(подготовлено для журнала "Проблемы Дальнего Востока"
октябрь 1999 г.)
КОРЕЙСКАЯ ПОЛИТИКА РОССИИ:
ПОПЫТКА СХЕМАТИЗАЦИИ
На протяжении более, чем века, что Россия имеет дела с Корейским полуостровом (начало регулярных контактов относится к последний четверти XIX века), этот регион всегда доставлял немало хлопот российским политикам. Достаточно вспомнить основные вехи истории: катастрофическая для России русско-японская война, во многом связанная с соперничеством в Корее; корейские беженцы на Дальнем Востоке в начале века и трагедия их насильственного переселения в сталинские годы; раскол Кореи, приведший к первому крупному после окончания Второй мировой войны "межсистемному" военному столкновению - корейской войне в 50-е годы; межкорейское противостояние в период "холодной войны" и вспышки "горячих" конфликтов, не раз ставивших полуостров на грань большой войны; ожесточенное "перетягивание одеяла" в 90-е годы, когда обе Кореи пытались использовать Россию в своих "разборках"... И сегодня Корейский полуостров остается одной из потенциально "горячих точек" по периметру российских границ.
Вероятно, ситуация "корейского вызова" российской внешней политике сохранится еще довольно долго. В этой связи, очевидно, неплохо было бы иметь "рабочую схему" того, как действовать на этом направлении, эффективно распределять ограниченные ресурсы российской внешней политики.
Политику России в отношении Корейского полуострова можно схематично подразделить на три блока: отношения России с КНДР, отношения с РК, отношения по поводу Корейского полуострова в глобальном формате.
Прежде всего, однако, надо задаться вопросом: в чем конкретно состоят национальные интересы России на Корейском полуострове?
Мотивация в том, что касается национальных интересов, может быть негативной (опасность агрессии, ущерба от конфликта, противодействия со стороны соответствующих международных субъектов в решении других задач и т.п.) и позитивной (выгоды от экономического сотрудничества, от использования в качестве важного элемента региональной инфраструктуры, в качестве союзника в международных делах и конфликтах). Какого рода наши интересы в Корее?
На декларативном уровне правительственные установки подчеркивают решимость нашей страны играть существенную роль в корейском урегулировании и создании нового международного порядка в Северо-Восточной Азии, относят Корейский полуостров к зоне национальных интересов России, без конкретизации того, в чем они заключаются.
Существует, однако, мнение - быть может, спорное - о том, что оба вышеупомянутых типа мотивации применительно к Корее не слишком значимы, во всяком случае, на современном этапе. Корейский полуостров, аргументируют сторонники этой точки зрения - лишь потенциально взрывоопасная зона на "задворках империи", и в этом качестве его роль не идет ни в какое сравнение по значимости для национальной безопасности
России с, например, Таджикистаном, Афганистаном, Ираком, Югославией... Говоря цинично, даже если бы в Корее разразился конфликт, на наших непосредственных интересах (если только не ввяжемся в него) это сказалось бы лишь опосредованно и в дальней перспективе (усиление позиций США, гипотетическое появление мощного недружественного корейского государства, имеющего к нам свои претензии, в т.ч. территориальные на Приморье, и т.п.). Сам по себе этот конфликт представлял бы для Дальнего Востока России опасность вряд ли большую, чем нынешние вызовы: криминализация власти, нарушение нормальной жизнедеятельности, распад системы обеспечения и т.п. Потоки беженцев, экологический урон от боевых действий, которыми наши политики публично обосновывают российские интересы в Корее, угроза для России, пожалуй, маловероятная. Об этом, скорее, должен беспокоиться Китай. Конечно, существуют еще глобальные интересы - силовые акции в Корее, скажем, американцев, под соусом "гуманитарной интервенции" или иным, стали бы серьезным вызовом национальной гордости России. Они, однако, гораздо менее вероятны, чем в Югославии. Северная Корея в состоянии своими силами отбить охоту у потенциальных интервентов применять к ней силовые методы, если экстраполировать на этот район югославскую ситуацию. И это - принципиальный фактор стабильности.
