Светлой памяти Алексея Максимовича Горького посвящается.
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА
Михаил Иванович Присыпкин,54 года, человек от власти, консьерж при доме.
Василиса, дама его сердца, 26 лет.
Наташа, ее сестра, 20 лет.
Увальнев, их дядя, человек от МВД, 50 лет.
Васька Хруст, вор на подхвате, 28 лет.
Крутой, Андрей Матвеевич, инженер, 40 лет.
Анна, подобие женщины, 30 лет.
Настя, местная шалава, 24 года.
Квашенная, приставлена торговать, под 40 лет.
Склон, актер без работы, 45 лет.
Олигарх, 33 года.
Творец, актер - лет под 40.
Прорицатель, 60 лет.
Алешка, парень на все руки, 20 лет.
Кривонос, бомж - цыганской наружности.
Несколько бомжей без имен и речей один на один с тишиной стоять и команду слушать , когда кнопку пуска действия нажать нужно.
АКТ ПЕРВЫЙ
Подвал элитного дома. Потолок - побеленные каменные своды недавно выстроенного дома, словом все как в больничной палате. Свет - к зрителю и, сверху вниз, - из квадратного окна с левой стороны. Правый угол занят отгороженной тонкими переборками - комнаты Хруста, около двери в эту комнату - нары Олигарха. В левом углу - старый компьютер с кучей проводов; в левой, каменной, стене - дверь в кладовую с трубами отопления, где живут Квашенная, Творец, Настя. Между компьютером и дверью у стены - широкая кровать, закрытая грязным тряпьевидным пологом. Везде по стенам - нары из струганых досок. На переднем плане у левой стены - подобие сцены с подиумом. На последнем - сидит Склон, примеряя латанные носки. У ног его - рюкзак, из которого видны обноски, на полу рядом куча опорков,видимо обнаруженных им на помойке. Посредине подвала - большой стол, две скамьи, табурет, все - крашеное желтой половой краской и грязное. За столом, у электрочайника, Квашенная - хозяй-ничает, Анна, на табурете, перебирает, облокотясь на стол, обноски женских вещей. Крутой, сидя у компьютера, что - то прилаживает и примеривает, паяет. Около него - изодранная коробка из-под монитора, откуда торчат куски упаковки. Олигарх только что проснулся, лежит на нарах и - мычит. На трубах отопления, невидимый, возится и кашляет Творец.
Утро начинается. Пенье птиц и шум доносятся с улицы.
Квашенная (с умилением, взирая на электрочайник). Вот, поди, ж ты, раньше на керогазе, то на плитке чайник запускали в кипение. А тут... Цивилизация. Раз и попивай чаек да еще, если он в мормышках. Счастье - то нам привалило.
Склон. (поднимая голову от просмотра своих залатанных носок). Ну, уж, и заголосила! Будто и при Советах чаю не пила. Электрокипятильником не пользовалась, дармовым электричеством через жучка не обходилась. Вот появится Присыпкин, он тебе и врежет по первое число. Зачем дорогую для жильцов электроэнергию воруешь?
Квашенная. Не задирай хвост пестиком. Не знаешь, куда себя деть? Не заедай жизнь свободного человека. Я может быть, только сейчас жить по настоящему начала, от мужика и семьи освободилась, к благам цивилизации при демократии, этой самой дерьмовой, телом и душой приблизилась.
Крутой. Ой, славно как баба излагает. Ой, славно. Блага цивилизации, демократии, семья, тело, душа. Ни семьи, ни тела, ни души у всех нас нет!
Склон. А ты, инженер хреновый, откуда все такое знаешь? Что такое у нас есть?
Крутой. Но, если что - то и было, то теперь, точно, ничего нет, и не будет. Хотите быть свободными? Будьте ими. Но тогда и называйтесь - " без определенного места жительства", то есть БОМЖ. А это уже и разъяснений не требует.
Олигарх. Говорить нет охоты. Хочется только мычать всю оставшуюся жизнь. Но бред Квашенной всякому бреду бред. Семья, муж, дети. Ничего у нее не было. Врет она всё!
Квашенная. У тебя язык змеей извивается. Бог знает, что всё у меня было. И дом, и очаг, уют, одним словом.
