Имджинская отечественная война корейского народа против японских завоевателей
Вторжение японских завоевателей в 1592 г. (по корейскому календарю в году имджин) и борьба против них явились тяжелым испытанием для Кореи. Захватнические устремления японских феодалов создали угрозу самому существованию Кореи как независимого государства, поэтому война, начавшаяся в крайне неблагоприятных для Кореи условиях, продемонстрировала огромные силы и возможности корейского народа, явилась важным этапом в становлении его национального самосознания и патриотических традиций.
Что же представляла из себя Корея накануне вторжения армии захватчиков?
В силу различных причин, а в первую очередь из-за жесткого общественного разделения страны на аристократов и рабов, а также неспособности правящего класса эффективно управлять экономикой страны, защищать ее интересы произошло постепенное ослабление централизованного государства. В результате напора соседей на северной и южной границах Кореи снизилась и обороноспособность корейского государства в XVI в. так как долгое время их грабежи не встречали решительного отпора. Все мероприятия по противодействию нападениям сводились к вытеснению кочевых племен чжурчжэней, например, за Амноккан. Поэтому к концу XVI в. давление со стороны чжурчжэньских племен на северной границе не прекратилось. Ухудшалось и положение на юге. Цусимский князь и японские поселенцы в южных портах постоянно нарушали ранее заключенные договоры и не желали подчиняться контролю корейского правительства. Японские купцы и феодалы усилили пиратские действия. Заключаемые договоры регулярно нарушались ими. Корея в ответ ограничивала торговые и другие связи с Японией. Однако все это без обеспечения решительного военного перевеса не могло предотвратить поползновений японских пиратов. Например, японцы в 1555 г. предприняли крупную (на 60 с лишним кораблях) пиратскую экспедицию в Чолла, где захватили ряд приморских крепостей. При попытке занять окружной центр Енам основные силы пиратов были разгромлены войсками чонджуского градоначальника Ли Юнгёна. Остатки разгромленных пиратов затем были уничтожены на о-ве Чеджудо.
Слабеющее феодальное государство не смогло принять действенных мер для укрепления обороны страны. Усиление феодальной эксплуатации и невнимание к обороне за время длительного мира подорвали ту систему централизованной организации вооруженных сил, которая возникла в начальный период правления династии Ли. В то же время все силы и интересы правящей верхушки приковала борьба "партий" за выгодные правительственные посты и большую долю в дележе централизованных государственных доходов, все время уменьшавшихся с ростом частного феодального землевладения Двор был заражен завистью, политическое соперничество приобрело столь дикие и безжалостные формы, что по сравнению с корейской знатью даже самые отвратительные исторические деспоты показались бы афинскими демократами. В укреплении вооруженных сил борющиеся клики видели опасность для своего продвижения к власти. Страна оказалась не подготовленной к отражению небывалого по масштабам японского нашествия
Завоевание Кореи японцами следовало бы сравнить с собакой, дерущейся с зайцем, к тому же слепым, хромым и глупым. Ни одна страна не была хуже подготовлена для противостояния военной мощи Японии, чем Корея в 1592 г. Это было общество, состоящее только из двух классов — аристократии и рабов. Первые вели жизнь, во многом подобную изнеженному существованию знати эпохи расцвета римской империи, только без легионов и когорт, способных защитить их от агрессоров. Все силы правящего класса были поглощены борьбой придворных "партий" Он игнорировал все другие интересы, в том числе и заботу об укреплении обороны страны перед лицом надвигающейся внешней опасности
Крестьяне, которые составляли ряды корейской армии, были не более чем толпой, чьи понятия о патриотизме обычно сводились к уплате определенной суммы денег, избавлявшей их от военной службы. Все, кто мог откупиться, так и поступали, так что защита страны ложилась на плечи беднейших из бедных. По своему вооружению корейская армия значительно уступала японской. Особенно жалко выглядели в сравнении с японскими их мечи — короткие обоюдоострые колющие клинки. Использовались также лук и стрелы, несколько разновидностей прямых и изогнутых копий, а также любопытный корейский цеп. Это было что-то типа палицы с длинным древком и соединенным с ним на цепочке из трех звеньев билом, усеянным шипами — оружие корейской кавалерии, в эффективность которого корейцы очень верили. Об отсутствии аркебуз говорит, то, что впервые корейцы увидали их среди подарков японских послов. Японцы прислали их специально, как бы предупреждая о своем могуществе. Пушки у корейцев имелись, и они даже не попытались скопировать те образцы, которые привезли японские послы.
В качестве доспехов офицеры и кавалерия носили длинные кафтаны, укрепленные кожей и металлическими заклепками, которые надевались поверх кольчуги, и простой кожаный или железный шлем. Большинство простых пехотинцев имели еще более примитивное вооружение, а доспехов у них вообще не было. И эта нация, без того уже изнуренная нищетой и злоупотреблениями правителей, должна была противостоять военной мощи страны, профессиональная армия которой могла бы сравниться с любой армией Европы.
В 1585—1586 гг., завершив начатое Ода Нобунага объединение страны, Тоетоми Хидэёси стал фактическим верховным правителем Японии, располагавшим огромной военной силой и вынашивавшим честолюбивые планы завоевания соседних стран (прежде всего Китая) и создания империи на берегах Тихого океана. Это обстоятельство серьезно изменило международное положение Кореи.
У Хидэёси была еще одна причина для похода на Китай, ибо в Японии, теперь объединенной, было около полумиллиона безработных самураев. Как еще Хидэёси мог удержать столь быстро обретенную власть? Не имея возможности куда-либо направить свою энергию, его суровые подданные едва ли стали бы сидеть тихо, и Хидэёси это предвидел. Использовать эту энергию в заморской войне было наиболее многообещающим решением, и такая мысль играла в рассуждениях Хидэёси, вероятно, не меньшую роль, чем грандиозный замысел посадить императора Японии на Драконий трон Китая.
Хидэёси проявлял большую дипломатическую активность, стараясь подчинить Корею и превратить ее в орудие завоевательной политики в отношении Минской империи. Уже в 1587 г., подчинив правителя о-ва Кюсю, Хидэёси при встрече с цусимским князем Со Есицуки приказал ему установить контакт с корейским правительством и добиваться "присылки Кореей посла в Японию с предложением дружбы". Цусимский князь направил своего посланца в Корею осенью того же года. Однако он вернулся ни с чем, корейцы отказались ехать к Хидэеси, тогда он приказал отрубить послу голову для стимуляции активности других. Весной 1589 г. в Сеул прибыло более представительное посольство, добивавшееся отправки корейских послов к Хидэёси.
После долгих колебаний корейское правительство весной 1590 г. решило направить в Японию посольство во главе с Хван Юнгилем (посол) и Ким Сонъилем (заместитель посла). Только через четыре месяца посольство допустили к Хидэёси, заявившему, что "собирается покорить минское государство, поэтому Корея должна выступить первой". Корейские послы, питавшие к Хидэёси такое же презрение, как и он к ним, ответили, что идея завоевания Китая столь же абсурдна, как старания пчелы ужалить черепаху сквозь панцирь.
