Кравчик Евгения: другие произведения.

Московское детское подполье: 20 лет спустя

Сервер "Заграница": [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Помощь]
  • Оставить комментарий
  • © Copyright Кравчик Евгения (jane_kr@bezeqint.net)
  • Обновлено: 17/02/2009. 19k. Статистика.
  • Очерк: Израиль
  • Иллюстрации: 1 штук.
  •  Ваша оценка:


       Она родилась в Москве в семье интеллектуалов. В середине 80-х программисты Ирина и Сергей Шмеркович регулярно возили дочь на уроки иврита и истории Израиля (в столице России это называли "детским еврейским подпольем")
      
       - Преподавали нам отказники, пытавшиеся выехать в Израиль еще в 70-х годах, - вспоминает Маша. - Собирались в обстановке глубочайшей секретности на частных квартирах. Каждый ребенок знал: свою сионистскую сущность надо тщательно скрывать, рассказывать в школе о наших встречах нельзя.
       Обучение проводилось в сугубо светском ключе. Поэтому, приехав в апреле 1990 года в Израиль, 13-летняя Маша прекрасно знала, что такое "Кав Тет бе-Новембер" (29 ноября 1948 года), но имела смутное представление о Судном дне.
       - Нам было очень стыдно: казалось, что все друзья давно уже здесь и мы приехали последними, - говорит она.
       Ивритом девочка к тому моменту владела свободно. Поселились Шмерковичи в Иерусалиме, в Гило. Больше всех репатриация потрясла бабушку - Юлию Ефимовну. Она ни дня не мучилась ностальгией: "Израиль - моя страна, здесь я чувствую себя, как дома".
       - Первое время вся семья была в эйфории, - рассказывает Маша. - Я писала одноклассницам в Москву восторженные письма: прекрасная страна, все вокруг - евреи. Мне казалось, что в таком государстве все стоят друг за друга стеной...

     []

      
       Историю Израиля знают... за границей!
      
       Первое разочарование постигло Машу в школе. Внезапно выяснилось, что жизнерадостные сабры понятия не имеют об истории собственной страны.
       - Мне это казалось странным, - говорит Маша. - Я с девяти лет знала об операции "Энтеббе", цитировала Герцля, сыпала датами. А здесь...
       Однажды Машина мама случайно увидела в городе известного художника и экскурсовода Шмулика Мучника. Мать Шмулика - Леа (благословенна ее память) - подруга юности Машиной бабушки.
       - Звонить было неловко - с момента расставания бабушки с Леей минуло много лет, - вспоминает Маша. - Мы поехали в город и присоединились к экскурсии, которую вел Шмулик.
       А вскоре уже Шмерковичи с замиранием сердца отправились в гости к Мучникам в Хеврон. Встреча старых подруг в квартале Бейт-Хадасса была трогательной: Леа и Юлия плакали от радости. Ни одна из них не надеялась на встречу...
       Протоптав дорогу в Хеврон, посетив Пещеру Праотцев ("Меарат ха-Махпела"), соприкоснувшись с древнейшей еврейской историей, Маша начинает путешествовать с Мучником по стране. Вернувшись из каждой поездки, взахлеб рассказывает одноклассникам об увиденном. Но...
       - Но тут выяснилось, что большинство уроженцев Израиля понятия не имеют ни о Хевроне, ни об Иродионе, ни о Бейт-Эле, - говорит она. - Непонятна была и логика, которой они руководствовались: получалось, что если в 1929 году в Хевроне был погром и евреев вырезали, значит, оставаться там крайне опасно - нужно поскорее оттуда уйти. "А как же история?" - недоумевала я.
       Через какое-то время Шмерковичи перебрались в Кфар-Сабу (Ирине удалось найти работу по специальности).
       - Здесь ситуация была еще более противоестественной, - говорит Маша. - В школе нас усиленно убеждали, что вот-вот наступит мир - вот только поселенцы нам мешают.
       Дело было в 1992-93 годах, в преддверии подписания "ословских соглашений". Маша искренне удивлялась: как могут ее ровесники с присущей подросткам категоричностью судить о тех местах и людях, которых они ни разу в жизни не видели?!
      
