книгу,первую главу я бы назвала именно так."День, когда
кончилось мое детство". Мое детство кончилось в ночь с 13 на
14 июня, в пятницу на субботу, 1941 года. Но я вернусь чуть
назад.Весной 1940 года я очень просила своих родителей
купить мне велосипед.Моя мама была категорически против,что
после,когда я сама стала матерью,я хорошо могла понять. Мой
папа-же, которого я безумно любила,я он меня еще больше,
если это только возможно, он был за покупку, так-же он
был-бы за,если бы я просила звездочку с неба.Решила проблему
папина младшая сестра, Таня Гинцбург, которую в семье
называли"асин адвокат". Она маму уломала,но мне поставили
условие (в городе кататься только во дворе,на даче только в
лесу).И я придерживалась этого условия.13 июня 1941 до обеда
был чудесный весенний день и мы с одной из моих подруг, не
помню, с кем именно,решили покатить на велосипедах к другой
подруге,Гельцер,имени не помню,хоть и училась с нею с
детского сада, хозяйкой и воспитательницей которого была
(дода Бася),т.е. тетя Бася. Жила эта девочка то-ли в
Вецмилгрависе, то-ли на Саркандаугава. Мы решили,что по
дороге туда мы никого из знакомых моих родителей встретить
не можем и некому будет наябедничать.Мы немного побыли у
Гельцер и к обеду вернулись домой. Зайдя в квартиру и,
увидев лицо моей мамы, я поняла,что ей известны мои
похождения. Единственное,что она мне сказала,
было "подожди,вот папа придет домой,ты получишь".Этого я не
боялась. Получить, причем крепко я могла только от мамы,от
папы я никогла не (получала).Вечером у нас собрались друзья
родителей поиграть в карты. Папы не было дома.Надо сказать, у
папы до национализации было андро дело женского белья на
Парковой 1\А в доме Абта.К тому моменту дело было
национализированно и папа работал где-то директором чего-то,
и в тот вечер у него было собрание, которое затянулось очень
поздно,как мы это знаем по Советским временам. У папы был
младший брат,Коля Гинцбург, который еще в Латвийское время
был коммунистом-подпольщиком, а в Советское время был
большим начальником на каком-то большом предприятии, а так
же был каким-то деятелем во властях.
В 1940-41 годах уже много говорили о возможности и у нас ,то есть
в Латвии, войны. Я помню, что дядя Коля часто говорил папе
что будет высылка. Папа не верил. У папы был друг, дядя
Коля, у которого жена была еврейка и который говорил на идиш лучше многих евреев. Ему принадлежало кино в Верманском парке. Сам он кажется жил где то за Ригой. Помню как однажды пришёл к нам домой и сказал папе что у него есть рыбак который согласен перевезти нашу семью в Швецию. Мой папа рассмеялся и ответил: Бросать хлеб и искать крошки ?!- Ни за что !! За это он вскоре поплатился жизнью.
Возвращаюсь к вечеру 13-го июня 1941-го года. Позвонил дядя Коля, попросил папу. Я сказала что его нет дома. Он попросил, как только папа придет,что-бы он сразу позвонил ему. Папы не было.Дядя Коля, как видно не полагаясь на меня,звонил каждые 10 минут.Часов в 23 я легла спать.Проснулась я среди ночи. Вся квартира была освещена, а над моей кроватью стоял молодой солдат с ружьем. Это было 61 год тому назад,но я это помню,как буд-то это было вчера. Солдат сказал что бы я одевалась, при этом ружье было направленно на меня. Конечно,ведь ловили закоренелого преступника, который мог сбежать, убивая налево и направо, или-же выпрыгнуть из окна 4-го этажа. Как я потом слышала,это не было присуще всем домам,но я описываю что было у нас. На приказание солдата одеваться, я попросила его отвернуться,
как-никак , он был молодым, примерно 19-ти-20-ти лет, а мне уже было 13.5 лет. Он не соглашался отвернуться,а я не соглашалась при нем одеваться.Он орал на меня, но я не очень боялась почему-то. В конце концов я победила и он отвернулся.Я оделась и вышла в столовую,где за столом,на котором еще красовались остатки еды от картежников, сидели мои родители и человека четыре офицеров и красногвардейцев.Я помню, что в углу стояли запакованные чемоданы и мешки. В этих мешках папа успел вывезти со склада бельё, привезти домой и национализирующим достались голые стены, владельцем которых даже был не папа, а хозяин дома.Папа просто арендовал помещение. Эти мешки с шикарными ночными рубашками с вышивкой и кружевами попали с нами в Сибирь, где мама их продавала, а покупавшие сельчанки принимали их за летние платья, и мама всю зиму боялась, что когда они выйдут все весной в этих ночных рубашках на улицу, они будут выглядеть как лунатики. Но Советская власть позаботилась что-бы мы это не видели и, в июне 1942г этапировала нас на Крайний Север.
За столом в столовой мы просидели несколько чясов, причём солдат и ещё двое ушли. С нами остались двое, как я гораздо позже поняла, очень хорошие люди, которые всё время говорили что-бы мы взяли тёплые вещи, т.к. всё затянется и наступит холодная зима.Моя мама ежеминутно вставала и, расстелив на полу скатерть или простыню, что-то туда бросала. У нас, по сравнению со многими другими семьями, которых брали очень плохие люди, которым ничего не разрешили брать, было довольно много вещей с собой, которые мы года два года 2 ещё ели Примерно в часов 8 утра пришел какой-то офицер и велел нам выходить.
Загрузили чемоданы и свертки в лифт я зашла и кто-то из них, а остальные пошли по лестнице.
У подьезда стояла грузовая машина, на которой уже сидела семья Литвинских.Я еще с 1937-го года дружила с Дусей Литвински.Они жили на Валдемара 36 угол Гертрудес,а мы на Валдемара 27-29 угол Дзирнаву. Нас загрузили к Литвинским и повезли, не помню точно то ли на Торнякалнс то ли на другую может быть товарную станцию,
название которой не помню. Когда мы пересекли улицу
Дзирнаву,я увидела своего соученика Гарри Зеймана,который шел по направлению к улице Элизабетес.Я ему помахала рукой.После возвращения из ссылки мы дружили, но он этого не помнил. На станции нас загрузили в телячьи вагоны, где уже были с 2-х сторон нары,зарешеченные малюсенькие окна и параша без стенки, без занавески. Евреев поселили по правую руку, латышей по левую. У латышей были 2 младенца.Один у известной портнихи Белостоцкой, другой у Эльзы Алкснен. Последняя была
красавица,высокая, статная. Ее муж был офицером в Латвийской армии. Кстати,мужчин в вагоне не было. Их почти сразу отделили, очень беспокоясь за наше удобство, т. е. они сказали,что нам было-бы неудобно в одном вагоне мужчинам и женщинам,что их берут и отдельный вагон, а по прибытии на место мы встретимся.Советская власть была еще нам нова и мы верили.Двери вагонов снаружи были закрыты толстыми засо вами.Было жарко, душно,дети,которых нечем было кормить, а особенно поить, орали.Взяло много времени пока мы научились оправлять свои нужды так, в открытую. Но нам очень повезло. Я уже сказала, что Эльза была очень красивая и в нее влюбился один из солдат, который изредко открывал дверь нашего вагона,чтобы мы могли дышать свежим воздухом. Завязался между ними роман, благодаря,которому он стал делать нам поблажки:чаще, чем другим открывать дверь вагона,чаще, чем другим
разрешал ходить за кипятком.Кстати, я еще долго думала, что все станции,где эшелон останавливался, называются (Кипяток).Этого солдата мы стали называть (Солнышко).Однажды,дверь как раз была открытой, мужчины нашего вагона, которых отделили,проходили мимо нашего вагона и солнышко разрешил им на несколько минут зайти в вагон, чтобы повидать своих жен и детей.Я помню, мой папа взял из чемодана массивные золотые карманные часы и такой-же подсигар. Ему это в будущем,к сожалению не помогло,нам бы это очень пригодилось.Прошли мимо вагона солдаты и начали кричать, что они должны закрывать двери и чтобы мужчины вышли.Все еще в то время были очень дисциплинированные и сразу вышли.И только один, по фамилии Марон,который,кажется и сам ,но его жена и ее семья точно были коммунистами-подпольщиками (ее семья позже из эшелона их выэволила),не поверил своим единомышленникам,
спрятался в нашем вагоне и остался.Его жена, кажется, урожденная Черноброва.
