Двухместная байдарка тихо шелестела зелёными бортами по белым лилиям и жёлтым кувшинкам на длинных стеблях, уходящих вглубь тесной в истоке речушки Сож, начинающейся где-то под старинным русским городом Рославлем. Мы с женой, довольно в зрелом возрасте, чуть за сорок, первый раз пошли в водный поход, и нас всё очаровывало: и берег, заросший высоким, стремительно-красным иван-чаем, и бордовые закаты, когда, кажется, что весь растворяешься в природе, и та сила, которую она своими видами и дыханием днём подарила тебе, уходит сейчас частично вместе с солнцем за горизонт, и неспешные разговоры у догорающего костра, когда хочется быть таким же искренним и душевным, как и твои собеседники.
--
Красота! Разве в городе такое увидишь? - восхищался наш приятель Володя Жердев, работающий вместе с моей Татьяной в научно-исследовательском медицинском институте. - Есть, конечно, в России и другие необыкновенные места. Вот, мой брат Валерий, физик, подписал контракт на три года и работает на Шикотане, самом большом острове Малой Курильской гряды. Природа, говорят, там - сплошная экзотика: субтропическая растительность, муссонный климат, тихоокеанский воздух. Вот туда бы добраться, да билеты на самолёт очень дорогие, а на поезде - долго, да и железная дорога - только до Хабаровска.
Я отработал в гражданской авиации уже много лет, а поскольку время было ещё доперестроечное, то мне полагался бесплатный пролёт во время отпуска в любую точку нашей страны, а жене - за пятьдесят процентов стоимости. - А что, может, рвануть вдвоём на Курилы? Дело осложнялось только тем, что остров Шикотан - это пограничная зона, так как находится недалеко от Японии, а последний аэродром, куда можно прилететь, расположен на острове Кунашире, который, вообще, всего в семи морских милях от японского острова Хоккайдо. Для посещения этих мест нужен специальный пропуск, а чтобы получить его, необходим вызов от человека, проживающего там. Договорились с Володей, что по приезде в Москву он напишет письмо брату и всё объяснит ему.
Через три недели вызов, заверенный администрацией шикотанского посёлка Малокурильское, был у нас на руках. Теперь задача - получить пропуск. Я надел свою форму гражданской авиации, соответствующую званию военного полковника, купил бутылку хорошей водки и отправился в паспортный отдел районной милиции.
За казённым, унылым столом, заставленным ровными стопками документов, сидел майор милиции, чуть старше меня, с уставшим лицом. С удовлетворением приняв от человека, тоже в форме, пол-литра "к ужину", пояснил, что вообще-то пропуск оформляется целый месяц, но для коллеги (Аэрофлот - всё-таки организация военизированная) постарается сделать к 15 августа, то есть за три дня.
Лететь надо было по маршруту: Москва - Хабаровск - Южно-Сахалинск - остров Кунашир. Как называется аэропорт на Кунашире, мне выяснить не удалось, поэтому "требование" на бесплатный пролёт было выписано только до Южно-Сахалинска. От Кунашира до Шикотана, как объяснял в письме Валерий, должен ходить катер. Я поднял на ноги всех своих знакомых в Министерстве гражданской авиации и с большим трудом достал билеты из брони.
Итак, на воздушном лайнере Ил - 62М летим десять часов в Хабаровск. Поскольку маршрут проложен, говоря на авиационном языке, чётко "по ортодромии" (кратчайшему между двумя аэропортами расстоянию) на восток, то в полёте наблюдали интересное явление: посмотришь в иллюминатор назад - там ещё тёмная ночь, взглянешь вперёд - уже рассвет, и так на протяжении довольно длительного периода времени.
Небольшой стандартно-типовой аэропорт в Хабаровске встретил теснотой - пассажиры сидели и стояли почти вплотную, отсюда начиналась масса рейсов по большим и малым городам Дальнего Востока. Несколько часов на Ил - 18, и мы уже в аэропорту Южно-Сахалинска, теперь надо было как-то улететь на остров Кунашир. Соседи по полёту из Москвы - военный лётчик с очень деловой женой - объяснили нам, что самолёты на Кунашир летают не каждый день, и если нам сразу не удастся убыть, то гостеприимно звали переночевать у них, в гарнизоне авиационного посёлка Сокол.
--
Нам надо попасть на Кунашир, - обратился я к кассирше в маленьком одноэтажном здании аэропорта Южно-Сахалинска.
Увидев значительное для этих мест количество золотых полосок на моих погонах - четыре, она быстро оформила билет и сказав, что нам повезло - самолёта не было из-за тумана четыре дня, предупредила по рации экипаж, как оказалось, уже готовящегося взлететь Ан - 24. Воздушный корабль, уже с работающими двигателями, стоял на рулёжной дорожке. Пришлось по жаре, при высокой влажности, с тяжёлыми сумками в руках, почти бегом спешить к нему; форменная рубашка из синтетического материала сразу стала мокрой. Командир воздушного судна встретил нас у трапа и приветливо улыбнулся:
--
Что, красной рыбки попробовать летите?