       Ее университеты
      
       В ЦАХАЛе Маша служила координатором воинов-резервистов: призывала их на сборы, собирала на учения. Незадолго до того, как она попала на базу в районе перекрестка Бейт-Лид, там был осуществлен двойной теракт, унесший жизни почти двух десятков солдат.
       Пик "мирного процесса" совпал с нескончаемыми взрывами в автобусах, ресторанах, на тремпиадах.
       - На нашей базе служили свидетели теракта на перекрестке Бейт-Лид, - говорит Маша. - Никто из них не мог после пережитого притронуться к шуарме: запах жареного мяса ассоциируется с пережитым кошмаром...
       Демобилизовавшись, Маша вышла замуж, поменяла фамилию и стала Писецкой. Однако семейная жизнь не заладилась: единственным воспоминанием о кратковременном браке осталась фамилия.
       Затем была учеба в Еврейском университете - на факультетах психологии и журналистики. На финишной прямой, когда вопрос о выборе профессии встал ребром, Маша решила стать социальным работником. Получив диплом, была принята в социальный отдел столичного муниципалитета для оказания помощи алкоголикам и наркоманам из числа репатриантов.
       - Кстати, по каким причинам именно в Иерусалиме репатрианты чаще, чем в других городах, срываются и опускаются на дно? - спрашиваю я.
       - Ситуация усугубляется шоком алии: психологическая травма сбивает людей с пути. Мне доводилось работать с крайне интеллигентными, высокообразованными репатриантами, в одночасье ставшими бомжами. Чаще всего это художники, поэты - творческие, тонко устроенные натуры. Израильтян в критической ситуации поддерживает семья, школьные и армейские товарищи. Ничего подобного у репатриантов нет. Опереться не на кого. Гнетет чувство одиночества, незнание языка. Чтобы отвлечься от черных мыслей, человек начинает пить или принимать наркотики, после чего быстро оказывается на улице. Или - наоборот: вначале, не сумев устроиться на работу или оставив семью (шок репатриации рушит браки) человек оказывается без крыши над головой, а уж затем уходит в запой или наркотическое забытье. Очень больно это видеть. Социальные работники-израильтяне не понимают подлинную причину трагедий, а алкоголики и наркоманы смертельно боятся обращаться в инстанции, так как не верят, что им могут помочь. Обычно очень трудно завоевать доверие человека, оказавшегося на обочине.
       Маше это удавалось с какой-то удивительной легкостью: она умеет убедить, что социальный работник не против своего подопечного, а - за! И не просто "за", но готов взвалить на себя чужие проблемы и чужую боль.
       На всю жизнь запомнила Маша такой случай. Интеллигентная семья. Отец - логопед, в юности увлекался бардовской песней, писал стихи. Одаренный человек, по приезде в страну он понял, что работы по специальности нет. Переквалифицировался в ювелира. Критическим моментом стал визит престарелого отца.
       - Приехал старик к детям в гости и в Иерусалиме умер, - вспоминает Маша. - Сын запил. Жене справиться с навалившимися на нее новыми проблемами не удалось - подала на развод. Оставила отца и горячо любимая дочь - ушла с матерью...
       Потеряв работу, брошенный отец стыдился звонить дочери. А вскоре не стало и съемного жилья: безработному оплачивать квартиру нечем.
       - Я познакомилась с этим человеком на той стадии, когда жил он на улице и единственным его желанием было напиться до бесчувствия и умереть, - говорит Маша. - Сам он в социальный отдел никогда бы не обратился - в муниципальный центр экстренной помощи позвонили хозяева съемной квартиры. Выгнать они жильца выгнали, но и - пожалели...
       Лечиться от алкоголизма в стационаре новый подопечный Маши наотрез отказался. Пришлось провести курс амбулаторного лечения. Добилась Маша и назначения ему пособия.
       - Он был потрясен доброжелательным отношением, - говорит Маша. - Чего это ради кто-то должен заботиться об опустившемся алкоголике? Но самым сложным оказалось восстановление контактов с дочерью. Я постоянно убеждала позвонить ей: девушка поймет и простит. Так и получилось. Они стали видеться. Появился стимул к полному выздоровлению. Сегодня этот человек в порядке. Работает ювелиром... Снимает небольшую квартиру...
       Далеко не все человеческие истории, которыми Маша занималась в период своей работы, заканчивались благополучно. Невосполнимой личной потерей, неутихающей болью стала гибель девушки, излечившейся от наркотической зависимости.
       - Она сняла с другом квартиру и пришла ко мне посоветоваться, как дальше строить нормальную жизнь, как уберечься от срывов, - рассказывает Маша. - Умнейшая девочка, эрудированная, чувствительная. Мы обсуждали, как она будет учиться в университете. Она мечтала устроить свою жизнь, стать матерью...
       Поддерживая новую свою подопечную, Маша чувствовала себя счастливым человеком:
       - Нет, я не считала ее возвращение к нормальной жизни своим успехом. То был полностью ее успех.
       Вскоре контакты оборвались: девушка уже не состояла на учете, как наркоман.
       А пару месяцев спустя разразилась трагедия: девушка пошла на вечеринку, приняла наркотик и скоропостижно скончалась.
       - Ужас в том, что для вылечившегося наркомана даже минимальная доза представляет смертельную опасность: его организм сверхчувствителен, - произносит Маша упавшим голосом. Нет, она до сих пор не вышла из шока. Боль потери будет преследовать ее всегда.
       Ошибаются те, кто считает социальных работников "сочувствующими по должности". Степень сострадания зависит от характера, цельности натуры. Маша ничего не делает формально, равнодушно, для "галочки". Страстная натура, она всем своим существом предана любому делу, за которое берется, вкладывает в него всю душу.
       Впрочем, разве не такими же были и мы в 30 лет?..
      
