Последние полвека мировой истории могут быть названы "эпохой модернизации". В течение исторически короткого периода индустриальное общество, его ценности и культурные стереотипы, до этого времени доминировавшие лишь в немногих промышленно развитых государствах Европы и Северной Америки, стали стремительно распространяться по всей нашей планете. Однако процесс модернизации в разных обществах и культурно-исторических регионах идет с разной скоростью. Некоторые страны и целые регионы преуспели в этом процессе, другие же, наоборот, оказались отброшены на обочину мирового развития. Едва ли не с наибольшим успехом прошла модернизация в странах Дальнего Востока, которые в послевоенный период выдвигаются на первые роли в мировой экономике.
Среди этих государств заметную роль играет Южная Корея, которая в короткое время, всего лишь за три десятилетия, превратилась из бедной развивающейся страны в промышленную и торговую державу мирового уровня. К сожалению, до самого последнего времени в СССР/РФ практически не появлялось серьезных работ, посвященных этой стране. Причина этого заключается как в известныхых политических ограничениях, с которыми приходилось считаться отечественным исследователям, так и в крайней скудости доступных им материалов. Однако стремительный рост экономической мощи Южной Кореи превратил эту страну в серьезную силу, которую невозможно скидывать со счетов и которую, следовательно, необходимо знать.
Среди многих аспектов современной жизни Кореи мое особое внимание привлек повседневный быт корейского города. Превращение Кореи в индустриальную страну привело к быстрой урбанизации, и большинство корейцев ныне — это горожане. Городской быт сегодня — это быт огромного большинства жителей страны.
В настоящей книге мы хотим рассказать о повседневной жизни современного корейского города и проанализировать те изменения, которые произошли в ней за последние два-три десятилетия. В центре внимания находится быт городских средних слоев, формирование которых, по сути, совпало с интенсивным экономическим развитием страны и было одним из важнейших социальных последствий этого процесса.
Выбор темы исследования во многом связан с тем обстоятельством, что я провел 1992-1996 гг. в Южной Корее, работая преподавателем русского языка в ряде учебных заведений и сотрудничая в отделе иновещания радиотелекорпорации KBS. В течение этого времени мне представилась возможность собрать многочисленные материалы, посвященные жизни корейского города, которые и легли в основу настоящей книги. Выбор в качестве главного объекта исследования именно средних слоев также продиктован стремлением к максимальному использованию непосредственных наблюдений, ибо представители средних слоев составляли в Южной Корее основной круг моего общения.
Есть, впрочем, и еще одна причина, почему я решил посвятить эту книгу быту средних городских слоев: стремление сделать предлагаемую читателю работу практически полезной. Именно к средним слоям относятся государственные служащие, работники частных фирм, вузовские преподаватели — то есть те корейцы, с которыми чаще всего приходится вступать в контакт россиянам. Я писал эту книгу, имея в виду не только специалистов-этнографов, но и всех тех, кто интересуется современной Южной Кореей или по долгу службы имеет отношение к этой стране. К сожалению, мне, как и многим моим коллегам, не раз приходилось сталкиваться с тем досадным обстоятельством, что незнание и непонимание русскими особенностей корейского мировоззрения, системы ценностей и этических представлений приводило к взаимному непониманию, результатом чего были возникавшие на пустом месте проблемы и многочисленные упущенные возможности. В книге идет речь о вещах, которые для всех корейцев очевидны, общеизвестны и уже в силу этого не привлекают к себе особого внимания. В то же время для иностранца подавляющее большинство тех предметов и явлений, о которых пойдет рассказ, являются экзотическими и непонятными, а узнать о них ему весьма трудно: корейцы, как, кстати, и представители других народов, просто игнорируют то, что составляет их естественную среду, и не считают нужным давать какие-либо объяснения очевидным для них вещам. Более того, в тех редких случаях когда объяснения все-таки приводятся, они почти всегда ориентируются на американцев (в силу особой роли, которую играют США в современной корейской политике и культуре, для корейцев слова "американское" и "иностранное" стали почти синонимами).
В этих условиях необходима книга, которая могла бы показать русскому тот мир, в котором живет корейский горожанин, те проблемы, с которыми он сталкивается, те ценности, которых он придерживается. Стремясь сделать книгу не только академически любопытной, но и практически полезной, я стремился дать такое описание современного корейского повседневного быта, которое было бы интересно не только для этнографа, на также и для занимающегося другими проблемами корееведа, и для имеющего дело с Кореей бизнесмена, и для специалиста по иным странам Дальнего Востока. Насколько мне удалось справиться с этой задачей — судить читателю.
Тема настоящего исследования — современный быт корейского горожан вообще и средних слоев — в особенности. Однако, когда мы говорим о "современности", необходимо или, по крайней мере, желательно определить хронологические рамки этого понятия. В случае с Корее это довольно просто, ибо современный этап в истории этой страны, который вошел в историю как эпоха "экономического чуда", начался после военного переворота, совершенного в мае 1961 года группой офицеров во главе с Пак Чжон Хи. Настоящая работа посвящена в первую очередь той эволюции, которую претерпела повседневная жизнь корейского города в период после 1961 г., когда процессы модернизации стали развертываться с особой скоростью и новые явления материальной культуры и стереотипы поведения вступили в интенсивное взаимодействие со старыми, освященными веками нормами. Однако для понимания того, какие изменения произошли в той или иной области жизни, необходимо знать, что же представляла из себя эта область в более ранние времена. Поэтому в работе порой встречаются и исторические экскурсы, посвященные тем или иным аспектам повседневного быта в более ранние периоды.
Главной целью книги является описание эволюции повседневного быта современных корейских горожан средних слоев. При этом основное внимание уделено именно повседневному быту — питанию, жилищу, обрядам жизненного и календарного цикла, семейным отношениям, стереотипам поведения, организации городской жизни (торговля, бытовое обслуживание, транспорт, развлечения и т.п.). Однако, мудрый Козьма Прутков был прав, когда утверждал, что "нельзя объять необъятное", а избранная нами тема является во многом необъятной. Это предполагает определенные ограничения, причем некоторые из них неизбежно носят достаточно произвольный характер. Описание многих аспектов жизни Кореи подчинено главной задаче книги и в силу этого является необходимо кратким. Например, невозможно говорить о повседневной жизни и не упомянуть религию, особенно если речь идет о такой достаточно религиозной стране, как Корея. В то же время тщательное рассмотрение вопросов корейской религиозности отнюдь не входит в задачи нашей книги, так что это дает нам право ограничиться лишь достаточно кратким обзором роли религии в жизни корейских горожан. То же самое относится и к искусству и литературе. История, скажем, корейского кино — это вполне самостоятельная и большая тема, напрямую с проблемами повседневного быта Кореи не связанная. В то же время, полностью обойти ее также нельзя. Поэтому в данной работе появился сравнительно небольшой раздел, посвященный не столько корейскому кинопрокату как таковому, сколько тому, какую роль играет кино в повседневной жизни корейского горожанина, для которого посещение кинотеатра является одним из важных видов развлечений. Однако те разделы, в которых речь идет о материальной культуре корейского города, семейным отношениям, жилищу и иным, более традиционным для этнографии, темам, написаны с максимальной полнотой.
К сожалению, в конце 1996 года мне пришлось покинуть Корею, и после этого я бывал в Сеуле только наездами. Ровно через год после моего отъезда ситуация в стране начала быстро меняться. Восточноазиатский экономический кризис добрался и до Кореи. Резкое, катастрофическое падение курса корейской валюты в конце 1997 года имело серьезные последствия для экономики страны. Последствия кризиса уже к середине 1998 года во многом изменили повседневную жизнь Кореи. К сожалению, в полной мере отразить новую ситуацию, сложившуюся после кризиса 1997-1998 годов, в этой книге было, по ряду причин, невозможно. Поэтому я решил ограничиться лишь некоторыми, наиболее необходимыми, изменениями.
Разумеется, сама по себе задача описания городского корейского быта и его эволюции предусматривает, что посвященная этой проблеме книга будет отличаться немалым объемом. Однако в любом случае я не мог упомянуть всего, о чем, возможно, и следовало бы рассказать. В частности, в книге не затрагивается армейский быт, а, между тем, армия — это неизбежный этап жизни всех корейских мужчин. Пришлось отказаться и от описания быта и жизни представителей некоторых любопытных социальных групп. Я счел желательным сосредоточиться в первую очередь на том, что сам знаю по своему личному опыту. Этот подход, как представляется, позволяет с наибольшей полнотой использовать материалы непосредственных наблюдений, что, смею надеяться, пойдет книге на пользу. Что же до неизбежных упущений — со временем, будем надеяться, они будут заполнены коллегами-корееведами.
Написание этой книги было бы невозможно без активной поддержки и помощи многих людей, которых хочется специально поблагодарить.
Автор выражает свою искреннюю благодарность д.и.н. А.М.Решетову и к.и.н. А.Ю.Синицину, которые активно поддержали идею этой книги и постоянно помогали в работе над ней. Немалое содействие оказали Л.Б.Петров и С.Н.Сухачев, которые познакомились с рукописью и, опираясь на собственный богатый опыт общения с корейцами, высказали ряд ценных замечаний и сообщили о многих интересных фактах. Хочется также еще раз поблагодарить моих учителей и наставников — д.ф.н. М.И.Никитину, А.Г.Васильева, д.ф.н. Л.Р.Концевича, д.и.н. Р.Ш. Джарылгасинову, которые на протяжении долгих лет помогали автору постигать основы корееведения и которые не оставляли его своими советами и помощью во время работы над этой книгой.
Особую роль сыграли мои корейские друзья, знакомые и коллеги, многие из которых живо заинтересовались идеей книги и не жалели времени для многочасовых бесед, обстоятельно отвечая на многочисленные вопросы, возникавшие в ходе работы. Без их поддержки и участия появление данной книги было бы просто немыслимо. Хотя перечислить всех, кто оказывал помощь в осуществлении этого замысла, и невозможно, хотелось бы упомянуть тех, которым автор особо признателен. Большую помощь в подготовке разделов, касающихся корейской кулинарии и жилища оказали сотрудники факультета домоводства университета Чунъан, в первую очередь — профессор Ли Кён Хи. Неоценима поддержка, которую, не жалея сил и времени, постоянно оказывали автору профессор Ли Чин Хи и профессор Квак Тхэ Соп (колледж Осан). Немало интересной информации представили профессор Ким Кын Сик (университет Чунъан) и профессор Ким Хён Тхэк (университет Хангук). Профессор Ли Ин Хо (Сеульский Государственный Университет, МИД Республики Корея) не только помогала автору в работе над книгой, но и сделала все возможное, чтобы настоящая книга увидела свет. Ценную информацию о свадебных ритуалах предоставил г. Квон Сан Чхоль, который заведует отделом фото- и видеосъемки в одной из фирм, специализирующихся на обслуживании семейных торжеств. Наконец, хочется поблагодарить гг. Хо Бён Ги, Чхве Сок Рипа, проф. Чан Чин Хона, которые, хотя и не принимали непосредственного участия в настоящей работе, сделали многое, чтобы создать условия, в которых она только и могла быть написана. Спасибо, огромное спасибо им всем.
В данной книге при транскрипции корейских имен и терминов принята система А.А. Холодовича в ее практическом варианте (то есть без различения огубленного и неогубленного "о", передне- и заднеязычного "н"). В том случае, если слово встречается в тексте впервые, а также в библиографии автор также использует "н" и "нъ" для различения передне- и заднеязычного "н". Озвончения согласных в интервокальных позициях отражаются. В тексте книги указывается начальное "л" перед "и" или йотированным гласным, в большинстве случаев отсутствующее в современной южнокорейской орфографической традици, однако в библиографии, где автор стремится к максимальной точности транскрипции, все слова (в том числе и фамилия Ли), транскрибируются в соответствии с тем, как они написаны в оригинале. Те имена, написание которых закрепилось в русской традиции в варианте, отличном от версии транскрипции Холодовича, приводятся в привычном для наших читателей виде (Пак Чжон Хи, Ким Ир Сен, Ро Дэ У и т.д.). При транскрибировании географических названий автор также следует общепринятому русскому стандарту, который в некоторых деталях отличается от транскрипции Холодовича.
ГЛАВА 1 ИСТОЧНИКИ И ЛИТЕРАТУРА
Старая шутка гласит: "Рыбе трудно быть ихтиологом". Действительно, современному горожанину, будь то кореец, русский или американец, редко приходит в голову, что окружающая его среда может быть объектом этнографического изучения и что его быт может представлять не меньший этнографический интерес, чем быт его далекого предка, жившего в традиционной деревне или же индейца в Амазонии. Социальная и культурная среда современного города со всеми свойственными ей стереотипами поведения, привычками, особенностями организации быта, воспринимается нашими современниками как нечто "естественное", "очевидное" и поэтому не являющееся достойным объектом исследования. Поэтому неудивительно, что этнография в основном концентрируется на изучении тем и сюжетов, достаточно удаленных от современного индустриального общества в пространстве или во времени.
В последнее время, однако, положение стало постепенно меняться. Повседневная жизнь города — как старого, так и современного — становится объектом изучения этнографов в разных странах мира (см., например, [44] и [19] и, в особенности, монографию К.Доура [26], во многом напоминающую настоящую книгу по задачам и структуре). Другим объектом активных исследований является тот комплексный и неоднозначный процесс, который известен как "модернизация". Различным аспектам модернизации повседневного быта посвящены многочисленные работы западных этнографов (или "культурных антропологов", как именуются они в соответствии с принятой на Западе классификацией наук) (см. [39]).
Не стоят в стороне от этих процессов и советские/российские этнографы. Из работ, посвященных проблемам современного быта зарубежных стран, следует в первую очередь упомянуть книгу С.А.Арутюнова, идея которой оказала немалое влияние на выбор темы настоящего исследования [1]. К сожалению, объективные условия, в которых писалась настоящая книга, не дали автору возможности сколь-либо широко использовать работы советских/российских этнографов.
Разумеется, проблемы современного городского общества привлекали внимание ученых других специальностей еще задолго до того, как ими стали заниматься этнографы. Из представителей других научных дисциплин наиболее серьезный и интересный материал накопили социологи. Вопросами городской жизни и ее исторического развития также в той или иной степени занимались представители и иных научных дисциплин — архитекторы, фольклористы, экономисты, демографы. Однако все они подходили к этим вопросам со своей специфической точки зрения, которая, разумеется, отличалась от этнографической.
Подобная ситуация оказала определяющее влияние на источниковую базу данной работы. В ходе подготовки этого исследования автор столкнулся с тем, отнюдь не удивившим его, обстоятельством, что публикаций, которые напрямую касаются интересующих его вопросов этнографии современного корейского города, очень мало, хотя в последнее время они и стали появляться. Нехватка исследований, напрямую посвященных избранной нами теме, к счастью, с лихвой компенсируется изобилием косвенных материалов самого разнообразного характера.
Пожалуй, наибольший интерес с точки зрения нашей работы вызывают исследования корейских антропологов. Как хорошо известно, в западном и, следовательно, южнокорейском, научном обиходе термин "антропология" имеет несколько иное значение, чем то, которое принято вкладывать в него в России. Существующая в Южной Корее классификация наук основывается на принятых в США принципах, так что "антропология" в корейском понимании включает в себя многое из того, что в российско-советской традиции считалось предметом этнографии. В южнокорейском научном обиходе "этнографией" или "этнологией" (кор. минсокхак {*1}) именуется научная дисциплина, которая занимается исключительно описанием материальной культуры и обрядов традиционного, главным образом — деревенского общества. Составной частью "этнологии" в корейском смысле этого слова является также и фольклористика. В целом, для данной дисциплины характерен по преимуществу описательноэмпирический подход.
"Антропологией" (кор. инлюхак{*2}), в отличие от "этнологии", в Корее называется научная дисциплина, изучающая широкий спектр явлений, связанных с материальной и духовной жизнью общества. "Антропология" делится на две отрасли — на "естественную антропологию", которая в общем совпадает с "антропологией" в традиционной российско-советской классификации наук, и на "культурную антропологию", которая изучает духовную жизнь общества в ее историческом развитии. В состав "культурной антропологии" входит и этнология, которая является одной из ее отраслей (классификация наук приведена в соответствии с теми определениями и комментариями, что даны в "Энциклопедии Тонъа"наиболее авторитетном современном корейском энциклопедическом справочнике [324]).
Не удивительно, что заниматься изучением повседневной жизни города стали в Корее именно специалисты по культурной антропологии. Показательно, что один из ведущих антропологов Кореи, профессор Сеульского Государственного Университета Чон Кён Су в своей работе специально подчеркивал, что современной корейской антропологии (имеется в виду, повторим, "антропология" в том смысле, который вкладывается в этот термин в Корее и на Западе) необходимо отходить от старой ориентации преимущественно на деревенские традиционные общества и всерьез заняться изучением быта современного города [392, с.22-23]. Определенные сдвиги в этом направлении, которые активно поддерживаются влиятельным Корейским обществом культурной антропологии, уже есть, и многие из работ, посвященных культурно -антропологическому (этнологическому) анализу повседневной жизни корейского горда, использовались автором при работе над настоящей книгой.
Весьма интересный для нашего исследования материал содержат также отдельные статьи в фундаментальной "Большой энциклопедии корейской национальной культуры" [357], которая была в 1988-1991 гг. составлена Институтом корейской духовной культуры (кор. Хангук чонъсин мунхва ёнгувон {*3}) — крупным исследовательским учреждением, название которого на английский не слишком буквально, но, зато, довольно точно переводится как Academy of Korean Studies. Авторы этого весьма солидного как по объему (27 томов большого формата, в 500-700 страниц каждый), так и по разнообразию и богатству использованных материалов издания поставили перед собой непростую цель: охватить корейскую культуру, в том числе и бытовую, во всех ее проявлениях. При этом важно, что они не ограничились лишь традиционными формами бытовой культуры, чем зачастую грешат составители и авторы подобных справочников в других странах, но включили в состав энциклопедии многочисленные и фундированные очерки по тем или иным явлениям бытовой культуры, которые появились в последние десятилетия. Так, в энциклопедии, например, содержатся подробные статьи об истории железных дорог, электрофикации, возникновении и развитии современной журналистики и многом другом.
