Аннотация: Вечная просушенная тишина внутри нас... А как бывает у великих..?
ОТ АВТОРА
Всякое созерцание переходит в наблюдение,
Всякое наблюдение - в соображение...
Гете
Сколько бы люди не читали и не писали, а живут иначе, чем читают и пишут. А в жизни все не так, как в неимущих душах людей, обращенных внутрь себя. Это в Евангелии "жена из ребра Адамова вышла". А в жизни? Удаляют одну хро-мосому и пожалуйста тебе - мужчина!
А Земля? Кружит вокруг Солнца, не наоборот! А почему тогда древние Землю в центр всего ставили? Опять непорядок получается. Может от того, что мысли людей в уме в те времена стихийно плавали! А когда плавать на бумаге стали, то и выяснилось, что на Бога надейся, а сам не плошай... Все равно, кроме как на Земле, во Вселенной нашей человек больше нигде не топает, разве когда сам того захочет. То вылезает жить от товарищеской тесноты в самый что ни на есть Космос.
А там уже как разнуздается от всех своих одежд, то и прев-ращается от печали в сердце то ли в Логос, то ли в Софию. А что это такое, то неведомо только тем, кто исполняет свою жизнь впереди разума. А для того мысль не организация, а наоборот, где сначала глагол идет, а о существительном еще мысли нет.
И доживают же таким путем до угнетения ослабелых и не научных людей! Но те люди уже давно поняли свою силу. Они прекращают свои убеждения и живут жизнью их вопрощающих.
У нас вопрощающие всю погоду делают, а остальным только отвечать приходиться. Они то в субботниках, с лопатой ковыряясь, ответа ищут, то от отдыха устраняясь, заголяют небо для светлой жизни вопрошающих.
А Оттуда во всем гармония схем видна, что худые спины на Земле проживающих изображает. Но люди от частых раздра-жений, наконец, поняли, что пора этому безобразию конец положить. И что все дело-то в Любви и заключается. А потому еще при жизни Спасение получить можно. Но Спасение то - в Женах человеческих в болезненном порядке скрывается.
А потому дума, которую каждый мужик думает, в женщине в целую мудрость превращается и к нему от нее возврат имеет, чтобы мужик от ума не отвыкал. Вот почему Жена для него как Медальон - овальный амулет с заклинаниями, ей же предуманными и спасающими от всяких напастей, если в этом смертная необходимость имеется.
Безмолвно изучая эти медальоны, вдруг прозреваешь, хлебая, как пельмени в шампанском хлебали купцы русские после трудов правденых, плодя разочарование афоризмами, но кротко извлекая из женских глубин душевной плотности самого себя, а именно: рационализм, материализм, индивиду-ализм, атеизм, теизм и оккультизм.
Вот почему от Эвы начинаем и к Еве возвращаемся. А уж что там между остальными делается и что возникает пустыми остано-вившимися ночами между остальными типами женской психики, то и автору неведомо. От страданий человеческих, кто в былинку превращается, а кто кряжистым дубом миру является. Но все уважение к собственной жизни имеют и по-прежнему желают приближения света будущего дня. Слаб и неисправим человек.
И в своих беспамятных сновидениях кажется себе только молодым и сильным, а на самом деле просто живет так, как это у него выходит. Солнца для сытости может и всем хватает, да не все одной сытостью жить хотят, но и по чужому записанному смыслу жизнь свою исполнять не желают. И заключают тем самым в себе одно сомнение.
Вот почему автор желает не в силу радости, но сомнения показать идеи и распоряжения людей, где есть мученье чувства Жен, являющих нам своих мужей не как образец гнойной смерти, а как ярость и надежду поколений, которые уже умерли, а которые хотели бы осиять себя утешением, ослабляя натянутую струну текущего момента с настойчивостью, яростью и надеждой.
И в этом жизнь, а не тоска "Медальонов", и в этом надежда "Пельменей в шампанском".
МЕДАЛЬОН 1. Эва - любовь Бальзака.
Тогда она глядела (так ей по крайней мере казалось) на пыльный проспект из окон гостиной кутайсовского дворца, что на Большой миллионной, когда его карета остановилась перед подъездом. И началась суета.
Она это точно помнила. Или ей только это казалось. Ведь было Время. И время это было не много нимало - двадцать лет. А тогда? Тогда она не видела его уже целых восемь лет.
