ЛЮДМИЛА КОЗЛОВА
РОССИЯ, СИБИРЬ, ХХI ВЕК
(рассказ в рассказах)
НАЕДИНЕ С АНГЕЛОМ
Елена потеряла всё. Сына, единственного, любимого, доверчивого, наивного, "друзья" посадили на иглу. Всё бросила она в эту страшную яму, чтобы вытащить ребенка - своё жильё и доставшееся в наследство от тётки, домашние вещи, свои заработки, свою жизнь. Знаний об этой беде тогда ещё не было - надеялась на медицину. Это теперь, спустя пятнадцать лет, стало известно - методов лечения не существует. Сын погиб, так и не повзрослев.
По земле гулял ледяной, тоскливый месяц ноябрь. Елена осталась на улице, вернее, в маленьком деревянном домишке, где стены насквозь просвистывал ветер, из-под пола несло холодом замерзшего в камень земного шара. Одна! Наедине с Ангелом-Хранителем. Охранял ли Он её? Или решил, что ещё рано? Пусть борется сама за свою Душу.
Хотя, в деревне в столетнем доме, жили её родители. Матери - восемьдесят шесть, отцу - восемьдесят семь. Они пока ещё сами справлялись с хозяйством. Правда, трудно назвать хозяйством пять кур, кота и трех собак. Но другого уже не было. Ушли в небытие две коровы, пасека, чушки, кролики. От огорода осталась лишь одна треть. Печалью наполнен закат жизни. Труден всякий шаг. Но старики держались даже после похорон внука.
И тут, словно Голубь мировой справедливости, вдруг прилетел денежный перевод из Германии - материальная помощь отцу, как узнику концлагеря для военнопленных. Денег ровно столько, сколько стоила в то время однокомнатная квартира в городе. Цены росли на глазах, нужно было быстро сделать выбор. И это оказалась маленькая квартира на девятом этаже в районе бывшего кирпичного завода. Сюда Елена собиралась перевезти своих стариков. Да так бы оно и случилось, если бы... Вот об этом "если" и стоит рассказать.
К этой злополучной квартире привязался лысый стукач, похожий на состарившегося и усохшего от времени Берию. Он решил, что бывший военнопленный не имеет права ни на какую помощь, а тем более - на квартиру в городе. И никакие Фонды, типа "Памяти", ему не указ. У него свой закон - закон Швондера, и пожизненный мандат на отъем чужой собственности. По его мнению, бывший военнопленный вообще не имел права ни на что, и на жизнь в том числе. И его дети - тоже. Их вообще не должно быть на свете, а тем более - внуков. Так что сын Елены, скорее всего, был запланированной жертвой.
Этот Швондер явился к ней домой. Не откладывая дела в долгий ящик, сразу объяснил цель своего посещения. Он считал, что Елена должна перебраться к нему на квартиру - в одну из его комнат. Видимо, в роли прислуги. А её квартиру Швондер запланировал сдавать внаем. Елена от такого заманчивого предложения сначала потеряла дар речи. Потом рассмеялась. Она решила, что это шутка. Но если б знала, что последует за этим, подумала бы сто раз - смеяться над лысым предприимчивым Швондером или бежать отсюда, куда глаза глядят.
-Зря смеетесь, - проскрипел Швондер. - Согласие - лучший вариант для вас.
-Никогда! - отрезала Елена.
-Но ведь может быть и хуже. Подошлют кого-нибудь, мужичка или женщину. Лишитесь всего - здоровья, родителей, а потом и квартиры.
Елена слушала это невнятное бормотание и не верила своим ушам.
-Послушайте, у нас, кажется, 2005 год, а не тридцать седьмой.
-Как знать, как знать, - ухмыльнулся Швондер.
И пошло, поехало! Цеплялись к Елене особи и мужского, и женского пола, и на улице, и в трамваях и автобусах, и на работе. Хитрые, вкрадчивые речи, желание познакомиться, попасть в гости, снять комнату, на худой конец - кухню в её квартире. И одинаково злобное выражение лица у каждого, когда приходило понимание, что не получается.
