Герман Ким. История иммиграции корейцев. Книга первая. Вторая половина XIX в. - 1945 г. Дайк-пресс, Алматы, 1999, 424 стр.

Глава 4. Переселение в Манчжурию и Китай

4.1 Предыстория и новый этап переселения в Манчжурию

4.1.1 Миграции из Корейского полуострова в доцинский Китай

Китай относится к разновидности многонациональных государств, основополагающими компонентами национальной структуры которых являются, с одной стороны, господствующая нация большинства и, с другой стороны - многочисленные малые этносы. Большинство неханьских народов оказались в пределах Срединного государства в результате завоевательных войн или переселений.

Иммиграцию корейцев в Манчжурию* (* кит. Маньчжоу - историческое наименование северо-восточной части Китая, происходит от названия государства манчжуров, существовавшего в 1-ой половине XVII в. В Китае в качестве географического наименования его северо-восточной части употребляется название Дунбэй, т.е. Северо-восток ) относят, как правило, к середине XIX в., однако появление предков современных корейцев в северо-восточных регионах Китая имеет давнюю предысторию, уходящую корнями в первое тысячелетие до нашей эры.

Древние племена, обитавшие на Ляодунском полуострове и в бассейне р. Амноккан, известные под собирательным названием емэк, составили впоследствии совместно с племенами окчо, е, махан, чинхан и пхёнхан ядро корейской народности. Японские и часть националистически настроенных корейских историков в период колониального режима утверждали, что центр первого в истории Кореи государства Древний Чосон находился в районе Пхеньяна, и ограничивали его границы Корейским полуостровом. ( См.: Misina Syowei. Tyosensi keisetsu ( A General Hisrory of Korea ). Tokyo, 1940; Sin Cheho. Choson sangosa ( The Ancient History of Korea), Seoul, 1931) Большинство современных историков, в том числе и российские исследователи, придерживаются гипотезы, что государство Древний Чосон возникло первоначально в Маньчжурии, на территории современного Ляодунского полуострова. Впоследствии оно включило в свой состав северные земли Корейского полуострова, достигнув своего расцвета в V-IV вв. до н. э. ( См.: Бутин Ю. М. Древний Чосон. Новосибирск, Наука, 1982; Воробьев М.В. Древняя Корея. М., Наука, 1961; Пак М.Н. Очерки ранней истории Кореи. М., Наука, 1979; Чжун Сук-Бэ. Древняя история Кореи. - Лекции по истории Кореи. М., Экслибрис-Пресс, 1997, с. 8-13; Lee Kenneth B. Korea and East Asia. The Story of a Phoenix. Westport, Connecticut- London, Praeger, 1997, p. 6-9 и др.)

После захвата в 108 г. до н.э. Древнего Чосона войсками под командованием У-ди - правителя ханьской империи, на его территории было создано четыре китайских округа; один из них- Аннан (кит. Лолан),размещавшийся, как считают исследователи, в восточной части Ляодуна, стал центром господства Ханьской империи в этом регионе. На Корейском полуострове и землях, некогда входивших в Древний Чосон в начале нового летоисчисления возникли и стали усиливаться три раннефеодальных корейских государства Когурё, Пэкче и Силла. Когурё в период своего усиления ( IV-V вв.) простиралось далеко на запад, расширив свои границы за счет северо-восточных китайских территорий. После ряда неудачных вторжений китайских армий в суйский период (598 г., 612 г.) и завоевательных походов в 645-651 гг., предпринятых Танской династией, объединенным войскам Китая и Силла удалось наконец в 668 г. покорить Когурё. См.: Бутин Ю.М. Корея: от Чосона к Трем государствам. Новосибирск, Наука, 1984; Nahm Andrew C. Korea: Tradition and Transformation. A History of the Korean People. Seoul, Hollim, 1988, p. 30-36

После распада Когурё его население разделилось на 3 группы, из которых самая значительная по численности мигрировала в соседние государства Пэкче и Силла и смешалась с родственными местными народами, которые явились прямыми предками современных корейцев. Вторая группа когурёсцев, подчинившаяся танским китайцам, мигрировала под их давлением в регионы современной Манчжурии и ассимилировалась в иноэтнической среде. Третья группа присоединилась к малгалам и основала государство Пархэ (Бохай).* ( * В настоящее время существуют три гипотезы об историко-культурной принадлежности государства Бохай. Российские историки считают, что поскольку большинство бохайцев состояло из мальгальцев, предков современных нанайцев историю Бохая нужно рассматривать как часть истории России. Китайские историки полагают, что Бохай это китайское государство, так как танская династия предоставила трон бохайскому королю. Наконец, корейские историки придерживаются мнения, что это одно из корейских государств, так как высшее сословие,включая короля-основателя и, определенная часть населения Бохая были когурёсцами. ( См.: Государство Бохай (698-926 гг.) и племена Дальнего Востока России. М., Наука, 1994; Kim Ki-hong. Saeropke ssun Hanguk Kodaesa ( A Newly Written Ancient History of Korea.Seoul, Yoksa pipyongsa, 1993; Shin Hyong-shik. The Unified Silla and the Parhae, - Hanguk saron, 1993, No. 23, p. 207-242) В результате длительного и сложного процесса произошла постепенная ассимиляция когурёсцев в Бохае. Таким образом, значительная часть выходцев из Когурё смешалась с разными народами Северо-востока Китая.

Позднее миграция с Корейского полуострова в Манчжурию происходила по разным историческим причинам и ее можно условно поделить на три этапа: первый - от юаньской или монгольской династии (1271-1368) до падения династии Мин (1368-1644); второй - от падение Минов до начала позднего периода династии Цин (1840 г.); третий - от начала заката маньчжурской династии (1851 г.) до окончания второй мировой войны (1945г.) См.: Huang Yonfu A Study of Chinese Korean. Nationality Press, Beijing, 1989.

В первый этап миграция с территории Корейского полуострова была вызвана начавшимся в 1231 г. монгольским вторжением под командованием Саритая. Монгольская армия легко взяла плохо защищенный г. Ыйчжу и согласно историческим записям, Хон Пок Вон - командир кавалерийского отряда отступил с оставшимися войсками из Ыйчжу в Согён ( Западная столица - нынешний Пхеньян ). После битвы у Согёна Хон Пок Вон увел с собой в 1233 г. более 1500 семей на Ляодун, где беженцы и плененные корёсцы расселились в районе между Ляонином и Шеньяном. В 1239 свыше 2000 человек перешли из Корё в Ляонин, которые признали лидерство Хона над собой, назначенного юаньскими властями генерал-губернатором. См. Paio , Changyu The History of Koreans in China and the Yanbian Korean Autonomous Prefecture. In Suh Dae-Sook and E.J. Shultz. Koreans in China. Papers of the Center for Korean Studies, No.16, Honolulu, University of Hawaii Press, 1990, p. 45

Для управления населением, перешедшего из Корё, юаньское правительство учредило в 1261 г. в Ляонине резиденцию генерал-губернатора, а в 1263г. назначило корёского принца Ванг Суна главой резиденции в Шеньяне и правителем 2000 корёских хозяйств. Хон Чха Гу - сын Хон Пок Вона возглавил резиденцию в Ляонине и правление над остальными хозяйствами . В 1296 г. юаньские власти объединили резиденции генерал-губернатора в Шеньяне и Ляонине. Отныне генерал-губернатор, находившийся со своей администрацией в Ляонине, нес ответственность за всех корёсцев, проживавших на всем Ляодунском полуострове. См.: Yuanshi,Vol.59, Geography 2, Liaoyang

Многие из плененных мигрировали назад на Корейский полуостров, однако в начальный период правления династии Мин значительная часть корёсцев оставалась на Ляодуне. Численность выходцев из Корё на территории современного Китая, согласно хроникам периода правления корейского короля Седжо (1455-1468), составляла в 1464 г. более 30 000 человек, а начале XV века она возросла до 40 тысяч. ( Choson sejo sillok, 16th Year 8th Month ) В конце минской династии, как повествуют исторические записи, одна часть корёсцев, проживавших на Ляодуне пала под ударами чжурженей, другая вернулась в государство Чосон на Корейский полуостров, а третья , оставшаяся - смешалась с маньчжурами и в течение последующего длительного периода полностью растворилась в их массе ( Choson sejo sillok, 16th Year 8th Month )

Во второй этап миграции корейцев в Китай, начавшийся в поздний период Мин, переселенцы покидали полуостров по трем основным причинам. Во-первых, с середины XV в. правящая корейская династия Ли повысила налоги и подати, возложила на крестьян военную повинность и казенные работы. Тяжелое положение крестьян усугублялось неограниченным произволом землевладельцев и местных властей. Вследствие такого усиления эксплуатации и ухудшения жизни корейские крестьяне, в особенности провинции Хамгён, либо поднимали восстания, либо покидали свои деревни и уходили за пределы страны в пограничные районы северо-восточного Китая. См. История Кореи. С древнейших времен до наших дней. М., Наука, 1974, с. 201-205

Во-вторых, часть корейцев оказалась в Китае в качестве военных пленников. В 1618 г. чжурчжени, провозгласившие государство "Хоу Цзинь" ("Позднее Цзинь") и называвшие себя маньчжурами, объявили войну минскому Китаю, правители которого настойчиво потребовали от Кореи военной помощи. Посланная на Ляодун 13 тысячная корейская армия под командованием Кан Хон Нипа присоединилась к минским войскам, которые потерпели тяжелое поражение. Отряд Кан Хон Нипа также понес значительные потери и был окружен маньчжурской конницей. Вступив в переговоры с маньчжурами Кан Хон Нип сдался в плен со своими подчиненными. Часть отпущенных корейских пленных вернулись в Корею, а другая была превращена в рабов маньчжурской королевской семьи, военноначальников и аристократов. Huang , Yonfu The History of Migration of Korean into China. A paper presented to the Ist International Seminar of ASKO, November 3-5, 1992, Seoul, National University, p. 3-4.

Третью категорию корейских иммигрантов второго этапа составляли люди, захваченные в плен маньчжурами во время вторжений в Корею в 1627 и 1636 годах. В 1637 г. по приказу цзиньских правителей у южных ворот Шеньяна сконцентрировали около 20 тысяч пленных корейцев. Небольшой группе удалось бежать, однако преобладающее большинство пленных превратили в казенных ( государственных ) и частных рабов. Часть пленных вступили свободными людьми в "восьми-знаменные войска", причем одно из них, численностью в 10 тысяч человек, было полностью из корейцев. Исследователи отмечают, что в "Баги манчжоу шицу тонгпу" ("Генеалогические записи маньчжурских восьми-знаменных войск") зарегистрированы 43 корейские родословные линии. Согласно некоторых исторических записей, корейцы и ханьцы составляли большинство государственных рабов на территории Ляодун. Выдающийся писатель и ученый идейного течения сирхак ( "реальные знания" ) Пак Чи Вон ( Ёнам, 1737-1805 ) , побывавший в 1780 г. в Китае в составе корейского посольства, записал в своем известном научном труде "Ёрха ильги" условия жизни корейцев, угнанных в плен в период конца минской и самого начала цзиньской династий и проживавших в Хэбэе. Он отметил, что корейцам в Хэбэе вменялось в обязанность его военная оборона. См.: Chosonjok Yoksa ( A History of Korean Minority in China ), Seoul, 1989; Kim Won Sok. A Study on the History of Migration of Koreans into China, - Tonga Yongu, No. 25, 1992, pp. 211-238.

За последние 350 лет, большинство потомков первых выходцев из Корейского полуострова ассимилировалось манчжурами или ханьцами и лишь незначительная часть сумела сохранить свою этническую принадлежность до настоящих дней. В качестве примера многовековой сохранности этнического самосознания исследователи отмечают представителей рода Пак, проживающих в сельской местности Хэбэя, являющихся потомками первых корейцев в Китае. Предки рода Пак, принадлежащие к "пону"* ( * "пон" - корень, основа, исток, начало "топонимическое" имя, соотносящееся с фамилией и, указывающее место происхождение рода ) "чхёнрёнхён" происходили из г. Ыйчжу и в эпоху раннего Цзинь служили рабами в "Белознаменном войске". Пак Тон Ан был одним из первых корейцев, кто вступил на службу в цзиньскую армию и прибыл сначала в район, находящийся близ современного Пекина. В 1670 г. по императорскому приказу он ушел в деревню Пакчхянгя в местности под названием Чхёнрёнхён, где и обосновался род Паков. Позже некоторые из рода Пак мигрировали в другие регионы, остальные осели на месте и освоили его. См.: Son Chun Il. The Earliest Point of the History of Korean Residents in China and the Park Clan in Yonyoung and Habuk, Ewhasahak Yongu, Seoul, 1993, p. 79-100.

Представители рода Пак, относившиеся к бедному и чужеземному населению долгое время вынуждены были страдать от притеснений и эксплуатации манчжуров. Однако они, как отмечают китайские и корейские этнографы, вплоть до 1950 г. сохранили свою этническое самосознание и своеобразие и отличались от манчжуров и ханьцев. Хотя потомки первых Паков в Китае утеряли национальный язык, они практиковали уникальные корейские обычаи. Такие обычаи, как запрет на женитьбу во время официального траура, размещение церемониальной пищи на специальном столике для родителей и т.д. существовали до 1940-х годов. См.: Lee Kwang Kyu. Korean Residents in China, Seoul, 1994

В 1677г., чтобы защитить свои границы цинские правители объявили обширный регион Ляодуна "запретной зоной". Кроме этого они создали своеобразную буферную территорию между Кореей и Китаем, расположенную к северу от р. Ялу и Тумень. Буферная зона патрулировалась воинами "восьми-знаменных войск" и всякий, кто в ней находился задерживался и изгонялся за ее пределы.

Корейская династия Чосон, со своей стороны, образовала на своих северных рубежах 6 военных гарнизонов и 4 округа к югу от рек Ялу и Тумень для пресечения переходов границы и наказания ее нарушителей. Крестьяне северных провинций, решившие бежать от тяжелых условий жизни из страны ой Кореи, рисковали своими жизнями, чтобы пробраться на территорию севернее границы. Численность тайно переходящих границу корейцев было невелика и такое нелегальное переселение продолжалось в течение двух столетий. Перешедшие на территорию Манчжурии корейцы вступали в подразделения "знаменных войск", работали на государственных или "знаменных" землях либо маньчжурских землевладельцев. Многие из них ассимилировались с маньчжурами или китайцами. См.: Pak Chang Uk. A Study on the Migration of Korean People to China, - Yoksa Pipyong, No.15, 1991, pp. 179-197.

Третий этап переселения, начавшийся с середины XIX в. (поздний Цин) и продолжавшийся до конца 2 мировой войны в 1945, характеризовался резким ростом иммиграции корейцев в Манчжурию. С середины XIX в. цинская империя стала терять свою былую политическую и военную мощь. В это же время значительное число люмпенизированных корейцев, в особенности из северных провинций, стремилось покинуть страну и уйти за ее пределы. В 1860-х гг. Северная Корея на протяжении ряда лет страдала от беспримерных природных катаклизмов: наводнений, засух, ранних заморозков, так что в стране из-за неурожаев разразился голод. Люди питались корой деревьев, травами и кореньями. Согласно историческим записям в 1862 г. группа корейцев из провинции Хамгён, спасаясь от голодной смерти пересекла границу, смогла выжить переходя от одной китайской деревни к другой и занимаясь подаянием. Некоторые родители, чтобы спасти умирающих от голода детей, обменивали одного из них на несколько мер риса. См.: Hong Chong Pil. A Study on the Migration of Koreans to Manchuria, - Myongji Saron, Љ 5, 1993, pp. 63-94. В 1865 г. цинская династия решила открыть доступ в Маньчжурию и позволить корейцам селиться на землях севернее р. Ялу и заниматься земледелием. В 1870 г. около 470 корейских семей численностью более 2 000 человек пересекли р. Ялу и расселились в более чем 30 деревнях к северу от р. Ялу. См.: Lee Hoon K. Manju wa Chosonin (Manchuria and the Koreans). Pyongyang: Union Christian College, 1932.

Таким образом, было положено начало корейской иммиграции в Китай, которая своими параметрами отличается от предыдущих переселений и характеризуется большей степенью адекватности ее понятия.

4.1.2 Переселение в поздний период цинской династии (1870-1910 )

Отказ цинского правительства от политики "запретной зоны" в Манчжурии и допуск ханьских и корейских переселенцев на свои "священные земли предков" был связан в первую очередь с экономическими факторами. В начале 50-х годов XIX в. цинскому двору пришлось снабжать Пекин хлебом из Манчжурии, так как перевозки зерна из центральных китайских провинций по Великому каналу сначала были блокированы восставшими тайпинами, а затем вообще прекратились из-за того, что канал постепенно пришел в упадок См.: History of Chinese Migration to Manchuria, - Chinese Economic Journal, 1930, No.1, p. 98-99 В связи с продолжавшимися десятки лет восстаниями и народными волнениями провинции Застенного Китая постепенно превратились в постоянных покупателей маньчжурского хлеба, что способствовало привлечению в Дунбэй дополнительной рабочей силы и росту товарного земледелия. К тому же во время восстания тайпинов все боеспособные знаменные войска, ранее расквартированные в Манчжурии были переброшены в собственно Китай. Это во многом облегчило доступ в Дунбэй китайцам. См.: Забровская Л.В. Политика Цинской империи в Корее. 1876- 1910. М., Наука, 1987, с. 96

В целях организации и контроля заселения и освоения Маньчжурии цинское правительство образовало в 1880 г. специальное Колонизационное бюро, имевшее отделения во всех трех манчжурских провинциях- Шэнцзине, Цзилине и Хэйлуцзяне.