Как оказалось после войны,мой дядя Коля метался в воскресенье вдоль эшелона,кричал Гинцбург! Гинцбург!, но, как видно,мы не были в этом эшелоне, а были на другой станции.
В отличии от Советских чиновников,которые,например,когда нас после смерти Сталина,начали освобождать, действовали очень медленно,совсем не торопились,зато вывезти из нашей квартиры все содержимое сделали очень быстро.Когда 19-го июня дядя Коля с моим двоюродным братом, Сеней Соркиным,пришли в нашу квартиту, они нашли голые стены.И мебель,и картины ценные и вообще все было вывезено. Оперативность.. Тем временем, в воскресенье 15-го июня,кажется,к обеду,поезд тронулся и мы двинулись на Восток.
Помню,как-будто это было вчера,как проезжая чуть за центром Риги,по левую руку нашего эшелона,стояли жилые дома,люди буквально висели гроздями в окнах,провожая нас взглядами, но особенно мне врезалось в память, в окне одна женщина, которая билась в истерике,ломала себе руки,а мужчина пытался ее держать.Звуки,конечно, я не слышала, но эта картина навеки осталась у меня в памяти.Мы мчались на Восток, и на этом кончилось мое детство. Было мне ровно 13.5 лет.
Потом был год Сибири,потом этапом на Крайний Север,рыбалка,день, когда мы с Дусей уже были почти на том свете, смерть в декабре 1941-го года моего любимого папы,которая оставила отпечаток на всю мою последующую жизнь, и до сих пор,когда прошло столько лет, а мне уже самой 74 года, я о своем отце без слез не вспоминаю.Еще был день, когда мне сообщили из комендатуры,когда я уже жила в Норильске, о моем освобождении из ссылки.Кстати,одной из первых тогда освобожденных.Когда я говорила с комендатурой,я впервые поняла значение выражения"ватные ноги".Было еще много событий,которые не забуду до конца жизни, но эта глава,была бы первой главой,если-бы я писала книгу.Все остальное для других глав
.
Сибирь
Поезд мчится в Сибирь.Мчится, немного преувеличенно.Поезд тащится. Поезд едет шаг вперед,шаг назад.Уже с 15-го июня нам навстречу едут эшелоны,на платформах которых танки,пулеметы и прочая боевая техника.С одной стороны нам твердят что войны не будет,с другой стороны эти эти эшелоны говорят сами эа себя. 3 недели мы ползли,пока в конце концов прибыли на конечный пункт,в сибирский городок Канск.Поселили нас в школе,в спортивном зале,классах и других помещениях.Скученность была жуткая.Спали на полу.Интелегентные люди, которых вырвали из благополучных домов,вдруг стали ссориться из-за лучшего места ближе к дверям,источнику воздуха. И мое первое разочарование советской властью.Обещанного вагона, в котором был мой любимый папа, не оказалось, но нас еще долго кормили обещаниями, что завтра, завтра,завтра... Взрослые уже не верили обещаниям, я верила, принимала желаемое за действительное. Тем более тяжелым было окончательное разочарование.
Пробыв в этом пересыльном месте довольно много времени,нас стали распределять по близлежащим селам.Мы с мамой попали в село Абан.Это село было довольно богатым,у сельчан были добротные дома и, по тем временам они были приодеты, и не помню,чтоб они голодали. Чтобы удешевить квартплату, мы сняли небольшую комнату в которой жили мы с мамой,некая мадам Генин и мадам Динер.Сын одной был женат на дочери другой.Генинша,как мы ее называли,была маленькая,вся седая,очень добрая и хорошая,но очень малообразованная.Динерша была образованная,начитанная но не очень добрая.М.б., я грешу,но дети,а я еще была ребенком оченьчувствуют добрых и недобрых людей.
В самое первое утро Генинша взяла полотенце, мыло ,зубную щетку и куда-то направилась. На вопрос куда она пошла, она сказала- на Двину умываться.Динерша вышла из себя,обьясняя ей,что Двина это название одной определенной реки,которая протекает в том числе и через Ригу,а эта речка,куда она шла мыться, просто безымяная речка. Но это повторялось каждое утро и, как уж дети бывают жестокими,когда я видела, что она берет полотенце,я невинно спрашивала куда она идет, ответ повторялся на Двину и кипящая Динерша начинала свои обьяснения.Однажды Генинша получила письмо от одного из своих сыновей,который оказался в Средней Азиив в эвакуации. И вот она читает это письмо и, разговаривая сама с собой,говорит- Где это Средняя Азия? Это должно быть где-то в Европе. Ну, можно себе представить, что ей сказала Динерша.!Ну, а для меня возможность каждый день невинно спрашивать где ее сын и, выслушивать выпады Динерши! Я позже поняла,что это было жестоко с моей стороны,тем более,что я Гениншу любила, так как она была хорошей,безвредной старушкой,которая и меня любила.
В сентябре я пошла в школу,а моя мама,на каблуках 7см и с длинны ми,крашенными ногтями,как и другие дамы пошли работать и колхоз. Бедные коровы, они в испуге шарахались.Всех этих дам каждое утро провожала стая мальчишек с криками и смехом.Придя вечером домой,мама рассказывала колхозные похождения,жаловалась,что коровы не понимают русского языка и двигаются с места только под мат.Мне казалось,что мат это какой-то язык,сродни китайскому... В колхозе этих дам долго не держали, так как пользы от них не было,а коровы стали меньше давать молока. Тогда я поняла что зарабатывать должна я. И я это делала,как могла. Например, в школе,помогая ученикам в немецком языке. Во-первых, я давала им списывать.Во-вторых, я им делала переводы.А они приносили мне варенную картошку в мундире,бутерброды или просто куски хлеба,горсть сахара или еще чего-то сьедобного. Я приносила это домой и мы с мамой это ели и я себя чувствовала кормильцем.
