Мелко раздробленные камни белого известняка диаметром до одного сантиметра, вперемешку с желтыми высохшими сосновыми иголками, хрустели под черными лакированными туфлями премьера, сшитыми на заказ у Бертолуччи. Как Романо ни старался, но пару раз, поднимаясь по широкой дороге для паломников вместе со своей женой и охраной, он все же зацепился правым носком за бугры, выдавленные колесами грузовых машин. Одних лишь пожертвований от паломников и немногочисленной местной паствы было явно недостаточно, для того чтобы содержать монастырь в благопристойном виде, своевременно проводя ремонт фасадов с вычурной лепниной, резьбой по камню, многочисленными декоративными башнями, и черепичной крышей возрастом старше трехсот лет, а также поддерживать внутреннее убранство храма изумительной красоты. Вот почему, с целью стабильного пополнения монастырской кассы, монахи установили мини-завод по разливу воды из святого источника, и теперь каждую ночь тяжело груженые фуры вывозили разлитую днем в бутылки воду, продавливая своими шинами грунт, который размягчился в осенний дождливый сезон.
Зная о том, что дорога не в идеальном состоянии, высохший как мумия Рамзеса настоятель монастыря, которого премьер так окрестил из-за очень похожей линии изгиба горбатого носа, предложил свой старый пятисотый Мерседес девяностого года выпуска. Начальник охраны Виктор хотел уже было с радостью принять его предложение, беспокоясь о том, что Оливия может не осилить подъем в гору длиной почти в один километр, но премьер наотрез отказался. Он сказал, что им спешить некуда, а немного размять ноги после трехчасового перелета из Рима будет очень даже полезно. Виктор не стал перечить, хотя, как человек, отвечающий за безопасность первого лица страны, имел полное право настоять на своем. Он понял, что премьер захотел вдруг придать этому восхождению к святому источнику мистический смысл.
"Грешница должна пройти путь очищения, прежде чем покинуть этот мир", - прочитал он слова во взгляде Романо и лишь едва заметно кивнул головой. Виктор был уверен, что Марио Пикотто, который был его старым другом, не подведет и все сделает как нужно. Они служили вместе в спецотряде военной разведки по борьбе с терроризмом, но лет двадцать назад Марио перешел на вольные хлеба и теперь выполнял особо деликатные поручения. Он был лучшим снайпером в подразделении, поэтому Виктор ограничился лишь двумя упаковками стерильного бинта и тремя ампулами пятипроцентного раствора морфина гидрохлорида, для того, чтобы быстро купировать боль у "первого", как охрана называла премьера.
Однако, если бы в момент выстрела "первый" случайно даже на сантиметр сдвинулся с места, пуля могла раздробить кость, или пробить артерию, и тогда от потери крови и болевого шока он непременно потерял бы сознание. Пришлось отправить впереди себя на гору еще одного старого приятеля - военного врача Роберто Миллерри, который играл роль паломника и для убедительности прихватил с собой жену, перенесшую инфаркт.
Но больше всего во всей этой истории Виктора смущало то, что все это должно было произойти на глазах у Стефании, поэтому, он еще в самолете дал ребенку пироженное со слабительным, не сказав об этом ни слова премьеру, зная наперед, что тот бы ни за что не согласился на подобное. Она сидела рядом с ученым из Канады, не отпуская его от себя ни на шаг, и когда стюардесса принесла пироженное с яблочным соком, доктор Майлз оглянулся и как-то странно посмотрел на Виктора, как-будто что-то почувствовал. К счастью, в этот момент самолет здорово тряхнуло от восходящих потоков воздуха, и он крепко вцепился в подлокотники, забыв о пироженном, которое Стефи быстро съела, поскольку после болезни ей никто не запрещал сладкое.
Время и доза были рассчитаны правильно, так как ей заболел живот в тот самый момент, когда они въехали в ворота монастыря. Роберто Миллерри, казалось, сам Бог послал. "По воле случая" он оказался единственным врачом среди паломников, которых проживало в гостинице не более тридцати человек. Собравшись взойти на гору к источнику, он задержался в гостинице только из-за того, что его жене позвонила подруга из Неаполя выяснить рецепт гаспаччо, который она готовила три года тому назад на отдыхе в Испании.
Роберто немедленно осмотрел девочку по просьбе премьера прямо в холле и прописал ей строгий постельный режим, пока не будет установлена причина диареи. Доктору Майлзу пришлось тоже остаться в монастыре. Он чувствовал себя неважно после болтанки во время перелета, и спустился к морю подышать свежим воздухом, пообещав Стефании принести морские ракушки.
Яркие косые солнечные лучи били прямо в глаза. Они ослепляли даже сквозь антибликовые поляризованные линзы "PRADA". Вот уже на протяжении тридцати лет Романо отдавал предпочтение именно этой марке солнцезащитных очков. Оливия, в свою очередь, была без ума от Сальваторе Феррагамо. Она поправляла свои очки через каждую минуту не потому, что они спадали, а для того, чтобы по привычке выставить на обозрение мизинец с элегантным классическим френчем. Сменив туфли с километровым каблуком на разноцветные вьетнамки, она наконец-то стала похожа на сильно исхудавшего человека, а не на экзотическое дымящееся растение с планеты Глизе-581, какой была еще десять минут тому назад, стоя с длинной тонкой сигаретой над доктором, который присел на корточки, прощупывая живот у Стефании.
Виктор с напарником, шли в двадцати метрах впереди, чтобы не слышать разговоры премьера с женой. Они глядели "в оба", пытаясь краем глаза уловить среди высоких сосен и желто-зеленой листвы кустарников малейшую промелькнувшую тень или треск сухой ветки. Двое других охранников остались дежурить у дверей Стефи, поэтому Виктору приходилось нелегко. Он прекрасно понимал, что если бы кто-то действительно захотел устранить "первого", то более благоприятную ситуацию тяжело было бы и придумать. Просто бери, целься и стреляй, откуда нравится.
- Не дорога к роднику, а Виа Долороса какая-то, - запыхавшись, сказала Оливия.
Увидев спускающуюся с горы счастливую молодую пару, она скептическим тоном спросила:
- Неужели ты действительно веришь, как и они, что можно вот так просто взять, попить какой-то водички и все проблемы сразу исчезнут в небытие?
"Странно, животные чувствуют приближение смерти, а люди, в своем большинстве, нет. Надо ее все-таки попробовать переключить на осмысление своего жизненного пути. Глядишь, может и покается перед тем, как ее снайпер шлепнет", - подумал Романо.
Обняв Оливию за плечи, он прошептал ей на ухо:
- Я верю в церковную доктрину. Каждый человек после смерти сохранит свою индивидуальность, но займет то или иное место в другом мире в зависимости от того, кем он был и что делал в земной жизни. Поэтому, когда будешь пить воду, советую думать не о том, исчезнут проблемы или нет, а просить Господа о прощении. А если Он простит, то и излечит от недугов, как телесных, так и душевных и в Царстве Небесном уготовит место для твоей бессмертной души.
- Это невыносимо, я вышла замуж за проповедника, - простонала Оливия, -Ты точно не тем делом занимаешься. Видимо не зря Папа любит беседовать с тобой, и относится к тебе, как будто ты ему сын родной. Учуял в тебе родственную душу.
- Он просто видит, что мне, как и ему, действительно небезразлично, что же будет с моей душой после смерти.
