Аннотация: Это - сюрреалистическое место. Собственно, ничего уникального в нем нет. Обычная школа французского для иммигрантов и беженцев. Таких в Монреале много. Есть дневные курсы, есть вечерние. И есть куча народу со всего мира.
Предисловие
Это - сюрреалистическое место. Собственно, ничего уникального в нем нет. Обычная школа французского для иммигрантов и беженцев. Таких в Монреале много. Есть дневные курсы, есть вечерние. И есть куча народу со всего мира.
Днем я учился на КОФИ. Вечера были свободны. Интереса ради, я пошел записываться в "Ив Терьё" (как называлась школа).
Кафетерия школы. Длинная разноцветная очередь на собеседование. Собеседование простое - учительница говорит: "Вот, вы заблудитись в Монреале и нужно спросить дорогу к метро. Как вы это скажете?". В зависимости от ответа учеников распределяли по группам - кого в первую, кого во вторую, а кого даже и в третью. Со мной всё было сложнее. Убедившись, что я могу расспросить дорогу к метро, спросили, что я буду делать через 10 лет. Обнаружив, что я умею использовать futur simple, учительница удивилась и долго не знала, что со мной делать. Отправить ли на fran?ais ?crit, или... В конце-концов, посовещавшись, меня запихнули на 5-й уровень, взяли 40 долларов и я стал частью этого замечательного мира - планетки под названием "Эколь Ив Терьё".
1. Наша группа
В группе нас было человек 18, хоть и ходили не все и не всегда. 90% - латиноамериканцы. Была также девочка-гаитянка и марокканка. А также - один вьетнамец, который закончил Университет Лаваль. В Лавале вьетнамца выучили языку C, что и помогло ему найти работу в Банк Насиональ. А вот французский, в отличие от С, пришлось доучивать в Ив Терьё.
Был еще один испанец из Испании. Классный парень. Однажды на пляже он познакомился с квебекской туристкой. Слово за слово, и вот они поженились, и переехали в Монреаль, и он нашел работу как dessinateur на Автокаде. И вечерами ходил в нашу школу.
Училка у нас была классная. Истинная квабекуа, простая, веселая, любопытная и инициативная. "Работать и учиться можно, - говорила она нам. - Например, оба своих бакалаврата и все университетские сертификаты я сделала en travaillant au m?me temps. Au temps partiel."
2. Курсы испанского
Группа, как я уже сказал, была почти сплошь испанофонная. Естественно, стоило училке отвернуться, все тут же переходили на испанский. Это ее сердило. "Испанский - замечательный язык, но вы же французский учите! Вот сегодня у меня в дневной группе было восемь женщин - марокканка, русская, перуанка, китаянка, иранка, румынка, таиландка и полька. Они тоже болтали - о модах, о кухне, о детях. Но - всегда на французском".
Конечно, такие увещевания действовали мало.
Мне все это очень нравилось. И когда меня спрашивали, что я делаю в Ив Терьё (раз уже знаю, как пройти к метро и как формируется futur simple ) , я честно отвечал: учу испанский язык.
ЗдОрово, в общем, было.
3. Загадочный зверь Ча
В первый же день я познакомился с симпатичной барышней из Колумбии. Мы разговорились, и она призналась, что не любит Ча. Я спросил, что такое Ча. Она ответила, что это такое животное. "Оно живет в Колумбии?" - спросил я. Оказалось, что да, в Колумбии, но встречается также и в других странах. Я спросил, какое оно из себя. Выяснилось, что Ча покрыто шерстью. Мне представилось что-то среднее между тапиром, муфлоном и морской свинкой. Иди знай, что там водится в колумбийских джунглях! Так мы беседовали долго, пока, наконец, учительница не раздала учебник с яркими картинками. На второй странице была нарисована мышка. "Вот! - торжествующе воскликнула колумбийка - Вот такими зверьками питается Ча! А я Ча не люблю!".
И тут словно пелена упала с глаз. Загадочный колумбийский зверь Ча оказался обычным "ша" - "chat", то есть домашним котом.
Больше я этой девушкой не интересовался - как можно всерьез увлечься девушкой, которая не любит Кошек?
