Ахматова Анна: другие произведения.

Корейская классическая поэзия в переводе Анны Ахматовой

Сервер "Заграница": [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Помощь]
  • Комментарии: 5, последний от 10/10/2013.
  • © Copyright Ахматова Анна (han1000@yandex.ru)
  • Обновлено: 09/12/2004. 130k. Статистика.
  • Обзор:
  • Оценка: 6.87*9  Ваша оценка:

    КОРЕЙСКАЯ КЛАССИЧЕСКАЯ ПОЭЗИЯ

    Перевод Анны Ахматовой

    Государственное издательство художественной литературы

    Москва 1958

    Общая редакция, предисловие и примечания А.А.Холодовича

    ПРЕДИСЛОВИЕ

    Сведения об устном творчестве корейского народа восходят к первым векам нашей эры. В эпоху древности Корея не имела не только своей, но и заимствованной письменности. Поэтому основным источником сведений об этой стране служат письменные памятники великого соседа Кореи - Китая. В китайских исторических хрониках мы находим описание нравов, обычаев и устного поэтического творчества племен и народов, населявших Корейский полуостров на заре нашей эры. Судя по описаниям, это была календарная обрядовая поэзия, связанная своей тематикой с земледельческим бытом. Но каковы были содержание и форма этой обрядовой поэзии, нам неизвестно. Китайские исторические источники содержат довольно подробный перечень названий песен, указывают условия, при которых они исполнялись, но тексты песен в этих источниках не приводятся.

    Более точные сведения мы имеем о корейской поэзии периода образования на Корейском полуострове централизованного государства Силла (VII-X вв.). К VI веку относятся первые попытки корейцев использовать китайские иероглифы для записи слов родного языка. С этого времени корейская поэзия на родном языке перестала быть только устным творчеством. В 888 году Ви Хон и Тэ Гю составили сборник поэзии под названием "Самдэмок". О нем упоминает автор "Истории трех королевств" (1145) Ким Пу Сик. Но уже Ким Пу Сику этот сборник был известен только по названию. До нас дошло двадцать пять поэтических произведений этого периода. Записанные самым несовершенным способом, они все же дают некоторое представление о характере корейской поэзии того времени. Четырнадцать стихотворений приведены в "Преданиях о трех королевствах", составленных буддийским монахом Ирёном (1206-1289). Одиннадцать помещены в "Житии Кюнё" (1075). Это так называемые "сайнай" - "родные песни" или "песни Силла". Ныне они известны под названием "хянга".

    К сожалению, собирателями песен оказались буддийские монахи. Это сказалось на подборе стихотворений: многие из них содержат мотивы, навеянные буддизмом. И все же ряд произведений имеет явно народный характер. Примером может служить песня "Чхоёнга", которая позже была развернута в своего рода драматическое представление, разыгрывавшееся рядом действующих лиц (сам Чхоён, бес лихорадки, его слуги, хор) вокруг маски. Это произведение читатель найдет в настоящем сборнике.

    Продолжением древней поэзии эпохи Силла является поэзия эпохи Корё (X-XV вв.). Она известна нам всего по двадцати стихотворениям, дошедшим до нас в поздних записях. По этим произведениям мы можем судить о том, что поэзия того времени носила явно ощутимый фольклорный характер. В первом разделе книги представлено четыре произведения этой эпохи. "Зеленые горы" - песня о тяжелой доле крестьянина; "Согён Пёльгок" - плач девушки, покинутой возлюбленным, "Чхоёнга" - обрядовая песня, о которой говорилось выше, и "Тон-дон". Особо следует остановиться на последнем произведении. Оно написано в излюбленной для корейской народной поэзии форме "двенадцатимесячного цикла" (так называемая форма "вольлён"). Произведения этого рода были своеобразной поэтической темой с вариациями: бралась какая-либо тема (например, тема неразделенной любви), и на эту тему писалось двенадцать стихотворений, приуроченных к каждому месяцу года. Тема варьировалась применительно к тем или иным событиям в жизни человека или явления природы, которые характерны для каждого месяца. Популярности этой народной формы была настолько велика, что даже в XVIII веке Чон Хак Ю, сын известного "реалиста" (Реализм - идейное течение в Корее, боровшееся с конфуцианским лжеучением и противопоставлявшее ему реальное знание, подлинную науку.) Чон Як Ёна, написал "Похвалу земледелию в стиле вольлён".

    В XV веке в истории Кореи произошли два события первостепенного значения: в 1403 году был изобретен первый в мире наборный металлический шрифт для печатания, а в 1443 году была создана корейская национальная письменность, вполне самобытная, глубоко оригинальная по своему характеру.

    1443 год был переломным в истории корейской поэзии. С этого времени корейская поэзия перестала быть преимущественно устной. Она стала преимущественно письменной.

    *****

    Классической формой корейской поэзии XV-XVII веков является короткое стихотворение, трехстишие, по-корейски "сичжо" (третий раздел настоящего сборника). Впервые это наименование появляется в антологии корейской поэзии "Неувядаемые слова страны зеленых гор" (см. ниже). Точный смысл слова неясен. Одни толкуют его в смысле "поэзия времен года", другие как "современные напевы" в противоположность "напевам классическим", древним. Но как бы ни толковать значение слова, во всех случаях оно остается техническим термином для обозначения особой формы корейского стиха.

    Форма сичжо представляет собой трехстишие, каждый стих которого разделен цезурой на два полустишия. Каждое полустишие, за исключением пятого, имеет две стопы; пятое полустишие трехстопно. Стопы неравносложны, и все-таки сичжо - это не свободный стих, так как каждое полустишие имеет определенное (хотя и колеблющееся в известных пределах) число слогов.

    Стихи, написанные в форме сичжо, не читались, а исполнялись в сопровождении музыкального инструмента. Отсюда деление сичжо по декламационной манере, по мелодике на три вида: драматический, энергично-мужественный и лирический.

    Темы, которые нашли выражение в сичжо, многообразны. Тем не менее для разных периодов времени существует своя характерная тематика, которая накладывает на каждое сичжо отпечаток породившей его эпохи.

    Первый период (XV в.) - это период утверждения новой династии Ли (1392-1906), начало которого примерно совпадает с освобождением от монгольского ига (1369), с успешной борьбой против японских морских пиратов, терроризировавших население прибрежных районов Кореи. Этот период ознаменовался рядом крупных преобразований и культурными событиями первостепенного для Кореи значения. Достаточно упомянуть об изобретении наборного металлического шрифта для печатания и о создании корейской письменности. С этим периодом, естественно, связано развитие дифирамбической поэзии, образцом которой может служить "Ода летящему дракону" - первый корейский литературный памятник, записанный с помощью новой корейской письменности (1445) и представляющий собою прославление новой династии и ее зачинателей.

    Защита рубежей родины от иноземцев, утверждение мира и спокойствия в стране, поддержка новой династии, выступившей с рядом преобразований, и осуждение обреченной историей прежней династии Корё - таковы основные темы и мотивы поэзии XV века, нашедшие отражение в стихах Нам И, Ким Чон Со, Чон То Чжона, Ли Чи Вана, Пак Пхэн Нёна и других.

    Эти поэты сами были активными участниками всех политических событий того времени, крупными гражданскими и военными деятелями. Так, например, Нам И был крупным военным деятелем 60-х годов XV столетия; уже в возрасте двадцати шести лет он занимал пост военного министра. Ким Чон Со, прозванный "большим тигром", - автор глубоко патриотических стихотворений, - был крупным военным деятелем 50-60-х годов XV столетия; отвоевав у чжурчженей северо-восточные районы Кореи, он зарекомендовал себя способным администратором на посту генерал-губернатора во вновь присоединенных районах, способствовавшим колонизации этого пустынного края. Сон Сам Мун обессмертил свое имя созданием корейского национального алфавита.

    Идеологической основой нового режима было конфуцианство, философское обоснование которого в работах крупного философа средневекового Китая Чжу Си было целиком воспринято корейской интеллигенцией того времени. Некоторые идеи конфуцианства развиваются и в поэзии того времени; эти идеи используют как сторонники, так и противники нового режима, например крупный философ конца XIV века Чон Мон Чжу.

    Существенно изменяется тематика сичжо в следующий период, который датируется XVI - первой половиной XVII века. Этот период был особенно тяжелым в истории Кореи: война с вторгнувшимися ордами японского диктатора Хидэёси (1592-1598) и война с маньчжурами (1636) потрясли Корею. Войны разорили страну, обострили противоречия феодализма, которые давали о себе знать уже задолго до этих войн. Острая политическая и идеологическая борьба раздирала верхи корейского общества. Лучшие представители образованной его части, сами принимавшие активное участие в этой борьбе, испытывают глубокое разочарование. В области поэзии это разочарование отразилось в творчестве представителей "озерной школы" (по-корейски "канхо мунхак", буквально: "литература рек и озер", то есть литература, воспевающая природу). Основным мотивом поэзии этого направления является мотив ухода к природе. Не находя реальных путей к разрешению социальных конфликтов, глубоко понимая бесполезность и никчемность борьбы дворянских групп между собою, поэты этой школы бичуют "глухих" и "слепых", разумея под этим светскую чернь.

    Пусть гром разрушит скал гряду,

    Глухим рожденный не услышит.

    Пусть солнце блещет в небесах,

    Слепорожденный не увидит.

    Да, зрячи мы, наш чуток слух,

    И все же мы слепоглухие, -

    пишет Ди Хван (1501-1570), поэт и крупный ученый-конфуцианец, снискавший себе известность корейского Чжу Си.

    Поэты "озерной школы" отвергают власть, знатность, чины, богатство, призывают к опрощению:

    Я каши ячневой поел

    И овощей отведал ранних.

    Сижу на камне у воды

    И наслаждаюсь бесконечно.

    А всем богатствам и чинам

    Совсем завидовать не стоит, -

    пишет классик этого направления в поэзии Юн Сон До (1587-1642). Ту же тему развивает и Ким Су Чжан:

    Ты облако лазурное лелеешь.

    Мне белоснежное - милей всего.

    Твоя отрада - знатность и богатство.

    Мне по сердцу и бедность и покой.

    И сколько б ни смеялись надо мною,

    Я буду твердо на своем стоять.

    Излюбленной темой этих поэтов становится описание природы, одинокой жизни анахорета, обретшего себе новых друзей - чайку на реке, луну в небесах, сосну на скале, увлеченного необычайным для "высшего света" занятием - рыбной ловлей - и иногда позволяющего себе обратиться к более серьезным вещам: мотыге, чтобы вспахать клочок земли возле своей неприхотливой хижины, да тяпке, чтобы выполоть сорные травы.

    Мне друзья: бамбук зеленый,

    Речка, камень и сосна.

    А когда луна восходит,

    Счастлив я тогда вдвойне.

    И, поверьте, мне не надо

    Больше никаких друзей.

    (Юн Сон До)

    Поэты "озерной школы" ввели в корейскую поэзию пейзаж с особой живописной манерой его изображения и достигли в этом большого мастерства. Особенную известность приобрели классики этого направления Юн Сон До (см. выше) и Син Хым (1586-1628), крупный ученый-конфуцианец и не менее крупный поэт, начавший писать стихи с десяти лет. Уже в четырнадцать лет он снискал похвалу такого литературного мастера и знатока китайской поэзии, как Сон Ми Ро ("Я не способен ничему научить этого юношу!" - воскликнул Сон Ми Ро, когда Син Хым пришел к нему учиться).

    Это направление характерно еще и тем, что в его недрах сложилась особая циклическая форма сичжо: цикл трехстиший, объединенных единой темой или ее сквозным развитием. Так, например, Юн Сон До принадлежит цикл "Пять друзей" и такое классическое произведение средневековой корейской поэзии, как "Времена года рыбака". Ли И (1537-1584) написал цикл, носящий название "Девять излучин Косана".

    Тяжелые войны, которые пережила Корея, выдвинули на первый план патриотическую тему. Особенно отчетливо звучит она у Ли Сун Сина (1544-1598). Выдающийся флотоводец, создатель первых на Востоке бронированных кораблей (так называемые "корабли-черепахи"), прославленный победитель японских орд Хидэёси, он был крупным поэтом. Его единственное стихотворение, написанное на корейском языке (литературное наследство Ли Сун Сина - это поэзия на китайском языке), представляет собою раздумье флотоводца накануне решающего морского сражения у острова Хансандо (в 1598 году Ли Сун Син был убит на флагманском корабле во время боя). Патриотическая тема звучит и в поэзии Ким Сан Хёна и в замечательном стихотворении неизвестного автора, мечтающего о том, чтобы не было больше войн и чтобы люди "перековали мечи на плуги":

    Переделать бы на метлы

    Поскорее все мечи,

    Чтобы вымести отсюда

    И южан и северян.

    А из метел плуги сделать

    И всю землю распахать.

    В конце концов и сама пейзажная лирика "озерной школы" была глубоко патриотичной, прививала любовь к родной природе, к ее красоте. Недаром одна из лучших корейских антологий носит название "Неувядаемые слова страны зеленых гор". Некоторые представители "озерной школы" сами принимали участие в освободительной борьбе корейского народа против иноземных пришельцев (например, упомянутый выше классик этой школы Син Хым).

    Существенно новый этап в развитии корейской поэзии наступает со второй половины XVII века, особенно же в XVIII веке. Ощущение перелома, очевидно, испытывали и современники. Это обнаружилось в стремлении подвести итог предшествующему этапу в развитии поэзии. Такой итог подводится в двух известных антологиях корейской поэзии, вышедших в XVIII веке. Одна из них называется "Неувядаемые слова страны зеленых гор" (1727). Составлена она поэтом Ким Чхон Тхэком. В ней собрано шестьсот восемьдесят семь трехстиший и двести девяносто пять "больших стихотворений" (чанга). Последние представляют собой уже новую форму корейской поэзии, речь о которой пойдет ниже. Это наиболее крупный сборник корейской поэзии средних веков. Другая антология называется "Поэзия страны, лежащей к востоку от моря" (1763). Составлена она поэтом Ким Су Чжаном. В ней собрано около девятисот стихотворений.

    Обе антологии отражают не только прошлый, но и новый этап в развитии корейской поэзии. Их составление совпадает с выходом на историческую арену так называемого третьего сословия, с усилением роли города, с обострением классовой борьбы в Корее, нашедшей свое выражение в ряде крупных крестьянских восстаний, начиная с восстания под руководством Хон Кён Нэ в 1812 году и кончая всемирно известной крестьянской войной "тонхаков" в конце XIX века. В Корее развивается ремесло, торговля, быстро растут опустошенные двумя разорительными войнами города. Если в первой половине XV века столица Кореи Сеул насчитывала сто тысяч жителей, то в первой половине XVIII века в Сеуле было свыше двухсот тысяч человек.

    Все идеологические основы феодализма подвергаются переоценке. В области философии большое значение приобретают те направления, которые стремятся переработать дуалистическое по своей природе учение родоначальника конфуцианства Чжу Си в монистическом духе, подчеркивая материальное начало мира (так называемое "ци"). Старому конфуцианскому лжезнанию передовые мыслители того времени противопоставляют реальное знание. Среди корейской интеллигенции возникает тяга к реальному знанию, нашедшая свое выражение в крупном идейном течении, получившем название "сирхак" (реализм); это течение дало своих астрономов, географов, математиков, историков, экономистов.

    Аналогичные процессы происходят и в литературе. Прославленные составители упомянутых выше антологий Ким Чхон Тхэк и Ким Су Чжан в это время воспринимаются уже как последние могикане некогда мощной "озерной школы". Уже никого не удовлетворяет та тематика, которая была провозглашена корейскими "пейзажистами" как единственно достойная поэзия. Она кажется для этого периода слишком камерной, не актуальной для новых сил, выступивших на историческую арену. Все явственнее в поэзии начинают звучать новые темы. Поэзия приобретает бодрую, жизнерадостную и жизнеутверждающую окраску, проникается духом эпикурейства. Не менее важно и то, что в это время в поэзии появляется человек. Поэта интересуют уже не излучины побережья у Косана, не пейзаж, а излучины души человеческой, ее разнообразные переживания, преступные с точки зрения конфуцианской морали. Так заявляет свои права почти отсутствовавшая в предыдущую эпоху лирическая тема, абсолютно воспрещенная конфуцианством и использовавшаяся ранними поэтами (например, Чон Чхолем) в сугубо символическом плане, когда под возлюбленным подразумевался только король, а под возлюбленной его подданный. Новая эпоха снимает с лирики этот символический налет, освобождает лирику от оков, которые стесняли ее раньше, дает место изображению подлинных чувств. Освобожденное от запрета переживание порою приобретает грубо чувственный характер в такой мере, что из-за слишком откровенного языка лирическое стихотворение превращается в свою противоположность.

    Характерно, что вместе с новой темой в поэзию приходит и новый автор - женщина, как, например, прославленная поэтесса того времени Хван Чин И из Кэсона (в то время Сондо), тонкий знаток китайской поэзии эпохи Тан, одна из высокообразованных женщин того времени, вошедшая в историю корейской поэзии под именем "бессмертной".

    В то же время появляются поэтические произведения и на общественно-политическую тему. Поэты не обходят и таких явлений, как торговля, ростовщичество. Они обращаются к прозе городского быта, окружающей их городской действительности. Освободившийся от конфуцианского мировоззрения человек этого времени чувствует себя как бы вновь родившимся на свет. Перед ним открылся новый, неведомый ему дотоле мир. Он и относится к нему наивно, как ребенок. Отсюда любование и восхищение каждой деталью, наивный анализ действительности, доходящий ло удивления перед каждым новым предметом, увлечение вещью, одним ее названием.

    Многие стихотворения этого времени представляют собою перечни, каталоги рыб, насекомых, растений, наименований кораблей и т.п. Все это кажется поэтическим, достойным того, чтобы о нем говорить в поэтической форме.

    Старая форма камерного трехстишия явно была тесной для этой новой тематики, требующей простора. Поэтому сичжо существенно преобразуется. Это преобразование идет прежде всего по линии принижения роли строки и перехода к непрерывному чередованию ритмически организованных стоп, в основе которых лежит то же самое число слогов, что и в стопе сичжо. Здесь, таким образом, закладываются основы либо для перехода стиха в свободный, что, кстати, характерно и для корейской поэзии двадцатого века, либо для организованной прозы. Известно, что такие выдающиеся произведения начала XIX века, как "Повесть о Чхунян", как раз и написаны такой ритмически организованной прозой. Эта новая форма стиха получила название "чапка" - "сложное стихотворение", или "чанга" - "длинное стихотворение". Стихи, написанные в форме чанга, вошли в четвертый раздел сборника.