Далее последовало наглое устранение родителей. Ночью, когда Елена уехала в город, в дом влезли грабители. Отца избили - старика, которому вот-вот исполнится девяносто. Мать от страха упала, ударилась головой о край дивана. От ночной казни отец почти потерял память, мать оглохла и перестала ходить. Мать после этого прожила год, отец - два. Технология Швондера работала так же безотказно, как и в тридцать седьмом.
Дальше наступила очередь Елены. По ночам её травили то угарным газом, то "черемухой" из баллончиков. Газ пускали в дверь - она была самодельной, и щелей для заботливых соседей, купленных Швондером, имелось предостаточно. Соседи - это наркоторговка Морковкина и её сын - наркоман. Криминальные элементы всегда служили системе, несмотря на кажущиеся разногласия с ней. По пятам за Еленой ходили такие же, как Морковкина, криминальные тетки и дядьки, и фукали ей в лицо "черемухой". Это происходило на улице, в трамваях и автобусах. Елена не видела нормального сна уже около года. Спать приходилось либо на стульях в ванной комнате, либо у раскрытого настежь окна - и летом, и зимой - даже при минус сорока на улице. Иначе можно было задохнуться.
Маленькой отдушиной служила лишь та комнатка с печкой, где Елена жила раньше. Изредка, когда уже падала с ног, она ночевала там. Летом - чаще. Зимой - редко. Натопить стылую комнату было не просто. Елена переехала бы в свое прежнее жилье, но знала - это бесполезно. Швондер купит местных жильцов, ей не дадут жить и здесь, пока не подарит квартиру Швондеру. Но вот этого делать она и не собиралась. Что бы ни было! Не собиралась! Хотя помощи ждать было неоткуда - милиция не станет связываться со стукачем. Виноватой окажется, конечно, она сама. Да ещё и пришьют клевету какую-нибудь или затолкают в психушку. Опыт таких дел у них огромен! Она оказалась один на один с отморозками, для которых уничтожение людей - профессия. Профессия - подонки.
Елена не умела ненавидеть, так устроила природа. Но Швондера она ненавидела люто - будь у неё ружьё, убила бы этого лысого паука. Сколько ещё людей погибают под их наглым прессом - вот так же, как она. Возможно, миллионы. По радио не однажды слышала она о звонках пожилых людей, которые жаловались, что их травят газом по ночам. Окружающие же считали, что у несчастных не всё в порядке с головой. Действительно, может ли нормальный человек поверить в невидимый концлагерь третьего тысячелетия, для которого не нужны ни решётки, ни колючая проволока, ни вождь народов. Швондеры - и сами с усами. Сами - вожди, сами - палачи.
Сегодня Елена решила переночевать возле печки - в своем старом жилище. Поспать хотя бы раз в месяц. Полдня топила печь, включила нагреватель и уснула на стареньком диване, который привезла из родительского дома. Она отвыкла от тепла в своей выстывавшей до минусовой температуры квартире. А здесь было тепло, горячий воздух от нагревателя дул в лицо. Елена спала безмятежно, как в детстве, и Ангел-Хранитель улыбался ей из глубины полночного сна. А в окно заглядывал Новый 2009 год.
ЗОЛОТАЯ ЯЩЕРИЦА
1.
Ну, что сказать? Жизнь удалась. Кто-то, равнодушно взирающий прожигающим лазерным взглядом, издалека, с чужой стороны, со своей колокольни, скажет: " Тут завидовать нечему - полный кердык!"
Ты прав, неподкупный судия, искренне считающий себя святым. Более того, ты прав всегда. Что я такое в пронизывающем луче твоей метафизики? Абсолют, то есть Ничто. Вернее, Нечто, когда-то прорезавшееся из тьмы - росток возможной рациональной системы: ребёнок-воспитание-учёба-работа-семья-успех-деньги. Но эта хитрая ящерица легко теряет хвост. И что она после этого? Зародыш нереализованной жизни, Абсолют, Ничто.
Моя ящерица потеряла почти всё. В остатке - взрослый ребёнок. Это идеальный вариант изделия Творца, обречённый жить в сказке. И если цель творения была именно такова, то в моем случае она достигнута. Лучше поздно, чем никогда. Значит, жизнь удалась.