--
Если удастся, конечно, - уклонился я от прямого ответа, зная, что ловить такую рыбу без лицензии запрещалось.
Двигатели взревели на максимальном режиме, и вот мы уже над ярко-синим Охотским морем, курс - на остров Кунашир.
Аэродром "Менделеево" на Кунашире, около посёлка Южно-Курильск, оказался довольно пустынным, стояли лишь несколько военных вертолётов. Старенький автобус по извилистой дороге, спускающейся вниз от лётного поля, катился среди деревьев с широкими листьями, обвитыми лианами, и подлеском из курильского бамбука.
Гостиница в посёлке была единственная, двухэтажная, деревянная. В ней всего две больших комнаты, тесно заставленных кроватями с панцирными сетками, на две койки полагалась одна тумбочка, шкафов нет, несколько старых стульев дополняли скромный мебельный набор. Верхнее помещение предназначалось для женщин, нижнее - мужское. Посёлок состоял, в основном, из одноэтажных домов, многие - удлинённые, барачного типа, в которых жили по многу семей. Рядом с гостиницей, в одноэтажном строении, тоже из дерева, размещалась столовая. Несмотря на то, что и Охотское море, и Тихий океан были рядом, дары их почему-то в меню не присутствовали, зато были щи из свежей капусты и макароны с котлетами. Поскольку за долгую дорогу мы соскучились по горячему, то обед нашли сносным.
У администратора гостиницы спросили, когда будет катер на Шикотан.
--
Скорее всего, завтра. Обычно он ходит один раз в неделю, да и то, если "бальность" моря позволяет и нет туманов; но сегодня здесь заканчивается совещание директоров рыбоконсервных заводов, и завтра они должны разъезжаться. До Малокурильского - сорок две морских мили, ходу - часа четыре.
Расплавленный до малинового жара шар солнца закатывался за кунаширский действующий вулкан Тятя - основную достопримечательность острова вместе с горячими целебными источниками, бьющими у его подножия. Далеко от берега на рыболовецких траулерах зажглись прожектора, лучи которых направлены в воду, чтобы на свет стекались косяки сайры. Этой рыбой Курильская рыболовецкая флотилия снабжала всю Россию.
На следующий день к вечеру небольшой катер лёг курсом на зюйд-ост в сторону острова Шикотан через Южно-Курильский пролив Тихого океана. Пассажиров было немного, человек десять: двое - из руководства рыбоконсервного комбината в Крабозаводском посёлке, остальные - островные жители, в основном, рабочие с комбината и смежных с ним служб, возвращающиеся после отпусков. Несильная килевая качка - волнение океана было балла два - заставляла вспомнить детские ощущения при катании на качелях: то вверх вместе с носом катера, то вниз в провал между волнами, а все твоё нутро как бы не поспевает за этой скоростью и раскачивается отдельно; помогли фляжка с коньяком и лимон, прихваченные из Москвы.
Пришвартовались глубокой ночью в освещённой портовыми огнями бухте, имеющей форму колбы с узкой горловиной, обращённой в сторону океана, прикрытой от ветров с другой стороны высокими сопками. Валерий, высокий, худощавый, приветливо улыбающийся, одетый в светлую, модную куртку, сразу узнал москвичей, вероятно по моей авиационной форме. Тепло поздоровались. Идти до их дома было недалеко, но в гору. В квартире встретила жена Валерия, Ирина, очень милая шатенка, с короткой модной стрижкой и глубокими глазами, лет тридцати. В комнате, обставленной приличной, но, чувствовалось, казённой мебелью, был уже накрыт стол, ярко демонстрирующий, что живут люди на берегу богатого рыбой, красной икрой и крабами океана. Хозяева были искренне рады приехавшим издалека гостям, расспрашивали о Володе, московской жизни.
Валерий окончил физический факультет Московского университета, а здесь по контракту трудился в лаборатории, научная задача которой заключалась в том, чтобы по датчикам, установленным в океане, прогнозировать приходы цунами и прочих погодных неприятностей. Ирина преподавала историю в старших классах единственной в посёлке школы.
Утром молодые супруги пригласили нас осмотреть посёлок Малокурильское, который компактно ютился с одной стороны сопки, но ощущения сдавленности не было, так как окнами дома смотрели, как в зеркало, в безграничный, недаром названный Великим Тихий океан. На рейде - отчётливые силуэты большого плавучего рыбозавода и окруживших его со стороны ожидаемых приходов крупных косяков сайры траулеров.