       Поворотный пункт
      
       Летом 2001 года после теракта в Дельфинарии Маша помчалась к Рут Бар-Он - руководителю проекта "СЭЛА".
       - Показанные по телевизору кадры стояли перед глазами, преследовали, - вспоминает она. - Я записалась волонтером. Общалась с ранеными. Многие ребята отчаялись: не было у них сил противостоять бюрократической машине. Но самое страшное - осиротевшие матери. Пять женщин потеряли единственного ребенка. Посмотрев им в глаза, я поймала себя на том, что все мои личные беды и трагедии выеденного яйца не стоят...
       Маша, сама того не ведая, воспроизводит и мои чувства, хотя, казалось бы, я - ровесница ее родителей.
       - Еще с середины 90-х меня шокировало, когда по телевизору слышала выражение "жертвы мира", - говорит она. - Мне кажется, тот, кто однажды смотрел в глаза матери, потерявшей ребенка, вряд ли произнес бы подобную фразу. Вообще, сталкиваясь с невообразимыми трагедиями и пропуская их через себя, становишься другим человеком.
       Вплотную соприкоснувшись с чужой бедой, начинаешь воспринимать ее, как свою.
       - Весной 2005 года я случайно - через литературную студию - познакомилась с основателями хайфского центра "Маген" - Евгением Гангаевым и его женой Рахелью Спектор, - рассказывает Маша. - Атмосфера в центре дивная: никаких громких фраз, никаких двойных стандартов, никакого насилия над личностью.
       В "Магене" Маша познакомилась со своим ровесником Александром Непомнящим - основателем аналитической группы МАОФ.
       - Чудесное совпадение: активисты "Магена" и МАОФа тоже объездили всю страну, включая Иудею и Самарию, часто бывали на Голанах, - рассказывает Маша. - Они понимают: знакомство с реальным Израилем может состояться только в том случае, если ты сам, лично побывал в разных местах и узнал живущих там людей. Те из репатриантов, для которых единственный источник информации - радио и телевидение, многого об Израиле не знают, потому что официальные СМИ о многом не говорят и многого не показывают. Вот мы и решили проводить экскурсии по редким, незаезженным маршрутам: пусть наши соотечественники увидят и "пощупают" всё то, с чем посчастливилось соприкоснуться и нам.
       Реализации мечты хайфских единомышленников помешало вначале "одностороннее размежевание", а затем и война.
      
