Аннотация: Стыд и позор, что за два года правительство не сочло нужным проявить об изгнанниках элементарную заботу
Угнаться за Дрором Вануну оказалось не так-то просто: с утра он еще был "дома", в караване Ницана, ближе к полудню переместился в лагерь еврейских беженцев Эйн-Цурим, а часам к двум занял свое место в полупустом офисе в мошаве Мерказ Шапиро
Не ускользнула от моего внимания табличка на входной двери: "Совет поселенцев". И хотя, на первый взгляд, разница между "поселенцами" и "поселениями" в одном только суффиксе, в действительности между двумя этими понятиями - пропасть.
- Поселений Гуш-Катифа нет уже два года, в таком случае какие функции выполняет... совет?! - спрашиваю я Дрора.
- Напротив, - возражает он, - после депортации работы у совета прибавилось: ведь за два года государство не обеспечило изгнанные из Гуш-Катифа многодетные семьи самым главным - постоянным жильем.
Относится к категории родителей-"богачей" и сам Дрор: в возрасте 31-го года он - отец четырех детей.
11 лет назад, сразу после свадьбы Дрор и Керен Вануну справили новоселье в Неве-Дкалим ("Дом мы купили замечательный - светлый, просторный"). Там родилось трое из четверых детей молодой супружеской пары.
Дрор, резервист армейской разведки, несколько лет возглавлял Фонд развития Гуш-Катифа.
- Трудно передать, насколько искренне интересовались евреи из всех стран мира судьбой первопроходцев - поселенцев Гуш-Катифа, - вспоминает он. - За границей отчетливо сознавали стратегическую важность поселенческого движения и всячески пытались нам помочь, но апогея эти симпатии достигли в последние два года, предшествовавшие депортации. Откуда только не приходили к нам встревоженные письма: из США, Канады, Норвегии, Франции, Англии, Австралии...
В августе 2005 года, в дни депортации, лэптоп Дрора принял тысячи посланий, скорее напоминавших крик отчаяния.
- Живущие на разных континентах евреи смотрели телевизор: израильские солдаты и полицейские изгоняют из дому своих сограждан, - говорит он. - Диаспора была не в силах это пережить. Люди сидели у экрана и плакали. За границей прекрасно понимали: чтобы построить цветущие поселки и развить на бесплодной песчаной почве прогрессивное сельскохозяйственное производство, основателям Гуш-Катифа потребовалось подлинное мужество и трудовой героизм, зато разрушили дело всей их жизни в считанные часы.
После депортации семейство Вануну вселилось в караван в поселке Ницан, раскинувшемся между Ашдодом и Ашкелоном. Сейчас Дрор со своими соседями пытается начать жизнь с нуля.
- Невероятно сложная, неподъемная задача, - констатирует он. - Часть первопроходцев, закладывавших поселения Гуш-Катифа, успела состариться. Нет у людей ни энергии, ни энтузиазма, ни веры в достойное будущее.
- И где же вы собираетесь строиться заново?
- Значительная часть жителей Неве-Дкалим решила воссоздать свое поселение в районе нынешнего караванного городка Ницан, - говорит Дрор. - Нам хотя бы землю под строительство выделили - другие пока даже бумаг не имеют. В Гуш-Катифе был 21 поселок - 1667 семей. Всего 12 семей - менее одного процента депортированных приступили к строительству домов в Бат-Хадаре к югу от Ашкелона - остальные никак не могут выпросить у государства землю, выбить в бюрократических инстанциях необходимые справки и разрешения. Если и дальше дело будет продвигаться такими темпами, то через 200 лет все депортированные получат разрешения на строительство постоянного жилья.
Вануну называет земельный участок в Бат-Хадаре "бедняцкой радостью".
- Стыд и позор, что за два года правительство не сочло нужным проявить об изгнанниках элементарную заботу, - говорит он. - В Ницане проживает 250 семей, депортированных из Неве-Дкалим. Презрительное равнодушие к нашим судьбам угнетает, выбивает почву из-под ног...
Дрор до сих пор не простил государству, что оно использовало армию в целях депортации. Но, несмотря на затаившуюся в душе обиду, год назад он беспрекословно откликнулся на повестку и отправился на резервистские сборы.
- Как бы больно мне не было, я сознавал: служба в ЦАХАЛе - мой гражданский, человеческий долг, - объясняет он. - Эрец-Исраэль принадлежит еврейскому народу по праву. Значит, мы обязаны ее защищать, даже если у власти сегодня правители, которых меньше всего волнует будущее их государства.