Разумеется, огромную помощь при написании данной работы оказали разнообразные исследования корейских социологов. Корейская наука находится под серьезным влиянием американских традиций, поэтому весьма популярная и влиятельная в США социология получила серьезное развитие и в Корее. Отделения социологии есть во всех ведущих университетах, кроме того, в стране действуют десятки, если не сотни центров изучения общественного мнения, в которых работают многие тысячи специалистов. В результате корейская социология "выдает на гора" огромное количество самого разнообразного материала, значительная часть которого имеет прямое отношение к рассматриваемой нами теме — повседневной жизни современного корейского города. В настоящей книге читатель найдет немало ссылок на результаты исследований, проведенных корейскими социологами в последние десятилетия. Хотя социологический подход к интересующим нас проблемам во многом отличается от этнографического, так как социологи отнюдь не склонны заниматься изучением того, что им представляется "очевидным", — т. е. собственно бытовой культуры со всеми ее особенностями, многие из их материалов носят, тем не менее, достаточно этнографический характер и представляют для настоящего исследования немалый интерес.
Корейцы в целом разделяют и другое, американское по своему происхождению, увлечение — пристрастие ко всяческим опросам общественного мнения. Такие опросы проводятся регулярно и посвящены самым разным темам (вплоть до того, каким образом жены будят по утрам своих мужей). Результаты опросов публикуются в многочисленных изданиях, а также направляются в компьютерную информационную сеть "Чхоллиан", материалами которой автор широко пользовался. Активно работает в Корее и местное отделение Института Гэллопа, которым, в частности, был собран интересный материал о повседневном корейском питании — любимых и нелюбимых блюдах, времени приема пищи, застольных привычках и многом другом [353]. Еще одним любопытным исследованием, подготовленным этим же учреждением, стал сборник материалов по проблемам корейской религиозности [355].
Другой группой исследований, которые широко использовались в этой книге, являются, как это ни покажется странным, работы специалистов по маркетингу, в особенности — по маркетингу товаров бытового назначения. Фирмы, производящие мебель, одежду, предметы повседневного обихода, нуждаются в точной информации о том, каково же положение на рынке, какова обеспеченность корейских семей теми или иными товарами, каковы их потребности и предпочтения. Подобные исследования часто выполняются по прямому заказу соответствующих фирм, но иногда их делают и по своей инициативе работники научно-исследовательских центров или университетов, занятые проблемами маркетинга. Подобные исследования, кроме того, являются любимой темой многих магистерских диссертаций, что вполне понятно: значительная часть соискателей будет работать в отделах маркетинга соответствующих фирм, и поэтому они стремятся, чтобы их диссертационные исследования соответствовали тому, чем им придется заниматься впоследствии. Поскольку подобная информация имеет неплохой сбыт, таких исследований делается очень много. В результате работы специалистов по маркетингу бытовых товаров и услуг неплохо и порою очень подробно отражают материальный быт современного корейского общества, в первую очередь — городского. Знакомясь с подобными работами, можно узнать, например, какая часть корейцев спит на кроватях, а какая часть верна традициям и по-прежнему проводит ночь на полу, какие типы светильников популярны в Корее, как корейцы принимают душ и какие модели одежды чаще всего заказываются фирмами в качестве формы для своих сотрудниц.
Большую помощь в работе над данной книгой оказали и официальные статистические материалы, выпуск которых осуществляется в первую очередь Статистическим управлением при правительстве Корейской республики (Тхонъ кйе чхонъ), а также соответствующими министерствами, ведомствами и профессиональными ассоциациями. Хотя вопрос о том, до какой степени можно доверять статистике вообще, а официальной — в особенности, является достаточно спорным, в нашем случае мы рискнули предположить, что статистика достаточно точно и адекватно отображает нынешнюю южнокорейскую действительность. Статистическое управление выпускает большое количество периодических (ежемесячных, ежеквартальных и ежегодных) изданий, в которых приводится разнообразная статистическая информация, касающаяся самых разных сторон жизни корейского общества. Среди этих изданий наибольший интерес для нас представляет ежегодник "Социальные индикаторы развития Кореи"[366; 366а]. Справочник этот представляет из себя объемистый, примерно в 400 страниц, том большого формата, в котором собраны сведения о бюджете корейской семьи, об экономическом и демографическом развитии страны, о ситуации в области образования, здравоохранения, культуры. Информация эта чрезвычайно интересна и разнообразна, и автору не раз приходилось с горечью думать о том, что он может включить в настоящее исследование лишь небольшую часть фактов и материалов, содержащихся в этом издании. Использовались при работе над книгой и иные официальные ежегодники, которые в Корее издают почти все крупные государственные учреждения, равно как и общественные организации и фирмы. Так, разнообразная статистическая информация по корейской системе образования содержится в изданиях Министерства просвещения, и, в первую очередь, в "Ежегоднике статистики по образованию" [157].
Важным источником информации по интересующей нас теме являются также многочисленные руководства по этикету и правилам хорошего тона, которые выходят в современной Корее. Тематика эта очень популярна, и в крупном книжном магазине можно без труда найти несколько десятков наименований подобных книг. Некоторые из них в большей степени ориентируются на конфуцианские представления и ритуалы, другие же представляют из себя по сути переводы соответствующих американских сочинений, лишь в минимальной степени приспособленные к повседневной жизни современной Кореи. Материал, содержащийся в подобных руководствах, очень обширен и затрагивает почти все стороны интересующей нас темы.
Корея — страна домохозяек, в которой большинство замужних женщин не работает. В то же самое время в нынешнем корейском обществе наличие университетского диплома является обязательным для любой барышни из семьи, относящейся к среднему (и, тем более, высшему) классу. По-видимому, сочетанием этих двух обстоятельств, в первую очередь, и объясняется большая популярность факультетов домоводства, которые существуют практически во всех корейских университетах. Наличие этих факультетов и довольно многочисленного профессорско-преподавательского состава, занятого там, привело к тому, что некоторые аспекты повседневной корейской бытовой культуры стали объектом тщательного изучения. В Корее пишутся книги и учебники, защищаются диссертации по вопросам, которые во многих других странах не считаются в полной мере достойными научного исследования или, в лучшем случае, описываются в популярных, полуочерковых работах. В большинстве университетов на факультете домоводства есть кафедры кулинарии, моделирования одежды, воспитания детей. Соответственно, по этим направлениям и ведется исследовательская работа, пишутся книги, защищаются диссертации. В результате в Корее существуют десятки монографий по вопросам истории корейской кухни, сотни — по проблемам организации питания. Тщательно изучаются также социология семьи, история костюма и многие другие проблемы, связанные с учебной программой факультетов домоводства. С 1947 г. действует насчитывающее несколько сотен членов Корейское общество изучения семьи (Тэхан качжон хакхве), материалы которого оказали большую помощь при подготовке данной книги [331].
Другая особенность корейских университетов, которая также помогла в работе над книгой, — это обязательное преподавание предмета, называемого "ёсонъхак" — "женоведение". Объектом изучения этой дисциплины является самые разнообразные вопросы, связанные с положением женщины в обществе и семье, с ее трудовой деятельностью и воспитанием детей. Поскольку существует такой предмет, то есть и многочисленные преподаватели, а значит — и диссертации, монографии, семинары, сборники статей и многое, многое другое.
Большую помощь автору оказали материалы диссертаций, хранящиеся в Центральной Государственной библиотеке и в Библиотеке Парламента в Сеуле. В соответствии с действующими в Корее правилами, в эти библиотеки в обязательном порядке направляется по одному экземпляру всех защищенных в стране диссертаций, причем не только докторских (имеется в виду степень "пакса", которая является точным эквивалентом англо-американской степени Doctor), но и магистерских (степень "сокса"). Последние представляют особый интерес, так как они обычно не публикуются, но порою содержат богатый и неожиданный. Среди примерно 300 тысяч диссертаций, находящихся в фонде этих библиотек, удалось найти десятки работ, представляющих особый интерес для этой книги.
В 1994 г. в Корее с большим размахом отмечалось 600-летие провозглашения Сеула столицей страны. К этой памятной дате были выпущены многочисленные специальные издания, посвященные истории корейской столицы. Значительную их часть составляли работы корейских краеведов, а также просто воспоминания пожилых сеульцев о том, какова была жизнь корейской столицы в годы их молодости ([268; 94; 113; 385] и др.). Разумеется, в этих книгах можно найти многочисленные факты о повседневном быте корейского города 1930-1970-х гг., в том числе и такие, которые совершенно не отражены в изданиях других типов.
Особое значение для темы этой книги имеют работы, написанные о Корее иностранцами. По вполне понятным причинам авторы таких работ обращают внимание на те вещи, которые самим корейцам кажутся совершенно обычными, естественными, и в силу этого не достойными не то что объяснения, но даже и простого упоминания. Из этих изданий некоторый интерес, конечно, представят обычные туристские путеводители, но они в силу неизбежной ориентации на культурно-историческую проблематику довольно мало внимания уделяют проблемам повседневного быта, с которыми турист, приезжающий в Корею на несколько дней или, максимум, недель, останавливающийся в гостиницах и питающийся в ресторанах, обычно и не сталкивается. Куда более интересный для этой книги материал содержится в справочниках и брошюрах, предназначенных для тех иностранцев — бизнесменов, дипломатов, военных, которые прибывают в Корею по служебной надобности, и намерены провести в ней несколько лет. Подобные издания, рассчитанные преимущественно на американцев, выходят в Корее довольно регулярно, но небольшими тиражами, так что они достаточно малодоступны (вдобавок, некоторые из них и вовсе не поступают в открытую продажу).
Специфика изданий, предназначенных для прибывающих в Корею на длительный срок иностранцев, требует, чтобы их авторы по возможности подробно разъяснили своим читателям, как в Корее ходят автобусы и поезда, арендуются квартиры, делаются покупки, что можно поесть в корейском ресторане, что в Корее следует делать, а чего, напротив, следует опасаться и избегать. Иначе говоря, они посвящены именно повседневной жизни Кореи, причем увиденной глазами иностранца, человека со стороны. Кроме того, предназначенные для ограниченной и избранной аудитории справочники такого типа, как правило, более свободны в своих оценках, чем туристские путеводители, ибо авторы последних во многом подчиняются ограничениям самоцензуры и воздерживаются от таких замечаний, которые, как им кажется, могут повредить тому благоприятному облику Кореи, который, по их мнению, должен сформироваться у потенциальных туристов.
Ознакомление со справочниками для живущих в Корее иностранцев, в частности, дает хорошее представление о темпе происходящих в этой стране перемен. С практической точки зрения те из них, что вышли более десятилетия назад, устарели полностью и безнадежно. Почти все аспекты повседневного быта изменились, и большинство этих изменений связано с вестернизацией и стремительным ростом уровня жизни. Однако перестав быть практически полезными, эти справочники превратились в ценный историко-этнографический источник.
Кроме этого, в ходе работы над книгой автором привлекались и другие материалы, весьма разнообразные по своему характеру. Так, разделы, посвященные религиозной истории Кореи, опираются на работы многочисленных корейских религиеведов. Главы о городском планировании, архитектуре и интерьере жилых домов написаны с учетом многочисленных публикаций в корейских архитектурных журналах. Для работы над разделами о корейской школе привлекались издания, посвященные проблемам образования.
Разумеется, широко использовались автором и материалы корейской периодической печати — как публикации в специальных изданиях, так и те, что появились в обычных, предназначенных для массовой аудитории, журналах и газетах. Особый интерес для автора представляли так называемые "женские журналы". Эти издания, которые, вообще-то, не пользуются в корейском обществе особым уважением, предназначены в первую очередь для домохозяек из средних слоев, и поэтому уделяют проблемам повседневного быта особое внимание.
Однако, при всей важности того материала, который удалось найти в статьях, книгах, материалах периодической печати, основную роль при подготовке настоящей работы сыграли все-таки личные наблюдения автора. Как уже приходилось отмечать, даже сама тема работы была выбрана с таким расчетом, чтобы возможно более широко использовать непосредственные наблюдения. Во многих случаях такие наблюдения и беседы с корейцами являются единственно возможным способом получения той или иной информации, так как многие, и достаточно обширные, области повседневной жизни не находят своего отражения в каких бы то ни было публикациях. Автор находился в Корее в 1992-1996 годах, работая сначала в Университете Чунъан (г. Ансон), а потом — в колледже Осан (г.Осан). И Осан, и Ансон представляют из себя небольшие города (формально оба являются уездными центрами, хотя первый из них имеет статус "си"-"города", в то время как второй считается всего лишь "ып" — "уездным центром, не имеющим городского статуса"), расположенные в непосредственной близости от Сеула. Таким образом, автор имел возможность наблюдать быт как Сеула, так и корейского провинциального, хотя и соседствующего со столицей, города.
Необходимый материал автор собирал как с помощью непосредственных наблюдений, так и в ходе многочисленных бесед с корейскими информаторами. В большинстве случаев в качестве информаторов выступали представители тех самых средних городских слоев, быту которых посвящена данная книга и которые составляли в Корее основной круг общения автора. Особую и очень важную группу информаторов составляют корейские специалисты, занимающиеся проблемами, так или иначе связанными с темой настоящей книги. Понятно, что трех-четырехчасовая беседа со специалистом в большинстве случаев может оказаться более информативной, чем проработка десятка статей. В особой степени это справедливо применительно к теме настоящего исследования, ибо, как уже приходилось отмечать, проблемы повседневной жизни современного общества, как правило, не привлекают чьего-либо особого внимания и редко становятся объектом специального исследования, однако найти ученых, занимающихся пограничными областями, все-таки можно.
Находить информаторов особого труда не составляло. Корейцы всегда отличались немалым любопытством, и мало кто мог отказать себе в удовольствии поговорить с иностранцем, тем более, что свободно говорящий по-корейски европеец или американец — явление едва ли не уникальное и уж, во всяком случае, очень редкое, а поэтому вызывающее огромный интерес. Сплошь и рядом какой-либо эпизодический контакт на улице, начинавшийся с вопроса о том, как пройти к ближайшей станции метро, перерастал в продолжительную и, временами, весьма интересную беседу.
Иногда информатором автора выступали люди, которые в силу своего личного опыта или рода занятий имеют доступ к редкому и малоизвестному иностранцам аспекту корейской жизни. Наконец, важную роль сыграли и беседы с теми иностранцами, которые имеют немалый опыт жизни в Корее.
***
В то же время в глаза большинству читателей книги бросится в глаза то обстоятельство, что в ней почти не использованы работы советских и российских ученых. Это, безусловно, досадное упущение, однако вызвано оно объективными обстоятельствами, в которых шла работа над книгой. Предлагаемая вниманию читателя книга была написана в Южной Корее, и автор просто не имел доступа к работам российских специалистов, ибо комплектование даже крупнейших корейских библиотек русскоязычными изданиями оставляет желать лучшего. Во время своих редких и достаточно кратких приездов в Россию автор в силу объективной нехватки времени также не мог заполнить этот пробел, о чем он может только сожалеть.
ГЛАВА 2 ИСТОРИЧЕСКИЙ И СОЦИАЛЬНЫЙ ФОН
Материальная культура современной Кореи, уклад жизни корейского города формировались не на пустом месте. Они являются результатом многих веков развития, о котором необходимо дать представление нашим читателям хотя бы беглое представление. Кроме того, хотя настоящая работа и посвящена в первую очередь вопросам материальной культуры, представляется необходимым вкратце рассказать о социальных, экономических и демографических особенностях современного корейского общества.
ИСТОРИЧЕСКИЙ ФОН
КОРЕЙСКАЯ КУЛЬТУРА И ВНЕШНИЕ ВЛИЯНИЯ
Формирование современной корейской культуры стало результатом длительного исторического процесса, который растянулся на много веков. В самом первом и грубом приближении в культуре современной Кореи можно выделить четыре основных слоя, каждый из которых и поныне оказывает заметное влияние на повседневную жизнь корейцев. Речь идет об исконно корейской, китайско-конфуцианской, японской и современной американо-европейской культурных традициях. Поскольку эта книга посвящена современному городскому быту, у нас нет ни возможности, ни необходимости подробно останавливаться на том, какими путями шло историческое развитие корейской бытовой культуры. Тем не менее, имеет смысл дать самое краткое описание тех внешних влияний, которым подвергалась Корея на протяжении своей истории. Это особенно важно потому, что в корейской историографии, равно как и во многих работах западных и российских специалистов, оказавшихся под влиянием корейских публикаций и приводимых в них материалов, явно прослеживается стремление свести к минимуму любые иностранные влияния на корейскую культуру, преуменьшить значение внешних связей и культурных заимствований. Желание это, впрочем, вполне объяснимо: оно характерно для националистически настроенных ученых во всех странах (и в России в том числе).
Проникновение китайской культуры в Корею началось незадолго до нашей эры, в период Древнего Чосона — протокорейского государства, которое в III-II вв. до н.э. поддерживало тесные связи с Китаем. Корея разделила судьбу многих молодых государств, формировавшихся как бы в мощном поле соседней древней культуры. Для Кореи Китай сыграл примерно ту же роль, что и Византия для Киевской Руси или Рим для западноевропейских государств раннего средневековья. Корейская государственность изначально складывалась под сильным китайским влиянием и уже начиная с эпохи Трех государств (I-VII вв.) китайская культура стала восприниматься корейской правящей элитой в качестве образца для подражания. Подобное отношение к ней сохранялось вплоть до конца прошлого века. Иначе говоря, классическая китайская культура была для корейской элиты референтной (то есть образцовой и подлежащей копированию) на протяжении почти двухтысячелетнего периода. Если, вдобавок, учесть то обстоятельство, что низы, как правило, стремятся подражать быту и жизненному укладу верхов, то нет ничего удивительного в том, что китайские традиции пустили в Корее глубокие корни.
Их Китая проникли в Корею религиозные системы, которые на протяжении полутора тысячелетий господствовали в этой стране, да и сейчас имеют немало сторонников — буддизм и конфуцианство. Большое влияние китайцы оказали на корейскую бытовую обрядность, которая основывалась на положениях классических китайских руководств по вопросам ритуала. Церемонии, сопровождавшие основные обряды жизненного цикла (рождение, совершеннолетие, свадьба, шестидесятилетний юбилей, похороны) были в Корее в целом похожи на китайские. Сохранилось это сходство и поныне, хотя в последнее столетие вестернизация и христианизация привели к немалым изменениям в этой области.
ФОТО 55 Другой сферой, в которой китайское влияние было особенно сильным, была архитектура и организация корейского жилища. В особенности это, конечно, относится к домам знати. Однако в этой области судьба китайской традиции в наши дни оказалась совсем иной. Развитие современной архитектуры, в целом, не оставило почти никаких следов от былого китайского влияния, и для современных корейских архитекторов небоскребы Манхэттена являют собой более привлекательный пример, нежели Запретный город в Пекине. Однако, интерьер корейского жилища по-прежнему имеет немало таких черт, которые связаны с былым китайским влиянием.
