|
|
настоящая СТАТЬЯ ОПУБЛИКОВАНА В СБОРНИКЕ "КОРЕЙСКИЙ ПОЛУОСТРОВ: МИФЫ, ОЖИДАНИЯ И РЕАЛЬНОСТЬ". ЧАСТЬ 2. М.: ИДВ РАН, 2001, С. 45-61.
История русской общины в Корее: проблема изучения и новые факты
Т.М.Симбирцева
Международный центр корееведения МГУ
Вопрос о русской общине в Корее в XIX-ХХ вв. - ее численности, социальном составе, судьбах - остается практически неизученным в отечественном корееведении. Косвенно первый период ее истории, с момента заключения русско-корейского договора об установлении дипломатических отношений в 1884 г. до начала русско-японской войны 1904-1905 гг. затрагивался Б.Д. Паком Пак Б.Д. Россия и Корея, М: "Наука", 1979. , Пак Чонхё Пак Чон Хё. Россия и Корея. 1895-1898. М.: МГУ, МЦК, 1993; Его же. Русско-японская война и Корея, М.: "Восточная литература" РАН, 1997., Г.Д. Тягай Тягай Г.Д. У истоков русско-корейских культурных связей // "Корея". Сборник статей к восьмидесятилетию со дня рождения профессора М.Н.Пака. М.: "Муравей", 1998, с.297-308; Ее же. История Кореи конца ХIХ - начала ХХ вв. по русским архивным источникам // "Проблемы Дальнего Востока", Љ 6, 1997, Љ 1. 1998; Ее же. Король Коджон в русской миссии (из истории русско-корейских отношений) // "Проблемы Дальнего Востока", Љ 3, 1999., А.Н. Хохловым Хохлов А.Н. П.А. Дмитревский - российский дипломат и востоковед // "Корея". Сборник статей к восьмидесятилетию со дня рождения профессора М.Н.Пака, с. 284-296., С.В. Волковым Волков С.В. Корейская армия во второй половине XIX века. // "Вопросы истории стран Азии и Африки", вып. 2, М.: МГУ, 1980, с. 39-67., Б.Б. Пак Пак Б.Б. Российская дипломатия и Корея (1860-1888), М. - Иркутск - СПб., 1998. и др., в трудах которых приводятся сведения о профессиональной деятельности и (иногда) краткие биографические данные дипломатов К.И.Вебера, А.Н. Шпеера, Д.И. Дмитревского, архитектора А.И. Середина-Саббатина, военных инструкторов полковника Д.В. Путяты, лейтенанта С.Л.Хмелева, поручиков Афанасьева 1-го и Н.Ц.Грудзинского и др., инженера C.П. Ремнева, преподавателя русского языка Н.Н. Бирюкова - первыми из русских прибывших в Корею, достаточно долгое время в ней проживших и оставивших след в истории российско-корейских отношений.
Следует заметить, что в указанных работах вопрос о русских в Корее затрагивался лишь постольку, поскольку те были участниками исторических событий, которые и являлись предметом интереса авторов. Специальной биографической литературы не существует. Никогда не публиковались труды и мемуары вышеупомянутых исторических лиц. Как это ни парадоксально, до настоящего времени не обнаружена ни одна фотография Карла Ивановича Вебера, первого временного поверенного и консула России в Корее, без упоминания имени которого не обходится ни одна публикация по периоду так называемого "открытия Кореи" ни в России, ни на Западе. Неизвестны его судьба после окончательного отъезда из Кореи в 1903 г. и дата его смерти. Написанные им труды как служебного, так и научного характера являются библиографической редкостью или никогда не публиковались и известны даже специалистам только по названиям.
