Аннотация: “..Тебе единому согрешил я
и лукавое пред очами Твоими сделал,
так что Ты праведен в приговоре Твоем
и чист в суде Твоем”.
Пс., 50, 6.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
Приходилось начинать все сначала. Ну, не совсем сначала. Мочало уже было. Был опыт кружковой работы в Тифлисе. Бы-ла та удивительная уверенность в своей правоте, которая делала Кобу Кобой. Иначе и не могло быть. Коба решительно не терпел над собой никакого руководства.
Страсти, желания, неспокойные порождения злого духа вовсе и не смирялись синей тишиной,прозябающей над влажным горо-дом Батуми. И тридцать тысяч душ, трудившиеся здесь в порту и на металлическом заводе, являли собой нищенскую бедность еще большую,чем распропагандированный рабочий класс Тифлиса. И до Кобы здесь уже существовали рабочие кружки. Четырнадца-тичасовой рабочий день при скромной оплате настраивал мест-ных рабочих на боевой лад. И стремление заглянуть в тугой кар-ман капитала,похохатывающего в местных кафе и по заграни-цам, с каждым Божием днем росло. А уединенные владетели керосинового завода, которыми в Батуми являлись Родшильд и Компания, ели рябчиков в Париже. И им не хватало совсем на малое. Они были уверены,что единственный путь увеличения их скромных желаний на этот раз может быть сокращение числа работающих на керосиновом заводе в Батуме на 389 душ. А души,которые,несмотря на итак малую зарплату,позволяющую им тянуть свою скорочахоточную жизнь от месяца до месяца,тем не менее уходить с завода не хотели. А к тому же надо сказать,что никаких вспомоществований,ну,например,пенсии или еще там что-то, что у буржуазии позднее в других странах было отобра-но, в тогдашнее хмурое время еще совсем не существовало. Словом капитал как и всегда и везде не пылал желанием де-литься своей прибылью с теми,у кого эту прибыль,куража жизнь по жизни,отбирал.А все это было от того,и мы теперь это знаем точно,что время,которое теперь называется "цивилизацией" еще не существовало. То-есть еще не было капиталистам и буржуям сказано прямо: "Жить хотите? Делитесь!"
А закоперщикам рабочих буч, которые как и Коба питались от тех самых непримиримых противоречий,что возникают меж-ду "трудом и капиталом", даже и в голову не приходило бросать такой клич среди рабочих. Всем было просто,ясно и понятно,что капиталу надо отрезать голову. И это должен сделать рабочий класс. И тогда будет диктатура пролетариата. И все будет хоро-шо. Поэтому клич: " Взять, все отобрать да и поделить!" был только начальной формулой того далеко некулачного боя, кото-рый получил затем наименование "классовая борьба".
И Коба,склонив свою волосато-бородатую голову над малень-ким круглым столом в тесной, тускло освещаемой керосиновой лампой комнатушке, писал и писал прокламации на эту жгучую и ясную для него как дважды два тему. Уже внутреннее состоя-ние каждой клеточки его тела было уверено в той правоте, которая тысячелетним забором отделяла его теперь от времени детства в Гори и от суетных молитвословий семинарии. Даже и представить себе было нельзя,что он,Коба, учился в семинарии. Да не было этого никогда. Был только сразу,свыше он-Коба. И все тут. Доброта, радушие и чистосердечие совсем не прописывались на его лице. Но и выражение флегматичного барбоса было чуждо этому несколько смурному и замкнутому лицу. Внутренняя собранность,напряженность и хмурость лица и фигуры в полум-раке комнаты являли Кобу окружающим даже старше своих лет. Скудость материальных средств даже не позволяла соблюдать основное правило конспирации,-приходилось держать примитив-ную нелегальную типографию, которую великим трудом удалось доставить в Батуми, прямо тут же в комнате, снимаемой Кобой с рабочим Канделаки. Именно с ним,здесь в Батуми,ему удалось значительно расширить сеть рабочих кружков,которые были ими уже объединены в единую общую организацию. Но вышестоящие товарищи не вняли просьбам Кобы, и он в Батуми оставался зависим от Комитета рабочих Тифлиса. Что вызывало в нем глухую внутреннюю злобу. Он считал , он был просто уверен, что такое отношение к нему есть происки все того же Джибладзе, главного руководителя тифлисской организации. Учиненный над ним, Кобой, партийный суд в Тифлисе, заставивший его переб-раться сюда, и отказ в самостоятельности организации, созданной им в Батуми, все это звенья одной цепи. Коба сидел и писал. Слова на бумагу ложились жесткие. От всего жесткого сердца. Это было приятно. Он пишет. А рядом, с боку, чавкает типографский станок, около которого возятся наборщики. Шрифт разложен в спичечных и папиросных коробках, валяется на бумажках.