При спуске к океану, на ровной площадке, как в Москве называют, "смотровой", стояла лавочка, на которой сидели две молодых женщины, одной - лет двадцать пять, другой - под тридцать. Было в их облике что-то общее: грубоватость в чертах лица и ощущение большой физической силы во всём налитом теле. Валерий объяснил, что это "сезонницы" с рыбоконсервного завода, приезжающие сюда работать из разных мест России месяца на три, на путину. О них мне ещё раньше рассказывал мой давний приятель, офицер - подводник, служивший в этих местах. В производственную задачу этих работниц входило, стоя перед транспортёром, подававшим свежую рыбу из хранилища со льда, рубить её большими ножами на мелкие куски. От такой ежедневной работы, помноженной на природные данные, они становились очень сильными. Как сказал мой товарищ, если такая бабёнка крепко обнимет тебя или сожмёт ноги, развалишься, как гнилой орех.
Пошли вдоль берега направо от порта; твёрдая галька, отточенная холодными волнами Тихого океана, шуршала под ногами. Иногда попадались разные мелкие вещи, видно смытые во время штормов или выброшенные за ненадобностью с рыболовецких кораблей, в том числе и японских: обрывки нейлоновых канатов, бутылки необычных форм с иностранными наклейками, пластмассовые ящики, обломки досок и брёвен, так называемый "плавняк". Деревья вдоль берега - сосны и берёзы, "каменные", как их тут называют, невысокие, пригнувшиеся под сильными ветрами, дующими с океана, а сучья - корявые, простирающиеся в сторону суши и как бы стремящиеся уцепиться за что-нибудь, чтобы при отливе не смыло в океан.
Раньше я удивлялся, глядя на японские гравюры, гобелены, расплывчатые рисунки на рисовой бумаге - все ветви деревьев растут параллельно земле, думал, что это - просто стилизация. Но сейчас, имея к тому же авиационное образование, осознал, что такое горизонтальное расположение ветвей оказывает меньшее сопротивление набегающим потокам воздуха, как с океана, так и с суши, а значит слабее и сила, действующая на них, меньше раскачивает, а следовательно, больше шансов не сломаться, выжить. Это - пример биологического свойства всех живых организмов приспосабливаться к окружающим условиям, так ведь и у людей - если как-то не ослаблять отрицательные эмоции, то они могут сильно раскачать душу, и тут уже недалеко и до слома, нервного срыва.
Самые лучшие строения на острове - несколько двухэтажных деревянных домов с квартирами для руководящего состава рыбокомбината и администрации Шикотана. В одном из таких домов выделили двухкомнатную квартиру, правда, без ванны и душа, Валерию с Ириной. Объяснив нам, что всё население Шикотана ходит мыться в душ на рыбоконсервный завод, они сводили и нас туда.
Рядом со многими домами устроены коптильни для красной рыбы и корюшки. Это небольшие сараи, где сверху были подвешены коптящиеся рыбы, а снизу тлели опилки, желательно осиновые. Рыба получалась с чудесным ароматом и неповторимым вкусом. Такие копчёности нельзя было даже сравнить с той рыбой, которой на городских рыбокомбинатах придают копчёный запах, обливая химической жидкостью.
Многие островные постройки сколочены из "плавняка" - досок, выловленных в океане, - и обиты снаружи для тепла рубероидом. Вид у таких сооружений неприглядный и напоминает в худшем варианте московские, послевоенные, дровяные сараи. Деревьев, даже низкорослых, в посёлке нет. Поразили коровы, которые, вероятно, из поколения в поколение приспосабливались к горным условиям и, вопреки своему увесистому телу, ловко поднимались по крутым, узким тропинкам шикотанских сопок.
Валерий предложил поехать завтра с утра на три дня ловить рыбу и крабов на другой берег, выходящий не в Южно - Курильский пролив, а непосредственно на океан, в бухту Безымянную, это место ещё называют "Край Света", так как это - самая крайняя юго-восточная точка России. Мы с радостью согласились; Ира, тактично сказав, что неоднократно всё это видела, да и места в палатке мало, решила пожертвовать собой и осталась дома.
Машину дали, по просьбе Валерия, его знакомые, офицеры - "погранцы", как тут называли пограничников. Это был мощный бортовой грузовик ГАЗ - 66, со всеми ведущими колёсами. Так как дорог внутри острова не было, а конечная цель маршрута - за сопками, то автомобиль, ревя на низших передачах, карабкался по каменистому руслу небольшой горной реки, густо заросшей с обоих берегов курильской лиственницей, монгольским дубом и кедровым стланником. Трясёт и швыряет нещадно; приходилось к тому же практически ложиться на пол, чтобы сучья, свисающие над рекой, не зацепились за одежду и не сбросили за борт. На вершине сопки - редкие, корявые, невысокие берёзы. Нас сразу, ещё до поездки, предупредили, что в лесу растёт очень ядовитое растение - "ипритка"; если на кожу попадает его пыльца или дотронуться до листьев, то получается трудно заживаемый, очень болезненный ожог, лечить который можно только морской водой.
