В июне, во время поездки на Западное Побережье, я несколько дней провел в Сиэттле в доме своего американского родственника Виктора Кэша. Мы с ним как Пушкин с Дантесом - свояки, т.е. женаты на сестрах. Но последние, а равно и прочие члены семейств с обеих сторон, лишь эпизодически будут попадать в рамки данного рассказа.
Виктору около 50, у него вполне европейская внешность, рост выше среднего, он не худ и не толст. Одевается чистенько, но бессистемно. Работает программистом на "Майкрософт" и имеет за $100 000 годовых. Так и подмывает сказать, что Виктор - типичный американец, но моей нештатной корове тут лучше помолчать.
Большую часть времени он проводит дома, хотя до работы ему 2 минуты езды. Так у них на "Майкрософте" заведено. Народ сидит по библиотекам, кафе, лыжным курортам - кому где нравится1. Впрочем, есть и любители торчать на работе. "У нас на фирме главное - результат, - говорит Виктор поучительным тоном, - а не просиженные часы. А кто не справляется - уходит. У нас нет начальников". Ой ли?! высказываю я сомнение. Подумав, он соглашается, что менеджер у них есть: один на сто человек - тот, кто раздает задания и координирует усилия. Но, надо понимать, можно было бы и без начальства. Тут мне на ум моментально приходят толковые ребята, способные вкалывать на результат за куда как более скромное вознаграждение, и при этом вовсе не вылезать из своей, например, Индии. Но мне не хочется портить ему настроение картинами этой антиутопии.
Виктор немногословен, но по гордым ноткам в его голосе легко дорисовывается: передовым делопроизводством своей фирмы он очень доволен, и имеется легкое недоумение, почему остальные компании по-прежнему используют всяческие варварские методы грубого принуждения и недоверия человеку. Он всегда выражает легкое недоумение, когда с чем-то категорически не согласен.
Мне бы поспорить, настоять, что самолеты на дровах не летают (точнее - дров много, самолетов мало). При известном упорстве (и средствах) можно набрать одних только трудоголиков, энтузиастов, святых, наконец, и строить в команде самые высокие отношения. Да где же их столько взять? Великие проекты гибли от переоценки элементной базы. Но я не спорю, это все так трудно объяснить теоретически. Человек, достаточно долго скользящий по маслу, может принять это за закон природы. А у Виктора, думаю, еще не было случая помучиться над какой-нибудь неприятной моральной дилеммой, типа "укради или с голоду сдохнешь".
Он идеалист, верит, что если человеку правильно объяснить, то человек будет делать хорошо и не делать плохо. Как контраргумент я рассказываю следующую историю. У нас на работе в трех шагах друг от друга стоят два контейнера: один - для общего мусора, а другой - для макулатуры (второго по значимости продукта нашей конторы). Посторонние здесь редки, штат уже давно устоялся, баки тоже не в этом тысячелетии установлены, но временами содержимое их совпадает. Трактовать это как революционную фигу в кармане, саботаж, бунт, месть угнетенных и т.п. мне затруднительно. Каких таких целей можно добиться, бросая недоеденную пиццу вместе с тарелками и недопитый кофе вместе с чашками во вторсырьё? Давайте не выдумывать сущностей, самое простое объяснение и будет верным. Человек - существо социальное, но стоит где-то посредине между солитёром и муравьём, да и каждый наделен этим качеством в разной мере, так что должны быть и есть обладающие им минимально. Слабое же моральное давление, как следствие развитой толерантности и политкорректности, эти люди просто не чувствуют. Однако прошу не путать это свойство с эгоизмом, ведь здесь нет очевидной связи личного благополучия и действия, а также с пофигизмом, когда человек тупо выбирает решение, требующее наименьших от него усилий. Просто кто-то ближе к муравью, кто-то - к солитеру.