Вернулся Дрор в "милуим" еще по одной веской причине:
- Я дал себе слово не допустить, чтобы безответственные правители когда-нибудь посмели использовать армию в целях депортации еврейских граждан, - говорит он. - Каждому, кто знаком с этическим кодом ЦАХАЛа, абсолютно ясно, что это - заведомо незаконный, деморализующий приказ, не имеющий ничего общего с защитой отечества.
О своем житье-бытье в караване Вануну говорит скупо:
- Нам с Керен повезло: дети маленькие, им нравится спать в одной комнате. Убивает ощущение того, что мы в Ницане - временные жители. Случается, тянет посадить у каравана саженец. Но как подумаешь, что через какое-то время придется перебираться на новое место - руки опускаются. Наша соседка из Неве-Дкалим как-то задалась вопросом: "Если я умру - где меня похоронят?"
Кладбище в Ницане появилось вместе с первыми изгнанниками: туда перевезли останки тех, кто был похоронен в Гуш-Катифе ("Только часть перезахоронили в Иерусалиме на Масличной горе - остальные могилы мы, видимо, так и будем "таскать" за собой с места на место", - замечает Дрор).
- К сожалению, за два года, прошедшие после депортации, смертность среди поселенцев резко подскочила, - констатирует Вануну. - Мы проводили в последний путь семь-восемь человек - причем отнюдь не стариков...
- Какого вы мнения о нынешних правителях? - спрашиваю я после неловкой паузы.
- Рейтинг йогурта выше, чем рейтинг Ольмерта.
Временное... постоянство
Из мошава Мерказ Шапиро еду в Ницан. В последний раз я побывала здесь несколько месяцев назад, но с той поры многое изменилось: поселок разросся, рядом со многими караванами появились пристройки, контейнеры и сарайчики. В таких строениях в середине 50-х жили выходцы из стран Северной Африки.
Аялу Бен-Симхон я застаю в уютной библиотеке.
- Почувствовав, что наше пребывание во времянках затягивается, мы стали обустраивать свой быт, - объясняет она.
Аяла с мужем Меиром 15 лет прожила в Неве-Дкалим. Там выросли четверо детей Бен-Симхонов.
- В августе 2005 года перед депортацией нам было обещано, что уже в феврале нам выделят участки под строительство постоянного жилья, - говорит Аяла. - С тех пор минуло два февраля, но земельные участки не маячат даже на далеком горизонте...
Подобно другим обитателям Ницана, Аяла настроена крайне пессимистично.
- Я не чувствую, чтобы наша судьба тревожила правительство, - говорит она. - Не волнует наше будущее и общественность - о еврейских беженцах благополучно забыли. Если когда-нибудь власти о нас и вспомнят, не уверена, что к тому моменту у изгнанников останутся деньги на строительство новых домов: большинство семей вот уже два года "проедает" компенсацию, выданную на покупку жилья. Многим так и не удалось устроиться на работу, а те, кто батрачит, получают смехотворные зарплаты.
В Ницане проживает порядка 540 семей. За последний год число беженцев увеличилось: отсюда - уродливые пристройки.
Если поначалу в поселке действовала крошечная (60 квадратных метров) поликлиника, то сейчас потребность в медицинском обслуживании настолько возросла, что пришлось перенести ее в более просторное помещение.
- Кое-кто, не сумев устроиться на работу в окрестностях Ашкелона, уехал из Ницана и присоединился к разбросанным по всей стране осколкам общины Гуш-Катифа в надежде трудоустроиться хотя бы на новом месте, - объясняет Аяла. - Другие, наоборот, попытали счастья в других регионах, а потом вернулись в Ницан.
Стандартный караван состоит из четырех комнат, но не идет ни в какое сравнение с домом ни по площади, ни по толщине стен, ни по изоляции, ни по планировке. Кухня-"американка" одновременно служит столовой и гостиной, а для многодетных семей она еще и спальня.
- Наша семья относительно немногочисленная - "всего" четверо детей, но есть ведь и такие, в которых подрастает 8-10, - говорит Аяла. - Моей дочери восьмилетней Ноа приходится готовить уроки, сидя за половинкой кухонного стола: места в ее комнате хватило только на кровать и шкаф... Законопослушные граждане, мы всегда исполняли свой долг перед государством: наш старший сын служит в армии, мы с мужем исправно платим налоги. И чем ответило нам государство? Оно размежевалось отнюдь не с сектором Газа - отмежевалось от нас, преданных, лояльных граждан. Вот я и спрашиваю: остался ли в силе негласный договор между государством и гражданами? Или его ликвидировали вместе с нашими поселками? Мною владеет ощущение, что мы - граждане второго сорта.