Долгие подъём и спуск - и вот мы выскочили на край пятидесятиметрового обрыва, внизу простирался ровный зелёный луг, прикрытый полукругом из красноватых в лучах солнца скал. За ним более тёмным, чем трава, тоном зеленел Тихий океан. Спуск предстоял по почти отвесной тропинке, поэтому упаковки со спальными мешками и палаткой мы сбросили со скалы вниз, благо они мягкие и разбиться не могли, а сами с рюкзаками, придерживаясь за скалу и короткие деревца, осторожно достигли лужайки.
Недалеко от берега, около костра, сидели две девушки и молодой человек. Познакомились; двадцатипятилетний, улыбчивый Сергей работал пожарником на рыбозаводе, пухленькая, с круглым личиком, Марина трудилась поваром в заводской столовой, а высокая, с тонким профилем, Светлана - художником рыбокомбината. Постоянных жителей в посёлке было немного, и все знали друг друга, хотя бы в лицо, а слух, что к физику Валерию приехали гости из Москвы - сотрудник гражданской авиации с женой, доктором медицинских наук, уже прокатился по всему острову. Само слово "москвичи" уже означало для жителей этого, далёкого от столицы, бывшего японского, острова более высокую социальную ступень, даже более значимую, чем учёная степень.
Нам сразу вручили по большой красной клешне королевского краба, ещё горячей, дымящейся, взятой из огромной бочки, в которой на костре варились эти только что выловленные деликатесы. Для вскрытия панцирной оболочки предназначались ножницы, переходящие из рук в руки. Налили, конечно, по полному гранёному стакану водки, поскольку другой посуды для пития здесь не применялось, и выпили "за знакомство", закусив нежным, бело-розовым крабовым мясом. На траве стояли две миски: со свежей красной икрой и морскими гребешками, створки которых надо было вскрывать ножом, и тогда появлялась белая мякоть, которая, как пояснили островитяне, очень повышает тонус.
В океане, метрах в двухстах от берега, возвышалась серо-голубая стена. Ребята предложили сходить туда на шлюпке во время отлива, а что за стеной - лучше заранее не рассказывать, увидите сами. Правее, вдоль скалистого берега, вдалеке, виднелись небольшие каменные островки, один из них назывался "Самурай", и напоминал профиль бесславно отцарствовавшего, но пока ещё не совсем забытого нашего вождя, такие же лохматые брови и мясистый нос, даже казалось, что он сейчас невнятно и с трудом что-то произнесёт.
Когда на солнце набегали тучи и поднимался ветер, то и вода, и скалы становились свинцово-тяжёлыми, и весь ландшафт приобретал зловещий, жутковатый оттенок. Казалось, что души давно усопших самураев начинают с треском продираться сквозь лесные заросли к своим останкам на японском кладбище у окраины посёлка, ищут свои могилы, трогают овальные, позеленевшие надгробные камни, читают иероглифы, ещё не стёртые до конца ветрами и солёными океанскими туманами и дождями.
Валерий рассказал, что раньше сюда приезжали японские туристы помолиться на могилах своих предков, но потом наши власти запретили эти посещения, может потому, чтобы бывшие жители Шикотана не видели, в каком печальном состоянии находится это кладбище, да и не только оно.
Утреннее дальневосточное солнце, не очень яркое, но тёплое, пробилось сквозь сильный туман, осветило океан и берег. Идём на лодке выбирать из сети рыбу, попавшую за ночь. Подул лёгкий ветер, над океаном понеслись туманные клочья. Глубина, недалеко от берега, метров пять, но вода такой изумительной чистоты, что чётко видно дно: извиваются обросшие зеленовато-коричневыми листьями лианы морской капусты, которую до этого мы видели только в консервах, да и то в мелко изрубленном виде; проплывают большие тёмно-серебристые рыбы; срывается со дна серопесчаного цвета камбала.
В неводе запутались штук двадцать крупных рыб: блестящая, серо-мраморная горбуша - вид дальневосточных лососёвых, пришедшая сюда в августе на нерест, темновато-жёлтый, с неприятной мордой толстолобик. Я всех их высвобождаю из сети и бросаю на дно шлюпки.
--
Зачем же ты толстолобиков берёшь? - удивляется Валерий. - Это в Москве они - рыбы, на безрыбье. Отбирай только горбушу, она с икрой, да и на уху пойдёт.