Олигарх. Знай цену, своему вранью. Доподлинно известно от справного мужика Увальнева, что все твои домашние пьяницами, наркоманами были и от душевной своей унылости тебя так лупили, квартиру твою продали, сами сели на отсидку, а тебя кое - как в больнице отходили. И мир такой еще дуры не производил, как ты. Только оклемалась от койки больничной, у самой ни кола, ни двора, Присыпкин помог здесь устроиться за толику малую, к распродаже пристроил, так она с места в карьер о семье заговорила.
Квашенная. За толику малую пристроил, изверг мерзкий этот Присыпкин! Все себе до копейки забирает, на прокорм только и остается.
Олигарх. Радуйся большой радостью, что живешь, а коли, подохнешь, то и похоронить некому.
Крутой. Нас всех некому хоронить. И что от того. Хлеб жуем, век коптим. И возрождаться к жизни общества не собираемся. Вот я, например, имею высшее образование технаря. Раньше хорошие деньги при совках получал. Жить можно было, считал себя интеллигентом, то есть, значит, и свое мнение имел, и против начальства мог в глаза и за глаза говорить, что думаю, дальше инженерской должности за все это бы не погнали. Самый, что ни на есть, низ был. Рабочие специальности дорого стоили. К ним не каждого подпускали. Страна пролетариев, значит, значилась на третьей части нашей планеты. Простой советский народ процветал.
Склон. Процветал, процветал. Напроцветались. В один прекрасный день, я совсем молодой был, понял, что мне нужно делать. Как делать не понимал. Познакомился с девахой. Она библиотекарем в крупной библиотеке работала. Но я ей не говорил сначала, зачем я с ней по темным углам шарахался. Ей все и так казалось ясным и мне тоже. Молодые были. Но себя я еще не понимал. Чувствовал - то совсем другое. Словно судьба меня вела. Но один раз понял. Из библиотечного хранилища, где мы любовью занимались, больше места и найти не могли. Собственной квартиры не было, по углам мыкались. Одним словом, водки там я надрался и опорожнил кишечник в свое удовольствие прямо на пол этой библиотеки. И лицезрели на меня все эти ученые и писатели из своих золоченых рам. И даже показалось мне, что многие из них мое поведение оправдали. А я- то, как рад был. Несказанно. И понял я. Вот он, на моей улице праздник.
Олигарх. Зато теперь, вспомнить тебе есть что. А сам еще в худшей параше находишься, по помойкам бутылки выискиваешь, шило на мыло меняешь, помыться некогда и негде. И теперь все хорошо?
Склон. Что ты, понимаешь? Это душа горит, самовыражения желает, сама собой становится, вокруг пальца вальсирует. А ты! Ни тпру, ни ну! Бутылки. Это свобода!
Анна. Свобода! Вы хотели этой свободы. Вы ее получили. У нас в гримерке, все тоже о свободе говорили. Приговаривали, что и как следует быть. И начальники наши суетные присутствовали тут же. Всё говорили, дайте дожить. Дожили. За что боролись, на то и напоролись. Теперь вы все свободны, как птахи небесные, от обязательств. Кушайте вашу свободу от пуза. Поменяли кукушку на ястреба. То всем права о своей разнесчастной жизни по кухням и лавочкам качали. Теперь больше Присыпкина да Увальева у вас начальников нет. Выгонит в мороз на улицу. Замерзайте. Оставит. Расплачивайтесь. Чем расплачиваетесь, - душой расплачиваетесь.
Творец. (невидимый, подает голос). Не валяйте дурака! У меня душа спиртного просит. Где- то тут соточка спирта завалялась. Да луковка с сольцой. Душа горит. Вот и весь сказ. Вам плохо! Идите к новой старой жизни. Возрождайтесь. Всё ваше будет В центр вас всех, в центр реабилитации. Так ведь вас туда на аркане не затащишь (выпивает, хрустит, булькает жидкость).
Олигарх. Я вот в Израиле на побывке у своих там орлов был. Хороший парк. Бомжи облюбовали. У моря. В тени сами. А на ночь имеют одеяла. Мало - мало поработали. Много, много выпили. Все, как ни есть из России приехали. Счастье, вот что это такое. Социальная помощь дается. По кустам, помойкам да между этажами домов можно и книжки найти, и многие даже и на русском языке. Видно, олимы выкинули. Читай, не начитаешься.
