В одну из осиротевших семей - к Моше и Риве Мускал, родителям бойца Спецназа "Эгоз" Рафанэля Мускала (благословенна его память) - я отправилась вечером 30 октября, когда все радиостанции и телеканалы обсуждали факты, содержащиеся в только что оглашенном отчете проверочной комиссии Винограда.
Добравшись до поселка Мазкерет-Батья, застаю не только Риву с Моше, но многих других солдатских матерей и отцов. Собравшиеся - члены Форума осиротевших семей.
Топчутся во дворе журналисты. В салоне установлены софиты и протянуты шнуры: в восьмичасовом выпуске теленовостей прозвучит коллективное заявление активистов Форума.
Съехавшиеся из разных уголков Израиля родители закрылись в тесной боковой комнате, но телепрограмму Лондона и Киршенбаума не слушают - лишь изредка поглядывают на экран. Звук отключен. Если что-то интересует сегодня этих людей - то лишь текст отчета комиссии, но никак не комментарии "придворных" журналистов Ольмерта.
Отвожу в сторонку Исраэля Кляузнера, отца Охада (благословенна его память).
- Тяжело... - говорит он. - Гибель Охада прикончила нашу семью. Умный одаренный 20-летний мальчик, бесконечно преданный близким. Щупленький, о таком не скажешь "косая сажень в плечах", сын добился своей цели - был зачислен в дивизию "Голани". Служил в 51-м батальоне. 26 июля Охад погиб в Бин-Джбеле от пули снайпера. По словам сослуживцев, то был жесточайший бой. Охад бросился к раненому командиру, чтобы вытащить того из-под огня... Не успел... Восемь сослуживцев сына погибло. Вечером того же дня были убиты еще двое. Двадцать солдат - ранено... Охад был бойцом, он ничего не боялся. А сейчас сына нет... Наша семья утратила интерес к жизни... Все мысли только о нем - об Охаде. Непередаваемо тяжелое чувство...
По словам Исраэля, труднее всех приходится его жене Орит.
- Старшая дочь не в себе, угасает младший сын... Жизнь раскололась на осколки, время для нас остановилось, - говорит Исраэль. - Исчезли желания. Прежде мы к чему-то стремились, о чем-то мечтали, планы строили. С того дня, как Охада не стало, ничего нас не занимает. Работа? Карьера? Путешествия? Сегодня всё это кажется бессмыслицей. Моя мать, Ита, чудом уцелела в Польше во время гитлеровской оккупации. Когда Охада не стало, она сказала: "На нас снова обрушилась Катастрофа". Мама скончалась через два месяца после гибели Охада. Она никогда не болела. Сердце не выдержало: инфаркт. С 26 июля мама плакала, не переставая, дни и ночи напролет...
Кляузнер отводит покрасневшие глаза.
- Буквально год назад ничего, кроме благополучия семьи, меня не интересовало: я работал и зарабатывал. Радовался тому, какие способные у нас дети, какие они патриоты. А сейчас смотрю на беззаботно сидящих в кафе людей своего поколения - и дурно становится: ведь завтра-послезавтра, не дай Бог, такая же трагедия может постичь и их. Если народ не очнется и позволит нынешнему главе правительства, бездарному его кабинету остаться у власти, то завтра такая же беда может накатить из Газы, а послезавтра - из Ливана. Что тогда скажут те, кто сегодня сидит в своей норе и занят лишь собой? Станет оправдывать эгоизм тем, что политсоветники премьера запудрили ему мозги?!
- Кстати, не кажется ли вам, что в последний год страной де-факто управляют пиарщики?
- Вы правы: Ольмерт мобилизовал ведущих журналистов, вместо Амира Переца с народом беседует его адвокат, - соглашается Кляузнер. - Создается впечатление, что власть захватили пиарщики да политсоветники, а правительство в коме, парализовано страхом за свою шкуру. Пусть бы лучше правители к народу прислушались и с ним проконсультировались. Почему они игнорируют нашу волю и наше мнение? Впрочем, оторванные от народа правители обречены. На премьер-министра (прочтите отчет комиссии Винограда!) возложена личная ответственность за позорный исход войны. Если он сейчас же не подаст в отставку, значит, нет у него ни стыда, ни совести. Моя мама (благословенна ее память) интересовалась политикой. В последний год жизни, стоило СМИ сообщить о новом коррупционном скандале, новой краже или случае протекционизма, она говорила: "Мы теряем страну, сынок. Такого морального разложения прежде в Израиле не было".
Извлечь урок
Выхожу во двор с Иегудой, отцом подполковника Имануэля Морено. Офицер Спецназа Генштаба (Саерет Маткаль), Имануэль погиб в Ливане через пару дней после вступления в силу резолюции 1701 о прекращении огня.
- Сыну исполнилось 35 лет, - произносит Иегуда. - Осиротели дети Имануэля - их трое...
