Часов в семь в широкие окна сквозь шторы начинает брезжить рассвет, и желтое солнце, обрамленное низкими облаками, освещает небольшую уютную комнатку. Солнце, а оно одно на всех, сейчас висит где-то над Тихим океаном, там, за Японией.
Я лежу по диагонали постели, одним глазом глядя на это солнце, а другим на большой телевизор LG, по американскому каналу которого передают передачу "Добрый день, Америка". Там, на другой половине земного шара, на главной площади Нью-Йорка, снуют разноцветные американцы и пытаются залезть в объектив оператора.
У нас же, под окнами 12 этажа дома с названием Хана-Апаты начинают ухать молоты и завывать собачки, живущие на плоских крышах старого района Сеула, которую прорезает улица Дорим-донг (по названию речки Дорим), до самого высокого 64 этажного небоскреба Сеула.
Трехкомнатная квартира, в которой можно вполне расположить столовую, концертный зал или изостудию, состоит из спальни, рабочего кабинета под названием " Стади" и большого зала, совмещенного с кухней, и удобного для принятия кофе, девичников, мальчишников, сейшенов и тусовок.
На двухкомфорную газовую плиту, одна из комфорок работает с избытком, а другая с недостатком пламени, я ставлю сваренный вчера суп. Варил я его вчера небрежно, стругая сладкую корейскую картошку прямо в нержавеющую кастрюлю.
Когда мне было 12 лет, и жили мы в Киргизии, я варил суп внимательно, с уважением к картошке, которую чистил очень тонко. Варил суп я без мяса, поскольку мясо редко водилось в нашем стареньком холодильнике "Днепр", а усиливал суп поджаренным на сале луком, который счищал из сковородки прямо с кастрюлю. Потом я одевался в теплое драповое пальтишко и шел к двенадцати часам ночи встречать мою мать.
На улице Фрунзенской было темно. Только где там, в стороне, возле сахарного завода, горел фонарь. Поэтому шел я по линии, то есть по железной дороге, от которой далеко до домов, покрытых мраком, вылезающим из полисадников у домов. Я настраиваю свой чуткий пацанячий слух на шорохи из кустов и быстро иду в сторону завода, где в конторе работает моя мать. В конце года она работает до 12 ночи, выполняя "Годовой отчет".
Я встречаю мать, и мы идем вместе с ней назад, уже не пугаясь шороха из кустов, домой, где нас ждет укутанная кастрюля со свежесваренным супом.
А здесь, в центре Сеула у меня стоит и двухсекционный холодильник, и цветной телевизор, и стиральная машина, и даже утюг, который шипит и пускает пар.
Утром я могу испить черный кофе, невиданный в 60-е годы, посмотреть передачу по военизированному каналу про американских защитников Кореи и неспешно пойти на работу в компанию с названием Кредипасс. Похлебав остатки вчерашнего супа со сладкой картошкой, и взяв свою видавшую виды сумочку, в которой лежит мой цифровой фотик, я выхожу на работу без пятнадцати 9. Пятнадцати минут достаточно, чтобы дойти до 15 этажного нашего зеленого здания под названием "Центр плюс". В этом здании на всех этажах в каждой комнате мелкие фирмы, начиная от цехов, обрабатывающих металлы и до книжных складов.
Ключа у меня нет, и не надо - замок открывается по номеру, а закрывается автоматически. Грабителей в Корее бояться не надо, на каждом этаже масса телекамер, все проглядывается и записывается на магнитофон там, внизу, у рессепшениста, охранника. К тому же на генетическом уровне у всякого корейца записано, что ему могут отрубить руку, если он возьмет чужое. Даже велосипеды стоят рядом с нашими Апатами совсем сиротливо, непривязанные, и если кто покушается на них, так это малочисленные в Сеуле воробьи.
На нашем 12 этаже, квартиры идут кольцом, обнажая два колодца для создания прохода воздуха. А в середине находится 5 лифтов, которые бегают от плоской крыши выше 15 этажа до 3 этажа внизу в подземный гараж.