- Не знаю, если в Раю ангелы будут заставлять всех ходить каждый день с утра пораньше в церковь и стоять возле дверей, как постовые, чтобы никто не сбежал со службы, то мне такой Рай не нужен. В моем представлении Рай создан для наслаждений и не только духовных.
"Безумное создание. Что может быть выше наслаждения от пребывания в обществе Бога? Нет, все-таки она неисправима и заслуживает наказания, чтобы не приведи Господь не заразить Стефи своей опасной ересью и паразитическим образом жизни. Это не убийство - это обычный естественный отбор по Дарвину. Все противоестественное должно исчезнуть из этого мира жесткой эволюции и конкуренции. Я заслуживаю лучшего. Ее место должна занять полноценная жизнерадостная девушка, стремящаяся к своему Создателю, а не убегающая от него, как злодейка", - услышал свой внутренний голос Романо но, улыбнувшись, лишь вежливо заметил, чтобы не дать повода жене в очередной раз потянуться к своей сумочке с запасом ЛСД:
- Сексуальных наслаждений в Раю не бывает. Разве что в Коране есть упоминание о том, что шахидов в высшем мире ожидает группа поддержки из прекрасных юных дев. Но на деле для них Рай окажется Адом, а юные девы - жуткими демонессами с зубами пираньи, которые начнут приветствие с того, что откусят им член, а потом отхлещут крапивой по ягодицам до потери чувств.
- Для садомазохистов это будет очень даже забавно и наоборот подействует возбуждающе, да и красавицы им особенно ни к чему, все равно они все в масках, - рассмеялась Оливия. А насчет члена я не думаю, что все так печально. В конце концов, и в Аду девочкам нужно развлекаться. Зачем же такие крайности?
Несмотря на дерзость ее языка, Романо решил промолчать. Внутренний голос, настойчиво ему твердил: "Ты же нормальный здоровый мужчина. Почему ты должен выглядеть размазней в глазах своих друзей и даже охранников, водителей и прислуги. Мужчина, не способный найти приличную красивую женщину, которая его не позорит, и с которой ему не стыдно выйти в свет, будет всегда оставаться тряпкой. Неужели это не понятно?"
- Давай передохнем минутку. Жутко хочется курить, - сказала Оливия, направившись в сторону беседки, в которой к счастью никого не было.
Виктор со своим напарником, молодым накаченным жеребцом Филиппе, спустились немного вниз, выдержав корректную дистанцию. Местной полиции нигде не было видно, но премьер не удивился этому, поскольку его визит не носил официальный характер. Да и португальцы всегда отличались гордым и независимым нравом. К тому же новая политическая элита этой страны считала, что народные избранники должны жить с народом, а не отделяться от него. Поэтому уже сам тот факт, что в аэропорту у личной охраны итальянского премьера не отобрали оружие, по их мнению, нужно было расценивать не иначе как одолжение и реальную помощь.
Оливия присела на деревянную скамью. Закурив сигарету, она посмотрела вверх на клочок синего неба, обрамленный верхушками сосен, и прошептала, чтобы ее не услышали охранники:
- После этих событий в кабинете у Папы я себя чувствую как Ева, у которой отняли невинную наготу, а потом еще и дали пинка, выгнав из Райского сада. Надеюсь, ты понимаешь, что весь этот бред, который нес демон устами Стефании - это гнусная ложь...одним словом - сплошное унижение, которого я не заслужила. Ты же знаешь, сколько я мучилась пока, наконец, она не родилась.
- Я все равно не поверил ни единому слову. Я верю тебе, потому что ты - моя жена, - вынужденно соврал Романо, только бы не дать ей повода закатить истерику на ровном месте, что могло произойти спонтанно, в любой момент, даже помимо ее воли.
- Для чего же ты тогда нахамил Луи? А вдруг он примет обиду слишком близко к сердцу и вместо лекарств даст мне какой-то яд, который потом даже следов в крови не оставит. Ведь тогда в моей смерти, в первую очередь, обвинят тебя. Ты, вообще, хотя бы задумывался над этим?
- Если ты хочешь, когда мы вернемся в Рим, я извинюсь перед ним, - еще раз соврал премьер.
- Было бы неплохо, а то он звонил мне вчера поздно вечером и жаловался на твою черную неблагодарность. Я его, конечно же, постаралась успокоить, насколько это было возможно, но скорее всего это мало ему помогло, потому что потом, он уже не отвечал на мои звонки.
- Что же он за психиатр такой, если пациент его успокаивает?
- Очень сильно расстроился человек, да и все. Что тут удивительного? Он же душу вкладывает в свою работу!
" С каких это пор душа стала называться членом? Они оба потеряли всякую совесть, а у этой мерзкой суки язык без костей и поворачивается повторять такую гнусность. Трахаются вот уже на протяжении пяти лет в моем доме, не особо беспокоясь о том, увидит их Стефи, или нет. Вдобавок ко всему, этот ублюдок заработал в общей сложности три миллиона евро на своих уголовно наказуемых методах "психиатрического лечения", и теперь у него еще хватает наглости жаловаться на черную неблагодарность с моей стороны!"
Романо плотно сжал губы. Он едва сдерживал себя от того, чтобы не высказать все, что он думает на самом деле по этому поводу, но проснувшееся в нем желание изменить свою жизнь придало ему сил, и он снова улыбнулся и хладнокровно соврал:
- Как только мы вернемся в гостиницу, я сразу же перезвоню ему. Я уже жалею, что мы его не взяли с собой. Он славный малый. К тому же друг детства.
Не особо утруждая себя тем, чтобы попасть в квадратную бетонную урну, Оливия выбросила наполовину недокуренную сигарету мимо нее. Удовлетворившись исходом беседы, она поднялась со скамьи и принялась собирать самые крупные ромашки, которые росли прямо под ногами в трех метрах от беседки.
- Вот чего мне не хватает в Риме!
Надев на голову кое-как сплетенный венок, на скорую руку, она принялась кружиться на одном месте, приподняв руки как балерина. Не то, чтобы Оливия хотела произвести впечатление на супруга, нет. Просто в этот момент ей показалось, что она стоит посреди прекрасного вращающегося как карусель сада из высоких бирюзовых и лиловых цветов. И если бы она не начала вращаться вместе с ними, то у нее наверняка бы закружилась голова, и она упала прямо на стебли толщиной с человеческую ногу. Но когда карусель из фантастических цветов-мутантов начала вращаться медленнее, а затем и вовсе остановилась, ей послышалась ее любимая слащавая муркотня Тони Брэкстон "Un-break my heart, say you"ll love me again ...", и она все равно упала в высокую, слегка пожелтевшую траву, залившись громким смехом. Романо махнул рукой, дав понять оглянувшемуся Виктору, что ничего серьезного - обычный передозняк ЛСД на голодный желудок.
Лежа на спине, Оливия принялась вращать ногами, представив себя плывущей в океане жидкого метана, который омывал замерзшие берега отдаленной планеты за пределами лучистой зоны таинственной звезды. Вдоволь насмеявшись, она поднялась на ноги и, отряхнув платье от листьев, как бы невзначай бросила:
- А насчет Стефи ты был прав. Ей нельзя больше сидеть дома в изоляции от сверстников. Пора ее отдать в хорошую частную школу, иначе ребенок вырастет закомплексованной эгоисткой. Да и эта ее любимая няня - Альбина. Где ты ее нашел? Достаточно посмотреть на ее грубые руки, чтобы понять, что ей место в хлеву. Ей всего сорок шесть, а выглядит она на все девяносто.
