000 организаций занимались реализацией "специальных школьных программ для иммигрантов". В период с 1915 по 1922 год занятия посетили свыше миллиона иммигрантов (впрочем, далеко не все прослушали курсы полностью). В первые десятилетия двадцатого века, как заметил один ученый, учителя "пытались внушить детям иммигрантов ощущение американской национальной идентичности. Преподавание литературы и

215

других гуманитарных наук строилось на привлечении внимания к политической истории страны и ее институтов, детям демонстрировали иконографическую галерею портретов тех, чьи деяния стали образцами проявления национального характера". По всей стране школьная система испытывала непрерывное воздействие реформаторов, "от Хораса Манна до Джона Дьюи, рассматривавших образование как инструмент по созданию монолитного общества из множества фрагментов, порожденных иммиграцией и ее социальными последствиями"²⁰⁷.

Поздние стадии американизации обычно критикуют за приложение чрезмерного давления к иммигрантам и превращение общественных организаций в националистические и антииммигрантские (что стало одной из причин резкого снижения иммиграции в 1924 году). Критика справедлива, но тем не менее без этих обществ, начала которых восходят к 1890-м годам, спад иммиграции почти наверняка случился бы гораздо раньше. Американизация сделала Америку приемлемой для иммигрантов. Успех американизации в полной мере проявился тогда, когда бывшие иммигранты и их дети взяли в руки оружие и пошли сражаться за свою новую родину.

МИРОВЫЕ ВОЙНЫ

Первая мировая война вызвала прилив патриотизма и усилила значимость национальной идентичности по сравнению с остальными. Однако своего максимума эта значимость достигла в годы Второй мировой войны, когда все расовые, этнические и профессиональные идентичности подчинились национальной. Хотя отдельные негритянские организации и союзы не поддержали вступление Америки в войну,

216

нападение японцев на Перл-Харбор "заставило американцев хотя бы на время отвлечься от расовых и профессиональных интересов и продемонстрировать общенациональную идентичность"²⁰⁸. Американцы японского происхождения, выказывая лояльность новой родине, отправились на приписные пункты, чтобы завербоваться в действующую армию -- самый национальный из всех национальных институтов. Мобилизация свыше 10 000 000 человек стала объединяющим опытом, "который создал или заново укрепил совместные ценности и традиции"²⁰⁹.

Вторая мировая война, как мы видели, усилила значимость идеологического элемента американской идентичности и вымостила дорогу к исчезновению расовых и этнических определений этой идентичности. Война, как писал Филип Глисон, "укрепила национальное единство и ощущение принадлежности к одной и той же нации". У американцев появилась общая цель, общие заботы и тяготы, пускай даже распределялись они не одинаково; как часто бывает во время больших войн, экономическое неравенство в обществе сошло на нет. Вторая мировая стала "величайшим совместным опытом", который сформировал "представление американцев о национальной идентичности на поколения вперед"²¹⁰. Самоидентификация американцев со страной достигла в ходе этой войны исторического максимума.

Следует отметить, что подобный опыт обрели не только американцы. Германский национализм, к великому сожалению самих немцев, также достиг пика, сравнимого разве что с национализмом французов в период революционных войн. Русские вспоминают войну как время грандиозных национальных свершений и тесного единения. Когда в середине 1970-х годов Хедрик Смит спросил у русских, какой период в

217

истории их страны был наилучшим, ему ответили: "Война". Русские люди, писал Смит, "рассуждают о войне не только как о времени жертв и страданий, но и как о времени солидарности и сопричастности. Война несет смерть и разрушение, но она одновременно демонстрирует несокрушимое единство народа и его несгибаемую силу. Воспоминания о совместно перенесенных лишениях и совместно добытых победах в войне, которую в СССР называют Великой Отечественной, служат главным источником современного советского патриотизма"²¹¹. Для русских -- Великая Отечественная война, для британцев -- "миг торжества", для американцев -- "добрая война"... Вторая мировая явилась крайним выражением национализма, бытовавшего на Европейском континенте, и стала кульминацией националистической эры на Западе.

УВЯДАЮЩИЙ НАЦИОНАЛИЗМ

Эпоха доминирования национальной идентичности над всеми прочими, эпоха, на протяжении которой американцы с энтузиазмом предавались патриотизму и национализму, начала клониться к закату в 1960-е годы. Позднее, в 1990-е годы, многие аналитики отмечали существенное снижение значимости национальной идентичности. В 1994 году девятнадцать американских ученых, специалистов по истории и политике, попросили оценить уровень единства американского общества в 1930, 1950, 1970 и 1990 годах. Использовалась пятибалльная шкала, на которой единица обозначала максимальный уровень интеграции. Результаты получились следующими: 1930 -- 1,71 балла: 1950-- 1,46 балла; 1970-- 2,65 балла; 1990 -- 2,60 балла. Год 1950-й, по замечанию участников оп-

218

роса, "был зенитом национального единства Америки". С той поры "культурная и политическая фрагментация неуклонно возрастала", а "конфликты, возникающие из нарастающей этнической и религиозной напряженности, представляют собой главный вызов американскому национальному мифу"²¹². Аналогичные взгляды высказывались и отдельными учеными: Роббер Каплан говорил о "закате национальной идентичности"; Диана Шлауб писала об "обстоятельствах увядающего патриотизма"; Джордж Липсиц, нападая на "новый патриотизм" Рональда Рейгана, подчеркивал "дилеммы осажденной нации"; Уолтер Барнс предрекал неизбежный "конец патриотизма", а Питер Шук прослеживал "обесценение американского гражданства"²¹³.

Эрозия национальной идентичности в последние десятилетия двадцатого века проявилась в четырех важнейших признаках: популярность у элиты доктрин мультикультурализма и разнообразия, а также повышение внимания к расовым, этническим, гендерным и прочим субнациональным идентичностям в ущерб национальной; ослабление влияния факторов, прежде обеспечивавших ассимиляцию иммигрантов, и одновременное усиление стремления иммигрантов к сохранению собственных укладов и традиций, равно как и гражданства; преобладание среди иммигрантов людей, говорящих на одном языке (беспрецедентный случай в американской истории), что ведет к постепенной испанизации Америки и превращению ее в двуязычное и двукультурное общество; наконец, денационализация американской элиты, углубление трещины между космополитическими и транснациональными лояльностями элиты и по-прежнему патриотическими и националистическими взглядами широкой публики.

ЧАСТЬ 3. ВЫЗОВЫ АМЕРИКАНСКОЙ ИДЕНТИЧНОСТИ

ГЛАВА 7. ДЕКОНСТРУКЦИЯ АМЕРИКИ: ПОДЪЕМ СУБНАЦИОНАЛЬНЫХ ИДЕНТИЧНОСТЕЙ

ДВИЖЕНИЕ ДЕКОНСТРУКЦИОНИСТОВ

Американская национальная идентичность достигла своего политического пика в дни Второй мировой войны, когда американцы в едином порыве отправлялись сражаться за свою страну и за все то, что она олицетворяла. Символического пика идентичность достигла в 1961 году, когда прозвучали знаменитые слова президента Кеннеди: "Не спрашивай, что твоя страна может сделать для тебя, -- спроси, что ты можешь сделать для своей страны". В промежутке между этими датами -- окончание Второй мировой, первые конфликты "холодной войны", успешное внедрение в американское общество иммигрантов времен Первой мировой и их детей, медленное, но неуклонное движение к прекращению расовой дискриминации, беспрецедентный экономический рост; все эти факторы в немалой степени способствовали укреплению в американцах чувства единения со страной. Жители Америки ощущали себя нацией индивидов с равными правами, объединенных стержневой англо-протестантской культурой, преданных демократическим принципам "американской веры". По крайней мере, таковым было представле-

222

ние американцев о самих себе, такова была цель, к которой стремилось общество.

В 1960-х годах стали возникать массовые общественные движения, бросавшие вызов этой Америке с ее культурой и принципами. Для этих движений Америка была вовсе не национальным государством, объединяющим людей с общей культурой, историей и верой, но конгломератом различных рас, народов и субнациональных культур, в котором отдельные люди отождествляли себя не со страной, а с интересами тех или иных групп. Сторонники подобных взглядов отвергали концепции плавильного тигля и томатного супа, господствовавшие в Америке в начале века, и утверждали, что на самом деле Америка -- мозаика, или салат из множества ингредиентов. Признавая прошлые поражения, Хорас Каллен в девяностую годовщину своего рождения в 1972 году торжествовал победу: "Потребовалось почти пятьдесят лет, чтобы мои идеи пробились к людям. Никто не любит чужаков, в особенности тех, которые нарушают установленный порядок". Президент Клинтон поздравил американцев с освобождением из-под ига доминирующей европейской культуры. Вице-президент Гор истолковал национальный девиз "Е pluribus unum" (придуманный Франклином, Джефферсоном и Адамсом) как "Из одного -- многие", а политолог Майкл Вальзер, вспоминая калленовскую "нацию национальностей", заметил, что девиз должно переводить как "Внутри одного -- множество"²¹⁴.

Деконструкционисты предлагали различные социальные программы, призванные усилить влияние на общество субнациональных, расовых, этнических и культурных групп. Они одобряли тягу иммигрантов к сохранению в общинах "духа родины", наделяли пришлых правами, недоступными коренным американ-

223

228

куда пойдет Америка, будет ли она нацией индивидов с равными правами и общими культурой и верой -- или превратится в ассоциацию расовых, этнических и культурных субнациональных групп, удерживаемых вместе надеждой на материальные прибыли благодаря развитой экономике и компетентному управлению. Основные сражения в этой войне включают бои за "американское кредо", то есть за единство нации, за язык и за стержневую культуру.

ВЫЗОВ КРЕДО

"Американское кредо", по словам Мюрдаля, воплощает в себе "идеалы достоинства отдельной человеческой личности, фундаментального равенства людей, неотъемлемых прав каждого на свободу, справедливость и честные возможности"²¹⁶. На протяжении американской истории политические и общественные институты Америки стремились к этим идеалам, приближались к ним почти вплотную -- но никогда их не достигали. Пропасть между идеалом и реальностью оставалась непреодолимой. Время от времени находились люди, намеревавшиеся перепрыгнуть эту пропасть; они создавали общественно-политические движения, выступавшие за реформы общества, дабы приблизить последние максимально возможно к принципам "американской веры". Периоды "идеологического напряжения" -- эпоха революции, годы правления президента Джексона, "прогрессистский период" перед Первой мировой войной, а также 1960-е и 1970-е годы. Все эти периоды характеризуются суровым морализмом, изобилием акций протеста и демонстраций, разоблачением общественных зол и возникновением движений в поддержку реформ. Следует отметить, что

229

реформаторские движения поднимали как знамя те ценности, с которыми было согласно большинство американцев и которые являлись ключевыми для американской национальной идентичности. Как писал Ральф Уолдо Эмерсон, "история реформ в Америке всегда одинакова и представляет собой сопоставление идеала и факта"²¹⁷.

Мюрдаль описывал "американское кредо", преследуя цель высветить "дилемму Америки", зияющую пропасть между идеалами общества -- и царящими в нем неравенством, отсутствием гражданских прав и свобод, дискриминацией и сегрегацией, которой негритянское население Америки подвергалось и в 1930-е годы. Именно рабство и его последствия были главной "дилеммой Америки", откровеннейшим и злостнейшим поруганием американских ценностей. Следуя условиям компромисса 1876 года, американцы пытались замолчать, проигнорировать эту дилемму, притвориться, будто ее вовсе не существует. Впрочем, в середине двадцатого столетия развитие общества привело к тому, что и дальше вести себя подобным образом стало невозможно; сказались и урбанизация чернокожего населения, и массивная иммиграция негров на север, и влияние Второй мировой и "холодной" войн, превративших расовую дискриминацию в "фактор уязвимости" в международных отношениях; не забудем и об изменившемся отношении к расовой проблеме белых американцев, которые стремились преодолеть "когнитивный диссонанс" между собственными убеждениями и реальностью; упомянем усилия министерства юстиции по приведению законов относительно негритянского населения в соответствие с Четырнадцатой поправкой, и появление в 1950-1960-х годах "поколения бэби-бумеров", ставшего носителем реформаторских идей, и новых лидеров негритянских

230

248

гии предполагают, что человека нужно оценивать по его "крови" -- а не по характеру, социальному статусу, религиозным убеждениям, возрасту или образованию. Но категории, подходящие для кастовой системы, неприменимы в обществе, целью которого заявлено построение общества равноправных граждан, руководимого демократическим правительством"²³⁶.

ВЫЗОВ ЯЗЫКА

Во время кампании 1988 года по признанию английского языка официальным языком Флориды губернатор-республиканец Боб Мартинес заявил: "Мы не выбирали себе американской религии. Мы не выбирали себе нации. И мы не выбирали себе языка"²³⁷. Он ошибался -- выбор был сделан почти триста лет назад, и голосование в штате подтвердило этот выбор: 83,9 процента жителей Флориды признали английский своим языком. Сама постановка на голосование вопроса об языке симптоматична для Флориды (и для двух других штатов, где в том же году также состоялись референдумы) и для страны в целом: на протяжении 1980-х и 1990-х годов языковый фактор сделался определяющим признаком американской идентичности. Вспомним дебаты о двуязычном образовании, вспомним работодателей, которые требовали от своих сотрудников говорить только по-английски, вспомним государственные документы на других языках, всевозможные опросы и кампании в районах, где преобладало неанглоговорящее население; наконец, официальное признание английского государственным языком США. Судьбоносная для страны роль этого языка определилась еще до возникновения Соединенных Штатов, тем не менее вплоть до последнего вре-

249

мени предпринимались и предпринимаются попытки умалить его значимость. "Битва за английский" есть фактически один из фронтов войны за американскую идентичность. Как заметил один ученый, на этом фронте решается, "останутся ли США страной англоговорящего большинства или превратятся в мультиязыковое общество"²³⁸. На самом деле речь идет не о мульти-, а о билингвизме.

Лишь немногие подвергали сомнению значимость английского языка в американской культуре и стремление американцев совершенствоваться в английском. Однако языковые споры позволили сформулировать два важнейших вопроса. Первый: в какой степени правительству США необходимо поддерживать изучение и использование других языков и ограничивать в правах государственные и частные компании, а также учреждения, настаивающие на исключительном употреблении английского? Как правило, "под другими языками" чаще всего подразумевается испанский, вследствие чего возникает второй вопрос: должны ли Соединенные Штаты превратиться в двуязычное общество и должен ли испанский язык приобрести в обществе равные права с английским?

"Язык, -- писал Мигель Унамуно, -- это кровь духа". Вместе с тем язык -- нечто гораздо более приземленное. Это основа общества. И потому, вопреки утверждению губернатора Мартинеса, существуют фундаментальные различия между языком, с одной стороны, и религией и нацией -- с другой. Люди различной расовой и национальной принадлежности и различного вероисповедания часто враждуют друг с другом, но при этом, пользуясь одним и тем же языком, они могут продолжать общаться и читать то, что пишут их противники. Нации, как показал в своей классической работе "Национализм и социальные

250

261

ных характеристик американца, а 61 процент признал право голоса исключительно за теми, кто умеет говорить по-английски. В опросе 1998 года выяснилось, что 52 процента американцев безоговорочно поддерживают, а еще 25 процентов в целом одобряют законы, обязывающие вести преподавание в школах на английском языке и предусматривающие для тех, кому язык не дается, специальные годичные программы²⁵². Подавляющее большинство американцев считает английский язык ключевым элементом национальной идентичности, и это мнение, вкупе с "разборчивостью" законодателей в языковых вопросах, является весомым аргументом в пользу сторонников английского как государственного языка и противников двуязычного образования.

С 1980 по 2002 год было проведено двенадцать "языковых" референдумов в трех городах и четырех штатах (см. таблицу 3). Все эти референдумы были инициированы группами в защиту английского языка. Во всех, кроме одного, люди голосовали за английский язык и против двуязычного образования. Средний процент голосов "за" составил 65 процентов (от 44 процентов в Колорадо до 85 процентов во Флориде). Во всех случаях политическая элита и местный истеблишмент активно мешали проведению референдумов, как и лидеры испаноязычных общин и других языковых меньшинств. Ниже приводятся данные, расположенные в хронологическом порядке.

Таблица 3. Языковые референдумы 1980-2002 гг.

Год	Место	Формулировка	% голосов "за"
1980	Округ Дейд, Флорида	Поправки к закону 1973 года о двуязычном образовании	59

262

Год	Место	Формулировка	% голосов "за"
1983	Сан-Франциско, Калифорния	Против федерального закона об избирательных бюллетенях на других языках	62
1984	Калифорния	За федеральный закон об избирательных бюллетенях на английском	71
1986	Калифорния	За признание английского государственным языком	73
1988	Флорида	За признание английского государственным языком	85.5
1988	Колорадо	За признание английского государственным языком	64
1988	Аризона	За признание английского государственным языком	50.5
1989	Лоуэлл, Массачусетс	За признание английского государственным языком и за внесение поправок в конституцию США	67
1998	Калифорния	Против двуязычного образования	61
2000	Аризона	Против двуязычного образования	63
2002	Массачусетс	Против двуязычного образования	68
2002	Колорадо	Против двуязычного образования	44

В 1980 году против референдума, по которому округ Дейд, штат Флорида (двуязычный и двукультурный), обязывался вести официальную документацию исключительно на английском языке и отказывался от использования средств налогоплательщиков "для пропагандирования культур иных, нежели культура США", -- против этих результатов выступили испаноязычные группы, газета "Майами Геральд" и Торговая палата Майами, причем последняя ассигновала на борьбу с референдумом не менее 50 000 долларов. Те же, кто поддерживал референдум, истратили за всю кампанию не более 10 000 долларов. В ито-

263

ге 59,2 процента населения округа Дейд проголосовали "за"²⁵³.

В 1986 году инициатива по внесению поправки в конституцию Калифорнии, предусматривавшей признание английского официальным языком штата, была встречена в штыки всеми политическими лидерами штата (исключая сенатора Пита Уилсона), в том числе губернатором, генеральным прокурором, председателем законодательного собрания Калифорнии, президентом калифорнийского сената, мэрами Сан-Франциско и Сан-Диего, городскими советами Лос-Анджелеса и Сан-Хосе, всеми крупнейшими телевизионными каналами и радиостанциями, всеми основными газетами (кроме "Сан-Франциско Экземинер"), калифорнийской федерацией профсоюзов и конклавом епископов Калифорнии. В день референдума 73,2 процента жителей штата проголосовали за принятие поправки, причем победа была одержана во всех округах²⁵⁴.

В 1988 году кандидаты в президенты США Джордж Г. Буш и Майкл Дукакис высказались против проведения референдумов в Аризоне, Флориде и Колорадо о признании английского официальным языком штатов. Схожую позицию заняли и представители политических, экономических и бюрократических элит в этих штатах. Во Флориде против предложенной поправки выступили губернатор, генеральный прокурор, госсекретарь штата, газета "Майами Геральд", Торговая палата Майами, множество испаноязычных общественных организаций (впрочем, немало последних воздержалось от публичных выступлений). В результате поправка была принята 85,5 процента голосов с преимуществом в каждом округе.

Также в 1988 году, во время проведения аналогичного референдума в Аризоне, против принятия поправ-

264

ки высказались губернатор, двое его предшественников, оба сенатора от штата Аризона, мэр Финикса, Ассоциация судей Аризоны, Лига аризонских городов и поселений, лидеры еврейских общин и Экуменический совет Аризоны, объединявший одиннадцать христианских конфессий. В разгар кампании была обнародована памятная записка Джона Тэнтона, лидера движения "Америка за английский язык" и главного спонсора референдума; в этой записке предлагалось ввести мораторий на иммиграцию, а еще в ней присутствовали уничижительные отзывы о католиках, что дало противникам референдума повод окрестить записку Тэнтона "нацистской бумажонкой". Неудивительно, что этот случай сказался на итогах референдума -- сторонники английского языка одержали победу с минимальным преимуществом (50,5 процента голосов). В Колорадо против референдума выступали губернатор, вице-губернатор, генеральный прокурор, мэр Денвера, один из сенаторов от штата, католические епископы, газета "Денвер Пост", местное отделение Демократической партии (республиканцы устранились от дебатов) и Джесси Джексон. В результате сторонники английского языка добились показателя в 64 процента голосов²⁵⁵.

В 1989 году, вспоминая референдумы предыдущего года, лингвист из Стэнфордского университета печально заметил: "Не будет преувеличением сказать, что повсеместно победы сторонников возрождения английского языка были достигнуты не благодаря, а вопреки действиям государственного и политического истеблишмента... Вполне возможно, что лозунг движения "За английский язык" -- "За нас никто, кроме народа" -- также не является преувеличением"²⁵⁶.

В следующее десятилетие схожий расклад сил выявился в референдумах о двуязычном образова-

265

нии. В 1998 году в Калифорнии многие испаноязычные общины во главе со своими лидерами поддержали Поправку 227 об отмене двуязычного образования, тогда как все члены Демократической партии, избранные от штата, и сам президент Клинтон, равно как и, с некоторыми оговорками, губернатор Техаса Джордж У. Буш, высказывались против этой поправки. Шестьдесят один процент голосов населения штата был отдан за поправку с преимуществом во всех округах, кроме Сан-Франциско. Два года спустя аналогичная инициатива в Аризоне встретила противодействие виднейших республиканцев штата, большинства политических лидеров, от губернатора и ниже, всех основных газет, губернатора Буша и вице-президента Гора, причем на борьбу с поправкой было истрачено втрое больше средств, чем на ее поддержку. В итоге поправка была одобрена 63 процентами голосов. В 2002 году в Массачусетсе кандидат в губернаторы от Республиканской партии Митт Ромни поддержал инициативу об отмене двуязычного образования, зато против нее высказывались местное отделение Демократической партии, крупные академические фигуры, включая деканов восьми учебных заведений, прочие представители истеблишмента, главные средства массовой информации штата, в том числе газета "Бостон Глоб", а также "коалиция учителей, профсоюзных лидеров, борцов за права иммигрантов и представителей национальных и социальных меньшинств"²⁵⁷. Результат референдума -- 68 процентов голосов за отмену двуязычного образования.

За два десятилетия сторонники английского языка и активисты борьбы за отмену двуязычного образования потерпели единственное поражение -- это случилось в 2002 году в Колорадо, где инициатива об

266

отмене двуязычного образования была блокирована 56 процентами голосов против 44 процентов. Данный результат был обеспечен произведенным "на флажке" вбросом средств, предоставленных миллионерами, поддерживавшими систему двуязычного образования. Эти средства пошли на массированную политическую рекламу, уверявшую население штата, что отмена двуязычного образования приведет к "хаосу в школах" и "сущему бедламу, который наступит, когда тысячи невежественных детей иммигрантов заполонят классы"²⁵⁸ . Поддавшись на рекламу, жители штата Колорадо проголосовали за сохранение системы "апартеида в образовании".

Отношение испаноязычных жителей США (Hispanics) к проблеме двуязычия во многом напоминало отношение чернокожих к практике расовых привилегий, но все же несколько отличалось. Hispanics склонялись к противодействию инициативам (по сути своей символическим) об официальном статусе английского языка. В ходе опроса на выборах 1988 года в Калифорнии и Техасе только 25 процентов Hispanics, как выяснилось, поддержали признание английского государственным языком США -- в сравнении с 60 процентами англосаксов. В референдуме 1988 года в округе Дейд за английский язык выступили 71 процент белого населения и 44 процента чернокожих -- и всего лишь 15 процентов Hispanics. В 1986 году в Калифорнии за очередную инициативу об официальном статусе английского языка проголосовал 41 процент Hispanics, а два года спустя во Флориде -- всего 25 процентов²⁵⁹.

Что касается предложений по отмене двуязычного образования, к ним Hispanics относятся более благожелательно, понимая, что эти предложения, получи они официальный статус, мгновенно и в лучшую сторону скажутся на учебе их собственных детей.

267

Опрос общественного мнения, проведенный в 1988 году, показал, что 66 процентов испаноязычных родителей хотят, чтобы их дети выучили английский "как можно скорее, даже если это повлечет за собой отставание по прочим предметам"²⁶⁰. Опрос 1996 года, проводившийся в Хьюстоне, Лос-Анджелесе, Майами, Нью-Йорке и Сан-Антонио, продемонстрировал убежденность испаноговорящих родителей в том, что изучение детьми английского языка -- главное назначение школ. В ходе общенационального опроса 1998 года выяснялось, нужно ли вводить обязательное преподавание на английском и дополнительные годичные курсы языковой подготовки для тех, кто плохо понимает английский язык; 38 процентов Hispanics сказали "да", еще 26 процентов поддержали это предложение с оговорками. Инициатива об отмене двуязычного образования в Калифорнии исходила от испаноязычных общин Лос-Анджелеса: родители девяноста детей забрали своих отпрысков из школы в знак протеста против "дурного образования", которое ребята получали в двуязычных классах. Как заметила преподобная Элис Каллахан, служитель епископальной церкви и директор Центра испанского языка: "Родители не хотят, чтобы их дети, став взрослыми, проливали пот в прачечных или шли в уборщики. Они хотят, чтобы их дети поступали в Гарвард и Стэнфорд, а этого не произойдет, если ребята не научатся говорить и думать по-английски". В опросе 1997 года в округе Орандж

83 процента испаноязычных родителей заявили, что "настаивают на преподавании английского языка с начальных классов школы". В опросе, проводившемся в октябре 1997 года газетой "Лос-Анджелес Таймс",

84 процента испаноговорящих жителей Калифорнии поддержали лозунг "урезания" двуязычного образования. Обеспокоенные этими цифрами, испаноязыч-

268

ные политики и лидеры испаноговорящих сообществ удвоили усилия в борьбе с Инициативой о гражданских правах и организовали массовую кампанию, дабы убедить Hispanics в необходимости отвергнуть поправку об отмене двуязычного образования. И преуспели в своих намерениях. В июне 1998 года, после того, что "Нью-Йорк Таймс" охарактеризовала как "блицкриг Hispanics", менее 40 процентов испаноязычных жителей Калифорнии проголосовали за принятие поправки²⁶¹.

ВЫЗОВ СТЕРЖНЕВОЙ КУЛЬТУРЫ

Президент Клинтон в 1997 году заявил, что Америке необходима третья "великая революция", чтобы доказать, что она сможет существовать без доминирующей европейской культуры. Фактически к тому времени эта революция давным-давно началась. Мультикультуралистское движение за отказ от англо-протестантской культуры и за утверждение "многообразия культур", теснейшим образом связанное с расовыми меньшинствами, возникло в 1970-е годы. Особых успехов оно добилось в 1980-е и в начале 1990-х годов, а затем столкнулось с серьезным противодействием в "культурных войнах" . Ныне, в начале двадцать первого столетия, еще не ясно, осуществилась ли эта революция в полной мере.

Мультикультурализм -- сущность антиевропейской цивилизации. Как заметил один ученый, он "представляет собой движение, противостоящее монокультурной гегемонии Европы, которая, как правило, ведет к маргинализации прочих культур... [Мультикультурализм] противостоит узким евроцентрическим идеям, на которых зиждутся принципы амери-

269

279

Америки явились основными характеристиками американского политического пейзажа в первые годы двадцать первого столетия. На исход этих битв и на исход войны с деструкционистами в целом несомненно окажет влияние количество потерь, которые понесут американцы в случае повторения террористических атак на Америку и во время миротворческих армейских операций за пределами США. Если внешняя угроза уменьшится, деконструкционистское движение может получить дополнительный импульс развития. Если же Америка ввяжется в не имеющий разрешения конфликт, влияние деконструкционистов со временем сойдет на нет. Если внешняя угроза будет незначительной, периодической, неопределенной, американцы, вполне возможно, так и не найдут в своем обществе согласия относительно роли "американской веры", английского языка и стержневой культуры в формировании национальной идентичности.

ГЛАВА 8. АССИМИЛЯЦИЯ: ПРОЗЕЛИТЫ, "ПОЛУСЕЛЕНЦЫ" И ЭРОЗИЯ ТЕРМИНА "ГРАЖДАНСТВО"

ИММИГРАЦИЯ: С АССИМИЛЯЦИЕЙ ИЛИ БЕЗ НЕЕ?

В период с 1820 по 1924 год Америку посетили 34 000 000 европейцев. Те, кто остался в Новом Свете, частично ассимилировались, а их дети и внуки были полностью ассимилированы американским обществом и американской культурой. В период с 1965 по 2000 год в Соединенные Штаты прибыли 23 000 000 иммигрантов, в основном из Азии и Латинской Америки²⁷⁷. Их прибытие создало серьезную проблему, заключающуюся не в самом факте иммиграции, а в ответе на вопрос, завершится ли эта иммиграция ассимиляцией или нет? Захотят ли эти иммигранты, их дети и последующие потомки повторить путь своих предшественников и дать американскому обществу и американской культуре поглотить себя, станут ли они американцами в полном смысле слова, то есть откажутся ли от прежних национальных идентичностей во имя идентичности новой, выраженной в принципах "американской веры"?

С подобной проблемой столкнулась не только Америка. Все богатые промышленно

281

развитые страны вынуждены тем или иным образом решать проблему иммиграции. В последние десятилетия двадцатого века иммиграция стала поистине глобальным явлением. Иммиграция многолика: это и переселение людей из одной не слишком развитой страны в соседнюю, не более развитую; и многочисленные попытки преодолеть пограничные и таможенные барьеры и проникнуть в богатые страны. Легальная иммиграция дополняется иммиграцией нелегальной, причем последняя превосходит первую по массовости. Около четверти иммигрантов, очутившихся в 1990-е годы в Соединенных Штатах, были нелегальными иммигрантами, а Директорат по иммиграции и национальным вопросам британского правительства подсчитал в 2000 году, что ежегодный объем нелегальной иммиграции составляет 30 000 000 душ²⁷⁸. Иммиграцию провоцируют, каждая по-своему, и бедность, и экономическая состоятельность, а относительный достаток и относительная дешевизна транспорта позволяют все большему количеству людей перемещаться из страны в страну и при этом поддерживать тесные контакты со своей родиной. В 1998 году "рожденные за рубежом" составляли 19 процентов населения Швейцарии, 9 процентов населения Германии, 10 процентов населения Франции; в Великобритании этот показатель равнялся 4 процентам, в Канаде -- 17, в Австралии -- 23, а в Соединенных Штатах -- 10 процентам²⁷⁹.

Увеличение объемов иммиграции и непреходящее желание многих людей на Земле получить вид на жительство в западных странах совпали по времени с существенным падением уровня рождаемости в этих странах. Практически во всех промышленно развитых государствах, исключая США, индекс общего уровня рождаемости находится значительно ниже показателя 2,1, необходимого для поддержания численности

282

287

данность и не станет совершать попыток как-то "привязать" иммигрантов к американскому образу жизни, либо примет нынешние квоты и приложит все усилия к тому, чтобы осуществить ассимиляцию иммигрантов. Здесь сразу возникает другой вопрос -- ассимиляцию к чему? Какие именно факторы наилучшим образом демонстрируют социальную сплоченность, экономические успехи и процветание, мировое могущество и влияние Америки, какие именно явления символизируют ее идеалы и ценности? Какие именно характеристики соответствуют действительности и отражают современный экономический, социальный, политический уровень развития Америки и ее международное положение?

АССИМИЛЯЦИЯ: УСПЕХ НЕИЗБЕЖЕН?

Американская нация отчасти является нацией иммигрантов, но гораздо более важно то, что эта нация ассимилировала иммигрантов и их потомков, включала иммигрантов в свое общество и свою культуру. В других обществах иммигранты зачастую сохраняли на долгие периоды времени собственную культурную, традиционную и национальную идентичность. В Америке все было иначе, за редкими исключениями. Те иммигранты, которые осели в Америке, положили начало трудному процессу ассимиляции. Их дети и внуки существенно ускорили этот процесс. Как показал Милтон Гордон в своем фундаментальном исследовании, иммигранты ассимилировались ровно в той степени, в какой они воспринимали культурные паттерны принимающей страны (аккультурация), проникали "в разветвленную сеть групп и организаций, то есть в социальную структуру общества", заключали сме-

288

290

несколько там, легкое видоизменение формы, но в общем и целом все тот же единый и не подвергаемый сомнениям английский язык". Подходящей метафорой для процесса ассимиляции будет не плавильный тигель, а, как выразился Джордж Стюарт, "перегонный куб", в котором "чужеродные элементы, добавляемые малыми порциями, не просто плавились, но перемешивались и перегонялись, причем перегонка не затрагивала сущности первоначальной субстанции"²⁸⁸. Или, если воспользоваться предложенной выше метафорой, эти элементы попадали в томатный суп, обогащая его вкус, словно приправы, но не меняя состава. Такова была история культурной ассимиляции в Америке, засвидетельствованная теми, кто, как Майкл Новак, еще совсем недавно рассматривал себя в качестве ее жертвы.

Исторически Америка была обществом ассимилированных иммигрантов, причем ассимиляция применительно к этой стране означала американизацию. Нынешние иммигранты сильно отличаются от своих предшественников, сама ассимиляция протекает иначе, да и Америка не та, что раньше. У величайшего в общественно-политической истории человечества успеха весьма туманное будущее.

ИСТОЧНИКИ АССИМИЛЯЦИИ

В прошлом ассимиляцию иммигрантов в американское общество обеспечивали многие факторы. Большинство иммигрантов прибывало из Европы, то есть из обществ, культура которых напоминала американскую или была с последней совместима. Иммиграция подразумевает свободный выбор: потенциальные иммигранты должны отправляться в путь с открытыми глаза-

291

ми, представляя хотя бы приблизительно, какие трудности их ожидают; несмотря на эти трудности, большинство иммигрантов хотели стать американцами. Те иммигранты, которые не желали приобщаться к американским идеалам, американской культуре и американскому образу жизни, со временем вернулись на родину. Иммигранты прибывали из множества стран, и за всю историю иммиграции не было случая, когда какая-либо национальность и какой-либо язык оказывались доминирующими в иммигрантской среде. В Америке иммигранты концентрировались в этнических сообществах, разбросанных по всей территории США; ни одной иммигрантской общине не удалось составить большинство населения в каком-либо регионе или хотя бы крупном городе. Иммиграция была прерывной, происходила "волнами", что было связано с экономической ситуацией в мире и законодательными ограничениями. Иммигранты сражались и гибли за Америку в войнах, которые вели или в которых участвовали Соединенные Штаты.

Что касается американцев, они обладали общим, весьма отчетливым и разумным представлением об американской национальной идентичности и общественно-политических и экономических условиях, необходимых для американизации иммигрантов.

После 1965 года эти факторы либо исчезли из общественной жизни, либо в существенной степени утратили свою значимость. Ассимиляция современных иммигрантов протекает медленнее и труднее и многим отличается от ассимиляции предыдущих поколений иммигрантов. Более того, сегодня она далеко не всегда означает именно американизацию. Особенно затруднительной представляется ассимиляция мексиканцев и прочих испаноязычных иммигрантов. "Испаноязычная" иммиграция, которая является насущ-

292

нейшей проблемой нынешней Америки, будет подробно рассмотрена в последующих главах. Теперь же обратимся к анализу сути иммиграционного процесса, к изучению иммиграции после 1965 года и к ответам американского общества на вызовы иммиграции.

ИММИГРАЦИЯ

СОВМЕСТИМОСТЬ

Вполне естественно предположить -- и так оно, собственно, и было на протяжении американской истории, -- что на скорость и легкость ассимиляции иммигрантов американским социумом и американской культурой оказывали существенное влияние культурная близость "исконного" общества иммигрантов и общества американского. Впрочем, это предположение верно лишь отчасти.

Если сравнить политические институты и ценности "исконного" общества иммигрантов с институтами и ценностями Соединенных Штатов, не замедлит выясниться, что общего у них не так уж и много. Джефферсон считал иммигрантов из стран, где торжествует абсолютная монархия, серьезной угрозой Соединенным Штатам -- по той причине, что "от них мы можем ожидать все большего притока иммигрантов"*. Вдобавок эти иммигранты, полагал Джефферсон, "принесут с собой те принципы управления, к которым они привыкли с детских лет, и даже если они смогут их отринуть, это обернется величайшим распутством, ибо человеку

* Эти аргументы приводятся в "Записках о Виргинии", написанных в начале 1780-х годов, еще до того, как Америка привнесла в английский язык само слово "иммигрант". -- Примеч. автора.

293

свойственно бросаться из крайности в крайность. Будет чудом, если они смогут удержаться на лезвии свободы. Кроме того, они передадут свои принципы и свой язык своим детям". Поскольку, как признавал тот же Джефферсон, американская политическая система не имеет аналогов в мире, высказанные им опасения относительно последствий иммиграции для этой системы должны были приостановить приток иммигрантов²⁸⁹ . Значительная часть иммигрантов происходила из обществ, политическое устройство которых было антитезой политической системе Соединенных Штатов. Однако большинство не принесло с собой своих "принципов управления", потому что пострадало от применения этих принципов на практике и стремилось, насколько возможно, отдалиться от сферы их действия. Менее эмоциональные и более прагматичные доводы приводились применительно к проблеме совместимости культур. В девятнадцатом столетии Верховный суд поддержал решение о высылке китайских иммигрантов на том основании, что китайская культура слишком сильно отличается от американской и потому китайцы не смогут прижиться в Америке. Со схожим отношением к себе сталкивались и представители других культур. Впрочем, оценить "подверженность" тех или иных народов ассимиляции довольно затруднительно. Вероятно, здесь можно ориентироваться на такой показатель, как количество иммигрантов, не пожелавших оставаться в Америке и вернувшихся на историческую родину. Но и этот показатель сильно варьируется. Например, в 1908-1910 годах, как подсчитал Майкл Пиоре, эмиграция составила 32 процента от иммиграции; при этом "показатель возвращаемости" равнялся 65 процентам у венгров, 63 процентам у северных итальянцев, 59 процентам у словаков, 57 процентам у хорватов и словенцев и 56 процентам у итальянцев юж-

294

297

ского происхождения 19 процентов выбрали исламское государство, 38 процентов солидаризировались с Соединенными Штатами, 28 процентов затруднились с ответом. Пятьдесят семь процентов иммигрантов и 32 процента американских мусульман согласились с тем, что "будь у них возможность, они бы покинули США и переселились в исламскую страну". Пятьдесят два процента опрошенных заявили, что чрезвычайно важно (и 24 процента -- что важно) заменить общеобразовательные средние школы на территории США исламскими учебными заведениями²⁹⁴.

При некоторых условиях желание мусульман сохранить чистоту своей веры и религиозной практики может привести к конфликту с немусульманами. Над городом Дирборн, штат Мичиган, где находится крупная мусульманская община, витает атмосфера напряженности; этот город не раз становился ареной конфликтов между мусульманами и христианами. Дирборнские мусульмане публично заявляли, что общеобразовательные школы "забирают вашу юность у ислама" и что "политическая система Америки себя не оправдала и превратилась в помеху развитию общества". Единственное спасение от всех пороков социума, по их мнению, -- это "100-процентный ислам, не что иное, как бескровное восстановление Хилафа, монструозного исламского сверхгосударства!"²⁹⁵После событий 11 сентября 2001 года трудно предположить, какой отныне будет ассимиляция мусульман и возможна ли теперь она вообще.

ИЗБИРАТЕЛЬНОСТЬ

Более важны для ассимиляции не культура общества, к которому принадлежали иммигранты, а их личные мотивы и характеры. Люди, которые более или менее

298

добровольно решают покинуть родную страну и перебраться в другую, зачастую расположенную очень далеко от их дома, сильно отличаются от тех, кто подобного решения не принимает. Существует, так сказать, общеиммигрантская культура, отличающая иммигрантов от тех представителей национальных обществ, которые не выказывают желания покидать родной дом и отправляться в поисках счастья на чужбину.

Мнение Эммы Лазарус об американских иммигрантах как о "несчастном отребье" Земли является в значительной степени ошибочным; сенатор Дэниел Патрик Мойниган назвал это мнение "неаккуратным мифом". Те, кто перебирался в Америку, были "людьми особенными, предприимчивыми и самодостаточными, твердо знавшими, чего они добиваются, и добивавшимися этого исключительно собственными силами"²⁹⁶. До конца девятнадцатого столетия те, кто пересекал Атлантику, обычно выстаивали длинные очереди при посадке на корабли, стоически выносили плавания протяженностью не меньше месяца, проходившие в антисанитарных условиях и при невероятной скученности людей на палубах и в трюмах. До 17 процентов людей, покидавших Европу, умирали во время плавания. С появлением пароходов срок плавания сократился, само плавание сделалось более безопасным и предсказуемым; тем не менее иммигрантам по-прежнему приходилось идти на риск -- ведь они неизбежно рисковали оказаться в числе тех 15 процентов, которых не пускали дальше острова Эллис²⁹⁷. Тем, кто решал пересечь Атлантику, требовались немалые амбиции, мужество и энергичность, инициативность и стойкость, терпение и выносливость, как физическая, так и душевная, а еще -- неутолимая мечта о новой, счастливой жизни в далекой и прекрасной стране, о которой они почти ничего не знали наверняка. Большинству из тех, кто не

299

отваживался пускаться в путь, либо недоставало решительности, либо у них имелись иные цели и заботы. "Европейцы, -- как заметил в 2000 году один из французских социалистов, -- суть американцы, отказавшиеся взойти на борт. Мы не хотим рисковать; нам нужны покой и безопасность"²⁹⁸.

Сегодняшняя иммиграция значительно отличается от иммиграции прошлых лет. Трудности, неудобства, тяготы пути, риск и неуверенность в радушном приеме практически устранены. Современные иммигранты сохранили упрямство, решительность и одержимость своих предшественников, хотя им вовсе не обязательно было сохранять эти черты -- сегодня вполне можно обойтись и без них. По иронии судьбы эти качества более всего потребны тем, кто пытается проникнуть на территорию Соединенных Штатов незаконно. До известной степени эти черты присущи мексиканским нелегальным иммигрантам, которые вряд ли рискуют пострадать от рук пограничников, но могут умереть в Аризонской пустыне. В намного большей степени эти черты присущи нелегальным иммигрантам из Китая и других азиатских стран, доверяющим свои сбережения и самое жизни нечистоплотным и зачастую связанным с криминалом дельцам в обмен на малокомфортабельное, нередко опасное путешествие длиной в пять-десять тысяч миль. Подобно тем, кто приплывал в Америку на парусных кораблях, эти иммигранты, должно быть, и вправду одержимы Америкой. Но на самом ли деле они хотят стать американцами?