Творец. Это по части Склона. Они, эти книжки, ему так надоели здесь, что он и там бы на них гадить стал.
Анна. Да, уж у нас Склон хуже Фамусова. Тот предлагал книги сжигать. А это испражениями мазать.
Квашенная. Вот, что значит, образованные бомжи.
Крутой. Они Божественные Бомжи. У них и образование, и духовное понимание текущего момента жизни. Всё есть. Они сознательные борцы за собственную демократию, то есть власть самих себя. Без власти чиновников, церкви, законов.
Василиса (появляется в проеме двери). Ах, ты расподлая твоя душа, философ с высшим образованием, заплатанная твоя душа. Без законов жить хочешь. Для всех вас закон - наш дорогой Михаил Иванович! Он и закон, и церковь, и власть. А твоя свобода не то, что в дерьме, а в его руках. От твоих электрических затей только нарушение техники противопожарной безопасности. И больше ничего. За постой исправно не платишь. Зря и тепло, и сухое место для тела своего имеешь. Я, вот Присыпкину, все как есть расскажу.
Присыпкин (вталкивая Василису в комнату ударом тяжелой руки под зад и появляясь в комнате собственною персоной). И говорить - то не следует. Потому как с Крутым я тебе уже давно запретил беседовать. Он на шалости мужские способен. А тебе только того и надо!
Василиса. Что вы такое говорить говорите. Я только вам преданная и порядок соблюдаю.
Квашенная. Соблюдающая порядок. Только и на уме как подол задрать. Уж больно на передок слаба, баба эта. Ой, молодость, молодость.
Склон. А тебе завидно, небось. Что на твою рожу, кожей обтянутую, никто внимания не обращает, да и за бабу не принимает...
Присыпкин. Напоминаю, бомжи - идиотушки, срок оплаты снимаемого помещения кончается. Оплату принимаем трудом по двору, стоянием на паперти у церкви, хождением за милостью в народ по метро, копанием могил, это уже Увальнев распорядится вами, у него связи с похоронным бизнесом, причитанием с красными флагами на площадях и улицах во время демонстраций, рабочая одежда для этих целей тоже у Увальнева. Всем ясно. За неисполнение кара. Какая, сами знаете, - даже лавочки в скверах и парках не будет для вас. У нас всё схвачено. Все учтено. Анна, это тебя особо касается. Это ты около Большого лавку облюбовала без нашего разрешения. В больнице - то долго после этого валялась.
Анна. Да и не валялась я вовсе. Это у меня нога такая после травмы на балете получила....
Присыпкин. Травмы нам твоиьочень даже известные, про это много раз слышали, переслышали. Травма - это прошлое. А настоящее такое, что ты на лавке около Большого устраиваешься. Бывает в теплые дни и днюешь, и ночюешь, зашибая копейку немалую от шатающихся в этих местах шалав, вроде Настёны, но более удачливых в клиентах мужского и дамского полу. А платы от тебя всё нет. Мотай на свою кривую ногу.
Настя.Умеете вы, Михаил Иванович, обиды на людей поставлять. Напрасное в напрасном кучкуется. А каждый, кто на другого напраслину возводит, тот сам в этом свою душу и закладывает.
Склон. Вот она шалава и есть шалава. Телесами торгует, а тут же прибаутки складывает. Сразу видно, что свою педагогическую лапшу на уши в школе детям вешала.
Присыпкин. Но в кои - то веки поняла, что счастье от тупых обозленышей школы не получишь, денег не заработаешь.
Крутой. И обратилась к древнейшей профессии, хотите добавить, уважаемый Михаил Иванович! А по - моему вовсе и не так дело было. При Советах, училки этой профессией не занимались и к делу своему плотно были приставлены. А началось всё от новой вашей свободы, когда вы, Михаил Иванович, из райкома в консьержи переквалифицировались, помошники ваши в Думе о легализации проституции и многоженства заговорили, а дядя Василисы да Наташи, наш дорогой строитель закона от совкового КГБ в человека от МВД переквалифицировался.