    Новый период в развитии корейской поэзии был характерен и еще в одном отношении. Ким Чхон Тхэк и Ким Су Чжан, знаменитые составители антологий корейской поэзии, были вместе с тем по существу последними из известных поэтов, пишущих в форме сичжо. Пан Хё Кван и Ан Мун Ён, составившие в пятидесятых годах XIX века третью антологию корейской поэзии - "Родник поэзии" (в нем помещено 452 сичжо), были, во-первых, эпигонами этой формы, а во-вторых, исключением из общего правила. На самом деле во второй половине XVII и в XVIII веке безраздельно господствует "неизвестный автор" - явление, характерное и для прозы того времени.

    Впрочем, это специфически корейское явление в немалой мере присуще и предыдущей эпохе. Конец XVII и XVIII век роднит с предыдущей эпохой и еще одно примечательное обстоятельство. Это - отсутствие индивидуальных поэтических сборников. Почти все поэты, писавшие по-корейски, представлены только в антологиях. Своих произведений они не печатали. А так как составители антологий отбирали только наиболее значительные произведения, то подавляющее большинство поэтов известно нам по двум-трем, в лучшем случае по пяти-шести сичжо. Все остальное их творчество не дошло до нас. Счастливое исключение составляет творчество классика корейской поэзии XV века Чон Чхоля (1536-1593), писавшего под псевдонимом Сон Кан. Его произведения были изданы в 1749 году в виде отдельного сборника "Сон Кан каса". Два из них, написанные в форме "каса", вошли во второй раздел настоящей книги.

    Безыменность и антологичность корейской поэзии - явления далеко не случайные. Надо иметь в виду, что литературным языком того времени был не корейский, а китайский. Он оставался литературным языком даже после создания корейской национальной письменности. Корейский язык долгое время считался в кругах господствующего класса вульгарным, недостойным того, чтобы выражать им высокую поэтическую мысль. недаром в кругах феодальной интеллигенции его называли "диалектом" китайского языка, а корейскую национальную письменность - диалектальной письменностью. Естественно, что тот, кто прибегал к этому способу выражения политической мысли, предпочитал либо не печататься, либо оставаться неизвестным, тем более что авторами произведений выступали, как правило, крупные государственные деятели, конфуцианцы по образованию и по убеждению. Возможно, что именно отсюда идут и попытки оправдать свое творчество на родном языке "теориями" о китайском (даже просто переводном) происхождении сичжо, попытки явно несостоятельные, поскольку ничего аналогичного в китайской поэзии нет, а переводные сичжо насчитываются буквально единицами и давно выявлены корейскими исследователями. Когда тематика сичжо демократизировалась, когда в сичжо проникли городские мотивы, когда оно отвоевало себе право на лирическую тему, выступать под своим именем стало еще более рискованным. А так как новая тематика пришла в корейскую поэзию в XVII-XVIII веках, то эта эпоха и оказалась эпохой "неизвестного автора". Следует при этом отметить, что Корея все же знает индивидуальные поэтические сборники, и немалое их число. Но все они представляют собой собрания поэтических произведений, написанных на китайском языке.

    Сичжо, а вслед за ним чанга - вполне самобытное корейское явление как по форме, так и по разрабатываемым темам. Но этот вид корейской поэзии испытал несомненное влияние китайской классической литературы. Многочисленные создатели стихов в форме сичжо широко использовали в своих произведениях образы китайской классической литературы, начиная с бессмертного Цюй Юаня, памяти которого в корейской поэзии посвящено немало вдохновенных строк.

    Большой известностью пользовался в Корее гениальный поэт танской эпохи в Китае Ду Фу (712-770). Вскоре же после изобретения корейской национальной письменности, в 1481 году, все его произведения, давно известные корейцам и в подлиннике, были переведены и прокомментированы по-корейски. Все собрание составило двадцать пять томов и было переиздано в первой половине XVII века. Творчество Ду Фу имело в средние века исключительное значение для развития корейской поэзии.

    ***

    Настоящее, второе, издание "Корейской классической поэзии" частично переработано и дополнено новыми переводами. Сборник состоит из четырех частей. В первую часть вошли произведения раннего средневековья, написанные в форме, присущей народной поэзии. Последующие части включают в себя произведения позднего средневековья (с XV в.); вторая часть - произведения, написанные в форме каса (XVI в.); третья часть - стихи в форме сичжо (XV-XVIII вв.), четвертая часть - стихи в форме чанга (XVII-XVIII вв.).

    Составление сборника на русском языке осуществлено кафедрой корейской филологии Ленинградского государственного университета. Подстрочные переводы выполнены А.Холодовичем, а также сотрудниками кафедры П.Паком, Лим Су и М.Никитиной.

    А.Холодович

    ЧАСТЬ I

    ТОН-ДОН 1)

    За спиною доблести держа,

    Счастье держа перед собою,

    Доблести и счастие мое,

    Боги, мне, явившись,принесите.

    -------

    В первую луну вода в реке,

    Ай, то замерзает, то струится.

    Появилась я на этот свет

    Одинокая и всем чужая.

    Ай, тон-дон-дари!

    В день пятнадцатый луны второй,

    Ай, в ночи фонарики сверкают,

    Это друга моего лицо

    Озаряет праздничные толпы.

    Ай, тон-дон-дари!

    Все под третьей расцвело луной.

    Ай, как слива зацветает поздно.

    Всем на зависть расцветаешь ты,

    Мой любимый, позднею весною.

    Ай, тон-дон-дари!

    Помня про четвертую луну,

    Ай, детит к нам иволга обратно.

    Отчего же милый писарь мой

    Прошлое забыл, и я забыта?

    Ай, тон-дон-дари!

    В пятую луну на пятый день,

    Ай, все пьют целительные травы,

    Выпьешь - проживешь ты сотню лет!

    Поднести бы, да кому, те травы.

    Ай, тон-дон-дари!

    В день пятнадцатый луны шестой,

    Ай, народ кидает гребни в воду.

    Гребень - я: у друга побыла,

    Да недолго,- брошена под берег.

    Ай, тон-дон-дари!

    В день пятнадцатый луны седьмой,

    Ай, плоды я разложу пред буддой,

    Стану будду я просить-молить,

    Чтобы с милым ввек не расставаться.

    Ай, тон-дон-дари!

    День пятнадцатый луны восьмой,

    Ай, денек искусных бабьих ножниц.

    Ну, а я к любимому пойду,

    Это будет тоже ножниц праздник.

    Ай, тон-дон-дари!

    Девять лун прошло. Девятый день.

    Ай, домой несу я хризантемы.

    Желтые - они целебней трав.

    Знак дурной: то окончанье года.

    Ай, тон-дон-дари!

    До десятой дожила луны...

    Ай, я стала персиком с надрезом,

    Ой, надрезав, бросили меня -

    Кто теперь возьмет меня такую!

    Ай, тон-дон-дари!

    Лун одиннадцать,- я на полу,

    Ай, лежу, прикрытая рубашкой.

    Что осталось?- Плакать, тосковать,

    Думу думать о любимом друге.

    Ай, тон-дон-дари!

    Лун двенадцать,- стала пунди я -

    Ай, застольной палочкою стала,

    Две такие другу б подарить,

    А, глядишь, другой их взял без спроса.

    Ай, тон-дон-дари!

    ЧХОЁНГА 2)

    Торжественный зачин

    В священные годы Силла, в славные годы Силла,

    Благоденствие в Поднебесной - по доброте Рахура!

    О, отец нащ Чхоён!

    Если б, как ты, обиды терпеливо сносили люди,

    Если б, как ты, обиды терпеливо сносили люди -

    Три бедствия, восемь напастей

    Сгинули б навсегда!

    Славословие Чхоёну

    Лик и образ отца Чхоёна!

    Голова утопает в цветах и склонилась от тяжести этой.

    О, как лоб твой велик! - это знак твоего долголетья;

    Длинны брови твои, как мохнатые брови шансяна;

    Широки твои очи, словно ты на любимую смотришь;

    Чутки уши твои, будто целому миру внимаешь,

    И румяней твой лик, чем на солнце согревшийся персик.

    Ты в раздутые ноздри все пять ароматов вдыхаешь.

    И разверсты уста, словно рот твой червонцами полон;

    Белоснежные зубы твои, как глазурь или белая яшма;

    Подбородок вперед выдается, затем что ты счастлив и славен,

    Рамена твои никнут под грузом волшебных сокровищ;

    Руки кротко легли, совершивши благие денья.

    Грудь в морщинах являет премудрость свою и отвагу;

    Лоно полно твое - ведь владеешь ты всем в преизбытке.

    Перетянуты чресла твои ярко-алой повязкой;

    Ноги длинны твои, благоденствия мира участник,

    И ступни широки оттого, что весь мир исходили.

    Вопрошение

    А и кто такого создал?

    А и кто такого создал?

    Без иголки и без ниток,

    Без иголки и без ниток.

    Создал кто отца Чхоёна?

    Страшного такого создал?

    Все роды - числом двенадцать -

    Сотворили нам Чхоёна.

    Призыв беса лихорадки

    Веячжи, Мот и Нонни!

    Мне обувь завяжите,-

    А то проклятье вам!

    Песня Чхоёна

    По столице под луною

    До расвета прогулял я,

    В дом придя, взглянул на ложе,

    Вижу там две пары ног.

    Две ноги жены любимой.

    Ну, а две другие - чьи?

    Подхват песни

    Вот тебя Чхоён увидит

    И, как мясо, искрошит.

    Возглас беса лихорадки

    Обещаю я Чхоёну десять тысяч золотых,

    Обещаю я Чхоёну семь сокровищ подарить.

    Возглас Чхоёна

    Не надо мне тысячи золотых,

    Не надо мне семи сокровищ!

    Поймайте мне лихоманку.

    Восклицание беса лихорадки

    О горы, о долы! За тысячу ли

    Запрячьте меня от Чхоёна!

    Так изрек он, умоляя,-

    Бес великий лихорадки.

    СОГЁН ПЕЛЬГОК 3)

    Поет девушка, которую бросил любимый. Он покидает

    Согён, где остается его возлюбленная. А она, стоя на берегу

    реки Тэдонган, по которой уезжает неверный юноша, слагает

    песню.

    I

    Девушка готова бросить всех, уехать вместе с милым,

    чтобы только не разлучаться с ним.

    Город Согён - ачжилька,

    Город Согён - столица,

    Ви, туоронсон, таринтири!

    Этот нарядный город -

    Малый Сонгён люблю я.

    Ви, туоронсон, таринтири!

    Лучше, чем нам расстаться,

    Город Согён я брошу.

    Ви, туоронсон, таринтири!

    Если меня ты любишь,

    Пойду за тобой повсюду.

    Ви, туоронсон, таринтири!

    II

    Девушка понимает, что это неосуществимо, и тогда

    душу ее охватывает другое чувство: пусть он уезжает, но она

    останется вечно верна милому.

    Жемчуг, упав, ачжилька,

    Вдребезги разобьется.

    Ви, туоронсон, таринтири!

    Но не порвется нитка,

    На которой жемчуг нанизан.

    Ви, туоронсон, таринтири!

    Будь тысячу лет, ачжилька,

    Без меня одинок на свете.

    Ви, туоронсон, таринтири!

    Верность тебе, мой милый,

    Верность моя нетленна.

    Ви, туоронсон, таринтири!

    III

    Но, нет! Верность верностью, а лодка уже готова

    отчалить. И тогда девушка в отчаянии пытается удержать

    возлюбленного, но обращается она не к нему, а к лодочнику:

    Зачем, не зная, ачжилька,

    Какой Тэдонган широкий...

    Ви, туоронсон, таринтири!

    Зачем ты спускаешь лодку,

    Спускаешь легкую лодку?

    Ви, туоронсон, таринтири!

    Зачем ты гребец, ачжилька,

    не зная, как я печалюсь...

    Ви, туоронсон, таринтири!

    Зачем же ты в эту лодку

    Сажаешь милого друга?

    Ви, туоронсон, таринтири!

    IV

    Но все напрасно!Вот-вот уплывет лодка. И песня разрешается последним чувством - ревностью.

    Ты за Тэдонган, ачжилька,

    Ты за Тэдонган стремишься.

    Ви, туоронсон, таринтири!

    Когда на лодке уедешь,

    Ты там веселиться будешь,

    Ви, туоронсон, таринтири!

    ЗЕЛЕНЫЕ ГОРЫ

    Лучше жить, эх, лучше жить,

    На горах зеленых жить,

    Лучше, ягодой питаясь,

    На горах зеленых жить.

    Ялли, ялли, яллянсон,

    Ялляри, ялля.

    Пташка, пташка, распевай!

    Пой, проснувшись, распевай!

    А меня гнетут заботы,

    И, проснувшись, плачу я.

    Ялли, ялли, яллянсон,

    Ялляри, ялля.

    Я гляжу на птиц летящих,

    Птиц, летящих над рекой.

    Я, неся свою мотыгу,

    Вижу стаю над рекой.

    Ялли, ялли, яллянсон,

    Ялляри, ялля.

    Так в трудах разнообразных

    Провожу я день за днем;

    Только ночи долго длятся,

    Одиночество томит.

    Ялли, ялли, яллянсон,

    Ялляри, ялля.

    Кем же брошен этот камень?

    И в кого был брошен камень?

    Камень на меня упал.

    Плачу я, хоть невиновен.

    Ялли, ялли, яллянсон,

    Ялляри, ялля.

    Лучше жить, эх, лучше жить,

    У морского брега жить;

    Буду,рыбою питаясь,

    У морского брега жить.

    Ялли, ялли, яллянсон,

    Ялляри, ялля.

    Буду там бродить и слушать,

    Буду, эх, бродить и слушать,

    Как на мачту сев, бревно

    Нами правит, буду слушать.

    Ялли, ялли, яллянсон,

    Ялляри, ялля.

    Я варю в пузатом жбане

    Веселящее питье.

    Пусть вино покрепче будет,

    Как мне жить, не знаю сам.

    Ялли, ялли, яллянсон,

    Ялляри, ялля.

    Часть II

    СОН КАН (ЧОН ЧХОЛЬ) 4)

    Забрел в Сонсан однажды некий странник

    И доброму хозяину сказал:

    У вас одна беседка - "Отдых в дымке",

    Другая - "Отдых в благостной тени".

    Но, знайте, и в людском огромном мире

    Есть много примечательных красот.

    Зачем же в горы вы переселились

    И выбрали жилье у горных рек,

    Зачем вдали от жизни вы таитесь,

    Скрываетесь в глуши безлюдных гор?

    ***

    Подмел хозяин под сосной тенистой,

    Потом скамейку тканью он покрыл

    И сел и оглянулся удивленно,

    Чтоб объяснить, зачем он здесь живет.

    По краю неба облако скользило,-

    Его жилище - грозный Сосоксан,-

    Оно плывет туда, потом обратно...

    Вот так в опалу бы хозяин шел.

    Синея, пенясь, волны огибали

    Беседку "Отдых в благостной тени",

    Река вилась и чудилось, что кто-то

    Разрезал пряжу шелка на куски

    И на земле их разостлал повсюду...

    Явление чудесной красоты!

    ***

    Здесь нет календаря,- сказал хозяин,-

    Здесь не заметен времени полет,

    Но изменяет облик свой природа,

    И неизменны года времена,

    И все, что слышишь ты и созерцаешь,

    Все это - мир отшельников святых.

    ВЕСНОЙ

    Когда встает, блестя лучами, солнце,

    Цветущей сливы тень в моем окне;

    От запаха цветов я просыпаюсь,

    С утра немало дел у старика.

    На солнечной сторонке, близ ограды,

    Я каждый год сажаю огурцы,

    Пропалывать, окучивать их надо,-

    Пускай растут под благостным дождем.

    И, кажется, что ожило преданье:

    Живет отшельник у Зеленых врат.

    Я в башмаках, сплетенных из соломы,

    На посох опираясь, выхожу.

    Цветут деревья, а тропинка вьется

    Вдоль берега, среди душистых трав.

    Как в зеркале чистейшем, ширмы-скалы

    В реке сверкающей отражены.

    Иду я с другом неразлучным - тенью

    Вниз по теченью вечному реки.

    Где ж Персиковый Сад? - меня спросите.

    Вот здесь - в долине, названной Улин!

    ЛЕТОМ

    Подует южный ветер, шевеля

    Деревьев и кустов листву густую.

    Вновь прилетит, ликуя, соловей,

    Когда лететь ему пора настанет.

    Подушкою волшебной усыплен,

    Я задремал, но скоро сон прервется.

    Поверхность вод послушно отразит

    Висящую на воздухе беседку.

    Холщовую одежду подобрав

    И голову дерюжиной украсив,

    Через перила я люблю смотреть

    На стаи рыбок, что внизу резвятся.

    Лишь дождь ночной пройдет, начнут цвести

    И пурпурный и белоснежный лотос.

    Затишье - замер легкий ветерок.

    В горах струится лотосов дыханье.

    И чудится, что, повстречав Лянь Си,

    Ты с ним беседуешь об Изначальном.

    И кажется, что ты отшельник сам

    И Книгу Яшмовых письмен читаешь.

    Любуясь грозной высью Ночжаам,

    Я сяду на тропинке каменистой

    У переката бурного Чами -

    Под старою тенистою сосною.

    В луну шестую по календарю

    Прохладою осеннею повеет.

    Вот утка, крякнув, вышла из реки

    Как с другом, с белой чайкою рядком,

    И на песчаной отмели уселась,

    Заснула и не хочет просыпаться.

    Нет у нее забот - сплошной досуг...

    И этим на хозяина похожа.

    ОСЕНЬЮ

    Бьет третья стража. Сквозь листву удуна

    Пробилась восходящая луна.

    На сотни гор и тысячи ущелий

    Она сиянье яркое струит.

    И мнится, кто-то там воздвиг внезапно

    Дворец Хрустальный озера Сиху.

    Перемахнув чрез Млечный Путь, он гордо

    Сверкает меж беседок на луне.

    Две древние сосны друг против друга

    У места рыболовного стоят.

    Невдалеке от них пускаю лодку,

    И по теченью понеслась она.

    Не замечаешь сам ее движенья,

    По ряске белой вдоль осок плывя,

    Покуда лодка не уткнется носом

    В глубокий омут, где живет дракон.

    А мальчики, что стерегут скотину,

    На светлых, на зеленых берегах

    По вечерам на дудочке играют,

    Чтоб в песнях радость выразить свою.