По-моему, добро - это когда личность действует в пользу общества и в ущерб себе, а зло - наоборот. В этом смысле муравей - добро абсолютное, солитер же не есть абсолютное зло, поскольку ни в какое сообщество не входит. Но приведенный выше пример показывает, что свести поведение человека к простой схеме "выгодно-невыгодно" не так-то просто. Ведь в подавляющем большинстве случаев обычный нормальный человек вообще ни о чем не думает, а действует по шаблону. Вот какой шаблон закрепился в нем в детстве, да какая в том шаблоне установка по шкале "добро-зло", вот с такой он и пойдет по жизни. С возрастом же шансы что-то "объяснить" ему катастрофически снижаются. Впрочем, об этом надо писать отдельно и серьезно.
У Виктора есть старший брат. "Он не хочет работать," - кратко объясняет Виктор. От других же мне известно, что брат в молодости выгодно женился, детей у них нет, и остаток жизни он смог посвятить табакокурению и пьянству - от умеренного до сильного. Виктор же не курит (убивать себя за свои же деньги?!) и практически не пьет (бокал вина, бутылка пива за вечер). История брата, видимо, огорчает его, но по крайней мере, тот не делает ничего дурного, а это уже хорошо. Думаю, если бы у брата не было средств к существованию, Виктор взял бы его в приживалы. "Неправда, - говорит он, - что американцы ненавидят налоги. Я бы с удовольствием платил, чтобы помочь этим бедолагам". Он имеет в виду бомжей, коих в Сиэттле, городе с мягким климатом, предостаточно. Мы об этом не говорили, но, похоже, он был бы не прочь оказать помощь и нуждающимся в развивающихся странах.
"На свете есть совершенно невозможные для жизни места, - говорит он, - где люди живут-таки. Каждый третий на Земле голодает". А мне вспоминается реклама, которую полгода крутили по местному телевидению. Сюжет такой: девушка пытается сделать торт и долго-долго размазывает кремы по коржам. Наконец она прекращает попытки сотворить что-то путное и в сердцах запихивает тарелку с тортом в посудомоечную машину. В следующем кадре мы видим, как она открывает машину, достает блестящую тарелку и проводит по ней пальцем. Тарелка скрипит. Уверен, что прекраснодушные американские зрители в первый же показ затерроризировали бы возмущенными звонками телестанцию. Если бы, понятно, заметили в рекламе еще что-то, помимо восхваления высоких качеств данного моющего средства. Но здесь во всех смыслах не Африка.
У Виктора большой дом, стоящий на обширном участке поросшего высоченными деревьями склона. Внизу бежит ручей, за которым владения продолжаются, но туда никто не ходит. Перед и позади дома - полоса расчищенной земли, и сюда иногда попадает солнце. Всё же остальное - джунгли, подлесок, туго затянутый в колючую проволоку дикой ежевики. Впрочем, нашел я также кусты и набрал соплодий уже спелой лососевой ягоды - что-то вроде очень крупной, но менее ароматной малины. Виктор не знал, что она съедобна. Расчищенное место отведено под небольшой террасный огород и несколько чахлых кустов смородины и крыжовника. Созданный по настроению и поддерживаемый приступами энтузиазма огород этот для условий "вечнозеленого штата"2 выглядит худосочно.
В семье имеется стойкое убеждение, что джунгли следует искоренять. Война эта ведется силами всего одного, но многоопытного, бойца - девяностолетнего отца Виктора. Боец имеет три пуда веса, два инфаркта и лопату. Когда же регулярная армия сдает слишком много позиций, приходится обращаться к наёмникам. Виктор утром едет к хозяйственному магазину, где в поисках занятости обыкновенно собираются мексиканские разнорабочие. Думаю, многие из них нелегалы, но местные власти (начитавшись, видимо, моих статеек) с облавами не торопятся. Мексиканцы работают хорошо, хозяин обычно остаётся доволен. Насколько же правильно он сам осознаёт свою пользу - отдельный вопрос...
