Георгиев, тридцатишестилетний директор отдела частной финансовой компании, с виду спортивный, но с уже обозначившейся кругленьким зеркальцем лысинкой, не был в отпуске полтора года. Все это время шла лихорадочная подготовка к продаже населению выигрышных облигаций со сроком погашения в течение трех лет. Глава фирмы, человек непонятных, ближе к средним лет, со вздернутой крупным бизнесом нервной системой, каждое утро вызывал руководителей среднего звена и, быстро, профессионально заводя сам себя, резко ударял ладонью по столу и хрипло выкрикивал, что вложил миллионы, а они все - саботажники и не хотят "отбивать" эти деньги. При этом глаза и лицо, делаясь бордовыми, в тон его галстуку, наполнялись искренним гневом, он брызгал слюной на лацканы своего дорогостоящего в четкую светлую полоску темно-синего костюма, внимательно и подозрительно заглядывал в глаза собравшимся, как бы ища предателей - засланных "казачков", пытавшихся сорвать такой многообещающий и дорогостоящий проект. В кабинете, пропитанном ароматом утреннего кофе и редких гаванских сигар владельца, начинало почти слышаться дерганное выбрасывание в кровь собравшихся адреналина и ощущался резкий запах растворяющихся под мышками дезодорантов.
Созданная по отработанному методу Станиславского наэлектризованная нервозность индуцированно активизировала собравшихся, и они неслись терроризировать своих подчиненных, а те сбивались с ног, организовывая типографское печатание облигаций - ценных бумаг, подлежащих потом обмену на другие бумаги - дензнаки, уплачиваемые населением. Затем с нарастающим темпом фирма перешла к организации продажи облигаций, а потом и непосредственно к ее реализации, подхлестываемой ажиотажным спросом населения из-за угрозы очередного дефолта. Пик продаж пришелся на декабрь. Поняв в конце января следующего года, что прибыль получается куда как выше ожидаемой, но не подав об этом ни перед кем виду - общие сведения по компании под страшным секретом стекались только у него - шеф, наконец-то, разрешил Георгиеву уйти в отпуск на семь рабочих дней.
Георгиев обрадовался. Выйдя из кабинета шефа, поднял руку со сжатым кулаком в приветствии повстанцев времен гражданской войны в Испании и негромко, но отчетливо произнес: "Relax please!", что в переводе с английского означало - "Расслабься пожалуйста!" - и позвонил по мобильнику жене. К сожалению, ее на каникулы не отпустили: она тоже зарабатывала деньги в бухгалтерии небольшого банка, учрежденного таинственными организациями. Председатель правления - как она с горечью потом пожаловалась - считал пока недостаточной полученную им прибыль в этом году из-за нерадивости сотрудников, в том числе и ее. Пришлось Георгиеву лететь в Турцию одному, хотя до этого они проводили отпуск всегда вместе.
Прощальный февральский ветер был холоден, а колючий снег противно щипал лицо. Зато аэродром в Антальи встретил слепящим солнцем, резко, почти без теней высвечивающим серебряно-голубые самолеты с броскими надписями авиакомпаний со всего мира. Шум прогреваемых двигателей не давал прилетевшим пассажирам общаться друг с другом. Жаркий дух раскаленного бетона летного поля обжигал ноздри.
На выходе из гулкого, поражающего необъятными размерами, белоснежного зала аэропорта Георгиев сразу увидел парня с узнаваемым везде типично русским простым лицом, нос - далеко не греческий, держащим поднятую высоко табличку с надписью "Pegas" - названием туроператора, встречающего его. Представитель туристической фирмы направил Георгиева к стойке 34, расположившейся в ряду таких же небольших сооружений, состоящих из стола и навеса, дающего тень регистраторам. Загорелая девушка в красных шортах оторвала один из трех листков ваучера, второй - надо было предъявить в отеле, а третий - оставался на руках, после чего объяснила путь к заказанному автобусу, отправляющемуся в отель.
На стоянке тесно друг к другу расположилась, поблескивая разноцветными солнечными бликами, громада больших и микро автобусов, нетерпеливо ожидающих прибывших туристов. Георгиев нашел по номеру свое транспортное средство, сел на последнее свободное место. Вскоре водитель закрыл двери, и комфортабельный автобус, состоящий, казалось, из одних широких окон, бесшумно тронулся. Невидимый кондиционер приятно обдувал лицо начавшего релаксироваться Георгиева, вкрадчиво звучала турецкая расслабляющая (может, гаремная?) мелодия. Его организм перестраивался на отдых: вдруг вспомнились похожая музыка и танцовщицы в шелковых ярко-голубых шароварах из балета "Бахчисарайский фонтан", недавно виденного им с женой в Большом театре. Сидящая напротив него молодая пара в одинаковых белых майках, с синими надписями: "I love another girl" - у него и "I love another boy" - у нее, допивала плоскую стеклянную изогнутую по форме бедра фляжку видно начатого еще в самолете французского коньяка с темной наклейкой "Martell", приобретенного наверняка в московском шереметьевско-аэропортовском магазине "Duty free", и аппетитно закусывала купленным уже, наверное, здесь средиземноморским ярким красно-оранжевым апельсином, обильно истекающим липким соком. Сладко-острый запах цитрусового и дурманящий аромат выдержанного виноградного напитка разносились кондиционерным ветерком по всему салону. Георгиеву тоже, до слюноотделения, захотелось коньяку и апельсина. "Как только приеду в отель, сразу пойду в бар и с удовольствием выпью", - твердо решил он.
Автобус как-то очень быстро оказался на широкой прямой улице - шоссе: справа высились новые каменные серого и желтого цветов дома с лоджиями для защиты от всепроникающего солнца, слева, метрах в пятидесяти, вдоль берега - прогулочная набережная с темно-зелеными взлохмаченными ветром пальмами, за ними - Средиземное море. Оно было спокойно и лениво переливалось под турецким ярким небом всеми оттенками синего, голубого, зеленого, а на горизонте - сиреневого цветов. Не так назойливо, как у нас, мелькала реклама с латинскими буквами.
Георгиев, имея гуманитарное образование - исторический факультет университета, и оказавшийся в перестроечное лихолетье на такой мало творческой работе, но дающей неплохой заработок, все же не утратил привычки читать и анализировать. Перед отъездом он успел просмотреть несколько книг о Турции и знал, что Ататюрк, создавший Турецкую республику, совершил вторую революцию - в письменности, введя в начале тридцатых годов латиницу - алфавит древних римлян, и тем самым, как бы подчеркнул наследие культур и приблизил азиатскую страну к Европе. Георгиев негромко читал проносящиеся надписи, прислушиваясь к их незнакомому звучанию. Город резко оборвался, и дорога запетляла между темно-желтыми с мерцающей краснинкой горами и крутым обрывом к морю, поросшим длинно-игольчатыми с красноватой корой пиниями. Автобус, как мог, прижимался правым бортом к отвесным скалам с невидимыми из окна вершинами.