Присыпкин. А ты, социальный политик, хреновый, раз все про нас и так, и сяк знаешь, раз ты такой техничски и политически подкованный, чего здесь место коптишь и копейку починкой компьютеров да Интернета зарабатываешь, ты какого свина не фирме, не в банке людей наставляешь, а здесь свою просвещенность показываешь?
Олигарх. А потому и показывает, что свобода у него только на языке, а в голове одна пустота да компьютерные провода болтаются. Оттого и перечит вам. Не взыщите.
Склон. А если перечить не будет, то и интересу с нами вам, Михаил Иванович, не будет беседовать, поскольку, небось, клиенты ваши теперь только об открытии и закрытии дверей дома да спаркинга говорят, а больше им с вами и говорить не о чем.
Кривонос (появляясь в проеме двери). А если вам с нами только о деньгах говорить, то мы их вам с нашей готовностью всё выплачиваем. Вот, пожалуйста, возьмите ваш приход сполна. Я уже у всех еще вчера собрал, но чем - то озаботился и не мог сразу вам принести.
Присыпкин ( с удовольствием забирая и пересчитывая деньги). Это другое дело. С этого было надо сразу, и начинать, а не ублюдочную философию из унитаза горла своего спускать. Здесь и так трудно живется, а вы еще жизнь нашу скромную отягощаете, Если не нравятся, как здесь с вами обращаются, милости просим, отправляйтесь в ночлежные наши дома, требуйте социальной помощи у властей. Скатертью дорога, особенно для философов ( смотрит пристально в сторону Крутого) да и прочих вельможных панов (последние слова говорит почти криком для Олигарха). Уходим, Василиса! (удаляется вместе с Василисой).
Склон. Зачем зловредных людей, власть над нами имеющих, злить, Крутой. Где лучше этого заведения уместимся, где свою личную свободу в своей душе вылизывать лучше этого места станем, а, Крутой! Молчишь. Слова на язык просятся. Ты Ельцина, Путина, Горбачева, покойную Раису и других на всю катушку крой, Думу с Сенатом пуделяй, но зачем же Присыпкина. Если он совсем озлится, - нам всем же хуже будет.
Кривонос. Точно, точно, предавай его огню и мечу, этого волка в овечей шкуре, забирай его за живое, втемяш в его стоеросовую голову, что трогать непосредственного над нами начальника, что писать против ветра. В этот раз мне трудновато приодилось деньгу малую собирать от всей нашей компании. Но хорошо, что вовремя посуетился и в самую точку прибыл. Михаил Иванович на деньги падок, сразу и цап - царап, да и удалился, озлившись только наполовину. Не дай, Бог, в следующий раз не управлюсь.
Анна. Управишься, управишься, ты всегда управляешься. Да как тебе и не управиться. Не сможешь, сродники помогут!
Квашенная. Говори, говори, да не заговаривайся. Кто ему горемыке поможет. Они его за своего не признают в таборе не рос, силы, и славы тугой руки тамошнего барона не чувствовал.
Крутой. Да и образование средней школы, как сам говорит, есть. А у них, ведь как? Деньги на калькуляторе считать умеешь? Вот, что главное. Вот и все твое образование. А дальше служи семье.
Кривонос. Мойте мне кости, мойте, полоскайте, намыливайте мне голову, намыливайте. Это по виду меня к цигагм причислить можно. А кто Вам сказал, что я цыган. Был бы цыган, с вами образованными на одно и тоже очко в отхожее место не ходил. А стоящим делом занимался.
Олигарх (появляясь в честной кампании с колодой карт в руках). А какое, такое стоящее дело ты бы себе выбрал? Стоящее дело у нас здесь только у одного у Васьки Хруста, да и то не шибко клеится, поскольку и бит, и резан бывает, хотя и кулачищи вон какие да все зашибленные. Все в ссадинах да порезах, словно тюки таскал, разгружая вагоны.
Хруст (появляется в дверях и пристраивается возле Насти). Как все же этот бывший богатей прав, всегда недалеко от правды с кривдой кукарекает. Действительно разгружали вагоны. С поезда во время его малого хода тюки сбрасывали, а увальевские ребята, что в местной охране поездов крутятся, нам совсем малую малость помогали. Глаза зажмуривали.
Склон. У Васьки всегда так. Все глаза зажмуривают, а он свои грабли да зыркалки вовремя в дело использует.
Настя. Хорошо, что пока проносит.