Виктор мало что делает по дому, по хозяйству. Загрузить стиральную машину, постричь газон - это да, но сменить щетки дворников на собственном авто, как утверждает наш общий тесть, он не в состоянии. Полагаю, тесть преувеличивает, при нужде Виктор догадался бы. Просто у него такой нужды нет. При необходимости это делает механик в гараже. А также подкачивает шины, меняет масло, проверяет тормоза и вообще. Виктору и невдомёк, что он тупой америкос. В отличие от нынешнего российского демагога, советский сатирик-классик ситуацию понимал верно (Зощенко, "Баня", 1924):
"Говорят, граждане, в Америке бани отличные. Туда, например, гражданин придет, скинет белье в особый ящик и пойдет себе мыться... Помоется этот американец, назад придет, а ему чистое белье подают - стираное и глаженое. Портянки небось белее снега. Подштанники зашиты, залатаны. Житьишко!".
То, что кто-то включает искусство латания подштанников в джентльменский набор, подивило бы Виктора. Есть люди рукастые, есть безрукие. Виктор относится ко вторым, но в Америке и первые занимаются этим скорее для удовольствия, нежели от крайней нужды и безысходности. Самый эффективный способ создания свободного времени - зарабатывать тем, что ты умеешь лучше всего, и тратить на то, чего ты не умеешь вовсе.
* * *
Ода свободному времени
"Птичка божия не знает ни заботы, ни труда," - ляпнул поэт3 и был поднят на вилы еще современниками. Количество птичек и количество пригодной для них еды, злорадно поучали продвинутые прямоходячие, находятся в жестоком балансе, и каждая пернатая особь, в действительности, день-деньской трудится, не покладая крыл, чтобы пошлейшим образом не сдохнуть с голоду.
И одновременно те же высоколобые настаивали, что именно труд сделал из обезьяны человека. Дескать эта вздорная, вороватая, ленивая тварь, ковыряясь как-то в носу, изобрела палку-копалку, а с нею и весь агропромышленный комплекс, построила пирамиды, обзавелась привычкой пить пиво, смотреть телевизор и каждый год вручать Нобелевскую премию себе подобным. У нее отвалился хвост, вылезла почти вся шерсть, и туго натянутая обжорством кожа покрылась татуировками. А бедная пташка так и осталась по хохолок в своем гуано.
Следует решительно опрокинуть оное заскорузлое заблуждение. Труд лишь может удержать на плаву, позволяет выжить - не более того. Истинным движителем прогресса является лень, досуг - время, свободное от труда насущного. И дело даже не в том, что лень понуждает придумывать способы и пути обхода трудностей, а в том, что для придумывания нужно-таки время.
Поначалу этого добра у людей было мало. Все были рядовыми, и даже если и жили стадом с вожаком во главе, последний вряд ли мог надолго отвлекаться от рутины для плетения сколь-нибудь длинных логических цепочек. Но мало-помалу стадо превратилось в племя, вожак - в вождя, и последний уже целиком зажил на казенный счет и вполне мог сосредоточиться на построении общеполезных доктрин, теорий и учений.
Затем стало возможно освободить еще одного человека, скажем, на шаманскую вакансию. И пошло-поехало. Так появилась аристократия - слой людей не занятых непосредственным производительным трудом. Понятно, что большая часть счастливчиков ограничивалась пирами, охотами и просвещением простолюдинок (сплетнями, нарядами и смазливыми конюхами), но кое-кому удавалось совмещать (а то и замещать) это с занятиями подозрительными и неприбыльными - науками, например. И оной побочной малости тем не менее оказывалось достаточно, чтобы оправдать существование всего класса.
Легко видеть однако, что нарисованная идиллия страдает серьезным методологическим пробелом, а именно: способ разделения общества на аристократов и прочих далеко не очевиден. Вот, представьте себе образованного, умного, современного и во всех отношениях классного человека, у которого есть-таки один удивительный изъян: он ничего не знает об истории. Давайте расскажем ему о схеме с аристократами и попросим его предложить метод отбора: как, каким образом кто-то становится аристократом. Наверняка наш гипотетический утопист примется выдумывать всякие там экзамены, испытания, конкурсы и прочие объективные фильтры. И, думаю, очень удивится, если сказать, что практически всегда и везде эта задачка решалась путем простого наследования. Прочие же способы преодоления барьера были скорее исключением.