До отеля надо было проехать семьдесят километров. Качание шоссейного лайнера в такт изгибам шоссе приятно убаюкивало, наводило на размышления об этой интересной стране.
Ведь когда-то здесь еще в 8-6-м веках до нашей эры были колонии великой Греции, настоящей империи, хотя официально она так, вроде, не называлась. Под аккомпанемент морского прибоя бурлила жизнь владельцев рабов и земель в городах-государствах: Фаселисе, Аспендисе, Сиде, так называемых "полисов" - отсюда современное слово "мегаполис" (не путать со страховыми полисами - усмехнулся Георгиев). Затем со 146-го года прошлой эры Греция оказалась под властью другой не менее мощной империи - Римской. Место, где сейчас катил зеленовато-длинный уютный автобус Георгиева, с телевизором и кондиционером, наполненный предчувствующими пляжное безделье разомлевшими пассажирами, в те времена было завоевано императором Августом.
Вдоль берега, хранящему в течение нескольких тысячелетий память о подошвах многих имперских воинов, начали мелькать отели самой разной архитектуры и звездности: от самых современных белых многоэтажных с золочеными входными дверьми до скромных давней постройки двух- и одноэтажных с небольшими увитыми виноградными лозами открытыми верандами. Автобус монотонно гудел: то надсаднее - на подъемах, то облегченно - на спусках. Начались остановки - водитель доставал утомленным пассажирам чемоданы и большие сумки из багажного отсека, и они, медленно разминая ноги, направлялись к гостиницам. Уже почти пустой "король дорог" подкатил к входной беломраморной лестнице недавно построенного - как сказали в турагентстве - четырехзвездочного с плюсом - отеля "Ambrosia", что в переводе с древнегреческого означает "пища богов". "Название - символическое", - еще в Москве удивился Георгиев, поскольку в ваучере было указано - "all", означавшее "все включено", то есть: еда и напитки - бесплатно.
Выйдя, он сразу ощутил прогретый второй половиной жаркого дня солоноватый запах моря, хотя его самого - этого чуда, всех сюда влекущего, - пока видно не было. Вместе с ним с помощью водителя вытаскивали вещи две пары среднего и пожилого возрастов и коротко подстриженная светловолосая девушка в белом брючном костюме с розовым шарфиком на шее и цветом круглого свежего явно не столичного лица, обычно называемым "кровь с молоком". "Может, это - макияж", - подумал Георгиев, мысленно окрестив спутницу "белорозовой". У нее оказалась огромная темно-желтая сумка, видно, очень тяжелая - она ее с трудом подняла, и тут же сразу опустила, беспомощно оглядываясь вокруг.
--
Давайте я вам помогу, - подхватил свободной рукой поклажу стоящий около нее Георгиев.
--
Спасибо, - очень мило улыбнулась девушка.
В огромной входной нише, выложенной бежевыми со светлыми прожилками мраморными плитами, раздвинулись автоматически стеклянные прозрачные двери, и перед вновь прибывшими предстал высокий современно-воздушный холл с широкими светло-серыми кожаными диванами, настоящими широколистными пальмами в аккуратных пластиковых такого же цвета, как и мебель, кадушках, баром с булькающими в высоких плоских сосудах разноцветными соками. Приглушенно играла джазовая музыка: нежно уводил в нирвану саксофон, тихо гладили тугой барабан металлические щеточки ударника. Пахло свежесваренным кофе. На стенах - яркие экспрессионистские картины. На одной - изображен большой красный улыбающийся бык с грустными голубыми глазами. "Манера письма, - отметил Георгиев, - похожа на нашего известного молодого авангардиста Александра Трифонова". Подошла черненькая складненькая официантка в белом переднике и предложила розовый коктейль в высоком стакане с надрезанным ломтиком лимона, нанизанным на край.
Пока ждали распределения номеров, Георгиев выяснил: попутчицу с сибирским мягким говором зовут Альбиной и живет она в далеком Омске. Когда дошла его очередь, он попросил по-английски жилье с видом на море. Им выдали магнитные карточки - ключи, поклажу забрали шустрые смуглые отельные boys, а они вместе с Альбиной поднялись на лифте на четвертый этаж. Оказалось (провидение! - обнадежился Георгиев), их номера - соседние, а маленький балкон - общий, разделенный тонкой условной перегородкой.
Сверху открывался вид на два бассейна: один - небольшой круглый, второй - метров двадцать пять в длину, две стороны - прямых, а другие - в виде краев огромной лужи неправильной формы. Оба бассейна - с пронзительно голубой водой. Ближе к морю расположилось кафе с изящными под серебро стульями и столиками. Чуть дальше, метрах в ста, виднелись светло-бежевые пляжные защищающие от солнца зонты, густо-желтые лежаки и стоящая у причала, по всей видимости, прогулочная яхта, вся нежно-синяя в отражении морской воды. Аквамариновое у берега, лазоревое посредине и темно-кобальтовое у горизонта Средиземное море с темными черточками рыбацких шлюпок манило искупаться. Прямо под окнами стояли дымящиеся блестящие ресторанные жаровни, разогреваемые к ужину и издающие дурманящие будоражащие аппетит запахи жареного с овощами мяса. Вокруг них хлопотали смуглые юноши - повара в белых шапочках и тоже ослепительно белых пиджаках.
Георгиев быстро надел сине-голубые в полоску треугольные плавки, длинные светло-защитного цвета шорты, белую американскую майку с коллажной темно-бордовой надписью "California", сунул ноги в серые с розоватыми узорами пляжные шлепанцы, накинул на плечи махровое светло-фиолетовое полотенце и не стал ждать лифт, а почти бегом спустился на первый этаж по лестнице и через раздвижные почти невидимые от прозрачности стекол двери вырвался на мощеную крупной светло-бежевой плиткой внутреннюю территорию отеля c фигурно подстриженным кустарником, легкими столиками и стульями около кафе, небесно-прозрачными бассейнами. Тарахтела ручная косилка - курчавый, худощавый, похожий на мальчика турок с трудом катал ее по изумрудной лужайке. В воздухе стоял приятный запах свежескошенной травы, перемешанный с горьковатым духом моря. Спортивным быстрым шагом направился к берегу. Народу было мало - все, наверное, готовились к ужину. Бросил полотенце, майку и шорты на лежак, скинул сандалеты и по мелкой синевато-красноватой гальке подошел к воде - чуть коснулся ее краешком пальцев. Море было теплое, нежное. Набегала медленная волна, и он облегченно ощутил, что уходят куда-то далеко вся каждодневная суета по добыванию прибыли для хозяина, отступают в дальние уголки памяти семейные заботы и жена, - побежал и с ходу рухнул в пенную верхушку волны, подняв серебряный сверкающий взрыв брызг и поплыл кролем, шумно вдыхая воздух синхронно с поворотом головы в сторону. Лежал расслабленно на спине, глядя бездумно на два пушистых одиноких облака, - вода была гораздо плотнее черноморской, бережно и мягко поддерживала тело. Лежать было спокойно и радостно.