Важным аспектом китайского культурного проникновения было повсеместное распространение китайского языка, который в своей старописьменной форме (т.н. вэньянь, в Корее именуемый "ханмун" и весьма, как известно, далекий от разговорной китайской речи) стал государственным языком Кореи и вплоть до конца прошлого столетия был даже не основным, а просто единственным языком письменного общения, науки и культуры. Литературные произведения на корейском языке бытовали главным образом среди женщин и простонародья, научные же тексты на нем попросту отсутствовали.
СЛАЙД 40 На протяжении веков в корейский язык шел поток китайских заимствований, которыми обозначались почти все предметы и понятия, связанные с формирующимся государством, с гуманитарными науками и новыми техническими навыками. Пожалуй, мало найдется еще на Земле языков, в котором иностранные слова составляли бы такую же большую долю, как в корейском. В газетном тексте на политические темы доля китайских заимствований может достигать 80%. В то же самое время, многие из этих слов и понятий попали из древнекитайского не только в корейский, но также и в японский, равно как и в современный китайский язык, и в результате образовали единый дальневосточный фонд интернациональной лексики, в определенной степени напоминающий европейский фонд греко-латинских заимствований, но только существенно более богатый. Наличие этой общей лексики во многом облегчало проникновение в Корею культурных реалий соседних стран, в том числе и Японии, которая в свое время также испытала на себе огромное влияние китайской культуры.
И поныне в Корее применяются две основные системы письменности: заимствованная из Китая в начале нашей эры иероглифическая письменность (кор.ханмун {*4}) и изобретенная в середине XV века корейская алфавитная письменность (современное южнокорейское название — хангыль{*5}). Особенности корейского языка, который относится к языкам агглютинативного строя, не позволяют полноценно записывать корейские фразы с помощью одной лишь иероглифики. Одно время корейское письмо тяготело к тому же смешанному типу, который получил распространение и в Японии: корни слов китайского происхождения записывались иероглификой, а суффиксы и слова собственно корейского происхождения писались национальной письменностью. Однако после освобождения страны началось постепенное вытеснение иероглифики и укрепление позиций корейского алфавита. С особой скоростью процесс этот пошел в 60-70-е годы, когда индустриализация привела в город массы крестьян, которые в прошлом не имели возможности изучить иероглифику, но довольно быстро смогли научиться читать и писать на хангыле. Большую роль сыграла и шумная кампания сторонников корейской национальной письменности, объединенных в так называемое Общество хангыля (кор. Хангыль хакхве {*6}).
В результате этой активной и, порою, крикливой пропаганды удалось добиться изъятия иероглифики из программ начальной школы, хотя в средней и полной средней школе она изучается по-прежнему (иероглифический минимум составлял в 1994 г. 1800 знаков [401, с.769]). Произошел также и переход на алфавитную письменность большинства публикаций, предназначенных для "простого народа". В то же время значительная часть специальной литературы и почти все официальные материалы, адресованные представителям экономической, политической и, отчасти, культурной элиты пишутся по-прежнему смешанным письмом с очень широким использованием иероглифики, да и во многих начальных школах многие учителя продолжают преподавать иероглифы, делая это как бы полулегально. Вызвано все это отнюдь не только консервативностью и упрямством сторонников старинной письменности.
Дело в том, что, вопреки националистической пропаганде, внедрение алфавита отнюдь не является безусловным благом, на что указывают и продолжающие свое сопротивление сторонники широкого использования иероглифики. В своих статьях и выступлениях (см., напр. [161; 433; 401]) они подчеркивают, что иероглифика, во-первых, является системой письменности, общей для всех стран Дальнего Востока — Китая, Японии, Кореи, Тайваня, Сингапура, Гонконга и, исторически, Вьетнама. В условиях, когда укрепление экономических связей между этими странами является одной из важнейших задач их внешней политики, отказ Кореи от иероглифики во многом подрывает подобные связи и затрудняет взаимопонимание между корейцами и их соседями. Второй аргумент, высказываемый в пользу сохранения иероглифики, заключается в том, что иероглифика делает "прозрачной" этимологию слов, позволяет легко понимать их происхождение и, при необходимости, просто создавать новые слова и выражения из китайских корней (по сравнению с новообразованиями из корейских корней или заимствованиями из западных языков подобные неологизмы отличаются краткостью и удобством в использовании). В-третьих, иероглифика, которая на протяжении двух тысяч лет была основной системой письма в стране, является носительницей национальных традиций, и отказ от её использования будет означать не укрепление национальных начал, как пытаются утверждать деятели из Хангыль хакхве, а наоборот, их заметное ослабление. Наконец, в-четвертых, сторонники сохранения иероглифики, к которым, как, наверное, читатель почувствовал, относит себя и автор, указывает на то малоизученное, но бесспорное воздействие, которое иероглифическая письменность оказывает на сам стиль мышления. Возможно, профессор Гавайского университета Чо Ли Чже и несколько перегнул палку, когда назвал хангыль "письменностью для лентяев" [161, с.115], однако, это высказывание нельзя назвать совершенно безосновательным: изучение иероглифики, безусловно, стимулирует память и способствует развитию определенных механизмов, не свойственных мышлению людей, воспитанных на алфавитной письменности.
Наряду с Китаем, немалое влияние на Корею оказала и Япония, однако проникновение японских традиций и привычек в Корею началось очень поздно. Влияние Японии на материальную культуру Кореи до конца XIX века было исчезающе малым. Скорее наоборот: как часто и с гордостью вспоминают корейцы, на протяжении долгого времени основные достижения конфуцианской цивилизации попадали в Японию через Корею и при помощи корейских наставников. Однако история распорядилась так, что в новое время именно Япония стала той страной, через которую в Корею начала проникать современная (т.е. европейская по происхождению) цивилизация. После 1876 г., когда корейское правительство под японским нажимом открыло ряд портов для иностранной торговли и вышло, таким образом, из более чем двухвековой самоизоляции, усиливающаяся экспансия Японии в Корее привела к тому, что те или иные явления японской культуры стали насаждаться в стране насильственно. После аннексии Кореи в 1910 г. японизация, часто проводящаяся в самых жестких формах, стала основой всей культурной политики колониальной администрации. Политика эта была направлена на конечную ассимиляцию корейцев. Кроме того, в этот период в Корею из Японии продолжали проникать не только явления собственно японской материальной культуры, но и более или менее японизированные западные обычаи и привычки.
Не следует забывать, что Корея в период, непосредственно предшествующий её захвату Японией, представляла из себя типичное традиционное общество, сословное и земледельческое. Современное индустриальное общество в Корее сложилось в условиях японского колониального господства и, в целом, по японским образцам. При японцах были построены первые современные дома и железные дороги, появился телефон и телеграф, начали выходить первые газеты современного типа, открыли свои двери первые университеты и первые универмаги. Поэтому нет ничего удивительного в том, что эти и многие другие учреждения и общественные институты в современной Корее и поныне во многом функционируют по японскому образцу, причем сами корейцы зачастую могут совершенно не отдавать себе отчета в этом обстоятельстве.
Разумеется, внедрение японской культуры не всегда носило насильственный характер. В период японского господства представители корейской элиты, как это часто бывает в колониальных обществах, сплошь и рядом подражали бытовым привычкам и поведению колонизаторов. Корейская верхушка, в свою очередь, служила образцом, на который в своем поведении ориентировались представители средних слоев и, отчасти, низов. Значительную роль сыграла и культурная общность обеих стран, принадлежащих к конфуцианской цивилизации, и относительное сходство путей их исторического развития в новое и новейшее время.
Европейская культура начала проникать в Корею в конце XIX века, хотя отдельные её элементы стали известны там еще двумя столетиями ранее. Особую роль в распространении в Корее западной культуры и западных бытовых привычек сыграли многочисленные миссионеры, которые не только способствовали укреплению корейского христианства, но и заложили основы современного корейского образования. Тем не менее, вплоть до 1945 г. европейское влияние распространялось в Корее по большей части не непосредственно, а через Японию, которая сама в период после революции Мэйдзи подверглась существенной европеизации. Именно через посредство Японии корейцы познакомились с западными костюмами и кулинарией, освоили многие технические новшества (от телефона до самолета, от поезда до радио), узнали об искусстве и литературе стран Европы и Америки.
Лишь после 1945 г. прямое западное влияние в Корее начало существенно возрастать. Связано это было, в первую очередь, с высадкой в сентябре 1945 г. в Южной Корее американских войск, крупные контингенты которых находились на территории Кореи на протяжении всего последующего полувека. Правительство, пришедшее тогда к власти, также состояло из людей, тесно связанных с США. Неудивительно, что в результате западная культура в её американском варианте заняла то место, которое ранее принадлежало китайской и, позднее (хотя и с очень существенными оговорками) японской культуре — т.е. стала референтной для корейской элиты. В целом, американская культура сохраняет этот статус и поныне: ни антиамериканизм левой корейской студенческой молодежи, ни национализм очень многих представителей корейской интеллигенции (да и не только интеллигенции) не могут всерьез поколебать её позиций.
Для подавляющего большинства корейцев слова "современное" и "западное" являются синонимами, а под "западным" в большинстве случаев имеется в виду именно "американское". Корейцы зачастую не отдают себе отчета в том, что многие обычаи и привычки, которые, по их мнению, характерны для всего Запада, на деле представляют из себя специфически американское явление. Период после 1945 г. стал временем стремительной американизации всех сторон жизни Кореи. Особо заметное влияние американская материальная культура оказала на современную корейскую архитектуру, организацию транспорта и торговли, одежду и прически, многие правила вежливости, питание, гигиенические привычки и, конечно, массовую культуру и развлечения.
Американское влияние проникло в разговорный язык, и ни для кого, например, не удивительно, когда молодой кореец, представляя свою жену, говорит о ней: "На-ый (кор."моя") байпхы (искаженное англ. wife)", а уж обращения "мисс", "мистер" и "миссис" являются общеупотребительными. Широко используется латинская ("английская", как её называют в Корее) графика, и многие, если не большинство, популярных журналов, рассчитанных на непритязательную массовую аудиторию, имеют английские названия. Поскольку корейская фонетика существенно отличается от английской (нет звуков, соответствующих английским f, th, w, v, нет четкого различия "r" и "l", нет противопоставления звонких и глухих согласных, зато есть отсутствующее в английском противопоставление придыхательных и непридыхательных и т.д.), то распознать то или иное английское слово в корейском написании обычно довольно сложно. Требуется немалое воображение, чтобы понять, например, что "робы син" — это "любовная сцена" (в кино, от англ. love scene), а "кхэрио умон" — "женщина, делающая карьеру" (от англ. career woman).
КОРЕЯ: ОТ ОСВОБОЖДЕНИЯ ДО РЕВОЛЮЦИИ 1960 Г.
Хотя данная книга посвящена этнографии, а не истории, представляется необходимым дать в ней хотя бы самый краткий очерк политического и социально-экономического развития Южной Кореи в период, последовавший за изгнанием из страны японских колонизаторов. Очевидно, что политические события и социальные перемены во многом определяли те процессы, что происходили в области материальной культуры и повседневного уклада, так что без краткого рассказа о бурной политической истории Кореи 1945-1995 гг. невозможно составить представление о тех предпосылках, на основании которых формировался уклад повседневной жизни современного корейского города. Необходимость этого очерка становится еще более очевидной потому, что в СССР/РФ вышло не так уж много работ, посвященных южнокорейской истории, причем большинство из них появилось задолго до перестройки и в силу этого неизбежно отличается предвзятым, гиперкритическим отношением к Южной Корее.
Для Кореи последние полвека стали временем перемен столь драматических, что в мировой литературе за ними прочно закрепилось название: "корейское экономическое чудо". Однако, несмотря на все успехи, история страны в это время не была ни радужной, ни слишком уж благополучной.
В августе 1945 г. Корея была освобождена от японской колониальной оккупации. Большинство жителей страны с энтузиазмом приветствовало начало новой эпохи. Казалось, что наступают счастливые времена, что уход японцев, к которым большинство населения относилось если и не с ненавистью, но уж, во всяком случае, без особого доброжелательства, автоматически облегчит жизнь всех корейцев, откроет перед ними дорогу к счастью и процветанию. Этого, разумеется, не произошло. После изгнания колонизаторов Корейский полуостров оказался в самом эпицентре противостояния двух сверхдержав, двух мировых систем. В северной части Кореи при активной поддержке Советского Союза начал формироваться режим, которому впоследствии было суждено побить многие печальные рекорды тоталитаризма в истории мирового левого и коммунистического движения. На юге же при более или менее активной поддержке американской оккупационной администрации у власти оказались правые националисты, наиболее яркой фигурой среди которых был Ли Сын Мын. Проживший значительную часть своей жизни в Америке и получивший там докторскую степень Ли Сын Ман во многих отношениях вызывал у американских военных властей те же симпатии, какие Ким Ир Сен — у их советских коллег. Поэтому, когда нерешительные попытки добиться восстановления единства Кореи, предпринятые в 1946-47 г. так называемой Совместной советско-американской комиссией, окончились неудачей, и обе стороны окончательно взяли курс на создание на Севере и на Юге полуострова двух независимых государств, Ли Сын Ман довольно легко стал первым президентом провозглашенной 15 августа 1948 г. республики Корея.
Более чем 12-летнее президентство Ли Сын Мана осталось в корейской истории как эпоха смут, нищеты, коррупции и, главное, кровавого катаклизма Корейской войны. Началась эта война летом 1950 г. внезапным нападением северокорейской армии на Юг. Вооруженные современным советским оружием и хорошо обученные северокорейские войска нанесли внезапный сокрушительный удар и в течение нескольких недель разгромили слабую и, порою, не так уж желающую воевать за малопопулярный режим южнокорейскую армию. К началу сентября 1950 г., то есть всего лишь через два с небольшим месяца после начала военных действий, под контролем северокорейских войск оказалась почти вся территория Корейского полуострова. В руках Ли Сын Мана и его сторонников оставался только небольшой плацдарм вокруг приморского города Пусана на южном побережье страны. Казалось, что война Югом проиграна окончательно и что положение Ли Сын Мана безнадежно.
Однако в этот момент Соединенные Штаты провели через Совет Безопасности ООН резолюцию, осуждавшую северокорейскую агрессию, и направили в Корею экспедиционный корпус, который формально действовал под флагом ООН, но состоял в основном из американских частей. Внезапная массированная высадка американских войск под Инчхоном (аванпорт Сеула, примерно в 50 км от корейской столицы) произошла в середине сентября 1950 г. и резко изменила соотношение сил. Ушедшая далеко на юг северокорейская армия оказалась окружена и начала отступление, которое быстро превратилось в хаотическое бегство. В октябре пал Пхеньян и к концу ноября 1950 г. практически вся территория страны находилась уже под контролем американцев и южнокорейцев, в то время как северяне удерживали лишь несколько небольших плацдармов у самой китайской границы. Иначе говоря, Ким Ир Сен и его окружение оказались в точно таком же, практически безнадежном, положении, в котором всего лишь двумя месяцами раньше находился их главный противник Ли Сын Ман.
Однако история повторилась: подобно тому, как американцы не могли и не стали мириться с полной потерей контроля над югом Корейского полуострова, утрата контроля над его северной частью не могла устроить Москву и Пекин. Поэтому в войну вступили китайские войска (в отличие от американских, которые именовали себя "войсками ООН", китайцы предпочли вывеску "китайских народных добровольцев"). Огромные массы китайской пехоты, вступившие на территорию Кореи в течение ноября-декабря 1950 г., обратили "войска ООН" в бегство. В начале января 1951 г. американцам вновь пришлось оставить Сеул, который был отбит ими только весной.
С этого времени линия фронта стабилизировалась и боевые действия сводились, в основном, к незначительным позиционным боям за тот или иной холмик или перевал, и интенсивным бомбардировкам Севера американской авиацией. Довольно быстро стало ясно, что решительная военная победа какой-либо из сторон невозможна, поэтому начались переговоры о перемирии, которые продолжались до лета 1953 г., когда оно было, наконец, подписано.
Корейская война стала катастрофой, равной которой в истории страны практически не было. По неполным и неточным данным, в ходе войны потери Юга составили 510 тысяч погибшими и 460 тысяч пропавшими без вести (такое необычное соотношение вызвано тем, что большинство пропавших без вести составляют те, кто добровольно ушел или был силой угнан на Север). Было уничтожено более полумиллиона жилищ и множество промышленных предприятий [357, т.17, с.234-235]. Вдобавок, в результате раскола страны, на территории враждебного Севера оказались почти все немногие современные заводы, которые имелись тогда в Корее. В политическом отношении война укрепила позиции лисынмановского режима, который во многом получил карт-бланш от американцев (заметим, кстати, что и на Севере война также привела к усилению политических позиций существовавшего там режима). Окончание войны, разумеется, принесло немалое облегчение народу, однако положение Кореи оставалось чрезвычайно тяжелым.
Положение это усугублялось еще и некомпетентностью и коррупцией лисынмановского правительства. Ли Сын Ман показал себя типичным диктатором "третьего мира" — умелым манипулятором и решительным человеком в тех случаях, когда речь шла о сохранении его власти, но весьма пассивным тогда, когда надо было что-то сделать для развития страны. Американская помощь, которая в отдельные моменты была значительной, использовалась неэффективно, а то и попросту разворовывалась.
В этой обстановке всеобщее недовольство правительством было явлением совершенно неизбежным. Главным фактором, определявшим его стабильность, оставались американские войска, однако с течением времени Ли Сын Ман и его окружение оказались дискредитированными и в глазах своего главного союзника и покровителя. Американская администрация не хотела больше мириться ни с бесконтрольным расхищением иностранной помощи, ни с неэффективным управлением страной, балансирующей на грани восстания, ни, наконец, с тем, что нищета и коррупция процветают под покровом режима, который в глазах всего мира является союзником и даже клиентом США. Поэтому, когда весной 1960 г. после откровенной фальсификации результатов очередных президентских выборов и расстрела полицией демонстрации школьников-старшеклассников в городе Масане, по всей стране прокатились студенческие выступления, поддержанные значительной частью горожан, американцы не стали вмешиваться в происходящее. Наоборот, американский посол потребовал отставки Ли Сын Мана, которому ничего не оставалось, как согласиться. Так произошла "Студенческая революция 19 апреля" — событие, память о котором и поныне весьма почитается корейцами всех политических убеждений.
