Аннотация: Простите за банальность, но я и правда не знаю, как так получилось...
Цветная Жизнь
Я помню детство свое в каких-то цветовых вариациях. В начале оно было бледно-желтым, перманентно-депрессивным, когда промозглой осенью меня водили в не отапливаемый детский садик, где воспитатели были слишком жестоки, а дети постоянно болели и плевались друг в друга. Потом настал темно-синий период - зимнее утро, когда ночь еще и не думает уступить свое место дневному свету, меня водили в другой детский садик, в котором хорошо кормили и пытались сделать вид, что все у них просто великолепно. Далее последовал ярко-красное, агрессивное школьное время - меня били до тех пор, пока я не оторвал одному из своих обидчиков ухо. После этого инцидента меня сразу стали уважать, и даже самая красивая девчонка в нашем классе положила на меня свой накрашенный глаз. Ярко-красные тона сменились на фиолетовые, когда я поступил на первый курс колледжа, где и превращался в железо целых четыре года. Затем, спустя некоторое время прозрачности, я, преодолев некоторые жизненные трудности, и решив несколько проблем, стал абсолютно зеленым. Это не значит, что я подался в Гринпис, или стал экологом, вовсе нет. Я просто научился дышать наоборот. Меня попросту повернуло набекрень, отчего я стал изгоем и запойным пьяницей. Пил утрами, днями, вечерами и ночами - не видел дневного света, не слышал шум дождя, не думал о будущем - я был цвета пива и вина, что меня на тот момент вполне устраивало. Мне и правда нравилось допиваться до чертиков, чтобы потом плакать в очередную жилетку "понимающего" друга или жаловаться на понос близкой подруге, которая почему-то постоянно под мои россказни стригла ногти на ногах. Так жить было проще простого, но когда-нибудь должен был наступить момент развязки, и я обрел свой истинный цвет - цвет зеркала. Зеркало было большое и висело в тусклом помещении, которое я иногда называл коридором. Там было много ненужных вещей, к стенам были прислонены трухлявые доски, когда-то служившие мне кроватью, на полу, возле двери, лежал маленький коврик, от и до обосанный соседским котом, обои были изъедены мышами - под этим безобразным слоем бумаги шипели тараканы, лишь большое настенное зеркало полностью импонировало мне. Оно отражало все мои беды и радости, печали и трезвости, провалы и надежды... Мы были близкими друзьями и полностью понимали друг друга. Как-то в субботний вечер, я пришел домой в сильном подпитии, и, спотыкнувшись в коридоре о соседские ботинки, со всего маху упал на свое любимое зеркало. Когда я очнулся уже светало. Я лежал на полу, в луже собственной крови, и абсолютно не втыкал в происходящее. Весь пол был усыпан кусками моего самого близкого друга, а левая рука была распорота по локоть - на ней застыла сонная кровь. Я с трудом поднял свое мятое тело, умылся, напился ледяной воды из под крана, и вернулся к своему мертвому товарищу. Лишь пустая коричневая рама и куча моих маленьких отражений - вот что осталось от него... Я взял веник и савок, и за 10 долгих и утомительно-похмельных минут убрал останки, завернул их в газету и выкинул в мусоропровод. На этом и закончился мой зеркальный период времени, мой самый главный период, ибо по другому я не умел и не хотел жить. Все хорошенько обдумав, я заперся в ванной, и, съев 4 пластины трамадола, улегся на пол. Вскоре меня нахлобучило, зрачки превратились в аккуратные точки, лицо приняло пепельный цвет, и меня понесло по частицам прошлого, когда сильно дул ветер, развевая мой пионерский галстук, когда все сжималось внутри от первого поцелуя Аленки, когда телефонный звонок оборвал жизнь моего дедушки, когда пьяный прохожий попросил прикурить, когда тетя Света заперла меня в чулане и грозилась держать там всю ночь, когда запойный сосед упал с пятого этажа, когда в подъезде целую неделю стоял трупный запах, когда часы пробили полночь, когда радуга взошла над небесами, когда я окунулся в детство, когда ... А позади, где-то сбоку, совершенно неприметно стояла сильная седая женщина, и с укором смотрела мне вслед. Я все понимал и очень хотел вернуться, но шаг был сделан и обратной дороги больше не существовало. Женщина повязала на голову черный платок и, прослезившись, исчезла - это была моя мать.