Аннотация: Тов. Уншлихту:
"Гласность ревтрибуналов (уже) не обязательна. Состав их усилить Вашими людьми, усилить их всяческую связь с ВЧК,усилить быстроту и силу их репрессий. Поговорите со Сталиным,
покажите ему это письмо" (Ульянов ,31 января 1922).
СЕКТОР КРУГА II .Урок ИСТМАТА
Движенье спящих яблок глаз, движенье век, подёргивание кон
чиков пальцев, печаль и черное место безысходности и, с одной стороны, отсутствие прохода в вязкую темноту души и не дающая спуску остановка сердца, а с другой, диву не поддающийся блеск цветного калейдоскопа событий времени, точек пространства, то расширяющегося, то сжимающегося в плоскость, то развертывающегося в лист Мёбиуса. И дай Бог память понять, что это такое, когда дальше как будто бы уже и ехать некуда и дорого бы да узнать,где ты, и дар слова ещё не обрёл и не видишь как будто бы ничего дальше собственного носа и заднего хода жизни нет, а охватить всё,
что высветляется вокруг сил не хватает, - то ли ты на два аршина под землей, то ли в каком - то свиристящем пространстве ломишься в открытую дверь, да черта с два, поскольку видишь жизнь как две капли воды, похожую на то, что есть, уже было или только предстоит быть.
Клим осознает, что он находится в достаточно узком помеще-
нии, где полумрак и виселица впереди. Официальные лица и врач,
и начальник тюрьмы. И молодой человек, которому петлю на шею
накидывают и он отказывается от мешка на голове. И тут же, как
бы и суд, и мать этого молодого человека в судебном заседании, не
сумевшая отговорить своего сына требовать помилования, помило-
вания за участие в заговоре с целью убийства царя Миротворца,
Александра III 1 марта 1887 г.
"Да это же родной брат Ленина", - возникает мысль у Клима,
который как бы приходит в себя и слышит, отчетливо слышит сло-
ва этого молодого человека, произносимые им на заседании Особо-
го присутствия Сената по делу:
"При отношении правительства к умственной жизни, которое
у нас существует, невозможна не только социалистическая про-
паганда, но даже общекультурная; даже научная разработка во-
просов в высшей степени затруднительна. Правительство на-
столько могущественно, а интеллигенция настолько слаба и
сгруппирована только в некоторых центрах, что правительство
может отнять у нее единственную возможность, - последний
остаток свободного слова... Убедившись в необходимости сво-
боды мысли и слова с субъективной точки зрения, нужно было
обсудить объективную возможность, т. е. рассмотреть, сущест-
вуют ли в русском обществе такие элементы, на которые могла
бы опереться борьба. Русское общество отличается от Западной
Европы двумя существенными чертами. Оно уступает в интел-
лектуальном отношении, и у нас нет сильно сплоченных клас-
сов, которые могли бы сдерживать правительство... Для интел-
лигентного человека право свободно мыслить и делиться мыс-
лями с теми, которые ниже его по развитию, есть не только не-
отъемлемое право, но даже потребность и обязанность...".. -
Стоило ли покушаться, чтобы так горячо выступать за интелли-
генцию и сплочение её с народом, стоило ли отдавать свои по-
звонки шеи, чтобы их с хрустом ломали, - говорит Климу, рядом
голос. Клим оглядывается, всё тот же старик, что привиделся
ему в Лагерном Саду Томска. Только он уже не старик, а, почти,
совсем упитанный взрослый человек, чем - то похожий на него
самого, Клима.
"Наша интеллигенция настолько слаба физически и не органи-
зованна, продолжал подсудимый, - что в настоящее время не может
защищать свое право на мысль и на интеллектуальное участие в
общественной жизни. Террор есть та форма борьбы, которая созда-
на XIX столетием, есть та единственная форма защиты, к которой
может прибегнуть меньшинство, сильное только духовной силой и
сознанием своей правоты против сознания физической силы боль-
шинства. Русское общество как раз в таких условиях, что только в
таких поединках с правительством оно может защищать свои пра-
ва... Среди русского народа всегда найдется десяток людей, кото-
рые настолько преданы своим идеям и настолько горячо чувствуют
несчастье своей родины, что для них не составляет жертвы умереть
за свое дело. Таких людей нельзя запугать чем-нибудь..."