4. Гимн Ива Терьё
Кроме латиноамериканцев, в школе были и другие люди. В том числе, украинцы и русские. А кроме того у школы был Гимн. Гимн весел за стеклом в коридоре и каждую переменку, направляясь в столовую, мы пробегали по нему глазами. Гимн был, естественно, на французском. А авторы, ученики дневной смены. Автора, собственно, два - он и она. Она - судя по имени - русская. Он - судя по имени - нет. Песенка замечательная. Жалко, что я ее не помню в рифму. А смысл такой:
"Nous sommes les immigrants
Qui ont choisi vivre au Québec
Mais pour ça il faut apprendre français.
C'est notre choix,
C'est pas une obligation" (последняя строчка повторялась 2 раза)
"C'est bon pour le travail
Et pour l'université;
C'est bon!
Bon! Bon! Bon!"
Песенка мне нравилась. Долго пытался угадать, кто из авторов добавил про университет, а кто предложил "Bon! Bon! Bon!".
5. La cafeteria y los Peruanos
Кафетерия - это место, где можно пообщаться. Вовсе не обязательно что-то кушать. Вовсе не обязательно покупать кофе или чипсы в автоматах. Достаточно просто прийти.
За длинными столами сидят ученики. Каждый - в своей компании. Чтобы стать своим, достаточно подойти, сесть рядом и заговорить со всеми. Легче всего сойтись с латинос - они веселые, общительные и жизнерадостные, принимают тебя таким, как ты есть. В большинстве своем - беженцы-перуанцы. При слове "беженец" многие брезгливо поморщатся. Так вот - это был не тот случай. Толковые, умные ребята, с университетским образованием. Днем работали на фабриках, вечером учили французский. И очень жалели, что из-за отсутствия иммиграционной визы не могут пойти учиться дальше - в университет или колледж.
В латинос меня всегда восхищала их свобода.
Все остальные - украинцы, арабы, русские, китайцы - вбили себе в голову, что нужно непременно сделать карьеру. Нужно добиться определенного материального и социального уровня. Прежде чем жениться, нужно подумать, чем кормить семью. Прежде чем делать детей - а сможем ли мы дать им хорошее образование и воспитание. А вообще-то нужно купить (или построить) дом, посадить дерево и т.п..
Хорошие идеи. И ради них люди (иногда уже в очень зрелом возрасте) годами истязают себя в университетах, работают в поте лица, копят деньги...
У латинос все проще. Жить нужно просто и радостно. Работаешь на фабрике? Не беда, зато не сложно. Денег мало? Можно отключить телефон, или поселиться всемером в одной квартире. А почему бы не бросить все и не съездить на пару месяцев в Ванкувер: друзей там повидать, на пляж сходить, заодно и английский подучить. А как же работа? A работа - не волк.
Нравится женщина - так и женись. Надоедите друг другу - разведетесь. Дети будут - хорошо. Много детей - не беда. С голоду они не помрут, а дорогу как-нибудь да найдут. И из окон многоквартирных иммигрантских "хрущовок" несется музыка. А на асфальте, в теплой влажности монреальского летнего вечера, играют ребятишки всех цветов кожи. Их родители работают на фабриках, а придя домой откупоривают бутылку дешевого пива и врубают музыку.
И знакомый квебекуа, который уже восемь лет работает на ливрезоне в соседнем депаньоре, говорит: "На этой улице всегда праздник!".
Но я, кажется, отвлекся.
6. Юля
На самом деле ее звали Жули, или, по-испански, Хулия. Но она несколько лет прожила в Москве, прекрасно говорила по-русски, и иначе, как Юлей я ее называть не мог.
Она была кубинка, черная, за мужем за конголезийцем.
Когда-то давно она приехала учиться в Советский Союз. Сначала оказалась в Кишиневе, потом перевелась в Москву. Где-то там, в необъятных московских альма-матер, она встретила своего будущего мужа.
"Одиссея" затянулась на целых 8 лет. Потом была Франция. Потом - Квебек.
Мы часто трепались с ней - по-русски и по-французски (испанского я тогда не знал).
