Поэты ходят пятками по лезвию ножа...
Сервер "Заграница":
[Регистрация]
[Найти]
[Рейтинги]
[Обсуждения]
[Новинки]
[Помощь]
П О Э Т Ы Х О Д Я Т П Я Т К А М И П О Л Е З В И Ю Н О Ж А...
Я только малость объясню в стихе, на все я не имею полномочий...
Я был зачат, как нужно, во грехе - в поту и в нервах первой брачной ночи...
-- Иногда напишешь песню и вдруг видишь: сам ведешь себя... несоответственно. Вот, например, после того, как я написал "Балладу о переселении душ", стал приглядываться к собакам. Думаю: а вдруг это какой-нибудь бродячий музыкант раньше был? Или там кошек каких-нибудь видишь, думаешь, что это какие-нибудь дамы раньше были... определенные. И уже с ними ведешь себя по-другому.
-- Вот ты работаешь, сидишь ночью... Кто-то пошепчет тебе... написал строку... вымучиваешь... Потом песня с тобой -- иногда она мучает месяца по два. Когда "Охоту на волков" писал -- она меня замучила. Мне ночью снился -- один припев. Я не знал, что буду писать. Два месяца звучало только: "Идет охота на волков, идет охота...". И вот если на две чаши весов бросить -- на одну чашу все, что делаю помимо песни, -- это кино, театр, выступления, радио, телевидение и так далее, а на другую -- только работу над песнями, то, думаю, песня перевесит. Потому что она все время с тобой живет, не дает возможности спокойно, так сказать, откинувшись где-нибудь, отдыхать. Она все время тебя гложет, пока ты ее не напишешь...
Однажды в одну компанию пришел весьма известный человек, и люди, которые там были, договорились подсчитать, сколько раз за минуту он произнесет слово "я". За первую минуту по секундомеру оказалось семь раз, за вторую -- восемь.
Всегда боюсь впасть в крайность и думаю, что рискую говорить "я" вовсе не от "ячества", а, во-первых, потому, что в песнях моих есть много фантазии, много вымысла, а самое главное -- во всех этих вещах есть мой взгляд на мир, на проблемы, на людей, на события, о которых идет речь. Мой и только мой собственный взгляд... И это дает мне право говорить "я".
Во-вторых, в отличие от многих моих собратьев, которые пишут стихи, я прежде всего актер и часто играю роли других людей, часто бываю в шкуре другого человека. Возможно, мне просто легче петь из чьего-то образа, поэтому всегда так откровенно и говорю: мне так удобнее петь -- от имени определенного человека, определенного характера. И вы всегда можете увидеть этого человека; возможно, это и дает некоторым людям повод спрашивать, не скакал ли я когда-то вместо лошади... Нет, этого не было...
-- Дружба -- это не значит, каждый день друг другу звонить, здороваться и занимать рубли... Это просто желание узнавать друг о друге, что-то слышать и довольствоваться хотя бы тем, что вот мой друг здоров и пускай еще здравствует.
...Я к микрофону встал, как к образам...
Нет-нет, сегодня - точно к амбразуре!
Среди нехоженых путей один путь - мой!
-- Еще вопрос: о личной жизни, семье, счастье, карьере и долге. Семья -- это очень хорошо, счастье -- еще лучше, карьера тоже не мешает, долг -- безусловно.
И четыре страны предо мной расстелили дороги, и четыре границы шлагбаумы подняли вверх.
-- Однажды меня спросили, как я пишу песни, что идет впереди: музыка, слова, мелодия? Не слова и не мелодия -- я сначала просто подбираю ритм для стихов, ритм на гитаре. И когда есть точный ритм, как-то появляются слова. Очень трудно сказать, как они получаются. Иногда получается, что серьезная строчка, которая у тебя появилась, ложится на фривольную, шуточную мелодию, и ты вдруг пишешь, как выясняется, шуточную песню, хоть она и не совсем шуточная, но получается в шутливой форме. Одним словом, музыка помогает тексту, текст -- музыке. Песня рождается странно, пишется трудно, и чем дальше, тем труднее, потому что трудно постоянно держаться, так сказать, на этом уровне. Это очень сложно, времена меняются: если раньше песни писались довольно быстро, они вдруг начинали "выливаться" из тебя из-за того, что никогда раньше ты об этом не писал, то чем больше пишешь, тем сложнее.