Весной 1591 г. послы вернулись в Сеул, но поскольку они принадлежали к разным придворным партиям их доклады мало прояснили положение в Японии: Хван Юнгиль, сообщил, что "Япония подготавливает многочисленные корабли, поэтому в конце концов следует ожидать военного нашествия", а Ким Сонъиль, утверждал, что "не видел настоящей угрозы разбойного вторжения". Разошлись мнения также и других членов посольства. Все это напоминает ситуацию с советской разведкой перед войной, когда Сталину со всех сторон говорили о надвигающейся войне, а он никому кроме себя не верил. Так же как и Сталину, большинству корейских сановников, не желавших утруждать себя заботой о военных приготовлениях, второй доклад оказался более приемлемым. Правящая клика явно игнорировала японскую угрозу. Когда в начале 1591 г. один из чиновников, сопровождавших цусимского посланника, доложил, что, по сообщениям японцев, Хидэёси "в будущем году готовится к завоеванию минского государства и попросит у Кореи дать дорогу", правящая клика отстранила его от должности. Спустя некоторое время, когда цусимский князь Со Еситомо лично прибыл в Пусан и заявил корейским властям, что "Тоетоми Хидэёси, подготовив военные корабли, замыслил вторжение, поэтому было бы хорошо, если бы Корея сообщила об этом минскому государству и попросила о мирном и дружественном разрешении вопросов", корейские власти десять дней не давали ему никакого ответа, он так ни с чем и уехал. Разумные люди, свободные от милитаристской истерии были и в то время,
Но глупцов и подлецов неизмеримо больше. Поэтому были даже прекращены начатые работы по укреплению обороны южных провинций. Хотя некоторые военачальники (например, Ли Сунсин в Чолла) серьезно готовились к отпору, в целом время было упущено. Япония, располагавшая многочисленной армией, опытом длительных войн, а также более современным вооружением (в том числе и заимствованными у европейцев мушкетами), смогла нанести внезапный удар.
В первые месяцы 1592 г. Тоётоми Хидэёси оказался в состоянии выставить армию в 300 000 человек, полностью вооруженных и всем обеспеченных и флот, насчитывавший около 9 тыс. человек, а свою ставку расположил на Северном Кюсю. Отсюда несколькими волнами двинулись на Корею полчища завоевателей Армия вторжения состояла из двух эшелонов. Первый удар должны были нанести семь дивизий, сконцентрированных на острове Цусима; их задачей было усмирить Корею и захватить ее. Затем должны были высадиться три резервных дивизии, соединиться с первой армией и при поддержке дружественной теперь, как они надеялись, корейской армии начать наступление на Китай. Первая группа численностью до 18 тыс (под командованием Кониси Юкинага), прибывшая на 350 кораблях, 25 мая по европейскому календарю 1592 г. высадилась в Пусане. Немногочисленный гарнизон и население под предводительством Чон Баля оказали героическое сопротивление, но силы были слишком неравными; войска Кониси заняли Пусан, а также соседний Тоннэ, хотя и здесь захватчикам был дан отпор войсками уездного правителя Сон Санхёна. Чон Баль и Сон Санхён, как и многие защитники Пусана и Тоннэ, пали в бою.
Однако далее японские войска практически не встретили организованного сопротивления. В ряде уездов при известии о вторжении врагов войска сосредоточивались у сборных пунктов, но так и не смогли дождаться столичных военачальников. Так, солдаты из Мунгёна и других уездов собрались близ Тэгу и несколько дней под открытым небом ждали командующего, но так и не дождались его вплоть до прихода вражеских войск. Оказавшись без командования и без продовольствия, они разбрелись по домам. А столичные военачальники, прибыв на место, уже не находили своих войск. В таких условиях первая группа японских войск быстро продвигалась на север через Янсан, Мирян, Тэгу и Санджу по направлению к перевалу Чорён.
Вслед за ней в Пусане высадилась 22-тысячная армия второй группы (под командованием Като Киёмаса), которая двинулась на север через Кснджу, Енчхон и Синнён. Почти одновременно в устье р. Нактонган (у г. Кимхэ) высадилось 11 тысячное войско третьей группы (под командованием Курода Пагамаса), которое захватило Чханьон, а загем через Сонджу и Кэрён двинулось к перевалу Чхупхун. Вслед за авангардом Хидэёси двинул 80 тыс. сухопутных и 9 тыс. морских войск. Первоначальные успехи вторжения определялись не только численным, но и техническим превосходством японских войск. По свидетельству современников, японские мушкеты стреляли на сотни шагов и "с ними не могли сравниться луки со стрелами".
Нашествие многочисленных японских полчищ, явившееся тяжелым испытанием для Кореи, показало, что прогнившее правительство, разъедаемое борьбой клик, не способно организовать отпор захватчикам. Оно было застигнуто почти врасплох. При первых известиях о нашествии правительство спешно назначило военачальников по главным направлениям обороны, чтобы задержагь противника на дальних подступах к сто лице—у горных перевалов Чорен, Чхупхун и Чуннен. Ли Иль, назначенный командующим войсками центрального направления, смог собрать в районе Санджу не более 800—900 человек; они сразу же были разбиты, так как даже не велось наблюдение за продвижением противника. Пока войска Ли Иля занимались учебными упражнениями, нагрянули японские войска и разгромили их. Другой командующий — Син Ип располагал более многочисленными (около 8 тыс.) войсками для обороны горного перевала Чорен, но с появлением бежавшего Ли Иля оставил эти удобные позиции и отступил к равнинному Чхунджу, где решил дать бои. Японские полководцы Кониси и Като на короткое время соединили свои силы 5 июня при Мунгёне, и их объединенная армия направилась к проходу Чорюн, потенциальной ловушке для любой вторгшейся армии. Однако, по причине чудовищной бездарности корейского командования, проход никто не защищал, и японцы бодро прошли через него. Корейские полководцы почему-то решили встретить японцев на плоской равнине за проходом, где, как они рассчитывали, корейская кавалерия обрушится на захватчиков со своими цепами. Подвергшиеся внезапному нападению японской армии, войска Син Ипа потерпели тяжелое поражение (сам он, боясь позора, утопился в реке). С падением Чхунджу армиям Кониси и Като открылась прямая дорога на Сеул. Третья группа японских войск (под командованием Курода) также взяла курс на Сеул.
16 июня японцы заняли Сеул. Король Сонджо, наследник и главные министры с придворными (всего около 100 человек) еще раньше ночью бежали. Бегство двора вызвало взрыв негодования. Когда измученный дорогой король добрался до Кэсона, население встретило его громким плачем и ропотом. Из толпы в беглецов летели камни и комья грязи.
Военное положение продолжало ухудшаться, вражеские войска двигались вглубь страны.