Хруст. Ну, конечно. Моё дело беспокойное, но не такое как у Кривоноса. Как - то во Внуково быть оказалось. Смотрю, а Кривонос к импортному гражданину со своими двумя пальцами к заднему карману брюк пристроился и так он это удобно делает, что господин как бы назад оборачивается, а Кривонос из его нагрудного кармана тонкий такой1 бумажник вытаскивает, а что там, это только Кривоносу одному да Богу известно.
Олигарх. А , Кривонос! Застучали тебя. Ты что карманник!?
Творец (с огорчением). А я думал, что он домушник. Как -то тоже наблюдал на улице как он ребят малых наставлял, как и когда им камни в витрины да квартиры бросать, чтобы узнать, на охране дом или нет!
Кривонос. Завелись. Теперь долго не успокоитесь. Вы, вы кто такие?! Без дела, ьез обязанностей перед обществом. Мы с Хрустом отвратительные типы. Он вор покрупнее, а я вор поменьше. У каждого своя ниша. Я ведь асс своего дела. Кто такой карманник. Я у Пропетого учился. А он за жизнь имел ой как мало ходок. А я о своих, по скромности умолчу. Поскольку с вами, дураками, здесь обретаюсь. А взлетал, ой, как высоко. Мы и не опасные и небесполезные для государства люди. Всех к бдительности призываем. А нет бдительности, то и держи карман шире. Мы в университетах не обучались, на грбёж масс народа через подставные кассы взаимопомощи денег с народа не брали, Олигарх, но и в нищите инженерного дела участия как Крутой не принимали, Геями, пидами, мазохистами не были как артисты. А свою жизнь куражили. И без теплых кампаний и ресторанов не обходились. Да еще ваши долги умудряемся присыпкиным отдавать, вас жалеючи, поскольку вы, интеллигенция хреновая, сами еще долго расчитываться за жилье собираетесь.
Хруст. А с молодыми кто работать будет, вы педагоги, вы, актеришки несчастные, воспитатели душ человеческих. Мы работать будем и работаем. Кривонос работает. Учит их как копейку зарабатывать, я физически им здоровыми становиться помогаю. Кто в тренажерном зале нашего дома с молодыми после работы занимается, вы слабаки!?, нет, мы занимаемся, время свое рабочее тратим попусту из одной любви и уважения (говорит всё громче, глядя на дверь, откуда появляется Увальнев, впихивая в комнату Алешку) дорогому человеку от МВД.
Увальнев. Ты поддувало - то свое закрой, Небольно открыто - то воздух сотрясай. А то можешь серьезно схлопотать. Следи за молодыми лучше, от хозяйских рук отбиваются. Опять эта шпана в приводе оказалась. Дело ночью в темном клубе затеял. Кто -то чего - то не досчитался. Всех стали бить, а ему досталось. Вызволил, (строго Алешке) в последний, самый последний раз.
Алёшка (басом). Бывает, с кем не случается. Опыту набираемся.
Кривонос. Плохо, идиотушко, набираешься, раз попадаешься да еще с приводом. И не дай Бог, с записью. А там, что, где и как обитаешься.
Хруст. Не хватало из - за этого полоротого еще нам здесь шмон наводить будут.
Олигарх. Спаси и сохрани!
Творец. Ничего. Обойдется. Все неприятности бывают только от одних павликов морозовых.
Алешка. Не слышал. И слышать не хочу. Ты, Творец, всегда какими - то загадками говоришь, ну, как мой дядя. Точно, мой дядя. Ох, и допек он меня. Своими умными разговорами. Когда я один остался, т.е. мачеха меня из квартиры вытурила за то, что я породистых кошек в нашем подъезде сначала ловил, а потом продавал мужику одному, а он их, кого через рынок по большой цене, а кого на фарш, что сбагривал одной тетёхе на Казанском, а уж та из этого мяса готовила пирожки, да и на том копейку зарабатывала.
Творец. Ну, естественно, при таком начале образованности о Павлике Морозове и знать не след.
Склон. Да брось ты со своим ветхозаветным Павликом Морозовым изъясняться, еще бы "Мои университеты" Пешкова припомнил! Давай пацана послушаем!
