Аннотация: Эти литературные записки русского преподавателя - своеобразное "открытие" Южной Кореи человеком, впервые побывавшим в замечательной Стране утренней свежести.
О, Русская земля, ты уже за холмом!
"Слово о полку Игореве"
1.
...Вот я и прилетел в Сеул.
В отличие от нашего Шереметьева, сеульский международный аэропорт Кимпхо - сооружение светлое , опрятное, как с иголочки. Скорее всего, недавно построен. Все здесь ,по первому впечатлению, работает, как в хорошо отлаженном механизме...
Впрочем, нет, и на старуху бывает проруха. Неожиданно забарахлил транспортер, который подает вещи пассажиров с самолета. Починили, но через пять минут опять застопорило. Ничего не поделаешь - надо ждать. Зато есть повод пошутить, расслабиться после долгого полета, познакомиться с соотечественниками, перекинуться одним - двумя словами - кто откуда и куда. Вот представительный, с небольшим брюшком мужчина, лет сорока пяти, с аккуратной бородкой.Он, как и я ,из Москвы, но из другого института, ездил в отпуск , возвращается к началу занятий .Довольно неплохо ориентируется в Сеуле, охотно делится своим опытом работы и жизни в Корее, приглашает в гости, дает свою визитку...
Еще двое - муж и жена , из Питера ,в Южной Корее, как и я, впервые , едут преподавать русский язык ;называют город , но я не знаю, где он находится; говорят, что на юге страны .Они устали от поездки ,но чувствуется радостное возбуждение. Я их хорошо понимаю : для меня тоже все непривычно - и такая дальняя поездка , и работа за границей. Все внове, как будто только начинаешь жить: немного тревожно, но и радостно одновременно. Этих двоих, как и меня, должны встретить в аэропорте. Мы обмениваемся визитками, договариваемся созвониться, как только устроимся, встретиться...
Но вот транспортер опять загудел, задвигался , еще пять-десять минут - и чемоданы получены, можно направляться к выходу. Неподалеку от себя увидел удобную коляску ; мне уже сказали, что за их пользование не нужно никакой платы ,- так что обойдусь без носильщика...
Перед отъездом мне говорили, что в Сеуле в это время года - конец августа - зашкаливает за 35 градусов по Цельсию , так что московские 10-15 градусов тепла, да еще с легким, прохладным к вечеру ветерком, покажутся благодатью, прохладой . Я невольно вспоминал, как однажды жарко и душно было в нашем (тогда еще нашем !) Сухуми - этих советских субтропиках, куда я ездил отдыхать- тоже в августе; но ведь то был Кавказ, а тут Южная Корея - настоящие субтропики. Я успокаивал себя и провожавших меня в Москве, говорил, что конец августа - это не июнь или июль ; в ответ мне покачивали головой , недоверчиво посмеивались. А у меня у самого на душе затаилась небольшая, но все же тревога : да, конечно, не июль, но что же меня все-таки ждет, ведь это моя первая такая большая - и далекая - поездка за границу...
Опасаясь жары, я как-то даже не подумал о зонтике и не прихватил его с собой в дорогу. А между тем уже на подлете к Сеулу, а затем в аэропорту я с удивлением обнаружил, что меня встречает не африканская жара и палящий зной, а проливной дождь , о котором у нас говорят - как из ведра. И было видно, что этому ливню нет конца и края. Небо было сплошь обложено тучами, ни малейшего просвета...
Дождь хлестал не переставая. Бог ты мой, так он, наверное, может идти не прекращаясь дни, а то и недели, подумалось мне. Ведь август здесь - сезон дождей. Как же я мог забыть об этом? Недалеко от выхода меня встретил мой корейский коллега и друг профессор Ли. Мы обнялись, он тут же подставил свой зонтик, и это спасло меня от разверзшейся хляби сверху. Однако вода была повсюду, она стеной стояла по бокам, бурлила и клокотала внизу, под ногами, не успевая уйти в колодцы,- так что уже через пять шагов я промочил ботинки, и мне казалось, что я ступаю чуть ли не босиком...Благо, от всей этой круговерти не было холодно, потому что даже порывы ветра, изредка нападавшие на меня то сзади, то спереди, были пропитаны южным жаром, насыщены солнцем...
2.
Первые впечатления - самые сильные, они так и остались во мне не тронутыми, хотя они, возможно, во многом случайные и недостаточно объективные. Однако у памяти, как известно, свои законы.
...Южная Корея - это машинный, автомобильный рай. Но и автомобильный ад тоже. Такое ощущение, что здесь чуть не у каждого есть своя машина, а в семье их может быть несколько. Это и визитная карточка ее владельца, и самое необходимое средство передвижения. Модели авто самые разнообразные, но все они имеют не только прекрасный внешний вид (вымыты, ухожены), но и обладают современными техническими характеристиками - это видно и невооруженным глазом ... Однако, признаюсь, тут я дилетант, в машинах разбираюсь мало (одно слово - гуманитарий!) и не хочу вторгаться в чужую сферу, а сужу лишь по личным и, скорее всего, субъективным ощущениям и впечатлениям...
Впрочем, есть еще одна особенность, которую не может не заметить даже непрофессионал : большинство автомобилей, легко и быстро мчащиеся по дорогам Южной Кореи,- отечественного производства. Думаю, почти на девяноста машинах из ста, если не больше, можно увидеть марки таких крупнейших фирм и кампаний, как "Дэу", "Хонда" , "Киа", некоторых других. Это не значит, что корейцы не покупают иномарки ( и покупают, и ценят, особенно хорошие американские ), но они, как известно, научились делать и свои неплохие машины.
В Южной Корее прекрасные дороги, здесь за последние годы осуществлена впечатляющая программа строительства автомагистралей - новеньких, чистых, многополосных, - мечта для водителей! И я до сих пор не могу забыть приятного ощущения почти полета, когда едешь днем по этим дорогам, отсчитывая не одну сотню километров. Летишь, как на крыльях, вокруг прекрасные горы, поля, под колесами чуть слышно шуршит серпантин дороги. Жарко? Задвинь стекло, включи кондиционер, музыку ...
Однако корейцам не понаслышке знакома проблема "пробок" - кстати, все, кто хоть немного знает русский язык, понимает значение этого слова...Особенно это, конечно, относится к большим городам, и прежде всего к Сеулу, который зажат в ложбине между гор и где очень большая плотность населения. Непробиваемые пробки возникают и в праздники, когда люди уезжают из городов, а потом возвращаются в них снова. В это время дороги становятся очень похожими на забитые атеросклеротическими, холестериновыми бляшками артерии. А каждый день повторяющиеся утром и вечером часы пик ! Здесь сравнение с растревоженным человеческим муравейником - не самое сильное. Движется все, что может двигаться. А это не только неисчислимое количество автомобилей всевозможных марок и разновидностей, но и мотоциклы (подстать машинам - удобные, юркие, легко управляемые), на которых охотно разъезжают женщины, домохозяйки , молодые люди, а также и велосипеды - транспорт школьников, а иногда и стариков.
Да, при таком обилии движущегося транспорта, без пробок не обойдешься, даже при хороших дорогах. Кстати, за проезд по ним водителям приходится платить. Время от времени вам на пути встречаются специальные контрольные пункты, где и осуществляется сбор дани - так что каждому сидящему за рулем приходится периодически (примерно раз в полчаса - час) облегчать содержимое своих кошельков на несколько тысяч вон (так называются корейские деньги) .Если прибавить к этому стоимость бензина и прочие хлопоты, связанные с ремонтом машины, уходом за ней, - то окажется, что все это не такое уж дешевое удовольствие. И все же доступное очень многим...
Южная Корея несравнима с немеряными просторами России, к тому же до семидесяти процентов в Корее занимают горы. И при всем этом многочасовые поездки здесь по различным поводам, и прежде всего по делам, на работу, а равно на учебу, -скорее правило, чем исключение. Многие мои студенты практически ежедневно вымахивали на автобусах, - некоторые из них , правда, на собственных машинах , но таких все-таки меньшинство,- по полтора-два часа в один конец ,будь то из Сеула или из другого, отдаленного от их "альма матер" города. И особенно при этом не жаловались - привыкли.
Конечно, нашего брата из Москвы или Петербурга особенно не удивишь большим количеством автомобилей, да и к пробкам в часы пик, к загазованности улиц нам не привыкать. Но, как известно, все познается в сравнении; и вот при сравнении-то даже наша славная столица выглядит куда более тихим и не столь плотно населенным городом, чем все тот же Сеул. И тогда начинаешь лучше понимать, что машинная, автомобильная цивилизация, которая уже пришла в Южную Корею, видимо, еще только наступает нам на пятки ,- то-то еще будет...
Кстати, в первые же дни мне то ли в шутку, то ли всерьез сказали, что даже судьба президента страны в немалой степени зависит от того, сможет ли он решить проблему транспортных пробок. И это при наличии, как вы понимаете, немалого числа других, не менее острых вопросов политики , экономики, от которых тоже, конечно, никуда не деться...
Так обстоят дела у них. А что будет, если количество и плотность машиноединиц Южной Кореи соединить с состоянием наших российских дорог? Ответ, думается, ясен...
3.
Но что это я все о машинах да о машинах? Не они же, в конце концов, составляют главное впечатление для новообращенного иностранца, не избалованного заграничными вояжами! А что же еще в таком случае? Ну, конечно же, магазины...
Стало чуть не классикой то ли быль, то ли анекдот о том, как некоторые наши соотечественники, особенно соотечественницы, после долгого железного занавеса -да, случалось, и во времена оного - будучи выпущенными за границу, крепко повреждались здоровьем и умом, увидевши воочию все то, что называлось у нас "витриной капитализма". "Витрина" эта и в самом деле оказывалась столь впечатляющей, что один вид ее нестойких буквально сшибала с ног. После наших отечественных, мягко говоря, необильных прилавков и давок-очередей за всем заграничным наши бабоньки не выдерживали обилия всех сортов и видов колбасы, сыров, молочных продуктов и всего прочего, что только способно вместить в себя человеческое воображение. Головокружение и легкий обморок были не самой тяжелой расплатой за это наваждение, за приобщение к несметным благам закордонной цивилизации... Все это было бы смешно, когда бы не было так грустно! Да, все это было бы сном или дурной сказкой, кабы не было банальной реальностью.
Я, конечно, был подготовлен в какой-то мере к столь вредоносному воздействию заграницы и считал, что меня всем этим не проймешь . Тем более, что с некоторых пор и у нас в России в магазинах и на рынках тоже есть на что посмотреть. Другое дело, что, как говаривал еще Райкин, есть все, да не для всех; но блестит это все и сверкает, пожалуй, не менее ярко и заманчиво... Одним словом, и на нашу улицу пришел праздник жизни! В общем, как я теперь понимаю , расслабился я зря, а ведь слышал, читал, что Южная Корея сделала невиданный скачок в своем экономическом развитии и уже наступает на пятки и Японии, и Америке, и другим преуспевающим странам.
Но давно и правильно сказано : лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать. Сказать, что в Корее много магазинов - ничего не сказать. Кажется, нет дома, в котором бы не было всевозможных, говоря нашим казенным языком, "торговых точек" самого разного назначения - от булочной до аптеки, от магазина одежды до парфюмерии. Иногда складывалось впечатление, что вся улица, особенно первые и вторые этажи - это один сплошной магазин. И так почти везде. А ближе к центру города, в котором мы жили, плотность магазинов увеличивалась в геометрической прогрессии ; к этому следует добавить уличную торговлю, большие рынки, также набитые битком всякой всячиной...Все товары при этом аккуратно упакованы, расфасованы, на каждой упаковке напечатаны подробные разъяснения, всевозможная информация.
Оказалось, что походы в магазин здесь- это целое искусство.
Бывает, зайдешь просто посмотреть на товары, но остаться незамеченным невозможно, к тебе обязательно подойдут, заговорят. Стоит тебе приблизиться к какой-либо вещи или просто задержать на чем-то взгляд, проявить малейшую заинтересованность, - тебя тут же начнут спрашивать, что-то объяснять. И невольно становится неловко оттого, что ты напрасно побеспокоил людей и уходишь, ничего не купив. Однако всего ведь не купишь , и ты извиняешься и ждешь, что на тебя недружелюбно посмотрят, скажут что-нибудь неласковое вслед ( и поделом, заслужил ,нечего просто так, праздно, шататься по магазинам, занятых людей отрывать от работы). Но нет, продавец никак не высказывает своего неудовольствия вашим приходом, он провожает вас так же приветливо и дружелюбно, как и встречал...
Почему же это у нас по-прежнему так редко встретишь подобное обхождение? Наш отечественный продавец, как видно, с молоком матери впитал в себя один несменяемый, как закон природы, принцип, неуничтожимый даже со сменой общественного строя : вас много, а я один (или одна). Так и звенит в ушах : "Проходите, не задерживайтесь ! Чего пялитесь, это вам магазин, а не музей ! Отходите, не мешайте другим". Но почему же здесь, снова задаю я себе этот детский, наивный вопрос, покупатель никогда и никому не мешает, как я в этом всякий раз убеждался? Русь, дай ответ... Не дает ответа.