Выходя после купания, он рассмотрел как следует освещенное садящимся солнцем здание отеля. Выполненное в виде буквы "Г" оно стояло длинной ножкой параллельно пляжу, а короткой верхней планкой как бы отчерчивало территорию от соседнего курортного сооружения. Три нижних этажа отделаны красноватыми гранитными плитами, а над ними - два светлых. За отелем виднелась высокая гора, начинавшая по-вечернему фиолетоветь.
В ванной комнате номера Георгиев отодвинул прозрачную дверь, отделяющую душ, и с удовольствием налил в ладонь жидкого розового мыла. Дорожный пот и морская соль исчезали, он напевал почему-то пришедшую в голову старую советскую мелодию - "Не нужен мне берег турецкий, чужая земля не нужна...".
--
Это задавленным идеологией совкам не нужен был берег турецкий, а мне-то, ой как, нужен, - вслух произнес Георгиев, быстро надел кремовые легкие брюки, плотную светлую с черными абстрактными широкими полосами рубашку на выпуск и бодро целенаправился на первый этаж, в бар.
В баре были уже приготовлены для отдыхающих и стояли ровными боевыми рядами наполненные на две трети бокалы с темно-красным сухим вином. Бесплатно можно было также взять местные коньяк, водку и виски. Но у Григорьева еще не пропало желание выпить именно французского коньяку. За спиной вежливо улыбающегося смуглого верзилы-бармена с бордовой бабочкой он рассмотрел просвечивающую светло-коричневым пузатую бутылку с надписью золотом по темно-синему - "Courvoisier". За десять долларов Григорьев взял два "дринка" в широком коньячном бокале, присел на мягкий диван, погрел содержимое, плотно обхватив ладонями стекло, вдохнул аромат золотистой жидкости, чуть пригубил, зажмурился и почмокал губами: "Кайф!"
Недалеко от бара - вход в ресторанный зал для утренней, полуденной и вечерней трапез. Вся левая сторона помещения представляла длинный изогнутый широкий прилавок, сплошь уставленный различными яствами. Начиналось все с горячих кушаний, находящихся внутри подогреваемых закрытых продолговато-округлых емкостей, похожих на широко когда-то выпускаемые у нас металлические хлебницы с плотно прилегающей, но легко сдвигаемой вверх вдоль сосуда крышкой. При их открытии ошарашивал дух небольших продолговатых бараньих котлеток, перемешанный с запахом горячих специй, мелко рубленного азу, маленьких розовых сосисок, омлета, приготовленного вместе с зеленью, жареных расплывшихся баклажан. Дальше располагался нескончаемый ряд порезанных, а для желающих - целиковых овощей: свежих со слезой изумрудных огурцов, бордовых и светло-красных помидоров, различной формы и оттенков зеленого цвета больших листьев салата, половинок истекающих соком лимонов; видов пяти - шести приготовленных из многочисленных компонентов салатов во вместительных хрустальных чашах. Украшали столы огромные белые лебеди и в ярких перьях петухи, художественно выполненные из специального сливочного маргарина. Поражало разнообразие цветных йогуртов и кондитерских изделий: печений, пирожков, сдобных и диетических, фруктовых тортов с крупной свежей клубникой. На отдельных столах около колонны - красиво нарезанные ароматные дольки спелых средиземноморских дынь, алых с капельками сока и мерцающих темными семечками арбузов, просвечивающие грозди желтоватого винограда, светящиеся оранжевым апельсины, крупные влажные темно-синие сливы и янтарно-розовые фруктовые салаты. В обед добавлялся еще один стол, уставленный подогретыми тарелками и несколькими чанами с различными - на все вкусы - пахучими супами и бульонами.
Русские люди медленно, зачарованно перемещались с тарелками в руках вдоль этого обвального пищевого великолепия, а у вновь прибывших разбегались глаза, и они старались положить себе всего - на одну тарелку не умещалось, брали следующую и третью, потому что боялись - что-то разберут и чего-то не хватит. В аккомпанемент поглощения пищи гремели ложки о тарелки, звенели сдвигаемые в чоканьях бокалы. За столами царил дух отличного общего настроения, разогретого дневным солнцем, обласкавшим морем, необыкновенным изобилием еды и халявными напитками.
Георгиев помнил еще со школы, что коммунизм, как реализацию его основного слогана - "От каждого по способностям - каждому по потребностям", все с трудом, даже индивидуумы с необузданной фантазией, представляли только в виде изобилия жратвы. И вот оно здесь! В малюсенькой стране Турции! Бери, сколько хочешь! Жри до отвала! Откусил кусок - и выбрасывай! Полно этой самой жрачки! Есть чего поесть, пожевать, похамать, чем заправиться! Хотелось проглотить все и кое-что спрятать про запас!
Георгиев взял два бокала вина: белого и красного, чуть поколебался и прихватил крупный фужер только что надавленного апельсинового сока и по очереди принес четыре тарелки еды: горячего дымящегося мяса, прохладных овощей, яблок поярче и два увесистых куска белого и цвета шоколада тортов.
После первого бокала сухого - ошарашенный этим изобилием - он вдруг вспомнил грустные рассказы подвыпившего отца о голоде во время войны, когда есть просто было нечего: ходили в лес, с трудом отрывали ветки елок, варили хвойный отвар, пахнущий липкой смолой, и пили этот витамин - благодаря этому, и выжили. Да и, вообще, во все времена советской власти с едой было плохо, власть давала ее дозированно: по карточкам, по заказам, в основном, еду надо было брать с бою, выстаивая огромные очереди. А правители всегда потребляли хорошую пищу, выдаваемую им в закрытых распределителях. Это давало им силы и вдохновение вещать с красных трибун остальным серым труженикам: "Потерпите! Вот построим коммунизм, тогда все и наедитесь до отвала!"
"Полный коммунизм" - так теперь называют отдыхающие из России жизнь в турецких отелях, где все питание и возлияние включены в стоимость путевки. Если подсчитать, сколько русские там съедают и выпивают, получается - отдых обходится и не так, чтобы очень дорого. У нас - понял Георгиев - советской властью со времен гражданской и отечественной войн, несших смерть ради вождей от пуль и голода, перестройки, когда писатель Черненко замогильно вещал на митингах: "Будет Го-о-лод!" - и все запасались продуктами, забивали морозильники - вбито теперь уже в хромосомы: "Еды на всех не хватит - хватай!" Один старый профессор - медик рассказал как-то по секрету Георгиеву, что он до сих пор держит дома запасы соли, а на даче, в подполе, - мясных консервов, на случай военного голода. Социализм нормального питания ни детям, ни взрослым не давал - отсюда сейчас так много болезней у пожилых людей, чудом доживших до новых необычных российских времен.