Увальнев. Слушайте, слушайте. Поучительный воспитанник, правда, Кривонос! Что скажешь, Хруст? А я уж пойду. Дело не терпит. А вдруг, как начальник отдела, что? Где! Надо непременно присутствовать (исчезает).
Хруст. Да, уж...
Алёшка. Пацаны, о чём речь? Какие разговоры, действительно! Ну, привел Увалень! Это он больше для острастки и чтобы вас всех попугать да себе значимость добавить. Ему итак достается. Нам бы столько!
Хруст. Ой, твоё мычало бы молчало.
Кривонос. Алешка, застукаешь ты нас всех, необразованная скотина. После тебя отмываться всем. И из рая этого божественного всех нас в говночисты отставят.
Алёшка. Чем тыкаешь, Кривонос, образованием. Это образование уже у меня давно ниже пояса. Дядька мой вздумал меня тоже образовывать. Начал заставлять читать каких - то там Пушкина, Лермонтова и других чуваков. А мне это совсем и не нужно, правда, пацаны. Одно только в башке лишнее мельтешение, честно слово!
Олигарх. Честное слово?
Алёшка. Точно. Чем больше знаешь, тем тоскливее жить становится. От образования весь вред. Сам подумай (обращается к олигарху). Чуть что, в образованного тыкают! Он и есть главный виновник. И чаще всего так и бывает. И я как - то следил за такими. Говорят, не хрена непонятно. А некоторые, аж, по три образования имеют и всё главное такие, что язык сломаешь, а сказать не можно.
Крутой. Что к парню пристаёте да еще на недостатки указываете. Так не учат. Учат так: раз, два, три по морде. Вот и вся учеба.
Настя. Такую учебу мы уже проходили и проходим все в избытке. Главное, к парню не приставайте. Пару слов сказали, пинков врезали, прутьями, скажем, выпороли по первое число. Вот и хорошо. Вот и достаточно. Никаких проблем.
Склон. Покидали камни в лицо. Покипела кровь ручьём, но, коли, видишь, куда глазом не пораскинь везде заваривается каша, которая кидается в голову, а на ветер бросается у добрых людей, то ведь у каждого в нашей жизни дефект есть, а потому Алешка Алешкой, его выдрать бы общими усилиями за его образованность хреновую. Но до этого дело ещё дойдет.
Олигарх. А до чего сейчас дело дойти может?
Склон. Оно не может. Оно уже дошло. Куда за два года нами отложенный обща подевался? Вот в чем теперешний вопрос!
Крутой. Как подевался!?
Квашенная. Поди, ж, не ври!
Творец. А куда ему деваться? На месте он. Скло, как всегда на всех нас волну катит, воровство среди своих ищет.
Настя. Присыпкин и Увальнев о нашей запаске не знали, не ведали. А Хруст не мог, поскольку сам вор, этого в своем балагане сделать.
Хруст. А что Хруст? Его задача своё брать, чужое не отпускать, а до общего ему и дела нет. За здорово живешь на Хруста нечего воду лить, за живое затрагивать. Не жеребячей ли это породы дело? Не Алёшкина ли?
Склон. На Алешку такое не похоже, а вот что каша заварилась, то сразу ясное дело и заговор молчания здесь нечего устраивать, правда, Кривонос?
Кривонос. Про место заначки знали, ты, я да Олигарх. С нас и спрос.
Крутой. А Алешка, где был в это время, когда вы в последний раз значку проверяли?
Анна. А лясы с Наташкой растирал тут же, пока вы, затаившись там (указывает на перегородку) сопели да кряхтели, мудрились, куда заначку положить.
Крутой. А и правда.(бьёт Актёрку по лицу). Говори, мерзавец, твоих рук дело! Где деньги!
Алёшка (отскакивая). А я почем знаю. Вы прятали. Ваше дело и меж собой разбираться. Мне бы в своих гляделках с Наташкой разобраться, а до ваших шуры - муры и дела нет. Чуть что, сразу Алёшка. А Алёшка к этому делу и прикосновения не имеет. А вы свои луженые глотки надрываете да не мудрствуя лукаво бочку с деньгами мне паяете. Разбирайтесь меж собой. Я побожиться могу, не моих это рук и глаз дело.
Хруст. По морде, этот самый Алешка заслуживает, но доказательства нужны, Кривонос.