На берегу вскрываем горбушу, выбираем в трёхлитровую банку икру, как говорят бывалые рыбаки, в каждой рыбине бывает до двух тысяч икринок; красный деликатес сверху чуть присаливается, а из облегчённых остатков варим уху. К обеду появляется шикотанская экзотическая наливка из ягоды красника или, как её здесь называют, "клоповка"; эта удивительная, полезная ягода растёт в единственном месте мира - на острове Шикотан и напоминает по вкусу и голубику, и чернику, и клюкву, а растёт, как зачастую и брусника, во мху, только по размерам чуть больше и слегка удлинённой формы. Сок из этой ягоды и варенье по вкусу неповторимы.
Наступает отлив, собираемся в поход на шлюпке за интригующую каменную стену в океане. Не забываем взять краболовку - длинный, метра три, деревянный шест с металлическим крюком на конце, что-то типа багра. Стена оказалась одной из сторон овального огромного зала, метров сто в длину, окружённого высокими, метров тридцать, скалами, цвета от серовато-голубого до зеленоватого и розового. Всё это переливалось и сверкало в лучах солнца. На две трети дно зала оставалось покрытым водой, в которой отчётливо отражались вертикали стен. Под резиновыми сапогами хрустела успевшая кое-где высохнуть галька, перемешанная с ракушками, скользкой морской травой и водорослями, и этот звук вместе с нашими голосами и криками птиц, охотившимися за оказавшимися на мели рыбами, эхом отзывались в этом скалистом, созданном океаном дворце. Из расщелин сверху свисали жёлтые цветки на длинных стеблях с небольшими светло-зелёными листьями.
--
Это что за растение, Валера?
--
Золотой корень или, по - научному, Родиола розовая - сильного общестимулирующего действия, как "Жень - Шень", а может, и лучше его, так как растёт обдуваемый со всех сторон океанским воздухом, который целебен уже сам по себе. Чтобы выдернуть с верха скалы корень, в котором и заключена вся мощь, и нужна длинная краболовка с крючком. Корень можно заваривать вместе с чаем, тогда получается такой сладковатый напиток с привкусом, слегка напоминающим вкус розовых лепестков, немного вяжущий, а можно делать и настойки на водке, будет ещё эффективнее.
Начинается прилив, нижняя часть океанического помещения начинает довольно быстро заполняться морской водой по всему пространству; спешим к гроту - длинному туннелю в скале - выходу из замкнутого овала; если не успеть пройти во время, то потом придётся подныривать в эти каменные ворота, да и шлюпку унесёт волнами в океан; придётся тогда куковать на стенах этого колдовского зала, пока кто-нибудь на другой лодке не спасёт. Поражает, что такое огромное создание природы во время прилива почти наполовину скрывается под водой, значит грудная клетка океана при дыхании поднимается очень высоко.
Сверкающая и чистая, как родник, вода Тихого океана так и тянет окунуться. Мы, конечно, попробовали это сделать, но пулей вылетели обратно на берег под смех всей компании, температура воды - +12 градусов. Согрелись водкой и чаем, в которой обильно были насыпаны свежие корешки Золотого корня.
Когда стемнело, все медленно поплыли на шлюпке вдоль берега ловить больших, королевских крабов. Делается это так: сильными фонарями с лодки светят в воду, крабы, разной величины, от десяти до пятидесяти сантиметров в диаметре, начинают по дну карабкаться ближе к лучам, наверное, думая, что это солнечные, и желая чуть-чуть погреться, тут-то их и подхватывают острым крючком краболовки и складируют в плавсредстве.
Мы с женой не стали заниматься этим, довольно грубым делом, а возбуждённые впечатлениями дня, ионизированным океанским воздухом, Золотым корнем, морскими гребешками и экзотичностью всей обстановки ушли в дальний конец прибрежного, шелковистого луга и предались любви на самой дальней от дома восточной долготе.
Утром ловили форель в ниспадающей со скал к океану, прозрачной, звенящей по каменистому дну речке; наживка - красные икринки, стального цвета рыбки хватали их моментально.
Следующее путешествие Валерий организовал в лагерь геологов, находящийся на юго-западном побережье острова, в бухте Церковная. Шикотан - вулканического происхождения, весь покрыт сопками, как бы гигантскими пузырями застывшей лавы; дороги делать на такой местности чрезвычайно сложно, и до этой бухты их просто нет. Отсутствуют и горные речки, по руслам которых можно было бы передвигаться на соответствующем транспорте. Поэтому друг Валерия, Геннадий - начальник геологической партии - выделил нам гусеничный вездеход (на острове их было всего два). Мы вчетвером: Валерий, Татьяна, я и Геннадий, лет тридцати пяти, с задубелым от океанских ветров лицом, надели штормовки, вскарабкались на верх машины и ухватились за железные поручни. Взревел двигатель и, гремя гусеницами, могучий транспорт понёсся по крутым склонам сопок прямо по зарослям стланника и бамбучника.
