Самый обычный подорожник растет вдоль дорог, как ему и положено.
Из тех трав и полевых цветочков, что я знаю по названиям (к сожалению, это очень скудный набор названий), я не увидел спорыша и тысячелистника. Но возможно, что это эффект высоты, а пониже и это добро имеется. Чего нет - это лопухов. В большинстве стран Латинской Америки роль лопухов выполняют кактусы, но роль эта исключительно декоративная, поскольку здесь "сходить в лопухи" удовольствие небольшое: слишком много колючек. Имеются двуногие лопухи, но это как и везде.
В палисадниках при домах можно увидеть и обычные цветы вроде петуньи, и экзотические для России растения.
"Обезьянье дерево" с его листиками-лепешечками, которое гордо стоит в горшочках на подоконниках любительниц домашних цветов, оказалось кустарником, часто используемым в качестве декоративной ограды. Герань, которую иногда обзывают мещанской, во двориках занимает почетное место.
Из экзотики (для России) в палисадниках растут огромные агавы, тёщины языки и т.п. Однако чаще там бывают различные цветочки с цветами и без цветов.
Относительно травки я ожидал чего-то другого, а о людях думал, что они такие же, как и везде: ну, может, будут небольшие культурные отличия... И так оно и оказалось. Пока не присмотрелся.
То дождь, то снега нет
Вообще-то снега в Кали нет никогда. Первую пару месяцев я всё удивлялся, почему на горизонте облака никогда не меняют своей формы. И только потом понял, что это горы, вершины которых покрыты снегом. Мой приятель Хайме как-то сказал: "Когда я жил в Германии, я наслаждался спокойствием: можно идти ночью по безлюдной улице и не бояться ничего. Я прожил там 7 лет. Однако вернулся сюда. Без этих гор я жить не могу."
Из-за окружающих город гор восходы и закаты солнца происходят стремительно. Вот только что было солнце, светло. Прошло пятнадцать минут - и почти полная темнота и звездное небо. Когда знаешь город плохо, а язык еще хуже, то поездка на автобусе в темноте становится приключением. Все дома и всё то, что видишь днем, резко меняется. Узнать даже хорошо знакомое здание, освещенное вывесками, становится сложно. Когда едешь на автобусе, то часто шофер что-то быстро проговаривает и сворачивает на параллельную улицу. В какой-то момент он, возможно, и вернется на свой стандартный маршрут, но может ехать довольно долго и новым путем. Тогда ориентация теряется полностью. В этом случае я предпочитал выходить из автобуса, возвращаться на привычную улицу и идти домой пешком. Поскольку Кали относится к числу не самых спокойных городов мира, то подобные пешие прогулки происходили в некотором напряжении, хотя и не сильном.
Ночь. Разные люди по-разному привыкают к смене часового пояса. У меня эта смена происходила очень долго, наверное, полгода. Днем нестерпимо хочется спать, а ночью, часов в двенадцать, ни в одном глазу. Начинаешь дремать, но как только слышен какой-то звук, так сон проходит. Моей особой любовью тогда пользовались сторож-охранник и муха особого вида со странным названием "сигарра", которая производила звуки по мощности и повторяемости напоминающие автомобильную охранную систему. Днём она сидела где-то на дереве или кусте молча, а скрипеть-орать начинала ночью. Такая сирена звучала с неделю, пока у нее не заканчивался какой-то жизненный цикл, то ли она линяла, то ли превращалась во что-то еще. Перед моим окном звучащая как дисковая пила сигарра селилась регулярно. Однако "пение" сигарры время от времени оканчивалось, чего нельзя сказать о мелодичном потренькивании свистка сторожа.