Сложившаяся ситуация резко контрастирует с отношением к отечественным деятелям историографов, скажем, США, которые даже незначительным фигурам американского происхождения, действовавшим на корейской сцене, посвящают обширные труды Cook Harold F. Pioneer American Businessman in Korea. The Life and Times of Walter Davis Townsend, Royal Asiatic Society, Korea Branch, Monographic Series Љ 5, Seoul, 1981. и неизменно дают каждому высокую положительную оценку, иногда даже вопреки исторической правде. Ярким примером подобной публикации является, например, составленная историком Германом Катцем и опубликованная Группой советников армии США в Корее (KMAG) биография генерала Дая - американского военного советника, в 1888-1899 гг. находившегося на службе короля Коджона и отвечавшего за подготовку армии, в первую очередь, подразделения, охранявшего дворец королевской гвардии. Широко известно, что миссия в Корее Дая, известного слабостью к спиртному, закончилась оглушительным провалом. "Подготовленная" им гвардия разбежалась при первых же выстрелах японцев, ворвавшихся в Кенбоккун 8 октября 1895 г. и зверски убивших королеву Мин. Однако несмотря на это, генерал Дай описывается в упомянутой книге как "храбрый человек с прекрасной репутацией", "эксперт по стратегии и доктрине, разработавший серию маневров, наиболее подходящих для корейских условий", который "несмотря на трудности, помог заложить фундамент современной корейской армии" "The Story of Brigadier General William McEntire Dye". KMAGs Heritage. Headquarters Eight United States Army, APO 96301-1966, p. 25, 27.. Приводится его полный послужной список, воспоминания знавших его лично людей, фотографии. Отмечается, что спустя два месяца после убийства королевы генерал опубликовал в журнале "Repository" статью "Иностранные фрукты в Корее" (он увлекался садоводством). Книга о Дае хранится в библиотеке американского военного контингента в Корее, и каждый военнослужащий имеет возможность ознакомиться с ней.
Если о жизни и деятельности немногочисленных в Корее русских в конце XIX в. отечественная историография дает хотя бы некоторое представление, то по вопросу о русской общине после 1904 г., когда ее лицо стали определять миссионеры и эмигранты, литература практически не существует. Отсутствие биографической литературы о россиянах, способствовавших установлению и развитию связей России с Кореей в 1884-1904 гг., и молчание, которое окутывало историю русской православной миссии и русской эмиграции в Корее после революции в России 1917 г., можно объяснить общими идеологическими установками советского периода, фактически вычеркнувшими на 70 лет церковь и эмиграцию из отечественной истории, и особым взглядом на роль личности в истории, господствовавшими до недавнего времени в российской историографии. Как исключение, можно отметить воспоминания Ф.И.Шабшиной, где она вскользь упомянула о русских эмигрантах, живших в Сеуле после освобождения - в 1945 г. Шабшина Ф.И. Южная Корея. 1945-1946. Записки очевидца. М.: "Наука", 1974, с. 154-156., а также недавнюю публикацию Б.Д. Паком донесений российского генерального консула в Сеуле в 1911-1917 гг. и остававшегося в Корее до 1921 г. Я.Я. Лутша Пак Б.Д., Пак Тхэгын. Первомартовское движение 1919 года в Корее глазами российского дипломата. Москва-Иркутск, 1998..
Пора признать, что биографии подолгу живших в Корее россиян содержат немало замечательных вдохновляющих страниц, сокрытие которых наносит немалый ущерб развитию корейско-русских отношений. Умолчание укрепляет "теорию о русской угрозе Корее", которая господствует в корейской историографии и на которой воспитано не одно поколение корейцев. Опубликование материалов, в том числе и на иностранных языках, о русских деятелях в Корее, об их любви к этой стране, вкладе в корейскую культуру имело бы большое значение для развенчания мифа о русской угрозе, с которой наша страна мирится вот уже более столетия. Известно, например, что первой европейскую кухню корейцам представила родственница К.И. Вебера Шарлотта Зонтаг, которая в 1895 г. была штатной советницей корейского двора по кулинарному искусству и сервировке стола во время парадных европейских обедов Об этом сообщает А.И. Середин-Сабатин в своем докладе в вице-консульство в Чифу (Китай) в октябре 1985 г. - АВПРИ, вице-консульство в Чифу, Љ 121-1895 г.. Первым европейским архитектором в Сеуле был А.И. Середин-Сабатин, который не только спроектировал и построил в 1888 г. российскую дипломатическую миссию - одну из первых европейских построек в Корее, но и был техническим консультантом при строительстве знаменитого Мёндонского собора и Арки независимости (Тонниммун), завершенных в 1898 г. Kim Won. Centennial Anniversary of Myongdong Cathedral // "Koreana", vol. 12, Autumn 1998, p. 80. Подобных фактов в истории российско-корейских отношений немало.