Юля часто жаловалась на расизм - в Квебеке, мол, его много. "Ну а во Франции?" - спрашивал я. "Там еще хуже". "А в России?" . "Ну, этот ужас я вообще вспоминать не хочу...". Я часто удивлялся ее смелости. Жить в Москве, когда у тебя черный цвет кожи! Я бы не рискнул.
Правда, в альтернативе была Куба. Там, расизма нет, зато - Фидель Кастро и коммунисты у власти. Иди знай, что хуже.
Она говорила - и вполне справедливо - что черных в Квебеке недолюбливают; что черному куда тяжелее найти работу, чем белому; что на весь остров Монреаль - всего один черный полицейский (тогда это действительно было так).
Однажды она разговорилась с другим кубинцем. Тот попал в Квебек не сразу, а сперва покантовался какое-то время в Доминиканской Республике.
"В Доминиканской Республике? - воскликнула Юля - Там же полно гаитян!".
"Чего ты так гаитян не любишь?" - спросил я Юлю. "Тяжелые они люди..." - вздохнула она. Мы говорили по-русски и потому спокойно продолжили обсуждать гаитян. Услышав слово "креоль", гаитянка из нашей группы насторожилась, и мы притихли. Сошлись на том, что и гаитяне бывают разные.
7. День борьбы с расизмом
Есть в Квебеке такой день. Большинство квебекуа, как водится, о нем не подозревает. Как и не подозревает, что в Квебеке живет хоть кто-то, отличный от Canadiens français, anglophones et Amérindiens.
Зато в каждой иммигрантской школе проводится тематическая беседа, вернее - всеобщее обсуждение.
Ну и мы не остались в стороне. Есть ли расизм в Квебеке? Конечно, есть. Но... Все сложнее, чем кажется.
Испанец сказал: "Вот, к примеру, в фирме, где я работаю, я - единственный иностранец. Остальные все - квебекуа. И никакой антипатии я не чувствую". "Так это потому, что ты белый!" - хором сказала небелая часть группы. Юля рассказала как одна ее подружка, тоже черная, путешествовала со своим белым мужем по Bas-Saint-Laurent.
Знаете, когда португальцы впервые причалили к берегам Гвинеи, африканцы очень удивились, узнав, что не все люди на земле черные. Но то было в 15-м веке. А в конце века 20-го, в цивилизованном Квебеке, повторилась обратная ситуация. Ба-сен-лоранцы были поражены! Они впервые увидели кого-то не белого! Ошеломленные, подходили они к Юлиной подруге и осторожно прикасались пальцем к ее руке - не мажется ли?
Вспомнили, что расизм бывает взаимный. "В Испании, - начал испанец, - есть большая проблема: там много циган. Многие испанцы к ним плохо относятся. Но и цыгане не любят испанцев, причем куда сильнее.".
"Да, - согласилась учительница, - Это бывает часто. Были и у меня знакомые гаитяне...".
Это правда, что среди гаитян много расистов.
Согласились, что все стороны "хороши".
Юля сказала, что на Кубе - лучше, потому что все расы перемешаны. Есть, конечно, "чистые" белые и черные, но "что ты можешь сделать, когда 75% перемешано?".
Это правда. И это мне больше всего понравилось на Кубе. Расизм там, может быть, и есть, но куда слабее, чем в остальном мире. И о человеке судят скорее по его личным качествам, деньгам, положению в обществе, чем по цвету кожи. Богатый бармен в отеле для интуристов может быть черным, а нищий гаванский инженер - как раз белым. И наоборот бывает. Одна из причин, почему я полюбил Кубу. Несмотря на весь ее грязный (в прямом смысле слова!) коммунизм. Впрочем, речь не обо мне.
Слова Юли были правдой. И не потому ли в Одессе меньше шовинизма, что несколько народов перемешаны в плавильном котле.
Может быть когда-нибудь и Монреаль станет таким? Надеюсь... А пока - это город национальных общин. На улицах все очень вежливы. А дома, "на кухнях", не стесняются в выражениях. Но это должно измениться. И тогда здесь, в Квебеке, родится новый франкоязычный народ, единый, многоцветный, с богатой живой культурой. Он соберет в себе все лучшее, что есть в мире. Когда-нибудь...