Короткий период, последовавший за падением диктатуры Ли Сын Мана, вошел в корейскую историю под названием "второй республики" (апрель 1960 — май 1961). Это было время, когда экономическое положение оставалось столь же напряженным, как и раньше, а в некоторых отношениях даже ухудшилось (результат царившего тогда хаоса). Этот период был отмечен студенческими демонстрациями, забастовками, чувством всеобщей неопределенности и ростом влияния левых сил, которые в период правления Ли Сын Мана были практически полностью раздавлены, но после его изгнания быстро воспряли духом. Излишне говорить, что Север, где к тому времени существовал уже вполне сложившийся сталинистский режим, оказывал разнообразную поддержку оппозиционерам. Подавляющее большинство этих людей искренне стремилось к созданию более демократического и более справедливого общества, их претензии к современному им обществу были вполне обоснованными. Однако объективным результатом их деятельности была дезорганизация политической и хозяйственной жизни Южной Кореи, стремительно нарастающий хаос. Положение, сложившееся весной 1961 г., всего лишь через год после падения Ли Сын Мана, было критическим.
В этой обстановке группа молодых патриотически настроенных офицеров 16 мая 1961 г. и совершила военный переворот, (перевворот этот, впрочем, на протяжении многих лет официально именовался "военная революция 16-го мая"). В результате переворота, оказавшегося, кстати, совершенно бескровным, власть в стране захватила военная хунта во главе с генералом Пак Чжон Хи -- одной из самых колоритных фигур корейской истории: нежеланный седьмой ребенок в нищей крестьянской семье, сумевший получить образование, "выбиться в люди" и стать офицером японской армии; руководитель тайной коммунистической организации в южнокорейских вооруженных силах, приговоренный к смерти и помилованный в последний момент; один из лучших генералов времен войны Севера и Юга; диктатор Южной Кореи, превративший одну из самых нищих стран мира в великую промышленную державу.
Именно с переворота 1961 г. начался современный период истории Южной Кореи, период, который характеризовался, в первую очередь, так называемым "корейским экономическим чудом". Для нашей книги переворот 1961 г. также имеет особое значение. Его можно считать рубежом, который разделяет старую Корею — отсталую и крайне бедную страну, в которой существовало традиционное общество, и новую Корею современную — высокоразвитое, индустриальное, урбанизированное государство. Превращение это свершилось не в одночасье, но все равно оно было стремительным и проходило темпами, которым почти нет аналогов в мировой истории. Огромную роль в этом превращении сыграла политика, которую осуществляла военная диктатура генерала Пак Чжон Хи и его преемников.
Понятно, что термин "военная диктатура" едва ли вызывает у большинства читателей приятные ассоциации. Однако, ничего не поделаешь: приходится признать, что при всех своих гигантских заслугах перед корейским народом и корейской историей правительство Пак Чжон Хи представляло из себя типичную военную диктатуру, в некоторых отношениях как две капли воды похожую на режим какого-нибудь латиноамериканского генерала. Хотя формально и сам Пак Чжон Хи, и люди из его ближайшего окружения и ушли из армии, они оставались в первую очередь военными людьми и вооруженные силы служили тем костяком, который обеспечивал управление страной. Избранная Пак Чжон Хи модель развития, которая в условиях Кореи оказалась столь успешной, предполагала сочетание жесткого политического контроля с управляемым рыночным развитием.
Разумеется, официально корейское правительство во времена Пак Чжон Хи никогда не признавало своего диктаторского характера. Были сохранены определенные демократические институты, хотя и действовавшие под неустанным правительственным контролем, регулярно проводились парламентские и президентские выборы, пресса могла до определенной степени критиковать те или иные действия правительства. Однако все это носило в целом декоративный характер, ибо реальная власть находилась в руках Пак Чжон Хи и узкого круга его приближенных — по большей части бывших военных (гражданским политикам генерал не доверял, считая их беспринципными и продажными демагогами).
Аппарат политической полиции разросся до огромных размеров. В середине 1960-х гг. в южнокорейском Центральном разведывательном управлении, которое играло роль не столько разведки или контрразведки, сколько политической полиции, насчитывалось 370 тысяч регулярно оплачиваемых сотрудников [13, с.157]. Цифра фантастическая, особенно если учесть, что все население страны тогда составляло 30 млн. человек.
Режим генерала Пак Чжон Хи не ограничивался чисто полицейскими методами контроля за населением, но и стремился обеспечить стабильность идеологическими средствами. Период военного авторитаризма стал временем активной официальной пропаганды. Вообще говоря, южнокорейская пропаганда (в особенности её сходство и отличия от северокорейской) — это особая и очень интересная тема, но здесь у нас нет возможности остановиться на ней подробно. Заметим лишь, что основными столпами официальной идеологии в тот период были национализм, не носящий, разумеется, антиамериканского характера (в качестве главного "козла отпущения", без которого националистам, как известно, нигде не обойтись, была выбрана Япония), и весьма агрессивный антикоммунизм. Идеологическая обработка велась очень активно, ею занимался как ряд государственных организаций, так и всякие "общественные" объединения типа Антикоммунистической лиги. Улицы корейских городов в те годы были завешаны плакатами, порою весьма странного (с русской точки зрения) содержания. На одной из фотографий начала 1980-х гг. автор видел даже случайно попавший в кадр лозунг, обращенный к... северокорейским и иным шпионам с призывом сдаться властям в рамках "месячника по добровольной явке с повинной шпионов и диверсантов". Проводилось и такое мероприятие!
Достаточно жестокие расправы с политическими оппонентами, аресты по одному только подозрению в неблагонадежности, -- все это было присуще правлению Пак Чжон Хи (хотя и в меньшей степени, чем правлению его предшественника Ли Сын Мана и в несравнимо меньшей — чем правлению его современника и главного противника Ким Ир Сена). Это обстоятельство привело к тому, что сейчас среди корейской интеллигенции уважительно говорить о Пак Чжон Хи и признавать его достижения считается этаким "дурным тоном". Однако нельзя забывать, что результатом правления этой диктатуры стало не дальнейшее разорение страны, а, наоборот, невиданный в мировой экономической истории рывок, который журналисты уже в начале семидесятых окрестили "корейским экономическим чудом" (термин, которым в данной книге будем широко пользоваться и мы). Именно этот рывок создал основы для нынешнего процветания страны и, кстати сказать, сделал возможной и ее постепенную демократизацию.
КОРЕЙСКОЕ ЭКОНОМИЧЕСКОЕ ЧУДО
Одним из первых шагов нового корейского правительства было принятие Первого пятилетнего плана (1962-1966), который был, к немалому удивлению большинства иностранных наблюдателей, выполнен успешно и в срок. В его основу были положены те принципы, которые оставались краеугольными корнями корейской экономической политики на протяжении последующей четверти века: ориентация на экспорт, рациональное использование иностранных займов и инвестиций, опора на крупные фирмы, действующие, однако, под государственным контролем, поощрение сбережений и инвестиций в производство.
К рубежу шестидесятых и семидесятых годов экономическая политика Пак Чжон Хи стала давать первые плоды. О темпах и результатах развития Кореи можно составить некоторое представление из Табл.1.
ТАБЛ.1. Некоторые показатели развития Кореи в эпоху "экономического чуда". (в долларах, в текущих ценах)
ТАБЛ.1. Некоторые показатели развития Кореи в эпоху "экономического чуда".
(в долларах, в текущих ценах)
ВНП на душу насел. (доллары США)
Объем экспорта (млн.дол. США)
1965
105
175
1970
243
882
1975
591
5.003
1980
1.589
17.214
1985
2.150
26.442
1990
5.659
???
1995
10.039
100.000
По [47, с.60-61] и [380, с.59] (существуют незначительные отличия в цифровых данных, приводимых в этих двух изданиях). Данные для 1995 г. по [461, 8 марта 1996].
По [47, с.60-61] и [366, с.59] (существуют незначительные отличия в цифровых данных, приводимых в этих двух изданиях). Данные для 1995 г. по [464, 8 марта 1996] и [462, 1 апреля 1996].
Еще большее впечатление производит сравнение нынешнего уровня развития Кореи с тем, чего добились другие развивающиеся страны, которые всего лишь 3-4 десятилетия назад находились в таком же положении. Действительно, в наше время странной кажется мысль о том, что в 1954 г. Южная Корея по доле ВНП на душу населения заметно уступала Египту и находилась примерно на одном уровне с Нигерией (см. Табл.2). Не следует забывать, что первый автомобиль в Корее был собран в 1955 г., первый многоквартирный жилой дом построен в 1964 г., первый холодильник произведен тоже в 1964 г.
ТАБЛ.2. Рост ВНП на душу населения в Корее и в некоторых других развивающихся государствах (в долларах, в ценах 1974 г.).
ТАБЛ.2. Рост ВНП на душу населения в Корее и в некоторых других развивающихся
государствах (в долларах, в ценах 1974 г.).
1954
1980
Рост
Корея
Нигерия
Египет
Бразилия
Мексика
146
150
203
373
562
1553
670
480
1780
1640
10,6
4,5
2,4
4,8
2,9
См.[28, с.136].
Если мы хотим ответить на вопрос, почему Корея, как и весь казавшийся еще полвека назад столь отсталым и безнадежно бедным дальневосточный регион, в исторически короткие сроки превратился в один из самых развитых районов мира, мы должны в первую очередь обращаться не к экономике как таковой, а к истории и этнографии. "Корейское экономическое чудо", равно как и аналогичные "чудеса" в других странах этого же региона, стало возможным не столько благодаря тщательно продуманным планам экономического развития (такие планы составлялись во многих местах и, зачастую, возможно, были даже получше корейских), сколько вследствие всего уклада жизни корейского общества, отношения его членов друг к другу и к внешнему миру. Великая историческая заслуга Пак Чжон Хи, столь шельмуемого ныне в Южной Корее лево-националистической историографией, заключается именно в том, что он сумел найти такую формулу экономического развития, которая наилучшим образом соответствовала национальному характеру корейцев. При разработке своей экономической доктрины правительство генерала Пак Чжон Хи широко использовало японский опыт, хотя это обстоятельство в Корее тогда, как и сейчас, по понятным причинам признавали редко и неохотно.
Репрессивные меры, в общем-то, обычные для любого авторитарного или тоталитарного режима, в Корее времен генерала Пак Чжон Хи не были самоцелью, они служили, в первую очередь, не сохранению и упрочению власти правящей элиты, не обогащению немногих, а экономическому развитию страны и росту уровня жизни народа. Жесткая авторитарная власть обеспечивала политическую и социальную стабильность, которая была необходима в первую очередь для продвижения вперед корейской экономики, и которую в то время едва ли можно было обеспечить демократическими средствами.
В то же самое время диктатура не позволяла даже своим высшим сановникам предаваться роскоши и лени, непроизводительное потребление и коррупция жестко пресекались, социальная политика во многом носила эгалитаристский характер. Отчасти это было обусловлено прагматическим расчетом: излишнее неравенство могло создать угрозу политической стабильности и даже, в наихудшем варианте, открыть дорогу новому северокорейскому вторжению, а отчасти — в формировании характерного для корейского авторитаризма эгалитарного подхода к общественным проблемам свою роль сыграли ценности конфуцианства.
Военное правительство сделало ставку на экспорториентированную политику. Возможно, что у него не было выбора, ибо Корея, как известно, почти полностью лишена полезных ископаемых. Творцы корейской экономической политики исходили из того, что в лишенной полезных ископаемых Корее все-таки имеется один ресурс огромной важности — корейские рабочие руки, большие запасы дешевой, неприхотливой и исключительно дисциплинированной рабочей силы. Это и было решено использовать. Выбранная стратегия предусматривала, что Корея закупает за границей сырье и материалы, перерабатывает их в соответствии с технологиями, которые на первых порах тоже приходилось заимствовать, а изготовленную продукцию направляет на экспорт. Если учесть, что корейское трудолюбие и высокая организованность сформировались под воздействием ряда черт, которые были характерны для корейской социальной жизни на протяжении тысячелетия, то можно сказать, что "корейское экономическое чудо" имеет глубокие социально-культурные корни.
СЛАЙД 39 На первых порах развитие страны шло очень тяжело. Разговоры об "экономическом чуде" начались только в 1970-е годы, но первое десятилетие рывка было для подавляющего большинства корейцев временем нищеты и труда, едва ли не более изнурительного, чем в предыдущую эпоху. Правительству приходилось решать непростую задачу, пытаясь "все устроить из ничего". Корейское трудолюбие — фактор безусловный и очень серьезный, однако одного трудолюбия самого по себе было мало. Корейцы в 1960-е годы хотели и могли много работать, однако квалификация их оставляла желать лучшего. Количество специалистов с техническим образованием, даже просто квалифицированных рабочих было по-прежнему ничтожно. Среди тех, кто в начале и в середине шестидесятых пришел на фабрики и в мастерские, большинство составляли вчерашние крестьяне, едва умеющие читать и писать. При всей своей субъективной добросовестности эти люди не могли выполнять сколь-либо серьезную работу: для этого у них просто не было необходимой квалификации. Поэтому экономический рывок приходилось начинать с развития таких отраслей, которые не требовали от занятых в них людей сколь-либо серьезных профессиональных навыков — в первую очередь, легкой промышленности. Лишь впоследствии, по мере того как рост экономического потенциала страны и образовательного уровня позволял готовить все более и более квалифицированных специалистов, в Корее появлялись новые, все более сложные отрасли.
Большую роль в экономическом рывке сыграла и иностранная экономическая помощь, которая использовалась с немалой эффективностью. Корейское правительство не только привлекало иностранных инвесторов и активно брало займы за границей, но и делало все, чтобы иметь в мировых финансовых кругах репутацию надежного заемщика. В отдельные моменты внешний долг Кореи мог достигать больших величин. Однако корейское правительство аккуратно выплачивало и сам долг, и проценты по нему, благо, быстро растущая экономика давала ему такую возможность. Кстати, именно репутация Кореи как надежного должника сыграла немалую роль во время финансового кризиса 1997-1998 годов, когда в считанные дни МВФ принял решение о предоставлении Корее кредита на рекордную сумму в 57 млрд. долларов.
Если говорить о корейской экономической структуре в эпоху "экономического чуда", то правительство генерала Пак Чжон Хи сделало ставку на развитие крупных многопрофильных концернов, в то время как мелкие и средние фирмы должны были играть второстепенную, вспомогательную роль. Результатом этой политики стало возникновение огромных монополистических объединений, каждое из которых обладало (и обладает) гигантским капиталом. Официально эти объединения именуют "группами", но неофициально за ними закрепилось название "чэболь". "Чэболь" — это корейское произношение тех иероглифов, которые японцы произносят как "дзайбацу" (именно так назывались огромные монополии довоенной Японии, такие как "Мицуи" или "Мицубиси"). Формально, на бумаге, корейские "чэболь" являются акционерными обществами открытого типа, но фактически там во многом сохраняется более архаическая семейная собственность, и каждая такая "группа" контролируется вполне определенной семьей. О корейских чэболь, и в наши дни остающихся основой экономики страны, существует большая литература, как критическая, обычно написанная с весьма популярных среди современной корейской интеллигенции марксистских позиций (напр. [285]), так и апологетическая (напр. [286]). На середину 1990-х гг. в пятерку крупнейшие чэболь входили: "Хёндэ" (Hyondai), "Тэу" (Daiwoo), "Самсон" (Samsung), "Кымсон" (Gold Star, в 1994 г. переименована в LG) и "Сонгён" (Songyong).
СЛАЙД 24 Чэболь не имеют четко выраженной специализации. В отличие от крупных западных корпораций, каждая из которых обычно занимается одной или, максимум, несколькими сферами деятельности, каждая корейская "группа" работает в десятках отраслей, производя буквально все — от швейных машин до самолетов, от часов до танков. Своим развитием чэболь обязаны в первую очередь государству, которое, стремясь к максимальному развитию экспорта, сделало ставку на крупные фирмы и оказывало им всяческую поддержку (до прямого субсидирования включительно).
Чрезвычайно тесная связь государства и частного бизнеса, равно как и исключительная редкость трудовых конфликтов внутри компаний, и слабое развитие между фирмами конкуренции в западном смысле слова — все это легло в основу знаменитой характеристики Японии как "Japan, Inc." — некоего подобия единого акционерного общества, характеристики, которая ныне стала практически общим местом во всех западных академических и журналистских публикациях, посвященных проблемам современной Японии. Однако эта характеристика в очень большой степени приложима и к Корее. По крайней мере, авторы организованного Гарвардским университетом исследования корейской экономики пришли к выводу, что "выражение "Korea, Inc." точнее описывает ситуацию в Корее, нежели выражение "Japan, Inc." — ситуацию в Японии" [22, с.73].
Правительство Пак Чжон Хи, при всей своей преданности принципам капитализма, не останавливалось перед прямым вмешательством в экономику, если считало такое вмешательство необходимым. То, что при выработке экономической стратегии ставка была сделана в первую очередь на крупные конгломераты, не в последнюю очередь объясняется тем обстоятельством, что государству проще руководить несколькими десятками крупных фирм, чем несколькими тысячами средних. П.Хасан, в свое время изучавший южнокорейскую экономику по заказу Мирового Банка, замечает с оттенком удивления: "Озадачивающим парадоксом является то, что корейская экономика в очень большой степени зависит от многочисленных предприятий, формально частных, но работающих под прямым и высокоцентрализованным правительственным руководством" (цит. по [28, с.138]). Ему вторит американский предприниматель, журналист и экономист Дж.Воронов: "Корея представляет из себя командную экономику, в которой многие из действий отдельного бизнесмена предпринимаются под влиянием государства, если не по его прямому указанию" [52, с.196].
Корее удалось совершить то, что оказалось под силу лишь очень немногим: из развивающейся страны превратиться в развитую. К 1995 г. Южная Корея занимала в мире 2-е место по производству кораблей, 3-е — электроники, 6-е — стали и автомобилей и 11-е — по размерам ВНП (но всего лишь 25-е место по численности населения) [446, 7 июня 1996].
КОРЕЯ ПОСЛЕ ПАК ЧЖОН ХИ
Правление генерала Пак Чжон Хи продолжалось 18 лет — с мая 1961 по октябрь 1979 г. Этот период вошел в корейскую историю под названием "второй и третьей республики" (водоразделом между этими двумя республиками послужили события 1972 г., когда Пак Чжон Хи осуществил своего рода самопереворот, пересмотрев конституцию и во многом изменив политическую и административную систему страны). В октябре 1979 г. генерал Пак Чжон Хи был предательски убит во время обеда начальником собственной службы безопасности. Это преступление, которое окончательно не раскрыто до сих пор, да и, скорее всего, вряд ли когда-либо будет раскрыто до конца, привело к серьезным внутриполитическим потрясениям, однако перемены носили в основном персональный характер, и влияния на жизнь подавляющего большинства корейцев они не оказали. Курс генерала Пак Чжон Хи к тому времени был уже проверен временем и пользовался поддержкой как элиты, так и народа, который начал ощущать первые результаты экономического рывка.