"Позитивные" интересы России в Корее пока что тоже не так уж велики. Обещанный поток инвестиций из Южной Кореи так и не материализовался. Южная Корея остается всего лишь источником не самых качественных потребительских товаров, которых на российском рынке и без того с лихвой. Рынок для нашего экспорта хотя и есть, но достаточно узкий. А Северная Корея с экономической точки зрения представляет интерес маргинальный: пока что главным образом как источник рабочей силы (да и то, по большей части, в качестве альтернативы наплыву китайцев)
Северокорейский долг вряд ли будет Россией взыскан в обозримом будущем, а для бизнеса эта страна - малоподходящая.
С геополитической точки зрения корейское урегулирование также не стало той областью международной политики, где мы на равных говорим с другими державами (а ведь наше даже участие в разного рода "контактных группах" особо не помогло учету наших интересов в той же Югославии). В корейских же делах прекрасно без нас обходятся, как бы и подтверждая тот тезис, что наши интересы в Корее не настолько существенны, что если бы их не учесть, решения нельзя найти. Такое восприятие неудивительно: если Корейский полуостров значится в числе важнейших внешнеполитических приоритетов даже США, не говоря уже о Японии и Китае (где "корейский фактор" имеет и внутриполитическую проекцию), то у нас он часто не упоминается даже в мидовских глобальных внешнеполитических концепциях. Короче говоря, налицо, так же, как и во многих других областях нашей жизни, "кризис самоидентификации", невозможность (и по совершенно объективным причинам) внятно ответить на вопрос: чего мы хотим в Корее и располагаем ли средствами для достижения желаемого?
В советские времена все было просто: КНДР была "восточным форпостом" социализма в борьбе против "американского империализма", и тем и была ценна для Москвы как союзник (пусть и весьма одиозный) в глобальном противостоянии. Не хотелось бы, чтобы на новом витке истории возникли аналогии с недавним прошлым. Тем более, что в свое время внешнеполитическим капиталом, которым являлись для нас связи с Пхеньяном, мы распорядились не лучшим образом. "Актив" был просто отброшен: хотя установление отношений с Южной Кореей и запоздало, оно было осуществлено крайне неуклюже, дав почву для не вполне несправедливых обвинений нас Пхеньяном в "предательстве". И позднее, опьяненные воздухом свободы и демократии, мы, пожалуй, чересчур рьяно нападали на Пхеньян по разным поводам. Скажем, при всей опасности распространения ОМУ вряд ли стоило стремиться быть в первых рядах оппонентов ядерной программы Пхеньяна (направленной отнюдь не против нас, а только лишь мыслимой им в качестве "средства сдерживания" от поглощения, "стратегического уравнителя" в условиях исчезновения союзников). Защитники прав человека в КНДР также могли бы, по-моему, с большой пользой употребить свои силы поближе к дому. Попытки же "передавать Пхеньяну опыт российских реформ" вообще не могли встретить ничего, кроме резкого отпора и страха. Мы лишь утвердили северокорейский режим в убеждении, что Россия - в стане тех, кто хочет его погибели.
На деле это не так. Объединение Кореи сейчас, если оценивать ситуацию трезво и откровенно, по разным причинам мало кому выгодно - ни Китаю, ни Японии, ни даже РК, осознавшей, какие тяготы это принесет нации. Вписывается оно, пожалуй, лишь в геополитические построения США, стремящихся к расширению сферы влияния в АТР, но и то не как непосредственная задача. Россия, разумеется, выиграла бы от объединения Кореи, получив стабильность на границах и выгодного партнера. Но торопиться нам некуда. В розовых мечтах, конечно, можно видеть на границах свободной и процветающей России свободную и процветающую дружественную единую Корею, рука об руку идущих в светлое будущее, но, как известно, "за удовольствия надо платить". В обозримом будущем объединение Кореи может быть осуществлено лишь методами, связанными со столь большими людскими и материальными потерями, что даже по чисто гуманитарным соображениям нам ему "поспешествовать" ни к чему.
Таким образом, наш национальный политический интерес на Корейском полуострове - мир и стабильность, т.е. сохранение статус-кво. И это не противоречит интересам других стран, т.е. возможно нахождение баланса интересов.