"Как же так? - удивился бы наш воображаемый социальный архитектор, - Ведь если даже в какой-то начальный момент отобрать самых-самых, то аристократы второго поколения, согласно Дарвину, хоть и будут лучше, чем в среднем по всему обществу, но не намного. Разве можно доверять дело управления и развития общества людям заурядных способностей на том слабом основании, что их предки способностями обладали? Это же несправедливо!"
Ну, о справедливости и разных там эгалитэ (равенство) потом, а здесь нам важнее обследовать именно неравенство: кто более для общества ценен - образованная посредственность или безграмотный талант? И оказывается, что, если не брать крайности, то первый вариант намного более предпочтителен. Так, во времена Пушкина крестьян было много больше, чем дворян, но я не знаю ни одного тогдашнего русского поэта от сохи.
Вот еще аргумент из тех же времен. Отец одного немецкого мальчика (родившегося через год после Пушкина) взялся доказать верховенство образования над талантом на примере своего собственного дитяти. В 10 лет Карл Витте (так звали мальчика), пройдя интенсивную домашнюю подготовку, поступил в университет и в 14 лет получил докторскую степень, а впоследствие - и удостоверяющую запись в Книге рекордов Гиннеса. Каких-то выдающихся подвигов в своей жизни он затем не совершил, но был уважаемым искусствоведом и филологом. В конце концов он ведь был обыкновенным, первым, попавшимся под руку папаше, подопытным существом.
Вспоминаю картины из собственного детства. У меня в приятелях был Вовка Абрамов, которому ну никак не давалась математика. Боже, как его лупил папундель! А за партой я какое-то время сидел с отличником Сашей Ханом, у которого родители самолично принимали каждый день уроки. Совершенно уверен, что сейчас Вовка - завкафедрой в каком-нибудь провинциальном университете, а Саша - крупный администратор, в ранге замминистра, не ниже. (Ау!)
Американцы провели следующий эксперимент. Они выбрали случайным образом школу в бедном негритянском районе и завели там порядки привилегированных платных школ: дисциплина, дополнительные вечерние и воскресные занятия, обязательное посещение летних курсов, система репетиторов для отстающих и т.д. А через пару лет протестировали знания и интеллект этих черных ребят. Он оказался в точности таким же, как и у, преимущественно белых, воспитанников платных школ.
Напомню старый анекдот:"Что такое американский университет? Это когда русский профессор учит китайских студентов". Не ручаюсь за первое, но что в Университете Торонто процент студентов-азиатов этак под 70, видно невооруженным глазом.
Если еще учесть, что обучение желательно начинать задолго до того, как способности можно надежно проверить, а количество обучаемых должно соответствовать достигнутому уровню аристократизации, то получается, что схема прямого наследования абсолютно естественна.
Такое положение вещей, а особенно его перекосы, далеко не всегда и не всем казалось правильным. Отклонения от оптимального числа, манкирование своими обязанностями, излишества в расходах со стороны правящего класса приводили к бунтам и переворотам, рекам крови, временному хаосу, из которого впоследствие вырастала всё та же, хоть иногда и подправленная схема. А если не выростала, то данное общество просто погибало, и члены его растворялись в более понятливых соседях.
В настоящее время в развитых странах аристократия, под которой мы по-прежнему подразумеваем не обладателей пышных титулов и потомственных паразитов, а людей, освобожденных от всепоглощающей занятости трудом насущным, - значительная и весьма динамичная часть общества, не столь радикально обусловленная социальным происхождением или принадлежностью к определенной касте, нации и т.п. К ней вполне может присоединиться всякий, имеющий достаточно для этого желания. В менее развитых странах аристократия малочисленнее, и пробиться в этот круг сложнее. Т.е. можно говорить о странах-аристократах, ставших таковыми по прихоти истории (и, естественно, старающихся сохранить сложившееся положение). Жизненный уровень здесь значительно выше, производство высокотехнологично, большинство населения занято в сфере услуг и умственного труда, высоки доля и качество творчества в науке и искусстве. С обывательской точки зрения, здесь не только плата за тот же труд много выше, но и цены на аналогичные товары ниже. Каждый гражданин такой страны оказывается в привелегированном положении (по сравнению с гражданами менее успешных стран) просто по факту рождения.