В 1881 г. цинские власти окончательно открыли закрытые районы северо-востока для поселения пришельцев, планируя этим противостоять растущему влиянию царской России и Японии и мотивировать к переселению обнищавших китайских крестьян из провинции Шаньдунь. В этот период корейские крестьяне в провинции Хамгён, пострадавшие в течение ряда лет от природных катаклизмов и оголодавшие от последовавших неурожаев стали переплавляться через Тумень и осваивать прибрежные целинные земли в южных районах Енбена. Точно таким же образом корейцы из провинции Пхеньян пересекали Ялу и оседали в южной части Манчжурии.

В 1881 году цзянцзюнь* (*глава военной и гражданской администрации в каждой из трех провинций Маньчжурии) Мин Ань подал императору доклад о том, что в районе Хуньчунь уже давно проживают корейцы, а разрешение на обработку земли им выдали власти корейской провинции Хамгён. К началу 80-х гг. XIX века на территории Манчжурии проживало по данным местных властей около 10 тысяч корейцев. ( Ku Hanguk wekyuo munso. ( Collection of Documents related the Foreign Policy of Old Korea, Seoul, 1868, Vol. 8, p. 729).

Район, который корейцы освоили к 1885 г. составлял около 100 км в ширину и свыше 1000 км в длину. Lee Chae-Jin Chinas Korean Minority. The Politics of Ethnic Education. Westview Press/ Boulder and London, 1986, с.16 Район Манчжурии, где в основном проживали корейские переселенцы, позднее получил название Цзяндао, а по-корейски - Кандо. Название Кандо или Бук Кандо этимологически означает, по всей видимости "остров, находящийся между". См.: Cho Seung-bok. The Koreans in China and Their Language, - Fenno-Ugrica Suecana, 1982, September 7, Uppsala Universitet, p. 43-45. Корейцы обозначали этими топонимами северные территории, находившиеся между реками Ялу и Тумень. Топонимом "Донг Кандо ( Восточный Кандо ) корейцы называли земли, относящиеся к современному Енбенскому Корейскому национальному округу в КНР. Династия Ли всегда считала, что эти территории исконно принадлежат ей, однако не могла открыто выражать свои притязания сюзеренному Китаю.

В связи усиливавшимся притоком корейских переселенцев цинский двор, подчеркивая вассальную зависимость династии Чосон, издал в 1887 г. обнародовал указ о подчинении корейских крестьян, проживавших в пределах ее империи, действию китайских законов. После измерения обрабатываемых ими земельных участков корейские переселенцы заносились в списки налогоплательщиков цинской казны и превращались в китайских подданных. См.: Рудаков А.В. Материалы по истории китайской культуры в Гиринской провинции (1644-1902), Владивосток, 1902, с. 115. В среднем за участок в 1 му * ( * 1 му равен 0,06 га ) корейским переселенцы, принявшие подданство Китая платили столько же, сколько и китайские крестьяне - 660 чохов или 0,8 ляна ** (** лян или таэль -денежная единица в Китае, обращавшаяся с XIV в. до 1933 г. Существовало до 170 разновидностей ляна в разных районах Китая ) в год, что являлось сравнительно незначительной суммой. От прочих повинностей все население края было освобождено на 10 лет См.: Забровская Л.В. Политика Цинской империи в Корее. 1876- 1910. М., Наука, 1987, с. 98. Тем самым, цинская власти создали благоприятные условия, которые должны были привести к оседлости корейских переселенцев и стимулировать приток новых иммигрантов.

В Кандо корейские переселенцы земледелием, охотой, сбором женьшеня, в поймах рек добычей жемчуга, рубкой и сплавом леса по Ялуцзяну и Тумыньцзяну. На прежних заболоченных землях корейцы, соорудив дренажные и ирригационные системы, приступили к выращиванию различных сельскохозяйственных культур. Именно корейским переселенцам принадлежит приоритет в освоении поливного рисоводства в Манчжурии. Кроме риса переселенцы на подсечных, "огненных" участках выращивали гаолян, бобы, овощи, которые вывозились также в приграничные северные провинции Кореи, где часто случались неурожаи. Китайские переселенцы из внутренних провинций Китая находились по сравнению с корейскими иммигрантами в привилегированном положении: их в первую очередь наделяли землей, они пользовались покровительством местных китайских властей. Ханьцы, особенно состоятельные, сдавали свои земли в аренду вновь прибывшим и еще не получившим китайского подданства корейцам. Арендаторам обычно предоставлялась 3 года для культивации целинного участка и приведения его в плодородное состояние, а по истечению этого срока они должны были вносить землевладельцам довольно умеренную арендную плату, ибо в малозаселенной Манчжурии ощущался острый дефицит рабочей силы. Это обстоятельство способствовало закреплению корейских иммигрантов в Кандо. Почти все исследователи отмечают определяющую роль корейских переселенцев в экономической колонизации восточной районов Манчжурии в рассматриваемый период. См.: Chosonjok Yoksa ( A History of Korean Minority in China) , Seoul, 1989; Леонидов И. Корейцы в Маньчжурии.- Вестник Маньчжурии. Харбин,1930, Љ 11-12, с. 72-79; Huang Yonfu A Study of Chinese Korean. Nationality Press, Beijing, 1989 и т.д.

Китайский историк корейского происхождения Пяо Чхан Чжю утверждает, что в 1897г. в регионе к северу от р. Ялу насчитывалось 8 700 корейских хозяйств общей численностью 37 000 человек, из которых на 1894 г. в Енбене ( провинция Гирин ) проживали 4 308 корейских семей, состоявшие из 10 846 человек. Paio Changyu The History of Koreans in China and the Yanbian Korean Autonomous Prefecture. In Suh Dae-Sook and E.J. Shultz. Koreans in China. Papers of the Center for Korean Studies, No.16, Honolulu, University of Hawaii Press, 1990, p. 49. Сомнение вызывает последняя цифра и, на наш вгляд, больше соответствует действительности численность в 21 тысячу человек, ( при одинаковом числе семей, что у Пяо - 4 308) указываемая Л. Забровской с ссылкой на китайские источники. Dunfan Tsatzhi ( Oriental Journal ), Bejing, 1903, No.5, p. 1047

К началу японо-китайской войны 1894-1895 гг. вопрос о правовом положении корейских переселенцев в Цзяньдао оставалась открытым. До тех пор пока Корея признавала вассальную зависимость от цинского Китая, его правительство и местная администрация не запрещали иммиграцию в Манчжурию корейских крестьян. Как известно, по Симоносекскому договору Япония добилась уничтожения вассальной зависимости Кореи от Китая и отношение цинского правительства к иммиграции корейцев в корне изменилось.

В статье 12 китайско-корейского договора 1899 г. говорилось, что "Подданные одного из государств, уже поселившиеся на пограничной территории другого, могут оставаться и будут охраняемы как в личном, так и в имущественном отношениях. Но впредь, во избежание могущих произойти затруднений, пограничные жители не могут поселятся по другую сторону границы" См.: Гримм Э.Д. Сборник договоров и других документов по истории международных отношений на Дальнем Востоке (1848-1925), М., 1927,с.378. Фактически запрет на иммиграцию касался только корейских переселенцев, так как движения китайцев в пограничные районы Кореи не было.

В то же время корейское правительство всемерно способствовало эмиграции своих подданных из северных провинций Кореи в Цзяньдао, рассчитывая превратить его в свою житницу. Были отменены законы, запрещающие корейцам переселяться за пределы своей страны, местные корейские власти перестали преследовать родственников эмигрантов. К началу XX в. корейское население Цзяньдао достигло 50 тыс. человек, что намного превышало китайское население этого района. См.: Chun Pan Yong. Sege sok ui uri minjok (Our Nations in the World), Yanbian, 1996

По свидетельствам русского чиновника Козакова, совершившего в июле 1903 г. поездку на север Кореи и в Цзяньдао во всех населенных пунктах посещенного им района большинство населения составляли корейцы. "За исключением Хэлунгу* (* современный г. Хэлун ), - писал Козаков , - я не видел здесь ни одного китайского селения, да и в самом Хэлунгу не более десятка китайских домов; напротив , корейских деревень было очень много, и некоторые из них отличаются большими размерами. Цитируется по: Забровская Л.В. Политика Цинской империи в Корее. 1876- 1910. М., Наука, 1987,с.101-102 По наблюдениям Козакова, почти все сельскохозяйственные угодья на левом берегу Тумыньцзяна принадлежали китайцам, но возделывались корейцами-арендаторами.

В 1907 в районе Хварёна ( современный Лонгджин ) насчитывалось всего 260 китайских и манчжурских хозяйств и 5 990 корейских, обрабатывающих 2 550 сан * ( *сан - мера площади, равна приблизительно 990 кв.м. ). Эти данные показывают что корейские иммигранты были пионерами на целинных землях. См.: Paio Changyu The History of Koreans in China and the Yanbian Korean Autonomous Prefecture. In Suh Dae-Sook and E.J. Shultz. Koreans in China. Papers of the Center for Korean Studies, No.16, Honolulu, University of Hawaii Press, 1990, p. 54

Корейские власти, желавшие добиться увеличения поступлений в свою казну отправили в начале 1902 г. чиновника Ли Бо Мюна с целью установления консульской юрисдикции над корейцами и проведения их переписи. Ли Бо Мюн в, проживавших постоянно в Цзяньдао, стал тайно от местной китайской администрации переписывать корейцев, постоянно проживавших в Цзяндао, но считавших себя корейскими поданными. Таких оказалось свыше 15 тыс. семей. Деятельность Ли Бо Мюна, как и сам факт его откомандирования Сеулом на китайскую территорию вызвали резкий протест цинского двора и кризис на китайско-корейских переговорах о статусе корейских переселенцев в Цзяньдао.

Корейские власти отозвали своего чиновника в начале 1904 г. переговоры были продолжены и в Гирине был заключен договор, по которому за Китаем признавался контроль в Цзяндао и отменялся запрет на иммиграцию корейцев.

Источниковый и историографический анализ позволяет выделить четыре главных фактора, сыгравших определяющую роль в ускоренном росте численности корейских иммигрантов в Манчжурии на рубеже XIX и XX веков. Во-первых, утеря цинской династией своего влияния и власти, в особености после тайпинского восстания. Во-вторых, проникновение и усиление позиций царской России в Манчжурии. В третьих, явная демонстрация агрессивных колониальных амбиций Японии в Корее и в Цзяндао. В-четвертых, нарастание политического и социально-экономического кризиса в Корее.

В рассматриваемый период численность корейских иммигрантов в Манчжурии постоянно росла и ее динамика представлена в нижеследующей таблице: Составлена автором по материалам: Yanbian chaoxianzu zizhizhou gaikuang ( The General Situation of the Yanbian Korean Autonomous Prefecture ), Yanbian, 1982; Pak To-bok. Zhonggong canjia hanzhan yuanin zhi yanjiu ( A Study of the Causes of Communist China Participation in the Korean War), Beijing, 1975; Chun Pan Yong. Sege sok ui uri minjok (Our Nations in the World), Yanbian, 1996

Таблица 4.1. Численность корейских иммигрантов в Манчжурии

год численность прирост в %

1870 2 000 -

1881 10 000 500

1885 37 000 370

1894 65 000 175

1904 78 000 120

1910 100 000 130

Согласно данным таблицы численность корейского населения в Манчжурии выросла за сорок лет в относительных цифрах с 2 тысяч до до ста стысяч, а в относительных - в пятьдесят раз, причем в первое десятилетие она увеличилась в пять раз, во второе - утроилось, а в последующие декады удваивалось. Приведенные данные численности корейских иммигрантов требуют дальнейшего уточнения, так как встречаются двух-трех кратные расхождения в цифрах по конкретным годам. К примеру, некоторые исследователи определяют численность корейцев в Манчжурии к 1910 г. в 200 - 300 тысяч человек.

4.1.3 Статус корейских иммигрантов в Манчжурии

Вопрос о правовом статусе корейцев в Манчжурии имел весьма существенное значение, ибо от политических решений правительств Кореи, Китая, Японии и дипломатических договоренностей между заинтересованными странами самым непосредственным образом зависели иммиграционные процессы. Отсутствие определений правового статуса иммигрантов крайне негативным образом сказывались на их социально-экономическом положении. См. подробнее: Pak Yong Sok. Legal Status of the Koreans in Manchuria in the Colonial Period: Focusing on the Dual Nationalities, - Yun Pyong Sok Kyosu Hwangapkinyom Hanguk Kundaesa Nonchong, Seoul, 1990, pp. 727-734; Kwon Rip. On the Legal Status of Korean Residents in China before 1945, - Sanun Sahak, Љ 4, 1990, pp. 39-54. Zabrovskaya L. V. Consequences of Korean Emigration to Jiandao, - Korea Journal, 1993, Vol. 33, No. 1, p. 72

В той связи, представляется важным дать краткую характеристику общего отношения китайских властей к вопросу о корейской иммиграции в Манчжурию. В истории этих отношений явственно различаются четыре периода:

Первый период относится к началу царствования цинской династии, когда иммиграция в Манчжурию была воспрещена не только для корейцев, но и для китайцев, так как первые маньчжурские императоры стремились сохранить самобытность своей родины, почитаемой ими как "священная земля предков"

Второй период - период индивидуальных разрешений на иммиграцию, когда цинские власти, вследствие финансовых затруднений, стали практиковать частичную продажу манчжурских земель. Мера эта, однако, не проводилась открыто, в целях сохранения престижа манчжурской династии и основных принципов старой политики.

Третий период совпадает со второй половиной царствования манчжурской династии, когда внешние обстоятельства заставили пекинское правительство в корне изменить свою прежнюю политику в вопросе об иммиграции в Манчжурию. Угроза северной границе Манчжурии со стороны России побудила цинские власти к проведению мероприятий, направленных к скорейшему заселению и колонизации пустынных северных окраин, посредством привлечения сюда переселенцев из Китая. Вместе с тем, в этот период не только не встречала противодействий, а даже поощрялась и корейская иммиграция, так как слабая политически и раздираемая внутренними междуусобицами Корея не представляла для Китая опасного конкурента.

Наконец, последний, четвертый период в истории корейской иммиграции в Манчжурию начался со времени аннексии Кореи Японией. Соотношение сил после этого события в корне изменилось, вместо прежней слабой Кореи Китаю пришлось стать лицом к лицу с сильной могущественной Японией, питавшей явные намерения расширить свое влияние и на Манчжурию. Переселение в Манчжурию корейцев, сделавшихся японскими поданными, китайским властями стало рассматриваться как предпосылка к будущей японской агрессии в Манчжурии. Это обстоятельство послужило основанием к некоторым ограничительным мероприятиям по отношению к корейским иммигрантам в Маньчжурии.

Вопрос о статусе корейских иммигрантов крайне обострился после русско-японской войны 1905 г., когда Япония, установившая режим протектората над ослабшей династией Чосон и использовала присутствие корейцев в Кандо как один из оправдывающих факторов ее агрессивного проникновения в Манчжурию. См.: Аварин В. Корейский вопрос,- Империализм в Маньчжурии. Т.2., М., ОГИЗ, 1934, с. 398-407 Японские власти, аргументируя тем, что на территорию Енбена также распространяется режим протектората, учредили в Янчжи под руководством подполковника Сайто Суэчжиро филиал офиса японского генерал-губернатора в Корее. Сайто С. имел задание от Ито Хиробуми задание получить сведения о природных ресурсах, политическом и экономическом положении в Цзяньдао. В своем итоговом докладе Сайто выдвинул два основных предложения:

"1.Поскольку Цзяньдао населено в основном корейцами 6, над которыми установлен весьма слабый контроль со стороны китайской администрации, то необходимо учредить на территории района японские консульства для защиты прав корейского населения, предоставив консульствам широкие полномочия.

2.Считать Цзяньдао территорией Корейского государства" Huang Da-shou. Zhonggou jindai shi ( The Modern History of China), Taipei, 1969, Vol.3, p. 283.