Войдя в лифт, принято раскланиваться с корейцами, которые дружно идут в это время на работу или в школу и мы вместе спускаемся на первый этаж, в небольшой холл, в котором два выхода - на уютную помойку, которую среди русских называют "Корейский супермаркет", и к охраннику - рессепшенисту. Там, где супермаркет, расставлены велосипеды, готовые выехать куда-нибудь вдоль речки Дорим-донг.
Если из выхода принять влево, то совсем недалеко находится роскошный стадион, построенный на месте пруда. И теперь, когда идет дождь, то стадион превращается в озеро, в которое просачивается канализация и в нем отражаются Сеульские небоскребы, стоящие вокруг.
Правда, с другой стороны идут не небоскребы, или "Офистели", с совсем одинаковыми квартирами и для президента какой-нибудь компании из 10 человек, и для уборщицы, а двух-трехэтажные красные дома. Этот район, который среди русских называется "Отстой" состоит из жилых старинных частных домишек - тесно сколоченных дач, среди которых усыпаны лавки и рыночки. Здесь можно купить все и за низкую цену, правда качества не ахти. По узким улицам этого отстоя бродят пожилые корейцы и с трудом проезжают черные шикарные лимузины.
Прямо по выходу находится бадминтонный корт, который никогда не простаивает пустой. До 12 ночи отсюда слышны счастливые возгласы, а утром здесь собираются корейцы и уже с утра едят кимчи на деревянных столах. От этих столов поднимается пар, слышно шкворчание мяса и счастливые возгласы корейцев, одетых в дорогую спортивную одежду.
Справа от этого маленького стадиончика стоит круглый деревянный навес, который облюбовали местные бомжи. Уже с утра они сидят здесь и пьют соджу - корейскую водку крепостью 20 градусов. Соджа продается в маленьких зеленых бутылочках, вроде наших читков и стоит очень дешево. Корейцы пьют ее и поздно вечером, и в обед, а бомжи круглый день. Говорят, что правительство Кореи дает дотации на три направления в Корее: бани, такси и соджу. Думаю еще на многое что, например на образование и художников. Бомжи, например, считают себя работниками искусства и художниками.
Деревянный навес очень удобен, т.к. внизу его деревянный помост, на котором эти работники искусства и художники сидят в форме Лотоса. Рядом у них есть колонка с водой и даже маленькая местная помойка.
Напротив этого садика расположен магазин "777", который работает круглосуточно, и в котором можно купить и соджу, и виски, и закуску, и даже бритвенные приборы. Но бомжи обычно не бреются, а отпускают жидкую бороденку, что делает их схожими с религиозными деятелями - буддистами. Традиционная религия Кореи - буддизм, но много и христи-анских церквей по подобию американских, поскольку после 45 года Америка сделала Корею своим полигоном и опостом.
Влево через мост находится станция Шиндорим, а я поворачиваю направо, на улицу Дорим-донг, которая извилистая и, похоже, когда то была речушкой, а потом служила дорогой из юга Кореи к Сеулу. С той стороны железной дороги идет более древняя дорога, через мастерские Куро, а эта идет среди жилого района. Справа от нас остается наш шикарный дом Хана Апаты, и также дом, закрывающий несколько длинных сараев, из которых день и ночь слышно звучание молота. Эта часть района Куро, где куется металлургическое благосостояние Кореи.
Приезжим из дальних стран сразу бросается в глаза, обилие больших иероглифов, а точнее корейских букв на всех домах. Цветастые, угловатые, мигающие и тусклые, они создают основной колорит города. Слева начинается ряд рыбных магазинов и кафе, осененных иероглифами вертикально и горизонтально. Рыбные магазины заставлены в качестве рекламы громадными аквариумами, в которых доживают свои последние дни громадные рыбы, раки, и нервные толстые червяки.
Напротив этого магазина - выставка новых и подержанных велосипедов, а их хозяин постоянно готов ремонтировать и подкачивать колеса для всех, кто купил у него за 100 тысяч вон красный или голубой велосипед с сумками спереди и сзади. Это типичная мастерская, каких много на улице Доринг-Донг. Вон там напротив - столярная мастерская, и разные столы, шкафы, стулья выставлены здесь прямо на улицу.