8. Sarita Mercedes
Была в нашей группе девчонка-перуанка. Как почти все перуанки, она была полненькая и веселая. Звали ее Мерседес.
"Уменьшительное от Мерседес - это Мече?" - спросил как-то я, вспомнив "Литуму в Андах" Варгаса Льосы.
"Да" - сказала она. Потом рассмеялась и написала на парте слово "Sarita".
- Почему Сарита? - удивился я.
- Мое второе имя - Сара.
- Я не люблю имя Мерседес, - добавила она.
- Почему?
- Потому что святая Мерседес - покровительница воров, а святая Сара - покровительница ремесленников.
Мы еще поговорили. Потихоньку она рассказала свою историю. Они приехали из Перу два года назад - Сарита и ее мама. Беженцы. Социальное пособие. Кроме пособия, Сара работала на швейной фабрике. Конечно за наличные (то есть нелегально). И денег хватало с головой.
Но потом они перетянули в Квебек Сарину бабушку и пособие стало нерентабельным. "Слушай, - сказала однажды Сара директору фабрики, - я уже не могу работать "на черную"". "Очень хорошо, - сказал директор, - у меня как раз есть знакомый, которому нужны люди". Так Сара попала на другую фабрику, где работает уже легально. Но когда на "старой" фабрике срочный заказ, она возвращается туда в свободное время. По старой дружбе, да и просто подработать.
9. Турецкий марш
На переменке мы курили на улице. То есть я не курил, просто стоял рядом. Здорово, когда вокруг много народа. И не обязательно курить, можно просто стоять на улице и разговаривать со знакомыми. А если знакомых рядом нет, можно познакомиться с кем-нибудь новым.
Их было трое - молодой человек и две девушки. Они стояли в стороне, всегда держались своей группкой - белокожие, современные, одеты аккуратно - и разговаривали на незнакомом мне языке. Это не был ни французский, ни испанский, ни английский, ни украинский, ни немецкий, ни русский, ни арабский и никакой из других мало-мальски знакомых мне языков. Европейская внешность незнакомцев исключала японскую и эфиопскую версии.
- Простите, на каком языке вы говорите? - спросил я однажды.
- На турецком, - ответили носители неизвестного языка.
- Вы из Турции? - уточнил я.
- Мы из Турции, - ответили турки. И продолжили прерванный разговор.
Ближе познакомиться так никогда и не получилось.
Не было у них ни чалмы, ни паранджи, ни даже самого завалящего ятагана. Были теплые свитера, синие джинсы и очки в красивой металлической оправе.
10. Налоговая суета
Каждую весну квебекский народ предается традиционной забаве - заполнению деклараций о доходах. Декларации две - квебекская и федеральная. Люди взрослые заполняют декларации сами или нанимают специалистов. А вот для иммигрантов есть лазейки. Добрые люди из агентств по адаптации заполнят анкеты доллара за 4 максимум. Ну а для учеников "Ива Терьё" - бесплатно.
В назначенный день, по заранее зарезервированному рандеву я зашел в класс Икс. За столом сидел человек в массивных очках. Смуглая кожа и акцент выдавали юго-восточное происхождение. Он был волонтер и, к тому же, стажер. Заполнение иммигрантских деклараций давало ему опыт работы по специальности. И при том - квебекский опыт.
Супервизор где-то запропастился и волонтер немного волновался. Долго решали, что делать - ждать шефа или начинать прямо сейчас. К обсуждению подключились учительницы и очередь. Тут в аудиторию вошел черный лет сорока. Он говорил только по-испански, а французским и английским не владел. Все пытались понять, чего он хочет и как ему помочь. Хотел он, видимо, заполнения деклараций. И, кажется, у него не было при себе студенческой карточки нашей школы. Волонтер совсем уже разволновался. Он жаловался на судьбу и сетовал, что не знает испанского и что он вообще-то новенький. Появился супервизор, занялся испанофоном. Волонтер неуверенно приступил к моим декларациям.
Но все закончилось хорошо. Новичок справился с работой грамотно.