В 1972 году семейство Морено репатриировалось из Парижа.
- Мы вписались в первый поток алии из Советского Союза, - вспоминает Иегуда. - Шестидневная война на многое открыла глаза евреям Франции. Мы почувствовали: пора домой, в Израиль. Своей стране мы наверняка пригодимся - враг непременно попытается стереть ее с карты Ближнего Востока...
В Израиле у Иегуды с Сильвией родились дети, Имануэль - четвертый из пятерых сыновей. Все они отслужили в боевых частях, а Имануэль посвятил армии 16 лет жизни: кадровый офицер.
- С первых дней войны у сына было ощущение, что высшее армейское командование не владеет ситуацией, - говорит Иегуда Морено. - Имануэль был очень ответственным офицером. Халатность вгоняла его в депрессию. На его глазах гибли танкисты. Он недоумевал: "Что за бесцельные, глупые операции?!" Когда Имануэль звонил домой, с горечью и гневом говорил о том, что творится в Ливане.
Нет, говорить о том, при каких обстоятельствах погиб сын, Иегуда не в силах.
- В дни "шив'а" приехал к нам парнишка, которого Имануэль подвез тремпом на север, и передал последние слова из их беседы: "Эта война ведется чудовищно. Но если она потрясет народ до глубины души - урок будет извлечен. И это будет означать, что кажущаяся бесцельной война принесла хоть какую-то пользу", - воспроизводит Иегуда слова сына.
Пауза. Я отворачиваюсь: по щеке пожилого человека катится слеза.
- Вы только вдумайтесь, кто погиб на второй ливанской войне... - произносит он глухим голосом. - Самые лучшие. Самые чистые. Самые бесстрашные... Мои сыновья продолжают ездить на резервистские сборы и говорят: причиной нашего поражения стала не техника, не снабжение и даже не планирование операций, а - безнравственность, эгоизм, карьеризм. Кто должен был знать, что Перец не соответствует посту министра обороны? Прежде всего - он сам! Кто наверняка знал, что Ольмерт ничего не смыслит ни во внешней политике, ни во внутренней, ни, тем более, в военном деле? Да только он сам об этом и знал! Общественность обманули: бездарные правители смогли убедить ее в том, что способны на многое, что могут не только управлять государством, но и успешно вести войны. Сегодня, после огласки отчета комиссии Винограда, эта наглая ложь подтверждена документально.
Иегуда живет в мошаве в окрестностях Сдерота. Там тоже идет война. Выдастся свободный день - родители едут в Иерусалим к Имануэлю на военное кладбище.
- Рядом похоронен боец из России, - говорит Иегуда. - Сослуживцы моих сыновей рассказывают: в предшествовавшие войне дни этот парень отдыхал за границей. Услышал о происходящем - вернулся в Израиль и бросился на призывной пункт: можно ли допустить, чтобы товарищи рисковали жизнью? Надо быть с ними! Он был убит в первом же бою... На мой взгляд, во время ливанской войны выходцы из России дали сабрам и старожилам урок гражданской зрелости. Когда мы встречаемся на кладбище с родителями воина-резервиста, они не клянут Страну и не критикуют. И не жалеют, что приехали. Если и затаили обиду - то лишь на правительство, но никак не на Эрец Исраэль...
Можешь выйти на площадь
Ровно в 20.05 корреспондент 1-го канала ТВ просит у студийцев прямой эфир.
- Пожалуйста, господин Мускал.
- Это - один из самых печальных дней в жизни нашей страны, - произносит Моше. - Невозможно не задаваться вопросом: Боже правый, сколько жизней можно было спасти? Сколько родных, безмерно дорогих нам людей могло сегодня быть среди нас? Как больно...
Смотрю на застывшую в дальнем углу Риву, жену Моше: даже ей, невероятно сильной женщине, трудно сдержать слезы.
- Сегодня сорвана маска с лица самого некомпетентного и безжалостного за всю историю Израиля главы правительства, - продолжает Моше. - Страшно подумать, что группа лиц, потерпевших, как явствует из отчета комиссии Винограда, чудовищный провал, правила нами и послала наших сыновей на верную смерть. Этот бесстыжий премьер задействовал в последние дни группу советников, единственная задача которых - заткнуть рот осиротевшим семьям, воинам-резервистам, жителям севера и всему народу Израиля. Но судьба Страны важна для нас настолько, что мы не в силах молчать. Советники премьера распространяют слухи, что нет у нас сил на проведение демонстраций, что мы не выйдем на улицы, что устали и сникли.
(В салоне нависла напряженная тишина - даже операторы прекратили переговариваться по мобильнику с режиссерами).
- Мы обращаемся к народу Израиля: мы уже потеряли своих сыновей - выйдите на площадь хотя бы ради ваших детей! Мы обращаемся ко всем, кто нас слышит: еще не поздно, можно многое изменить! Мы призываем вас присоединиться к нам и выйти в четверг в 19.00 часов на площадь Рабина в Тель-Авиве на массовую демонстрацию.