Исходя из этой посылки, каковы могли бы быть приоритеты и средства политики России на Корейском полуострове? Как ни странно, они довольно просты, хотя и скромны:
- укрепление связей с Пхеньяном в той мере, в которой это обеспечивает устойчивость северокорейского режима и северокорейской государственности, т.е. препятствует нарушению статус-кво;
- всемерное развитие сотрудничества с Республикой Корея, маневрирование в целях того, чтобы из-за "северокорейского фактора" не отчуждать этого действительно важного экономического и политического партнера, сложившиеся за десятилетие связи с которым самоценны;
- противодействие попыткам кого бы то ни было добиться доминирования в корейских делах, что опять же чревато дестабилизацией, искусная игра (в отсутствие реальной ресурсной базы внешней политики) на противоречиях.
С середины 90-х годов в целом удается выдерживать такую линию, со скидкой на столь привычные россиянам неувязки. Крупный результат - то, что на нее откликнулся Пхеньян - естественно, строго по своим корыстным интересам (скорее всего, это - обеспечение "тыла" в торге с США и РК). Несмотря на то, что во внутренней пропаганде КНДР Россия остается своего рода "мальчиком для битья", негативным примером тех ужасов, которые несет с собой "отказ от социализма", КНДР готова вновь с нами дружить. Северокорейцы были достаточно уступчивы в согласовании нового договора, подписание которого, правда, затянулось по "техническим" причинам, сняли многие свои "принципиальные" требования (типа поддержки Россией объединения в форме конфедерации), согласились на включение ссылки на Устав ООН. Знаменательно и то, что хотя они не отказывают себе в удовольствии порассуждать о "наглых надругательских действиях России в отношении КНДР, обида за что вошла в плоть корейского народа", об этом говорят уже в прошедшем времени, как бы признавая, что пришел новый этап отношений. На подъем (правда, скромный) пошло экономическое сотрудничество.
Теперь важно не "заиграться", не дать усмотреть в "российско-северокорейской смычке" даже теоретически противовес "американо-южнокорейско-японскому военному альянсу", не сделать из Корейского полуострова еще одну площадку российско-американского противостояния. Опасность этого есть, особенно после югославской войны, в том числе в контексте трудно решаемых американо-китайских противоречий. Горячие головы уже додумались до того, чтобы в случае очередного обострения в американо-северокорейских отношениях (скажем, из-за ракет или химоружия) и при угрозах воздушных ударов сдать северокорейцам в аренду российские системы ПВО С-300.
Резервы отношений с Пхеньяном надо искать в других областях. Пока что они исчерпываются, главным образом, политическими жестами в адрес друг друга. Поле взаимодействия в экономике нешироко, а о, скажем, гуманитарной и т.п. сферах и говорить особо не приходится (северокорейцы, к примеру, отказываются даже от государственных стипендий для обучения студентов в России).
Впрочем, с геополитической точки зрения важен не объем, а стабильность и предсказуемость отношений с КНДР. Они должны отвечать главному критерию: удерживать Пхеньян от неординарных, резких шагов и способствовать позитивному развитию ситуации в стране.
Горизонт отношений с Южной Кореей заметно сузился в связи с финансово-экономическим кризисом в обеих странах и значительным уменьшением свободы внешнеполитического маневра РК из-за возросшей финансовой зависимости от мировых центров силы, прежде всего США. Хрупкость политических отношений и прежде всего - с южнокорейской стороны- показывают периодически возникающие скандалы - такие, как "шпионский скандал" в 1998 г., история с передачей Китаю в конце 1999 г. семерых северокорейских перебежчиков, на которых "претендовала" Южная Корея. В Москве многие не могут взять в толк, почему столь незначительные, в общем-то, события вызывают в РК такую истерику (вплоть до отставки министров иностранных дел) и воспринимаются южнокорейцами как "преподанный великой державой унизительный урок". Это лишний раз говорит о том, что десять лет - недостаточный срок для того, чтобы полностью понять менталитет партнера.
Следует подчеркнуть, что пришедшая к власти в РК в 1998 г. администрация повысила приоритетность России в своей внешнеполитической иерархии. РК охотно идет на контакты с нами, учится учитывать наши интересы. Южнокорейцы, в отличие от прошлого, избегают ненужных обострений, не "зацикливаются" на раздражителях. Несмотря на резкую реакцию американцев, Сеул все же пошел на развитие военно-технического сотрудничества с Россией, хотя перспективы здесь, прямо скажем, пока не очень определенные. Южнокорейцы заинтересованы в нашем рынке, который, видимо, значит для них явно больше, чем отражает не вполне достоверная экспортная статистика. Даже несомненные потери вследствие августовского кризиса 1998 года не заставили многие южнокорейские фирмы свернуть свои операции в России.