       Театр абсурда
      
       "Проклятые поселенцы"... С такой фразы летом 2005 года начала со мной телефонный разговор читательница нашей газеты, просившая помощи в решении социальной проблемы.
       "А знакомы ли вы с кем-нибудь из "проклятых"? - поинтересовалась я.
       "Нет, на территориях никогда не бывала, но кто они, эти поселенцы, и так ясно: паразиты, живущие за наш счет..."
       - Читательница не виновата, - замечает Маша в ответ на приведенный мною эпизод. - Просто эта женщина, подобно многим другим репатриантам, обделена информацией. Вспомните, как подавала пресса демонстрацию в Кфар-Маймоне, сколько страху нагнала на страну. А я там была. И воспринимала происходящее, как комедию: в мошаве собрались тысячи семей, многие - с младенцами и детьми школьного возраста. Какую угрозу государственной безопасности могли представлять озабоченные детишками мамаши?! Тем не менее, Кфар-Маймон со всех сторон оцепила армия и полиция. В голове не укладывается: театр абсурда!
       Маша разгуливала по мошаву в майке с оголенными плечами - никто из верующих слова ей не сказал.
       - Светских было полно, но, приехав домой и посмотрев "репортаж" по телевизору, я неожиданно для себя узнала, что в Кфар-Маймоне собрались сплошные религиозные фанатики, - иронизирует она.
       Изменилась ситуация в августе 2005 года, когда 60-тысячная армейско-полицейская машина была брошена на депортацию.
       - Сидеть дома у телевизора было невыносимо, - говорит Маша. - Передаваемое в эфир выглядело полным бредом. "Едем на юг, - сказали ребята. - Надо что-то делать". Видимо, мы были еще наивными и верили в возможности демократии...
       Маша вошла в "ударную группу", отвлекавшую внимание солдат от молодежи, пытавшейся пробраться в Гуш-Катиф.
       - Сюрреализм... - вспоминает она. - Трудно передать ощущения, которые испытываешь, когда в тебя (для устрашения или на полном серьезе) целятся солдаты армии, в которой ты сама служила. Я обалдевала: как же так? Солдаты - такие же евреи, как я, братья! А с какой откровенной, нескрываемой ненавистью смотрели на нас полицейские. Как будто мы - враги, террористы.
       Шантажировали участников летних акций протеста детьми: женщин предупредили, что если их посадят в тюрьму, социальная служба передаст оставшихся без присмотра малышей в чужие семьи "на усыновление". Как социальный работник, Маша прекрасно понимала зловещую действенность такой меры. Отобрать ребенка у родителей, якобы не исполняющих свои обязанности, в Израиле очень легко.
       До глубины души потряс Машу такой эпизод. Обращаясь по мегафону к собравшимся на подступах к сектору Газы, полицейские озвучили такую мысль: "Если вы не уберетесь отсюда добровольно, вас арестуют и отдадут под суд, а судимых никто не примет на работу. Хотите сохранить зарплату - сдавайтесь сейчас же. Мы вам ничего не сделаем".
       - Самое страшное: на моих глазах сломались довольно близкие друзья, - вспоминает Маша. - Часть уехала сразу, объяснив: работа - залог выживания. Нет у репатриантов ни квартир, ни богатых родителей, которые могли бы их содержать. Угроза остаться без работы ломает личность. Ею истеблишмент и воспользовался в преддверии "размежевания". Благодаря этой угрозе - на фоне стремительного массового обнищания - правит страной и нынешнее правительство. Ему невыгодно решать наболевшие социальные проблемы. Ведь если народ станет жить лучше, он снова обретет уверенность в себе и будет противостоять новым виткам самоликвидации.
       Не прошло после "показательной" депортации и года, как на севере разразилась война.
       - А уж после нее все - и народ, и даже правительство признали справедливость отчаяния, владевшего нами летом 2005 года: бегство под давлением террора из Гуш-Катифа - страшная, непоправимая ошибка, вылившаяся в наступление Насраллы на севере и усиление ракетных обстрелов Сдерота, - говорит Маша. - Сегодня по этому вопросу существует консенсус. Зато всего полтора года назад таких реалистов, как мы, бросали за решетку и объявляли невменяемыми...
      