Несмотря на коварное убийство Пак Чжон Хи, страна продолжала идти по тому пути, на который её направил генерал. После гибели Пак Чжон Хи наступил короткий смутный период, который был отмечен такими событиями, как военный переворот 12 декабря 1979 г. и восстание в городе Кванджу, которое произошло в мае 1980 г. (развертывалось оно под демократическими лозунгами и было жестоко подавлено правительственными войсками). Победителем в борьбе за власть оказался генерал Чон Ду Хван, который происходил из того же круга военных политиков, выдвинувшихся еще в 1960-е гг. На протяжении своего правления (1980-1987) он в общем и целом продолжал политическую и экономическую линию Пак Чжон Хи (хотя, увы, и не отличался бескорыстностью своего предшественника). Общественная модель, основу которой заложил Пак Чжон Хи еще в 1961 году, без серьезных изменений просуществовала до 1987 г. За эти 25 лет Южная Корея, управляемая авторитарным, но беспримерно эффективным в экономическом и социальном отношении режимом, совершила гигантский прыжок. Из отсталой аграрной страны, мучимой голодом и нищетой, она превратилась в одно из ведущих индустриальных государств Азии, сравнявшись по уровню жизни и экономического развития даже с некоторыми европейскими странами. Изменился облик Кореи, изменился и быт подавляющего большинства её жителей. Период правления Пак Чжон Хи был временем быстрого роста образовательного уровня и потребительских стандартов, периодом интенсивной модернизации всего жизненного уклада. В результате социальные контрасты, характерные для Кореи колониального и постколониального периода, были в значительной степени смягчены. В корейских городах сформировался средний класс.
В социальном смысле именно возникновение в Корее обширного и влиятельного среднего слоя, повседневной жизни которого посвящена настоящая книга, стало, пожалуй, главным результатом правления военных диктатур. В Корее в правление Пак Чжон Хи и Чон Ду Хвана сложилось гражданское общество или, по крайней мере, был сделан очень серьезный шаг в этом направлении. Однако, как это очень часто бывает в истории, режим стал жертвой тех социальных сил, которые ему и были обязаны своим возникновением.
В Корее середины восьмидесятых уже не было прямой необходимости в сохранении жесткой авторитарной власти. Политическая стабильность, безусловно необходимая для нормального функционирования и, тем более, быстрого развития экономики страны, более не находилась под прямой угрозой. Социальные контрасты смягчились, уровень жизни низов существенно повысился и они более уже не угрожали восстанием. Разумеется, сохранялась угроза с Севера, которая в конце 1980-х гг. даже еще более возросла в связи с тем, что Пхеньяну, кажется, наконец-то удалось получить доступ к ядерному оружию. Однако в новых условиях северянам стало много труднее вести подрывную деятельность внутри самого южнокорейского общества и вербовать себе там сторонников: подавляющее большинство корейцев было вполне удовлетворено существующими условиями и не хотело радикальных перемен (по крайнеймере, тех перемен, к которым стремился и к которым призывал Пхеньян).
С другой стороны, корейцы, образовательный и жизненный уровень которых существенно вырос по сравнению с началом 1960-х гг., все в большей степени тяготились существующим в их стране политическим режимом. В середине восьмидесятых выполнившая свою историческую роль военная диктатура изжила себя, стала анахронизмом. Понимали это обстоятельство не только средние городские слои, но и большой бизнес, который тоже не видел особой необходимости в дальнейшем сохранении политической системы, некогда весьма эффективно защищавшей его интересы. Изменилась и позиция Соединенных Штатов, которые в середине 1980 -х гг. по-прежнему оказывали большое влияние не только на внешнюю, но и на внутреннюю политику страны. Американцы мирились с военным режимом до тех пор, пока он обеспечивал столь необходимую для них политическую стабильность в стратегически важном регионе. Однако к 1985-86 гг. стало ясно, что теперь эту стабильность можно уже обеспечивать куда более демократическими методами.
Результатом всех этих тенденций стали бурные события лета 1987 г. Поводом для них послужило решение тогдашнего военного президента генерала Чон Ду Хвана назначить своим приемником на ожидающихся президентских выборах тоже военного — генерала Ро Дэ У. Большинство корейцев было уверено, что правящая партия не может не победить, поэтому решение Чон Ду Хвана было воспринято как попытка закрепить существующую систему и продлить её существование, приведя к власти очередного генерала. Это известие вызвало массовые демонстрации, подобных которым Сеул не видел, пожалуй, с апреля 1960 г., со времен выступлений против Ли Сын Мана. В стране возникла критическая ситуация и правительство стало быстро терять контроль над происходящим. Однако на этот раз генералы не были готовы прибегнуть к силе. Военной верхушке пришлось идти на уступки. Назвать их полностью добровольными нельзя: по-видимому, прав сеульский политолог Чан Даль Чжун, который говорит о том, что реформы были вырваны под угрозой революции [14, с.287], но нельзя не отметить и того, что генералы не слишком-то и сопротивлялись переменам, так что реформы все-таки носили полудобровольный характер.
После отставки Чон Ду Хвана в конце 1987 г. состоялись первые в истории страны полностью демократические выборы, которые, надо сказать, закончились сюрпризом: президентом на них был избран тот самый генерал Ро Дэ У, выдвижение кандидатуры которого совсем недавно вызвало бурные протесты. Причиной этого стал, во-первых, раскол в лагере оппозиции, которая решила, что президентский пост уже у неё в кармане и принялась раньше времени делить портфели, равно как и удачные политические шаги самого Ро Дэ У, который вовремя перехватил инициативу у оппозиции. Таким образом, формально генералы остались у власти в Корее до 1992 г., но по сути правление Ро Дэ У уже принципиально отличалось от правления его предшественников и никак не могло быть названо ни военной диктатурой, ни вообще авторитарным режимом. Определенные ограничения демократических свобод в правление Ро Дэ У сохранялись, но они не были слишком серьезными и значительными. Разумеется, о полной демократии в европейском или американском понимании в Южной Корее говорить пока нельзя, и многие корейские авторы сами признают это (см., напр., [14, с.282]), но серьезный шаг в этом направлении в 1988 г. был, бесспорно, сделан.
Сменивший же Ро Дэ У в 1992 г. на посту президента Ким Ён Сам, хотя и являлся представителем той же Демократико-Либеральной партии, что и его предшественник, сам не только не был военным, но и в период авторитарного правления Пак Чжон Хи и Чон Ду Хвана являлся одним из самых заметных оппозиционных политиков. Поэтому Ким Ён Сам, вступив в должность, заявил, что его правительство является первым по настоящему гражданским правительством в корейской истории. Возможно, в этом есть некоторое преувеличение: диктатура Ли Сын Мана (1948-1960) не была военной, да и в правление Ро Дэ У (1988 -1992), хотя тот и являлся отставным генералом, реальное влияние армейских кругов на политику было уже не слишком большим. Тем не менее, именно при Ким Ён Саме практически полный (хотя, возможно, и не окончательный) отход армии от политики и государственного управления стал свершившимся фактом.
В начале и середине девяностых положение Кореи казалось весьма прочным. В течение десятилетия 1985-1994 годов Корея занимала второе место в мире по темпам роста ВНП. Среднегодовой показатель для Кореи составил в этот период 7,8%. Любопытно отметить, что все ведущая тройка представлена странами того же региона: первое место досталось Таиланду (8,2%), а третье и поделили между собой Китай и Сингапур (по 6,9%) [171, с.480]. В период же 1990-1995 г. Корея вообще по темпам роста занимала первое место в мире. Таким образом, в середине девяностых годов казалось, что "корейское экономическое чудо" продолжается.
Тем более неожиданным ударом стал для Кореи кризис 1997 года. Кризис этот начался весной в Таиланде и Индонезии, и поначалу корейцы не придавали ему особого значения, считая, что он вызван в первую очередь специфическими проблемами коррумпированных и спекулятивных экономик Юго-Восточной Азии, и что эти проблемы к Корее отношения не имеют и иметь не могут. Однако этот оптимиз былне слишком обоснованным: в конце октября 1997 г. началось снижение курса корейской воны, которое в приняло в ноябре и декабре совершенно катастрофический характер. Курс воны, который на протяжении предшествовавших 15 лет колебался на уровне 650-800 вон за доллар, спикировал до 2000 W/$, и только весной 1998 г. Кго удалосьстабилизировать на уровне 1200-1300 вон за доллар. Вона была спасена от полного краха Международным Валютным Фондом, который предоставил Корее заем в 57 миллиардов долларов. Однако, несмотря на частичную стабилизацию воны, положение страны оставалось непростым. За финансовым кризисом последовал экономический. Началось снижение производства, компании стали закрываться или увольнять персонал, и уровень безработицы, который после 1961 г. обычно колебался около двухпроцентной отметки, вдруг стал приближаться к катастрофическим для Кореи 10 %. Неизбежным последствием стал рост цен на всю импортную продукцию. Заметно подорожал бензин, транспорт, отопление домов.
С криисом оказались связаны и политические изменения. В декабре 1997 г. В Корее пршли очередные президентские выборы. Впервые за всю историю Республики правящая партия проиграла, и победителем стал многолетний лидер оппозиции Ким Тэ Чжун, официально вступивший в должность в начала 1998 г.
В новых условиях стали все чаще раздаваться утверждения о том, что корейская и восточноазиатская экономики обречены на прозябание. Однако это едва ли так. Многие из факторов, которые сделали возможным превращение нищей Кореи начала 1960-х годов в богатую Корею начала 1990-х, никуда не делись, и, скорее всего, помогут не только стабилизировать экономическое положение страны, но приведут к возобновлению роста (хотя возврата к темпам времен Пак Чжон Хи, скорее всего, уже больше не будет).
КОРЕЙСКОЕ ОБЩЕСТВО: ДЕМОГРАФИЯ И СОЦИОЛОГИЯ
ДЕМОГРАФИЧЕСКАЯ СИТУАЦИЯ В КОРЕЕ
По данным переписи, проведенной 1 ноября 1995 года, население Южной Кореи составило 45 миллионов 187 тысяч человек [464, 31 марта 1996]. В 1970 г. в стране было 31 миллион 435 тысяч жителей [366, с.39]. К 2010 году численность населения страны, как предполагают демографы, достигнет 50 млн. чел.и стабилизируется на этом уровне [361а, с.25].
Последние несколько десятилетий для Южной Кореи стали временем серьезных и разносторонних перемен. Во многом изменилась за эти годы и демографическая ситуация в стране. Корея начала 1960-х гг. в демографическом отношении представляла из себя типичное государство "третьего мира". Для нее были характерны высокая рождаемость и смертность, многодетные патриархальные семьи, небольшая средняя продолжительность жизни, заметное преобладание сельского населения над городским. Однако уже в конце шестидесятых, когда экономическая политика Пак Чжон Хи принесла свои первые плоды, демографическая ситуация стала меняться. Менее чем за три десятилетия не только экономические, но и демографические показатели вплотную приблизились к тем, которые типичны для развитых стран Европы и Северной Америки.
Эпоха "экономического чуда" стала временем стремительной урбанизации страны. В 1965 — 1985 гг. доля городского населения выросла почти в два раза — с 34,3% до 65,4% [47, с.183]. Бурный рост промышленности создавал в городах постоянную потребность в рабочей силе, в то время как постепенная механизация сельского хозяйства приводила к тому, что рабочих рук на селе требовалось все меньше и меньше. Результатом стала массовая миграция крестьян в города, которая продолжается и до настоящего времени. К 1997 г. численность населения шести корейских городов перевалила за миллионный рубеж. К этим городам, кроме Сеула, относились также Пусан (3,80 млн.), Тэгу (2,23 млн.), Инчхон (1,82 млн.), Кванджу (1,26 млн.) и Тэджон (1,27 млн.) [361а, с.26]. В отличие от большинства стран Азии и Африки, в Корее крестьяне, пришедшие в города, не становились безработными или живущими на случайные заработки поденщиками. Практически все они быстро находили постоянную работу.
Зримым проявлением урбанизации страны стал рост Сеула, который является не только столицей и крупнейшим городом Кореи, но и важнейшим экономическим, культурным и образовательным центром, который далеко превосходит по своему значению другие города страны. О том, как рос Сеул в эти годы, можно судить на основании приводимой ниже таблицы 3.
ТАБЛ.3. Численность населения Сеула в 1920-1989 гг. (по данным переписей населения, в тыс. жителей).
1920
1945
1960
1966
1970
1975
1980
1985
1990
250
901
2.445
3.793
5.433
6.889
8.364
9.646
10.063
[194, с.137; 171, с.64; 197, с.18].
Начиная с 1993 г. статистика фиксирует постоянное уменьшение численности населения Сеула. В 1993 г. население корейской столицы сократилось на 0,7% и составило в декабре 10.889.972 человека. Сокращение это объясняется рядом причин, но в первую очередь — интенсивным строительством вокруг столицы "спальных" городов-спутников, в которые сейчас переезжают многие сеульцы [446, 23 февраля 1994]. Влечет их туда отчасти относительно чистый воздух и лучшая, чем в Сеуле, экологическая обстановка, но главным образом — сравнительная дешевизна жилья. Схожий процесс деурбанизации начался и во втором по величине городе страны — Пусане, но вот все остальные города продолжают расти [326, с.55].
Картина гиперконцентрации населения, характерной для современной Южной Кореи, будет неполной, если не принимать в расчет того, что Сеул является лишь центром огромного мегаполиса — т.н."столичной зоны" (кор. судогвон {*7}), в которую, кроме собственно Сеула, входят еще крупный портовый город Инчхон и территория провинции Кёнги, окружающей столицу. Провинция эта невелика по площади, но насыщена многочисленными городами-спутниками. Хотя значительная часть населения "столичной зоны" и живет за пределами официальных административных границ Сеула, эти люди также фактически являются сеульцами, ибо вся "столичная зона" пронизана множеством дорог и линиями сеульской городской электрички, переходящей в метро, а многие из ее жителей работают или учатся в Сеуле или же, наоборот, живут в пределах административных границ столицы, а работают где-нибудь по соседству. В этой зоне, которую можно упрощенно представить как окружность диаметром около 100 км с центром на южной окраине Сеула, в 1997 г. жило 20.189 тыс чел. или 45% всего населения страны (10.231 тыс. чел. в Сеуле, 2.308 тыс. чел. в Инчхоне и 7.650 тыс. чел. в пров. Кёнги) [361а, с.26; 180, с.83].
Сеул — это не только центр мегаполиса, в котором живет почти половина всех корейцев, это еще и сосредоточение всей интеллектуальной, экономической и политической жизни Кореи, которая относится к числу наиболее централизованных стран мира. Как представляется, Корею, пусть и с определенной долей преувеличения, можно сравнить с городами-государствами типа Гонконга или Сингапура. Практически все, что сколь-либо серьезно влияет на жизнь страны, происходит в Сеуле. В Сеуле находятся штаб-квартиры всех крупных концернов, все ведущие университеты и научно-исследовательские центры, там живет почти вся политическая, интеллектуальная и деловая элита страны.
Особая роль Сеула — явление не новое, Корея всегда отличалась высокой степенью централизации. В 1918 г., например, в Сеуле насчитывалось 189.153 жителя, то есть в шесть с лишним раз больше, чем в Кэсоне, который с населением в 27.659 человек был тогда вторым городом страны. Любопытно, что на третьем месте находился тогда Пхеньян (21.869), на четвертом и пятом — совершенно захолустные сейчас Санджу и Чонджу, в то время как нынешние мегаполисы Пусан, Тэгу, Кванджу занимали весьма скромные места: двенадцатое, шестое, и...тридцать шестое соответственно (население ни одного из этих нынешних городов-миллионеров не превышало тогда 10 тысяч человек) [310, с.216]. На этом фоне Сеул выделялся, пожалуй, даже еще больше, чем в наши дни, когда разрыв между ним и вторым по населению городом страны стал "всего лишь" трехкратным.
После того как Сеул в 1394 г. был провозглашен столицей страны, он играл особую роль в ее истории и во многом стал городом-символом. Не случайно, что в 1953 г., после окончания Корейской войны, правительство Ли Сын Мана вопреки всей стратегической логике предпочло вернуться в Сеул, заставив, таким образом корейских генштабистов в течение нескольких десятилетий решать задачи, которые их коллегам могут привидеться только в кошмарном сне: южнокорейской армии приходится обеспечивать защиту огромного столичного мегаполиса, который находится непосредственно у границы, в паре десятков километров от передовых позиций не просто "вероятного", а вполне реального противника.
В целом Корея является весьма густонаселенной страной. В 1990 г. плотность населения составила 437 чел./кв. км. По этому показателю Корея существенно превосходила даже такие страны, как Япония (327), Индия (259) и Китай (119), не говоря уж об США (27) или б. СССР (13) [366, с.45; 329, с.13]. Однако население распределено по всей территории страны весьма неравномерно, и подавляющее большинство корейцев живет в гигантских агломерациях Сеула и Пусана или же в прибрежных городах.
Корейцы могут быть названы нацией долгожителей. Представители правящей элиты и в старые времена жили в Корее очень долго, и, скажем, конфуцианский ученый или сановник, которому давно перевалило за 70, но который продолжал активно работать, не был там исключением. Однако для большинства крестьян и простолюдинов такая продолжительность жизни была мало доступна: непосильный труд, болезни и периодические голодовки, обычные для старой Кореи, быстро уносили их в могилу. Однако стремительное экономическое развитие страны при военных режимах сделало возможным резкое увеличение средней продолжительности жизни. В целом, как видно из Таблицы 4, каждое тридцатилетие послевоенной истории знаменовалось повышением средней продолжительности жизни на 20 лет.
ТАБЛ.4. Средняя продолжительность жизни корейцев
Год
1930
1960
1990
Мужчины
32,3%
52,8%
67,4%
Женщины
34,9%
53,3%
75,4%
Составлено по [69, с.53].
СОЦИАЛЬНОЕ РАССЛОЕНИЕ И ПРОБЛЕМА "С РЕДНЕГО СЛОЯ"
Настоящая работа посвящена в первую очередь повседневной жизни средних слоев современного корейского города. Выбор в качестве объекта исследования именно этой социальной группы вызван двумя причинами. Во-первых, эта группа наиболее хорошо известна автору, ибо за время его жизни в Корее почти все его социальные контакты в этой стране ограничивались горожанами, относящими себя к среднему слою. Во-вторых, период "экономического чуда" стал временем бурного роста средних городских слоев, удельный вес и социальное значение которых выросли многократно. Очевидно, что в этой связи нам необходимо составить некоторое представление о том, что же в современной Корее понимается под "средним слоем" или "средним классом". Сделать это, однако, не так-то просто, ибо понятие "средний слой", при всей его употребительности, отличается немалой расплывчатостью.