- Говоришь девяносто? Хм...как только Стефи поправится, найдем молодую с похожими параметрами.
- Параметры....ух, ты...и с какими же, - поинтересовалась Оливия, думая уже совершенно о другом, поскольку ее накрыло второй волной галлюцинаций.
- 90/60/90, - это именно то, что нужно. Во всяком случае, она будет радовать глаз, и твоим подругам будет приятно. Что-то новое, молоденькое - первое время вам с ней будет даже забавно. Да и меня, глядишь, перед сном когда-нибудь да порадует, - съязвил премьер, потому что знал, что жена все равно его уже не слышит.
- Правильно, параметры...это забавно. Главное, чтобы было забавно.
Размахивая руками, как актер, пытающийся повторить походку снежного человека, она углублялась в лес, делая необычно широкие шаги.
- Я иду пи-пи. Иду босиком по материи космоса, продавливая ее под собой. Постой рядом со мной, мой милый, чтобы на запах самки не прибежал злой гномик с опухшими яйцами и не изнасиловал меня без презерватива. Представляешь, какого нахального уродца с кривыми ногами и членом до колен я бы тогда родила. Хи-хи-хи, - рассмеялась Оливия.
Спрятавшись за кустами, она присела на корточки и снова принялась распевать:
- Say you"ll love me again... Un-break my heart...
Выйдя из кустов, Оливия расправила тонкое полупрозрачное шелковое платье и погладила мужа позеленевшими от стеблей ромашки пальцами по щеке.
Третья волна галлюцинаций, которая заметно влияла на ее поведение, делая его экстравагантным порою до крайностей, наступала лишь спустя два часа после приема дозы. По расчетам Оливии она должна была накрыть ее на обратном пути, на подходе к монастырю. Так что теперь можно было смело выходить на люди. Ее мозг насытился кислородом, и она снова вернулась в искаженную, но все же реальность, в которой мелкие придорожные камни превращались всего лишь в ярко-желтых ядовитых амазонских лягушек, но не более того. Находясь под кайфом, Оливия все же умудрялась делать серьезный вид и держать себя в руках, когда это было необходимо. Добившись своего, она продолжала негромко напевать песенку, стараясь больше не раздражать мужа разговорами о Луи.
Романо теперь уже не выискивал глазами знаки с Небес, которые могли бы указать ему на то, что нужно все-таки оставить ее в живых. И если бы сейчас на его пути встал сам архангел Гавриил с огненным мечом, он бы прошел мимо, сделав вид, что его не заметил.
Поднявшись к святому источнику, где скорбящей вдове три века тому назад открылась Дева Мария, они увидели врача, оказавшего первую помощь Стефании в холле гостиницы.
Он сидел на скамейке вместе со своей женой, мечтательно глядя на облака, которые наплывали на берег со стороны Атлантического океана. Вежливо поздоровавшись с ними, Романо и Оливия направились прямо к скале, возле которой стояла группа японских туристов с одноразовыми стаканчиками в руках.
Гид указывал рукой на статую Богородицы четырехметровой высоты, вырезанную из базальта, рассказывая историю чудесного возникновения этого целебного источника. Узнав премьера, все они отвернулись от статуи и, вытянув из рюкзаков и карманов свои "мыльницы", принялись фотографировать семейную пару. Вся их группа превратилась в сплошное расплывшееся пятно ярких вспышек, узких глаз и улыбок, обнажающих передние заячьи зубы. Оливия по привычке набросила шелковую шаль на голову, прикрыв ею шею, подбородок и подкаченные филлером губы, которые, впрочем, не портили ее, а наоборот делали куда более сексуальной и привлекательной. Тем не менее, она хорошо понимала, что по мере возможности нужно не попадаться на глаза публике находясь "под кислотой", чтобы случайно что-то не ляпнуть и не опозорить себя и мужа.
Воспользовавшись легкой суматохой, Виктор вытянул из кармана рацию и отошел в сторону, чтобы связаться с охранниками, которые дежурили у дверей комнаты Стефании.
- Третий, что у вас? - лаконично спросил он.
- Похоже, девочке лучше. Альбина говорит, что температуры у нее нет.
- Скоро мы будем на месте. Никому ни на шаг от двери не отлучаться.
- Вас понял, закрутим краны, если прижмет, - пошутил охранник.
Виктор перешел на другую частоту и связался со снайпером, делая вид, что все еще проверяет своих людей:
- Четвертый, проверка связи...
- Объект под контролем, - доложил Марио Пикотто, рассматривая в бинокль засуетившихся туристов в ярких одеждах.
- Вас понял, действуем в обычном режиме. Все инструкции остаются в силе, - отрезал Виктор, дав тем самым снайперу зеленый свет на ликвидацию жены премьера.
Он отошел еще дальше и остановился возле пустующей скамейки, неподалеку от врача с женой, которые наслаждались морским пейзажем. Виктор выбрал наиболее удобное место для Марио, засевшего где-то на соседней горе в километре по прямой. Вся площадка возле источника была расчищена от высоких сосен, чтобы высокий монумент Девы Марии выглядел более величественно. Паломники были как на ладони, за исключением тех, которые сидели под навесом импровизированного ресторанчика на бетонированной плите, нависающей над обрывом.
Премьер с Оливией выпили по стаканчику святой воды, стараясь не обращать внимания на назойливых японцев, которых едва сдерживал тяжелым взглядом рослый охранник Филиппе. Если бы не его отпугивающая внешность, подчеркнутая массивным квадратным подбородком и выбритой до блеска головой, они бы давно облепили супружескую пару как пчелы, чтобы сделать с ними групповое фото.
Повар готовил на мангале свежевыловленную макрель и скумбрию, пробуждая запахом жаренной морской рыбы и дымом от березовых поленьев аппетит даже у фанатиков-вегетарианцев, к коим себя причисляла Оливия.
- Я безумно проголодалась. Может, перекусим в этой забегаловке. Я уже вечность не ела рыбу, к тому же приготовленную на мангале.
- Замечательная идея, но нам придется немного подождать, пока освободится столик. Как видишь, здесь довольно популярное место, - ответил Романо.
- Вы можете полюбоваться приближающимся закатом, пока я сделаю заказ и займу для вас столик, - охотно предложил свои услуги Виктор, лишь бы побыстрее усадить Оливию под прицел снайпера. Провожая их к скамейке, он прошептал на ухо премьеру:
- Встаньте в двух метрах правее и ни в коем случае не приближайтесь к ней. Возьмите бинокль и смотрите на кораблики.
Заметив, что Оливия подозрительно посмотрела на них, Виктор улыбнулся и заговорил с ней первым.
- Похоже, что с вашей дочкой все в порядке. Няня говорит, что к утру, ребенок будет совершенно здоровым. Не хотите кофе, сеньора?
- Ты же знаешь, что меня раздражает это слово. Я себя сразу чувствую матроной, которая достает из корзины и вывешивает сушиться на веревку трусы мужа, и белье ее шестерых детей.
- А почему шестерых? - рассмеялся Виктор.
- Семеро - это уже слишком даже для матроны, - в свою очередь улыбнулась Оливия, вытянув из сумочки сигарету.