Нет, я не потерял сознания от всего увиденного и не упал в обморок, но - кроме шуток - нужно богатырское здоровье, чтобы вынести экскурсию по такому городу, по этим нескончаемым торговым рядам, привлекающим своей красотой, блеском, разнообразием. Все это, конечно, интересно осматривать, разглядывать, но уже через час-другой чувствуешь, что хочется присесть на скамейке, отдохнуть от впечатлений, глотнуть свежего воздуха, подкрепиться чем-нибудь. И привести в порядок свои мысли и чувства.
Я далек от мысли, что все в этой благодатной "стране утренней свежести и спокойствия" без проблем. О некоторых из них я уже вскользь упомянул, о других будет еще сказано в своем месте. Да и кризис, который ,как цунами, так неожиданно обрушился на Южную Корею, лишний раз подтвердил, что проблем, и нешуточных, здесь тоже хватает. Однако, повторю еще раз, - все познается в сравнении...
4.
Все наслышаны о традиционной восточной вежливости, доброжелательности, гостеприимстве. Когда я приехал в Южную Корею, профессор Ли, его коллеги, студенты, которых я стал обучать, проявляли ко мне столько внимания и добрых чувств, что мне было даже неловко, - казалось, что я не смогу отблагодарить их. И сразу возражу: неправда ,когда говорят о некоей внешней вежливости восточных людей, якобы заменяющей искреннее чувство.
Позволю себе заметить, что вообще доброты и вежливости, простого человеческого соучастия много не бывает. Возможно, это мы за последнее трудное время самовыживания привыкли к голодному пайку в выражении наших эмоций, слишком скупым нормам, к скаредности там, где скупиться и экономить по меньшей мере неуместно .Будем откровенны, что подчас наша сдержанность (да и есть ли она, не фантом ли?) не от глубины переживаний, а от дремучего эгоизма, заблуждающейся на свой счет самоуверенности и самовлюбленности. К тому же не надо забывать всеобщего правила: то, что не востребуется , не функционирует,- то атрофируется. Сдерживая себя в выражении добрых чувств, мы тем самым изгоняем их из своего душевного обихода...
- Русские тоже добрые и приветливые люди ,- не раз говорили мне корейцы, побывавшие в Москве, в России, в том числе профессор Ли.- Они все всегда объяснят, когда их о чем-то спросишь, помогут...
Я охотно соглашался с этим лестным мнением о нас , но в глубине души у меня почему-то копошился червь сомнения. Уж не лукавят ли мои новые друзья корейцы? Ведь вот то, с чем они нередко сегодня сталкиваются в России, - с грубостью, равнодушием, невнимательностью, обманом, - мало похоже на доброту и отзывчивость...
Вообще-то я всегда был убежден да и по сию пору стараюсь придерживаться той точки зрения, что в мире нет добрых и злых народов - есть определенные исторические обстоятельства, делающие их теми или иными, а следовательно, всегда есть возможность изменить эти обстоятельства. И значит, есть надежда, что ветер вновь задует в наши паруса - не навсегда же Бог отвернулся от России. И обстоятельства смягчатся, и мы снова будем заслуженно носить имя одного из добрых народов...
Эти мысли приходят ко мне , когда я общаюсь с корейцами - людьми действительно чрезвычайно отзывчивыми , добрыми - не показно , а искренне, от души, по давней, укоренившейся традиции. А традиция - это не только отпечаток прошлого, но и образ жизни в настоящем, и залог продолжения всего лучшего, что накоплено в веках и даже тысячелетиях, в будущем. Традиция - это мостик, который нельзя бездумно разрушать. Строится этот мостик долго и трудно и сохранить его можно только уважением к своему прошлому, к жизни и труду многих и многих поколений...
При общении с корейцами мысли о традициях, об их связи с современностью возникают не раз. При этом я вновь и вновь утверждался в том, что мы, русские, нация молодая, можем и должны поучиться, перенять много полезного у наций и народов исторически более старших и мудрых...
Вот мой замечательный друг и коллега - профессор Ли, которому я и был обязан своим приобщением ко всему корейскому, восточному миру. У него жена, двое детей. Но это, как и можно было предполагать, только верхушка большого дерева, корни которого уходят вглубь. Большая семья - это и родители, которые живут в нескольких часах езды на машине от Сеула; и бабушка, что умерла недавно - ей было под девяносто...Это и брат профессора, и его две сестры. Все они живут отдельно, своими семьями, но при первой возможности, и прежде всего по праздникам, съезжаются вместе, садятся за один общий стол, идут к общему святому месту - захоронению предков...И в эти часы они - одна единая, большая семья.
Везде разрушение старинного уклада - это прежде всего разрушение домашнего очага, традиционных отношений в семье. Вспомним, как драматично описал известный русский писатель Валентин Распутин (кстати, его неплохо знают в Корее) "прощание с Матерой" - разрыв связей с землей, разрыв поколений, слом традиций. Городская цивилизация безжалостно давит, попирает деревенскую Атлантиду ; молодые не желают жить по законам старших, отвергают их. Но часто, оторвав ногу от одного берега, люди не могут дотянуться до другого (а это любимый образ еще одного замечательного русского писателя Василия Шукшина) - и словно повисают над пропастью...
Конечно, нечто схожее не так давно происходило и в Южной Корее, резко шагнувшей в своем развитии в лоно современной технической цивилизации. Однако, судя по всему, этот процесс проходил здесь все же не столь разрушительно. Традиция во многом не отвергалась, а обогащалась, облагораживала новые формы жизни, приспосабливалась к новым условиям. То, что нам сейчас кажется у них странным и необычным, а то и явным анахронизмом, часто на самом деле это разумный компромисс прошлого и настоящего, компромисс, который позволяет, не разрушая, более плавно и гармонично перейти от прошлого к настоящему и - к будущему.
Наверное, Южная Корея не идеал и уж точно не образец для всех, в том числе и для России. Но важен сам принцип, сама возможность бескровного перехода из одного состояния в другое, перехода, в основе которого - уважение к созданному и сохраненному прошлыми поколениями, а в конечном счете - к традиции в широком смысле этого слова...
5.
Собираясь в Корею, мы с женой обсуждали проблему питания. Во-первых, мы знали, что многие национальные корейские блюда мы не сможем есть - слишком они непривычные, острые. Во-вторых, вечная наша забота - как сэкономить, если мясо и прочие привычные нам яства окажутся дорогими.
- Боже мой! - воскликнула моя жена. -Да мне моя знакомая рассказывала, как она однажды отдыхала в Узбекистане осенью и прекрасно прожила там, питаясь в основном фруктами и лавашем. И вкусно, и полезно, а главное - совсем недорого. А Южная Корея и вовсе южная страна. Там, я думаю, можно одним виноградом с хлебом прокормиться. И наверняка обойдется это дешево...
Я понимал, что эта проблема женой несколько упрощается, но в принципе я был согласен с ней. В самом деле, виноград в Корее должен быть дешевле дешевого. Ведь если в недавние застойные годы мы в Крыму могли позволить себе покупать сравнительно недорогой виноград килограммами да и другие фрукты, то уж в настоящих субтропиках всего этого должно быть и вовсе хоть завались. Ну, а хлеб в любом случае не мясо...
Все оказалось не то чтобы совсем не так, как мы себе представляли, но все же несколько иначе. Во - первых, на винограде с хлебом, слава Богу, нам не пришлось жить - профессорская зарплата с самого начала позволила значительно расширить рацион. Ну, а уж о возможностях выбора продуктов, в том числе не обременительных для кармана отнюдь не богатого потребителя, едва ли приходится говорить. Далее, приблизительность наших познаний и фантазий обнаружилась и в том, что виноград оказался не самым дешевым и расхожим продуктом (равно как и колбаса, скажем, этот наш национальный эталон благополучия). Да и хлеб, хотя он тут был представлен в более чем достаточном количестве и ассортименте (но только "белый" - из кукурузной или рисовой муки, нашего же ржаного, "черного" хлеба у них нет), все же нельзя сказать, что он был совсем за бесценок : в пересчете на наши, русские цены он здесь, как, впрочем, и многое другое, оказался минимум раза в два дороже ( а после последнего кризиса, надо полагать, и побольше)...
Итак, виноградного рая в Южной Корее не оказалось. Но, может быть, есть рай банановый, мандариновый или еще какой-нибудь? Что касается бананового рая (или, пожалуй, наоборот - ада), то он, как выяснилось, скорее расположен в Москве, потому что такого количества бананов, а точнее разбрасываемой от них кожуры по всему городу, я не видел, разумеется, ни в каком Сеуле ,где за чистотой, как и в прочих корейских городах, следят фанатически (об этом еще будет сказано особо) .Впрочем, справедливости ради, следует заметить, что в последнее время и Москва, кажется, с банановой проблемой как-то стала справляться - тьфу, тьфу ,чтобы не сглазить. Вернемся, однако, к бананам в Корее. Так вот, отношение к ним здесь очень спокойное, если не сказать больше - прохладное : обычный фрукт среди множества других, и только...
А вот мандаринов здесь действительно много, и они сравнительно недороги. Их выращивают на южном острове Чечжудо, они есть в продаже практически весь год; но больше всего их с октября по апрель. В это время они доступы практически всему населению страны, особенно детям. Средняя цена их - одна тысяч вон за десяток свежих, сочных плодов, а иногда дешевле (заметим, что многие товары, и прежде всего фрукты, продают не килограммами, а штуками).
Всем известно, что жизненный уровень в Корее достаточно высок (кризис немного сбил планку, но катастрофического обвала, как у нас, все же не произошло, и уже через год положение снова стало восстанавливаться); он многократно выше нашего, российского. Но о каком-либо рае в Корее, я думаю, говорить все же не следует, хотя бы потому, что рай - это нечто беззаботное и бесплатное, а корейцы сами знают, что все в жизни -стабильность и благополучие прежде всего - не дается само по себе, а достается настойчивым и кропотливым трудом. Трудолюбия же им не занимать...
После кризиса в Юго-Восточной Азии наши газеты писали о том, как корейцы, проявляя патриотизм, несли золото в банки, стали ограничивать себя во всем, откликаясь на призывы властей быть экономными, чтобы общими силами выбраться из кризиса...При этом в статьях порой мелькала снисходительность : вот, мол, какие они странные, эти азиаты. Возможно, что и так, если странностью считать возрастающее чувство единства нации в период общих трудностей и страстное желание преодолеть их во что бы то ни стало. Как знать, может, и нам бы не помешала бы такая "странность", но , как известно, у каждого свой путь и своя судьба...
6.
Первые дни, первые недели жизни в незнакомой стране, первый месяц. Столько впечатлений, столько нового, необычного! Дожди кончились, пришла жара. Уже в десять утра печет, как на сковородке. На лекциях приходится быть в строгом черном костюме, при галстуке, вольности в одежде преподавателей здесь особенно не приветствуются.
Кампус - университет, студенческий городок - расположен в удивительно живописном месте. Настоящий наш южный курорт в самую его цветущую пору ! Красивые, в синей дымке, горы, большое озеро. Правда, как я потом узнал, купаться в озере нельзя, но рыбу в нем ловили успешно. Иногда, в свободные часы, я просиживал на берегу, немного в сторонке от рыбаков, и сам видел, как добыча то и дело поблескивала на крючке...
В центре студенческого городка - большая чаша стадиона, на котором всегда кто-нибудь находился. Играли в футбол, волейбол, баскетбол; часто проводились командные соревнования. Мне самому позже пришлось отпускать со своих занятий студентов - когда они выступали за команду своего курса, факультета. На стадионе почти всегда весело, празднично, много музыки, цветов. Так все это и запомнилось - как один сплошной праздник. А вечером, после занятий, часов в семь, здесь появлялись небольшие группы молодых людей в темных одеяниях, с какими-то предметами в руках, похожими на шпаги или рапиры, и занимались незнакомым для меня видом спорта или игрой (мне так и не удалось узнать название) - скорее всего, это были восточные единоборства...
С наступлением темноты внизу, в ложбине стадиона, мелькали таинственные фигурки, звучали удары барабана ; высоко в небе стояла яркая луна, вокруг позванивали цикады; то негромко журчала издалека, а то со смехом взрывалась где-то рядом незнакомая, чужая речь...И в эти минуты, помимо воли, вдруг начинало щемить сердце и сжиматься комок в горле. Боже мой, какая здесь благодать, а как там дома, в России? Я читал, слышал, что в далеких краях обостряется чувство Родины - теперь вот и сам убедился в этом...
Рядом со стадионом располагался центральный корпус университета; на первом этаже была размещена администрация. Я занимался в разных аудиториях, но чаще всего на четвертом этаже. Кстати, почти все аудитории имели весьма аскетичный вид - ничего лишнего, отвлекающего, только самое необходимое для работы : парты, очень похожие на наши школьные, небольшая трибуна для преподавателя, классная доска. Вначале я чувствовал себя несколько неуютно, но довольно скоро освоился с новой обстановкой ,и она не вызывала у меня никаких неприятных чувств. Однако надо признать честно, что парты, за которыми сидели студенты, были не очень удобны, просто малы для многих из них. Возможно, мебельные стандарты не поспевали за бурно растущей ввысь и вширь молодой порослью; а может быть, администрация университета немного замешкалась со сменой устаревшей мебели...
Кстати, парты были безбожно исписаны вдоль и поперек (и на корейском, и на английском, меньше на русском) - вот уж в этом корейские студенты оказались похожими на всех остальных студентов мира. Группы изучающих русский язык оказались довольно большими - по тридцать-сорок человек, а часто и больше, особенно на первом курсе. Многие студенты опаздывали на занятия, так как, я уже говорил, многим из них приходилось добираться из Сеула -дорога чуть не два часа в один конец...
Для преподавателя в аудитории не помешал бы стол, куда можно положить книги, тетради ,да и стул, на который можно было бы хоть на несколько минут присесть, отдохнуть - ведь во время занятий приходилось простаивать на ногах не один час. Но таких простых удобств почему-то не предусматривалось, просить же об этом было неудобно, так как я всегда помнил, что в чужой монастырь со своим уставом не ходят... Я видел потом, как мой коллега, американец , основательно располагался прямо на парте, протягивая ноги и упираясь ими в другую, - но я последовать этому не отваживался. В перерыве между занятиями, правда, можно было воспользоваться преподавательской комнатой ( о ней я еще расскажу) , но она находилась на другом этаже и, бывало, пока дойдешь до нее длиннющими коридорами и переходами, перерыв уже кончался, и надо было возвращаться назад...
В перерыве между лекциями я либо беседовал со студентами, либо просто прохаживался по коридору. В первое время ко мне еще не привыкли, и я вызывал обостренный интерес у молодых людей. Некоторые с любопытством посматривали мне вслед, другие, кто посмелее, подходили, заговаривали. Диалог обычно велся на английском; иногда, впрочем, он ограничивался несколькими фразами, часто для более детального разговора просто не хватало слов, знания языка - с той и другой стороны.
Занятия были три часа в день, три дня в неделю, в пятницу - пять часов, сразу две группы. Студентов и студенток - примерно пополам. В основном это был внимательный и доброжелательный народ. На двух старших курсах - третьем и четвертом - многие уже неплохо говорили на русском - прежде всего те, кто побывал в России, в Москве, и таких, как оказалось, немало - от одной трети до половины.
В мои обязанности не входило обучение грамматике и прочим премудростям, моя специальность была - разговорная практика, conversation. Студенты так и называли наши занятия - "разговоры". С теми, кто жил в России полгода, а то и год (а некоторые не по одному разу),"разговоры" получались, конечно, довольно неплохие и вполне содержательные. С другими же, у кого навыки устной речи были еще слабые, наши беседы оказывались более односложными, с характерными ошибками студентов - они забывали то о склонении существительных, то о временах глаголов, путались в предлогах и т.п.
Так сразу обозначились проблемы, видные невооруженным глазом : разный уровень подготовки, многочисленные группы, свободное посещение... Я понимал, что студенты платили свои кровные деньги за обучение и сами могли решать, какие занятия им посещать, а какие -нет. Свобода выбора - великая вещь, она приучает относиться ко всему сознательно, повышает у студента чувство ответственности. Вообще на эту тему можно сказать немало похвальных слов. Но есть здесь, как и у всего в этом лучшем из миров, оборотная сторона, свои минусы, и довольно существенные. Некоторые студенты, особенно на первых порах, далеко не всегда разумно и осмотрительно пользовались принципом свободного посещения, злоупотребляя им, и только позже осознавали свою ошибку, поправить которую было уже нельзя - время ушло. Впрочем, охотно допускаю , что я могу быть и субъективным - как человек, привыкший к другой организации учебного процесса в вузе...
Или вот еще одна немаловажная проблема - отсутствие единых учебных программ, стабильных учебников. Вообще-то и в этом можно найти свои положительные стороны : преподаватель и студенты не скованы рамками, им представляется право творческой свободы, и это, конечно, чрезвычайно важно и полезно. И все же отсутствие неких общих ориентиров, твердой опоры кое в чем и мешает.
А как , например, запомнить лица студентов, которые сначала неизбежно, по известному закону восприятия представителей другой расы, кажутся похожими друг на друга, словно сиамские близнецы, а уж тем более - как запомнить их имена? Впрочем , с именами выход был найден еще до меня - с первого же курса студенты, помимо своих корейских имен, получали русские : Петя, Коля, Сережа, Игорь, Андрей, Наташа, Оля, Света и другие. Бесспорно, это был выход из положения, однако далеко не сразу привыкаешь и за русскими именами различать "лица необщие выражения", человеческие индивидуальности всех этих симпатичных ребят и девушек; без этого же общение происходит как вслепую.
Но проходит немного времени - и вот из тридцати-сорока человек ты начинаешь различать одного, другого, третьего, и постепенно каждый из студентов обретает свое выражение, свои, неповторимые черты характера . Я заметил, что этот важный момент улавливают и сами студенты, и тогда между тобой и ими устанавливается нечто похожее на телепатическую связь. Однажды ты вдруг осознаешь, что все сидящие перед тобой непохожи друг на друга, у каждого из них есть свои сильные и слабые стороны, и ты должен знать о них или по крайней мере догадываться, брать их в расчет. Только при этом условии студенты в полной мере воспринимают тебя, реагируют на твои слова, твое поведение. Это дается нелегко и в обычных-то условиях, когда имеешь дело со своими студентами ,- многократно сложнее к этому пробиться, когда перед тобой чужая страна, чужая культура... Но именно с этого момента истины и начинается настоящее обучение. Только после этого ты начинаешь обращаться не ко всей безликой студенческой массе, а к каждому конкретно, в отдельности. Одного надо сдерживать, чтобы он не говорил слишком много, не проявлял своей подавляющей других активности; другого же, наоборот, следует растормошить, поддержать, поощрить; третьему достаточно одобрительно (или неодобрительно) кивнуть головой, чтобы он понял и принял твой сигнал. Это искусство, одни преподаватели владеют им лучше, другие хуже, но совсем без этого обойтись нельзя.
В первое время мне пришлось многими вещами, в том числе привычными для самих студентов, овладевать, многому учиться. Так, например, в ходе занятий можно было не ставить оценки, но в течение трех-четырех месяцев следовало принять у студентов два экзамена : один предварительный, другой - основной, в конце семестра. И сама система оценок здесь, как известно, отличается от нашей, российской : вместо цифр - буквы английского алфавита:А, В,С,D,F. Первые четыре - переводные, причем буква А - высшая оценка, а последняя, F, означает, соответственно, "двойку", "неуд". К каждой из букв можно еще присоединить знак "плюс". Но и это не все - каждой из букв соответствует определенное количество очков и конечный результат экзаменов - это то или иное количество баллов (чем больше, тем лучше), которое получает каждый студент. И еще непривычное для нас, русских : студентам не говорят их оценок, это своеобразная производственная тайна....Таких особенностей набирается немало, они практически во всем ; впрочем, освоить все эти премудрости, да еще с активной помощью коллег, не так уж и трудно.
Наиболее сложный курс - первый. По списку в нем почти сорок студентов, а приходят на занятия иногда немногим больше половины. В первое время при каждом слове, обращении - взрыв смеха .Чуть ли не все, что я говорю по-русски или по-английски, многим из студентов непонятно, а потому смешно. Вполне возможно, что тому виной произношение, особенно когда я стараюсь произнести их корейские имена, - но скорее всего они просто еще не привыкли к русским звукам. Их реакция в чем-то сродни реакции малышей, которые иногда, увидев иностранцев на улице, смеются и открыто показывают в их сторону пальцем, привлекая внимание родителей. В общем, надо сказать, нормальная и естественная реакция.
У первого курса до меня уже был один семестр и кое-чему студенты выучились, однако весьма неравномерно и неглубоко. С удивлением я узнал, что первый курс прошел больше десяти уроков и тем. Но именно "прошел" - как у нас иногда "проходят" литературу в школе, после чего школьники не помнят ни одного произведения. Отсюда вывод, который я сделал для себя : лучше меньше, да лучше. Я еще не раз вернусь к своим занятиям, студентам - в конце концов, ведь это главное, ради чего я приехал в Южную Корею и что больше всего занимало мое внимание.
7.
А сейчас немного пройдусь по студенческому городку - как я это делал не раз ,особенно в самом начале.
Итак, центральный, административный корпус, четвертый этаж, аудитория ; занятия окончены, и я свободен. На третьем этаже центрального здания, как я уже упоминал, находится наша преподавательская. Сравнительно небольшая комната, в которой стоят шкафы, столы, кресла, телефоны. Здесь же у каждого свой кофейник или чайник, книги, другие личные вещи. Кроме меня, в кабинете располагаются еще двое: Лхагваа, преподаватель монгольского языка, и женщина - преподавательница японского языка ( имени ее я так и не узнал). С монголом у нас общий язык, в том числе буквально: он говорит по-русски, и неплохо, очень приветлив, доброжелателен, от него я узнаю много полезных сведений (он уже здесь полгода, до этого работал в Японии, так что человек более опытный, чем я ). Позже я буду жить рядом с ним, в одном "апэтэ" (от английского "апартаменты") - поселке...
О японке я могу сказать, к сожалению, немного. Впрочем, она тоже вызывала у меня самые теплые и дружеские чувства. Она была всегда ровна, спокойна, улыбчива, очень аккуратна; приходя на занятия, она непременно протирала тряпочкой свой стол, кресло. Но я не говорил ни по-японски, ни по-корейски (кроме двух - трех слов и выражений приветствия, к тому же Бог знает как произносимых ), а она не только не говорила по-русски, что еще понятно, но и по-английски, что было менее объяснимо. Виделись мы не часто и всякий раз при встрече обменивались кивками головой и улыбками.
Вот она приветствует меня по-корейски. Я выжимаю из себя чуть ли не весь запас своих более чем скудных знаний корейского языка, - и на этом наш содержательный диалог обычно заканчивается. Сидим мы спинами друг к другу и бывает, что неожиданно я ловлю себя на странной мысли : это они, японцы, расколошматили нас в 1905 году в Порт-Артуре. Во мне невольно начинает звучать мелодия "Варяга", и я словно ощущаю обиду за своих побежденных и поверженных предков. Что это - зов крови? Какой-то атавизм? Чушь... Уже в следующее мгновение перед моим мысленным взором вдруг встает трагический для Японии 1945 год, Хиросима и Нагасаки, и мое возмущение перекидывается на американцев...Впрочем, все эти эмоции - лишь суррогат чего-то давнего, неотреагированного, какого-то родового чувства, они бродят во мне как беспризорные и никакого отношения к настоящим, реальным событиям и людям, конечно, не имеют...
Спускаюсь на первый этаж здания. Здесь всегда оживленно, много людей - студентов, преподаватели. Подходят к автоматам с кока-колой, кофе, другими напитками; звонят по телефону, что-то обсуждают друг с другом. На первом этаже располагается помощник заведующего кафедрой- высокий молодой человек, приветливый юноша. Он мог бы быть мне очень полезным, но априори вышел из игры, так как не говорит ни по-русски, ни по-английски.
-Хорошо устроился, - в шутку говорю ему я. Он отвечает мне искренней, слегка виноватой улыбкой и разводит руками : мол, рад бы помочь, но не могу, не понимаю (вскоре юношу заменит девушка, которая хорошо говорила по-русски и вместе с нами уехала в Россию учиться в МГУ).... Впрочем, у помощника, как я вижу, и без меня немало хлопот; когда я ни приду, он всегда чем-то занят, что-то пишет, к нему постоянно обращаются с просьбой студенты. Вот он заторопился наверх, его просит зайти к себе заведующий - профессор Ли...
Я выхожу из центрального здания . По другим учебным корпусам университета я не пойду. А их много - есть факультеты менеджмента, права, медицинский, целый ряд других, о которых я даже не знаю. Шутка сказать, здесь учится всего около 20 тысяч студентов!
К сожалению, многое из того, что я видел или слышал вокруг, я не всегда мог понять - все из-за того же незнания корейского языка; поэтому экскурсовод я не очень хороший. Не раз я видел, например, как группа студентов расположилась неподалеку от столовой и многие из них по очереди что-то говорили в микрофон. Через некоторое время студентов становилось больше, они скандировали какие-то слова, потом пели, снова говорили в микрофон. Такие сцены с разными вариациями повторялись, как я уже сказал, неоднократно. Что это было - то ли театрализованное представление , выступление студенческой самодеятельности, то ли политический митинг, - я порой не мог различить...