--
Здесь, в отеле стариков что-то почти не видно, - оглядел жующую отельную массу пригорюнившийся за страну Георгиев, допивая второй бокал вина и собираясь взять третий и пару ломтей турецкого арбуза. - Да, слоган социализма: "От каждого по потребностям - каждому по труду" - так никогда и не выполнялся. Отец с горечью, как выпьет свою вечернюю стопку дешевой водки, называемой "сучок", всегда сокрушался - всю жизнь с восьми до пяти вкалывал токарем, точил детали для военной техники, а наесться вдоволь семья никогда не могла.
Придя в номер, он позвонил жене - трубку никто не взял, позвонил чуть позже - такой же результат. После французского коньяка и трех бокалов вина Георгиев спал крепко, в эту первую ночь в Турции ему приснилась Альбина, загорающая без верхней части купальника, хотя в таком виде он ее пока не видел, - свежая, в меру высокая грудь впечатляла спящего Георгиева.
Проснулся он поздно, вышел на балкон - солнце уже во всю жарило, море искрилось, все звало на пляж. В вестибюле на первом этаже висело объявление - после обеда будут записывать на экскурсию в Памуккале - место термальных источников. Народу на пляже уже было много, лежаки - ближе к берегу - все заняты. Он оставил вещи на первом свободном топчане - и, обжигая подошвы об уже раскаленный песок, поспешил к морю. Окунулся, медленно поплавал, затем лег около воды на прогретый берег лицом к отелю и стал глазами искать - нет ли где Альбины.
Прямо перед ним на лежаке первого ряда сидел пожилой человек, с уже слегка дряблым телом и строгим лицом директора средней школы, в черных шортах - плавках. Он нежно целовал в еще не загорелое плечо совсем молодую девушку - Георгиеву сначала даже показалось - подростка, а потом гордо осматривался вокруг, ища завистливые взгляды: вот он - старик, а приехал и спит с совсем молоденькой - не то, что вы, потерявшие мужскую активность и прибывшие за тридевять земель, на этот горячий пляж со своими женами - старыми, с патиной самоварами. Георгиеву сразу же вспомнилась "Лолита" великого писателя - психолога Набокова. Но присмотревшись, он понял: нет, девушка - вполне совершеннолетняя, ей лет двадцать пять, в крупном капризном рте чувствовалась затаенная хищная порочность, а во всем хрупком теле и скуластом по-татарски лице - душевная болезненность. Глаза ее затуманенно блуждали по фигурам загорающих молодых людей.
--
Наверное, прихватил учительницу младших классов, - подумал Георгиев. - Жилья нет, приехала с периферии, а тут рядом он, покровитель: и зарплату повысит, и квартиру для молодого специалиста пробьет бесплатную. В городских школах, ведь, ой как трудно с преподавателями, особенно для учеников первых - четвертых классов.
Георгиев наблюдал не раз на службе, как руководитель сходится с подчиненной, да и сам как-то крутил такой романчик. Это всегда удобно обоим: мужчине - не надо искать адюльтер вне рабочих стен, легко отблагодарить партнершу повышением по службе, а женщина всегда знает, что ее ожидает не только совсем не неприятное развлечение, особенно, если начальник еще молод и постельно активен, но и к тому же - заслуженная награда. Встречаться - не сложно: всегда можно сказать мужу, что шеф обязал быть на совместном ужине с иностранными партнерами. Да и совесть всегда можно успокоить: интимные отношения с директором - только ради укрепления материального благосостояния семьи.
Неподалеку кто-то долго и громко давал указания по мобильному телефону, где лучше проводить оптовые закупки импортного мяса. Говорящий - мужик огромных размеров в длинных черных купальных трусах. Под стать ему рядом женщина - похоже жена - пила пиво из большой бликующей зеленым от яркого солнца банки и заедала сдобным печеньем - крошки падали на ее колышущийся при каждом движении, крупный, вываливающийся из нижней части открытого купальника живот.
Длинный с худым носом и ввалившимися щеками человек неспешно продвигался к морю, утопая тощими щиколотками в песке. На его астенической, неразвитой груди висел большой золотой крест на такой же массивной золотой цепи. Казалось, что его тонкая с выступающим кадыком шея наклонилась вперед, к морскому безбрежью от непосильной ноши. Следом за ним, зорко озираясь по сторонам, тоже с нашейной цепью, но значительно полегче, деловито выступал невысокий борцовского вида весь в татуировках "качок", сразу видно - телохранитель. "Периферийный авторитет на отдыхе", - догадался Георгиев.
Вообще, он удивился еще вчера, когда увидел на ужине целую компанию братков - сразу узнаваемых по жаргону и цепям на шеях, - собравшихся за отдельным большим столом и шумно, по-хозяйски себя держащих. "О, блин, вся бригада здесь собралась", - приветствовал компанию вновь прибывший к ним парень - как оказалось, его звали Вован - с физиономией рэкетира.
--
В крупных городах последнее время явно не видно бандитов, они сняли цепи и спортивные костюмы. Вероятно, обстановка ночных клубов и одежда молодежи из коммерческих структур повлияла и на их "прикид". А скорее всего - это маскировка под благополучную массу, а методы бандитизма стали тоньше, изощреннее. Ведь иногда по жестким повадкам никогда и не отличишь предпринимателя от матерого бандюка. За последние десять лет произошло неделимое переплетение криминального бандитского и полулегального предпринимательского капитала: одни переняли респектабельное поведение руководителей коммерческих структур и благозвучные наименования контор, другие - бандитский жаргон: наехал, наварил, отмыл, отбил, поимел и методы давления на партнеров, - осмысливал новейшую российскую историю Георгиев.
Особенно его удивляло так бодро вошедшее в обиход и максимально расширившее свое значение простое слово "заработать", означавшее теперь - получить деньги любым путем: взяткой, подлогом, обманом, мошенничеством.
Он решил пройтись и посмотреть, где же все-таки Альбина, не может ведь она все время сидеть в номере - все отдыхающие в это время здесь - на пляже. От бассейна доносилась громкая ритмически-четкая музыка - там группа явно желающих сбросить лишний вес женщин в закрытых купальниках занимались под руководством бодрой юной инструкторши аэробикой. Доносился аромат приготовляемой на свежем воздухе пиццы с помидорами. Георгиев медленно пробирался вдоль довольно тесно сдвинутых лежаков, с удовольствием рассматривая женские тела и представляя, как могла выглядеть Альбина в купальнике - ведь он помнил ее только в белом легком пиджаке и узких коротких такого же цвета брючках. Под этим нарядом угадывалась довольно стройная, ближе к тому, что называется аппетитной, фигура. Женские купальники слепили своим блестящим атласным и матовым разноцветьем, а также выпуклым содержимым. Наконец, он очутился возле дальнего левого ряда, где несколько особ загорали "topless", то есть без верхней части купальника. Естественно, это были представители женского пола, по праву гордящиеся этой достойной частью своего тела.
Рассматривать их внимательно - не очень удобно, хотя и приятно, поэтому Георгиев сделал безразличный вид и попытался более - менее незаметно определить, не принадлежит ли его знакомой одна из этих нежащихся под ласкающим солнцем достопримечательностей.