    И, кажется мне, звуками разбужен

    Дракон, что притаился под водой,

    А журавли, покинув гнезда, взмыли

    Стремительно к тускнеющей заре.

    У Су Дун-по читаем в славной оде:

    "Луна седьмая - лучшая пора".

    Но люди почему-то восхваляют

    Луны восьмой пятнадцатую ночь.

    И с четырех сторон темнеет небо,

    Река как будто перестала течь.

    Светило ночи из-за туч выходит

    И вот уже над соснами висит.

    Теперь Ли Бо понять совсем не трудно,

    Он утонул, ловя в воде луну.

    ЗИМОЙ

    Сметая вихрями сухие листья,

    Бушует ветер северный в горах,

    И, тучами ненастья управляя,

    Он насылает холод и метель.

    Небесный князь в роскошестве пирует:

    Создав из яшмы белые цветы,

    Он своевольно снегом украшает

    И дерево, и кустик, и траву.

    И перекат реки уже бесшумен

    (Над ним повис бревенчатый мосток).

    Отшельник-старец, с посохом бредущий,

    Скажи, куда тебя твой путь ведет?

    Своим богатством никогда не хвастай,

    Перед другими не гордись, старик!

    Мир, серебром и яшмою одетый,

    Другому тоже хочется найти.

    В горах живя и не имея друга,

    Читаю книги ханьской старины,

    Деяния героев стародавних

    Я перечитываю снизу вверх.

    Их было много, мудростью богатых,

    Их было много, славных храбрецов.

    А было ль небо безучастным к людям,

    Когда огромный создавался мир?

    Но отчего превратностей ужасных

    Теперь никто не может избежать?

    Так много в мире тайн непостижимых,

    Так много в мире горечи и зла!

    В реке Иншуй умыл недаром уши

    Мудрец Сюй Ю, что жил в горах Цзишань.

    Звон черпака ему помог быть стойким,

    Быть верным убеждениям своим.

    Светлей, чем день, была у старца совесть.

    Чем больше смотришь, тем она новей.

    Дела мирские черных туч темнее,

    Зловеще-угрожающе они.

    Позавчера поставленное бродит

    Вино, но вкус его сперва проверь.

    Опустошаю чарку я за чаркой,

    Пью вдоволь, забывая обо всем.

    Заботы, изнуряющие душу,

    Теперь уже не властны надо мной.

    Не спеть ли песню мне о "Ветре в соснах",

    Перебирая струны комунго?

    Но я уже совсем не понимаю,

    Хозяин я иль сам случайный гость?

    Хозяин истинный долины этой-

    Журавль, парящий в синих небесах.

    .............................

    .............................

    И гость сказал хозяину:- Я вижу,

    Вы - истинный отшельник и мудрец!

    ***

    Лищь для того явилась я на свет,

    Чтоб стать ему вернейшею подругой;

    Сама судьба связала нас навек,

    Ужель могло не знать об этом небо?!

    Лишь для него была я молодой,

    А он одну меня дарил любовью,

    И эта нежная любовь ко мне

    Была ни с чем на свете не сравнима.

    Одной мечтою я всю жизнь жила -

    Не разлучаться никогда с любимым,

    Но отчего теперь, на склоне лет,

    В разлуке мы, и я страдаю тяжко?

    Как сладко я блаженствовала с ним

    В чертогах, отрешившихся от мира!

    А ныне я попала в грешный мир,

    В последний раз пред этим причесалась

    И третий год не трогаю волос;

    Есть у меня румяна и белила,

    Но украшаться больше не хочу,

    Когда в душе моей тоска и горе;

    И только вздохи грудь мою томят,

    А из очей потоки слез струятся.

    Для жизни человека есть предел,

    А горю моему предел неведом.

    Ход времени ничем не удержать,

    Оно течет рекой невозвратимо,

    Год совершает свой круговорот

    И, не успев уйти, идет обратно.

    И то, что вижу и что слышу я,

    Мне о любви моей напоминает.

    Вот как она тоскует по милому весною:

    Весенний вдруг повеял ветерок

    И разметал высокие сугробы,

    И вот уж под окошком у меня

    Цветут, благоухая, ветки сливы.

    Но для чего так свеж их вешний цвет,

    И для чего они благоухают?!

    Настала ночь, и молодой луны

    Легло сиянье на мою подушку.

    Мне чудилось: то милого душа,

    Я радостною стала и счастливой.

    Мне захотелось веточку сорвать

    И другу моему послать в подарок.

    Какие чувства овладеют им,

    Когда тебя увидит, ветка сливы?

    Вот как она тоскует по милому летом:

    Деревья отцвели, покрывшись вновь

    Листвою свежею, густой, тенистой;

    За пологом расшитым я лежу,

    Нет никого за пышными шелками.

    Ткань в лотосах цветущих приподняв,

    Я ставлю ширму с золотым павлином.

    Душа моя изныла от тоски,

    День тянется - ему конца не видно.

    Сажусь и шелковую ткань крою,

    Пяти оттенков нити подбираю

    И, все размерив меркой золотой,

    Шью милому прекрасную одежду.

    Ведь руки золотые у меня,

    И удалась работа мне на славу.

    Я в белоснежный яшмовый ларец

    Ее кладу, чтобы отправить другу.

    Гляжу туда, где милый мой живет,

    Но на пути встают, темнея, горы.

    И тяжек и опасен этот путь,

    И сколько тысяч ли нас разделяют.

    Кому не страшно в путь такой идти,

    О, кто бы мог отважиться на это?

    О, счастье, если б друг ларец открыл,

    Ведь это было б то же, что и встреча.

    Вот как она тоскует по милому осенью:

    Однажды ночью иней все покрыл

    И в небе шумно пролетели гуси;

    Печальная на кровлю я взошла

    И подняла хрустальную завесу.

    А в это время лунный лик сиял,

    На севере мерцали звезды ярко.

    Ликуя, я решила: это он!

    Мне захотелось взять луны сиянье

    И другу в башню феникса послать.

    Пусть друг над башней этот свет возносит

    И все углы вселенной озарит,

    Чтобы в глухих горах, в ущельях темных

    Сиял всегда неугасимый день.

    Вот как она тоскует по милому зимою:

    Глубокий снег все в белое одел,

    Замерзла жизнь и на земле и в небе;

    Не то, что человечьих нет следов,

    Исчезли и звериные и птичьи.

    И если здесь, на юге, в Сяошуй,

    В краю блаженном холода такие,

    То каково там, в яшмовом дворце?!

    Раздуть бы веером сиянье солнца,

    Чтобы страну любимого согреть.

    Пусть те лучи, что надо мной сияют,

    Согреют друга в яшмовом дворце.

    И, приподняв малиновую юбку

    И синие откинув рукава,

    Все вспоминала, на пороге стоя,

    О том, как я виновна перед ним.

    Сгустились сумерки, земля во мраке.

    В ночь зимнюю сидела я одна

    У фонаря, обтянутого шелком.

    Я вздумала играть на комунго.

    Тоска! Чтоб милого во сне увидеть,

    Я на постель с надеждою склонилась,

    Но холодно под пышным одеялом.

    Когда ж минует эта злая ночь?!

    Отсчитывает день свои часы,

    Дни месяца уходят безвозвратно,

    Но никогда, как ни старалась я,

    не удавалось мне забыть о милом.

    Я непрерывно думаю о нем.

    Та дума крепко в душу мне запала,

    Недуг жестокий мой неисцелим.

    И сто Пянь Цяо мне помочь не могут.

    В недуге том, что тяготит меня,

    Мой нежный друг - увы!- один повинен.

    О, как бы я хотела умереть,

    Чтоб бабочкой потом вспорхнуть веселой!

    Слетать бы на душистые цветы,

    Благоуханье сладкое впивая,

    И опуститься на его плечо,

    А он своей любимой не узнал бы.

    *** 5)

    О девушка, молю - остановись!

    Я где-то, кажется, с тобой встречалась.

    Поведай мне, зачем рассталась ты

    С столицею нефритового князя,

    В столь поздний час к кому теперь идешь?

    Уж солнце село - сумрак пал на землю.

    Да, это ты! Как не узнать тебя!

    Мою послушай горестную повесть.

    Как о любви посмела я мечтать,

    С моим лицом, со всей моею статью,

    Но он, случайно встретившись со мной,

    Решил, что я и есть его подруга.

    И слепо я поверила ему,

    И ни о ком другом не помышляя,

    И в женской ласке и в причудах всех

    Безумствовала я,- не потому ли

    Его такое светлое лицо

    Неузнаваемо вдруг изменилось?

    Ложилась я в сомненьях и тоске,

    Вставала я и думала: "Что это?

    Во всем виновна только я сама,

    И, как гора - моя вина огромна,

    И не должна на небо я роптать

    Иль милого обременять виною".

    И с грустью я подумала тогда,

    Что таково судьбы моей решенье.

    Об этом ты не смей и помышлять.

    Такую же несу я в сердце муку,

    Друг у меня когда-то тоже был;

    С волнением о нем я вспоминаю.

    Бескровно друга моего лицо,

    О, есть ли у него теперь досуги,

    Как перенес прохладную весну,

    Как чувствует себя под летним небом?

    Кто осенью заботится о нем,

    Кто бережет его зимой холодной

    И кто ему готовит, как тогда,

    Горячий рис, чтоб накормить в постели?

    Как почивает милый мой один,

    Когда вокруг пустыня зимней ночи?

    О, как бы я хотела получить

    О друге весть, но, видно, не дождаться!

    Вот и сегодня то же, что всегда.

    Быть может, завтра весточку доставят,

    И эта мысль преследует меня.

    Куда идти и что теперь мне делать?

    На горную вершину я взошла.

    Был этот путь и труден и опасен;

    Всю землю покрывал густой туман,

    А небо утопало в тучах темных;

    Холмы и реки в плотной скрылись мгле,

    И где тут ясное увидеть солнце,

    Коль в двух шагах не видно ничего!

    Отсюда взором друга не отыщещь.

    Потом пришла я к берегу реки,

    Казалось мне, что там корабль увижу.

    Вздымались волны, страшный ветер дул,

    В смятенье я на берегу стояла.

    Мне ни один не встретился моряк,

    У берега пустой корабль качался.

    Смотрела я, как широка река,

    Как солнце величавое заходит,

    И призрачной казалась мне мечта

    О вести от возлюбленного друга.

    Лишь в полночь возвратилась я домой

    Под кров убогий хижины печальной,

    Зажгла фонарь зеленый на стене,

    А для кого зажгла - сама не знаю.

    Металась я на ложе ледяном

    И вдруг упала навзничь, обессилев,

    И охватил меня внезапный сон.

    Но и во сне меня любовь терзала,

    И снова друг явился предо мной;

    Его лицо прекрасней яшмы было,

    Но не таким, как прежде, молодым.

    Как мне хотелось милому поведать

    Все, что в душе своей хранила я,

    Но слез поток душил меня невольно,

    И замирало слово на устах,

    Когда рыданья к горлу подступали.

    Но тут беспечный закричал петух -

    О, для чего он этот сон развеял?

    О призрачность пустая и тщета!

    Куда сокрылся друг мой ненаглядный?

    С постели встав, открыла я окно,-

    Там никого, лишь луч луны волшебной

    Все неотступней следует за мной.

    О, как мне умереть тогда хотелось,

    Луной, клонящейся к закату, стать,

    Чтобы светить до самого рассвета

    Любимому в открытое окно!

    О милая, зачем же быть луною,

    Пролейся лучше на него дождем.

    Часть III

    НАМ И 6)

    На горной вершине один я стою

    С мечом обнаженным в руке.

    Листочек древесный - Корея моя!

    Зажат ты меж Юэ и Хо.

    Когда, о когда ы развеем совсем

    На юге и севере пыль!

    КИМ ЧОН СО

    Воет северный ветер в верхушках дерев,

    Снег блестит под холодной луной.

    У границы за тысячу ли от родных

    Стал на стражу я с длинным мечом.

    Громок посвист мой... Грозен пронзительный крик...

    Нет преград для меня на земле.

    *** 7)

    Мы взнесли над Чанбэксаном знамя,

    Туманган переходили вброд.

    Эй вы, горе-мудрецы, скажите,

    Трусами считаете ли нас?

    А кого изобразит художник

    Для покоев славных в Линяньгэ?

    ЛИМ ЧИН

    Я сделал лук и за плечо закинул,

    Меч наточив, повесил на бедро

    И, положив колчан под изголовье,

    Заснул на страже в крепости Нёнбён.

    Я крепко спал, но встрепенулся сразу,

    Услышав крик: "Готовься! Не зевай!"

    ЧОН ТО ЧЖОН 8)

    Вода, что под мостом Сонин течет,

    Бесследно к Чахадону утекает.

    Деяния владык за стони лет -

    Лишь шум воды, текущей к Чахадону.

    О юноша! Не спрашивай меня,

    Как расцвело и как погибло царство.

    ВОН ЧХОН СОК 9)

    Позор и слава царств - в руках судьбы.

    И вот заглохла Лунная Беседка,

    Деяния владык за сотни лет

    Живут лишь в звуках дудочки пастушьей.

    Об этом горько мыслю, проходя

    В лучах заката по столице древней.

    ЛИ ЧИ РАН 10)

    Тигр, ревущий на чуских высотах,

    И дракон из глубоких болот

    Вихрь рождают и тучи наводят, -

    Так играет их яростный дух.

    Только цинский олень одинокий

    Сам не знает, что делать с собой.

    ПАК ПХЭН НЁН

    Пусть крылья ворона в метель

    Нам белыми казаться могут;

    Но свет сияющей луны

    От черной ночи не темнее.

    Так сердце чистое мое

    Всегда пред государем ясно.

    СОН САМ МУН 11)

    Если спросишь, кем я стану

    После смерти - я отвечу:

    Над вершиною Пынлая

    Стану я сосной высокой.

    Пусть замрет весь мир под снегом,

    Зеленеть один я буду.

    *** 12)

    Когда гляжу на горы Шоуян,

    Я Шу и Бо завидую смертельно;

    Здесь умерли от голода они,

    Но горных трав коснуться не хотели:

    Хоть свежею была трава, но дождь,

    Ее вспоивший, прилетел из Чжоу.

    Ю ЫН БУ 13)

    Прошедшей ночью ветер дул,

    И землю снег покрыл,

    И сосен крепкие стволы

    Повержены во прах.

    Так что ж сказать мне о цветах,

    Которым не цвести?

    ЧОН МОН ЧЖУ

    Пусть раз и два умрет в мученьях тело.

    О, пусть оно и сотню раз умрет,

    А кости в прах летучий превратятся;

    Останется ль душа - мне все равно;

    Но преданное государю сердце

    Не может измениться никогда.

    ЦОЙ ХЁН 14)

    Прежде, сытно накормив Луэра,

    В бой на нем бесстрашные неслись,

    Лунюцюань преславный надевали,

    Наточив, как нужно, лезвие.

    А теперь кто в муже воспитает

    Верность государю своему?

    ЛИ СЭК 15)

    Долину всю снегами замело,

    И тучи черные ее застлали.

    Я за цветами сливы шел туда,

    Но где цветут они - никто не знает.

    В лучах заката я один стою

    И разыскать дорогу не умею.

    ВАН ПАН ЁН 16)

    За тысячи ли, далеко-далеко,

    Посмел я владыку оставить,

    И сердцу покоя теперь не найти.

    У моря сижу одиноко.

    И волны бушуют, как сердце мое,

    И мчатся сквозь мрак полуночный.

    СОН КАН (ЧОН ЧХОЛЬ)

    Пока твои родители живут,

    Служи им так, как надлежит по правде.

    Когда они покинут этот свет,

    Тогда уже раскаиваться поздно.

    Неповторимо в жизни лишь одно:

    Родителям высокое служенье.

    ***

    Эй, дед, что ты несешь на голове?

    Сними-ка тяжесть и отдай мне в руки.

    Ведь у меня еще так много сил,

    Что мне легка и каменная глыба.

    Уж грустно то, что ты так слаб и стар,

    А тут еще возиться с тяжкой ношей!

    ***

    Пусть обопрется старец на тебя,

    Ты поддержи его двумя руками.

    Пусть выйдет старец из дому с тобой,

    Дай посох старцу, будь ему опорой,

    А после пира старца проводи

    Внимательно и бережно до дома.

    *** 17)

    Бьет колокол пятую стражу

    На горной вершине Пынлай,

    И ветер сквозь стены столицы

    Доносит те звуки ко мне.

    Ужели и в дальнюю ссылку

    Они понесутся за мной?

    *** 18)

    Поверь моим словам -

    Мне без тебя не жить!

    С тобой забыть могу

    Все горести навек.

    Так для каких же дел

    Тебя покину, друг?

    *** 19)

    Стою ли твердо на ногах,

    Иль пьян - не все ль равно!

    И есть горлянка или нет -

    Пусть прахом станет все,

    Ко мне будь ласков, государь, -

    И я поверю в жизнь.

    ***

    Я хочу разбить на части сердце пылкое мое,

    Чтобы каждая частица стала яркою звездой;

    Пусть зажгутся эти звезды в поднебесной высоте,

    Что раскинулась над нами на десятки тысяч ли.

    Пусть они взойдут над местом, где любимый мой живет,

    И пусть светят, восхищаясь красотой его лица.

    ***

    Когда болеет дерево, никто

    Под ним не отдыхает у дороги.

    А под здоровым деревом всегда

    Прохожий ищет тени и приюта.

    Но вот оно без веток, без листвы,

    И на него теперь не сядет птица.

    ***

    Кто проводил и отбыл кто,

    Друг друга не жалейте.

    Кто захмелел, кто трезвым стал,

    Не смейтесь друг над другом!

    Пусть зной палит, а я в плаще,

    Кому какое дело?

    ***

    Два каменных будды,

    Нагие, стоят у дороги;

    Их ветер овевает,

    И хлещут дожди и метели.

    Завидуй! Не знают

    Они человечьей разлуки.

    ***

    На яркой пестроте цветов

    Две бабочки всегда вдвоем;

    Средь зелени плакучих ив

    Две иволги всегда вдвоем.

    Живое все всегда вдвоем,

    Лишь я на свете одинок.

    ***

    Журавль, покинув тополь мой,

    Надолго улетел.

    Кто скажет, возвращусь ли я,

    Уехав в дальний край?

    Приезд, отъезд - не все ль равно?

    Так выпьемте, друзья!