В Тифлисе Кобу все время упрекали в низком литературном уровне прокламаций. Вот еще. "Тоже мне, литераторы, все эти тифлиские джибладзе, жордония, чхеидзе, -болтуны убогие. Спо-собны только языком молотить. А рабочий, он по рабочему мыс-лит. Его простыми словами донимать нужно. Литераторы нес-частные. Будет еще вам",- думает Коба и пишет, пишет, пишет. "Ничего. И типографию наладим. Камо обещал достать хорошую. Камо хороший",-мысли Кобы скачут с одного предмета на другой. - "Дел много. Все не передумаешь. Работать, работать и работать.Черт с ним,"литературным уровнем прокламаций". Ра-бочие понимают.И все. Я не писатель. Я политик."
Появление возбужденного Канделаки прерывает мысли Кобы.
-Вот! Началось!Эти поганые штрейкбрехеры, значит, поперли работать, когда в ответ на увольнение 389-и рабочие забасто-вали. Ну,и отлупили их по первое число, штрейкбрехеров. Знай наших. Полицейские арестовали около тридцати рабочих!
- Теперь можно и демонстрацию устраивать,-впервые за мно-гие дни просияло от удовольствия лицо Кобы.
- То-то и оно!
-Кто будет идти во главе,ты подумал?-обратился с вопросом к нему Коба.
-Пока нет!-задыхаясь от радости, отвечал Канделаки.
- Пусть идут Химирьянц и Гогоберидзе. Они не женатые,- почему-то, вдруг сразу сказал Коба.
-А почему они? Есть и другие,-отвечал Канделаки.
-А они часто братаются с тифлисским Комитетом,- отвечал Коба.- Вот пусть себя теперь впереди всех и покажут. А то толь-ко много говорят. Как послушаешь, то во всех делах только Канделаки и виноват. Так мне из Тифлиса передавали. Да Коба, иногда. Но чаще Канделаки.
-Да ты что? Коба! А я это в первые от тебя слышу,- возразил Канделаки.
-Правильно! От меня. А от кого ты эти сведения и можешь услышать как только не от меня. Это ведь я в тифлисском Коми-тете состоял. И уж из первых рук знаю,кто такие Жордония и Джибладзе. Это все их происки. Им не нравится наша с тобой дружба,товарищ Канделаки.
Однако Кобе не пришлось принять участие в намеченной на завтра демонстрации. Вечером того же дня он был арестован при отягчающих обстоятельствах, вместе с типографией, обнаружен-ной у него прямо в комнате. Жандармы только потирали руки от удовольствия. Еще бы! Такой убогой конспирации они отродясь не видывали. Это была первая.