В целом современная Южная Корея относится к числу стран с достаточно равномерным распределением доходов. Хотя с начала резкого экономического рывка, который превратил ее в передовую индустриальную державу, и прошло немногим более четверти века, контраст между бедностью и богатством, столь обычный для развивающихся стран, не очень заметен в Корее. По степени равномерности распределения доходов Корея, если исходить из данных Мирового банка, примерно соответствует Германии. Это — более чем неплохой показатель: страна, только что покончившая с малоразвитостью, находится на одном уровне с одной из наиболее эффективных и опытных социальных демократий мира [189, с.76].
Тем не менее, корейское общество весьма неоднородно и в имущественном, и в культурном, и в политическом отношении. Современные корейские социологии, говоря о стратификации общества, используют два понятия: "класс" (кор. кйегып {*8}) и "слой" (кор. кйечхын {*9}). Первое из этих понятий восходит к марксистской традиции, которая и поныне оказывает большое влияние на корейскую интеллигенцию, а второе пришло из американской социологии и ориентируется не столько на положение той или иной группы в системе собственности, сколько на абсолютный уровень ее доходов. Как легко догадаться, между сторонниками обеих точек зрения идут ожесточенные дискуссии. Те, кто поддерживает представления о классовом делении общества, обвиняют своих оппонентов в "механистическом подходе", а те отвечают упреками в "субъективизме" и "отсутствии твердых критериев". Спор этот отнюдь не чисто корейский, так что ни особо останавливаться на нем, ни, тем более, принимать в нем участие нам в данной работе не имеет смысла. Для нас куда важнее та общая картина, которая вырисовывается при сопоставлении этих двух точек зрения и которая, пожалуй, дает достаточно адекватное представление о том, какова стратификация современного корейского общества.
Поскольку классовое деление общества по самой своей сути допускает весьма условное (чтобы не сказать — произвольное) проведение границ между общественными классами, разные специалисты дают весьма разные и непохожие друг на друга модели классового деления, существующего в современном корейском обществе. Чтобы дать читателю некоторое представление об общей картине, мы коротко расскажем здесь о нескольких моделях, которые отражают классовую структуру Южной Кореи в представлении различных исследователей. Разумеется, здесь не место вдаваться в подробное описание этих моделей, тем более, что количество их весьма велико.
В 1982 г. Со Гван Мо выделил в Корее четыре основных класса: 1) Капиталисты (1,1% всего населения), в состав которых входили крупные предприниматели (0,6%), высокопоставленные менеджеры (0, 4%) и высшие чиновники (0,05%); 2) Высокоооплачиваемые профессионалы и интеллигенция (5,8%); 3) Лица, занятые трудом на собственном производстве (48,5%), в состав которых Со Гван Мо включил крестьян (31,7%), мелких ремесленников (7,2%), и мелких торговцев (9,7%); 4) Рабочий класс (44,7%) [302].
В 1985 г. Ким Ён Мо предложил другую классификацию: 1) Капиталисты (3,7%); 2) Старый средний класс (35,8%); 3) Новый средний класс (17,3%); 4) Рабочий класс (43,3%). К "старому среднему классу" Ким Ён Мо отнес те слои, которые по традиционной марксистской классификации, более привычной для российского читателя, обычно характеризуются как "мелкая буржуазия", в то время как в состав "нового среднего класса" он включил квалифицированных специалистов, связанных с современным производством [158].
Третья классификация, сочетающая марксистский по своему происхождению классовый подход и более обычную для ортодоксальной западной социологии стратификацию по доходам, принадлежит Хон Ду Сыну и относится к 1992 г. По его мнению, в 1990 г. в Корее существовали следующие общественные слои (классы): 1) Верхний слой (1,4%); 2) Новый средний слой (19,8%) 3) Старый средний слой (19,8%); 4) Рабочий класс (34,7%), 5) Низший класс (3,8%) 6) Независимые работники собственных предприятий (14,5%); 7) Сельский низший класс (6,0%) [375, с.257].
Однако все теории классовой структуры во многом остаются умозрительными и весьма спорными моделями. В 1987 г. корейские социологи, начиная свое большое исследование о корейском "среднем слое", буквально в первой же его строке заявили: "Понятие "средний слой" остается очень запутанным" [368, с.9]. Мы можем только согласиться с ними, тем более что и авторы этого исследования также не смогли привести более или менее четкого определения "среднего класса". Таким образом, термин, которым мы собираемся достаточно часто пользоваться в данной книге, является достаточно расплывчатым. Тем не менее, эта расплывчатость не мешает ему быть очень популярным и, так сказать, "интуитивно понятным" любому корейцу. По подсчетам, которые автор провел с помощью электронной информационной системы "Чхоллиан", в 1994 г. этот термин появлялся на страницах ведущей корейской газеты "Чосон ильбо" 32 раза. В этих условиях, как нам кажется, гораздо важнее не то определение, которое будет дано понятию "средний слой" в том или ином ученом труде (такое определение отражает лишь точку зрения автора, которую, в лучшем случае, будут учитывать лишь несколько десятков коллег), а то значение, которое вкладывают в термин "средний слой" сами корейцы. Для темы нашей книги главным является то, каково субъективное мироощущение корейского горожанина, какова вероятность того, что он включает себя в состав "среднего класса" (кор. чунъсанъчхынъ {*10}) — категории, как мы убедились, достаточно неопределенной, но, тем не менее, вполне понятной любому современному корейцу. В 1989 г., по данным проведенного корейскими социологами опроса, 2,7% горожан считали себя относящимися к "верхнему слою", 63,1% — к "среднему" и 34,2 % — к "нижнему" [135, с.54]. К середине девяностых годов средним классом считали сеья примерно 3.4 корейцевю
Это деление на три слоя — "верхний", "средний" и нижний" достаточно глубоко укоренилось в корейском массовом сознании и при всей своей расплывчатости оказывает, пожалуй, решающее влияние на представления корейцев о структуре их общества. Когда кореец говорит о "среднем слое", он противопоставляет ему именно "высший слой" и "низший слой", а не "независимых работников собственных предприятий" из схемы Хон Ду Сына, не "выскооплачиваемых профессионалов" Со Гван Мо, и даже не "рабочий класс". В этом отразились свойственные, наверное, любому классовому обществу представления о "богатых", "бедных" и "обычных" ("средних", "таких-как-все"). Профессор Сеульского университета Чон Кён Су в своем исследовании, вышедшем в 1995 г., указывает даже конкретные цифры доходов, которые, по его мнению, позволяют относить семью к тому или иному социальному слою. Как считает Чон Кён Су, в середине 1990-х гг., то есть перед финансовым кризисом 1997 г.,к "низшему слою" относились те семьи, доход которых составлял менее 900 тысяч вон (1200$ по докризисному курсу) в месяц, к "среднему слою" — те, кто получали от 900 тысяч до 2 миллионов вон (1250-2700$), а к "высшему слою" — те семьи, в которых доход превышал 2 миллиона вон (2700$) в месяц [392, с.34].
Стремясь дать если не четкое, то, хотя бы, интуитивно понятное определение "среднего класса", в конце 1980-х гг. Министерство экономического планирования заявило, что к "среднему классу" относятся люди, удовлетворяющие следующим критериям (речь идет скорее не о людях, но о семьях, так как замужние кореянки обычно не работают): 1) с доходом по меньшей мере в 2,5 раза выше прожиточного минимума; 2) обладающие собственным домом или снимающие жилье по способу чонсе (специфический корейский вид аренды, который предусматривает наличие у арендатора довольно значительных сумм); 3) имеющие постоянную работу; 4) имеющие по меньшей мере незаконченное высшее образование [368, с.10]. При всей явной произвольности этого определения оно в целом отражает представления современных корейцев о том, что же такое "средний слой".
Некоторая расплывчатость термина "средний слой" (в сочетании с его явной популярностью) дает, как представляется, и нам право предложить его рабочее определение, которое, конечно, не претендует на полноту и социологическую точность, но вполне пригодно для нашей книги. К "среднему слою" здесь и далее мы будем относить корейских горожан, являющихся наемными служащими компаний или государственных организаций, не занятых физическим трудом и имеющих, как правило, высшее образование. В этом определении, впрочем, содержится определенная тавтология, так как в современной Корее лица без высшего образования за редкими исключениями могут заниматься только физическим трудом или мелким бизнесом. Подобная характеристика предполагает вполне определенный уровень доходов, который в середине 1990-х гг. для рядового представителя этого слоя составлял от 800 тыс. до 2 млн.вон (1000-2500$ по докризисному курсу), определенный круг интересов и стиль повседневной жизни, описанию которого и будет посвящена эта книга.
ДЕНЬГИ, ЗАРПЛАТЫ, ДОХОДЫ.
Первые годы "экономического чуда" для большинства жителей Кореи были временем тяжелого труда, однако уже в начале семидесятых стало ощущаться, что гигантские усилия, прилагаемые всеми или почти всеми корейцами для спасения своей страны, не пропадают втуне. Жить стало на самом деле лучше. Первые изменения были невелики, почти что не ощутимы, однако многие товары и услуги, о которых раньше подавляющее большинство людей не могло и мечтать, постепенно становились все более обычными, заметно улучшалась медицина, все доступнее было образование. Семидесятые и восьмидесятые годы стали временем быстрого роста уровня жизни. Некоторое представление о том, как менялся уровень жизни в Корее на протяжении последних десятилетий, дает таблица 5.
ТАБЛ.5. Реальные доходы работающих корейцев
(с учетом зарплаты и индекса потребительских цен).
1970=100%
1970
1975
1980
1985
1990
100%
127%
219%
286%
436%
Рассчет автора по материалам [380, с.92-93].
Здесь, пожалуй, имеет смысл рассказать не только об уровне доходов населения, но и некоторых других вещах, связанных с деньгами и об отношении корейцев к ним.
В большинстве случаев зарплата в Корее выплачивается раз в месяц. Когда корейцы говорят о доходах, они чаще всего называют именно цифры месячного заработка, в то время как годовая и недельная зарплаты, столь обычные для американской и, шире, англосаксонской, традиции, в Корее, как и в России, в разговорах и официальных документах почти не фигурируют. Наличными зарплата выдается только в небольших компаниях, крупные же фирмы, как правило, пользуются услугами того или иного банка, с которым у данной компании заключен договор и на счета сотрудников в котором и переводятся деньги.
Притом, что Корея относится к числу капиталистических государств с наиболее равномерным распределением доходов, разница в уровне зарплат между представителями разных профессий и социальных групп достаточно велика. Однако, если обратиться к корейским статистическим материалам, то можно увидеть, что они дают картину, которая для этой книги не очень интересна. Дело в том, что в корейской статистике обычно отражается средняя зарплата по регионам или по отраслям, реже — в зависимости от стажа работы или же уровня образования, однако там нет примерных цифр, которые бы показывали доход представителей или иной конкретной профессии. Чтобы получить такую информацию, автор обратился с вопросами к ряду своих знакомых. Их ответы и послужили источником приводимых далее сведений.
Итак, некоторые зарплаты корейских горожан в конце 1990-х гг. (примерные долларовые экиваленты здесь и далее приводятся по "послекризисному" курсу 1998 г., и читателю следует иметь в виду что до декабря 1997 г. долларовый эквивалент был в полтора раза выше):
- молодой человек с высшим образованием, только что поступивший на конторскую работу — 700.000-800.000 вон (550-700$) в месяц;
- девушка-сотрудница фирмы — 500.000-600.000 вон (400-500$) в месяц;
- сотрудник с высшим образованием и стажем работы в 15-20 лет — 1.200.000-1.600.000 (1000-1300$) вон в месяц;
- кадровый сотрудник — женщина средних лет (что большая редкость, ибо женщины после замужества уходят с работы) — 1.000.000-1.200.000 вон (800-1000$) в месяц;
- инженер высокой квалификации, в проектном бюро или на производстве — 2.000.000 вон (1.600$) в месяц;
- старший офицер (полковник или подполковник) — 1.800.000 вон (1.500$) в месяц:
- адвокат с неплохой частной практикой — 3.500.000 вон (3.000$) в месяц.
Наиболее высокооплачиваемыми профессиональными группами, относящимся к среднему слою, являются университетские профессора, врачи, юристы (статус и доходы последних, впрочем, не так высоки, как на Западе, но все равно значительны). Зарплата профессора университета составляет от 2 до 4 миллионов вон (1600-3.200$) в месяц; врач получает от 2 до 5 миллионов (1600-4000$). Президент средней фирмы или высокопоставленный чиновник получает 3-4 миллиона вон в месяц, но представители всех этих групп относятся уже скорее к "высшему слою".
Знакомясь с размерами зарплат, следует помнить, что все эти цифры не учитывают так называемых "бонусов", то есть премий, которые 1-2 раза в год выплачиваются большинству служащих частных компаний и государственных учреждений. В частных фирмах выплата бонусов, которые обычно составляют в среднем 3-6 месячных зарплат ежегодно, является практически повсеместной и обязательной практикой, так что реальная зарплата сотрудников этих фирм примерно в полтора раза выше той, которая обычно указывается во всех документах.
Говоря об уровне доходов, нельзя забывать и о том, что в Корее, в отличие от большинства стран Запада, налоговое бремя невелико и не вызывает особого раздражения граждан. Причина этого заключается в том, что государственные расходы в Корее сравнительно малы. Хотя страна, находясь в состоянии войны, и вынуждена тратить немалые деньги на армию и службу безопасности, а также вкладывать средства в развитие промышленной инфраструктуры, в Корее почти отсутствуют те статьи расходов, которые в большинстве других развитых государств поглощают львиную долю государственного бюджета: пенсионное обеспечение, государственная медицинская страховка и программы помощи неимущим (вопреки распространенному убеждению, именно всяческие социальные программы, а не содержание армии и государственного аппарата в настоящее время являются наиболее тяжелым бременем для бюджетов развитых стран). Функции социального обеспечения выполняет в Корее семья — как нуклеарная, так и та, которую образует совокупность ближайших родственников. В результате налоги в 1990 г. составили в Корее 19,4% от ВВП ([366, с.64], пересчет ВНП в ВВП по данным [360, с.456]). Эта цифра была выше, чем в любом предшествующем году, но она все равно оставалась гораздо ниже аналогичного показателя в странах Европы, который в 1994 г. составил: для Великобритании 33,8%, для Германии 42,6%, для Дании 51,2% [443, 11 декабря 1995]. На практике это означает, что среднеоплачиваемый кореец отдает государству примерно 15% своих доходов, в то время как европейцу или американцу приходится расставаться с 30-40%.
Поскольку разговор идет о деньгах, то, наверное, имеет смысл сказать здесь несколько слов о том, что же представляют из себя корейские банкноты и монеты. Нынешняя система утвердилась в Корее после денежной реформы, которую правительство генерала Пак Чжон Хи провело 12 июля 1962 г. Однако на протяжении этого времени инфляция достигала довольно значительных величин, индекс розничных цен за 1970-1993 гг. вырос в 9,5 раз [361, с.93], поэтому деньги весьма обесценились. Теоретически в обращении находятся монеты достоинством в 1, 5, 10, 50, 100 и 500 вон, однако поскольку реально самой маленькой денежной единицей, употребляемой в расчетах, является 10 вон, то первые две монетки стали редкостью и увидеть их можно только в банках, да и то не часто. Многие корейцы теперь с удивлением и ностальгией вспоминают времена, когда 500 вон представляли из себя заметную сумму денег, и когда в обращении были даже банкноты достоинством в 50 вон (печатались до октября 1973 г. [357, т.25, с.374]). В наши дни, то есть в 1996 г., сама мысль о банкноте в 50 вон может вызвать улыбку — телефонный звонок в уличном автомате стоит 40 вон, а автобусный билет — не менее 350 вон.
Бумажные деньги представлены в Корее купюрами достоинством в 1.000, 5.000 и 10.000 вон. В свое время, в начале 1960-х гг., когда эта структура номиналов была установлена впервые, 10.000 вон были весьма крупной денежной единицей, однако теперь при расчетах на большие суммы порядком обесценившиеся за эти годы десятитысячные бумажки переходят из рук в руки толстенными пачками. Чтобы в таких случаях несколько упростить платежи, широко используют банковские чеки (на 100, 500 тысяч или миллион вон), которые довольно широко циркулируют в стране, отчасти компенсируя отсутствие в корейской денежной системе крупных купюр и относительную, по сравнению с США или Западной Европой, неразвитость системы безналичных расчетов и кредитных карточек.
Кредитная карточка, столь популярная в девяностые годы на Западе, пока остается в Корее относительной редкостью. Конечно, можно приписать это обстоятельство сравнительно низкому уровню развития банковской системы, однако причины, видимо, носят не только технический или экономический, но, по крайней мере отчасти, и культурный характер. Не следует забывать, что и в Японии — крупнейшей банковской державе, которую, вдобавок, уж никто не заподозрит в технической отсталости, кредитные карточки тоже не очень популярны (за точку отсчета при этом берется, разумеется, Европа или США), и японцы по-прежнему расплачиваются наличностью там, где граждане иных развитых государств давно уже используют "пластиковые деньги" [30, с.43]. Порою автору приходилось от знакомых американцев слышать утверждения, что относительно малая популярность кредитных карточек в Корее вызвана тем, что в этой стране практически отсутствует уличная преступность, и шансы на то, что злоумышленники вытащат из кармана наличные, почти равны нулю, в то время как американцы вынуждены широко пользоваться кредитными карточками, в том числе и потому, что они в большей степени защищены от хищений.
Вона по-прежнему обладает только ограниченной конвертируемостью, так что обмен ее на иностранную валюту лимитирован. Разрешение на обмен можно получить только при выезде за границу, причем вплоть до середины 1980-х гг. правила, регламентирующие обмен воны на иностранную валюту (как и вообще поездки за границу), были очень суровыми и соблюдались весьма строго. С течением времени правила эти смягчались и упрощались, однако до полной конвертируемости воны и в середине 1990-х гг. было еще довольно далеко.
Отношение корейцев к банкнотам не слишком уважительно и в стране нет того, почти культового, восприятия денежных знаков, которое характерно для Америки. Показательно, что в среднем корейская банкнота достоинством в тысячу вон, самая мелкая бумажка, своего рода аналог доперестроечного советского рубля или же американского доллара, "живет" лишь около года, в то время как примерно равная ей по покупательной способности японская банкнота — около 3 лет, а американская — еще дольше. Корейцы не всегда пользуются кошельком или бумажником, сплошь и рядом предпочитая складывать деньги прямо в карман. Как показал опрос, проведенный в 1992 г., 43,2% сеульцев пользовались кошельками или бумажниками "постоянно", 37,3% — "как правило", 11,4% — "иногда" и 8,1% — "никогда" [317].