Езда на вездеходе по шикотанским сопкам незабываема - когда он на большой скорости устремляется вниз, то, дабы не перевернуться через кабину вперёд, прямо под гусеницы, что есть силы упираешься в поручни и присаживаешься, чтобы держать свой центр тяжести как можно ниже; при почти вертикальном подъёме в гору практически висишь на поручнях, а ноги судорожно пытаются найти какую-то опору на гладкой железной крыше вездехода. Вой мотора, скрежет гусениц, на горизонте то выныривает сиреневая широкая полоса океана с серыми вкраплениями отблескивающих на солнце островков, то вновь вид водяной глади закрывается тёмно-зелёной проваливающейся кручей с изгибающимися в конвульсиях карликовыми берёзками, окружёнными худосочной травой. У подножий сопок - заросли гигантских лопухов, гипертрофированных "дудок", как их называют в средней полосе России, с зелёным стволом в руку и зонтичной ажурной верхушкой диаметром метра в три. Наши лица горят от океанского, солёного ветра и дальневосточного солнца.
Лагерь геологов расположен в глубине бухты Церковная, названной примерно так же ещё японцами потому, что когда дует сильный ветер с океана, то он, задувая во все расщелины скал, издаёт самые разнообразные звуки, напоминающие игру на органе. Геологический посёлок - метров на десять выше побережья, на горной террасе, заросшей курильскими лиственницами и пихтами с густым подлеском. Сделан добротно, надолго - деревянный пол в больших палатках, дощатый тротуар вдоль входов в брезентовые жилища. Отдельно, под навесом - кухня с плитой, которая топится дровяными чурками. Стол - из толстых досок, на нём - два больших таза, доверху наполненных красной икрой. Есть небольшой дизельный электродвижок, который включают вечером для питания рации, освещения палаток и пешеходного настила, при желании можно почитать или включить японскую магнитолу.
--
Татьяна, придётся тебе обед для нас приготовить, - полушутливым, полуприказным тоном попросил Геннадий. - У нас тут как-то приезжали дамочки из правительства, и те кашеварили.
--
Конечно, с удовольствием, - согласилась она.
Мы поняли, что Валерий любит и умеет командовать, да это и правильно, народ в геологическую партию попадает самый разный. Рабочие - сезонные, большинство из них так называемые "бичи", заработав деньги в одном месте, они быстро всё прокучивают и ищут следующую работу, как правило, постоянного жилья не имеют, из подруг - только разовые портовые девочки, при наличии, конечно, денег.
Иногда, после двух-трёх месяцев работы в отрыве от большого посёлка, в лагере случаются и драки. Однажды, как рассказал Геннадий, один напившийся бич бросился на него с ножом. Пришлось выстрелить в воздух, потом буяна связали и отправили на вездеходе, с охраной, в поселковую милицию. Над кроватью начальника партии всегда висело ружьё.
Геологическая задача - найти агаты для открытой разработки, поэтому роют шурфы в разных местах прибрежья и на вершинах сопок. Агаты, благодаря своей твёрдости, используют в различных подшипниках, применяющихся в авиации и кораблестроении; как полудрагоценный камень агат применяют для женских украшений.
Утреннее солнце отразилось в скалах нежно-розовым светом, ярче стала и зелень, пробивающаяся из каменных щелей на самом верху. Валерий предложил нам с Татьяной во время отлива прогуляться по берегу. По дороге собирали длинные обрывки коричневых, крепких, но достаточно тонких и лёгких, нейлоновых швартовых канатов, выброшенных с японских кораблей. Дошли до бухты Малоцерковная, где стояло много японских шхун, арестованных когда-то пограничниками за ловлю рыбы в наших водах и брошенных владельцами. Теперь они представляли кладбище почерневших от времени и морской соли, наполовину утопленных, в прошлом живых и ходких кораблей, дававших пропитание многим людям. Валявшиеся по берегу, окутанные высохшими тёмными водорослями, голубые и зелёные обрывки сетей дополняли эту унылую картину.
Обратно в лагерь решили вернуться тем же путём, по береговой гальке, поскольку по верху скал продираться через островные заросли бамбука было бы сложно, и как нам казалось, очень долго. Когда прошли примерно половину дороги, я начал замечать, что полоска берега становится всё уже и уже.
--
Что, Валерий, прилив начался? - поинтересовался я.
--
Похоже, но пока волноваться не стоит, думаю, успеем дойти.
Берег вскоре исчез совсем, шли сначала по щиколотку, а потом по колено в воде. Мы с Валерием были в сапогах, а Татьяна - в кроссовках, не оказалось у геологов резиновой обуви маленького размера, поэтому пожаловалась, что стали замерзать ноги. В одном месте пришлось прыгать по камням, скрытым под водой, жена оступилась и провалилась по грудь в воду. Я её быстро вытащил, но всё равно она успела промокнуть.