Потом по селу поползли слухи, что среди ссыльных есть девочка, которая очень красиво штопает чулки. До войны сельчанки чулки не штопали а покупали новые, а старые,рваные, не выбрасывали,а складывали в мешки.С началом войны из магазинов все изчезло,в том числе и чулки, и эта ссыльная девочка оказалась как нельзя кстати.В моем классе училась дочь военкома и к ним я пришла к первым.С ее мамой мы договорились что я буду приходить каждый день после школы, пока я не починю все чулки в мешках.Во-первых, меня кормили,во-вторых,каждый день мне давали с собой кучу еды,которую я относила маме.Этот военком открыл мне глаза что мой папа в лагере и что вряд-ли я его увижу.Я
сидела и штопала и сквозь слезы наблюдала как военком играл со своими детьми и я завидовала им белой завистью. Когда я кончила штопать чулки у военкома, он передал меня своему заместителю.
Ближе к весне в Абан приехали солдаты,во главе с офицером,которых армия прислала заготавливать у населения картошку для армии.Офицер был еврвй из Киева, ему было лет 30, по фамилии Котлер.Не помню, каким образом, но мы, группа молодых девушек-ссыльных,нанялись к ним на работу. Поснольку уже была весна,картошка в погребах давала ростки и в нашу функцию входило эти ростки срывать,картошку ссыпать в меш ки,а солдаты эти мешки загружали в грузовики.Так мы ездили из деревни в деревню и заготавливали картофель для доблестной советской армии. Из девушек я была самая молодая,ребенок.Остальные были чуть старше. Помню первый наш выезд.Где-то мы все собрались,т.е.солдаты,офицер и мы,молодые девицы.Меня провожала мама.Помню,она отошла с Котлером в сторону и я подслушала их разговор. Мама просила чтобы он следил чтобы солдаты ничего мне не сделали,и помню,как он клялся и божился что волос с меня не упадет.Помню также,как он потом говорил с солдатами и грозил им,что если что-нибудь, то... .
Мы хорошо зарабатывали.Во-первых мы кушали с солдатами,во-вторых, нам давали домой консервы,сахар, и мне ,ребенку все пихали конфеты. Сегодня,14-летние уже взрослые, я же была еще полным ребенком.И так я в школе зарабатывала,после школы ездила с армией и зарарбаты вала, а вечером ходила по домам штопать чулки и зарабатывала.Наверное, в тот год ,первый год ссылки, у меня выработалось чувство долга и ответственности,и всю жизнь,вплоть до выхода на пенсию в Израиле,я много работала,никогда ни от кого ничего не ждала и не получала помощи и надеялась только на себя.
Весной 1942-го года многих из нас, ссыльных,отправляли на Крайний Север.Не знаю,по каким нас отправляли или оставляли.Сначала нас отвезли в Красноярск и там погрузили на лихтеры и отправили по Енисею.
Крайний Север,тундра
Все о чем я пишу,соответствует правде,единственное, за что я не ручаюсь,это хронология событий,все-таки это было почти 60 лет тому назад. Также не помню,что в каких поселках происходило.Помню только названия этих поселков,в которых мы жили-Караул, Дорофеевка,Соп-Карга.Нас часто перебрасывали из одного в другой.
Итак,6-го июня 1942-года нас высадили из лихтера в голую тундру.На лихтере разобрали топчаны и доски как-то переправили на берег.Из них мы должны были построить себе бараки.Этот пункт был последним и мы были последние.Людей начали высаживать на протяжении всего Енисея.С нами были латыши, среди которых оказались потомственные рыбаки из Венспилса.Рослые,здоровые молодые парни и мужчины.Были немцы с Поволжья, немцы и финны из Ленинграда,литовские евреи,которые прибыли позже и мы рижские евреи в количестве 26 человек. Мы начали строить бараки.Можно себе представить,какие из нас строители, но хуже-лучше барак встал.Он был длинным,с одной стороны сплошные нары,с другой, против нар каждой семьи было что-то подобие стола,на котором стояло ведро с водой с Енисея и у кого что было из посуды.Окна были, но света они почти не давали.С наступлением на улице темноты,в бараках было темно и мы зажигали лучинки.Ближе к осени привезли с материка складные домики.Как мы его строили,тоже можно себе представить.Щели между балками затыкали мохом,который потом,зимой,моя мама,мадам Каплан и еще некоторые,тащили из щелей,крутили из них папиросы,а щели увеличивались и через них просматривалось небо.Дом состоял из 2-х равных половин,каждая половина еще имела маленькие сени.Печкой служила разрезаная пополам железная бочка.Нары были 2-х ярусные.Нас было26 евреев и мы должны были поровну разделиться.Были громкие ссоры.Тот не хотел с этим ,этот не хотел с тем.После долгих споров мы разделились так- в нашей половине жили Бейлины,мама и сыновья Гриша и Мира Мирон),( Шлезингеры,мама и дочери Рая и Мия,Капланы,мама и дочери Фаня и Малли,Гольдберг мама и дочка Рени, Гинцбурги-мама и я.
На второй половине жили-Шур,мама и сын Залли,Барухсон,мама и сын Саша,Литвинские,мама и дочери Мира и Дуся,Блумберг мама и дочь Гаррьет, Идельсон Макул и сестры Леа и Герда,13-го вспомнить не могу.Может быть, это была мать Идельсонов, не помню.До нашего приезда в поселке жили несколько русских раскулаченных,которые уже давно стали рыбаками и охотниками.Они нас предупредили, что в тундре бродят волки,по Енисею бродят белые медведи и,что заблудившись,нельзя засыпать,так как зимой это легкая, но верная смерть.
В октябре-ноябре последними пароходами нам привезли на зиму продукты.
За право разгружать пароходы боролись всеми силами.Поскольку мы все всегда были голодные, особенно молодежь, мы воровали все что можно было.