Люди, державшие на Кавказе власть в руках, были суровые и невозмутимые. Эта невозмутимость доходила до таких невероят-ных пределов,что в головах этих начальников путались самые что ни на есть разнородные вещи. Воровство и мошенничество приравнивалось в коллективном выступлении рабочих чуть ли не к бунту времен Стеньки Разина, а еще хуже Емельки Пугачева. В то время как вся Европа с умилением смотрела на демонстрации торговцев, булочников и часовщиков,шествующих по улицам Швейцарии или Франции,в то время как в далекой Америке толстомордые копы еще только вытаскивали свои резиновые орудия труда для избиения демонстрантов Чикаго, на Кавказе в Российской империи ощетинилась против мирной демонстрации батумских рабочих штыками и стволами. Эта удивительная способность империи топтаться с оружием в руках против мир-ного населения собственной страны впереди Европы всей и плес-тись позади этой самой просвещенной Европы во всех остальных случаях вызывает восхищение своим постоянством во все вре-мена. А ведь в тот момент еще не было ни Кровавого Воскресе-ния, ни Ленских Событий, которые вместе с позором русско-японской войны и явлением всему честному миру Пятого года страну "поветовой ябеды" превратили в страну сословий от мала до велика, ножи точащих против "всех и вся" и с кличем: "Кто не с нами, тот против нас!" устремляющихся к кровопусканию казалось бы законопослушных граждан.
Одним словом, не успели "рядовые участники шествия" Гого-беридзе и Химирьянц, вставшие во главе "огромной толпы, шест-вующей правильными рядами, с песнями, шумом и свистом" вспомнить и про мать, и про отца всех тех солдат, одни из которых приступили орудовать меж демонстрантами приклада-ми, очищая площадь перед казармами, а другие стрелять по де-монстрантам. Не успели. И матери, и отцы этих солдат, и матери и отцы всего начальствующего состава вместе с отцами и мате-рями даже и властей города оказались не помянутыми крепкими словами. А Гогоберидзе и Химерьянц упали замертво, получив в себя не одну заточину свинцовых заклепок. 14 человек были убиты, 54 только ранены. Страна шагреневой кожей заше-велилась от таких наглядных происшествий. Впереди предстояло большее.
А Кобе не повезло. Если бы его не арестовали,то как ини-циатор такого шествия и возможно своего вспыльчивого харак-тера Коба как народный избранник встал бы во главе шествия. И тогда история родного Отечества пошла бы иным путем. Но известно, что все происходящее "в руце Божией". И угодно было Господу,чтобы в это самое время одного из нарождающихся горных орлов революции прозаично арестовали жандармы да еще и при отягчающих обстоятельствах в присутствии множительной техники, стопки прокламаций,взывающих к предстоящей демон-страции, да еще и при наличии собственноручно сочиненных Кобой образцов выразительных воззваний к рабочим. И состо-явшийся революционный лидер был препровожден в арестное помещение. А точнее, в Батумскую тюрьму. Правда злые языки, которых развелось в будущем тьма тьмущая, являли собой пол-ную беспринципность, утверждая что Кобу в это же самое время, и это абсолютно точно как и то,что стены в тюрьме беле-ные, имели честь видеть и в тифлисской тюрьме по поводу его прямого участия в забастовке железнодорожников Тифлиса. Но такое одновременное появление одного и того же лица пусть даже и революционера в тюрьмах разных городов безусловно полное недоразумение, если только указанное лицо не было Самим Дьяволом. Однако последнее предположение просто не уместно и относится к области фантазии. Поэтому с точки зрения исто-рической правды следует принять за истину рапорт пристава батумского полицейского отделения о том,что арестован, "уволен-ный из духовной семинарии, проживающий в Батуме без письменного вида и определенных занятий, а также и квартиры, горийский житель Иосиф Джугашвили". И все. Таким образом, основные "координаты" Кобы: отсутствие паспорта, определен-ных занятий и квартиры явно говорят любому непосвященному революционеру, что Коба в это насыщенное событиями время еще только готовился стать профессиональным революционером. То-есть, таким злокачественным для общества капитала челове-ком, который имеет и набор паспартов, и печатей к нему, всяких там справок, надежных квартир и еще более надежных занятий такое количество, которое ни у какого даже очень пучеглазого пристава и возражений не вызовет.