Не буду отрицать - поначалу и я делал попытки вырастить свою ящерицу, вписаться в твою систему ценностей - усердно учился, женился, родил сына, работал с утра до ночи, пытался стать состоятельным и благопристойным гражданином. Я тогда не понимал, что мои усилия ни много, ни мало - это спор с Творцом.
Отче не замедлил указать мне моё место. Сначала заболел сын - болезни следовали одна за другой. И так всю его короткую жизнь.
Потом я потерял работу. Она утекла, как песчинка в часах, в какое-то ненасытное гирло. Я сопротивлялся изо всех сил - искал новое место, источник заработка. Но, увы! Работа исчезла для меня навсегда, а с нею и доходы. Через несколько лет, правда, появилось пособие, которое называется гнусным свистящим именем - пенсия.
Потом как-то разом заболела и умерла жена. Вскоре я схоронил брата, потом тётку. За ними ушла старушка мать.
На лечение и похороны всех, покинувших меня, я истратил всё, что было можно, а также и то, что нельзя. Так что замысел Творца всё равно реализовался, но... спустя целую жизнь.
Теперь я - непьющий, некурящий, верящий в силу Творца бомж. Нет, жаловаться грех - прописка в паспорте осталась. Спасибо той доброй даме, которая купила мою квартиру и прописала меня в заброшенном полуразрушенном доме на окраине города. Этот дом - её собственность, наследство от бабушки. Я просил её об этом, иначе не смог бы получать пенсию. Человека без адреса государство не видит. Без адреса нет человека.
Квартиру я продал в надежде поднять на ноги мою старушку мать. Всё, что удалось выручить, бросил на лечение, но...чуда не произошло.
Тебе, мой друг, кажется, что на этом всё и должно закончиться. Вроде, жить незачем, не для кого, негде да и не на что.
Не буду убеждать тебя в обратном, ты не услышишь меня. Мой мир так далек от твоей хвостатой золотой ящерицы, что сколько бы я ни говорил умных слов, все они покажутся тебе непревзойдённой глупостью.
Мой мир, огромный, блистающий мир, разместился в маленьком природном компьютере. Да-да. Именно так. Моё сознание, мой интеллект - вот моя планета, мой Дом, самый красивый, самый богатый, наполненный верой и любовью к Тому, кто всё знает - к Отцу нашему.
"Чего мне бояться, если Бог ведёт меня этим Путём!" - вот что написано в моём Доме.
Но ты прав, неподкупный мой судия, когда не понимаешь, о чём я говорю. Разве я ещё не разучился говорить? Вот что удивляет тебя.
Я давно должен был онеметь, более того - исчезнуть с лица Земли. Но, веришь-нет, а я жив.
Если бы ты мог видеть и слышать меня, я рассказал бы, как это удалось. Главное же не то, что окружает тебя снаружи. Весь фокус в том, что Царство Жизни велико и большая его часть запрятана в глубины микрокосма. Поймёшь это, увидишь - будешь человеком всегда, где бы ни находился, в каких бы трущобах ни прошлось обитать.
Правду сказать, моя трущоба - замечательное жилище. Физически я живу на чердаке - это такой верхний этаж в десятиэтажном здании, где разместился цех дезодорации растительного масла.
Конечно, попасть сюда законным образом невозможно. Прихожу ночью через секретный лаз в заборе. Ночью охрана топчется возле цеха готовой продукции - там идёт утечка масла на сторону. В здании дезодорации украсть нечего - всё оборудование герметично.
В моей трущобе нет ванны, туалета, кухни и прочего. Зато есть приточка - вентиляционная труба, по которой нагретый воздух нагнетается в помещение. В этой трубе я и устроил лежанку. Не скажу, что в моём жилище бывает жарко зимой, но, как видишь, я не превратился в ледяной столб.