Об СССР говорили, что это страна, которая выпускает больше всех в мире колючей проволоки. В Кали я убедился, что это не так. Каждый квартал больших домов был окружен колючкой, подвешенной на столбах. Имелись ворота и калитки, рядом с которыми всегда была будка охранника. Подходишь к охраннику, говоришь, к кому ты идешь. Он звонит хозяину квартиры, и тот отвечает, пропускать или не пропускать. Если тебя пропускали, то в большом квартале домов привешивали тебе карточку, сообщающую, что ты визитёр. Конечно, эти проволочные ограждения были не слишком надежны. Квартиры грабились. На многих окнах до второго этажа стояли решетки. Мне сказали, что решетку обычно устанавливают после ограбления. Отсутствие решеток на третьих этажах и выше означало, что лазить так высоко ворам было лень.
Все боялись квартирных воров в Кали и защищались как могли. Домик, второй этаж которого я снял, стоял на улочке, где все дома были маленькие и располагались прямо вдоль дороги. Огородить их все колючей проволокой и поставить охрану было невозможно, Поэтому жители квартала скидывались и нанимали охранника. В моем квартале этот парень ездил на велосипеде вдоль дорог квартала. У него была столетняя берданка. О том, что он приближается к моему окну, слышно было по поскрипыванию его древнего велосипеда и по посвистыванию в свисток, напоминающий судейский футбольный свисток. Скрипы и посвистывание нарастали примерно каждые 15 минут, после чего наступала ночная тишина (если, конечно, в это время не свиристела сигарра). Это злодейство начиналось часов в 11 вечера. Все мирные люди благополучно засыпали, убаюканные посвистыванием и скрипениями велосипеда, один я подпрыгивал каждый раз, когда охранник проезжал. Каждый раз я мечтал заснуть покрепче до его следующего проезда. Когда охранник убеждался, что все заснули, а это случалось в час - полвторого, он тоже отправлялся спать. После чего я засыпал уже по-настоящему, а просыпался около четырех - полпятого, когда этот парень со своим велосипедом возвращался к несению тяжелых обязанностей.
Почти каждую ночь после восьми вечера начинался дождь. Это не был тропический ливень, так, что-то вроде осенних ростовских дождей, только теплых. С рассветом дождь прекращался, к восьми утра уже всё подсыхало, а в десять не оставалось и следов воды. Благодаря такой поливке растительность в Кали и вокруг него была просто буйная. Почти любой свежесрезанный прутик, воткнутый в землю, благополучно прорастал и становился кустом или деревом.
Деревьев различных пород в городе было не так уж и много. Мой кретинизм по части их названий выводил из себя профессора-немца, опекавшего меня.
- Как называется это дерево? - спрашивал он меня.
- Не знаю.
- А это?
- Не помню.
- Да я же тебе это говорил уже раз пять. Ну ладно, слушай!
И он повторял названия еще и еще, а я с тем же идиотичным упорством их тут же выкидывал из головы. Хотя там были просто замечательные деревья, ничего подобного я до того не видел. Например, было дерево, на котором листья располагались полосами трех цветов, зеленые, желтые и почти коричневые. Поскольку круглый год погода в Кали была практически неизменная, то это был способ, которым дерево меняло свои листья: цвета как бы "ползли" по этому дереву сверху вниз и обратно. Коричневые листья опадали, а вместо них появлялись молодые зеленые. Большинство деревьев меняли свои листья традиционным для России способом: листья почти разом облетали все. Но были и другие способы смены листьев. Тот же профессор рассказал, как однажды у него во дворе началось нашествие муравьев, которые объели несколько кустов догола. Сначала он хотел с ними бороться, но оказалось, что это нечто вроде симбиоза. Такое нашествие повторяется ежегодно. И данный вид кустов меняет свои листья таким странным способом.
Экваториальное расположение Колумбии приводит к весьма необычным теоретическим и практическим проблемам. Например, одна из них: как узнать возраст дерева в лесу? Опыт говорит, что мы можем это сделать, спилив дерево и посчитав годовые кольца. В Колумбии это невозможно: годовых колец нет. Древесина ствола не имеет никаких годовых признаков, так что определяют возраст дерева, в основном, по толщине ствола, что не слишком надежно. Отсутствие годовых колец, возможно, является причиной того, что большинство древесных пород являются твердыми, ручная пила застревает регулярно, когда пилишь доску хоть вдоль, хоть поперек. А ножовкой по металлу пилить дерево чуть ли не дольше, чем стальную болванку.