"Купить" стул, а попросту взять его, можно в "Корейском супермаркете", и главный из них открывается сейчас справа. Утром как раз подъезжают маленькие машины и много ручных плетенных тележек, в которых загружены тщательно отсортированные пачки бумаг, одежды, телевизоры, компью-теры, и много чего другого. В эту шикарную сборную помойку свозится все, что уже отслужило свой срок в районе Шиндорима.
За этим Супер-корейским супермаркетом открывается переулочек вправо, откуда высыпаются детишки, чистенько одетые и с цветастыми рюкзачками и прыгают в небольшие автобусы. Но это, похоже, не школьники, а самостоятельные детсадовцы. Они начинают щебетать, у них тоже начинается рабочий день. А другие, более серьезные школьники идут, оснащенные рюкзаками, вдоль улицы Дорим-Донга к мосту, где их встречают те, кого у нас называют гаишники, чаще женщины, с флагами, которыми они перегораживают улицу, чтобы школьники и гимназисты безопасно могли перейти улицу.
Далее слева и справа, перемежаясь с кафеюшками, идут службы быта: парикмахерская, в которой предлагается полное восстановление волос, для чего приводятся примеры парных фотографий, совершенно лысого корейца лет 60 и того же, но заросшего богатой шевелюрой, корейца, но явно помолодевшего и с полными зубами улыбкой.
Тут же рядом прачечная, в которой можно постираться, погладиться, и даже приодеться, купив по дешевке невостребованную одёжу.
Далее идут два старинных потертых входа, всегда закрытые и украшенные китайскими иероглифами. Вся улица горит корейскими иероглифами, а вот китайские применяются в исключительный случаях. Они считаются украшением. Эти два входа оживляются только вечером и по ночам, оттуда раздается какая то таинственная музыка, тянет белым дымком, а на входе стоят пара дамочек с неестественно белыми, как маска, лицами и раздают визитные карточки с девичьими портретами и телефонами.
А вот слева стоит четырехэтажное красное облицованное здание, по которому тоже налеплены громадные буквы. Это центр социального развития, как бы мы сказали. На верхнем этаже там что-то вроде изостудии, что можно понять по намалеваной палитре, пересеченной кистями. Остальные этажи - это залы Интернета, библиотека, спортзал для японской борьбы, и конечно же кафе с низенькими столиками, в которые входят, разуваясь и сидят за столиками в позе лотосами всей семьей, с детьми. Корейцы дома не готовят пищу, а ходят обедать и ужинать всей семьей в ближайшее кафе. Живут корейцы, кстати, не накапливая ничего. Что заработают - то и проживут. Только вот для женитьбы молодому корейцу нужно купить квартиру.
Сверху этого социального дома стоит покосившийся, усеянный лампочками крест, что значит, что одно из помещений - евангелическая церковь. Впрочем, на одном из окон этого же дома приклеена громадная свастика, что в свою очередь говорит, что здесь собираются традиционные восточные националисты - буддисты.
Вот справа открывается какой-то проем, в которую снуют тачки на резиновых колесах, тележки, уставлены горы товара, причем без всякого присмотра. Это местный продовольственный шоп, и если пройти по этому тоннелю, то попадаешь в освещенный зал, в котором день и ночь кричит специальный зазывала под хриплый микрофон, призывая купить залежалые овощи-фрукты. Здесь конечно купить можно все, но что купить - знают корейцы. Для иностранного вкуса почти ничего нет. Вы не найдете масла, колбасы, сыра, несладкого хлеба. Да и к сосискам, которые предлагаются, нужно относиться с опаской, они могут быть кожано-соевые. Много консервов, приправ, баночек, даже меда - все требует тестирования. Чая черного тоже не всегда найдешь. Нет картошки, лук какой то сладкий, зато зеленый перец такой, что отпиваться час надо. По переулку слева от Шопа туда сюда пол-зает безногий кореец, толкая впереди себя тележку с колонками, а сзади с аккумуляторами. Из колонок льется рефреном национальная музыка. Нищие в Корее зарабатывают себе на жизнь по принципу анархиста Кропоткина: "От каждого по способностям, каждому - по труду".
Мы часто проходим мимо этого проема, потому что он работает до 11 вечера, а заходим туда иногда, чтобы купить там колбасы, французского сухого вина и виски 0.35 литра за 22 тысячи вон, что примерно соответствует 22 долларам, около 600 рублей по нынешнему курсу рубля и доллара.