Одно гнетёт - то, что все мои мысли существуют лишь в моей голове. Очень хочется записать их. Если когда-нибудь попаду в культурную среду, первое, что я сделаю - попрошу бумагу и ручку. И тогда даже ты, незабвенный судия, сможешь скользнуть глазами по строчкам и даже остановить взор на какой-то из них. Ты будешь смеяться, но вот она - эта замечательная строка: "Жизнь удалась!".
Но второй, второй строкой будет, конечно, вот эта: "Самое раннее воспоминание детства - я стою на полянке с мохнатой травой. В ней желтыми пуговичками светятся аккуратные цветы. В ярко-зелёном сиянии травы ещё ярче сияют мои новые розовые ботиночки".
Фигурально выражаясь, я так и шёл по жизни в этих лаковых розовых ботиночках. Я и сейчас вижу их на своих ногах. От многого и многого уберегли они меня. Я не мог ходить по грязи в такой обуви. И, поверьте, никогда этого не делал. Но они же, эти розовые ботиночки, сыграли со мной злую шутку. Чистые тропинки, душистые травы и цветы... Я всю жизнь думал, что живу среди людей. На этом и поймался. Поэтому, и только поэтому, пытался выстроить золотую ящерицу, придуманную тобой, мой неподкупный судия.
А между тем, по задумке Творца я не имел на это никакого права. Нарушил свою программу, вклинился в чужую - получай вместо реальной жизни своё творение, вернее, то, что мог в этой ситуации сохранить Бог.
Сейчас у меня уйма времени для раздумий. И я не теряю его втуне. Я думаю. Думаю о том, как я должен был жить.
2.
Простая логика говорит о простых вещах. Если у меня было отнято то, что я пытался создать, значит, всё это - не моё. Жена, дети, дом, работа - это чужое. А что моё? Если честно, я знал это сразу - от природы получил в виде шифра моих генов.
Поэтому надо вернуться туда - в начало жизни, поймать изначальную программу. В ней всё было сказано, расписано по нотам. И главное, лет до шестнадцати я знал о своей программе. И если бы не чужая золотая ящерица...
Нет, ошибки начались не сразу. Пока я учился в школе, всё это время работала моя программа. Я учился, и мне было интересно заниматься этим. Погоня за знаниями - вот что должен был делать я в то время. Знания о мире, о том, как устроено мироздание, что такое наша планета и человек на ней, как и кем создан мир - вот куда я должен был идти всю жизнь. Там было моё призвание. Я должен был стать философом или священником. Никакой семейной жизни, детей, добычи средств на благополучие семьи, бытового или карьерного успеха - ничего такого не значилось в моей программе.
Школа вела меня правильным путём. Поэтому детство и юность видятся так, как, наверное, Адам вспоминал свою райскую жизнь. Океан неба, океан лета, осени, зимы и весны, синие горы, далёкий волшебный горизонт, ощущение полёта во сне и полёта наяву. Я жил как птица, поющая в Раю.
Но я не задумался о том, почему всё было так хорошо. Мне казалось, это навсегда. Первая ошибка сразу же отняла моё райское древо и мою счастливую песнь. Это произошло при выборе профессии. Свобода воли и выбор пути - никто не поддержал меня, не предостерёг от ошибки. Моя программа говорила, что нужно выбрать науку о планете - геологию. Но мать, насмотревшись фильмов о первопроходцах, запретила даже думать об этом. Я колебался. И даже, прибыв в университет, сдал документы на геологический факультет. Но запрет матери сделал своё дело. Вернее, это я совершил роковую ошибку - через два дня забрал документы и отнёс их в приёмную комиссию химфака.
Всё - выбор был сделан. Я ступил на чужой путь. Но тогда я этого даже не заметил. Ну, химфак - и что? Тоже неплохо. Так думал я, победитель многих школьных олимпиад по химии. А то, что это был выбор моей матери, но не мой собственный - это как-то ушло на второй план. На первом во всей красе нарисовался сам процесс - учёба. Как всегда, я учился с интересом, вникая во все подробности предмета.
Химия - роскошная вещь, особенно всё, что связано со строением атомов и молекул. Химические реакции в электронном изображении похожи на танцы странных существ, то протягивающих друг другу руки, то отталкивающихся один от другого, то вдруг делящихся на части или поглощающих соседа. Всё как в жизни людей или бактерий. Разница лишь в том, что образованием или разрывом связей управляют электронные заряды, а не чувство голода, например.