Эти предложения были признаны японским правительством целесообразными и 11 июля 1907г. японский посланник в Пекине Абэ Моритаро представил в министерство иностранных дел Китая ноту, в которой поднимался вопрос о "консульской защите прав корейских эмигрантов в Цзяньдао". Япония ввела в Цзяньдао отряды жандармерии, разделила район на четыре округа во главе со старостами, учредила 14 полицейских постов и приступило к открытию в Цзяньдао своих консульств. Под предлогом защиты "ущемленных прав корейских эмигрантов" в Цзяньдао японские чиновники пытались поставить под сомнение некоторые пункты китайско-корейского Гиринского договора 1904г., в частности предусмотренную им обязанность корейцев платить налоги в цинскую казну. Япония также стремилась вывозить из Цзяньдао в Корею рис в неограниченном количестве. См.: Zabrovskaya L. V. Consequences of Korean Emigration to Jiandao, - Korea Journal, 1993, Vol. 33, No. 1, p. 72

В ответ на этот шаг цинское правительство направила своего военноначальника У Лю Чженя, обучавшегося в японской военной академии и обладавшего опытом дипломатической работы, в г. Яньцзи (Людаогоу) - административный центр Цзяньдао для проведения переговоров с Сайто. У Лю Чжэнь, прибыв в .Яньцзи, принялся за составление подробных карт этого района и изучение исторических записей и книги, в которых содержались сведения о корейской иммиграции в Китай. На основании этих документов У Лю Чжэнь подготовил обстоятельный рапорт с предложением вновь обсудить пограничные вопросы и проблему статуса корейских иммигрантов в Цзяньдао с японским генеральным резидентом в Корее Ито Хиробуми.

В сентябре 1907 г. в Цзяньдао вновь прибыл Сайто Дзирибуро, которому Ито Хиробуми поручил провести переговоры по названным вопросам с местными китайскими властями с целью установления границы и определения статуса корейский переселенцев. Сайто стал требовать, чтобы район Цзяньдао был признан Китаем "ничейной землей". Однако китайские чиновники, ссылаясь на китайско-корейский договор 1904г., подтвердили государственную принадлежность Цзяньдао Цинской империи.

В августе 1908 г. японское генеральное резидентство сделало еще один шаг к аннексии Цзяньдао, назначив "главой гражданской администрации" района некого Ли Ый Ена, в обязанности которого входил сбор податей с осеннего урожая в пользу японских властей Кореи. У Лю Чжень потребовал у японской стороны прекратить деятельность самозванных старост в Цзяньдао, включая и Ли Ый Ена и, руководствуясь указаниями из Пекина стал проводить мероприятия по укреплению охраны границы по р. Тумыньцзян. Он основал вдоль левого берега реки 11 военных административных постов. К каждому из них были прикомандированы переводчик с корейского и японского языков, три-четыре офицера, подчинявшиеся министерству иностранных дел и таможенной службы. Созданы были также военные поселения, построены административные здания и казармы. См.: Zhong Ri guanxi shi lunzong ( A History of Sino-Japanese Relations ), Shenyan, 1982, p.197-200

В результате долгих переговоров 4 сентября 1909 г. Япония и Китай подписали договор о границе между Манчжурией и Кореей вдоль реки Тумень. Япония, признавая реку Тумень в качестве границы между Манчжурией и Кореей, а также Енбен как суверенную территориальную часть Китая, выиграла ряд выгодных для себя уступок со стороны Китая. Китайское правительство признало "проживание субъектов Кореи" в демаркированных участках обрабатываемых земель, расположенных севернее реки Тумень. Статья 4 договора гласила: "Субъекты Кореи, проживающие на обрабатываемых землях в районах с национально-смешанным населением к северу от реки Тумень должны соблюдать законы Китая и находятся под юрисдикцией местных китайских властей. Эти субъекты Кореи испытывают равные с субъектами Китая отношения китайских властей, в том числе в налогообложении и других административных мерах они обладают одинаковыми правами и обязанностями. Во всех случаях, гражданских или уголовных, связанных с такими субъектами Кореи дела рассматриваются китайскими властями и решение выносится согласно действующему китайскому законодательству в установленном для этого порядке." См.: Relations of Japan with Manchuria and Mongolia: Document B, Tokyo: Japanese Ministry of Foreign Affairs, 1932, Appendix, p. 39-40

Хотя все правовые вопросы, касающиеся корейцев рассматривались в местных китайских судах, японское генеральное консульство имело право делегировать своих представителей на судебное разбирательство. Более того, в договоре указывалось: "В случае обнаружения японскими консульскими служащими нарушения законности в принятии судебного решения, они имеют право подать заявление китайским властям на проведение нового судебного разбирательства, которое поручается специально избранным чиновникам, призванным обеспечить справедливое решение суда". Согласно 5-ой статьи договора корейцы наделялись правом наследовать землю и движимое имущество, свободно пересекать реку Тумень в обоих направлениях и экспортировать из Енбена свою продукцию." ( Там же - См.: Relations of Japan with Manchuria and Mongolia: Document B, Tokyo: Japanese Ministry of Foreign Affairs, 1932, Appendix, p. 39-40

Китайско-японский договор 1909 г. был заключен без участия представителей Кореи и вопрос о статусе корейских иммигрантов в Цзяньдао, нашел в нем половинчатое решение, поскольку цинское правительство, в обмен на безоговорочное признание китайского суверенитета, допустило участие японских колониальных властей Кореи в отношении некоторых правовых вопросов, касающихся переселенцев. Временный компромисс, достигнутый между Пекином и Токио, в сущности, отразил своекорыстные интересы сторон, а не реальные проблемы корейских иммигрантов. Вопрос о корейском населении в Маньчжурии оставался в течение длительного периода разменной картой в китайско-японских противоречиях.

К 1910 г. численность корейцев в Манчжурии достигла по разным источникам от ста до трехсот тысяч человек, из которых 95 % эмигрировали из провинций Хамгён и Пхеньян. После того, как "Ыйбен" потерпела в Корее поражение, многие патриотически настроенные корейцы скрылись от преследования японских властей в Манчжурии или на русском Дальнем Востоке.

После аннексии Кореи в 1910 г. японское правительство тотчас объявило, что все корейцы в Китае отныне являются субъектами Японии. Японцы использовали корейцев в качестве удобного инструмента для экспансии своего влияний в Манчжурии. Китайское правительство в свою очередь побуждало корейских иммигрантов к натурализации, то есть принятию китайского гражданства. С этой целью Ли Тон Чун, служивший в Сеуле переводчиком Юань Ши Кая, сам приняв в Енбене китайское гражданство, организовал в 1909 г. про-китайскую организацию "Народное общество Цзяньдао" ("Канмин хве"). Она имела еще и другое, секретное название - "Общество одинаковых лодок" ("Танджу хве" ). Кампания, развернутая этой организацией имела наибольший успех в Хэлоне, где почти все корейцы натурализовались и стали китайскими гражданами. Принятие китайского гражданства по мнению натурализовавшихся должно было защитить от произвола китайских и японских властей. Lee Chae-Jin Chinas Korean Minority. The Politics of Ethnic Education. Westview Press. Boulder and London, 1986, с.19

Следующим по влиянию и численности членов было "Общество конфуцианской морали" ("Кондок хве"), также преследовавшее антияпонские цели и стремившиеся к восстановлению независимости родины. Большинство членов этого общества также являлись людьми состоятельными, выходцами из южных провинций Кореи. После организации в Гирине в 1907 г. отделения пекинского конфуцианского общества "Кондохве" вошло в его состав на правах филиала и, таким образом, получило покровительство гиринского цзянцзюня.

К числу тайных антияпонских обществ Цзяньдао принадлежало также "Общество земледелия" ("Нон муге"). Официально оно занималось благотворительностью, а в действительности "Нон муге" вело антияпонскую агитацию среди корейцев Цзяньдао в практическом сотрудничестве с "Кондокхве"

Все три антияпонских общества, различавшиеся по имущественному признаку, географии происхождения и религиозной принадлежности преследовали одни цели - достижение независимости Кореи и защита интересов корейских иммигрантов в Манчжурии. Корейские иммигрантские общества оказывали финансовую и материальную помощь отрядам "Ыйбен" в Корее, закупали для них оружие и снаряжение. Партизанские отряды совершали тайные переходы из Цзяньдао в Северную Корею, где они предпринимали вылазки против японской жандармерии. Всего в Цзяньдао действовало около сотни больших и малых отрядов "Ыйбен". Среди их командиров наиболее известными являлись Ли Бо Мюн, Хон Бомдо и Ли Бом До. См.: Kim Tong Hwa. Chunguk Chosonjok Tongnip Undongsa ( History of the Independence Movement of Koreans in China ), Seoul, 1991;

Китайские власти не запрещали деятельность корейских обществ и не преследовали вооруженные партизанские отряды, расквартированные в Цзяндао. В связи этим японские власти неоднократно протестовали и обвиняли китайские власти в том, что они подрывают японский колониальный режим в Корее и "подстрекают корейцев, проживающих в Цзяньдао, к мятежу, поддерживают в них мысль о скором изгнании японцев" Китай и Япония. Обзор периодической печати. Хабаровск,1911,Љ 48, с.10. Однако цинское правительство поощряло антияпонские акции корейских иммигрантов не из-за сочувствия их патриотическим чаяниям, а использовало как инструмент для подрыва позиций японцев в Корее и Манчжурии.

Непрерывный массовый приток корейских иммигрантов в Манчжурию вызвал самое серьезное опасение китайского правительства, которое получало донесения местных властей о ежемесячном переходе десятков тысяч корейцев из Кореи в Цзяньдао. там же Китай и Япония. Обзор периодической печати. Хабаровск,1911,Љ 48, с.10. Цинское правительство в ответ запретило не только переселение корейцев в Цзяньдао, но и переезд давно осевших здесь иммигрантов в другие районы Манчжурии. При этом отклонялись даже их прошения о принятии в китайское подданство, с тем, чтобы корейцы не могли приобретать землю в собственность и обосновываться на постоянное место жительство в Китае. Кроме того, многие чиновники притесняли корейцев-иммигрантов, ущемляли их в правах, признанных за переселенцами китайско-японским договором 1909г. Китай и Япония. Обзор периодической печати. Хабаровск,1911,Љ 29, с.19

Таким образом, в вопросе о корейских иммигрантах в Манчжурии, как в спутанному клубке, переплелись и противостояли друг другу интересы Китая, Японии и Кореи. Вопрос еще более осложнился в связи с массовым наплывом переселенцев и попытками цинских властей ограничить и запретить иммиграцию корейцев.

4.2. Трудовая иммиграция в Манчжурию

4.2.1 Причины массовой эмиграции в Манчжурию После аннексии Кореи резко возросшая иммиграция корейцев в Цзяньдао оставалась в течение длительного периода одной из самых злободневных и актуальных проблем в истории Манчжурии. Она являлась поводом осложнений в отношениях между Китаем и Японией, которые пытались извлечь из факта присутствия корейского населения свои политические, экономические и военные выгоды. По своим размерам и численности корейская иммиграция в Маньчжурии уступала лишь китайской колонизации, во многих районах, в особенности в Цзяньдао, доминировала над ней. Важное положение занимали корейские иммигранты в экономической жизни Маньчжурии, при чем им принадлежал приоритет во введении в севооборот Маньчжурии культуры риса, посевы которого здесь с каждым годом увеличивались.

Вопрос о причинах эмиграции корейцев и массового переселения в Манчжурию в первые десятилетия после потери независимости Кореи прямо или косвенно интересовал многих японских, китайских, корейских и советских исследователей, изучавших международные отношения на Дальнем Востоке, политическое и экономическое развитие, национальный состав и классовую борьбу в Китае. Среди ученых утвердилось мнение о том, что большинство корейцев иммигрировали в Китай из-за тяжелого материального положения на родине и в надежде на новые возможности в развивающейся быстрым темпом Манчжурии. Говоря иначе, основная причина иммиграции носила экономический характер, что подтверждалось данными проведенных в 1920 г. опросов, согласно которым 93, 6% корейских иммигрантов назвали причиной переселения в Манчжурию тяжелые экономические проблемы. См.: Li Hun-gu. Manju wa chosonin ( Manchuria and Koreans ). Pyongyang, 1932.

В годовом отчете за 1922г., опубликованном японским генерал-губернаторством, переселение корейцев за границу объясняется главным образом трудностью заработать прожиточный минимум, вследствие повышения цен. Многие корейцы, - утверждают японские авторы, - оказались перед невозможностью заработать на родине, вследствие излишка населения, и не могли приспособиться к изменившемуся положению. Отсюда их желание подыскать благоприятные места в близ лежащей соседней стране, где имеется много свободных участков для поселения. См.: Shikata Hiroshi. Richo jinko ni kansuru ichi kenkyu ( A Study of Population in the Yi Dinasty). - Chosen shakai hoseishi kenkyu ( Studies in the Social and Legal History of Korea). Tokyo, 1937

Вопрос о причинах эмиграции содержался в опроснике полевого исследования среди корейских иммигрантов в центральной части китайской провинции Гирин, предпринятого в 1931 г. преподавателями пхеньянского "Юнион Кристиан коллелджа" ("Union Christian College") при поддержке "Американского Географического Общества". Обследованием охватили 29 селений корейских иммигрантов, опрошены были 201 человек и получены "детальные описания 201 семьи из 20 населенных пунктов". На вопрос: почему они эмигрировали, только семеро указали в качестве причины политические притеснения, а подавляющее большинство назвало экономические причины, особенно невозможность заработать дома средств на пропитание". См. : Lee Hoon K. Korean Migrants in Manchuria.- Geographical Review, 1937, No. 22, p. 202-203

После аннексии Кореи японцами начался процесс развития товарно-рыночных отношений, распространившего свое влияние и на аграрный сектор экономики. Будучи японской колонией, Корея стала обслуживать потребности метрополии, в частности в решении обострявшегося с каждым годом продовольственной проблемы. В Японии ощущался хронический дефицит своего риса, составляющего главный продукт питания населения. Вследствие этого, после аннексии Кореи, резко увеличились объемы импорта корейского риса в Японию. В 1912 г. из Кореи вывезли 500 тыс. коку * (*коку - японская мера объема зерновых, равна 180, 4 л.) риса, а через шесть лет - 2 100, в 1919 г. - 2 882. Отношение вывоза к общему объему собранного риса составил соответственно: в 1912 г. - 4,3 %, 1918 г. - 15,3% и 1919 г. - 22,8 %. Шабшина Ф.И. Очерки новейшей истории Кореи ( 1918-1945). М., Издательство восточной литературы, 1959, с. 28. В свою очередь, возросший вывоз важной зерновой культуры, вызвал повышение в Корее спроса на рис и рост цен на него. См.: Казакевич И.С. Аграрные отношения в Корее накануне второй мировой войны. М., Издательство восточной литературы, М., 1958, с. 5-10 Choi Hochin. The Economic History of Korea. Seoul, The Freedom Library, 1971.

Высокая ликвидность и товарность рисовой продукции обусловили рост доходности землевладений и повышение цен на земельные участки, вследствие начавшейся скупки последних. Спрос на земельные участки и прилив иностранного капитала в сельское хозяйство Кореи повлек за собой переход земель в руки японцев, так как, в силу отмеченного уже выше недостатка в Корее своих финансовых средств, преимущество в начавшейся конкуренции японского и корейского капитала оказалось на стороне первого. О том, насколько интенсивно протекала в период последовавший за аннексией Кореи, скупка земель в последней, свидетельствует данные сводок судебных учреждений Кореи о сделках купли-продажи за 1917 и 1920гг.: количество сделок возросло с 171 963 до 271 790, т.е. на 57%; количество проданных участков: с 343 155 до 556 923 (62%); стоимость: от 16 219 668 иен до 110 040 235. См.: Chosen sotokufu ( Government-General of Korea ). Annual Report on Reforms and Pregress in Chosen. Keijo, 1917-1921.

Что касается корейских мелких крестьянских хозяйств, то повышение цен на сельскохозяйственные продукты не принесло им выгод. Нуждаясь в деньгах, они вынуждены были продавать свои продукты осенью, непосредственно после уборки хлебов, когда цены на последние сильно падали. Кроме того, для мелких хозяйств рост цен на сельскохозяйственные продукты не имел особого значения, ибо преобладающую часть своей продукции потребляли сами производители. Однако, следует отметить, что реализация даже незначительных избытков урожая являлась существенной статьей в доходном бюджете корейского крестьянства. За счет полученных от сбыта товара денежных средств уплачивались земельные налоги, приобретались предметы первой необходимости. См.: Kang Taehun. Ilcheha Chosoneso ui nonminchung punhae kwanhan youngy ( A Study of Rural Class Differentiation in Colonial Korea. In: Rural Society and Peasant Movements in Modern Korea. Edited by Chang Siwon et al. Seoul, Yolumsa, 1988, p. 153-306

В климатически благоприятные годы с хорошей урожайностью мелкотоварное корейское крестьянство едва выдерживало конкуренцию со стороны крупных отечественных и японских землевладельцев. В случае природных катаклизмов в виде наводнений, засухи, ранних заморозков и т.п., обуславливавших низкий сбор зерновых, крестьянство почти неизбежно вынуждено было обращаться к займам, выдаваемых ростовщиками и банками с высокими процентными ставками. Прогрессирующий рост финансовой задолженности все более ухудшал положение корейских крестьян, и в конце в концов приводил к распродаже земельных участков, постепенно концентрировавшихся в руках корейских и японских крупных землевладельцев. В 1919 г. 90 тыс. помещичьих хозяйств владели 50,4% всей обрабатываемой земли, а 2 570 тыс. крестьянских хозяйств обрабатывали 49,6% земли. Наиболее крупные земельные участки перешли японским компаниям и колонистам, которым принадлежало свыше 85% всех крупных хозяйств Кореи. См.: An Pyongjik. Singminjiha Chosonin taejiju ui yongu ( A Study of Large Korean Landlords during the Colonial Period. - Kyongje nonjip, 1975, No. 14, p. 1-18.