11. А девушки любили глупых
Среди прочих латинос в нашей группе был парень-мексиканец. В отличие от большинства наших, он не был ни иммигрантом, ни беженцем, ни даже иностранным студентом. Был он иностранным специалистом - работал в некоторой фирме. Должность его называлась, кажется, technicien en informatique: он ни то собирал компьютеры, не то чего-то паял. Работодатели мексиканца тоже были мексиканцы, поэтому языковых проблем на работе не было. По вечерам же парень учил французский. Ко времени нашего знакомства он был уже на предпоследнем уровне. В свободное от работы и французского время мексиканец делал иммиграцию.
Хороший он был человек - добрый, открытый, всегда готовый помочь. Мы часто с ним разговаривали.
- А у тебя есть девушка? - спросил я однажды, когда мы стояли на крыльце, коротая переменку.
- Нет, - сказал он. И философски прибавил: - Девушкам нравятся глупые. Особенно красивым девушкам.
- Бывают и исключения, - возразил я.
На крыльцо вышел наш испанец, вывезенный невестой-квебечкой с барселонского пляжа.
- О чем беседуем? - спросил он.
- О женщинах, - сказали мы.
Мимо прошла симпатичная девчонка, одетая элегантно, несмотря на раннюю весну. Она шла быстро, наверное спешила к кому-нибудь глупому. Мы все втроем взглянули ей вслед.
- Да, - протянул испанец.
- Ты ведь женат, - улыбнулся я.
- Но это ведь не значит, что мне нельзя смотреть! - возразил он.
Переменка закончилась. Мы вернулись в класс.
12. От Лимы до Ванкувера
С Альфонсо мы впервые разговорились на улице.
Было это так. Последний урок закончился и все ученики школы Ив Терьё поспешили домой. И огромная толпа вывалила на Пи-Нёфь. И, конечно же, в автобус поместились не все. И не поместившиеся пошли пешком. В их числе - и мы с Альфонсо. Благо идти было недалеко - что ему, что мне. Мы разговорились.
Альфонсо был перуанец, из Лимы. Я стал его расспрашивать о кварталах, названия которых почерпнул исключительно из "Tia Julia" Варгаса Льосы. Альфонсо подивился глубине моих географических познаний и принялся отвечать. Описывая очередной квартал, он прибавлял: "Это район, где живут люди с деньгами", или "Там, в принципе, живёт средний класс, но чуть побогаче". Родители Альфонсо тоже были из квартала, где живёт средний класс, но, в принципе, с деньгами.
Лет было Альфонсо 24. И был он беженец (как, впрочем, и большинство наших латинос). Беженство своё он заслужил честно. Во-первых, некоторые его университетские приятели были левыми, чуть ли не коммунистами. И, кажется, его угораздило пару раз зайти на какой-то митинг. Перуанскому КГБ это не шибко нравилось. Кроме того, Альфонсо был звеньевым в какой-то протестантской церкви - организовывал церковно-приходскую деятельность таких же ребят, как он сам. и эта социальная активность тоже не приветствовалась.
И вызвало его перуанское КГБ в потайную неприметную комнатку в университете, и спросило: "А чего это ты, Альфонсо, замечен на левом митинге? И почему у тебя друзья подозрительные? И что это еще за церковно-протестантская работа с массами?". А с перуанским КГБ, как известно, шутки плохи (см. "Литума в Андах" того же Варгаса Льосы).
Так что беженство своё Альфонсо и правда заслужил.
Я сказал ему, что я думаю о коммунистах.
Он объяснил, что в принципе согласен.
А ситуацию обрисовал примерно так. Студенчество бурлит. Все понимают, что в стране происходит что-то не то. Одни уходят в религию, другие - в радикальные течения.
В частности, активно вербуют народ коммунисты-революционеры. В студенческой среде у них есть свои агитаторы, подпольные кружки. Вербовку начинают мягко и ненавязчиво. Просто как-нибудь на перемене твой одногруппник отвлеченно спрашивает: "Ну, что ты думаешь о том, что сейчас происходит в Перу?". Вербуемый (если он не слепой с рождения и не клинический идиот) отвечает, что, по его мнению, не происходит ничего хорошего. "А вот ты хотел бы изменить ситуацию к лучшему?" - спрашивает агитатор. "Да как же её изменишь-то!" - сокрушается жертва. "А вот ты знаешь, есть люди, которые считают, что кое-что исправить всё же можно...". И так, слово за слово, новичок втягивается в подпольную деятельность.