Так же как и в случае с классами в обществе, наличие "аристократических государств" есть вещь объективная и соответствует принципу концентрации средств и усилий для ускорения общего прогресса. Даже если бы в этих странах по какой-либо причине земля перестала рождать собственных невтонов, то ситуацию легко было бы поправить за счет "приглашения" оных из-за не столь благополучного рубежа. Что, с точки зрения всего человечества, - вполне разумный ход.
Претензии по "несправедливому" распределению ролей имеют смысл только в долгосрочном плане. Абсурдно было бы пытаться передавать возможность "порулить миром" по расписанию, скажем, каждый год. Другое дело, что можно и нужно спорить о том, насколько правильно делегирование средств, прав и обязанностей соответствует уровню общемирового развития. Другими словами, можно бесконечно критиковать, стыдить и даже ненавидеть, например, Америку, но очень трудно доказать, что кто-то иной делал бы это дело лучше. (К этому моменту я, полагаю, уже убедил вас в неизбежности существования аристократии). Лидер, конечно, когда-нибудь сменится, но указать какие-то сроки просто нереально. Разве кто-то сумел предсказать развал СССР в краткосрочной перспективе?
Со временем, по мере прогресса, все большая часть стран будет переходить в разряд "аристократических", подобно тому, как это происходит с людьми в современном обществе внутри развитых стран. Но эгалитэ следует рассматривать как цель, о путях достижения которой можно спорить, но немедленного воссияния которой не ожидается.
Во какие мысли иногда заводятся в праздной голове.
* * *
Но вернемся к Виктору.
Деталей я не знаю, но родился он в Перу, детство провел на Арубе, имеет канадское гражданство, живет в США и женат, напомню, на русской. Придерживается весьма либеральных взглядов, голосует за демократов и вообще весьма приятен в общении.
Будучи 100%-ой штафиркой, испытывает тягу ко всему военному. Оружия я у него не видел, но знаю, что лучше всего Виктору дарить элементы формы, а также значки и прочие армейские цацки. Он как-то демонстрировал мне длиннющее видео собственного производства, в котором такой же любитель на соответствующем вернисаже в Сиэттле демонстрирует восстановленный им Т-34, а под конец даже и стреляет из башенного орудия при полном восторге публики. Меня эта малодинамичная картинка чуть не усыпила, но Виктор смотрел с горящими глазами (в который, интересно, раз?).
Когда после нашего визита он со всем семейством отправился в Россию, стоило больших трудов отговорить его от самостоятельной поездки в Ижевск. Уж не знаю, что он там собирался делать - облобызать Калашникова, потолкаться по музеям или прикупить нечто на местном рынке - но для человека, не знающего ни слова по-русски, экстремальности в таком туризме было бы с перебором.
Дальше Петербурга он не двинулся, но остался чрезвычайно доволен внешним видом города. Особенно его поразило, как красиво и богато одеты люди. Сам-то он вряд ли когда-либо пользовался утюгом. (В скобках замечу, что и мне в России не раз признавались, что в первый момент принимали меня за иностранца. Потому-де, что уж больно непрезентабельно они одеваются).
Нет, Виктор неоднократно бывал в российской глубинке и, надо отдать ему должное, никогда не жаловался на бытовые неудобства, и лишь предательский желудок неизменно расстраивался и мгновенно выдавал в нем человека из более благоустроенного мира.
------------------------------------
1Обычно нравится там, где есть бесплатный доступ к Интернету через вай-фай, как, например, в кофейнях "Старбакс". А когда я в прошлом году неделю парился дежурным присяжным в суде, так там тоже оное удовольствие имелось.
2Мягкая бесснежная зима и сыроватое лето способствуют буйству флоры здесь, в штате Вашингтон.