У каждого человека бывает болдинская осень -- приливы и отливы, как в любви, так и в поэзии.
Потупя взоры, не смотря по сторонам,
Через отчаянье, молчанье, тишину
Спешили женщины прийти на помощь нам.
Их бальный зал - величиной во всю страну.
Иногда вдруг пишется, а иногда по нескольку месяцев -- просто невозможно -- ни одной строчки, ни одной мелодии интересной не приходит. Иногда ходишь и просто болеешь песней, неделю, две, а потом сел и записал ее минут за десять. Зарифмовал -- и все.
Для остановки нет причин - иду, скользя...
А некоторые песни очень подолгу пишутся, вынашиваются внутри, а иногда появляется какая-то удачная строка, и ты понимаешь, что она годится к тому, про что ты думал.
А так как это песня, а не стихи, то совершенно естественно, что нужно делать ее с гитарой, с ритмом, потому что в песне музыка не должна мешать словам, должна только помогать. И несмотря на кажущуюся простоту и легкость этих мелодий, для каждого текста должна быть какая-то своя, своеобразная мелодия. И в моих песнях вы не найдете похожих мелодий.
Я слышу много упреком от композиторов-профессионалов, что это, мол, несерьезно -- эти три-четыре-пять аккордов. Я-то знаю и больше аккордов, но я пытаюсь писать простые мелодии.
Кстати, другие композиторы, например Щедрин, Слонимский, с которым я работал в картине "Интервенция", считают, что эти простые мелодии имеют право бытовать на сцене и на экране.
Взята вершина - клотики вонзились в небеса!
С небес на землю - только на мгновение:
Едва закончив рейс, мы поднимаем паруса -
И снова начинаем восхождение....
В ресторане (устные рассказы)
К полковнику подходит человек в школьной форме -- видимо, у сына украл школьную форму, значит, -- и говорит:
-- Товарищ полковник! Будьте любезны, значит!.. Я щас пока к вам никаких претензий не имею, совершенно, но мне нужно с вами выяснить... один вопрос. Вы на каком фронте служили?
-- Я -- на Первом Белорусском.
-- А я -- на Первом Украинском. Значит... Помните, как мы разгромили с вами гиммлеровскую группировку? Помните, когда рассортировали четырнадцать дивизий немецких -- да? -- и мы его разгромили, по одной дивизии, всех уничтожили! -- помните, товарищ полковник?.. {Утробный звук} ...Извините, товарищ полковник, это я просто... вырвало меня так... Немножечко запачкал вам орден Славы, орден Трудового Красного Знамени запачкан... Извините, товарищ пол{ковник}... Вы не подумайте, что я к вам какие-то претензии, не... Вы на каком фронте служили, товарищ полковник?
-- Я -- на Первом Белорусском.
-- А я -- на Первом Украинском. Помните, как мы... когда -- помните? -- взяли в кольцо эту группировку гиммл{еровскую}... и разгромили её всю, полностью! Все дивизии уничтожили... Помните?.. {Вновь утробный звук} ...Извините, товарищ полковник, немножечко испачкал вам погоны просто, все звёздочки запачкал... Вон э... морковочка, так это... огурчик... Извините, товарищ полковник, просто это случайно всё произ{ошло}... Товарищ полковник, я... какие к вам? Я претензий не имею никаких... Но вы эту сарделечку не будете докусывать, да? Ну, я тада её возьму...
Все единою болью болит. И звучит с каждым днем непрестанней Вековечный надрыв причитаний Отголоском старинных молитв.
-- Каковы мои литературные вкусы? Привязанности мои немногочисленны, а вкусы -- определенные. Из теперешних, из "деревенщиков", что ли, я очень люблю Можаева, Абрамова, Белова; люблю Астафьева, Распутина, Трифонова. Люблю Булата за прозу. Поэзию люблю почти всю...
Сомкните стройные ряды,
Покрепче закупорьте уши:
Ушел один - в том нет беды,
- Но я приду по ваши души!
-- Любимое место в любимом городе? Самотека в Москве. Я долго прожил в Большом Каретном переулке, и там, неподалеку, было самое мое любимое место: около нового здания Театра Кукол -- тогда оно было просто кирпичной коробкой -- и серого дома рядом. Весной, в первый день, когда чуть-чуть подтаивало и девочки уже начинали играть в классики, но еще не было слякоти, я сюда приходил и просто стоял, смотрел на проходящих мимо людей. Еще эстакады не было...