Двое лежали бездумно в темных очках, а одна девушка читала небольшую книжку в мягкой обложке - наверняка, детектив, и глаза ее были видны. Интуитивно Георгиев понял - это Альбина.
--
Извините, Альбина, это вы? - придвинулся он поближе.
Девушка медленно прикрыла рукой увлекательную грудь с большими розово-коричневыми нежными ровными кружками вокруг смотрящих в безоблачное небо сосков, дав возможность Георгиеву успеть рассмотреть ее.
--
Это - я. Добрый день, Юрий. А что-то вас вчера не было видно на ужине? - приветливо улыбнулась она.
--
Наверное, я позже пришел. У меня есть интересное предложение. В вестибюле висит объявление о завтрашней экскурсии в Памуккале. Там, говорят, удивительные природные белоснежные известняковые террасы - травертины, а рядом - древний город Хиераполис. День едем, вечером купаемся в горячих минеральных источниках, ночуем в пятизвездочном отеле и утром возвращаемся. Если вы согласны, я сейчас пойду и запишу нас. Ну как?
--
Да, это - заманчиво, пожалуй, стоит съездить. А то пролежишь на пляже все время - и Турцию не увидишь. Закажите и на меня гостиницу: моя фамилия - Василевская, отчество - Михайловна.
Вдохновленный предстоящим совместным путешествием с таким привлекательным созданием Георгиев шустро дошел до отеля, у сидящего около администратора гида - молодого турка, сносно говорящего по-русски, зафиксировал себя и Альбину на экскурсию, заплатив за обоих сто пятьдесят долларов, заглянул в бар, взял два бокала красного сухого вина из созревшего под средиземноморским солнцем турецкого винограда и вернулся к Альбине. Она уже прикрылась сиреневым переливающимся на солнце купальным лифчиком и с доброй улыбкой встретила Георгиева. Ему как-то сразу захотелось поцеловать ее в сияющие глаза и милые слегка припухлые губы. Он присел рядом, протянув ей бокал:
--
Давайте выпьем за наше знакомство и за удачную будущую поездку.
--
С удовольствием, - обаятельно глядя прямо ему в глаза, тихо произнесла Альбина. Они чокнулись.
Вечер они провели на дискотеке, расположенной в подвальном помещении отеля, - оглушительная музыка из мощных динамиков глушилась бетонными стенами для сохранения покоя отдыхающих, уже из-за возраста или присутствия жен не влекомых танцами. Когда гасили верхний свет и изгибающиеся в современном ритме пары освещались только разноцветными мигающими прожекторами, Георгиев обнимал Альбину и мягко целовал в щеку и шею - она не отстранялась. В час покинули дискотеку, хотя зал продолжал греметь и буйствовать - завтра надо было рано вставать. У двери номера Альбины Георгиев пожелал ей спокойной ночи - почувствовал: сегодня торопить события - не следует.
В восемь огромный комфортный автобус отъехал от гостиницы и начал останавливаться около других отелей, забирая экскурсантов. Альбина сидела у окна, Георгиев - рядом с ней. Он с удовольствием вдыхал тонкий аромат ее цветочных духов; полупрозрачные розовые шорты Альбины пикантно облегали ее развитые бедра и были возбуждающе близки от Георгиева.
Многих пассажиров он уже видел на пляже или в ресторане. Директор школы с "Лолитой" сидели перед ними, как и на пляже, он шептал ей что-то на ухо, а она капризно надувала чуть накрашенные губы. Автобус двигался вдоль берега, по улице магазинов местечка Текирова, затем минут через пятнадцать въехали в районный центр - Кемер. Там в автобус села гид - светлая турчанка, худенькая, лет тридцати с небольшим. "Здравствуйте! Гюн айдын! - дословно это звучит, как "День светлый!" Меня зовут Ширин, - приятно улыбаясь, представилась она. - Начну я с краткой исторической справки о нашей солнечной стране и более подробно о ее средиземноморском побережье, где располагаются все гостиницы, где вы живете".
Опять, как и при приезде, за окнами замелькали белоснежные и розоватые отели - дворцы, но теперь уже с правой стороны машины. Недалеко от Антальи автобус сделал левый поворот и взял северо-западный курс на город Денизли. Сейчас стало ясно видно: Турция - страна желто-красных гор. Дорога шла по долинам, кое-где стояли бочки с водой - местные жители поливали свои жаждущие влаги дынно-арбузные бахчи. Встречались совсем жалкие лачуги, сооруженные из жердей, обтянутых брезентом или виниловой прозрачной парниковой пленкой. Есть целые долины помидорных парников - там используемая по назначению пленка днем с боков поднята для продува, а на ночь - опускается. Снимают несколько урожаев в сезон. Теперь Георгиев понял, почему турецкие помидоры - красивые, но безвкусные: растут не на открытом грунте.
Автобусный кондиционер тихо шумел, пассажиры негромко переговаривались, вертя головами в след указаниям экскурсовода: взгляните направо, обратите внимание налево. Георгиев выяснил: Альбина пять лет назад окончила омскую финансовую академию и трудится в аналитическом центре инвестиционной компании. Семейное положение он не стал уточнять, хотя обручального кольца не было. Впрочем, на отдыхе без супруга большинство его снимает. Он - на основании своего прошлого опыта - считал: каждая замужняя женщина, поехавшая отдыхать одна, то есть вырвавшаяся кратковременно на свободу, всегда надеется не упустить редкий шанс - пофлиртовать, а в глубине души, отказываясь признаться сама себе, и, конечно, - поддаться на ухаживания и поадюлтерить.
Георгиев Альбине сразу понравился: ей импонировали такие крепкие по-русски шатены с резкими чертами лица. От него исходила какая-то притягательная, противоположная женской энергия, а по правильной грамотной речи сразу ясно - умен. Женское любопытство начало подниматься в ней теплой приятной волной. Она считала, что мужа своего любит, заботится о нем - готовит утром завтрак, вечером после работы - ужин, а ее жизнь - это ее жизнь, она у нее - одна, и распоряжаться ей будет только она сама. У нее были периодические довольно продолжительные связи на стороне, но редкие. Своих друзей она всегда вводила в свой дом - так ей было удобнее; муж - считала она - и не догадывался, что ее новый друг, зачастивший к ним в семью, имеет с ней и другие, не только платонические отношения. После нового знакомства она легко расставалась со своим прежним партнером, говоря ему: ты знаешь, сейчас такая удивительная весна - я влюбилась.