Полиция всё это вычисляет, у неё свои информаторы. И время от времени левым приходится не сладко. По словам Альфонсо, несколько его приятелей вот так вот и в тянулись в борьбу за правду, и потом имели проблемы с властями.
На мой вопрос о Sandera Luminosa, объяснил, что эти уже не стреляют. "У них ничего конструктивного, - критиковал он сандеристов. - Захватят какой-нибудь городок, расстреляют кучу народа - и обратно в горы. Никакой конструктивной программы, только людей зря резать".
Альфонсо работал на фабрике. Денег хватало чтобы снимать неплохую квартиру 2 1/2, где комната и кухня были разделены лишь символически. Дом был иммигрантский, но уютный. Телефон Альфонсо отключил из экономии.
Когда я его видел в последний раз, он собирался в Ванкувер. Просто так - друзей навестить, английский подучить, да и вообще, мир посмотреть. Ну, поработать там месяц-другой на фабрике, чтобы было на что жить и на что назад доехать.
Меня, помнится, тогда и поразила, и восхитила такая свобода. Его совершенно не беспокоили вопросы договора на квартиру, ни потеря монреальской работы, ни где он будет жить в Ванкувере первое время, ни незаконченный курс французского в школе. Просто захотелось человеку съездить в Ванкувер - и он собрал чемоданы.
13. Дочь Саскачевана
Нельзя сказать, чтобы она сильно выделялась в нашей многорасово-многонациональной толпе. Обычная белая девушка среднего роста с русыми волосами. Впервые я ее заметил в автобусе. Выделил её не по внешнему виду, а по очень хорошему английскому. "Значит, ты предпочитаешь английский?" - спросила она своего собеседника. "Да, я очень предпочитай английский!" - ответил тот с сильным латиноамериканским акцентом. "Но я думала, что тебе, как испаноговорящему, проще с французским, языки-то похожие...", "Нэт, канэшна нэт! - возразил собеседник. - Английский - лучший!". Он явно был польщен вниманием "такой красывый дэвушка" и готов был соглашаться со всем, чтобы добиться её расположения: английский, так английский, французский, так французский, индокитайский, так индокитайский... К несчастью девушка не искала кавалера. Она просто общалась.
Как-то мы разговорились с ней. Она оказалась из Саскачевана. Выросла где-то на ферме, среди степей. А в Монреаль приехала, чтобы учить французский. И, вместо университетов и колледжей, пошла в иммигрантскую школу "Ив Терьё". Была она, кажется, еще на начальных уровнях. Говорила, пока что, только по-английски.
- Правда ли, что в Саскачеване много украинских фермеров? - спросил я однажды.
- Не знаю, - сказала она. - I am Canadian farmer.
Квебекцев она недолюбливала, впрочем как и их акцент.
- Я говорила со многими - с бельгийцами, с французами, с арабами - говорила она по-английски восхищенным латиноамериканским поклонникам - И все говорят про квебекский акцент только одно: ugly.
Было, конечно, не совсем понятно, почему тогда она выбрала учить язык в Монреале, а не в Париже, не в Брюсселе и не в Марокко... Ну да ладно.
Она была одной из бесчисленных бусинок той пёстрой людской мозаики, что сложилась в Иве Терьё.
14. Страж Ива Терьё
Страж стоял на посту. Каждый вечер - до, после и во время занятий - он бродил по коридорам, трепался с учениками и следил за порядком. На нём была неброская униформа. Он всегда рад был поговорить.
Было ему за тридцать, но еще не сорок. Говорил на хорошем французском без ярко выраженного акцента той или иной страны.
Как-то мы разговорились с ним. Узнав, что я из Украины, то есть из бывшего Союза, он очень заинтересовался.