Но не все происходит сразу, молниеносно, а требует своего временного и вневременного развития,то- есть такого хода дел, когда самими обстоятельствами утверждается и утрясается неко-лебимое геройство революционера, способного даже и через угольное ушко войти и выйти вон. А Коба как раз к этому и стремился. И потому счастлив тот, кто дерзает. Тюрьма - это сама страна в миниатюре. Ну,как бы маленькая страна,то-есть вся Российская империя,если глянуть в нее как в замочную сква-жину. Хорошо, скажем, было князю Петру Кропоткину сидеть в Швейцарской тюрьме. Размышлял об истории вместе с Элизе Реклю. Не просто изучал там языки, чтобы ум заполнить, когда есть время его заполнять в промежутке между нехорошими разборками с сокамерниками, вылавливания ползучих гадов или дрожания от сырости и недоедания, а хорошо изучал. Потому что и первого, и второго,....и десятого в швейцарской тюрьме не было и быть не могло. Уже тогда, до начала этого ужасного двадцатого века общество Швейцарии с уважением относилось к своим заключенным.
Тюрьма же,где сидел Коба являла собой "варварство и патри-архальность" в таком непревзойденном единстве,чтобы усугубить нанесенную заключенному обиду,внушить его душе всякое омер-зение и намерение поджечь себя и весь капитал разом вместе с монархией в силу бесконечной ее продолжительности и поцелу-ями, христосованиями и тезоименитствами.
Сама же тюрьма, где пребывал Коба, являла собой бурю взры-вов всеобщего негодования сидельников,грохотание в дверь каме-ры сапогами, оглашение тюремного объема камер криками и свистом. Но все это было уделом безумных выходок сидельников Кобы. Сам же он по свидетельству старшего начальства являл собой пример смирения и прилежания. Поскольку за главное всегда считал план. План, который может усугубить обстановку и в котором роль исполнителей всегда явна, роль тактика и стра-тега всегда наиболее трудна, ответственна и должна являть собой полную незаметность и скрытность.
А Коба был уже стратег и глубокий тактик. Ему не хватало опыта конспирации. Но в этом были виноваты другие. Он умел разрабатывать. Зачистка лежала на других,тех,кто плохо справ-лялся со своими обязанностями.
Поэтому Коба каждый день отсидки начинал гимнастикой. А затем приступал "к изучению немецкого языка и экономической литературы". Здесь отчественная историография явно перебар-щивает. Последующие исторические десятилетия прямо свиде-тельствуют,что изучение немецкого языка не было освоено в полной, так сказать,мере. Несмотря на явную необходимость в будущем, историками не отмечалось даже навыков знания немец-кого языка. Поэтому со всей ответственностью можно утверж-дать, что Коба всю силу своего революционного таланта напра-вил на экономическое образование. И капитальное исследование русского капитализма, поскольку зиберовский перевод Маркса страдал марксовой сложностью изложения,а потому трудностью восприятия. Написанная же горным орлом революции в сибирс-кой ссылке книга о русском капитализме с легальным псев-донимом "В.Ильин" служила фундаментальным полотнищем, позволяющим Кобе прикрывать время своего местопребывания.
Холодно ли, бедно ли,но такая волынка тянулась довольно долго,почти полтора года. И в лету памяти уже канули строки его письма из тюрьмы ко "второму Сосо", давно и успешно закончившему семинарию и ставшему просто учителем в селе Гори. Но учитель учителю рознь. Как и профессор профессору. Одно дело учитель или профессор, исполняющий свои прямые обязанности, хотя и честно и в полном объеме запланирован-ного быстротекущего времени. Но совсем другое Учитель Народа, или Профессор Исполнительной Власти. Чувствуется высота и глубина зрения, оставляющее в изумлении все Человечество!