В городке, кроме стадиона, находившегося в самом центре, высилось великолепное сооружение - закрытый спортивный зал. Рядом - еще более великолепное здание из белого камня и стекла - располагалась университетская библиотека, которой все обитатели кампуса заслуженно гордились. Настоящий дворец , в котором всегда было много студентов.
На четвертом этаже библиотеки мне показали русский отдел. Я пробежал глазами по полкам и отметил, что книг на русском языке, к сожалению, не густо да и подбор их, мягко говоря, странный. Зачем, скажем, здесь многотомники Ф.Панферова, А.Прокофьева, В.Кочетова, еще книги далеко не первого ряда либо просто малоизвестных писателей? Между тем нет имен, без которых русская литература, в том числе литература двадцатого века, выражаясь словами Андрея Платонова, неполная (кстати сказать, произведений самого А.Платонова я тоже что-то не обнаружил)...Хорошо, что есть М.Булгаков, книги некоторых других известных русских и советских писателей. Но мало, мало... Всего несколько томиков Льва Толстого, Пушкин - в однотомном издании "Московского рабочего"... Мало Достоевского, Чехова, Бунина на русском языке. Прекрасно, что есть собрание сочинений И.Тургенева, но почему же нет А.Герцена, Н.Лескова, драматурга А.Островского? Почему нет или очень мало М.Горького, М.Шолохова, В.Маяковского, С.Есенина ? Впрочем, я довольно скоро понимаю, что мой критический, инспекторский зуд в данном случае вовсе неуместен, и хорошо, что есть то, что я увидел ; могло бы и этого не быть , ведь отношения между нашими странами в новое время насчитывают всего несколько лет...
Я привез с собой несколько книг на русском языке, и это для меня оказалось настоящим якорем спасения. Вечерами я, оставаясь наедине и не зная, что делать со своим одиночеством, зачитывался...словарем русского языка С.Ожегова (благо, толстый том, читать можно долго, к тому же начинай с любого места- все интересно), двухтомником "Русские писатели" (биобиблиографический словарь по русской литературе 19 века ). Глотками живой воды были для меня также прихваченные мной однотомник Сергея Есенина, худлитовский сборник "Поэзия серебряного века", еще несколько книг...
Признаюсь, как на духу, в однажды содеянном. Как-то, когда уж особенно взгрустнулось, я взял бутылочку корейского шампанского "Seven" - как оказалось, довольно кислого и невыразительного (то ли дело наше советское шампанское!) и вечером, запершись один в номере, не очень громко, чтобы никого не потревожить и не привлечь к себе внимание, я больше часа ...пел наши родные песни. Да не пел, а выл, подвывал, словно волк на луну...Помог мне в этом затрепанный сборничек, который я второпях сунул в свой чемодан перед отъездом. И вот пригодился! Издан он был в шестидесятые годы в Ростове-на-Дону для сельских клубов. Чего в этом сборничке только не было! Начинался он, как и положено, с "Интернационала" и "Широка страна моя родная" и кончался песнями о Доне...
Пелось все - такое было настроение! Ну, разве что- признаюсь - "Интернационал" я спел все же не весь, а только два первых куплета и невольно снижая при этом звучание своего голоса. Еще не хватало, думал я, чтобы кто-нибудь услышал столь крамольную мелодию и решил бы, что русский профессор спятил с ума, не вынеся разлуки с родиной.
Шутки шутками, но кто их знает, чужие порядки! Песню "Широка страна моя родная" я пел уже погромче, а строки песни "Хороша страна Болгария, а Россия лучше всех" даже с каким-то вдохновением и чуть ли не вызовом, с напором, словно кому-то и что-то хотел доказать. Ну, а прославленный гимн космонавтов "У нас еще в запасе четырнадцать минут" на слова Войновича я выводил уже открытым голосом, никого и ничего не боясь. Автор песни все же бывший диссидент, нынче в моде и фаворе, особенно за границей, в симпатиях к коммунистам никогда замечен не был,- так что безопасен со всех сторон...
Вот так иногда потертый и замусоленный сборничек песен для художественной самодеятельности может оказаться нужнее и полезнее книг некоторых рафинированных поэтов. Что же, душе не прикажешь!
8.
Если без пищи духовной еще можно было прожить какое-то время, то без обычной, материальной, не протянешь и дня. Так что с магазинами приходилось сталкиваться сразу же, и самым непосредственным образом. И это столкновение порой озадачивало.
С одной стороны, магазины, как я уже говорил, находились буквально на каждом шагу, в том числе и на территории университета. В них было набито и напихано столько всякой всячины, что глаза разбегались. Но с другой стороны, как все это взять и сколько это стоит ? Поистине гамлетовские вопросы! Когда, например, перед вами лежит один сорт колбасы или молока, у тебя не возникает вопроса, потому что нет выбора. Но когда перед тобой десятки, если не сотни разновидностей того же продукта, то как выбрать? Или вот тебе надо что-то очень простое, привычное, но ты его не находишь, а блуждаешь в лабиринте изобилия и не можешь сделать какой-нибудь пустяковой покупки .
Поистине, среди океана можно умереть от жажды! Спросить? Но на каком языке? Спрашивают тебя, но ты мычишь , как корова , расслабленно улыбаешься и поневоле пятишься к выходу - ведь нельзя же в самом деле рассматривать в магазине все этикетки и в конце концов ничего не купить, не выбрать. Вот и извиняешься: "ай эм сори", "хамсамнида" ("спасибо" по-корейски) и ретируешься не солоно хлебавши. Порой буквально "не солоно" : тебе, например, нужна соль, а ты берешь сахар - и товар похож, и упаковка, и лежат эти продукты рядом, на одной полке, вот и поди различи, соль это или сахар. Дома, конечно, принесешь, распробуешь, но не для всех товаров такой метод подходит. Вот и ходит неприкаянный иностранец, мается. И нередко оказывается, прямо скажем, в дурацком положении. Примеров тому - хоть отбавляй.
Зашел я как-то в магазин канцелярских товаров : признаюсь, есть у меня слабость к ручкам, блокнотам, тетрадям, вообще ко всему бумажному, пишущему, печатающему - похоже, это первый и верный признак неизлечимой графомании...Одним словом, набросился я на ручки, они здесь были красивые, дешевые - покупай не хочу; набрал дюжину на радостях. Каждая ручка - настоящее произведение искусства и дизайна! Дай, думаю, куплю еще блокнот для записей и несколько простых карандашей - такое невинное желание! И - чуть не потерпел фиаско. Блокнотов было множество, но то в богатом кожаном переплете (мне бы какой-нибудь попроще и подешевле, для рабочих записей), то бумага опять-таки такая, что на ней вроде и писать неудобно - хоть деньги печатай . А нет ли у вас чего-нибудь попроще ? Но как это спросишь, как объяснишь, что ты не привык на такой хорошей бумаге писать? Ведь к хорошему тоже надо привыкать. Блокнот я все же купил позже, когда присмотрелся и выбрал-таки подходящий, с моей точки зрения. А вот простой карандаш...
Нет, карандашей, как и ручек, как и других канцелярских надобностей, было в этом магазине хоть завались, видимо-невидимо, буквально сотни всевозможных видов и цветов. Но мне опять-таки был нужен обыкновенный, простой - а точнее, привычный - карандаш, желательно мягкий, чтобы можно было делать пометки в учебнике. И тут-то словно застопорило. Бог ты мой, сколько я ни пытался объяснить продавщице, что именно мне нужно, она никак не могла взять в толк. "Пенсил?"- спрашивала она и недоуменно разводила руками, словно говоря : перед вами столько этих самых "пенсил", выбирайте любой. "Симпл пенсил",- переходил я в таких случаях на какую-то смесь нижегородского с английским. "Симпл?" - не понимала девушка-продавщица. Я кивал головой, но не настаивал, потому что не был уверен, что правильно выразил свою мысль...
Рядом оказался молодой человек - судя по всему, студент университета. Он, как не раз бывало в подобных случаях, отважно бросился на помощь мне и продавщице, но все было тщетно : мы не понимали друг друга. Тогда я сам стал перебирать карандаши, которые стояли передо мной на витрине, в надежде найти то, что мне нужно. В итоге я все же купил пару карандашей, так до конца и не будучи уверенным в правильности своего выбора. Действительно, дома я убедился, что это были простые карандаши, но они оказались такими твердыми, что писать ими было почти невозможно - они царапали бумагу, как гвозди...
Помню, что, обнаружив это, я откинулся на спинку стула и...захохотал. Если бы кто-нибудь видел меня в эту минуту, наверняка подумал бы, что я рехнулся. Смеялся я над самим собой - над кем еще я мог смеяться? И потом каждую вещь, порой самую простую, я искал долго и мучительно, а она оказывалась у меня чуть ли не перед носом. Да, трудно все же жить в стране, где многое, если не все, по-другому,- к тому же не зная языка; в этом я убеждался вновь и вновь со всей очевидностью...
И уж чтобы читатель мог полностью насладиться моей несообразительностью (уж он-то, читатель, вел бы себя, конечно, разумнее и увереннее, и я готов с этим согласиться), расскажу еще один случай из более позднего времени. Действие опять-таки происходило в магазине канцтоваров, только в другом. На этот раз мне нужна была бумага для пишущей машинки и копирка. Бумагу я сравнительно быстро обнаружил на одной из полок магазина и купил. Но как быть с копиркой ? Продавец - на этот раз молодой человек - был весь галантность и любезность и всячески хотел услужить мне. Но как сказать ему, что именно мне надо? Вечная проблема. "Копи пейпе",- начал я все на той же смеси нижегородского с английским. Продавец понял, кажется, но по-своему и извлек на свет какую-то странную папку со всевозможными приспособлениями для бумаг ; это явно было не то. Я отрицательно покачал головой и продолжал теперь уже сам шарить глазами по полкам : авось, наткнусь на нужное мне. Но это было наивно - найти среди всего этого изобилия то не знаю что... И вдруг меня осенило - я указал продавцу на лист чистой бумаги и произнес отчетливо : "блэк пейпе", что означало "черная бумага" (самые простые слова по-английски, как я уже понял, молодой человек понимал). "Блэк", "блэк", - повторял я. "Блэк?"- радостно воскликнул продавец. Он понял! Откуда-то снизу он достал пачку прекрасной копировальной - "черной" - бумаги. "Йес, йес",- сверх меры обрадовался я, словно нашел Бог знает что. Оба - и продавец, и я - были счастливы. Мне даже удалось объяснить, что мне не надо всю пачку, а всего двадцать-тридцать листов копирки, чем я и воспользовался. Вот он, момент истины!.. Но, к сожалению, такие моменты были так редки! Но что меня поражало в этих случаях особенно, так это терпение и доброжелательность продавцов, которые были неизменно вежливы, никогда не выражали раздражения и недовольства бестолковостью безъязыкого покупателя-иностранца...
Однако, что я освоил быстро и безошибочно - это телефонные звонки домой, в Москву. Делалось это легко и просто. Купил телефонную карточку - telephone card - небольшую пластинку с намагниченной черной полоской, сунул в телефон-автомат (они здесь на каждом шагу, при этом все исправны и безотказно работают) - и можешь разговаривать. Слышно так, будто звонишь не через полсвета, на расстояние с разницей в шесть часовых поясов, а куда-то дружку, через два квартала. И не надо никуда ехать, искать единственный пункт международных переговоров,заказывать разговор,ждать вызова и потом рвать голосовые связки, стараясь силой собственного голоса восполнить технические дефекты дальней телефонной связи. А потом еще платить какие-то несуразные деньги за каждую минуту разговора. Кстати, об оплате. Отсюда звонить в Россию тоже недешево : карточки в 1-2,3-5 минут стоят 3,5 и 10 тысяч вон соответственно (по курсу 1 тысяча вон около доллара). Я обычно пользовался карточкой в 3 или 5 тысяч вон и старался выходить на связь в выходные дни, когда действует льготный режим, и звонил каждые 2-3 дня...
Мне пришлось уехать из дома срочно, чтобы успеть к началу занятий в университете, и мы договорились с женой, что она приедет ко мне как только оформит документы .У нее уже был на подходе загранпаспорт, и мы были уверены, что расстаемся не больше, чем на месяц. Но сборы оказались все же несколько более долгими, чем мы предполагали. Вышло так, что от жены потребовалось не меньше, а даже больше документов, чем для меня. Но ничего не поделаешь, порядок есть порядок, а в чужой монастырь,повторюсь, со своим уставом не ходят. В конце концов, набравшись терпения, через месяц с лишним, мы смогли воссоединиться...Это было важное событие в моей заграничной жизни. А до этого дня я постоянно звонил жене, расспрашивал ее о доме, рассказывал о себе. Это была не только деловая информация, без которой трудно обойтись, но и необходимая взаимная психологическая поддержка и помощь. Тогда я еще больше понял, что телефон, как и автомобиль, это не роскошь, а средство существования, выживания...