- Я знаю, кто у вас там главный! - похвастался он - И про Ельцина знаю, и про Горбачева, и... кто у вас там в Украине?.. Кравчук/Кучма? Всё я знаю!
- Это очень хорошо, что ты всё знаешь, одобрил я.
- Да, я знаю! Я знаю личного телохранителя Горбачева! И телохранителей Чаушеску тоже знаю! Всех я знаю! Я знаю всех!
- Да откуда же такие познания? - удивился я.
- А мы как-то организовывали в Румынии встречу одного президента с Горбачевым и Чаушеску. Я был в охране и потому знаю всех телохранителей! Всех я знаю!
- Ну вот и замечательно, - сказал я. До урока было мало времени, хотелось размять ноги, да и разговор со всезнающим охранником всевозможных президентов начал меня утомлять.
- Это всё Горбачёв виноват! - сказал страж Ива Терьё. - Это он всё развалил! А еще эти трое бандитов - Ельцин, Кравчук и Шушкевич. Четыре человека - и всё развалили! И нет теперь Советского Союза! Преступники они, вот кто. Я всёооо знаю!
Тут мы с ним заспорили. У меня были несколько другие взгляды на причины распада СССР и влияние этого распада на "союзные" народы. Спор был жаркий.
- Если всё так хорошо, то почему же ты здесь? - ехидно бросил он. - Почему ты не в своей независимой Украине?
- A сам-то ты откуда? - спросил я. - Ты коренной квебекуа?
- Нет.
- Тогда почему ты здесь?
- А я - франкофон. Это всё одно и то же - франкофонный мир. Что там жить, что здесь.
- Ну хорошо, ты франкофон. Но из какой страны?
- Я гражданин мира!
- Граждане мира тоже бывают откуда-то.
- Ну вот, я жил в долинах Луары...
Прозвенел звонок и я пошел в класс.
Через неделю или две мы возвращались с переменки с Аишей, симпатичной девушкой-марокканкой. А на встречу нам - охранник. Аиша обменялась с ним несколькими фразами на арабском.
- Откуда он так хорошо знает арабский? - с завистью спросил я. Мой собственный словарный запас этого языка не превышал тогда десяток слов.
- Он жил в Тунисе...
- Брехун он, однако, редкий, - заметил я. - Говорит, будто охранял Горбачева, Чаушеску...
- Почему же брехун?
- Ну, если он охранник такого уровня, то почему же охраняет школу для иммигрантов, а не что-нибудь важное, правительственное.
- Ну... тут же тоже бывает... как это сказать... расизм, ксенофобия...
- Какой же расизм, когда он из Франции, из долин Луары?
- Из Франции? - расхохоталась она. - Да он же тунизиец!
Долго сердился я на всезнающего тунизийца, который спрашивал, чего это я уехал из Украины. Всё хотел его ехидно так спросить, а чего это их Тунис отделился от Франции и если это было так хорошо, то почему же он здесь. А потом прибавить эдак победоносно: а чего это вам от Франции отделяться можно, а нам от России нельзя?!
Да только не было у меня больше такой возможности. Исчез тунизиец, не видел я его больше в школе. Он слишком много знал.
Мне могут сделать замечание: а чего это цитировать не слишком мудрые разговоры с не слишком мудрыми охранниками? А я скажу: и это часть Ива Терьё. И это часть иммигрантской жизни. Не было бы такой ерунды - и как бы скучна стала наша иммигрантская жизнь!
15. Аиша, Аиша...
Она была очень красива. Длинные чёрные волосы, тонкие черны лица, стройная фигурка. Иногда она приходила в класс в тонкой косынке, иногда - с непокрытой головой.