    ***

    Единственную я

    Рубаху постираю;

    Зной высушит ее,

    Я выглажу на славу.

    Рубаха на плечах -

    Пусть заглядятся люди.

    ***

    Я оглянуться не успел,

    Как миновали годы.

    А много ль дел я совершил,

    Разгулу предаваясь?

    Да никаких! Так должен я

    Гулякой быть до смерти.

    ***

    Чем дождь сильнее льет,

    Тем лотос все свежее;

    Но лепестки, заметь,

    Совсем не увлажнились.

    Хочу, чтобы душа

    Была чиста, как лотос.

    ***

    Ты у дороги для чего

    Стоишь, моя сосна?

    Как я хотел бы скрыть тебя

    Подальше от людей,

    Уже идущих с топором,

    Чтобы тебя срубить.

    *** 20)

    О, зачем столько леса

    На стропила и балки!

    И зачем столько споров,

    Чтобы дом перестроить!

    Зря с линейкой и тушью

    Мастера суетятся.

    *** 21)

    Куда средь бури ты

    Теперь плывешь, ладья?

    Зачем ты вышла в путь

    Под тучей грозовой?

    Вы, двое, на ладье,

    Остерегайтесь бед!

    ***

    Ох, рубят, безжалостно рубят

    Высокие, гордые сосны!

    Коль дать подрасти им немного,

    Какие бы вышли стропила!

    Вдруг тронный покой покосится...

    Ну, чем подпирать его будем?

    *** 22)

    Журавль, парящий высоко

    За облаками в небе синем,

    Зачем на землю ты слетел?

    Затем ли, что стремился к людям?

    Здесь перья выдерут твои,

    И ты утратишь дар полета.

    ***

    И вот, полуистерзанный людьми,

    Остатки крыльев я расправил вновь

    И поднялся высоко к облакам,

    В сияющую неба синеву.

    О, лишь теперь тот мир увидел я,

    Свободный мир, в котором прежде жил!

    *** 23)

    Эй, дождь накрапывавший, ты

    Ведь обманул меня!

    Ни плащ теперь не нужен мне,

    Ни шляпа. Я на днях

    Свой сбросил шелковый наряд -

    Мне нечего беречь!

    ЛИ И

    ДЕВЯТЬ ИЗЛУЧИН КОСАНА 24)

    I

    О девяти излучинах Косана

    Хочу я людям ныне рассказать,

    Камыш я срезал, дом себе построил,

    Живу здесь, и ко мне друзья пришли.

    Так я живу и о Муи мечтаю

    И собираюсь изучать Чжу Си.

    II

    Излучину, что у Кванак, я славлю!

    Хорош Кванак под солнцем золотым,

    Тогда туман над травами редеет

    И возникают очертанья гор.

    Поставь средь сосен жбан вина зеленый

    И жди друзей - вот счастье на земле.

    III

    Излучину, что у Хваам, я славлю!

    Как поздняя весна прекрасна здесь!

    Я в синюю волну цветы бросаю,

    Пускай плывут туда, где нет лугов,

    И люди, поглядев на них, узнают

    Природы несказанную красу.

    IV

    Излучину, что у Чхипён, я славлю,

    Когда зазеленеет здесь листва!

    Над голубой водой порхают птицы,

    То снизу щебет, то с высот летит.

    Там пышная сосна шумит под ветром,

    И летний зной не тяготит ее.

    V

    Излучину, что у Сонэ, я славлю!

    Какой здесь восхитительный закат!

    Здесь очертанья гор замысловатых

    Причудливо купаются в воде.

    Чем лес дремучей, тем родник прозрачней,

    Тем более бываю счастлив я.

    VI

    Излучину, что у Ынпён, я славлю!

    О, как отраден взору наш Ынпён!

    Здесь келья у источника ютится,

    Чиста, опрятна - глаз не оторвать.

    Вот здесь готов отдаться я науке,

    Про ветер петь и прославлять луну.

    VII

    Излучину, что у Чодэ, я славлю!

    Здесь, у Чодэ, раздолье рыбакам!

    Здесь я блажен, и веселятся рыбы,

    И кто счастливей, отвечайте мне,

    Когда я, удочки смотав неспешно,

    Иду домой, луною озарен?!

    VIII

    Излучину, что у Пхунам, я славлю!

    Здесь осенью бывает хорошо:

    Под инеем сияет клен багряный,

    А скалы все красуются в парче.

    Тогда один сижу я на обрыве,

    Забыв, что возвращенья минул час.

    IX

    Излучину, что у Кымтхан, я славлю,

    Когда она сияет под луной!

    На комунго, украшенном нефритом,

    Я здесь играю песни давних лет.

    Забыты ныне старые напевы,

    Лишь я один в них прелесть нахожу.

    X

    Излучину, что у Мунсан, я славлю,

    Когда здесь угасает старый год!

    Причудливые скалы и утесы

    Укутал снег холодной пеленой.

    И кто придет еще в такую пору? -

    Другому нечем любоваться здесь.

    ЮН СОН ДО

    ПЯТЬ ДРУЗЕЙ

    Мне друзья: бамбук зеленый,

    Речка, камень и сосна.

    А когда луна восходит,

    Счастлив я тогда вдвойне.

    И, поверьте, мне не надо

    Больше никаких друзей.

    Речка

    Цвет облаков прекрасен, говорят,

    Но иногда и он бывает черен.

    Чист голос ветра, люди говорят,

    Но голос тот нередко замолкает.

    И кажется, на свете лишь вода

    Всегда прекрасна и всегда струится.

    Сосна

    Если жарко - цветы зацветут,

    Если холодно - лист опадает.

    Отчего же, сосна, для тебя

    Не страшны ни метели, ни иней?

    Знаю: крекие корни твои

    В царство мертвых проникли глубоко...

    Камень

    Отчего цветы цветут,

    А потом увянут,

    Травы зелены сперва,

    А потом желтеют?

    В этом мире лишь одно

    Неизменно - камень.

    Луна

    Такая малость в небесах,

    А освещает всю природу.

    Скажите, где еще найти

    Такой светильник в тьме кромешной?

    На вас он смотрит и молчит, -

    Вот образ истинного друга!

    Бамбук

    Не схож ты с деревом ничуть,

    И ты не схож с травою.

    Ты совершенно пуст внутри

    И очень тверд снаружи.

    Я оттого тебя люблю,

    Что круглый год ты зелен.

    В ГОРАХ

    I

    Я каши ячневой поел

    И овощей отведал ранних.

    Сижу на камне у воды

    И этим счастлив бесконечно.

    А прочему всему, увы! -

    Завидовать не стоит вовсе.

    II

    Поспал - и вот сижу один,

    Горой любуюсь в отдаленье.

    Любил тебя я, государь,

    Но в том востроге толку мало.

    Не шлет мне милостей гора,

    А мне она стократ милее.

    III

    Гора Вольчхуль прекрасна, высока,

    Но как туман на ней противен взору!

    Он может скрыть на время и Чхонван -

    Вершину высочайшую Вольчхуля -

    И все же солнца вновь блеснут лучи,

    И суждено развеяться туману.

    IV

    Дует ветер - дверь закрой,

    Поздно - свет гаси скорее.

    Очень сладко мы уснем

    На моей подушке мягкой.

    Но коль стукнет милый гость,

    Разбуди меня тотчас же.

    V

    Прошла суровая и долгая зима,

    Куда-то скрылись буйные метели,

    И на десятках тысяч гор вокруг

    Повеяло весною благодатной.

    Раскрыл я дверь сегодня поутру -

    И встретило меня весны сиянье.

    ВРЕМЕНА ГОДА РЫБАКА 25)

    Весна

    I

    Над рекой рассеялся туман,

    Над горою засияло солнце.

    Лодку выводи, рыбак, скорей!

    Вот ночная отошла вода,

    И уже идет вода дневная,

    Ты плещи, весло мое, плещи!

    Пусть селенье у реки в цветах,

    Мне милей краса цветов нагорных!

    II

    О, какой сегодня жаркий день,

    Из глубин речных всплывают рыбы.

    Якорь выбирать пора, рыбак!

    Чайки белые вдвоем, втроем

    Мечутся тревожно над рекою.

    Ты плещи, весло мое, плещи!

    Удочка со мной. А взял ли я

    На дорогу и вина в кувшине?

    III

    Ветерок с востока веет к нам,

    И приятен плеск волны зеленой.

    Парус подымать пора, рыбак!

    И, на запад направляя путь,

    Озером восточным я любуюсь.

    Ты плещи, весло мое, плещи!

    Вот я гору миновал одну,

    А за ней другая показалась.

    IV

    Чей-то голос, не кукушка ль там?

    Что там зелено - неужто ивы?

    Ты греби, греби туда, рыбак!

    Исчезая и всплывая вновь,

    Сквозь туман селенье показалось.

    Ты плещи, весло мое, плещи!

    В омуте прозрачном подо мной

    Рыбы серебристые резвятся.

    V

    Солнце жарко льет полдневный луч,

    И вода в реке как будто масло.

    Ты греби, греби туда, рыбак!

    Что на месте мне одном стоять,

    Рыбу я ловить повсюду стану.

    Ты плещи, весло мое, плещи!

    Но "Чиста Цанланская вода",

    Вспомнил - и совсем забыл про рыбу.

    VI

    Угасает поздняя заря.

    Лов закончен! Снова в путь обратный!

    Парус опускай, рыбак, скорей!

    А цветы и ивы на холмах

    Новые за каждым поворотом.

    Ты плещи, весло мое, плещи!

    Здесь ли к трем правителям страны

    Мне терзаться завистью прилично?

    VII

    Как душисты травы и цветы!

    Отвезу домой я орхидею.

    Ты ладью останови, рыбак!

    Лепестком ладья твоя плывет;

    Чем ты нагрузил ее сегодня?

    Ты плещи, весло мое, плещи!

    Из дому я в ней увез туман,

    А везу в ней лунный свет обратно.

    VIII

    Опьянев, я было лег на дно,

    Но спускаться надо за пороги.

    Лодку привяжи свою, рыбак!

    Лепестками роз полна река -

    Я в страну волшебную заехал.

    Ты плещи, весло мое, плещи!

    Как теперь далеко от меня

    Прах багровый суетного мира!

    IX

    Любоваться я хочу луной,

    Что сияет сквозь навес над лодкой.

    Якорь брось, рыбак, скорей на дно!

    Неужели надо мною ночь?

    Слышен явственно кукушкин голос.

    Ты плещи, весло мое, плещи!

    Мой восторг не ведает границ,

    Не хочу я вспоминать о доме.

    X

    Но светает, больше ночи нет.

    Быть и завтра ей такой короткой.

    Вот сюда причаливай, рыбак!

    Опершись на палку, подхожу,

    Двери я ищу в своем жилище.

    Ты плещи, весло мое, плещи!

    Здесь решил я провести всю жизнь,

    Как рыбак, в уединенье мирном.

    Лето

    XI

    Ливень прекратился наконец,

    Речка снова сделалась прозрачной.

    Ты греби, греби, греби, рыбак!

    И не в силах радость удержать,

    С удочкою в путь я отправляюсь.

    Ты плещи, весло мое, плещи!

    Кто волшебной кистью написал

    Эту реку в дымке, эти скалы?

    XII

    Я в листок завертываю рис,

    А закуску можно не готовить.

    Надо якорь подымать, рыбак!

    А надел ли шляпу от дождя,

    Плащ соломенный со мной ли в лодке?

    Ты плещи, весло мое, плещи!

    Все равно. Мне с чаек брать пример,

    А они сегодня безмятежны.

    XIII

    Листья ряски ветер шевелит,

    Под навесом лодочным - прохлада.

    Парус опускать, рыбак, пора!

    Летний ветер веет здесь и там,

    Лодку волнам вверил я бесстрашно.

    Ты плещи, весло мое, плещи!

    Я на север иль на юг плыву -

    Все прекрасно, и не все равно ли?

    XIV

    "Коль грязна цанланская вода",

    Ноги в ней я, уходя, помою.

    Что ж! Греби, греби, греби, рыбак!

    Осторожен будь, плывя в Уцзян,

    Где бушует в ярости погибший.

    Ты плещи, весло мое, плещи!

    Если ж ты к Чуцзфну поплывешь,

    Берегись поймать поэта душу!

    XV

    Как хорош камней замшелых ряд.

    А над ним - серебряные ивы.

    Ты греби, греби, греби туда!

    По пути я встречу рыбака,

    Не повздорим мы из-за дороги!

    Ты плещи, весло мое, плещи!

    Если ж будет он, как цапля, сед,

    Поступлю как те, кто принял Шуня.

    XVI

    Что тускнеет долгий летний день,

    Я, ликуя, вовсе не приметил.

    Опуская свой парус, опускай!

    Будем петь рыбачью песнь, рыбак,

    Песне в лад стуча рукой по мачте.

    Ты плещи, весло мое, плещи!

    Кто поймет глубины древних чувств,

    В этой песне дедовской сокрытых?

    XVII

    Разостлал я сети на песке,

    Чтоб поспать, под старый плащ забрался.

    Крепче лодку привяжи, рыбак!

    Комары докучны, говорят,

    Но зеленые наглее мухи.

    Ты плещи, весло мое, плещи!

    Я боюсь на свете одного:

    Что об этом Сандэбу узнает.

    XVIII

    Кто б вчера решился предсказать,

    Что поднимет ветер ночью волны?

    Якорь свой бросай, рыбак, бросай!

    У безлюдной пристани челнок;

    Без гребца челнок нельзя отправить.

    Ты плещи, весло мое, плещи!

    Как прекрасна в этот миг трава,

    Что поникла там, над берегами.

    XIX

    Я на дом свой с нежностью гляжу;

    Весь он горным облаком окутан.

    Лодку выгружай, рыбак, скорей!

    С камышовым веером в руке

    Выхожу на каменистый берег.

    Ты плещи, весло мое, плещи!

    Кто теперь посмеет утверждать,

    Что старик рыбак - пустой бездельник?

    Осень

    XX

    Жизнь в забвенье мира - торжество.

    Так живет рыбак на этом свете.

    Лодку выводи, рыбак, скорей!

    Что смеетесь вы над рыбаком?

    Все художники его писали.

    Ты плещи, весло мое, плещи!

    Хороши и лето, и весна,

    Но что может с осенью сравниться?

    XXI

    Очень подошла к стране озер.

    Рыбы жир за лето накопили.

    Якорь поднимай, рыбак, скорей!

    Погуляем-ка теперь, рыбак,

    По волнам бескрайной водной шири!

    Ты плещи, весло мое, плещи!

    Я отсель на мир людей гляжу,

    И чем дальше он, тем я счастливей!

    XXII

    Там, где гуси дикие летят,

    Вдруг гора явилась из тумана.

    Ты греби, рыбак, греби туда!

    Еду я на ловлю, но сильней

    Всех страстей - восторг перед природой.

    Ты плещи, весло мое, плещи!

    Свет вечерний и широк и щедр,

    Сотни гор в парчовом одеяние.

    XXIII

    Как обилен нынче мой улов,

    Серебристой рыбы полны сети.

    Ту греби, греби, греби, рыбак!

    Я сейчас нарежу камыша,

    Разведу огонь, и будет ужин.

    Ты плещи, весло мое, плещи!

    А потом кувшин я наклоню

    И наполню чарочку до края.

    XXIV

    Как приятно веет ветерок!

    Рыбаки везут улов богатый.

    Опускай свой парус, опускай!

    Пала на землю густая тень,

    Но в груди моей избыток счастья.

    Ты плещи, весло мое, плещи!

    Никогда глядеть не надоест

    На реку в багровых листьях клена.

    XXV

    Заблестела белая роса,

    На небо взошла луна, сияя,

    Надо лодку придержать, рыбак!

    Королевский далеко дворец -

    Там бы свету лунному струиться!

    Ты плещи, весло мое, плещи!

    Если ж нет, пусть мне пошлет луна

    Трав бессмертья, что готовит заяц.

    XXVI

    Нет двух мест, что схожи меж собой.

    Где еще такое место сыщешь?

    Лодку привяжи скорей, рыбак!

    Прах земной сюда не долетит,

    Оттого-то здесь не нужен веер.

    Ты плещи, весло мое, плещи!

    Здесь людских не слышу я речей,

    Скверну их с ушей смывать не надо.

    XXVII

    Иней мне одежду побелил,

    Но от счастья холода не чую.

    Якорь брось скорей, рыбак, на дно!

    Ненадежен легкий мой челнок,

    Но ведь жить с людьми еще опасней!

    Ты плещи, весло мое, плещи!

    Пусть таким и завтра будет все,

    Будет тем же пусть и послезавтра!

    XVVIII

    На скале средь сосен дом стоит.

    Вот бы где луною любоваться!

    Лодку привяжи, рыбак, скорей!

    Но дорогу разве отыскать

    Темной ночью на горе безлюдной?

    Ты плещи, весло мое, плещи!

    Надо мной нависли облака,

    Плющ опутал голову и плечи.

    XXIX

    Но внезапно тучи пронеслись,

    Сразу все под солнцем засверкало.

    В путь пора отправиться, рыбак!

    И природа словно замерла,

    Только синь морская неизменна.

    Ты плещи, весло мое, плещи!

    Глубже море кажется теперь

    И белее волн высоких пена.

    Зима

    XXX

    Что, готов ли к лову ты, старик,

    Насадил ли на крючок наживку?

    Якорь подымай тогда скорей.

    Есть в Китае озеро Дунтин,

    Там зимою замерзают сети.

    Ты плещи, весло мое, плещи!

    А у нас обилен зимний лов,

    Как нигде еще в подлунном мире.

    XXXI

    Здесь зимою воды из реки

    В озеро далекое уходят,

    Подымай же парус, подымай!

    Радуйся, что нынче тихий день,

    И в открытое направься море.

    Ты плещи, весло мое, плещи!

    Там, как говорят, идет сама

    На наживку рыба-великанша.

    XXXII

    Ночью снег шел, перестал к утру,

    И мгновенно все преобразилось.

    Ты греби, греби, греби, рыбак!

    Впереди синеет моря гладь,

    Позади в снегу сияют горы.

    Ты плещи, весло мое, плещи!

    То даосский рай иль царство будд,

    Но не мир людей обыкновенных.

    XXXIII

    Невод прочь, - и песню я пою,

    Отбивая такт рукой по лодке.

    Ты греби, греби, греби, рыбак!

    Чтобы малый пересечь залив,

    Надо ли сомненьям предаваться?

    Ты плещи, весло мое, плещи!

    Но свирепый ветер все сильней,

    И я в путь пуститься не решаюсь!