После отдыха в Сеуле, отданном им на разграбление, японские войска продолжили марш на северо-запад и северо-восток. На севере они столкнулись с упорной обороной корейской армии у р. Имджинган После десяти дней безуспешных попыток форсировать реку японцы прибегли к военной хитрости, симулируя отступление Несмотря на предостережения опытных воинов, корейские военачальники решили переправиться на южный берег и гнать противника дальше, но последовал контрудар — и оборона у реки была сломлена
Взяв Кэсон, японские войска разделились на две части, одна (армия Кониси) взяла курс на Пхеньян, а другая (армия Като) направилась в Хамген.
Несмотря на мужество защитников Пхеньяна, не раз устраивавших смелые вылазки во вражеский стан, после позорного бегства корейских военачальников японские войска заняли Пхеньян, но дальнейшее продвижение их было приостановлено начавшимся в остальных частях страны сопротивлением.
Пройдя почти всю Корею с юга на север, японские захватчики рассчитывали установить свое господство в этой стране и использовать ее ресурсы для похода на Китай. Однако действительность показала, что их сил недостаточно не только для завоевания Китая, но и для покорения Кореи, народ которой поднялся на спасение своей страны от угрозы порабощения. Народное сопротивление войскам захватчиков (которые не могли выйти за пределы занятых ими городов), успешные действия корейского флота, создавшие угрозу полной изоляции японских армий в результате разрыва коммуникации с базами в Японии, свидетельствовали о безнадежности авантюры Хидэеси. Даже при весьма значительной численности японских войск они могли удержать лишь наиболее важные пункты на путях сообщения (в провинциях Кенсан и Чхунчхон), а также крупные города в центре и на север. Вся остальная территория оставалась в руках корейской администрации и служила базой для формирования правительственных войск и народных ополчений Богатейшая провинция Чолла целиком находилась под контролем корейского правительства, а все попытки захватчиков овладеть ею закончились провалом.
Корея представляет собой полуостров, который протянулся с севера на юг, с востока его омывает Японское море, а с запада — Желтое море. Расстояние от порта Пусан, самой близкой к Японии точки полуострова, до китайской границы — около 800 км. Сеул, в 1592 г. столица всей Кореи, лежит примерно на середине пути в Китай, так что коммуникации японцев растянулись через всю Корею и главное через море, на котором преобладал корейский флот. Японский флот являл собой печальное зрелище. На континент был послан скороспелый и совершенно неподготовленный флот. Попытка купить два португальских корабля не удалась, а корабли, присланные в ответ на его требования, представляли собой очень странное зрелище. Большинство из них имели один квадратный парус и весла в дополнение к нему, поскольку не могли лавировать. Хидэёси не был моряком и наивно предполагал, что у него получится превосходный флот, если он соберет побольше военных кораблей и погрузит на них побольше солдат. Он к тому же сам подорвал свой морской потенциал в 1587 г., когда расправился с пиратами, что повлекло за собой мгновенный упадок единственной организованной морской силы в Японии.
Собрался огромный и неуклюжий флот, укомплектованный лучшими и благороднейшими самураями в стране. И здесь пойдет речь о выдающемся корейце, флотоводце, адмирале Ли Сунсине и подвигах корейского флота.
Военный потенциал корейского флота был для того времени и того региона достаточно могучим. И те семь первых японских дивизий смогли высадиться в Пусане, не встретив ни единого корейского корабля отчасти потому, что корейцев застали врасплох, но в немалой мере также и по вине адмирала, ответственного за охрану провинции Кёнсандо, где находится Пусан, некоего Вон-Гюна. Пьяница Вон-Гюн являл собой наихудший образец корейского аристократа. Завидев японскую армаду, он заколебался, какое из двух решений принять — при том, что оба они были весьма характерными для него и оба роковыми. Первой его мыслью было затопить весь флот, второй — просто бежать. К счастью для последующей истории Кореи, он выбрал второй путь и стал спешно просить помощи у адмирала соседней провинции Чолладо, Ли Сунсина. Неожиданное начало вторжения вполне могло для японцев закончиться катастрофой, будь на месте Вон-Гюна любой другой противник, поскольку Кониси покинул остров Цусима преждевременно, а японская армада все еще продолжала формироваться в Нагоя. Небольшая корейская флотилия могла бы спутать им все карты, однако ни один корейский корабль так и не потревожил ни Кониси, ни Като Киёмаса, который прибыл четыре дня спустя.
Адмирал Ли был сделан совсем из другого теста, нежели Вон-Гюн. Он родился в 1545 г., в том же году, что и его современник, столь на него похожий — адмирал Фрэнсис Дрейк. Встреча с незадачливым Вон-Гюном произошла 7 июня, в то время как японцы наперегонки прорывались к Сеулу. Адмирал Ли понимал, что нужно его стране, и вышел в море, чтобы дать японцам в первый раз вкусить горечь поражения.
Большая часть действующего японского флота состояла тогда из транспортных судов, как по назначению, так и по конструкции, а военный корабль в представлении японцев был не более чем плавучей платформой для самураев. Корейские суда, в противоположность японским, были настоящими военными кораблями, большими, быстрыми и, если верить корейским историкам, опередившими свое время лет на триста. Ибо целый ряд авторитетных исследователей упорно утверждают, что адмирал Ли командовал по крайней мере одним, а возможно, и несколькими броненосцами! То были так называемые "корабли-черепахи" (кобуксоны), гордость корейского флота. То, что такой необычный корабль, или корабли, существовали, нет сомнения; не совсем ясно только, был ли это единственный флагман или тип военного корабля. Последнее более вероятно, поскольку единственный корабль, даже такой необычной конструкции, едва ли мог действовать достаточно эффективно. Поэтому мы можем предположить, что у корейцев было несколько таких кораблей-черепах, имевших, как следует из их названия, форму черепашьего панциря. По сохранившимся описаниям можно восстановить внешний вид подобного судна. Оно было около 30 метров в длину и 10 метров в ширину, приводилось в движение посредством паруса и весел. На носу оно имело резную драконью голову, а панцирь черепахи представлял собой округлую дощатую крышу, полностью закрывавшую палубу, что затрудняло действие вражеской абордажной команды, а также давало защиту пушкарям, чьи пушки выглядывали из портов по обоим бортам судна. Корейцам не было знакомо огнестрельное оружие того типа, который использовали японцы, т.е. аркебузы. Но порох они прекрасно знали, а корейская огневая мощь существовала в форме пушек. Пушки, которыми оснащались корабли-черепахи, были около метра длиной, стреляли они картечью или дротиками с железными наконечниками. По вражеским кораблям могли также выпускать горящие стрелы, а бомбы, по-видимому, метались из катапульт. Учитывая, что на каждом корабле имелось до сорока и более пушек, они действительно были хорошо вооружены, однако более всего корабли-черепахи примечательны своей броней. Когда корабль вступал в бой, мачта убиралась под палубу; после обстрела противника флот, очевидно, шел на сближение и пытался взять его на абордаж. Для защиты от вражеских абордажных команд "панцирь" был усеян железными шипами, спрятанными под пучками соломы. Некоторые описания идут еще дальше, утверждая, что "панцирь" был обшит железными листами. Это трудно проверить, но, вне зависимости от наличия железных пластин, корабль-черепаха превосходил все, что имелось тогда у японцев, так же, как и боевая тактика адмирала Ли превосходила японскую. Эта тактика включала использование дымовой завесы — сернистый дым, который "подобно туману" извергался из пасти драконьей головы, и построение в кильватерную колонну. Когда корейский флот приближался к противнику, левое крыло ложилось в бейдевинд, позволяя правому выдвинуться вперед: таким образом построение, что перед этим походило на обращенную назад широкую стрелу, превращалось в кильватерную колонну. Аналогичную тактику Дрейк использовал против непобедимой армады четырьмя годами раньше. Ли извлекал пользу также из своего знания корейских фарватеров — то, с чем японцы даже не сделали попытки ознакомиться; наконец, что важнее всего, на море Ли Сун Син был единственным командиром, в отличие от своих менее удачливых коллег на суше.