Еще одной неожиданностью для меня было, что "красного" дерева здесь гораздо больше, чем дерева обычных для России цветов. Впервые я это обнаружил, когда увидел доску из красного дерева, положенную через канаву для пешеходов.
Другой неожиданностью явилось для меня сообщение, что бананы это не плоды с дерева, что банановое "дерево" это трава. На мой вопрос, а где растут бананы, ответ был: "Где грязь и мусор, там они и вылезают".
Уж если я начал говорить о природе Колумбии, то следует сказать что-то и о ее животном мире. Поскольку я практически не выезжал за пределы Кали, то и познания мои на этот счет весьма ограничены. У себя дома я встречался с котом, который гулял по соседским крышам. Собственно, это были не встречи, а визиты, которые наносил мне этот Василий Санчес Писарро. Он приходил, ложился на краю пологой крыши и с явным неодобрением наблюдал за моими перемещениями по дому. "И чего ему ходить, если все остальные люди в жару спокойно лежат как я?" - было написано на его морде. Мои попытки познакомиться поближе, когда я ставил внизу миску с молоком или кусок мяса, им надменно отвергались. "Ешь сам свое мясо, макака, и не трогай меня", - этой политики он придерживался всё время.
У меня в доме жили крохотные ящерицы сантиметров не более пяти в длину. Не знаю, как они живут, семействами или раздельно, но у меня было не менее трех ящериц, поскольку я видел изумрудно-зеленую, сероватую и золотисто-коричневую. Вряд ли они меняли свой цвет. Я их изредка обнаруживал на стенах. Ящерицы обожали сидеть под раздвижной дверью. Это я обнаружил, найдя одну из них перерезанной роликом двери. С тех пор я, двигая дверь, сначала ее тряс, давая возможность ящерицам выбежать. Больше трагедии не повторялись. Из других непрошенных обитателей моей квартиры стоит упомянуть муравьев. Была там у меня крохотная кухня. Приготовил я себе первый простейший супчик. Немного в кастрюльке осталось. Прихожу часа через три, открываю крышку, а там черная масса мелких муравьишек: суп доедают. Сплошным слоем изнутри и кастрюлька, и сам суп покрыты. С одной стороны, оно, конечно, не здорово - каждый раз кастрюльку надо было ставить в тазик с водой, чтобы не добрались. А с другой - очень даже здорово. Никаких крошек тебе, ничего вытирать не надо. Запачкается стол чем-нибудь съестным - свистеть не надо: через полчаса банда добычу дербанит и тащит к себе куда-то. Кастрюльку и тарелки они вычищали фундаментально, мыть их после этого было сплошное удовольствие. Наверное, ящерицы этих муравьишек и ели, а что еще им оставалось?
Из других визитеров вспоминаются комары и тараканы. Тараканы забегали огромные, сантиметров по семь. Давить их было противно. А вот комары... Имеется местная легенда, что падший ангел летал на Землей и выбирал, где бы поселиться. Наконец он нашел райское местечко. Это была Колумбия. Однако уже через несколько дней он решил поменять место жительства: не выдержал, бедняга, комаров. Комары в Кали были двух типов. Одни примерно такие же как Ростове. Они громко жужжали перед тем как укусить и быстро отлетали, когда их пытаешься прихлопнуть. Другие же были маленькие как винные мошки. Эти не жужжали, летали медленно и совершенно беззвучно. Когда они кусались, то это сначала не чувствовалось. Чувства приходили позднее. И чесалось это место с неделю, так что приходилось использовать всякие мазилки, чтобы отогнать мерзавцев (точнее, мерзавок, поскольку кусаются особи женского пола). Кстати, раскраски индейцев, которые книжки моего детства относили на счет желания создать устрашающий вид, большей частью имели гораздо более прозаическую основу: индейцы обнаружили, что глина определенных сортов отпугивает комаров и мазали себя основательно. А комары в джунглях - это не подарок!