Слева от нее неожиданно протянулась чья-то рука с зажигалкой, и поскольку на ней не было белой перчатки, Оливия испуганно отпрянула. Подняв глаза на семнадцатилетнего смуглого официанта, она поправила очки, выискивая к чему бы придраться но, остановив взгляд на засаленной ширинке его черных брюк, за которой угадывалось внушительное хозяйство, свернула трубочкой пышные губки и сделала заказ:
- Не сильно поджаренную самую вкусную большую рыбу с шафраном и базиликом. Эспрессо с бурбоном без сахара и стакан нормальной воды сейчас, а то от вашей святой у меня скоро нимб над головой засветится.
Бросив еще один откровенный взгляд на ширинку брюк юноши, она достала из сумочки сто евро и, протянув ему, добавила:
- Проследите за тем, чтобы в женском туалете не было микробов, а еще лучше, попросите уборщицу, чтобы она тщательно вымыла для меня ваш, служебный.
- Си сеньорита. У нас туалеты бесплатные, но в них всегда очень чисто. Хозяин строго за этим следит. Ваш депозит сто евро.
- Это не депозит, это плата за стерильный туалет. У вас есть десять минут. Пока я буду пить кофе, распорядитесь, чтобы там навели идеальный порядок и ни в коем случае не распыляли освежитель воздуха. У меня на него аллергия. И пусть уборщица оставит там упаковку влажных салфеток, желательно с запахом ромашки. Ка-мо-ми-ле, понимаете меня, да?
- Си сеньорита, на португальском будет камомила. Хозяин тоже любит их запах.
- Надо же, камомила. А почему вы решили, что я сеньорита?
- Потому что у нас так принято называть молодых девушек.
- Прелесть, какая. Я построю прямо на этом месте шалаш и буду здесь жить, лишь бы только все называли меня сеньорита.
- Сеньор что-нибудь желает, пока повар будет готовить рыбу? - улыбнувшись, учтиво спросил молодой человек.
Романо сделал вид, что не услышал вопрос, поскольку стоял в двух метрах от края скамейки и в четырех от официанта.
- У сеньора есть бинокль, он занят, - выдохнув целое облако дыма в сторону растерявшегося юноши, ответила за мужа Оливия, явно разочаровавшись, что "смазливый чертенок" не понял ее недвусмысленных взглядов и намеков.
" Молоденький, поэтому и смущается. Придется схватить его за член прямо у служебного туалета и затянуть в кабинку, когда он будет мне показывать дорогу. Все привыкли, что я раньше чем через пятнадцать минут не возвращаюсь, а он кончит за пять, так что еще будет время "дорожку раскатать". Скоро накроет третьей волной глюков и не захочется двигаться вообще, а "кокс" у Луи чистый. Он сразу взбодрит часа на три, не меньше", - спланировала свою жизнь на ближайшее время Оливия.
Молодой официант залился краской и, вежливо склонив голову, поспешил удалиться.
"И все-таки у него железное терпение. Я бы не смог с этой сукой и одного дня прожить", - подумал Виктор, заметив, как жена премьера рассматривает еще не успевшую обрасти жиром упругую задницу молодого деревенского парня, который подрабатывал здесь, чтобы скопить немного денег и вырваться из этой дыры.
Виктор не хотел заслонять снайперу сектор обстрела. Отойдя немного в сторону, он встал позади "первого" и повернулся лицом к туристам.
Склонившись к горизонту, солнце вырвалось из плотных облаков, которые принес западный ветер с океана. Премьер попытался расслабиться, переводя бинокль то на круизную парусную яхту, то на рыбаков, стоящих со спиннингами на прибрежных скалах, о которые разбивались волны, закипая мириадами пенящихся брызг. В ожидании момента, когда пуля раскаленным шомполом разорвет его плоть, он плотно сжал зубы, а мышцы ног и ягодиц помимо его воли сами превратились в камень.
"Как же можно расслабиться, если знаешь, что в тебя сейчас целятся. Надо быть полностью отмороженным типом, чтобы это получилось", - подумал Романо.
- Какой восхитительный закат и такая забавная красная дорожка от солнца на море. Вот бы по ней прогуляться! Только ради этого уже стоило сюда прилететь.
Ее прокуренный голос заскрипел, как старая заржавевшая дверная петля, еще сильнее натянув тетиву напряженных до предела мышечных волокон Романо.
"Чего же он тянет. Ну же, Марио, давай. Не томи душу, пока эти туристы не окружили нас со всех сторон"! - подумал Виктор и вдруг услышал два характерных тупых звука от пуль, пробивших человеческое тело. Этот звук невозможно было спутать ни с чем другим. Он знал, что из-за выброса адреналина у премьера сейчас перед глазами все поплывет, как в замедленной съемке.
Сильно оттолкнувшись двумя ногами от земли, он вытянул в полете руки в сторону "первого". Краем глаза он увидел брызги крови и мелкие кусочки раздробленного черепа, вылетевшие из затылка Оливии вместе с третьей пулей.
"Не иначе пятидесятый калибр, все-таки Марио - настоящий псих"! - промелькнула у него мысль.
Романо согнулся от боли, схватившись руками за ногу выше колена, подавив в себе инстинктивное желание закричать.
Виктор обхватил его за плечи и повалил на землю, прикрыв его голову от выстрелов снайпера своим корпусом. Премьер заскрежетал зубами, поскольку давление массы, как его тела, так и Виктора пришлась как раз на простреленную ногу.
- Продержитесь еще пол минуты. Вы молодец, настоящий боец. Сейчас я сделаю вам укол, и боль пройдет.
Снайпер выстрелил в четвертый раз, расщепив для эффекта деревянный брус скамейки, на которую замертво упала Оливия. В ее открытых глазах застыл ужас.
- Уводим "первого"! - крикнул Виктор растерявшемуся напарнику, который не мог ничего знать о подготовленной операции.
Присев на корточки, он обхватил пистолет обеими руками, направив его на перепуганных паломников, выискивая глазами киллера. В то время как все туристы из Японии, последовав примеру гида, легли на тротуарную плитку, молодая девушка в ярко красной куртке так и осталась стоять с видеокамерой в руках, снимая все происходящее. Она не испытывала ни малейшего страха и даже улыбалась, глядя на охранника, который прицелился ей прямо в лоб. Его указательный палец рефлекторно нажал на курок, так как никакой другой видимой угрозы вокруг не было. Девушка упала замертво, и ее подруги при виде крови принялись громко визжать.
- Не туда смотришь, Филиппе. Стреляют с горы. Шевели ластами! - гаркнул на него Виктор. Необходимо было срочно развеять подозрения по поводу приоритета целей, выбранных снайпером, и отнести Романо в безопасное место.
Охранник вышел из состояния ступора. Подбежав на помощь своему шефу, он схватил "первого" за ноги, а Виктор поднял его снизу под руки.
"Ну же, Марио, стреляй, не тяни, иначе наведешь на всех нас беду. Жена убита, премьер ранен, а охранники - живы и здоровы, как ни в чем, ни бывало. В реальной ситуации - все в точности наоборот".
Не успел он сделать пару шагов, как шею Филиппе пробила навылет пуля выше бронежилета, обрызгав костюм "первого" кровью. Врезавшись в поднос с кофе, приготовленным для Оливии, она рикошетом попала официанту прямо в сердце, заставив его разжать руки. Выронив поднос, он упал на мозаику, которой был выстелен пол летней терассы.