Первый эшелон: библиотека
По специальности Аяла Бен-Симхон - преподаватель изобразительного искусства. Замечательный самобытный художник с оригинальным видением окружающего мира, талантливый педагог, она уже два года мается, неприкаянная, не находя себе места.
С созданием в Ницане библиотеки Аяла взвалила на себя заботы об ее благоустройстве: поселенцы - народ не только Книги, но и - книг. Буквально за пару месяцев фонд библиотеки достиг 20.000 экземпляров.
- Создали мы ее в ноябре прошлого года с нуля, - рассказывает Аяла. - В Гуш-Катифе у нас была уникальная библиотека. Перед депортацией книги запаковали и уложили в контейнеры. Всю зиму контейнеры простояли под открытым небом - редчайшие издания промокли. Обнаружив это, их вытащили и раздарили разным библиотекам. А нам в Ницан добрые люди со всей страны шлют по почте посылки из двух-трех книг - кто сколько может...
Аяла открывает ведущую во двор дверь. Но что это?! В картонных коробках - как перед переездом на новую квартиру - лежат под открытым небом сотни книг. Их еще не успели поставить на полки.
Аяла до сих пор не в силах осознать масштабов постигшей поселенцев катастрофы.
- Одно дело, когда тебе двадцать лет: есть и тебя силы и энергия, чтобы начать жизнь заново, - говорит она. - Но ведь большинству из поселенцев за пятьдесят... Даже переезд с одной квартиры на другую многие считают потрясением, хотя при этом люди остаются на своих рабочих местах и заработка не теряют. Мы потеряли всё разом: дом, привычный быт, работу, соседей, ближайших друзей. А многие лишились здоровья. Один из изгнанников с горечью пошутил: "Вместо керамических плиток для ванной комнаты я должен купить гранитную плиту, которую установят на моей могиле". Вот и пару месяцев назад мы похоронили соседа. Человек сильный духом, здоровый, он пережил Холокост, добрался до Палестины, воевал с арабами, участвовал в строительстве государства. Два года назад, когда солдаты выбрасывали нас из дому, он нацепил на рубашку желтую шестиконечную звезду. Еврей, переживший Холокост, имел моральное право на столь отчаянный шаг. Но пережить личную катастрофу сосед не смог - сердце не выдержало. Два месяца назад мы проводили его в последний путь... Похоронен он в Ницане: кладбище расширяется с гораздо большей скоростью, чем бюрократы выдают разрешения на строительство постоянного жилья.
Гуш-Катиф: пробный камень
Аяла опасается, что депортация из Гуш-Катифа была всего лишь пробным камнем:
- Судя по активизации "миротворческой" деятельности нынешних правителей, наша участь уготована и жителям Хеврона, и поселенцам Иудеи и Самарии, - говорит она. - Не хочу драматизировать и называть это началом конца, но только слепой не заметил, что стало после ликвидации Гуш-Катифа с жителями Сдерота и как аукнулось "размежевание" на севере страны во время ливанской войны. Когда палестинские террористы выпускали в день по Гуш-Катифу по 30 "касамов" и минометных снарядов, израильская пресса сообщала об одном-двух, а если не было пострадавших - и вовсе молчала. То же самое сейчас происходит со Сдеротом: я, например, знаю точное число выпущенных по городу ракетных снарядов от живущих там друзей, с которыми перезваниваюсь. Однако государство придерживается прежней политики: ведь если об обстреле не сообщено, значит, его как бы и не было. Главное - не волновать Рамат-Авив: нервозность отрицательно сказывается на биржевых акциях.
По мнению Аялы, депортация лишь усилила раскол в народе, но правители игнорируют процесс разрушения организма нации.
- Пока мы жили в Гуш-Катифе, прекраснодушные соотечественники постоянно нас обвиняли: "Вы сами выбрали это гиблое место, поэтому не жалуйтесь на обстрелы". Создавалось впечатление, будто поселки и дома были нами украдены и нам не пришлось брать в ипотечных банках "машканты"... Нас с мужем, как и многих других, само государство подтолкнуло к тому, чтобы мы поселились в Гуш-Катифе: в те годы правительство агитировало людей обживать новые земли. Мы искренне полюбили Неве-Дкалим - построивших поселок сильных, мудрых людей. А ипотечную ссуду за снесенный бульдозером дом мы выплачиваем и по сей день. Дома нет, но долги банку остались.