Разум не изменял ей никогда. А чувство внутренней меры было настолько удивительным и никогда ее не покидавшим состоянием, что поступки свои она проверяла и неоднократно взвешивала на весах окружающего мнения, мнения нена-вистного ей, но являвшегося и частью ее самой, мнения, которым она бесконечное число раз пренебрегала, совершая это втайне или явно с умыслом, но и надеждой, что мнение этого самого общества будет истолковано в ее пользу.
Ей льстило, что будучи матерью семерых детей, из которых только один мог быть от него, от "мужика Бильбоке", она, хотя и производила впечатление уже немолодой и почтенной дамы, отличалась величественной и благородной красотой, несколько грузной, но сохраняющей большое очарование и весьма волнующие томные манеры, "ради которых еще стоило пойти на всякие безумства".
"Heva Liddida" - Эва Возлюбленная по древнееврейски, просто физически не могла увидеть и понять в себе то, что просматривалось за зеркальной рамой ее существа и затушевывалось карминово-синими мазками на миниатюре Даффингера, писаной еще в Вене. Это "то самое", "эта Heva Liddida" была бешено ревнивой и властной женщиной, являя собой "казацкую смесь мистицизма и чувственного пыла". Бальзак до конца своей жизни помнил те тяжелые сцены ревности, которые устраивала Ганская "своему Бильбоке", мечтавшему целых тридцать лет стать " маркизом Карабасом" поместий Ганских в Верховне, где "засевают лишь столько, сколько можно убрать...,где господский дом настоящий Лувр, где землю никогда не удобряют, а засевают хлебом каждый год и где хозяева вдвоем имеют сорок тысяч душ мужского и женского пола". И хотя тогда ему в Верховне отвели прекрасное помещение, состоящее из спальни, гостиной и кабинета, где серебро, фарфор и ковры удовлетворяли этого требовательного ценителя антиквариата, чьи тома "Комедии " теперь уже быстро выходят в свет один за другим, организм его уже не в силах трудиться, он отдыхает, не реагируя больше на целые реки кофе, влитые в себя для подстегивания невероятной работоспособности, не отделяющей дня от ночи. Он страдает тиком, отеками, головными болями. За два года четыре тома "Человеческой комедии", в борьбе за которые он изнемог "как Иаков в единоборстве с Ангелом...Творить, всегда творить! Сам господь творил всего лишь шесть дней".
А тогда 29июля 1843, ведь ему в мае исполнилось полных сорок четыре года, она видит его несколько пополневшим, полным энергии, но уже с первыми седыми прядями волос. Бальзак рвется к браку. Он захватил с собой даже необходимые свидетельства, чтобы французский консул в гражданском порядке зарегистрировал их союз. Он клянется ей, что все написанное им с момента их встречи только для нее, только с мыслью о ней: "Только во имя вас все это создано". Автор "Шагреневой кожи" уже видит себя мужем правнучки Марии Лещинской, зятем адъютанта русского царя, племянником первой статс-дамы императрицы.
Но ее ум пронзительный как в своей чувственности, так и своей женственности был умом не простой страсти, а закосневшей дворянской спеси, если чего и желающей после смерти ее мужа графа Венцеслава Ганского, то собственной свободы и полной свободы для своей дочери, ее ближайшем доверенным существом, о котором все ее помыслы и молитвы, и за которыми только где-то в дальних глубинах ее сердца таится чувство к "своему мужику", гению слова, закоренелому плебею, "доброму Бальзаку", "бедному Бальзаку", Бильбоке -гороховому шуту: "Его письма - великое событие в моей одинокой жизни... Я преисполнена гордости от того, что значу для него больше, чем все другие женщины...Ибо он гений, один из величайших гениев Франции...". У старшей сестры Эвы, Каролины Собаньской были любовники. Но одно дело иметь любовником Пушкина или императора Николая Павловича и совсем другое иметь вульгарную связь с буржуа и богемой да еще и во Франции, в которую император Всея Руси собственноручно дает визу на въезд, с подозрением относясь к крамольному украинско-польскому дворянству.
Венцеслав Ганский был для нее заботливым покровителем, понятливым супругом. И смерть его принесла ей только мнимую свободу. Вся ее многочисленная родня и со стороны Ганских, и со стороны Ржевусских тотчас после смерти Ганского разинула рот на ее многомиллионный каравай. А тут еще этот безродный писака из Франции... желает добиться социального равенства с госпожой Ганской и всеми силами карабкается наверх в закрома Ржевусских. Пусть у себя во Франции зарабатывает на хлеб этот крестьянский внук с фальшивым "де", этот "мусью", опоздавший в палату пэров по причине отсутствия у него капитала, этот "вечный кандидат в Академию Франции" никогда не будет носить фрака с пальмами, шитыми золотом, поскольку "все кресла в Академии меньше размеров" самого "де Бальзака". Да и вообще... Во все журнальные издания Жирардена сыплются от читателей требования прекратить печатать нудных "Крестьян" этого автора, а поскорее возобновить из номера в номер печатание "Королевы Марго"...