Глаза Филиппе округлились. Он жадно хватал ртом воздух, и кровь от этого еще сильнее била струйкой из разорванной пулей сонной артерии. Сильный испуг на его лице смешался с удивлением, и он все еще не мог поверить, что это происходит именно с ним. Виктор удивился, что он сразу же не рухнул на землю как лось, сраженный удачным выстрелом. Шансы Филиппе выжить были крайне низкими, но даже если бы это зависело от своевременно оказанной ему помощи, в первую очередь, все равно необходимо было укрыть премьера в безопасном месте и перевязать его рану.
Начальник личной охраны самостоятельно продолжил вытягивать "первого" в безопасную зону. На скамье справа лежало безжизненное тело Оливии с раздробленной черепной коробкой, из которой вытекала кровь, смешанная с мозговой жидкостью.
- Так-то лучше. Теперь все выглядит правдоподобно. Комар носа не подточит, - шепнул он на ухо премьеру, вводя ему морфин, в то время пока врач накладывал жгут выше пулевого отверстия, чтобы остановить кровь.
- Она хоть не мучилась? - спросил Романо, увидев лужу крови под скамейкой, в которой лежал сплетенный из ромашки венок.
Судя по характеру ранения, смерть была мгновенной. Она даже ничего не почувствовала, как оказалась на Небесах, - ответил врач, туго перевязывая ногу премьера.
- Вряд ли ей там будут рады, - сказал Романо, почувствовав, как приятное тепло от морфия разливается по телу, притупляя боль.
Он повернул голову и увидел молодого официанта, который умер с улыбкой на лице. Его взгляд был устремлен на уже наполовину скрывшееся за горизонтом солнце, которое окрасило небо в непривычно яркий кроваво-красный цвет.
- Вот кого ангелы сейчас одевают в белые одежды, - прошептал премьер, скривившись от второго прокола вены иглой шприца.
- Никогда не знаешь наперед, как оно будет. В местах скопления людей никто не застрахован от шальной пули, - поспешил оправдаться Виктор.
- Это она мальчишку за собой утянула. Даже умереть по-человечески не смогла, - побледнев от еще одной дозы морфина, слабым голосом сказал премьер, глядя на полыхающую над океаном яркую полоску, оставшуюся от солнца.
Бросив мельком взгляд на горизонт, врач поднес к носу Романо вату с нашатырем и, слегка похлопав по плечу, сказал:
- Не принимайте это так близко к сердцу. Закаты перед штормом, здесь всегда кровавые.
Продолжение следует.
љ Алек Кадеш. 2010.
Глава XIII
Орден Магистров приговаривает
"безумную дьяволицу" к смерти
- Конечно же, я согласен с вами, что в жизни все не так просто как хотелось бы, но ровно настолько, чтобы отбить у нас охоту еще и усложнять ее своими досужими домыслами. Так что, Питер, никогда не спешите принимать решения, которые могут повлечь за собой некий дискомфорт. Уж кому-кому, а вам, с вашими мозгами просто неприлично допускать подобные ошибки. Обдумайте все как следует, не спешите дать окончательный ответ, - вытирая пот со лба белым махровым полотенцем с вышитым логотипом закрытого клуба, сказал Великий магистр Ордена.
- Кстати, ваша неуверенность отразилась даже на игре. Вы сегодня держите ракетку из рук вон плохо, а ведь она как женщина - сразу чувствует, когда мужчина во время секса мысленно не с ней, - улыбнулся герцог Савойский, запив водой две таблетки, понижающие давление.
- Тем не менее, мы с принцем вас изрядно заставили попрыгать по корту, - поспешил оправдаться Питер Керрингтон.
- В нашем поражении ничего удивительного нет, если учесть тот факт, что ваш опыт игры в теннис на четверть века больше нашего, - польстил герцогу принц Альберт.
- Также как и сам возраст, - улыбнувшись, заметил Великий магистр, моргнув герцогу, которому тоже перевалило за семьдесят пять.
- Да, нынешняя молодежь, ни к черту. В свои пятьдесят я мог запросто после перелета из Нью-Йорка в Лондон затрахать до поросячьего визга молоденькую японку, утром вылететь в Сингапур на частном самолете с оборудованном в нем джакуззи с моделью Хью Хеффнера, где мы с перерывом на легкий ланч и коктейли непрестанно занимались сексом, а уже ночью в полете над Тихим Океаном уплетать канапе с красной икрой под шампанское и легкий минет элитной русской проститутки.
- Шахтеры по сравнению с вами, Эдмунд, просто бездельники, - рассмеялся лорд Кэррингтон.
- Вы правы, тяжела наша доля мотаться по всему свету, предоставляя услуги нашего Ордена власть имущим.
- Вот почему мы только в паре и играем в теннис. Если у кого-то из нас собьется дыхание, то напарник всегда подстрахует. Жаль, что у вас, Питер, нет настоящего друга, на которого вы могли бы всегда положиться в трудную минуту. Чувство локтя это прекрасная и незаменимая вещь, - измеряя себе давление, сказал герцог.
Питер сложил ракетку в чехол. Он не был в духе сегодня объяснять первым лицам Ордена, без мнения которых не принималось ни одно важное решение главами стран Большой Восьмерки, причину своего желания отойти от дел на покой. Лорд Кэррингтон хотел ответить как обычно, начав с пространной ерунды, чтобы напустить тумана и незаметно увести разговор в другое русло. За долю секунды текст уже выстроился у него в голове:
"Позвольте, джентльмены, обратить ваше внимание на то, что вряд ли чувства можно вообще назвать вещью, и вряд ли мы в полной мере осознаем, что они собой представляют. Когда мы говорим о них, то становимся похожими на первых художников каменного века, которые не копировали природу, а воссоздавали на стенах пещеры в искусных рисунках видения, возникавшие у них в мозгу во время медитативного транса после хорошей дозы галлюциногенов. Вот почему чувство локтя, как вы изволили выразиться, в силу ограниченности нашего сознания не может быть нами осознано в полной мере, а лишь.....".
Питер уже открыл рот, чтобы ненавязчиво жестикулируя одной рукой, и слегка затягивая паузы там, где это было нужно, произнести эту чушь. Для создания эффекта протекания глубоких мыслительных процессов в коре головного мозга он уже даже придал лицу немного рассеянный вид, как будто он был всецело поглощен идеями, которые генерировал его мозг. Но вдруг его осенило:
"Стоп. Зачем много мудрить. Раз уж этот старый пень с таким самоупоением рассказывает о своем ненасытном сексуальном апеттите, то нужно просто вызвать у него отвращение к себе. Сделать вид, что я подсел на героин, потому что мой партнер заразил меня ВИЧ инфекцией. Пока выяснят, что все это чепуха, пройдет день-другой, а там - придумаю что-то еще. В конце концов, и в результатах анализа крови часто допускают ошибки, поэтому никто меня в обмане обвинить не сможет. Даже посочувствуют, что я стал жертвой врачебной ошибки. А мой врач все равно отвертится. Скажет, что лаборантка молодая, работает без году неделю, вот и перепутала пробирки. Обычное дело, хотя и неприятное".