ОДЕРЖИМОСТЬ

Свыше 60 процентов из тех 55 000 000 человек, которые покинули Европу в период с 1820 по 1924 год, перебрались в Соединенные Штаты. Их влекли эконо-

300

мические перспективы страны, где городские улицы, по слухам, были вымощены золотом. Впрочем, такие возможности открывались перед предприимчивыми людьми и в других уголках земного шара. Соединенные Штаты отличала религиозная и политическая свобода, отсутствие сословий и аристократии (не считая Юга) и англо-протестантская культура первопоселенцев. Некоторые иммигранты, реализовав открывавшиеся перед ними экономические возможности, возвращались домой. Те, кто оставался, поступали так по причине одержимости Америкой, новообретенной преданности ее принципам и культуре, преданности, часто складывавшейся задолго до прибытия в Новый Свет и составлявшей едва ли не основную причину решения переселиться сюда. "Новички, -- писал Оскар Хэндлин, -- готовились стать американцами прежде, чем их ноги ступали на борт корабля". Эти иммигранты, соглашался Артур Шлезингер-младший, жаждали стать американцами. Их целью было бегство во спасение, освобождение, ассимиляция. "В известном смысле, -- писал Джон Харлс, -- иммигранты становились американцами задолго до того, как сходили с корабля на американскую почву. Процесс ассимиляции, повсеместно трактуемый как важнейшее средство политической трансформации иммигранта, не столько обращал в христианство язычников, сколько раскрывал суть веры новообращенным"²⁹⁹.

Для большинства (но не для всех) иммигрантов "превращение" в американцев действительно было сродни обращению в новую веру и имело схожие последствия. Люди, наследующие религию предков, зачастую относятся к вере куда более небрежно, чем новообращенные. И не удивительно -- ведь последним приходится делать непростой, нередко мучительный выбор. Приняв нелегкое, выстраданное, окончатель-

301

303

воспользоваться известной пословицей, получается, что и волки сыты, и овцы целы: "полуселенцы" успешно комбинируют американские возможности, средства и свободы с культурой, языком, семейными узами, традициями и социальными практиками своей родины.

ИММИГРАЦИОННЫЕ ПРОЦЕССЫ

МНОГООБРАЗИЕ И ДИСПЕРСИЯ

В прошлом ассимиляция определялась количеством и разнообразием обществ, из которых прибывали иммигранты, и языков, на которых они говорили. В девятнадцатом столетии основную массу иммигрантов "поставляли" не Британия, не Ирландия и не Германия. В 1890-х годах приблизительно 60 процентов иммигрантов приходилось на Италию, Россию, Австро-Венгрию и Германию (около 15 процентов каждая), плюс по 10 процентов добавляли Скандинавия, Ирландия и Британия³⁰², После 1965 года разнообразие "исходных" иммигрантских обществ сделалось, если такое возможно, еще более широким (причем мы пока не принимаем в расчет испаноязычные общества). Это разнообразие побуждало иммигрантов учить английский, чтобы общаться не только с коренными американцами, но и друг с другом. Впрочем, сегодня, в отличие от иммиграции прошлых лет, свыше 50 процентов иммигрантов принадлежит к одному языковому сообществу, и число таких иммигрантов продолжает увеличиваться.

В прошлом ассимиляции также способствовала дисперсия иммигрантов по территории Соединенных Штатов. Отцы-основатели считали подобную практику необходимой для того, чтобы избежать по возмож-

304

ности "вредоносных" последствий иммиграции. Относясь к самому факту иммиграции каждый по-своему, они были единодушны в том, что нельзя допускать концентрации иммигрантов в этнически гомогенных географических областях. Если иммигранты будут селиться вместе, предостерегал Вашингтон, они "сохранят язык, традиции и принципы (хорошие или дурные), которые привезли с собой". А если принудить их к смешению "с нашим народом, они или их потомки привыкнут к нашим установлениям, обычаям, мерам и законам, иными словами, вскоре станут с нами одним народом". Джефферсон также считал, что "иммигрантов для скорейшего их привыкания следует расселять среди местных жителей". А Франклин полагал, что нужно "распределять их равномерно, вперемешку с англичанами, и основывать английские школы в местах наибольшего их скопления"³⁰³. Данное отношение к иммигрантам получило законодательную поддержку со стороны Конгресса, который в 1818 году отверг петицию некой ирландско-американской организации, желавшей взять в аренду часть Северо-Западных территорий для основания там ирландского поселения. Конгресс отказал петиционерам, поскольку подобные действия могли привести к распаду нации; как прокомментировал Маркус Хансен, "никакое другое решение в американской истории не было более значимым". Вдобавок Конгресс одобрял просьбы новых штатов о вступлении в Союз лишь после того, как убеждался в наличии в этих штатах англоговорящего большинства среди населения³⁰⁴.

Тем самым американская политика базировалась на допущении, что ассимиляция требует дисперсии. Фактически же иммиграция подразумевала создание своего рода этнического плацдарма; затем население

305

306

диняло представителей множества стран и национальностей, при этом ни одна из последних не составляла более 15 или 20 процентов от общего числа иммигрантов (исключение -- Нижний Истсайд, где 51 процент населения -- китайцы)³⁰⁶. Проанализировав эти данные по Нью-Йорку, Джеймс Дао подытожил: "Нынешние иммигранты прибывают из большего количества стран и говорят на большем количестве языков, нежели иммигранты последней европейской волны. Они сильнее различаются способностями и возможностями, среди них больше образованных людей и больше профессионалов. В отличие от своих предшественников, они избегают гомогенных анклавов и распределяются многочисленными общинами по городам"*. Подобная практика должна существенно облегчать ассимиляцию. В 1990-х годах в странах с наивысшей концентрацией иммигрантов из какого-либо одного государства 11 процентов рожденных за рубежом бегло говорили по-английски. В странах же "дисперсированных" показатель бегло говорящих составил уже 74 процента³⁰⁷. Отцы-основатели были правы: дисперсия и вправду есть основа ассимиляции.

* Приведу пример такого "дисперсирующего" сообщества. Астория, Куинз, Нью-Йорк: в детстве, пришедшемся на 1930-1940-е годы, среди моих друзей были англосаксы, подобно моим родителям, прибывшие в Нью-Йорк из крестьянской страны, а также евреи, итальянцы, ирландцы, греки и один-единственный французский гугенот. К 2000 году, согласно журналу "Нью-Йорк Таймс Мэгэзин" (17 сентября 2000 г.), из этнических групп моего детства в Астории проживали только греки, зато к ним присоединились бразильцы, эквадорцы, египтяне, филиппинцы и граждане Бангладеш. Америка торжествует! -- Примеч. автора.

307

РАЗРЫВНОСТЬ

Соединенные Штаты, как писал Натан Глейзер, "не всегда были иммигрантским обществом"³⁰⁸. Будучи народом иммигрантов, американцы, как отмечалось в заявлении Форума иммигрантов, "были и остаются народом националистов". На протяжении столетия, с 1870-х по 1960-е годы, законодательные меры сначала ограничивали, а затем и полностью запретили иммиграцию жителей азиатских стран; в течение сорока лет эти законы поддерживали иммиграцию на крайне низком уровне. Из иммигрантского общества Америка успела превратиться в общество ограниченной, "разорванной" иммиграции. Процесс иммиграции, как указывал Роджер Фогель, варьировал свою интенсивность и демонстрировал тенденцию к цикличности³⁰⁹. Волна иммиграции 1840-х -- 1850-х годов завершилась с Гражданской войной и сумела достичь прежних показателей лишь в 1880-х годах. В 1840-х и 1850-х годах уровень иммиграции на 1000 человек населения равнялся соответственно 8,4 и 9,3; в 1860-х и 1870-х он снизился до 6,4 и 6,2 и поднялся в 1880-х до 9,2. Ирландская иммиграция, составлявшая в 1840-х и 1850-х годах 780 000 и 914 000 человек соответственно, сократилась в последующие десятилетия до 500 000 человек ежегодно. Немецкая иммиграция -- 951 000 человек в 1850-е годы -- упала до 767 468 и 718 182 человек в два последующих десятилетия, почти восстановила свой уровень в 1880-е годы, но потом менее чем за десятилетие понизилась до 500 000 человек и даже менее. В общем, иммиграция рубежа веков достигла своего пика в 1880-е годы и снизилась в 1890-е, отчасти благодаря суровому иммиграционному законодательству США, а затем вновь стала расти -- до Пер-

308

вой мировой войны, на короткий срок еще более усилилась сразу после войны, но впоследствии резко сократилась -- в результате принятия соответствующего закона в 1924 году.

Это сокращение весьма сильно сказалось на ассимиляции. После 1924 года, как утверждают Ричард Альба и Виктор Ни, "продолжительная сорокалетняя пауза в крупномасштабной иммиграции фактически гарантировала, что этнические сообщества и культуры будут ослабевать с течением времени. Силу этих сообществ подрывала возросшая мобильность отдельных личностей и целых семей, прежде всего людей, рожденных на чужбине, то есть иммигрантов как минимум второго поколения. Незначительное количество новоприбывающих не в состоянии восполнить эти потери. Постепенно происходит переход первого поколения иммигрантов ко второму и далее, к третьему". Сохранение текущего высокого уровня иммиграции, по контрасту, "создаст фундаментально иной этнический контекст, с которым придется столкнуться потомкам европейских иммигрантов; новые этнические сообщества тяготеют к масштабности, культурной энергичности и институциональному богатству". При существующих условиях, подчеркивает Дональд Мэсси, "приток иммигрантов будет опережать прирост этнических сообществ и их генезис через смену поколений, социальную мобильность и смешанные браки. В итоге этническая принадлежность будет определяться именно иммигрантами, а не последующими поколениями, вследствие чего баланс этнических идентичностей склонится в сторону языка, культуры и образа жизни общества, породившего иммигрантов"³¹⁰.

Сегодняшняя волна иммиграции зародилась в конце 1960-х и начале 1970-х годов и составляла

309

в среднем 400 000 человек в год (до 1965 г. эта цифра равнялась приблизительно 300 000 человек). В конце 1970-х и в начале 1980-х средний показатель возрос до 600 000 человек, а в 1989 году перевалил за 1 000 000 человек. В 1970-е годы в США въехали немногим более 4 500 000 человек, в 1980-е -- 7 000 000 человек, а в 1990-е -- свыше 9 000 000 человек. Процент рожденных за рубежом среди американского населения в 1960 году составлял 5,4; к 2002 году он более чем удвоился, до 11,5³¹¹ . Да, численность иммигрантов меняется год от года, однако в начале нового столетия процесс иммиграции не выказывает ни малейших признаков замедления. И США оказываются перед лицом новой угрозы -- постоянно высокого уровня иммиграции.

Две предыдущие иммиграционные волны были поглощены войнами, а также "картофельным голодом" в первом случае и антииммиграционным законодательством в случае втором. Чтобы сдержать третью волну, необходима еще одна война; серьезная рецессия в американской экономике также способна уменьшить приток иммигрантов и привести к ужесточению антииммиграционного законодательства. Это уже происходит: война с терроризмом, упадок американской экономики и сокращение количества въездных виз позволили уменьшить как легальную, так и нелегальную иммиграцию с невероятных 2 400 000 человек между мартом 2000 и мартом 2001 годов до 1 200 000 человек между мартом 2001 и мартом 2002 годов. Тем не менее в ноябре 2002 года один аналитик заметил: "Нет никаких доказательств тому, что начавшийся в 2000 году экономический спад или террористические атаки 2001 года привели к сколько-нибудь существенному замедлению иммиграции". Если допустить, что Америка не станет наращивать количество,

310

масштабы и интенсивность войн, которые она ведет или собирается вести, средний ежегодный уровень иммиграции сегодня следует оценивать приблизительно в 1 000 000 человек³¹². Это означает, что ассимиляция по-прежнему возможна, однако протекать она будет намного медленнее и даст намного худшие результаты, нежели ассимиляции двух предыдущих волн.

ВОЙНЫ

Участие представителей американских этнических меньшинств в войнах Америки вылилось в притязания этих меньшинств на полноценное гражданство. В 1820-е годы утверждалось, что белые безземельные мужчины заслуживают права голоса, поскольку они "не менее доблестно, чем остальные, проливали свою кровь, защищая страну". Осада форта Вагнер 54-м Массачусетским пехотным полком и сравнимые по масштабам и последствиям действия 200 000 чернокожих на службе Союза побудили Фредерика Дугласа заявить, что "чернокожий заслуживает права голоса за все, что он совершил, за помощь в подавлении восстания, за доблесть в боях и за поддержку солдат федеральной армии... Если он умеет заряжать ружье и сражаться за флаг и за правительство, он умеет достаточно, чтобы обладать правом голоса"³¹³. Мужество чернокожих солдат в годы Второй мировой войны подкрепило доводы Дугласа и привело к отмене сегрегации и принятию закона о гражданских правах в 1950-е и 1960-е годы.

Схожим образом войны способствуют ассимиляции иммигрантов, не только сокращая число последних, но и давая им возможность продемонстрировать свою лояльность Америке. Готовность сражаться и, если понадобится, умереть за страну цементировала

311

313

этой процессии были делегаты от сорока с лишним иммигрантских сообществ Нью-Йорка, от 18 гаитян до 10 000 итальянцев и 10 000 евреев, на которых восхищенно взирали 35 000 итальянцев и 50 000 евреев, не сумевших принять участие в шествии. Среди прочих были американцы германского происхождения с лозунгами "Америка -- наше отечество" и "Рождены в Германии, сделаны в Америке"; греки, венгры, ирландцы, сербы, хорваты, словенцы, поляки и литовцы -- эти с транспарантом "Дядя Сэм -- наш дядя". Русские надели костюмы в расцветке своего триколора, венесуэльцы играли национальный гимн, китайцы выставили бейсбольную команду. Репортер газеты "Нью-Йорк Таймс" писал: "В этом продолжительном калейдоскопическом шествии, то пестром от диковинных костюмов, то сумрачном благодаря длинным колоннам людей в цивильной одежде, маршировавших с торжественностью, внушавшей почтение всем, кто наблюдал за ними, перед нами представала нынешняя Америка, земля множества кровей, слитых в единый идеал"³¹⁷.

После 11 сентября 2001 года все иммигранты, включая арабов и мусульман, поспешили объявить о своей преданности США и восславить американский флаг. Иностранцы по рождению составляют сегодня 5 процентов личного состава американской армии, среди потерь в Афганистане и Ираке значительная доля принадлежит американцам латиноамериканского происхождения. Тем не менее без "большой войны", которая потребовала бы всеобщей мобилизации и растянулась бы на годы, у нынешних иммигрантов не будет ни возможности, ни необходимости проявить свою идентичность и выказать лояльность Америке, как выказывали ее иммигранты предыдущих поколений.

314

АМЕРИКАНСКОЕ ОБЩЕСТВО: АМЕРИКАНИЗАЦИЯ КАК АНТИАМЕРИКАНСКОЕ ЯВЛЕНИЕ

В 1963 году Глейзер и Мойниган задались вопросом: "К чему должен адаптироваться человек в современной Америке?" В 1900 году ответ на этот вопрос напрашивался бы сам собой: ассимиляция подразумевала американизацию. В 2000-м году ответов уже было несколько, они противоречили друг другу и оставляли двойственное впечатление. Многие представители американской элиты утратили убежденность в превосходстве базовой культуры Америки и все чаще восхваляют доктрину многообразия и равной ценности различных культур. "Иммигранты попадают не в общество, исповедующее приверженность недифференцированной, монолитной американской культуре, -- писала в 1996 году Мэри Уотерс, -- а в общество сознательно плюралистическое, в котором сосуществуют многочисленные субкультуры, расовые и этнические идентичности"³¹⁸. Благодаря тому, что Америка превращается в мультикультурное общество, нынешние иммигранты имеют возможность либо сохранить свою "исконную" культуру, либо приобщиться какой-либо из множества американских субкультур. Они могут ассимилироваться в Америке без усвоения стержневой культуры. Ассимиляция и американизация более не являются терминами-синонимами.

Массовый приток иммигрантов в Америку перед Первой мировой войной привел, как мы видели, к грандиозным усилиям по американизации этих иммигрантов, -- усилиям, предпринимавшимся правительством, бизнесом и благотворительными организациями. Иммиграция конца двадцатого столетия оказалась

315

320

жизни. Современное школьное образование в США во многом оказывает на общество "денационализирующее" воздействие. Согласно опросу учащихся старших классов в школах Сан-Диего, проведенному в начале 1990-х годов, после трех лет обучения в старших классах количество учащихся, называющих себя американцами, сократилось на 50 процентов; количество учащихся, называющих себя полуамериканцами, сократилось на 30 процентов, а количество учащихся, отождествляющих себя с какой-либо иной нацией (преимущественно с мексиканцами), возросло на 52 процента. Результаты этого опроса "указывают на ускоренный рост этнического самосознания". Комментируя данные опроса, социолог Рубен Рамбо писал: "С течением времени тренд изменялся не в сторону большей ассимиляции и приобщения к национальной идентичности, а в сторону возвращения к "исконным", этническим идентичностям и ревальвации доиммиграционных ценностей". Если учащиеся избегают "денационализации" в школе, они вполне могут подвергнуться ей в колледже. В Калифорнийском университете (Беркли) многие студенты-представители расовых меньшинств и иммигрантских сообществ "утверждают, что в школе настолько ассимилировались в господствующей англосаксонской среде, что не воспринимали себя членами социальных меньшинств". Однако в университете они начали "воспринимать себя иначе" и формировать расовые и этнические идентичности. Как заявил один студент, мексиканец по происхождению, "в Беркли он словно заново родился"³²⁵ . В обществе, которое высоко ценит расовое и этническое многообразие, иммигранты обладают всеми возможностями для сохранения и поддержания своих наследственных идентичностей.

321

"ПОЛУСЕЛЕНЦЫ" И ДВОЙНОЕ ГРАЖДАНСТВО

"Я торжественно клянусь: 1) соблюдать конституцию Соединенных Штатов Америки; 2) отказаться полностью и навсегда от любой зависимости и верности всякому иностранному князю, потентату, сюзерену или государству, которому прежде был подданным; 3) защищать конституцию и законы Соединенных Штатов Америки от всех врагов, внешних и внутренних; 4) хранить искреннюю веру конституции и законам США; 5а) когда требует закон, брать в руки оружие и выступать на защиту Соединенных Штатов; 5б) когда требует закон, нести иную службу в Вооруженных силах США; 5в) когда требует закон, выполнять любую работу общенационального значения под руководством гражданских лиц". (INA section 337 (2), § U.S. Code section 1448 (а)).

Эту клятву американский Конгресс своим решением от 1795 года сделал обязательной для всех, кто хотел стать гражданином Америки. Спустя двести лет клятва приносится по-прежнему, хотя федеральные чиновники в 2003 году и выступили с призывом переписать ее. В своей первоначальной форме эта присяга воплощала два важнейших принципа гражданства. Во-первых, гражданство -- это привилегия: человек может сменить гражданство, но не может обладать несколькими гражданствами одновременно. Во-вторых, гражданство -- особый статус, передаваемый человеку правительством страны вместе со всеми правами и обязанностями, которые отличают гражданина от негражданина.

В конце двадцатого столетия оба этих принципа подверглись комбинированной атаке массовой им-

322

335

поступающих по межгосударственным соглашениям, при посредничестве коррумпированных и погрязших в бюрократии чиновников. Миллиарды долларов, уведенные "полуселенцами" из экономики США, могли бы быть вложены в строительство домов, создание рабочих мест, развитие бизнеса на территории Соединенных Штатов. Как известно, деньги говорят; к сожалению, средства, покидающие Америку, говорят не по-английски.

Концепция двойного гражданства чужда американской конституции. Четырнадцатая поправка гласит: "Все люди, рожденные в США или натурализованные здесь и подверженные юрисдикции Соединенных Штатов, являются гражданами США и того штата, на территории которого они проживают". Отсюда недвусмысленно следует, что американцы могут быть гражданами только одного государства и только в этом государстве они обладают избирательными правами. Тем не менее многие американцы имеют два гражданства, что противоречит конституции -- но не современному законодательству. Лица с двойным гражданством, проживающие в Сан-Доминго и в Бостоне, могут голосовать как в Америке, так и в Доминиканской республике; при этом американцы, владеющие домами в Бостоне и Нью-Йорке, не могут голосовать в двух штатах и должны выбрать какой-либо один из них. Вдобавок законы штатов, как правило, предусматривают некий временной ценз, лишь при соблюдении которого возможно участие в выборах и выставление на них своей кандидатуры, благодаря чему нельзя баллотироваться на пост одновременно в двух штатах. А вот лица с двойным гражданством, как ни удивительно, могут баллотироваться на выборные посты одновременно в двух странах.

336

ГРАЖДАНЕ И НЕГРАЖДАНЕ

Двойное гражданство покончило с принципом привилегированности гражданства. Уничтожение разницы между гражданами и негражданами покончило с избирательностью гражданства, уходящей корнями в глубь веков. В древних Афинах существовали неграждане-метеки, которых привлекали "экономические возможности" города-государства. Им вменялось в обязанность помогать при защите города, однако они не имели политических прав, а их дети наследовали негражданский статус отцов. Аристотель, сам метек, поддерживал эту систему и утверждал, что для гражданства необходимо некое "отличное качество" и что гражданами не становятся просто "по причине проживания"³⁴⁸ . В Римской республике проводилось четкое различие между гражданами и негражданами, поэтому римского гражданства усиленно искали и добивались. В империи гражданство предоставлялось все большему количеству людей и постепенно теряло свою исключительность. После падения Рима, в Темные века и в раннее Средневековье, концепция гражданства на время утратила значимость; возвращение состоялось с возникновением европейских национальных государств, когда люди стали идентифицировать себя как подданных того или иного короля или принца, владевшего территорией, на которой они проживали. Американская и французская революции привели к замене концепции подданства идеей гражданства; чем демократичнее становились общества, тем прочнее внедрялась в социум идея гражданства и тем четче проводилось различие между гражданами и негражданами. "Гражданство представляет собой, -- писал Питер Шук, -- членство в политическом сооб-

337

ществе, обладающем более или менее выраженной политической идентичностью, то есть комплексом представлений об управлении и законах, принимаемых коллективом"³⁴⁹.

Гражданство связывало идентичность конкретного человека с идентичностью нации. Национальные правительства определяли основания предоставления гражданства (например, jus sanguinis или jus soli*), вырабатывали критерии получения статуса гражданина и процедуры обретения этого статуса. В конце двадцатого столетия идея национального гражданства подверглась ожесточенным атакам, требования к кандидатам на гражданство значительно смягчились, а различия в правах и обязанностях граждан и неграждан фактически нивелировались. Эти перемены были узаконены международными соглашениями о правах человека и аргументами наподобие того, что гражданство не принадлежит нации, но является неотъемлемой характеристикой человеческой личности. Связь между гражданством и нацией была разорвана, в результате чего, как выразился Ясемин Сойсал, пострадал "национальный гражданский порядок"³⁵⁰.

Современные требования к претендентам на гражданство в Америке не слишком суровы. В упрощенном виде их можно сформулировать следующим образом:

1) Пять лет постоянного и легального проживания на территории США;

2) "Добропорядочность", то есть отсутствие криминального прошлого;

* Jus soli (лат.) -- "право почвы", предоставление гражданства по территориальному признаку. -- Примеч. перев.

338

3) Способность говорить и писать по-английски (знания на уровне восьмого класса);

4) Общее представление об истории Америки и принципах американской демократии, подтверждаемое сдачей "гражданского теста".

Как признавал один ученый, критиковавший данные критерии за их чрезмерную суровость: "В исторической перспективе эти требования к натурализации представляются достаточно скромными"³⁵¹. Ключевые элементы в этом перечне -- базовое знание английского языка и общее представление об американской истории и политике. Эти элементы символизируют и воплощают собой основные признаки американской национальной идентичности -- английское культурное наследие и либерально-демократическое "американское кредо".

В большинстве западных обществ различия между гражданами и негражданами к конце двадцатого столетия практически стерлись. "Швеция, Нидерланды, Швейцария, Великобритания, Франция и Германия распространили гражданские, социальные и даже политические права на резидентов некоренного происхождения". В США происходили аналогичные процессы, инициированные судами. "Череда судебных решений существенно уменьшила политическую и экономическую ценность гражданства, запретив правительствам, прежде всего правительствам штатов, делегировать людям те или иные права и экономические преимущества на основании их гражданского статуса"³⁵² .

Для американцев важны три "комплекта" прав и привилегий: права и свободы, предусмотренные конституцией; экономические права, привилегии и преимущества, делегируемые правительством; право уча-

339

344

натурализации, всплеск натурализации в середине 1990-х годов -- все это свидетельствует о значимости для иммигрантов экономических предложений правительства. Иммигранты становятся гражданами США не потому, что их привлекает культура Америки или "американское кредо", а потому, что хотят воспользоваться государственными льготами и плодами программы позитивных действий. Если социальные льготы станут доступны негражданам, количество обращений о предоставлении гражданства резко сократится. По словам Питера Спиро, гражданство превращается "в федеральную льготу"³⁵⁹. А если для получения льгот гражданство не требуется, оно воспринимается как ненужный институт. Как заметили Питер Шук и Роджер Смит, "значимостью обладает не гражданство, а принадлежность к обществу всеобщего благосостояния... В отличие от членства в политических сообществах принадлежность к обществу всеобщего благосостояния критична для тех, кто целиком и полностью зависит от системы социального обеспечения; для них это в буквальном смысле вопрос жизни и смерти"³⁶⁰.

Джозеф Каренс, рассуждая с иных позиций, задается вопросом: "А как же лояльность, патриотизм, идентичность? Можем ли мы ожидать, что иммигранты примкнут к Америке?" И сам же отвечает: "Для нас лучше будет не питать подобных ожиданий"³⁶¹. Мнение Каренса выражает точку зрения интеллектуальных и академических кругов Америки. От иммигрантов не следует ожидать лояльности и патриотизма, не следует надеяться, что они когда-нибудь станут идентифицировать себя с Америкой. Отказ от гражданства символизирует радикальное изменение в представлениях о том, что значит быть американцем. Те, кто обесценивает американское граждан-

345

ство, обесценивают саму ту политическую и культурную совокупность, которая, собственно, и является Америкой.

АЛЬТЕРНАТИВЫ АМЕРИКАНИЗАЦИИ

В конце двадцатого столетия ассимиляция перестала быть синонимом американизации. Она приняла иные формы и наполнилась иным содержанием.

Для некоторых иммигрантов это вылилось в частичную ассимиляцию, то есть во внедрение не в базовую американскую культуру, а в субнациональные, зачастую маргинальные сегменты американского общества. Прежде всего это относится к гаитянским иммигрантам. К примеру, в Нью-Йорке, Майами и Эванстоне, штат Иллинойс, отмечены конфликты между гаитянцами и чернокожими американцами. Гаитянские иммигранты в первом поколении воспринимают себя как вышестоящих по социальному статусу по отношению к чернокожим американцам и нередко характеризуют последних как "ленивых, неорганизованных, одержимых расовыми предрассудками, пренебрежительно относящихся к семейным ценностям и воспитанию детей". Однако своих детей, то есть иммигрантов второго поколения, гаитянцы заставляют принимать культуру чернокожего меньшинства, то есть становиться "не столько американцами, сколько афроамериканцами"³⁶².

Вторая альтернатива американизации -- отказ от ассимиляции, сохранение на территории США культуры и социальных институтов того общества, из которого иммигранты происходят. Аналогичный выбор ("внутри, но не вместе") сделали в девятнадцатом столетии немецкие иммигранты, твердо намеревавшиеся остаться "немцами в Америке" и не становиться

346

американцами германского происхождения. Сегодня этот выбор затрагивает не только изолированные, глухие деревушки в сельской глубинке, но и крупные городские сообщества -- например, кубинцев в южной Флориде или мексиканцев на Юго-Западе.

Третья альтернатива -- вариант "полуселенцев", использование современных средств связи и возможностей транспорта для приобретения и сохранения двойных лояльностей, двойных идентичностей и двойного гражданства. Одним из последствий подобного варианта является возникновение диаспор, транснациональных культурных сообществ, не признающих государственных границ.

Все эти альтернативы будут подробно рассмотрены в последующих главах.

ГЛАВА 9. МЕКСИКАНСКАЯ ИММИГРАЦИЯ И ИСПАНИЗАЦИЯ

МЕКСИКАНСКИЙ ВЫЗОВ

К середине двадцатого столетия Америка являлась мультиэтническим и мультирасовым обществом со стержневой англо-протестантской культурой, включающей в себя множество субкультур, и с общим политическим кредо, определенным этой культурой. В конце того же столетия произошли изменения, которые, если их не остановить, способны превратить Америку в раздвоенное англоиспанское общество с двумя государственными языками. Данный тренд отчасти сложился как результат популярности доктрин мультикультурализма и многообразия среди политической и интеллектуальной элиты, а также под воздействием государственной политики двуязычного образования и программы позитивных действий, основанных на упомянутых доктринах и фактически ими санкционированных. Основной движущей силой этого тренда выступают иммигранты из стран Латинской Америки, прежде всего из Мексики.

Мексиканская иммиграция ведет к демографической реконкисте областей, захваченных Соединенными Штатами в 1830-1840-х годах. Мексиканизация этих

348

областей происходит практически по тому же сценарию, по которому происходила кубанизация южной Флориды. Вдобавок уничтожается граница между США и Мексикой, стираются социальные и культурные различия, складываются смешанные сообщества и смешанная культура, наполовину американская, наполовину мексиканская. Кроме того, мексиканизация, учитывая здесь и иммиграцию из других латиноамериканских стран, ведет к распространению в США испанского языка и к утверждению в Соединенных Штатах социальных, культурных и лингвистических практик, характерных для испаноговорящих обществ.

Все это происходит благодаря тому, что современная мексиканская иммиграция отличается как от мексиканской иммиграции прошлого, так и от нынешней иммиграции из других стран; благодаря тому, что мексиканские иммигранты и их латиноамериканские "сородичи" не желают ассимилироваться, несмотря на требования закона и пример иммигрантов из прочих стран мира.

ОСОБЕННОСТИ МЕКСИКАНСКОЙ ИММИГРАЦИИ

Современная мексиканская иммиграция не имеет прецедентов в американской истории. Уроки иммиграции прошлых лет и опыт, который можно из них извлечь, не помогают разобраться в динамике нынешней иммиграции и оценить ее возможные последствия. Выделим шесть основных признаков, по которым современная мексиканская иммиграция отличается как от иммиграции прошлых лет, так и от нынешней иммиграции из других стран мира.

349

ГЕОГРАФИЧЕСКАЯ БЛИЗОСТЬ

Американцы привыкли отождествлять иммиграцию со статуей Свободы, островом Эллис и, в последние десятилетия, с аэропортом имени Кеннеди. Иммигранты прибывают в США, преодолев океаны и расстояния в десятки тысяч миль. Отношение американцев к иммигрантам, да и сама иммиграционная политика Соединенных Штатов, до сих пор в значительной мере определяются этими клише. Однако к иммиграции мексиканской данные клише попросту неприменимы. Америка столкнулась с массовой иммиграцией из соседней страны, население которой составляет более трети от населения Штатов, страны бедной и отделенной от Америки всего лишь мелкой речушкой, при том что граница между США и Мексикой протянулась на две тысячи миль.

Эта ситуация уникальна как для США, так и для мирового сообщества в целом. Никакая другая страна Первого мира не имеет общей границы по суше со страной Третьего мира, тем более -- протяженностью в две тысячи миль. Япония, Австралия и Новая Зеландия представляют собой острова; Канада граничит только с США; что касается европейских стран, ближайшие из них, а именно Испанию и Италию, отделяют от стран Третьего мира, а именно Марокко и Албании, морские проливы -- Гибралтарский и пролив Отранто соответственно. Уникальность американо-мексиканской ситуации дополнительно отягощается разницей в экономическом развитии двух стран. "Различия в доходах между Мексикой и Соединенными Штатами, -- писал Дэвид Кеннеди, -- самые большие среди всех "парных", то есть соседствующих друг с другом, стран в

350

мире"³⁶³. Толпы иммигрантов, пересекающие почти неохраняемую сухопутную границу (вместо того чтобы плыть через океан), представляют существенную угрозу иммиграционной политике США, уничтожают, через создание транснациональных сообществ, само понятие государственной границы, угрожают экономике и культуре американского Юго-Запада и экономике Соединенных Штатов в целом.

МАССОВОСТЬ

Причины мексиканской иммиграции, как и любой другой, обнаруживаются в демографической, экономической и политической динамике страны-адресанта и в экономической, политической и социальной привлекательности страны-адресата, то есть США. Географическая близость, к тому же, дополнительно стимулирует иммиграцию. Для мексиканцев иммиграция не сопряжена с такими же трудностями, как у остальных. Они могут уезжать из своей страны и возвращаться в нее, когда захотят, продолжая поддерживать контакты с родственниками, друзьями и знакомыми. Именно поэтому мексиканская иммиграция после 1965 года неуклонно возрастала. В 1970-е годы в США легально въехали около 640 000 мексиканцев; в 1980-е годы -- уже 1 656 000 человек; в 1990-е годы -- 2 249 000 человек. За три десятилетия доля мексиканцев в легальной иммиграции возросла с 14 до 25 процентов. Да, этот показатель не сравнить с показателем ирландцев, прибывавших в США между 1820 и 1860 годами, или с показателем немцев в 1850-1860-е годы³⁶⁴. Зато он сопоставим с показателями иммиграции перед Первой мировой войной и значительно превосходит показатели для современных иммигрантов из других государств. Сюда также необходимо доба-

351

вить огромное количество мексиканцев, каждый год проникающих в США нелегально.

В 1960 году в США существовало следующее соотношение между иммигрантами (указаны пять основных стран-адресантов):

Таблица 5

Италия	1257 000 чел.
Германия	990 000 чел.
Канада	953 000 чел.
Великобритания	833 000 чел.
Польша	748 000 чел.

В 2000 году об иммигрантах из этих стран уже не вспоминали; лидирующая пятерка выглядела так:

Таблица 6

Мексика	7 841 000 чел.
Китай	1391 000 чел.
Филиппины	1 222 000 чел.
Индия	1 007 000 чел.
Куба	952 000 чел.

За четыре десятилетия а) общее количество иммигрантов выросло в десятки раз; б) иммигранты из Азии и Латинской Америки вытеснили европейских и канадских иммигрантов; в) многообразие стран-адресантов привело к появлению доминирующего "источника иммиграции" -- Мексики. В 2000 году мексиканские иммигранты составляли 27,6 процента от общего числа иммигрантов, намного превосходя ближайших "преследователей" -- китайцев (4,9 процента) и филиппинцев (4,3 процента)³⁶⁵.

В 1990-е годы мексиканцы также составляли более половины всех латиноамериканских иммигрантов

352

на территории США, при том что последние составляли более половины всех иммигрантов, прибывших в Соединенные Штаты с 1970 по 2000 год. Число Hispanics (12 процентов населения США в 2000 году, две трети -- мексиканцы по происхождению) с 2000 по 2002 год выросло на 10 процентов; "латинос" в Америке стали более многочисленными, нежели чернокожие. По оценкам социологов, к 2040 году их численность возрастет до 25 процентов всего населения США. Эти цифры обусловлены не только притоком новых иммигрантов, но и многодетностью иммигрантских семей. В 2002 году уровень рождаемости составлял 1,8 ребенка для белых нелатинских семей, 2,1 ребенка для семей чернокожих и 3 ребенка для семей латинских. "Данная тенденция характерна для развивающихся стран, -- заметил по этому поводу журнал "Экономист". -- С учетом того, что в ближайшие два десятилетия многочисленное потомство мексиканских иммигрантов достигнет детородного возраста, латинское население Америки должно стремительно прибавиться"³⁶⁶.

В середине девятнадцатого столетия среди иммигрантов преобладали белые англоговорящие жители Британских островов. Иммиграция эпохи перед Первой мировой войной была чрезвычайно многообразной лингвистически и включала в себя, в том числе, носителей итальянского, польского, русского, английского, немецкого, шведского, идиша и других языков. Иммиграция после 1965 года отличается от своих "предшественниц" -- более половины ее представителей говорит на общем языке и этот язык -- не английский. "Испаноязычное господство в иммигрантской среде, -- подчеркивал Марк Крикориан, -- не имеет прецедентов в истории"³⁶⁷.

353

НЕЛЕГАЛЬНОСТЬ

Нелегальное проникновение в США -- отличительная особенность мексиканской иммиграции после 1965 года. На протяжении столетия после принятия конституции нелегальная иммиграция была практически невозможна: не существовало национальных законов, ограничивающих или запрещающих иммиграцию, лишь некоторые штаты устанавливали в своих границах весьма скромные ограничения на приток "чужаков". В следующие девяносто лет нелегальная иммиграция была минимальной, поскольку не составляло труда контролировать приход кораблей с иммигрантами на борту, так что большинству тех, кто оказывался на острове Эллис, не разрешалось ступать на американскую землю. Закон об иммиграции 1965 года, возросшая доступность транспортных средств и появление в США активно действующего мексиканского лобби в корне изменили ситуацию. По оценкам Пограничной гвардии, количество нелегальных иммигрантов из Мексики выросло с 1 600 000 человек в 1960-е годы до 11 900 000 человек в 1980-е и до 12 900 000 человек в 1990-е годы. Международная мексикано-американская комиссия оценивает ежегодное количество нелегальных иммигрантов в 105 000 человек; служба иммиграции и натурализации приводит в своих отчетах цифру в 300 000 человек. Согласно результатам одного исследования, треть иммигрантов из Мексики до 1975 года и две трети иммигрантов после 1975 года проникли на территорию США незаконно³⁶⁸.

Акт об иммиграционной реформе и иммиграционном контроле 1986 г. содержал положение о легали-

354

зации статуса незаконных иммигрантов, успевших обосноваться в США, и предусматривал меры по предотвращению нелегальной иммиграции -- в частности, наказание работодателей за прием на работу нелегальных иммигрантов и т. п. Легализация прошла успешно: 3 100 000 иммигрантов, среди которых 90 процентов составляли мексиканцы, получили "зеленые карты" резидентов. Что касается мер по предотвращению нелегальной иммиграции, они оказались недейственными. Общее количество нелегальных иммигрантов в США оценивалось в 4 000 000 человек в 1995 году, в 6 000 000 человек в 1998 году и в 7 000 000 человек в 2000 году. В 1996 году мексиканцев, проникавших в США незаконно, было в девять раз больше, чем нелегальных иммигрантов из Сальвадора³⁶⁹. В 1990 году мексиканцы составляли 58 процентов от общего числа нелегальных иммигрантов, проживающих в США; в 2000 году это показатель вырос до 69 процентов (4 500 000 человек). Фактически нелегальную иммиграцию можно с полным правом назвать мексиканской иммиграцией.

В 1993 году президент Клинтон объявил "организованную контрабанду людей в Соединенные Штаты" угрозой национальной безопасности. Нелегальная иммиграция также представляет собой угрозу общественной безопасности Америки. Экономические и политические силы, породившие эту угрозу, весьма могущественны. Ничего подобного в американской истории прежде не случалось.

РЕГИОНАЛЬНАЯ КОНЦЕНТРАЦИЯ

Как мы видели, отцы-основатели считали дисперсию необходимым условием ассимиляции; исторически эта тенденция превалировала в американском обще-

355

стве и сохранилась до сего дня применительно к неиспаноязычным иммигрантам. Последние, однако, тяготеют к региональной концентрации: мексиканцы селятся в Южной Калифорнии, кубинцы -- в Майами, доминиканцы и пуэрториканцы (которые де-юре иммигрантами не считаются) -- в Нью-Йорке. В 1990-е годы численность "латинос" в этих городах и областях неуклонно возрастала. В то же время мексиканцы и прочие испаноязычные иммигранты начали захватывать плацдармы в других районах. Абсолютные показатели оставались сравнительно малыми, но в десятилетие с 1990 по 2000 год испаноговорящие иммигранты обосновались в Северной Каролине (прирост на 445 процентов), Джорджии, Небраске, Миннесоте, Арканзасе, Юте, Неваде и Теннеси (прирост на 270 процентов, штаты перечислены в порядке убывания доли иммигрантов среди населения). Испаноязычные иммигранты также основали "колонии" в крупных городах страны. В 2003 году более 40 процентов населения Хартфорда, штат Коннектикут, составляли Hispanics (в основном пуэрториканцы), и это трактовалось как "крупнейшая испаноязычная колония в крупных городах за пределами Калифорнии, Техаса, Колорадо и Флориды"; следует отметить, что доля чернокожих в населении Хартфорда не превышала 38 процентов. Как заявил первый "латинский" мэр города, "Хартфорд превратился, так сказать, в латинский город. Это знак грядущих перемен". Испанский язык в Хартфорде сделался фактически официальным языком коммерции и управления³⁷⁰.

Наибольшая концентрация Hispanics отмечена на Юго-Западе, прежде всего в Калифорнии. В 2000 году на американском Западе проживало почти две трети мексиканских иммигрантов, и почти половина из них обосновалась в Калифорнии. В Лос-Анджелес стека-

356

ются иммигранты из многих стран, в нем имеется свой корейский квартал, свой вьетнамский квартал, а город-спутник Лос-Анджелеса Монтерей-Парк вошел в историю как первый американский город с преобладанием азиатского населения. Однако большинство в Калифорнии составляют иммигранты из одной страны, а именно из Мексики, причем по численности мексиканские иммигранты превосходят и европейских, и азиатских. Это нетрудно доказать на примере Лос-Анджелеса. В 2000 году 46,5 процента населения города составляли Hispanics, из которых 64 процента были мексиканцами; доля белых неиспаноязычных жителей равнялась лишь 29,7 процента. К 2010 году, по оценкам социологов, будет испаноязычным 60 процентов населения Лос-Анджелеса³⁷¹.

Большинство иммигрантских общин демонстрирует более высокие уровни рождаемости, нежели среди коренных жителей, поэтому эффект иммиграции особенно остро ощущается в школах. Диверсифицированность общин Нью-Йорка привела к тому, что учителям приходится общаться с учениками, говорящими на двадцати разных языках. В городах Юго-Запада, напротив, дети в основном говорят по-испански. "Ни одной американской школе не приходилось до сих пор сталкиваться с массовым притоком детей из одной иноязычной общины, -- писали Катрина Берджесс и Абрахам Левенталь в своем исследовании о мексиканцах в Калифорнии (1993). -- Школы Лос-Анджелеса становятся мексиканскими". В 2002 году "латинос", преимущественно мексиканцы, составляли 71,9 процента учеников школьного округа Лос-Анджелеса, тогда как доля белых неиспаноязычных детей равнялась 9,4 процента, и разрыв постоянно увеличивался. В 2003 году, впервые с середины девятнадцатого столетия, в Калифорнии число новорожденных в испано-

357

язычных семьях превысило число младенцев в семьях англоговорящих³⁷².

В прошлом, писал Дэвид Кеннеди, "многообразие и дисперсия "иммигрантского потока" способствовали ассимиляции. Сегодня мы наблюдаем, как вливается в наши границы могучий поток, источник которого -- в Мексике, что означает культурное, лингвистическое, религиозное и национальное родство большого количества современных иммигрантов. Тот факт, что у Соединенных Штатов нет опыта борьбы с подобными явлениями, поневоле заставляет задуматься"³⁷³. Согласимся с Кеннеди и прибавим, что чем выше концентрация иммигрантов, тем медленнее и тяжелее происходит ассимиляция.