16 июня 1592 г., когда третья дивизия Курода Нагамаса входила в Сеул, флот Ли Сун Сина, в который вошла и эскадра незадачливого Вон-Гюна, напал на японцев у Окпо на побережье острова Кочжедо напротив Пусана. Японский флот насчитывал всего пятьдесят кораблей, тогда как у корейцев было двадцать четыре корабля-черепахи, пятнадцать малых кораблей и сорок шесть судов типа "морские ушки" — по всей видимости, беспалубных лодок. В судовом журнале адмирал Ли описывает свои первые впечатления от встречи с японскими самураями в их страшных масках и разукрашенных шлемах. "Они были, — пишет он, — подобны зверям или демонам и могли испугать кого угодно". Кого угодно, только не адмирала Ли, который пришел со своими кораблями-черепахами и потопил сорок японских судов.
Японцы, хотя и были удивлены таким неожиданным всплеском энергии у противника, которого они неустанно гнали на суше, не испугались и подвели флот к берегу, чтобы поддержать армию. Ли застал японский флот выстроенным вдоль берега у Сучона. Корейцы мало что могли сделать, поскольку, подойди они ближе, они могли бы посадить корабли на мель. Расстояние было слишком большим для эффективного огня, и адмирал Ли сделал вид, что отступает. Японцы, уставшие от бездействия, погнались за ним в надежде помериться силами с "кораблем-черепахой". Ли принял вызов и обрушил шквал огненных стрел на японский флот. Когда корабли вспыхнули, строй "черепах" раскрылся, чтобы пропустить отряд Вон-Гюна, который атаковал растерявшихся японцев. Те ответили аркебузным огнем. Адмирал Ли был ранен в левое плечо, но, не обращая на это внимания, продолжал руководить сражением. Когда оно кончилось, он вырезал пулю кинжалом. Рана была глубокой, что очень встревожило его соратников, но, казалось, мало волновало самого адмирала. Попади пуля чуть ниже, это могло бы изменить всю историю Азии.
После короткого отдыха адмирал Ли вновь атаковал японские корабли, на этот раз у Танхо, у полуострова Тонэн. Если какие новости о войне на суше и доходили до него, они не отвлекали его от исполнения долга. К середине июля корейский король бежал в Китай, а Кониси стоял у Пхеньяна. Положение на море было прямо противоположным.
Все эти действия на море нельзя назвать решающими сражениями, но это был клин, который адмирал Ли стал вбивать между Кореей и Японией. Поставка припасов заметно сократилась, а оставшиеся в корейских водах корабли чувствовали себя в безопасности только в гавани Пусана. Но решающая битва была впереди. Адмирал Ли оценил силы соперника и с конца июля стал регулярно патрулировать южный берег Кореи. Он разгадал стратегию Хидэёси, и в середине августа его терпение было вознаграждено, когда судно-разведчик доставило ему известие о приближении большого японского флота. Это была вторая армия вторжения, целью которой являлся Пекин.
У Ли был большой флот, к которому присоединились другие адмиралы, помимо бездарного Вон-Гюна. Они отдыхали в Танхо, когда пришло известие, что японцы встали на якорь у Къён-нэ-рьян, примерно в середине пролива. Отправившись туда, корейцы вскоре наткнулись на два японских корабля-разведчика, которые при их приближении укрылись в гавани. Адмирал Ли видел, что ему не удастся причинить им много вреда на стоянке, поскольку гавань была узкая и у японских самураев всегда оставалась возможность добраться до суши. Поэтому он решил выманить их к острову Хан-Сан, который находился достаточно далеко в море между двумя мысами у устья пролива. Здесь некуда было бежать, кроме самого необитаемого острова.
Битва при Хан-Сане произошла 4 августа 1592 г. Японским флотом командовали Куки, Като и Вакидзака, у которых было тридцать шесть больших кораблей, четырнадцать средних и несколько джонок. Чтобы выманить их, Ли послал вперед всего шесть кораблей. Подразнив их достаточно долго. Ли приказал своему флоту построиться "крылом аиста", то есть в одну линию с несколько выступающими вперед флангами. Японцам должно было казаться, что их охватывает полукруг, образованный кораблями противника. По японским судам был открыт сильный огонь, и из отряда Вакидзака только четырнадцать кораблей ушли невредимыми, а четыреста японцев спаслись вплавь на остров Хан-Сан. Вакидзака едва не нашел могилу в волнах, а другие адмиралы решили поскорее укрыться в гавани Анголь. Корейский флот висел у них на флангах и держал под обстрелом. Мачта корабля Куки была сбита. Им удалось оторваться от преследователей только с наступлением ночи. 400 человек из отряда Вакидзака, которые спаслись на острове Хан-Сан, оказались в ловушке: неизвестно, сколько времени им предстояло питаться морской травой и сосновыми шишками. Тем, что они вконце концов выбрались оттуда, они обязаны Вон-Гюну, которого Ли оставил стеречь остров, пока основная часть корейского флота преследовала японцев. До Вон-Гюна дошли слухи о приближении еще одного японского флота, и он поспешно ретировался, дав запертым на острове японцам возможность построить плоты из обломков судов и добраться до материка.
Ли тем временем последовал за японцами до Анголя и 17 августа атаковал их. У японцев было двадцать два больших корабля, пятнадцать средних и шесть транспортных джонок. Большие корабли выстроились у входа в гавань, прикрывая стоящие за ними транспорты. Ли посылал свои корабли по одному-два, они давали бортовой залп и уходили, а их место занимала следующая пара. Это, наконец, побудило японцев бросить все силы в атаку, результат которой нетрудно было предсказать, а затем уже Ли разделался с транспортами. В сражениях при Хан-Сане и Анголе было потоплено пятьдесят девять японских кораблей, хотя многим командам удалось спастись. Ли пишет в своем судовом журнале: "Негодяи разбегались во все стороны, и если они замечали парус хотя бы рыбачьей лодки, они пугались и не знали, что делать".