Но и малые, иногда, востребуются великими. И "второй Сосо" исправно передал Кеке записку следующего содержания: " Сосо Джугашвили арестован и просит его сейчас же сообщить об этом матери на тот конец, что если жандармы спросят ее "когда твой сын выехал в Гори", то сказала бы "все лето и зиму находился здесь" и все."
Но ротмистра Лаврова интересовало совсем другое. Поскольку Коба не был привлечен к судебному процесс о демонстрации,что само по себе казалось разумеющимся (взят под стражу до демон-страции! а подстрекание к демонстрации не в счет), то следствие по делу Кобы велось жандармами.
Жандармский ротмистр Лавров был точно, культурным чело-веком. Нельзя даже было и подумать и представить себе,что рот-мистр обращается к подследственному на "Ты"! Он всегда гово-рил своим подследственным : "Вы!","Уважаемый!"...
Это сильно задевало Сосо. Так задевало, что решил он и в своей будущей работе, где и какой бы она не была, обращаться ко всем только на "Ты!" И рекомендовать это на все времена своим сотоварищам. Такое сильное у него было чувство него-дования, что наблюдая на своем примере эти ужасные методы ротмистра Лаврова, считал их необыкновенно мучительными и задевающими честь и достоинство подследственного.
-Джугашвили,у вас нет иного пути как только сотрудничать с нами.Вы должны отчетливо понять,что не владеете даже навы-ками конспирации. Никто не заставляет вас рассказывать все ваши надуманные секреты о Комитете рабочих в Тифлисе. Мы итак все о них давно знаем. Но работая с нами, вы хотя бы научитесь настоящей конспиративной работе. Приобретете опыт конспиративной работы для революции. Ведь вы хотите и дальше продолжить служение революции?
-Разумеется. Я буду служить революции до конца жизни.
-Вот видите! И мы вам в этом и мешать не собираемся. Мы даже не будем брать у вас подписку о сотрудничестве с нами. Вы ведь революционер-бессеребренник? Не так ли!
- Им и останусь.
-Тем более. У вас нет оснований не сотрудничать с нашим управлением. С вас требуется только добровольное согласие. Вот прямо здесь,между нами. И больше ничего. Никаких формаль-ностей с Вашей стороны и нашей не требуется.
-Но это предательство дела рабочего класса.
-Это не предательство,а взаимный обмен.Мы учим вас кон-спирации. Вы ничего не говорите нам о ваших революционных делах. От вас мы о них ничего и знать не хотим.Для этого у нас есть свои источники. Они будут докладывать нам о всех ваших,увы!,революционных делах.Я говорю совсем о другом.
-О чем же?-голос Кобы звучал настороженно.
- А вот о чем. Ведь среди ваших,верных революции людей,бу-дут и наши. Уже имеющие опыт конспирации.
-И что же?-Коба совершенно еще не понимал того,к чему клонит Лавров. Но своей грузинской природой чувствовал како-то подвох. Подвох,не свойственный русским. Но Лавров же был русским.
- Я,Джугашвили,разъясню вам все на очень простом примере. Мы тратим большие деньги,очень большие на содержание сек-ретных агентов среди социал-демократов. Это,согласитесь, стано-вится нерационально и особенно в том случае, когда такой наш агент оказывается раскрытым вашими огранизациями. Такое ведь бывает,согласитесь?
-Собаке собачья смерть! Все песьи головы охранки рано или поздно будут уничтожены революцией.
- А я вам здесь и не противоречу. Пожалуйста. Уничтожайте своей революцией все и вся. Но пока-то, пока-то это мы ловим вас, это вы сидите у нас, это у вас слабая конспирация, это вы изучаете немецкий язык, который мы уже знаем с рождения. Наконец, это мы уже заслали к вам наших агентов, которые вас по сравнительно дешовой цене сдают нам на отсидку.