    XXXIV

    Чайки белокрылые летят,

    Чтоб найти пристанище ночное.

    Парус распустить, рыбак, пора!

    Впереди дорога в темноте,

    И метель внезапно закружилась.

    Ты плещи, весло мое, плещи!

    Да и впрямь, совсем как в старину,

    Та же ночь, такой же снег и чайки.

    XXXV

    Ширмой расписной кругом стоят

    Красные, зеленые утесы.

    Лодку придержи, рыбак, свою!

    Все равно, богат улов иль нет?

    Все равно, крупна, мелка ли рыба.

    Ты плещи, весло мое, плещи!

    Я сижу в соломенном плаще,

    В шапке лубяной, - кругом безмолвье.

    XXXVI

    Сосенка одна на берегу

    Кажется черней на белом снеге.

    Надо лодку придержать, рыбак!

    Тучи темные вокруг, - пускай

    Мир они постылый застилают.

    Ты плещи, весло мое, плещи!

    Волны шумные бушуют, - что ж!

    Шум мирской зато совсем не слышен.

    XXXVII

    С древних лет являлись мудрецы,

    Что с природой-матерью дружили.

    Якорь брось, рыбак, теперь на дно!

    Ян Цзы-лин в овчину был одет,

    У порогов Цзилитань трудился.

    Ты плещи, весло мое, плещи!

    Десять лет, в мороз, руками он

    Рыб ловил. И я рыбачу тоже.

    XXXVIII

    Но, увы! Уже подходит ночь,

    Отдохнуть и мне пора сегодня.

    Лодку привяжи, рыбак, скорей!

    Снег идет, огонь горит в дому,

    Я туда счастливый возвращаюсь.

    Ты плещи, весло мое, плещи!

    До зари в морозное окно

    Буду любоваться я луною.

    СИН ХЫМ 26)

    В селенье горном снег на землю пал,

    И замело в горах крутые тропы.

    Пусть будет заперта сегодня дверь

    Плетеная, - кто может быть за нею?

    В ночной тиши лишь светлый серп луны,

    Единый друг гостит в моем жилище

    ***

    Слава - это башмаки худые

    На дырявых нищенских чулках...

    Я давно ушел в поля и рощи

    И теперь с оленями дружу.

    Так согласен жить я бесконечно,

    А тебе спасибо, добрый ван.

    ***

    Пусть из неравных бревен крыша сбита,

    Погнулся столб один, другой упал;

    И хижина так велика, что можно

    В ней две циновки рядом расстелить;

    Но каждый листик повилики горной

    В лучах луны мне самый верный друг.

    ЛИ ХВАН

    Вот беседка пред горою,

    Под беседкою река.

    Стаи чаек белоснежных

    Пролетают над водой...

    Отчего же эти чайки

    Не хотят со мной играть?

    *** 27)

    Горы каждой весною цветут,

    Ночи осени в лунном сиянье,

    Ход времен неизменный всегда

    Человеку таинственно сроден.

    Рыба плещется, ястреб парит...

    Как поверить, что это случайно?

    ***

    Я на время верный путь оставил,

    На который некогда вступил.

    Проблуждал я где-то эти годы,

    А теперь опять пришел сюда.

    Но о том, что возвратился поздно

    К правде, - бесполезно сожалеть.

    *** 28)

    Древние люди меня не встречали,

    Их я не мог лицезреть.

    Хоть и не видел я ликов их светлых,

    Путь их всегда предо мной.

    Если навеки их путь предо мною,

    Как по нему не идти?

    ***

    Склоны гор, поросших лесом,

    Отчего вечнозелены?

    Днем и ночью рек теченье

    Отчего так неизменно?

    Никогда б не изменяться,

    Вечной юности достигнув!

    ***

    Пусть гром разрушит скал гряду,

    Глухим рожденный не услышит.

    Пусть солнце блещет в небесах,

    Слепорожденный не увидит.

    Да, зрячи мы, наш чуток слух,

    И все же мы слепоглухие.

    ***

    Укрыться б мне в шатре тумана,

    Дружить бы с ветром и луной

    И встретить старость без недугов

    В сей век великой тишины.

    Еще одно хочу я - имя

    Навеки чистым сохранить.

    ***

    Орхидеи в долине цветут,

    Их вдыхать - мне одно наслажденье,

    Облака на вершинах лежат,

    Видеть их - мне одно наслажденье.

    И средь этой земной красоты

    Позабуду ли я государя?

    ЛИ ХЁН БО 29)

    От бремени забот здесь человек свободен.

    Жизнь рыбака - свидетельство тому;

    Он смело лепесток-челнок пускает

    В безбрежном море по большим волнам.

    И, мирно забывая все на свете,

    Теченья времени не замечает он.

    ***

    Склонившись, смотришь - бездна вод синеет;

    Оглянешься назад - там зелень гор,

    И ржавый прах, прах суетного мира,

    Блаженных этих не коснется мест.

    Луна ясна над водяным простором,

    И оттого беспечнее душа.

    ***

    В лист лотоса горсть риса завернуть,

    Рыб мелких нанизать на ветку ивы

    И привязать свой лепесток-челнок

    Средь камышей, цветущих над водою.

    Кому, скажи, еще дано постичь

    Очарованье этой жизни мирной?

    ***

    Несется туча над вершиной горной,

    И чайка над морской резвится гладью.

    О, эти двое!

    Как они свободны!

    Подобно им, забыв о всех тревогах,

    Я буду в мире беззаботно жить!

    ***

    Взглянул назад, где пышная столица,

    Где царственный красуется чертог.

    О нем я помню каждое мгновенье,

    В рыбачьей лодке лежа на спине.

    А это вовсе не моя забота -

    Пусть без меня мудрец спасает мир.

    ***

    Все говорят: "К родным местам

    Он едет". Я ж, увы, не еду!

    Заглохло поле без меня,

    Дичает сад мой опустелый.

    Там ветер злой и лунный свет

    По хижине моей гуляют.

    ЛИ ХАН БОК 30)

    Тучи, что уже перевалили

    Чрез высокий перевал Чоллён,

    Вы, как дождь, с собою захватите

    Слезы государева слуги;

    Над дворцом, где мой живет владыка,

    Ливнем их пролейте, я молю!

    КУ ЧИ ЧЖОН

    Орел, схвативший в когти мышь,

    Не похваляйся тем, что сыт!

    Пускай журавль приречный тощ -

    Он не завидует тебе.

    И я худым согласен быть,

    Чтоб жить вдали от суеты.

    ЛИ ТХЭК

    Не смейся ты, огромный гриф,

    Над тем, что воробей тщедушен!

    Ведь ты и он, ведь оба вы

    Летаете в бескрайнем небе.

    Летающие птицы вы, -

    Не вижу разницы меж вами.

    КИМ ТУ СОН

    Под вечер, сокола с собою взяв,

    Я за рекой на холм взошел высокий,

    Спугнул фазана, сокола спустил...

    Вдруг сумерки нежданно наступили.

    И где-то там, из облаков густых,

    Звон колокольчика раздался легкий.

    ПАК ИН РО

    Ком железа в десять тысяч цзюней

    В проволоку вытянуть хочу.

    Обвяжу я проволокой солнце,

    Мощный ход его остановлю.

    Так я поступлю, чтоб не старели

    Милые родители мои.

    ЛИ ЧОН ГУ

    В тебя и можно верить и нельзя, -

    Вот каковы твои любовь и верность!

    И в дни, когда я веровал в тебя,

    Я знал: тебе довериться - безумье!

    Хотя мне говорили, что нельзя

    Поверить... Как же можно жить без веры!

    ХАН ХО

    Стоит ли сюда нести циновку? -

    Можно и на листьях посидеть.

    И светильник зажигать не надо, -

    Как вчера, посветит нам луна.

    Дешево вино, и дики травы.

    Не беда! Все подавай скорей.

    ЛИ СУН СИН 31)

    В ночь лунную на острове Хансан

    Гляжу на море я с дозорной башни;

    Мой верный меч, мой длинный меч при мне,

    А на сердце - тяжелое раздумье.

    Вдруг камышовой дудки слышу свист,

    Протяжный свист - он душу мне встревожил.

    КИМ САМ ХЁН 32)

    "Погибни, Наньпа!

    Но голову не гни перед неправдой".

    И, улыбаясь, отвечает Наньпа:

    "Ты так сказал. И я умру с тобою".

    А после сколько мужей знаменитых

    Рыдали, эти слушая слова!

    ***

    О гора Самкаксан! - Уезжаю!

    Расстаюсь с вами, воды Хингана!

    Покидаю, увы! - с неохотой

    Дорогие мне горы и реки,

    Да и время настало такое,

    Что не знаю, увижу ль их снова.

    ***

    Пусть слава и почет вас не пленяют!

    Сосед ближайший почести - позор.

    Вы, домогаясь славы и богатства,

    Идете по неверному пути.

    А я ничем теперь не озабочен

    И не боюсь бесчестья и беды.

    ЧУ ЫЙ СИК

    Высоко небо, - люди говорят, -

    Но во весь рост смотри не подымайся!

    Земля прочна, - все люди говорят, -

    Но я по ней с опаскою ступаю.

    Высоко небо, и земля прочна...

    Так говорят. Я ж осторожен буду.

    СИН ЧОН ХА

    Пусть служба уважения достойна,

    Но с жизнью ли своей ее сравню,

    Когда, осла хромого погоняя,

    Я возвращаюсь в милые края.

    В пути, я знаю, добрый ливень смоет

    С плаща дорожного всю грязь и пыль.

    ЧОН ТХЭ ХВА

    Захмелел от первой чарки,

    Захмелел я и сижу.

    И уходят вереницей

    От меня печали прочь.

    Мальчик, чарку дай вторую,

    Чтоб печали проводить!

    ЧОН ОН

    Приготовь мне, мальчик, плащ в дорогу

    И соломенную шляпу дай.

    Леску я к удилищу приладил,

    Без крючка рыбачить ухожу.

    Рыбы, вы меня теперь не бойтесь!

    Просто я развлечься захотел.

    ЛИ ЯН ВОН 33)

    Вы велели мне взобраться

    На высокую сосну.

    Но, "друзья", по крайней мере

    Не трясите же ее!

    Умереть мне будет грустно,

    Государя не узрев.

    ЛИ АН НУЛЬ 34)

    Пусть небо и земля шатром мне станут;

    Светильником - луч солнечный и лунный;

    Вином - вода из Северного моря, -

    Ее хотел бы лить я в жбан огромный

    И пить, не зная, что такое старость,

    Под взором Ноинсон - светила жизни!

    КИМ КВАН УК

    Горы тихие, светлые реки,

    Вы - мое достояние ныне,

    Я же ваш повелитель единый,

    Кто осмелится мне прекословить?

    И пусть жадным меня называют,

    Я ни с кем не желаю делиться!

    ***

    Забыл я почести и славу,

    Богатство, знатный род забыл;

    Забыты горести навеки,

    Тревоги, жизни суета;

    Я даже сам забыт собою,

    Не надо ж вспоминать меня.

    ***

    Одинокая белая цапля, стоишь

    Ты на белом прибрежном песке.

    Знаю я: только ты бы могла разделить

    Сокровенные думы мои.

    Вихрь над прахом земным я с тобою презрел,

    И меж нами различия нет.

    КИМ Ю ГЮ

    Дождь прошумел, и в цвет единый

    Смешались небо и вода.

    И, в лодку взяв вина хмельного,

    На ловлю я спешу отплыть.

    А чайки, взмыв над камышами,

    С восторгом на меня глядят.

    СО ИК 35)

    Если бы разрушить эту гору,

    Если бы засыпать ею море,

    Я тогда б добрался до Пынлая,

    Там с моей любимой повстречался...

    Но, увы, я схож с пичужкой малой

    И не создан для таких деяний!

    ЧО ХОН

    Над озером пролился дождь;

    На ветках ивы блещут капли.

    Куда-то лодочник ушел,

    На привязи - пустая лодка.

    Заходит солнце, вечер тих,

    А чайки в воздухе резвятся.

    ЧХОН КЫМ

    В селенье горное спустилась ночь,

    Издалека донесся лай собаки.

    Я вышла, чтобы милого принять,

    Нет никого - в морозном небе месяц.

    О пес, зачем так громко лаешь ты,-

    Там только месяц над горой безлюдной.

    КИМ САН ЁН

    Слово лживое - любовь!

    Лжешь ты, говоря, что любишь!

    Говоришь, что снилась мне?!

    Это значит - лжешь ты вдвое.

    Не могу сомкнуть очей...

    Как же ты могла явиться?

    ***

    Слово молвишь - скажут: вот простак,

    Промолчишь - и глупым назовут.

    Нищ - вокруг тебя грохочет смех,

    А богат - от зависти черны.

    Горе нам! Под небом на земле

    Человеку больше жить нельзя!

    СОН ХОН

    Людских речей не знает горный лес...

    И без причуд струится вдаль река;

    На золото не купишь ветра свист...

    Владыкам непокорен свет луны...

    Недугам неподвластен я, поэт,

    И мирно старость встретить здесь готов.

    ЧО ЧЭ СОН

    Мальчишка! Поскорей возьми корзинку,-

    За рощи солнце хочет опуститься.

    Ночь миновала, и за это время

    Там папоротники зазеленели.

    А если мы их не сорвем, то что же

    Готовить нам на завтрак и на ужин?

    СОН СУН

    Что услышу - вспомнить не могу,

    Что увижу - словно и не видел.

    Так живу и не желаю знать,

    Чем дурны и чем прекрасны люди.

    Лишь былая хватка у меня:

    Пальцы чарку полную удержат.

    ЛИ ВОН ИК

    Мириады тонких нитей - серебристых на наряд;

    Но они поймать не могут вешний ветер на лету.

    Вкруг цветов рои кружатся медоносных пчел и ос;

    Но они помочь не могут, если облетел цветок.

    Как бы страстью ни пылал ты, как бы верен ни был ей,

    Ты бессилен, коль любимой ты покинут навсегда.

    ХОН СО БОН

    Оттого ли, что в миг расставанья

    Из очей моих кровь проливалась,

    Амноккана глубокие воды

    Голубеть навсегда перестали?

    И промовил гребец седовласый:

    "Видел все, но такое - впервые!"

    ЛИ ВАН 36)

    О, если бы сровнять с землею горы,

    Просторней стало б озеру Дунтин!

    О, если б на луне срубить деревья,

    Она бы ярче освещала ночь!

    Как горько сознавать свое бессилье

    И лишь хотеть, а дел не совершать!

    ХВАН ЧИН И

    Гора всегда одна и та же,

    Река изменчива всегда;

    Она струится неустанно,

    И ей не обратиться вспять.

    И человек реке подобен -

    Уйдет и не вернется вновь.

    ***

    Разве я была, о друг мой, нехорошею собой,

    Разве я была неверной, обманула ли тебя?

    Клялся ты прийти сегодня в третью стражу, в темноте,

    А на деле оказалось - это вовсе и не ты,

    А всего лишь шорох листьев на осенних деревах.

    И на листья ли сердиться, если друг мой виноват!

    *** 37)

    О синий мой ручей в горах зеленых!

    Ты не гордись, что так легко течешь,

    Знай, выбраться обратно невозможно

    Тому, кто в ширь морскую попадет.

    Все горы залиты Луною Ясной,

    Не хочешь ли утешиться, ручей?

    СОР И 38)

    Говорят: "Сосна"! Сосна какая?

    Про какую говорят сосну?

    Не про ту ль, что на крутом обрыве

    Высится,- так, значит, про меня!

    Топоры мальчишек-дровосеков,

    До меня не дотянуться вам!

    ЛИМ ЧЭ 39)

    Изумрудно сияет трава...

    Здесь ты спишь, здесь покоится тело.

    Где же светлый твой лик преклонен?

    Здесь лишь белые кости зарыты!

    Нет детей у тебя, о печаль,

    И никто не свершит возлиянья.

    СИН ХИ МУН

    В штанах коротких, за плечом - мотыга,

    Я поле выполол и распахал.

    И, песню деревенскую мурлыча,

    Домой иду, весь озарен луной.

    Жена, вино процеживая, молвит:

    "За домом поле завтра вспашем мы".

    ЛИ ЧОН БО

    Есть в доме у меня заветный меч,

    Он на стене пока висит, скучая,

    Но иногда заветный меч звенит

    И этим выражает нетерпенье.

    Под звездами сияй, мой Луньцуань!

    Известно всем, что я готов на подвиг.

    ИН СА ОН

    Говорят, что Тайшань высока,

    Но ведь небо-то все-таки выше!

    И, решив до вершины дойти,

    Ты бесстрашно туда и взберешься.

    Так и люди: боясь высоты,

    Неприступными горы считают.

    ЛИ ЧЭ

    Звезда погасла - жаворонок взвился.

    Я из дому с мотыгой выхожу.

    Пускай теперь роса в лесу промочит

    Короткие крестьянские штаны.

    Как хорошо работать утром в поле!

    И не беда, что я насквозь промок.

    КИМ ЧИН ТХЭ

    Средь воронья узнай-ка,

    Где там самец, где самка?

    Узнай, прольется ль дождик

    Из тучи проходящей!

    Вот так и наши души

    И всё, что здесь творится!

    КИМ ЁН

    О перелетный сокол, не гордись,

    Что ты мгновенно сотни ли покроешь.

    И жаба ведь доскачет до Янцзы,

    Вол за конем туда же доплетется.

    Положенного нам не перейти...

    Так разве, сокол, я тебе не равен?

    ***

    Когда мне было двадцать лет,

    Я мнил, что юность бесконечна,

    Но незаметно годы шли,

    И вот полвека миновало...

    Ну что ж... Светильник я зажгу,

    Чтоб прогулять остаток жизни.

    ***

    Белокрылая цапля на утлом челне одиноком!

    Отчего ты бела, не в волне ли морской искупалась?

    Тело чисто твое, словно снег на горах, оно бело;

    Но чиста ли душа у тебя, белоснежная цапля?

    Коль душа твоя телу своей чистотою подобна,

    Жду тебя, моя цапля, чтоб вместе с тобой веселиться.

    КИМ СУ ЧЖАН

    Молю одержимых любовью к чинам

    Подумать о завтрашнем дне!

    Они, словно малые дети в песке,

    Играют под солнцем сейчас.

    А за гору светлое солнце зайдет,

    Что с ними случится тогда?..

    *** 40)

    Ты облако лазурное лелеешь;

    Мне белоснежное - милей всего.