Господин глава правительства! После всех перенесенных нами страданий мы клянемся: мы не замолчим до тех пор, пока вы не освободите свое кресло. Мы не отступим, даже если придется посвятить весь первый траурный год достижению поставленной цели. Страна для нас важнее вас и вашей политической судьбы. В тот день, когда премьер послал наших сыновей на верную смерть в дилетантской войне, он сказал: "Довольно!" Мы заявляем премьер-министру: а сейчас пора уйти вам. Хватит! Хватит глумиться над разумом народа: вы потерпели сокрушительное поражение и должны уйти.
Мускал констатирует: в ближайшие дни кнессет планирует провести обсуждение отчета комиссии Винограда.
- Там заседает 120 депутатов, а на войне погибло 119 военнослужащих: мы просим, чтобы каждый депутат пригласил в этот день в кнессет одну осиротевшую семью. И прежде, чем отправиться на заседание, пусть они посмотрят нам в глаза.
"Стал ли я игрушкой в руках политиков?"
Давид Айн-Орен 1 августа потерял на войне сына Йонатана.
- Я убежден, - говорит он, - что если бы сразу по окончании военных действий была сформирована государственная следственная комиссия, сегодня она потребовала бы отставки главы правительства. Однако этого не произошло. Значит, мы с удвоенной энергией продолжим борьбу.
- Но и отчет комиссии Винограда - сильнейший по фактам документ...
- Нам известно намного больше, чем факты, фигурирующие в отчете, - констатирует Айн-Орен. - Вот уже почти девять месяцев мы твердим: Ольмерт, Перец и Халуц провалились. А сейчас это подтвердила комиссия, назначенная самим же главой правительства. Значит, Ольмерт просто обязан подать в отставку: его политическая карьера не волнует страну. Наши сыновья - ничем не оправданные жертвы. Государство послало их на защиту мирных жителей севера, однако правители не сумели провести войну эффективно, как не в состоянии они и управлять страной. Если бы не безответственность и эгоизм правителей, не было бы столько жертв. Без потерь ни одна война не обходится, но если бы решения принимались грамотно и обдуманно, число погибших могло бы быть меньшим.
- Вот уже несколько лет нет в Израиле подлинных лидеров, - вступает в беседу Иегуда Морено. - Очень грустно это наблюдать. Боюсь, и новое руководство, которое придет к власти в результате досрочных выборов, не будет достойным. Но это отнюдь не означает, что нужно опустить руки: государство находится в гораздо более тяжелом состоянии, чем многим кажется. Причем не только из-за войны, но - из-за отсутствия подлинных лидеров.
- У нас не принято брать на себя ответственность - отсутствует в Израиле такая культура, - говорит Моше Мускал. - За свои ошибки надо уметь отвечать. Виданное ли дело: министр образования Юли Тамир на заседании комиссии Винограда показала: мы проголосовали за вступление Израиля в войну, хотя точно не знали, за что голосуем. Но если вы не знаете, за что голосуете, к чему поднимать руку?! Ведь любая война - это кровопролитие, смерть. Хочу, чтобы Юли Тамир посмотрела мне в глаза и призналась: это она среди прочих безответственных политиков послала наших сыновей на верную смерть.
Теперь уже говорят все. Нервничают. Перебивают друг друга. Наболело. Вызрело долгими бессонными ночами. Душит. Не дает жить...
- Мы просим депутатов добиться роспуска кнессета, состав которого был сформирован еще до войны, - говорит Моше Мускал. - За последний год настрой избирателей изменился. Позвольте народу заново изъявить свою волю на выборах. Если народ сочтет, что нынешний состав парламента отвечает его чаяниям и надеждам, значит, депутаты не пострадают. А скажет нынешним избранникам "нет" - разойдутся по домам и их место займут новые люди...
Журналистов ивритской прессы, впрочем, волнует один-единственный вопрос:
- Что вы собираетесь делать? Какие акции готовите?!!
- Мы переносим свой протест на улицы и призываем общественность присоединиться, - говорит Мускал. - Надеемся, в четверг на площади Рабина соберется не менее четверти миллиона граждан. Не думайте, что нам легко. Невозможно справиться с болью утраты - рана свежа... Но мы будем из последних сил бороться с правителями, повинными в гибели наших сыновей. Народ Израиля достоин лучших лидеров.
- Считаете ли вы, что все правительство должно уйти в отставку?
- Естественно.
Рива передает мужу папку. Моше разворачивает и зачитывает письмо сына Рафанэля, обнаруженное в его солдатском китбэке: "Я часто задаюсь вопросом, что произойдет, если однажды и я пропаду? Какая дыра останется - большая, маленькая? Погиб ли я, чтобы защитить отечество, или стал игрушкой в руках политиков, которых заботит лишь собственное кресло?"