Я увлёкся предметом настолько, что стал отличником. Откуда мне было знать, что химия в нашей стране - это работа на военных объектах. И откуда было знать моей заботливой мамочке, что работа на химзаводах - это как раз та самая реальная опасность, от которой она хотела меня уберечь. Геология по сравнению с химией - это песнь вольного художника.
С началом трудовой эпохи в моей жизни рухнуло всё, ибо я принялся рьяно выполнять чужую программу. Вещества, с которыми я работал, все до одного были ядовиты. Но это ещё цветочки. Многие из них взрывались от любого воздействия. Ассортимент их постепенно расширялся, ибо я создавал своими руками и своей мыслительной деятельностью новые соединения. И всё это вместо производства мудрых мыслей о гармонии всего сущего.
Следование чужой программе тащило за собой и чужие ценности. Я решил жениться. Жена была недалёким созданием, как и все самки. До сих пор не пойму, как я смог выбрать её из толпы таких же, как она, биороботов. Чем она отличалась от других? На этот вопрос нет ответа. Полное равнодушие к мыслительному процессу, знаниям и прочей лабуде - по её понятиям, было нормой. Её интересовал только быт - деньги, еда, моя должность и дивиденды, которые можно с этого поиметь.
Вскоре родился сын. Но с этого момента моя золотая ящерица, не успев родиться, стала терять хвост. Сын болел, жена стервенела, страна рушилась, моя профессия становилась ненужной, аспирантура и учёная степень превратились в атавизм. Сын погиб, жена ушла к бизнесмену.
Вот что такое - сбой программы. Но, исходя из всего произошедшего, этот сбой и должен был состояться, должен был остановить чужую программу и вернуть меня к истокам. Моя золотая ящерица потеряла не только хвост, но и тело. Зато осталась голова.
И вот я там, где и следует мне быть. Да здравствует гармония мира и мудрость Создателя! Жизнь удалась!
Что до тебя, мой неподкупный судия, взирающий на меня с вершин своего благополучия, я думаю, что ты счастлив. Ты счастлив, ибо истинно не видишь ничего, кроме своей золотой ящерицы. Ты счастлив, и дай тебе Бог!
ОСТРОВ
Пора! Пора! К обороне! А, может быть, и к отступлению. Уходим, короче. Но куда? Туда, где не достанет нас мусорный ветер смерти, железный ветер жизни, ядерный ветер предательства, металлические щупальца роботов, матрицы городов, чёрные дыры деревень, деревья-мутанты, умные дауны, тупые интеллектуалы, мобильная связь и её временная недоступность, бегущие по проводам электроны, странствующие метеориты, прецессия галактической оси, исчезающее Нечто и всеобъемлющее Ничто. Вспомнили своё настоящее имя? Ещё нет?
Тогда продолжим. Уходим! Уходим туда, где на обочине дороги никогда не было кособокой избы с Бабой Ягой и держимордой Кащеем. Уходим туда, где ждёт нас песчаный берег, вечный прибой, солёные брызги и крики чаек, цветущие сады и дворцы, построенные из розового камня, летучие яхты под парусами, высокие облака в просторах неба, зов океана, океан времени, верные друзья и любимые, голубоглазые песни, морские сирены и дальние пути. Ну, как - уже вспомнили? Вспомнили, что это такое? Правильно! Только там - наше место, наше время и наша жизнь. Это наш Остров Свободы. Напрасно кто-то думает, что Острова нет и быть не может. Он есть, но открывается только тем, кто знает пароль. Незваные гости, даже если они доберутся сюда, позвонят в дверь, и им откроют, увидят, что никого нет дома. Никого. Да и Остров давно уже улетел на юг. Или на восток.