"Оранжевая" галерея
Нет ничего более постоянного, чем временное. Эту бесхитростную мысль подтверждает "Оранжевая" галерея", основанная поселенцами у въезда в караванный поселок.
Анат Яков, мать шестерых детей, прожила в Гуш-Катифе 22 года, а сейчас пытается хоть как-то разнообразить будни Ницана.
- Если чтение возвращает человека к духовной жизни, то галерею мы открыли в надежде вернуть хоть кого-то из соседей и друзей к любимой профессии, - объясняет она. - Талантливых художников, швей, вышивальщиц, скульпторов, стеклодувов, ювелиров среди нас немало, но вот беда: работать негде. Значит - невозможно и семью прокормить. Когда в караванах Ницана накопилось достаточное количество достойных, с эстетической точки зрения, работ, мы решили их собрать и попытаться продать израильтянам и иностранцам, регулярно навещающим изгнанников.
Неподалеку от галереи появился ресторанчик, на других "улицах" поселка-времянки прямо в железных контейнерах открылись продуктовые лавки.
- Выхода нет: зарабатывать на жизнь надо, - объясняет Аяла Бен-Симон (она-то и привела меня в галерею). - Если мы сами о себе не позаботимся - никто о нас и не вспомнит.
В Неве-Дкалим Аяла использовала одно из подсобных помещений в качестве студии. Ее рабочее место было уничтожено вместе с домом.
- Поначалу мне было странно наблюдать, что наши соседи вкладывают огромные деньги (порядка 25.000 шекелей) в покупку контейнеров, чтобы открыть в Ницане хотя бы какое-то подобие бизнеса, - говорит она. - Но время шло, ничего в нашей жизни не менялось - пришлось и мне заказать контейнер. Со дня на день жду его доставки: теперь будет и у меня мастерская.
- Но ведь работать в металлической клетке при нашей жаре невозможно - придется вам купить кондиционер... - предполагаю я.
- Верно, - подтверждает Аяла. - К счастью, мужу удалось устроиться на работу в цитрусовое хозяйство в районе Кирьят-Гата. Незадолго до депортации Меир сказал: "Мною владеет предчувствие, что, несмотря на обещания, государство бросит нас на произвол судьбы, поэтому мы сами должны о себе позаботиться". Его слова оказались пророческими. Зарплата ниже прежней на две с половиной тысячи шекелей, но Меир благодарен судьбе за то, что в возрасте 52 лет ему удалось устроиться хоть на какую-то работу. Правда, приходится, как в возрасте 25 лет, ежедневно доказывать свою профессиональную пригодность. В Гуш-Катифе все были знакомы друг с другом и не нуждались в рекомендациях, а на новом месте никто нас не знает. Фермерам, зарабатывавшим по 30.000 шекелей в месяц, сегодня без зазрения совести предлагают стать охранниками торгового центра и получать зарплату-минимум...
Травма депортации незаживающая. Однако понять и прочувствовать эту в общем-то банальную истину можно только здесь, в лагере еврейских беженцев.
Аяла всю жизнь хранила рисунки четверых своих детей. Перед изгнанием упаковала их в два ящика - картонный и пластмассовый. В первую же зиму картонный ящик промок. Весной Аяла извлекла из контейнера ватманские листы с расплывшейся, как слезы, акварелью.
- В первый же солнечный день я разложила рисунки у каравана и начала их сушить, - вспоминает она. - Дети посмотрели на меня, как на чокнутую: "Выбрось сейчас же этот мусор и не морочь себе голову - прошлое не восстановишь".
Аяла расплакалась: "Мало того, что я лишилась дома, работы, положения в обществе - роковые обстоятельства заставили меня отречься даже от семейных реликвий"...
Напоследок мы идем в гости к Аснат Данинес. В Советском Союзе ее считали бы матерью-героиней: 13 детей! Старший служит в армии, младшей не исполнилось и двух лет.
И глазастые жизнерадостные ребятишки - мал мала меньше.
"Чувствуйте себя, как дома! - улыбается Аснат. - Мы - люди верующие. И считаем, что всё - от Б-га: Всевышний наказал наш народ негодными правителями, но он же нас от них и спасет. Правда, не знаю, когда..."
![[]](/img/k/krawchik_e/070827_kravchik/m1.jpg)