Глава третья
Если уж не повезет, то не повезет. И здесь, хоть скачи,
хоть пляши, хоть о землю бейся, - ничего не получится.
Вычищенный по второй категории Васенин кручинился
недолго. Скорее, он вовсе не кручинился, а даже
обрадовался. Поскольку вычистили не по первой, а по
второй категории. А потому был у него шанс устроиться
и на вторую работу. Ведь на руках у него была большая
семья. Его родители, еще совсем не старые люди, ни при
каких обстоятельствах не могли рассчитывать на работу
или трудовой паек. Они были бывшие домовладельцы.
Собственно большой пятиэтажный дом, принадлежавший
до революции его родителям, был приданым его
матери - дочери крупного русского московского
кондитера и мецената, чей старческий портрет даже
украшал Третьяковскую галерею. А отец его, Васенев
Сергей Николаевич, вообще никогда и нигде не работал
и работать не собирался, поскольку более важным
занятием для себя считал чтение богослужебных книг,
посещение церквей, монастырей и душеспасительные
беседы с людьми, которых он считал достойными этого
занятия.
Поскольку новой власти ни домовладельцы, ни люди
без определенных занятий были не нужны, то и
витаминов на существование семьи Васененых не
отпускалось. И жили вообще-то скудно и голодно,
пробиваясь, чем бог телу пошлет. А все накопления и
ценности новая власть у Васениных своевременно
экспроприировала, но жить на белом свете их почему-то
оставила. И то слава Богу! Даже старшему сыну Сергею
кончить московский университет позволила то ли по
недосмотру, то ли по нерадивости некоторых новых сов
служащих.
Сначала Сергей выбрал своей специальностью
биохимию, а затем уже переквалифицировался на
физико-химика, где наука химия изучается физи-
ческими методами. К тому с ранних лет Сергей
Сергеевич чувствовал склонность к любви, а потому и
скоропалительно женился перед самым окончанием
университета на молоденькой девушке, приехавшей
получать знание в Москву из Витебска. Любовь
вспыхнула, как говорится, "нечаянно". А нагрянув, уже
никак не отпускала из своих цепких рук. Да и Эсфирь не
была против. Женщины влюбляются ушами., а Сергей
был дороден, голубоглаз, велеричив. Родители Сергея
обратили внимание на происхождение девушки. Но в
век безверия и красных косынок вообще, это не могло
разрушить любовь молодых людей. Эфириь тайно
крестилась и тайно же обвенчалась с Сергеем, выказав
полное равнодушие при переходе из одной веры в
другую. Получив христианское имя Екатерина, эта
голубоглазая, светловолосая девушка с изящной
фигурой была не в меру умна, своенравна и отдавалсь
своему чувству полностью и без остатка. Она глубоко
полюбила Сергея и привязалась к нему. Вот почему
Сергей при этих обстоятельствах никак не мог
отказаться от ускоренных попыток поиска нового места
работы. Работа по разгрузке вагонов ему никак не
подходила, так как в период гражданской войны он в
результате заболевания получил пневмоторакс одного
легкого и теперь дышал только другим легким,
оказавшегося на радость его и его родителей, совершенно
здоровым.
После окончания университета и даже специализации
по биохимии у самого академика Гулевича,
Сергей Сергеевич оказался без работы, владея сложным
арсеналом методов физической химии. Но волею случая,
мыкаясь по приемным исследовательских учреждений,
оказался у дверей лаборатории, которой заведовал
академик Збарский. Этот академик, достаточно еще
молодой человек, с выправкой зарубежного господина
даже не скрывал по каким-то причинам своей
"иностранной выправки", пользуясь таинственной
поддержкой властей, имел в своем распоряжении
громадную квартиру и первоклассную лабораторию.
Небрежно выслушав Сергея, казалось мельком
взглянув на него, он изрек удивительную фразу: "Для
меня нет лучшей рекомендации, чем работа у Гулевича.
Я беру со следующего понедельника вас к себе на
работу".
И положил такой оклад Сергею, что он едва сдержал
свое удивление щедростью Збарского. Увы. Нет повести
печальнее на свете, чем повесть о Васенине и Збарском.
Все задачи, которые ни ставил перед Васениным
академик Збарский, оказывались неосуществимыми.
Збарский фантазировал в полете своей научной
идеологии, а Васенин доказывал не реализуемость
научных проектов фантазии Збарского. Но самое
удивительное состояло в том, что все проекты Збарского,
подкрепленные экспериментами Васенина, публиковались
в зарубежных журналах и положительно подтверждали
научные положения академика.
Назревал конфуз. Збарский разрешил его даже очень
просто:
- Сергей Сергеевич! Ў сказал он задушевно
Васенину. Ў Я не буду иметь ничего против, если
Вы будете искать себе новое место работы.