В ПУТИ
Сегодня мне повезло - дали билет на второе место, значит, буду сидеть почти рядом с водителем. Вольный обзор окрестностей через лобовое стекло, асфальтовое полотно, убегающее вдаль, встречный поток автомобилей, сосновые и берёзовые рощи, разрезанные гудящей трассой - весь мир перед глазами. Но пока ... пока мы движемся в лабиринте узких улиц - Красноармейский проспект, Комсомольский, Профинтерна, Восьмого Марта, куда-то налево, направо, вперёд и снова направо.
Незаметно и плавно спускаемся к мосту через Обь. Идём в его тесных железных объятиях - с обеих сторон многотонные фермы ограждений, гул двухстороннего потока машин. Слева издалека видна оранжевая форменная куртка - прижавшись к парапету, действует деревянной лопатой женщина. Она откидывает снег, прибитый ходом автомобилей к границе проезжей части. Железный гул моста, разнокалиберный ток машин, выхлопные газы - всё это в полуметре от её рук, ног, головы.
Если мысленно перенестись в её тело, можно почувствовать неуют металлического плена - холод громадного сооружения и рычащего, фыркающего потока металла в телах машин. Женщина работает, медленно продвигаясь вдоль парапета. Автобус проходит мимо, оставляя её позади в клубах снега и пара. Мы удалились от моста, нас сопровождают иные картины - поля, покрытые снегом, кружевные березки на обочинах, а я всё не могу стереть из памяти этого оранжевого призрака с женским лицом и деревянной лопатой наперевес. Это образ войны за выживание. Образ женский.
Там, на этом ледяном мосту, никак не помещается образ крепкого мужчины. Они, эти крепкие, где-то в других местах - в ресторанах, где отблески огней играют в бокале вина. Они там - в каменных дворцах с тёплыми светящимися паркетами и резными окнами. Они, кидая летучие стрелы Амура, садятся в лимузины рядом с поражёнными в самое сердце красавицами. Все крепкие мужчины живут где-то на юге, у моря, в цветах магнолий и олеандров.
Автобус мчится дальше и дальше, преодолевая напор встречного ветра. Степной бродяга, ноябрьский ветер, свистит в каких-то неизвестных щелях, подвывая и что-то выговаривая - похоже на детский лепет на неведомом языке. Порою кажется, что этот мифический ребёнок всё зовёт ту самую женщину, всё жалуется на одиночество и плачет о том, как ему не хватает её надёжных рук и горячего сердца. Образ женщины на мосту и плач ветра сливаются воедино и разбиваются о лобовое стекло - оно всё в слезах. Слёзы откатываются и откатываются, расплющиваясь и размазываясь по сторонам. Россия, Сибирь, ХХI век.
ВСЁ ЕЩЁ БУДЕТ
Сегодня день холодный и осенний. Осенний - по ощущениям и по календарю. Белые облака висят в синем просторе. Ветра нет. На полянке среди подстриженной травы - деревянная лавочка. На ней сидит бабушка, маленькая - в чём душа держится. Она приходит сюда каждое утро - одинокая и задумчивая. Желтый платок, бесформенный зипун. Обопрётся о трость и смотрит, смотрит из глубин своего мозга в этот мир. Смотрит, и не может насмотреться, потому что мир - это жизнь. Потому что мир - это то, что можно разглядывать, разгадывать хоть тысячу лет, и всё равно - не разглядишь и не разгадаешь. Придёт новый день, мир станет другим. Всё изменится - небо и земля, люди и животные, дома и дороги, и сама бабушка - тоже.
Да бабушка ли это? Ну, конечно - девчонка лет десяти. Вон, вон, слева на качелях её кукла в кружевном платье. У бабушки, то есть у девочки, вся жизнь впереди.
Скрипят качели, взлетают бантики - качается девочка. А вместе с ней - и солнце, и облака. Скоро потеплеет, начнётся листопад. Девочка на качелях улетит на юг. Там, говорят, есть волшебная черта - экватор. Чтобы добраться до него, нужно всего лишь попасть за горизонт. На качелях - это пара пустяков! Всё ещё будет.