-Будет наоборот!-буркнул Коба,посмотрев на Лаврова тем вы-зывающе наглым взглядом,который так не нравился его учителям в духовной школе и семинарии.
Увы! На Лаврова это не произвело ровным счетом никакого впечатления. Он только поудобнее уселся в кресле да стряхнул пепел с сигареты в пепельницу, избражавшую толстую бронзо-вую грушу. Костистые руки, широкие плечи,толстый нос и глаза несколько сведенные к переносице и почти инвалидное усилен-ное дыхание говорили Кобе,что Лавров неравнодушен к рюмочке и плотной закуске.
Да как и не выпить иной раз с устатку. Всякая шпана вроде этого Джугашвили отбирает и здоровье, и силы на службе Царя и Отечества. И медаль серебряную и золотую "За беспорочную службу" Лавров уже имел на своем счету. Поэтому он сложил руки накрест и,подмигнув одним глазом Кобе,начал,трогая ниж-ней губой верхнюю,свой дальнейший разговор более конкретно:
- Поэтому от вас,Джугашвили,потребуется только одно!Док-ладывать нам только о тех, кто по вашему мнению служит у вас нашими секретными агентами.
-А как это вы себе представляеете!- с удивлением от оборота дела сверкнул Коба правым карим глазом,прикрыв левый так,что веко поползло к переносице.
Лавров,сделавший свой обыкновенный приступ на подследст-венного, сразу почуял свои толстым носом,что интерес противо-положной стороны проявлен:
-Вот видите.К иным мы применяем,чего греха таить, и пыт-ки,а без пыток к иным никак нельзя.Боль собирает человека в кулак. Он все и вспоминает.Запугивание-это для слабовольных. Это их удел. Уничтожить там, отца, брата, изнасилавать люби-мую женщину...Ну, сами понимаете... Ложные свидетельские по-казания. Ну, там, например,: "Джугашвили агент охранки и про-чая...". Для вас все это не подходит. Вы верный революции человек. И будете оставаться верным революции до конца своих дней. Я это все вижу. Но!? Но враги революции в рядах рево-люции. И вы это видите. Зачем же с ними самим расправляться. Вот вы и будете нам о них докладывать. Ну провалились они. Не способны вести секретную работу для нас в революции. Вы говорите нам,просто,о своих подозрениях на этот счет. И все. Если они действительно наши агенты,мы не имеем права больше их держать среди вас и тем более платить им зря деньги. Вы, Джугашвили,выводите их из игры в революцию. А мы их уничто-жаем. Или что-то такое с ними там делаем. Одним словом, считайте,что их не будет в ваших рядах. И революционные ряды будут все более и более очищаться.
-И много таких у вас соглядатаев, каким вы хотите сделать меня?-Коба одарил Лаврова одной из своих презрительных улыбок.
-Метод, который я хотел бы начать с вас. И знаете почему, Джугашвили?
-Сделайте одолжение,объяснитесь.
- Да просто потому,что я впервые встречаю человека,который с ранних лет среди своих сверстников требует,чтобы его назы-вали Кобой. Не кем-то и не как-то иначе,а именно Кобой. От чего ваше лицо даже просветляется. Все герои - это фанатики. Фанатиков нельзя сделать обыкновенными предателями. Но фа-натик по своей природе предатель. Он предает не однажды. Он предает всегда. Он по своей природе эгоист. Ведь вы не не хоте-ли называть себя кличкой Григория Саакадзе, которая была дана ему в Персии. Вы восхищаетесь Шота Руставели. Но не его вы взяли себе за образец. Соглашайтесь,Коба. Вы не наш,но вы при-выкнете очищать революцию от врагов. Я уже не требую от вас никаих подписей и даже устных согласий. Вы все поняли.Я это вижу. А мы будем помогать вам,если наши работники будут пло-хо работать у вас. Вы молоды и ваша профессиональная рево-люция впереди. Она зовет вас.А мы вам поможем....Дерзайте....