Хотя оформление документов для жены показалось мне излишне усложненным, я должен признать, что оно могло бы быть и более длительным и муторным, если бы не дружеская помощь... Там, где официально та или иная процедура требовала, скажем, двух-трех недель, служащие, как правило, проявляли максимум доброжелательности к "рашэ" (русскому) и оформляли бумаги раньше срока, раза в два быстрее. Не думаю, что я составлял при этом некое особое исключение; скорее всего, в системе работы правительственных служб, в частности, корейской службы эмиграции заложен принцип наибольшего благоприятствования каждому отдельному человеку, а также четкость и оперативность. И все это, разумеется, ни в малейшей степени не мешало соблюдению высших государственных интересов....
9.
Многое уже в студгородке мне было хорошо знакомо и близко и теперь вызывает различные воспоминания... Но вот у этого здания я задержусь подольше. Это - студенческое мужское общежитие, мое первое жилище в Корее.
Когда мне сказали, что мне первое время придется жить в общежитии, я, честно признаться, немного приуныл. Во-первых, я знал наши студенческие общежития : шум, теснота, антисанитария, наличие всевозможных самозваных бегающих и ползающих "жильцов", от которых невозможно избавиться. Был бы я помоложе, еще куда ни шло. Помню свои студенческие годы, поездку в Казахстан на целину - жили в палатках, и ничего. Но теперь мне уже не двадцать лет, я привык к некоторым удобствам - вот почему мне не без грусти вспомнилась моя уютная московская квартира. Мой дом - моя крепость, правильно говорят англичане. Где теперь мой дом и моя крепость ?
В общем, как я уже сказал, мое первое жилище почему-то виделось мне в самом неприглядном виде. Перед моим умственным взором всплывала какая-то полутемная комната, скорее похожая на камеру предварительного заключения, чем на жилое помещение. Обшарпанные стены, мутноватый, желтый свет от единственной лампочки, засиженной непременно мухами ; весь истерзанный стол и пара полусломанных стульев, кровать, на которой мог бы спать разве что герой Чернышевского - бесстрашный Рахметов...Я пытался представить себе в этом интерьере место для ванны или хотя бы туалета, но то и другое не вписывалось в общую картину...
У страха глаза велики. Слава Богу, все оказалось не так. Это был тот нечастый случай, когда действительность выглядела куда более благосклонной и ободряющей, чем представление о ней. Шестиэтажное каменное здание мужского общежития расположилось на некотором возвышении и отдалении от центра студенческого городка. Моя комната, сказали мне, находится на шестом этаже, лифта нет. Не тяжеловато ли будет подниматься по несколько раз в день ? Ничего, нет худа без добра, решил я про себя. Такая физзарядка будет мне только на пользу...
Когда же я увидел свою комнату, все мои опасения совсем рассеялись. Да это был хороший гостиничный номер! Просторный, чистый, ярко освещенный. Три аккуратно прибранные постели, большой шкаф для одежды; встроенная в стену кладовка для вещей, одежды. Большое, в полстены, окно со шторами, пол, дверь - все в полном порядке, ничего не скрипит. А вот и ванная, и тут же туалет - все чисто, прибрано. Прекрасно! Нет, все мои страхи и опасения были напрасны! Я облегченно вздохнул. Здесь можно жить, и не только одному, но, если придется, вдвоем с женой...
Однако в первые же дни не обошлось и без казуса. Я уже знал об обычае обязательно снимать обувь при входе в дом. В общежитии этот порядок, как и везде, соблюдался неукоснительно. У самого порога стояло множество всевозможной обуви - туфли, тапочки, сланцы. Студенты на ходу, не глядя, совершали эту привычную для них процедуру переодевания обуви, некоторые проходили в свои комнаты прямо в носках. А почему бы и нет, если полы здесь повсюду, в том числе в коридоре, вычищены до блеска ? В носках я с первого дня пойти, однако, не отважился (не солидно, все же профессор), а что касается тапочек, сменной обуви, которая стояла у порога, то я вначале рассудил, что она предназначена для всеобщего пользования и каждый может надевать ее по своему усмотрению. В некоторых наших музеях, где особенно берегут полы, установлен схожий порядок. Снимаешь свои туфли, подходишь к ящику, в котором навалены тряпичные тапочки разных размеров с тесемками-завязками, - выбирай себе по ноге и пользуйся. Я думал, что и здесь так же, и дня два надевал первые попавшиеся мне сланцы.
На третий же день, собравшись выйти из общежития, я спустился вниз -и не мог найти свои туфли, которые перед этим оставил у порога, поменяв их на чьи-то сланцы. Я ни на минуту не сомневался, что мои туфли никто, конечно же , не украл - такого здесь не могло быть. Да и ботинки мои, если откровенно сказать, никакой ценности не представляли: обычный московский ширпотреб, к тому же со стоптанными уже порядком каблуками. И тем не менее факт, как говорится, был налицо : туфли бесследно пропали !...
Я в который раз обшарил десятки пар обуви у порога, заглянул во все углы и ящики, стоявшие тут же, - но нет, все было напрасно. Что делать? И тут ко мне подошел студент, у него в руках были...мои туфли! Я удивленно посмотрел на него, не понимая, что произошло. Тогда он показал рукой на мои ноги и что-то заговорил. Я не понимал слов, но догадался, что на мне его обувь...Все ясно : не обнаружив у порога своих сланцев, он взял мои ботинки и теперь предлагал обменяться. Мне было неловко: выходило, что я использовал чужую обувь - вместо того, чтобы приобрести свою собственную. Объяснить студенту, что я сделал это по незнанию, я не мог; оставалось надеяться, что он сам это поймет, догадается. В тот же день я купил себе тапочки и довольно быстро привык к смене обуви у порога (сказать откровенно, поначалу мне это показалось чем-то необязательным и утомительным)...
Я помню, как у нас в школе пытались в обязательном порядке ввести так называемую "сменную обувь" для учащихся. Получалось плохо, с натугой, потому что трудно заставить ребенка делать то, к чему он не приучен с детства дома. Для корейца же войти в дом, не сняв обуви, - все равно, что, скажем, забраться на чистую постель в грязных ботинках. Собственно говоря, так оно отчасти и есть : пол в доме корейцев - это и постель, и стол одновременно; это их основной жизненный ареал, их горизонт, если можно так выразиться. Вот почему пол в каждом доме содержится в идеальной чистоте. Отсюда же и этот обычай непременной смены обуви при входе в жилое помещение.
Вообще же эта традиция, бесспорно, имеет не только гигиеническое значение, но и нравственное, даже философское. Порог дома - это место, где необходимо оставлять не только грязную обувь, но и грязные помыслы, настроения, чувства... Я бы пошел и дальше и рискнул бы вообще восточную культуру назвать "горизонтальной" как более древнюю, тесно и глубоко связанную с землей-матушкой, с культом предков. Западная же культура -"вертикальная", более молодая, стремящаяся оторваться от земли, возлагающая надежду на технику и ее могущество; в основе своей эта культура, цивилизация технологическая. Впрочем, не буду уходить так далеко в своих обобщениях, а лучше вернусь к своим наблюдениям и более простым и понятным выводам...
10.
Сейчас смешно вспоминать об этом, но тогда было не до смеха : чуть не каждый пустяк, на который обычно у себя дома не обращаешь внимание, мог поставить в тупик. Все, хорошо знакомо, и в то же время каждый раз требовались какие-то новые знания, навыки, подходы... Вот, например, самое простое: если ты не знаешь, как действует местный замок (а у них тут свои "капризы"), то рискуешь так закрыть дверь, что окажешься в положении инженера Щукина из "Двенадцати стульев" Ильфа и Петрова. Или у тебя электробритва с напряжением 220 вольт, а в твоем номере оказалось напряжение 110 (а именно так у меня и было),-вот и попробуй решить эту неожиданно возникшую проблему и при этом не опоздать на занятия к студентам. Или поди найди самую обычную зубную пасту, когда есть опасность купить вместо нее мыльный крем для бритья ; ты начинаешь чистить зубы и никак не можешь понять, почему это зубная паста так подозрительно похожа на мыло... Согласен, все это мелочи и пустяки, но их набирается за один день такое множество, что в какой-то момент ты начинаешь чувствовать себя неким современным Робинзоном Крузо, выброшенным на необитаемый остров ,либо младенцем, спеленутым по рукам и ногам, сучащим ручонками и неспособным сделать без посторонней помощи и шага. Ощущение, откровенно говоря, не из самых приятных...
По своим, одним им понятным законам жили в общежитии корейские студенты. Всего их было человек 220-240. Подсчет простой : в общежитии 6 этажей, на каждом этаже 10 комнат, в комнате, как правило, 4 человека (по две кровати, одна над другой, у двух стен)... Утром, в 8 часов, у них был общий подъем, умывание, одевание. Удобства - общие, на каждом этаже, однако, как и во всем здании, в комнатах везде чистота и порядок. С 8 до 9 часов все шли в столовую, она находилась совсем рядом, в соседнем здании.
Первые две недели я питался вместе со студентами и поэтому запомнил их примерный рацион. Первое блюдо - непременная и неизменная пиала вареного риса (сухого, без соли, с непривычки - безвкусного). Отдельно - различные приправы (по-нашему, "закуски", но у корейцев такого понятия нет), наиболее знаменитая из них - кимча, квашеная, остро приправленная капуста особого рода; это одно из самых популярных (после риса) корейских национальных блюд. Далее - суп из каких-нибудь трав, морских растений ( я даже не старался запомнить их названия- настолько они мудрены), затем еще какое-нибудь, говоря по-нашему, второе блюдо (хотя вообще корейская кухня первых, вторых и прочих блюд как таковых не знает). Наконец, вам могут дать одно яблоко (они здесь большие по размеру), небольшой пакетик молока. Впрочем, яблоки, молоко, как и многое другое, вы можете приобрести отдельно, в небольшом магазинчике, расположенном тут же, этажом ниже, у выхода из столовой... Да, столь же обязателен, как рис, стакан кипяченой воды, тоже абсолютно без всяких добавок ;никаких компотов, кофе и прочих лакомств. Все это вы можете приобрести сами после еды... Стоит такой завтрак, равно как обед и ужин, тысячу вон (чуть больше доллара) - цена, вполне доступная каждому студенту. Обед строго с часа до двух. Потом опять занятия, окончание учебного дня, лекций - в 5 часов. В 6 часов ужин и затем свободное время...
Многие студенты, как я заметил, вечерами предпочитают заниматься в библиотеке, выполняют домашние задания, готовятся к экзаменам, другие же смотрят телевизор, играют на стадионе, прогуливаются. В общем, кажется, все как везде...По вечерам здесь, как, впрочем, и в другое время, обычно тихо и спокойно. Ни о каких попойках, потасовках и прочих молодецких подвигах я что-то не слышал. В 11 часов вечера - общий отбой, и общежитие укладывается спать. За порядком в общежитии следит строгий дежурный; он, как авгур, сидит при входе, все видит и знает, все его слушаются и подчиняются ему. Мне говорили, что мест в общежитиях для всех желающих не хватает, поэтому студенты, конечно, дорожат своим местом ...
Впрочем, общежитие- это не мужской монастырь и не военная казарма и неверно думать, что живут в нем какие-то отшельники. Но есть здесь правила и обычаи, которые для непривычного к ним человека могут показаться более чем странными. Один из них - запрет посещения общежития женщинами; запрет очень строгий, исключение составляют разве что уборщицы. Помню, с каким большим трудом удалось пройти ко мне студентке, которую я попросил принести книгу ; она должна была покинуть меня, не задерживаясь и пяти минут. Кстати сказать, как выяснилось, я по неопытности явно недооценил всей строгости и непреложности существующего запрета и вскоре поплатился за это. Расскажу об этом подробнее.
После долгих хлопот приехала в Южную Корею, наконец, моя жена. Квартира для нее еще не была готова и, как уже было сказано, я был убежден, что на некоторое время мы вполне можем расположиться и жить в моем номере в общежитии вдвоем. Конечно, там не было плиты, холодильника, вести хозяйство было бы затруднительно, но такие трудности мы готовы были перенести. Не скрою, у меня вообще-то были смутные сомнения, удобно ли жить семейным людям в студенческом общежитии, но я легко убедил себя, что в этом нет ничего особенного ... В самом деле, мы уже больше тридцати лет были мужем и женой, отдельная комната позволяла нам жить уединенно, никому не мешая. Да и нам, рассуждал я про себя, едва ли кто-нибудь будет мешать, ведь большую часть времени студенты проводят вне общежития и приходят только ночевать. Наконец, речь ведь шла об одной-двух неделях, не больше. Так что я не видел во всем этом неразрешимых проблем...