-Эх, туманы, мои рас туманы, бедные пространства времени,
погибаете вы под острым зрением Солнца, - продолжал говорить
этот человека, представившейся Килиму, много позднее тем при-
сяжным поверенным, у которого служил, но слабо исполнял свою
работу Владимир Ильич Ульянов
Сколько вынесла эта калмыцко - немецкая семья в своих поис-
ках надеждах и страданиях, подумалось Климу, поскольку он всё
же, несмотря на своё внешнее равнодушие, прижимался душой к
Советской власти, в которой и был воспитан, но он даже и не знал и
не предполагал, как бесконечна скорбь желчного, сухого и язви-
тельного писателя, оратора и властелина Нового Социального Го-
сударства, когда в апреле 1917 г., в день своего возвращения в Рос-
сию, будущий вождь революции, несмотря на события и неотлож-
ные дела, пошел на Волково кладбище в Петрограде и распростерся
на могиле матери, скончавшейся. 25 июля 1916 г. Всё же что - то
было в его дуще мистическое, глубоко скрытое личным усердием в
тихой радости пребывания вжизни, как это скрытое было и в кал-
мыцком лице и его отца, надевшего вицмундир и при полном пара-
де стоявшего в храме 1 марта 1881года и высоко почитавшего уби-
енного Александра II, освободившего крестьян от крепостного ига и
прозывавшегося Освободителем.
"Дворянин Владимир Ульянов", - как он некогда подписывал-
ся, погрузился так глубоко в экономические и статистические ис-
следования, что совсем запустил свою службу у петербургского
присяжного поверенного М. Ф. Фолькенштейна, заведя дружбу на
социалистическом небосводе с А. Н. Потресовым, на год старше
Ленина, сыном артиллерийского офицера, ровесником его инжене-
ром В. В. Старковым, инженером Г. М. Кржижановским, двадцати
одного года, но особо с Петром Струве, внуком знаменитого немец-
кого астронома Фридриха Струве и сыном астраханского губерна-
тора. Он был западником, марксистом, противником террористов-
народовольцев с их установкой на крестьянскую общину. Ленин с
ним не поладил. И с этого момента, мысленно поминая слова сво-
его старшего брата об интеллигенции, плюхаясь с бесконечными
"глупостями", по его мнению, с русским отсевом смысла этой про-
слойки буржуазии, он уже не стеснялся в своих порывах и начина-
ниях, указывая место этих людей, рассчитывающих на тёплое на-
родное добро при новой власти. Если они ждали Иисуса Христа,
то для них он мимо прошёл. Пусть не надеются. На всё его святая
воля! Не ко двору нового государства эта самая интеллигенция,
пусть не считаются в своём уме. Он свято помнил, что брат его по-
терял шейные позвонки в первую очередь именно потому, что делал
ставку на интеллигенцию. Напрасно. Это и есть первый урок исто-
рического материализма в государстве трудящихся: " Дорогие то-
варищи! Вынужден, по совести сказать, что ваше постановление
так политически безграмотно и так глупо, что вызывает тошноту.
Так поступают только капризные барышни и глупенькие русские
интеллигенты. Простите за откровенное выражение своего мнения
и примите коммунистический привет от надеющегося, что вас про-
учат тюрьмой за бездействие" (12 октября 1918 .В Президиум Мос-
ковского Совета рабочих и красноармейских депутатов). Он не со-
бирался с этими политическими слабаками делать весёлую мину
при плохой игре и менять декорации, делая глазки заплечных дел
мастерам буржуазии.
-Ладно, хватит здесь ошиваться, дорогой студент, делая вид, что
ничего - то ты не понимаешь, на ухо заявил Климу тот самый го-
лос, что сопутствовал ему во всех этих времяпровождениях, - я тебе
сейчас на нервы подействую, чтобы ты тихо, тихо стал просвещать-
ся. Давай-ка, брат несмышленыш переместимся с тобой туда, где по
домашнему обедает вождь пустыми щами в сухом семейном кругу.
Ты не думай, я не Дьявол и не Дух, я просто тот самый Гомункул,
что, возникнув однажды по воле Парацельса, теперь и всегда жив и
перемещаюсь в сложных пространствах бытия и времени. Недаром
ещё Гёдель, вникая в уравнения Эйнштейна, того самого, которого
верный ленинец Невский, продолжая вчитываться в строки книги
вождя "Материализм и эмпириокритицизм" назвал махровым слу-
гой капитализма, так вот Гёдель, не менее прокисший капиталом
ученый, вывел свое особое "замкнутое время", почти поняв как это
возможно. Но для меня невозможного здесь и не было и нет. А по-
тому вперёд, - к Ильичу на квартиру! "Живём ради Бога, а не са-
мих себя!". И пусть эта интеллигенция, эта мелкая буржуазия, по
словам, Ильича, не надеется, после второго пришествия, она под-
лежит изъятию. Но с этим, на будущее, Коба разберётся.
В кремлевской столовой Ленин никогда не обедает, чтобы не