Разорение корейского крестьянства приводило к непрерывному росту численности безземельных арендаторов, которые в 1920-1930 гг. составляли основную массу населения деревни. Арендаторы вели свое хозяйство на парцеллах, средний размер которых составлял менее 0,5 га. Условия аренды носили грабительский характер и при господствующей натуральной форме оплаты крестьяне отдавали за используемый участок половину и более полученного ими урожая. Неурожайные годы, подрывавшие положение мелкого крестьянина-собственника, приводили к полному разорению хозяйств арендаторов. Таким образом, в колониальный период усугубился процесс массового обезземеливания и обнищания корейских крестьян, которые стали наводнять города, пополняя ряды городских люмпенов или эмигрировать за границу.

Ряд южнокорейских исследователей настойчиво отстаивают тезис о насильственном характере эмиграции колониального периода, ссылаясь на стремление Японии вытеснить корейцев из Кореи, чтобы освободить место для японских земледельцев, которые покидали перенаселенные аграрные районы архипелага. См.: Lee Yong Chan, A Study of Korean Immigrants in Manchuria from 1920s to 1930s, - Hanguk Sahoisa Yonkuhoi Nonmunjip, 1988, No.2, p. 209-283; Kim Won Sok. A Study on the History of Migration of Koreans into China, - Tonga Yongu, 1992, No. 25, p. 211-238; Yu Won Suk. A Study of the Japanese Imperialist Policy during the 1910th of having Koreans emigrate to Manchuria,- Budae Sahak, 1995, Vol.19, p. 627-650 etc. Однако в течение первых 20 лет колониального периода менее 50 000 японцев поселились в Корее, в то время как преобладающая масса японских аграриев, оставаясь в стране, мигрировала в города. Общая численность корейских иммигрантов в Манчжурию за этот период превысило число японских резидентов в Корее в несколько десятков раз. Таким образом, можно лишь условно говорить о насильственном вытеснении корейцев из Кореи, иммиграция, в целом, носила добровольный и экономический характер.

Некоторые исследователи выделяют во главу угла влияние политических факторов и политического положения, сложившегося в Корее после ее аннексии, на массовый исход корейцев. В отношении части патриотически настроенных корейских эмигрантов эта точка зрения поддерживалась японскими авторами, а также японской администрацией. "После аннексии Кореи Японией, - говорилось в статье посвященной этому вопросу, - количество корейцев, переселяющихся в Манчжурию, увеличилось. Поэтому корейский генерал-губернатор объявил, что впредь такие переселенцы будут рассматриваться как политические эмигранты". См.: Manchuria Daily News, January 21, 1927

Влияние политического фактора в росте корейской иммиграции в Манчжурии, отмечалось также некоторыми китайскими авторами, которые рассматривали переселение корейцев как "проявление общей политики Японии на Дальнем Востоке, стремящейся освободить в Корее место для японских переселенцев и рассеять корейских переселенцев, удержав их в своем подданстве, по всей Манчжурии, постепенно заселяя последнюю своими элементами и создавая поводы к охране здесь интересов своих поданных". См.: Леонидов И. Корейцы в Маньчжурии.- Вестник Маньчжурии. Харбин,1930, Љ 11-12, с. 73

Аналогичную точку зрения высказал английский исследователь Г. Шоу в своей статье относительно будущего Манчжурии, в которой он указал, что "японцы поощряют иммиграцию корейцев, ибо поселение корейцев в Манчжурии, являющихся поданными Японии, означает расширение ее влияния на этой территории. Корейская иммиграция в Манчжурии является примером, того что называется "внедрением тактики". Под тактикой понимается создание районов, где могут возникать "беспорядки", а "беспорядки" могут давать повод Японии на ввод в такие районы свои вооруженные силы" См.: Japan Chronicle, April 2, 1929

Несомненно, что часть корейцев эмигрировала из страны по политическим мотивам, но в общей массе всех переселенцев эта группа составляла меньшинство. Политическая эмиграция может быть рассмотрена как причина отдельных случаев ухода за границу, но не как общая причина массовых переселений.

По статистическим данным японского генерал-губернаторства численность корейских иммигрантов в Манчжурии на 1926 г. и география их происхождения из Корейского полуострова выглядела следующим образом:

Таблица 4. 1 География происхождения и численность иммигрантов в 1926 г. Таблица заимствована: Леонидов И. Корейцы в Маньчжурии.- Вестник Маньчжурии. Харбин,1930, Љ 11-12, с. 74. Автором внесены изменения в наименовании провинций.

Провинции Северной Кореи Численность иммигрантов
Северный Хамгён 52 805
Южный Хамгён 17 844
Северный Пхёнан 129 697
Южный Пхенан 24 783
Итого 225 229
Провинции Центральной Кореи Численность иммигрантов
Хванхэ 10 128
Канвон 16 484
Кёнги 6 942
Северная Чхунчхон 2 041
Южная Чхунчхон 310
Итого 35 905
Провинции Южной Кореи Численность иммигрантов
Северная Чолла 525
Южная Чолла 1 082
Северная Кёнсан 31 889
Южная Кёнсан 14 310
Итого 47 306
Всего 30 8440

Как видно из таблицы около трех четвертей общей численности иммигрантов происходили из Северной Кореи, из Центральной Кореи - 10% и Южной - около 15% переселенцев. Из Северной Кореи 57% эмигрантов были выходцами провинции Северная Пхёнан, непосредственно граничившей с районом Цзяндао в Манчжурии, 23,3% - провинции Северная Хамгён. Эмигранты из провинций Южная Пхёнан и Южная Хамгён, удаленных от границ, составили менее 20%. Северная Корея с гористым рельефом отличалась от южной части полуострова более суровыми климатическими условиями, нехваткой посевных площадей, слабостью развития ирригационных сооружений и незначительной плотностью населения. Именно северные провинции были наиболее подвержены природным стихиям и неурожаям, что вкупе с географической близостью к Манчжурии и России предопределяло массовое бегство корейских крестьян за границу.

Следует отметить, что часть корейских иммигрантов, была нанята японскими правительственными учреждениями или промышленными, торговыми и сельскохозяйственными компаниями для работы в Китае служащими, переводчиками, торговыми агентами и т.д. Среди иммигрантов находились также патриотически настроенные люди, вынужденные бежать от японских репрессий в Корее и, присоединившиеся к растущему антияпонскому движению в Манчжурии.

4.2.2 Численность и расселение иммигрантов

Численность корейских иммигрантов в Манчжурии в исследуемый период трудно поддается точному учету по ряду объективных причин, к тому же существуют значительные расхождения в данных различных источников. Статистический учет корейских иммигрантов проводился различными официальными органами. Во-первых, японские консульские учреждения в Манчжурии ежегодно производили регистрацию корейских резидентов. Во-вторых, учет численности и движения корейского населения проводили "Восточно-колонизационное общество" ("Токаку"), администрация Южно-Манжурской железной дороги (ЮМЖД ) и, в-третьих, заинтересованные китайские учреждения. Однако, зарегистрировать и учесть всех корейцев, поселяющихся в самых отдаленных районах Манчжурии, где к тому же часть переходила в китайское подданство, ни японские консульские учреждения, ни другие органы были не в состоянии. Имеющиеся официальные статистические данные о численности корейского населения в Манчжурии характеризуются явными неточностями и в составлении нижеследующей таблицы автором использовались данные из различных источников: The Manchuria Year Book. 1931, Toa Keizai Chosakyokua ( East-Asiatic Economic Investigation Bureau), Tokyo, 1931; The Manchuria Year Book. 1932-33, Toa Keizai Chosakyokua ( East-Asiatic Economic Investigation Bureau), Tokyo, 1932; Relations of Japan with Manchuria and Mongolia. Tokyo, 1932; U.S. Department of Commerce. Bureau of the Census. The Population of Manchuria by Waller W.Jr. In International Population Statistics Reports. Series P-90, No.7, U.S. Government Printing Office, Washington, 1958.

Таблица 4.2 Динамика численности корейских иммигрантов в

Манчжурии и Цзяндао в 1910-1931 гг.

Год Численность иммигрантов

Манчжурия Цзяндао
1910 220 000 109 000
1912 238 403 125 500
1915 282 070 Нет данных
1917 337 461 Нет данных
1920 459 427 Нет данных
1923 528 027 323 806
1925 513 973 Нет данных
1927 558 280 382 405
1930 607 119 394 937
1931 630 982 Нет данных

Неофициальные источники дают более высокую численность корейских иммигрантов, например в газете "Маньчжурия Дэйли Ньюз" на 1927 г. указывается круглая цифра - 1 миллион человек. См.: Manchuria Daily News, December 27, 1927 Расхождение в оценках численности в 20-х годах усугубляются тем фактом, что именно в это десятилетие в Манчжурии развернулось антияпонское вооруженное партизанское движение, охватившее значительные массы корейцев, которые не подавались учету ни японских, ни китайских властей. Большинство исследователей считает, что коэффициент поправки к официальным данным должен составлять 20-25% и таким образом наиболее соответствующей действительности число корейцев на начало 1930-х гг. составляет 750-800 тысяч человек. Это менее, чем три процента всего населения Манчжурии, тем не менее, корейцы занимали следующую после китайцев строчку в общей численности населения. См. : Lee Hoon K. Korean Migrants in Manchuria.- Geographical Review, 1937, No. 22, p. 200-201

Сложным представляется также определение тенденции развития корейской иммиграции в Манчжурию рассматриваемого периода, так как китайские власти явно преувеличивали численность иммигрантов, а японские, напротив, уменьшали ее. Однако, бесспорно, что первая декада после аннексии была отмечена увеличением числа корейских переселенцев в два раза, что отчасти объясняется подъемом антияпонского движения за независимость Кореи. В течение второй декады с 1920 по 1930 гг. общее число переселенцев по официальным данным выросло на 147,5 тысяч человек или на 132%. Значительная часть корейских иммигрантов, так и не адаптировавшись вернулась на родину и, как указывает южнокорейский исследователь Лим Чхонг Гук, в период между 1919 и 1928 гг. удельный вес репатриантов достиг 35 % от общей численности корейцев, переселившихся за это время в Манчжурию. Lim Chong-guk, Ilchae chimnnyak kwa chinilpa. Japanese Imperialist Aggression and Pro-Japanese Collaborators. Seoul, Chongsa, 1982, p. 247

По материалам японского ежегодника "Маммо-Ненкан" за 1932 г., корейского журнала "Хесунг" за октябрь 1931 г. и корейских газет Пак ( инициалы не указаны - прим. автора ) составил таблицу численности эмигрантов, возвратившихся из Манчжурии обратно в Корею в следующем виде:

Таблица 4.3 Численность корейских реэмигрантов из Манчжурии 1917-1928 гг.

Таблица заимствована: Пак. Корейцы в Маньчжурии, - Материалы по национально-колониальным проблемам. М., 1934, Љ 3 (18), с. 112

год Численность реэмигрантов год Численность реэмигрантов
1917 6 169 1923 1 824
1918 5 935 1924 6 765
1919 4 141 1925 7 277
1920 10 285 1926 9 029
1921 8 108 1927 15 851
1922 7 630 1928 4 419

Таким образом из общей численности эмигрировавших в Манчжурию за 12 лет - 145 898 человек вернулось обратно в Корею 68 614 человек, т.е. 47%, что должно само по себе свидетельствовать об очень высокой степени реэмиграции. Однако здесь следует учитывать отходнический или маятниковый характер корейской трудовой миграции, ибо ушедшие в Корею через некоторое время вновь возвращались в Манчжурию.

География расселения корейского населения в Манчжурии* ( * Территория Манчжурии претерпела различные степени колонизации и она может быть разделена на несколько "поясов хозяйственного освоения". В качестве основного критерия используется пропорция между регионами с культивированной и некультивированной орошаемой землей.

В первом поясе колонизация почти или полностью завершена. Менее чем 25% орошаемых земель оставались неиспользованными. Население приближалось к точке "насыщения". Во втором поясе не культивировалось от 25 до 50% пригодных к орошению и сельскохозяйственной обработке земель; в третьем поясе - 50-75%, а в четвертом - свыше 75%.

Карта Љ показывает расположение четырех поясов на территории Манчжурии. См. : Lee Hoon K. Korean Migrants in Manchuria.- Geographical Review, 1937, No. 22, p. 197-198 ) на конец 1920 - начало 1930-х гг., по данным различных источников, определяется в следующих цифрах: провинция Гирин (Цзилинь)- от 450 до 519 тыс. чел.; провинция Мукден (Ляонин): по одним данным около 180 тыс., по другим данным - до 277 тыс. чел.; провинция Хэйлунцзян и восточные районы Внутренней Монголии около 90 тыс. чел., по другим данным - 30-50 тыс. человек. Разумеется, что эти данные, подобно данным об общей численности корейского населения в Маньчжурии, требуют дальнейшего уточнения. Основным районом наибольшей концентрации корейских иммигрантов являлся Цзяньдао в Гиринской провинции. The Manchuria Year Book. 1931, Toa Keizai Chosakyokua ( East-Asiatic Economic Investigation Bureau), Tokyo, 1931; The Manchuria Year Book. 1932-33, Toa Keizai Chosakyokua ( East-Asiatic Economic Investigation Bureau), Tokyo, 1932; Relations of Japan with Manchuria and Mongolia. Tokyo, 1932; U.S. Department of Commerce. Bureau of the Census. The Population of Manchuria by Waller W.Jr. In International Population Statistics Reports. Series P-90, No.7, U.S. Government Printing Office, Washington, 1958.

Корейцы составляли подавляющее большинство, а именно 75- 80% всего населения Цзяньдао, из общего числа корейцев, проживающих во всей Манчжурии, на район Цзяньдао приходилось около 47%, т.е. почти половина. При этом за два десятилетия корейское население возросло здесь по неофициальным данным более чем в четыре раза, увеличиваясь приблизительно на 15 тыс. человек ежегодно. Как уже упоминалось, корейцы издревле считали, что Цзяньдао, по-корейски Кандо, расположенный на юго-востоке провинции Гирин, относится к корейской территории.

В материалах полевого исследования 1931 г. среди корейских иммигрантов Цзяньдао отмечалось, что " Города в Кандо - корейские по своему виду и сущности. Впервые попав туда, чувствуешь себя не на китайской территории, а как в Корее". Lee Hoon K. Korean Migrants in Manchuria.- Geographical Review, 1937, No. 22, p. 201

Свыше 60 тыс. корейцев проживало в остальных районах Гиринской провинции, значительная часть сосредоточена также в так называемом Нинаньском районе, в окрестностях Нингуты, по реке Муданьцзяну, и в районе ЮМЖД. По данным японской администрации, в полосе отчуждения ЮМЖД в конце июля 1927г. было сосредоточено около 11, 5 тыс. корейцев. В провинции Мукден, кроме полосы ЮМЖД, значительное количество корейцев обосновалось в районах , прилегающих к р.Ялуцзян.

В конце 1920-х годов значительно усилилось продвижение корейцев через Чаньчунь в Северную Манчжурию, на Харбин, откуда основная масса двигалась по направлению к Хайлину (ст. на Восточной линии КВЖД) и Нингуте. С каждым годом увеличивалась миграция корейцев в низовья р. Сунгари, например, в 1929 г. в указанную местность, по некоторым источникам, проследовало свыше 10 тысяч человек.

В миграционной подвижности корейских переселенцев определенную роль сыграло завершение строительства КВЖД и ЮМЖД, в особенности ветки Мукден-Антунг. Хотя нет статистических сведений о количестве перемещавшихся современным видом транспорта, но можно предположить, что им воспользовались корейцы из Мукдена, Квантунской лизинговой территории, Чаньчуня, Харбина и т.д. Железная дорога Хабаровск-Владивосток предоставили еще один маршрут иммиграции. Из северо-восточных провинций Кореи переселенцы прибывали во Владивосток морем, затем поездом до Хабаровска, а далее по течению р. Амура и Уссури к целинным районам восточного Гирина и южным участкам Хэйлунцзяна. См.:Yu Zhen. A Report about the Korean Immigrants in the three Provinces of North-East China. Documents of Provincial Communist Party Committee of Manchuria, Vol.12, No 2, 1927

Подавляющее большинство корейских переселенцев, являвшихся обезземеленными крестьянами, оседало на земле, вне городских поселений, и занималось сельским хозяйством. Численность таких земледельцев-крестьян составляла свыше 90% общего числа всех корейских иммигрантов в Манчжурии.