Ли оставалось только нанести завершающий удар, уничтожив японскую базу в Пусане. Однако Пусан оказался крепким орешком, и когда в октябре Ли послал туда большой флот, ему противостояло четыреста семьдесят японских кораблей, а также укрепления на суше. Он отошел после короткой стычки, поскольку японцев теперь трудно было выманить, и удовольствовался блокадой порта, уверенный, что если ему и не удалось спасти свою страну, то он, во всяком случае, спас Китай. Сражение при Хан-Сане заставило на неопределенное время отложить вторжение в Китай и резко изменило весь ход войны в Корее.
Умный и талантливый полководец Хидэёси казалось бы предусмотрел все, готовя вторжение в Корею: огромную закаленную в столетних войнах самурайскую армию, огромный экономический потенциал Японии, новейшее военное вооружение, храбрых, талантливых полководцев. Два фактора, однако, которые он не принял во внимание были в пользу корейцев. Прежде всего — их родная земля. Корея имеет гористый неровный ландшафт со множеством скрытых ущелий и долин. Зимы там бывают суровые, и, принимая во внимание эти обстоятельства, становится ясно, что Корея представляет идеальное место для партизанской войны. Это как раз то, с чем японцам никогда не приходилось сталкиваться, поскольку они никогда не воевали в чужой стране. Японские гражданские войны превращались в столкновения между соперничавшими даймё и очень мало затрагивали простого крестьянина, поскольку для него они кончались лишь заменой одного угнетателя другим. В таких условиях никакого движения сопротивления и не могло возникнуть. В Корее же, где боль была бы столь остро ощутима, а агрессор столь очевиден, он повсюду встретил бы враждебность, и за каждым углом его ждал бы кинжал.
Другим преимуществом Кореи было то элементарное обстоятельство, что при враждебном отношении населения к агрессорам японцы нашли бы там только выжженные поля и враждебные лица, и каждую пулю, каждую унцию пороха и каждое зернышко риса пришлось бы везти через открытое море. И хотя корейская армия, плохо вооруженная и лишенная толкового руководства, едва держалась на ногах, корейский флот представлял реальную угрозу для Японии, ибо хорошо оснащенный флот мог так же легко перерезать японские коммуникации, как меч самурая перерубал корейское копье, что, впрочем, и случилось.
Тем временем на территории, где прошли японские войска (прежде всего в провинциях Кенсан и Чхунчхон), в непосредственном их тылу, не только продолжались действия разрозненных правительственных войск, но и росло движение народного сопротивления в форме отрядов народного ополчения "Ыйбён" ("Армия справедливости"). Небольшие по своей численности, эти отряды, действовавшие самостоятельно или совместно с правительственными войсками, вначале не смогли заметно изменить стратегическую обстановку. Но их возникновение показало стремление народных масс к борьбе против захватчиков; с ростом и укреплением этим отрядам суждено было сыграть решающую роль в определении исхода войны
Первые отряды народных ополчений возникли еще в то время, когда под ударами японских войск развалилась государственная военная организация, когда назначенные правительством военачальники бежали посте первых столкновений с захватчиками Когда японские войска в Кенсан занимали важный окружной центр Санджу, в соседних уездах возникли отряды народного ополчения под предводительством Квак Чэу (в Ыйрёне), Чо Хона (в Окчхоне) и других корейских патриотов.
Квак Чэу, конфуцианский ученый из Хёнпхуна, отдал все свое состояние на организацию вооруженного отряда Собрав несколько десятков единомышленников, он начал вооруженную борьбу в Ыйрёне, несмотря на всю неприязнь местных властей, опасавшихся допустить к опужию ноби и простолюдинов В своих донесениях военачальник провинции Кенсан прямо называл действия отряда Квак Чэу "мятежом". Буквально за несколько дней ополченцам удалось освободить от захватчиков Ыйрён, Самга и Хепчхон. Вскоре отряды народного ополчения стали действовать во всех провинциях и придали общенародный характер войне против японских захватчиков.
Один из военачальников Квон Нюль, собрав в районе Кванджу около 1 тыс. молодых людей, обучил их военному делу и нанес поражение японским войскам, двигавшимся из Кымсана к Чонджу Победа в Чинсане обеспечила защиту провинции Чолла. За эту заслугу Квон Нюль был назначен губернатором Чолла. Считая главной задачей освобождение Сеула, он подготовил 20-тысячную армию и отряд из 1 тыс. буддийских монахов (под командованием Чхоёна), которые заняли ключевую позицию на подступах к столице, в крепости Ток-сан.
Народное ополчение провинции Чхунчхон с севера прикрывало Чолла, остававшуюся недоступной для захватчиков. Близ Окчхона возник один из первых здесь отрядов под руководством конфуцианского ученого Чо Хона, собравшего около 1700 человек. Между тем правительственные силы не только не помогали народным ополченцам, но мешали им. Взбешенный критическими высказываниями Чо Хона, воинский начальник провинции категорически запретил своим войскам действовать совместно с ополченцами, он угрожал расправой семьям тех, кто состоял в отряде Чо Хона. В результате в ополчении Чо Хона осталось только 700 преданных родине бойцов, которые и бились до последнего в кымсанском сражении. Среди погибших были Чо Хон с сыном, монах Ёнгю и другие герои. Их стойкость поразила даже противника. На братской могиле японцы оставили надпись: "Оплакиваем мужественную верность и стойкую убежденность Корейского государства". Сохранившаяся доныне, она называется "Могила 700 погибших за правое дело в Кымсане". Своими телами патриоты преградили японским войскам путь в Чолла и новые районы Чхунчхон.
Боевые действия народного ополчения развернулись и в других провинциях Отряды в провинции Кёнги действовали согласованно с партизанами Хванхэ и Чолла. В 5—6 м месяцах началось собирание местных войск в провинции Канвон под руководством Вон Хо, развернувшего боевые операции в Еджу, Кумипхо и Кимхва. В то же время в монастыре Юджом в горах Кымгансан около 700 буддийских монахов создали народное ополчение под руководством Юджона (Самендан) и развернули борьбу с захватчиками, распространив ее и на территорию соседней провинции Пхёнан (в районе Сунана).
В провинции Пхёнан после падения Пхеньяна народные отряды начали создавать конфуцианский ученый Ян Доннок, пхеньянский гра доначальник Нам Бокхын, чиновник Чо Хоик и др. В горах Мёхянсан около 1500 буддийских монахов, собравшихся у монастыря Попхьш в Сучане, образовали ополчение под руководством 73-летнего Хюджона (в монашесгве Сосан дэса), сыгравшего крупную роль в разгроме японских войск (всего по стране участвовало в военных действиях около 5 тыс. воинов-монахов).
Таким образом, летом и осенью 1592 г. во всех провинциях Кореи развернулось движение отрядов "Ыйбён", подготовившее условия для изгнания японских захватчиков. Отдельные операции местных войск предшествовали общему наступлению на противника.