Как-то из телевизионной передачи Дроздова "Мир животных" она узнала: тропическая бабочка "Атлас", поразительной сказочной расцветки, живет всего три дня, и за это время успевает привлечь самца, оплодотвориться и отложить яйца для новой жизни своего вида. "Вот такое же короткое женское пребывание в поре цветения, оно стремительно и безвозвратно мчится - его надо насыщать впечатлениями, тогда это время растягивается", - осенило Альбину и стало ее жизненной установкой. Для подтверждения своего кредо она приводила в пример своей подруге (никогда никуда не ездившей, а потому почти не имеющей, по ее мнению, легкой возможности изменить супругу) стариков и старушек - иностранных туристов: они уже не могут разнообразить свою жизнь плотскими утехами с разными партнерами, а потому насыщают свою жизнь не телесными, а многообразными зрительными ощущениями от путешествий.
Гид объявила:
--
Сейчас мы остановимся и пройдем к вулканическому озеру Согол. Оно образовалось когда-то внутри кратера вулкана; вода - холодная: четырнадцать - шестнадцать градусов по Цельсию. Никто здесь не купается: в центре - омут, там исчезают лодки, люди, как в Бермудском треугольнике. Тайна эта пока не разгадана.
По каменно-серой тропинке экскурсанты заинтересованно придвинулись к отражающей пасмурное небо поверхности водоема. Георгиев потрогал пальцем воду - показалось, кольнула неприятными ледяными иголками растворенных в ней жизней. Он тщательно вытер руку носовым платком.
Ширин пригласила пассажиров обедать в небольшой под навесом ресторан на берегу. По дороге Альбина и Георгиев разговорились с этой молодой, чувствовалось, эрудированной женщиной. Она получила два высших образования: окончила исторический и экономический факультеты стамбульского университета, благо обучение почти бесплатное, а также курсы русского языка. Бурное развитие за последние десять лет торговых и туристических отношений с Россией привлекло много способной турецкой молодежи в эти отрасли и заставило изучать русский язык. Ширин интересовалась нашими литературными новинками: особенно удивило Георгиева - она знала об издании трехтомного библиологического словаря Александра Меня, в твердом переплете зеленого цвета с золотым тиснением. Ширин поддерживала точку зрения протоиерея - все религии на земле имеют единое божественное начало и никакого антагонизма между ними быть не должно.
Автобус опять пробирался мимо красных гранитных, а потом среди желто-белых известковых гор. Проехав восемнадцать километров после города Памуккале, вышли. На стояночной площадке много туристов: японцев, французов, немцев, итальянцев и, конечно, почему-то больше всего русских. За последнее десятилетие - отмечал Георгиев - русские, те из них, кто имел какие-то свободные деньги, дорвались до средиземно- и красноморских курортов: турецкой Антальи, Туниса, Кипра, египетских Хургады и Шарм-Эль-Шейха. Этому способствовали два мотива: первый - истратить деньги на ранее запретный для большинства заграничный отдых, и второй - сделать это быстрее, пока с трудом накопленные средства не съел очередной искусственный "дефолт". Неуверенность в завтрашнем дне гонит людей получать сразу удовлетворение от траты денег, заработанных растрачиванием своей жизненной энергии.
Влившись в разноязычную толпу, Георгиев и Альбина приблизились к первой цели путешествия - гигантским террасам и... остолбенели. Сначала им подумалось: это - снежный горнолыжный спуск, однако приглядевшись, стало понятным - катиться вниз по таким отвесным белоснежным уступам могут только крейзи - экстремалы. Вниз с горы исполинскими ступенями - каскадами абсолютно белых террас - спускались полукруглые огромные чаши - травертины, напоминающие внутреннюю поверхность копыт первобытных мамонтов. В этих природных сосудах голубели и сверкали яркими солнечными бликами неглубокие озерки воды. По ним босиком в разноцветных купальниках и плавках с визгом шлепали взбудораженные необыкновенным зрелищем туристы. Пахло прогретым мокрым известняковым камнем. Георгиев, готовясь к поездке, прочитал заранее туристскую брошюру и теперь с гордостью объяснил Альбине создание этого чуда:
- Теплая вода, бьющая из источников вверху горы, имеет в своем составе известняковый раствор. Известь осаждается и отбеливается под действием воды, солнца и ветра - вот и получаются такие причудливые уступчатые горы бело-фарфоровых природных чайных сервизов для великанов. Удивительно!
Затем Ширин пригласила всех искупаться в бассейне Клеопатры, находящемся неподалеку, на вершине горы. По преданию, египетская царица - а турецкая земля Анатолия принадлежала тогда Египту - каждый день купалась в горячей волшебной воде, бьющей из таинственной глубины гор. Это давало ей вечно юные гипнотические чары, покоряющие сильных мужественных воинов, и неутомимость в любви. Бассейн располагался в небольшом парке со вьющимися темно-зелеными растениями. На дне просвечивали остатки древних белых колонн, когда-то, видно, окружавших бассейн, из стен сильными струями била горячая подземная вода. Георгиев предложил Альбине:
--
Я понимаю, вам омолаживаться не надо, да и красоты не занимать, но давайте все-таки искупаемся, исполним этот туристически-паломнический ритуал.
Про себя он подумал: лишние силы чудотворной воды могут пригодиться ему сегодня ночью.
На Альбине был новый тонкий белый купальник, изящно подчеркивающий все ее женские достоинства. "Возбуждающе", - оценил Георгиев и по взгляду Альбины понял: она довольна произведенным эффектом. Вода была горячая, но не очень, - томно расслабляла. Они сплавали на самое глубокое место, где со дна били горячие ключи и вся поверхность покрыта лопающимися маленькими пузырьками с легким совсем не неприятным сладковатым запахом сероводорода. Он положил под водой руку на талию Альбины, затем скользнул чуть ниже - она не отстранилась. "Жаль, что мы в водоеме не одни", - подосадовал он.
На ночлег всех отвезли в отель "Rabat terminal". В вестибюле слышна только немецкая речь. Традиционно германцы ездят сюда для целебного купания в горячей минеральной воде - источник находится прямо на территории гостиницы. Альбину поселили на втором этаже розового цвета коттеджа, а Георгиев обосновался на первом - дверь выходила в маленький внутренний дворик с небольшими деревьями, цветущими красными цветами. Они договорились встретиться через пятнадцать минут - пойти искупаться в бассейне. Бассейнов в отеле было три: закрытый - с подогреваемой водой, открытый - холодный и самый главный, небольшой с искусственной горой посредине - из ее вершины била фонтаном горячая - градусов пятьдесят - насыщенная разными солями минеральная вода. Сбросив темно-синие в светлую полоску халаты, выдаваемые жильцам отеля, сначала Георгиев, а потом Альбина опустились в жаркую воду - дыхание сразу перехватило. Сначала она даже чуть обожгла, а потом дала приятную истому теплой полезности. Чем ближе к подножию горы со стекающими сверху дымящимися благоухающими всей таблицей Менделеева потоками, тем вода была горячее. Было уже темно, и в этом бассейне, наверное, из-за холодного воздуха, опустившегося с вершин окружающих отель гор, кроме них, никого не было. Георгиев притянул тепло-влажную Альбину к себе и жадно прильнул губами к ее горячему рту - она ответила, поцелуй получился долгим. Альбина бодро выскочила из горячего бассейна и побежала к холодному. "Догоняй!" - кокетливо крикнула она. Голубоватая вода, подсвеченная изнутри, сначала показалась ледяной, а потом приятно освежила. Так они проделали несколько раз: сначала - в горячую минеральную ванну, а затем - в простую прохладную. Потом переоделись и пошли на ужин.