А между тем Киевская судебная палата отказалась признать завещание выгодное для вдовы, что заставляет Эву подать апеляцию в Сенат и самому императору. Бильбоке ничего не мог в этих условиях придумать более умного, чем поддержать ее такими словами: "Я стану русским, если вы не возражаете против этого, и приеду просить у царя необходимое разрешение на наш брак. Это не так уж глупо". Это верно. Глупее не бывает. Милый, добрый и гениальный Бальзак всегда переоценивает свои возможности, так как говорит в будущем времени, смешивая его с прошедшим.
По законам Российской империи дать разрешение на вступление в брак с иностранным подданым и на вывоз за границу родового состояния мог дать только сам Николай Павлович. И хотя Бальзак слишком знаменит и его приезд в Россию вызывает неизбежное внимание, но никто из дворянской писательской братии, а другой в России в это время еще и не существовало, не спешит "ломать картуз" перед гением литературы. Одно дело гений, другое - сама жизнь с ее превратностями. И только секретарь посольства Виктор Балабин записывает в своем дневнике: "...передо мной предстал низенький, толстый, жирный человек, по лицу пекарь, грацией сапожник, широкий в плечах бочар, манерами приказчик, одет как трактирщик".
Поэтому никакой помпы и не устраивается во время приезда Бальзака в Санкт-Петербург. Он живет не в доме любимой, а в доме Титова, где ножки широкой двуспальной постели опущены в керосин по причине скопища клопов. Он появляется "у дорогой кисоньки" Эвы около полудня, ведет с Эвой бесконечные разговоры за чайным столом с "нелепым слоном" -самоваром или поджидает, лежа на диване в удобной позе, не зашуршит ли ее платье -звуки, от которых он вздрагивает всем телом.
Все дамы умоляли Ганскую привезти к ним ее великого человека. Умолять-то умоляли. Но ни один из известных российских писателей той эпохи, пушкинской, гоголевской эпохи не оставил никаких воспоминаний о встрече с гением мировой литературы, не предложил "чашку кофию". Что можно объяснить только выходом в свет во Франции блистательной книги маркиза де Кюстина "Россия, 1843год", книги повергшей в ужас Россию с ее всегдашним глубочашим самомнением о разумности порядков в стране и плебейским происхождением самого автора "Человеческой комедии", от которого ждали, но не получили осуждения книги "проклятого маркиза". Решили отмалчиваться даже после того, когда сам граф Бенкендорф распорядился пригласить Бальзака на парад в Красное Село да притом так расположить неровно дышавшего к венценосцу писателя, что он восхищенно записал: "Все, что говорят и пишут о красоте императора, правда: во всей Европе не сыщешь...мужчины, который мог бы сравниться с ним". Ни почестей, ни субсидий...ничего. При исключительной публикуемости и даже переводимости (стоило ли это делать в то время с французского!?) в России произведений Бальзака. Но Бальзак не унывает, впрочем уныние никогда не было свойственно его кипучей натуре, и все оправдывает: "Ваш государь слишком умен, чтобы не знать, что купленное перо не имеет ни малейшего авторитета...Я, понятно, не думаю писать ни за, ни против России. Да разве в мои годы человек, чуждый всяких политических взглядов, станет создавать такие прецеденты?". А император и взаправду сообразителен. Ведь сразу же после постановки "Ревизора" Гоголя кто как ни Николай I, наплевав на гнусное мнение собственной челяди о постановке "Ревизора", возгласил во всеуслышание: "Все досталось! А больше всего мне!". Такое многого стоит.
А Бальзак спешит в Париж, где с большими трудами устраивает в католический монастырь Лиретту (Анриетту Борель, бывшую гувернантку Эвы), которая послужила ему прообразом "Кузины Бетти". Это Лиретта в свое время побудила Эву написать первое письмо Бальзаку "от Чужес-транки", эта Лиретта была сообщницей Эвы при живом Ганском, эта Лиретта возненавидела Эву после смерти Ганского, а теперь доставляла колоссальные материальные хлопоты Эве и "доброму Бальзаку", требующие специального разрешения архиепископа Парижского, поскольку Лиретта обращалась из протестантства в католичество, перешагнув предельный возрат для обращения в монастырь. Она вос-требовала свой вклад в общину и желает присутствия при ее пострижении в монахини Бальзака.