ГЛАВА 3 ГОРОД
Одним из самых зримых последствий экономического чуда стала урбанизация страны. С начала семидесятых корейские горожане превзошли по своей численности сельских жителей. Однако уже сами темпы темпы роста корейских городов определяют то обстоятельство, что подавляющее большинство их жителей составляют горожане в первом поколении, сохранившие психологическую связь с деревней. Характерной особенностью корейской урбанизации, которая в корне отличает Корею от большинства стран т.н."третьего мира", является то, что урбанизация в Корее не привела к возникновению в огромных трущобных районов, корейские города не стали ни местом хронической безработицы или неполной занятности, ни рассадником преступности. В целом приходящие из деревень недавние крестьяне и их дети быстро находили в городе и работу, и возможность получить образование, и жилье. Конечно, проблемы адаптации недавних крестьян к городской жизни известны и Корее, однако там они носят более психологический и культурный, а не экономический характер. Разумеется, относительная безболезненность корейской урбанизации была во многом результатом государственной политики, немалую роль сыграли, конечно, и социо-культурные особенности самих корейцев. В этой главе мы хотели бы рассказать о том, как спланированы корейские города, как организован в них быт, торговля, транспорт, остановиться на некоторых иных сторонах городской жизни.
СОВРЕМЕННОЕ КОРЕЙСКОЕ ГРАДОСТРОИТЕЛЬСТВО
ПЛАНИРОВКА ГОРОДОВ
Едва ли можно сказать, что корейские города отличаются четкостью планировки и продуманностью строительных решений. Скорее, наоборот: человека, привыкшего к строгим и четким линиям и гармоничным ансамблям городов Европы они поражают хаотичностью своего плана. Игра цен на земельные участки и форма самих этих участков оказывают на внешний облик корейских городов, пожалуй, больше влияния, нежели все усилия архитекторов, вместе взятые. В этом ощущается, пожалуй, влияние корейской деревни, ибо для традиционного дальневосточного градостроительства, наоборот, всегда была характерна тяга к правильной планировке, четкой ориентации по сторонам света, прямым улицам.
Вплоть до самого начала "экономического чуда", то есть примерно до 1970 г., Сеул сохранял свой традиционный облик и представлял из себя скопление одноэтажных домиков, часто глинобитных и, временами, даже с соломенными крышами. Городская беднота зачастую носила традиционную одежду, автомобили и трамваи оставались редкостью. Не лишне будет напомнить, что водопровод в городе появился только в 1908 г.[87], а первый многоэтажный жилой дом был возведен в 1961 г. По укладу своей жизни городские районы не очень отличались от поселков и каждый из них, по сути, представлял из себя своеобразную деревню. Не случайно в современном корейском языке слова "маыль" и, особенно "тонне", которые изначально обозначали именно деревню, применяются горожанами для обозначения своей округи, своего района или квартала.
Традиционные кварталы и поныне сохранились в некоторых частях столицы, но они исчезают буквально на глазах. В то же время нельзя сказать, что нынешний Сеул совсем уж потерял национальное своеобразие. При том, что архитекторы явно стремятся подражать зарубежным (в первую очередь, конечно, американским) образцам, планировка Сеула, облик его улиц разительно отличаются от западных.
Разумеется, в корейских городах существует достаточно заметная социальная дифференциация, есть там богатые и бедные районы. Наименее обеспеченные корейцы обычно селятся на крутых горных склонах, образуя т.н. "лунные деревни" (кор. тальтоннэ {* 11}), корейский эквивалент бразильских "фавелл", хотя и куда более благоустроенный. К концу 80-х гг. канализация, водопровод и электричество были уже обязательными принадлежностями даже самого неказистого корейского городского дома. Некоторые районы города, наоборот, застроены, преимущественно, роскошными виллами правящей элиты.
СЛАЙД 9 Однако во многих, если не в большинстве, районов города жилища людей самого разного достатка и самых разных вкусов хаотически перемешаны. Возможно, дело тут в том, что в Корее отсутствует один из главных факторов, который заставляют западных богачей селиться поближе друг к другу — высокая преступность в бедных районах. Уличной преступности в Сеуле практически нет, так что все районы города в равной степени безопасны в любое время дня и ночи. Поэтому порою рядом с виллой богача (три этажа, вычурная архитектура, небольшой садик с искусственным водопадом, подземные гаражи) можно увидеть лачугу ремесленника или бежного мелкого торговца (покосившиеся глинобитные стены, ржавая водопроводная труба, используемая вместо дымохода, крыша, покрытая неровными кусками шифера).
Увы, архитектурных напоминаний о прошлом в современном Сеуле, равно как и в других корейских городах, до обидного мало. Нынешний облик корейской столицы в целом сформировался только в 80-е гг. и продолжает претерпевать быстрые изменения, так что почти нет сомнений в том, что лет этак через тридцать, в 2025 г., можно будет написать: "Нынешний облик корейской столицы сформировался только в 2010-е гг." Причин, по которым в корейских городах осталось мало следов прошлого, несколько. Во-первых, традиционные корейские жилые дома не отличались долговечностью. Во-вторых, быстрый рост цен на недвижимость в центральных районах Сеула и других крупных городов привел к тому, что землю там оказались в состоянии покупать только очень богатые фирмы, которые, раз приобретя кусок земли, строили на нем возможно более роскошное сооружение и безжалостно сносили все, что там только находилось ранее. В-третьих, идея сохранения памятников сравнительно недавнего прошлого, которая везде пробивает себе дорогу с немалым трудом (достаточно вспомнить безобразное отношение к историко-техническим памятникам в России), в Корее пока еще не получила серьезного распространения. Массовому сознанию вполне понятно, что, скажем, королевский дворец XIV века или городские ворота пятисотлетней давности — это памятники архитектуры, достойные заботы и охраны. Однако когда речь заходит о сооружениях начала нашего века или, тем более, двадцатых-тридцатых годов, то они воспринимаются просто как старые облезлые дома, которые следует как можно скорее снести. Вдобавок, окрашивается эта проблема и националистическими эмоциями: ведь подавляющее большинство зданий, построенных до 1945 г., было возведено японскими архитекторами, на японские деньги, для японских учреждений, и поэтому они воспринимаются корейским сознанием как символы проклятой и многим по-прежнему ненавистной эпохи.
Вся эта ситуация как в капле воды отразилась в спорах вокруг Национального музея — мрачноватого серого здания в духе предвоенной германской архитектуры, которое находится в самом центре Сеула. Изначально здание это было построено для японского Генерал-губернаторства и воспринималось многими корейцами как символ колониальной власти. Строительство этого огромного по тем временам сооружения началось в 1916 г. и продолжалось до 1921 г. Архитектурно здание являлось несколько уменьшенной копией здания японского правительства в Токио, что подчеркивало неразрывную связь японской центральной политической власти и ее наместника в Корее. В свое время, 15 августа 1948 г., именно на площади перед этим зданием происходила историческая церемония провозглашения Республики Корея. Долгое время оно использовалось различными официальными учреждениями, а в 1984 г. здание передали Национальному музею [94, с.59].
СЛАЙД 12 Таким образом, здание это, бесспорно, имеет огромную историческую ценность. Однако, в 1993 г. корейское правительство приняло решение о его сносе. Мотивировалось это тем, что для большинства корейцев оно остается символом японского колониализма и, вдобавок, искажает первоначальный облик королевского дворца Кёнбоккун. Вспомнили и о геомантии, ибо здание это, как утверждается, было сознательно построено японцами таким образом, чтобы нарушить геомантическую гармонию прилегающей к дворцу местности. При этом, однако, никто не упомянул, что на протяжении трех десятилетий это здание было самым крупным архитектурным сооружением в Сеуле, что с ним связаны многие важнейшие события, в том числе и провозглашение Кореи независимой республикой, и, наконец, что даже колониальная эпоха, при всех своих темных сторонах, тоже была периодом корейской истории и достойна того, чтобы ее материальные и архитектурные следы остались в памяти людей. Робкие протесты против планов снесения здания бывшего Генерал-губернаторства вызвали самое решительное противодействие со стороны националистически настроенной корейской интеллигенции (пылкое обращение в поддержку сноса [141]).
В результате всего этого от старого Сеула, Сеула полувековой (не говоря уж о вековой) давности, почти ничего не сохранилось. Исключением являются несколько королевских дворцов в центре города, да могилы членов правящего дома в его пригородах. От колониальной эпохи тоже осталось всего лишь несколько зданий — помимо уже упомянутого Национального музея, это — Железнодорожный вокзал (1925 г.), Муниципалитет (1926 г.), несколько зданий бывших японских банков и универмаг "Синсегйе", да некоторые полуразвалившиеся жилые дома, которые в большинстве своем существуют последние годы.
ФОТО 32 Корейские дома, в том числе и современные, построенные из кирпича и бетона, достаточно недолговечны, даже крупные жилые комплексы служат, обычно, лишь несколько десятилетий, так что снос той или иной постройки часто вызван реальной необходимостью, а не изменением вкусов хозяина. Вдобавок, корейские магазины и учреждения бытового обслуживания, которые располагаются на первых этажах большинства (а некоторых районах — всех) городских домов тоже существуют обычно лишь по нескольку лет. Каждое разорение или переезд сопровождается существенной перепланировкой помещения, которое занимал магазин или ресторан, и также во многом меняет внешний вид всего здания. В результате любой жилой микрорайон в Сеуле за 15-20 лет меняет свой облик почти до неузнаваемости.
Характерной чертой корейских городов, также связанной с традициями корейской деревни, является высокая плотность застройки. Зачастую ее объясняют тем, что, дескать, исключительная дороговизна земли в Сеуле и других крупных городах заставляет владельцев использовать земельную площадь с максимальной эффективностью и не тратить ее "зря": на садики, пространство между домами, даже на широкие проезды и улицы. Зерно истины в этом утверждении, безусловно, есть. Однако во многих городах Запада земля стоит немногим дешевле, чем в Корее, но, тем не менее, такую плотность застройки там невозможно даже представить. В то же самое время высокая плотность застройки была всегда характерна для корейской деревни (возможно, из-за стремления наиболее рационально использовать драгоценную пахотную землю). Кажется, что бывшие крестьяне, придя в город, не столько экономили доставшиеся им земельные наделы, сколько просто копировали ту планировку, к которой они привыкли у себя дома.
Улицы в корейских городах очень узкие и достаточно извилистые. В последнее время муниципальная администрация Сеула, Пусана и других городов-миллионеров предпринимает титанические усилия по расширению городской дорожной сети и созданию скоростных внутригородских магистралей. Однако работа эта, стоящая немалых денег, пока принесла лишь сравнительно скромные результаты: только некоторые центральные улицы подверглись серьезному расширению, да кое-где появились дороги на эстакадах. Основная же масса корейских улочек на удивление узкая. В особой степени относится это к внутриквартальным проездам, на которых хорошо если могут с трудом разминуться два больших автомобиля, да и "настоящие" улицы, отделяющие один квартал от другого, тоже не слишком широки. В районах, которые построены на горных склонах, ширина не предназначающихся для автомобилей проходов между домами может вообще сокращаться до одного-полутора метров. Поэтому во многих районах Сеула и других корейских городов попросту нет тротуаров. В результате в часы пик многие улицы Сеула превращаются в некую кашу из людей, автомобилей, мопедов (впрочем, по сравнению с другими странами Дальнего Востока, немногочисленных) и ручных тележек продавцов-разносчиков. Каждый из участников движения маневрирует на свой страх и риск и не всегда удачно: по относительному количеству жертв дорожно-транспортных происшествий Корея занимает одно из первых мест в мире. В 1992 г. количество погибших в результате автомобильных аварий составило 38,7 на 100 тысяч жителей [366а, с. 519]. Это — огромная цифра. У корейцев шансов погибнуть под колесами примерно в 4 раза больше, чем у шведов или сингапурцев, в три раза больше, чем у японцев и немцев, и в два раза — чем у американцев или итальянцев (из крупных держав только Россия - 29,4 смерти - приближается к Корее ) [366, с.413].
ФОТО 33 Заметим кстати, что сейчас автомобильное движение в Корее правостороннее. Вколониальные времена оно было левосторонним (как в Японии), и лишь после 1945 г. произошел переход к новым правилам. Однако на железной дороге по-прежнему существует левостороннее движение. С этим связана одна интересная особенность сеульского метро: на тех его линиях, которые являются продолжением линий пригородных электричек, существует левостороннее движение, в то время как на всех прочих линиях поезда идут по правой колее. Сами корейские пешеходы также тяготеют к левостороннему движению и расходятся друг с другом, держась левой стороны (обстоятельство, часто сбивающее с толку иностранцев).
Другим источником недоразумений является принятая в Корее система адресов, которая копирует японскую и является столь же запутанной. В административном отношении корейские города делятся на районы (кор. ку {*12}) и кварталы (кор. тонъ {*12a}). В Сеуле, например, в 1994 г. было 22 района и 521 квартал [21, с.55]. Однако эта административное деление не очень облегчает поиски нужного адреса. Дело в том, что улицы в корейских городах, как правило, не имеют названий. Дома нумеруются по кварталам, многие из которых весьма обширны. Поскольку номера присваиваются домам, как правило, в порядке постройки, то дом с тем или иным номером может находиться в любой части района. Если добавить, что писать номера домов на них самих не принято (исключением являются лишь современные жилые микрорайоны), то понятно, что найти нужный дом, зная лишь его адрес, невозможно в принципе. Нет особой надежды и на расспросы местных жителей: районы велики, в каждом сотни или тысячи зданий, и никто не знает обычно даже номера соседнего дома. На почте и в полицейском участке есть, конечно, подробные карты, где указаны номера всех находящихся на подведомственной им территории домов, но практически на помощь приходит система ориентиров, в роли которых, как правило, выступают какие-нибудь крупные и известные всей округе здания. Гостей, приехавших в первый раз, хозяева выходят встречать к остановке автобуса или метро. Учреждения торговли и бытового обслуживания в своих рекламных объявлениях никогда не считают нужным указывать свой официальный почтовый адрес, который практически бесполезен, а описывают для клиентов путь, опираясь на хорошо известные всем в округе ориентиры, и часто, вдобавок, снабжают эти объяснения подробными планами.
Корейцы отличаются исключительной чистоплотностью. Это их свойство было замечено еще первыми иностранными путешественниками, оказавшимися в Корее. Сохраняется оно и сегодня. Даже самые бедные, трущобные районы в корейских городах нельзя назвать по-настоящему грязными, что же до улиц поприличнее, то на них царит практически идеальная чистота. Чисто и в корейских домах, стены которых не обезображены привычными нам надписями и рисунками. Летом корейцы предпочитают носить легкую одежду светлого цвета, которая никогда не бывает грязной. Конечно, здесь можно сослаться на чрезвычайную распространенность стиральных машин, но ведь с тех пор, как этот агрегат стал непременной частью любого корейского дома, прошло едва ли десятилетие, а пристрастие к белым одеждам было свойственно корейцам с незапамятных времен, и при этом, по единодушным воспоминаниям путешественников, даже самый бедный крестьянин редко появлялся на улице в недостаточно чистом одеянии.
СОЦИАЛЬНО-ЭТНОГРАФИЧЕСКОЕ РАЙОНИРОВАНИЕ СЕУЛА
В целом социально-этнографическое районирование современного Сеула в самом первом приближении выглядит следующим образом. Неглубокая, но широкая река Ханган делит корейскую столицу на две части, которые так и называются "[район] к северу от реки" (кор. Канъбук {*13}) и "[район] к югу от реки" (кор. Канънам {*14}). Сеул возник и вплоть до 60-х годов развивался исключительно на северном берегу, вокруг горы Намсан {*15}.
ФОТО 34 Традиционный центр города, расположенный к северу от Хангана, но на некотором расстоянии от самого берега реки, у подножия горы Намсан, ныне является деловым районом, в котором расположены крупнейшие фирмы, некоторые правительственные учреждения, и оба крупнейших рынка — Южный (Намдэмун) и Восточный (Тондэмун). В то же время в этом районе местами есть обширные жилые кварталы, в своем большинстве небогатые, а временами — просто трущобные. Там же расположены старинные королевские дворцы и нынешняя президентская резиденция — Голубой дом (возведенный на месте бывшего особняка японского генерал-губернатора), а также сеульский муниципалитет. Кстати сказать, свое название президентская резиденция получила в начале 1960-х гг. с легкой руки президента Юн Бо Сома, который обратил внимание на характерный голубой цвет черепичной крыши своей резиденции [94, с.37].
СЛАЙД 4 Неподалеку от Муниципалитета находится квартал Мёндон {*16}, который еще в колониальные времена, в начале нашего века, превратился в место сосредоточения престижных торговых и увеселительных заведений. В старые времена именно здесь находились многие прославленные табаны, в которых собирались артисты и художники, здесь работали многие театры и кинозалы [21, с.132-136]. Однако в последние четверть века в связи со стремительным ростом цен на недвижимость, который превратил землю Мёндон в самую дорогую в Корее (1 кв.м земли, без построек, стоил там в 1994 г. около 50.000$), эти заведения, оказавшиеся недостаточно прибыльными, во многом были вытеснены дорогими магазинами, а также зданиями банков и крупных фирм. Учреждения же культуры (кино, театры, недорогие кафе со "своей публикой", маленькие концертные залы и театральные студии) перекочевали на несколько километров на северо-восток, на улицу Тэхакро ("Университетскую" {*17}), где земля была и остается много дешевле, а многочисленные студенты расположенных поблизости высших учебных заведений, в том числе суперэлитарного Сеульского Государственного Университета, обеспечивают благодарную аудиторию для всякого рода культурных мероприятий.
ФОТО 37 Вокруг этого центрального "сеульского Сити" находятся обширные жилые районы среднего уровня, застроенные преимущественно малоэтажными домами. Выделяется район Итхэвон {* 18}, находящийся непосредственно на северном берегу Хангана. Рядом с ним обширное пространство занимает американская военная база Ёнсан (штаб-квартира американских войск в Корее), поэтому Итхэвон превратился в район злачных и торговых заведений, предназначенных для американских солдат и иностранных туристов. О том, какова репутация Итхэвона среди корейцев, свидетельствует, например, что одной знакомой автора ее родители — люди, весьма либеральные даже по западным стандартам, в ее студенческие и аспирантские годы предъявляли лишь один запрет: никогда не появляться на Итхэвоне. Репутация эта преувеличена, но хоть отчасти оправдана: наличие обширного иностранного воинского контингента ведет к вполне понятным последствиям. Хотя открытой проституции в, так сказать, "таиландском стиле" на Итхэвоне почти нет, но всяких темных увеселительных заведений, в некоторые из которых разрешен вход только корейским женщинам, но не мужчинам, там хватает. Впрочем, Итхэвон - вовсе не район притонов,куда больше там вполне безобидных и приятных мест — ресторанов, в том числе и столь экзотических для Кореи как итальянские или арабские, сувенирных лавочек, да и обычных магазинов, где можно купить одежду или обувь европейского размера и образца.