Так рассуждал я, но оказалось, что я глубоко заблуждался. "Женщина не имеет права находиться в мужском общежитии",- сказали мне.- Это твердый порядок и нарушать его нельзя". Все мои резоны, которые я попытался сразу же высказать дежурному по общежитию, внимательно выслушали, но отказ был столь же категоричен, сколь и вежлив... В переговоры вступил профессор Ли, который оказался при этом ;он что-то по-корейски говорил начальнику общежития, но и это успеха не принесло... По моему настоянию профессор намерен был обратиться к проректору университета, но его не нашли, нас же убедили, что наши старания напрасны :скорее всего, и ректор едва ли захочет отступать от принятого правила. Так что мы с женой уже собрались поехать домой к профессору Ли, который, конечно, любезно приглашал нас к себе, но нам не хотелось злоупотреблять его вниманием. Решилось все в последний момент : нам сказали, что мы можем въехать в заранее предназначенную для нас квартиру, так как ремонт там был практически закончен. Так, в конечном счете, благополучно разрешился наш жилищный кризис...Жена же так и не смогла переступить порога общежития, в котором я прожил одиночкой целый месяц...
Впрочем, меньше всего я хотел бы, чтобы рассказанный мной эпизод был истолкован однозначно - как свидетельство "задвинутого", бесправного положения женщин в Корее. Все здесь гораздо сложнее. Корейская женщина испокон веков являлась не только женой, матерью, воспитательницей своих детей, но и хранительницей домашнего очага, твердых семейных традиций. Поэтому она всегда должна была находиться - как жена Цезаря - вне подозрений, отсюда эта строгость. Можно согласиться, что роль эта трудная, но и почетная. Во всяком случае, современная западная (а отчасти и русская) женщина в ходе революций "освободилась" от этой роли. Но много ли она приобрела от такой "свободы"? Разве что право тянуть две работы, преждевременно изнашиваясь и старея...
С другой стороны, я вовсе не хочу сказать, что корейские женщины не нуждаются в улучшении своего положения - они и сами говорят об этом. Но надо помнить, что эмансипация - процесс сложный, противоречивый и обоюдоострый...Вот и моя жена скептически отнеслась к моему мужскому пафосу, когда я стал рассуждать о "закабалении" женщин в семье, о необходимости предоставить слабому полу равные права с мужчинами...
-Это все теория, -сказала она .- А на практике, я думаю, многие русские женщины не отказались бы сидеть дома и воспитывать детей, не поручая это дело детским садам, яслям, в лучшем случае - бабушкам и дедушкам. Тогда, может, и дети росли бы более здоровыми и воспитанными. Но для этого надо, чтобы муж зарабатывал не только на себя, и то с грехом пополам, а на содержание всей своей семьи. В Южной Корее именно так и платят главе семьи.
Да, выходит, опять все упирается в экономику, и против этого трудно что-либо возразить. По крайней мере, пока нашему мужчине будут платить как вечному холостяку, у которого не может быть иных забот, кроме как свести концы с концами, дотянуть от одной получки до другой, умудрившись при этом изыскать средства себе на курево и хотя бы на одну любимую газету, не говоря о большем, -до тех пор разговор о равноправии женщин с мужчинами будет выглядеть демагогией и спекуляцией.
В быту, жизни, психологии корейской женщины соединилось внешне несоединимое - старое и новое, традиционное и современное. Женщины, кажется, без всякого ропота подчиняются неким регламентирующим правилам, действующим с давних пор. Большинство из них работает только до замужества. Выйдя замуж, они бросают работу и полностью посвящают себя семье. Я спрашивал студентов о профессиях их родителей. Как правило, отцы - учителя, бизнесмены (чаще всего), рабочие, крестьяне, торговцы, водители ,- словом, представители самых разных профессий. Матери же - почти все, как одна,- домашние хозяйки. Это самая распространенная и при этом уважаемая профессия женщин в Корее. Неудивительно, что и студентки, овладевающие знаниями для какой-либо профессиональной деятельности, в преобладающем большинстве случаев на вопрос, кем они будут после университета, когда выйдут замуж, отвечают почти не задумываясь : домашними хозяйками. Традиция остается незыблемой. Это - норма, все остальное - отступление от соблюдаемого веками порядка. Регламентируются (чаще всего негласно) и другие каноны семьи. Так. например, сегодня большинство семей имеет двоих детей , исключения же довольно редки. Видимо, в этом есть своя экономическая целесообразность, что определяется и поддерживается государством, всем обществом. Но есть и установка на традицию, которая действует безотказно,- тем более, что она гибко корректируется, будучи осознанной коллективно, на уровне общественного сознания...
Корейская женщина сегодня, как и века назад, носит свои маленьких детей на спине, обернутых в специальное одеяло; иногда они закутаны так, что их не видно; здесь почему-то редко кто пользуется колясками...Но вот женщина снимает свою живую "поклажу" со спины - и привычно садится за руль прекрасной современной машины. По моим наблюдениям, треть, если не больше, водителей (и, надо полагать, владельцев) машин - женщины. Вот оно, характерное сочетание вековой традиции - ребенок на закорках -и самой передовой современности - женщина за рулем машины (кстати, на мой взгляд, ей это очень идет!). И одно не мешает другому. И так многое в быту, психологии женщин, да и мужчин, живущих в современном, столь быстро меняющемся, но в чем-то главном остающимся постоянном и неизменном мире...
Впрочем, я не беру на себя смелость рассуждать о таком сложном и вечно остром вопросе, каким является вопрос о положении женщин, ее правах. Скажу только в заключение о том, в чем, думаю, ошибиться трудно и в чем мужчины все же, смею надеяться, понимают больше...Женщины Кореи, особенно молодые, а тем более девушки 20-25 лет, прекрасны своей особой восточной красотой; они притягивают, как магнит, от которого трудно оторваться... Впрочем, тут я ступаю, пожалуй, на опасную стезю, да и жена толкает меня под руку, тянет за полу : мол, не очень увлекайся. Что ж, она права, я ведь пишу всего-навсего путевые очерки, а не поэму. Но каждый мужчина, когда он начинает говорить о женщинах, невольно становится поэтом!
11.
Университет, в котором я работал, находился километрах в шестидесяти от столицы. Шел первый месяц моего пребывания в Корее, я жил в общежитии, жена еще не приехала из Москвы.
Как-то мне сказали, что мне придется поехать в Сеул - для регистрации. Профессор Ли дал мне для сопровождения помощника - студента Костю. Это был толковый, умный парень, хорошо говоривший по-русски. Он уже учился на последнем курсе университета, готовился поступать на работу, сдавать экзамен в одну из больших и известных корейских фирм "Лотте" ...Позже я узнал, что он поступил в эту фирму, но вскоре ушел с работы, так как ему представилась возможность продолжить учебу в Канаде - совершенствовать знание английского языка, и он после небольших колебаний решил поехать. Надо заметить, что это вообще характерно для корейской молодежи, которая не упускает возможности получить образование за границей, в престижных учебных заведениях - благо, молодым помогают в этом родители...
От университета до Сеула и в самой столице мы со своим спутником сменили несколько видов транспорта . Сначала на автобусе 15-20 минут - до железнодорожного вокзала, "терминала". Автобус непривычно резко тормозил на остановках -так что приходилось крепко держаться за поручни, чтобы не упасть; к тому же пассажиров оказалось неожиданно много, особенно школьников,- как видно, у них только кончились занятия и они возвращались домой...
На вокзале мы узнали, что "простого" поезда надо ждать долго и решили ехать на экспрессе, вроде нашей "стрелы".Удобные, откидывающиеся кресла, места только сидячие. Через час мы оказались уже в Сеуле. Спустились в метро, там - яркое, дневное освещение, тоже весьма многолюдно. Стоимость билетов разная- в зависимости от того, до какой станции едешь. Разобраться в паутине линий и "узлов" под силу только хорошо знающему человеку. Вместо наших привычных жетонов - карточки с магнитной полоской; билеты следовало сохранять до конца проезда, на выходе сдавать. Сели в большие, хорошо освещенные вагоны; сиденья обиты бархатом темно-вишневого, синего, ярко- желтого цвета - очень напоминали кресла в Большом театре...
Несколько пересадок - и вот мы вышли на поверхность. Жарко, душно. Я уже устал, хотя признаваться в этом мне не хотелось. Наконец, подошли к зданию эмиграционной службы. Как и везде, обращает внимание чистота, порядок, четкость в обслуживании. Я заполнил бланк, заплатил деньги за марки -ну, кажется, все идет своим чередом. Вдруг - стоп! - видно, сглазил: служащий внимательно всматривается в мой паспорт, о чем-то спрашивает, обращаясь к Косте. Тот объясняет что-то, но я вижу, что дело застопоривается и, похоже, основательно. Я спрашиваю Костю, в чем дело; он смущенно говорит, что, оказывается, регистрироваться я должен не в Сеуле, а в другом городе - Тэжоне. Как же так ? Мой помощник старается дозвониться до профессора Ли, посоветоваться с ним, как быть, но того нет дома...
Все, ничего не поделаешь - от ворот поворот, приходится возвращаться не солоно хлебавши. Досадно, что такая дальняя поездка - и зря! А главное - еще придется тащиться куда-то в другой город. Кстати, что это за город - Тэжон, где он расположен и как туда добраться? Все это я представлял себе смутно. Но Костя как мог успокоил меня, подбодрил. Он видит, что я устал и огорчен тем, что неудача может отодвинуть оформление документов моей жены. Обратная дорога кажется еще более утомительной и долгой...
...Следующие два дня -это был конец сентября - всенародно чтимый и широко, повсеместно отмечаемый в Корее праздник -Чхусок, праздник урожая и одновременно благодарения предкам. В этот праздник все едут к своим родителям в деревню, к местам захоронения родственников. Профессор Ли со всей своей семьей тоже собрался в дорогу; он берет и меня с собой...
- Сегодня надо лечь пораньше, завтра рано вставать ,- сказал он.- На дорогах будут большие...пробки,- озабоченно добавил он и нахмурил лоб...
Спал я на полу, в комнате было жарко, как я ни открывал окна; поэтому выспался неважно. Проснулся в шестом часу, однако хозяева уже бодрствовали. Собрались в дорогу, позавтракали. В машине нас пятеро - профессор с женой, двое мальчиков и я . Уже через час езды начались пробки, а точнее говоря - одна большая, непробиваемая пробка . Машины больше стояли в ожидании, чем двигались ,- словно в замедленной съемке. Расстояние до деревни родителей всего около пятидесяти километров напрямую. По такой широкой, многополосной дороге, по которой мы ехали, не больше одного часа, если бы не эта злополучная пробка...
Машины съезжались, стекались со всех сторон, как ручьи в одну реку. Профессор Ли и его жена - оба хорошие водители. Они искали объездные пути, старались миновать заторы, в какой-то момент, казалось, им это удавалось. Но не проходило и пяти минут, как снова все движение впереди, на всем обозримом пространстве, замирало и останавливалось. Сыновья профессора уже вдоволь наигрались между собой, немного поспали (они тоже встали очень рано), уже дважды сменились у руля профессор и его жена. Мы неоднократно принимались за еду, напитки, в дороге нам предлагали фрукты, виноград - я тоже не отказывался. Иногда мы выходили из машины и шли рядом, обгоняя ее; потом она догоняла нас, и мы снова садились на свои места. Меня разморило, было жарко, душно, хотелось спать, я с трудом сопротивлялся этому желанию.
Мы приехали в поселок около трех часов дня. Посчитал: в пути мы находились больше семи часов! Только теперь я по-настоящему понял, что такое пробка и в какое уныние способна вогнать возможность оказаться в такой дорожной ситуации, как эта. Поистине, пробка с некоторых пор, видимо, стала одной из больших проблем в Южной Корее. Машина наша, которая могла без особого напряжения ехать со скоростью 150 километров в час и больше, вынуждена была продвигаться, как черепаха. В самом деле, если разделить 50 на 7, то получится, что в час мы ехали со скоростью чуть больше 7 километров! Скорость, малая даже для велосипедиста ; да что там - ведь это почти скорость пешехода!
Принимали меня прекрасно. Гостеприимство у корейцев, как уже говорилось, в крови. На столе чего только не было ! Но я мог есть далеко не все и нажимал на то, что мне было хорошо знакомо ,- на виноград, фруктово-овощной салат, варенье, молоко, хлеб. Этого, впрочем, было вполне достаточно, родителям же профессора все казалось, что я голоден и ничего не ем. Ну, почти как у русских, тут мы, пожалуй, схожи нашим хлебосольством. Меня спрашивали обо всем, я отвечал, как мог, роль переводчика выполнял при этом, конечно, профессор...
После ужина мне показали видеофильм о праздновании 60-летия отца профессора. Этот юбилей у корейцев отмечается особенно торжественно, хотя на пенсию они уходят пятью годами позже. Фильм длился около часа, он показался мне очень интересным и поучительным. Речи, песни, танцы - одним словом, многое, как у нас. Но, пожалуй, больше ощущается традиция, уважение к старшим, к родителям, у нас это как-то в последнее время уходит, стирается. Минимум спиртного, никто не напивается; вообще здесь пьют, как я заметил, умеренно, значительно меньше, чем у нас, особенно крепкие напитки. Я и на улицах крайне редко встречал пьяных. Помню, за несколько месяцев всего лишь один раз (было это на железнодорожном вокзале) ко мне пристал пьяный кореец, привлеченный моим иностранным видом, но вскоре и отстал, не причинив мне никакого вреда...