Становилось ясно, что по сухому нам уже до места не добраться. Вроде бы оставалось идти недалеко, но дорогу преградил отвесный утёс, выступающий основанием в сторону океана, что за ним - сушь или вода - не видно. Плыть - холодно, да и не понятно, на какое расстояние. Я зашёл как можно дальше в океан, чтобы заглянуть на ту сторону, но так ничего и не смог увидеть. Валерий решил пробраться над водой по скале и посмотреть, что там, за поворотом. Допрыгал по камням, нашёл какой-то уступчик, взобрался на метр от воды и стал осторожно, прижимаясь спиной к каменной стене, медленно продвигаться вперёд. Когда он прошёл почти половину пути, вдруг непонятно откуда появилась огромная волна с белой, бурлящей пеной вверху и со звоном ударила по утёсу и Валерию, накрыв его с головой. Мы замерли, мгновенно вспомнился вчерашний рассказ начальника геологов Геннадия, что в этом сезоне у них погибли два человека: одного унесло волной в океан, и он тоже был в высоких болотных сапогах, которые, наверное, сразу набрали воду и потянули на дно, а другой - сорвался со скалы.
Казалось, прошла целая вечность, пока волна не отхлынула. Валерий, Слава Богу, стоял, оцепенев, на скальном выступе, с широко открытыми, застывшими глазами.
- Валера, давай быстро назад! - закричал я, чтобы вывести его из ступора.
Тот очнулся и резко начал двигаться в нашу сторону, в конце каменной тропинки спрыгнул в воду.
- Попробуем вернуться назад, - каким-то замороженным голосом не очень уверенно предложил он.
Стало нарастать напряжение; быстро пошли в обратную сторону по колено в воде, и вдруг я провалился в какую-то яму, на поверхности осталась только голова. Валерий подал руку, и я выкарабкался на менее глубокое место. Океан начал накатывать довольно крупную волну, солнце закрыли тучи, поднялся небольшой ветер. Стало ясно, что мы оказались в западне.
- Выход один - быстро уходить вверх по скалам, - предложил я, хотя прекрасно сознавал, что ни я, ни Татьяна никакого альпинистского опыта не имели.
--
Да, это единственно возможный путь, - подтвердил Валерий.
Осторожно продвигаясь по воде, начали искать место, где скалы были бы не такие отвесные. С трудом нашли одну, уходящую вверх градусов под семьдесят к поверхности океана.
Я лезу вверх по скале первым, - начал инструктировать Валерий. - Хорошо, что верёвку хорошую, нейлоновую нашли. Высота - метров шестьдесят, поэтому будем подниматься этапами. Дохожу до первой террасы, сбрасываю конец верёвки вниз. Следующей идёт Татьяна, потом кидаю верёвку Эдуарду. Основные предосторожности: будьте очень внимательны, перед тем, как наступить, пробуйте крепость почвы одной ногой, не перенося на неё весь центр тяжести тела; устойчивое положение только на трёх точках - на двух руках и одной ноге или на двух ногах и одной руке, так как вы знаете, что через две точки можно провести только неустойчивую прямую линию, а через три - плоскость, что надёжнее. Ещё одно - ни в коем случае не цепляйтесь руками за траву и кустики, могут вырваться; нельзя смотреть назад, вниз, только вверх, вперёд; верёвку обмотайте вокруг пояса и завяжите на два узла.
В глазах моей милой Танюши появился не испуг, а заиграли какие-то озорные зелёные огоньки; женщины ведь всегда очень любопытны, а тут суперэкстремальная ситуация. Я не очень беспокоился за неё, так как несмотря на свой небольшой рост и нежную кожу блондинки, она была достаточно ловкой, а ноги - сильными.
Валерий надел моток верёвки через плечо, перекрестился и начал осторожно карабкаться вверх, чутко пробуя ногой то место, куда собирался наступить. Снизу мы напряжённо следили за каждым его движением, сопереживая и одновременно запоминая, наверное, на всю жизнь, технику подъёма. Вот он достиг края первой небольшой ровной площадки, как вдруг у него из под ног посыпались мелкие камни, и Валерий чуть просел вниз. Мы отскочили от камнепада в сторону, и со всей своей внутренней энергией закричали: - Держись! Держись! Он немного постоял неподвижно, а затем очень медленно, подтянувшись на руках, вылез на плоскую поверхность. Поднявшись, перекинул, как заправский альпинист, верёвку за спину и взял один конец в левую руку.
- Таня! Хватай канат! - сбросил другой конец верёвки вниз.