ПОСТОЯНСТВО

Предыдущие волны иммиграции, как мы видели, постепенно сходили на нет, количество иммигрантов из разных стран существенно варьировалось на протяжении времени. В настоящий момент текущая волна иммиграции не выказывает ни малейших признаков спадания, а условия, порождающие мексиканизацию этой волны, имеют все основания сохраниться в течение ближайших десятилетий, если не начнется крупная война или не произойдет экономический спад. В долгосрочной перспективе мексиканская иммиграция может сократиться, когда уровень экономического развития Мексики приблизится к уровню Соединенных Штатов. На 2000 год в Америке валовой продукт на душу населения в девять-десять раз превосходил аналогичный мексиканский показатель. Если эта разница сократится хотя бы до соотношения "три к одному", приток иммигрантов из Мексики наверняка уменьшится. Однако чтобы достичь подобного соот-

358

ношения в обозримом будущем, мексиканская экономика должна развиваться темпами, намного превосходящими темпы экономического развития США. Впрочем, даже если подобное и случится, экономический рост сам по себе не приведет к сокращению иммиграции. В девятнадцатом столетии, при том что Европа стремительно индустриализировалась и доходы на душу населения значительно возрастали, пятьдесят миллионов европейцев покинули родной континент и перебрались в Америку, Азию, Латинскую Америку и Африку. С другой стороны, экономический подъем и урбанизация страны могут привести к понижению уровня рождаемости, что, в свою очередь, обернется уменьшением числа людей, "глядящих на север". Уровень рождаемости в Мексике падает. В 1970-1975 годах он составлял 6,5 ребенка на семью, а в 1995-2000 годах сократился более чем вдвое, до 2,8 ребенка на семью. Тем не менее, в 2001 году мексиканский Национальный демографический совет заявил, что это падение не окажет заметного воздействия на текущий уровень иммиграции и что до 2030 года среднегодовой показатель иммиграции будет варьироваться в пределах от 400 000 до 515 000 человек³⁷⁴. К тому времени массовая иммиграция коренным образом изменит демографическую ситуацию в Соединенных Штатах и демографические отношения между Мексикой и США.

Неизменно высокий уровень иммиграции имеет три важных последствия. Во-первых, иммигранты воспроизводят себя. "Если и существует некий общий закон иммиграции, -- писал Майрон Вейнер, -- он гласит, что иммиграция, единожды начавшись, не имеет завершения. Иммигранты побуждают своих родственников и друзей, по тем или иным причинам оставшихся дома, присоединиться к ним в новой стра-

359

не, снабжают их необходимыми сведениями и документами, передают деньги, помогают найти работу и кров". В результате возникает "цепная иммиграция", в процессе которой каждая последующая группа испытывает меньше затруднений, чем предыдущие³⁷⁵. Во-вторых, чем дольше продолжается иммиграция, тем труднее остановить ее политическими средствами. Иммигранты часто склонны, выражаясь метафорически, захлопывать за собой дверь в прошлую жизнь. Однако на уровне иммигрантских сообществ вступает в действие иная практика. Элита этих сообществ отнюдь не желает "захлопывать двери". Она организует иммигрантские ассоциации, которые начинают лоббировать интересы иммигрантов, и стимулирует развитие этих ассоциаций через увеличение и убыстрение иммиграционных процессов. А чем многочисленнее становятся иммигрантские сообщества, тем труднее политикам сопротивляться требованиям их лидеров. Представители различных иммигрантских сообществ входят в коалиции, получающие поддержку тех, кто одобряет иммиграцию по экономическим, идеологическим или "гуманитарным" соображениям. Законодательные успехи, которых добиваются эти коалиции, оказываются наиболее значимыми, вполне естественно, для крупнейшего иммигрантского сообщества в США -- для мексиканцев. В-третьих, высокий уровень иммиграции замедляет ассимиляцию и даже блокирует ее. "Постоянный приток новых иммигрантов, -- замечают Барри Эдмонстон и Джеффри Пассел, -- особенно в районы высокой концентрации некоренных жителей, способствует сохранению родного языка в качестве языка общения этих иммигрантов и их детей". В итоге, заключает Майк Фолкофф, "испаноязычное население регулярно пополняется новыми членами, причем это пополнение опережает

360

ассимиляцию"; отсюда следует, что широкое распространение испанского языка на территории Соединенных Штатов -- "реальность, которую нельзя изменить, даже в долгосрочной перспективе"³⁷⁶. Как мы видели, сокращение иммиграции ирландцев и немцев после Гражданской войны и падение уровня иммиграции южно- и восточноевропейцев после 1924 года привели к ассимиляции этих иммигрантов в американском обществе. Если текущий уровень мексиканской иммиграции сохранится, подобного "трансфера" лояльностей, традиций, ценностей и идентичностей наверняка не произойдет; история великого успеха американизации совсем не обязательно должна повториться в случае с мексиканцами.

ИСТОРИЧЕСКИЕ КОРНИ

Никакая другая группа иммигрантов на всем протяжении американской истории не предъявляла притязаний на территорию Америки. Мексиканцы и американцы мексиканского происхождения считают себя вправе выдвигать подобные претензии. Почти весь Техас, а также Нью-Мексико, Аризона, Калифорния, Невада и Юта некогда принадлежали Мексике и были захвачены у нее в ходе Техасской войны за независимость (1835-1836) и Мексикано-американской войны (1846-1848). Мексика -- единственная страна, в пределы которой США осуществили вторжение, чьей столицей овладели, разместили морских пехотинцев в "чертогах Монтесумы" и аннексировали половину территории. Мексиканцы этого не забыли; вполне естественно, что они до сих пор считают земли перечисленных выше штатов своими. "В отличие от прочих иммигрантов, -- писал Питер Скерри, -- мексиканцы прибывают в США из страны, расположенной по со-

361

седству, из страны, потерпевшей военное поражение от Соединенных Штатов, и селятся в регионе, на который когда-то распространялась юрисдикция их родины. Поэтому американцам мексиканского происхождения присуще чувство нового освоения родной земли, отсутствующее у прочих иммигрантов"³⁷⁷. Упомянутое "чувство освоения родной земли" демонстрировали все мексиканские общины, складывавшиеся на территории США . Эти общины возникали, сменяя друг друга, в "мексиканском анклаве" на севере Нью-Мексико и по берегам Рио-Гранде; 90 процентов членов этих общин были выходцами из Мексики и говорили на испанском языке. В этих общинах "доминировали испаноязычная культура и испаноязычные традиции, что в значительной степени препятствовало ассимиляции иммигрантов"³⁷⁸.

Время от времени выдвигаются теории, утверждающие, что Юго-Западу суждено стать американским Квебеком. Да, в обеих местностях имелось католическое население, которое было завоевано людьми англо-протестантской культуры, но в остальном между Юго-Западом США и Квебеком мало общего. Квебек удален от Франции на три тысячи миль, он не испытывает "иммиграционного давления", то есть в него каждый год не пытаются, легально и нелегально, проникнуть несколько сот тысяч французских иммигрантов. История показывает, что конфликты возможны там и тогда, где и когда население одной страны начинает воспринимать территорию другой страны как свою собственную и предъявлять притязания на эту территорию.

Географическая близость Мексики, массовость, постоянство и нелегальность иммиграции, региональная концентрация иммигрантов и исторические корни мексиканской иммиграции -- все это отличает

362

иммиграцию мексиканскую от любой другой и создает существенные затруднения с ассимиляцией иммигрантов из Мексики в американском обществе.

ПРОЯВЛЕНИЯ ОСОБЕННОСТЕЙ МЕКСИКАНСКОЙ ИММИГРАЦИИ

Критерии, по которым устанавливается степень ассимиляции отдельного человека, общины или целого поколения в конкретном обществе, включают в себя общий язык, уровень образования, профессиональную деятельность, уровень доходов, гражданство, количество смешанных браков и осознание идентичности. Почти по всем этим показателям современные мексиканские иммигранты отстают как от иммигрантов из других стран, так и от своих исторических предшественников.

ЯЗЫК

Лингвистическая ассимиляция, как правило, протекает по одной и той же схеме. Большинство иммигрантов первого поколения, прибывавших из стран, где говорили не по-английски, испытывали трудности в овладении английским языком. Иммигранты второго поколения, либо прибывавшие в США в юном возрасте, либо рождавшиеся уже на территории Соединенных Штатов, бегло говорили как на английском, так и на языке своих родителей. Наконец иммигранты третьего поколения использовали английский как родной язык и почти полностью забывали язык своих предков, что, с одной стороны, создавало затруднения в коммуникации поколений, а с другой -- вело к возникновению "ностальгичес-

363

365

ет, по-видимому, глобальное культурное различие между иммигрантами из Азии и из Латинской Америки применительно к родному языку этих иммигрантов и лингвистическому воспитанию их детей"³⁸². Отчасти это различие, безусловно, связано с размерами латиноамериканских общин на территории США: многочисленность этих колоний порождает "питательную среду", в которой родной язык иммигрантов продолжает успешно бытовать. Хотя мексиканские иммигранты второго и третьего поколения, равно как и иммигранты из прочих стран Латинской Америки, уже достаточно бегло говорят по-английски, у них налицо отступление от традиционной схемы лингвистической ассимиляции -- они сохраняют приверженность родному языку. Мексиканские иммигранты второго и третьего поколений, выросшие в английской языковой среде, учат испанский во взрослом возрасте и обучают этому языку своих детей. "Языковая компетенция в испанском, -- как заметил профессор Университета Нью-Мексико Ф. Крис Гарсия, -- составляет предмет гордости латиноамериканских иммигрантов; они готовы всюду ее пропагандировать и защищать". В 1999 году в школах Южной Калифорнии из тех, кто не слишком хорошо говорил по-английски, 753 505 человек владели испанским, всего лишь 20 563 человека -- вьетнамским (следующая по многочисленности иноязычная группа иммигрантов второго поколения), 12 463 человека -- корейским и 12 023 человека -- армянским³⁸³ .

ОБРАЗОВАНИЕ

Уровень образования американцев мексиканского происхождения значительно отличается от "американского стандарта". На 2000 год 86,6 процента коренных

366

американцев имели среднее образование, тогда как для некоренных американцев этот показатель составлял 82,5 процента для филиппинцев, 81,3 процента для британцев, 75,9 процента для немцев, 60,6 процента для китайцев -- и лишь 24,3 процента для мексиканцев. Тем самым уровень образования мексиканских иммигрантов, как мы видим, вполовину ниже общего уровня образования иммигрантов в целом³⁸⁴. Согласно опросам общественного мнения 1986 и 1988 годов, среди мексиканских иммигрантов мужчины имели за спиной в среднем 7,4 лет школьного обучения; для сравнения: у кубинских иммигрантов эта цифра равнялась 11,2 лет, у азиатских иммигрантов -- 13,7 лет, у белых представителей коренного населения США -- 13,1 лет. По замечанию Фрэнка Бина и его коллег, мексиканские иммигранты, "если сравнивать их с неиспаноязычными иммигрантами и коренным населением, учились в школе в среднем на пять лет меньше остальных". Возможно ли повышение образовательного уровня мексиканских иммигрантов -- вопрос спорный. Исследование Бина показало, что в период с 1960 по 1988 год "новые мигранты были невежественнее и неграмотнее своих предшественников". С другой стороны, исследование, проведенное Испанистским центром Пью, выявило "существенное повышение образовательного уровня мексиканцев и других иммигрантов из стран Латинской Америки" между 1970 и 2000 годами; при этом "иммигранты все еще не могут сравниться в образованности с коренным населением Соединенных Штатов"³⁸⁵.

Очевидно, что мексиканцы американского происхождения будут и далее отставать от прочих иммигрантов и коренного населения США в своем культурном развитии. Подтверждением этому выводу могут служить результаты трех независимых друг от друга

367

исследований. Как показал Джеймс Смит, мексиканские иммигранты третьего поколения, которые вели свой род от иммигрантов, родившихся в конце девятнадцатого и начале двадцатого столетий, имели в среднем больше лет школьного образования, нежели их родители (приблизительная разница -- четыре года). Однако для последних поколений иммигрантов эта разница уже не столь заметна: иммигранты третьего поколения (12,29 лет школьного образования) намного более образованны, чем иммигранты первого поколения (6,22 лет), но всего лишь менее чем на год превосходят своих родителей (11,61 лет)³⁸⁶. Смит рассматривал уровень образования в поколениях, наследовавших одно другому, то есть диахронически; Родольфо де ла Гарса со своими коллегами провел сравнительный синхронический анализ уровня образования разных поколений иммигрантов (1899-- 1990 гг.). Результаты, приведенные в таблице 7, демонстрируют значимую разницу между первым и вторым поколениями иммигрантов и гораздо менее значительные отличия между третьим и четвертым поколениями. Таблица 7 также показывает, что даже в четвертом поколении иммигрантов уровень образования ниже, чем "американский стандарт" 1990 года. Это несоответствие было зафиксировано и другими исследованиями. В 1998 году Национальный совет Ла . Раса (ведущая испанистская организация США) установил, что школу бросают трое из каждых десяти испаноязычных учащихся -- по сравнению с одним из восьми чернокожих и одним из четырнадцати англоязычных белых. Среди молодежи в возрасте от восемнадцати до двадцати четырех лет на 2000 год среднее образование имели 82,4 процента англоговорящих белых, 77 процентов чернокожих и 59,6 процента испаноговорящих. Фрэнк Бин замечает, что "американцы

368

мексиканского происхождения как во втором, так и в третьем поколении имеют более низкий уровень образования, нежели англоязычные американцы; среди них гораздо больше тех, кто бросает школу, и гораздо меньше студентов высших учебных заведений". Демограф Уильям Фрей указывал на то обстоятельство, что между 1990 и 2000 годами в сорока двух штатах отмечено уменьшение случаев отказа от школьного обучения, а в тех восьми штатах, не считая Аляски, где отмечено возрастание подобных случаев, "была общая причина: прирост латинского населения". Бин вдобавок упоминает, что "количество испаноговорящих абитуриентов, поступавших в колледжи, в 1990 году существенно отставало от показателей 1973 года"³⁸⁷.

Таблица 7. Уровень образования американцев мексиканского происхождения в сравнении с общим уровнем образования американцев

	Американцы мексиканского происхождения по поколениям (1989-1990 гг.)				Американцы в целом (кроме (мексиканцев),
		1-е	2-е	3-е	4-е	1990
Без среднего образования	69,9%	51,5%	33,0%	41,0%	23,5%
Среднее образование	24,7%	39,2%	58,5%	49,4%	30,4%
Специальное образование	5,4%	9,3%	8,5%	9,6%	25,2%
Высшее образование				3,5%	19,9%

Источник: Rodolfo О. de la Garza, Angelo Falcon, P. Chris Garcia, John Garcia, "Mexican Immigrants, Mexican Americans, and American Political Culture", in Barry Edmonston and Jeffrey S. Passell, eds., Immigration and Ethnicity: The Integration of America's Newest Arrivals (Washington: Urban Institute Press, 1994), p. 232-234: U. S. Census Bureau, 1990 Census of Population: Persons of Hispanic Origin in the United States, p. 77-81.

369

В начале двадцать первого столетия, как свидетельствуют приведенные данные, "образовательная" ассимиляция мексиканских иммигрантов по-прежнему не носит массового характера.

ПРОФЕССИИ И ДОХОДЫ

Экономическое положение мексиканских иммигрантов соответствует, как можно было ожидать, уровню их образованности. В 2000 году 30,9 коренных американцев занимали различные руководящие должности. Что касается иммигрантов, применительно к ним эта цифра варьируется в зависимости от страны-адресанта (или континента)³⁸⁸:

Таблица 8

Канада	46,3%
Азия	38,7%
Европа	38,1%
Африка	36,5%
Латинская Америка	12.1%
Мексика	6,3%

Опрос детей из семей иммигрантов, проведенный в Южной Флориде и Южной Каролине, выявил сопоставимые результаты. Процент семей с низким доходом, где родители работают санитарами, водителями, уборщиками, разнорабочими т. п., распределился, по данным этого опроса, следующим образом³⁸⁹:

Таблица 9

Кубинцы, дети которых учатся в частных школах	7,7%
Никарагуанцы	23,8%
Кубинцы, чьи дети учатся в государственных школах	25,8%
Гаитянцы	31,0%
Вьетнамцы	45,3%
Мексиканцы	66,9%

370

Мексиканские иммигранты также демонстрируют невысокую предприимчивость и низкую активность в сфере самостоятельной занятости. В 1990 году свыше 20 процентов армянских, греческих, израильских, русских (в основном евреев) и корейских мужчин нашли себе работу (бизнес) самостоятельно. В сравнительном анализе 60 этнических общин мексиканцы с показателем деловой активности 6,7 превзошли только филиппинцев, иммигрантов из стран Центральной Америки, лаосцев и чернокожих иммигрантов³⁹⁰.

В сравнении с представителями большинства этнических групп мексиканские иммигранты гораздо чаще предпочитают существовать на социальные пособия. Уровень бедности в семи самых крупных иммигрантских общинах (перечислены в порядке убывания численности) следующий (данные на 1998 г.)³⁹¹:

Таблица 10

Мексиканцы	31%
Кубинцы	24%
Сальвадорцы	21%
Вьетнамцы	15%
Китайцы	10%
Филиппинцы	6%
Индийцы	6%

В 1998 году на социальные пособия существовали 15,4 процента семей коренных американцев. При этом количество таких семей в этнических иммигрантских общинах было невероятно высоким: 59,1 процента у лаосцев, 47,9 процента у камбоджийцев, 37,1 у эмигрантов из бывшего СССР, 30,7 процента у кубинцев, 28,7 у вьетнамцев. Не считая доминиканцев (54,9 процента), пропорция мексиканских семей, живущих на дотации, к общей численности конкретной националь-

371

ной общины была самой высокой (34 процента) среди всех восемнадцати общин, охваченных исследованием. В 2001 году был предпринят новый анализ, доказавший первенство мексиканцев (34,1 процента семей на государственных дотациях против среднего показателя в 22,7 процента для иммигрантской среды в целом и против 14,6 процента для семей коренных американцев). У иммигрантов второго поколения количество таких семей снижается, но в третьем поколении снова возрастает -- до 31 процента³⁹².

Иными словами, мексиканские иммигранты находятся в самом низу экономической пирамиды. Сохранится ли эта ситуация при смене поколений? Свидетельства противоречивы. Региональная концентрация, препятствующая ассимиляции этих иммигрантов, может обеспечить рост их благосостояния благодаря возникновению "анклавной экономики" с разнообразными деловыми и профессиональными возможностями в границах анклава. С другой стороны, как утверждается, экономические успехи, достигнутые перед Первой мировой войной еврейскими иммигрантами и их потомками, а также японцами и другими выходцами из Азии, равно как и кубинцами во Флориде, в значительной мере связаны с тем, что они и на родине выказывали деловую и коммерческую хватку³⁹³. Немногие мексиканские иммигранты могут похвалиться тем, что в Мексике им сопутствовал экономический успех; поэтому маловероятно, чтобы они сумели добиться этого успеха в Соединенных Штатах. Вдобавок любое сколько-нибудь заметное улучшение благосостояния американцев мексиканского происхождения зависит от повышения уровня образования; наблюдаемый сегодня массовый приток полуграмотных иммигрантов из Мексики делает подобный вариант развития событий весьма проблематичным. Джо-

372

эль Перлманн и Роджер Уолдингер высказывают обоснованный пессимизм относительно экономических перспектив мексиканских иммигрантов второго поколения в США:

"Нынешняя американская иммиграция крайне разнородна; при этом крупнейшая иммигрантская община -- мексиканцы - находится у подножия профессионально-деловой лестницы. Среди иммигрантов второго поколения, то есть нынешних детей иммигрантов, мексиканцы представлены еще более масштабно. За вычетом мексиканцев современная иммигрантская среда второго поколения мало чем отличается от остального населения Америки по своим социоэкономическим параметрам. Этих оснований недостаточно, чтобы гарантировать удовлетворительное существование третьего поколения, -- но то же самое можно сказать о третьем поколении любой этнической общины в американском обществе. Наиболее подвержены риску с точки зрения необеспеченного будущего именно дети мексиканцев (как по своей многочисленности, так и по чрезвычайно низкому уровню доходов родителей). Наличие крупной этнической общины, существенно уступающей прочим в профессионализме и деловой активности, является отличительным признаком сегодняшнего второго поколения иммигрантов"³⁹⁴.

Эти выводы подтверждаются исследованиями Джеймса Смита и Родольфе де ла Гарса и их коллег. Данные Смита позволили выявить серьезное отставание американцев мексиканского происхождения по заработной плате. Смит приводит сведения о заработной плате "мексиканских американцев", сопоставляя ее с доходами коренных белых американцев. Заработная плата третьего поколения мексиканских иммиг-

373

рантов, родившихся в 1860-х годах, составляла 74,5 процента от зарплаты коренных американцев. У поколения, чьи родители появились на свет между 1910 и 1920 годами, доходы выросли до 83,2 процента от заработной платы коренных американцев. Что касается трех современных поколений иммигрантов, Смит приводит следующие цифры³⁹⁵:

Таблица 11

Год рождения	Поколение
Год рождения		Первое	Второе	Третье
1910-1914	65,3%	81,2%	79,2%
1915-1919	65,3%	83,8%	83,2%

Как и в ситуации с уровнем образования, второе поколение иммигрантов демонстрирует наилучшие показатели, а в третьем поколении прогресс замедляется. Другое исследование, выполненное Родольфо де ла Гарса и др., опиралось на результаты социологического опроса среди латинского населения Америки (1989-1990); по большинству социально-экономических параметров, как показал де ла Гарса, "мексиканские американцы", рожденные в США, превосходят тех, кто родился в Мексике. Также выяснилось, что четвертое поколение иммигрантов не слишком превзошло второе поколение и по-прежнему не сумело приблизиться к "американскому стандарту". Как подчеркивает де ла Гарса, "иммигранты не в состоянии значительно улучшить свое социально-экономическоре положение в обществе. Поэтому даже иммигранты в четвертом поколении из Мексики все равно уступают по уровню жизни англосаксам"³⁹⁶.

374

Таблица 12. Американцы мексиканского происхождения, 1989-2000 гг. Социоэкономические характеристики и сравнение с американцами в целом

	Американцы мексиканского происхождения по поколениям (1989-1990 гг.)				Американцы в целом (кроме (мексиканцев)
	1-е	2-е	3-е	4-е	1990
Владельцы домов	30,6%	58,6%	55,1%	40,3%	64,1%*
Бизнесмены
и менеджеры	4,7%	7,0%	8,7%	11,6%	27,1%**
Доход на семью
$50,000 и более	7,1%	10,5%	11,2%	10,7%	24,8%**

Source: de la Garza et al., "Mexican Immigrants, Mexican Americans, and American Political Culture", p. 232-234; U.S. Census Bureau, Current Population Survey, March 1990 and 1990 Census of Population: Persons of Hispanic Origin in the United States, p. 115-119, 153ff.

ГРАЖДАНСТВО

Натурализация -- важнейшая политическая характеристика ассимиляции. Масштабы натурализации существенно варьируются в зависимости от доходов и деловой активности иммигрантов, уровня их образования, возраста, продолжительности пребывания в США и географической близости страны-адресанта. В последние десятилетия двадцатого века натурализация мексиканских иммигрантов шла значительно медленнее натурализации любой другой этнической

* Включая американцев мексиканского происхождения. ** Исключая американцев мексиканского происхождения. Данные получены Джеймсом Перри по результатам переписи. -- Примеч. автора.

375

группы. Например, на 1990 год показатель натурализации для мексиканцев, прибывших в США до 1980 года, был на 32,4 процента ниже, чем для других этнических групп, исключая сальвадорцев (31,3 процента). По контрасту, показатель натурализации для иммигрантов из бывшего СССР составлял 86,3 процента, для ирландцев и поляков 81,6 процента, для филиппинцев 80,9 процента, для тайваньцев 80,5 процента, для греков 78,3 процента³⁹⁷. Что касается мексиканцев, прибывших в США до 1965 года и между 1965 и 1974 годами, они также демонстрировали самую низкую натурализационную активность среди крупнейших иммигрантских общин; среди тех, кто прибыл в США между 1975 и 1984 годами, мексиканцы по натурализационной активности заняли пятое место. Леон Бювье предложил таблицу натурализационной активности, устраняющую из расчетов год прибытия в США. Эта таблица дает следующие показатели для пятнадцати крупнейших иммигрантских общин на 1990 год:

Таблица 13

Филиппинцы	76,2%
Корейцы	71,2%
Китайцы	68,5%
Вьетнамцы	67,7%
Поляки	61,3%
Индийцы	58,7%
Итальянцы	58,3%
Ямайцы	57,5%
Немцы	51,8%
Кубинцы	49,9%
Англичане	44,1%
Доминиканцы	42,0%
Канадцы	40,0%
Сальвадорцы	37,0%
Мексиканцы	32,6%

376

В 1997 году лишь 14,9 процента мексиканских иммигрантов стали гражданами США. Опрос, проведенный газетой "Нью-Йорк Таймс" и телекомпанией Си-Би-Эс в 2003 году, показал, что гражданами США являются 23 процента Hispanics (сравните с 69 процентами неиспаноязычных иммигрантов, получившими американское гражданство). Возможно, причина столь значительной разницы заключается в том, что, как заявил Роберто Суро, директор Испанистского центра Пью, от 35 до 45 процентов испаноязычной общины в США составляют нелегальные иммигранты³⁹⁸.

СМЕШАННЫЕ БРАКИ

Сведения о смешанных браках, заключенных американцами мексиканского происхождения, получить достаточно затруднительно. Известно, впрочем, что мексиканцы составляют 63 процента испаноязычного населения Соединенных Штатов, а показатели смешанных браков для современного испаноязычного населения в принципе соответствуют показателям предыдущих волн иммиграции, хотя и уступают показателям современных азиатских иммигрантов. Процент женщин, вступивших в 1994 году в смешанный брак, распределяется следующим образом³⁹⁹:

Таблица 14. Азиатские иммигранты Испаноязычные

Первое поколение	18,6%	8,4%
Второе поколение	29,2%	26,4%
Третье поколение	41,5%	33,2%

Показатель мексиканцев вряд ли сильно отличается от общего показателя испаноязычных иммиг-

377

рантов, а если и отличается, то в сторону уменьшения процента смешанных браков. Частота подобных браков определяется размерами общины и ее дисперсией. Члены малых и сильно рассредоточенных общин часто вынуждены вступать в смешанные браки, поскольку у них нет иного выбора. Членам же крупных и географически концентрированных общин гораздо проще найти спутника жизни в пределах своей общины. По мере увеличения численности мексиканской общины и роста рождаемости можно ожидать увеличения числа браков внутри общины. Как показывают факты, эти ожидания вполне оправданны. В 1977 году 31 процент браков, заключенных испаноязычными иммигрантами, составляли смешанные браки. В 1994 году количество таких браков сократилось до 25,5 процента, а в 1998 году смешанные браки составили 28 процентов от общего числа браков испаноязычных иммигрантов. По мнению Гэри К. Сэндефера и его коллег, проводивших в 2001 году социологический опрос от имени Национального исследовательского совета, "в отличие от белых и чернокожих, процент смешанных браков среди испаноязычных почти не изменился -- точнее, незначительно сократился". Как заметил Ричард Альба, на частоту смешанных браков у испаноязычных иммигрантов "особенно влияет высокий уровень эндогамии в крупнейшей испаноязычной общине Америки -- у мексиканцев"⁴⁰⁰. То есть мексиканцы предпочитают жениться на мексиканках, а те, в свою очередь, -- выходить замуж за мексиканцев.

В прошлом смешанные браки иммигрантов и их потомков с англосаксами и прочими коренными американцами ускоряли процесс ассимиляции и включения иммигрантов в рамки стержневой американской культуры. Частотность смешанных браков между ан-

378

глосаксами и испаноязычными иммигрантами демонстрирует, что ситуация меняется. "Во многих случаях, -- пишут Уильям Флорес и Рина Бенмайор, -- происходит обратная ассимиляция. Это означает, что супруг/супруга, не принадлежащий к "латино" (но не обязательно англосакс), начинает отождествлять себя с латинской культурой, хотя и не говорит по-испански; то же верно в отношении детей от подобных браков"⁴⁰¹. Этот феномен свидетельствует об отклонении от схем ассимиляции, традиционных для иммигрантских групп.

ИДЕНТИЧНОСТЬ

Главнейший критерий ассимиляции -- степень, в которой иммигранты идентифицируют себя с Соединенными Штатами, разделяют "американское кредо", принимают американскую культуру и, соответственно, отвергают прежние лояльности и привязанности -- к странам, традициям и культурам. Сведений на сей счет применительно к мексиканцам немного и они противоречивы. Впрочем, несомненным доказательством успешной ассимиляции явилось бы обращение испаноязычных иммигрантов в протестантизм. Этот процесс, кстати сказать, сегодня происходит во всей Латинской Америке, где отмечается поистине драматическое увеличение числа протестантов. Относительно "обращенных протестантов" в США точных цифр в нашем распоряжении нет, но можно сослаться на Рона Унца, который утверждал, что "четверть или более испаноязычных иммигрантов отказались от традиционного католического вероисповедания и приняли протестантство, причем обращение произошло стремительно и отчасти безусловно связано с поглощением иммигрантов американским обществом"⁴⁰².

379

* No es mi tio (исп.) - Не мой дядя. - Примеч. перев.

382

лийский официальным языком того или иного штата и следует ли придать государственный статус испанскому языку. О двуязычном образовании и порождаемых им проблемах можно будет благополучно забыть, равно как о дискуссиях по поводу социального обеспечения иммигрантов. Последних перестанут считать экономической обузой для федерального правительства и местных властей. Повысится уровень образования и профессиональной подготовки иммигрантов, то есть иммиграция в самом деле превратится в "утечку мозгов" из других стран на благо Америки. Иммиграция вновь сделается разнородной и разноязыкой, что приведет к осознанию необходимости изучения английского языка и адаптации к американской культуре. Исчезнет вероятность раскола Америки на испаноговорящую и англоговорящую половины, а следствием этого станет устранение серьезной угрозы культурной и политической целостности Соединенных Штатов.

ИНДИВИДУАЛЬНАЯ АССИМИЛЯЦИЯ И КОНСОЛИДАЦИЯ АНКЛАВОВ

Иммигранты первого поколения предпочитали селиться рядом со своими товарищами, что вело к образованию анклавов, и нередко специализировались на тех или иных занятиях и в тех или иных профессиях. Во втором и третьем поколениях происходит, как правило, дисперсия общины, потомки иммигрантов рассредоточиваются по территории США, разделяются экономически (по уровню доходов) и профессионально, получают (или не получают) дополнительное образование, вступают (или не вступают) в смешанные браки. Характер и степень ассимиляции тем самым изме-

383

няются от человека к человеку. Для кого-то ассимиляция осуществлялась быстро и полноценно, и эти люди покидают иммигрантские анклавы и поднимаются вверх по социальной лестнице. Кто-то же, наоборот, "оставался внизу", в анклаве, и продолжал заниматься тем, чем занимались представители первого поколения иммигрантов. Эти различия отражают разницу в происхождении, способностях, дарованиях, предприимчивости и устремлениях. Иными словами, ассимиляция изначально происходит не на групповом, а на индивидуальном уровне.

Личные, экономические и социальные обстоятельства способствуют ассимиляции иммигрантов, однако не менее действенные силы обеспечивают расширение и консолидацию иммигрантских общин. Степень консолидации сообщества есть функция от его размеров и изолированности. Небольшие изолированные общины, подобные поселениям немецких иммигрантов в глухих уголках по берегам Миссури, способны сохранять социальное и культурное единство на протяжении жизни нескольких поколений. А сообщества наподобие еврейских, польских и итальянских общин начала двадцатого столетия в городах северо-востока и Среднего Запада тяготеют к "растворению" в городской среде в течение жизни двух или трех поколений. Способность иммигрантской общины к самосохранению в условиях урбанистического общества с экономикой, требующей разнообразного взаимодействия отдельных людей и групп, зависит в первую очередь от размера общины.

Процессы индивидуальной ассимиляции и групповой консолидации изобилуют противоречиями и по определению чреваты конфликтами. При этом они могут сосуществовать в пределах одного сообщества и даже оказывать позитивное влияние друг на друга.

384

387

шли в обиход такие понятия, как "Мексамерика", "Амексика" и "Мексифорния"⁴¹¹. Комментируя данный тренд, Роберт Каплан в 1997 году заметил, что "воссоединение северо-восточной Мексики и Штата одинокой звезды происходит на наших глазах, тихо и почти рутинно". Что касается Калифорнии, она также стремительно испанизируется, то есть приобретает мексиканскую идентичность. Журнал "Экономист" в 2000 году подсчитал, что население шести из двенадцати крупнейших городов штата на 90 процентов состояло из Hispanics, в трех других Hispanics было 80 процентов, в одном эта цифра варьировалась от 70 до 79 процентов и лишь в двух (Сан-Диего и Юма) к Hispanics принадлежало менее 50 процентов населения. "В этой долине мы все мексиканцы", -- заявил в 2001 году бывший окружной уполномоченный из Эль-Пасо (75 процентов населения города -- Hispanics)⁴¹².

Если тренд сохранится, он приведет к консолидации мексиканских общин и обособлению этих общин в автономный, культурно и лингвистически независимый, экономически самодостаточный район на территории США. Учитывая "уникальную комбинацию испаноязычного этноса со специфическими географическими и климатическими условиями и идеологией мультикультурализма", может оказаться, предупреждает Грэм Фуллер, что "мы движемся к феномену, который уничтожит наш плавильный тигель, -- к этническому району, столь консолидированному, что он отвергнет ассимиляцию, поскольку не будет испытывать в ней необходимости, и откажется от американской англоязычной культуры"⁴¹³. Прототипом подобного развития событий может служить сегодняшний Майами.

388

ИСПАНИЗАЦИЯ МАЙАМИ

Майами -- крупнейший испанистский город во всех пятидесяти штатах. На протяжении тридцати лет испаноязычные иммигранты, преимущественно кубинцы, обосновывались и утверждались в Майами, "захватывали" квартал за кварталом, коренным образом изменяя этнический состав городского населения, культуру Майами, его политику и его язык. Испанизация Майами не имеет прецедентов в американской истории.

Процесс испанизации начался в 1960-х годах, с прибытием первых кубинских иммигрантов, представителей среднего и высшего класса Кубы, не желавших оставаться на острове, где власть перешла к режиму Кастро. В первые десять лет после победы Кастро Кубу покинули 260 000 человек, большинство из них перебралось в Южную Флориду, которая с давних пор служила приютом для кубинских политических беженцев -- там даже похоронены два кубинских экс-президента. В 1970-е годы в США прибыли 265 000 кубинцев, в 1980-е -- 140 000, в 1990-е -- 170 000 человек. Американское правительство предоставляло кубинским иммигрантам статус политических беженцев и обеспечивало их всевозможными льготами, что вызывало недовольство других иммигрантских групп. В 1980 году режим Кастро официально разрешил эмиграцию через порт Мариэль и даже содействовал отъезду 125 000 кубинцев. Эти иммигранты в большинстве своем были беднее и моложе кубинских иммигрантов первой волны; вдобавок среди них большинство составляли малообразованные чернокожие. Они выросли в условиях диктатуры Кастро и являлись носителями культуры, по-

389

394

пишет Свортс; издателю пришлось испытать на себе весь арсенал методов Мас Каносы, от актов хулиганства и вандализма до анонимных телефонных звонков и угроз физической расправы. В 2000 году практически все лидеры кубинской общины проигнорировали обращение федерального правительства и отказались сотрудничать с ним в деле Элиана Гонсалеса. По словам Дэвида Риеффа, сегодняшний Майами больше всего напоминает "вышедшую из-под контроля банановую республику"⁴²².

В том же 2000 году статья в газете "Нью-Йорк Таймс" упоминала о "фактическом отделении округа Дейд" и "независимой международной политике" местных лидеров, выступающих от имени кубинских иммигрантов. Дело Элиана Гонсалеса вызвало оживленную дискуссию относительно возможности отделения Майами от США; политические лидеры иммигрантов возглавляли митинги и шествия, участники которых размахивали кубинскими флагами и топтали и сжигали флаги американские. "Майами -- свободный город, -- заявил один кубинский социолог. -- У нас своя внешняя политика". Дело Гонсалеса продемонстрировало всем зияющую пропасть между кубинской общиной Майами, выступавшей против возвращения мальчика отцу, и остальной Америкой, 60 процентов населения которой высказалось за репатриацию Элиана Гонсалеса и одобрило действия федерального правительства⁴²³. Также выявились противоречия между старшим и младшими поколениями в самой кубинской общине, равно как и противоречия между кубинцами и быстро растущей испаноязычной общиной иммигрантов из других стран Латинской Америки. Кстати сказать, если последняя тенденция окажется устойчивой, Майами со временем сделается ме-

395

нее "кубинским" -- но более "испанистским": правда, не вызывает сомнений, что городской истеблишмент все равно останется кубинским.

ИСПАНИЗАЦИЯ ЮГО-ЗАПАДА

Можно ли трактовать Майами как будущее, которое ожидает Лос-Анджелес и Юго-Запад в целом? Пожалуй, итог окажется тем же самым: возникновение многочисленного и автономного испаноязычного сообщества, обладающего достаточными экономическими и политическими ресурсами для поддержания собственной испанистской идентичности в противовес идентичности американской и способного оказывать значительное влияние на политику США и американское общество. Однако процессы достижения этого результата будут отличаться. Испанизация Майами происходила стремительно и осуществлялась "сверху". Испанизация Юго-Запада движется намного медленнее, происходит не так явно и направлена "снизу вверх". Приток кубинских иммигрантов во Флориду был моментальным, спровоцированным действиями кубинского руководства; следом за кубинцами во Флориду устремились иммигранты из других стран Латинской Америки, привлеченные сочетанием испанской культуры и американского процветания. Мексиканская же иммиграция растянута во времени, отягощена громадным количеством случаев нелегального перехода границы и не выказывает ни малейших признаков к сокращению. Испаноязычное, в массе своей мексиканское население Южной Калифорнии существенно превосходит численностью испанское население Майами, однако ему еще только предстоит добиться того же соотно-

396

402

рировать с аудиториями трех важнейших американских каналов. В феврале 2000 года, как сообщается, ночная программа этой сети "Noticiero Univision" собрала больше зрителей, чем выпуск новостей Си-Эн-Эн; также сообщается, что рейтинг этой программы превзошел рейтинги вечерних новостей на трех крупнейших американских телеканалах⁴³⁰.

Сохранение массовости мексиканской и в целом испанистской иммиграции и многочисленные препятствия к ассимиляции новых иммигрантов в американском обществе и американской культуре могут привести к разделению Америки, к превращению ее в страну двух языков, двух культур и двух народов. Подобное развитие событий не только трансформирует Америку, но и будет иметь серьезнейшие последствия для Hispanics, которые окажутся внутри Америки и одновременно вне нее. Лионель Coca завершает свою книгу "Мечта американо", сборник советов испанистам-предпринимателям, следующими словами: "Мечта американо? Она существует, она вполне реальна, и все мы можем к ней приобщиться". Но Coca ошибается. Мечты американо не существует. Есть только американская мечта, порожденная англо-протестантским обществом. И американцы мексиканского происхождения смогут приобщиться к этой мечте, только если они начнут мечтать по-английски.

ГЛАВА 10. АМЕРИКА И ОСТАЛЬНОЙ МИР

МЕНЯЮЩЕЕСЯ ОКРУЖЕНИЕ

В последние десятилетия двадцатого века окончание "холодной войны", коллапс СССР, переход множества стран к демократической форме правления, а также существенное увеличение международного товарооборота, стремительное развитие транспорта и средств коммуникации радикально изменили внешнее окружение Америки, что имело как минимум три важнейших последствия для американской идентичности.

Во-первых, распад Советского Союза и гибель коммунизма лишили Америку не только конкретного врага, но и -- впервые в американской истории -- врага "вообще", в противостоянии с которым происходила бы самоидентификация американского народа. На протяжении более чем двухсот лет либерально-демократические принципы "американской веры" являлись ключевым элементом американской идентичности. Как американские, так и европейские исследователи часто указывали на этот элемент как на сущность "американской исключительности". Сегодня же исключительность обернулась универсальностью, а либеральная демократия все шире распространяется по миру, по

404

крайней мере в теории, делаясь единственно возможной легитимной формой правления. С уходом с политической сцены фашизма и коммунизма не осталось иной светской идеологии, способной бросить вызов демократии.

Во-вторых, увеличение международной активности американских деловых, академических и политических кругов, "интернационализация" бизнеса, области масс-медиа и сфер деятельности некоммерческих организаций снизили значимость национальной идентичности в глазах представителей элиты, которая ныне все чаще идентифицирует себя и свои интересы с транснациональными, глобалистическими целями и задачами. Как мы видели, часть американской элиты также придает большее значение субнациональным ценностям и идеалам. И транснациональный, и субнациональный подходы, впрочем, не разделяются большинством населения Америки. Можно сказать, что глобализация денационализировала американскую элиту, тогда как население США в массе своей осталось, по всем признакам, настроенным националистически.

В-третьих, уменьшение значимости идеологии привело к возрастанию роли культуры как источника идентичности. Коллективным "ответом" на неуклонно увеличивающееся число "полуселенцев" с двойными лояльностями, двойным гражданством и двойными идентичностями стало увеличение численности и влияния диаспор. Это культурные сообщества, "пересекающие" границы двух и более государств, одно из которых обычно рассматривается как "отеческое". Этнические группы иммигрантов, лоббирующие собственные интересы в рамках американского общества, стали возникать в Америке с середины девятнадцатого столетия. Сегодня иммигрантам значительно про-

405

ще, благодаря развитию транспорта и средств коммуникации, поддерживать связи с "отеческим" социумом; именно по этой причине к концу двадцатого столетия диаспоры приобрели столь существенное влияние на экономическую и политическую жизнь как Америки, так и своих "отеческих" стран.

Отсутствие "врага вообще", распространение демократии, денационализация элит и возвышение диаспор размыли границу между национальными и транснациональными идентичностями. Как известно, идентичность нации определяет ее национальные интересы. Уменьшение значимости национальной идентичности по сравнению с идентичностями транснациональными имеет принципиальное значение для определения национальных интересов и внешней политики Америки в начале двадцать первого века.