Находясь еще в состоянии эйфории от восторгов петер-бургских ночей, в своих письмах Бальзак затягивает свои постоянные акафисты Эве: "Вы маяк, Вы счастливая звез-да... Вы дарите утехи любви и честь...Пресытиться Вам невоз-можно...". А между тем любовница Бальзака госпожа де Бреньоль шантажирует его письмами Эвы и после долгих переговоров соглашается вернуть эти письма в обмен на плату чистоганом. И как только он получает эти письма опять в свое распоряжение, то тут же с рыданиями превращает их в пепел: " Я затрепетал, увидев, как мало места занимают пятнадцать лет жизни". После случая с мадам Бреньоль, Эва потребовала уничтожения всех своих писем. А тут еще с финансами дела обстоят плохо. Акциии Северных железных дорог падают. И Бальзак, а точнее Эва теряет 60000, а позднее и все 130000 франков. А тут еще в Париже появляется Алина Монюшко, сестра Эвы, которую по приказу из Верховни следует "околдовать", с чем Бальзак исправно справляется, демонст-рируя свирепой Алине, заставленный антиквариатом "их будущее гнездышко". От чего Алина приходит в ярость,что этот дворец будущее жилище ее сестры Эвы , которую она избивала в детстве. Она удаляется в твердом убеждении, что Бальзак миллионер (каковым, если он и был, то только за счет Эвы), периодически щуняющей его за бесконечные неоправ-данные траты, что по величине состояния Ганской лишь свидетельствовало о том, что "милый, славный Бильбоке" не знал меры как в своей любви, так и в размерах производимых им трат не только своих и дорогой Эвы средств.
Бальзак прекрасно поладил с семьей Эвы, а проведя четыре месяца веселья в "странствующей труппе" по Европе, где Баль-заку было дано прозвище Бильбоке, Эве -Атала, Георгу Мни-шеку, любителю и коллекционеру жесткокрылых - Гренгале, а по совместительству жениху дочери Ганской Анны(Зеферина), Бальзак вписывает их имена в свой паспорт для поездки и развлечений в Париже, поскольку русский царь не разрешает своим подданным, охваченным революционным движением, пребывание во Франции. Но Бильбоке, для семьи Ганских этот чичероне, заранее только их предупреждает: "квартира стоит 330 франков в месяц; на стол - 370 франков, а всего - 700 франков...Клади 500 франков на удовольствия, на экипаж и т.д. Общая сумма - 1200 франков, а за два месяца - 2400 франков. Итого 7000 франков.... Ну разве это так уж много? Ты ведь считала вдвое больше. Боже мой как я изголодался по тебе, как жажду тебя!..." . Бальзак всегда считает, все считает от стоимости вещей до стоимости написанных им строчек, за каждую из которых, кстати, он из всех тогда живших писателей получает более пятидесяти сантимов. А пока в России о Бальзаке говорят в основном не столько дворяне, сколько "богатые мужики", один из которых "прочел все мои произведения, каждую неделю он ставит за меня свечку в церкви св. Николая и обещал дать денег слугам сестры госпожи Ганской, если они сообщат ему, когда я приеду еще раз, так как он хочет увидеть меня". А пока Чужестранка - Эва дает Бальзаку 90000 франков на оплату прогоревших по вине доброго Бальзака акций и на прочие деловые расходы. А пока Бальзак "часто и громко" смеялся, "от смеха у него колыхался живот, за приоткрытыми полными румяными губами виднелись редкие зубы, крепкие как клыки...", хотя просроченные векселя заставляют его писать по новелле за ночь. И хотя его мечта разбогатеть сразу при помощи одной грандиозной сделки как всегда рушится, а дорогая Эва вновь убеждается, что коммер-ческие таланты Бальзака нуждаются в строгом контроле, он смеется и тогда, когда присутствует в Висбадене на свадьбе Георга и Анны. "По линии матери, урожденной графини Ржевусской, новобрачная является праправнучкой королевы Франции Марии Лещинской, а граф Георг Мнишек - прав-нуком последнего короля Польши и прямым потомком знаме-нитой несчастной царицы Марины Мнишек". Со стороны ма-тери молодожены получают все земельные владения Ганской, которой обязываются выплачивать лишь пожизненную ренту.