Однако правительство Кореи прежде всего ждало помощи от минской династии, испытывавшей в то время немалые трудности из-за феодальных мятежей на окраинах. Лишь после их подавления в Корею был послан полководец Ли Жу-сун во главе 43-тысячной армии. В начале 1593 г. китайская армия вместе с войсками корейских военачальников Ли Иля и Ким Ынсо подошла к Пхеньяну и штурмовала его. Когда корейские и китайские войска атаковали городские ворота, японские военачальники во главе с Кониси, приказав поджечь Пхеньян, бежали на юг по льду Тэдонгана. Армия Ли Жу-суна, достигшая Есоннёпа (в Кояне), вступила в бой с японскими войсками, но потерпела поражение. Несмотря на настойчивые предложения корейских министров и военачальников возобновить наступление, Ли Жу сун отказался преследовать отступающие японские войска и позволил им закрепиться в Сеуле. В конце зимы 1593 г. туда подошли и войска Като, занимавшие ранее территорию Хамгён, но отступившие под ударами корейских войск и отрядов "Ыйбён" под командованием Чон Мунбу. Быстрое взятие Сеула союзными силами могло бы рассечь японские войска и привести к полному их разгрому по частям.
Только после того как японские войска откатились на юг, Ли Жу-сун прибыл из Пхеньяна в Сеул. Но он и теперь не спешил преследовать отступавшего противника.
Японские завоеватели вступили в мирные переговоры ввиду неблагоприятного изменения военной обстановки. Однако Хидэёси вовсе не собирался отказаться от своих захватнических планов в Корее.
Ведя переговоры с минским Китаем, Хидэёси не считал себя обязанным соблюдать перемирие в отношении Кореи, о чем свидетельствовало возобновившееся наступление на крепость Чинджу. Японское командование толкнуло на новое наступление не только стремление к реваншу за поражение в Чинджу, но и желание расширить свой плацдарм на юге Кореи. В июне 1593 г. многочисленные японские войска двинулись к Чинджу. В трудной обстановке командир народного ополчения Кванджу Ким Чхониль призвал всех начальников правительственных войск и отрядов "Ыйбен" двинуться на выручку Чинджу, который, по его словам, для Хонама (Чолла) "так же важен, как губы для зубов". В общей сложности собралось несколько тысяч солдат и 60—70 тыс. мирного населения. К городу подтягивалось также несколько отрядов народного ополчения. Однако главные силы минских и корейских войск фактически оказались в роли наблюдателей, когда защитники города вступили в неравную борьбу.
Скоро у Чинджу появился японский авангард, а на следующий день 50-тысячная японская армия окружила город тройным кольцом. У стен Чинджу развернулось одно из самых ожесточенных сражений Имджинской войны. Защитники проявили исключительную стойкость и героизм в борьбе с сильным противником, применявшим разнообразное огнестрельное оружие и осадные сооружения. Не раз японцам удавалось сделать бреши в городской стене и даже взобраться на нее, но их немедленно сбрасывали.
Стойко и умело действовали войска Хван Джина, одного из самых опытных и дальновидных военачальников. Они отбивали одну за другой атаки противника у восточных ворот и в северо-восточной части города. Когда японцы возвели громадную земляную насыпь, чтобы оттуда штурмовать городские стены, Хван Джин в короткий срок построил такую же контрнасыпь. Противник пытался поджечь город, но люди Хван Джина помешали ему. Японские войска воздвигли пять огромных земляных насыпей и обвели их вершины частоколом, за которым укрылись стрелки, однако воины Хван Джина огневыми стрелами подожгли все эти укрепления. Наконец, когда осаждающие применили специальные, крытые бычьими шкурами фургоны, в которых посадили стрелков, по приказу Хван Джина их подожгли факелами, пропитанными жиром. Попытка японцев устроить подкоп под крепостной стеной стоила им около тысячи погибших воинов.
Гибель этого выдающегося организатора обороны сильно подорвала дух защитников Чинджу. К этому времени они потеряли многих храбрых военачальников (Ким Джунмин, Кан Хибо и др.). И тем не менее даже тогда, когда от непрерывных дождей обвалились стены у восточных ворот и в провал хлынули неприятельские войска, небольшой отряд Ли Джонъина, стоявший насмерть, смог преградить им дорогу.
Однако главные силы японцев сумели ворваться в крепость с северной стороны. В момент наибольшей опасности одним из первых бежал из города его правитель—Со Евон. Это предательство вызвало панику и разброд; оборона была сломлена. Тогда такие стойкие защитники города, как Ким Чхониль и Ко Джонху с сыновьями, Чхве Генхве, Ян Сан-су и другие, не желая сдаваться врагу, бросились в р. Намган. До конца бились врукопашную Ли Джам, Кан Хиёль и десятки других. А Ли Джонъин бросился в реку, увлекая за собой двух вражеских военачальников и крича. "Так умирает кимхэский пуса Ли Джонъин".
Ворвавшись в город, японские войска учинили страшную резню оставшихся там воинов и горожан. Немногим из захваченных в плен удалось избежать смерти и поведать о героической обороне Чинджу.
Всех наличных японских вооруженных сил хватило лишь на то, чтобы взять одну корейскую крепость. Но их явно было недостаточно для продолжения войны с корейскими и китайскими регулярными войсками. К этому времени еще более окрепли силы корейского флота, объединенного под общим командованием Ли Сунсина. В 1593 г. базу корейского флота перенесли на о. Хансандо, что закрепляло его преобладание в Корейском проливе и контроль над коммуникациями противника.
После боев за Чинджу фактически наступило перемирие. Японцы постепенно эвакуировали из Кореи свои войска, измотанные в многочисленных боях, и к 1596 г. оставили крайне незначительные силы в районе Пусана. В середине 1594 г., когда в Корее еще оставались довольно многочисленные японские войска, минское правительство решило отвести свою армию на Ляодун, надеясь на мирное урегулирование конфликта.
Корейское правительство не верило в возможность заключения мира без полного изгнания всех японских войск и ему самому пришлось готовиться к полному изгнанию захватчиков. Эти задачи надо было решать в крайне трудных условиях. Страна была разорена, царили голод и болезни. В полуразрушенном Сеуле люди умирали от голода, на улицах валялись трупы. Дело доходило до людоедства. Пришлось принимать чрезвычайные меры для сбора продовольствия и организовать в городах пункты, где варили похлебку, чтобы кормить голодающих. Специальные похоронные команды из буддийских монахов убирали горы трупов.
Началось создание новых регулярных войск. Все местные военные формирования отныне подчинили постоянным командирам. Если прежде воинские части формировались строго по сословному принципу, то теперь, исходя из опыта войны, впервые стали группировать их и по видам оружия. Так были сформированы три рода войск (самсубён): войска рукопашного боя (сальсу), вооруженные мечами и копьями; лучники (сасу) и войска огневого боя (пхо-су), вооруженные мушкетами и пушками. В соответствии со специализацией производилось и обучение войск. В реорганизации важную роль сыграл один из крупнейших государственных и военных деятелей того времени — Лю Соннён.