В декабре начали рыбачить.Сначала только Вентспилсчане.Мы с Дусей должны были рано утром выйти вместе с ними и забрать от их лунки рыбу,которую они наловили еще вчера,и отвезти на рыбзавод,где рыба обрабатывалась.Норма была мешок 60 рыб,на санки.Первый наш выход на Енисей, так сказать,дебют,состоялся 18-го декабря1942 года.Нам с Дусей было без месяца 15 лет.Одеты мы были,как-будто вышли на 15 минут во двор, поиграть в прятки.У обеих были рижские пальто,на ногах у меня были резиновые рижские боты, у Дуси рваные,дырявые валенки.Мороз стоял -30-60градусов и ветер.Дуся в то время была очень инертная,только много лет спустя она стала энергичной.Она полностью полагалась на меня, а у меня совершенно отсутствовало чувство ориентации,но я еще об этом не знала.Мы вышли рано утром со звеном рыбаков. Шли гуськом-впереди рыбаки,за ними мы с Дусей,запряженные в санки,на которых мы обратно должны были везти рыбу.Мне казалось, что мы идем с уклоном влево,значит,обратно мы тоже должны держаться влево.Увы.! Дойдя до лунки, я решила, что мы берем два мешка с рыбой. С того момента и далее,я всегда брала двойную порцию.Короче, привязали мешки к санкам и пошли в обратный путь. Уже рассветало.Я упорно держала курс налево.Слава Богу,снег не был рыхлым, а твердым ,так что идти было легче.На берегу возвышалась тундра.Берег не прямой,как линейка,а с бухточками и мысиками.Мы дошли до тундры и вынуждены были повернуть налево. Шли,шли,аничего не видно.Дуся устала и сказала что дальше не пойдет.Она села на мешок,а я поднялась в тундру.Ничего не было видно,но вернувшись к Дусе,я соврала,что сверху уже видна наша Дорофеевка и до нее рукой подать.Уже действовало на нас советское вранье.Дуся пошла.Прошли еще отрезок дороги,а поселка не видно.Дуся опять забунтовала.Я вновь поднялась наверх и,вернувшись, совралачто до поселка рукой подать.Дуся согласилась идти,но без груза.Но когда опять ничего не было видно и начало темнеть,Дуся отказывалась и шагу ступить и я уже устала,мы вернулись к нашим саням,сбросили с них мешки, а сами сели на санки спина к спине.Дуся сидела лицом к тундре,а я лицом к Енисею.Спиной я стала чувствовать что Дуся засыпает.Она стала сникать.Помня предупреждение рыбаков,я ее будила.Пальцем я вывела на снегу..(Санки,замерзших 18-го декабря1942года,Дуси Литвинской и Аси Гинцбург).Что мы выживем и что нас спасут,у нас надежды уже не было.Мой взор все время обращен на Енисей.В этом месте его ширина 18 км.И вдруг я увидела вдали двигающиюся точку.Я боялась ,что может быть это волки.Потом мне объснили,что волки по Енисею не бегают,они только в тундре.Двигающищаяся точка становилась яснее.Я пред пологала,что, возможно,это ненцы на оленях или собаках.Я боялась что они могут проехать мимо,не увидев нас.Я побежала им навстречу.Они ехали на нас.Потом оказалось что они давно нас видели.Они ведь охот ники и у них очень хорошее зрение.Русским они в то время еще не владели.Я спросила куда они едут.Мы не понимали друг друга ,но мне было все-равно куда.Так или иначе они привезли-бы нас к людям,в теп ло.И началась торговля.Их было 2 упряжки оленей.Они хотели чтоб я села на одни сани а Дуся на вторые.Но когда я поняла что мы спасе ны,я хотела и мешки с рыбой взять.Они не соглашались.И началось - Что дашь?-Я им обещала и водку и чай зеленый и деньги.Ничего этого у нас не было.В конце концов они согласились,мы расселись и поехали.Ехали в совершенно противоположном направлении.И как я уже писала,тундра,вдоль которой мы ехали не прямая как линейка.И вдруг,объехав,очередную бухточку,перед нами открылся наш поселок.На берегу прыгали огни,которые оказались фонарями в руках людей,добровольцев собирающихся на собаках нас искать.Но они поехали-бы совсем в противоположное направление и нас бы не нашли и,если бы не ненцы,мы бы с Дусей погибли, и все по моей вине.Из добровольцев сразу выделился начальник комендатуры Медведев.Он посмотрел на Дусины ноги,увидел валенки,он не знал что они дырявые,посмотрел на мои ноги,увидел резиновые боты,снял санки ,посадил меня на них и сам повез меня домой.В нашей комнате ,конечно, был переполох. Девочки Каплан Фаня и Малли ежеминутно выходили на улицу смотреть, не идем-ли мы.И как раз они вышли на улицу,увидели Медведева,везущего меня забежали внутрь с криками-Асю везут!-. А везут ведь только покойников.Все начали плакать.Уже с улицы в комнату Медведев внес меня на руках,посадил на наши нары, содрал с меня боты,взял таз,вышел на улицу,набрал в него снег,вернулся и стал собственноручно растирать мне ноги снегом.Через какое-то время мы вдруг услышали душераздирающий крик из комнаты за стеной. Это кричала Дуся,у которой были отморожены ноги и попав в тепло,кожа с них сходила как чулки.Ноги ее еще долго были черные и долго она еще не могла ходить.Я же ноги не отморозила,потому что все время была в движении.Этот Медведев, который был нашим начальником,был очень хорошим человеком.После этого случая он стал мне как-бы отцом.О моем отце я ничего не знала.По ночам по нему плакала и все еще надеялась,что в один прекрасный день он явится.Но моего отца уже не было в живых,только от меня скрывали,никто не брался мне рассказать.
Был уже январь 1943-го года.Приближался мой день рождения 27 января.Мадам Бейлин спросила меня что я себе желаю на день рождения,я ответила что большую кастрюлю заварухи.Заваруху варили из муки и если был,добавляли немножко сахара.27-го рано утром я почувствовала что в помещении что-то таинственное делается.И к завтраку мне преподнесли большую кастрюлю заварухи.Муку пожертвовали Бейлины,у которых она была еще из Сибири, а сахар пожертвовали три семьи,т.е.Каплан,Шлезингер и Гольдберг.Как у меня не получился заворот кишок от этого количества,не знаю,но в тот день я была сыта и счастлива. Наш заработок зависел от лова рыбы.Если рыбы не было,не было заработка.И тогда мы обнаружили новый источник.На противоположном берегу был вольнонаемный поселок Дудинка.Там жили и работали только вольнонаемные.Там была почта и разные государственные учреждения.У этих людей были деньги,но магазины были пустые.И вот мы стали хо дить туда 18км в один конец,продавать остатки вещей у кого что было.Что бы пойти в другой поселок надо было открепиться в комендатуре,у Медведева.Я пришла к нему,но он не давал мне разрешения идти.Сказал,что в его памяти еще воспоминания,как я чуть не погибла и еще раз пережить такое он не хочет.я плакала,что у нас нет денег выкупать хлеб и если я не пойду мы все равно погибнем от голода.Мои слезы он ви деть не мог и сказал, чтобы я принесла письмо от мамы,где она берет ответственность на себя и только тогда он дал разрешение. Помню,первый поход был с Рени Гольдберг и Мирой Литвински.Были еще люди, но я не помню кто.Мы должны были в Дудинке переночевать,но никто нас не брал к себе.Мы были ссыльные и это ассоциировалось у них с раз бойниками и убийцами.Где ночевали остальные не помню,надо мною-же сжалилась одна пожилая женщина,которая пустила меня в сени.В комна ту,боже упаси нас не пускали.Это были сени с четырьмя дверями в 4-ре комнаты и между каждыми двумя дверями была печка,которая отапливала 2 комнаты.Около печки на полу лежали поленья для топки.Мне они служили подушкой.Спала я на голом полу,голова на поленьях.Слава Богу,в 15 лет я еще не страдала бессоницей. В нашем поселке был центр сельпо и склады.Из этих складов надр было развозить продукты во все, близлежащие поселки,для этого не хватало собачьих упряжек.Да и зачем,были ссыль ные,которые впрягались в сани и развозили мешки с сахаром и мукой.Поселки лежали вдоль Енисея на расстоянии до 60км.Этот путь проделывали с ночевкой в 2 дня.Называлось это мероприятие "идти в транспорт".Думаю,что все,но я особенно любила "ходить в транспорт".Во-первых,сельпо платило за каждый день по 8руб.,во-вторых,у каждой пары были с собой ножницы или нож,большая иголка с нитками,из которых плели сети и,или железная кружка или миска.Мы вспарывали мешок, и я,например,у меня была железная кружка, и я набирала этой кружкой муку,только одну кружку,но из этого количества уже можно было сварить заваруху.Шли мы примерно 10 санок, т.е.20 человек,каждый делал это втайне от другого,но каждый знал,что другой это тоже делает.Обратно уже шли каждый в своем темпе.Помню,в транспорт я уже ходила не с Дусей,а с финкой Эдей.Было страшно идти,потому-что то место кишело волками,но я лично с ними не сталкивалась. Мы с Дусей вечно были голодными и,когда наши мамы посылали нас в лавочку за хлебом,мы брали с собой нож,взбирались в тундру,отрезали кусочек хлеба и тут-же его сьедали.Наши мамы удивлялись,что когда мы идем за хлебом,порции всегда меньше,чем когда ходили они. Воровали мы все,что плохо лежало.Помню,однажды я зашла в лавочку.Она состояла из продолговатой комнаты,конечно,электричества нигде не было.У продавщицы на прилавке стояла горящая лучинка,которая освещала только продавщицу.Впереди у входа было темно.Я зашла и,как охотник,начала рыскать по сторонам.Увидела в углу бочку,подошла к ней,начала щупать и обнаружила,что уже кто-то до меня отломал кусочек бочки и образовалась щель.Я всунула руку и нащупала что-то что напоминало мягкое масло.Я набрала полную горсть и всунула все в рот. Меня чуть не стошнило.Не проглотить и не выплюнуть.Я вышла на улицу и выплюнула.Это оказалось зеленое мыло. Проблема у нас была с топливом.Единственное топливо можно было добыть после шторма,когда волной прибивало в бухточки всякие дощечки,которые,видно,бросали с пароходов,разные ветки,которые плыли с материка и штормом заносило в бухточки.И вот еще одна рабо та-ходить в одну определенную бухту,набирать сколько можно на санки и везти в поселок.Одна ходка до обеда 4км в один конец, так что 8 км. А я еще делала 3-ю ходку (по-черному),продавала Берзиньшу ,который платил мне наличными.Чтобы топить железные бочки и для тепла и для варки,меня посылали попросту говоря,воровать.Я научилась ломать деревяные вышки, старые деревяные сараи и вообще все что ломалось деревяное.Посылали меня,т.к.когда меня ловили с поличным, мне прощали.