Сергей оказался без работы. И долго бы так он
мыкался, подгоняемый случайными ветрилами
обстоятельств, если бы не Екатерина. В Обуховском
переулке она встретила своего хорошего знакомого по
Витебску - физико-химика Александра Наумовича
Фрумкина, который, узнав о ее стесненных семейных
обстоятельствах, пригласил на работу в "Физикохими
ческий институт" Сергея.
-Ничего! - сказал он покровительственно Сергею.
ЎНеприятности со Збарским мы уладим.
Академику Фрумкину можно было верить. Он один из
очень немногих ученых, которые постоянно дефилировали
за границу, но не учиться или перенимать
опыт иностранцев, а, например, читать лекции,
поскольку пользовался за границей некоторой известностью.
Более того, Александр Наумович обладал
удивительной способностью не только иметь друзей в
структурах власти, несмотря на скоротечность жизни
сменяющих друг друга властителей. Александр
Наумович был непревзойденный мастер формирования
и самого коллектива института, вникая во все тонкости
взаимоотношений сотрудников института между собой
в служебной и, особенно неслужебной обстановке, где,
по его мнению, происходили наиболее интересные
трансформации человеческого сознания и становления
ученого, позволяя в конечном счете, вынести в
отношении сотрудника точный и верный вердикт: "свой"
Ў "чужой" человек. Этот вердикт являлся самым
важным основанием дальнейшей карьеры специалиста.
И уже никакие способности и личные качества такого
человека как ученого не могли поколебать мнения
Александра Наумовича. Еще в Витебске, будучи даже
очень неравнодушным в отношении тогда еще совсем
юной Екатерины, Александр Наумович с первой беседы
понял, что Сергей обладает несомненным дарованием. К
тому же ему были известны работы Сергея о
способности растворов яичного белкаЎ альбумина не
сворачиваться даже при кипячении, если к раствору
добавлялось исчезающе малое количество солей
серебра. Более того, по мнению Александра Наумовича,
Сергей уже в совершенстве владел математическим
описанием множества взаимодействующих химических
частиц в растворах и газах, используя теории, развиваемые
на Западе. И как прозорливый ученый,
Александр Наумович уже видел Сергея одним из своих
теоретиков, который будет развивать его новое научное
направление.
Сергей, разумеется, ничего всего этого не знал при
своем появлении в "Физико-химическом институте" и
даже был обескуражен полуграмотностью и подсиживанием
друг друга сотрудников, с которыми ему приходилось
постоянно сталкиваться как в области
эксперимента, в том числе стеклодувного мастерства,
без которого в те далекие времена немыслима была
постановка эксперимента, так и в области теории, где он
обнаруживал, иногда, даже грубое невежество, как это
случалось довольно часто с сотрудниками Фрумкина.
Особенно его поражал сравнительно молодой человек с
фамилией Тидес. Он целыми днями пропускал газы
через тонкую стеклянную трубку, на конце которой
Тидес помещал кусочек ваты. Когда же Сергей
попытался заговорить с Тидесом о статистической
физике и других и премудростях новых наук, лежащих в
основе современной химии, то выяснилось, что Тидес в
них полный профан.
Всеведущий Александр Наумович прекратил эти
наукоумные наскоки Сергея на Тидеса, как-то сказав
ему:
-Сергей Сергеевич!(Васенин довольно быстро
обнаружил такое обращение к себе). - Сергей
Сергеевич! -повторил Александр Наумович, Ў
Оставьте в покое Тидеса. Он занят ответственным и
важным делом.
Каково же было удивление Сергея Сергеевича, когда
через несколько лет он узнал, что этот самый Тидес был
избран членом-корреспондентом Академии Наук.
Феномены сотрудников Александра Наумовича были
разные. Научный сотрудник Шварц, как и некоторые
другие, часто отогревался в лучах газовой горелки возле
Сергея Сергеевича, поскольку последний редко
выпускал ее из рук. Но при этом не было случая, чтобы
Шварц не заводил разговоры на политические темы.
Сергей Сергеевич, заметивший, что результаты бесед
этого специалиста по химии были весьма плачевны для
тех, кто в них с рвением включался, поскольку такие
сотрудники по непонятным причинам исчезали из
института совсем бесследно, упорно молчал. Тогда с
Сергеем Сергеевичем начал беседовать Миша Томкин,
не только прекрасно разбиравшийся в науке
термодинамике, но и умевший вести беседы на
международные темы, а с другой стороны Сергея
Сергеевича непрерывно засыпала вопросами
малообразованная сотрудница института Хазарян.
И хотя Сергей Сергеевич отмалчивался, но оказался
без работы. Наука требовала жертв.