Совершенствованию военной организации способствовали также объединение морских сил под командованием Ли Сунсина и создание базы флота на о-ве Хансандо. С этого времени стали строить больше новых крупных военных кораблей, улучшились формирование личного состава, обеспечение флота провиантом (в результате перехода к обработке полей личным составом в прибрежных районах) и координация действий сухопутных и морских сил.
Но укрепление вооруженных сил сдерживалось послевоенными трудностями, а также обострением классовых противоречий и междоусобных распрей Патриотический подъем народных масс в борьбе против захватчиков не мог снять острых социальных проблем, поскольку война наряду с сохранением обычного феодального гнета принесла бедствия чрезвычайного характера, вызванные вражеским нашествием. В 1592—1595 гг. голод охватил все провинции. Не хватало в ряде мест даже кореньев, трав и древесной коры—все было съедено голодающими.
Возродившаяся борьба феодальных клик мешала корейскому правительству занять последовательную позицию и в отношении мирных переговоров между минским Китаем и Японией, в связи с чем сохранялась угроза нового японского нашествия. Корейское правительство обратилось за военной помощью к Минам и одновременно готовило свои силы к обороне, направляя в горные крепости людей, припасы и ценности
Для нового вторжения Хидэеси подготовил большую армию (около 140 тыс). На этот раз было уделено серьезное внимание укреплению флота. Исходя из опыта боев с кобуксонами Ли Сунсина, в Японии за время перемирия построили десятки крупных кораблей, также обитых листовым железом. Уже с конца 1596 г. началась переброска японских войск в Корею Авангардные части под командованием Кониси заняли укрепления на о- ве Коджедо, а в порту Сосэнпхо обосновалась армия Като. Главные силы высадились в апреле 1597 г. Вместе с гарнизоном, уже стоявшим в Корее, численность высадившихся японских Войск составляла 149 000 человек: пять дивизий с Кюсю, две с Сикоку и две, Мори и Укита, с Хонсю. Может показаться странным, что второй экспедиции вообще удалось высадиться; дело, однако, в том, что корейский флот был уже не тем, что в 1592 г. Даже доблестный адмирал Ли Сунсин не смог устоять против махинаций своих коллег, и его сместил с должности коварный Вон-Гюн, который сам занял пост главнокомандующего. Как раз накануне переброски своих войск японцы спровоцировали интриги против популярного в народе флотоводца Ли Сунсина, давно вызывавшего неприязнь в правящих кругах. Пришли в движение враждебные ему силы, сгруппировавшиеся вокруг отстраненного от руководства флотом Вон Гюна (он был военачальником в Чхунчхон), который плел бесконечные интриги против прославленного флотоводца. Под их нажимом Ли Сунсина обвинили в трусости и в 3 м месяце 1597 г. приговорили к смерти. Только из- за всеобщего возмущения и заступничества нескольких высших сановников казнь была заменена разжалованием в рядовые. Кстати, и во время первого нашествия, по пути из Пусана армия Укита была изрядно потрепана одним корейским полководцем, который, однако, сам вскоре пал жертвой завистливого соперника. Соперник обвинил своего коллегу в предательстве и доложил обо всем королю. Таковы уж были перипетии корейской политики, что командир, который с самого начала войны впервые что-то смог сделать для своей страны, предстал перед палачом, и тот выполнил свою обязанность прежде, чем герой сумел доказать свою невиновность
Бездарный Вон Гюн, заняв пост командующего, прежде всего отменил установленные при Ли Сунсине порядки. Он закрыл специальный дом на о-ве Хансандо, где до этого постоянно проживал командующий флотом и где с ним в любое время могли встретиться не только военачальники, но и рядовые, если у них имелись сведения о противнике или какие-то важные предложения. При Ли Сунсине обязательным было детальное обсуждение планов предстоящих операций. Покончив с этим, Вон Гюн на первое место поставил суровые наказания подчиненных. Отстранив всех, кто пользовался доверием Ли Сунсина, Вон Гюн держался надменно и предавался пьянству и разгулу.
Между тем противник не прекратил попыток заманить в ловушку корейский флот. Переданные японцами ложные известия, а также настоятельные требования китайского командования ударить по японским морским путям вынудили главнокомандующего корейскими вооруженными силами Квон Нюля отдать приказ Вон Гюну о немедленном выступлении. Появившись в районе о-ва Чоллёндо, корейский флот сразу же понес потери в результате шторма и вражеских атак, поэтому с трудом добрался до о-ва Кадокто, где и попал в засаду. Японцы без труда разбили Вон-Гюна, когда столкнулись с его флотом у острова Кочжедо в августе 1597 г. Корейский наместник провинции вызвал Вон-Гюна и велел его выпороть. Но это лишь побудило того искать утешения в пьянстве, и другим командирам не удавалось заставить его хоть что-нибудь предпринять. Он сошел на берег, где, сидя под сосной, пьяный, затуманенным взором смотрел на уничтожение корейского флота. Заметив отсутствие адмирала Ли, японцы атаковали с большим рвением, беря на абордаж каждое корейское судно, с которым сближались. Набэсима Кацусигэ, семнадцатилетний самурай, сын одного из товарищей по оружию Като Киёмаса, писал, что картина уничтожения такого множества корейских судов превосходила "даже любование цветением вишни в Ёсино". Было потоплено сто шестьдесят корейских кораблей, и вторая армия вторжения высадилась в Корее с той же легкостью, что и первая в 1592 г.
Потеряв большую часть судов и людей, Вон Гюн пытался бежать, но был убит.
Корейский флот был почти полностью уничтожен. Уцелели лишь корабли командующего флотилией правой полупровинции Кёнсан Пэ Соля, которому удалось сжечь на о-ве Хансандо здания, запасы продовольствия и снаряжения и переправить людей на побережье. Только после такой катастрофы правительство спешно вернуло Ли Сунсина на пост командующего флотом, которого тогда практически уже не существовало.
Тяжелые ошибки правящих кругов Кореи позволили противнику летом 1597 г. развернуть комбинированное наступление морем и сушей и глубоко вторгнуться в недосягаемую прежде провинцию Чолла. Японский флот двигался вдоль побережья на запад, а сухопутные войска, прорвав слабую оборону у р. Нактонган, проникли в Чолла, заняв Намвон, Чонджу и другие города, и вышли на севере в пределы Чхунчхон. Однако на этот раз японские армии натолкнулись на более подготовленные и многочисленные вооруженные силы Кореи и минского Китая. В большом сражении, развернувшемся 7 и 8-го числа 9-го месяца на равнинах Coca и Кымо, около Чиксана (провинция Чхунчхон), они потерпели сокрушительное поражение и откатились на юг: войска Кониси—до Сунчхона, войска Като—до Ульсана, войска Симадзу—до Сачхона. Там японские военачальники надеялись укрепиться и подготовиться к новому броску. Однако надежды оказались тщетными; к этому времени и династия Мин, более трезво оценив опасность новой японской угрозы, направила в Корею 140-тысячную армию. С введением в действие этих сил, а также корейских войск и отрядов народного ополчения положение японских завоевателей резко ухудшилось.