В 1943 году Медведева сменили.Он был слишком хорошим.Вместо него пришел комендант по фамилии Комендантов. Это была баба-яга мужского пола.Совершенно безграмотный грубиян.Мы на него жаловаться боялись, но, кажется,он не ладил и с сослуживцами и они его выжили.Вместо него пришел Бизюков.Хороший человек.Он ловил меня несколько раз около вышек,но никогда не доносил на меня.
Осенью1943 года группу ссыльных посадили на пароход и отпра вили вверх по Енисею на Хатангу.Позже мы узнали,что этот пароход с ссыльными пустили сначала,а за ним шли военные пароходы. Немцы, зная что на первом пароходе ссыльные колонну не обстреливали.
Соп-Карга
После увезенных людей,оставшихся, в том числе нас с мамой,отправили в Соп-Каргу.Между Дорофеевкой и Соп-Каргой мне кажется,мы еще недолго жили в Карауле,но у меня нет совершенно никаких воспоминаний.Как буд-то кошка языком слизнула.В С.К. нас евреев,уже стало мало и,я помню мы жили в таком составе:Идельсоны,Гаррьет ,Блумберг,Капланы и я-это евреи и еще в нашей комнате жила финка Эдя и над ней спала русская Зинка.Разумеется, ее звали Зина,но ее звали только Зинка.Каким образом она попала в те края и откуда она ,я не знаю.Помню только её вечно сидящей на верхних нарах,давящей вшей и кла дущей их в рот...К сожалению,вши были достоянием всех нас.Бани не было не в одном посёлке.Даже просто помыться была проблема.Летом это делали на Енисее ,а зимой топили снег и мылись в сенях,где повернуться негде было,да и жутко холодно было.Помню,как еще в Дорофеевке приходили к нам "в гости"ненцы.Они впервые видели как живут европейцы,хоть и жили мы как азиаты или африканцы.Они садились на наши нары в своей ненецкой одежде. В тепле,как видно,их вши вылезали проветриться и они сидели и чесались.Нам это было очень неприятно,но их нельзя было обижать, прогоняя.Мы не знали,как их оттучить приходить к нам,пока нас не научили-как только они приходили,мы поддавали дрова в печку,им становилось жарко,вшам тоже и , как ужаленные они убегали и так постепенно отучили их приходить.Люди они были хорошие,очень гостеприимные и если кто-нибудь каким-то образом оказывался у них в юрте и должен был переночевать, то у них считалось почетом уступить на ночь свою жену.Мне неизвестно,чтобы кто-то из евреев воспользовался этой гостеприимностью. Наступил1944й год.Мы продолжали воровать.Каждый умудрялся как мог.При выгрузке продуктов с пароходов,мама чуточку распорола подкладку в пальто и украв горсть муки,смешивала с водой из Енисея и эту лепешку опускала через распоротую подкладку в подол пальто.В том году если ловили человека с поличным,судили по законам военного времени.
Но,вернусь чуть назад .Ссор в комнатах было очень много и часто.Во-первых,утром,перед выходом на работу каждый хотел первым вскипятить воду на печке или спечь лепёшки,которые пекли прилепляя лепешку к бокам печки-бочки.Все одновременно не могли это делать и вечно ссорились .И вот как-то поссорились мадам Литвински и моя мама,не помню из-за чего,но результат был трагическим для меня.В этой ссоре Литвински бросила маме такую фразу:"Твой муж уже умер,скоро и ты умрёшь ".Может быть не дословно,но достаточно для меня, чтобы у меня была истерика. Много ночей я не могла заснуть и всю ночь содрогалась от плача.Не помню сколько, но прошло очень много времени,пока я начала успокаиваться,хоть совсем не успокоилась до сих пор. Итак,возвращаюсь к воровству.Мою маму поймали когда она опускала лепешку за подкладку пальто и её судили.Получила она год и её отправили в Норильск,в лагерь.Я осталась одна,но я уже давно была очень самостоятельной .Изменилось для меня только то,что оставшись одна,мною стали затыкать все дыры.Тех подростков,у которых были матери,сложнее было куда-нибудь отправлять,а меня можно было куда угодно и когда угодно. Теперь уже мы рыбачили сетями на берегу.Если везло и проходил косяк (стая рыбы),улов был большим,нам разрешали на берегу есть рыбу сколько влезет,если ловили кого-нибудь,несущим рыбу домой,судили.Но сколько человек может съесть сырой рыбы.Ни варить,ни жарить её на берегу было негде.Помню,я брала двумя пальцами каждой руки рыбку,втыкала зубы в её спинку,а хвост и голова дрыгали в моих пальцах.Кровь рыбы стекала по подбородку,но я её съедала целиком и,надо сказать,с аппетитом . Берег,где мы рыбачили,был как-бы ниже и чтобы подняться в посёлок,надо было чуть подняться и посёлок открывался нашему взору. Наверху были сложены для сушки всякие ветки,доски,короче,всё,что прибивало штормом .И вот,однажды я поднимаюсь идти домой с рыбалки после смены,за пазухой спрятаны несколько рыбок и смотрю,идёт мне навстречу Бизюков.Я остановилась с одной стороны дров,он с другой. И состоялся такой разговор:"домой идёшь после рыбалки?" Я:"да".Бизюков:"Ну и сколько рыбы ты несёшь домой?" Я:"Ни одной,проверьте". Бизюков:"Ну,иди, иди". Я не сомневалась,что он был уверен,что я несу, но если-бы он проверил,он должен был меня посадить.Ходили слухи,что на материке у него была жена и две дочки и такие же подростки как я,я напоминала ему дочерей.У меня о нём и особенно,о Медведеве, остались самые лучшие воспоминания. Мы продолжали рыбачить и воровать рыбу,продолжали идти в транспорт и воровать,Я продолжала воровать дрова и продавать Берзиньшу,и,продолжала по ночам плакать по папе.