    Твоя отрада - знатность и богатство;

    Мне по сердцу и бедность и покой.

    И сколько б ни смеялись надо мною,

    Я буду твердо на своем стоять.

    ***

    Так жизнь моя становится все проще,

    И вот при мне остались, наконец,

    Лоз виноградных, может быть, десяток

    И списки всех мне дорогих стихов.

    И никогда меня не покидают,

    А значит - любят: ветер и луна.

    ***

    Родители мои - земля и небо,

    И для меня природа - как жена;

    Холмы, потоки - мне родные братья;

    А ветер и луна - друзья мои.

    И нерушимую храню я верность

    До смерти государю моему.

    ***

    Жилище тесно, словно дом улитки,

    Но вкруг него - природы чудеса.

    Стены четыре, а на стенах книги,

    В них мысли старика погружены.

    И мнится мне, что я один на свете

    Способен жить без мелочных страстей.

    ***

    Старые, больные чувства

    Тешит запах хризантем;

    А печали без названья

    Тешит черный виноград;

    Но, когда виски седеют,

    Утешает только песнь.

    ***

    Соседи справа - под скалой живут,

    Соседи слева - в хворосте ютятся,

    Одеты в травы, впроголодь живут,

    Но все они добры и благородны.

    Так отчего в хоромах богачей

    Такие злые и плохие люди?

    *** 41)

    Пусть винный жбан твой полон будет вечно,

    Ты хочешь пить или не хочешь пить.

    Пусть при тебе всегда красотка будет,

    Нужна она тебе иль не нужна.

    Так жить хочу, чтобы утешить время,

    Что, словно путник, все идет вперед.

    ***

    Если нет цветов и жбан твой пуст,-

    Узнаешь ты цену наслажденья.

    Время, словно путник - лошадей,

    Волосы торопит серебриться.

    А моих советников толпа

    Мне кричит, что бражничать не надо.

    КИМ ЧЖОН ТХЭК 42)

    Что такое почести и слава?!

    Им на смену явится позор.

    Пусть отныне мне друзьями будут

    Винный жбан и звучный каягым.

    С ними жить бы и стареть спокойно

    В мире, в благоденствии, в тиши.

    ***

    Мир исполнен суетности мелкой;

    От него к природе ухожу.

    О, как беззаботны эти чайки!

    Их никто не гонит, не зовет.

    Лишь они, я в том не сомневаюсь,

    Без раздоров на земле живут.

    ***

    Жизнь людей на сон похожа;

    Что мне слава и почет?!

    Мудрость, глупость, знатность, деньги...

    Перед смертью все равны.

    И на этом свете радость,

    Я уверен, лишь в вине.

    *** 43)

    Красный клен так нежно красен;

    Хризантемы запах душен;

    Водка рисовая - чудо,

    И вкусна сырая рыба.

    Комунго скорей мне дайте;

    Сам налью, сам петь я стану!

    ***

    Рыбачья песнь и дудка пастуха

    Смешались с ветром, что свистит в долине,

    И потревожили мой сон дневной...

    Я пьяные глаза приоткрываю

    И вижу, что с горы идут друзья,

    Вновь жбан несут и предлагают выпить.

    ***

    Пробудившись - снова пью,

    Охмелев - ложусь я снова.

    Потому не знаю я,

    Что почет - а что бесчестье.

    Трезвого не помня дня,

    Пьяным жить я буду в мире.

    ПАК ХЁ ГВАН

    Любимый, мне приснившийся в ночи,

    Исчез бесследно, чуть я пробудилась.

    Куда ж великая ушла любовь,

    Любовь, что в сердце у тебя кипела?!

    Являйся чаще, о, хотя б во сне!

    Нет, нет, не надо, сон - лишь призрак тщетный...

    ***

    Кукушка в пустынных горах!

    Скажи мне, о чем ты рыдаешь?

    Неужто ты так же, как я,

    Покинута кем-то жестоко?!

    И сколько ни будешь рыдать,

    Вовек не услышишь ответа!

    ***

    Словно воды реки текущей,

    Незаметно проходит время.

    Вновь весна, и на огороде

    Запестрели овощи снова.

    Мальчик, новым вином нас потчуй,

    Выпьем чарку новой весною!

    АН МУН ЁН

    О хризантема! Объясни, зачем

    Так ненавидишь ты весенний ветер?

    "Замерзну лучше,- отвечал цветок,-

    В простой ограде под студеным ливнем,

    Но не хочу с другими я делить

    Восторг пред торжествующей весною".

    ***

    Эту самую луну

    Год назад я видел в небе.

    Год прошел, и в эту ночь

    Я опять любуюсь ею.

    Понял я: года идут,

    А луна стоит на месте.

    ***

    За оградою сада цветы,

    А вдоль берега озера - ивы.

    Голос иволги громко звучит,

    В пляске пестрые бабочки вьются.

    Среди бабочек, ив и цветов -

    Здесь гулять я хочу беззаботно.

    СТИХИ НЕИЗВЕСТНЫХ АВТОРОВ

    Пределать бы на метлы

    Поскорее все мечи,

    Чтобы вымести отсюда

    И южан и северян,

    А из метел плуги сделать

    И всю землю распахать.

    ***

    Есть славный меч Сян Юйя,

    Железный бич Мэн Бэня,

    Су Циня красноречье

    И разум Чжугэ Ляна;

    Но всем им, вместе взятым,

    Не справиться с любовью.

    ***

    Меч, на стене вися, звенит -

    Кровь в сердце яростно пылает;

    И в молодых моих руках

    И день и ночь играют мышцы.

    Когда ж, о время, твой черед?

    Скажи два слова: "Я настало".

    ***

    О ветер, дуй! Нещадно дуй!

    И тучи нагоняй.

    Ты, дождик, капать перестань

    И в ливень превратись.

    Тебе ж, дорога,- морем стать,

    Чтоб милый не ушел.

    ***

    Луну, что видела тебя,

    Я повидать хочу.

    Окно открыла на восток

    И стала ждать ее.

    Но слезы хлынули из глаз,-

    И в дымке та луна.

    ***

    Общение с людьми невыносимо!

    Все чаще я к природе ухожу.

    Владею я клочком пустого поля

    Да рощицей из тутовых дерев.

    Все это скудно и неприхотливо,

    Зато не знаю ни забот, ни бед.

    ***

    Я под окном посадил хризантему,

    А рядом поставил бродить вино.

    Цветет хризантема - вино забродило,

    Пришли друзья, и взошла луна.

    Возьми комунго, весели нас, мальчик!

    Мы будем здесь пировать всю ночь!

    ***

    О сновиденье, злое сновиденье!

    Ты отпустило друга моего,

    Он навестил меня сегодня ночью,

    А ты забыло разбудить меня.

    Теперь, когда он явится, ты сразу

    Буди меня и удержи его.

    ***

    Конь ржет от нетерпенья,

    Друг милый едет прочь.

    На запад солнце клонится...

    Как путь его далек!

    Из тысяч дней столетия

    Сегодня худший день.

    ***

    Про глубину озер, морей

    Кто небылицу сплел?

    Грудь уточки им не покрыть,-

    А как она мала!

    Но, знаю, глубока любовь

    Того, кого люблю.

    ***

    Проснулась, взглянула и вижу:

    От милого это письмо.

    Сто раз я его прочитала,

    Потом положила на грудь.

    Оно не казалось тяжелым,

    Что ж на сердце так тяжело?

    ***

    Сказал: приду,- и я ждала всю ночь;

    Луна звездой сменилась предрассветной.

    Ты ль виноват, что обманул меня,

    Виновна ль я, что друга ожидала,

    Но сколько б ты ни говорил "приду",

    Тебе, мой друг, я больше не поверю.

    ***

    Не знаю, кто в окне прорвал бумагу,

    И луч луны попал в кувшин с вином.

    Вино бы это проглотить скорее!

    Хочу с вином я выпить этот луч.

    Воистину, как просветлело б сердце,

    Когда бы можно было пить луну.

    ***

    В подарок веер получила я,

    Такой подарок не лишен значенья.

    Дарившие хотели мне сказать:

    "Гаси огонь, что грудь твою сжигает".

    Но веер не потушит пламя то,

    Которое мне не залить слезами.

    *** 44)

    Расставанье и разлука!

    Скрылись вы в какую щель

    В год сожжения книг жестокий?

    Мудрый Цан придумал вас,

    И живете вы доселе

    Для мученья наших душ.

    ***

    О ветер! Я молю тебя, не дуй

    Сквозь лунный свет в мой двор, покрытый снегом.

    Мне кажется, твой шум похож на звук

    Шагов того, кто больше не приходит.

    Хотя знаю я, что это только бред,

    В беспамятстве его шаги я слышу.

    ***

    Дует ветер или нет,

    Хлещет дождь иль снег белеет,-

    Если нет тебя, мой друг,

    Это душу занимает.

    Но когда со мною ты,

    Все на свете безразлично.

    ***

    Повалит ли гору ветер,

    Дожди источат ли камень?

    И может ли истощиться

    Любовь, что скрепили взоры?

    Пусть рухнет гора от ветра,

    Тогда ты узришь разлуку.

    ***

    Когда на том свете мы встретимся вновь,

    Тобою я стану, ты - мною.

    Тогда твое сердце изноет, любя,

    Как я по тебе изнываю.

    Тогда каково тебе будет познать

    Ту боль, что меня истомила?

    ***

    Слово напишу я и заплачу,

    Напишу другое и вздохну,

    Словно не письмо пишу - рисую

    И слезами разбавляю тушь.

    Милая, прости мне мой рисунок,

    С горем в сердце я тебе писал.

    ***

    Вскарабкавшись на горную вершину,

    Не смейся ты над маленьким холмом!

    Гром может грянуть, разразится буря,-

    Оступишься и в бездну полетишь.

    Когда же мы стоим на ровном месте,

    Не существует страшного для нас.

    *** 45)

    Один слепец, взяв на спину другого,

    На босу ногу намусин надев,

    Через бревенчатый прогнивщий мостик,

    Не опираясь ни на что, бредет.

    А будда каменный на перекрестке

    Глядит на небо и смеется всласть.

    ***

    С тобой, чей голос был подобен грому,

    Свиданье первое блестит зарницей,

    А наши встречи были словно ливень,

    Но все рассеялось, как в небе тучи.

    Вздохнула я, и был мой вздох, как буря,

    Горячий вздох на землю пал туманом.

    *** 46)

    Хмельным восторгом упоен, Ли Бо

    Погиб, пойдя по водам за луною.

    С тех пор поныне люди говорят

    Чуть что: вино - всех наших бед причина.

    А Цюй Юань покончил жизнь в Мило,

    Каким вином упившись, мне скажите?

    ***

    Над горой за домом мчатся тучи,

    Над рекою стелется туман...

    Быть дождю? Иль снег покроет землю?

    Буря ль грянет? Иней ли блеснет?

    Я не знаю - возвратится ль милый?

    Лишь собаки лают в тишине.

    ***

    Расставался я с тобой вчера

    У окна с лазурной занавеской.

    На цветы, что падали, кружась,

    На луну, висевшую на иве,

    Равнодушно я хотел глядеть,

    Но не одолел тоску разлуки.

    ***

    Соберу по зернышку любовь,

    Смерю меркой, уложу в мешок,

    Разогнусь и сразу нагружу

    На коня тяжелый тот мешок.

    "Эй, пошел!" - хлестну коня кнутом.

    К милой пусть любовь мою несет.

    ***

    Куплю любовь, куплю любовь - иные говорят...

    А где найдете вы того, кто вам продаст любовь?

    Продам разлуку, продаю! - иные говорят,

    А где найдете вы того, кто бы купил ее?

    Любовь, разлука - не товар, чтоб ими торговать,

    И если полюбил - навек, расстался - навсегда.

    ***

    Пусть вихрями станут все вздохи,

    А слезы дождями прольются;

    Пусть свищут те вихри и хлещут дожди

    Вкруг дома, где спишь ты спокойно.

    И пусть они будят тебя и томят

    За то, что меня позабыла.

    ***

    Конем владел я, и вином, и златом -

    И для чужих я словно братом был.

    Издох мой конь, нет ни вина, ни злата -

    И я бродяга даже для родни.

    О, как превратен мир, как подлы люди,

    И как о том теперь печалюсь я!

    *** 47)

    И ветр, лишь только отдохнет, минует Чансонрён,

    И туча, тоже отдохнув, ползет через него.

    Маньчжурский сокол и морской, и горный, отдохнув,

    Расправят крылья, пролетят над высью Чансонрён;

    Но я, узнав, что там она, мгновенья бы не ждал...

    Я б одолел, не отдохнув, могучий Часонрён.

    ***

    Чудесный сон издалека

    Ко мне любимую привел;

    Я от восторга задрожал;

    Умчался сон, и нет ее.

    Ужель ты скрылась оттого,

    Что рано я проснуться смел?!

    ***

    В окне мелькнула тень,

    Я вышла друга встретить.

    Нет, то не гость: в окне

    Лишь облачко проплыло.

    Когда то было днем -

    Смеялись бы соседи.

    ***

    Сосна, посаженная здесь, скажи,

    Зачем тебя сюда пересадили?

    Какой ты берег горного ручья,

    Переселясь, оставила навеки?

    Уже никто не может рассказать

    О красоте твоих ветвей зеленых.

    ***

    Ты меня не бойся, чайка!

    Я тебя ловить не буду.

    Государь меня покинул,

    И скитаюсь я бродягой.

    Ко двору не буду позван,

    А резвиться с чайкой буду.

    ***

    Как ночи те тянулись бесконечно!

    Та, что была вчера, позавчера.

    Отрезать бы от них хоть по кусочку,

    Чтоб нынешнюю ночку удлинить,

    Чтобы сегодня продолжалось завтра,

    А послезавтра встретить бы рассвет.

    ***

    Встречаться с ним и после охладеть?

    Или расстаться и забыть навеки?

    Что лучше: чтобы не рождался он,

    Иль, чтобы я его совсем не знала?

    Чего хочу я более всего?

    О, только смерти - пусть и он страдает!

    ***

    "И эти речи - ложь",- сказали мне.

    "Те речи - тоже ложь",- сказали мне.

    Ну, как узнать, где правда и где ложь?

    Известно это лишь на небесах.

    Но кто, увы, чтоб выслушать ответ,

    Способен будет на небо взойти?

    ***

    Что лучше - забыть после смерти

    Иль жить и сгорать от любви?

    Бессмертное тяжко забвенье!

    Ужасно при жизни гореть!

    Одно только слово промолви,

    Чтоб знал я: мне жить или нет.

    ***

    В ту ночь, когда я буду у любимой,

    Тебя, петух, я попрошу не петь!

    Когда твой крик не будет раздаваться

    Мы не заметим, как придет рассвет.

    А пение твое средь темной ночи

    Напрасно будет душу мне терзать.

    ***

    Плохо ли, когда цикады юной

    Крылья отрастут,- она взлетит.

    И с вершины дерева большого

    Песню ликованья запоет?

    Но не лучше ль ей следить упорно,

    За готовым прыгнуть пауком!

    ***

    Черен ворон или бел,

    Цапля белая черна ли,

    Длинны ль ноги журавля,

    Коротки ль утячьи лапки -

    Обо всем об этом мне

    Пересуды надоели.

    ***

    Слова, что люди тайно говорят,

    Все до единого услышит небо.

    Дела, что совершаются в тиши,

    Увидят злые демоны и духи.

    И потому будь осторожен ты:

    Не одряхлело небо, духи зорки.

    ***

    Сколько б ни твердил молитв монах,

    Разве от того он станет буддой?

    Сколько б Кун-цзы ни читали мы,

    Правый путь найдем ли мы на свете?

    Буддой стать, найти Великий Путь -

    Это подвиг труднодостижимый.

    ***

    Как за косу таскал монашку бонза!

    Да и она его за чуб драла.

    И оба оглушительно орали:

    "Я прав!" - "Нет, я права" - "Не ты!" - "Не ты!"

    Толпа слепых меж тем на них глазела,

    Шел спор о них среди глухонемых.

    ***

    Сколько б ворон там ни каркал,

    Не умрем - ни муж, ни я,

    Не умрет сынок мой пахарь,

    Дочка-пряха не умрет,

    А уж если кто... так только

    Ты, невестушка, умрешь!

    ***

    В сады и на поля пришла весна,

    И у меня теперь дела.

    Я сети прошлогодние чиню,

    Усердно дети вспахивают поле.

    А тут еще за домом, на горе,

    Лечебные копать я должен травы.

    ***

    Встав на заре, я накормил вола,

    Еще две-три звезды сверкали в небе.

    Залюбовавшись широтой равнин

    И нежно-золотыми облаками,

    Подумал я: кто знает, может быть,

    Вот в этом только смысл крестьянской жизни.

    ***

    Когда моя настанет смерть,

    Душа кукушкой обернется,

    В густой листве цветущих груш

    Я полночью глухою спрячусь.

    И так во мраке запою,

    Что милый голос мой узнает.

    ***

    Цветущий персик частый дождь кропил,

    Я милого удерживала тщетно...

    Теперь, когда осенний вихрь шумит,

    Он обо мне едва ли вспоминает.

    За десять тысяч ли во сне моем

    Приходит он и снова в ночь уходит.

    ***

    Цветы цветут иль не цветут,

    И плачет ли кукушка,-

    Когда любимый мой со мной,

    Мне ничего не надо.

    Что мне за дело до того,

    Что там цветет, кто плачет?

    ***

    Ива мне как нитка,

    Иволга - челнок,

    Три весенних месяца -

    Девяносто дней

    Буду ждать я милого -

    Это ли весна?

    Часть IV

    ЛИ ХВАН

    ВЕРНУЛСЯ В ГОРЫ

    То, что вчера я почитал достойным,

    Сегодня недостойным я считаю.

    В одежде отрешенного от мира

    К родным садам я ныне возвращаюсь.

    Теченье вод и выси гор все те же,

    Но пышно разрослись бамбук и сосны.

    И вновь под кровом тесного жилища

    Рогожу разостлал я и ликую,

    Лежу и тешусь дуновеньем ветра,

    Меня ничто отныне не заботит.

    Алеет лотосами пруд широкий,

    И лотосы мой дворик украшают.

    Как поутру здесь распевают птицы!

    Вокруг каштаны собирают дети,

    А у калитки пес встречает лаем

    Разносчика, торгующего рыбой.

    Я под вечер к себе соседей кличу,

    Развлечься их зову с собой на речку,

    Вина отведать, закусить цыпленком,

    И не беда, что скуден лов вечерний.