НОВОЕ ПЛЕМЯ
Если встать рано, часов в пять, можно увидеть новое племя. Народилось оно недавно - лет пятнадцать назад. Тогда на головы верующих в развитой социализм вдруг свалилась безработица, вернее, беззарплатица. Работы было - хоть отбавляй, но за неё уже никто не собирался платить. Хочешь - работай. Хочешь - иди на улицу, там добывай пропитание. И они ушли в дебри заброшенных улиц, в необъятные пространства помоек и мусорных свалок. Ушли навсегда. Они продолжают жить там - среди крыс, коршунов и мышей. По городу передвигаются лишь до рассвета, сканируя урны, шахты мусоропроводов, помойки. В руках - видавшие виды пакеты. Что в них, в этих драных пакетах и сумках? Там - их сервелат и шоколад. Я открываю окно, выглядываю в туманное утро и говорю: "Здравствуйте, люди!" Имею право так говорить - я смогла выжить, а вот мой сын погиб, он не захотел стать вождём нового племени.
ГОРИ, ГОРИ ЯСНО...
Кажется, у них задумчивые лица. Кажется, они о чем-то совещаются - такой генеральный штаб перед решающим сражением. Через десять минут уже видны результаты - дружно тащат драное сиденье от бывшего дивана, обрывок ватного матраца, куски картонных коробок. Деловито сваливают все эти "драгоценности" в кучу и старательно поджигают. Иногда вместо хлама используют кусок серы. Лица - не детские, жёсткие, словно у крыс или хищных упырей. В такие игры играют дети в городах и весях. Ядовитый дым разносится на весь квартал. Во дворе между девятиэтажными коробками всю ночь чадит этот "алтарь". Его вонючий дым - маскировочная завеса. Родители приказали. Родители зарабатывают на жизнь - варят "зелье" на продажу. Едкий дым костра съедает запах химикатов, который ползёт чуть ли не из каждого окна. Кажется, мы дожили до того самого коммунизма - нам его обещали вожди: от каждого по способностям, каждому - по потребностям. А что - действительно, по способностям. И по потребностям - тоже. Вернее, по непотребностям.
От той жизни остался только этот лозунг - каждому по потребностям. Правда, эти потребности так изменились со времён "совка", что никто теперь и не поверит в мечту тех лет, когда дети хотели быть космонавтами, а не олигархами. По радио долгое время транслировалась программная песня "Таких не берут в космонавты". И вот теперь никого не берут в космонавты, никого не берут в олигархи, и даже в рабочие не берут. Да и потребности у народа такой нет - новые потребности в моде. Так что - гори, гори ясно, чтобы не погасло. Горите синим огнём, драный матрац, картон, работа, жизнь, смерть, города, сёла, дети, старики, суша, вода, Земля, галактика, вселенная.
Кажется, у нас задумчивые лица. Кажется, мы о чём-то совещаемся. Кажется, мы похожи на людей.
ТА, КОТОРОЙ НЕТ
-Где ты, где ты, Жизнь моя... - говорю я себе.
За окном жирные лопухи трепещутся от ветра, по берёзам гуляет пламенем осень. Небо чисто и необъятно. Что мне ещё делать? Вернее, мне уже ничего не нужно делать. Всё кончилось. Жизнь прошла, прошумела, прогремела грозами, пронеслась ароматами, улетела в облака. Ау, где ты?
Никого вокруг, только голос ветра. Где мои родные, близкие, друзья, соратники? Вот только вчера разговаривала с ними. Только час назад меня любили, помогали, сочувствовали во всём. Родители, братья, сын, муж - как много было любви! Теперь - тишина, ни звука в ответ на мой призыв.
Я часто думаю, а было бы иначе, если бы все остались рядом со мной? Или одиночество неизбежно, и каждый идёт именно туда - в узкие врата? Наверное, так, ведь всякий проживает свою жизнь, находит свою судьбу. Это происходит всегда и не зависит от окружающих. Значит, я рано или поздно всё равно оказалась бы перед этим окном и увидела, как жирные лопухи трепещутся от ветра, как осень сжигает листву на берёзах.
Но что же дальше? А дальше всё просто - честная жизнь наедине с собой, где некому лгать, некого учить, некому помогать. Суметь бы помочь себе! А это сможет не каждый.