Не помню,кто они были и как они попали в Соп-Каргу ,но вдруг на моём пути,оказались мужчины,которые пытались за мной ухаживать.Пом ню,особенно один делал это очень интесивно.Не знаю,кто он,не помню его имени,помню только что было ему лет 50,что на материке у него 25-летняя дочь,для 16-летней девочки он был стариком,да и женатым он был.Несмотря,на его обильные обещания,я его избегала как могла,но в маленьком посёлке это было трудно.И я горжусь собой,что, несмотря на голод,я не поддалась соблазну и,в отличие от других,оставалась порядочной девочкой.
Зимой 1945-го года,целую группу молодежи,послали рыбачить в пункт без названия, в 10км от С.К.В основном это были латышы,финка Эдя и я.На берегу Енисея стояла одинокая избушка,занесёная снегом до крыши.Мы расчистили вход и зашли.Не помню,были ли нары уже готовые или делали мы их.Во всяком случае,вдоль одной стенки были сплошные нары,на которых,как селёдки в бочке спала вся латышская молодёжь,а в другом углу были 2х спальные нары,на которых спали мы с Эдей.Слева от моего спального места был узенький проход и деревянный стол.За хлебом ходили в С.К.по очереди с санками каждые 2 дня и приносили каждому паёк на 3 дня.Не помню,чтобы кто-то мог растянуть паёк на 3дня.Я во всяком случае,сьедала в один день.Дело в том,что кроме нас с Эдей,у всех в С.К. были мамы,а мамы,как известно,отрывали от себя и посылали своим отпрыскам дополнительный кусочек хлеба.Среди латышей были 2 сестры,Ляля,1924-го года рождения,и Тереза 1926-го года рождения.Они были польки из Даугавпилса.Рослые,красивые девицы.Однажды, их мама прислала им из С.К.,где-то раздобытый,сухой лук.Конечно,он пошёл в общий котёл.Как-то раз Эдя пошла за хлебом и должна была вернуться назавтра после обеда.Более взрослые девушки пожарили рыбные котлеты с этим самым луком и поставили на ночь на стол под моим носом.На завтра перед рыбалкой мы этими котлетами должны были позавтракать.Легли спать.Разумеется,электричества не было,а лучинки тоже берегли.Котлеты у меня под носом пахнут,в животе у меня бурчит,заснуть не могу и понимаю,что не съев хотя бы одну котлету,заснуть не смогу.Эди не было и я могла спать на её месте у стены. Не помогало. Я накрылась с головой одеялом,не помогало.И так я боролась с собой полночи и решила съесть всё-таки одну котлету.Думала,утром,когда к завтраку будут делить котлеты,я скажу чтоб мне дали одной меньше,что я одну уже съела.Я взяла одну котлету и съела её под одеялом и,сразу уснула.Утром Ляля делила котлеты,а у меня не хватало смелости сказать,что мне одной меньше,что я одну уже съела.Я молча из моей тарелки одну котлету кладу в общую миску.Ляля молча кладет мне обратно.И так это молчаливое перекладывание длилось дово льно продолжительно и в итоге котлета осталась у меня.Больше года спустя Ляля призналась мне,что все слышали,как я ночью чавкала под одеялом,но все знали,что я без мамы,без дополнительного кусочка хлеба и поэтому простили мне утром эти котлеты.Боже мой,какое это страшное чувство-голод.Прошло 57лет, а я до сих пор ничего из продуктов не выбрасываю.Но это не только я а все, кто во время войны испытывали голод. В этой избушке мы впервые познакомились с белыми медведями.Они подходили к избушке и нахально заглядывали в окно.Они такие же любопытные,как были ненцы.Им,медведям
Любопытно было посмотреть как живут белые европейцы. До нас они видели только узкоглазых ненцев.
Однажды,была моя очередь идти в С.К.за хлебом.Солнце было очень ярким,солнечных очков у нас,конечно,не было и зайдя в помещение,я почувствовала,что ослепла.Глаза жутко болели и ничего не видели.Меня взяли в медпункт,врачей у нас не было,только медсестра и то я не уверена,что она была с соответствующим образованием,но видно с опытом,и она нас успокоила,что через пару дней это пройдет и я снова буду видеть. В С.К.у нас появилась
потенциальная покупательница нашего убогого скарба,что ещё осталось.В С.К. был аэродром.У них было прекрасное снабжение,из продуктов у них было всё.Начальником аэродрома был некий Смирнов.Поговаривали,что он еврей,но было ли это так,не знаю.Он был добрым хорошим человеком.Он очень многим помогал.Насколько он был хорошим,настолько стервой была его жена.Жена его гречанкой,худая,одни кожа да кости,довольно темнокожая,злая-презлая.Они были женаты лет 10,но не имели детей,а очень хотели.Среди ссыльных в те годы никто не беременел,никто не рожал.И вот чудо,забеременела некто Марийка, гуцулка с Закарпатья.Её мужа звали Михай.Молодая красивая пара.Родился мальчик,хоть человеком назвать его было нельзя.Я его, конечно,не видела,но помню рассказы о том,что это были кожа да кости.Мама все время была голодная и,естественно,молока у неё не было.Все начали Марийке говорить,чтобы она пошла к Смирновой,объяснила положение и попросила молочный порошок.Говорили,ведь Смирнова тоже женщина,она поймёт.Марийка пошла к ней,объяснила положение,на что "добрая"Смирнова сказала:"Если нет молока,нечего рожать.".Марийка нам рассказала что очень плакала,так как знала,что ребёнок умрёт,подошла к дверям,повернулась к Смирновой и сказала:"Будь проклята,чтобы у тебя никогда не было детей." И забегая вперёд,скажу,что вскоре после этого,Смирнова перевели на большой аэропорт в Усть-порт .Одного за другим его жена родила двоих детей и,однажды зимой,я об этом слышала,живя уже в Норильске,была сильная пурга,она вышла буквально на 5минут в лавочку,оставив детей одних, и они играя спичками,что-то подожгли и дом с детьми сгорел.Марийка тогда сказала, что её проклятие достигло цели.И пу сть это звучит жестоко,дети не виноваты ,но сын Марийки тоже не был виноват,и если бы Смирнова была человеком,он мог выжить. Возвращаюсь к 1945му году.Смирнова покупала всё,но цены определяла сама.Если тебе казалось мало,ты мог не отдавать.По скольку других возможностей продать не было,а кушать всегда хотелось,то люди плакали и отдавали ей за бесценок.Не помню в каком месяце 1945-го была амнистия и моя мама, не досидев до срока 2месяца,была амнистирована.Получила от неё телеграмму следущего содержания:"освободилась,вышли деньги."То,что денег у меня нет она знала,значит,она имела ввиду,что я должна что-то продать и выслать.Оставалось у меня к тому времени 2 кольца.Одно с брильянтом,мамино и одно моё,с жемчугом и вокруг осколки брильянтов, которое подарил мне папа на день рождения,когда мне исполнилось 12лет.Только уже живя в Израиле,я поняла,что это подарок на бат- мицву.Конечно,кольцо с брильянтом было более ценным и я понимала,что продав его Смирновой,я не получу и половину цены,которое оно стоит,и я решила продать моё кольцо.Стоило мне это здоровья т.к. мне казалось что я предаю папу,продав единственную память о нём.Но выхода не было.Я пошла к Смирновой,она предложила,как сейчас помню,400руб.Но что было делать?Я отдала ей коль цо,она мне деньги и прямо от неё я пошла на почту и отправила маме деньги.Придя домой,нашла новую телеграмму:"устроилась работу,деньги не высылай".Что со мной было описать не могу.Проплакала всю ночь,а если на несколько минут дремала,являлся передо мной папа и упрекал меня,что теперь у меня не осталось никакой памяти о нём.Утром люди из моей комнаты сложились,хоть у самих ничего не было,дали мне 400руб.и сказали,чтоб я пошла к Смирновой,рассказала что случилось,отдала ей деньги и она,наверное отдаст мне кольцо.Как вы уже понимаете, "сделка не состоялась".Теперь я понимаю
что мне надо было идти к Смирнову,Но я это не сделала.