На углу улицы, где я жил, было кафе с большой клеткой с попугаями средних размеров. Кто-то учит попугаев говорить. Этих учить было не нужно. Когда проходишь мимо кафе, то слышно соревнование двух команд. Одна попугайская команда орет "Эль паис", а другая "Агвакате!" Каждое утро мимо кафе проходит продавец газеты под названием "Эль паис" - Страна. Он выкрикивает название громко и часто. Также громко кричит ежедневно продавец авокадо.
Перед моими окнами на электропроводе рано утром каждый день сидит пара каких-то птичек размером с воробья. Задняя часть туловища у них серенькая, а грудь с головкой цветные. Причем у одной пичуги они ярко красного, атласного цвета, а у другой не менее яркого, но сине-голубого цвета. Воробьев в Кали я не видел, их заменяет птичка побольше размером, но такая же невзрачная. Кстати, в Ростове после Чернобыля воробьи надолго исчезли.
Однажды в доме под крышей у Юргена поселилась колибри. Она пристроила шарик гнезда на прутик куста прямо под кромкой крыши. Иногда было видно торчащую из входа гнезда маленькую черную головку. В связи с чем немец-профессор рассказал, что имеется какое-то небольшое место в Колумбии, где местный орнитолог насчитал восемьдесят различных видов колибри. Далее профессор сообщил, что его приятель-орнитолог из университета дель Валье попробовал составить атлас птиц, живущих неподалеку. Количество видов птиц было огромное. Одной из основных проблем было отсутствие их названий. Местные индейские названия, хотя и звучали загадочно, но оказались почти все типа: "птица, которая ест муравьев", "птица, поедающая кузнечиков" и т.п., так что пришлось ему давать им имена заново.
Число видов растений Колумбии просто потрясает. Однажды профессор-немец с семейством поехал в Буэнавентуру и захватил меня с собой. Как почетного гостя меня усадили у окна машины. Каждые 5-10 минут раздавался радостный крик: "Смотри, еще одна орхидея". Профессор оказался фанатом этих экзотических цветов. И я вздрагивал каждый раз от его вскрикивания, не находя ничего особого в орхидеях, которые в своем большинстве были маленькие и невзрачные.
Буэнавентура
Путь в Буэнавентуру оказался долгим, больше четырех часов в одну сторону. "Мы там скупаемся," - сказал профессор. И я пошел в магазин с другим профессором покупать плавки. Оказалось, что плавки там делаются в виде трусов, так что их надо подбирать по размерам, о которых я не имел никакого представления. Но прежде, чем зайти в отдел плавок, мы зашли сначала купить зеленую зубную щетку для профессора, а потом зеленую же большую чашку для кофе для все того же профессора. На вопрос, почему зеленые, профессор ответил, что он вообще предпочитает зеленый цвет всем остальным. Позднее он рассказывал, что жена его не может иметь детей и настаивает взять приемного ребенка. Но что он не хочет, потому что зеленых детей не бывает.
Однако же купили мы те плавки. Положил я их в кулек и принялся терпеливо ждать воскресенья.
Поехали мы по проселочной дороге, по опушке джунглей. Была и асфальтовая дорога, но смотреть на деревья с асфальта не так интересно. Время от времени мы проезжали мимо небольших деревушек, где по дороге бродили куры. Профессор сообщил, что их подкармливают бананами как самой дешевой пищей. Я в то время тоже интенсивно подкармливался бананами, поскольку очень их любил с российских времен. В сам лес мы не заезжали. Дорога часто заходила в какие-то ущелья, где откуда-то с высоты текли-падали, поблескивая в солнечных лучах, ручейки-водопады.