И после такой процедуры "дети уже не так трепещут" за свою мать, если она станет женой Француза. Только эта передача имения делала возможным для Ганской вступление в новый брак. Мольбы и хлопоты для получения разрешения императора на церковный брак продолжались:" ( Санкт-Петеребург, 5 января ,1849 года. Бальзак - Его Сиятельству графу Уварову, министру народного просвещения) скоро уже шестнадцать лет, как я люблю благородную и добродетель-ную женщину.... Счастье моей жизни ныне зависит исклю-чительно от Его Величества императора Российского..." и пр., и пр. А сердце Бильбоке, вдруг, начинает бить тревогу, он не может ни ходить, ни поднять руку, начинаются сильнейшие приступы удушья - диагноз - гипертрофия сердца.
Перед Эвой вплотную встает перспектива: расстаться с украинским имением и исполнять обязанности сиделки при тяжело больном человеке. Но давно ли еще она носила под сердцем плод их совместной любви и давно ли предавался унынию добрый Бальзак, когда узнал, что она родила мертвую девочку и даже не мальчика Виктора - Оноре, которому Бальзаком уже преждевременно было дано имя. А сейчас при нем бессменная сестра милосердия госпожа Ганская, а един-ственное развлечение больного теперь - лицезрение "как Анна Мнишек, разодетая с царственной пышностью, собирается на балы в соседние поместья".
Стрелки часов Судьбы подвигали мудрую, умную, расчет-ливую и страстную Эву к единственно возможному решению получения полной свободы русской подданой для светской женщины. И жалость, и любовь, и слава двигали ее к личной свободе, хотя и сама пятидесятилетняя невеста, страдающая артритом помещица, во время принятия важного для себя решения по прописи врачей "погружает ступни в утробу молочного поросенка, которого режут и вскрывают при ней, так как нужно, чтобы ступни опутались еще трепещущими внутренностями животного".
Свадьба имело место 14 марта 1850г. В Бердичевском костеле св. Варвары совершался обряд венчания аббатом графом Озерским. Бальзак задыхался, обильный пот с ног до головы покрывал его тело, а Бильбоке улыбался и уверял окру-жающих, что поправится, как только вступит на французскую землю" , поскольку паспорта и виза на выезд из Российской империи получены.
И вот молодая чета перед собственным домом в Париже, откуда своевременно выехала свекровь, чтобы не портить своим присутствием крови молодоженам. Дом сияет зажжен-ными огнями и безмолвствует. Двери не открываются. Соби-раются соседи. Двери в собственный дом взламываются наконец-то слесарем, обнаруженным где-то по случаю самим ливрейным кучером. Слугу Франсуа находят в одной из комнат. Он сошел с ума. "Как раз в это мгновение он утратил рассудок, и еще среди ночи его отправляют в госпиталь".
Бальзак уже не может ни читать, ни писать. Каждое слово - это усилие. Докторами прописано полное молчание. Он лежит в громадном доме среди своих ковров, картин, антикварного фарфора, которые своим видом не заглушают болей сердца. Эва - преданная сиделка. Она не отходит от больного. Ей даже некогда навестить Лиретту, в монашестве Марию-Доменику. Усталость, тревога требуют преданности и мужества. Иногда, "боязливо как тень, появляется его мать и ухаживает за ним".
Колдун Балтазар, предсказывая долголетие Бальзаку, ошиб-ся. Глаза Бальзака хранят попрежнему веру в будущее, но лицо его могильной бледности уже не скрывает скорой развяз-ки. Доктор Наккар, пользовавший больного с детского воз-раста, чувствуя твердость души Чужестранки, не скрывает от нее грозной предстоящей опасности. Начинается белковое мочеизнурение. Уремия налицо. Бальзак желает беседовать "с достойнейшим священнослужителем, для которого религия была лишь высшим выражением вселенского разума". Надежда на семейное счастье, завоеванное им, рушится... Отеки превращают мышечные ткани в жировые мешки. А доктора отказываются от пункции. Начинаются смертные муки как цена, назначенная ему "небом за огромное счастье брака". Разыв тканей на ушибленной случайно правой ноге приводит к самопроизвольной пункции и ... гангрене. Пряно-сладкий запах разлагающихся тканей наполняет весь дом. Красная, сухая, палящая рана вызывает неимоверные страдания. Больной теряет сознание. Начинается бред, в котором вся его жизнь "Человеческая комедия". !8 августа в 11 часов 1850 года наступает агония. "Лиловое, почти черное, склоненное вправо" лицо, "широко открытые глаза смотрели куда-то застывшим взглядом"....Бальзак умер ночью. "Скульптор - формовщик Марминиа "сделал слепок с руки умершего и представил счет за свою работу госпоже Бальзак".