Ещё Соп-Карга.
На этом-же аэродроме была метеорологическая станция.Метеорологом был москвич,Марк Плавинский,2 метра с чем-то ростом,примерно 22-24лет.Он,как и все,работавшие на аэродроме,был вольнонаёмным.Думаю,его прислали на рабоеу после института.Он часто приходил к нам в комнату и часто приглашал нас к себе.Нас,имеются в виду девицы из нашей комнаты:Гарриет,Блумберг-1925 года рождения,Малли Каплан1928 г.,её сестра Фаня Каплан1926 г. и я.Когда мы приходили к нему,он из кожи вон лез и ставил на стол еду,которую мы не видели все эти годы.Там был хлеб,масло,сахар,конфеты и верх всего изюм. За столом мы сидели,как подобает благовоспитанным девицам из хороших семей,держа руки на коленях.Смотрели на стол,глотая слюни,но ничего не трогали,как-будто только что пришли с обильного обеда.По роду своей службы,он должен был каждый час выходить что-то проверять.Не успевала за ним закрыться дверь,как эти благовоспитанные девицы превращались в дикарок,набрасывались на еду и пока Марк возвращался,на столе стояла пустая посуда. Марк пополнял всё заново и всё повторялось.Мы уже были сыты,уже больше не лезло,но упустить возможность мы не могли. Когда Марк приходил к нам он играл с Макулем Идельсоном в шахматы, становилось поздно,все уже ложились спать,а они ещё играли.Со временем мы поняли,что не из-за шахмат он приходит.Но поскольку нас было четверо девиц,мы не знали,ради кого именно он приходит.Однажды,уходя домой,он должен был пройти нары на которых мы с Гаррисет спали,она у стенки, я с краю,я почувствовала,что на мою подушку что-то упало.Это было стихотворение,которое он сочинил для меня и тогда мы, поняли,кто та "счастливая" ради которой он приходит.
НАЕДИНЕ С СОБОЙ ИЗ СВОЕГО "ДАЛЁКА"
ПЫТАЛСЯ Я ЗАГАДКУ РАЗРЕШИТЬ:
С КЕМ ЖИЗНЬ ДАЛЬНЕЙШУЮ Я ДОЛЖЕН РАЗДЕЛИТЬ
КТО МЕЖДУ ВАС МНЕ ПРЕДНАЗНАЧЕН РАЕМ?
МНЕ ДУМАЛОСЬ, ЧТО МЫСЛЬЮ ОЗАРЕННЫЙ
РЕШЕНЬЕ СВЕТЛОЕ Я В НУЖНЫЙ МИГ НАЙДУ.
И НЕЖНОЮ ЛЮБОВЬЮ ВДОХНОВЛЁННЫЙ
ОДНУ ИЗ ВАС В ПОДРУГИ ИЗБЕРУ.
И Я ИСКАЛ,ЕДУ И СОН ЗАБЫВ, ИСЧЕРПАВ"PRO И"CONTRA"ВСЁ,НО ЦЕЛИ ,
ВСЕ МУКИ ПОИСКОВ НИМАЛО НЕ ИЗБЫВ,
НЕ МОГ ДОСТИЧЬ,КАК БОГИ МНЕ ВЕЛЕЛИ.
И ВДРУГ ВЧЕРА,КОГДА УЖЕ ИЗ ЛЕСА
СОМНЕНИЙ И НАДЕЖД Я НЕ ИСКАЛ ПУТИ,
СВЯТАЯ ПРЕДО МНОЙ ЯВИЛАСЯ АГНЕССА
И УКАЗАЛА К СЧАСТИЮ КЛЮЧИ!
ТЕПЕРЬ СМЕШНЫ МНЕ ПРЕЖНИЕ ТРЕВОГИ
ПРИДИ КО МНЕ СКОРЕЕ ,МОЙКУМИР,
ПУСКАЙ НА ЖИЗНЬ БЛАГОСЛОВЯТ НАС БОГИ
И МЫ С ТОБОЙ РАЗДЕЛИМ ЭТОТ МИР !
7мая 1946г. Марк Плавинский.
После этого он меня как-то перехватил и сказал,что хочет и может увезти меня в Москву,что во время войны у многих сгорели или пропали документы,что я смогу получить новые,и что он хочет на мне жениться и что мы были бы счастливы.Мне было 17лет,но я была наивным ребён ком и о замужестве не думала.После этого появилось второе его стихотворение о гусе.
Асеньке Гинцбург 23 мая 1946г. Плавинский.
ПАМЯТИ ГУСЯ
Он прилетел на север с юга
Скучая жизнью холостой,
Хотел найти по сердцу друга,
Обзавестись своей семьёй
Имея крылья не был связан
Земными канонами он,
И волен был,как Стенька Разин
И смел,как сам Наполеон!
Он мог любить и быть любимым!
В своём гнезде с детьми,с женой
Он мог бы быть,как бог счастливым!
Но жребий вынул,знать,иной...
И божеством неумолимым
Был ввергнут он в котёл с водой.
Рига была уже освобождена,и мой клиент Берзиньш получал из Риги от родственников переводы денег. У меня с ним был неписанный договор,что я продаю ему свой паек сахара,крупы и масла(растительного)и за деньги,которые он мне платил,я могла выкупить свой паёк хлеба. Многих с того времени я совершенно не помню в лицо,Берзиньша же помню,как буд-то только вчера его видела.У него,если не ошибаюсь, был золотой зуб,квадратная бородка и очень хитрые глаза.Его жена Аныня была маленькая,кругленькая и,по-моему очень добрая.Она полностью была ему подвластна.Детей у них не было. Норильск.