Корейские переселенцы, в своей преобладающей массе являлись арендаторами участков китайских землевладельцев, а часть нанималась к последним в качестве поденных рабочих.

Так как корейцы осваивали заброшенные китайцами пустоши, не имевшие почти никакой ценности, то арендные условия первоначально носили приемлемый характер, но по мере того, как эти пустоши превращались в доходный участки, арендная плата стала быстро возрастать. Со временем некоторые китайцы, переселившиеся из Шаньдуна, усвоив агротехнический опыт корейцев, стали также заниматься рисосеянием, в связи возрос спрос на участки пригодные под рисовые плантации. для рисосеяния. Пользуясь этим землевладельцы вновь подняли арендные вставки, кроме того участки стали сдавать исключительно в краткосрочную аренду. Преобладающая форма аренды носила натуральную форму, арендатор платил землевладельцу половину и более своего урожая.

Из числа корейцев, переселившихся в Манчжурию, лишь небольшой процент оседал в городах, занимаясь преимущественно торговой деятельностью. Корейских промышленных рабочих и батраков в Манчжурии по оценкам корейской периодической печати, насчитывалось около 10-15 тыс. человек, большинство из которых - поденные рабочие, а из промышленных - горнорабочие. Маньчжурские события и Корея, - Материалы по национально-колониальным проблемам. М.,1934, Љ 3 (18), с. 98

По данным японских источников, численность городского населения в Манчжурии на 1931 г. распределялось следующим образом:

Дайрен - 1 226 чел., Порт-Артур - 135, Линькоу - 783, Ляонин - 234, Мукден- 5 425, Антунг - 9 183, Тилинь - 2 716, Чанчун - 1 982, Гирин - 1 531, Харбин - 1 405, Цицихар - 451, Манчжоули - 55. Итого общая численность городского корейского населения составляла 25 126 человек, или 4, 15 % общей численности. The Manchuria Year Book. 1932-33, Toa Keizai Chosakyokua ( East-Asiatic Economic Investigation Bureau), Tokyo, 1932, p. 14

Жизнь корейских иммигрантов в Манчжурии была чрезвычайно тяжелой, поскольку китайские власти, страдавшие от внутреннего беспорядка в стране и от иностранного вмешательства, оказались неспособными обеспечить законность и стабильность в стране. Местные власти демонстрировали противоречивое отношение к корейским общинам. С одной стороны они симпатизировали корейским националистам и испытывали в связи с этим давление со стороны японцев. С другой стороны китайские власти задерживали корейцев на китайско-корейской границе и передавали их в руки японцев. См.: Problems of Korean Peasants in Manchuria, - Newsletters from Manchuria, Vol. 7, 1928.

Жизнь корейцев в Манчжурии была полна трудностей и трагедий. Они страдали от произвольно назначаемых налогов, экономической эксплуатации, вооруженного бандитизма, физических расправ и т.д. Китайские компрадорские помещичьи круги вступали в союз с японскими колонизаторами для борьбы против освободительного движения среди корейского населения. В Манчжурии были сформированы несколько корейских военных подразделений для проведения операций против японской армии, полиции и корейских коллаборационистов.

В сентябре 1920 г. китайские военные группировки атаковали отряды "Ыйбен" в районе Хуньчуня. Совершенные ими в октябре того же года провокационные налеты на японские официальные учреждения в Хуньчуне дали повод для ввода в Кандо крупных японских карательных сил. Хуньчуньский инцидент 1920 г. продемонстрировал образец зверского отношения японской армии к корейцам в Манчжурии. Японская армия численностью до 20 тыс. человек нанесла мощный удар корейским партизанским отрядам, которые вынуждены были скрыться на русской территории. Карательные силы открыли огонь по мирным жителям, убили и захватили в плен более 10 тысяч невинных людей, сожгли и разрушили более 2500 домов и 30 корейских школ в Цзяньдао. Cм.: Kim Tong Hwa. The Honchun Incident and the Korean Residents in the Northeastern China, - Hanguk Sahak Nonchong Ha, Seoul, 1992, p. 333-354; Chae Young Guk. Trend in the Independence Army before and after Honchun Incident in 1920, - Hanguk Tongnip Undongsa Yongu, No.5, 1991, p. 273-294.

В конце 1920 гг. появились две основные тенденции в корейском антияпонском движении сопротивления, разделившиеся на националистов и коммунистов. Ни одна из сторон так и не сумела добиться лидерства и централизованно координировать действия по национально-освободительному движению. См.: Lee Chong-Sik, The Politics of Korean Nationalism. Berkeley, 1963, 159-164; Kim Tong Hwa. Chunguk Chosonjok Tongnip Undongsa (History of the Independence Movement of Koreans in China ), Seoul, 1991.

Активизация национально-освободительного движения корейского населения также наложило отпечаток на ход иммиграции в Манчжурию. В июне 1925 г. правительства Японии и Китая заключили секретное соглашение, подписанное Митцуя Мияматцзу главой политического бюро администрации японского генерал-губернатора в Сеуле и Ган Чженом начальником полицейского управления провинции Фенгтьян (Ляонин), по которому китайские власти приняли обязательство воспрепятствовать переходу через границу корейцев с оружием в руках, распустить незарегистрированные корейские организации, информировать японские власти о деятельности этих организаций, передавать им арестованных корейских патриотов. См.: Kang Tong-jin. Ilchae ui hanguk chimnyak chongchaeksa ( History of Japanese Imperialists Aggressive Policy in Korea) , Seoul, 1980, р. 252 В июле это соглашение было дополнено еще одним, перечислившим меры контроля за корейским населением в Манчжурии и формы взаимодействия китайской и японской администрации при подавлении корейской освободительной борьбы. См.: Yu Pyong Ho. A Study on the Anti-Japanese Nationalist Movement in the Southern Manchuria Area in the Mid-1920s, - Hanminjok Tongnip Undongsa Nongchon, Seoul, 1992, p.621-640.

Во исполнение указанных соглашений до начала 1930-х годов тысячи корейских патриотов в Манчжурии и других районах Китая были арестованы, заключены в тюрьмы, выданы японским полицейским властям. После подавления массового восстания корейских крестьян в Кандо в мае 1930 г. более 20 его руководителей были отправлены в Сеул и там казнены. См.: Choo Jonsik . Manju chiban choson dongpodire daehan ilcheui thanap chektongwa uri inminui pichamhan saenhwal choji ( The Repressive Policy of Japanese Imperialism toward the Korean Residents in Manchuria and Tragic Situation of our People ), - Yoksa kwahak nonmunjip, Vol. 6, 1975, p. 256

4.2.3 "Корейский вопрос" в Манчжурии

Проблемы правового статуса, гражданства, налогообложения, антияпонского движения, социально-экономического и национально-культурного развития корейских иммигрантов - вот далеко не полный круг проблем, составлявших в комплексе сложный, противоречивый и трудноразрешимый "корейский вопрос" в Манчжурии. Как известно он возник в конце XIX в. с началом продвижения корейцев в Цзяньдао и получил обострение после установления японского режима протектората в Кореи. Договор от 1909 г., подписанный в результате долгих переговоров и взаимных уступок китайскими и японскими властями лишь временно разрядил кризисную ситуацию вокруг "корейского вопроса". С аннексией Кореи Японией вопрос вновь остро встал на повестку дня международных отношений и политики китайских и японских властей.

Бесспорно, что из совокупности проблем "корейского вопроса" его стержнем продолжал оставаться правовой статус корейских иммигрантов, с вокруг которого связывались все остальные аспекты.

С установлением режима протектората все корейцы становились фактически субъектами Японии. В статье 1. Договора от 17 ноября 1905 г., говорилось, что "Дипломатическим и консульским представителям Японии будет поручена защита подданных и интересов Кореи в иностранных государствах". Договором от 29 августа 1910 г. об аннексии вся власть над Кореей и ее народом полностью и навечно уступалась императору Японии. Таким образом японский колониальный режим относился ко зарубежным корейцам, проживавшим в России, США, Китае как своим субъектам.

В действовавших конституциях Китая* (* После Синьхайской революции в 1912 г. была принята Временная Конституция, на следующий год вступила в силу Конституция Китайской республики, которую сменила Конституция 1923 г. ) и Японии ** ( ** Первая Конституция была принята в 1889 г. в период Мэйдзи исин и действовала до вступления в силу Конституция 1947 г. ) содержались положения о подданстве и натурализации. Основные китайские положения, содержавшиеся в 5-ом параграфе статьи 4 гласили: "Натурализованы могут быть только те лица, которые совсем не имеют никакого подданства, или те, которые, в случае принятия ими китайского подданства, теряют, согласно законам своей страны, подданство последней". Статьи 20 японской конституции устанавливала, что "Если японский поданный, согласно своему желанию, перейдет в подданство чужой страны, то он теряет японское подданство."

По содержанию процитированных выше положений основного закона двух государств следовало, что с принятием корейскими иммигрантами китайского подданства, они автоматически утрачивали подданство Японии и и не являлись более японскими субъектами. В действительности же оказалось иначе, и по вопросу о подданстве натурализовавшихся в Манчжурии корейцев возникли новые осложнения. Дело заключалось в том, что генерал-губернаторство в Корее не признавало действительности этого акта и упорно продолжало считать натурализовавшихся корейцев японскими поданными, применяя к ним в этом случае старые законы династии Чосон, согласно которым переход корейцев в подданство другого государства был совершенно невозможен. См.: Pak Kyong Hwi. A Historical Consideration of the Legal Status of Korean Residents in China, - The Paeksan Hakpo, No.44, 1994, p. 109-125.

Ссылка на недействующие корейские законы представляло собой не более, как формальное "основание", а по существу, игнорирование японскими властями правомерности перехода корейцев в китайское подданство проистекало из более сложных и серьезных мотивов, о которых речь будет идти позднее. В результате этой тактики японский властей, их отказа признать факт утраты японского подданства натурализовавшимися в Манчжурии корейскими иммигрантами, последние оказались в анормальном положении "двойного подданства". См.: Pak Yong Sok. Legal Status of the Koreans in Manchuria in the Colonial Period: Focusing on the Dual Nationalities, - Yun Pyong Sok Kyosu Hwangapkinyom Hanguk Kundaesa Nonchong, Seoul, 1990, p. 727-734. В разногласиях по правовому статусу корейцы в Китае стали заложниками в политическом противоборстве между Токио и Пекином.

С вопросом о подданстве тесно связан самый актуальный для корейских иммигрантов в Манчжурии вопрос о землевладении. По китайским законам приобретение в собственность земли разрешалось только гражданам Китая. Согласно пункта договоров, заключенным Китаем с другими государствами, иностранцы имели право лишь арендовать, но не приобретать в собственность земли в Китае. Япония в течение целого ряда лет усиленно добивалась для своих субъектов в Китае права на приобретение ими здесь земель. После подписания Японией и Китаем в мае 1915 г. "Договора об Южной Манчжурии и Восточной Внутренней Монголии" как составной части "Двадцать одного требования", японские власти стали настаивать на том, чтобы все положения договора распространить на корейцев Цзяндао. В особенности они делало акцент на статью 2, которая гласила: "Субъектам Японии разрешено брать и сдавать в аренду землю как для строительства зданий коммерческого или промышленного назначения, так и для сельскохозяйственной обработки". Японцы желали также распространения на корейцев статьи 3-ей, в которой говорилось, что "Субъекты Японии имеют право свободно въезжать, перемещаться и поселяться в Южной Манчжурии, а также заниматься различным бизнесом в торговле, промышленности и т.д.". Китайское правительство контр-аргументировало тем, что вопросы, касающиеся корейцев уже были закреплены в договоре от 1909 года и при этом оно ссылалось на статью 8 договора 1915 г. о том, "что все предыдущие договоры между Японией и Китаем относительно Манчжурии остаются в силе, если они не противоречат положениям настоящего договора". См.: Lee Chae-Jin. Chinas Korean Minority. The Politics of Ethnic Education. Watview Press: London, 1986, р. 20-21

На последующие требования Японии предоставить ее подданным права землевладения китайское правительство неизменно ограничивалось пояснением, что "японские поданные в Южной Манчжурии могут арендовать землю, необходимую для сооружения фабрик, заводов, торговых зданий или для организации земледельческих хозяйств".

20-ого июля 1927 г. на конференции по выработке программы японской политики в Манчжурии и Монголии правительством Танака Гиити был принят по этому вопросу следующий пункт: "В качестве первого шага в разрешении маньчжуро-монгольских вопросов следует добиться получения японцами земельных прав, отсутствие каковых в сильной степени препятствует осуществлению общих планов Японии."

Корейские иммигранты, которые приравнивались к подданным Японии, вынуждены были арендовать землю. Японские поданные приобрели формальное право долгосрочной аренды, но на практике осуществление этого права оказалось невозможным. Китайское правительство издало закон, угрожающий смертной казнью лицам, продающим или отдающим землю в долгосрочную аренду иностранцам. Корейские крестьяне как японские поданные могли быть только краткосрочными арендаторами.

Другим выходом для них являлась натурализация, т.е. переход в китайское подданство, для чего необходимо было внести в казну установленные сборы и выполнить ряд других формальностей. Натурализовавшимся корейцам вручались особое удостоверение, дававшее им кроме всего прочего и право на приобретение земель в Манчжурии. См.: Pak Kyong Hwi. A Historical Consideration of the Legal Status of Korean Residents in China, - The Paeksan Hakpo, No.44, 1994, p. 119-121. В реальности данное право оказалось формальным и кроме Цзяньдао нигде в Манчжурии не возникло сколько-нибудь значительной земельной собственности, принадлежащей корейцам.

Японские компании, такие как "Восточное колонизационное общество"" ("Тотаку"), ЮМЖД и другие стали приобретать земли через подставных корейцев - китайских граждан.

В связи с этим китайские власти строго воспрещали даже сдачу земель иностранцам в долгосрочную аренду, издавали указы об "ограничении проживания иностранцев", во внутренних районах страны с корейцев взыскивались налоги, независимо от их гражданства, они должны были иметь специальные "паспорта", им воспрещалось ношение национальной одежды и т.д.

Еще один аспект "корейского вопроса" заключался в борьбе японских властей против национально-освободительного движения корейских иммигрантов на территории Манчжурии и стремлении установить контроль над корейским населением, добиться его лояльности в отношении колониального режима в Корее. Японское правительство оказывало поддержку и финансировало ряд корейских ассоциаций и обществ в Манчжурии, такие как "Чосон инмин хве" ("Корейский Народный Совет" ), "Помин хве" ( "Общество по защите народа" ), "Чосонин хве" ("Ассоциация корейцев"), носившие откровенно прояпонский характер. См.: Lee Chong-sik. Revolutionary Struggle in Manchuria: Chinese Communism and Soviet Interest, 1922-1945. Berkeley, 1983, р. 112

"Чосон инмин хве" был организован в 1911 г. в Лонгжине при помощи японских властей как форма местного самоуправления и вскоре распространил свое влияние среди других городских корейцев в Енбене. К 1928 г. членами этой организации стали 76% корейских семей в Лонгчжине, 94% в Янчжи, 91% в Хуньчуне. "Помин хве" образовали в Ксинчжине в 1920 г. бывшие лидеры "Илчин хве" ("Прогрессивное общество")- прояпонской группировки в Корее. Общество создало сеть самообороны в тех районах Манчжурии, где влияние японцев было слабым. "Чосонин хве", базировавшаяся в Андонге, начала свою деятельность в 1913 г. и развернула свою активность вдоль пограничной реки Ялу. Корейские националисты и коммунисты обвинили лидеров вышеупомянутых и других прояпонских группировок предателями и приговорили некоторых из них смерти.

Заключенное секретное японо-китайское соглашение 1925 г. о сотрудничестве на территории Манчжурии в деле контроля, ареста и выдачи другой стороне любых подозрительных корейцев, в особенности вооруженных корейских "бунтовщиков" причинило ущерб и страдания корейским иммигрантам. В своей монографии "Революционная борьба в Манчжурии" Ли Чон Сик приходит к следующему выводу: "Во многих случаях, китайские местные правители и чиновники, прикрываясь необходимостью подавления "бунтовщиков" или усмирения антияпонски настроенных корейцев, откровенно злоупотребляли своей властью. Китайские чиновники притесняли или арестовывали невиновных крестьян, вымогали крупные суммы денег в качестве "штрафов", изгоняли их с обработанных участков земли или просто убивали их. Такое грубое и жестокое отношение к корейцам, усилившееся в особенности после 1927 г. привело многих иммигрантов к отчаянию, из которых часть примкнула к коммунистическому движению". Lee Chong-sik. Revolutionary Struggle in Manchuria: Chinese Communism and Soviet Interest, 1922-1945. Berkeley, University of California Press, 1983, p. 112

Резкое обострение "корейского вопроса" произошло в 1927-28 гг, когда в отдельных уездах Манчжурии и внутреннего Китая проводился усиленный нажим на корейцев с целью заставить их принять китайское гражданство. В некоторых районах были изданы распоряжения о выселении корейцев. На протесты японского правительства провинциальные власти Мукдена отвечали, что притеснения касаются "мятежных корейцев", о которых имеется соглашение с японским правительством. В итоге кампания закончилась повышением арендной платы, налогового обложения, введением специальных налогов для корейцев, т.е. усилением экономической эксплуатации, чем японские власти вполне удовлетворились.