Повысилась и доверительность контактов по международной и межкорейской проблематике. Российскими оценками стали в Сеуле интересоваться. Таким образом, усиливается управляемость, предсказуемость ситуации на Корейском полуострове, весомее звучит голос России. К чему, собственно, мы и стремимся.
Кульминацией нового подхода к России, по южнокорейским задумкам, очевидно, должен был стать визит в Москву Президента РК Ким Дэ Чжуна в мае 1999 г. Судя по всему, корейская сторона осталась довольна его итогами. В России же до сих пор гадают, действительно ли визит принес для нас серьезные позитивные результаты? На визит российская сторона возлагала надежды на прогресс ряда проектов ВТС (в частности, продажа подводных лодок), реализацию проекта российско-корейского индустриального комплекса в Находке, продвижение идеи созыва многостороннего диалогового форума в Северо-Восточной Азии, в т.ч. в целях обеспечения участия России в корейском урегулировании.
Обещания на этот счет были даны, но никаких реальных сдвигов на момент написания ни по одному из направлений пока нет. Ощущение такое, будто для корейцев был важен сам факт визита. И похоже, к тому же, его кое-кто стремился использовать в антисеверокорейских целях: на все лады склонялся тезис о том, что Россия "полностью поддержала" политику "солнечного тепла" - а эту формулировку, как хорошо известно, на дух не воспринимают в Пхеньяне, считая, что политика "вовлечения" направлена на развал северокорейской системы. Скажем, Монголии, публично поддержавшей "солнечное тепло", корейцы "отомстили" закрытием своего посольства. На самом же деле - и это зафиксировано в документах саммита - Россия поддержала новый, в отличие от предшественников Ким Дэ Чжуна, неконфронтационный подход к межкорейским отношениям, настрой на сотрудничество, а не сведение счетов. Ему действительно нет альтернативы.
Корейская ситуация настолько тесно переплетена с интересами ведущих держав и вниманием международных организаций, что эффективно оперировать в ней возможно только в тесном взаимодействии с ними. Здесь пока есть резервы. Впрочем, ведется плотный диалог по корейской теме с американцами, японцами, китайцами. Новое качество наших отношений с КНДР призвано, среди прочего, повысить наш авторитет в этих контактах. Сверхзадача - заставить партнеров осознать, что подвижки в корейской ситуации не могут происходить без учета интересов России и что эти интересы конструктивны и продуктивны, могут быть сопряжены с интересами других участников.
Исходя из такого понимания, сформировалась взвешенная позиция по четырехсторонним переговорам (КНДР, РК, США, КНР): четырехсторонние переговоры полезны, но повестка дня их ограничена подведением юридических итогов военного конфликта полувековой давности. Именно поэтому состав участников ограничен воевавшими в той войне. Даже в случае успеха итогом будет лишь создание новой системы поддержания мира на Корейском полуострове, но отнюдь не решение корейской проблемы, определение будущего "миропорядка" в СВА. Вместе с тем такой итог составит приемлемую основу для последующего обсуждения и поиска компромиссов. В этом уже должны участвовать все заинтересованные страны, без учета интересов которых противоестественно пытаться сконструировать сколь-либо устойчивую систему международных отношений в СВА. Уже сейчас надо, очевидно, не дожидаясь окончания четырехсторонних переговоров (с учетом и того, что они явно пробуксовывают), вести дело к сборке такого механизма
Вместе с тем принципиально важно участие в таком форуме КНДР, без чего он будет контрпродуктивен (именно поэтому не годятся уже имеющиеся в СВА форматы, зарекомендовавшие свой антисеверокорейский уклон).
В идеале компромиссным итогом диалога должно было бы стать предоставление сторонами друг другу гарантий безопасности (в т.ч. признание КНДР со стороны США, Японии, РК), обеспечение которых взяли бы на себя помимо упомянутых стран Россия и Китай, что дало бы им действенность. В обмен США, Япония, РК могли бы получить развязки своих озабоченностей по северокорейским ОМУ, ракетным программам (ценность их как средства сдерживания для Пхеньяна снизится при получении политических гарантий выживания режима). Для этого, однако, оппоненты Пхеньяна должны на деле отказаться от цели реформирования и, в конечном счете, ликвидации северокорейской системы. Речь, таким образом, идет о своего рода "расширенной пакетной сделке". Пока ее потенциальные участники, однако, допускают возможность силовых решений, настроены на "ликвидацию контрагента", сближение позиций невозможно.