Мама освободилвсь из лагеря в 1945ом году,но я попала к ней только осенью 1946го года.Мама работала на гипсовом заводе,который находился в промышленной зоне.Была у нас одна малюсенькая комната, которая служила нам и спальней и столовой и кухней,а ночью и туалетом.Стояли в комнате узкие нары,на которых спала мама,малюсенький столик и 2 табуретки.Была в комнате ещё и печка.Из-за этой печки мы очень часто угорали.Мы её топили вечером,когда приходили с работы и очень часто закрывали шибер раньше времени,т.к. хотели спать.Я спала на полу около печки. Помню,пока я устроилась на работу,я некоторое время была дома.Не помню,где я с ними познакомилась,но у меня появились несколько знакомых евреев:Изя Консисториум1920г.,не помню откуда ро дом,Лёва Пайкин,рижанин, кажется тоже 1920го года,Гриша,не помню больше данных о нём. они были знакомы между собой и приходили всегда вместе.Куда они делись,не знаю,но я уверена,что в Израиле,если ещё живы. Ещё приходил мамин знакомый,некий Шнеур,из Белорус сии,который где-то работал главным бухгалтером и всё,что он получал из Американской помощи,он приносил нам.Помню, он принёс мне моё первое пальто,коричневое в клетку,которое было первым после пяти лет телогрейки.В один прекрасный день Шнеур пришёл,рассказал,что он получил телеграмму от сестры что его мама при смерти и он уезжает,но хочет на мне жениться. Я,конечно,ему отказала.Был он 1915года рождения,и,думаю его уже нет в живых,но уверена что он тоже был в Израиле.Он сндел за сионизм. Еще приходил ко мне тогда заключенный моряк Дима.Красавец мужчина, который дал моей маме слово,что он меня не тронет и он слово держал.Устроили меня на работу на один из заводов секрета рём.Ну,какой был из меня тогда секретарь?!Было мне,правда уже 18 лет,но я ничего не умела,ничего не знала,да и одеть мне было нечего.Я ведала хлебными карточками и вела списки на них.Завод был большой,работников много и списков с подписями много.Однажды списки из моего стола изчезли.Искали эти списки всем конторским составом и не нашли.Пахло тюрьмой.Пришла домой расстроенная.Заснуть не могла.Под утро задремала и снилось мне,что списки заскользнули между ящиком и стенкой письменного стола.Утром прибежала на работу,выдвинула ящик, протянула руку и нащупала за ящиком списки.Проработала там ещё немного и,опять-таки по знакомству перевелась на этом же заводе в электродный цех.Это была тяжёлая физическая работа,после которой я вечером еле живая возвращалась домой.Я начала думать о том ,что надо приобретать специальность.И в конце 1946-го года пошла в учебный комбинат на курсы бужгалтеров,которые через полгода успешно закончила.Маме обещали квартиру в городе,но мы всё еще продолжали жить в избушке на гипсовом заводе. Однажды я возвращалась вечером с занятий,было на промплощадке совершенно темно.В городе я выкупила наш хлебный паёк и несла подмышкой две буханки хлеба. Вдруг сзади кто-то ку лаком выбил у меня из подмышек эти две буханки,поднял их и бросился бежать.Я громко заплакала и просила вернуть мне хоть одну буханку, иначе мы с мамой будем голодать.И вот этот парень остановился и обернулся,он оказался совсем молодым,лет17-18,бросил мне обе буханки и убежал.
В 1947году мама получила комнату в 2-х комнатной квартире в городе.
Чтобы закончить воспоминания требуется только эпилог.Как его написать не знала.Первую часть воспоминаний написала года3.5-4тому назад,всё остальное года 3тому назад.С тех пор ни разу не перечитывала.Когда писала,чувствовала себя,как-будто асфальтировала шоссе, как-будто делала физическую работу.Не понимаю людей,которые писали из жизни в концлагерях,а ведь разница большая:у нас не убивали,не травили собаками,мы "только"голодали(на севере),жуткие условия,холод.Но как я уже писала,были на пути и довольно много хороших людей(Медведев,Бизюков и другие).Мне кажется,в те времена я столько и так не переживала,как теперь.Может быть потому что была молода,может быть так мне кажется спустя 60-64года,во всяком случае,теперь мне всё это гораздо тяжелее. После каждого дня писания или даже после чтения написанного,следуют бессонные ночи.Поэтому решила больше не писать,ограничиться уже написанным.Напишу только эпилог,написать который помог мне косвенно мой довоенный соученик,живущий в Риге Эстик Мейзин.
ЭПИЛОГ.
Эпилог,это собственно ответ Эстику на его последнее письмо ко мне, в котором он комментирует мои воспоминания.Он очень удивляется моей памяти,как я помню даты и имена.Я сама убедилась,что я помню больше,чем мои соученики.Чем это объяснить не знаю,но особенно удивляться нечего.Эстик удивляется,что я пишу "15ого июня двинулись на "восток".Ведь нас забрали в ночь с 13 на 14июня,14ого утром погрузили в телячьи вагоны,весь день стояли на станции,а на следующее день двинулись.Это,естественно,было 15ое июня и это забыть нельзя.18е декабря 1943го года тоже забыть нельзя т.к.тогда все говорили,что это мой второй день рождения.А разве дату дня рождения забывают?Не первого и не второго.Есть вещи,которые я да,забыла.Так,например,кто был 13м человеком в смежной комнате.Позже я вспомнила,но не была уверена.Сегодня я позвонила жителю той комнаты,живущему, как и я, в Петах-Тикве,Саше Барухсону,и он подтвердил.Это Паул Крамер.Из 26 евреев,которых привезли и высадили в голой тундре на сегодняшний день в живых всего 5 человек.Из нашей комнаты я единственная,а из смежной живы четверо: вышеупомянутый Саша Барухсон,тот же Паул Крамер,живущий в Гамбурге,Дуся Литвински,проживающая сейчас в восточном городке в Германии,Залли Шур,живущий в Риге и Макуль Идельсон,живший ещё несколько лет назад в Риге.Жив ли он сегодня,не знаю. Он 1916го года рождения и ,возможно, его уже нет.Дуся приезжала лет 10 тому назад в Израиль.Я с нею встречалась.Она изменилась к лучшему. В те далёкие времена она была очень инертная, неподвижная. Теперь она сама активность, полна энергии, очень дружелюбна. Паула, или как мы его
называли Паульхен, я встречала когда приезжала из Израиля в Ригу, а он ещё не уехал в Германию.Залли Шур я тоже встречала,когда приезжала в Ригу.Он жил очень тяжёлую жизнь;и материально,а также у него была очень больная жена,за которой он ухаживал.Уже несколько лет как она умерла. С Сашей мы, хоть и семь лет уже живём в одном городе,Петах- Тиква ,видимся очень редко,в основном говорим по телефону,у них трое внуков,близнецы-мальчики и погодок девочка и они очень много помогают сыну и невестке
Хорошо,что всё,что мы пережили,давно позади. Ещё раз такое пережить я бы уже не смогла.Но не удивительно,я ведь сегодня на 60 с чем-то лет старше.А ведь на Севере вольнонаёмным насчитывалось 3 дня за один в расчёте на пенсию.Я надеюсь,наши дети и внуки никогда не должны будут пройти всё то, что прошли мы.Я желаю нашему второму и третьему и четвёртому поколениям узнать обо всём этом только из моих воспоминаний.
Преклоняю голову перед всеми ушедшими , и много лет оставшимся. .