На следующий день праздник Чхусок продолжался. С утра - праздничный завтрак, которому предшествовал особый традиционный ритуал поклонения предкам. Совершал этот ритуал хозяин дома, отец профессора. Хозяин говорил какие-то слова, производил непонятные мне действия - видимо, обращался к духам, приглашал их на праздник. Профессор, его дети тоже участвовали в этом ритуале. Было торжественно... Примерно минут через двадцать-тридцать ритуал был закончен, и все, в том числе гости, расселись за праздничным столом.
Через час родственники собрались ехать на место захоронения предков. Шел дождь, и я остался дома. К тому же я решил, что едва ли следует вмешиваться постороннему человеку в такие интимные минуты праздника. Днем, когда вернулись с кладбища, профессор спросил, не хочу ли я позвонить домой, в Москву, жене. Я, конечно, был рад, но спросил, а не сложно ли звонить в такую даль отсюда- ведь придется куда-то ехать или идти ?...
-Зачем? Не надо никуда ехать ,- улыбнулся он. Он что-то сказал по-корейски своему отцу, тот коротко кивнул, повернулся, взял трубку телефона, который стоял тут же, на столе, и протянул ее мне.
-Звоните, -сказал профессор. -Это радиотелефон.
Я уже, кажется, разучился удивляться здесь многому, но тут... Небольшой поселок, в стороне от Сеула и других городов, а оказывается, и отсюда можно позвонить в любую точку мира, набрав десяток цифр. Дрожащий от волнения, радостный голос жены был слышен так, как будто она находилась где-то совсем рядом, за перегородкой. Теперь-то и нас не удивишь всеми этими чудесами техники, но всего несколько лет назад все это было для меня в диковинку...
Возвращаться решили засветло, и часа в два, хорошенько пообедав, мы отправились в обратную дорогу. На этот раз она не была столь долгой и трудной. Часов в семь вечера - было еще светло -я был водворен на свое законное место в общежитии, профессор же с семьей продолжили путь к себе домой...
Лежа один на своей постели, я долго не мог уснуть, перебирая впечатления двух последних дней. Длинная и, хотя утомительная, но интересная, удивительно красивая, дорога через горы, в глубь страны, знакомство с добрыми, трудолюбивыми людьми, - это и многое другое взволновало, освежило душу, наполнило ее радостным настроением, которое оставалось у меня и в последующие дни...
С самого начала все, не считая некоторых мелочей, нормально устраивалось, налаживалось, и грех было жаловаться. Но сердцу не прикажешь - попискивало иногда ретивое, все чего-то ему не хватало. Так ведь ясно же чего - своего, родного, и прежде всего русского слова, русской речи.
У нашего замечательного писателя Владимира Короленко есть произведение, которое я прочитал давно, еще в школьные годы, и которое мне запомнилось. Русские от бесхлебья и голодухи едут на заработки в Америку, и писатель воочию показывает, как тяжело жить и приспосабливаться в чужой стране с ее обычаями и порядками. Но труднее всего - "без языка" (книга эта, если не ошибаюсь, так и называется), без возможности общаться; да, тяжелее всего эта невольная немота...
Мое положение, конечно, было несравнимо с тем, о котором писал Короленко. Я не мог пожаловаться на невнимание к себе, на плохие материальные условия. Да и "безъязыкость" моя была относительная - ведь я все же общался на русском языке с преподавателями, со студентами, худо-бедно мог объясниться и по-английски. Так что о немоте в строгом смысле слова говорить не приходилось. И все же недостаток полноценного общения на своем родном языке, дефицит свободной речи в сочетании с недостатком информации создавали определенный дискомфорт, и порой весьма ощущавшийся. Нет, это не блажь, как кому-нибудь может показаться, а реальная проблема, прежде всего психологическая, о которой нельзя забывать.
И поэтому как глоток родниковой воды, как драгоценный подарок я принимал самую малую весточку " с того берега", с родной земли, что осталась "за холмом". Этой весточкой мог быть и куплет какой-нибудь немудрящей , запетой песенки, и интервью с каким-нибудь нашим артистом или художником, который иногда мельком проходил в местных новостях. Это могла быть какая-нибудь радиопрограмма, которая доставала до Сеула и то передавала очередную сводку с Чеченской войны, то заливалась голосом бесшабашной Маши Распутиной. До сих пор слышится мне приятный и отчетливо доносившийся голос Ирины Наместниковой из программы "Юность", которую мы слушали каждый вечер. Любая весточка из дома была дорога - тем более в первое время, когда еще не была налажена связь с друзьями и коллегами и отсутствовали другие источники информации...
Вспоминается один эпизод. Шла уже третья неделя моего заграничного житья-бытья. Я по-прежнему жил в общежитии один-одинешенек и, откровенно говоря, мало-помалу хандрил, особенно по вечерам. Пойти было некуда, по телевизору все передачи, естественно, были на корейском ,такое "кино" быстро утомляло, и я замечал, что это только усиливало ощущение одиночества...
Было воскресенье, часов одиннадцать утра; стояла прекрасная погода, ярко светило солнце. Я спустился на первый этаж общежития, чтобы погладить рубашку. Я попросил утюг у дежурного (объяснение происходило на языке жестов, и довольно успешно), расположился за столом и одним глазом поглядывал на телевизор, который находился в другом углу холла. Шла какая-то спортивная передача , перед экраном сидели несколько студентов, но вскоре они ушли. Я уже закончил гладить и собирался пойти выключить телевизор, как мое внимание (скорее, сначала мой слух) зацепило что-то знакомое, какой-то знакомый мотив. Я невольно напрягся, всмотрелся в экран телевизора - и вдруг меня словно что-то кольнуло от нечаянной радости. Бог ты мой, так ведь это красноармеец Сухов из хорошо известного и любимого у нас фильма "Белое солнце пустыни"! Да уж не обознался ли я, подумал я про себя и даже протер глаза. Как он мог сюда залететь ? Смотрю, слушаю и глазам своим не верю. Действительно, он самый, ироничный и серьезный, веселый и грустный красноармеец Сухов, с его знаменитой присказкой "Восток -дело тонкое". Прав, прав Сухов, восток, действительно, дело тонкое, это и я теперь мог подтвердить...
На экране говорили, пели - и все по-русски. Так просто, так естественно, а меня пробирало едва не до слез. Я и не знал, что могу быть таким чувствительным, таким сентиментальным. Минут пять всего длилось это наваждение, а показалось - целая вечность. Потом снова заговорили на незнакомом языке, и я опять вернулся в реальность...Я понял, что это была передача о русском кино и в ней шла речь о фильме "Белое солнце пустыни". Вот так посетил меня в моем далеком заграничье красноармеец Сухов и, кажется, стал он мне с тех пор еще роднее и ближе, чем раньше.
12.
Итак, после моего месячного анахоретства в общежитии ко мне приехала жена (бедняга, она так переволновалась за это время, что даже похудела и осунулась , и я ее едва узнал в аэропорту), и мы с ней вдвоем поселились в квартире в городе Чонан, в сорока минутах езды на машине до университета - места моей работы.
Санжук-вилла - так теперь называлось наше новое обиталище. Вилла - это сравнительно небольшой четырехэтажный дом, в котором всего десять-двенадцать квартир. Мы расположились на третьем этаже. В нашей квартире было три комнаты разных размеров, не считая кухни и прохожей, большой лоджии с одной стороны и хозяйственного помещения - с другой. Признаться, такой просторной и удобной квартиры мы не ожидали, хотя нам еще в Москве говорили, что по южнокорейским стандартам профессору университета положена не менее чем двух- трехкомнатная квартира. Так оно и оказалось... Впрочем, следует заметить, что вообще-то квартирная проблема в Корее достаточно острая, жилье дорогое; но сейчас идет речь об отношении к приглашаемым иностранным преподавателям .Мне в этой связи пришел на память рассказ моего друга и коллеги профессора Ли о том, каких мытарств и хлопот стоило ему получение однокомнатной квартиры во время его стажировки в Москве. Эту квартиру обещали ему по договору, но почти полгода тянули, вымогали деньги....
Как нам объяснили, за квартиру платит хозяину университет, а это расходы немалые... Самим нам пришлось оплачивать малую долю, и в основном за энергию - керосин, газ, электричество. Пищу корейцы готовят на газовых плитах, керосин-бензин нужен для отопления помещений - делается же это при помощи бойлерной, которая имеется в каждой квартире ...И тут вновь признаюсь : когда мне сказали, что отапливать квартиру придется керосином, то я затосковал. В моем воображении опять встали знакомые картины прошлого: допотопные керосинки, керогазы и прочие изделия отечественной промышленности, копоть от них, неуничтожимый запах... И мне со всем этим придется возиться? И можно ли керосином натопить большую квартиру, не придется ли замерзать зимой?
Но все и на этот раз оказалось не так страшно, как я себе представлял. Ничего похожего на наши старые послевоенные керосинки и даже нынешние дачные отопительные системы -корейские бойлерные работают на электронике, они надежно отгорожены от жилого помещения и вполне справляются со своими функциями, при минимуме постороннего вмешательства. И бензин, как оказалось, заказывать проще простого. Специальные машины-бензовозки приезжают по первому зову, достаточно глазом моргнуть и назвать адрес через дежурного... Сто или двести литров горючего заливались в бойлерную рабочими быстро и аккуратно; в зимнюю пору этого хватало примерно на месяц, а летом и вовсе на два-три месяца, а то и больше. То же самое было и с газом. Приезжали машины с баллонами, забирали пустой баллон, заменяли его новым, полным. Стоимость газа в несколько раз дешевле, чем бензин... Одним словом, обслуживание оказалось выше всяких похвал - быстро, надежно, без каких-либо трудностей и сбоев. И это при том, отметим, что бензин и газ у Кореи не свои, она не имеет собственных запасов, все привозит из-за границы, и довольно издалека - из Арабских эмиратов и даже из Латинской Америки...
Однако хорошая квартира - это, конечно, много, но далеко не все для нормальной жизни. Нужна хоть самая необходимая мебель, постельные принадлежности. Всего этого в квартире не было. На первых порах нам опять-таки очень помогал профессор Ли . Его жена и домохозяйка дали нам свои матрацы, подушки, одеяла, посуду, даже газовую плиту ( для себя они только что купили новую), которая и прослужила нам весь срок. Позже мы многое из домашнего скарба приобрели сами, но, как говорится, лиха беда - начало, ведь спать, варить еду надо было с первого же дня ,это ждать не может. Нам нужно было время, чтобы осмотреться, привыкнуть к обстановке; так что неотложная помощь профессора Ли и в этом житейском деле была просто незаменима...
И все же обживаться, привыкать к новому образу жизни в первое время было непросто. Так, сначала мы попытались приспособиться спать на полу, без кроватей и матрацев - для корейцев это привычное, освященное давней традицией дело (хотя сейчас многие из них спят на кроватях). Однако не тут-то было. Среди ночи мы просыпались от жесткого ложа и никак не могли уснуть. Мы пытались убедить себя, что на твердом полу спать полезно, что это излечивает от радикулита и других хворей - так считают и сами корейцы. Но на практике у нас почему-то выходило наоборот. По крайней мере, у меня боли в спине не уменьшились, а лишь усилились; я не высыпался. В конце концов, после трех недель сопротивления и попыток научиться спать по-корейски мы сдались и приобрели матрацы (позже дело дошло и до кроватей). И с тех пор облегченно вздохнули и нормально спали. Смешные, мелкие проблемы? Со стороны, может быть, это так и кажется, но когда подобный опыт приобретается буквально собственными боками, то это вовсе не кажется таким уж пустяком. Особенно если не забывать, что нам далеко уже не пятнадцать и даже не двадцать лет и романтическое "с милым рай в шалаше" не смягчало ни ноющих крестцов, ни гудящей от недосыпа головы...
Схожая проблема оказалась также со стульями и со столами - обеденным и письменным. Казалось бы, чего проще : пойди в магазин - и купи то и другое.... Но мебель в магазинах продавалось в основном импортная (из Италии, Франции, Америки) и, соответственно, дорогая. А кроме того, не без основания рассуждали мы, через год-два нам придется покидать Корею и что тогда делать с этой дорогой мебелью ? Продавать - хлопотно, а выбрасывать - жалко. Вот мы и старались первое время обойтись без столов и стульев, но, как и в случае с кроватями, это тоже удобств не прибавляло. Потом мы все же нашли выход из положения : кое-что купили, а в основном "подобрали" бывшее в употреблении...Дело в том, что мебель при переездах здесь, как и в других странах, "выставляется" на улицу, так как в новую квартиру хозяева предпочитают везти новую мебель (благо, имеют такую возможность), - вот мы и воспользовались этой доброй традицией... И так приходилось приноравливаться буквально ко всему.