Величайший романист не имел никаких прав на офици-альную торжественную церемонию похорон. Нет от мира сего есть его Царствие. На кладбище Пер - Лашез траурная процессия добралась в конце дня, под вечер после отпевания в церкви Сен - Никола, где в толпе среди присутствующих было много типографских рабочих, работавших "с Бальзаком и для Бальзака". Солнце спускается к горизонту. Земля с сухим стуком падает на гроб. Из друзей - литераторов только Виктор Гюго, да Александр Дюма и Франсис Вэй от "Общества литераторов". В этот же день Д'Орвильи писал: "Бальзак был сражен на середине жизненного пути, в расцвете творческих сил и замыслов....".
Вдова Бальзака не допускала, чтобы его мать в чем - нибудь нуждалась после его смерти, хотя последняя частенько посылала ей письма примерно такого содержания: "...Мне нужно заплатить доктору, отдать за квартиру, а денег у меня только - тольк, чтобы протянуть до .....". Старушка покинула белый свет в 1854г. Эва совершила подвиг. Она вступила в права наследницы Бальзака, который признал за собой долг перед ней в размере 130000 франков, хотя она дала ему взаймы вдвое больше, но в дальнейшем заплатила все его долги сполна.
Это было искреннее, горячее и ... недолгое горе. Дорогой ценой, но она получила свою полную личную свободу и славу жены гения. Суд света уже не пугал ее. 13 мая 1851 года она "взволновала против его воли" молодого литератора Шанфлери, который был на двадцать лет моложе ее, расхажи-вала с ним по кафе - шантанам и веселилась, не забывая беспокоиться об увековечении памяти милого Бильбоке, поручив издание полного собрания сочинений Бальзака Дю-таку. Шанфлери же она в это же время писала: "Хочу тебе сказать, что вчера у меня было небольшое денежное поступ-ление, совсем для меня неожиданное, и там оказалось несколько новеньких республиканских золотых, таких наряд-ных, таких блестящих, что я их отложила в сторону, найдя, что они слишком молоды и веселы для меня". Шанфлери же все чудилось, что по темпераменту и властности у него в любовницах Екатерина Великая. И при удобном случае он дал деру. Место недолго пустовало. В 1851 же году художник Жан Жигу, сын кузнеца, автор громадных исторических полотен мелодраматического содержания становится любовником Эвы, написав портрет ее дочери Анны Мнишек. Эта связь продолжается до самой смерти урожденной Эвелины Ржевусской - 10 апреля 1882г. Чужестранка упокоилась рядом с Бальзаком на кладбище Пер - Лашез. Жигу, "ветеран с галльскими усами", пережил ее на целых десять лет, осваивая замок Борегер в Вильнев - Сен - Жорж, купленной госпожой де Бальзак. Но это продолжалось недолго.
В 1875 году графу Адаму Ржевусскому пришлось выкупать у Мнишеков заложенную -перезаложенную Верховню, Гренголе (Георг Мнишек), ликом святого с ангельскими глазами, зять Эвы, получил кровоизлияние в мозг, лишился разума. Коллекция его жесткокрылых была распродана. В 1883 году после смерти мужа и матери Анна Мнишек, обеднев, продала замок Борегер. А затем удалилась в монастырь Креста Господня, что на улице Вожирар, оставаясь по мнению знавших ее "такой же прелестной и доброй, как и в пору роскоши, такой же милой, ласковой, беспечной, как птичка какою знал и любил ее Бальзак". Анна скончалась в 1915 году.
Бальзак умер молодым. Но по жизни мало найдется таких, кто не льстил бы себя надеждой стать хоть чуточку похожим на гения литературы - Бальзака. Его мощное воображение вскормило целый мир персонажей, которые двигались, говорили и страдали как подлинные люди и не только своего века, введя в роман заинтересованную авторскую позицию укрупненного образа действия героев, романа, насыщенного событиями в своем полете вольного воображения, насыщенного лиризмом, субъективной романтичностью, подготовив человечество к восприятию психической и физической природы человека, в которой удивленное сомнение уже не имеет ни вопросов, ни предложений, когда в молчании ума является лишь одно чувство и оно - мучение совести.