Уже не особо пытаясь подбирать обтекаемые слова, Питер ответил первое, что пришло в голову:
- Вы же знаете, ваше высочество, что я гей, и вместо чувства локтя меня, честно говоря, как-то больше радует то неповторимое ощущение эйфории при виде твердого как железобетон члена, который вот-вот окажется там, где он и должен быть всегда. Я имею в виду свою маленькую аккуратную попочку. Впрочем, вы же знаете, что она именно такая, как я и говорю. Вам ведь тоже нравится засматриваться на нее, когда я выхожу из раздевалки абсолютно голым в душевую комнату.
Принц Альберт поперхнулся фрэшем, и Питеру пришлось похлопать его по спине. Не обращая внимания на округлившиеся глаза "стариканов", он продолжил:
- К тому же в наше стремительно развивающееся время тотального эгоцентризма и глубокой социальной замкнутости каждого индивидуума, лучше уж заниматься меценацтвом и благотворительностью, чем иметь близких друзей. По крайней мере, хоть не останется потом чувства досады, или того хуже - разбитого сердца. Ведь самые серьезные неприятности, как правило, и приходят от этих легкомысленных жеребцов, которые так и норовят перепихнуться с каким нибудь модным мужланом на стороне. Им просто не дано понять, что близкие доверительные отношения между двумя мужчинами это не просто секс, а нечто большее - это искусство. Настоящее прекрасное и возвышенное искусство. Как хорошие стихи, от которых хочется плакать или завораживающий своей магией шедевр кисти великого мастера времен Ренесанса.
Альберт подскочил с места, как будто его ужалила африканская оса и, едва добежав до выхода, вырвал прямо в урну. Врач-физиотерапевт тут же вырос возле него с бутылкой воды и свежей салфеткой.
- Он явно не разделяет ваших возвышенных чувств, - залился смехом герцог.
- Надо было вам, Питер, еще снять шорты и покрутить вашим хваленным задом прямо перед принцем, тогда бы он точно до урны не добежал, - улыбнулся Великий магистр, а затем тоже рассмеялся, вспомнив слова Кэррингтона:
- Оказывается, мы безнадежно отстали от жизни. Питер утверждает, что теперь гомосексуализм стал прекрасным и возвышенным видом искусства, как творения рук Микеланджело, музыка Генделя, или стихи Байрона.
- Само собой разумеется, ведь все они тоже были геями. И если Микеланджело боялся даже самому себе в этом признаться, боясь Папского гнева, а Гендель понимал, что вдобавок к чревоугодию это уже будет слишком для общественности и принесет ему дурную славу, то Байрон афишировал это на каждом углу, ничуть не стесняясь строгих нравов пуританской Англии, - вытирая слезы смеха, сказал герцог.
Доливая в чашку зеленый чай, от струйки которого еще исходил пар, он продолжил, перейдя на дружеский тон:
- Перестаньте валять дурака, Питер. Мы с вами знакомы вот уже долгих пятнадцать лет и, хотя вы тщательно скрывали от нас свои сексуальные предпочтения, мы знали об этом с первого дня вашего посвящения в магистры. Скажите, разве за это время вас хоть кто-то упрекнул этим?
- Я никогда не давал повода и уверен, что кроме вас и еще двух-трех человек, об этом вообще вряд ли кто знает.
- Вы абсолютно правы. Мы всегда смотрели на это сквозь пальцы, потому что ваше поведение до сих пор не выходило за рамки приличия. Поэтому, мне бы хотелось, чтобы вы как можно быстрее самостоятельно пришли в норму и по-прежнему удивляли нас остротой своего ума и умением предвидеть развитие ситуации, а не разыгрывали перед нами спектакль с целью уклониться от исполнения своих обязанностей в Ордене.
- Мне бы тоже очень хотелось, чтобы диагноз моего врача оказался всего лишь розыгрышем, но анализы - вещь упрямая и с ними не поспоришь.
- И чем же вы больны?
- Именно тем, чем и должен был заболеть рано или поздно. Мой последний приятель, с которым я прожил пять лет, влюбился в одного итальянского художника, некого Модельярри. Сейчас я, конечно же, понимаю, что его влечение к этому сомнительному типу было вызвано всего лишь банальным стремлением потусоваться среди лондонского бомонда, поскольку этого итальяшку постоянно приглашали на все модные вечеринки. Судя по его мазне, которая лишь немногим лучше, чем бездарный кубизм Пикассо, он стал популярным только из-за созвучности его фамилии со знаменитым Модильяни. Поначалу я думал, что это всего лишь мимолетное увлечение, которое быстро пройдет, но дни незаметно переходили в месяцы, и как-то после очередного скандала, он признался, что стал позитивным вирусоносителем.
Для убедительности Питеру пришлось даже несколько раз взъерошить волосы рукой, и поднести к губам стакан с водой трясущимися руками, изображая волнение. Возникла пауза. Надев маску легкой печали, он уже обрадовался, что его уловка сработала, но герцог снова улыбнулся, хитро прищурив глаза. Ему хорошо был знаком хладнокровный и расчетливый ум лорда Кэррингтона, ни на секунду не прекращающий подозревать в измене всех и неустанно выискивающий как радар в небе любые признаки угрозы для Ордена.
- Если вы помните, мы говорили о дружбе, - сделав глоток зеленого чая, сказал герцог.
- Да, Эдмунд, помню, чувство локтя, - ответил Питер, уловив по интонации голоса правой руки Великого магистра, что надо переходить к конструктивному разговору.
- Чай, который я сейчас пью, на самом деле растет не на плантациях. Это крайне редко встречающееся в высокогорных джунглях южного Китая дикорастущее чайное дерево. Обнаруженные в лесу деревья передаются по наследству и ценятся местными жителями больше, чем земельные наделы, от которых кормятся их семьи. Неповторимый вкус молодых листьев этого дерева и является эталоном для всего зеленого чая в мире, вот почему его стоимость превышает стоимость самого дорогого вина. Но прежде чем попасть в Лхасу, откуда его самолетом доставляют к нам в Лондон, чай проходит чрезвычайно опасный путь длиною в шесть тысяч километров. По дороге, на которую уходит полгода, спрессованные листья вызревает в тюках на спинах лошадей, приобретая все более и более насыщенный вкус. И даже в наше время караваны постоянно грабят и убивают караванщиков. Несмотря на то, что они объединяются в группы по сто и более человек, к столице Тибета едва лишь добирается половина из них, так как по ночам кроме разбойников, свою долю забирают тигры-людоеды.
"Что за бред он вообще несет, какие на хрен тигры в Китае, где все уже давно три раза опутали электрическими проводами, скоростными дорогами для поездов на магнитной подушке и автобанами".
- Надо же, страхи, какие. Ночью в Истэнде вам тоже вряд ли удастся пройти пару кварталов, чтобы не расстаться с тюком зеленого чая. И в лучшем случае дело просто закончится разбитым носом. Да и бродячих питбулей, которые загрызут быстрее тигра, у вас в Лондоне хватает. Поэтому не советую с Мэйфе вообще выходить, и уж тем более с большим мешком на спине, - сострил Альберт, который вернулся из туалета, а теперь что-то проверял, глядя в ноутбук.
Кэррингтону уже успела надоесть поучительная басня герцога, мораль которой в итоге так или иначе должна была свестись к пресловутому чувству локтя.