Слева открываются руины, месяц назад на которых находились старые одноэтажные домики с плоскими крышами, причем внизу были какие мастерские, пошивочные или парикмахерские, а работники, они же владельцы этих заведение спать ползли вверх, как раз под эти крыши. Теперь все поломано, и только плоские зеркала обнажаются, в которые смотрели несколько поколений корейцев, переживших и китайских и японских хозяев. Возле одного дома постоянно ходит какой-то пожилой кореец и собирает только ему заметные частички свое бывшего скраба. И вот на месте этих лачуг уже растут довольно фешенебельные их двойники по функциям. Например аптека, из которой мне кивают и даже кланяются медсестра и врач. Любая аптека в Корее - еще и поликлиника.
Например, если у тебя болит нога, ты попросту обнажаешь эту ногу, продавец тут же ставит диагноз и тебе выдают пилюли за 10 баксов. Пилюли кстати очень сильные - лечат от всего, включая горло.
Я уже несколько раз брал пилюли от кашля, и меня там знают и кланяются, надеясь, что горло у меня будет болеть регулярно.
И вот я заворачивают влево, где меня встречают девушки с флагами. Они перегораживают дорогу, разрешая маленьким корейчатам, а заодно и мне, дружно бежать на ту сторону, к мосту. Я иду с ними, и они мне кричат "Хай, хай", на что мне также надо скалить зубы и отвечать "Хэлло". Мост этот идет через несколько железнодорожных путей. Это как раз та часть железной дороги, которая строилась в 19 веке, по образу и подобию русской, идущей от Читы до Харбина. И расстояние между рельсами соответственно то, которое определил еще Александр Первый, когда задал его шире, чем во всей Европе, показывая, что масштабы России пошире евро-пейских. А корейская ж.д. первоначально шла с севера, приближаясь к Владивостоку, на Пусан - город, от которого рукой подать до Японии. Японцы ведь всегда считали Корею своей провинцией, огородом и местом для отдыха перед военной экспедицией на Китай. Так что и путь - Пусан - Сеул стал первой веткой корейской железной дороги. Вот через эту ветку, которая совсем недалеко, в районе Куро поворачивает налево, я и иду, смотря вниз на старые шпалы.
И неслись по этим шпалам танки Т-34, освобождая южных братьев, и бежали за ними, а то и падали под гусеницы посланники товарища Мао, одетые в телогрейки секонд-хэнд, наперевес с ППШ. Нет, не удалась та авантюра, и теперь налажена по этим шпалам первая ветка метро, открытая небу и называемая в Суеле сабвей.
Спускаясь с моста, я могу пройти с детишками к их школе, возле входа которой стоят два постамента, одни из которых очень напоминает нашего Александра Невского в доспехах, а второй - Надю Крупскую с девочкой с букварем.
Под мостом находится пост полиции, на котором вывешивается по праздником даже американский флаг. А главный управляющий этой двухэтажной будки подметает вокруг него, одетый в американскую пятнистую форму с бренчащими медалями и в бороде. Вечером вид у него уже другой - несколько упитанный соджей. И из его конторы раздается громкая корейская музыка с элементами марша.
Две собачки - одна похожая на немецкую овчарку, а другая пуделек, дружно бегают, как связанные, и составляют, похоже, армию управляющего.
Осталось совсем недалеко до входа в корпус Центра плюс. На входе - маркитанка в желтой одежде со своей тележкой, с бутылёчками напитков, нейтрализующих избыток выпитой накануне соджи и ресепшенист с пластмассовой палкой, для управления машинами. Его обязанность махать палками на подходящие лимузины и раскланиваться с идущими на работу.
К 9 обычно приходят секретарши, в потертых джинсах, а серьезная публика немного опаздывает и приезжает в черных лимузинах, которые ставятся в 10 этажный автоматический лифт или в трехэтажный подземный гараж.
Шесть лифтов работают непрерывно, поднимая народ, стремящийся к своим столам с компьютерами. Иду и я в цех компании Кредипасс, где меня ждет анализатор цепей и несколько ящиков карточек с таинственным названием "Тэг".