    Вот к поясу привязана корзинка,

    Я плащ беру, а шляпу - на затылок.

    На плечи сети белые набросив,

    На рыжего бычка сажусь и еду,

    В лучах вечерних солнца утопая;

    И отправляюсь я к друзьям на речку,

    Взор радует знакомая тропинка,

    И вверх и вниз она по склонам вьется,

    А вод речных голубизна как будто

    Сливается с лазурной далью неба.

    Сеть из тончайших белоснежных нитей

    Забрасываю я у перекатов,

    И множество серебряных чешуек

    На каждой ячее блестит и бьется.

    Улов богат: из невода я вынул

    И мелкую и покрупней рыбешку.

    Ту, что помельче, я в котел бросаю,

    А ту, что покрупней, ломтями режу,

    Беру вино, хранимое в кувшинах,

    Сам угощаясь, чаши наполняя,

    Пью и других я потчую усердно.

    Я пью и пью, и вот уже хмелею.

    Меж тем на землю сумрак опустился,

    И светлый месяц всходит над горою,

    А я, то падая, то вновь вставая,

    К бамбуковой калитке возвращаюсь.

    И в дом меня ребенок милый вводит,

    А тощая жена меня встречает...

    И мнится мне, что я один властитель,

    Властитель рек, властитель гор окрестных.

    КИМ МИН СУН

    Недугов, что меня терзают тяжко,

    Не сосчитать,- их не один, не два.

    Глаза глядят, но лучше б не глядели,

    И слышат уши - лучше быть глухим,

    И ноздри лучше бы не обоняли,

    И разучились говорить уста.

    А то, что мне порой суставы ломит,

    Болит нутро, а иногда тошнит,

    Так это все неважно...

    СТИХИ НЕИЗВЕСТНЫХ АВТОРОВ

    Кузнечик, о кузнечик!

    Ты милый мой кузнечик!

    Скажи, зачем, кузнечик,

    Когда луна заходит

    И ночь уже бледнеет,

    Свою заводишь песню

    Протяжным голоском,

    Как будто горько плачешь

    И брошенную будишь.

    Хотя ты мал и жалок,

    Но в этой спальне женской,

    Где сплю я одиноко,

    Один ты только знаешь,

    Что в сердце у меня.

    ***

    Уйдя с любимой в горы,

    С ней дня б не прожил там:

    Заслышав крик кукушки,

    Рыдала бы она.

    Уйдя с любимой к рекам,

    С ней дня б не прожил там:

    Там выше по теченью

    И ниже - моряки

    Идут средь ночи в море...

    Там лязгу якорей

    И плеску быстрых весел

    Внимала бы она

    И на меня, вздыхая,

    Не стала бы смотреть.

    Мне гор и рек не надо,

    Уйду с женой в поля.

    ***

    Когда б мечом пронзив мне грудь насквозь,

    Они в мою зияющую рану

    Вложили узловатую веревку

    И, взявшись за концы, два палача

    Пилили бы ту рану беспощадно,

    Что б ни было, я б вытерпела молча.

    "Хоть день один без друга своего

    Ты проживи!" - они бы мне сказали,-

    Нет, лучше умереть.

    ***

    Твои красивы зубы - улыбнись!

    Твои красивы очи - глянь, прищурясь!

    -----

    Сиди иль стой,

    Иди или беги,

    Я, словно зачарованный, гляжу

    И все хочу, чтоб ты моею стала!

    -----

    Я знаю, родилась ты для того,

    Чтоб одного меня любить на свете.

    ***

    Фазаночки трепещущее сердце,

    Когда ее высматривает сокол,

    И сердце моряка в открытом море,

    Когда его корабль, зерном груженный,

    Теряет весла и теряет парус,

    Руль сломан, мачты буря повалила,

    Бушует ветер, волны злобно хлещут,

    И десять тысяч ли до ближней суши,

    И все вокруг затянуто туманом,

    Через который ничего не видно;

    А тут корабль-пират идет навстречу!..

    И сердце той, которую любимый

    Оставил навсегда. Ну с чем, скажите,

    Сравнить три эти сердца?

    ***

    Эти брови - словно мотыльки,

    Зубы - словно семечки арбуза;

    Лик, когда меня завидишь ты,

    Заалеет персиковым цветом,

    Что расцвел в полуночном дожде!

    Сделаюсь я тоже мотыльком,

    Стану за тобой летать повсюду,

    Где бы ты, куда бы ты ни шла!

    ***

    О любовь, любовь, любовь!

    Ты крепка, как узел

    И как сети рыбаков,

    Что покроют море...

    Крепче ты и тех стеблей,

    Дынных и арбузных,

    Что сплелись друг с другом там,

    Под Сеулом в поле.

    Такова моя любовь

    К дорогому другу,

    И конца ей в мире нет!

    ***

    Туго я любовь перевязал

    И взвалил ее себе на плечи.

    А теперь бреду я чуть живой

    Через кручи горные Тэхсана.

    А друзья, не зная, что за груз

    Я несу, кричат: "Бросай скорее!"

    Нет, пускай измучусь я совсем,

    Пусть умру под тяжестью недоброй,-

    Я ее не брошу никогда.

    ***

    За милой сквозь метель и стужу

    Иду один через Тхэсан.

    Я сдвинул шапку на затылок,

    Чулки за пазуху заткнул,

    И башмаки в руках несу я.

    И так едва бреду, плетусь,

    В пути совсем не отдыхая,

    Бреду, не зная сам куда.

    Не чувствуют босые ноги

    Ни лютой стужи, ни снегов,

    И только грудь слегка озябла.

    Она открыта для того,

    Чтоб к ней прижать мою голубку.

    ***

    О милая, кругла ты, как арбуз,

    Не говори слов сладких, словно дыня,

    Ведь слово каждое из уст твоих

    Всегда, увы, бывает только ложью.

    Ты этих слов пустых не говори,

    Пустых, как тыква в октябре холодном.

    Ты этих слов пустых не говори,

    Они пусты, как высохшая тыква.

    ***

    Почему ты не приходишь?

    Отчего прийти не можешь?

    Неужели на дороге

    Стал дворец из чугуна?

    Возвели в дворце том стену,

    За стеною дом гранитный,

    Там тяжелый сколотили

    И поставили сундук.

    В нем ты, милая, томишься,

    Крепко связана веревкой,

    Золотым ключом замкнута,

    Заперта на две скобы.

    Вот ко мне и не приходишь...

    Месяцев в году двенадцать,

    Тридцать дней содержит месяц...

    Как же дня найти не можешь

    Ты, чтоб навестить меня?!

    *** 48)

    Средь тварей всех и на земле и в небе,

    Что страх внушает, что вселяет ужас?

    Тигр белолобый, волк или гиена,

    Удав, гадюка, скорпион, стоножка,

    Лесная нежить, упыри и злыдни,

    Мондар и челядь властелина Ада,

    Посланцы всех владык из Царства мертвых...

    Ты, эту нечисть всю перевидавший,

    Когда с любимой тщетно ищешь встречи,

    В груди твоей пылает пламень жгучий,

    И ты горишь уж не живой, а мертвый.

    И вот ты с нею встретился, и что же?

    Дрожишь, объят неодолимым страхом,

    И руки, ноги у тебя чужие,

    И перед ней не можешь слова молвить...

    Воистину она всего страшнее.

    ***

    Как женщины между собой не схожи!

    Напоминает сокола одна;

    Другая ласточкой сидит на кровле;

    Одна - журавль вреди цветов и трав;

    Другая - утка на волне лазурной;

    Одна - орлица, что с небес летит;

    Другая как сова на пне трухлявом.

    И все ж у каждой есть любимый свой,

    И каждая прекрасна для кого-то.

    ***

    Я всех извел бы петухов и псов,-

    Вредней их нет среди живущих тварей.

    Вдруг ночью под окном крикун-петух

    Неистово захлопает крылами

    И, гордо шею вытянув свою,

    Закукарекает и, подымая

    Уснувшую в объятиях моих,

    Меня с моей любовью разлучает.

    А пес у бедной хижины моей

    Залает вдруг и ну кусать подругу,

    В полночный час идущую ко мне.

    Свирепый пес ее обратно гонит.

    пусть только подойдет у моим дверям

    Торговец птицею или собачник,

    Я крепко вас свяжу, петух и пес.

    Чтоб им отдать, отдать без сожаленья!

    ***

    Когда ты мною овладеть хотел,

    Ты обольщал меня неутомимо:

    Поля, рабов, прислужниц и дворец,

    Что утварью наполнен драгоценной,

    Ты мне тогда поклялся подарить.

    К чему, великий муж, ты плел пустое,

    А я твоим поверила словам...

    И вот уже три года миновало,

    Но я не получила ничего.

    Я по ночам звала тебя, металась,

    И, горько плача, не смыкала век.

    Но если ты придешь - глаза скошу я

    И улыбнусь презрительно теперь.

    ***

    "Эй, лудильщик молодой,

    Ты в котлах паяешь дыры,

    Так заделай эту щель,-

    Сквозь нее разлука льется".

    Отвечал лудильшик так:

    "Управляли поднебесной

    И У-ди и Ши-хуан,

    Но они не в силах были

    Путь разлуке преградить.

    И не слыхивал я также,

    Чтобы хитрый Чжугэ Лян,

    Что с уменьем небывалым

    Правил небом и землей,

    Эту щель тогда заделал,

    И не мог того свершить

    Разум чуского бавана.

    Потому просить нельзя

    И лудильщика простого,

    Чтоб заделал эту щель".-

    "Если правду, о, лудильщик,

    Ты сказал мне, в самом деле

    Вечною разлуке быть".

    ***

    Мой милый, за горой живущий,

    Мне обещал: "К тебе приду!"

    И я, поужинав пораньше,

    Встречать любимого пошла.

    Прошла сквозь первые ворота -

    Ворота снова предо мной.

    Вот я взбежала на пригорок

    И, руку приложив к глазам,

    Смотрю на гору пред собою,

    На тех, кто там идет, гляжу.

    Там что-то вдалеке чернеет

    Или белеет - не пойму.

    Решила я, что это милый,

    И шляпу за спину скорей,

    Чулки за пазуху я прячу

    И в руки башмаки беру.

    По кочкам я бегу, по лужам,-

    Стрелою я лечу туда,

    Чтоб лаской милого приветить,

    И что же вижу пред собой?!

    Да это конопли охапки,

    Что в третий день седьмой луны

    В снопы связали для просушки,-

    Так я обманута была.

    И хорошо, что ночь настала,

    Что было бы со мною днем?!

    Меня бы люди засмеяли...

    ***

    И сегодня ночь настала,

    После ночи утро будет,

    Будет утро - и уйдешь ты,

    А уйдешь - и не вернешься;

    Не вернешься - затоскую,

    Затоскую и зачахну,

    А зачахну - жив не буду.

    Коль поймешь, что я зачахну,

    Что не жить уж мне на свете,

    Ты уйдешь к себе не прежде,

    Чем со мной разделишь ложе.

    ***

    Цветок, ты бабочку не отвергай,

    Летящую к тебе с такою верой!

    И нужно ли тебе мне объяснять,

    Как мимолетно вешних дней сиянье.

    К тебе уже никто не полетит,

    Когда густою станет тень деревьев

    И заалеют на ветвях плоды.

    ***

    Лишь только ветерок подует,

    Сосна, что на горе стоит,

    Ветвями затрепещет сразу.

    Но отчего колышешь ты

    Поникшею листвою, ива,

    растущая на берегу?

    Известно, слезы льются щедро,

    Когда о милом загрустишь,

    Но отчего, скажи, кривится

    Твой рот и всхлипывает нос?

    ***

    Эй, жаба одноглазая, послушай,

    Хромающая жаба - это ты!

    Поймав одну бескрылую букашку,

    Себя вообразила храбрецом!

    И вот на кучу нечистот взобравшись,

    Ты прыгаешь и веселишься там,

    Напыжилась и стала бесноватой,

    А все кругом смеются над тобой.

    ***

    "Купи-ка, хозяйка, румян и белил!"

    "Что ж, если товар твой хорош,

    Куплю я румяна-белила твои".

    "Хорош ли товар мой, иль нет,

    Не знаю, но коль нарумянишься ты

    И густо лицо побелишь,

    То станешь ты сразу красивой такой,

    Какой не была никогда.

    И крепко полюбит тебя твой дружок,-

    Таков мой, хозяйка, товар".

    "О, если ты правду, купец, говоришь,

    Отвесь-ка мне пуд поскорей".

    ***

    "Хозяин, эй! Купите этих крабов!"

    "Ну, покажи, про что вопишь, купец!"

    "Там сверху кости, а под ними мясо,

    Два глаза смотрят прямо в небеса,

    Клешни большие схватывают ловко,

    На тонких лапах он бежит назад.

    Под соевой подливкой! Под зеленой!"

    "Да перестань выхваливать товар,

    Я этих крабов без того куплю".

    *** 49)

    "Эй, парень, ты, что гонишь там вола,

    Ты, желтая башка, косматый парень,

    Остановись, послушай, что скажу!

    Там в озерке, совсем неподалеку,

    После дождя, что нынче ночью лил,

    Невиданное изобилье рыбы.

    Наполни ею чонтараги все,

    Соломою прикрой ее получше

    И по дороге этой поскорей

    В подарок отвези моей любимой".

    "Не повезу,- судьба несчастна наша,

    У богача живем мы в батраках,

    Чуть рассветет - волам готовим пойло,

    Настанет день - мы спину в поле гнем,

    Чуть свечереет - мы плетем веревки,

    А к полночи - онмун одолеваем.

    Мы любим выпить, любим покурить.

    Так и живем. За рыбой не поеду".

    ***

    "Смотри скажу, смотри скажу!

    Теперь скрывать не стану.

    Сказала, за водой идешь -

    И обманула мужа.

    Сняла ведерко с головы,

    К колодцу прислонила,

    Потом подушечку свою

    Приладила к ведерку,

    К соседу-богачу пошла,

    С ним обменялась взглядом

    И, взявши за руку его,

    О чем-то с ним шепталась.

    И вы пошли за коноплю,

    Что было там - смекаю:

    Потоньше стебли полегли,

    А толстые остались,

    Качаясь, как под ветерком...

    Все мужу расскажу я".-

    "Из молодых, да ранний ты!

    И, видно, врать приучен.

    А я - крестьянская жена,

    Весь день трудилась в поле".

    ***

    Засею вспаханное поле,

    От сорных трав его очищу;

    Потом штаны из ткани грубой

    И башмаки свои надену.

    Серп наточу, заткну за пояс,

    Топор возьму с собою острый,

    В нагорный лес пойду и буду

    Рубить стволы сухих деревьев;

    Я на спину взвалю вязанку

    И, с ношей тяжело ступая,

    Наведаюсь к ручью в ущелье;

    Там сяду закусить, а после

    Любимую прочищу трубку

    И табаком ее наполню;

    Куря, мурлыкать буду сонно...

    Когда ж померкнет блеск заката,

    Пойду обратно, напевая

    То торопливо, то протяжно,

    О том, как наша жизнь горька.

    *** 50)

    Когда весною наши моряки,

    Налог чёнсе и тэдонсе погрузят

    В оструганные заново суда,

    В путь захватив и мяса и плодов,-

    Свистят их дудки, барабан ревет.

    Всем духам рек они, дракону моря

    Приносят в жертвы и плоды и мясо,

    Причем слова такие говорят:

    "У Чолладо, у Кенсандо,

    Близ Ульсана, у Сандаля,

    По стремнинам у Канхва

    Плыть нам по морским просторам

    Десять тысяч ли подряд,

    Как по блюдечку с водою,

    И скорей вернуться всем.

    Вы мольбе внемлите нашей!"

    И... пошел! Спускай на воду!

    О Намуамитамбуль!"

    ПРИМЕЧАНИЯ

    1)"Первая луна" - ранняя весна; в это время лед на реках становится хрупким: он то тает, то вновь подмерзает; по такому люду опасно ходить.

    "Тон-дон-дари" - подражание звуку барабана, которым сопровождается пение этой песни.

    "Фонарики сверкают" - речь идет о народном празднике фонарей, который отмечался в ночь на пятнадцатый день второй луны. Лицо любимого, покинувшего девушку, сравнивается со светом этих ярких фонарей.

    "В пятую луну на пятый день" - "праздник дракона", когда собирали пустырник - лекарственное растение, которое, по народным поверьям, продлевало жизнь; его растирали, замешивали с рисовой мукой и затем делали из теста рисовые лепешки в форме колеса, откуда и сам день стал называться "днем колеса".

    "День пятнадцатый луны шестой" - "день омовения (или расчесывания) головы"; в древности в этот день исполнялся обряд омовения головы и расчесывания волос. По окончании обряда гребни бросали в воду. Смысл обряда состоял в том, чтобы "смыть беды" со своей головы.

    "День пятнадцатый луны седьмой" - буддийский праздник. В этот день совершался обряд подношения будде земных плодов.

    "Денек искусных бабьих ножниц" - пятнадцатый день восьмой луны; в этот день в старину при дворе собирали женщин со всей страны, делили их на две группы и каждую заставляли прясть и ткать. Побежденные в этом соревновании выставляли угощение победителям.

    "Девять лун прошло. Девятый день." - В этот день в Корее принято было выпекать рисовые колобки, подмешав к рисовой муке цветы желтой хризантемы, которые якобы имели целебные свойства. Хлопоты, связанные с этим обычаем, напоминали корейцу, что приближается конец года. Девушка переживает это особенно остро, ибо время идет, а она по-прежнему одинока. А ведь круг времени, положенный в песне, исчисляется двенадцатью месяцами.

    "Пунди" - дерево, из которого делали палочки для еды.

    "Две такие другу подарить..." - Подбирать пару палочек для еды, чтобы подарить другу - мечтать о подходящем человеке, выходить замуж.

    "Другой их взял без спроса." - Эти слова надо понимать так: весь год иногда мечтаешь о любимом, а окажешься в руках у немилого.

    2)Впервые сказание о Чхоёнге появляется в древнем корейском памятнике "История трех королевств".

    "В царствование сорок девятого князя Хонгана (875-886) столица царства Силла простиралась до самого моря: плотно, стена к стене, стояли дома; ни один из них не был крыт соломой. Ни днем, ни ночью не смолкали в том царстве песни; днем и ночью звучала музыка на дорогах. Благодатное время! В строго положенное время лили дожди и бушевали бури.