Держась одной рукой за верёвку, начала подъём Татьяна. На половине пути женская любознательность не дала покоя, и она оглянулась - немного запнулась, и обе ноги соскользнули вниз, верёвка натянулась, и Таня повисла на ней, вцепившись двумя руками. Валерий - молодец, не дал вырваться швартовому канату, да и спасибо японцам - хорошие верёвки делают.
- Ставь ноги на скалу и отцепи одну руку от верёвки. Ищи опору! - орал Валера сверху.
Я напрягся и приготовился, в случае чего, ловить жену. Поболтав ногами, она всё-таки нашла место, куда их поставить, и правой рукой схватилась за выступающий камень. Валерий начал медленно выбирать верёвку, и вскоре Татьяна стояла уже рядом с ним на ровной площадке. Наступила моя очередь; получив конец верёвки, обмотался им, завязав несколькими узлами, и достаточно быстро примкнул к уже поднявшимся. Посмотрел вниз - полосами от голубого до серого через синий и фиолетовый посверкивало тело могучего океана, так жёстко предупредившего нас там, внизу, что с ним легкомысленно обращаться нельзя. Берега видно не было, так как профиль скалы ломался под разными углами и закрывал прямую видимость побережья.
Второй этап подъёма прошёл без осложнений, так как теперь мы чётко соблюдали данные "командиром альпинистской группы" указания. На третьей террасе уже появились маленькие, но с крепким стволом берёзки, вылезающие к свету из расщелин. Попробовав одну такую на прочность, Валерий пояснил:
- Будешь теперь меня страховать тоже. Обмотаем канат вокруг ствола и завяжем немного дальше от окончания верёвки, а сам конец ты перекинешь за свои широкие плечи, возьмёшь в левую руку и отклонишься слегка назад; в случае, если я сорвусь, а дерево вырвется, обязан меня удержать, мужик ты здоровый. Последний бросок самый тяжёлый - гора почти отвесная, а под нами уже метров пятьдесят, так что вниз лететь далеко, да и не к чему.
Все другие мысли отбивала одна - назад дороги нет. Четвёртый, последний этап восхождения преодолён. Наконец, мы на вершине шестидесятиметрового утёса. Сели на землю. Ладони были в кровавых ссадинах, одежда разорвана. Татьяна пожаловалась, что у неё болит спина, руки сами собой от напряжения поднимаются вверх, как бы хватаясь за верёвку, и чувствуется вдруг накатившаяся усталость. Ещё бы!
В обе стороны открывались красивые безобидные виды на Океан и Горы, пожалевшие нас и выпустившие из плена.
По дороге в лагерь я спросил Валерия, какой у него спортивный разряд по альпинизму. Тот ответил:
--
Это мой третий подъём в жизни.
Начальник лагеря, обеспокоенный нашим долгим отсутствием, уже высматривал нас в бинокль. Для релаксации мы сразу же выпили по стакану водки Сахалинского производства и запили чаем, крепко заваренным на Золотом корне. Татьяна улеглась спать, а мы с Геннадием и Валерием пошли в гости к туристам, расположившимся вчера в палатке недалеко от нашего лагеря. Они были тоже из Москвы: два парня, примерно возраста Геннадия, с совсем молодыми, весёлыми от окружающеё экзотики, девушками.
- А вы здорово, геологи, лазаете по скалам, - похвалили они нас. - Мы наблюдали в подзорную трубу, как ловко и быстро ваша группа поднималась вверх. Сразу видно, что опыт имеется.
Мы не стали их переубеждать.
Покидали Шикотан в начале сентября, тоже глубокой ночью, как и при приезде. На рейде встал теплоход "Урицкий", пришедший с Итурупа - острова Большой Курильской гряды - и направляющийся к порту Корсаков (ударение почему-то на "а"), в заливе Анива южной части Сахалина. Билеты заранее не продавались, касса - только на борту. Весь пирс был заполнен желающими отплыть: в основном, студентами, приехавшими подзаработать на рыбокомбинат с противоположного конца России, из Калининграда, с Балтийского моря; "сезонницами", поскольку путина уже заканчивалась; гостями с детьми, приезжавшими к родственникам. Паром, идущий до рейда к теплоходу, штурмует ночная толпа в лучах прожекторов, плач детей, крики женщин, все знают, что следующий корабль будет только через месяц. Сцена напомнила стандартные советские фильмы о бегстве белогвардейцев на последних пароходах из Крыма в двадцатые годы. Помогла опять форма гражданской авиации - пограничники, контролирующие посадку, пропустили нас вне очереди. Часа два шла посадка, а потом теплоход взял курс на Сахалин.
С палубы было видно, как всё дальше и слабее становятся огни Шикотана, этого удивительного, необычного для нас - жителей средней полосы России, сказочного острова. За бортом уютно плескались спокойные ночные воды Тихого океана, показавшего, каким он может быть грозным и опасным, проверившего наше стремление к Жизни и отпустившего с Богом для её Продолжения.