Ресторанный зал был гораздо чопорнее, чем в их Ambrosia: богатые тяжелые люстры, овальные столы на толстых изогнутых дубовых ножках. Официанты в строгих черных галстуках и белых рубашках принимали заказы на напитки: кушанья входили в стоимость номера, а за чай, кофе, вино надо было платить отдельно, не такая система "полного коммунизма", как в их, ставшим родным отеле на побережье. Георгиев заказал две бутылки красного вина - оно оказалось в меру терпким, с приятным вкусом мускатного винограда и слегка дурманило. Вторую бутылку он взял с собой. Когда они подошли ко входу в коттедж, Георгиев предложил зайти к нему и продолжить дегустацию этого французского напитка. Альбина согласилась.
Вино Георгиев заранее попросил открыть в ресторане - штопора в номере наверняка нет - и сейчас разлил чудодейственного спутника всех интимных свиданий по бокалам. В комнате к еле уловимому ландышевому аромату альбининых духов добавился тонкий запах прогретого на солнце винограда из южной провинции Франции - Лангедок, о чем разъясняла наклейка на тыльной стороне бутылки.
--
Франция - на первом месте в мире по сбору винограда, впереди Италии, Испании и Аргентины, - показал свою эрудицию Георгиев.
--
И по уважительному отношению к женщинам тоже, - моментально отреагировала Альбина.
--
За нашу неожиданную встречу и чудесное путешествие. У меня такое ощущение, будто мы - родные, это значит: твоя и моя ауры подходят друг другу, - перешел на ты Георгиев.
--
За нас, - продолжила Альбина, согласившись с этим шагом дальнейшего сближения.
Мелодично зазвенели наполовину наполненные бокалы. Через стекла окна, занавешенного бордовой легкой материей, глухо доносился из дискотеки повторяющийся рэп - ритм. Сладко пахнущие мандарины, прихваченные предусмотрительной Альбиной в дорогу, оказались кстати. После второго бокала Георгиев погасил верхний свет - уютно светила только настенная бра в изголовьях просторной кровати. Он приблизился к Альбине, поцеловал поочередно в оба глаза и губы и перенес на постель...
Проснулись, когда солнце уже вовсю светило розовым сквозь занавеси. Георгиев мягко чмокнул Альбину в упругие теплые груди и слегка влажную от сна шею - она сладко и тихо застонала, еще не расставшись со сновидениями. И опять их тела сблизились и стали единым бурно дышащим организмом, отдавая друг другу самое сокровенное, жаркое. Потом они лежали, успокаиваясь, рядом. Он посмотрел на наручные часы:
--
О! Альбина, пора вставать, через час отходит автобус на экскурсию в древнее поселение.
Они быстро оделись и почти бегом поспешили в ресторан завтракать.
Древнеримский город Хиераполис, куда их привезли, - ровесник нашей эры. Есть несколько версий происхождения его названия, но основное - от слова Хиера, имеющего священный смысл. В эпоху Нерона город был разрушен сильным землетрясением, потом на него обрушилась эпидемия чумы, но, благодаря усилиям империи, расцвел и продолжал развиваться и в Византийскую эпоху. А Константин Великий сделал город столицей области Фригия.
Надо отдать должное турецкому правительству - археологические раскопки города до сих пор продолжаются. Хорошо сохранились внушительные колонны богатого храма на центральной мощеной тесаным камнем широкой - четырнадцать метров - улицы, остатки вместительного общественного туалета, куда был подведен водопровод. Георгиев вспомнил наши убогие периферийные уборные с прорезанными на деревянных помостах отверстиями, и еще раз понял - советская империя по бытовым условиям для ее населения кое в чем не дотянула даже до древнеримской. Городские бани Хиераполиса имели парилки с разной температурой, вода подведена горячая, теплая и холодная. Власти понимали: чистота населения - профилактика от болезней. Экскурсанты с интересом рассматривали каменные мавзолеи захоронений из темно-желтого камня: вверху некоторых из них вызывающими свечками возвышались разной формы фаллы, символизирующие вечное продолжение жизни. Женщины делали вид, что не замечают их, однако потом с любопытством еще раз оборачивались: запечатлеть этот твердокаменный образ физической любви.
Затем поднялись в гору - взглянуть на древний театр, с ареной, кулисами и каменными скамьями для десяти тысяч зрителей, поднимающимися довольно круто вверх. Под скамейками вмонтированы кувшины-голосники для усиления звука со сцены, а низ скамеек утоплен во внутрь, чтобы можно было убрать ноги, когда кто-то из зрителей проходил на свое место.
В Ambrosia приехали к вечеру, быстро поужинали с местным турецким тоже неплохим вином. Ночь провели вместе, только теперь уже в номере Альбины. И опять все было бурно, жадно, ненасытно. Все остальное ушло куда-то далеко, казалось, его и никогда не было, а есть только они, их губы, сильные тела, принадлежащие только им двоим.
Утром, искупавшись, они решили сходить в турецкую баню, располагавшуюся в подвале отеля. Две молодых черноволосых турчанки пригласили их на теплые из розово-серого гранита топчаны. Они легли рядом - он в плавках, а она, оставив только нижнюю часть красного купальника, девушки обильно намылили их душистым оливковым мылом и специальной твердой матерчатой мочалкой стали сильно тереть тело - делать "пилинг", очищать и открывать поры. Вскоре Георгиев почувствовал, как легко стало дышать, взглянул на Альбину - она блаженно улыбалась сквозь клубы прозрачной мыльной пены. Затем окатили теплой водой и посоветовали заодно сделать травяную маску на лицо. Георгиев всегда был уверен: все эти маски делают только женщины, но, увидев лежащего японца с лицом, покрытым высыхающей зеленой массой, тоже решил попробовать экзотики. После масок им принесли горячий турецкий черный чай с какими-то душистыми добавками. Расслабленные они поднялись в номер Георгиева, выпили немного коньяку из фляжки, привезенной с собой Георгиевым, и им снова захотелось друг друга.
Вечером они прошлись в поселок Текирова - посмотреть сувениры. Основная улица поселка сначала с двух сторон, а потом - с одной, представляла различные магазинчики: с сувенирными сине-голубыми на плетеных подвесках большими и маленькими глазами - "от сглаза", тарелками, разных размеров, преимущественно таких же синих цветов, дешевыми кожаными желтыми, коричневыми, черными куртками и юбками, мужскими и женскими ремнями, пляжными шлепанцами, силиконовыми тапками, мягкими плюшевыми игрушками и прочими вещами и вещичками, покупаемыми только на курортах, а потом валяющимися дома без всякого применения, только будя ассоциативно воспоминания о жарком безоблачном времяпрепровождении.