В Санжук-вилле прямо перед нашими окнами располагался весьма интересный объект для наблюдений - мужская гимназия, школа высшей ступени для юношей 16-18 лет. Без особого труда мы имели возможность прикоснуться к жизни этого мира , который был закрыт для внешнего взгляда. С особым интересом за жизнью гимназии наблюдала моя жена, учительница по профессии, и многое из того, о чем я пишу, основано на ее впечатлениях.
Территория гимназии, довольно большая, была огорожена забором, здание гимназии трехэтажное, столовая - в отдельном помещении. Здесь же находился небольшой парк, две стоянки для личного транспорта : одна для машин преподавателей, вторая, поменьше, - для велосипедов учащихся. Замечу, что и в университете, где у некоторых студентов были машины, также соблюдалась определенная иерархия, так что студенты не имели права ставить свои машины там, где парковались преподаватели...
Однако вернемся к гимназии. Недалеко от здания находился небольшой стадион, который никогда не пустовал. Помимо раздевалки около стадиона помещались мастерские по труду ;мы видели с женой, как там молодые люди выполняли какую-то работу под руководством старших... Гимназия - исключительно мужское царство. Появление здесь женщин, по моему наблюдению, было крайне редким, лишь иногда, бывало, промелькнут то ли уборщица, то ли работница столовой. Впрочем, моя жена еще более категорична : она утверждала, что за весь месяц вообще не видела на территории гимназии женщин. Как бы то ни было, действительно, практически все здесь, как уже говорилось, делалось руками мужчин - учащихся и преподавателей.
Перед занятиями каждый раз проводилась обязательная уборка территории школы. Малейшее нарушение не оставалось без наказания, нарушителю для начала делали внушение, которое он покорно выслушивал. Наказания, как мы могли наблюдать, были разнообразные. Так, одного ученика дежурный учитель заставлял тут же, во дворе школы, делать физические упражнения, отжиматься от земли; другой должен был убирать мусор, бумажки. У каждого учителя, как видно, был свой стиль и свой набор наказаний. Одни явно либеральничали, другие же, наоборот, не допускали поблажек провинившимся, проявляя служебное рвение. Наше внимание, в частности, привлекло довольно выразительное и характерное наказание - удары костяшками пальцев по голове учащегося. В другой раз этот же учитель использовал линейку, которой он несколько раз ударил по коленям провинившегося. О подобных наказаниях в школе, впрочем, судя по всему, носивших больше символический характер, мне позже рассказывали и студенты. При всей строгости и дисциплине, к которой приучают в корейской школе, юноши не выглядели забитыми. И шалили они, и опаздывали на занятия, как во всем мире, и норовили проскользнуть мимо учителей, чтобы не быть наказанными, и прыгали через забор - тоже, как везде...
Как мы могли заметить, большое внимание в гимназии уделялось физическому воспитанию. Утром учащиеся занимались физкультурой прямо перед зданием, а днем много времени проводили на стадионе. Учебные занятия продолжались допоздна, некоторые молодые люди задерживались до восьми, а то и до десяти часов вечера. Во время перемен радостное оживление царило особенно у столовой. У двери всегда толклись стайки ребят, но никаких драк никогда не возникало, все было мирно и спокойно. Отмечу еще раз, что за все время мы не видели у юных корейцев каких-либо проявлений агрессивности, злобности; необходимый выброс энергии происходил у них на стадионе и носил, я бы сказал, доброкачественный характер....
Наблюдать за жизнью женской гимназии у нас не было возможности, но мы нередко встречали на улице девочек-гимназисток. Все они, как и мальчики, были одеты в строгую форму - видимо, считается, что им еще рано привлекать к себе внимание и следует думать только об учебе...
13.
У меня не было достаточного опыта преподавания русского языка иностранцам, если не считать индивидуальных занятий в Москве, и то довольно случайных, эпизодических. Но я получил в свое время базовое педагогическое образование, работал несколько лет в русской школе, преподавал английский язык (это входило в мою специальность), и хотя было это давненько, практику я получил неплохую. За свою жизнь я приобрел немало и другого опыта, в том числе "руководящего", который, конечно же, оказался крайне ценным при общении с людьми вообще, в том числе в умении владеть аудиторией самого разного характера. Наконец, весьма полезным в моем положении было знание английского языка, хотя оно и оставляло желать много лучшего .
Всего этого, впрочем, оказалось достаточно для того, чтобы уже недели через две между мною и студентами установились хорошие отношения, дружеское расположение. С первых же дней корейские юноши и девушки привлекли меня своей открытостью, тягой к общению, в том числе неформальному, искренностью. С их стороны я почти не чувствовал каких-либо недобрых чувств, а наоборот, ощущал постоянное желание оказать мне помощь, всячески поддержать. Во время перерывов, между занятиями, студенты приносили мне кофе, напитки, и это такое простое выражение уважения к преподавателю , кстати, общепринятое в их среде, выглядело столь сердечным и искренним, что мне даже не приходило в голову не принять их дара...
Естественно, что далеко не все студенты, особенно на первом курсе, хорошо понимали меня. Видимо, им было трудно привыкнуть к особенностям моего произношения, хотя я старался говорить как можно медленнее и отчетливее. Но они и не сердились на меня, не раздражались, не предъявляли ко мне своих претензий; больше того - они всю вину за непонимание иностранного профессора брали, как видно, на себя. На их благорасположение я старался ответить тем же. Сближение происходило с двух сторон...
В основном, как я уже сказал, наше общение не отягощалось особыми проблемами , и мы, как правило, находили общий язык. Однако все же порой без огорчений и недоразумений не обходилось...Так, я знал, что студенты делятся своими впечатлениями обо мне с профессором Ли, видимо, высказывают ему свои суждения, пожелания о занятиях. И это было естественно. Во-первых, профессор Ли был непререкаемым авторитетом для них - и не просто преподавателем, а чем-то вроде "гуру". Во-вторых, он и формально официальное лицо - заведующий отделом, так что к кому же, как не к нему, следовало обращаться со своими проблемами и вопросами студентам? Так вот, профессор Ли мне не раз говорил, что студенты хорошо приняли меня, он и сам был рад этому, так как являлся инициатором моего приглашения в университет и ему было небезразлично, как сложатся мои отношения с его подопечными. Как я узнал, студентам нравилась моя доброжелательность (а она была естественной) и серьезная подготовка к занятиям (а я в самом деле старался не приходить на занятия без подготовки, и этого, как оказалось, тоже не спрячешь), моя доступность в общении. Мне была передана очень лестная характеристика, которую студенты дали мне в своих устных и письменных отзывах ( периодически в университете проводились анонимные опросы о преподавателях, о чем я узнал позже).Не буду лукавить, меня все это очень радовало. Но случались , как я уже сказал, и огорчения...
Однажды вечером, когда я жил еще в общежитии и в свободное от занятий время прогуливался по студгородку, со мной встретились две студентки; мы поздоровались, я остановился. Несколько минут мы поговорили; они спрашивали меня, как я устроился, как себя чувствую, когда приедет моя жена. Но поскольку мы пытались говорить по-русски и я видел, как трудно приходилось моим собеседницам, темы довольно быстро были исчерпаны, и мы стали прощаться. Тут девушки, как мне показалось, из вежливости спросили, не нужна ли мне какая помощь. Я же, чтобы не мучить их дальше, сказал, что нет, не надо, спасибо...А на следующий день я с удивлением узнаю, что студентки рассказали о нашей непродолжительной беседе профессору Ли и выразили неудовольствие тем, что я ...не захотел воспользоваться их предложением помощи. Профессор сказал мне об этом деликатно, без видимого упрека, но мне, признаюсь, было неприятно это услышать. И дело даже не в том, что девушки, с которыми мы любезно обменивались улыбками, решили пожаловаться на меня, а в том, как легко, оказывается, может возникнуть недоразумение - как говорится, совсем на пустом месте. Выходит, предложение студенток следовало понимать как желание продолжить разговор, еще немного попрактиковаться со мной в русском языке - я же , поняв их буквально, отказал им в этом благородном намерении.... Нечто похоже бывало порой и позже...
Скажу еще несколько слов об учебниках русского языка для иностранцев - это довольно острая и больная проблема.. Прежде всего, они безбожно отстали от тех реалий, в которых живет современная Россия. Тексты двадцати-, а то и тридцатилетней давности сегодня вызывают вполне понятные чувства у студентов... Устарелые тексты, данные, названия давно несуществующих общественных институтов, отсутствие сведений обо всем том, что произошло в последнее время в нашей стране и о чем, конечно, корейцы знают, хотя и не в полном объеме ,- все это не только не помогало обучению, а лишь мешало. Это был тот самый классический случай, когда жизнь опережала учебники. Изучать же современный русский язык как мертвую латынь - что может быть нелепее?
Впрочем, надо отдать должное, авторы некоторых переизданий старались всеми силами исправить положение, внося необходимые изменения; однако делалось это торопливо и порой механически, неуклюже ,-так что невооруженным глазом были видны следы этих переделок, швы. Появились уже и новые учебники для иностранцев ( некоторые из них я купил, готовясь к поездке в Корею), однако их качество в основном оставляло желать лучшего. Оно и понятно: готовились такие издания на скорую руку, часто не специалистами и потому серьезным подспорьем в практической работе быть не могли. Но я довольно быстро сориентировался и через некоторое время, как мне казалось, уже сам бы мог написать пособие для занятий со студентами. Одним словом, от скуки на все руки...
Санжукский период нашей жизни продолжался всего месяц, потом мы переехали на другое место жительства ;но по плотности впечатлений этот месяц оказался едва ли не самым насыщенным.
14.
В ноябре были первые экзамены. Я беседовал со студентами, спрашивал, как они будут проводить зимние каникулы - а они здесь продолжаются до марта, два с лишним месяца. Трое милых, симпатичных девушек сказали, что они вместе поедут в Россию , будут жить в общежитиях МГУ- у наших на этот счет есть договор с корейцами. У девушек уже и билеты в кармане, уезжают они в конце декабря, на Рождество. У них, конечно, хорошее, праздничное настроение; остается только пожелать им доброго пути.
Однако, как выяснилось, далеко не все могут позволить себе такую поездку; по моим подсчетам, это три-четыре тысячи долларов на каждого. Вот тоже скромный и чем-то симпатичный мне паренек - Андрей. Знанием русского языка он пока не блещет и именно ему поездка в Россию была бы очень полезной.
- Как ты проводил свои летние каникулы ?- спрашиваю я его.
Он неторопливо, словно нащупывая слова, отвечает:
-Немножко...работал.
-А что ты будешь делать в зимние каникулы? - задаю я ему следующий вопрос.
Он опять задумывается, с трудом подбирает слова :
- Тоже буду работать...помогать...
-А кем ты будешь работать? -допытываюсь я . И снова муки в поисках слов.
-Селлер...а-а...продавец,- вспоминает он английское, а затем и русское слово.
-Продавец...пан,- добавляет он. "Пан" по-корейски значит "хлеб". Я пытаюсь подбодрить его :
-Продавец хлеба?
-Йе, йе,- радостно подхватывает Андрей и кивает головой.
Так, на смеси английского, корейского и русского иногда и приходилось объясняться Ну, ничего, все равно понятно...
-А ты хотел бы поехать на каникулы в Россию, в Москву?- зачем-то спрашиваю я студента.
-В Москву? - переспрашивает он,- В Россию? Йе,йе, конечно. Больше я его ни о чем не спрашиваю - все и так ясно...
А вот еще один студент -Виктор, серьезный, немного даже мрачноватый, он активно интересуется политикой, посещает какой-то молодежный кружок .
-О чем вы там говорите с друзьями? - спрашиваю я его.
- Об одной Корее,- отвечает он и тут же поясняет :
- Сейчас у нас есть две Кореи - Южная и Северная. А мы за то, чтобы была одна Корея...
Тоже все ясно.
- А у вас многие так считают?-
- Да. Многие, -говорит Виктор убежденно.
- А есть те, кто против?- продолжаю я допытываться .
- Есть, но это...фашисты...- неожиданно произносит он.
-У вас есть фашисты?- с удивлением спрашиваю я.
-Да, есть, они против одной Кореи,- говорит студент , лицо его серьезно и озабоченно.
-И много? - не отстаю я.
-Нет, не очень... - Студент слегка улыбается, видимо, устав от напряженного, сложного разговора о политике. Говорит Виктор по-русски неважно; я вижу, что и домашнее сочинение ему кто-то явно помог написать .
- Я хочу хорошо говорить...русский язык,- объясняет он.
И я охотно верю ему ; я вижу, что интерес к русскому языку у него больше, чем обычный интерес к возможному бизнесу с русскими. Но он часто пропускает занятия, и я боюсь, что его увлеченность политикой, общественными делами помешает ему в занятиях. Так потом и оказалось...
Третий студент - Костя (это он сопровождал меня в поездку в Сеул для регистрации), в отличие от предыдущих, уже довольно прилично говорит на русском. Я как-то сказал ему, что очень страдаю от недостатка информации из России, и он на экзамен принес мне вырезку из корейской газеты .