    И вот однажды великий князь решил побывать в Куэнпхо. Отправившись в обратный путь, он вскоре достиг реки, как вдруг пал туман, нависли тучи, все кругом потемнело, и князь, сбившись с дороги, заблудился. Потрясенный и испуганный, обратился он к спутникам. И тогда один из них, звездочет, так изрек ему: "Все это накликал дракон Восточного моря. Только добрым деянием можно отвести от себя эту беду". И тогда великий князь повелел, чтобы в честь дракона воздвигнут был храм. И как только была объявлена воля великого князя, тучи рассеялись, туман разошелся. Потому и зовется ныне то место "Бухта рассеявшихся туч" - Куэнпхо.

    Дракон Восточного моря был очень доволен. Вместе с семью сыновьями явился он перед очами великого князя, восседавшего в паланкине. Восхваляя доблести князя, они плясали и вели игрища перед ним. А один из юных сынов дракона последовал за князем в столицу и стал ему верным помощником в управлении страной.

    Звали его Чхоён. Великий князь дал ему в жены самую красивую женщину в княжестве и пожаловал ему чин кыпкана.

    Жена Чхоёна была писаная красавица. И дух Оспы, узнав это, влюбился в нее и, приняв человеческий облик, ночью, когда никого не было дома, пробрался в ее покои, и втайне от других спал с ней. Но вот вернулся домой Чхоён и видит: в опочивальне его не один, а двое. И тогда Чхоён, сложив песню, пропел ее и, придумав пляс, проплясал его. А в той песне пелось:

    По столице под луною

    До рассвета прогулял я.

    В дом придя, взглянул на ложе.

    Вижу там две пары ног.

    Две ноги - жены любимой.

    Ну, а две другие - чьи?!

    И тогда дух Оспы явился ему и, преклонив колени, сказал: "Воспылав страстью к твоей жене, я совершил грех. Клянусь, что отныне, увидав твое изображение, я не посмею войти в двери человеческого жилья".

    Вот почему жители нашей страны с тех пор вешают на дверях изображение Чхоёна, веря, что оно отгоняет напасти и приносит им счастье".

    _Торжественный зачин_ представляет собой прославление эпохи государства Силла (до X в.), под эгидой которого произошло объединение трех королевств на Корейском полуострове.

    "Рахура" (санскритское слово) - демон, пожирающий солнце и луну, персонификация солнечного затмения. Чхоён явился во время солнечного затмения, поэтому его сравнивают с демоном Рахура.

    "Три бедствия" - потоп, пожары и ураганы.

    "Восемь надписей" - потоп, пожары, войны, мор, иссякание источников питьевой воды, холод, жара, междоусобицы.

    "Пять ароматов" - ароматы пяти различных растений: гвоздики, стиракса, ямбовы и т.д.

    3)"Согён" - буквально "Западная столица" - древнее название Пхеньяна. Город стоит на реке Тэдонган.

    "Пёльгок" - название стихотворного жанра.

    "Сонгён" - древнее название Сеула. Малый Сонгён - Пхеньян.

    "Жемчуг, упав, ачжилька..." - Жемчуг - символ мужчины; нить, на которую он нанизан,- символ женщины. С нитью сравнивается верность женщины.

    4)"Сонсан" - название местности в Чолладо; здесь жил родственник поэта по линии жены.

    "Живет отшельник у Зеленых врат." - автор имеет в виду предание о некоем Шао Пине, который после падения в Китае династии Цинь удалился от дел, поселившись за Зелеными воротами (название ворот в городе Чанъани). Шао Пин вел жизнь бедного ученого, занимался хозяйством, выращивал огурцы.

    "Улин" - место в провинции Хунань (Центральный Китай). С этим местом связана утопия китайского поэта Тао Юань-тина об Улинской Персиковой долине - жилище порвавших с миром людей. Эта утопия рассказана поэтом в его эссе "Персиковый источник". Один рыбак,- говорилось в нем,- проезжая по реке, наткнулся на долину, поросшую персиковыми деревьями. Роща кончилась, показалась гора, а в ней пещера. В глубине пещеры открывалась большая долина, заселенная людьми. Они жили блаженной жизнью. Увидя рыбака, жители этой долины были несказанно поражены. Они стали расспрашивать его о том, что делается на свете. "...А о себе они рассказывали, что в былые времена они бежали от смут при династии Цинь... прибыли в эту уединенную местность и из нее уже не выходили... Они спрашивали, какой теперь век. И оказалось, что они не знали о существовании даже Ханьской династии, что уж говорить о Вэйской и о Цзиньской..." Вернувшись домой, рыбак рассказал обо всем виденном правителю. Тотчас отправили людей на поиски этой утопической страны, но второй раз рыбак уже не мог найти Улинскую Персиковую долину.

    "Холщовую одежду подобрав и голову дерюжиной украсив..." - то есть уйдя от мирской суеты, жить анахоретом.

    Лянь Си (Чжоу Дун-и) - китайский конфуцианский ученый эпохи Сун.

    "Книга Яшмовых письмен" - название апокрифической книги "Даоцзин", написанной легендарным Хуанди и якобы найденной древним императором Юйем.

    Су Дун-по (1036-1101) - знаменитый китайский поэт эпохи Сун. Известен также под именем Су Ши.

    "Ли Бо... утонул, ловя в воде луну." - Ли Бо (701-762) - один из крупнейших поэтов танского Китая. Существует предание о том, что Ли Бо умер не от болезни, а утонул в реке, когда он, хмельной, пытался поймать луну, отражавшуюся в воде.

    Сюй Ю - легендарный отшельник времен древнего императора Яо. Легенда рассказывает, что некий князь предложил ему высокий пост. Сюй Ю неприятно было слышать это, и он вымыл уши водой из реки Иншуй. Укрывшись в горах Цзишань, он пил воду, черпая ее пригоршнями. Люди, увидев это, принесли ему черпак. Сюй Ю пил воду из черпака. Напившись, он вешал его на ветку дерева. Но всякий раз, когда дул ветер, черпак звенел. Тогда Сюй Ю, оставив черпак на ветке, покинул это место. Так надоедливый звон черпака помог Сюй Ю отказаться от неприятного предложения.

    5)"Пролейся лучше на него дождем." По преданию, одному из чусских князей явилась во сне красавица, назвавшаяся феей с горы Ушань. Она предложила князю разделить с ним ложе, а расставаясь с ним, сказала: "Я живу на горе Ушань. Утром я превращаюсь в облако, а вечером падаю на землю дождем". Проснулся князь утром и действительно увидел на небе облачко, а к вечеру пошел дождь. Тогда князь воздвиг в честь прекрасной феи храм, назвав его "Утреннее облачко". Поэтому "ушаньский сон" означает: "Тайная встреча мужчины и женщины". "Пролейся на него ушаньским дождем" значит: "Приходи к нему украдкой и не отступай до тех пор, пока он вновь не полюбит тебя".

    6)"Юэ" - название народности, проживающей на юге Китая, а также наименование южных иноземцев вообще.

    "Хо" - название меньчжурских племен, часть которых в средние века проживала в пределах Северной Кореи.

    7)"Горе-мудрецы." - речь идет о конфуцианцах-схоластах, которые, занимая видные государственные посты, заводили мелочные распри и не приносили никакой реальной пользы родине.

    "Линяньгэ" - название знаменитой портретной галереи одного из императоров династии Тан в Китае. Позже Линяньгэ стало нарицательным наименованием портретной галереи вообще.

    8)Сонин, Чаходон - названия мест в окрестностях Кэсона - столицы Кореи в X-XIII вв.

    "Деяния владык за сотни лет" - деяния королей династии Корё (отсюда название Корея), правившей в X-XIV вв. В начале XV в. на смену ей пришла династия Ли, правившая Кореей до 1906 г.

    9)Стихотворение написано после смены династии Корё династией Ли. Династия Корё находилась у власти в течение пяти веков. Лунная Беседка была в столице Корё.

    10)"Под драконом и тигром" - подразумеваются Лю Бан и Сян Юй. Лю Бан - один из вождей крестьянского восстания, под ударами которого пала Циньская империя (Китай, 246-207 до н.э.); Сян Юй - полководец и фактический правитель княжества Чу; соперник Лю Бана в борьбе против Циньской империи. Одно время выступал вместе с Лю Баном против Цинь.

    Написанное в эпоху смены династий в Корее, стихотворение воспроизводит аналогичный эпизод из китайской истории - падение Циньской династии.

    "Циньский олень одинокий" - образ оставшегося в одиночестве и обреченного на гибель врага.

    11)Пынлай - мифическая гора, жилище бессмертных.

    12)Шу (или Шу Ци) и Бо (или Бо И) - сыновья Мотайчу, правителя царства Гучжу (Китай, XII в. до н.э.). Отказавшись служить князю, погубившему их родину, Бо И и Шу Ци удалились в горы Шоуян и погибли там от голода. Они отказались питаться даже дикими травами, так как им казалось, что эти травы поит дождь враждебного княжества Чжоу.

    13)Стихотворение выражает скорбь о гибели многих выдающихся государственных деятелей во время дворцового переворота в начале правления династии Ли.

    14)Луэр - один из восьми коней чжоуского князя Мувана (Китай).

    Луньцюань - меч, имеющий свое имя. В стихотворении поэт жалуется на новую династию Ли.

    15)Стихотворение отражает политическую обстановку в Корее в начале правления новой династии.

    "Цветы сливы" - символ мудрого человека.

    16)Автор стихотворения рассказывает о своем душевном состоянии после того, как он по приказу короля Сечжо (1456-1469), захватившего трон, передал отраву бывшему королю, которому поэт всегда служил верой и правдой.

    17)Поэт Чон Чхоль (литературный псевдоним Сон Кан) попал в немилость при дворе. Прежде, чем удалиться в изгнание, он жил некоторое время в окрестностях столицы, и отзвуки пятой стражи, возвещающей об открытии городских ворот, ранним утром доносились до него через городские стены.

    Пынлай - мифическая гора бессмертных даосов. Здесь - поэтическое наименование Сеула.

    18)В стихотворении поэт ведет беседу с вином.

    19)Горлянка, или тыква горлянка, - половинка высушенной тыквы; элементарная принадлежность домашнего хозяйства корейца, употребляется как черпак для воды.

    20)

    Стихотворение написано в период обострения борьбы различных влиятельных группировок при дворе корейского короля. Под домом автор разумеет приходящее в упадок государство. Мастера - это раздираемые внутренней борьбой правящие круги Кореи.

    21)В результате ожесточенной борьбы в Корее двух крупных политических группировок (западной и восточной), отражавших интересы различных слоев дворянства, в стране сложилась тревожная политическая обстановка - "буря". "Двое на ладье" - две борющиеся политические группировки.

    22)Поэт, втянутый невольно в грязную борьбу дворянских группировок, оспаривающих друг у друга власть, скорбит о том, что у него нет сил вырваться из этой среды.

    В следующем стихотворении поэт говорит о том, как находит, наконец, в себе силы вырваться на свободу.

    23)"Сбросить шелковый наряд" означает уйти в отставку. Таким образом, стихотворение приобретает переносный смысл.

    24)"Девять излучин Косана" - извилистое морское побережье в районе города Хэчжу. Каждая излучина названа автором по какому-либо примечательному месту около нее. Так, Хваам - скала "Цветок", Чхипён - гора "Зеленая ширма", Сонэ - утес "Сосновый" и т.д.

    "Муи" - родина китайского философа Чжу Си.

    25)"Чистая Цанланская вода" - строка стихотворения, цитируемого Цюй Юанем в произведении "Отец-рыбак" (см. Цюй Юань, Стихи, Гослитиздат, 1956). Смысл строки - в этом мире все спокойно. Вспомнив эти стихи, Юн Сон До задумывается над своей судьбой, в которой, по его мнению, много общего с судьбой Цюй Юаня.

    "Три правителя страны" - три высшие государственные должности в феодальной Корее того времени.

    "Коль грязна цанланская вода, в ней я, уходя, помою ноги." - Когда мир раздирается смутами, лучше уйти от государственных дел.

    "Осторожен будь, плывя в Уцзян." - Уцзян - буквально: река удела У.

    "Если ж ты к Чуцзяну поплывешь..." - Чуцзян - буквально: река удела Чу.

    Здесь речь идет о двух исторических фактах. Первый исторический факт - это гибель У Цзы-сюйя. В эпоху "борющихся царств" (IV-III вв. до н.э.) в княжестве Чу жил некто по имени У Цзы-сюй. Когда князь зверски убил его отца и брата, У Цзы-сюй, покинув Чу, поступил на службу к князю удела У и способствовал ему в успешном походе на княжество Чу. Однако вскоре У Цзы-сюй был оклеветан и сослан. Подавленный этим несправедливым поступком князя, У Цзы-сюй бросился в реку. И вот прошло тысяча лет, а волны Уцзяна продолжают бушевать. Это негодует душа У Цзы-сюйя. Вспомнив это, рыбак (то есть Юн Сон До) говорит сам себе: "Смотри, не заплыви туда, где погиб У Цзы-сюй, не то потревожишь его душу: волны могут успокоиться, а это не должно случиться".

    Второй исторический факт - это гибель в изгнании классика китайской литературы Цюй Юаня, бросившегося в реку Мило. Вспомнив это, рыбак (то есть Юн Сон До) предостерегает себя: "смотри, не заплыви туда, где погиб Цюй Юань, не то можешь поймать на удочку верную душу того, кто нашел себе могилу во чреве рыб".

    "Поступлю, как те, кто принял Шуня." - Здесь имеется в виду эпизод из жизни легендарного китайского императора Щуня: когда он отправился довить рыбу на реку Лэйцзэ, жители окрестных мест наперебой уступали ему свои жилища.

    "Но зеленые наглее мухи" - имеется в виду столичная чернь.

    "Пусть мне пошлет луна трав бессмертья, что готовит заяц." - По народным поверьям, на луне живет заяц, который готовит из лекарственных трав всякого рода снадобья.

    26)"Плетеные (из лозы) двери" - поэтический образ убогого жилища.

    27)В стихотворении проводится мысль древнего китайского философа Лао-цзы о "естественности" всего сущего. В природе все происходит с естественной необходимостью: весной с естественной необходимостью произрастают растения, зимою они умирают и т.д. Об этом говорится в первом и во втором, а также в пятом и шестом стихах. В третьем и четвертом стихах проводится мысль о том, что этот закон естественности явлений природы тождествен закону естественности жизни человека. Жизнь человека, таким образом, подчинена закону естественности. Естественность есть другое наименование даосского "недеяния".

    28)"Древние люди" - древние мудрецы Конфуций и Мэн-цзы.

    29)"От бремени забот здесь человек свободен." - Здесь - то есть на лоне природы.

    30)Опальный Ли Хан Бок написал это стихотворение, когда он переходил через перевал к месту своей ссылки.

    31)Стихотворение написано адмиралом Ли Сун Сином - знаменитым корейским флотоводцем, прославившимся победами над японцами в японо-корейской войне XVI в. Ли Сун Син находится на острове Хансандо. Он объят тревогой за судьбы родины. Звук дудочки доносится к нему, вероятно, с японских кораблей.

    32)Автор вспоминает в стихотворении эпизод из китайской истории: диалог происходит перед казнью между убеленным сединой государственным деятелем, который умер, но не покорился врагу, и юношей Наньпа, который присутствовал при казни и сам мужественно принял смерть.

    33)Во время японо-корейской войны (конец XVI в.) недруги Ли Ян Вона оставили его одного защищать Сеул, а сами удрали. Убежав, они оклеветали Ли Ян Вона, будто он плохо оборонял Сеул.

    34)"Ноинсон" - по корейским поверьям, звезда, управляющая жизнью.

    35)Автор стихотворения сравнивает себя с малой пичужкой (в подлиннике - с птицей цзинвэй). По преданию, жена мифического императора Янь-Ди, утонувшая в Восточном море, обернулась после смерти птицей; эта маленькая, невзрачная птичка долбит камни и деревья, пытаясь засыпать отколотыми камешками и щепочками то море, в котором она утонула, когда была человеком. Разумеется, это ей не удается. Поэтому выражение "птица цзинвэй засыпает море" означает: замыслить что-либо несбыточное и только зря потратить на это силы.

    36)Озеро Дунтин (Дунтинху) - большое озеро в провинции Хунань (Китай); неоднократно воспевалось в китайской поэзии.

    "О, если б на луне срубить деревья..." (В подлиннике - лавр благовоный, то есть коричное дерево.) - По китайским народным поверьям, коричное дерево растет на луне и мешает светить ей в полную силу.

    37)Стихотворение построено на игре слов. "Синий ручей" - литературное имя мужчины. "Ясная луна" - литературное имя поэтессы Хван Чин И.

    38)Стихотворение строится на игре слов: "Сор И" - имя поэтессы; "сори" по-корейски "сосна".

    39)Стихотворение на смерть Хван Чин И. У нее не было детей, и поэт-конфуцианец скорбит о том, что некому будет служить духу усопшей.

    40)"Лазурное облако" в корейской поэзии употребляется в значении карьеры; "белоснежное облако" - жизнь среди природы.

    41)Поэт хочет сказать, что ему, чья молодость уже позади, не нужны уже ни вино, ни красавицы; тем не менее, чтобы обмануть время, нельзя забывать о них окончательно.

    42)"Каягым" - корейский музыкальный инструмент.

    43)"Комунго" - корейский музыкальный инструмент.

    44)Мудрый Цан (Цан Цзе) - мифический изобретатель китайской письменности. Автор стихотворения сетует на то, что придуманные во времена Цан Цзе иероглифы "расставанье" и "разлука" уцелели при сожжении книг императором Цинь Ши-хуанди (III в. до н.э.).

    45)Намусин - корейская деревянная обувь.

    46)См. примечание 4)

    47)Чансорён - высокий перевал в Корее

    48)Мондар - неприкаянная душа того, кто умер неженатым (или незамужней).

    49)Чонтараги - плетеные бамбуковые корзины.

    Онмун - корейская национальная письменность; здесь - литература на онмуне, доступная простому народу. Феодальная верхушка в Корее признавала лишь литературу на китайском языке.

    50)Намуамитамбуль (будд.) - непереводимое восклицание при вознесении молитвы.

  • Комментарии: 5, последний от 10/10/2013.
  • © Copyright Ахматова Анна (han1000@yandex.ru)
  • Обновлено: 09/12/2004. 130k. Статистика.
  • Обзор:
  • Оценка: 6.87*9  Ваша оценка:

    Связаться с программистом сайта
    "Заграница"
    Путевые заметки
    Это наша кнопка