Острый конфликт по корейскому вопросу возник незадолго до японского вооруженного вторжения в Манчжурию. Японские власти вновь использовали корейцев в качестве инструмента для достижения своих целей. В историю этот конфликт вошел как "ваньбаошаньский конфликт". Ваньбаошань находился в 30 км от Чаньчуня, куда весной 1931г. прибыли около 300 корейцев, заключивших договор о долгосрочной аренде необработанной земли площадью 365 га под рисовые плантации. Корейцы первым делом принялись за рытье ирригационного канал из реки Итунхэ. Местное китайское население начало оказывать корейцам активное сопротивление, зарывая канал и препятствуя его дальнейшему сооружению. Прибывшие 1 июля более десятка японских полицейских, которые "приняли на себя защиту" корейцев, открыли стрельбу по китайским крестьянам и разогнали их. Однако китайские крестьяне, вооружившись вилами и топорами и ружьями, вернулись к месту столкновения, окружили японцев и корейцев и вступили в перестрелку с японцами. Японские полицейские и корейцы оказались в осаде, так как китайцы не уходили ни днем, ни ночью. Чаньчунские японские власти отправили в Ваньбаошань вооруженный отряд в составе более 100 человек. Отряд ружейным и пулеметным огнем разогнал китайских крестьян.

В Ваньбаошане было убито и ранено несколько десятков китайских крестьян, среди японцев и корейцев имелись лишь несколько раненых. Вторжение японского военного отряда в глубь Манчжурии и убийства китайских крестьян вызвали большое возмущение не только в Манчжурии, но и во всем застенном Китае. См. подробнее о Ваньбаошаньских событиях: Peking and Tientsin Times, July 7, 13, 14, 1931; Аварин В. Я. Империализм в Маньчжурии. Т. 2, Империализм и проивзодительные силы Маньчжурии. ОГИЗ, М., 1934, с. 402-403

"Ваньбаошаньским инцидентом" японские власти воспользовались для того, чтобы вызвать антикитайские настроения в Корее. Прояпонские газеты, издававшиеся в Корее своими сообщениями "об избиении сотен корейцев Манчжурии" спровоцировали в Сеуле и других городах китайские погромы.

По неофициальным сообщениям, приведенным в английской прессе, в Корее в эти дни было убито более 300 китайцев, избито и ранено более одной тысячи. Десятки тысяч китайцев в эти дни и течение всего июля бежали из Кореи в Манчжурию и внутренний Китай. Peking and Tientsin Times, July 18, 21, 1931

В результате китайских погромов кроме натравливания друг против друга двух порабощенных народов и использования национальной розни в своих захватнических целях японский империализм достиг и другой цели. Он очистил свой ближайший маньчжурский тыл от китайцев, пребывание которых в Корее японская военщина считала опасным ввиду предстоявших военных действий в Китае. Из 91, 5 тыс. китайцев, учтенных переписью населения Кореи 1930 г., к сентябрю 1931г. их осталось менее половины.

Корейские иммигранты в Манчжурии испытывали на себе двойной национальный гнет со стороны китайцев и японцев и подвергались нещадной экономической эксплуатации. Жизненный уровень корейских крестьян-арендаторов был значительно ниже чем у китайцев и по данным некоторых обследований прожиточный минимум корейской крестьянской семьи равнялся в конце 1920-х гг. 33 иенам в год на одну душу. Вестник Манчжурии, Љ11-12, 1930г., с.77.

Корейские иммигранты в Манчжурии страдали также от дискриминации по этническому признаку и высокомерного обращения с ними. Ишии Итаро, японский генеральный консул в Гирине (1929-1932 гг.) пишет, что китайцы презрительно и с предубеждением относились к корейцам и называли их "гаоли фангцзи", что означало в унизительном смысле "корейские служки". Ishii Itaro. Gaikokan no issho ( Life of a Diplomat). Tokyo, 1950, р. 151

Право на эксплуатацию корейцев идеологи китайских имущих классов обосновывали точно так же, как японские, западноевропейские и американские колонизаторы аргументировали эксплуатацию китайцев, мексиканцев, африканцев и других "низших" рас и народов. Китайский автор Цао Лян-эн утверждал, что корейцы, привыкшие быть в рабстве у других народов, "потеряли уже все черты национального характера и вместе с тем чувство чести и нормального образа жизни", что корейцы в Манчжурии "совершают преступления и подлые деяния", что "повсюду они создают беспокойство для китайцев". После этих доводов Цао приходит к выводу, что корейцы непригодный "материал" для китаизации. См.: Tsao Lien-en. The Method of Chinese Colonisation, - Chinese Economic Journal, August 30, 1930, p. 851-852

Эксплуатация и дискриминация, а также стремление обрести национальную независимость явились основными причинами восстаний и вооруженных выступлений корейской бедноты как против китайских, так и против японских и национальных корейских притеснителей. В течение исследуемого периода на территории Манчжурии действовали корейские партизанские отряды, зарождались коммунистические организации, готовились силы для освобождения Кореи от колониального режима. Особенно активно протекала классовая и национально-освободительная борьба в Цзяньдао - районе наибольшей концентрации корейцев. Только в 1920 -1927 г. антияпонские корейские группы осуществили здесь 2 929 вооруженных акций против японских военных, полицейских сил и административных учреждений. См.:Paio Changyu The History of Koreans in China and the Yanbian Korean Autonomous Prefecture. In Suh Dae-Sook and E.J. Shultz. Koreans in China. Papers of the Center for Korean Studies, No.16, Honolulu, University of Hawaii Press, 1990, p. 58; Kim Tong Hwa. Chunguk Chosonjok Tongnip Undongsa ( History of the Independence Movement of Koreans in China ), Seoul, 1991.

4.3 Корейские иммигранты в Маньчжоу-го и Китае

4.3.1 Создание Манчжоу-го и корейские иммигранты

Разразившийся в конце 1920-х годов мировой экономический кризис поразил Японию сильнее, чем большинство других капиталистический стран. В этих условиях японские правящие круги стали еще более активно искать способы решения внутренних трудностей на путях внешней экспансии. Милитаристская линия в политике японского государства одержала окончательную победу с формированием в апреле 1927 г. нового кабинета, который возглавил генерал Танака Гиити, получивший одновременно пост министра иностранных дел.

Стратегические цели японского милитаризма были сформулированы в известном меморандуме премьера Танака, врученном 25 июля 1927 г. императору. Полный текст меморандума см.: Коммунистический Интернационал, Љ 33-35, декабрь 1931; Оккупация Манчжурии и борьба империалистов. Приложения. М., Партийное издательство, 1932, с. 125-150 В преамбуле меморандума указывалось: " Для того, чтобы покорить Китай, мы должны прежде покорить Манчжурию и Монголию. Для того, чтобы покорить мир, мы должны прежде всего покорить Китай. Если мы покорим Китай, все другие страны Азии и страны Южных морей в страхе перед нами капитулируют. Мир тогда поймет, что Азия принадлежит нам, и не посмеет нарушить наших прав. Овладев ресурсами Китая, мы перейдем к покорению Индии, Малой Азии, Средней Азии и Европы. Если нация Ямато* (* Ямато-племенной союз III-IV вв., ставший основой формирования раннесредневекового централизованного государства в Японии ) хочет быть высшей на Азиатском континенте, первым шагом для этого является обладание правом господства в Манчжурии и Монголии". Далее в меморандуме излагался конкретный план покорения Манчжурии и управления ею. Он предусматривал решение 14 основных задач, которые предусматривали захват транспортной системы, сырьевой базы, банковского дела, получение исключительных прав экстерриториальности японских граждан, увеличения численности японских политических, финансовых и военных советников, эксплуатации лесных и пастбищных массивов, реализации специальной продукции и т .д.

Меморандум содержал отдельный пункт, озаглавленный "Поддержка и защита корейской иммиграции", содержание которого оказало определяющее влияние на последующую историю переселения корейцев в Манчжурию. Исходя из важности этого программного документа, представляется целесообразным более детально обратиться к его основным положениям.

Танака подчеркивал, что наличие в Манчжурии почти миллионного корейского населения "является для нас весьма выгодным, и оно очень сильно подняло наше влияние с военной и экономической точки зрения. С другой стороны это дает новые возможности в области управления корейцами. Они будут нашим авангардом в колонизации нетронутых земель, и будут тем звеном, которое свяжет нас с китайским народом." См.: Меморандум о позитивной политике в Маньчжурии, представленный 25 июля 1927 года премьером Танака императору Японии, - Оккупация Манчжурии и борьба империалистов. Приложения. М., Партийное издательство, 1932, с. 131.

Япония, по замыслу ее премьера, могла бы использовать корейцев в Манчжурии в решении прежде всего своих экономических задач: во-первых, через натурализовавшихся корейцев скупать земли для разведения риса, во-вторых, смягчить остроту продовольственной проблемы, в-третьих, подготовить почву для японской колонизации.

Следующим этапом предусматривалось использование корейского населения в политических целях: "Когда их число дойдет до двух с половиной миллионов и больше, их можно будет в случае необходимости подстрекнуть к военным действиям, и мы окажем им поддержку, утверждая, будто мы подавляем корейское движение. Так как не все корейцы приняли китайское подданство, то в других странах не будут знать, кто вызвал беспорядки - китайские или японские корейцы. Мы всегда сможем ввести мировое общественное мнение в заблуждение. Имея возможность использовать корейцев в этих целях, мы должны принять меры к тому, чтобы китайцы не использовали их против нас. Но Манчжурия является в такой же мере под нашей, так и под китайской юрисдикцией. Если китайцы попытаются использовать корейцев против нас, то у нас в руках будет повод для войны с Китаем". Меморандум о позитивной политике в Маньчжурии, представленный 25 июля 1927 года премьером Танака императору Японии, - Оккупация Манчжурии и борьба империалистов. Приложения. М., Партийное издательство, 1932, с. 131.

Исходя из поставленных главой японского правительства политических, экономических и военных задач в Манчжурии и в целях использования корейцев в деле создания "новой континентальной империи", следовало выработать меры государственной помощи и защиты корейской иммиграции. К таковым Танака относил: увеличение полицейских сил в Северной Манчжурии для оказания корейцам поддержки в их продвижении на новые земли; финансирование посредством компании "Тотаку" и администрации Южно-Манчжурской железной дороги; создание особо выгодных условий в освоении природных богатств Маньчжурии и монополизации в их руках торговых прав.

Таким образом, в своих глобальных планах по будущему покорению Азии и достижения первоочередных целей захвата Манчжурии и Китая корейцам в меморандуме Танака отводилась роль послушного инструмента и вывод японского премьера гласил: "Приток корейцев в эти территории имеет огромное экономическое и военное значение, что императорское правительство не может не поддерживать его. Это открывает новые перспективы для нашей империи". Меморандум о позитивной политике в Маньчжурии, представленный 25 июля 1927 года премьером Танака императору Японии, - Оккупация Манчжурии и борьба империалистов. Приложения. М., Партийное издательство, 1932, с. 132

Император Японии одобрил меморандум и японское правительство приступило к непосредственной подготовке захвата Манчжурии. 18 сентября 1931 г. японские вооруженные силы спровоцировали так называемый маньчжурский инцидент, и через три месяца вся территория Манчжурии была оккупирована Квантунской армией.

Однако, исходя из расстановки сил на международной арене и недостаточности военно-экономического потенциала, японские власти прикрыли захват Манчжурии созданием марионеточного "Независимого Манчжурского государства" - Манчжоу-го. 2 марта 1932 г. было объявлено о вступлении во власть правительства Маньчжоу-го во главе с Пу И - последним императором Цинской династии, (См.:Первая половина моей жизни. Воспоминания Пу И - последнего императора Китая. М., Прогресс, 1968) свергнутой революцией 1911-1913 гг. В состав Маньчжоу-го, кроме Мукденской, Гиринской и Хэйлунцзянской провинций, были включены позже провинция Жэхэ, а также часть провинций Чахар и Хэбэй. Столицей Маньчжоу-го был объявлен город Чаньчунь, переименованный в Синьцзин. Синьцзин стал военно-административным центром по управлению оккупированным японскими милитаристами Северо-Восточным Китаем. Здесь размещались центральные учреждения "правительства" Маньчжоу-го, штаб Квантунской армии, главные конторы японских концернов, банков и т. п.

Режим Пу И не обладал какой-либо реальной властью и доказательством фиктивности нового Маньчжурского государства являлось то, что за каждой китайской марионеткой, сидящей в "маньчжурском правительстве", стояли японские руководители, которые физически управляли Манчжурией. Исследователи отмечают, что в структуре нового Манчжурского государства определяющую роль играли общие отделы как кабинета министров, так и отдельных министерств. Общие отделы возглавили высокопоставленные чиновники и военные. См.: Горшенин И. Манчжурия и угроза японо-американской войны. М., Партийное издательство, 1933, с. 83

В своем докладе Лиге наций комиссия Литтона констатировала, что "Без двух факторов - присутствия японских войск и деятельности военных и гражданских чинов - Манчжоу-го не могло бы быть создано... Японские советники в Манчжоу - го, держащие в своих руках основную политическую и административную власть, несомненно, подчиняются Токио". Доклад комиссии заключал, что "правительство Манчжоу-го не встречает общей поддержки со стороны китайцев, рассматривающих это новое государство как орудие японцев". См.: Правда, 3 октября 1932

Японские власти, опираясь на марионеточное правительство, приступили к интенсивному экономическому освоению Манчжурии по всем направлениям:

акционерный капитал ЮМЖД увеличивался с 440 млн. до 800 млн. иен; руководство крупнейших японских концернов "Мицуи" и " Мицубиси" с позволения правительства выделило "Независимому государству Манчжурия" беспроцентный заем в 20 млн. иен; все железные дороги перешли в управление японцам; компания "Тотаку" получила монополии в разработке золотых приисков и лесные концессии; ЮМЖД захватила контроль над угольными копями; имущество прежнего манчжурского правительства, главным образом огромные земельные и лесные участки скупались за бесценок японскими предпринимателями; из Японии в Чаньчунь направили 600 железнодорожных служащих, 225 полицейских и и т.д. См.: The China Weekly Review, October 1932

15 сентября 1932 г. между правительствами Японской империи и "Независимого государства Манчжурия" был заключен генеральный договор, который внешне соблюдал процедуру официального признания Маньчжоу-го Японией, а по сути полностью обеспечил окончательное его превращение в японскую колонию.

Согласно договора Японии передавались управление полицией и делами государственной обороны, все китайские железные дороги переходили в управление ЮМЖД, Япония получала преимущественное право в отношении инвестирования капиталов. Японцам предоставлялась "свобода профессиональной деятельности и передвижения по всей Манчжурии". Кроме этого, манчжурское правительство гарантировало должности японским сотрудникам в своих правительственных органах. См.: Manchuria Daily News, September 19, 1932

Созданием Манчжоу-го и заключением с ним договора Япония преследовала ряд политических и экономических целей. Во-первых, этими действиями она предоставила Лиге наций формальный аргумент для того, чтобы завуалировать свой захват территории другого государства, которое должно было пользоваться защитой Лиги Наций.

Во-вторых, под прикрытием вывески "независимого государства", японские власти рассчитывали ослабить остроту процесса отрыва от Китая богатейших ее провинций. В случае откровенной аннексии освоение японцами Манчжурии проходило бы с большими трениями, чем при "независимом" правительстве. Кроме того, японским империалистам выгоднее усмирять восстания недовольных японским режимом руками "Манчжурского" правительства.

В-третьих, действуя от имени марионеточного правительства, японцы гораздо проще и с меньшими осложнениями могли вытеснить своих иностранных конкурентов из Манчжурии. Манчжурское правительство, (фактически Япония), вернуло себе контроль над таможенными службами, находившихся под английским управлением. Ежегодный доход с таможенного налогообложения и оформления процедур составлял свыше 30 миллионов долларов.

В-четвертых, "Независимое Маньчжурское государство" облегчило Японии захват строящегося на американские средства порта Хулудао, который должен был конкурировать с главным японским портом в Манчжурии - Дайреном. "Манчжурское правительство" решило организовать в Хулудао крупнейшую военно-морскую базу. Марионеточное правительство также значительно облегчало Японии захват КВЖД под предлогом ее полной передачи Манчжурскому правительству.

В-пятых, японское милитаристское правительство рассчитывало под прикрытием послушного режима Пу И форсированным темпом превратить Манчжурию в укрепленный военно-стратегический район.

Одновременно с провозглашением Маньчжоу-го была опубликована так называемая "Декларация независимости", в которой объявлялось о равноправии японцев, манчжуров, монголов, корейцев и ханьцев в новом государстве. Akagi R.H., Japans foreign relations 1542-1936, Tokyo, 1936, p. 496). Образование Маньчжоу-го изменило правовой статус корейцев в Манчжурии, так как правительство Пу И практически исполняло роль марионеточного режима полностью и жестко контролируемого из Токио. Хотя Япония провозгласила политику гармонизации отношений пяти народов в Китае на деле же этническая стратификация стала явно очевидной. Корейцам в Манчжурии позволялось иметь двойное гражданство: Японии и Манчжоу-го. Признание за корейцами права двойного гражданства свидетельствовало от том, что правовой статус корейцев в колониальной Манчжурии был выше нежели ханьских китайцев. По этой причине некоторые корейцы откровенно поддерживали японскую политику в Манчжурии и дали свидетельства в ее пользу перед комиссией Литтона, назначенной Лигой Наций. Lee Chae-Jin. Chinas Korean Minority. The Politics of Ethnic Education. Westview Press/ Boulder and London, 1986, p. 26

До 1931 г. японцы не могли осуществлять полный контроль над корейцами, в особенности в отдаленных от городов и полосы ЮМЖД районах. Образование Манчжоу-го позволило японцам расширить надзор над корейцами в стране, хотя в некоторых труднодоступных районах Цзяндао и восточной Маньчжурии корейские антияпонские партизанские отряды продолжали свои активные действия. Многие корейцы превратились однако в эффективное орудие японской политики. В зоне ЮМЖД и других, стратегически важных, подлежащих "японизации" районах, корейцы содействовали японцам в их победе над местными китайскими властями. Они служили в администрации Маньчжоу-го переводчиками и полицейскими и часто пользовались сложившимися обстоятельствами, чтобы наверстать упущенное, отплатить китайцам за унижения и страдания. Значительная часть корейцев мигрировала в маньчжурские города и превратилась в предпринимателей и торговцев.

По условиям японо-манчжурского договора от 1932 г. корейцы как субъекты Японии получили право проживания и приобретения земли в частную собственность в любой части Манчжурии. Японцы стремились к поощрению и развитию корейской колонизации из политических и экономических причин. Возросшая в численности корейская иммиграция должна была разбавить концентрацию китайского населения в Манчжурии, в то время как корейское население становилось все более заинтересованным в сохранении японского контроля, которое предоставило им определенные привилегии в Манчжоу-го, и превращалось в активных проводников японского доминирования.

Немногим из корейцев удалось добиться высоких постов в Манчжоу-го: должность губернатора провинции Цзяндао занимали Ли Пом Ик и Юн Тэ Донг, лейтенант-губернатором служил Лю Хонг Сун и генеральным консулом в Польше Пак Сон Юн. О высокопоставленных чиновниках-корейцах см. подробнее: Tsuboe Senji. Chosen minzoku dokuritsu undo hishi ( Secret History of the Korean Peoples Independent Movement), Tokyo, Rodo tsushinsha, 1959, p. 447-449

В маньчжурской армии насчитывалось около тысячи корейцев, включая тех, кто позже стали высокопоставленными военными чинами в Южной Корее и заняли высокие государственные должности: Чон Иль Квон (начальник штаба армии, позднее премьер-министр ), и Хан Лим ( начальник военного училища и командующий 1-ой армией ), Ли Чжу Иль ( генерал армии и председатель Совета по контролю и инспекции), Ким Иль Хван ( генерал-лейтенант, зам. министра национальной обороны, министр внутренних дел ), Вон Енг Док ( начальник военной полиции). Пак Чжон Хи - будущий президент Южной Кореи закончил маньчжурское военное училище и служил в Квантунской армии вплоть до 1945 года. См.: Lee Chae-Jin. Chinas Korean Minority. The Politics of Ethnic Education. Westview Press/ Boulder and London, 1986, p. 27

С ухудшением политических и социально-экономических условий японские власти в одинаковой степени дискриминировали как корейцев, так и китайцев. Наглядный пример представляет пищевой рацион во время тихоокеанских военных действий, когда японцы пользуясь привилегиями продолжали получать рис, в то время как корейцы вынуждены были довольствоваться просом, а китайцам выдавали сорго.

В начале 1930-х годов многие вооруженные формирования корейских националистов, столкнувшись с неослабным давлением превосходящей по силе Квантунской армии, покинули территорию Манчжурию. Часть активных корейских борцов за независимость перегруппировалась под руководством Временного Правительства Кореи во главе с Ким Гу, которое пользовалось поддержкой Гоминдана. В такой ситуации многие корейские коммунисты в Китае вступили в ряды Коммунистической партии Китая. Несколько тысяч молодых корейцев присоединились к Северо-Восточной антияпонской объединенной армии ( Dongbei kangri liajun ) , организованной КПК в 1935 г. Первоначально объединенная армия состояла из 11 армий, организованных в партизанские формирования, рассеянные по всей территории Манчжурии, которые позднее подверглись реорганизации в 1-ую, 2-ую и 3-ью полевые армии под командованием китайских генералов. Cм.: Sin Il Chol, A Study of the Lives of Korean Anti-Japanese Patriots in China - Focusing on the Koreans of the Tongbuk Hangil Yongun ( East-North United Anti-Japanese Army), - Hanguk Tongnip Undongsa Yonku, No. 2, 1988, pp. 549-567.

Корейцы, набранные в Енбене, составляли большую часть солдат второй армии и около половины первой и седьмой армий. Наиболее известными военноначальниками из числа китайских корейцев считались Ли Хон Кван - командующий 1-ой дивизии 1-ой армии, Хо Хен Сик - командующий третьей армией в 1939 г., позднее начальник штаба третьей полевой армии и Чо Сок Чон (Чо Ен Гон) - командующий 7-ой армии, который в послевоенной Северной Корее занял пост министра национальной обороны и президента страны. Ряд корейцев, принимавших вооруженное участие в антияпонской борьбе на территории Манчжурии стали позднее лидерами Северной Кореи. Среди бывших командиров маньчжурских партизан" были: Ким Ир Сен, Ким Чак - первый вице-премьер, Ким Ир - премьер и вице-президент, Кан Кон -начальник генштаба армии, Ким Кван Хеп - министр национальной обороны и вице-премьер, Со Чоль- посол КНДР в Китае и вице-президент и другие. См.: Suh Dae-Sook. The Korean Communist Movement, 1918-1948, Princeton, Princeton University Press, 1967, p. 275; Kim Tong Hwa. Chunguk Chosonjok Tongnip Undongsa ( History of the Independence Movement of Koreans in China ), Seoul, 1991;

В начале 40-х годов Объединенная антияпонская армия утеряла былую военную эффективность и значительная часть ее бойцов и командиров отступила в северную Манчжурию или в Приморский край России. Некоторые корейские отряды двинулись в район Тайхангчжан на севере Китая и влились в ряды Корейской добровольческой армии Северного Китая под командованием Му Чонга. Командиры армии Му Чонга, такие как Ким Ду Боно, Ким Вон Бон, Чо Чан Ик, Пак Ир У, Хо Чон Сук и Ли Сан Чжо, вернувшись после 1945 года в Северную Корею, заняли ключевые посты в армии и государственном аппарате. Среди офицеров Корейской добровольческой армии служили Чу Ток-хэ ( Жу Дэхай ) и Мун Чон Иль ( Вен Женгюй ), ставшие впоследствии видными политическими деятелями в КНР. См.: Pak Chang Uk. Anti-Japanese Nationalist Movements by the Korean Nationalists in Manchuria during 1920-1930s,- Critical Review of History, No.27, 1994, pp. 237-261;Suzuki Masayuki. The Korean National Liberation Movement in China and International Response. In Suh Dae-Sook and E.J. Shultz. Koreans in China. Papers of the Center for Korean Studies, No.16, Honolulu, University of Hawaii Press, 1990, p. 115-143

4.3.2. Переселенческая политика и иммиграция

До образования Манчжоу-го практическая государственная поддержка японского правительства корейской иммиграции носила совершенно незначительный характер, так как переселение корейцев было добровольным и японцы акцентировали свое внимание на контроль внутри Квантунской лизинговой территории и полосы ЮМЖД. После образования Манчжоу-го ситуация изменилась и японские власти приступили к реализации плана "чибтан имин", то есть "организованного, коллективного переселения". многих сотен тысяч корейцев. По принятому японским правительством 15 - летним планом предусматривалось переселение 300 000 корейских сельских семей (около 1,5 миллионов человек ) в Маньчжоу-го. Одновременно министерство по делам колоний выработало план расселения 100 тыс. японских крестьянских хозяйств в Манчжурии в течение десяти лет. См.: The Japan Сhronicle, 1932, June 14

Японские военные и гражданские власти в тесном союзе с корейским генерал-губернаторством приступили к финансированию корейской эмиграции в избранные районы Манчжурии, возвращению согнанных корейцев во время китайско-корейских конфликтов 1931-1932 гг. и образованию в существующих корейских селах оборонительных зон.

Финансовая поддержка корейских иммигрантских селений была тесным образом связана с программой освоения японскими фермерами и крестьянами новых земель в Маньжоу-го. Корейцы использовались в качестве первопроходцев для дальнейшей японской аграрной колонизации. Корейские иммигранты должны были расчищать участки, строить оросительные и водосбросные системы, сооружать плотины, одним словом, провести трудоемкие подготовительные работы для создания поливных рисовых плантаций. С прибытием японских фермеров корейцев предусматривалось использовать в качестве посредников между китайскими властями и японцами, а также в качестве дешевой наемной рабочей силы. Сельскохозяйственной продукцией, произведенной корейскими иммигрантами, планировалось покрывать растущие потребности резко увеличивавшегося в Маньчжоу-го японского военного и гражданского населения.

Весной 1932 г. военное министерство Японии разработало проект организации военных поселений в Манчжурии и Монголии. В течение 10 лет предполагалось переселить 10 тысяч вооруженных резервистов. Общая стоимость проекта составила около 15 миллионов иен. Расселяться переселенцы должны были группами по 500 человек в соответствии с военными подразделениями и по принципу военных поселений. Резервистов вооружали пулеметами и винтовками. В обязанности поселенцев вменялось сотрудничество с полицией, японскими войсками, действующими в Манчжурии, и армией Маньчжоу-го. Районы расположения военных поселений наметили в окрестностях Мукдена, Чаньчуня, Гирина и восточной линии КВЖД. Горшенин И. Манчжурия и угроза японо-американской войны. М., Партийное издательство, 1933, с. 88

Первые 500 японских военных колонистов прибыли весной 1933 г. в местечко близ Цзямуси. Вторая группа (482 человека) приехала в июле 1933 г. туда же; третья группа (259 человек) - в октябре 1934 г. в район севернее Харбина. Всего с 1933 до 1937 г. в Северо-Восточном Китае было размещено 1800 военных колонистов, получивших землю на льготных условиях. Они привлекались для подавления партизанского и повстанческого движения. Far Eastern Survey, January 6, 1937,р. 12

Практическое использование корейцев в запланированном правительством широкомасштабном создании японских агрокультурных сеттльментов не удалось реализовать. Jones F.C.Mancuria since 1931. Royal Institute of International Affairs. London. Oxford University Press, 1951, р. 73

В сентябре 1936 г. японскую полугосударственную "Восточно-Азиатскую компанию развития" ("Токаку"), монопольно занимавшуюся скупкой-продажей земельных участков в Корее и Манчжурии сменили две другие специально созданные компании. Такое преобразование преследовало цель передачи новой ""Корейско-Маньчжурская компании развития и расселения иммигрантов" ( сокращенно - Корейско-Маньчжурская компания ) функции всемерного развития японской колонизации и реализации плана увеличения эмиграции из Японии. В докладе администрации ЮМЖД говорилось, что "С растущей важностью японской иммиграции в Манчжурию и принятием правительственной программы субсидирования массовой иммиграции, возросла соответственно актуальность руководства и контроля иммиграции корейцев и их проживания в Манчжурии". S.M.R. , Sixth Report on Progress in Manchuria, Tokyo, 1939, p. 130

Вновь созданная Корейско-Маньчжурская компания имела головной офис в Сеуле и одноименный филиал в Хсинкине. Капитал головной компании составлял 20 миллионов иен и ее возглавлял генерал Ниномия.

Корейское генерал-губернаторство разработало совместно с правительством Манчжоу-го план ежегодного переселения 10 тысяч корейских хозяйств в специально финансируемых зонах расселения вдоль манчжуро-корейской границы, а также во внутренних территориях Цзяньдао, Дунхуа, Гирина, Фентьяна и Андуна. Манчжурское правительство должно было ежегодно определять необходимый объем иммиграции, а корейское генерал-губернаторство, после тщательного рассмотрения выписывало паспорта и необходимые документы потенциальным иммигрантам.

В 1935 г. при финансовой поддержке японских властей в Манчжоу-го переехало 1 463 корейских семейства ( 7 619 человек ), в 1936 г. было запланировано создание 5 деревень с 500 семействами. Всего к середине 1936 г. было создано 28 корейских поселений с 2 848 семействами ( 15 178 ) Fifth Report on Progress in Manchuria to 1936, Dairen, 1936, p. 126 В 1937 г. 2 533 корейских хозяйства общей численностью 13 216 человек были расселены в 44 переселенческих деревнях. Весной 1938 г. следующие 2 799 корейских семей числом 14 198 человек иммигрировали в Манчжурию. ". S.M.R. , Sixth Report on Progress in Manchuria, Tokyo, 1939, p. 132

В 1938 г. "Корейско-Манчжурская компания" (КМК) организовала в местечке Менсенри в Корее специальный лагерь для психологической и технической подготовки корейских эмигрантов перед их отправкой в предназначенные для освоения районы Манчжурии, где они оказывались под наблюдением КМК.

Для более эффективного управления и контроля за тщательно отобранными корейскими иммигрантами, надлежащими расселению в деревнях, образованных с помощью государственного бюджета, японские власти стали широко внедрять практику так называемых "концентрационных поселений", которая была инициирована в 1933 г. корейским генерал-губернаторством и японским генеральным консульством в Цзяньдао. Идея заключалась в том, чтобы сконцентрировать дисперсно расселенные корейские хозяйства в специально избранных японскими властями районах, где создавались отдельные деревни. Этот опыт был распространен за пределы Цзяньдао и реализация программы "концентрационных поселений" поручалась КМК. К 1938 г. такие селения возникли в семи уездах провинции Гирин, в четырех уездах провинции Фынтян, в двух уездах Лунтяна, и одном уезде провинций Мудантян, Пинтян и Южная Хсинган. ". S.M.R. , Sixth Report on Progress in Manchuria, Tokyo, 1939, p. 133

Создавая "концентрационные поселения" или как их еще называют "коллективные поселения" японские власти сгоняли с земли китайских крестьян и сажали на место корейских иммигрантов. Такие действия вели к обострению розни между корейским и китайским сельским населением, проявлявшейся в конфликтах и стычках, вплоть до вооруженных столкновений.

По этой причине "концентрационные поселения" иммигрантов представляли собой опорные пункты, укрепленные рвами и рядами колючей проволоки. Их охраняли так называемые дружины самообороны, руководимые японскими военно-полицейскими властями. Мазуров В.М. Антияпонская вооруженная борьба корейского народа (1931-1940), М., Издательство восточной литературы, 1958, с. 64

Круг вопросов истории иммиграции 30-40-х годов в Маньжоу-го и другие районы Китая, требующего анализа чрезвычайно широк и разнообразен. Принимая во внимание скудный, бессистемный и труднодоступный характер источникового корпуса, а также совершенно слабый историографический опыт исследования, можно лишь в общих чертах осветить ключевые вопросы, связанные с определением преимуществ и выгод, полученными корейскими иммигрантами от такой политики японских властей; численности корейцев, охваченных японским правительственным планом "субсидируемого переселения"; основных направлений организованной, "коллективной иммиграции; локализацией корейских "концентрационных поселений" и т.д.

Корейские иммигранты, поселившиеся в "субсидированных и концентрационных зонах" получали земельные участки, жилища, сельскохозяйственный инвентарь и финансовую помощь. Часть средств на переселение корейцев исходила из секретных фондов японского военного ведомства. Руководство Корейско-Маньчжурской компании утверждало, что своей деятельностью она существенным образом улучшила положение корейских арендаторов, поскольку выкупила землю у прежних китайских землевладельцев и передала их в собственность корейцам, получая от них ежегодно долевую выплату, за вложенный при покупке капитал. Многие китайцы заявляли напротив, что "земли переданные корейцам, были отняты силой или и просто украдены у них". China Newsweek, June 12, 1947

Несмотря на все усилия Корейско-Маньчжурской компании, занимавшейся вербовкой корейских переселенцев, организацией "коллективной иммиграции", 15-летний правительственный план переселения так и не был полностью реализован. В наиболее активный период кампании с 1935 по 1940 гг., численность корейских иммигрантов составила около 500 тысяч человек, из которых, по мнению южнокорейского исследователя Квон Тхя Хвана, около половины, т.е. 250 тысяч человек были охвачены организованной "коллективной иммиграции". Kwon Thae Hwan. Chunguk. Sege ui Hanminjok ( China. Koreans abroad ), Seoul, Thonilwon, Vol. 2, 1996, p. 52 Остальные 250 тысяч корейских иммигрантов в силу разных обстоятельств и причин переселилась добровольно и устраивались в Манчжурии самостоятельно, рассчитывая на свои средства и силы.

С вступлением Японии во Вторую мировую войну и возникшими потребностями в дешевой и бесплатной рабочей силе на предприятиях военно-промышленного комплекса основной поток корейской иммиграции был переведен в метрополию. Таким образом с начала 1940 г. до капитуляции Японии "коллективной иммиграции" корейцев в Манчжурию более не наблюдалось.

Одна из главных целей правительственного плана переселения корейцев заключалась в территориальном расширении сферы японского влияния в Манчжурии. В этой связи в направлениях иммиграционного потока, управляемого Корейско-Маньчжурской компанией, отражались прагматические и тактические задачи поставленные японским правительством. Во-первых, японские власти стремились освоить целинные земли в северо-восточной и центральной части Манчжурии: во-вторых снизить сильную концентрацию корейского населения в Цзяньдао; в-третьих, вытеснить ханьское и маньчжурское население из манчжуро-корейской пограничной полосы; в-четвертых, усилить контроль за "корейскими бунтовщиками" посредством лояльных "послушных корейских коллективных иммигрантов", в-пятых, не допустить антияпонской консолидации китайского и корейского населения и т.д.

Кроме этого, японские власти формировали дисперсный характер расселения корейского населения и локализации новых "концентрационных поселений" с тем, чтобы иметь готовый повод для применения военной силы и ввода армейских частей в любой район Манчжурии под предлогом защиты интересов, прав и жизней своих подданных.

4.2.3.Численность, расселение и состав корейского населения

Накануне образования государства Маньчжоу-го численность корейцев на его территории составляла около 800 тысяч человек, хотя японские данные консульских служб давали значительно меньшую цифру - около 600 тыс. человек. Цзяндао был единственный районом в Манчжурии и Китае, где корейцы численно преобладали над китайцами, как в сельской местности, так и городских населенных пунктах, за исключением Хуньчуня.

В период правления марионеточного режима Пу И численность корейского населения в Манчжурии выросла вследствие его механической и естественной подвижности. Механическая подвижность проявилась как в форме добровольной иммиграции, так и организованного коллективного переселения, проводимого японскими властями. Естественная подвижность также дала прирост корейского населения, так как уровень рождаемости среди иммигрантов превышал уровень смертности.

Согласно ряда косвенных статистических данных численность корейцев в Манчжоу-го в августе 1945 г. достигла 2 миллионной отметки, следовательно, корейское население за 14 летний период выросло свыше 2,5 раз. Абсолютные и относительные показатели численности корейцев официальных данных по годам представлены в нижеследующей таблице. Таблица составлена авторам по следующим источникам: Ilbon Wemooson Donga guk, Manchuguk wegookin inguthonge phoe ( The Statistical Report of the Foreigners Population in East Asia and Manchukou, The Japanese Ministry of Foreign Affairs ), 1935; S.M.R. Fifth Report on Progress in Manchuria to 1936, Dairen, 1936; S.M.R. , Sixth Report on Progress in Manchuria, Tokyo, 1939; Manchuguk gugmuwon chonmuchon, imsi gugse chosa bogo, ( Report of the Department of General Affairs of the Ministry of Interior of the Manchu-kou ), 1940; Ko Syng Je. Hanguk iminsa yongu ( A Study of the Emigration History of Koreans ), Seoul, 1973.

Таблица 4.4 Таблица численности корейцев в Манчжурии 1932-1945 гг.

Год Численность В % к 1932 г. Год Численность В % к 1932 г.
1932 672 649 - 1939 нет данных -
1933 673 794 100, 2 1940 1 145 028 170,2
1934 719 988 107, 04 1941 1 322 075 195,5
1935 826 570 122, 9 1942 нет данных -
1936 Нет данных - 1943 1 414 144 210,25
1937 968 484 144 1944 1 658 572 246,6
1938 1 056 120 157 1945 1 825 329 271,4

Ежегодный абсолютный естественный и механический прирост корейского населения составлял около 80 тысяч человек, что в относительных показателях соответствует 19%. Однако в первые семь лет корейское население увеличивалось на 55 тысяч человек ежегодно, т.е. на 8%, а прирост только между 1943 и1944 гг. превысил 244 тысяч человек ( 36% ). Следовательно, в период организованной японцами "коллективной иммиграции" в Маньчжоу-го переселилась значительно меньшая часть корейского населения. Ухудшение социально-экономической жизни, ужесточение колониального режима, тотальная политика насильственной "японизации" в Корее, а также насильственная трудовая мобилизации на военные предприятия Японии и угроза призыва молодых корейских мужчин в японскую армию * ( * В мае 1942 г. японское правительство объявило о введении в Корее с 1944 г. всеобщей воинской повинности. В дополнение к указу от 1937 г. об официальном характере японского языка с 1942 г. всем корейским учащимся вменялось в обязанность писать и говорить только по-японски. За употребление в общественных местах родного языка взимался штраф. При активном полицейском вмешательстве проводилась компания замены корейских фамилий и имен на японские.) и т.д. вызвали в 1940-х годах массовый приток корейских иммигрантов в Манчжурию. Известно также, что правительство Манчжоу-го, поощрявшее иммиграцию корейцев, приняло в 1943 г. пятилетний план ежегодного переселения 50 тысяч корейских семей. См.: U.S. Department of Commerce. Bureau of the Census. The Population of Manchuria by Waller W.Jr. In International Population Statistics Reports. Series P-90, No.7, U.S. Government Printing Office, Washington, 1958. Однако этот план, как и предыдущий 15-летний, не был реализован.

В отличие от иммигрантов первой волны новые переселенцы происходили в своей основной массе из густонаселенных южных провинций Кореи: Кёнги, Кангвон, Чхунчхон, Кёнгсан и Чхолла. Японские власти стремились к сохранению рабочих рук в редконаселенных регионах Северной Кореи, богатой минеральными ресурсами. Корейское население на севере планировалось использовать в качестве "пушечного мяса" и буфера в случае военных действий со стороны Советского Союза или Китая. Переселенцы из южных провинций, имевший богатый сельскохозяйственный опыт селились не только в Цзяндао, но и в северных районах Манчжурии. Поскольку иммигранты переселялись организованными и коллективными" группами, то они сохраняли свои отличительные региональные характеристики, в том числе и языковые диалекты. Lee Chae-Jin. Chinas Korean Minority. The Politics of Ethnic Education. Westview Press/ Boulder and London, 1986, p. 28 Такое разделение по признаку происхождения и землячеств было на руку японским властям, поскольку уменьшало вероятность консолидации антияпонских сил и позволяло легче управлять корейцами.

В Цзяньдао оседала преобладающая часть корейцев, переселявшихся в Северо-Восточный Китай, ибо иммигранты ощущали себя комфортнее в своей этнической среде, здесь сформировалась материально-производственная инфрастуктура. Переселенцы первой волны, осевшие в Кандо, заняли ниши трудовой деятельности, организовали национально-культурную жизнь и могли оказать помощь и содействие вновь прибывшим, в особенности своим родственникам. Корейцы продолжали оставаться в Цзяндао численно доминирующим этносом и таблица 4.5 дает представление о национальном составе населения по уездам на 1933 год. Вестник Маньчжурии, 1933, Љ 21, с. 117.

Таблица 4.5 Национальный состав населения в уездах Цзяньдао

в 1933 г.

Уезд Население Цзяньдао Всего
корейцы Китайцы японцы европейцы
Яньцзи

Хэлун

Ванцин

Хуньчунь 195 242

102 674

40 101

50 349 50 770

5 984

22 853

92 151 1 698

72

152

333 15

1

1

11 247 785

108 731

63 107

142 844
Итого 388 366 171 758 2 255 88 562 467

В связи с регулированием японскими властями потоков "коллективных иммигрантов" удельный вес корейцев в общей структуре населения в Цзяньдао постоянно снижался: с 63% в 1930 г., до 55,6 в 1936 и 38% в 1944 г. См.: Hanminjok ????? ( The Korean Commonwealth ), 1994, No.2, p. 183. За десять лет с 1930 по 1940 г. численность корейского населения увеличилась в Кандо на 620 тысяч человек и относительный прирост составил 73%, т.е. в полтора раза меньше чем во всей Манчжурии. Японские власти, как уже подчеркивалось, стремились расширить зону расселения корейцев и проводили соответствующую политику. В 1935 за пределами Манчжурии на всей территории северо-восточного Китая, включая Внутреннюю Монголию, насчитывалось всего 7 тысяч корейцев. Через пять лет в 1940 г. число корейских иммигрантов за пределами Манчжурии достигло 130 тысяч человек. Kwon Thae Hwan. Chunguk. Sege ui Hanminjok ( China. Koreans abroad ), Seoul, Thonilwon, Vol. 2, 1996, p. 50-51

В 1935 г. в подконтрольной японским властям территории Манчжурии насчитывалось 144 "коллективных корейских поселений", в которых разместились около 12, 5 человек. В 1939 году таких поселений создали около 13, 5 тысяч и в них проживали свыше 150 тысяч корейских иммигрантов. Kwon Thae Hwan. Chunguk. Sege ui Hanminjok ( China. Koreans abroad ), Seoul, Thonilwon, Vol. 2, 1996, p. 64

Основное ядро корейского населения проживало в 3 провинциях Манчжоу-го: Гирин, Мукден, Хэйлунцзян, на периферии корейские "коллективные поселения" и переселенческие деревни в "субсидируемых зонах" находились в провинциях Хэбей, Чахар и Жэхэ. К сожалению, данных о численности корейского населения по провинциям обнаружить не удалось.

Несмотря на то, что в исследуемый период наблюдалась интенсивная сельско-городская миграция, около 90% корейцев оставались в сельской местности и занимались аграрной деятельностью. Основное занятие корейских аграриев в Манчжурии, как и прежде, состояло в поливном и суходольном рисосеянии, в котором они достигли значительного прогресса. Корейцы возделывали также другие зерновые культуры, прежде всего кукурузу, сою, ячмень, сорго.

Городские корейские общины, возникшие в предшествующий период, получили дальнейшее численное развитие и укрепление прежде всего в крупных городах: Чаньчуне, Харбин, Мукдене, Шеньяне. Корейцы стали оседать в таких городах как: Дайрен, Чэндэ, Чифы, Аньдун, Бэйпин, Цзямуси, растущих уездных центрах Цзяндао и других.

Одна из характерных особенностью иммиграции корейцев 1930-1940 гг. заключалась также в том, что японские власти, заинтересованные в стабильности корейского общества в Манчжурии отдавали предпочтение в организованном переселении семьям. Как известно иммигранты первой волны составляли преимущественно молодые холостые мужчины в наиболее трудоактивном возрасте. Учитывая фактор переселения семьями, а также, принимая во внимание длительность проживания корейских иммигрантов первого поколения, можно предположить, что в возрастно-половом составе корейского населения произошли изменения. Имеющиеся статистические сведения, в первую очередь материалы переписи населения, произведенного 1 октября 1940 г. в Манчжоу-го позволили совершить расчеты для составления таблицы относительных показателей корейского населения по полу и возрасту. Таблица рассчитана и составлена по материалам: Manchuguk gugmuwon chonmuchon, imsi gugse chosa bogo, ( Report of the Department of General Affairs of the Ministry of Interior of the Manchu-kou ), 1940; U.S. Department of Commerce. Bureau of the Census. The Population of Manchuria by Waller W.Jr. In International Population Statistics Reports. Series P-90, No.7, U.S. Government Printing Office, Washington, 1958

Таблица 4.6 Возрастно-половая структура корейского населения в Манчжурии и Цзяньдао в 1940 г. ( в процентах )

Манчжурия
Возраст

мужчины Женщины Оба пола М. к Ж. в %
0-14 35,0 40,0 37,3 104,6
15-29 31,1 28,9 30,1 128,6
30-44 19,0 16,8 18,0 135,5
45-59 10,3 9,6 10,0 127,6
60 + 4,6 4,7 4,6 115,9
Итого 100 100 100 119,5
Цзяньдао
Возраст мужчины Женщины Оба пола М. к Ж. в %
0-14 38,7 40,7 39,6 102,7
15-29 27,5 27,1 27,3 109,8
30-44 16,9 16,2 16,6 113,0
45-59 11,1 10,5 10,8 114,3
60 + 5,8 5,6 5,7 111,8
Итого 100 100 100 107,9

Разница в соотношении мужчин и женщин среди корейцев наиболее значительна среди трудспособного возраста. Для возрастной когорты 30-44 летних, то есть наиболее трудоактивного возраста на 100 женщин приходились 135, 5 мужчин. В Цзяньдао этот показатель вследствие "коллективного переселения" семьями разница между численностью мужчин и женщин была не такой существенной: 100 к 113. Наиболее низкие показатели разницы в численности мужского и женского населения присущи двум крайним возрастным группам: детей до 14 лет и пожилых людей старше 60 лет.

С поражением Японии в 1945 и падением режима Пу И началась массовая репатриация корейцев. Вернулись в основном переселенцы последнего периода, в особенности "коллективные иммигранты", которые пользовались определенные преимуществами по сравнению с китайцами. Более того, многие корейцы поселились на землях, откуда ранее были изгнаны китайские землевладельцы и поэтому они опасались мести с их стороны. Систематизированных статистических данных о размерах репатриации корейцев нет. По южнокорейским сведениям в период с 1 октября 1945 по 30 июня 1949 в американскую зону вернулись 317 300 корейцев. Сколько вернулось в Северную Корею неизвестно. Некоторые исследователи склоны полагать, что "поскольку большинство корейских мигрантов в Манчжурию в начальный период прибывали из Северной Кореи, очевидно, что количество вернувшихся туда было еще больше". См.: U.S. Department of Commerce. Bureau of the Census. The Population of Manchuria by Waller W. Jr. In International Population Statistics Reports. Series P-90, No.7, U.S. Government Printing Office, Washington, 1958,р. 21 На мой взгляд, такая точка зрения не соответствует действительности, ибо, как уже подчеркивалось, реэмигрировали в первую очередь иммигранты 30-40-х годов, не успевшие пустить глубокие корни на маньчжурской земле и происходившие в своей основной массе их южных провинций Кореи. Естественно, что возвращение какой-то части корейцев в северную часть Кореи не подлежит сомнению.

Пришедшие к власти в Манчжурии гоминдановцы объявили намерение о депортации "криминальных и нежелательных корейских элементов" из страны. Однако выселение коснулось совершенно незначительного числа корейцев и, несмотря на первоначальный массовой отток корейцев в южную часть Кореи преобладающее большинство корейцев осталось в Китае. Оставшееся в Китае корейское население испытало в гоминдановский период правления несправедливость, дискриминацию и репрессии. Корейцев вновь лишили права гражданства и владения недвижимостью в Манчжурии, у них конфисковали земельные, предприятия и жилища. Гоминдановские власти закрыли корейские школы, прекратили издание газет и журналов. За корейцами установили строжайший контроль. Согласно изданного указа "все корейцы, старше 13-летнего возраста должны были всегда иметь при себе разрешение на местожительство и удостоверения личности. Нарушителей заключали в тюрьмы или казнили по обвинению в "совершении заговора с коммунистическими бандитами". По неполным данным в 1947 г. 8 468 корейцев подверглись тюремному наказанию и 2 042 человека были казнены". См.: Paio Changyu. The History of Koreans in China and the Yanbian Korean Autonomous Prefecture. In Suh Dae-Sook and E.J. Shultz. Koreans in China. Papers of the Center for Korean Studies, No.16, Honolulu, University of Hawaii Press, 1990, p. 69

Таким образом все правящие власти, начиная от цинской династии, сменившейся японским колониальным режимом и заканчивая Гоминданом, несмотря на различия в поставленных целях, формах и методах, используемых для их достижения, отказывались признавать права и интересы корейцев как национального меньшинства и проводили жестокую политику национального подавления и насильственной ассимиляции. Однако, несмотря ни на что, корейская диаспора в Китае сумела адаптироваться к новым политическим и социально-экономическим реалиям и преобразованиям.

Ким Герман Николаевич, профессор, доктор исторических наук, зав. каф. корееведения факультета востоковедения КазНУ им. аль-Фараби, Республика Казахстан, Алматы, 480012, ул. Иманова 61а, каб. 200; тел./ факс раб. 3272-621345, сотовый: 8300-7551494; e-mail: ger_art@astel.kz; kazgugnk@yahoo.com

http://www.koryosaram.freenet.kz

Prof. Dr. Kim German Nikolaevitch, Head of the Department of Korean Studies Faculty of Oriental Studies Kazakh National University named after al-Farabi. Republic of Kazakhstan Almaty,480012, Imanova str.61a, Room 200;

Phone/fax: 3272-621345, mobile: 8300-7551494

e-mail: ger_art@astel.kz; kazgugnk@yahoo.com

http://www.koryosaram.freenet.kz

Связаться с программистом сайта

"Заграница" Путевые заметки Это наша кнопка