Часа через два мы подъехали к ручью, в котором плескалась добрая сотня человек. Воды там было по пояс, похоже, что была она холодной, что демонстрировалось поеживанием тех, кто только что заходил в воду. "Нет, здесь мы купаться не будем, - сказал профессор. - Я не ожидал, что будет так много народа. Обычно здесь почти никого нет." И мы поехали дальше, а я подумал: "Не очень-то и хотелось!" И припомнил рассказ жены профессора, что каждое утро она встает, приходит в душевую и пять минут решается, прежде, чем ступить под струю воды: водонагревателей в доме у профессора не было, а температура воды была градусов 14.
Уже перед самой Буэнавентурой заехали мы в какую-то деревню, где все местные жители были одеты в плащи с резиновыми сапогами, поскольку шел дождь. Дождь бывает и в других местах, но в плащах мало кто ходит. "Здесь в среднем выпадает 6 метров осадков в год," - сказал профессор.
И наконец мы доехали. Город как город. И океан. Однако же профессор сказал, что европейцы в Буэнавентуре жить не желают: дождь, ветер, который наносит песок. Обычные компьютеры от местной влажности с солью быстро выходят из строя. Живет здесь большей частью беднота. В Буэнавентуре имеется отделение университета, куда профессура из Кали ездит читать лекции время от времени.
Мы остановились, вышли из машины. Было тепло, никакого соленого ветра, солнышко сверху. Стоим мы на набережной, впереди океан, в руках у меня кулек с плавками. "Мы прямо сейчас пойдем купаться или попозже?" - спрашиваю. "Нет, - отвечает немец-профессор, - здесь никто не купается." "А что, плавки были, чтобы в том ледяном ручейке поплескаться?" "Ну, да, - говорит профессор, - там просто живительная влага. Только народу оказалось слишком много: там есть углубление, где купаться можно, а чуть в сторону - и по щиколотку. А в углубление, сам видел, народу набилось как сельдей. - И добавил, - Между прочим, уже второй час, пора и пойти в ресторан. Здесь есть чудный рыбный ресторан, где есть крабы." После чего он прочитал всем короткую лекцию на тему, что бывают крабы большие, а бывают маленькие. И что маленькие крабы молодые, много вкусней, но местные жители этого не понимают, а потому суп из маленьких крабов стоит здесь дешевле. У меня создалось впечатление, что остальная немецкая семья, состоящая из жены и трех дочерей, при этом беседовала о чем-то своем, не слушая лекции. Однако же слово "ресторан" они уловили, идею одобрили и шаг прибавили.
В ресторане крабовый суп подали в здоровенных мисках литра на два, налитых почти до краев. Крабы с панцирями сантиметров по 5-8 были плавали в нем довольно густо. Я, было, подумал, что надо будет взламывать эти панцири пальцами, как раков, но оказалось, что имеются специальные щипцы для этого. И действительно, взломать руками 30-сантиметровый панцирь краба с соседского стола было бы проблематично. Покончив с двумя литрами крабового супа, молодая немецкая поросль, небольшие поджарые девочки от 9 до 14 лет, потребовала пирожные и кофе, на которые я уже мог лишь смотреть. А потом мы сразу пошли в машину, где я принялся переваривать крабов и вяло реагировать на энергичные профессорские вскрики: "Леонид, смотри! Еще орхидея! И какая маленькая!"
Маньяна
В основной своей массе колумбийцы - жизнерадостные люди, живущие сегодняшним днем. Они очень приветливы со всеми знакомыми и полузнакомыми. Сколько раз встретишься за день с человеком, столько раз и поприветствуешь его. "Доброе утро-день-вечер" сопровождаются вопросом "Как вы поживаете?", а постоянный ответ "Хорошо!" или "Очень хорошо!" сопровождается заявлением, что ваш собеседник просто счастлив это слышать. Конечно, так "развернуто" приветствуют не каждый раз. При многократных встречах днем это может быть "Оля!" или даже просто улыбка. Каждый продавец начинает свое обслуживание клиента с улыбки и приветствия "Буэнос диас!" Даже если перед ним стоит очередь человек в десять, каждый следующий покупатель услышит "буэнос", а по окончанию обслуживания "Мучас грасиас!", означающее по-русски "большое спасибо". Традиционное обращение друг к другу "сеньор, сеньора, сеньорита, дон, донья". Все этим счастливы, за исключением маленьких детей, к которым обращение типа "Сеньор Карлос!" обычно означает, что данный сеньор нашкодил в очередной раз, вызвав неудовольствие родителей.