По краю тротуара, освещенного витринами, чаевничали за маленькими столиками продавцы, громко, по-русски и по-немецки приглашая посмотреть товар каждого проходящего. Из маленьких кафе доносились смешанные запахи свежеизжаренной морской рыбы и приготавливаемой на открытом огне баранины. По улице изредка проносились с ревом мотоциклы и глухо шелестели автомобили. Легковых машин в Турции мало - они очень дорогие, а народ, кроме торговцев, беден. Разговорившись с продавцом, на отличном русском языке пригласившим их в свой магазинчик, выяснили: мужчина по национальности азербайджанец, учился в русской школе, служил в армии в Подмосковье и приехал сюда в поисках работы в начале девяностых. Сейчас живет, по его словам, "сносно" и владеет двумя небольшими лавочками.
- Да, раскидала судьба жителей бывшего братства советских народов по Турции, Израилю, Америке, Австралии, другим странам. Где только отчаянно ни борются за выживание дети бывшей мощной империи, - заметил Георгиев.
В ювелирной лавочке Георгиев приобрел для Альбины изящное серебряное кольцо с зеленовато-голубым аквамарином.
--
Пусть это будет память о средиземном море и обо мне, - он нежно обнял и поцеловал ее.
Из окна номера Альбины были видны иллюминированный пирс с темным силуэтом яхты и повернутая почти горизонтально лимонная луна. Ярко сверкала благосклонная к ним полночная Венера. До утра они опять были вдвоем.
--
Послушай, Альбина, у нас осталось еще три дня, а быть в Турции и не побывать на месте, где был захоронен самый почитаемый в России святой - Николай Чудотворец - нельзя. Путешествие - не такое долгое: утром туда, до города Демре, а вечером - мы уже в отеле. Да и дорога, говорят, очень живописная, - вопросительно посмотрел на нее Георгиев, когда они после завтрака нежились в лучах утреннего солнца на пляже. - Поехали завтра?
--
Да, мне бы тоже хотелось, ведь мы с тобой путешественники, а святой Николай - покровитель всех, кто в дороге. Вот и нас пока хранит, - перекрестилась Альбина.
Шоссе было вырублено в прибрежных горах и каким-то чудом не обрушивалось в отвесную пропасть с левой стороны, а, цепляясь за камни, извиваясь сверкающей на солнце лентой упорно стремилось, повторяя изгибы средиземноморского побережья, в направлении Эгейского моря. Шведский автобус легко преодолевал подъемы, но иногда казалось, что водитель не видит дороги впереди, настолько круты были повороты, закрываемые выступающими темно-красными скалами.
--
Николай Угодник, спаси и сохрани нас! - иногда крестилась Альбина.
Гид объясняла:
--
Святой Николай родился в конце третьего столетия в зажиточной семье, недалеко от Демре, или, как его называли в древности, Миры. Получил хорошее образование, был епископом, помогал бедным людям. Николай сотворил много чудес за свою жизнь: спас моряков от смерти в разбушевавшемся море, помог накормить жителей Миры во время голода. Именно от Николая идет обычай дарить подарки на Рождество. Как-то в ночь рождения Иисуса Христа Николай переоделся, чтобы не быть узнанным, и разносил, оставляя у дверей, подарки: золотые яблоки, детские игрушки и сладости. В Европе Святого Николая, раздающего на Рождество подарки, называют Санта Клаусом, а в России - Дедом Морозом.
Автобус остановился недалеко от храма святого Николая. Церковь находилась внизу, примерно в метрах четырех ниже основного уровня прилегающей небольшой площади. В 1955-м году в ходе раскопок ее очистили от слоя песка и ила. Хорошо сохранился центральный, строгой архитектуры, с простыми стенами зал, где когда-то шли моления. Под алтарем можно пройти в темноте, при этом загадав желание, и выйти с другой стороны, что все туристы, с надеждой на исполнение своих задумок, и делают.
На площади - рынок сувениров, там же продаются разной величины иконки с изображением Николая, на некоторых - для имитации старинности - не очень умело выполненные крокелюры. Георгий все же купил две иконки: для себя и Альбины - как память об этом святом месте.
Дальше путь лежал в бухту Андриаке, где река Андрокос впадает в море. Все экскурсанты погрузились на яхту и поплыли к острову Кекова. Яхта подошла вплотную к островному берегу: виднелись остатки каменных жилищ и храмов античного города, затопленного во время землетрясения. В центре нижней палубы яхты стояли какие-то ящики - на них сидели пассажиры. Сейчас с ящиков сняли крышки, и оказалось, что дно у них стеклянное - видна слегка мутная голубоватая вода, подсвеченная солнечными лучами, с проплывающим стайками поблескивающих рыб. Приглядевшись, можно было разглядеть на дне несколько почти целых древних, обросших ракушками амфор. Прямо на яхте жарили бараний шашлык - Георгиев с Альбиной с удовольствием вгрызлись в аппетитно пахучее мясо и запивали пивом из маленьких коричневатых бутылок. Черноволосый матрос из команды катера отбивал ритм на большом бубне, а второй - исполнял танец живота. Альбина присоединилась к танцующему и стала даже соревноваться с ним в скорости движения талией и бедрами - Георгиев увидел ее с какой-то другой, женско-музыкальной стороны, танец она исполняла природно-мягко-женственно и в то же время эротично. Георгиеву вдруг опять захотелось обладать ею, и он уже с нетерпением начал ждать возвращения в отель.
А потом было купание в уютной бухте с прозрачной теплой водой. Георгиев и Альбина плавали вместе, очень близко, и иногда даже он пытался обнять ее и поцеловать. Проплывавшая мимо пожилая женщина, с завистью к молодым веселым лицам и загорелым гладким телам, возмущенно бросила: "Не могут до гостиницы потерпеть эти новые русские".
На берегу сельские турчанки, в темных жакетах и цветных юбках, продавали бутылки с черной жидкостью, приготавливаемой из длинных рогообразных плодов растущих в горах деревьев - средство от простуды, мужчины предлагали еще пахнущую морем свежую рыбу. В заливе урчали моторные лодки.
Вернулись к ночи и опять вместе наблюдали малиново-темное закатное солнце, тонущее в море, и желто-красное утреннее, нехотя поднимающееся из стекающего с его круглых подрумяниных боков серо-голубого посверкивающего моря.
Вечером он проводил Альбину в аэропорт. Она обещала - через два месяца прилетит к нему.
После этого путешествия, окунувшего Георгиева, как будто в первый раз, в сильное увлечение на фоне так когда-то любимой им древней истории, что-то повернулось в его ощущении самого себя. Он договорился о встрече с проректором гуманитарной академии - своим однокашником по университету - узнать относительно возможности преподавательской работы. К счастью, место было. Через неделю Георгиев подал заявление об увольнении. Все сотрудники коммерческой фирмы очень удивились.