В ПОИСКАХ ВРАГА

В 1987 году Георгий Арбатов, советник президента СССР Михаила Горбачева, предостерегал американцев: "Мы осуществляем нечто, действительно ужасное для вас, -- мы отбираем у вас врага"⁴³¹. Так и случилось, и последствия этого, как и предупреждал Арбатов, были для США весьма серьезными. Однако Арбатов не упомянул о последствиях подобного развития событий для СССР. Избавив от врага Америку, СССР и сам лишился врага; как показали несколько следующих лет, Советскому Союзу враг был нужнее, чем Америке. С самого возникновения СССР его руководители провозглашали свою страну лидером мирового коммунистического движения в непрерывной борьбе с "гидрой капитализма". Когда борьба неожиданно завершилась, СССР утратил идентичность,

406

raison d'etre*, и быстро распался на шестнадцать независимых государств, каждое со своей собственной идентичностью, определяемой в основном через историю и культуру.

На США утрата внешнего врага оказала иное воздействие. Советская идеологическая идентичность объединяла представителей разных национальностей посредством революционной диктатуры, то есть насаждалась государством. Американская же идеологическая идентичность принималась американцами более или менее добровольно (исключая тори времен революции и южан перед Гражданской войной) и коренилась в общей англо-протестантской культуре. Тем не менее распад СССР создал проблемы для американской идентичности. В 84 году до н. э. Рим победил своего последнего серьезного соперника, Понтийского царя Митридата, и Сулла спрашивал: "Раз у нас не осталось во всем свете больше врагов, что же будет с республикой?" В 1997 году историк Дэвид Кеннеди задался вопросом: "Что случается с национальной идентичностью страны, когда враги повержены и уже не представляют ни малейшей угрозы существованию нации?" Через несколько десятилетий после того, как Сулла высказал свою обеспокоенность, римская республика пала к стопам Цезаря. Ожидает ли Соединенные Штаты та же участь? На протяжении сорока лет Америка была лидером свободного мира и возглавляла борьбу против "империи зла". С гибелью этой империи возник вакуум идентичности. Как выразился Джон Апдайк: "Теперь, когда "холодная война" окончена, какой смысл быть американцем?"⁴³²

* Raison d'etre (фр.) -- смысл существования. -- Примеч. перев.

407

414

завершились благодаря Усаме Бен Ладену. Атаки на Нью-Йорк и Вашингтон привели к войне с Афганистаном и с Ираком, а также к неопределенной "войне с терроризмом во всем мире" и превратили воинствующий ислам в главного врага Америки в начале двадцать первого века.

МЕРТВЫЕ ДУШИ: ДЕНАЦИОНАЛИЗАЦИЯ ЭЛИТ

В 1805 году сэр Вальтер Скотт опубликовал хрестоматийные строки:

Где тот мертвец из мертвецов,

Чей разум глух для нежных слов:

"Вот милый край, страна родная!"?

В чьем сердце не забрезжит свет,

Кто не вздохнет мечте в ответ,

Вновь после странствий долгих лет

На почву родины вступая?*

Один из ответов, которые можно дать на эти вопросы, будет таким: число мертвых душ среди американской деловой, политической, интеллектуальной и академической элиты невелико, но постоянно увеличивается. Обладая, как писал Скотт, "титулами, властью и презренным металлом", эти представители элиты мало-помалу утрачивают связь с американским обществом. Возвращаясь в Америку "с чужбины", они уже не демонстрируют искренней и глубокой привязанности к "родной земле". Их отношение резко контрастирует с патриотизмом и националистической са-

* "Песнь последнего менестреля". Русский перевод Т. Гнедич. -- Примеч. ред.

415

моидентификацией большинства американских граждан, причем не только "евроамериканцев". Как заметил один американец мексиканского происхождения: "Хорошо навестить родину матери, но это не моя страна; мой дом здесь. Возвращаясь сюда, я всегда говорю: "Слава Богу за Америку""⁴⁴⁰. В сегодняшних США пропасть между широкими массами, благодарящими Бога за Америку, и мертвыми (или умирающими) душами элиты неуклонно расширяется. После 11 сентября 2001 года показалось, что края этой пропасти начали сходиться, но -- впечатление оказалось обманчивым. Убедительная поступь экономической глобализации и отсутствие новых террористических атак схожего масштаба заставляют усомниться в том, что процесс денационализации элит можно остановить.

Глобализация означает: а) существенное увеличение международных контактов как между отдельными людьми, так и между компаниями, правительствами, неправительственными и прочими организациями; б) рост размеров и масштабов деятельности транснациональных корпораций, действующих на международных финансово-экономических рынках; в) возрастание числа международных организаций, договоров и соглашений. Эти тенденции по-разному сказываются как на социальных группах, так и на отдельных странах. Вовлеченность в процесс глобализации конкретных социальных групп практически всегда определяется их социально-экономическим статусом. Элита демонстрирует более выраженные транснациональные устремления, нежели представители других групп. Что касается непосредственно США, американская элита, правительственные агентства, компании и другие организации связаны с процессом глобализации значительно теснее, чем аналогичные структуры в других странах. Поэтому вполне естественно, что

416

427

Роберт Белла из Калифорнийского университета (Беркли) замечает: "То, что либералы не смогли найти способов воззвать к американскому патриотизму, -- событие, по моему мнению, в основе своей прискорбное, а тактически -- и вовсе катастрофическое... Так или иначе, стремясь к политическим переменам в Америке, мы должны опираться на традицию"⁴⁵². То есть, перефразируя Беллу, либералы должны использовать патриотизм как средство для достижения либеральных целей.

Ученые, высказывающие антинационалистические взгляды, составляют значительную часть тех, кто в 1980-х и 1990-х годах выпускал статью за статьей и книгу за книгой, рассуждая о нормативных "за" и "против" национализма и национального государства. Выступления в защиту патриотизма и национальной идентичности были крайне редки. К концепции национального государства начали с подозрением относиться и те, кто связан с практической политикой. В 1992 году Строуб Тэлботт, тогда журналист "Тайм", с одобрением отозвался о будущем, в котором "привычные нам нации отомрут и все государства признают над собой единую власть". Несколько месяцев спустя Тэлботт очутился во главе государственного учреждения, призванного проводить внешнюю политику той самой страны, которая, как он полагал, должна скоро "отмереть"⁴⁵³. В администрации Клинтона такие случаи и такое отношение к патриотизму не были редкостью. В результате у администрации возникли существенные сложности с военными, для которых верность Америке как национальному государству всегда стояла на первом месте. А вот для транснационалов из американской политической и экономической элиты 1990-х годов национализм был злом, национальная идентичность -- подозрительным явлением,

428

национальные интересы -- противозаконными, а патриотизм -- вчерашним днем.

Но американский народ относился к этим вопросам совершенно по-другому.

ПАТРИОТИЧЕСКАЯ ПУБЛИКА

Национализм жив и здравствует в большинстве стран мира. Несмотря на неодобрение элит, народные массы настроены патриотически и ревностно сохраняют национальную идентичность. Американцы всегда были и по сей день остаются одной из наиболее патриотичных наций, а связи со страной для них нерасторжимы. Впрочем, степень идентификации в значительной мере зависит от социоэкономического статуса конкретного человека, его расовой принадлежности и места рождения.

Подавляющее большинство американцев всячески проявляет свой патриотизм и клянется в верности стране. В 1991 году на вопрос: "Гордитесь ли вы тем, что являетесь американцем?" 96 процентов опрошенных ответили "безусловно горжусь" и "горжусь". В 1994 году на подобный вопрос 86 процентов дали утвердительный ответ. В 1996 году вопрос звучал так: "Насколько для вас важно считаться американцем?", причем ответы распределялись по десятибалльной шкале, на которой 0 означал "абсолютно неважно", а 10 "важнее всего на свете". Сорок пять процентов опрошенных выбрали 10, еще 38 процентов остановились на цифрах от 6 до 9 и лишь 2 процента выбрали 0. События 11 сентября 2001 года практически не сказались на патриотизме американцев; опрос сентября 2002 года продемонстрировал приблизительно те же показатели --

429

455

финансовую поддержку сопернику Пресслера. Поражение Пресслера вызвало ликование в Исламабаде и скорбь в Нью-Дели⁴⁸⁹.

Увеличение численности арабской и более широкой мусульманской диаспор в США, равно как и растущий интерес этих диаспор к политике всерьез угрожают влиянию еврейской диаспоры на политику США на Ближнем и Среднем Востоке. В 2002 году на предварительных выборах в Джорджии действующий конгрессмен Синтия Маккинни, давно поддерживавшая борьбу палестинцев за создание собственного государства, "получила существенную помощь от американцев арабского происхождения", среди которых были не только "уважаемые юристы, врачи и коммерсанты", но и те, к кому "присматривалось Федеральное бюро расследований, проводившее мероприятия по выявлению потенциальных террористов". Противник Маккинни Дениз Маджетт собрала в ходе кампании 1 100 000 000, почти вдвое больше, чем Маккинни, с помощью "взносов евреев, проживающих за пределами Джорджии". У Макккинни в ходе перевыборов возникли и другие проблемы, однако она уступила сопернице с незначительным отставанием (58 процентов голосов за Маджетт против 42 процентов голосов у Маккинни). Двумя годами ранее журнал "Экономист" так прокомментировал возрастание политической роли американцев арабского происхождения: "Израильское лобби значительно более организованно и располагает куда более внушительными средствами, нежели его предполагаемый соперник. Однако у него наконец-то появился соперник -- разве это не признак перемен в американской политике?"⁴⁹⁰

Американская политика все больше походит на арену, на которой национальные правительства дру-

456

гих стран и вдохновляемые ими диаспоры сражаются за влияние на США. Эти сражения ведутся как на Капитолийском холме, так и на избирательных участках по всей Америке. Процесс "диаспоризации" Соединенных Штатов ведет к неизбежному результату. Чем весомее превосходство США в мировой политике, тем сильнее сами Соединенные Штаты вовлекаются в эту политику, тем большее влияние на американское правительство и американских законодателей приобретают национальные правительства других стран и тем меньше у США остается возможностей преследовать собственные цели, не совпадающие с целями государств, экспортирующих свое население в Америку.

ЧАСТЬ IV. ВОЗРОЖДЕНИЕ АМЕРИКАНСКОЙ ИДЕНТИЧНОСТИ

ГЛАВА 11. ЛИНИИ РАЗЛОМА В БЫЛОМ И НАСТОЯЩЕМ

СОВРЕМЕННЫЕ ТРЕНДЫ

Грядущее американской идентичности в значительной мере зависит от реализации следующих трендов в современном американском обществе:

-- фактического исчезновения этнической компоненты как источника идентичности белых американцев;

-- постепенного стирания расовых различий и уменьшения значимости расовой принадлежности;

-- растущей численности и растущего влияния испаноязычной общины, следствием чего является тенденция к языковому и культурному разделению Америки;

-- расширения пропасти между космополитической идентификацией элит и приверженностью нации традиционной идентичности.

При определенных обстоятельствах эти тренды способны привести к нативистской реакции, резкой поляризации американского общества и расколу американского социума.

На обострении восприятия идентичности также скажутся осознание уязвимости Америки перед террористической угрозой и уг-

460

лубление международных связей, ведущее к расширению взаимодействия американцев с представителями иных культур и вероисповеданий. Не исключено, что внешнее давление заставит американцев сплотиться и поможет им вновь обрести историческую религиозную идентичность и возродить англо-протестантскую культуру.

ОТМИРАНИЕ ЭТНИЧЕСКОЙ КОМПОНЕНТЫ

В конце девятнадцатого столетия американцы идентифицировали себя преимущественно с расовых позиций. Прежде всего это касалось чернокожих и азиатских иммигрантов, но и к иммигрантам белым -- ирландцам, итальянцам, славянам и евреям -- белые американцы относились как к представителям другой расы. Со сменой поколений и углублением ассимиляции потомки этих иммигрантов стали восприниматься уже как белые американцы; этот процесс подробно описан в книгах наподобие "Как ирландцы стали белыми", "Как евреи сделались белыми" и "Белый другого оттенка: европейские иммигранты и алхимия расы". Чтобы стать "белыми", "цветные" иммигранты вынуждены были принять господствовавшее в Америке разделение по расовому признаку и принять отчужденный статус азиатских иммигрантов и подчиненность чернокожих⁴⁹¹.

За расовой ассимиляцией последовала этническая дифференциация. Экономическое и социальное положение иммигрантов первоначально зависело от той самой иммигрантской общины, к которой они принадлежали. Во втором, а тем более в третьем поколении сказывалась структурная ассимиляция. Молодые люди покидали этнические гетто, посеща-

461

472

рики. Если выбор будет сделан в пользу евроамериканизма или "англо" как ответа на "испанистский вызов", культурный раскол в американском обществе станет свершившимся фактом. Если будет выбрана "белая идентичность" в противоположность "черной", неизбежно возрождение расовых конфликтов. Но национальная идентичность и национальное единство существенно окрепнут, если белые американцы воспримут слова Уорда Коннерли и решат, что "смешанная наследственность" делает их прежде всего американцами.

И это подводит нас к теме расовой принадлежности.

РАСА: КОНСТАНТА, ПЕРЕМЕННАЯ, ПУНКТИР

Каждый человек отличается от других по физическим и физиологическим характеристикам. Группы биологически схожих людей обладают характеристиками, отличающими их от других людей. Цвет кожи, разрез глаз, цвет волос, черты лица -- на протяжении столетий эти характеристики считались расовыми признаками. Физические и физиологические отличия -- объективная реальность; позиционирование данных отличий как расовых признаков -- результат человеческого субъективизма, приписывание же этим расовым признакам особой социальной значимости -- результат человеческих предрассудков.

Разница в росте между разными людьми столь же, если не более, очевидна, как разница в цвете кожи и чертах лица. Однако, за исключением пигмеев, различия в росте, пускай даже они приводили к социо-экономическим последствиям⁵⁰⁶, никогда не считались основой для классификации и дифференциации людей. Расизм --сугубая реальность, поскольку люди

473

считают важными для общества такие характеристики, как цвет кожи и разрез глаз; "ростизм" же реальностью не является, поскольку люди не придают особого значения своему росту (разве что в баскетболе). Поэтому индивиды и группы классифицируют себя и других с расовых позиций. В отличие от роста, раса -- не только физическая реальность, но и социальный конструкт.

Раса также может выступать в качестве политического конструкта. Правительства классифицируют своих граждан по категориям и распределяют права, обязанности и льготы в этих категориях на основе расовых признаков. На протяжении большей части своей истории правительства Южноафриканской республики и Соединенных Штатов Америки дифференцировали граждан по расовым признакам: в ЮАР насчитывались четыре расовые категории, в США -- от трех до пятнадцати. Ныне Южная Африка отказалась от этой практике, а США требуют от людей самоотождествления с разработанным в правительстве перечнем рас. Как в ЮАР, так и в США расовые категории служили основой легальной, государственной дискриминации по расовому признаку; в США эти категории сохранили свою политическую значимость до сегодняшних дней.

В начале двадцать первого столетия осознание расовой принадлежности и расовой идентичности в Америке представляют собой процесс, развивающийся в трех направлениях. Во-первых, различия в социоэкономическом статусе и достатке среди людей разных рас остаются практически неизменными, хотя и выказывают в некоторых местностях тенденцию к сглаживанию. С этой точки зрения Америка -- по-прежнему расово разделенное общество. Во-вторых, "совмещение" расовых характеристик, пусть и мед-

474

482

ней политике, едва ли не единственного такового в администрации президента Буша. В сравнении с другими "признаками" Колина Пауэлла цвет его кожи не имеет ни малейшего значения. В 1982 году, когда Брайант Гамбел стал первым чернокожим диктором на одном из крупнейших телеканалов, цвет его кожи играл немаловажную роль. Десятилетия спустя телеэфир заполнили дикторы, комментаторы, репортеры всех рас и всех цветов кожи; кто теперь обращает внимание на разрез глаз и форму черепа? Через полстолетия после Джеки Робинсона американцы, видя перед собой мультирасовую бейсбольную команду, интересуются исключительно результатом игры, а никак не расовой принадлежностью игроков.

Если нынешний тренд сохранится, рано или поздно стремление правительства классифицировать граждан по расовой принадлежности окажется, как выразились Джоэль Перлман и Роджер Уолдингер, "делом давно минувших дней"⁵¹⁴. Когда это случится, исчезновение из анкет пунктов о расовой принадлежности ознаменует собой существенный шаг в направлении всеохватывающей, общенациональной американской идентичности. В настоящее время расовая компонента остается по-прежнему значимой, однако все больше и больше утрачивает свое значение в различных сферах жизни для большинства американцев -- исключая тех, кто рассматривает снижение значимости расовой принадлежности как угрозу положению белых в Америке.

БЕЛЫЙ НАТИВИЗМ

В 1993 году в "Ньюсуик" Дэвид Гейтс опубликовал рецензию на фильм "С меня хватит", в котором Майкл Дуглас исполнял роль белого отставника, бывшего

483

сотрудника оборонного предприятия, подвергавшегося бесчисленным унижениям и оскорблениям в мультиэтническом, мультирасовом и мультикультурном сообществе. Тревоги и заботы героя Дугласа суть, по мнению Гейтса, "квинтэссенция страданий современного белого человека. С самого начала фильм противопоставляет Дугласа -- типичного неудачника-одиночку в белой рубашке, галстуке, в очках и с короткой стрижкой -- цветной Америке. Это карикатурное представление осаждаемого социумом белого мужчины в мультикультурной Америке"⁵¹⁵.

Насколько образ, созданный Дугласом на экране, карикатурен? Прислушаемся к комментариям видного социолога, сделанным семью годами ранее по поводу голосования в Юридическом комитете палаты представителей относительно объявления импичмента президенту Клинтону. "На стороне республиканцев, голосовавших "за", были исключительно белые англосаксы-протестанты, почти все -- южане и все, кроме одного, -- мужчины. На стороне демократов, голосовавших "против", были католики, евреи, черные, женщины, гомосексуалисты -- и лишь один южанин-англосакс. В подобном распределении голосов нетрудно увидеть бунт белых англосаксов против преуменьшения их роли в современных Соединенных Штатах"⁵¹⁶.

Нетрудно увидеть не только сам бунт, но и его предпосылки. Было бы, пожалуй, поистине удивительно, когда бы глобальные демографические перемены, случившиеся в Америке, не породили ответную реакцию. Одним из потенциальных проявлений этой реакции должны были стать общественные движения, объединившие в своих рядах преимущественно (но не исключительно) белых мужчин, представителей пролетариата и среднего класса, которые протестовали бы против происходящих перемен и активно возражали про-

484

493

группы единомышленников, оказывающие определенное влияние на политическую систему". Все эти факторы "способствуют самоидентификации белых и возникновению белого нативизма, который станет логичной стадией развития американской идентичности". В результате, заключает Суэйн, Америка "все ближе подходит к границе, за которой начинаются межрасовые конфликты, не имеющие прецедентов в нашей истории"⁵²³.

Пожалуй, наиболее важный фактор, усугубляющий тенденцию к организационному оформлению белого нативизма, -- угроза языку и культуре, исходящая от иммигрантов-латино, которые играют все более значительную демографическую, экономическую и политическую роль в Соединенных Штатах.

БИФУРКАЦИЯ: ДBA ЯЗЫКА, ДBE КУЛЬТУРЫ?

Продолжающийся рост численности испаноязычного населения в США и усиление влияния Hispanics на американскую политику привели к тому, что сторонники латино открыто объявили о своих целях. Первая цель -- предотвратить ассимиляцию испаноязычных иммигрантов и их интеграцию в англо-протестантское общество; вместо этого предполагается создать автономное испаноязычное социально-культурное сообщество на территории Соединенных Штатов. Поборники Hispanics, наподобие Уильяма Флореса и Рины Бенмайор, отвергают идею "единого национального общества", нападают на "культурную гомогенизацию" и трактуют призывы к признанию английского общенациональным языком как проявления "ксенофобии и культурного шовинизма". Они также нападают на мультикультурализм и плюрализм, поскольку

494

эти концепции низводят "многообразие культурных идентичностей" до "частного уровня" и допускают, что "в общественной сфере, исключая особые случаи, требующие этнической идентификации, мы должны отказаться от национальных идентичностей и воспринимать себя нейтрально, как "американцев"". По мнению указанных выше и других авторов, Hispanics не следует приобщаться к американской идентичности -- напротив, они должны "поддержать нарождающуюся "латинскую" идентичность, политическое и социальное сознание латино". Испаноязычные жители США должны требовать (и уже требуют!) отдельного "культурного гражданства", которое подразумевает "особого социального пространства для латино"⁵²⁴.

Вторая цель Hispanics вытекает из первой и заключается в трансформации Америки из единого общества в общество двух языков и двух культур. Поборники "испанизации" полагают, что трехвековая история Америки как общества со стержневой англопротестантской культурой и множеством этнических субкультур завершена; с их точки зрения, в Америке должны равноправно существовать две культуры -- "латинская" и "английская", а также (это принципиально) два языка -- английский и испанский. Латиноамериканский иммигрант Ариэль Дорфман утверждает, что сегодня необходимо принять решение "о будущем Америки. Будет ли эта страна говорить на двух языках или всего на одном?" Разумеется, он выступает за первую возможность, то есть за двуязычие. И Дорфман не одинок в своей убежденности, причем его взгляды разделяют не только в Майами и на Юго-Западе. "Нью-Йорк, -- пишут Флорес и Бенмайор, -- превратился в двуязычный город, в котором испанскую речь можно услышать на улице, в офисе, в общественном транспорте, в школах и в жилых домах"⁵²⁵.

495

506

Майо, официального праздника Мексики, учредив практику еженедельного радиообращения к согражданам на английском и испанском языках⁵⁴¹. 1 марта 2002 года два претендента на пост губернатора Техаса от Демократической партии, Тони Санчес и Виктор Моралес, устроили публичные дебаты на испанском. 4 сентября 2003 года состоялись первые в истории двуязычные дебаты между претендентами на пост единого кандидата в президенты от Демократической партии. Несмотря на сопротивление большинства американцев, испанский язык постепенно уравнивается в правах с языком Вашингтона, Джефферсона, Линкольна, Рузвельтов и Кеннеди. Если тенденция сохранится, "культурное несовпадение" между испаноязычной и англоговорящей Америкой придет на смену расовой разграничительной линии между белыми и чернокожими в качестве "водораздела" американского общества. "Раздвоенная" Америка с двумя языками и двумя культурами будет коренным образом отличаться от Америки с единым языком и стержневой англо-протестантской культурой, -- Америки, просуществовавшей на Земле более трех столетий.

НЕПРЕДСТАВИТЕЛЬСКАЯ ДЕМОКРАТИЯ: ЭЛИТЫ ПРОТИВ ОБЩЕСТВА

Взгляд широкой общественности на национальную идентичность существенно отличается от взгляда элит. Эта разница во взглядах отражает глубинный конфликт, охарактеризованный в главе 10, между высоким уровнем национального самосознания общества и не менее высокой степени, в которой элиты денационализированы и привержены космополитичес-

507

ким, субнациональным и транснациональным ценностям. Народ, нация в целом озабочены общественной безопасностью, которая, как мы видели, включает в себя "неизменность -- в пределах, допускающих неуклонное развитие, -- традиционных паттернов языка, культуры, обычаев, структур, а также религиозной и национальной идентичности". Для многих элит эта безопасность вторична по сравнению с участием в глобализованной экономике и международной торговле, в трансмиграции и деятельности международных институтов, пропагандированием транснациональных ценностей и поддержке идентичностей и культур социальных меньшинств.

Различие между "патриотической публикой" и "денационализированными элитами" проявляется и в отношении обеих социальных групп к иным ценностям и иным идеологиям. В целом американские элиты не только менее националистичны, но и более либеральны, нежели американская публика. Нарастающие противоречия между лидерами крупнейших общественных институтов и широкой публикой по отношению как ко внутренней, так и ко внешней политике страны формируют принципиальную линию разлома, пролегающую через социальные категории, классы, расы, этносы и регионы. Американский истеблишмент, как государственный, так и частный, все сильнее отдаляется от американского народа. Политически Америка остается демократией, поскольку лидеры страны становятся таковыми через свободные и честные выборы. Во многих других отношениях Америка сделалась непредставительской демократией, поскольку в ряде аспектов, особенно касающихся национальной идентичности, мнение избранных лидеров категорически не совпадает с мнением народа. Мож-

508

520

доверие законодательная и исполнительная власти: индекс доверия Конгресса снизился на 25 пунктов, с +9 до -16, а индекс доверия правительства упал на 31 пункт, с +11 до -20. Рост доверия продемонстрировали только два общественных института: у Верховного суда показатель вырос с +16 до +19, а у вооруженных сил -- с +16 до +28⁵⁵⁴.

Как свидетельствуют многочисленные исследования, интерес широкой публики к политике вообще и к участию в деятельности крупнейших американских социальных институтов в частности также неуклонно снижался. В 1960 году в выборах участвовали 63 процента взрослого населения США, а в 1996 году -- всего 49 процентов (в 2000 году -- 51 процент). Вдобавок, как замечает Томас Паттерсон, "с 1960 года происходила постепенная утрата активности населения практически во всех сферах общественно-политической жизни, это касалось и добровольных помощников кандидатов, и зрителей, следивших за теледебатами. В 1960 году в США проживало на 100 000 000 людей меньше, чем в 2000 году, однако, несмотря на это, в 1960-м за октябрьскими телевизионными дебатами кандидатов в президенты наблюдали больше зрителей, чем в 2000 году". В 1970-х годах один из каждых трех налогоплательщиков вносил доллар на счет фонда, учрежденного Конгрессом для поддержки политических кампаний, в 2000 году -- один из восьми⁵⁵⁵.

Еще одно последствие увеличивающегося разрыва между элитами и публикой -- колоссальное распространение законодательных инициатив, в том числе затрагивающих вопросы национальной идентичности. Законодательные инициативы как инструмент политических реформ вошли в употребление перед Первой мировой войной, однако к началу 1970-х го-

521

Рисунок 4. Общественное доверие к правительству.

Процент ответов "доверяю целиком" по отношению к правительству и Конгрессу

0x01 graphic

Источник: Reprinted with permission from Joseph S. Nye, Jr., Philip D. Zelikow. David С King, eds., Why People Don't Trust Government (Cambridge: Harvard University Press, 1997), p. 207.

дов их количество сократилось с пятидесяти на двухлетний предвыборный цикл до двадцати. По мере того как законодательство все чаще игнорировало потребности граждан, инициативы вновь приобретали популярность. Первой ласточкой стала "калифорнийская инициатива": в 1978 году 65 процентов избирателей Калифорнии одобрили Поправку 13, радикально снижающую налоги, несмотря на активное противодействие всего истеблишмента штата. К 1998 году количество инициатив на двухлетний предвыборный цикл утроилось и составило в среднем шестьдесят одну

522

инициативу. В 1998 году было предложено 55 инициатив, в 2000 году -- 69, в 2002 -- 49. Как мы видели, отношение элит к таким проблемам, как расовые приоритеты и двуязычное образование, позволяет политически предприимчивым людям (тому же Уорду Коннерли или Рону Унцу) зарабатывать политический капитал, организовывая референдумы. Анализируя эту тенденцию, Дэвид Бродер замечает: "Доверие между управляющими и управляемыми, на котором строится представительская демократия, к настоящему моменту практически исчерпано"⁵⁵⁶.

Завершение двадцатого столетия ознаменовалось углублением идеологической пропасти между американскими элитами и американскими обществом и дальнейшим расхождением во взглядах на национальную идентичность, ее значимость в сравнении с другими идентичностями и на роль Америки на международной арене. Элиты все сильнее отдаляются от создавшей их страны, а публика утрачивает последние иллюзии по отношению к правительству.

ГЛАВА 12. АМЕРИКА В ДВАДЦАТЬ ПЕРВОМ СТОЛЕТИИ: УЯЗВИМОСТЬ, ВЕРА, НАЦИОНАЛЬНАЯ ИДЕНТИЧНОСТЬ

КРЕДО В ЭПОХ УЯЗВИМОСТИ

Американская идентичность вступила в новом столетии в новую фазу. Ее значимость и ее сущность на текущий момент определяются уязвимостью Америки перед внешней угрозой и возрождением религиозности, иначе Великим пробуждением, которое сопровождается обращением к вере во многих уголках земного шара.

С распадом СССР Соединенные Штаты остались единственной сверхдержавой и приобрели исключительное влияние на все мировые процессы. Однако события 11 сентября 2001 года продемонстрировали, что ныне США гораздо уязвимее, чем в предыдущие двести лет. В последний раз нечто подобное событиям 11 сентября случалось на территории США 25 августа 1814 года, когда англичане сожгли Белый дом. После 1815 года американцы постепенно привыкли считать неуязвимость и безопасность страны неотъемлемой чертой американского образа жизни. Войны двадцатого столетия велись на океанских просторах, отделявших Америку от европейского и азиатского кровопролития. "Гео-

524

графическая безопасность" обеспечивала контекст самоидентификации американцев.

События 11 сентября 2001 года беспощадно вынудили американцев осознать тот факт, что удаленность от "горячих точек" больше не является синонимом безопасности. Пробуждение от иллюзии было чрезвычайно жестоким: американцы внезапно обнаружили, что участвуют в новой войне, ведущейся на многих фронтах и прежде всего -- у них дома. После 11 сентября президент Буш заявил: "Мы отказываемся бояться". Но сегодняшний мир -- это мир страха, и американцам придется свыкнуться со страхом, даже если они не хотят жить в страхе. Чтобы справиться с новыми угрозами, следует найти нелегкий компромисс между сохранением традиционных ценностей и свобод -- и обеспечением важнейшей свободы сегодняшнего дня, а именно свободы от насилия и покушений на жизни, имущество и общественные институты граждан США.

Уязвимость -- главный критерий, по которому американцы на новом этапе развития общества определяют свою национальную идентичность. В прошлом, рассуждая об "отечестве", американцы, как правило, имели в виду страну, из которой они сами или их предки прибыли в Америку. Новая уязвимость заставила понять (и это прекрасно объяснила Рэчел Ньюман, чьи слова цитировались в главе 1), что отечество американцев -- Америка и что обеспечение безопасности отечества -- приоритетная задача правительства. Уязвимость придала новую значимость национальной идентичности. Тем не менее она не покончила с дискуссиями и конфликтами вокруг идентичности, продолжавшимися всю вторую половину двадцатого столетия. Белизна кожи более не является признаком "доминирующего класса", расовая принадлежность

525

529

нация долгих поисков, многочисленных жертв и упорных усилий"⁵⁵⁷. Без "родовых признаков" нация невозможна, если плебисцит их отвергает, он отвергает нацию. Американцы -- нация "с воцерковленной душой"; последняя, кстати сказать, трактуется не только и не столько как теологическая категория, сколько как совокупность ритуалов, гимнов, практик, этических заповедей и запретов, литургий, пророчеств и т. д. Душа существует в святых, богах и демонах. У нации, как, например, у американцев, может существовать кредо, но душа нации -- это не кредо, это нечто иное, и она определяется общей историей, традицией, культурой, общими героями и злодеями, победами и поражениями, воплощенными в "мистических аккордах памяти".

Кредо -- продукт общества с обособленной англопротестантской культурой. Другие народы принимали и принимают элементы этого кредо, однако кредо в целом, как писал Мюрдаль, есть комбинация английских традиций, инакомыслящего протестантства и идей Просвещения в умах переселенцев восемнадцатого столетия. "Традиции жителей Соединенных Штатов, -- замечал Токвиль, -- суть особая статья; именно их уникальность и позволяет этому народу единственному на Земле поддерживать демократическую форму правления". Демократические институты американцев "порождены практическим опытом, привычками, обычаями, то есть, короче говоря, тем, что принято именовать традициями"⁵⁵⁸. Мы, граждане Соединенных Штатов, должны были обрести общую этническую и расовую принадлежность, общий язык, общую культуру и религию, прежде чем смогли "учредить и принять конституцию Соединенных Штатов Америки". Кредо вряд ли сохранит свою значимость, если американцы отринут англо-протестантскую куль-

530

туру, в которой оно коренится. Мультикультурная Америка станет Америкой с множеством кредо, в которой социальные группы с различными культурами будут пропагандировать собственные принципы и ценности, коренящиеся в той или иной культуре.

События 11 сентября 2001 года стали драматическим символом завершения двадцатого столетия как века идеологических конфликтов и одновременно -- символом новой эры, в которой люди будут идентифицировать себя преимущественно через культуру и религию. Явные и потенциальные враги нынешних Соединенных Штатов -- и воинствующий ислам, и деидеологизированный националистический Китай. В этих условиях для самих американцев религиозный элемент национальной идентичности приобретает новое значение.

АМЕРИКА ОБРАЩАЕТСЯ К РЕЛИГИИ

В 1984 году преподобный Ричард Джон Нойхаус опубликовал книгу "Пустая паперть: религия и демократия в Америке", в которой скорбел об утрате американским обществом религиозных устремлений, идеалов и перспектив. Десятилетие спустя паперть начала быстро заполняться. В 1990-е годы религиозные идеи пережили серьезное возрождение, прежние конфессиональные группы заметно укрепились, появились группы новые, в результате чего присутствие религии в обществе стало ощущаться гораздо более сильно, нежели когда-либо ранее в двадцатом столетии. "Одна из наиболее ярких и неожиданных характеристик американского образа жизни, -- пишет Патрик Глинн, -- это возрождение религиозного чувства как важнейшей силы в политике и культуре"⁵⁵⁹.

531

К концу двадцатого столетия это религиозное чувство окрепло настолько, что стало вызывать озабоченность секуляристов, полагавших, будто историческая победа в противостоянии мирского и сакрального осталась за ними. "Религия вторгается в сферы, которые не могут не вызывать беспокойства", -- пожаловался в 2002 году председатель одной секулярной группы⁵⁶⁰.

Особой важностью, как представляется, обладают два параметра наметившейся тенденции. Во-первых, в последние десятилетия двадцатого века существенно возросло количество протестантов и "повторно рожденных христиан", а также число евангелических организаций. Во-вторых, все больше американцев встревожены упадком общества и деградацией морали -- и все больше американцев испытывают потребность в вере, которую не способны утолить секулярные идеологии и институты. Наложение христианского прозелитизма (как на индивидуальном, так и на групповом уровне) на духовные и этические потребности значительного числа американцев превращают религию в ключевой элемент жизненного уклада и восстанавливают христианство в качестве центрального компонента американской идентичности.

PACЦBET КОНСЕРВАТИВНОГО ХРИСТИАНСТВА

В период с 1990 по 2000 год наибольшую динамику роста среди американских конфессий демонстрировали мормоны (прирост верующих на 19,3 процента), консервативные церковь евангельских христиан и церковь Христа (прирост на 18,6 процента) и церковь Ассамблея Бога (прирост на 18,5 процента), вровень с которыми держалась и католическая церковь (прирост на 16,2 процента). Количество членов Южной

532

баптистской конвенции увеличилось с 1973 по 1985 год на 17 процентов, тогда как количество прихожан в основных протестантских церквях сократилось. Пресвитерианская церковь потеряла 11,6 процента прихожан, а Объединенная церковь Христа -- 14,8 процента⁵⁶¹ . Одновременно с увеличением численности паствы евангелические церкви создали и учредили множество разнообразных по форме и содержанию организаций, придавших четкие очертания субкультуре, которая импонирует 30 и даже более процентам американцев. Первым шагом на пути к упорядочению организационной структуры этой субкультуры стало создание движения морального большинства, учрежденного Джерри Фолуэллом в 1979 году. В конце 1980-х годов на смену этому движению пришла Христианская коалиция, основанная в 1989 году Патом Робертсоном и насчитывавшая в своих рядах в 1995 году около 1 700 000 человек. Среди прочих евангелических организаций можно упомянуть и движение за семейные ценности (2 000 000 сторонников), и Американскую ассоциацию семьи (600 000 членов), и церковь Хранящих обеты (десятки тысяч прихожан), и Лигу встревоженных женщин Америки (600 000 членов, крупнейшая женская организация страны)⁵⁶². Христианские средства массовой информации также увеличивались в числе и поднимали тиражи. К 1995 году 130 издательств выпускали книги христианской тематики, еще 45 издательств имели в ассортименте христианские учебники и учебные пособия. Продажи христианских книг в 7 000 книжных магазинах, торгующих литературой религиозного содержания, в периоде 1980 по 1995 год утроились и составили 3 000 000 000 долларов ежегодно. Христианские романы оказались в верхних строках списков национальных бестселлеров, Фрэнк Паретти выпустил один за другим три романа, а

533

535

жизни. Если рассматривать жизнь социума как непрерывный диалог, можно сказать, что консерваторы изменили участников диалога, темы, которые в нем затрагиваются, тон, которым ведется разговор, и самый смысл этого диалога". Кэрол Шилдс, президент движения "Народ за американский образ жизни", находящегося в первых рядах борцов против "христианского засилья", вынуждена согласиться с этими утверждениями: "Они изменили правила игры. Плохое стало хорошим, а хорошее плохим. А самое главное -- они изменили наше представление о том, что такое демократия"⁵⁶⁵ .

ОБЩЕСТВО И РЕЛИГИЯ

Религиозные консерваторы сумели "вернуть прихожан на паперть" только потому, что огромное количество американцев пожелали этого возвращения. В 1980-х годах произошли значительные и благоприятные для возрождения религиозности изменения в общественном сознании Америки. Все больше и больше американцев задумывались над явлениями, которые принято толковать как свидетельства морального разложения общества: терпимость к сексуальному поведению, ранее признававшемуся недопустимым; рост случаев беременности среди подростков; увеличение количества неполноценных семей (с одним родителем); рост количества разводов; высокий уровень преступности; распространение наркотиков; порнография и насилие в средствах массовой информации и кинематографе; увеличение числа тех, кто живет на социальные пособия, то есть на деньги из карманов добропорядочных налогоплательщиков. Если обобщать, то в социуме укрепилось убеждение в том, что, во-первых, оказались утраченными "значимые" про-

536

явления гражданского общества и, как продемонстрировал Роберт Патнем, американцы превратились в разобщенную нацию; во-вторых, интеллектуальная традиция, унаследованная от 1960-х годов, утверждала, что не существует абсолютных ценностей и моральных принципов и что "все относительно". Поэтому началась деградация образовательных стандартов и поведенческих норм, и, как выразился Дэниел Патрик Мойниган, Америка "покатилась по наклонной"; при этом общество выказало готовность допускать любые формы поведения, за исключением откровенно криминальных.

Подобные тенденции заставили американцев вспомнить о религии, поскольку религия, по словам Майкла Сэндела, способна утолить "слабо осознаваемую, но неизменную жажду жизни со смыслом"⁵⁶⁶. В заявлении организации, финансировавшей проведение в 2000 году социологического опроса относительно религиозности американцев, говорилось: "Одно можно утверждать с уверенностью -- американцы соотносят религию с личной этикой и личным поведением и рассматривают ее как противоядие от морального разложения, охватившего нацию. Преступность, жажда наживы, родительское легкомыслие, торжество материализма -- американцы убеждены, что эти и аналогичные проблемы возможно решить, восстановив религиозность общества. Причем для большинства граждан США не имеет принципиального значения, какая именно религия позволит восстановить утраченные ценности"⁵⁶⁷.

В период с 1987 по 1997 год, как показал Кохут с коллегами, произошло увеличение на 10 и более процентов числа американцев, которые убеждены в существовании Бога, в том, что на Страшном Суде им придется отвечать перед Богом за свои грехи, в том,

537

539

В 1999 году лидеры движения за реформу иудаизма большинством голосов одобрили многие ритуалы и практики, связанные с ортодоксальным иудаизмом, в том числе ношение ермолок и использование древнееврейского языка не только в религиозной, но и в бытовой сфере. Аналогично, в 1990-е годы в католических диоцезах количество месс, которые служились на латыни или на латыни и английском одновременно, возросло с 6 до 131 и составило 70 процентов от общего числа отслуженных месс⁵⁷².

В 1990-е годы американцы преимущественно поддерживали усиление влияния религии на жизнь общества. По данным опроса 1991 года 78 процентов респондентов согласились с тем, чтобы дети в школах читали молитвы, изучали на дополнительных занятиях Библию и участвовали в собраниях добровольных христианских групп. Около 67 процентов респондентов поддержали изображение менор и рождественских сцен на государственной собственности; 73 процента одобрили практику общих молитв перед началом спортивных состязаний; 74 процента возражали против устранения упоминания имени Божьего из текста государственной присяги. По данным того же опроса, 55 процентов респондентов заявили, что религия оказывает слишком слабое влияние на американское общество, 30 процентов посчитали это влияние достаточным, a 11 процентов (количество, приблизительно соответствующее количеству агностиков и атеистов) оценили это влияние как чрезмерное⁵⁷³ . Кроме того, американцы стали благосклоннее относиться к вмешательству церкви в общественную жизнь. В 1960-е годы 53 процента американцев считали, что церковь не должна заниматься политикой; противоположного мнения придерживались 40 процентов населения США. К середине 1990-х годов

540

54 процента американцев полагали, что церковь должна публично высказываться по политическим и социальным проблемам; 43 процента считали уделом церкви исключительно религию⁵⁷⁴.

РЕЛИГИЯ И ПОЛИТИКА

Деятельность религиозных консерваторов и возросшая религиозность американского общества превратили религию в ключевой элемент американской политики. В 2000 году умеренный республиканец, губернатор штата Канзас Билл Грейвс заявил, что в 1990 году "90 процентов времени приходилось рассуждать об экономике, а оставшиеся 10 процентов -- обо всем остальном, в том числе о религии. Сегодня 50 процентов времени я трачу на государственные дела, а еще 50 процентов уходит на обсуждение религиозных вопросов". Следуя примеру христианских консерваторов, республиканцы, демократы и другие социально-политические группы отправились в "крестовый поход" на защиту национальных ценностей, в первую очередь ценностей семейных. "Ничто не уязвило Демократическую партию более глубоко, -- писал Джоэль Коткин в журнале "Нью Демократ", -- нежели отчуждение от религиозного опыта и религиозной общины. Во имя противодействия религиозному догматизму партия приняла идеологию, которую многие американцы сочли малопривлекательной и невдохновляющей". С Коткином согласен и конгрессмен-демократ: "Религия -- не тот предмет, который можно оставить на откуп республиканцам. Демократы не могут позволить себе ее игнорировать"⁵⁷⁵. Эти слова были услышаны. С 1988 года в программах политических партий все больше места (впрочем, по-прежнему не более 10 процентов от общего объема программ) от-

541

водится под концепции возрождения культуры и культурных ценностей; демократические программы 1988 и 1996 годов уделяют этим вопросам вдвое больше внимания, нежели программы республиканские. В 1999 году Эл Гор заявил относительно государственной поддержки религии: "Настало время Вашингтону примкнуть к остальной Америке"⁵⁷⁶.