"Заклинило деда. Совсем рехнулся на почве своего недавнего увлечения культурой самураев. Еще бы передал мне охапку стрел и прохрипел басом с видом властного японского императора: "Попробуй теперь сломать!" Господи, неужели меня ждет то же самое в старости, и я буду загонять людям всякую лажу на полном серьезе?"
- ... дружба - это долгосрочные инвестиции, которыми не следует пренебрегать, тем более в наше время. Другими словами, Питер, если бы не чувство локтя, не пил бы я сейчас этот замечательный чай и не втирал бы вам всякую лажу на полном серьезе, - не успев войти в одно, уже почти вылетела через другое ухо Кэррингтона последняя фраза, как вдруг его мозг автоматически выбросил стальной крюк и, зацепив последнее слово, потянул все предложение обратно на обработку.
"Но каким образом? Он же повторил в точности то, о чем я только что подумал?" - испугался Питер.
- Не совсем в точности. Вы подумали о том, что не приведи Господь вам оказаться на моем месте, чтобы на склоне лет загонять всякую лажу, а я сказал втирать.
- Значит, вы рассказывали мне эту историю с зеленым чаем только лишь для того...
- Правильно, Питер. Все очень просто. Именно для того, чтобы слегка вывести вас из себя и услышать, что же на самом деле творится в вашей голове. Но в отличие от выдуманного вами диагноза, о котором ваш врач даже еще и не слышал, мой диагноз правильный и, к сожалению, для вас он неутешительный.
- И что вы теперь собираетесь со мной сделать после того, как я вам прослужил пятнадцать лет как преданный пес?
- Пожалуй, следует начать с того, что вы служили нам далеко не бескорыстно. В то время как другие высокопоставленные члены Ордена регулярно вносили обязательные платежи, вы с такой же регулярностью получали от нас по двадцать два миллиона фунтов каждый год плюс бонусы за каждую успешно проведенную операцию. Надо заметить, что вы действительно талантливый человек, поэтому сумма бонусов зачастую превышала сумму основных дивидендов, - вмешался в разговор принц Альберт, который отвечал за финансы.
- Действительно очень своевременное замечание, дорогой Альберт. Приблизительно такую же сумму выделяет парламент на ежегодное содержание всей недвижимости королевы Елизаветы II, - заметил Великий магистр и подал знак рукой начальнику охрану.
Не прошло и пяти секунд, как трое крепких парней в белых шортах и теннисках с логотипом клуба на левом нагрудном кармане уже привязывали руки Кэррингтона мягкими кожаными ремнями к инвалидному креслу.
- Да, Питер, правильно - суки. Мы такие. Но если бы вы не забыли Устав Ордена, или хотя бы прислушались к моим словам. Я же просил вас, не спешите принимать решение, но вы решили, что вы самый хитрый и умный. Надо было все-таки еще тогда, пятнадцать лет назад отправить вас в детский сад к масонам. Это у них, захотел - пришел, захотел - ушел, а от нас не уходят, - сказал герцог, развернув на столе перед собой карту Палестинской автономии.
- Разве я хоть копейку у вас украл или предал вас? Разве я этого заслужил, исполняя все ваши заведомо невыполнимые поручения? - пытаясь высвободиться, закричал лорд Кэррингтон.
- Уже сам тот факт, что вы отделяете себя от нас, говорит о многом, - склонившись с лупой в руках над картой, ответил герцог. Отметив крестиком на ней населенный пункт, он передал карту начальнику охраны, который стоял в двух метрах позади Великого магистра, и прошептал ему на ухо:
- Купите в этом городке для него антикварную лавку и поставьте на место начальника полиции нашего человека.
- О чем вы там шепчитесь, Эдмунд? Будьте мужчиной и скажите мне открыто об этом в лицо!
- Успокойтесь, Питер. Вы ведь вы сами повторяли не один раз, когда к этому креслу привязывали других членов Ордена, что иммунная система организма должна работать независимо ни от каких обстоятельств, иначе эти обстоятельства очень быстро сожрут сам организм, - проверяя списания с его счетов за последние сутки, сказал Альберт.
Указав герцогу на итоговую сумму, которую он вывел крупным планом на экран ноутбука, финансовый директор Ордена прокашлялся и обратился к официанту, который буквально подбежал, уловив его взгляд.
- Принесите какую-нибудь дрянь покрепче.
- У нас в помине не было дряни, сэр, но могу предложить бутылку Мак"калана тридцатилетней выдержки со свежими устрицами.
- Окей, Тони. Устрицы с Шабли нам, а виски для джентльмена в кресле с колесами по бокам.
Как только официант удалился, герцог оторвал взгляд от ноутбука и задал вопрос:
- Может вы все-таки объясните нам, Питер, с какой целью за два последних дня вы слили триста двадцать семь миллионов фунтов на девятнадцать кодированных счетов, да еще и в весьма солидные финансовые учреждения с безупречной репутацией.
- Этот ублюдок был просто уверен, что его никто ни о чем не спросит, потому что деньги к ним поступили из нашего банка, - закипая злостью как чайник, сказал Альберт.
- Но зачем, Питер. Вы же знаете правила. Никаких транзитных счетов в других банках. Даже если вы захотели бы стать инвестором безнадежно утопической программы космического туризма Ричарда Брэнсона, вы могли свободно отправить все деньги сразу одним платежом непосредственно со своего счета. Если поначалу я еще хотел заступиться за вас, списав все на нервный срыв, то теперь никаких сомнений даже у меня не возникает.
- Долбанные кретины! Да вы сами не знаете, во что впутались. Я проверил всю подноготную этой девушки. Марта Мейерс оставалась вплоть до последнего дня, этого гребанного тринадцатого сентября, абсолютно нормальным человеком - доктором археологии с положительной репутацией. Она никогда проституткой не была и не могла ей быть априори. Поэтому все предсказания пророков, насчет того, что мать Антихриста должна быть падшей блудницей - полная чушь. Но даже если предположить, что она действительно беременна от Сатаны, то что вы можете этому противопоставить? Может, будете читать ее мысли, или наведете на нее порчу с помощью своих прогнивших до дыр книг?
Питер рассмеялся истерическим смехом и добавил:
- Что вы там видите, когда их читаете, там же одна могильная плесень и трупный яд, заливший чернила! Не сегодня-завтра от вас самих будет исходить такая же вонь.
- Не все так печально, как вы расписываете. Если бы Сатана мог делать все, что ему вздумается, он бы не стал ждать две тысячи лет, с тех пор как его сбросили с Небес на Землю.
- Глупцы, я беседовал с теми парнями, которые выжили в той ночной резне возле базилики, и с пилотами истребителей, неизвестно как оказавшимися с полными баками за пять тысяч километров от авианосца. Все они в один голос утверждали, что никак не могли повлиять на события, происходившие помимо их воли, а полковник Мак"кафри, летевший на F-18, просто сошел с ума и теперь постоянно рассказывает о демонах, которые летели вместе с ним в кабине и управляли истребителем вместо него.
- В отличии от вас, мы знаем что нужно делать и не собираемся изменять имена и внешность, - вспылил Альберт, приподняв над головой распечатку договора Кэррингтона с клиникой пластической хирургии в Кейптауне на проведение ряда пластических операций по кардинальному изменению внешности.
- Если вы не последуете моему примеру, они вас прихлопнут как жалких тараканов. Вы же прекрасно знаете, кто участвовал в ритуале. Джино Белуджи по сравнению с ними мальчик на побегушках. Вы хоть понимаете куда влезли на сей раз, олухи!