Привычка за всё благодарить иногда выглядит довольно странно. Например, заходит мой приятель в магазин и после обмена традиционными "буэносами" спрашивает:
- У вас есть немецкие точилки для карандашей?
- Нет, сеньор, у нас их нет, к большому сожалению.
- Мучас грасиас (большое спасибо), сеньорита, вы очень любезны! - отвечает на это мой приятель.
При переводе технических текстов с русского языка на английский обычно получается десятипроцентное сокращение объема статьи. Мало кто переводит научные статьи с русского на испанский язык, а тем более потом обратно, однако здесь при переводе должно происходить увеличение объема, поскольку, если следовать нормам вежливого разговорного испанского языка, фраза "Прямая проходит через точки A и B" после обратного перевода будет выглядеть как "К нашему величайшему удовольствию сеньора Прямая проходит замечательно через точки A и B."
Иногда сверхвежливость колумбийцев бывает совершенно недоступна пониманию русского человека. Однажды я послал экспресс-почтой материалы своему знакомому в США. Они должны были прийти через три дня, но по электронной почте мне через неделю сообщали, что их нет. Я попросил колумбийского профессора пойти со мной на почту и попросить, чтобы они узнали, что случилось (в то время я совершенно ничего не мог сказать по-испански). После приветствий и объяснений девушка на почте взяла квитанцию и что-то написала. Мой приятель сердечно поблагодарил ее, и мы пошли.
-Что она там написала?" - спросил я.
- Это адрес главной конторы, куда нам следует обратиться.
- И далеко это?
- Два часа на автобусе.
- И за это ты ей сказал спасибо?! Это ее работа узнать что произошло с письмом, отправленным по самой дорогой цене.
- Даааа, - сказал мой приятель.
Конечно, на улице далеко не все такие вежливые. Случаются и грабежи, когда соблюдаются правила другого этикета.
Светские манеры - светскими манерами, однако в чем колумбийцев нельзя обвинить, так это в пунктуальности. Немецкий профессор, который приехал в Колумбию работать 20 лет назад, говорил что он застал еще время, когда диктор по радио говорил: "Сейчас восемь часов!" А через десять минут сообщал: "Итак, сейчас ровно 8 часов!"
Впервые я столкнулся с проблемой пунктуальности в Колумбии, когда в отделении математики мой первый семинар был назначен ровно на 4 часа. До этого я сидел в комнате с тремя коллегами. Ровно в четыре мы пришли в назначенную аудиторию. Ни через 5 минут, ни через 10, ни через 15 никто больше не подошел. Профессор-немец сказал, что, возможно, мне бы стоило подойти к начальству и спросить, не отменили ли семинар. Что я и проделал. Директор отделения меня спросила, на какой час назначено. Когда я сказал, что на четыре, она посмотрела на часы и сказала, что надо еще немного подождать - и все соберутся. И, действительно, в течение следующих 10 минут подошло довольно много слушателей.
Через несколько месяцев мне пришлось вести лекционные занятия. По расписанию они должны были длиться ровно два часа, после чего студенты должны были идти на следующую пару лекций, которая длилась тоже ровно два часа.
- А перерыв делать? - спросил я.
- Это по твоему желанию, - ответили мне.
- А когда начинать? Ровно в десять?
- Ну, можно минут на 10-15 позже.
- А заканчивать ровно в 12?
- Можно минут на 10-15 раньше. На полчаса раньше - это чересчур...
Однако, надо сказать, что преподаватели кончали лекции обычно точно, а то и позже, чем по расписанию.