ФОТО 41 Особое положение занимает остров Ёыйдо {*19}, отделенный от южного берега Хангана широкой, но мелкой и пересыхающей в сухое время года протокой. На этом острове с 1916 г. находился аэродром, который был то военным, то гражданским и просуществовал там до 1968 г.[87, с.65,74]. Территория острова начала застраиваться только в шестидесятые годы, сейчас там находятся основные правительственные учреждения, Парламент, большинство министерств и штаб-квартиры многих крупнейших концернов.
ФОТО 40 Каннам, то есть южное побережье Хангана, которое стало местом интенсивного жилищного строительства в 70-е гг., в последнее десятилетие превратилось в самый престижный жилой район корейской столицы, стоимость хорошей квартиры в котором может достигать и миллиона долларов США. Роскошные многоквартирные дома соседствуют там с еще более роскошными особняками корейской политической и экономической элиты. Там же, на южном берегу реки, находится и торговый район Апкучжон — скопление магазинов, кафе, кинотеатров, который стал в последние годы символом "нового поколения" со всеми его достоинствами и недостатками. Впрочем, нельзя сказать, что на южном побережье Хангана живут сплошь одни богачи. На окраинах этого района, где жилье несколько подешевле, его могут приобрести и люди вполне среднего достатка. Такие жилые районы попроще расположены и на юго-западе столицы, вдоль дороги на аэропорт Кимпхо.
Однако основное строительство "дешевого" (если это слово в принципе применимо к корейской недвижимости) жилья для горожан среднего достатка идет в северной части города, в районах Тобон и Сангйе (северо-восток) и Чичхук (северо-запад), где на месте былых полутрущобных районов, некоторые из которых сохранились и до наших дней, быстро вырастают громады многоквартирных зданий, а также в многочисленных городах-спутниках, расположенных поблизости от столицы. По своему архитектурному однообразию (но не по качеству и комфортабельности квартир!) эти каменные джунгли вполне напоминают московское Медведково или ленинградское Купчино. Жилье там дешевле, но поездка на метро из этих мест до центра города занимает как минимум час, а на машине по забитым в часы пик дорогам — раза в два больше.
Сеул вообще-то трудно назвать зеленым городом. Дороговизна земли привела к тому, что мало кто из частных владельцев согласен использовать драгоценные (в самом буквальном смысле слова) квадратные метры под зеленые насаждения, да и городские власти стремятся использовать свою недвижимость более "рациональным" способом. Даже деревья вдоль улиц — это редкость, а зеленые насаждения во дворе частного дома чаще всего ограничиваются парой кустов. Тем не менее, зелень в городе все-таки есть, по статистике насаждения занимают 26,5% площади Сеула [85]. Дело в том, что корейская столица расположена в гористой местности, и прямо в городе тут и там высятся огромные скальные массивы высотой в несколько сотен метров, зачастую — с почти отвесными стенами. Строить на этих скалах ничего нельзя, но деревья там, как правило, все-таки могут расти. Именно на этих гористых участках, непригодных для застройки и покрытых низкорослым лесом или кустарниками, и сосредоточена почти вся сеульская зелень.
Другой характерной особенностью Сеула является сравнительно небольшое количество зданий общественного назначения — театров, культурных центров, музеев. Строительство их началось только в 1960-е гг., когда первые экономические успехи позволили финансировать более или менее крупные проекты такого рода. Активную поддержку планам благоустройства Сеула оказывал военный режим, который видел в изменении облика столицы и других крупных городов наглядное подтверждение своих успехов и рассматривал успешное городское строительство как своего рода "монументальную пропаганду" [184, с.26-27]. Тем не менее, Сеул пока не может похвастаться действительно впечатляющими комплексами зданий общественного назначения. К числу немногих исключений следует отнести Международный торговый центр и Выставочный комплекс, которые располагаются в южной части города, а также Центр культуры имени Сечжона в центральной части Сеула. Есть также и несколько интересных отдельных зданий театров (в частности, Государственного театра или Центра искусств в районе Сочхо) и музеев (Музей корейской войны, например), но их тоже можно пересчитать по пальцам.
ТОРГОВЛЯ
Современная система торговли начала складываться в Корее на рубеже XIX и ХХ веков, когда в стране стали появляться первые магазины более или менее европейского типа. Однако и поныне корейская система торговли сохраняет немало традиционных особенностей и существенно отличается от западной, во многом, однако, напоминая японскую.
МАГАЗИНЫ
Торговля продовольственными товарами, да и значительной частью товаров повседневного спроса идет, в основном, через многочисленные небольшие лавочки — так называемые "супхо" {*20}. Слово это является искаженным и усеченным вариантом американского "супермаркет", однако по своей сути "супхо" имеет мало общего со своим респектабельным заокеанским тезкой и представляет из себя типичную маленькую лавочку традиционного типа. Конечно, некоторые "супхо" стремятся имитировать современные магазины, однако нельзя сказать, что им это полностью удается. Большинство же "супхо", даже расположенных в престижнейших районах Сеула и иных корейских городов, являются обыкновенными маленькими лавочками. В их небольших, площадью обычно всего лишь 15-20 квадратных метров, торговых залах на стеллажах, а то и просто на полу, в беспорядке свалены самые разные товары: консервы, спиртное, лапша, полуфабрикаты, хлебные и кондитерские изделия, мыло и шампуни, средства по уходу за детьми, хозяйственные товары и многое, многое другое. В небольшом холодильнике можно увидеть молоко, соки и напитки, а в другом — мороженое и, иногда, мясные полуфабрикаты.
ФОТО 10 Обычно хозяева магазина ожидают покупателя у входа в торговый зал на специально оборудованной небольшой теплой лежанке. Необходимость этого понятна, ибо покупателей обычно немного, а лавки такого рода работают с раннего утра до позднего вечера, временами — даже круглосуточно. Живет семья владельца обычно в том же доме, где находится лавка: если дом двухэтажный, то на втором этаже, а если одноэтажный — то в комнатах, примыкающих к торговому залу. Обычно в такой лавке работает одна семья, причем дети активно помогают своим родителям.
Многие лавочники — люди пожилые. Это связано с тем, что корейцы после ухода в отставку по возрасту часто предпочитают использовать полагающееся им единовременное выходное пособие, которое играет в Корее роль пенсии, на покупку небольшого "супхо", содержание которого считается делом не очень обременительным, хотя и не слишком выгодным: средний доход владельца "супхо" несколько ниже среднего дохода по стране. Правда, в хорошем месте, где-нибудь рядом со студенческим общежитием или на людном перекрестке, куда посетители заглядывают практически целый день, доход владельца "супхо" может в хороший месяц составить и десять милионов вон (примерно 8 тыс. американских долларов) — зарплата самого преуспевающего врача или юриста. Но получить разрешение на открытие такого "супхо" очень трудно, и, разумеется, это связано с нервотрепкой и тратой немалых сил и средств на бесчисленные соггласования.
ФОТО 35 Постоянно установленных часов работы "супхо" обычно не существует. Магазин открыт тогда, когда этого хочется его владельцам, и закрывается по их желанию. Тем не менее, большинство "супхо" работают с 7-8 часов утра и до 10-11 часов вечера, а некоторые "супхо" — вообще открыты круглосуточно. Выходных, как правило, нет и торговля прекращается только в праздничные дни, да и то не всегда и не везде.
Торговаться в "супхо" не принято, на большинстве товаров наклеены ярлыки с ценой, по которой они и продаются. Однако постоянным покупателям или тем, кто делает особенно дорогие покупки, владельцы по своей инициативе часто предоставляют небольшую скидку или же дают бесплатно какой-нибудь недорогой товар. Последняя форма стимулирования покупателей в Корее довольно распространена, и носит она американское по своему происхождению название "собисы" (от англ.service).
Впрочем, хотя "супхо" и похожи на традиционные лавки, которые с давних времен существовали в российской или же европейской деревне, назвать их традиционными в точном смысле слова все-таки нельзя, ибо появились они совсем недавно. Интенсивное развитие этой формы торговли началось только в конце 1960-х гг. и первые "супхо" тогда казались очень большими заведениями. До этого крайне немногочисленная верхушка совершала покупки в универмагах, основная торговля в городах была сосредоточена на рынках, а в жилых районах существовали лишь малюсенькие лавки, в которых можно было купить только самое необходимое. Ассортимент там был очень ограничен и сводился почти исключительно к продовольствию. Малые размеры этих лавочек, площадь "торгового зала", которых обычно составляла лишь несколько квадратных метров, привели к тому, что за ними закрепилось шутливое название "магазинчик-дырочка" (кор. кумонъ каге {*21}). И сейчас так иногда называют "супхо", особенно небольшие. Появившись в городах, "супхо" стали проникать в сельскую жизнь еще позднее, только в 1970-е гг. Однако в наши дни подобные лавочки (обычно еще более мелкие и неказистые, чем городские) стали обычным явлением в корейских деревнях, где они составляют серьезную конкуренцию более старой и привычной форме торговли — рынкам в уездных центрах.
Своего рода промежуточными формами, находящимися где-то посередине между лавкой-"супхо" и крупным универмагом, организованным на американо-японский манер, являются магазины средней руки. В своем большинстве там торгуют одеждой и промышленными товарами, ибо продукты люди предпочитают покупать либо на рынке, где они самые дешевые, либо в универмаге, где относительная дешевизна сочетается с гарантированным качеством, либо в ближайшей лавке, которая открыта практически в любое время и до которой от дома можно дойти за несколько минут. Поэтому магазины, более или менее напоминающие европейские, — с аккуратными и довольно большими торговыми залами, в которых существует продуманный интерьер, с большими, хорошо оформленными витринами, с манекенами и разнообразным техническим оборудованием, — специализируются почти исключительно на одежде и промтоварах. Среди этих магазинов значительная часть принадлежит крупным торговым фирмам, которые организуют многочисленные "сети" или "цепи" (англ. chain) магазинов, действующих в разных городах страны и при этом отличающихся одинаковым названием, единством ассортимента и стиля оформления. Из наиболее крупных и известных "цепей" можно назвать, например, системы магазинов электроники, которые принадлежит крупнейшим производителям электронной техники — концернам "Самсон", "Хендэ" и "Тэу".
Одной из особенностей крупных корейских городов являются многочисленные подземные торговые галереи, которые могут тянуться на многие километры, и в которых располагаются небольшие магазинчики и лавки, аптеки, рестораны (их российским аналогом является комплекс под Манежной площадью в Москве, открытый лужковской администрацией в 1997). В Сеуле к концу девяностых имелось несколько десятков подобных галерей. Длина только главного коридора в самой крупной из них, протянувшейся под улицы Ыльчиро от Сеульского муниципалитета до рынка Тондэмун, достигает пяти километров. Некоторые из подземных торговых галерей отделаны мрамором и гранитом, другие, попроще — кафелем, но все они отличаются изумительной чистотой. Порою в галерее может быть не один, а несколько подземных этажей (отдельные из них — трехъярусные), которые соединяются между собой сложной и запутанной системой лестниц и переходов.
Торговые галереи бывают не только подземные. В современных жилых районах всегда можно увидеть несколько двух-трехэтажных зданий, которые целиком отданы под разные торговые учреждения. Эти здания также называются "торговыми галереями" (кор. санъга). Торговая площадь в них арендуется разными мелкими лавочками и магазинчиками примерно по тому же принципу, по которому в России XVIII — XIX вв. организовывались гостиные дворы. В то же время обычных для многих европейских стран многоэтажных жилых зданий, в которых первые этажи использовались бы под магазины, в Корее почти нет, хотя многие местные архитекторы считают, что подобную практику следует внедрять и у них в стране [263, с.104].
Однако два очень важных вида продовольственных товаров не продаются ни в лавках "супхо", ни на рынках. Это — рис и мясо, торговля которыми осуществляется в небольших специализированных магазинчиках или, лучше сказать, лавочках. В лавках по торговле рисом продается не только рис, но и другие виды круп: пшеница, гречиха, ячмень и т.п. Подобная лавочка не блещет архитектурным дизайном. Как правило, это просто большая комната, заваленная мешками с зерном и крупой, все торговое оборудование которой состоит из нескольких весов разного размера. Большинство корейских хозяек предпочитает покупать рис сразу большими порциями, тем более что в домах, как правило, есть специальные ящики и устройства, предназначенные именно для длительного хранения сухого риса.
С мясной торговлей дела, кажется, обстоят несколько лучше, и лавки по торговле мясом можно часто встретить в корейских городах. Как правило, в такой лавке есть большая охлаждаемая витрина, в которой вывешены образцы предлагаемого товара — от целых поросячьих туш до тонко нарезанных пластов говядины. Покупатель может попросить мясника нарезать мясо кусками нужной толщины (например, 7 мм или 9 мм), отбить его на специальной машине, вырезать жир — и все это без всякой дополнительной платы. В некоторых мясных лавках можно не только купить мясо, но и попробовать то или иное мясное блюдо (обычно — корейский шашлык пулькоги или вареную свинину поссам), которое тут же изготовят из свежего мяса.
ФОТО 11 Специфической формой торговых учреждений, которые получили в Корее распространение только в самое последнее время (точнее, с мая 1989 г.), стали магазины круглосуточной торговли (кор. пхёныйчжом {*22}, иероглифическая калька с их английского названия convenience store), организованные по американскому образцу и объединенные в несколько больших торговых сетей. Магазины эти пользуются особой популярностью среди зажиточной корейской молодежи, которая в своем потребительском, да и не только потребительском, поведении ориентируется на американские стандарты. В целом, по ассортименту товаров эти магазины круглосуточной торговли очень похожи на большую лавку-"супхо", однако по своему оформлению и организации работы они являют собой разительный контраст с любыми корейскими продовольственными магазинами старого образца и представляют из себя как бы мини-универмаги. Их просторные залы, вычищенные до блеска, ярко освещены, а товары расположены на полках в идеальном порядке, в то время как в "супхо" обычно царят полумрак и хаос, да и чистотой традиционные лавки особо не блещут. В магазинах круглосуточной торговли можно, помимо обычных и для "супхо" товаров повседневного спроса, купить также журналы, ручки и другие писчие принадлежности. Характерной чертой этих магазинов является очень большая доля импортных продовольственных товаров, которых в Корее, вообще-то говоря, очень мало и которые в "супхо" обычно начисто отсутствуют. В большинстве магазинов круглосуточной торговли существуют и простейшие закусочные, где можно съесть гамбургер, кусок пиццы, булочку с горячей сосиской "хот дог" или, реже, какое-нибудь корейское блюдо, а также запить это кофе, какао или пивом. Эти мини-закусочные особенно популярны поздней ночью, когда перекусить в городе больше нигде нельзя.
Магазины круглосуточной торговли существуют не сами по себе, они объединены в "цепи" (chain), которых насчитывается около десятка. Магазины, относящиеся к одной "цепи" похожи по оформлению и ассортименту, но, впрочем, вообще все торговые точки подобного рода весьма похожи одна на другую. Цены в магазинах круглосуточной торговли весьма высокие, на отдельные товары — раза в полтора выше, чем в универмагах. Однако в настоящее время сети этих магазинов продолжают стремительно расширяться и, похоже, не испытывают особых трудностей со сбытом. Успех им обеспечивает как сочетание круглосуточного режима работы с высоким качеством товаров, так и интерьер и стиль работы — подчеркнуто некорейский, "импортный" и, следовательно, очень популярный у молодых представителей обеспеченных слоев. В то же время показательно, что магазины этого типа встречаются только в крупных и средних городах, причем в сравнительно зажиточных районах.
Особой и, естественно, весьма волнующей автора этих строк темой, является корейская книжная торговля. В целом, она сосредоточена в магазинах трех типов: уличных книжных киосках, небольших книжных магазинах и своего рода книжных универмагах — гигантских книготорговых центрах.
Книжные киоски есть только в Сеуле и других крупных городах, причем встречаются они довольно редко, по большей части на вокзалах и станциях метро. В каждом таком киоске выбор не очень велик — несколько десятков наименований книг, по большей части считающихся бестселлерами. Главным образом, это развлекательная художественная литература, хотя иногда там можно увидеть и достаточно серьезные книги. Кроме того, в таких киосках продаются и серьезные ежемесячные журналы. Кроме книжных киосков, существуют и газетно-журнальные. Между этими двумя типами торговых заведений лежит четкая грань: в газетно-журнальном киоске нет книг, а журналы представлены исключительно еженедельными изданиями.
СЛАЙД 20 Обычный корейский книжный магазин сравнительно невелик, площадь его торгового зала составляет 30-40 квадратных метров, однако он отличается разнообразием ассортимента. Продаются там книги массового спроса, хотя, в отличие от киоска, там можно найти не только развлекательную, но и серьезную литературу, в том числе и полупопулярные научные издания, а также словари, справочники, детские книги. Гигантские книжные магазины весьма немногочисленны, они сосредоточены только в Сеуле и количество их едва ли превышает дюжину. Наиболее крупными книжными магазинами является расположенные в центре Сеула по соседству друг от друга четыре огромных книготорговых центра — "Кёбо", "Ыльчжи", Ёнпхун" и "Чонно".
Вообще в Корее по-прежнему сохраняется старая традиция, по которой лавочки, торгующие однотипным товаром, располагаются поблизости друг от друга. Есть районы мебельных магазинов, районы электроники, районы модных ателье, районы магазинов сантехники и так далее. Не редкость найти улочки, в которых в каждом доме находится по магазину, и каждый магазин торгует примерно одним и тем же товаром (помнится, улица на которой подряд располагался с десяток магазинов, торгующих раковинами и унитазами).
Большинство корейских магазинов работает с 9 или 10 утра и до 10 вечера, без перерывов и выходных. Некоторые небольшие лавочки, как уже говорилось, могут торговать и вообще круглосуточно. Впрочем, в последнее время произошли определенные перемены, и по воскресеньям и праздничным дням многие из непродовольственных магазинов стали закрываться раньше или вообще не открываться. В особой степени это относится к таким традиционным праздникам как Чхусок или Новый год по лунному календарю, в то время как официальные праздники (Годовщину первомартовского восстания, День Освобождения и т.п.) частная торговля в целом по-прежнему игнорирует.