Правда, нельзя сказать, что Вашингтон к этому не стремился. Уже после Второй мировой войны в обществе возобладала идея о том, что конституция должна законодательно закрепить полное отделение церкви от государства. Правительство не должно оказывать поддержку ни одной религиозной группе и организации, а также позволять религиозным группам пользоваться государственной собственностью. Федеральные суды выносили решения, объявлявшие незаконным упоминание имени Божьего на школьных церемониях, практику общих молитв и изучение в школах Библии. Государственные органы прилагали значительные усилия, дабы избежать какого бы то ни было взаимодействия с церквями и религиозными организациями. Последние оказались исключенными из политической и социальной жизни страны, в которую допускалось большинство частных организаций.

Религиозное возрождение 1980-х и 1990-х годов бросило вызов исключению религии из общественной жизни. Конгресс, правительство и суды постепенно выработали более благосклонное отношение к религии. В 1971 году своим решением, запрещавшим государственные стипендии для приходских учителей, Верховный суд подтвердил светский характер исполнительной власти, признал, что государство не должно "промоутировать" религию, и подчеркнул, что конституция возбраняет "чрезмерную заинтересованность" правительства вопросами вероисповедания.

542

547

как право верующих на отказ от обязательной воинской службы не подвергалось сомнению. В 1990-е годы Конгресс предпринял шаги по отмене ограничений на религиозную деятельность. В 1994 году было принято почти единогласное решение об отмене запрета на использование мескаля в религиозных церемониях американских индейцев (Акт о восстановлении религиозных свобод). Впрочем, Верховный суд постановил, что это решение Конгресса не соответствует конституции, поскольку представляет собой вмешательство федеральных властей в юрисдикцию штатов. В 2000 году Конгресс, опять-таки почти единогласно, принял закон об использовании территорий в религиозных целях и о религиозных правах заключенных, согласно которому местным органам зонирования запрещалось препятствовать возведению церквей в районах жилой застройки, а тюрьмам надлежало обеспечить своим узникам "возможность религиозного утешения"⁵⁸³.

РЕЛИГИЯ И ВЫБОРЫ

На президентских выборах 2000 года религия сыграла решающую роль -- быть может, наиболее значимую в истории всех президентских выборов в Америке. Особо следует отметить четыре характеристики этой решающей роли.

Во-первых, эти выборы привели во власть президента, генерального прокурора и президентскую администрацию, нацеленных на укрепление позиций религии в американском обществе и намеренных обеспечить государственную поддержку деятельности религиозных организаций. Создание в администрации президента Буша отдела по религиозным и благотворительным инициативам -- событие, немыслимое для предыдущих администраций. Религия превратилась в

548

легитимный элемент федерального управления, и это событие не имеет прецедентов в истории Америки.

Во-вторых, экономический бум конца 1990-х годов и отсутствие значимой внешней угрозы привели к повышению значимости этики, что в политических баталиях и предвыборных кампаниях. В марте 1998 года 49 процентов американцев утверждали, что в Америке налицо кризис общественной морали, а 41 процент американцев считал упадок морали в обществе серьезной проблемой. В феврале 1999 года, отвечая на вопрос, какие из стоящих перед страной проблем заботят их сильнее -- экономические или этические, 58 процентов респондентов высказали озабоченность моралью и только 38 процентов -- экономикой. Среди электората, принимавшего участие в выборах 2000 года, 14 процентов заявили, что наиболее насущная проблема страны -- аборты; далее, по убывающей, расположились школьные молитвы, государственная поддержка религиозных организаций и права гомосексуалистов. Как прокомментировал в 1992 году один журналист: "Глупенький мой, забудь ты про свою экономику". Обеспокоенность состоянием общественной морали вполне логично привела социум к религиозности. По данным опроса, проведенного сразу после выборов 2000 года, 69 процентов американцев считают, что "религия укрепляет семейные ценности и влияет на поведение людей", а 70 процентов высказались за усиление влияния религии на американский образ жизни⁵⁸⁴.

В-третьих, убежденность в том, что религия представляет собой противоядие от упадка морали, естественным образом ведет к углублению корреляции между мировоззрением избирателей и исходом голосования. Как учит история, прихожане конкретных церквей всегда голосуют одинаково. В середине двад-

549

цатого столетия северные протестанты, как правило, голосовали за республиканцев, тогда как протестанты южные (преимущественно евангелисты), вместе с большинством иудеев и некоторой частью католиков, отдавали свои голоса демократам. В последние десятилетия двадцатого века, как мы видели, белые евангелисты приняли сторону республиканцев, черные протестанты голосуют в основном за демократов, прихожане основных протестантских церквей также ориентируются на Демократическую партию, а белые неиспаноязычные католики отдают предпочтение республиканцам. Выборы 2000 года подтвердили эти тенденции.

Однако на эти конфессиональные различия накладывается новое разделение -- в "политической религиозности". Зародившись в 1970-х годах, различия между двумя политическими партиями в их отношении к религии и культуре с тех пор значительно усугубились. В период с 1972 по 1992 год, как показал Джеффри Лэймен, число делегатов общенациональных демократических конференций, посещавших церковь еженедельно и чаще, не превышало 40 процентов, а к 1992 году снизилось до показателя менее 30 процентов. Количество демократов, готовых согласиться с тем, что религия помогает им в жизни, никогда не превышало 30 процентов, а к 1992 году снизилось до 25 процентов. По контрасту, число республиканцев, посещающих церковь раз в неделю или чаще, возросло с 43 процентов в 1972 году до 50 процентов в 1992 году; при этом в 1992 году среди делегатов-новичков таковых оказалось 55 процентов. Количество республиканцев, признавших, что религия служит им опорой в жизни, увеличилось с 35 процентов в 1976 году до 44 процентов в 1992 году (49 процентов среди делегатов-новичков). То есть активисты Демократиче-

550

ской партии выказывают сравнительно низкое религиозное рвение, тогда как религиозность республиканцев за последние два десятилетия существенно выросла. В политической системе страны возник "религиозный барьер". "Религиозные консерваторы, представляющие все важнейшие христианские конфессии, в первую очередь протестанты-евангелисты, склоняются к поддержке Республиканской партии, в то время как Демократическая партия опирается на религиозных либералов и секуляристов"⁵⁸⁵.

Указанные тенденции наглядно проявились в ходе выборов 2000 года. В таблице 18 показано, что распределение голосов избирателей в соотношении с частотой посещений церкви во многом пересекается с распределением голосов по уровню доходов и принадлежности к социальным группам (но не по расовым признакам).

Таблица 18. Выборы-2000

Частота посещения церкви	Буш	Гор
Чаще, чем раз в неделю	63%	36%
Еженедельно	57%	40%
Раз в месяц	46%	51%
Реже, чем раз в месяц	42%	54%
Никогда	32%	61%

Источник: Himmelfarb, p. 22. Paper by Karlyn H. Bowman, AEI, Jan. 2001, and report by Ethics and Public Policy Center, based on research by John Green et al. University of Akron.

Внутри конфессий существуют различия в интенсивности религиозного чувства, также проявляющиеся в политических симпатиях верующих. По результатам выборов 2000 года, голоса, поданные за Буша, распределились следующим образом.

551

Таблица 19

	Более религиозные	Менее религиозные
Католики	57%	41%
Белые прихожане основных церквей	66%	57%
Белые протестанты-евангелисты	84%	55%

Эти различия соответствуют различиям во взглядах относительно социальных проблем, -- например, проблемы абортов, поправки о равных правах, контроля за личным оружием, прав гомосексуалистов и т. д. В 1996 году 56 процентов делегатов Республиканской партии и только 27 процентов делегатов-демократов заявили, что правительству следует активнее пропагандировать традиционные ценности; восстановление в школах общих молитв при этом поддержали 57 процентов республиканцев и 20 процентов демократов⁵⁸⁶.

В-четвертых, выборы засвидетельствовали совершенно новый уровень накала религиозных страстей в предвыборных дебатах кандидатов в президенты. Подобно остальным тенденциям, этот тренд сформировался в предыдущие десятилетия. Джон Ф. Кеннеди стремился разграничить вероисповедание и политику, заявляя, что верит в президента, "чье отношение к религии остается его личным делом". Джимми Картер предпочел иную тактику и при любом удобном случае подробно рассказывал о своих религиозных убеждениях; его примеру следовали другие президенты, исключая Джорджа Буша-старшего. "С избрания Джимми Картера президентом в 1976 году, -- писал в 2000 году Уилл Мак-клей, -- табу на выражение религиозных пристрас-

552

тий становилось для американских политических лидеров все менее суровым и обременительным; в итоге в ходе текущей предвыборной кампании кандидаты на президентский пост обращались в своих выступлениях к Богу и Иисусу Христу едва ли не чаще, чем в дни Уильяма Дженнингса Брайана". Если не считать Билла Брэдли, все кандидаты-2000 старались потворствовать изменившемуся отношению общества к религии и религиозности и упоминали о собственной вере, едва момент казался им подходящим. Особенно отличился, пожалуй, Джозеф Либерман, который повсюду рассказывал о своей приверженности религии, цитировал Ветхий Завет и утверждал, что "в американской действительности должно найтись место для веры. Как нация, мы должны возродить нашу веру и подтвердить союз с Господом"⁵⁸⁷.

Высказывания других кандидатов сводились к тому, что все эти люди, в отличие от прежних национальных лидеров, стремились подчеркнуть свое христианское вероисповедание. Они не просто демонстрировали приверженность абстрактному богу американской гражданской религии и американской валюты -- нет, они изъяснялись в любви Иисусу Христу и Богу Отцу. Чем большие обороты набирала президентская гонка, тем активнее становились изъявления. Республиканцы воспользовались теледебатами, чтобы объявить о любви к Христу на всю страну. Отвечая на вопрос, кто является для него образцом политического философа, Джордж У. Буш ответил: "Христос. Он заставил меня взглянуть на мир иначе... Когда обратишься к Христу сердцем, когда примешь Христа-Спасителя, жизнь становится иной. И не только жизнь, а весь мир вокруг. Именно так и произошло со мной". Стив Форбс сказал: "Я верю, что Иисус Христос -- Господь

553

и Спаситель. И я верю в то, что Господь сотворил этот мир". Оррин Хэтч и Гэри Бауэр, подобно Бушу, признали Христа крупнейшей исторической фигурой. Алан Киз пошел еще дальше: "Я не восхищаюсь Христом. Я перед ним преклоняюсь. Он -- живой Сын живого Бога". Что касается демократов, Эл Гор на встрече с избирателями рассказывал, что провел год в церковной школе, где "постигал глобальные вопросы мироздания -- о предназначении человека, о связи человека с Господом, о духовных обязательствах людей друг перед другом". Свой рассказ он закончил так: "Предназначение человека -- восхвалять Господа. Моя вера служит мне опорой в жизни". Когда ему предстоит принять нелегкое решение, он, по его словам, спрашивает себя: "Как бы поступил на моем месте Христос?"⁵⁸⁸

На выборах 2000 года, в которых принимал участие кандидат-иудей, остальные кандидаты отказались от "разговоров о Боге" в пользу "разговоров о Христе" и заменили рассуждения о религиозном благочестии выступлениями, подтверждающими их христианскую идентичность. Тем самым они имплицитно соглашались с большинством американцев в том, что Соединенные Штаты Америки -- христианское государство. Эти высказывания ознаменовали собой кульминацию процесса религиозного возрождения в Америке и окончательное возвращение религии в общество. Сохранит ли религия отвоеванные позиции, сказать сложно. На выборах, в ходе которых электорат будет более интересоваться экономикой, ежели моралью, кандидаты с большей вероятностью станут рассуждать об экономических реалиях, а не о приверженности "слову Христову". Впрочем, учитывая укрепление религиозности американцев, ни один кандидат не рискнет произвести на избирателей впечатление че-

554

ловека, равнодушного к религии. Вдобавок за пределами страны значимость религии также неуклонно повышается, а это восстанавливает веру в качестве ключевого элемента американской национальной идентичности и позволяет надеяться, что американцы и впредь будут считать себя религиозной и христианской нацией.

ГЛОБАЛЬНОЕ ВОЗРОЖДЕНИЕ РЕЛИГИИ*

На протяжении почти трех столетий вера в мировой политической системе находилась в положении изгоя. В XVII столетии, после более чем ста лет кровавых религиозных войн, европейские государства заключили Вестфальский мирный договор, который предусматривал уменьшение влияния религии на международную политику. В следующем столетии философы Просвещения возвысили разум над верой как источник человеческого отношения к миру. Девятнадцатое столетие принесло с собой убежденность в том, что наука постепенно развенчает религию. Человечество, как утверждалось, вступает в новую фазу рационализма, прагматизма и секуляризма. Религиозные убеждения, писал Фрейд в работе "Будущее одной иллюзии", "не подлежат доказательству... и несовместимы со всем, что мы узнали о физической природе мира"⁵⁸⁹. Иначе говоря, эти убеждения суть "заблуждения".

Модернизация, казалось, подрывала основы религии, которая трактовалась как тяжкое наследие неве-

* Частично материал этого раздела взят из моей статьи "Религиозный фактор в мировой политике" (Swiss Institute of International Studies, University of Zurich, 24 January 2001). -- Примеч. автора.

555

558

становится практически неуправляемым, и найти компромиссное решение крайне затруднительно: в самом деле, храм или мечеть следует возвести в Айодхье и кому, евреям или мусульманам, должна принадлежать Голгофа? "Религия очень часто лежит в основании конфликта, -- пишет Джонатан Сакс, главный раввин Объединенной иудейской конгрегации стран Британского Содружества. -- Религиозный фактор в полной мере проявился в таких зонах конфликтов, как Босния, Косово, Чечня, Кашмир и остальная территория Индии и Пакистана, Северная Ирландия, Ближний Восток, Африка ниже Сахары и во многих странах Азии"⁵⁹³.

ВОИНСТВУЮЩИЙ ИСЛАМ ПРОТИВ АМЕРИКИ

Когда 11 сентября 2001 года Усама Бен Ладен атаковал Нью-Йорк и Вашингтон и погубил несколько тысяч человек, он, сам того не желая, сделал еще две вещи. Во-первых, он заполнил вакуум, образовавшийся с исчезновением, благодаря Горбачеву, главного врага Америки, а во-вторых, подчеркнул идентичность американцев как христианской нации. Эти атаки были самыми разрушительными из всей серии террористических нападений, организованных, начиная с 1980-х годов, "Аль-Кайедой" и другими радикальными организациями. Бен Ладен в феврале 1998 года объявил "джихад против евреев и крестоносцев", тем самым формально бросив перчатку западному миру, и заявил, что "убивать американцев и их союзников, все равно -- военных или гражданских, -- святая обязанность каждого мусульманина, который должен истреблять врагов в любой стране мира"⁵⁹⁴. Америку выбрали в качестве мишени, потому что она сильна, потому

559

что она -- христианская страна и потому, что она посылала свои войска на исламские территории и поддерживала коррумпированный саудовский режим, который представляет собой "американского ставленника"⁵⁹⁵.

Американцы не рассматривают ни ислам в целом, ни людей, его исповедующих, ни исламские территории, ни исламскую цивилизацию в качестве своих врагов. А вот исламские экстремисты, как религиозные, так и светские, считают Америку и цивилизацию, которую она в себе воплощает, врагом ислама; поэтому США должны относиться к этим экстремистам соответственно. Конфликт между Америкой и воинствующим исламом во многом напоминает "холодную войну". Исламская враждебность заставляет американцев идентифицировать себя с религиозной и культурной точек зрения -- а "холодная война" определяла идентичность нации с социально-политических позиций. Слова Джорджа Кеннана, произнесенные в 1946 году и относившиеся к советской угрозе, вполне применимы и к нынешним врагам Америки:

"Перед нами политическая сила, фанатически преданная мысли о том, что США не могут и не должны быть modus vivendi современного мира, что желательно и необходимо разрушить гармонию, царящую в нашем многонациональном обществе, искоренить наш образ жизни, подорвать международный авторитет нашей страны"⁵⁹⁶.

Как некогда Коммунистический Интернационал, мусульманские радикальные группировки создают сеть ячеек, разбросанных по всему миру. Подобно коммунистам, они организовывают демонстрации и марши протеста, а исламистские партии участвуют нарав-

560

564

ная угроза, тем крепче единство нации. Во-вторых, чем больше ресурсов требуется для ведения войны, тем вероятнее распад нации, поскольку в этом случае люди приносят несоизмеримые жертвы⁶⁰⁰. В последних войнах, которые вела Америка, эти два фактора действовали следующим образом.

Таблица 20. Уровень мобилизации ресурсов

Уровень потенциальной угрозы	Высокий	Низкий
Высокий	Единство в начале, нарастающий распад (Вторая мировая)	Стабильное единство (война с терроризмом)
Низкий	Распад (Вьетнамская война)	Нарастающий распад (война в Заливе)

Война, в которой наличествует высокий уровень потенциальной угрозы, в начале заставляет нацию объединиться, но если она подразумевает и высокий уровень мобилизации ресурсов (человеческих, производственных и пр.), в обществе неизбежно возникнет недовольство, ведущее к распаду, как случилось в годы Второй мировой войны. Война с низким уровнем угрозы и значительным уровнем мобилизации ресурсов порождает распад, который возможно преодолеть, снизив мобилизованность общества; так поступила администрация Никсона, сократив численность американских войск во Вьетнаме и отменив призыв. Война с низким уровнем угрозы и низкой мобилизацией ресурсов вызывает изначальное недовольство, которое рискует перерасти в бурю возмущения, если военная операция затянется. Наконец, война с высоким уровнем угрозы и с низким уровнем мобилиза-

565

ции ресурсов означает, что нация останется единой на всем протяжении этой войны -- как в случае с войной против терроризма, объявленной после 11 сентября 2001 года. Драматические кадры, на которых самолеты врезаются в башни Всемирного торгового центра, обошли весь мир и внушили американцам чувство непреходящей угрозы. Администрация Буша окончательно объединила нацию, избавив американцев от повышения налогов, свойственного военному времени дефицита продуктов и товаров и прочих относительно мелких неудобств. Иными словами, она не потребовала от американцев жертв, которых, как считали некоторые, должна была потребовать, чтобы война против терроризма не оказалась "войной на бумаге".

Поэтому угроза повторного нападения террористов на Соединенные Штаты вкупе с отсутствием сколько-нибудь серьезной мобилизации ресурсов Америки, вероятнее всего, сохранят в ближайшие годы высокую значимость национальной идентичности и высокий уровень национального единства. Продолжительная война против одного или нескольких террористических государств при повышении мобилизованности общества может привести к недовольству и последующему распаду национального единства. На протяжении 2003 года администрация Буша старалась убедить американский народ, что война в Ираке есть война с терроризмом: мол, Ирак представляет серьезную угрозу для безопасности Соединенных Штатов, поэтому администрация принимает необходимые меры для устранения этой угрозы. Критики Буша, впрочем, не уставали указывать, что Ирак не нападал на США, более того, не представлял собой угрозу Америке и ее жизненно важным интересам, а война против Ирака потребовала дополнительных расходов

566

бюджета (в ноябре 2003 года Конгресс одобрил выделение администрации 87 миллиардов долларов) и людских ресурсов (гарнизонная служба в Ираке, мобилизация резервистов и Национальной гвардии) -- при том, что американские солдаты в этой стране гибнут едва ли не ежедневно.

АМЕРИКА В МИРЕ: КОСМОПОЛИТ, ИМПЕРИЯ ИЛИ НАЦИЯ?

Каким образом американцы определяют себя -- от этого зависит их представление о роли Америки в мире; восприятие миром этой роли также формирует американскую идентичность. В новом столетии и в новых условиях у Америки имеются три возможности позиционирования себя на мировой арене. Американцы могут "открыться миру", то есть открыть свою страну для других народов и других культур; могут попытаться переделать этих людей и эти культуры под "американские ценности"; наконец, они могут поддерживать собственную уникальность и противопоставлять свою культуру прочим.

Первый -- космополитический -- подход подразумевает возрождение тенденций, существовавших в Америке до 11 сентября 2001 года. Америка приветствовала мир -- его идеи, его товары и прежде всего его население. Космополитический идеал -- открытое общество с "прозрачными" границами, поощряющее субнациональные, этнические, расовые и культурные идентичности, двойное гражданство и диаспоры, возглавляемое элитами, которые идентифицируют себя преимущественно с глобальными, мировыми институтами, нормами и правилами. Такая Америка будет мультинациональной, мультирасовой и мультикуль-

567

турной. Многообразие станет приоритетом. Чем больше людей привезет в Америку свои языки, религии и культуры, тем более американской будет Америка. Представители среднего класса все охотнее будут ориентироваться на транснациональные корпорации, на которые они работают, нежели на сообщества, в которых они живут, и на людей, которых недостаток "технологичного профессионализма" привязывает к этим сообществам по роду деятельности. Жизнь общества все в большей степени будет определяться не столько федеральными и местными законами, сколько правилами, устанавливаемыми международными институтами -- такими, как Организация объединенных наций, Всемирная торговая организация, Международный суд, а также международным обычным правом и всевозможными международными договорами. Национальная идентичность утратит значимость в сравнении с другими идентичностями.

Космополитическая альтернатива открывает Америку миру, и мир пересоздает Америку. А в имперской альтернативе уже Америка пересоздает мир. "Холодная война" завершилась уничтожением коммунизма как глобального фактора, определявшего роль Америки на международной арене. Тем самым либералы получили возможность проводить внешнюю политику, не опасаясь обвинений в том, что эта политика подрывает национальную безопасность; целями новой политики стали укрепление нации, гуманитарные интервенции и "внешнеполитическая деятельность как социальная задача". Обретение Соединенными Штатами статуса единственной в мире сверхдержавы оказало благотворное воздействие и на американских консерваторов. Во время "холодной войны" враги Америки упрекали США в империалистических замашках. В начале нового тысячелетия американские

568

570

ства не-западных наций. Религиозность Америки заставляет американцев рассматривать мир как арену борьбы добра и зла. Представители других обществ нередко находят эту религиозность не просто экстраординарной, но и раздражающей, поскольку она проецирует религиозную этику на политическую, экономическую и социальную деятельность Соединенных Штатов.

В истории Запада религия и национализм изначально шли рука об руку. Как показал Адриан Гастингс, первая часто определяла содержание второго. "Всякий народ определяет себя через религию не в меньшей степени, чем через язык... В Европе христианство привело к возникновению национальных государств"⁶⁰¹ . В конце двадцатого столетия национализм ничуть не утратил своей связи с религией. Наиболее религиозные страны, как правило, оказываются наиболее националистическими. В ходе сравнительного анализа сорока одной страны было установлено, что общества, население которых признает значимость религии в человеческой жизни, являются одновременно и теми, население которых в наибольшей степени гордится своей страной (см. рис. 5)⁶⁰².

В пределах одной страны люди более религиозные чаще всего оказываются и более патриотичными. Анализ пятнадцати стран, преимущественно европейских, проведенный в 1983 году, показал, что "в каждой стране те, кто не признавал ценность религии, демонстрировали невысокий уровень уважения к собственной стране". В среднем количество таких людей в европейских странах не превысило 11 процентов от общей численности населения⁶⁰³. Европейцы в большинстве своем слаборелигиозны и слабопатриотичны. Америка, наряду с Польшей и Ирландией, занимает место во главе обоих списков. Для польской и ирландской

Рисунок 5. Соотношение национальной гордости и значимости религии

0x01 graphic

572

национальных идентичностей значим католицизм. Для американской национальной идентичности ключевым элементом является "инакомыслящий" протестантизм. Американцы привержены Богу и своей стране, для них Бог и страна неразделимы. В мире, в котором все лояльности, альянсы и антагонизмы на всех континентах определяются религией, не кажется удивительным, что американцы вновь обратились к вере в поисках национальной идентичности и национального единства.

Часть представителей американских элит достаточно благосклонно относится к превращению Америки в космополитическое общество; другая часть выступает за обретение Америкой статуса империи. Подавляющее же большинство американской публики привержено национально-патриотической альтернативе и сохранению и укреплению существовавшей на протяжении столетий американской идентичности.

Америка становится миром. Мир становится Америкой. Америка остается Америкой. Космополитическая? Имперская? Националистическая? Американцам предстоит сделать выбор, который определит и судьбу нации, и судьбу всего мира.

БИБЛИОГРАФИЯ

¹ Luntz Research Co. survey of 1,000 adults, 3 October 2001, reported in USA Today, 19-21 October 2001, p. 1.

² New York Times, 23 September 2001, p. B6.

³ Rachel Newman, "The Day the World Changed, I Did Too", Newsweek, 1 October 2001, p. 9.

⁴ Los Angeles Times, 16 February 1998, p. Bl, Cl; John J. Miller, "Becoming an American", New York Times, 26 May 1998, p. A27.

⁵ Joseph Tilden Rhea, Race Pride and the American Identity (Cambridge: Harvard University Press, 1997), p. 1-2, 8-9; Robert Frost, Selected Poem's of Robert Frost (New York: Holt, Rinehart and Winston, 1963), p. 297-301, 422; Maya Angelou, "On the Pulse of Morning", New York Times, 21 January 1993, p. A14.

⁶ Ward Connerly, "Back to Equality", Imprimis, 27 (February 1998), p. 3.

⁷ Correspondence supplied by Ralph Nader; Jeff Jacoby, "Patriotism and the CEOs", Boston Globe, 30July l998, p. Al5.

⁸ "Patriotism and Cosmopolitanism", in Nussbaum et al, For Love of Country: Debating the Limits of Patriotism (Boston: Beacon Press, 1996), p. 4; Amy Gutmann, "Democratic Citizenship", in ibid., p. 68-69; Richard Sennett, "America Is Better off Without a 'National Identity,'" International Herald Tribune, 31 January 1994, p. 6.

⁹ Robert D. Kaplan, "Fort Leavenworth and the Eclipse of Nationhood", Atlantic Monthly, 278 (September 1996), p. 81; Bruce D. Porter, "Can

574

American Democracy Survive?" Commentary, 96 (November 1993), p. 37.

¹⁰Mehran Kamrava, The Political History of Modern Iran: From Tribalism to Theocracy (London: Praeger, 1992), p. 1; James Barber, "South Africa: The Search for Identity", International Affairs, 70 (January 1994); Lowell Dittmer and Samuel S. Kim, China's Quest for National Identity (Ithaca: Cornell University Press, 1993); Timothy Ka-Ying Wong and Milan Tung-Wen Sun, "Dissolution and Reconstruction of National Identity: The Experience of Subjectivity in Taiwan", Nations and Nationalism, 4 (April 1998); Gilbert Rozman, "A Regional Approach to Northeast Asia", Orbis, 39 (Winter 1995); Robert D. Kaplan, "Syria: Identity Crisis", Atlantic Monthly, 271 (February 1993); New York Times, 10 September 2000, p. 2, 25 April 2000, p. A3; Conrad Black, "Canada's Continuing Identity Crisis", Foreign Affairs, 74 (March/April 1995), p. 95-115; "Algeria's Destructive Identity Crisis", Washington Post National Weekly Edition, 31 January -- 6 February 1994, p. 19; Boston Globe, 10 April 1991, p. 9; Anthony DePalma, "Reform in Mexico: Now You See It", New York Times, 12 September 1993, p. 4E; Bernard Lewis, The Multiple Identities of the Middle East (New York: Schocken, 1998).

¹¹ Gilles Kepel, Revenge of God: The Resurgence of Islam, Christianity, and Judaism in the Modern World (University Park,: Pennsylvania State University Press, 1994). See also Mark Juergensmeyer, The New Cold War? Religious Nationalism Confronts the Secular State (Berkeley: University of California Press, 1993); Peter L. Berger, ed., The Desecularization of the World: Resurgent Religion and World Politics (Grand Rapids, MI: William B. Eerdmans, 1999); David Westerlund, ed., Questioning the Secular State: The Worldwide Resurgence of Religion in Politics (London: Hurst, 1996).

¹² Ivor Jennings, The Approach to Self-Government (Cambridge: Cambridge University Press, 1956), p. 56, quoted in Dankwart A. Rustow, "Transitions to Democracy: Toward a Dynamic Model", Comparative Politics, 2 (April 1970), p. 351.

575

¹³ Charles Tilly, "Reflections on the History of European State-Making", in Tilly, ed., The Formation of National States in Western Europe (Princeton: Princeton University Press, 1975), p. 42.

¹⁴ Peter Wallensteen and Margareta Sollenberg, "Armed Conflict, 1989-1999", Journal of Peace Research, 39 (September 2000), p. 638.

¹⁵ Bill Clinton, quoted in The Tennessean, 15 June 1997, p. 10.

¹⁶ Karmela Liebkind, Minority Identity and Identification Processes: A Social Psychological Study: Maintenance and Reconstruction of Ethnolinquistic Identity in Multiple Group Allegiance (Helsinki: Societas Scientiarium Fennica, 1984), p. 42; Erik H. Erikson, Identity: Youth and Crisis (New York: Norton, 1968), p. 9 and quoted by Leon Wieseltier, "Against Identity", New Republic, 28 November 1994, p. 24; Wieseltier, Against Identity (New York: W. Drenttel, 1996), and Kaddish (New York: Knopf, 1998).

¹⁷ Ronald L. Jepperson, Alexander Wendt, and Peter J. Katzenstein, "Norms, Identity, and Culture in National Security", in Peter J. Katzenstein, ed., The Culture of National Security: Norms and Identity in World Politics (New York: Columbia University Press, 1996), p. 59.

¹⁸ K. Liebkind, Minority Identity and Identification Processes, p. 51, citing Henri Tajfel, "Interindividual behaviour and intergroup behaviour" in Tajfel, H., ed., "Differentiation Between Social Groups: Studies in the Social Psychology of Intergroup Relations", European Monographs in Social Psychology, no. 14 , (London: Academic Press, 1978), p. 27-60.

¹⁹ Committee on International Relations, Group for the Advancement of Psychiatry, Us and Them: The Psychology of Ethnonationatism (New York: Brunner/Mazel, 1987), p. 115.

²⁰ Ibid; Jonathan Mercer, "Anarchy and Identity", International Organization, 49 (Spring 1995), p. 250.

²¹ Josef Goebbels, quoted in Jonathan Mercer, "Approaching Hate: The Cognitive Foundations of Discrimination", CISAC (Stanford University, January 1994),

576

p. 1; Andre Malraux, Man's Fate (New York: Random House, 1969), p. 3 cited by Robert D. Kaplan, "The Coming Anarchy", Atlantic Monthly, 273 (February 1994), p. 72; Albert Einstein and Sigmund Freud, "Why War?", in The Standard Edition of the Complete Psychological Works of Sigmund Freud (London: Hogarth Press, 1964), p. 199-215.

²² Vamik D. Volkan, "The Need to Have Enemies and Allies: A Developmental Approach", Political Psychology, 6 (June 1985) p. 219, 243, 247; Volkan, The Need to Have Enemies and Allies: From Clinical Practice to International Relationships (Northvale, N.J. : J. Aronson, 1994), p. 35; Francis Fukuyama, The End of History and the Last Man (New York: Free Press, 1992), p. 162-177.

²³ Mercer, "Anarchy and Identity", p. 242; Volkan, "The Need to Have Enemies and Allies" p. 231; Dennis Wrong, The Problem of Order: What Unites and Divides Society (New York: Free Press, 1994), p. 203-4; Economist, 7 July 1990, p. 29. The form this discrimination takes may, however, be shaped by culture. Mercer, "Approaching Hate", p. 4-6, 8, 11 citing Margaret Wetherell, "Cross-Cultural Studies of Minimal Groups: Implications for the Social Identity Theory of Intergroup Relations", in Henri Tajfel, ed., Social Identity and Intergroup Relations, (Cambridge: Cambridge University Press, 1982), p. 220-21; Robert Axelrod, The Evolution of Cooperation, (New York: Basic Books, 1984), p. 110-12, and Michael A. Hogg and Dominic Abrams, Social Identifications: A Social Psychology of Intergroup Relations and Group Processes (New York: Routledge, 1988, p. 49.

²⁴ Volkan, "The Need to Have Enemies and Allies: A Developmental Approach", p. 243-44.

²⁵ Committee on International Relations, Group for the Advancement of Psychiatry, Us and Them: The Psychology of Ethnonationalism, p. 119. See also Volkan, The Need to Have Enemies and Allies, p. 88, 94-95, 103.

²⁶ Michael Howard, "War and the Nation-State", Daedalus, 108 (Fall 1979), p. 102.

²⁷ R. R. Palmer, "Frederick the Great, Guibert, Bulow: From Dynastic to National War", in Peter Paret, ed., Makers of Modern Strategy from Machiavelli to the Nuclear Age (Princeton: Princeton University Press, 1986), p. 18.

577

²⁸ Linda Colley, Britons: Forging the Nation, 1707-1837 (New Haven: Yale University Press, 1992), p. 5.

²⁹ Относительно этого разграничения см. William В. Cohen, "Nationalism in Europe", in John Bodnar, Bonds of Affection: Americans Define Their Patriotism (Princeton: Princeton University Press, 1996), p. 323-38; Thomas M. Franck, "Tribe, Nation, World: Self-Identification in the Evolving International System", Ethics and International Affairs 11 (1997), p. 151-69; Anthony D. Smith, National Identity (London: Penguin, 1991), p. 11-14, 79ff; Hans Kohn, Nationalism, Its Meaning and History (Princeton: Van Nostrand, 1965); Alan Patten, "The Autonomy Argument for Liberal Nationalism", Nations and Nationalism, 5 (January 1999), p. 1 ff; Maurizio Viroli, For Love of Country: An Essay on Patriotism and Nationalism(Oxford: Clarendon Press, 1995), Introduction; Тот Nairn, "Breakwaters of 2000: From Ethnic to Civic Nationalism", New Left Review, 214 (November/December 1995) p.91-103; Bernard Yack, "The Myth of the Civil Nation", Critical Review, 10 (Spring 1996), p. 193ff.; Volkan, The Need to Have Enemies and Allies, p. 85, где суммированы данные в подтверждение точки зрения Оруэлла на национализм как на "вывернутый наизнанку патриотизм".

Полевые исследования 2003 г. предоставили многочисленные данные, подтверждающие, что национальная гордость существует в двух формах: "патриотизма", определяемого в гражданских терминах как "самоотносимая" и безоговорочная любовь к своей стране, и "национализма", определяемого как "безусловно сравнительный -- и преимущественно высокомерно-сравнительный". Rui J. P. Figuiredo, Jr., and Zachary Elkins, "Are Patriots Bigots? An Inquiry Into the Vices of In-Group Pride", American Journal of Political Science, 47 (January 2003), p. 171-188. Однако это исследование не представило свидетельств относительно того, какие ощущения испытывают патриоты, сравнивая (а они не могут не сравнивать) собственную страну с другими странами. Кроме того, данное исследование упустило из вида то обстоятельство, что в глобализованном мире взаимодействия между отдельными странами и, как следствие, сопоставления этих стран становятся все более час-

578

тыми и неизбежными. В ежегодных статистических отчетах страны мира выстраиваются по рейтингу внутренней свободы, свободы прессы, коррупции, эффективности производства, степени глобализации, качества образования и по многим другим показателям. Сколь высока будет национальная гордость "патриота", если его страна в этих рейтингах окажется в конце списка?

³⁰ Horace M. Kallen, Culture and Democracy in the United States (New York: Boni & Liveright, 1924), p. 94.

³¹ Gunnar Myrdal, An American Dilemma: The Negro Problem and Modern Democracy (New York: Harper, 1962), vol. 1, p. 3; Stanley Hoffmann, "More Perfect Union: Nation and Nationalism in America", Harvard International Review (Winter 1997/1998), p. 72.

³² Franklin D. Roosevelt, quoted in John F. Kennedy, A Nation of Immigrants (New York: Harper & Row, 1986), p. 3; Robert N. Bellah, The Broken Covenant: American Civil Religion in a Time of Trial (Chicago: University of Chicago Press, 2^nd ed., 1992), p. 88; Oscar Handlin, The Uprooted (Boston, Little Brown, 2^nd. ed. 1973), p. 3.

³³ Wilbur Zelinsky, The Cultural Geography of the United States (Englewood Cliffs, N.J.: Prentice-Hall, 1992), p. 23-4.

³⁴ John Higham, Send These to Me: Jews and Other Immigrants in Urban America (New York: Atheneum, 1975), p. 6.

³⁵ Herman Merivale, Lectures on Colonization and Colonies Delivered Before the University of Oxford in 1839, 1840, & 1841 (London: Oxford University Press, 1928); Albert Galloway Keller, Colonization: A Study of the Founding of New Societies (Boston: Ginn, 1908).

³⁶ John Porter, The Vertical Mosaic: An Analysis of Social Class and Power in Canada Toronto: University of Toronto Press, 1965), p. 60, quoted in Jack P. Green and J.R. Pole, eds., Colonial British America: Essays in the New History of the Early Modern Era (Baltimore: Johns Hopkins University Press, 1984), p. 205; Zelinsky, The Cultural Geography of the United States, p. 13-14; Michael Lind, Vietnam: The Necessary War (New York: Free Press, 1999), p. 122-23.

579

³⁷ Ronald Syme, Colonial Elites: Rome, Spain and the Americas (London: Oxford University Press, 1958), p. 18; Alexis de Tocqueville, letter to Abbe Leseur, 7 September 1831, quoted in George W. Pierson, Tocqueville and Beaumont in America (New York: Oxford University Press, 1938) p. 314.

³⁸ David Hackett Fischer, Albion's Seed: Four British Folkways in America (New York: Oxford University Press, 1989), p. 6-7; J. Rogers Hollingsworth, "The United States", in Raymond Grew, ed., Crises of Political Development in Europe and the United States (Princeton University Press,

1978), p. 163.

³⁹ Louis Hartz, The Founding of New Societies (New York: Harcourt Brace Jovanovich, 1964). Относительно критики взглядов Харца на распространение американских ценностей и стабильность американского общества см. John Gerring, "The Perils of Particularism: Political History After Hartz", Journal of Policy History, 11 (1999), p. 313-22; Leo P. Ribuffo, "What Is Still Living in 'Consensus' History and Pluralist Social Theory", American Studies International, 38 (February 2000), p. 42-60.

⁴⁰ George Peabody Gooch, English Democratic Ideas in the Seventeenth Century (New York: Harper, 1959), p. 71.

⁴¹ Frederick Jackson Turner, The Frontier in American History (New York: Henry Holt, 1920), p. 1.

⁴² Peter D. Salins, Assimilation, American Style (New York: Basic Books, 1997), p. 23; U.S. Immigration and Naturalization Service, 2000 Statistical Yearbook of the Immigration and Naturalization Service, p. 18.

⁴³ Richard T. Gill, Nathan Glazer, and Stephen A. Thernstrom, Our Changing Population (Englewood Cliffs, N.J.: Prentice Hall, 1992); Paul Johnson, A History of the American People (New York: Harper Collins, 1997), p. 283; Jim Potter, "Demographic Development and Family Structure", in Jack P. Greene and J. R. Pole, eds., Colonial British America: Essays in the New History of the Early Modern Era (Baltimore: Johns Hopkins University Press, 1984), p. 149; Congressman Glover quoted in D. W. Meinig, The Shaping of America (New Haven: Yale University Press, 1993), 2, p. 222.

580

⁴⁴ Campbell Gibson, "The Contribution of Immigration to the Growth and Ethnic Diversity of the American Population", Proceedings of the American Philosophical Society, 136 (June 1992), p. 166.

⁴⁵ Richard Hofstadter, quoted in Hans Kohn, American Nationalism: An Interpretive Essay (New York: Macmillan, 1957), p. 13; Samuel P. Huntington, American Politics: The Promise of Disharmony (Cambridge: Harvard University Press, 1981), p. 24, 23.

⁴⁶ Benjamin Franklin quoted in Kohn, American Nationalism, p. 7.

⁴⁷ JЭrgen Heideking, "The Image of an English Enemy During the American Revolution", in Ragnhild Fiebig-von Hase and Ursula Lehmkuhl, eds., Enemy Images in American History (Providence, R.I.: Berghahn Books, 1997), p. 104, 95.

⁴⁸ John M. Owen IV, Liberal Peace, Liberal War: American Politiucs and International Security (Ithaca: Cornell University Press, 1997), p. 130 and passim.

⁴⁹ Rogers M. Smith, "The 'American Creed' and American Identity: The Limits of Liberal Citizenship in the United States", Western Political Quarterly 41 (June 1988), p. 226; Michael Lind, The Next American Nation: The New Nationalism and the Fourth American Revolution (New York: Free Press, 1995), p. 46.

⁵⁰ Herbert C. Kelman, "The Role of Social Identity in Conflict Resolution: Experiences from Israeli-Palestinian Problem-Solving Workshops", paper presented at the Third Biennial Rutgers Symposium on Self and Social Identity: Social Identity, Intergroup Conflict, and Conflict Resolution (April 1999), p. 1.

⁵¹ George W. Pierson, The Moving American (New York: Knopf, 1973), p. 5; Jason Schacter, "Geographical Mobility: Population Characteristics", Current Population Reports (U. S. Census Bureau, p. 20-538, 2001), p. 1.; Stephen Vincent Benйt, Western Star (New York: Farrar and Rinehart, 1943), p.3.

⁵² Alexander Mackey quoted in John Higham, "Hanging Together: Divergent Unities in American History", The Journal of American History, 61 (June 1974), p. 17; Gabriel

581

A. Almond and Sidney Verba, The Civic Culture: Political Attitudes and Democracy in Five Nations (Boston: Little,

Brown, 1965), p. 64.

⁵³ Frederick Jackson Turner, Frontier and Section: Selected Essays (Englewood Cliffs, N.J.: Prentice-Hall, 1961), p. 37; Roger Finke and Rodney Stark, The Churching of America, 1776-1990: Winners and Losers in Our Religious Economy (New Brunswick, N.J.: Rutgers University Press, 1992), p. 290, n. 3; Lord Dunmore quoted in Pierson, Moving America, p. 51. See generally Henry Nash Smith, Virgin Land: The American West as Symbol and Myth (Cambridge: Harvard University Press, 1978).

⁵⁴ Arthur M. Schlesinger, Jr., The Disuniting of America (New York: Norton, rev. ed., 1998), p. 18.

⁵⁵ Russell Bourne, The Red King's Rebellion: Racial Politics in New England, 1675-1678 (New York: Atheneum, 1990), p. 23-26; James D. Drake, King Philip's War: Civil War in New England, 1675-1676 (Amherst: University of Massachusetts Press, 1999), p. 36-37.

⁵⁶ Alan Taylor, "In a Strange Way", New Republic, 13 April 1998, p. 39-40; Jill Lepore, The Name of War: King Philip's War and the Origins of American Identity (New York: Knopf, 1998), p. 240; Eric B. Schultz and Michael J. Tougias, King Philip's War: The History and Legacy of America's Forgotten Conflict (Woodstock, VT: Countryman Press, 1999), p. 4-5.