Кривонос. Какие еще доказательства. И без доказательств всё ясно.
Творец. Интересное дело, собирали, собирали по маленькой толике и теперь всё фук, что ли? Такого уговора про меж нами не было.
Анна. Кто - то лопнет от смеху, а кто - то от жиру. Ведь мы же гадать должны были, кому эти деньги на становление в обществе выдать.
Настя. Гадать. Догадался кто - то себе куш отвалить, а теперь - то уж от нас всех в новую жизнь отвалит, мозги от нас набекрень зашевелит и к старой мерзопакостной жизни своими телесами повернется. И чистенький такой станет и светленький, как стеклышко. А мы здесь телесами своими вшей кормит будем да лишний раз душ принятьт побоимся, от чего у нас такой дух здесь, что хоть святых выноси стоймя стиоит и не выветривается.
Квашенная. А не выветриваеися потому, что ты с мужиками понатаскавшись, малую деньгу не отчисляешь на душ Присыпкину. Вон от Олигарха ничем не воняет. А от тебя за версту такой теплый дух идёт, что шатает как от пьяни.
Настя (пытается рвать волосы Квашенной). А ты, старая карга, мне еще о санитарии говорить начинаешь, а сама кошатиной торгуешь на Казанском, дрянь мерзкая. Мои клиенты все ребята справные. Я в гостиницах у них всегда ванну принимаю.
Квашенная (отбиваясь от Насти с рёвом и криком). Какие гостиницы, по углам тёмным, по под заборным местам ты со своими клиентами валандаться только и можешь, тебя на это только и может хватить..
Анна. Мужики вы, или не мужики. Да разнимите вы их!
Склон. С каких это пор, когда быбы дерутся, то их разнимать нужно. До смертоубийства всё равно не дойдет. А так заместо телевизора. Крутой - то наш до сих пор наладить не может.
Олигарх разнимает дерущихся женщин.
Кривонос. Ну, что, кровь пополировали? И будет. К нашим баранам вернёмся. Кто деньги стибрил? А!?
Олигарх. А по моему деньги освоил Творец. Он нам всё лапшу на уши вешает, о прошлой своей распрекрасной жизни рассказывает. Вот он туда раньше нас всех и вознамерился возвратиться (хватает Творца за шиворот).
Творец (срывающимся от возмущения голосом). Поклёп, истинный поклёп. Я от совковой жизни ушел, я этой жизни новых русских знать не желаю, я ничего знать не хочу, я в темноте жить хочу, а не к чему - то возрождаться.
Склон. Было дело. Говорил всё это и не раз. А теперь откуда нам знать, может переметнулся в своих убеждениях. А?!
Крутой. Да, куда ему переметываться. Кому и где он может быть нужен. В кардабалете Бротшого подвизался. Да, ногу зашиб, так зашиб, что после этого и пить стал и был из Большого вышеблен за ненадобностью.
Анна ( бледнеет). Боже мой! Боже мой!
Творец (выраваясь из рук Олигарха). Как есть правда. Только откуда ты это всё знаешь, Крутой?
Крутой. Справки наводил, когда с тобой маялся по скамейкам улицы на ночь, а ты с пьяни всё выбалтывал, а помнить ничего не помнишь по причине алкогольной беспамятности и глупости, поскольку все мозги у тебя в свое время в ноги от плясок твоих ушли. Да и соседи по лавкам мне о тебе сказ рассказывали. А одна дамочка, проходя мимо нашей с тобой подстилки, на котрой мы ютились даже причитала о том, какие ты в прыжках фортеля выкидывал, когда "Лебединое озеро" смотрела в бытность с твоим участием.
Анна. Боже мой. Боже мой! (обращаясь в Творцу) . Так твоя фамилия Пламене? Господи, как я сращу тебя не узнала. Что же с тобой стало! Как ты на сея не похож.
Творец (всматривается внимательно в Анну). Постой! Так это ты в танце трех лебедей участие принимала?
Анна. Я, я это была. А после травмы никому не стала нужна. У нас ведь в театре жизни срок маленький.
Склон. "Мы артисты, наше место в буфэте!" - Это мы проходили и часто даже на сцене повторяли. А кто деньги - то стибрил? Вот в чём гамлетовский вопрос!