Перуанец Цезарь был восхищён. Он попробовал за ней ухаживать: провожал её до автобусной остановки. Дальше провожать, не получалось, да и вряд ли получилось бы. Цезарь был христианин, а она - из хорошей марокканской семьи. Марокко - страна традиционная. В Алжире, например, всё не так. Там - республика и вялотекущая гражданская война. Там за последние сто лет всё перепахано. База турецких пиратов, потом - французская колонизация и, как результат, францизация. Потом - кровавая война за независимость, когда "туземцы" резали семьи французских колонистов, а французы - в отместку - семьи аборигенов. Потом - 30 лет затишья. Вернее - социализма советского образца, когда за едой в магазинах стояли очереди... Однажды встретились в Париже поляк и алжирец и стали на перебой друг другу рассказывать, как в детстве они всей семьёй стояли в очередях: вставали затемно и кого-то отправляли стоять за молоком, кого-то - за картошкой, кого-то - за мясом... Ну и в конце концов семье было что есть. Поляк и алжирец понимали друг друга с полуслова. Подошёл француз. Послушал, послушал, да и говорит удивлённо: "А чему вы тогда не пошли в другой магазин, где людей поменьше?". На том французе была футболка с портретом Мао, а в руках у него - книжка Троцкого. Как и большинство французов он очень сочувствовал делу мирового пролетариата...
Ну вот, а после социализма в Алжире была новая гражданская война. Так что понятие "элита" там расплывчато. Элита - это дети героев Guerre d'Algerie.
Впрочем, речь не об Алжире. Это я к тому, что в Марокко - всё не так. Так как был в 15 веке король, так и остался. И захватчики никакие туда не доходили. Даже французской колонией Марокко не было - так, протекторат. Потому и францизация носила характер поверхностный, косметический, и основы общества никак не подорвала.
Впрочем, речь и не о Марокко. Речь об Аише.
Она - из хорошей мусульманской семьи, родители. Люди неплохие и небедные. Это значит, что была Аиша добрая, властная, наивная, весёлая, уверенная в своём обаянии. Кокетливая, но какие-либо отношения до свадьбы просто не мыслимы. Свадьба же - только с мусульманином, но не со всяким, а с самым-самым замечательным, рыцарем на белом верблюде. "Встречаться" - это не для неё. Общаться, трепаться, шутить и смеяться можно с кем угодно, буде человек хороший. Гулять можно только с мусульманским мальчиком. Но не со шлимазлом каким (что вы, что вы), а с хорошим, из приличной и обеспеченной семьи. Конечно - умным, красивым, вежливым и страстно влюблённым. "Гулять" - это значит ходить вместе в кино или в кафе-мороженое, самим, без папы с мамой. Конечно не в обнимку (вы что?!?), и даже не за ручку. Просто вместе, на расстоянии 50 сантиметров. Так что, не подходил Цезарь и очень скоро перестал её провожать.
Конечно, всё не так, не так всё в Марокко. Вернее - не только так. Да и вообще, в жизни всё сложнее. Если интересно, посмотрите фильм "Les Casablancais" - он есть во многих видеотеках. Правда, девочки из хороших мусульманских семей этот фильм не любят - хоть и не смотрели ни разу.
Аиша как-то сказала на уроке, что через несколько лет вернётся в Марокко, чтобы выйти замуж, потому что замуж ей можно выходить только за мусульманина. Мне тогда это показалось расизмом. А потом вспомнил, что ещё даже сто лет назад, в той же Одессе еврейка едва ли вышла бы замуж за "неверного", а для доброго православного или католика жениться на некрещённой было попросту немыслимо. У нас теперь всё проще. И у мусульманок, выросших в Европе всё проще. А в Магребе - всё как встарь.
Хотя речь не о Магребе и даже не об Европе. Речь о городе Монреаль. Где среди десятков иммигрантских школ затерялся Ив Терьё, а в недрах Терьё - наша группа, где была - среди прочих - марокканская девушка Аиша. И было ей 19 лет.
"Лучший гашиш - в Марокко" - гордо сказала Аиша, когда речь зашла о наркотиках. "С чего это! - возмутились латиноамериканцы. - Наша марихуана и дешевле, и урожайнее!". "Но есть ещё вопрос качества..." - широко и надменно улыбнулась Аиша. Нет, сама она траву не курила, потому чо "девушкам это нельзя", но вот её брат... О, тот большой специалист. А почему? Потому, что марокканская трава лучшая в мире!
Скоро мы потеряли Аишу: её отец купил дом в Лавале и ездить в Ив Терьё стало ей далеко. "Уехала?" - спросил я Цезаря. "Уехала" - грустно ответил он. И мы, не сговариваясь затянули: