Михаэль сел в нагретое предыдущим посетителем кресло и застыл в ожидании. Пкида, девица с коричневыми губами и того же цвета остро отточенными ногтями, говорила по телефону на легком иврите, изредка бросая косые взгляды на посетителя. Наконец, она положила трубку и, повернувшись, сказала по-русски:
- Слушаю вас, - Пкида с одного взгляда безошибочно определила, кто перед ней. Впрочем, Михаэль не пытался скрывать, что он - оле хадаш. Он раскрыл рот, чтоб изложить свое дело, но тут же закрыл, потому что пкида протянула руку:
- Теудат зеут, пожалуйста.
Она ткнула пальцем в клавиши компьютера, посмотрела на экран и продолжила:
- Слушаю вас, геверет.
- То есть, как это "геверет"? - изумился Михаэль. - До сих пор я был адони!
- Был, не был, какая разница? - равнодушно сказала пкида. - Здесь ясно написано "некева", значит, женщина.
- Да вы посмотрите на меня, - голос Михаэля задрожал. - Вот я, вот у меня усы! У женщин бывают усы?
- Бывают, - подтвердила пкида. - И нечего мне морочить голову. Говорите, геверет, зачем пришли, не задерживайте очередь.
- Но я же мужчина! - Михаэль чуть не плакал. - Я доказать могу!
Он вскочил, ухватился за брюки, которые почему-то стали вдруг тесными, и застыл неподвижно, ощущая, как рубашка, которая до сих пор болталась на его тощей фигуре, наполнилась, стала совсем в обтяжку.
Михаэль опрометью выскочил из мисрада. В вестибюле он на бегу взглянул на себя в зеркало, резко затормозил и вернулся. Из-за стекла на него смотрела симпатичная молодая женщина в джинсах и мужской рубашке, которые раньше принадлежали Михаэлю Рабиновичу, сорока двух лет от роду, год назад зачем-то приехавшему из Киева.
Михаэла Рабинович, покачивая бедрами, прошла мимо шомера и вышла на улицу. Она постепенно привыкала к своей новой внешности, к призывным взглядам проходящих мимо мужчин. Ей ее новое бытие определенно начинало нравиться. Она уже стала подумывать, не закрутить ли роман с каким-нибудь симпатичным молодым человеком, но решила повременить денек-другой. И, как вскоре оказалось, правильно сделала.
Придя домой, Михаэла обнаружила, что она - мать-одиночка. Вот тогда и вспомнила, зачем ходила в мисрад - взять справку для начисления пособия.
"Мужчины подождут", - решила Михаэла и утром снова отправилась в мисрад.
Пкида, наконец, закончила долгий разговор, положила трубку, протянула руку:
- Теудат зеут, пожалуйста, - и ткнула пальцем в компьютер.
- Вам, адони, пособие по старости еще не начислено. Зайдите завтра после обеда.
- Мне?.. Я?.. - поперхнулась словами Михаэла. - Пособие? По старости? - переспросила она, чувствуя, как от хриплого голоса запершило в горле, а над верхней губой стало щекотно от растущих усов.
"Как хорошо, что я не успел купить платье", - подумал Михаэль Рабинович, в недавнем прошлом заслуженный пенсионер, а ныне оле хадаш из Киева.
С трудом поднявшись из мягкого кресла, он вышел на улицу. Ныли суставы. "К дождю, видать", - подумал Михаэль. В тот день он дважды чуть не попал под машину и едва нашел дорогу домой. "Завтра же закажу себе новые очки", - подумал Михаэль, укладываясь спать.
На следующий день после обеда, как ему было сказано, Михаэль снова пришел в мисрад.
Пкида привычно ткнула пальцем в компьютер, посмотрела на экран и спросила:
- А почему вы не в армии?
- Я? - переспросил старый Михаэль, чувствуя, как мир наполняется шумами и красками, а тело наливается силой. - У меня была отсрочка, завтра пойду в военкомат, - на ходу сочинил он и выскочил из мисрада, счастливо играя мускулами. Жизнь была прекрасна.
Только под утро, возвращаясь от хаверы, с которой познакомился на дискотеке, Михаэль вспомнил, что не взял справку для военкомата.
Новая жизнь его вполне устраивала, было бы жаль с нею расставаться, да и превращения уже порядком надоели. Поэтому по дороге в мисрад Михаэль лихорадочно обдумывал план действий.
Коричневогубая ткнула пальцем в компьютер и взглянула на Михаэля.
- Рабинович? Михаэль? - уточнила.
- Да, подтвердил Михаэль, даря ей обворожительную улыбку, которая, впрочем, отразившись от безразличного лица, растаяла в воздухе.
- Вы, адони, умерли, - голос пкиды звучал до неприличия спокойно и равнодушно.
- Как умер? - не понял Михаэль.
- Не знаю, - пожала плечами пкида. - Здесь не указано.
- Когда? - холодея от ужаса, спросил Михаэль.
- Вчера. Принесите свидетельство о смерти, справку о захоронении...
- О чьем захоронении? - вскричал Михаэль.
- О вашем. Здесь ясно написано...
- А-а-а-а! - нечеловеческий крик сотряс воздух. Михаэль, из последних сил преодолевая охватывающее его оцепенение, вскочил, немеющими руками ухватил проклятый компьютер и обрушил его на пол.
Что-то хрустнуло, треснуло, взвился легкий дымок, и Михаэль сразу почувствовал себя лучше.
- Какой вы неловкий, - невозмутимо сказала пкида. - Вот видите, махшев испортился. Придется вам придти завтра.
В вестибюле в зеркале Михаэль увидел себя прежнего, худощавого и усатого, сорокадвухлетнего, и улыбнулся от счастья.