За нашей спиною остались паденья, закаты, - ну хоть бы ничтожный, ну хоть бы невидимый взлет! Мне хочется думать, что черные наши бушлаты дадут нам возможность сегодня увидеть восход.
-- Пишу песни о войне, конечно, не ретроспекции, а ассоциации. Если вы в них вслушаетесь, то увидите, что их сегодня можно петь, что люди из тех времен, ситуации из тех времен, а в общем, и идеи, и проблемы -- наши, нынешние. Обращаюсь я в те времена просто потому, что мне интереснее брать людей, которые находятся в самой крайней ситуации: в момент риска, когда в следующую секунду можно заглянуть в лицо смерти; людей, у которых что-то сломалось, надорвалось. Короче говоря, людей на самом краю пропасти, на краю обрыва -- шаг влево или шаг вправо -- или по какому-то узкому канату идущих.
Уже не маячат над городом аэростаты.
Замолкли сирены, готовясь победу трубить...
Но ротные все-таки выйти успеют в комбаты,
Которого все еще запросто могут убить.
-- Недостатков, которых в людях не прощаю, много. Не хочу перечислять. Но жадность, отсутствие позиций, которое ведет за собой очень много других пороков, отсутствие у человека твердых позиций, когда он не знает сам даже не только чего не хочет в этой жизни, а когда не имеет своего мнения и не может рассудить о людях, о смысле жизни, да о чем угодно.
Не выпито всласть родниковой воды,
Не куплено впрок обручальных колец
- Все смыло потоком великой беды,
Которой приходит конец, наконец!
-- Часто пишут записки: "Расскажите кратко о себе". Вот это вопрос! Это мне напоминает, как однажды во время экзаменов в школе-студии Художественного театра я, стоя в коридоре, получил записку от своего товарища с просьбой принести шпаргалку. Буквально в этой записке было написано: "Напиши краткое содержание "Дон-Кихота"". Это правда.
Просят рассказать о личной жизни. Это очень странно -- я никогда ни к кому не подхожу и об этом не спрашиваю. К нам в театр приезжают разные люди, физики, читают лекции. И не подойду же я к Флерову и не скажу: "Расскажите, пожалуйста...". О личной жизни я не рассказываю.
Слышно в буре мелодий
Повторение нот.
Все былое уходит.
Пусть придет, что придет...
-- Я никогда не пою на бис -- это же, опять повторяю, не концерт. Я свою норму сегодня перевыполнил (спел примерно на 102 процента). Напрасно вы говорите, что мало, -- просто я сегодня взял темп побыстрее, чем обычно. Можно было бы несколько песен назад уйти со сцены, покобениться там минуты три, снова выйти -- дескать, вот какой я демократичный: "Высоцкий устал, его просили -- он спел". Получается, что все знают, сколько они будут работать, только я один не знаю.
Спасибо за ваше долгое терпение, что вы после камерных голосов все-таки выдержали нашествие этого татаро-монгольского ига в лице моего голоса. Я хочу вам сказать еще об одном: у меня много песен. Я их, правда, никогда не считал, думаю, около тысячи. У меня много песен и стихов, которые никогда не исполнялись с эстрады, и мне пока есть, что показывать. Но я все равно это перепеть не смогу за один раз -- чтобы все перепеть, нам с вами нужно где-нибудь запереться недели на две и сидеть там до упора. Это дело невозможное. Сегодня я постарался, чтобы каждому, независимо от возраста, профессии, вероисповедания, настроения и так далее, досталось по вкусу.
Я вас благодарю еще раз и с удовольствием буду к вам приезжать. У вас хорошие лица. Вы смеетесь, когда надо, серьезны, тоже когда надо, -- в общем, вы сегодня делали все хорошо. Надеюсь, что и я тоже.
Я надеюсь, что, пока живу и пока могу двигать рукой, я буду продолжать писать песни. Если мои друзья будут того желать, я буду писать эти песни для их картин, для спектаклей, ну и, естественно, для своих друзей и знакомых. В общем, сколько буду жить -- столько буду писать, потому что это одно из самых моих любимых занятий -- авторская песня.
До новых встреч. Всего доброго. А я поехал сниматься.
Я коней напою, я куплет допою, - хоть мгновенье еще постою на краю...
Я, конечно, вернусь, весь в друзьях и делах,
Я, конечно, спою - не пройдет и полгода...
Связаться с программистом сайта