Так далеко "тройка" (американцы, японцы и южнокорейцы), однако, пока не готова пойти: "реформы и открытость" КНДР (а это для северокорейцев - анафема) инкорпорированы в число главных задач "политики вовлечения". Вскоре, вероятно, перед "тройкой" встанет вопрос: а что же дальше? Каковы следующие цели Запада, если Пхеньян на самом деле откажется от ОМУ, "некорректного поведения" на международной арене? Смирится ли "мировое сообщество" (от имени которого пытается говорить "тройка") с легитимностью нынешнего, кимченировского режима на Севере Кореи? И если да, то как и до каких пределов развивать сотрудничество Запада с КНДР, которая сейчас настроена главным образом на получение все возрастающего объема помощи, последствия прекращения которой могут быть непредсказуемы?
Особенность предлагаемого многостороннего диалога как раз и состоит в том, что он сможет помочь определить место КНДР в современном мире. Форум должен быть запрограммирован на то, чтобы все стороны могли свободно излагать свои позиции, для начала не стремясь к согласию. Для КНДР такая постановка вопроса может быть ценна возможностью озвучить свои позиции по выводу американских войск, диалогу с Югом и т.п., для других участников - аргументированно их прокомментировать. В принципе, только так в международной практике и "притираются" оппоненты, поначалу казавшиеся непримиримыми.
Другой, быть может, более приземленный вариант - не трогая сразу болезненную тему корейского урегулирования, начать с обсуждения реально назревшей в субрегионе СВА тематики вызовов всеобъемлющей безопасности (в т.ч. финансово-экономических, экологических, а далее - и военных), политического измерения многостороннего регионального сотрудничества.
Идея, конечно, нуждается в подробной проработке с партнерами (пока не очень воспринимает ее Китай, но Япония, РК, в какой-то мере США ее либо поддерживают, либо "держат в уме"). КНДР - в принципе, резко отрицательно настроенная к любым многосторонним процессам и "иностранному вмешательству в корейские дела" - заявила лишь о "преждевременности" создания в Северо-Восточной Азии многосторонней структуры сотрудничества в области безопасности до того, как будет достигнут соответствующий "уровень отношений" и преодолены "враждебные отношения" (подразумеваются с США, Японией и РК), не отрицая идею как таковую.
Так или иначе, вопросы сотрудничества в Северо-Восточной Азии, в особенности, крупные экономические проекты, чем дальше, тем в меньшей степени будут разрешимы на строго двусторонней основе. Такие, скажем, проекты, как магистральные нефтепроводы, газопровод, Туманганский проект затрагивают интересы всех соседей, и необходим механизм согласования этих интересов. Учет этого обстоятельства, очевидно, должен серьезно воздействовать на наши подходы к корейским делам и ситуации в СВА в целом. Это, как нам кажется, должно стать новой особенностью корейской политики России в ХХ1 веке.
Наступающее десятилетие может стать на Корейском полуострове либо временем резких и не очень желательных перемен, либо ознаменуется
складыванием более или менее устойчивого баланса сил и интересов, на основе которого в более отдаленном будущем не исключено "рассасывание" проблем. В интересах России, и так изрядно измотанной не только внутренними, но и внешнеполитическими кризисами - прилагать силы, как бы они ни были ограничены, к реализации второго сценария.
См. Например, "Дипломатический вестник" МИД, 6 - 1999, с.31, 10 - 1999, с.57.
В Соместном Российко-Корейском заявлении записано: "Российская сторона ... поддержала линию администрации Ким Дэ Чжуна по налаживанию межкорейских контактов и продуктивного диалога между Югом и Севером Кореи, реализация которой могла бы способствовать укреплению мира и стабильности не только на Корейском полуострове, но и во всем регионе..." - Российская газета, 01.06.99.
Бюллетень Центрального телеграфного агентства Кореи, Пхеньян, 14.10.99.