Вы уже начали понимать, о чём я говорю? Уже почти сочувствуете мне? Жалеете? Простите, но всё предыдущее - это лишь мои фантазии. На самом деле у меня большая семья. Сейчас откроется дверь и сюда войдёт целая толпа моих родственников. Они так надоели мне, что я часто забавляюсь, представляя своё одиночество. И мне это нравится. Мне нравится одиночество. Как можно было бы жить, если бы всё зависело только от меня!
Вот-вот, слышите - это стучит в дверь брат Александр.
-Привет, сестрёнка, как жизнь? Ты не можешь мне одолжить рублей двести-триста? Надо подарок жене купить, а зарплата только через три дня. Спасибо! Ну, я пошёл. В получку отдам.
Я знаю, что брат не отдаст этих денег. Его получки хватит лишь на неделю, и то - только на хлеб. Такие заработки сейчас в АО, где он работает. А дома у него семеро по лавкам, мал мала меньше.
А вот и брат Николай - это его телефонный звонок. Он просит денег на ремонт двери. Его милые соседи в очередной раз испортили замок - пробовали несанкционированно проникнуть в квартиру. Они, вероятно, думают, что за дверью найдут кучу драгоценностей или мешок денег. Но там, за этой заветной дверью, обшарпанные обои, старая мебель, пустой холодильник. Жена в десятый раз ушла к своей маме, прихватив и детей. Я, конечно, выделю брату небольшую сумму - нельзя же жить в квартире с не закрывающейся дверью.
Так-так, а вот и муж собственной персоной. Рубашка совсем выцвела. Надо купить новую. Да и ботинки никуда не годятся. Если честно, то и у меня дела обстоят не лучше. Но... сыну скоро платить за учёбу, время поменять зимнюю одежду. И так - каждый день.
А ещё нужно сходить к родителям, купить им продуктов, помыть пол, постирать, сходить в аптеку за лекарствами. Накормить. Старики почти ничего не едят - нет аппетита, приходится несколько раз в день заставлять их поесть. Так что сидеть мне некогда. Побежала. Вот ещё одну секунду, только одну... Всё - моё время истекло. Я уже бегу на рынок, в магазин, в аптеку...
Странно, жизнь кипит, цунами суеты сметает всё и вся, но с каждым днём во мне нарастает ощущение нежития. Я не живу. Разве всё это жизнь? То, что называется жизнью, исчезло, прошло, прошумело, прогремело грозами, пронеслось ароматами, улетело в облака. Жизнь когда-то закончилась. Я просто не заметила, когда это случилось. Любовь, сияющее счастье, солнце - это было тогда, давно, когда я жила. Теперь же нет и меня. Мне остаётся только сказать несколько слов себе: "Ау, где ты?"
А я (или не я) стою в аптеке в очереди, чтобы купить отцу сосудорасширяющие, матери - успокоительные, витамины, вату, йод и прочую лабуду. Теперь - в магазин. Хлеб, масло, овсяная крупа, конфеты, чай, кефир... Сумка становится всё тяжелее. Бегу к родителям.
-Мамочка, выпей кефиру, тебе это необходимо. Папочка - вот твои таблетки. Сейчас приготовлю овсянку, вам надо поесть горячего. И не возражайте, это не обсуждается.
Ну, наконец-то, теперь могу купить продукты для нас. Сумка опять набита доверху - ничего, я привыкла. Бегу домой без единой мысли в голове, и только три слова звучат мелодией будущего: "Ау, где ты?".
Где же я? Да вот здесь - на лестничной площадке перед дверью своей квартиры. Не могу повернуть ключ, когда же муж поменяет замок! Ну, слава богу, открыла. Ура! Я дома. Дома - это значит на кухне. Варю обед на всю семью, и на родителей в том числе. Пообедаем, тогда отнесу им своего борща. Тогда и пол помою у них.
Ну, вот, все поели, всё в порядке. Вымою посуду и - к родителям. Господи, почему же день такой безобразно длинный? Я совсем потерялась в его недрах, хотя...как может потеряться та, которой давно нет.
Или я всё-таки есть? Так есть или нет? Надо подумать об этом.
Связаться с программистом сайта