       На передовой и в тылу
      
       Во время войны Маша, работая в Иерусалиме, успевала добровольно оказывать помощь объединению "Самооборона" и постоянно ездила в Хайфу.
       - Приезжаешь - и будто оказалась на другой планете: завывает сирена, падают ракеты, - вспоминает она. - Возвращаешься в Иерусалим: тишь, благодать, ощущение такое, что в стране ничего не происходит. Мне в Хайфе так и говорили: "Вы, жители юга, не понимаете, что мы здесь переживаем". А я никак не могла взять в толк: неужели мы так и не осознали, что у нас - одна страна, причем малюсенькая.
       Больше всего потрясла Машу живущая в Нетивоте родственница, которая заявила: "Обстрелы Сдерота меня не касаются". - "Но ведь от вас до Сдерота - десять минут езды!" - "Ну и что? В Нетивоте - тихо".
       - Вот этого я не понимаю, - говорит Маша.
       - Трудно ли в вашем возрасте плыть против течения? - спрашиваю я.
       - Напротив - появляется глубина мысли, самостоятельный взгляд на вещи. А главное - и в период "размежевания", и во время войны я обрела новых друзей: это и активисты центра "Маген", и интеллектуалы МАОФа, и волонтеры "Самообороны". Таких, как мы, - полным-полно, просто пресса старается нас "не замечать".
      
       Увидеть Израиль и... полюбить!
      
       Война навела Машу на мысль о том, что пора реализовать свою заветную мечту.
       - В свое время Шмулик Мучник практически бесплатно (за 10 шекелей с человека) водил экскурсии по Иерусалиму, - лишь бы люди увидели и полюбили этот город, - говорит она. - Затем по его стопам пошел Александр Непомнящий, инициировавший дешевые поездки по стране - на Голаны, в Иудеи и Самарию, в самые поэтичные, заповедные уголки.
       Восторженные описания этих поездок и сделанные в ходе них фотографии я часто вижу в Интернете, в "Живом журнале". Когда стало ясно, что число желающих опережает самые смелые фантазии, Маша приняла судьбоносное решение: рассталась с социальным отделом и переехала в Хайфу, чтобы отныне заниматься организацией поездок.
       - Вдохнул жизнь в этот проект бывший депутат кнессета доктор Узи Ландау - интеллектуал экстракласса, один из немногих политиков, никогда не поступавшихся своими принципами и никоим образом не замешанных ни в каких коррупционных делах, - говорит Маша. - Для меня общение с доктором Ландау - несказанное наслаждение. Впрочем, такие же чувства испытывают практически все участники поездок. Видели бы вы пенсионерок, впервые в жизни попавших в винодельню в поселении Ткоа...
       - Вы подразумеваете завод, основанный семьей репатриантов из Франции?
       - Да! - радуется Маша моей осведомленности. - Приняли гостей в Ткоа очень тепло. На обратном пути одна из попутчиц призналась: "Оказывается, поселенцы - такие же люди, как мы...".
       - А в Бейт-Эль вы поедете?
       - Непременно!
       - А на Голаны?
       - Пятого апреля - в Холь ха-Моэд. Проект называется "Эрец неэдерет" ("Замечательная страна"). Правда, в отличие от одноименной сатирической телепередачи, мы показываем настоящую Страну - во всей ее красе и духовной силе.
       Маша счастлива, что ее мечта реализовалась. Работает так же увлеченно, как в социальном отделе столичного муниципалитета.
       - Во многих городах - Хайфе, Ашдоде, Лоде - уже появились координаторы проекта, - говорит она, - не хватает людей только в Гуш-Дане. С репатриантами мы проводим более 20 поездок в месяц, вывезли в самые живописные уголки страны более 4000 желающих. Отзывы - восторженные. Недаром говорят: лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать.
       А еще лучше, добавлю я, услышать правду о стране и ее людях от ровесников наших детей и внуков. От поколения next!
      
       Фото автора
    "Новости недели - Репортер"
       22 марта 2007 г.
  • Оставить комментарий
  • © Copyright Кравчик Евгения (jane_kr@bezeqint.net)
  • Обновлено: 17/02/2009. 19k. Статистика.
  • Очерк: Израиль
  •  Ваша оценка:

    Связаться с программистом сайта
    "Заграница"
    Путевые заметки
    Это наша кнопка