В обыденной жизни, когда назначается какая-либо встреча, опоздать на 15-20 минут - это даже и за опоздание не считается.
Имеется определенная культура небольшого разговора. Следом за приветствиями, если есть время (а оно есть почти всегда!), начинаются короткие вопросы-ответы о жизни, семье, футболе и обсуждение качества кофе в профессорской. При этом иногда даются какие-то обещания что-то принести или сделать. К подобным обещаниям никогда не следует относиться серьезно. Случается, что обещанное сбывается, но редко.
В университете в Кали, куда я приехал в 1993 году, работало человек 10 профессоров - выпускников московского университета Дружбы народов. При встрече они какое-то время пытались говорить со мной по-русски, но скоро переходили на английский или испанский язык. Однажды я встретил такого выпускника в университетском кампусе. До этого мы не никогда встречались. Однако он меня окликнул по-русски: "Привет!" - чему я очень удивился. Дальше разговор продолжался стремительно. После краткого введения с сообщением, что закончил этот гражданин в России и что он сейчас владеет 4 или 5 языками помимо родного, он сказал: "Я очень люблю русских! Леонид, ты мне нравишься! Мы с тобой должны встретиться и пить водку! Я тебя приглашаю!" На этом мы расстались. Я не такой уж большой любитель пить водку, да еще в компании с первым встречным. Обескураженный стремительностью в этих отношениях, я отправился к своему гуру, немецкому профессору, и спросил: "Мне что, обязательно надо теперь с ним встречаться и пить водку?" На что профессор ответствовал: "Он тебе свой адрес дал? Когда приходить - сказал? Нет? Ну так и живи спокойно. Когда он захочет тебя пригласить, то он тебе это повторит раз десять!" А в качестве объяснения рассказал, как его пригласили первый раз в гости на колумбийскую вечеринку. Рассказ стоит того, чтобы его здесь воспроизвести. Я его изложу в той самой форме, как я услышал от немецкого профессора, которому временно передается "я" в полное распоряжение.
Пойдем в гости?
Где-то через год после того как я приехал в Колумбию, пригласил меня с женой к себе домой местный профессор. Он несколько раз предупредил меня, когда состоится вечеринка и дал свой адрес. Я долго допытывался, когда же следует приходить.
- В 5 часов вечера - нормально?
- Да нет, рановато.
- А в шесть?
- Ну, чуть позже.
- Тогда в семь?
- Ладно, в семь вечера уже можно.
И вот, ожидая, что нас там будут ждать, кормить, поить, холить и лелеять, мы с женой специально не ели плотно и пришли ровно к 7 часам. Звоним - никто не открывает, и шагов за дверью не слышно. Звоним снова, потом еще и еще. Наконец минут через 10 открывается дверь, и появляется заспанная женская голова в бигуди, которая сообщает, что ее муж сейчас занят, что мы пришли вовремя, но что нам надо немного посидеть-подождать. Мы с женой проходим в комнату и усаживаемся на диванчик, а голова в бигуди скрывается в соседней комнате. Комната, где мы сидели, была практически пустая, если не считать пары стульев, диванчика и маленького столика с большим магнитофоном. Скрывшиеся за дверью бигуди больше не возникали полчаса, час, полтора часа... Мы поняли, что их обладательница улеглась спать дальше. В полдевятого мы услышали какие-то шевеления, а еще через 10 минут в комнату зашли хозяин и хозяйка. "Как замечательно, что вы пришли! - воскликнул хозяин. - Сейчас мы всё подготовим". Хозяева удалились на кухню, откуда начали приносить и ставить около столика с магнитофоном бутылочки агватьенты - маисовой водки. Потом они принесли пару тарелок малюсеньких бутербродов с сыром, размером полтора сантиметра на три, наколотых на нечто вроде зубочисток. И, похоже, больше они ничего приносить не собирались. Сразу после девяти вечера пришла еще пара гостей. А потом в течение часа набилась уже полная комната. Когда гостей стало достаточно много, был включен магнитофон на полную мощность. Гости, стоя у магнитофона, принялись беседовать, перекрикивая оглушительную музыку. Время от времени все начинали танцевать, запивая агватьентой и закусывая сыром, который быстро кончился. Агватьента, беседы и танцы продолжались часов до 5 утра, после чего гости начали потихоньку расходиться.