Изучение жизни и деятельности первых миссионеров в Корее актуально не только для историков, религиоведов или их современных коллег, готовящих себя к трудному служению на Востоке. Над этой темой стоит задуматься современным политикам и дипломатам, размышляющим о путях и перспективах развития отношений между Россией и Корейским полуостровом, психологам и этнографам, изучающим особенности корейского национального менталитета. Детище оо. Хрисанфа, Павла и Феодосия - православная церковь в Корее - не только выжило, пройдя через тяжелейшие испытания и лишения ХХ в., не только пустило прочные корни в религиозном и бытовом сознании верующих корейцев, но и остается сегодня единственным сохранившимся русским наследием в этой стране, живым памятником высшему расцвету российско-корейских отношений, имевшему место в конце XIX в.
Несмотря на то, что созданная о. Хрисанфом миссия в 1955 г. поменяла свою юридическую принадлежность В 1923 г. она перешла из подчинения Владивостокской епархии в подчинение православной церкви в Японии, официально подчинявшейся Московскому патриархату, а в 1955 г. - в ведение Экуменического патриархата (Греция)., а также на то, что прошло 50 лет с тех пор, как последний русский миссионер покинул Корею, корейские православные на протяжении вот уже пяти поколений помнят об оо. Хрисанфе, Павле и Феодосии. Близостью к ним предков гордятся. В семьях корейских священников, которые являются потомками крещенных ими первых корейских православных, варят борщ, солят огурцы, пьют чай из самовара Запись интервью с Татьяной Ким (Ким Сундок), дочерью третьего корейского православного священника о. Алексея Кима (Ким Ыйхана, 1895-1950). Архив автора. Республика Корея. Анъян, 10.06.1999.. Эти традиции сохранились, несмотря на усиленную антирусскую пропаганду в годы японского колониального господства (1910-1945) и принятый в 1948 г. закон об антикоммунистической деятельности. В стране, где многие десятилетия думать хорошо о России было опасно, где даже русская классическая музыка была запрещена как "коммунистическая", люди сохраняли русские иконы, церковную утварь, облачения, старинные книги, пели русские церковные песнопения.
Это чудо не имело никакого отношения к политике. "Православная миссия, по сравнению с другими, имеет дорогие и несомненные качества, - писал о. Павел (Ивановский), глава второй (1906-1912) русской духовной миссии в Корее. - Православные миссионеры не занимаются политикой, они чужды вмешательства в дела гражданcкого управления, Царства Божия они не смешивают с царством мира сего... Успехи, достигнутые силой человека, не могут быть прочными и для нас желательными". Павел (Ивановский). Корейцы-христиане, М., 1905, с. 185-186.. Русские миссионеры неизменно следовали этому правилу. Не изменяют ему и их почтительные духовные дети - члены православной общины в Республике Корея. Ощущая свое единство с патриархами церкви, они не считают свою веру "иностранной", а воспринимают ее как свою, корейскую.
Изучение и популяризация русского наследия в Корее представляется важной задачей еще и потому, что отсутствие информации порождает искажения в отечественной науке. В последние годы появился ряд статей (написанных некорееведами), где произвольно приводимые сведения о русской общине в Корее и, в частности, о ее численности, привели к искажению исторических фактов и ложным выводам, которые ввели в заблуждение читателя в России и произвели отрицательное впечатление за рубежом Августин (Никитин), архимандрит, Русская православная миссия в Корее // "Православие на Дальнем Востоке", вып. 1, СПб, 1993, с. 142; Анисимов Л., Православная миссия в Корее (к 90-летию основания) // "Журнал Московской патриархии", 1991, Љ 5, с. 58. - сравнить с Симбирцева Т.М. Из истории христианства в Корее: к столетию православия // "Российское корееведение". Альманах. Вып. 2. М.: ИД "Муравей", 2001, с. 261-301..
Рассматриваемый вопрос носит не только научный или политический характер. Он стал практическим с начала 1990-х годов, когда в Сеуле вновь появилась русская община, которая дорожит связями с родиной и проявляет интерес к судьбам своих предшественников на корейской земле. Она объединяется вокруг храма Св. Николая Чудотворца. Вот что сообщила автору член Совета попечителей храма, уроженка Подмосковья Екатерина Попова, которая уже около 10 лет живет в Сеуле с мужем-корейцем и двумя детьми:
"Когда люди живут за границей, они испытывают стресс и начинают думать о духовном. Многие из тех русских, что регулярно посещают церковь в Корее, никогда не ходили туда на родине. Здесь они возвращаются к своим корням. Литургии на русском языке в часовне Св. Максима Грека при храме Св. Николая регулярно посещают около 30 русских. По большим праздникам приходят 50 и более человек. Здесь крестились 10 русских. Шесть супружеских пар (в основном люди, прожившие вместе несколько лет и имеющие детей) венчались в церкви. Каждого иностранца встречают здесь как родного. Усилиями Епископа Корейского владыки Сотирия и Совета попечителей мы чувствуем здесь себя как дома. Епископ часто говорит нам: "Вы должны знать, что это ваш дом. Если у вас есть проблемы - не колеблясь, обращайтесь к нам за помощью". И многие русские получают здесь реальную помощь и поддержку - как духовную, так и материальную. Наша церковь - островок покоя для православного иностранца. Это место, где человек может не только удовлетворить свои религиозные потребности, но и почувствовать связь с домом, с родиной. Если бы не церковь, для многих иностранцев жизнь в Корее была бы невозможна" Запись интервью с Е.В.Поповой-Чон, Архив автора. Республика Корея, Сеул, июнь 1999 г..
Отрадно, что в последние годы в изучении вопроса происходят положительные сдвиги, и русская община в Корее становится предметом изучения. Видимо, первым к данной теме обратился А.Н. Ланьков Ланьков А.Н. Иностранцы в Корее // "Вестник Центра корейского языка и культуры", вып. 1, 1996. с. 174-187., посвятивший ему ряд публикаций как в научных журналах, так и в "Сеульском вестнике". В начале 2000 г. Московским патриархатом были переизданы труды первых православных миссионеров в Корее, где имеется информация по истории русской общины в Корее в 1903-1925 гг. Это работы епископа Хрисанфа (Щетковского) и архимандрита Феодосия (Перевалова), которые в течение столетия были практически недоступны широкой публике "История Российской духовной миссии в Корее". Сб. статей. М.: Издательство Свято-Владимирского Братства, 1999, с. 6-114, 150-317.. Истории русской эмиграции в Корее после гражданской войны посвящена статья С.В. Волкова во втором выпуске альманаха "Российское корееведение" Волков С.В. К вопросу о русской эмиграции в Корее в начале 20-х годов // "Российское корееведение". Альманах. Вып. 2. М.: ИД "Муравей", 2001, с. 149-156., куда также войдет не публиковавшаяся ранее полностью докладная записка К.И. Вебера "Корея в 1898 году и после", написанная им в 1903 г., когда он в последний раз посетил Корею для награждения императора Коджона орденом Св. Андрея Первозванного по случаю 40-летия его вступления на престол Вебер К.И. Корея в 1898 году и после // "Российское корееведение". Альманах. Вып. 2. М.: ИД "Муравей", 2001, с. 133-148.. Еще одна готовящаяся к печати статья С.В. Волкова - "Русские офицеры - исследователи Кореи" - содержит подробные биографии 14 офицеров, имевших отношение к событиям корейской истории: В.А. Альфтана, Ф.М. Вебеля, В.П. Карнеева и других.
В настоящей статье автор хотела бы представить некоторые сведения по истории русской общины, обнаруженные летом 1999 г. в Сеуле во время работы над статьей, посвященной столетию православия в Корее. Их источники - материалы корейской православной церкви и администрации иностранного кладбища в Янхваджине (Сеул), воспоминания ныне живущих старейшин общины храма Св.Николая в Сеуле и мемуары австралийского миссионера о. Филиппа Кросби, в 1950-1953 гг. находившегося в концентрационном лагере в Северной Корее вместе с русскими, арестованными в Сеуле летом 1950 г. вскоре после захвата города северокорейской народной армией.
Из материалов корейской православной церкви
Российская духовная миссия в Корее была создана по решению Св. Синода от 2-4 июля 1897 г. по просьбе проживавших там длительное время 150 верующих, в первую очередь, русских. Это были офицеры и нижние чины, занимавшиеся обучением охранной гвардии короля Кореи; военный агент, его помощник и нижние чины при нем; офицеры десанта, состоявшего при Миссии, и приблизительно 90 человек нижних чинов; учителя русской школы. Жили в Сеуле и около 30 православных корейцев, имевших российское гражданство и служивших по найму переводчиками в разных сеульских министерствах.Феодосий (Перевалов), архимандрит. Российская духовная миссия в Корее за первое 25-летие ее существования (1900-1925 гг.). Харбин, 1926.. Однако к тому времени, когда первые миссионеры прибыли в корейскую столицу (январь 1900 г.), численность российских подданных в Корее многократно сократилась. Это было вызвано изменением внешнеполитического курса России и резким уменьшением ее влияния в стране, что повлекло за собой отзыв из Кореи русских специалистов и сокращение штата дипломатической миссии. В записках первых миссионеров - обстоятельных и подробных - ничего не говорится о русских прихожанах. Видимо, их было очень мало, и потому священники с самого начала сосредоточились на работе среди местного населения.
В 1925 г., по сообщению Перевалова, общее число крещеных в миссии составляло 589 человек, из которых корейцев было 570, а русских - 19 Там же, с. 164.. Малое количество крещений за 25 лет - еще одно косвенное свидетельство того, что русская колония в первой четверти XX столетия была мала. Со времени установления японского протектората в Корее (1905) "самое имя русского человека стало поношением "во языцех" не только среди японцев, но и среди местного населения" Там же, с. 63.. По данным переписи населения, проведенной японским генерал-губернаторством, в конце 1910 г. в Корее проживал 21 подданный Российской империи "The Korea Times", September 3, 1996, p. 3.. Видимо, это были сотрудники духовной миссии, а также консульства, вновь открывшегося в Сеуле по окончании русско-японской войны.
Из архивов кладбища в Янхваджине
На иностранном кладбище Янхваджин в Сеуле - единственном месте в столице, где хоронили иностранцев, начиная с 1882 г., - находится небольшое количество русских захоронений (зарегистрировано 21, включая безымянные "Yanghwajin Seoul Foreigners Cemetery, Korea. An Informal History, 1890-1984", Yongsan RSOK Library, Seoul, Korea, 1984, pp. 37-40.), что подтверждает предположение о немногочисленности русских в Сеуле.
Могильный камень с надписью "Иван Наумов Корнеев. Матрос мореходной лодки "Бобр". Ум. 16.ХI. 1897" - самая ранняя русская могила в Сеуле. Явно к дореволюционному периоду относится большой гранитный крест с надписью "Касакъ". К 1895 г. относится могила Андрея Горраса, моряка с корабля "Маньчжурия", на иностранном кладбище в г. Инчхоне. В могиле 1912 г. в Янхваджине покоится "Николай Петрович Неклюков, штабс-капитан 26-го Восточно-Сибирского полка", как указано на надгробии. После революции и особенно гражданской войны на смену командированным и военным пришли "белые русские" - эмигранты, бежавшие в Корею от революции, красного террора, голода и притеснений. Это были остатки белогвардейских отрядов, не пожелавшие вернуться в новую Россию кадровые дипломаты (примером может служить вице-консул России в Корее Я.Я.Лутш, живший в Сеуле до 1921 г.), для большинства которых Корея была чаще всего промежуточным пунктом в скитаниях по миру. Как сообщает С.В. Волков, осенью 1922 - летом 1923 гг. территория Кореи стала на некоторое время пристанищем для примерно 10 тысяч русских беженцев из Приморья. В дальнейшем русских в Корее оставалось очень немного, в лучшем случае - несколько сот человек, к 30-м годам - вряд ли больше нескольких десятков Волков С.В. К вопросу о русской эмиграции в Корее в начале 20-х годов // "Российское корееведение". Альманах. Вып. 2, М.: Издательский дом "Муравей-Гайд", 2000 (в печати)..
К 30-м годам относится, похоже, единственная русская могила в Янхваджине ("Анны Емельяновны Виштак-Марковой, урож. Уссурийского края"), датируемая 1938 годом. К 1945 г. относятся два отдельно расположенных захоронения, возможно супругов: Сухотиной Марии Якимовны (ск. 1 января 1945 г. в возрасте 64 лет) и Сухотина Аркадия Павловича (ск. 15 сентября 1945 г. в возрасте 69 лет). В Янхваджине сохранилась могила Чиркина Сергея Виссарионовича, который, судя по записям кладбищенской администрации, скончался в годы второй мировой войны. Указывается, что он был преподавателем французского языка в Сеульской школе иностранных языков, а его жена была портнихой, помогавшей шить костюмы для школьных спектаклей "Yanghwajin Seoul Foreigners Cemetery...", c. 37..
Однако судя по воспоминаниям Ф.И. Шабшиной, "господин Чиркин", которого она называет его "одним из главарей" русских белоэмигрантов в Корее, в августе 1945 г. был еще жив и посещал советское консульство. Ф.И.Шабшина сообщает: "Чиркин ранее служил в русском консульстве, был одно время даже поверенным в делах России в Корее, считает себя до сих пор единственным русским дипломатом в Сеуле. Он не скрывает свою ненависть к советской власти. До августа 1945 г. Чиркин был служащим в аппарате японской администрации, а с августа - "свой человек" у американцев. Правда, в первое время после капитуляции Японии этот господин и его семья, по-видимому, чувствовали себя скверно. Дошло до того, что мадам Чиркина, долго и откровенно проявлявшая неприязнь к советским людям, стала напрашиваться к нам в гости. Ей вдруг очень захотелось познакомиться. Мы такого желания, естественно, не испытывали, и встреча не состоялась" Шабшина Ф.И. Южная Корея. 1945-1946. Записки очевидца., М: "Наука", с. 155.. В ходе переписки автора с сыном С.В. и Н.Н.Чиркиных К.С.Чиркиным, проживающим в настоящее время в США, удалось выяснить, что С.В.Чиркин скончался в 1943 г. и поэтому, естественно, советское консульство в 1945 г. посещать не мог.
По воспоминаниям старейшин и очевидцев
Судя по воспоминаниям старейшин православной общины (в частности, 75-летнего Михаила Пака - Пак Сунхо), вплоть до 1945 г. основную часть прихожан церкви Св. Николая в Сеуле (район Чондон) составляли немногочисленные русские. Чиркин, Береглов (?) - эти фамилии запомнились, потому что их носители пели вместе с корейцами в хоре. Береглов был высокий, интересный мужчина. Имел двоих дочерей. Эта семья долго жила в Корее, но трудно сказать, с какого именно времени. У Чиркина было двое сыновей.
Видимо, "Береглов" это "некто Белоголовый", которого Ф.И. Шабшина характеризует как "самую мрачную фигуру среди сеульских белоэмигрантов". Она пишет о нем: "В годы гражданской войны он был активным участником семеновской банды; говорят, специализировался на расстреле детей. После разгрома банды перебрался в Сеул и стало мелким торговцем. Ежедневно проезжая на велосипеде мимо консульских ворот, он с вызовом отворачивает острое, безобразное лицо в темных очках. У Белоголового интересная молодаящаяся жена и две внешне весьма привлекательные дочки. Ныне дом Белоголовых - один из самых популярных у американских офицеров, причем самого высшего ранга. Вокруг него группируются и другие, как их называют, "белые русские семьи" Там же, с. 156..
По воспоминаниям Михаила Пака, служба в основном шла по-русски, но хор пел и по-русски, и по-корейски. "Многая лета!", "Господи помилуй!" - эти фразы возглашали все присутствующие хором - по-русски. Была некая Нина, русская женщина с прекрасным сопрано. Она держала лавку женских украшений, а по воскресеньям пела в церкви. У нее была подруга, тоже пела в хоре. Она жила с мужем, двумя детьми и родителями мужа на улице Чунджонно. Люди это были состоятельные: имели магазин мужской одежды, а мужской европейский костюм в то время стоил баснословных денег и считался признаком высокого общественного положения. Три-четыре семьи русских купцов жили в столичном районе Хонпхадон, рядом с домом Пак Сунхо. Они торговали мехом. В церкви был склад, там они держали свои товары. Приходили в церковь русские с торговой улицы Чхунмуро. Их арестовали во время Корейской войны в 1950 г. Торговлей занимались и несколько русских семей, живших вокруг церкви в Чондоне.
Обращает на себя внимание факт, отмеченный всеми опрошенными старейшинами: молодежи среди русских было немного. Это не случайно, поскольку дать образование детям, не знавшим корейского языка, было невозможно, и эмигранты, имевшие детей школьного возраста, подолгу в Корее не задерживались. Исходя из этого, можно предположить, что русская община после окончания гражданской войны и закрытия советско-корейской границы (1924 г.) неуклонно уменьшалась. Русские практически не говорили по-корейски, не смешивались с местным населением и не прилагали никаких усилий, чтобы прочно обосноваться на приютившей их земле. Жили кучно, по несколько семей. Соблюдали традиции: приглашали домой певчих церковного хора на Пасху и Рождество, щедро их угощали. Ходил с хором по их домам и Михаил Пак Сунхо. Отец Александр (Чистяков) - первый русский священник, которого он помнит, жил с русской женой и дочерью. Дочь его часто давала маленькому Михаилу хлеб. На Пасху дарила белый турумаги - национальную одежду типа халата. Видно, просила кого-то купить его специально для него. Она варила ему рисовую кашу, но такую сладкую, что мальчик, привыкший к пресному корейскому рису, не мог ее есть.
С началом войны в конце 30-х годов число русских в церкви стало уменьшаться: торговля не шла, цены росли, возник дефицит продуктов, карточки на них давали только госслужащим. Многие покинули страну.
Из мемуаров о. Филиппа Кросби
Судьба тех русских, кто остался в Корее до 1950 г., трагична. Они были арестованы в начале Корейской войны (1950-1953) солдатами Корейской народной армии (КНА) как "белые русские", пережили (не все) трехлетнее заключение в концлагерях на корейско- китайской границе и затем, видимо, были отправлены в СССР, где, как можно предполагать, их ожидали не менее суровые испытания.
Австралийский священник-миссионер Филипп Кросби, много месяцев деливший с "белыми русскими" судьбу арестанта северокорейского концлагеря, посвящает им несколько страниц в автобиографической книге "Марш к смерти", написанной после освобождения из плена Crosbie Philip. March Till They Die, Dublin: Press of the Publishers, Clonskeagh, Co., 1985.. Вместе с другими гражданскими лицами не корейской национальности: католическими священниками и монахинями, протестантскими пасторами, инженерами, врачами, дипломатами, бизнесменами, журналистами - их заставили пройти пешком сотни километров до концлагеря в Манпхо на корейско-китайской границе. В группе были люди от 1 года до 82 лет. Они маршировали под дулами северокорейских охранников, изнемогая от голода, холода, усталости и болезней. Тех, кто не мог идти - пристреливали. Выжило меньше половины.
По воспоминаниям австралийского миссионера, все его русские товарищи по несчастью были торговцами из Сеула. Они не знали корейского, как впрочем и других языков, и общались в основном между собой. О. Кросби впервые встретился с русскими в августе 1950 г. в перевалочном лагере в Пхеньяне. Он приводит их имена и краткие сведения о каждом:
1) Андрей, "белый русский", работал до войны инженером в американской Администрации по экономическому сотрудничеству (ЕCА - Economic Cooperation Administration) в Сеуле. Это был веселый гигант, который проводил большую часть времени в углу, где он спал, просыпаясь для еды. Главным другим его занятием была переноска одного английского миссионера, который переживал сильный приступ подагры. Андрей носил его на спине по всему зданию с легкостью, хотя тот был тяжелой ношей. Однажды (летом 1950 г.) в лагерь прибыла группа официальных лиц и с ними автоматчик. Они забрали Андрея, и больше он не возвратился Там же, с. 80-81..
2) Ивану Николаевичу Тихонову в 1950 г. было 69 лет. Он был производителем косметики из Сеула. За пышную белую бороду его прозвали "Дед Мороз (Father Christmas)". Имел золотые руки и был непревзойденным специалистом по сооружению печей из камней и глины и занимался этим с энтузиазмом во всех лагерях, куда пригоняли пленников Там же, с. 117-118.. Живя в Корее в 1993-1996 гг., автор как-то слышала рассказ старого таксиста о том, что в окрестностях Сеульского императорского университета рядом с центральной улицей Чонно до освобождения жил русский, торговавший кремами и другими косметическими снадобьями. Он ходил в национальном корейском костюме. Его товар пользовался большим успехом у молодых кореянок, которые охотно его разбирали. Русский готовил кремы и другие снадобья сам. Каждый день, по утрам, он выкладывал их на тележку и раскатывал ее по улицам, криком сзывая покупательниц. Видимо, это был И.Н. Тихонов.
3) Мадам Наталья Фундерат - одинокая бездетная вдова 70 лет. Ее муж Конон Фундерат умер в Сеуле за несколько дней до войны, и его могила находится в Янхваджине. Женщина была арестована в собственном доме, почти сразу после вступления "красных" в Сеул. Она была грузной и быстро обессилела. Когда она уже не могла идти, охранник достал кусок веревки и приказал старшему группы, до войны возглавлявшему Армию спасения в Корее лейтенанту-комиссионеру Лорду (пожилому и нездоровому человеку), обвязать ее вокруг тела и тянуть на веревке за собой. Мучение длилось несколько часов. Затем охранник приказал Лорду бросить мадам Фундерат. Она осталась на дороге, а остальным было сказано идти дальше. Последнее, что видели другие пленники: охранник стоял над сидевшей на дороге женщиной и пытался заставить ее идти самостоятельно.Колонну она так и не догнала Там же, с. 152..
4) Иван Килин 36 лет с женой Марусей 29 лет, дочерью Ольгой (8 лет) и сыновьями Николаем (6 лет) и Георгием (2 года). Иван был коренастый выносливый и очень бодрый. Маруся - прекрасная жена и мать - была работящей, полногрудой, пышущей здоровьем, с длинными красивыми волосами Там же, с. 176-177..
5) Дмитрий Вересов - "тощий русский", наделенный удивительным даром все мастерить. Выполнял роль истопника в лагерном бараке. Ему было 59 лет Там же, с. 181..
6) Илье Кичакову в 1950 г. было 58 лет. Это был по-своему яркий характер. Говорили, что когда-то он был казак и неплохой конник, и при виде его невысокой, атлетического сложения фигуры в это легко верилось. Ходили слухи, что у него в роду были монголы, видимо, потому, что лицо его было загорелым и несколько свирепым. Он реже улыбался, чем смеялся, и его смех звучал грубо и зловеще. Он был честен и справедлив и всегда хотел получить только свою долю, но никогда больше, чем ему полагалось, поэтому товарищи назначили его квартермейстером, т.е. ответственным за распределение пайка. И.Кичаков умер 17 декабря 1952 г. и был похоронен в Манпхо Там же, с. 121-122, 178, 205, 216..
7) Евгений Смирнов, 60 лет, друг Кичакова. С круглым лицом и детскими голубыми глазами. Поначалу был очень полным, но через несколько месяцев от его полноты не осталось и следа. Умер в первых числах июня 1951 г. Там же, с. 178, 185. в Андо-ри, в нескольких километрах от Чунганджина (неподалеку от Манпхо).
8) Михаил Леонов (умер в заключении).
На кладбище в Янхваджине существует братская могила, на которой выбиты три имени: Михаил Леонов, Илья Кичаков, Евгений Смирнов. Это несомненно те самые люди, о которых повествует о. Кросби. Кем и когда было осуществлено перезахоронение, пока неизвестно. В последнее время на русских могилах в Янхваджине стали появляться цветы - впервые за многие десятилетия.