⁵⁷ Richard Slotkin, Regeneration Through Violence: The Mythology of the American Frontier, 1600-1860 (Middletown, СТ: Wesleyan University Press, 1973), p. 79; Alexis de Tocqueville, Democracy in America (New York: Vintage, 1945), vol. 1, p. 352. За этими словами Токвилля следует неожиданно эмоциональное и живописное описание выселения племени чокто, которое автор наблюдал в Мемфисе в 1831 году.

⁵⁸ James H. Kettner, The Development of American Citizenship, 1608-1870 (Chapel Hill: University of North Carolina Press, 1978), p. 288-300; Peter H. Schuck and Rogers M. Smith, Citizenship Without Consent: Illegal Aliens in the American Polity (New Haven: Yale University

582

Press, 1985), p. 63ff; Chief Justice John Marshall, The Cherokee Nation vs. The State of Georgia, 30 U.S. 1 (1831).

⁵⁹ Edmund Randolph, History of Virginia (Charlottesville: University Press of Virginia, 1970), p. 253; Thomas Jefferson, "The Autobiography of Thomas Jefferson", in Adrienne Koch and William Peden, eds., The Life and Selected Writings of Thomas Jefferson (New York: Modern Library, 1944) p. 51; John Patrick Doggins, On Hallowed Ground: Abraham Lincoln and the Foundations of American History (New Haven: Yale University Press, 2000), p. 175-76.

⁶⁰ Reginald Horsman, Race and Manifest Destiny: The Origins of American Racial Anglo-Saxonism (Cambridge: Harvard University Press, 1981), p. 134.

⁶¹ Lind, Next American Nation, p. 43, 68; Smith, "The American Creed' and American Identity", p. 233, 235; Horsman, Race and Manifest Destiny; Hazel M. McFerson, The Racial Dimension of American Overseas Colonial Policy (Westport, СТ: Greenwood Press, 1997).

⁶² David Heer, Immigration in America's Future: Social Science Findings and the Policy Debate (Boulder: Westview Press, 1996), p. 37.

⁶³ Justice Stephen J. Field, Chae Chang Ping v United States, 130 U. S. 581 (1889); Smith, "'American Creed' and American Identity", p. 244.

⁶⁴ Philip Gleason, "American Identity and Americanization", in Stephan Thernstrom, ed., Harvard Encyclopedia of American Ethnic Groups (Cambridge: Belknap Press of Harvard University Press, 1981), p. 46.

⁶⁵ Immigration Restriction League, quoted in Madlwyn Allen Jones, American Immigration (Chicago: University of Chicago Press, 2nd ed., 1992), p. 222.

⁶⁶ William S. Bernard, "Immigration: History of U.S. Policy", in Thernstrom, ed., Harvard Encyclopedia of American Ethnic Groups, p. 493.

⁶⁷ Gleason, "American Identity and Americanization", p. 47.

⁶⁸ Alden T. Vaughan, "Seventeenth Century Origins of American Culture", in Stanley Coben and Lorman Ratner, eds., The Development of an American Culture (New York: St. Martin's Press, 2nd ed., 1983), p. 30-2; Arthur M.

583

Schlesinger, Jr., The Disuniting of America (New York: Norton, rev. ed., 1998), p. 34.

⁶⁹ James A. Morone, "The Struggle for American Culture", PS: Political Science & Politics, 29 (September 1996), p. 428-429; John Higham, Send These to Me: Jews and Other Immigrants in Urban America (New York: Atheneum, 1975), p. 180.

⁷⁰ Samuel P. Huntington, Political Order in Changing Societies (New Haven: Yale University Press, 1968), p. 93ff.

⁷¹ Anthony D. Smith, National Identity (Reno: University of Nevada Press, 1991), p. 150; Michael Novak, Further Reflections on Ethnicity (Middletown, PA: Jednota Press, 1977), p. 26; Will Kymlicka, Multicultural Citizenship: A Liberal Theory of Minority Rights (New York: Oxford University Press, 1995), p. 14; who levels the same charge against Canada and Australia; Robert N. Bellah, The Broken Covenant: American Civil Religion in Time of Trial (Chicago: University of Chicago Press, 1992), p. 93, quoted from Harold Cruse, The Crisis of the Negro Intellectual (New York: Morrow, 1967), p. 256.

⁷² Benjamin С Schwarz, "The Diversity Myth", Atlantic Monthly, 275 (May 1995), p. 57-67.

⁷³ Adrian Hastings, The Construction of Nationhood: Ethnicity, Religion and Nationalism (New York: Cambridge University Press, 1997), p. 187, and Chapter 8 generally; Samuel P. Huntington, American Politics: The Promise of Disharmony (Cambridge: Harvard University Press, 1981), p. 154; Philip Schaff, America: A Sketch of Its Political, Social, and Religious Character (Cambridge: Harvard University Press, 1961), p. 72.

⁷⁴ Louis Hartz, The Liberal Tradition in America (New York: Harcourt, Brace, 1955); William Lee Miller, "Religion and Political Attitudes", in James Ward Smith and A. Leland Jamison, eds., Religious Perspectives in American Culture (Princeton: Princeton University Press, 1961), p. 85; Huntington, American Politics: The Promise of Disharmony, p. 154.

⁷⁵ Jon Butler, Awash in a Sea of Faith: Christianizing the American People (Cambridge: Harvard University Press, 1990), p. 38-66.

584

⁷⁶ Sacvan Bercovitch, The Puritan Origins of the American Self (New Haven: Yale University Press, 1975), p. 144ff; Hastings, The Construction of Nationhood, p. 74-5; Morone, "The Struggle for American Culture", p. 426.

⁷⁷ Edmund Burke, Reflections on the Revolution in France (Chicago: Regnery, 1955), p. 125-126 and "Speech on Moving Resolutions for Conciliation with the Colonies", in Ross J. S. Hoffman and Paul Levack, eds., Burke's Politics (New York: Knopf, 1949), p. 69-71.

⁷⁸ Morone, "The Struggle for American Culture", p. 429; Alexis de Tocqueville, Democracy in America (New York: Vintage, 1945), vol. 2, p. 32; Huntington, American Politics p. 153; James Bryce, The American Commonwealth (London: Macmillan, 1891), 2, p. 599.

⁷⁹ David Hackett Fischer, Albion's Seed: Four British Folkways in America (New York: Oxford University Press, 1989), p. 787; Kevin P. Phillips, The Cousins' Wars: Religion, Politics, and the Triumph of Anglo-America (New York: Basic Books, 1999), p. xv and passim.

⁸⁰ John C. Green et al, Religion and the Culture Wars: Dispatches from the Front (Lanham, MD: Rowman & Littlefield, 1996), p. 243-44.

⁸¹ George M. Marsden, Fundamentalism and American Culture: The Shaping of Twentieth Century Evangelicalism, 1870-1925 (New York: Oxford University Press, 1982), p. 6; Garry Wills, Under God: Religion and American Politics (New York: Simon and Schuster, 1990), p. 19.

⁸² Nathan O. Hatch, The Democratization of American Christianity (New Haven: Yale University Press, 1989), p. 4; William McLoughlin, ed. The American Evangelicals, 1800-1900; An Anthology (New York: Harper & Row 1968), p. 26, quoted in Bellah, Broken Covenant, p. 46.

⁸³ George Gallup, Jr., and Jim Castelli, The People's Religion: American Faith in the 90"s (New York: Macmillan, 1989), p. 93. For other estimates, see Cullen Murphy, "Protestantism and the Evangelicals", The Wilson Quarterly, (Autumn 1981), p. 107ff; Marsden, Fundamentalism and American Culture: The Shaping of Twentieth Century Evangelicalism, 1870-1925, p. 228; Boston Sunday Globe, 20 February 2000, p. Al.

585

⁸⁴ Alexis de Tocqueville, Democracy in America (New York: Vintage, 1954), vol. I, p. 409; Bryce, American Commonwealth, Vol. 2, p. 417-418; Gunnar Myrdal, An American Dilemma (New York: Harper, 1944); Vol. 1, p. 495, Daniel Bell, "The End of American Exceptionalism", in Nathan Glazer and Irving Kristol, eds., The American Commonwealth 1976 (New York: Basic Books, 1976), p. 209; Seymour Martin Lipset, American Exceptionalism: A Double-edged Sword (New York: Norton, 1996), p. 63-4.

⁸⁵ Seymour Martin Lipset, The First New Nation: The United States in Historical and Comparative Perspective (New York: Norton, 1973), p. 103.

⁸⁶ William Lee Miller; John Higham, "Hanging Together: Divergent Unities in American History", Journal of American History, 61 (June 1974), p. 15; Jeff Spinner, The Boundaries of Citizenship (Baltimore: Johns Hopkins University Press, 1994), p. 79-80.

⁸⁷ Lipset, American Exceptionalism, p. 63-4.

⁸⁸ Francis J. Grund, The Americans in Their Moral, Social and Political Relations (New York: Johnson Reprint, 1968), p. 355-56.

⁸⁹ Geert Hofstede, Culture's Consequences: International Differences in Work-Related Values (Beverly Hills: Sage, 1980), p. 222; Henry van Loon, "How Cadets Stack Up", Armed Forces Journal International (March 1997), p. 18-20; Lipset, American Exceptionalism, p. 218; Charles Hampden-Turner and Alfons Trompenaars, The Seven Cultures of Capitalism (New York: Doubleday, 1993), p. 48, 57. See also Harry С Triandis, "Cross-Cultural Studies of Individualism and Collectivism", Nebraska Symposium on Motivation 1989 (Lincoln: University of Nebraska Press, 1990), vol. 37, p. 41-133.

⁹⁰ Bellah, Broken Covenant, p. 76; John G. Cawelti, Apostles of the Self-Made Man (Chicago: University of Chicago Press, 1965), p. 39ff; Bill Clinton, remarks to Democratic Leadership Council, 1993 quoted in Jennifer L. Hochschild, Facing Up to the American Dream, p. 18.

⁹¹ Judith N. Shklar, American Citizenship: The Quest for Inclusion (Cambridge: Harvard University Press, 1991), p. 1-3, 67, 72-5.

586

⁹² Schaff, America: A Sketch of Its Political, Social, and Religious Character p. 29; Michael Chevalier, Society, Manners and Politics in the United States; Letters on North America (Gloucester, MA: Peter Smith, 1967), p. 267-68.

⁹³ Roger M. Smith, "The 'American Creed' and American Identity: The Limits of Liberal Citizenship in the United States", Western Political Quarterly, 41 (June 1988),p.239, citing Eric Foner, Free soil, Free Labor, Free Men: The Ideology of the Republican Party before the Civil War (New York: Oxford University Press, 1970); Cawelti, Apostles of the Self-Made Man, esp. p. 39ff.

⁹⁴ Cindy S. Aron, Working at Play: A History of Vacations in the United States (New York: Oxford University Press, 1999), p. 236; International Labor Organization Study September 1999, cited in The Daily Yomiuri, 7 September 1999, p. 12; Prospect, No. 49 (February 2000), p. 7, citing Boston Review, December 1999-January 2000.

⁹⁵ Daniel Yankelovich, "What's Wrong-- And What's Right -- With U.S. Workforce Performance", The Public Perspective, 3 (May/June 1992), p. 12-14; "American Enterprise Public Opinion and Demographic Report"; Jack Citrin, et al, "Is American Nationalism Changing? Implications for Foreign Policy", International Studies Quarterly, 38 (March 1994), p. 13.

⁹⁶ New York Times, 9 May 1999, p. WK5; Shklar, American Citizenship, p. 98.

⁹⁷ Schaff, America: A Sketch of Its Political, Social, and Religious Character, p. 29; Hochschild, Facing Up to the American Dream pp. 228-29; New York Times, 11 February 1999, p. Al.

⁹⁸ Bellah, Broken Covenant, p. 179; Wills, Under God, p. 25.

⁹⁹ Alan Heimert, Religion and the American Mind, From the Great Awakening to the Revolution (Cambridge: Harvard University Press, 1966), p. 14, 19; Ruth H. Bloch, Visionary Republic: Millenial Themes in American Thought, 1756-- 1800 (Cambridge University Press, 1985), p. xiv.

¹⁰⁰ John Adams, letter to Hezekiah Niles, 13 February 1818, in Adrienne Koch and William Peden, eds., The Selected

587

Writings of John and John Quincy Adams (New York: Alfred A. Knopf, 1946), p. 203.

¹⁰¹ Bellah, Broken Covenant, p. 44-45.

¹⁰² William W. Sweet, Revivalism in America: Its Origin, Growth, and Decline (New York: Scribners, 1944),p. 159-61.

¹⁰³ Alan P. Grimes, The Puritan Ethic and Woman Suffrage (New York: Oxford University Press, 1967), p. 102.

¹⁰⁴ Sidney Ahlstrom, "National Taruma and the Changing Religious Values", Daedalus, 107 (Winter 1978), p. 19-20.

¹⁰⁵ Al Haber, quoted in Edward J. Bacciocco, Jr., The New Left in America (Stanford: Hoover Institution Press, 1974), p. 228-29.

¹⁰⁶ Walter A. McDougall, Promised Land, Crusader State: The American Encounter with the World Since 1776 (Boston: Houghton Mifflin, 1997); and for a somewhat different view, James Kurth, "The Protestant Reformation and American Foreign Policy", Orbis, (Spring 1998), p. 221-39.

¹⁰⁷ Newsweek, 8 July 2002, p. 23-25; New York Times, 27 June 2002, p. Al, A21.

¹⁰⁸ New York Times, 27 June 2002, p. A21, 1 July 2002, p. A8, 1 March 2003, p. A2.

¹⁰⁹ New York Times, 29 Nov 1999, p. A14.

¹¹⁰ Gaines M. Foster, "A Christian Nation: Signs of a Covenant", in John Bodnar, ed. Bonds of Affection: Americans Define Their Patriotism (Princeton: Princeton University Press, 1996), p. 121-22; Nathan O. Hatch, The Sacred Cause of Liberty: Republican Thought and the Millennium in Revolutionary New England (New Haven: Yale University Press, 1977), p. 22; Robert Middlekauff, "The Ritualization of the American Revolution", in Stanley Cohen and Lormon Ratner, eds., The Development of an American Culture (New York: St. Martin's Press, 2^nd ed., 1983), p. 50-53; Rogers M. Smith, Civic Ideals: Conflicting Visions of Citizenship in U.S. History (New Haven: Yale University Press, 1997), p. 75; Michael Novak, God's Country: Taking the Declaration Seriously (Washington, D.C.: American Enterprise Institute, 1999 Francis Boyer Lecture, 2000), p. 12-17.

¹¹¹ Quotations from Walter A. McDougall, Promised Land, Crusader State: The American Encounter with the World

588

Since 1776 (Boston: Houghton Mifflin, 1997), p. 38; Robert N. Bellah, The Broken Covenant: American Civil Religion in Time of Trial (Chicago: University of Chicago Press, 2^nd ed., 1992), p. 180-82; Jon Butler, Awash in a Sea of Faith: Christianizing the American People (Cambridge: Harvard University Press, 1990), p. 214; Novak, God's Country, p. 25-26; Alexis de Tocqueville, Democracy in America (New York: Vintage, 1945), vol. 1, p. 316.

¹¹² Sidney E. Mead, The Nation With the Soul of a Church (New York : Harper & Row, 1975), p. 78ff.

¹¹³ Butler, Awash in a Sea of Faith, p. 268.

¹¹⁴ Roger Finke and Rodney Stark, The Churching of America: 1776-1990: Winners and Losers in Our Religious Economy (New Brunswick, N.J.: Rutgers University Press, 1992), p. 16-21 and passim.

¹¹⁵ Tocqueville, Democracy in America, vol. 1, p. 45, 316, 319; Philip Schaff, America: A Sketch of Its Political, Social, and Religious Character, (Cambridge: Harvard University Press, 1961) p. 14,75-76.

¹¹⁶ James Bryce, The American Commonwealth (London: Macmillan, 1891), vol. 2, p. 278, 577, 583; Gunnar Myrdal, An American Dilemma: The Negro Problem and Modern Democracy (New York: Harper, 1962), vol. 1, p. 11; Paul Johnson, "Writing A History of the American People" (lecture, American Enterprise Institute, Washington, D.C., 13 March 1998), p. 6; Paul Johnson, "The Almost-Chosen People", The Wilson Quarterly, 9 (Winter 1985), p. 85-86.

¹¹⁷ Gallup/CNN/USA Today Poll, 9-12 December 1999, 17-19 February 2003,9-10 December 2002, 2-4 September 2002; Quinnipiac University Poll, 4-9 June 2003; General Social Survey 2002, 6 February-26 June 2002, National Opinion Research Center, Q0118; The National Election Studies (Ann Arbor, MI: University of Michigan, Center of Political Studies, 1995-2000), V850; Jack Citrin, Ernst B. Haas, Christopher Muste, and Beth Reingold, "Is American Nationalism Changing? Implications for Foreign Policy", International Studies Quarterly, 38 (March 1994), p. 13, citing 1992 National Election Study.

589

¹¹⁸ Quinnipiac University Poll,4-9 June 2003; Gallup Poll, 17-19 February 2003, 18-20 March 2002, 22-24 July 2002, 17-29 June 2002; Gallup/CNN/USA Today Poll, 17-19 February 2003, 9-10 December 2002, 3-6 October 2002, 2-4 September 2002,28-30 June 2002,21 -23 June 2002; CBS News Poll, 28 April-1 May 2003; Time/CNN/Harris Interactive Poll, 27 March 2003; Investor's Business Daily/ Christian Science Monitor Poll, 3-8 September 2002; Boston Globe, 16 January 1999, p. A3 citing C. Kirk Hadaway and Penny Long Marler, "Did You Really Go to Church this Week? Behind the Poll Data", Christian Century, 6 May 1998, p. 472-5, and Andrew Walsh, Religion in the News, Fall 1998; Lipset, American Exceptionalism: A Double-edged Sword, p. 278; Wall Street Journal, 9 November 1990, p. A8; Economist, 29 May 1999, p. 29.

¹¹⁹ Krister Stendhal quoted in William G. McLoughlin and Robert N. Bellah, Religion in America (Boston: Beacon Press, 1968), p. xv; The Gallup Organization, The Gallup Poll: Public Opinion 1999 (Wilmington: Scholarly Resources, 2000), p. 50-56.

¹²⁰ Kenneth D. Wald, Religion and Politics in the United States (New York: St. Martin's, 1987).

¹²¹ George Bishop, "What Americans Really Believe", Free Inquiry, 9 (Summer 1999), p. 38-42.

¹²² Ronald Inglehart, Miguel Basanez, and Alejandro Moreno, Human Values and Beliefs: A Cross-Cultural Sourcebook: Political, Religious, Sexual, and Economic Norms in 43 Societies: Findings from the 1990-1993 World Values Survey (Ann Arbor: University of Michigan Press, 1998), p. V9, V20, V38, V143, V146, V147, V151, V166.V176.

¹²³ Smith, Civic Ideals, p. 55-56, 56-57; Kettner, The Development of American Citizenship, p. 66-69; Linda Colley, Britons: Forging the Nation 1707-1837 (New Haven: Yale University Press, 1992), p. 5-6, 11-54.

¹²⁴ Smith, Civic Ideals, p. 57; Ernest Lee Tuveson, Redeemer Nation: The Idea of America's Millennial Role (Chicago: University of Chicago Press, 1968), chapter 5; Ruth H. Bloch, Visionary Republic: Millennial Themes in

590

American Thought, 1756-1800 (Cambridge: Cambridge University Press, 1985), p. 12; Hatch, The Sacred Cause of Liberty, p. 36-44; Kettner, The Development of American Citizenship, p. 114.

¹²⁵ Hatch, The Sacred Cause of Liberty, p. 75-76, 131; Cushing Strout, The New Heavens and New Earth: Political Religion in America (New York: Harper & Row, 1974), p. 71; Phillips, The Cousins' Wars, p. 91-100; McDougall, Promised Land, Crusader State, p. 18; Garry Wills, Under God: Religion and American Politics (New York: Simon & Schuster, 1990), p. 360-362; Bloch, Visionary Republic, p. 58-59.

¹²⁶ Ray Allen Billington, The Protestant Crusade, 1800-1860 (New York: Macmillan, 1938), p. 3-21; Theodore Maynard, The Story of American Catholicism (New York: Macmillan, 1941), p. 115.

¹²⁷ Will Herberg, Protestant, Catholic, Jew: An Essay in American Religious Sociology (Garden City: Doubleday, 1955), p. 151-52,186-87; Schaff, America, p. 73. О влиянии смешанных браков на католическую общину, включая семью епископа Джона Кэрролла, см. Joseph Agonito, The Building of an American Catholic Church: The Episcopacy of John Carroll (New York: Garland, 1988), p. 171-77.

¹²⁸ Heer, Immigration in America's Future, p. 35-37, 85-86; Billington, Protestant Crusade, chapters 15-16; Perry Miller, The Life of the Mind in America (New York: Harcourt, Brace and World, 1965), p. 56.

¹²⁹ Ivan Musicant, Empire by Default: The Spanish-American War and the Dawn of the American Century (New York: Holt, 1998), p. 17; Philip Gleason, "American Identity and Americanization", in Stephen Thernstrom, ed., Harvard Encyclopedia of American Ethnic Groups, (Cambridge: Harvard University Press, 1980), p. 31-38.

¹³⁰ Цитируется в Johnson, "The Almost-Chosen People", p. 88.

¹³¹ Edward Wakin and Joseph F. Scheuer, The De-Romanization of the American Catholic Church (New York: Macmillan, 1966), p. 15-16 and passim; Maynard, The Story of American Catholicism, p. 502; Dorothy Dohen,

591

Nationalism and American Catholicism (New York: Sheed &Ward, 1967), p. 71.

¹³² Peter Steinfels, New York Times Book Review, 17 August 1997, p. 20.

¹³³ Ronald Inglehart and Marita Carballo, "Does Latin America Exist? (And is There a Confucian Culture?): A Global Analysis of Cross-Cultural Differences", PS: Political Science & Politics, 30 (March 1997), p. 44; Ronald Inglehart, "The Clash of Civilizations? Empirical Evidence from 61 Societies" (Paper presented at Annual Meeting of the Midwest Political Science Association, Chicago, 23-25 April 1998), p. 9-10.

¹³⁴ Dohen, Nationalism and American Catholicism, p. 171; Schaff, America, p. 72-73; Herberg, Protestant, Catholic, Jew, p. 100, 152-154; Dohen, Nationalism and American Catholicism, p. 171.

¹³⁵ John Ireland, The Church and Modern Society: Lectures and Addresses (St. Paul: Pioneer Press, 1905), p. 58, quoted in Dohen, Nationalism and American Catholicism, p. 109 and 165.

¹³⁶ Kwam Anthony Appiah, "The Multiculturist Misunderstanding", New York Review of Books, 9 October 1997, p. 31.

¹³⁷ Tocqueville, Democracy in America, 1, p. 314-15; Bryce, The American Commonwealth, vol. 2, p. 576-77.

¹³⁸ The People v. Ruggles, 8 Johns. 295 (1811); Wills, Under God, p. 424; David J. Brewer, The United States: A Christian Nation (Philadelphia: John C. Winston, 1905); Justice Sutherland, U.S. v. Macintosh, 283 U.S. 605 (1931), 633-34; Justice David J. Brewer, Church of the Holy Trinity v. U.S., 143 US 457 (1892), 465, 471; Justice William O. Douglas, Zorach v. Clauson, 343 U.S. 306 (1952), 312; Foster, "A Christian Nation: Signs of a Covenant", p. 122, 134-135; Thomas C. Reeves, "The Collapse of the Mainline Churches", in Robert Royal ed., Reinventing the American People: Unity and Diversity Today (Washington, D.C.: Ethics and Public Policy Center, 1995), p. 204-205.

¹³⁹ Quoted in Marsden, Fundamentalism and American Culture, p. 12.

592

¹⁴⁰ Russell Shorto, "Belief by the Numbers", New York Time Magazine, 7 December 1997, p. 60; Barna Research Group results in The American Enterprise, 6 (November/ December 1995), p. 12, 19; CUNY survey, New York Times, 10 April 1991, p. A1; National Election Studies.

¹⁴¹ Diana Eck, "Neighboring Faiths: How Will Americans Cope with Increasing Religious Diversity?" Harvard Magazine (September/October 1996), p. 40; New York Times, 29 January 2000, p. A11.

¹⁴² Will Kymlicka, Multicultural Citizenship: A Liberal Theory of Minority Rights (New York: Oxford University Press, 1995), p. 114-115, 223; Jeff Spinner, The Boundaries of Citizenship: Race, Ethnicity, and Nationality in the Liberal State (Baltimore: Johns Hopkins University Press, 1994), p. 174-75.

¹⁴³ New York Times, 10 April 1991, p. A1, A16, 24 April 2000, p. A11; New York Times Magazine, 7 December 1997, p. 60; Philip Jenkins, The Next Christendom: The Coming of Global Christianity (New York: Oxford University Press, 2002), p. 102-05.

¹⁴⁴ Trollope quoted in Seymour Martin Lipset, The First New Nation: The United States in Historical and Comparative Perspective (New York: Norton, 1979), p. 156; Eisenhower quoted in Johnson, "Almost Chosen People", p. 87, citing Christian Century magazine interview.

¹⁴⁵ Irving Kristol, "On the Political Stupidity of the Jews", Azure: Ideas for the Jewish Nation (Autumn 5760/1999), p. 60, cited by The Wilson Quarterly, 24 (Winter 2000), p. 87.

¹⁴⁶ Karl Zinsmeister, "Indicators", American Enterprise, 9 (November/December 1998), p. 19ff.; George Gallup, Jr., and Jim Castelli, The People's Religion: American Faith in the 90"s (New York: Macmillan, 1989), p. 18,91.

¹⁴⁷ Wills, Under God, p. 388, n28; Andrew M. Greeley, Religious Change in America, (Cambridge, Mass.: Harvard University Press, 1989), p. 8, 44-50, 115-116; Gallup and Castelli, The People's Religion, p. 36.

¹⁴⁸ Gallup and Castelli, The People's Religion, p. 6,11 -13, 30, 31, 36; Gallup/CNN/USA Today Poll, 9-10 December 2002, 2-4 September 2002; Andrew M. Greeley, "American

593

Exceptionalism: The Religious Phenomenon", in Byron E. Shafer, ed., Is America Different?: A New Look at American Exceptionalism (New York: Oxford University Press, 1991), p. 99.

¹⁴⁹ Butler, Awash in a Sea of Faith, p. 238, 268-70; Finke and Stark, The Churching of America, p. 15-16.

^l50Tocqueville, Democracy in America, vol. 2, p. 6; Robert N. Bellah, Varieties of Civil Religion (San Francisco: Harper &Row, 1980), p. 17.

¹⁵¹ Justice Douglas, Zorach v. Clawson, 343 U. S. 306 (1952), 313; President Eisenhower, quoted in Mead, The Nation with the Soul of a Church, p. 25.

¹⁵² Conrad Cherry, "Two American Sacred Ceremonies: Their Implications fore the Study of Religion in America", American Quarterly, 21 (Winter 1969), p. 748.

¹⁵³ W. Lloyd Warner, "An American Sacred Ceremony", in Russell E. Richey and Donald G. Jones, eds., American Civil Religion (New York: Harper & Row, 1974), p. 89-113.

¹⁵⁴ Peter Steinfels, "Beliefs: God at the Inauguration: An Encounter That Defies American Notions About Church and State", New York Times, 23 January 1993, p. 7.

¹⁵⁵ D. W. Brogan, The American Character (New York: Vintage, 1959), p. 164.

¹⁵⁶ Bellah, Varieties of Civil Religion, p. 11-13; Cherry, "Two American Sacred Ceremonies", p. 749-50.

¹⁵⁷ Isaiah Berlin, "Nationalism: Past Neglect and Present Power", Partisan Review, 46 (No. 3,1979), p. 348, quoted in John Mack, "Nationalism and the Self", The Psychohistory Review, 2 (Spring 1983), p. 47-48; Anthony D. Smith, National Identity (Reno: University of Nevada Press, 1991), p. 143; Wilbur Zelinsky, Nation into State: The Shifting Symbolic Foundations of American Nationalism (Chapel Hill: University of North Carolina Press 1988), p. 1.

¹⁵⁸ Benjamin Franklin quoted in Max Savelle, "Nationalism and Other Loyalties in the American Revolution", American Historical Review, 67 (July 1962), p. 903.

¹⁵⁹ S. M. Grant, "'The Charter of Its Birthright': The Civil War and American Nationalism", Nations and Nationalism, 4 (April 1998), p. 163.

594

¹⁶⁰ Richard L. Merritt, Symbols of American Community, 1735-1775 (New Haven: Yale University Press, 1966), p. 174, 180.

¹⁶¹ John M. Murrin, "A Roof Without Walls: The Dilemma of American National Identity", in Richard Beeman, Stephen Botein, and Edward С Carter II, eds., Beyond Confederation: Origins of the Constitution and American National Identity (Chapel Hill: University of North Carolina Press, 1987), p. 339; Merritt, Symbols of American Community, p. 58.

¹⁶² Albert Harkness, Jr., "Americanism and Jenkins' Ear", Mississippi Valley Historical Review, 37, (June 1950), p. 88; E. McClung Fleming, "Symbols of the United States: From Indian Queen to Uncle Sam", in Ray B. Browne, Richard H. Crowder, Virgil L. Lokke, and William T. Stafford, eds., Frontiers of American Culture (Lafayette, IN: Purdue University Studies, 1968), p. 4.

¹⁶³ Merritt, Symbols of American Community p. 56, 125, 144, Table 8-2.

¹⁶⁴ Fisher Ames quoted in Daniel J. Boorstin, The Americans: The National Experience (New York: Random House, 1966), p. 403,416; Elbridge Gerry quoted in Max Farrand, ed., The Records of the Federal Convention of 1787: Proceedings, vol. 1 (New Haven: Yale University Press, 1966), p. 552; Anders Stephanson, Manifest Destiny: American Expansion and the Empire of Right (New York: Hill & Wang, 1995), p. 30; Henry Steele Commager, Jefferson, Nationalism, and the Enlightenment (New York: George Braziller, 1975), p. 162; John Marshall quoted in Paul Johnson, A History of the American People (New York: HarperCollins, 1997), p. 423; John Calhoun, Letter to Oliver Dyer, 1 January 1849; John Bodnar, Remaking America: Public Memory, Commemoration, and Patriotism in the Twentieth Century (Princeton: Princeton University Press, 1992), p. 21ff; Zelinsky, Nation into State, p. 218.

¹⁶⁵ Commager, Jefferson, Nationalism, and the Enlightenment, p. 159.

¹⁶⁶ Seymour Martin Lipset, The First New Nation: The United States in Historical and Comparative Perspective (New York: Norton, 1979), p. 18ff.

¹⁶⁷ Zelinsky, Nation into State, p. 218.

595

¹⁶⁸ Boorstin, The Americans, p. 362-65.

¹⁶⁹ Ibid., p. 370, 373, 367.

¹⁷⁰ Bodnar, Remaking America, p. 21, 26; Stuart McConnell, "Reading the Flag: A Reconsideration of the Patriotic Cults of the 1890's", in John Bodnar, ed., Bonds of Affection: Americans Define Their Patriotism (Princeton: Princeton University Press, 1996), p. 107; Lyn Spillman, Nation and Commemoration: Creating National Identities in the United States and Australia (New York: Press Syndicate of the University of Cambridge, 1997), p. 24; Zelinsky, Nation into State, p. 218-19.

¹⁷¹ Abraham Lincoln, "The Perpetuation of our Political Institutions", speech, 27 January 1837, Springfield, IL, in The Speeches of Abraham Lincoln (New York: Chesterfield Society, 1908), p. 9-10.

¹⁷² Merle Curti, The Roots of American Loyalty (New York: Columbia University Press, 1946), p. 169-170.

¹⁷³ Boorstin, The Americans p. 402; Gaines M. Foster, "A Christian Nation: Signs of a Covenant", in Bodnar, ed., Bonds of Affection, p. 123; Spillman, Nation and Commemoration,

p. 24-25.

¹⁷⁴ Morton Keller, Affairs of State: Public Life in Late Nineteenth Century America (Cambridge: Belknap Press of Harvard University Press, 1977), p. 39; Willard Saulsbury quoted in Keller, Affairs of State, p. 69.

¹⁷⁵ John Higham, Strangers in the Land: Patterns of American Nativism, 1860-1925 (New Brunswick, N. J.: Rutgers University Press, 1988), p. 344.

¹⁷⁶ Robert D. Putnam, Bowling Alone: The Collapse and Revival of American Community (New York: Simon & Schuster, 2000), p. 384ff, citing Theda Skocpol, "How Americans Became Civic", in Theda Skocpol and Morris P. Fiorina, eds., Civic Engagement in American Democracy (Washington, D.C.: Brookings Institution Press, 1999).

¹⁷⁷ Cecilia Elizabeth O'Leary, To Die For: The Paradox of American Patriotism (Princeton: Princeton University Press, 1999), p. 49.

¹⁷⁸ Zelinsky, Nation into State, p. 105-106, 106; McConnell, "Reading the Flag", p. 113.

¹⁷⁹ Higham, Strangers in the Land, p. 75-76.

596

¹⁸⁰ Cecilia Elizabeth O'Leary, '"Blood Brotherhood: ' The Racialization of Patriotism, 1865-1918", in Bodnar, ed., Bonds of Affection, p. 54, 73, 75-76; Curti, The Roots of American Loyalty, p. 192.

¹⁸¹ O'Leary, "'Blood Brotherhood,'" in Bodnar, ed., Bonds of Affection, p. 57-58, 64; Higham, Strangers in the Land, p. 170-71.

¹⁸² Zelinsky, Nation into State, p. 144, citing Boyd С Shafer, Faces of Nationalism: New Realities and Old Myths (New York: Harcourt Brace Jovanovich, 1972), p. 203; O'Leary, "'Blood Brotherhood,'" p. 65, citing Bessie Louise Pierce, Public Opinion and the Teaching of History in the United State (New York: Alfred A. Knopf, 1926), p. 13-16.

¹⁸³ Curti, Roots of American Loyalty, p. 190.

¹⁸⁴ Zelinsky, p. 29, 56, 150; Bessie Louise Pierce, Civic Attitudes in American School Textbooks (Chicago: The University of Chicago Press, 1930), p. 254.

¹⁸⁵ Zelinsky, Nation into State, p. 86-88.

¹⁸⁶ Catherine Albanese, "Requiem for Memorial Day: Dissent in the Redeemer Nation", American Quarterly, 26 (1974), p. 389; Zelinsky, Nation into State, p. 74.

¹⁸⁷ Zelinsky, Nation into State, p. 204-5.

¹⁸⁸ Ibid., p. 202-3; O'Leary, To Die For, p. 201-24; Boleslaw Mastai and Marie-Louise D'Orange, The Stars and Stripes: The American Flag As Art and As History from the Birth of the Republic to the Present (New York: Knopf, 1973), p. 130, quoted in Zelinsky, Nation into State, p.202-3.

¹⁸⁹ O'Leary, To Die For, p. 233-234, citing Halter v. Nebraska 205 U. S. 34-46 and quoting Halter et at. v. State 105 Northwestern Reporter, p. 298-301.

¹⁹⁰ J. Hector St. John de Crevecoeur, Letters from an American Farmer and Sketches of 18^th-Century America (New York: Penguin, 1981), p. 68, 70; Israel Zangwill, The Melting Pot: A Drama in Four Acts (New York: Arno Press, 1975), p. 184.

¹⁹¹ Milton M. Gordon, Assimilation in American Life: The Role of Race, Religion, and National Origin (New York: Oxford University Press, 1964), p. 89; Michael Novak, Further

597

Reflections on Ethnicity (Middletown, PA: Jednota Press,1977),p.59.

¹⁹² Horace M. Kallen, The Structure of Lasting Peace: An Inquiry into the Motives of War and Peace (Boston: Marshall Jones Company, 1918), p. 31; Horace M. Kallen, Cultural Pluralism and the American Ideal: An Essay in Social Philosophy (Philadelphia: University of Pennsylvania Press, 1956); Horace M. Kallen, Culture and Democracy in the United States: Studies in the Group Psychology of the American Peoples (New York: Boni and Liveright, 1924).

¹⁹³ Philip Gleason, Speaking of Diversity: Language and Ethnicity in Twentieth-Century America (Baltimore: Johns Hopkins University Press, 1992), p. 51.

¹⁹⁴ Randolph Bourne quoted in T. Alexander Aleinkoff, "A Multicultural Nationalism", American Prospect, no. 36 (January-February 1998), p. 81.

¹⁹⁵ Arthur Mann, The One and the Many: Reflections on the American Identity (Chicago: University of Chicago Press, 1979), p. 137, 142-47.

¹⁹⁶ Theodore Roosevelt quoted in Gordon, Assimilation in American Life, p. 122 from Edward N. Saveth, American Historians and European Immigrants, 1875-1925 (New York: Columbia University Press, 1948), p. 121.

¹⁹⁷ Robert A. Carlson, The Quest for Conformity: Americanization Through Education (New York: John Wiley,

1975), p. 6-7.

¹⁹⁸ Louis Brandeis, Address, Faneuil Hall, Boston, July 4, 1919, quoted in John J. Miller, The Unmaking of Americans (New York: Free Press, 1998).

¹⁹⁹ John F. McClymer, "The Federal Government and the Americanization Movement, 1915-1924", Prologue, 10 (Spring 1978), p. 24; Ronald Fernandez, "Getting Germans to Fight Germans: The Americanizers of World War I", The Journal of Ethnic Studies, 9 (Summer 1981), p. 61.

²⁰⁰ Carlson, The Quest for Conformity p. 113; Edward George Hartmann, The Movement to Americanize the Immigrant (New York: Columbia University Press 1948), p. 92; Henry Ford, quoted in Otis L. Graham and Elizabeth Koed, "Americanizing the Immigrant, Past and Future", The Social

598

Contract, 4 (Winter 1993-94), p. 101; Gerd Korman, Industrialization, Immigrants and Americanization (Madison: State Historical Society of Wisconsin, 1967), p. 147, 158-59; Higham, Strangers in the Land, p. 244-45.

²⁰¹ Higham, Strangers in the Land, p. 249.

²⁰² Carlson, The Quest for Conformity, p. 89-90.

²⁰³ John F. McClymer, "The Americanization Movement and the Education of the Foreign-Born Adult, 1914-25", in Bernard J. Weiss, ed., American Education and the European Immigrant, 1840-1940 (Urbana: University of Illinois Press, 1992), p. 98; McClymer, "The Federal Government and the Americanization Movement, 1915-1924", p. 40; Hartmann, The Movement to Americanize the Immigrant, p. 64ff.

²⁰⁴ Miller, The Unmaking of Americans, p. 221, 223.

²⁰⁵ Carl F. Kaestle, Pillars of the Republic: Common Schools and American Society, 1780-1860 (New York: Hill & Wang 1983), p. 161-62.

²⁰⁶ Stephen Steinberg, The Ethnic Myth: Race, Ethnicity, and Class in America (New York: Atheneum, 1981), p. 54.

²⁰⁷ Joel M. Roitman, The Immigrants, the Progressives, and the Schools (Stark, KS: De Young Press 1996), p.l; McClymer", The Americanization Movement", p. 103; Miller, The Unmaking of Americans, p. 49; Roitman, The Immigrants, the Progressives, and the Schools, p. 51-52; Carlson, The Quest for Conformity, p. 114; Reed Ueda, "When Assimilation Was the American Way", Washington Post, 2 April 1995, p. R10.

²⁰⁸ Curti, Roots of American Loyalty, p. 223ff; Paul С Stern, "Why Do People Sacrifice for Their Nations?" Political Psychology, 16 (2, 1995), p. 223-24.

²⁰⁹ Robin M. Williams, Jr., American Society: A Sociological Interpretation (New York: Knopf, 1952), p. 527, quoted in Gleason, Speaking of Diversity, p. 175.

²¹⁰ Gleason, Speaking of Diversity, p. 175; Arthur A. Stein, The Nation at War (Baltimore: Johns Hopkins University Press, 1980), p. 92; Philip Gleason, "American Identity and Americanization", in Stephan Thernstrom, ed., Harvard Encyclopedia of American Ethnic Groups (Cambridge: The Belknap Press of Harvard University Press, 1980), p. 47; Albert

599

O. Hirschman, Journeys Toward Progress (New York: Twentieth Century Fund, 1963), p. 137. See also J.M. Winter, The Great War and the British People (Cambridge: Harvard University Press, 1986).

²¹¹ Hedrick Smith, The Russians (New York: Quadrangle New York Times Books 1976), p. 302-03.

²¹² Jack Citrin, Ernst B. Haas, Christopher С Muste, Beth Reingold, "Is American Nationalism Changing? Implications for Foreign Policy", International Studies Quarterly, 38 (March 1994), p. 3-5.

²¹³ Robert D. Kaplan, "Fort Leavenworth and the Eclipse of Nationhood", Atlantic Monthly, 278 (September 1996), p. 75ff; Diana Schaub, "On the Character of Generation X", The Public Interest, 137 (Fall 1999), p. 23; George Lipsitz, "Dilemmas of Beset Nationhood: Patriotism, the Family, and Economic Change in the 1970s and 1980s", in Bodnar, ed., Bonds of Affection, p. 251ff; Walter Berns, "On Patriotism", The Public Interest, 127 (Spring 1997), p. 31; Peter H. Schuck, Citizens, Strangers, and In-Betweens: Essays on Immigration and Citizenship (Boulder: Westview Press, 1998), p. 163ff.

²¹⁴ Horace Kallen, quoted in Arthur Mann, The One and the Many: Reflections on the American Identity (Chicago: University of Chicago Press, 1979), p. 143-144; Michael Walzer, What It Means To Be An American (New York: Marsilio, 1992), p. 62.

²¹⁵ Arthur M. Schlesinger, Jr., The Disuniting of America (New York: W. W. Norton & Company, 1992), p.43; Nathan Glazer, We Are All Multiculturalists Now (Cambridge: Harvard University Press, 1997).

²¹⁶ Gunnar Myrdal, An American Dilemma: The Negro Dilemma: The Negro Problem and Modern Democracy (New York: Harper, 1944), p. 4.

²¹⁷ Ralph Waldo Emerson, "Lecture on the Times", in Emerson, Prose Works (Boston: Fields, Osgood, 1870), vol. l,p. 149.

²¹⁸ Andrew Kull, The Color-Blind Constitution (Cambridge: Harvard University Press, 1992), p. 1-2, 146-148; U.S. Commission on Civil Rights, Equal Protection of the

600

Laws in Higher Education, 1960 (Washington: U.S. Government Printing Office, 1960), p. 148.

²¹⁹ Senator Hubert Humphrey, 110 Congressional Record, 1964, p. 6548-49, quoted in Edward J. Erler, "The Future of Civil Rights: Affirmative Action Redivivus", Notre Dame Journal of Law, Ethics, and Public Policy, 11 (1997), p. 26.

²²⁰ Kull, Color-Blind Constitution, p. 202; Hugh Davis Graham, The Civil Rights Erea: Origins and Development of National Policy, 1960-1972 (New York: Oxford University Press, 1990), p. 150; Herman Belz, Equality Transformed: A Quarter Century of Affirmative Action (New Brunswick: Translation, 1991), p. 25; Nathan Glazer, Ethnic Dilemmas, 1964-1982 (Cambridge, MA: Harvard University Press, 1983), p. 162.

²²¹ Bayard Rustin, "From Protest to Politics: The Future of the Civil Rights Movement", Commentary, 39 (Feb. 1965), p. 27; Glazer, Ethnic Dilemmas, p. 161-162.

²²² Graham, Civil Rights Era, p. 250; Glazer, Ethnic Dilemmas, p. 262; Kull, Color-Blind Constitution, p. 200-203, quoting Labor Department regulations.

²²³ Kull, Color-Blind Constitution, p. 204-205; Belz, Equality Transformed, p. 51, 55

²²⁴ Kull, Color-Blind Constitution, p. 214-16.

²²⁵ Jack Citrin, "Affirmative Action in the People's Court", The Public Interest, 122 (Winter 1996), p. 46; Seymour Martin Lipset, "Affirmative Action and the American Creed", Wilson Quarterly, 16 (Winter 1992), p. 59.

²²⁶ Richard Kahlenberg, "Bob Dole's Colorblind Injustice", Washington Post National Weekly Edition, 10-16 June 1996, p. 24; Stephan Thernstrom and Abigail Thernstrom, America in Black and White: One Nation, Indivisible (New York: Simon & Schuster, 1997), p. 452; New York Times, 1 June 2001, p. A17.

²²⁷Lieberman quoted in New York Times, 10 March 1995, p. A16; John Fonte, "Why There Is A Culture War: Gramsci and Tocqueville in America", Policy Review, 104 (December 2000 and January 2001), p. 21.

²²⁸ Connerly quoted in Fonte, "Why There Is A Culture War", p. 21; Ward Connerly, Creating Equal: My Fight

601

Against Race Preferences (San Francisco: Encounter Books, 2000), p. 228.

²²⁹ Seymour Martin Lipset, "Equal Chances versus Equal Results", Annals of the American Academy of Political and Social Science, 523 (September 1992), p. 66-67.

²³⁰ Lipset, "Affirmative Action and the American Creed", p. 58; Washington Post, 11 October 1995, p. A11; Citrin, "Affirmative Action in the People's Court", p. 43; William Raspberry, "What Actions are Affirmative?" Washington Post National Weekly Edition, 28 August-3 September, 1995, p. 28; Citrin, "Affirmative Action in the People's Court", p. 41.

²³¹ Citrin, "Affirmative Action in the People's Court", p. 43.

²³² Ibid.; Boston Globe, 30 April 1997, p. A19.

²³³ Thernstrom and Thernstrom, America in Black and White, p. 437; City of Richmond v. J. A. Croson Company, 488 U.S. 469 (1989).

²³⁴ Thernstrom and Thernstrom, America in Black and White, p. 456-459.

²³⁵ Washington Post/Kaiser Family Foundation /Harvard University, "Race and Ethnicity in 2001: Attitudes, Perceptions, and Experiences", (August 2001); Princeton Survey Research Associates poll, January 2003; Jennifer Barrett, "Newsweek Poll: Bush Loses Ground", Newsweek, 14 February 2003, online; Jonathan Chait, "Pol Tested", New Republic, 3 February 2003, p. 14.

²³⁶ Belz, Equality Transformed, p. 66-67; Daniel Bell, The Coming of Post-Industrial Society: A Venture in Social Forecasting (New York: Basic Books, 1973), p. 417; Thernstrom and Thernstrom, America in Black and White, p. 492.

²³⁷ Martinez in Miami Herald, 12 October 1988, cited in Raymond Tatalovich, Nativism Reborn?: The Official English Language Movement and the American States (Lexington, KY: University Press of Kentucky, 1995), p. 99.

²³⁸ Tatalovich, Nativism Reborn?, p. 1-2.

²³⁹ Unamuno quoted in Carlos Alberto Montaner, "Talk English--You Are in the United States", in James Crawford, ed., Language Loyalties (Chicago: University of Chicago

602

Press, 1992), p. 164; Karl W. Deutsch, Nationalism and Social Communication (Cambridge: MIT Press, 1966).

²⁴⁰ Immigration and Nationality Act, Title III, Chapter 2, Section 312, (8 U.S.C. 1423).

²⁴¹ 42 U. S. С 1973b (f), Pub. L. 94-73, 89 Stat. 400; Tatalovich, Nativism Reborn?, p. 105; James Crawford, Hold Your Tongue: Bilingualism and the Politics of "English Only" (Reading, MA: Addison-Wesley, 1992), p. 272, n. 13; Washington Post, 14 November 2002, p. T3; Chicago Sun-Times, 2 May 1996, p. 29, 5 August 2002, p. 1.

²⁴² Asian American Business Group v. City of Pomona in Crawford, Language Loyalties, p. 284-287; Wall Street Journal, 21 August 1995, p. AS; Alexander v. Sandoval, 532 U.S. 275 (2001), New York Times, 25 April 2001, p. A14.

²⁴³ Ruiz, et al. v. Hull, et al., 191 Ariz. 441, 957 P.2d 984 (1998); cert. denied, 11 January 1999.

²⁴⁴ Edward M. Chen, "Language Rights in the Private Sector" in Crawford, ed., Language Loyalties, p. 276-77.

²⁴⁵ James Crawford, Bilingual Education: History, Politics, Theory, and Practice (Trenton: Crane, 1989), p. 33; J. Stanley Pottinger, Office for Civil Rights, memorandum, 25 May 1970; Serna v. Portales Municipal Schools, 351 F. supp. 1279 (1972); Lau v. Nichols, 414 U.S. 563 (1974).

²⁴⁶ Crawford, Bilingual Education, p. 39; William J. Bennett, "The Bilingual Education Act: A Failed Path", in Crawford, ed., Language Loyalties, p. 361.

²⁴⁷ Time, 8 July 1985, p. 80-81.

²⁴⁸ Scheuer quoted in Bennett, "The Bilingual Education Act: A Failed Path" in James Crawford, ed., Language Loyalties, p. 361.

²⁴⁹ Badillo quoted in New York Post, 17 October 2000, p. 16.

²⁵⁰ Carol Schmid, "The English Only Movement: Social Bases of Support and Opposition among Anglos and Latinos", in Crawford, ed., Language Loyalties, p. 202.

²⁵¹ Jack Citrin, Donald Philip Green, Beth Reingold, Evelyn Walters, "The 'Official English' Movement", and the Symbolic Politics of Language in the United States", Western Political Quarterly, 43 (September 1990), p. 540-41; Camilo Perez-Bustillo, "What Happens When English Only Comes To

603

Town?: A Study of Lowell "Massachusetts", in Crawford, ed., Language Loyalties, p. 191-201.

²⁵² Citrin et. al., "The 'Official English' Movement", p. 548-52; Zogby International poll, 15-17 November and 10-13 December 1998.

²⁵³ Tatalovich, Nativism Reborn?, p. 85-88.

²⁵⁴ Ibid.,p. 114-122.

²⁵⁵ Ibid., p. 136-148,150-160.

²⁵⁶ Geoffrey Nunberg, "Linguists and the Official Language Movement", Language, 65 (September 1989), p. 581.

²⁵⁷ Boston Globe, 6 November 2002, p. A1.

²⁵⁸ Rocky Mountain News, 6 November 2002, p. 29A; Boston Globe, 10 November 2002, p. 10.

²⁵⁹ Schmid, "The English Only Movement", in James Crawford, ed., Language Loyalties, p. 203-5; Max J. Castro, "On the Curious Question of Language in Miami" in Ibid., p. 179; Peter Skerry, Mexican Americans: The Ambivalent Minority (Cambridge: Harvard University Press, 1993), p. 285; Jack Citrin, "Language Politics and American Identity", The Public Interest, 99 (Spring 1990), p. 104.

²⁶⁰ Steve Farkas, ed., A Lot to be Thankful For, (New York: Public Agenda, 1998).

²⁶¹ Boston Globe, 31 August 1997, p. A12; New York Times, 15 August 1997, p. A39; New York Times, 5 June 1998, p. A12; Glenn Garvin, "Loco, Completamente Loco: The Many Failures of 'Bilingual Education,'" Reason, 29 (January 1998), p. 20.

²⁶² James Counts Early, "Affirmations of a Multiculturalist", in Robert Royal, ed., Reinventing the American People: Unity and Diversity Today (Grand Rapids: William B. Eerdmans, 1995), p. 58; Clifford Orwin, "All Quiet on the (post)Western Front", The Public Interest, 123 (Spring 1996), p. 10.

²⁶³ Pamela L. Tiedt and Iris M. Tiedt, Multicultural Teaching: A Handbook of Activities, Information, and Resources (Boston: Allyn and Bacon, 3^rd ed., 1990), p. 7.

²⁶⁴ Mikulski quoted in Mann, The One and the Many, p. 29; Nathan Glazer and Daniel Patrick Moynihan, Beyond the Melting Pot (Cambridge, MA: M.I.T. Press, 1963), p. 16-17,290.

604

²⁶⁵ Mann, The One and the Many, p. 37, 38-39.

²⁶⁶ Stephen Steinberg, The Ethnic Myth: Race, Ethnicity, and Class in America (New York: Atheneum, 1981), p. 51.

²⁶⁷ Thaddeus V. Gromada, "Polish Americans and Multiculturalism", 4 January 1997, presidential address at meeting of Polish American Historical Association, in conjunction with American Historical Association, New York Hilton Hotel, New York City.

²⁶⁸ Betty Jean Craige, American Patriotism in a Global Society (Albany: State University of New York Press, 1996), p. 65-66.

²⁶⁹ Lilia I. Bartolome, "Introduction", in Alfonso Nava et al., Educating Americans in a Multicultural Society (New York: McGraw-Hill, 2^nd ed., 1994), p. v.

²⁷⁰ James A. Banks, Multiethnic Education: Theory and Practice (Boston: Allyn and Bacon, 1994), p. 3.

²⁷¹ Tiedt and Tiedt, Multicultural Teaching, p. xi.

²⁷² Sandra Stotsky, Losing Our Language (New York: Free Press, 1999), p. 59-62, reporting the research of Charlotte Iiams, "Civic Attitudes Reflected in Selected Basal Readers for Grades One Through Six Used in the United States from 1900-1970" (Unpublished doctoral dissertation, University of Idaho, 1980).

²⁷³ Paul Vitz, Censorship: Evidence of Bias in Our Children's Textbooks (Ann Arbor: Servant Books, 1986), p. 70-71; Nathan Glazer and Reed Ueda, Ethnic Groups in History Textbooks (Washington, D.C,: Ethics and Public Policy Center, 1983), p.15.

²⁷⁴ Robert Lerner, Althea K. Nagai, Stanley Rothman, Molding the Good Citizen: The Politics of High School History Texts (Westport: Praeger, 1995), p. 153, citing the study by Diana Ravitch and Chester E. Finn, What Do Our 17-Year-Olds Know? (New York: Harper and Row, 1987), p. 270-72; Stotsky, Losing our Language, p. 72-74,86-87,90, 294, n20.

²⁷⁵ Glazer, We Are All Multiculturalists Now, p. 83; Schlesinger, The Disuniting of America, p. 123; American Council of Turstees and Alumni, Inside Academe, 8 (Fall 2002), p. 1, 3, citing the council's report, Restoring America's

605

Legacy: The Challenge of Historical Literacy in the 21^st Century (2002).

²⁷⁶ Lerner, et al., Molding the Good Citizen, p. 153, citing U.S. News and World Report, 12 April 1993, p. 56; American Council of Trustees and Alumni, Newsletter, 18 December 2000, citing the council's report, Losing America's Memory: Historical Illiteracy in the 21^st Century (2000).

²⁷⁷ U.S. Immigration and Naturalization Service, 2000 Statistical Yearbook of the Immigration and Naturalization Service (Unpublished, selections available online at http://www.ins.usdoj.gov/graphics/aboutins/statistics/ybpage.htm ).

²⁷⁸ Economist, 24 June 2000, p 63.

²⁷⁹ Organization for Economic Cooperation and Development, Trends in International Migration: Continuous Reporting System on Migration, (2000 ed. Paris, France: OECD, 2001).

²⁸⁰ World Population Prospects: The 2000 Revision-Highlights, Annex Tables (28 February 2001) (United Nations Population Division).

²⁸¹ National Institute of Population and Social Security Research, Population Projections for Japan: 1996-2100 (1997).

²⁸² Ole Waever et al., Identity, Migration and the New Security Agenda in Europe, (London: Pinter, 1993), p. 23.

²⁸³ Organization for Economic Cooperation and Development, Trends in International Migration, p. 304.

²⁸⁴ U.S. Immigration and Naturalization Service, 2000 Statistical Yearbook.

²⁸⁵ Milton M. Gordon, Assimilation in American Life (New York: Oxford University Press, 1964), p. 70-71.

²⁸⁶ Peter D. Salins, Assimilation, American Style (New York: Basic Books, 1997), p. 6, 48-49.

²⁸⁷ Gordon, Assimilation in American Life, p. 127, 244-45.

²⁸⁸ Will Herberg, Protestant Catholic Jew (Garden City: Doubleday, 1955), p. 33-34; George R. Stewart, American Ways of Life (New York: Doubleday, 1954), p. 23, cited in Gordon, Assimilation in American Life, p. 127--28.

606

²⁸⁹ Thomas Jefferson, Notes on Virginia, (Chapel Hill: University of North Carolina Press, 1954), p. 84-85.

²⁹⁰ Michael Piore, Birds of Passage: Migrant Labor and Industrial Societies (Cambridge: Cambridge University Press, 1979), p. 151.

²⁹¹ Gordon, Assimilation in American Life, p. 190; Thomas Sowell, Migrations and Cultures: A World View, (New York: Basic Books, 1996), p. 48. For an excellent overview and analysis of the successful assimilation of pre-World War II immigrants and their descendants, see Richard Alba and Victor Nee, Remaking the American Mainstream: Assimilation and Contemporary Immigration (Cambridge: Harvard University Press, 2003), chap. 3.

²⁹² Samuel P. Huntington, The Clash of Civilization and the Remaking of World Order (New York: Simon & Schuster, 1996), p. 264.

²⁹³ American Muslim Council, Zogby poll, released 28 August 2000.

²⁹⁴ Kambiz Ghanea Bassiri, Competing Visions of Islam in the United States: A Study of Los Angeles (Westport, СТ: Greenwood Press, 1997), p. 43-49.

²⁹⁵ Corey Michael Spearman, "The Clash of Civilizations in Dearborn, Michigan" (Term paper, Kalamazoo College, Michigan, March 2000), p. 7, quoting Abu Mustafa Al-Bansilwani, "There Has to Be a Better Way--and There Is!", Ummah, I (no. 1, 1999), p. 1-2.

²⁹⁶ Daniel Patrick Moynihan, "The Sonnet About the Statue of Liberty", New York, 19 May 1986), p. 58.

²⁹⁷ Sowell, Migrations and Cultures, p. 39-40; John С Harles, Politics in the Lifeboat: Immigrants and the American Democratic Order (Boulder: Westview Press, 1993), p. 99.

²⁹⁸ Henri Weber, quoted in The Economist, 12 February 2000, p. 20.

²⁹⁹ Oscar Handlin, The Uprooted (Boston: Little, Brown, 2nd ed., 1973) p. 272; Arthur M. Schlesinger, Jr., The Disuniting of America: Reflections on a Multicultural Society (New York: Norton, rev. ed., 1998), p. 17; Harles, Politics in the Lifeboat, p. 4.

607

³⁰⁰ Salins, Assimilation, American Style, p. 48-49; Josef Joffe, personal conversation.

³⁰¹ Piore, Birds of Passage: p. 149 ff.

³⁰² Roberto Suro, Strangers Among Us (New York: Knopf, 1998), p. 325.

³⁰³ Washington, Jefferson, Franklin quoted in Matthew Spalding, "From Pluribus to Unum", Policy Review, no. 67 (Winter 1994), p. 39-40.

³⁰⁴ Gordon, Assimilation in American Life, p. 132-33; Marcus Lee Hansen, The Immigrant in American History (Cambridge: Harvard University Press, 1940), p. 132; Heinz Kloss, The American Bilingual Tradition (Rowley, MA: Newbury House, 1977), p. 128; Will Kymlicka, Multicultural Citizenship (Oxford: Clarendon Press, 1998), p. 28-29.

³⁰⁵ Samuel Lubell, The Future of American Politics (New York: Harper, 1951), p. 58ff.

³⁰⁶ New York Times, 9 December 1999, p. 1, 20; 5 March 2000, p. A1, A20; Washington Post, 18 September 1993, p. A1; New York City Department of City Planning, The Newest New Yorkers: 1995--1996: An Update of Immigration to NYC in the Mid '90s (8 November 1999).

³⁰⁷ James Dao, "Immigrant Diversity Slows Traditional Political Climb", New York Times, 28 December 1999, p. A1; John J. Miller, The Unmaking of Americans (New York: Free Press, 1998), p. 218-19; Edward P. Lazear, Culture Wars in America (Stanford: Hoover Institution, Essays in Public Policy, no. 71, 1996), p. 9, citing 1990 census data.

³⁰⁸ Nathan Glazer, "Immigration and the American Future", The Public Interest, 118 (Winter 1995), p. 51; "Issue Brief: Cycles of Nativism in U.S. History", Immigration Forum, 19

May 2000, p. 1.

³⁰⁹ Robert William Fogel, The Fourth Great Awakening and the Future of Egalitarianism (Chicago: University of Chicago Press 2000), p. 60; Barry Edmonston and Jeffrey P. Passel, "Ethnic Demography: U.S. Immigration and Ethnic Variations", in Edmonston and Passel, eds., Immigration and Ethnicity (Washington, D.C.: Urban Institute Press 1994), p. 8; Campbell J. Gibson and Emily Lennon, Historical Census Statistics on the Foreign Born Population of the United

608

States, 1850-1990 (Washington: Census Bureau Population Division, Working Paper 29, February 1999).

³¹⁰ Richard Alba and Victor Nee, "Rethinking Assimilation Theory for a New Era of Immigration", International Migration Review, 31 (Winter 1997), p. 842-43; Douglas Massey, "The New Immigration and Ethnicity in the United States", Population and Development Review, 21 (September, 1995), p. 645, quoted in Peggy Levitt, The Transnational Villagers (Berkeley: University of California Press, 2001), p. 18.

³¹¹ U.S. Immigration and Naturalization Service, 1999 Statistical Yearbook of the Immigration and Naturalization Service (Washington, D.C.: U.S. Government Printing Office, March 2002), p. 19; U.S. Census Bureau, Statistical Abstract of the United States: 2001, p. 45.

³¹² Stephen A. Camarota, Immigrants in the United States--2002: A Snapshot of America's Foreign-Born Population (Washington: Center for Immigration Studies, Backgrounder, November 2002), p. 1; Boston Globe, 10 March 2003, p. A3, citing William Frey's analysis of Census Bureau figures.

³¹³ Frederick Douglass, quoted in Judith N. Shklar, American Citizenship (Cambridge: Harvard University Press, 1991), p. 48, 52.

³¹⁴ Ronald Takaki, Double Victory: A Multicultural History of America (Boston: Little, Brown 2000), p. 82.

³¹⁵ John Higham, Strangers in the Land (New Brunswick, N. J.: Rutgers University Press, 1988) p. 12ff; Kevin Phillips, The Cousins' Wars (New York: Basic Books, 1999), p. 543 ff.

³¹⁶ John A. Hawgood, The Tragedy of German-America (New York: G. P. Putnam's Sons, 1940), p. 291-301; Ronald Fernandez, "Getting Germans to Fight Germans: The Americanizers of World War I", Journal of Ethnic Studies, 9 (1981), p. 64-664 Higham, Strangers in the Land, pp, 216 -17.

³¹⁷ New York Times, 5 July 1918, p. 1, 6; John J. Miller, "Americanization Past and Future", Freedom Review, 28 (Fall 1997), p. 11.

609

³¹⁸ Nathan Glazer and Daniel Patrick Moynihan, Beyond the Melting Pot (Cambridge: MIT Press, 1970), p. 20; Mary C. Waters, Ethnic Options: Choosing Identities in America (Berkeley: University of California Press, 1990), p. 175.

³¹⁹ Michael Walzer, What It Means to Be an American (New York: Marsilio, 1992), p. 49.

³²⁰ Boston Globe, 27 May 2002, p. A1; 15 August 2002, p. A3; 23 November 2002, p.A15.

³²¹ Miller, The Unmaking of Americans, p. 219-21.

³²² Marilyn Halter, Washington Post Weekly Edition, 24 July 2000, p. 21.

³²³ Cm. Peter Skerry, Mexican Americans: The Ambivalent Minority (Cambridge: Harvard University Press, 1993), passim; and Michael Jones-Correa, Between Two Nations: The Political Predicament of Latinos in New York City (Ithaca: Cornell University Press, 1998) p.5, 69-90.

³²⁴ Miller, The Unmaking of Americans, p. 120, 134-35, 221-23; James R. Edwards and James G. Gimbel, "The Immigration Game", American Outlook, Summer 1999, p. 43; Linda Chavez, "Multiculturalism Getting Out of Hand", USA Today, 14 December 1994, p. 13A.

³²⁵ Mark Krikorian, "Will Americanization Work in America?" Freedom Review, 28 (Fall 1997), p. 51-52; Ruben G. Rumbaut, Achievement and Ambition among Children of Immigrants in Southern California (Jerome Levy Economics Institute, Working Paper No. 215, November 1997), p. 14-15; Peter Skerry, "Do We Really Want Immigrants to Assimilate?" Society, 37 (March-April 2000), p. 60, citing University of California Diversity Project, Final Report: Recommendations and Findings (Berkeley: Graduate School of Education,

2000).

³²⁶ Fernando Mateo, quoted in New York Times, 19 July 1998, p. 1; Levitt, Transnational Villagers, p. 3-4, 239-40; Jones-Correa, Between Two Nations, p. 5-6, 191 -93; Robert S. Leiken, The Melting Border: Mexico and Mexican Communities in the United States (Washington, D. C: Center for Equal Opportunity, 2000), p. 4-5.

³²⁷ Suro, Strangers Among Us, p. 124.

610

³²⁸ Levitt, Transnational Villagers, p. 219, citing 1990 census data.

³²⁹ Ibid, p. 2-3.

³³⁰ Deborah Sontag and Celia W. Dugger, "The New Immigrant Tide: A Shuttle Between Worlds", New York Times, 19 July 1998, p. 26; New York Times, 17 June 2001, p. 1; Levitt, Transnational Villagers, p. 16, citing Lars Schoultz, "Central America and the Politicization of U.S. Immigration Policy", in Christopher Mitchell, ed., Western Hemisphere Immigration and United States Foreign Policy (University Park: Pennsylvania State University Press, 1992), p. 189.

³³¹ Ryan Rippel, "Ellis Island or Ellis Farm" (Term paper, Government 1582, Harvard University, Spring 2002), p. 14, 28.

³³² Leiken, The Melting Border, p. 6, 13, 12-15; Levitt, Transnational Villagers, p. 180ff.

³³³ Stanley A. Renshon, Dual Citizens in America (Washington, D. C: Center for Immigration Studies, backgrounder, July 2000), p. 3, and Dual Citizenship and American National Identity (Washington, D. C: Center for Immigration Studies, Paper 20, October 2001), p. 15.

³³⁴ Renshon, Dual Citizens in America, p. 6; Aleinikoff, "Between Principles and Politics: U.S. Citizenship Policy", in T. Alexander Aleinikoff and Douglas Klusmeyer, eds., From Migrants to Citizens: Membership in a Changing World (Washington, D. C: Carnegie Endowment for International Peace, 2000), p. 139-40.

³³⁵ Michael Jones-Correa, "Under Two Flags: Dual Nationality in Latin America and Its Consequences for Naturalization in the United States", International Migration Review, 35 (Winter 2001), p. 1010.

³³⁶ Ibid., p. 1016-17.

³³⁷ Yasemin Soysal, Limits of Citizenship: Migrants and Post national Membership in Europe (Chicago: University of Chicago Press, 1994), p. 205; Nathan Glazer, estimate, Harvard University, Globalization and Culture Seminar, 16 February 2001.

³³⁸ Jones-Correa, "Under Two Flags", p. 1024; Boston Globe, 20 December 1999, p. Bl; 13 May 2000, p. B3.

611

³³⁹ Jones-Correa, "Under Two Flags", p. 1004, 1008.

³⁴⁰ New York Times, 19 June 2001, p. A4, 3 July 2001, p. A7; Levitt, Transnational Villagers, p. 19.

³⁴¹ Относительно оценки стоимости и преимуществ двойного гражданства см. Peter H. Schuck, "Plural Citizenships", in Noah M. J. Pickus, ed., Immigration and Citizenship in the Twenty-First Century (Lanham, Md.: Rowman and Littlefield, 1998), p. 162-76.

³⁴² James H. Kettner, The Development of American Citizenship, 1608-1870 (Chapel Hill: University of North Carolina Press, 1978), p. 55, 267-69, 281-82, 343ff.

³⁴³ Arthur Mann, The One and the Many: Reflections on the American Identity (Chicago: University of Chicago Press, 1979), p. 178.

³⁴⁴ Aleinikoff, "Between Principles and Politics", p. 137.

³⁴⁵ Peter H. Schuck and Rogers M. Smith, Citizenship Without Consent: Illegal Aliens in the American Polity (New Haven: Yale University Press, 1985), p. 167, n. 31.

³⁴⁶ Renshon, Dual Citizenship and American National Identity, p. 6; Renshon, Dual Citizens in America, p. 3.

³⁴⁷ Cm. Schuck, "Plural Citizenships", p. 149-51, 173 ff.; Renshon, Dual Citizenship and American National Identity, p. 11-12.

³⁴⁸ Aristotle, The Politics, 1275a, 1278a, quoted in Michael Walzer, Spheres of Justice: A Defense of Pluralism and Equality (New York: Basic Books, 1983), p. 53-54. Cm. p. 92-113 перевода Эрнеста Бейкера (Oxford: Clarendon Press, 1946) относительно обширных рассуждений Аристотеля о гражданстве при различных формах общественного устройства.

³⁴⁹ Schuck, "Plural Citizenships", p. 169.

³⁵⁰ Soysal, Limits of Citizenship, p. 1.

³⁵¹ Joseph H. Carens, "Why Naturalization Should Be Easy: A Response to Noah Pickus", in Pickus, Immigration and Citizenship, p. 143.

³⁵² Deborah J. Yashar, "Globalization and Collective Action", Comparative Politics, 34 (April 2002), p. 367, citing Soysal, Limits of Citizenship, p. 119ff.; Schuck and Smith, Citizenship Without Consent, p. 107.

612

³⁵³ Aleinikoff, "Between Principles and Politics", p. 150.

³⁵⁴ Peter J. Spiro, "Questioning Barriers to Naturalization", Georgetown Immigration Law Journal, 13 (Summer 1999), p. 517; Aleinikoff, "Between Principles and Politics", p. 154.

³⁵⁵ Jones-Correa, Between Two Nations, p. 198, n. 11; Leticia Quezada, quoted in Washington Post National Weekly Edition, 11-17 July 1994, p. 23.

³⁵⁶ David Jacobson, Rights Across Borders: Immigration and the Decline of Citizenship

(Baltimore: Johns Hopkins University Press, 1996), p. 8-9; Sarah V. Wayland, "Citizenship and Incorporation: How Nation-States Respond to the Challenges of Migration", Fletcher Forum of World Affairs, 20 (Summer/Fall 1996), p. 39; Irene Bloemraad, "The North American Naturalization Gap: An Institutional Approach to Citizenship Acquisition in the United States and Canada", International Migration Review, 36 (Spring 2002), p. 193-228, especially p. 209, and "A Macro-Institutional Approach to Immigrant Political Incorporation: Comparing the Naturalization Rates and Processes of Portuguese Immigrants in the US and Canada" (paper, annual meeting, American Sociological Association, August 1999, Chicago).

³⁵⁷ Maria Jiminez, quoted in New York Times, 13 September 1996, p. A16; Jones-Correa Between Two Nations, p. 200.

³⁵⁸ Immigration and Naturalization Service release, Boston Globe, 17 July 2002, p. A3.

³⁵⁹ Spiro, "Questioning Barriers to Naturalization", p. 492, 518.

³⁶⁰ Schuck and Smith, Citizenship Without Consent, p. 108.

³⁶¹ Carens, "Why Naturalization Should Be Easy", p. 146.

³⁶² Mary С Waters, Ethnic Options: Choosing Identities in America (Berkeley: University of California Press, 1990), p. 94.

³⁶³ David M. Kennedy, "Can We Still Afford to Be a Nation of Immigrants?" Atlantic Monthly, 278 (November 1996), p. 67.

³⁶⁴ Roger Daniels, Coming to America: A History of Immigration and Ethnicity in American Life (New York: HarperCollins, 1990), p. 129, 146.

613

³⁶⁵ Campbell J. Gibson and Emily Lennon, "Historical Census Statistics on the Foreign-Born Population of the United States 1850-1990" (Population Division Working Paper No. 29, U.S. Census Bureau, February 1999), Table 3; U.S. Census Bureau, March 2000 Current Population Survey, Profile of the Foreign-Born Population in the United States 2000 (PPL-145, 2001), Tables 1-1,3-1,3-2, 3-3, and 3-4.

³⁶⁶ The Economist, 24 August 2002, p. 21-22; U.S. Department of Homeland Security, Office of Immigration Statistics, 2002 Yearbook of Immigration Statistics (Washington, forthcoming, 2003), Table 2; New York Times, 19 June 2003, p. A22.

³⁶⁷ Mark Krikorian, "Will Americanization Work in America?" Freedom Review, 28 (Fall 1997), p. 48-49.

³⁶⁸ Barry Edmonston and Jeffrey S. Passel, "Ethnic Demography: U.S. Immigration and Ethnic Variations", in Edmonston and Passell, eds., Immigration and Ethnicity: The Integration of America's Newest Arrivals (Washington: Urban Institute Press, 1994), p. 8.

³⁶⁹ The Economist, 20 May 1995, p. 29; New York Times, 3 June 1995, p. B2; Immigration and Naturalization Service study, reported in New York Times, 8 February 1997, p. 9; INS study, reported in Boston Globe, 1 February 2003, p. A8; Census Bureau figure reported in Washington Post, 25 October 2001, p. A 24.

³⁷⁰ Michael Fix and Wendy Zimmermann, "After Arrival: An Overview of Federal Immigrant Policy in the United States", in Edmonston and Passel, eds., Immigration and Ethnicity, p. 257-58; Frank D. Bean et al., "Educational and Sociodemographic Incorporation Among Hispanic Immigrants to the United States", in Edmonston and Passell, eds., Immigration and Ethnicity, p. 80-82; George J. Borjas, Heaven's Door: Immigration Policy and the American Economy (Princeton: Princeton University Press, 1999), p. 118; "U. S. Survey", The Economist, 11 March 2000, p. 12; New York Times, 1 February 2000, p. A12; The Economist, 18 May 1996, p. 29.

³⁷¹ Frank D. Bean, Jorge Chapa, Ruth R. Berg, and Kathryn A. Sowards, "Educational and Sociodemographic Incorporation Among Hispanic Immigrants to the United

614

States", in Edmonston and Passel, eds., Immigration and Ethnicity, p. 80-82; "US Survey", The Economist, p. 12; James Sterngold, "A Citizenship Incubator for Immigrant Latinos", New York Times, 1 February 2000, p. A12; "Where Salsa Meets Burger", The Economist, 18 May 1996, p. 29.

³⁷² "US Survey", The Economist, p. 15, citing Los Angeles Times; Abraham F. Lowenthal and Katrina Burgess, eds., The California-Mexico Connection (Stanford: Stanford University Press, 1993), p. 256; New York Times, 17 February 2003, p. A13.

³⁷³ Kennedy, "Can We Still Afford to Be a Nation of Immigrants?" p. 68.

³⁷⁴ Summary of Mexican report in David Simcox, Backgrounder: Another 50 Years of Mass Mexican Immigration (Washington, D. C: Center for Immigration Studies, March 2002).

³⁷⁵ Myron Weiner, The Global Migration Crisis: Challenge to States and to Human Rights (New York: HarperCollins, 1995), p. 21ff.; David M. Heer, Immigration in America's Future: Social Science Findings and the Policy Debate (Boulder: Westview Press, 1996), p. 147.

³⁷⁶ Edmonston and Passel, "Ethnic Demography",, p. 21; Mark Falcoff, Beyond Bilingualism (Washington, D. C: American Enterprise Institute, On the Issues Release, August 1996), p. 4.

³⁷⁷ Peter Skerry, Mexican Americans: The Ambivalent Minority (Cambridge: Harvard University Press, 1993), p. 289 also p. 21-22.

³⁷⁸ Terrence W. Haverluk, "Hispanic Community Types and Assimilation in Мех-America", Professional Geographer, 50 (November 1998), p. 465-71.

³⁷⁹ Stephen Steinberg, The Ethnic Myth: Race, Ethnicity, and Class in America (New York: Atheneum, 1981), p. 45-46.

³⁸⁰ Tech Paper 29, Table 5. Language Spoken at Home for the Foreign-Born Population 5 Years and Over: 1980 and 1990, U.S. Bureau of the Census, 9 March 1999; We the American Foreign Born, U.S. Bureau of the Census, September 1993, p. 6; Census Bureau figures reported in The Herald (Miami), 6 August 2002, p. 4A.

615

³⁸¹ Heer, Immigration in America's Future, p. 197-98.

³⁸² Skerry, Mexican Americans: The Ambivalent Minority, p. 286, 289.

³⁸³ Washington Post Weekly Edition 1-14 July 02, p. 13.

³⁸⁴ Census Bureau, We the American Foreign Born, p. 6.

³⁸⁵ U.S. Census Bureau, Profile of the Foreign-Born Population of the United States 2000 (Washington: Government Printing Office, 2001), p. 37; Bean et al., "Educational and Sociodemographic Incorporation p. 79, 81, 83, 93; Lindsay Lowell and Roberto Suro, The Improving Educational Profile of Latino Immigrants (Washington: Pew Hispanic Center, 4 December 2002), p. 1.

³⁸⁶ James P. Smith, "Assimilation across the Latino Generations", American Economic Review, 93 (May 2003), p. 315-19. Я очень благодарен Джеймсу Перри за помощь в анализе данных Смита.

³⁸⁷ Washington Post Weekly Edition, 10 August 1998, p. 33; Bean et al., "Educational and Sociodemographic Incorporation", p. 94-95. American Council on Education, Minorities in Higher Education 19^th annual report, 1999-- 2000, reported in Boston Globe, 23 Sept 02, p. A3; William H. Frey, "Chanticle", Milken Institute Review, (3rd quarter, 2002), p. 7.

³⁸⁸ Census Bureau, We the American Foreign Born, p. 7.

³⁸⁹ M. Patricia Fernandez Kelly and Richard Schauffler, "Divided Fates: Immigrant Children and the New Assimilation", in Alejandro Portes, ed., The New Second Generation (New York: The Russell Sage Foundation,

1996), p. 48.

³⁹⁰ Robert W. Fairlie and Bruce D. Meyer, "Ethnic and Racial Self-Employment Differences and Possible Explanations", Journal of Human Resources, 31 (September 1996), p. 772-3, citing 1990 census data.

³⁹¹ U.S. Census Bureau, Current Population Survey, March 1998; Steven A. Camarota, Immigrants in the United States -- 1998: A Snapshot of America's Foreign-born Population, (Washington, D.C.: Center for Immigration Studies), p. 6, 9. Two smaller immigrant groups had poverty

616

rates above the Mexicans: Dominicans, 38 percent, and Haitians, 34 percent.

³⁹² Borjas, Heaven's Door, p. 110-111; Steven A. Camarota, Immigration from Mexico: Assessing the Impact on the United States (Washington: Center for Immigration Studies, July 2001), p. 55; Steven A. Camarota, Back Where We Started: An Examination of Trends in Immigrant Welfare Use Since Welfare Reform (Washington: Center for Immigration Studies, March 2003), p. 13.

³⁹³ Steinberg, The Ethnic Myth, p. 272-3.

³⁹⁴ Joel Perlmann and Roger Waldinger, "Are the Children of Today's Immigrants Making It?" The Public Interest, 132 (Summer 1998), p. 96.

³⁹⁵ Smith, "Assimilation across the Latino Generations", p. 317.

³⁹⁶ Rodolfo O. de la Garza, Angelo Falcon, F. Chris Garcia, and John Garcia, "Mexican Immigrants, Mexican Americans, and American Political Culture", in Edmonston and Passel, eds., Immigration and Ethnicity p. 232-35.

³⁹⁷ Leon Bouvier, Embracing America: A Look at Which Immigrants Become Citizens, (Washington, D.C.: Center for Immigration Studies Center Paper 11), p. 14, Table 4.3.

³⁹⁸ Ibid., p. 32-33, Tables 9.2, 9.4; Washington Post Weekly Edition, 25 October 1999, p. 30-31, citing U.S. Census study; New York Times, 6 August 2003, p. A1, A14.

³⁹⁹ Gregory Rodriguez, From Newcomers to Americans: The Successful Integration of Immigrants into American Society (Washington, D.C.: National Immigration Forum, 1999), p. 22, citing Current Population Survey, June 1994.

⁴⁰⁰ Расчеты Тэмми Фрисби по данным U.S. Census Data: U.S. Bureau of the Census, Current Population Reports, Special Studies Series, P-23, No. 77, "Perspectives on American Husbands and Wives", 1978; U.S. Bureau of the Census, Current Population Reports, P-20-483, "Household and Family Characteristics", March 1994, Table 13; U.S. Bureau of the Census, Statistical Abstract of the United States: 1999 (119^th edition) Washington, D.C., 1999; Gary D. Sandefur, Molly Martin, Jennifer Eggerling-Boeck, Susan E. Mannon, Ann M. Meier, "An Overview of Racial and Ethnic

617

Demographic Trends", in Neil J. Smelser, William Julius Wilson, Faith Mitchell, eds., America Becoming: Racial Trends and Their Consequences (Washington: National Academy Press, 2001), 1, p. 74-5; Richard Alba, "Assimilation's Quiet Tide", The Public Interest, 119 (Spring 1995), p. 3-18.

⁴⁰¹ William V. Flores and Rina Benmayor, Latino Cultural Citizenship: Claiming Identity, Space, and Rights (Boston: Beacon Press, 1997), p. 11, citing a study by Renato Rosaldo.

⁴⁰² Ron Unz, "The Right Way for Republicans to Handle Ethnicity in Politics", The American Enterprise, 11 (April-May 2000), p. 35.

⁴⁰³ Ruben G. Rumbaut, "The Crucible Within: Ethnic Identity, Self-Esteem, and Segmented Assimilation Among Children of Immigrants", in Portes, ed., The New Second Generation, p. 136-37.

⁴⁰⁴ De la Garza et al., "Mexican Immigrants, Mexican Americans, and American Political Culture", p. 231, 241, 248.

⁴⁰⁵ John J. Miller, "Becoming An American", New York Times, 26 May 1998, p. A27.

⁴⁰⁶ Robin Fox, "Nationalism: Hymns Ancient and Modern", The National Interest, 35 (Spring 1994), p. 56; de la Garza et al., "Mexican Immigrants, Mexican Americans, and American Political Culture", p. 229, citing Tom Smith, "Ethnic Survey", Topical Report 19. (Chicago: National Opinion Research Center, University of Chicago).

⁴⁰⁷ Jennifer L. Hochschild, Facing Up to the American Dream: Race, Class, and the Soul of the Nation (Princeton: Princeton University Press, 1995), passim, especially

chapter 4.

⁴⁰⁸ Susan Gonzales Baker et al, "U. S. Immigration Policies and Trends: The Growing Importance of Migration from Mexico", in Marcelo M. Suarez-Orozco, ed., Crossings: Mexican Immigration in Interdisciplinary Perspectives (Cambridge: Harvard University Press, 1998), p. 99-100.

⁴⁰⁹ Kennedy, "Can We Still Afford to Be a Nation of Immigrants?" p. 68.

618

⁴¹⁰ Morris Janowitz, The Reconstruction of Patriotism: Education for Civic Consciousness (Chicago: University of Chicago Press, 1983), p. 128-29, 137.

⁴¹¹ "U. S. Survey", The Economist, p. 13; Rocky Mountain News, 6 February 2000, p. 2Aff; Robert S. Leiken, The Melting Border: Mexico and Mexican Communities in the United States (Washington: Center for Equal Opportunity, 2000); Lowenthal and Burgess, The California-Mexico Connection, p. vi; Council on Foreign Relations, Defining the National Interest: Minorities and U. S. Foreign Policy in the 21st Century (New York: Council on Foreign Relations, 1996), p. 12; Lester Langley, MexAmerica, Two Countries, One Future (New York: Crown Books, 1988); "Welcome to Amexica", Time, Special issue, 11 June 2001; Victor Davis Hanson, Mexifornia: A State of Becoming (San Francisco: Encounter Books, 2003).

⁴¹² Robert D. Kaplan, "History Moving North", Atlantic Monthly, 279 (February, 1997), p. 24; New York Times, 17 February 2003, p. A13; The Economist, 7 July 2001, p. 29; New York Times, 10 February 2002, Sect. 4, p. 6.

⁴¹³ Graham E. Fuller, "Neonationalism and Global Politics: An Era of Separatism", Current 344 (July-August 1992), p. 22.

⁴¹⁴ The Economist, 8 April 2000, p. 28-29; Joan Didion, "Miami", The New York Review, 28 May 1987, p. 44; Boston Globe, 21 May 2000, p. A7.

⁴¹⁵ U. S. Census Bureau, 2000 Census of Population and Housing, Summary Social, Economic and Housing Characteristics, PHC-2 (2003); U. S. Census Bureau, 2000 Census of Population and Housing, Summary Population and Housing Characteristics, PHC-1 (2001).

⁴¹⁶ Fix and Zimmermann, "After Arrival: An Overview of Federal Immigrant Policy in the United States", p. 256-58; New York Times, 1 April 2000, p. 1A, The Economist, 8 April 2000, p. 27.

⁴¹⁷ Cathy Booth, "The Capital of Latin America: Miami", Time (Fall 1993), p. 82.

⁴¹⁸ Booth, "The Capital of Latin America", p. 84; Mimi Swartz, "The Herald's Cuban Revolution", New Yorker, 7 June 1999, p. 39.

619

⁴¹⁹ Swartz, "The Herald's Cuban Revolution", p. 37; Booth, "The Capital of Latin America" p. 84.