Не получили развития и их первоначальные успехи на море. Ко времени возвращения Ли Сунсина на пост командующего флотом имелось лишь 12 кораблей и немногим более сотни матросов. Корейское правительство даже собиралось ликвидировать флот как особый род войск и влить моряков в сухопутные войска. Против этого категорически возражал Ли Сунсин: "Враг только ждет, чтобы был уничтожен наш флот. Поэтому если распустим флот, то Ваш слуга боится, как бы враг не добрался морем до реки Ханган (т. е. до Сеула). Пусть кораблей поразительно мало, но, до тех пор пока жив Ваш слуга, враг не сможет не посчитаться с нами",— писал он в донесении королю.
16-го числа 9-го месяца более 330 вражеских кораблей устремились к базе корейского флота на о- ве Чиндо У корейцев боевые корабли были скрыты среди рыбачьих судов, замаскированных под военные. Заманив врага к проливу Меннян (где было сильное течение), Ли приказал бросить якоря и вступил в решительный бой с намного превосходившими силами противника. Отличаясь непреклонной волей к победе, он требовал того же и от своих подчиненных. Окруженные вражеским кольцом, команды немногочисленных корейских кораблей, ловко используя течение в проливе, действовали с таким героизмом и мастерством, что потопили в ближнем бою более 30 кораблей и уничтожили несколько тысяч врагов. Спустя столетия во время Крымской войны адмирал Нахимов введя корабли Черноморского в Синопскую бухту приказал поставить корабли на якоря и под огнем противника хладнокровно уничтожил турецкий флот.
Победа Ли Сунсина вновь сорвала планы переброски японских войск морским путем вдоль западного побережья. Сухопутные части были зажаты в небольшом районе на юге, куда в начале 1598 г устремились наступающие корейские и китайские войска. К этому времени окрепший корейский флот перебазировался на Когымдо (к югу от Канджина). Ли Сун-сии получил подкрепление от китайского флота (более 5 тыс человек). Нажим сухопутных сил и объединенного флота создал столь тяжелое положение для японской группировки в Сунчхоне, что Кониси попытался подкупом склонить китайских военачальников к миру. Однако операции корейского флота усилили изоляцию этой группировки, испытывавшей страшный голод. Несмотря на отступление китайских войск, Ульсан в начале 1598 г. был очищен от войск противника. Менее удачными оказались действия минского военачальника в Сачхоне
В августе 1598 г, когда обозначился провал второго японского нашествия, пришло известие о смерти инициатора грабительской войны — Тоетоми Хидэеси. С этого времени началось бегство японских войск из Кореи. В особенно тяжелом положении оказалась блокированная с моря и суши группировка Кониси в Сунчхоне Чтобы вырваться из окружения, она решила использовать более 500 кораблей, находившихся в районе Сачхона, Намхэ и Косона. В конце 1598 г объединенный корейско- китайский флот, перехватив вражеские корабли, завязал ожесточенное сражение в бухте Норянджин. Бухта покрылась горящими японскими кораблями, было уничтожено более 10 тыс. врагов. В этом последнем сражении Имджинской воины получил смертельную рану командующий корейским флотом Ли Сунсин. Умирая, он просил не объявлять о своей смерти до тех пор, пока бой не завершится. Его великий патриотизм и талант флотоводца послужили делу спасения родины в один из самых критических периодов ее истории. И сегодня спустя несколько столетий не устаешь восхищаться и преклоняться перед мужеством, воинской доблестью, талантом и патриотизмом легендарного корейского адмирала Ли Сунсина.
Продолжавшаяся около семи лет Имджинская отечественная война корейского народа завершилась полным изгнанием войск захватчиков.
В крайне неблагоприятных условиях корейский народ, поднявшийся на справедливую войну, проявил беззаветное мужество и патриотизм Он выдвинул из своей среды выдающихся полководцев—вождей народной войны, сыгравших огромную роль в разгроме японских армий и крушении завоевательных планов Хидэеси. Некоторое значение для успешного исхода войны (особенно во время второго японского нашествия) имела помощь минской династии, отстаивавшей прежде всего собственные интересы, так как японские завоеватели открыто угрожали установить свое господство в Китае
Имджинская война, вызвавшая огромный патриотический подъем парода, оказала глубокое влияние на последующее историческое развитие Кореи Она послужила серьезным импульсом в процессе кристаллизации национального самосознания корейцев, нашедшего яркое выражение в общей ненависти к завоевателям и готовности дать им отпор. Но вместе с тем в среде правящего класса страны со времени этой войны усилилось почитание минской династии как своей спасительницы, что способствовало дальнейшему росту преклонения (садэджуый) перед Китаем, которое оказало неблагоприятное влияние, задерживая процесс утверждения политической и идеологической самостоятельности формирующейся нации, преодоления изживших себя феодальных традиций в международных отношениях, в области внутренней политики и культуры.
Со времени этой войны, принесшей огромные разрушения, усилилась тенденция к изоляции Кореи от внешнего мира. Война не только ухудшила отношения между воевавшими государствами, но и содействовала быстрому укреплению за это время государства чжурчжэней, превратившегося в новый очаг нарушения мира и завоевательных войн в Восточной Азии
В результате нашествия японцев под предводительством Хидэеси были уничтожены государственные и исторические документы, архивы, культурные ценности и произведения искусства. Земли были опустошены, численность населения сократилась, пришли в упадок ремесла и наука. Площадь обрабатываемых земель составляла лишь одну треть от довоенной. В условиях уменьшения поступлений в казну правительство стало взимать дополнительные налоги с населения провинций, менее пострадавших от войны, таких как Кенгидо и Чхунчхондо. Правительство даже пошло на такой шаг, как продажа титулов, чинов и дворянских званий, а однажды даже допустило до экзаменов на государственные должности лиц из сословия крепостных. Во время войны много ремесленников было вывезено в Японию. В результате резко снизилось качество товаров, ремесленных изделий, например, из глины, пришло в упадок книгопечатание. Были поколеблены устои неоконфуцианской морали, разрушались сословные различия, которые янбаны так старались укрепить.
В Японии, напротив, в годы правления Токугава Иэясу, сменившего Хидэеси, сложилось сильное централизованное феодальное государство, занятое мирным строительством. Из Кореи японские ученые заимствовали неоконфуцианскую политическую философию, сведения о медицинских препаратах и практические навыки врачевания. Японцы научились печатать книги с помощью подвижного металлического шрифта, что способствовало распространению издательского дела. Захваченные в плен корейские ремесленники изготовляли фарфоровые изделия и ткани. После того как к власти пришел Токугава, Япония стремилась установить с Кореей нормальные дипломатические отношения, чтобы и в дальнейшем иметь доступ к корейскому варианту китайской культуры.
Для минского Китая последствия войны были катастрофическими. В конечном счете, хозяйственная разруха привела к падению династии Мин.