Герцог кивнул головой, и врач ввел в вену лорда катетер, подсоединенный к капельнице. Синтетический яд, растворенный в физрастворе начал медленно поступать в кровь. Лицо Кэррингтона побагровело. Его глаза округлились от страха, когда он почувтвовал, будто по венам изнутри кто-то скребет ржавой ложкой.
- Это только цветочки, дорогой Питер. Этот яд был разработан в секретной лаборатории МИ-5. Вся прелесть этого препарата заключается в том, что он легко нейтрализуется алкоголем, поэтому противоядие можно сказать всегда под рукой, указав на спасительную бутылку Мак"калана, спокойным голосом объяснил ситуацию герцог.
Замеряя пульс "пациента" врач цинично продолжил:
- Врачебная этика не позволяет мне оставлять вас в неведении относительно полного спектра воздействия этого состава, являющегося плодом высоких научных технологий времен холодной войны. Если не принять алкоголь в течении первых десяти минут, то в организме начнут происходить необратимые деструктивные процессы. Этот препарат, набрав в крови необходимую концентрацию, начнет действовать точно так же, как и яд странствующего паука, обитающего в джунглях бассейна Амазонки из которого он, собственно говоря, и был синтезирован. Яд буквально переваривает мягкие и твердые ткани своей жертвы изнутри, превращая ее в готовый к употреблению жидкий протеиновый коктейль, а затем паук его просто высасывает. Честно говоря, более жуткую и медленную смерть тяжело себе даже представить.
- Прекратите, Эдмунд, в конце концов мы же друзья. К чему эти варварские методы!
- Ах, так значит, теперь вы все-таки вспомнили о дружбе, а я ведь предлагал вам не забывать о ней еще в начале нашей беседы. Но где уж там. Вы так увлеклись пространными философскими рассуждениями о глубокой социальной замкнутости каждого индивидуума в наше стремительно развивающееся время тотального эгоцентризма, что даже и слушать меня не хотели. И более того, недвусмысленно подчеркнули, что лучше уж заниматься меценацтвом и благотворительностью, чем иметь близких друзей.
- Вены на шее и висках Кэррингтона вздулись. Дыхание стало учащенным и он уже начал молить о пощаде:
- Я верну все до последнего пенса, только оставьте меня в живых!
- Уже лучше, но есть еще один очень деликатный момент, - приподняв руку с полусогнутым указательным пальцем, сказал герцог.
Врач начал беспокоиться за своего "пациента", поскольку его верхнее давление подскочило до 180, а на лице проявилась красная сосудистая сетка.
- Какой еще момент, Эдмунд, что я должен сказать, чтобы вы поверили мне?
- А вы пошевелите мозгами, пока они не превратились в овсянку и вспомните клятву, которую давали когда присягали Ордену на верность.
- У нас меньше, чем четыре минуты, - занервничал врач.
Альберт налил виски в стакан. Придвинув его ближе к Кэррингтону, он улыбнулся и сказал:
- Может запах противоядия поможет вам вспомнить?
В ушах у Питера все сильнее нарастал шум схожий со звуком высоковольтной трансформаторной подстанции, которая работала на полную мощность и вот-вот должна была сгореть из-за скачка высокого напряжения.
"...клятва, присяга...разве человеку под силу вспомнить то, что пробормотал пятнадцать лет тому назад, да и то, повторяя слова за магистром? Он бы меня еще гимн бойскаутов заставил вспомнить"
- Три минуты, давление 200, - промокнув крупные капли пота, выступившие на лбу рукавом от белоснежного халата, - сказал врач, вопросительно посмотрев на герцога.
- Прекрасные устрицы, изумительный вкус, - не обращая внимания на волнение доктора, сказал Эдмунд, пригубив Шабли.
- М...да...а вино, честно говоря, ни к черту. После семьдесят шестого, когда старик Кампен умер, он унес с собой в могилу рецепт настоящего Шабли. Его сыновья неучи как ни старались пустить пыль в глаза, но так и не смогли повторить тот незабываемый вкус, - недовольно скривился Великий магистр, проглотив вино.
- Может я принесу Гранд Крю урожая пятьдесят шестого?
- Не стоит Тони, все равно осадок останется.
- Прошу простить меня, ваше высочество. Я немедленно распоряжусь, чтобы его изъяли и выставили на аукцион.
- А знаете что, плесните мне пару капель этой дряни, как изволил выразиться принц Алберт. Лучше уж пусть во рту останется вкус Мак"калана, чем этого винного уксуса.
- Может принести из коллекции тридцать восьмого года?
- Не стоит распечатывать бутылку из-за двадцати пяти грамм. Больше я все равно не выпью.
Официант протер горлышко бутылки стоимостью в семь тысяч фунтов и, отмерив мензуркой должное количество виски, перелил его в разогретый стакан.
- Браво Тони, я еще часа три буду ощущать во рту этот насыщенный вкус.
- Осталась минута и десять, а потом только полное переливание крови. Но мы все равно не успеем, пока все приготовим, пройдет минут семь. За это время он превратится в полного овоща, - глядя на секундомер, не на шутку разволновался врач, понимая, что смерть лорда Кэррингтона будет на его совести.
Заметив, что Питер начал судорожно извиваться и вращать глазами, как одержимый, герцог обратился к нему.
- Повторяйте за мной клятву, которую вы должны были знать также, как "Отче наш": Ex praeterito - praesens prudenter agit - ni futura actione deturpet
Кэррингтон мычал вслед за ним, будто у него был кляп во рту, и как только он произнес последнее слово, врач вытянул иглу из вены и буквально влил в его горло стакан виски. Питер жадно глотал, едва успевая за наклоном стакана. Выпив до дна, он с не меньшей жадностью вдохнул полной грудью и зарычал как раненый зверь.
- Русские раньше обычно занюхивали рукавом, и многие из них на этом и попадались на попойках, которые специально устраивали цэрэушники на конспиративных квартирах во времена маккартизма, - рассмеялся Великий магистр.
- Жаль, что у него руки привязаны, - поддержал его шутку герцог.
- Совсем слабенький попался. Впритык, еще полминуты и пришлось бы действительно откачивать его, - облегчено вздохнул врач.
- Как же вы можете точно определить время точки невозврата? - удивился Альберт, - ведь пока алкоголь попадет в кровь и нейтрализует токсин пройдет еще не меньше десяти минут. К тому же ваш "пациент" мог плотно позавтракать, а жиры в свою очередь тоже нейтрализуют алкоголь, значит яд в крови так и останется. Одним словом, все это мне очень напоминает русскую рулетку.
- Хороший вопрос. Он хоть и подлец, но его убийство совершенно не входило в наши планы, - поддержал его герцог.
- Как правило, контрольное время применения антидота берется всегда с солидным запасом, но в нашем случае его определить практически невозможно из-за физиологических особенностей каждого организма. Поэтому я всегда стараюсь вводить "пациентам" лишь половину от смертельной дозы яда, с которой в принципе здоровый организм должен справиться самостоятельно. Но и ее хватает, чтобы они ощутили на себе все прелести приближения клинической смерти. Главное - это вызвать у клиента сильный испуг. Но сегодня я испугался больше чем он, и перекрыл подачу токсина еще пять минут тому назад, когда его давление дошло до отметки 170.