⁴²⁰ Booth, "The Capital of Latin America: Miami", p. 84; New York Times, 11 February 1999, p. A1; New York Times, 10 May 2000, p. A17; Didion, "Miami", p. 47.

⁴²¹ Swartz, "The Herald's Cuban Revolution", The New Yorker, 7 June 1999, p. 37, citing Alejandro Portes and Alex Stepick, City on the Edge: The Transformation of Miami (Berkeley, CA: University of California Press, 1993); "The Capital of Latin America", p. 85; Didion, "Miami", p. 48.

⁴²² Booth, "The Capital of Latin America", p. 82; Swartz, "The Herald's Cuban Revolution", p. 39-40; David Rieff, quoted in The Economist, 8 April 2000, p. 27.

⁴²³ New York Times, 1 April 2000, p. A1; New York Times, 2 April 2000, p. A22.

⁴²⁴ Didion, "Miami", p. 47.

⁴²⁵ Boston Globe, 24 July 1995, p. 11; Lionel Sosa, The Americano Dream (New York: Plume, 1998), p. 210.

⁴²⁶ Roderic Ai Camp, "Learning Democracy in Mexico and the United States", Mexican Studies, 19 (Winter 2003), p. 13; Carlos Fuentes, "Conversations with Rose Styron", New Perspectives Quarterly, Special Issue 1997, p.59-61; Andres Rozental quoted in Yossi Shain, Marketing the American Creed Abroad (Cambridge: Cambridge University Press, 1999), p. 189; Armando Cintaro, "Civil Society and Attitudes: The Virtues of Character", Annals AAPSS, 565 (September 1999), p. 145-146; Jorge Castaneda, "Ferocious Differences", Atlantic Monthly, 276 (July 1995), p. 71-76; Sosa, Americano Dream, chaps. 1, 6; Alex Villa quoted in Robert D. Kaplan, "Travels into America's Future", Atlantic Monthly, 282 (July 1998), p. 60-61.

⁴²⁷ New York Times, 3 May 1998, p. 26; New York Times, 19 September 1999, p. 18.

⁴²⁸ New York Times, 17 July 2000, p. A20.

⁴²⁹ Sosa, American Dream, p. 205-207, 211.

⁴³⁰ Washington Post, 8 September 1996, p. X03; Washington Post, 17 August 2000, p. C4.

⁴³¹ Georgiy Arbatov, "Preface", in Richard Smoke and Andrei Kortunov, eds., Mutual Security: A New Approach to

620

Soviet-American Relations (New York: St. Martin's, 1991), p. xxi; The original version of this quotation was slightly different, New York Times, 8 December 1987, p. 38.

⁴³² David M. Kennedy, "Culture Wars: The Sources and Uses of Enmity in American History", in Ragnhild Fiebig-von Hase and Ursula Lehmkuhl, eds., Enemy Images in American History (Providence, RI: Berghahn, 1997), p. 355; John Updike, Rabbit at Rest (New York: Alfred A. Knopf, 1990), p. 442-43.

⁴³³ "Waiting for the Barbarians", by С. Р. Cavafy, from Six Poets of Modern Greece, edited by Edmund Keeley and Philip Sherrard, (New York: Alfred A. Knopf, 1968). Reprinted with permission from Thames & Hudson, London. For one typical use of this poem, see Col. S. Nelson Drew, USAF, NATO From Berlin to Bosnia: Trans-Atlantic Security in Transition (Washington: National Defense University, Institute for National Strategic Studies, McNair Paper 35, January 1995), p. 36.

⁴³⁴ Bruce D. Porter, "Can American Democracy Survive?" Commentary, 96 (November 1993), p. 37-40; Robert Putnam, Bowling Alone: The Collapse and Revival of American Community (New York: Simon & Schuster, 2000), p. 272, 267-68; Philip A. Klinker and Rogers M. Smith, The Unsteady March: The Rise and Decline of Racial Equality in America (Chicago: University of Chicago Press, 1999); Michael С Desch, "War and Strong States, Peace and Weak States?" International Organization, 50 (Spring 1996), p. 237-68.

⁴³⁵ Daniel Deudney and G. John Ikenberry, "After the Long War", Foreign Policy, 94 (Spring 1994), p. 29

⁴³⁶ Paul E. Peterson, "Some Political Consequences of the End of the Cold War" (Cambridge: Harvard University, Center for International Affairs, Trilateral Workship on Democracy, Memorandum, 23-25 September 1994), p. 4-9.

⁴³⁷ John W. Dower, War Without Mercy: Race and Power in the Pacific War (New York: Pantheon, 1986), p. 10; John Hersey, Into the Valley: A Skirmish of the Marines (New York: Knopf, 1943), p. 56; Kennedy, "Culture Wars", in Enemy Images, p. 354--55.

621

⁴³⁸ Charles Krauthammer, "Beyond the Cold War", New Republic, December 19, 1988, p. 18.

⁴³⁹ U. S. Department of State, Office of Counterterrorism, "Foreign Terrorist Organizations", 23 May 2003, and "Overview of State-Sponsored Terrorism, 30 April 2003; Boston Globe, 7 May 2002, p. A19.

⁴⁴⁰ Steve Farkas et al, A Lot to Be Thankful for: What Parents Want Children to Learn About America (New York: Public Agenda, 1998), p. 10.

⁴⁴¹ "How Global Is My Company?" Communique, Global Business Policy Council, A.T. Kearny, No. 2 (Fourth Quarter, 2000), p. 3.; Statement by John Davey, Directorate of Intelligence Analysis, television interview, 11 March 1999.

⁴⁴² Adam Smith, An Inquiry into the Nature and Cause of the Wealth of Nations (Chicago: University of Chicago, 1976), vol. 2, p. 375-76, quoted in Walter Berns, Making Patriots (Chicago: University of Chicago Press, 2001), p. 59-60.

⁴⁴³ James Davison Hunter and Josh Yates, "In the Vanguard of Globalization: The World of American Globalizers", in Peter L. Berger and Samuel Huntington, eds., Many Globalizations: Cultural Diversity in the Contemporary World (New York: Oxford University Press, 2000), p. 352-57, 345.

⁴⁴⁴ John Micklethwait and Adrian Wooldridge, A Future Perfect: The Challenge and Hidden Promise of Globalization (New York: Crown Business, 2000), p. 235; "How Global Is My Company?" Global Business Policy Council, p. 4.

⁴⁴⁵ Quoted in Hunter and Yates, "In the Vanguard of Globalization", in Many Globalizations, p. 344.

⁴⁴⁶ Manuel Castells, The Rise of the Network Society, 1 (Cambridge: Blackwell, 1996), p. 415, quoted in Micklethwait and Wooldridge, A Future Perfect, p. 242.

⁴⁴⁷ Adam Clymer, "The Nation's Mood", New York Times Magazine, December 11, 1983, p. 47.

⁴⁴⁸ Robert B. Reich, "What Is a Nation?", Political Science Quarterly, 106(Summer 1991), p. 193-94; Alan Wolfe, "Alien Nation", New Republic, 26 March 2001, p. 36; Micklethwait and Wooldridge, A Future Perfect, p. 241-42.

622

⁴⁴⁹ Martha Nussbaum, "Patriotism and Cosmopolitanism", in Martha C. Nussbaum et al, For Love of Country: Debationg the Limits of Patriotism (Boston: Beacon Press, 1996), p. 4-9; Amy Gutmann, "Democratic Citizenship", ibid., p.68-69; Richard Sennett, "America Is Better Off Without a 'National Identity'", International Herald Tribune, 31 January 1994, p. 6; George Lipsitz, "Dilemmas of Beset Nationhood: Patriotism, the Family, and Economic Change in the 1970s and 1980s", in John Bodnar, ed., Bonds of Affection: Americans Define Their Patriotism (Princeton: Princeton University Press, 1996), p. 256; Cecilia E. O'Leary, "'Blood Brotherhood': The Racialization of Patriotism, 1865-1918", in Bodnar, ed., Bonds of Affection, p. 55ff; Betty Jean Craige, American Patriotism in a Global Society (Albany: State University of New York Press, 1996), p. 35-36; Peter Spiro, "New Global Communities: Non-Governmental Organizations in International Decision-Making Institutions", Washington Quarterly, (18 Winter 1995), p. 45.

⁴⁵⁰ Cm. Jeremy A. Rabkin, Why Sovereignty Matters (Washington, D.C.: AEI Press, 1998), p. 51ff; Filartiga v. Pena-Irala, 630 F.2d 876 (2nd Cir., 1980).

⁴⁵¹ Rabkin, Why Sovereignty Matters, p.56-58, 138.

⁴⁵² Richard Rorty, Achieving Our Country: Leftist Thought in Twentieth-Century America (Cambridge: Harvard University Press, 1998), p. 15; Richard Rorty, "The Unpatriotic Academy", New York Times, 13 February 1994, p. E15; Robert Bellah, The Broken Covenant: American Civil Religion in Time of Trial (Chicago: University of Chicago Press, 1992), p. xii--xiii.

⁴⁵³ Strobe Talbott, "The Birth of the Global Nation", Time, 20 July 1992, p. 20.

⁴⁵⁴ Washington Post, 16-20 June 1989, ABC- Washing ton Post poll, September 2002, reported in New York Times, 6 July 2003, section 4, p. 1.

⁴⁵⁵ Ronald Inglehart et al., World Values Surveys and European Values Surveys, 1981-1984, 1990-1993, and 1995-1997, ICPSR version (Ann Arbor: Institute for Social Research, 2000).

⁴⁵⁶ Ibid.

623

⁴⁵⁷ Torn W. Smith and Lars Jarkko, National Pride: A Cross-National Analysis (Chicago: University of Chicago/ National Opinion Research Center, GSS Cross National Report 19, May 1998), p. 3-4; Elizabeth Hawn Hastings and Phillip K. Hastings, Index to International Public Opinion, 1988-89 (New York: Greenwood, 1990), p. 612; Seymour Martin Lipset, American Exceptionalism: A Double-Edged Sword (New York: Norton, 1996), p. 51; Richard Rose, "National Pride in Cross-National Perspective", International Social Science Journal, 37 (1985), p. 86, 93-95.

⁴⁵⁸ Pippa Norris, ed., Critical Citizens: Global Support for Democratic Government (New York: Oxford University Press, 1999), p. 38-42.

⁴⁵⁹ New York Times Poll, New York Times Magazine, 11 December 1983, p. 89; Washington Post National Weekly Edition, 16-20 June 1989.

⁴⁶⁰ Farkas et al, Л Lot to Be Thankful For, p. 35; New York Times, 6 July 2003, section 4, p. 5.

⁴⁶¹ Ella Sekatu, quoted in Jill Lepore, The Name of War: King Philip's War and the Origins of American Identity (New York: Knopf, 1998), p. 240.

⁴⁶² Russell Dalton, Citizen Politics: Public Opinion and Political Parties in Advanced Industrial Democracies (Chatham, N. J.: Chatham House, 1996), p. 275-76; Pippa Norris, ed., Critical Citizens, p. 38-42; Smith and Jarkko, National Pride, p. 3-4.

⁴⁶³ The Bible, Deuteronomy 27: 25; Daniel J. Elazar, "The Jewish People as the Classical Diaspora: A Political Analysis", in Gabriel Sheffer, ed. Modern Diasporas in International Politics (London: Croom Helm, 186), p. 212ff; Robin Cohen, "Diasporas and the Nation-State: from Victims to Challengers", International Affairs, 72 (July 1996), p. 507-09; American Jewish Committee, "Beyond Grief", New York Times, 3 December 1995 p. E. 15.

⁴⁶⁴ Institute of Southeast Asian Studies, "Trends", The Business Times (Singapore), 27-28 July 1996, p. 2.

⁴⁶⁵ New York Times, 8 April 2002, p. A11; Yossi Shain, Marketing the American Creed Abroad: Diasporas in the U.

624

S. and Their Homelands, (Cambridge: Cambridge University Press, 1999), p. 71-72.

⁴⁶⁶ J. J. Goldberg quoted Boston Globe, 18 August 1998, p.A6.

⁴⁶⁷ Susan Eckstein, "Diasporas and Dollars: Transnational Ties and the Transformation of Cuba" (Massachusetts Institute of Technology Center for International Studies, Rosemarie Rogers Working Paper 16, February 2003), p. 19.

⁴⁶⁸ Yossi Shain, "Marketing the American Creed Abroad: U. S. Diasporic Politics in the Era of Multiculturalism", Diaspora, 3 (Spring 1994), p. 94; Marketing the American Creed Abroad, p. 181-82; Octavio Paz, The Labyrinth of Solitude: Life and Thought in Mexico (New York: Grove Press, 1961), p. 13--19; Ernesto Zedillo, quoted in "Immigration and Instability", American Outlook, Spring 2002, p. 15; Vicente Fox reported in New York Times, 13 October 2002, p. 4.

⁴⁶⁹ President Khatami, quoted in New York Times, 23 September 1998, p. A7; President Fox, quoted in New York Times, 14 December 2000, p. A14.

⁴⁷⁰ New York Times, 25 August 2000, p. A25; Washington Post National Weekly Edition, 23 December 2002-5 January 2003, p. 17.

⁴⁷¹ Robert С Smith, Review of Robin Cohen, Global Diaspora: An Introduction, Political Science Quarterly, 144 (Spring 1999), p. 160.

⁴⁷² New York Times, 12 January 2003, p. 4; Jagdish Bhagwati, "Borders Beyond Control", Foreign Affairs, 82 (January-February 2003), p. 102.

⁴⁷³ Robert S. Leiken, The Melting Border: Mexico and Mexican Communities in the United States (Washington: Center for Equal Opportunity, 2000 p. 10; New York Times, 30 May 2001, p.A12.

⁴⁷⁴ New York Times, 15 March 2003, p. A12.

⁴⁷⁵ New York Times, 13 October 2002, p. 4; New York Times, 25 August 2003, p. A1, A14.

⁴⁷⁶ New York Times, 10 December 1995, p. 16.

⁴⁷⁷ John С Harles, Politics in the Lifeboat: Immigrants and the American Democratic Order (Boulder: Westview Press, 1993), p. 97.

625

⁴⁷⁸ Economist, 6 January 2001, p. 32; New York Times, 8 April 2002, p. All; Lorena

Barberia, "Remittances to Cuba: An Evaluation of Cuban and U.S. Government Policy Measures" (Massachusetts Institute of Technology Center for International Affairs: Rosemarie Rogers Working Paper No. 15, September 2002), p. 11; Economist, 2 August 2003, p. 37; New York Times, 2 November 2001, p. A8, 9 January 2002, p. A8.

⁴⁷⁹ New York Times, 29 February 2000, p. A1; Public Policy Institute of California survey as reported by Moises Nairn, "The New Diaspora", Foreign Policy, 131 (July-August 2002),

p. 95.

⁴⁸⁰ Rodolfo O. de la Garza, Review of Yossi Shain, Marketing the American Creed Abroad, American Political Science Review, 95 (December 2001), p. 1045, and similar comments by Gary P. Freeman in his review, Political Science Quarterly, 115 (Fall 2000), p. 483-85.

⁴⁸¹ Tony Smith, Foreign Attachments: The Power of Ethnic Groups in the Making of American Foreign Policy (Cambridge: Harvard University Press, 2000), p. 47-48, 54-64.

⁴⁸² New York Times, 20 December 1991, p. A1, A4; Todd Eisenstadt, " The Rise of the Mexico Lobby in Washington: Even Further from God, and Even Closer to the United States", in Rodolfo O. de la Garza and Jesus Velasco, eds., Bridging the Mexican Border: Transforming Mexico-U. S. Relations (New York: Rowman and Littlefield, 1997), p. 89, 94, 113; Carlos Salinas de Gortari, Mexico: The Policy and Politics of Modernization (New York: Random House, 2002), New York Times, 10 December 1995, p. 16.

⁴⁸³ Daniel Patrick Moynihan, "The Science of Secrecy" (Address, Massachusetts Institute of Technology, Cambridge, MA, 29 March 1999), p. 8; Washington Post 26 September 1996, p. A15.

⁴⁸⁴ Cm. Smith, Foreign Attachments; Shain, Marketing the American Creed Abroad; Sheffer, Modern Diasporas in International Politics.

⁴⁸⁵ Elie Wiesel, quoted in Smith, Foreign Attachments, p. 147, and in Noam Chomsky, The Fateful Triangle (Boston:

626

South End Press, 1983), p. 16 citing Jewish Post-Opinion, 19 November 1982; J. J. Goldberg, Jewish Power: Inside the American Jewish Establishment (Reading: Addison-Wesley, 1996), p. 70; Smith, Foreign Attachments, p. 161.

⁴⁸⁶ Jonathan Pollard, quoted in Seymour M. Hersh, "The Traitor", New Yorker, 18 January 1999, p. 26.

⁴⁸⁷ Washington Post, 24 March 1997, p. Alff.

⁴⁸⁸ Khalil E. Jahshan, quoted in New York Times, 19 August 2002, p. A10.

⁴⁸⁹ Washington Post, 24 March 1997, p. Alff.

⁴⁹⁰ New York Times, 19 August 2002, p. A10; Economist, 14 October 2000, p. 41.

⁴⁹¹ Noel Ignatiev, How the Irish Became White (New York: Routledge, 1995); Karen Brodkin, How Jews Became White Folks and What That Says About Race in America (New Brunswick: Rutgers University Press, 1998); Matthew Frye Jacobson, Whiteness of a Different Color: European Immigrants and the Alchemy of Race (Cambridge: Harvard University Press, 1998).

⁴⁹² Reginald Byron, Irish America (Oxford: Clarendon Press, 1999), p. 273.

⁴⁹³ Will Herberg, Protestant, Catholic, Jew: An Essay in American Religious Sociology (Garden City: Doubleday, 1955), p. 43-44; Philip Gleason, Speaking of Diversity: Language and Ethnicity in Twentieth-Century America (Baltimore: Johns Hopkins University Press, 1992), p. 175; Marcus Lee Hanson, The Problem of the Third Generation Immigrant (Rock Island, IL: Augustana Historical Society, 1938), p. 12; Nathan Glazer and Daniel Patrick Moynihan, Beyond the Melting Pot: The Negroes, Puerto Ricans, Jews, Italians, and Irish of New York City (Cambridge: Harvard University Press, 1963), p. 313-314; Herberg, Protestant, Catholic, Jew, p. 40, citing George Rippey Stewart, American Ways of Life (Garden City: Doubleday, 1954).

⁴⁹⁴ Matthijs Kalmijn, "Shifting Boundaries: Trends in Religious and Educational Homogamy", American Sociological Review, 56 (December 1991), p. 786-800; Stephen Steinberg, The Ethnic Myth (New York: Atheneum, 1981), p. 70-71; Robert Christopher, Crashing the Gates: the

627

De- WASPing of America's Power Elite (New York: Simon & Schuster, 1989), p. 52-54.

⁴⁹⁵ Arthur Mann, The One and the Many: Reflections on the American Identity (Chicago: University of Chicago Press, 1979), p. 121; Alan M. Dershowitz, The Vanishing American Jew: In Search of Jewish Identity for the Next Century (Boston: Little, Brown, 1997), p. 16; Richard D. Alba, "Assimilation's Quiet Tide", Public Interest, 119 (Spring 1995), p. 15; Ari Shavit, "Vanishing", New York Times Magazine, 8 June 1997, p. 52; Gustav Niebuhr, "For Jews, a Little Push for Converts, and a Lot of Angst", New York Times, 13 June 1999, p.WE3.

⁴⁹⁶ Alba, "Assimilation's Quiet Tide", p. 13.

⁴⁹⁷ Eric Liu, The Accidental Asian: Notes of a Native Speaker (New York: Random House, 1998), p. 188.

⁴⁹⁸ Ibid.

⁴⁹⁹ Richard D. Alba, Ethnic Identity: The Transformation of White America (New Haven: Yale University Press, 1990), p. 294; Alba, "Assimilation's Quiet Tide", p. 5.

⁵⁰⁰ Alba, Ethnic Identity, p. 313-15.

⁵⁰¹ John David Skrentny, Color Lines: Affirmative Action, Immigration, and Civil Rights Options for America (Chicago: University of Chicago Press, 2001), p. 23; David A. Hollinger, Postethnic America: Beyond Multiculturalism (New York: Basic, 1995), p. 30-31; Orlando Patterson, The Ordeal of Integration: Progress and Resentment in America's "Racial" Crisis (Washington, D.C.: Civitas/ Counterpoint, 1997), p. xi.

⁵⁰² Bureau of the Census/Bureau of Labor Statistics, "A CPS Supplement for Testing Methods of Collecting Racial and Ethnic Information: May 1995" (Washington: Bureau of Labor Statistics, October 1995), Table 4.

⁵⁰³ Alba, Ethnic Identity, p. 316-17; Brodkin, How Jews Became White Folks, p. 151.

⁵⁰⁴ Alba, Ethnic Identity, p. 315; Stanley Lieberson, "Unhyphenated Whites in the United States", Ethnic and Racial Studies, 8 (January 1985), p. 173-175.

⁵⁰⁵ Lieberson, "Unhyphenated Whites", p. 171-172; Boston Globe, 31 May 2002, p. A1; New York Times, 9 June 2002, p. 19.

628

⁵⁰⁶ См. Economist, 28 February 1998, p.83.

⁵⁰⁷ "Interracial Marriage", Vital STATS, August 1997, http: //www.stats.org/newsletters/9708/interrace2.htm.

⁵⁰⁸ Douglas J. Besharov and Timothy S. Sullivan, "One Flesh: America Is Experiencing an Unprecedented Increase in Black-White Intermarriage", New Democrat, 8 (July-August 1996), p. 19.

⁵⁰⁹ Pew Research Center for the People and the Press Poll, 1999 Millenium Survey, April 6-May 6,1999 polling, released October 24, 1999, http://people-press.org/reports/ display.php3?ReportID=51;Karlyn Bowman, "Getting Beyond Race", American Enterprise Institute Memo, January 1999, earlier version in Roll Call, November 5, 1998; Frank D. Bean, quoted in Boston Globe, 6 July 2001, p. A5.

⁵¹⁰ Gallup/CNN/ USA Today Poll, 9-11 March, 2001, released March 13, 2001; New York Times, 13 March 2001, p. A1; Boston Sunday Globe, 18 February 2001, p. D8.

⁵¹¹ Time, 142 (Special Issue, Fall 1993); Boston Sunday Globe, 18 February 2001, p. D8.

⁵¹² Gina Philogene, From Black to African-American: A New Social Representation (Westport, СТ: Praeger, 1999), p. 16-17,34,51.

⁵¹³ Karl Zinsmeister, "Indicators", American Enterprise, 9 (November-December 1998), p. 18, citing Penn, Schoen, and Berland 1997 poll; Newsweek poll, February 1995, cited in Michael K. Frisby, "Black, White or Other", Emerge (December 1995-January 1996), http://www.usus.usemb.se/sft/142/sfl4211.htm.

⁵¹⁴ Joel Perlmann and Roger Waldinger, "Are the Children of Today's Immigrants Making It?" The Public Interest, 132 (Summer 1998), p. 86-87.

⁵¹⁵ David Gates, "White Male Paranoia", Newsweek, 29 March 1993, p. 48.

⁵¹⁶ Immanuel Wallerstein, "The Clinton Impeachment", Online Commentary, no. 10, February 15, 1999, http://fbc.binghamton.edu/10en.htm.

⁵¹⁷ John Higham, Strangers in the Land: Patterns of American Nativism, 1860-1925 (New Brunswick: N. J. Rutgers University Press, 1988), p. 4.

629

⁵¹⁸ Time, 14 May 2001, p. 6; New York Times, 30 April 2001, p. A17.

⁵¹⁹ Carol M. Swain, The New White Nationalism in American: Its Challenge to Integration (New York: Cambridge University Press, 2002), p. 16-17.

⁵²⁰ Economist, 11 March 2000, p. 4.

⁵²¹ Boston Globe, 21 December 1997, p. A40, citing 1997 Boston Globe/WBZ-TV Survey conducted by KRC Communications.

⁵²² Professor Charley Flint, quoted in Boston Globe, 21 December 1997, p. A40; Noel Ignatiev, quoted in Ibid. For a brief overview of whiteness studies as of 2003, see Darryl Fears, "Seeing Red Over 'Whiteness Studies,'" Washington Post National Weekly Edition, 30 June-13 July 2003, p. 30.

⁵²³ Swain, The New White Nationalism, p. 423.

⁵²⁴ William V. Flores and Rina Benmayor, Latino Cultural Citizenship: Claiming Identity, Space, and Rights (Boston: Beacon Press, 1997), p. 3, 5, 9-10.

⁵²⁵ Dorfman quoted in New York Times, 24 June 1998, p. A31; Flores and Benmayor, Latino Cultural Citizenship, p. 7.

⁵²⁶ Boston Globe, 8 January 1995, p. A31.

⁵²⁷ New York Times, 5 July 2000, p. A5.

⁵²⁸ Jorge G. Castaceda, "Ferocious Differences", Atlantic Monthly, 276 (July 1995), p. 76.

⁵²⁹ Hyon B. Shin, with Rosalinda Bruno, Language Use and English-Speaking Ability (U. S. Census Bureau, October 2003), p. 2-3; U. S. Newswire, "Hispanic Population Reaches All-Time High New Census Bureau Estimates Show" (Medialink Worldwide Release, 18 June 2003).

⁵³⁰ Jack Citrin, Donald Philip Green, Beth Reingold and Evelyn Walters, "The 'Official English' Movement and the Symbolic Politics of Language in the United States", Western Political Quarterly, 43 (September 1990), p. 537.

⁵³¹ Boston Globe, 26 November

⁵³² James Traub, "The Bilingual Barrier", New York Times Magazine, 31 January 1999, p. 35.

⁵³³ New York Times, 16 December 2000, p. A15.

⁵³⁴ Traub, "The Bilingual Barrier", New York Times Magazine, p. 35.

630

⁵³⁵ Quoted in James Crawford, Bilingual Education: History, Politics, Theory, and Practice (Los Angeles: Bilingual Educational Services, 1995), p. 65.

⁵³⁶ Quoted in Raymond Tatalovich, Nativism Reborn?: The Official English Language Movement and the American States (Lexington: University Press of Kentucky, 1995), p. 17.; Pamela L. Tiedt and Iris M. Tiedt, Multicultural Teaching: A Handbook of Activities, Information, and Resources, (Boston: Allyn and Bacon, 2^nd ed., 1986), p. 15; Richard W. Riley, Remarks, Bell Multicultural High School, Washington, D. C, 15 March 2000.

⁵³⁷ New York Times, 16 August 1999, p. Bl; Geoffrey Nunberg, "Linguists and the Official Language Movement", Language, 65 (September 1989), p. 586.

⁵³⁸ Max J Castro, "On the Curious Question of Language in Miami", in James Crawford, ed., Language Loyalties (Chicago: University of Chicago Press, 1992), p. 183.

⁵³⁹ Washington Post, 6 February 1999, A4; Domenico Maceri, "Americans are Embracing Spanish", International Herald Tribune, 24 June 2003, p .

⁵⁴⁰ S. I. Hayakawa quoted in James Crawford, Hold Your Tongue: Bilingualism and the Politics of "English Only" (Reading, MA: Addison-Wesley, 1992), p. 149-50.

⁵⁴¹ Theodore Roosevelt, "One Flag, One Language (1917)", in Crawford, ed., Language Loyalties (Chicago: University of Chicago Press, 1992), p. 85; New York Times, 6 May 2001, p. 25; Boston Globe, 6 May 2001, p. A6; Financial Times, 23 June 2000, p.

⁵⁴² Robert Lerner, Althea K. Nagai, and Stanley Rothman, American Elites (New Haven: Yale University Press, 1996), p. 50; General Social Survey 1980.

⁵⁴³ Everett Carll Ladd, Jr. and Seymour Martin Lipset, Survey of The Social, Political, and Educational Perspectives of American College and University Faculty (Washington, D.C.: National Institute of Education, 1970), p. 141-46; Everett Carll Ladd, Jr. and Seymour Martin Lipset, The Divided Academy: Professors and Politics (New York: McGraw-Hill, 1975), p. 141-46; Stanley Rothman, "Academics on the Left", Society, 23 (March April 1986), p.

631

6; Connecticut Mutual Life Insurance Co., Report on American Values in the 80's: The Impact of Belief, (New York: Research & Forecasts, 1986), p. 27-28.

⁵⁴⁴ Ladd and Lipset, Survey of the Social, Political, and Educational Perspectives, p. 163.

⁵⁴⁵ Jack Citrin, "The End of American Identity?", in Stanley A. Renshon, ed., One America?, Political Leadership, National Identity, and the Dilemmas of Diversity (Washington, D.C.: Georgetown University Press, 2001), p. 303.

⁵⁴⁶ Jack Citrin et al., "Is American Nationalism Changing?, Implications for Foreign Policy", International Studies Quarterly, 38 (March 1994), p. 26-27.

⁵⁴⁷ Economist, 2 January 1999, p. 59; International Herald Tribune, 17-18 March 2001, p. 10; David Broder, citing NBC News-Wall Street Journal poll Washington Post National Weekly Edition, 2-8 April 2001, p. 4

⁵⁴⁸ Rita J. Simon, "Old Minorities, New Immigrants: Aspirations, Hopes, and Fears", Annals of the American Academy of Political and Social Science, 530 (November 1993), p. 63, 68; The American Enterprise, Public Opinion and Demographic Report, Refering to series of polls from different sources, 5 (January-February 1994), p. 97. World Values Survey, 1995-1997.

⁵⁴⁹ Cm. Vernon M. Briggs, Jr., American Unionism and U.S. Immigration Policy, (Washington: Center for Immigration Studies, August 2001).

⁵⁵⁰ Everett Carll Ladd and Karlyn H. Bowman, What's Wrong: A Survey of American Satisfaction and Complaint (Washington, D.C.: AEI Press, 1998), p. 92-93.

⁵⁵¹ Newsweek, 9 August 1993, p. 19; Simon, "Old Minorities, New Immigrants", p. 62, 64; Time, 1 March 1993, p. 72.

⁵⁵² Lawrence R. Jacobs and Robert Y. Shapiro, "Debunking the Pandering Politician Myth", Public Perspective, 8 (April/ May 1997), p. 3-5; Alan D. Monroe, "Public Opinion and Public Policy, 1980-1993", Public Opinion Quarterly, 62 (Spring 1998), p. 6; p. Richard Morin, "A Gap in Worldviews", Washington Post Weekly Edition, 19 April 1999, p. 34.

632

⁵⁵³ Susan J. Pharr, Robert D. Putnam, and Russell J. Dalton, "What's Troubling the Trilateral Democracies", in Susan J. Pharr and Robert D. Putnam, eds., Disaffected Democracies: What's Troubling the Trilateral Countries? (Princeton: Princeton University Press, 2000), p. 9-10.

⁵⁵⁴ James Allan Davis and Тот W. Smith, General Social Surveys, 1972-2000 [machine-readable data file] (Storrs, СТ: Roper Center for Public Opinion Research).

⁵⁵⁵ Thomas E. Patterson, The Vanishing Voter: Public Involvement in an Age of Uncertainity (New York: Knopf, 2002), p. 4-5.

⁵⁵⁶ David S. Broder, Democracy Derailed: Initiative Campaigns and the Power of Money (New York: Harcourt, 2000), p. 3, 6-7; Economist, 9 November 2002, p. 30.

⁵⁵⁷ Ernest Renan, "What Is a Nation?", in Geoff Eley and Ronald Gripor Suny, eds., Becoming National: A Reader (New York: Oxford University Press, 1996), p. 41-55. См. Bernard Yack's discussion in "The Myth of the Civic Nation", Critical Review, 10 (Spring 1996), p. 197-98.

⁵⁵⁸ Alexis de Tocqueville, Democracy in America (New York: Vintage, 1954), vol.1, p. 334-335.

⁵⁵⁹ Patrick Glynn, "Prelude to a Post-Secular Society", New Perspectives Quarterly, 12 (Spring 1995), p. 17.

⁵⁶⁰ Paul Kurtz, Chairman of the Center for Inquiry, quoted in New York Times, 24 August 2002, p. http://www.forf. org/news/2002/nyt1.html].

⁵⁶¹ Religious Congregations and Membership in the United States (Nashville: Glenmary Research Center, 2002), Issued September, 2000; New York Times, 18 September 2002, p. A16; Economist, 16 May 1987, p. 24.

⁵⁶² Doug Bandow, "Christianity's Parallel Universe", The American Enterprise, (November December 1995), p. 58-59; Kenneth D. Wald, Religion and Politics in the United States, (Washington, D.C.: CQ Press, 3rd Ed., 1997), p. 234-235; Janet Elder, "Scandal in the Church: American Catholics", New York Times Magazine, 21 April 2002, p. 36.

⁵⁶³ David M. Shribman, "One Nation Under God", Boston Globe Magazine, 10 (January 1999), p. 29; Andrew Kohut et. al.. The Diminishing Divide: Religion's Changing Role in

633

American Politics (Washington, D.C.: Brookings Institution Press, 2000), p. 82; John Green et al., "Faith in the Vote: Religiosity and the Presidential Election", Public Perspective, 12 (March/April 2001), p. 33-35.

⁵⁶⁴ New York Times, 29 October 1998, p. 21; Kohut, The Diminshing Divide, p. 126-127; Economist, 2 November 2003, p. 33.

⁵⁶⁵ Shribman, "One Nation Under God", p. 20-21.

⁵⁶⁶ Michael J. Sandel, "The State and the Soul", The New Republic, 10 June 1985, p. 38.

⁵⁶⁷ Public Agenda Online Special Edition, For Goodness' Sake: Why So Many Want Religion to Play a Greater Role in American Life, 17 January 2003, p. 1, http:// www. publicagenda.org/specials/religion/religion.html.

⁵⁶⁸ Kohut, The Diminshing Divide, p. 28-29; p. 26-27; Economist, 24 August 2002, p. 27, citing Time poll.

⁵⁶⁹ Time, 27 December 1993, p. 56-65; Ruth Shalit, "Angels on Television, Angels in America: Quality Wings", The New Republic, 20-27 July 1998, p. 24.

⁵⁷⁰ James Davison Hunter, "When Psychotherapy Replaces Religion", Public Interest, 139 (Spring 2000), p. 14.

⁵⁷¹ Boston Globe, 12 January 1998, p. A1, A11.

⁵⁷² Time, 7 June 1999, p. 65; R. Albert Mohler, Jr., "Against an Immoral Tide", New York Times, 19 June 2000, p. A23.

⁵⁷³ Time, 9 December 1991, p. 64.

⁵⁷⁴ Kohut, The Diminshing Divide, p. 4-5; New York Times, 24 August 2002, citing Heclo.

⁵⁷⁵ Quoted in Shribman, "One Nation Under God", p. 28; quoted in David Broder, Boston Globe, 3 January 1996, p. 11; Charles Alston and Evan Jenkins, quoted in Shribman, "One Nation Under God", p. 21.

⁵⁷⁶ Joel Kotkin, "In God We Trust Again", The New Democrat, 8 (January-February, 1996), p. 24; Geoffrey С Layman, The Great Divide: Religious and Cultural Conflict in American Party Politics (New York: Columbia University Press, 2001), p. 114; Boston Globe, 27 June 1999, p. Fl.

⁵⁷⁷ Ibid., p. 64; quoted in Ibid., p. 63.

⁵⁷⁸ Wald, Religion and Politics in the United States, p. 94-96.

634

⁵⁷⁹ См. "Compassionate Conservatism Ahead", American Enterprise, June 2000, p. 26ff; Boston Globe, 27 June 1988, p. Fl.

⁵⁸⁰New York Times, 30 January 2001, p. A18.

⁵⁸¹ Adam Meyerson, quoted in E. J. Dionne, Jr., International Herald Tribune, 20 August 1997, p. 8.

⁵⁸² New York Times, 7 July 2000, p. АН; Boston Globe, 7 July 2000, p. A15.

⁵⁸³ See Wall Street Journal, 22 January 2003, p. A14.

⁵⁸⁴ Gertrude Himmelfarb, "Religion in the 2000 Election", The Public Interest, 143 (Spring 2001), p. 23; Pew Charitable Trusts, For Goodness' Sake, p. 10; New York Times, 31 August 1999, p. A14; CNN/Gallup Survey; Washington Post Weekly Edition, 28 August 2000, p. 21, Richard John Neuhaus, "The Public Square: A Survey of Religion and Public Life", First Things, 126 (October 2002), p. 107;Farkas et al.; Pew Charitable Trusts, For Goodness' Sake, p. 10-11.

⁵⁸⁵ Layman, The Great Divide, p. 16, 107-10.

⁵⁸⁶ Ibid., p. 110-11.

⁵⁸⁷ New York Times, 15 December 1999, p. A31; Two Concepts, p. 57; New York Times, 29 August 2000, p. A17; Boston Globe, 29 August 2000, p. A12.

⁵⁸⁸ New York Times, 19 December 1999, Section 4, p. 5; Boston Globe, 23 December 1999, p. A1, A14; New York Times, 29 May 1999, p. All; Economist, 23 December 1999, p. 18.

⁵⁸⁹ Sigmund Freud, The Future of an Illusion (New York: W. W.Norton, 1961), p. 31

⁵⁹⁰ Assaf Moghadam, A Global Resurgence of Religion? (Cambridge: Harvard University Weatherhead Center for International Affairs, Paper No. 03-03, August 2003), p. 65, 67.

⁵⁹¹ Kiren Aziz Chaudhry, The Price of Wealth: Economies and Institutions in the Middle East (Ithaca: Cornell University Press, 1997), p. 6, n. 5.

⁵⁹² Mark Juergensemeyer, The New Cold War? Religious Nationalism Confronts the Secular State (Berkeley: University of California Press, 1993), p. 1-3.

635

⁵⁹³ Jonathan Sacks, "The Dignity of Difference: Avoiding the Clash of Civilizations", Foreign Policy Research Institute Wire, vol. 10, no. 3, July 2000, p.l.

⁵⁹⁴ Rohan Gunaratna, Inside Al Qaeda: Global Network of Terror (New York: Columbia University Press, 2002), p. 45-46; Rohan Gunaratna, Global Terror (New York: New York University Press, 2002), p. 45-46.

⁵⁹⁵ Interview with Peter Arnett, Quoted in Gunaratna, Inside Al Qaeda, p. 90.

⁵⁹⁶ George F. Kennan, "The Long Telegram", February 22, 1946, in Thomas Etzold and John Lewis Gaddis, Containment: Documents on American Policy and Strategy, 1945-1950 (New York: Columbia University Press, 1978), p. 61.

⁵⁹⁷ Gallup press release, 27 February 2002.

⁵⁹⁸ New York Times, 5 December 2002, p. A1 1.

⁵⁹⁹ Economist, 15 February 2003, p. 41.

⁶⁰⁰ Arthur A. Stein, The Nation at War (Baltimore: Johns Hopkins University Press, 1980).

⁶⁰¹ Adrian Hastings, The Construction of Nationhood: Ethnicity, Religion, and Nationalism (New York: Cambridge University Press, 1997), p. 185-187, 205.

⁶⁰² Ronald Inglehart and Marita Caballo, "Does Latin America Exist?", PS: Political Science and Politics, 30 (March 1997), p. 38.

⁶⁰³ Richard Rose, "National Pride in Cross-National Perspectives", International Social Science Journal, 37 (1985), p. 89.

СОДЕРЖАНИЕ

От редакции На переломе, в поисках себя

Игорь Феоктистов 5

КТО МЫ?

ВЫЗОВЫ АМЕРИКАНСКОЙ НАЦИОНАЛЬНОЙ ИДЕНТИЧНОСТИ

Благодарности 11

Предисловие 15

ПРОБЛЕМЫ ИДЕНТИЧНОСТИ

ГЛАВА1. Кризис национальной идентичности 21

ГЛАВА 2. Идентичности национальные и прочие 49

АМЕРИКАНСКАЯ ИДЕНТИЧНОСТЬ

ГЛАВА 3. Элементы американской идентичности 71

ГЛАВА 4. Англо-протестантская культура 104

ГЛАВА 5. Религия в целом и христианство в частности 135

ГЛАВА б. Возникновение, торжество, распад 172

ВЫЗОВЫ АМЕРИКАНСКОЙ ИДЕНТИЧНОСТИ

ГЛАВА 7. Деконструкция Америки: подъем субнациональных идентичностей 221

ГЛАВА 8. Ассимиляция: прозелиты "полуселенцы" и эрозия термина "гражданство" 280

ГЛАВА 9. Мексиканская иммиграция и испанизация 347

ГЛАВА 10. Америка и остальной мир 403

ВОЗРОЖДЕНИЕ АМЕРИКАНСКОЙ ИДЕНТИЧНОСТИ

ГЛАВА 11. Линии разлома в былом и настоящем 459

ГЛАВА 12. Америка в двадцать первом столетии: уязвимость, вера, национальная идентичность 523

Библиография 573

Исключительные права на публикацию книги

на русском языке принадлежат издательству ACT.

Любое использование материала данной книги, полностью или частично, без разрешения правообладателя запрещается.

Научно-популярное издание

Хантингтон Самюэль

КТО МЫ?

Вызовы американской национальной идентичности

Ответственный редактор Е.Г. Кривцова

Выпускающий редактор O.K. Юрьева

Художественный редактор О.Н. Адаскина

Компьютерный дизайн: Н.В. Пашкова

Технический редактор Л.Л. Подьячева

Корректор О.В. Гриднева

Общероссийский классификатор продукции ОК-005-93. том 2; 953004 -- научная и производственная литература

Санитарно-эпидемиологическое заключение N 77.99.02.953.Д.000577.02.04 от 03.02.2004 г.

ООО "Издательство ACT"

667000, Республика Тыва, г. Кызыл, ул. Кочетова, д. 28

Наши электронные адреса:

WWW.AST.RU E-mail: astpub@aha.ru

ООО "Транзиткнига"

143900, Московская область,

г. Балашиха, шоссе Энтузиастов, д. 7/1

Отпечатано с готовых диапозитивов в типографии ФГУП

"Издательство "Самарский Дом печати".

443080, г. Самара, пр. К. Маркса, 201.

Качество печати соответствует качеству предоставленных диапозитивов

Электронная версия книги: Янко Слава (Библиотека Fort/Da) || slavaaa@yandex.ru || yanko_slava@yahoo.com || http://yanko.lib.ru || Icq# 75088656 || Библиотека: http://yanko.lib.ru/gum.html || Номера страниц - вверху

update 12.11.07 АНОНС книги

Оставить комментарий © Copyright Хантингтон C. (kazgugnk@yahoo.com) Обновлено: 15/07/2011. 881k. Статистика. Статья: США Иллюстрации: 7 штук.		Ваша оценка:

Хантингтон C.: другие произведения.

Кто Мы?вызовы Американской Национальной Идентичности