Далее я возвращаю себе авторскую речь.
С этим типом вечеринок я познакомился в Кали очень хорошо. Я снимал второй этаж небольшого дома у колумбийской четы. Они уже не работали и жили на первом этаже. У моих хозяев постоянно гостил кто-то из внуков. Однажды в пятницу я выглянул в окно и увидел, что хозяева чинно куда-то удаляются, держа за руки пару внуков. Еще через час во двор соседнего домика, где жила молодая пара с шестимесячным ребенком, въехал грузовик, с которого сгрузили четыре больших колонки, какие у нас используются на концертах на стадионах. Затем грузовик уехал, и я забыл о колонках. Напоминание последовало где-то часов в девять: все четыре колонки вдруг загрохотали на полную мощность сальсу, "зажигательный" танец, популярный в Кали и, говорят, на Кубе. Эффект был потрясающий. Когда я дотронулся до стенки, то понял, что нахожусь внутри музыкальной шкатулки. Звуковые вибрации ощущались пальцами. Естественно, что никакая вата в ушах, подушки на голове и другие меры не могли заглушить бой барабанов и звуки трубы. Тут я понял, почему мои хозяева ушли куда-то. Этот беспримерный музыкальный марафон продолжался до полшестого. Когда магнитофон наконец отключили, я был счастлив и подумал, что сейчас хоть несколько часов посплю. Однако не тут-то было. Из дома вышел гражданин и начал во все горло кричать: "Мария! Мария!" Мария также мелодично отзывалась из дома, произнося нечто вроде: "Сейчас, ну, погоди, ну, я сейчас!" Это продолжалось минут пятнадцать. Наконец Мария вышла. И тут они в два голоса начали звать: "Хорхе! Хорхе! Анита!" Последние, в свою очередь отзывались: "Сейчас выйдем, минуточку-моментико!" Этот гвалт продолжался еще час. В конце концов вся компания куда-то медленно побрела, бурно обсуждая перипетии вечеринки.
Вещественные результаты вечеринки я увидел, когда мусорные мешки были выставлены на улицу для мусорщиков. Там стояли два туго набитых мешка с пустыми бутылочками агватьенты. По размеру мешки были из тех, на которых у нас пишут, что они выдерживают 50 килограмм.
Однако человек приспосабливается ко всему, и я тоже как-то приспособился к этим вечеринкам, которые проходили ежемесячно. Единственно, что мне было непонятно, это как полугодовалый младенец этой молодой пары выдерживал всю эту музыку. Может потому колумбийцы и вырастают такими спокойными и невозмутимыми, что в младенчестве проходят основательную тренировку?
Мы надолго оставили в покое обожающего меня и русскую водку гражданина-товарища. Однако история с ним не закончилась той встречей и приглашением пить водку. Дальше я встречал его каждые две недели в кампусе, и каждый раз я слышал одно и то же: "Я тебя приглашаю! Мы будем пить водку!" Последняя наша встреча произошла прямо перед моим отлетом из Колумбии. И когда я услышал, что мы будем пить водку, я не выдержал и сказал, что через три дня буду лететь в самолете в Россию. "Ничего, - жизнерадостно воскликнул мой знакомец, - мы обязательно встретимся и будем пить водку с тобой!" На чем мы и расстались, возможно навсегда.
Страна Маньяна
Если принять точку зрения нормального колумбийца о том, что беспокоиться следует только тогда, когда есть уж очень серьезный повод, опасный для жизни, то жизнь становится замечательной. Колумбийцы плохо понимают, почему надо нервничать и биться головой о стену, если есть, что есть и где спать. На все вопросы типа: "А когда что-то будет сделано?" ответ всегда следовал: "Маньяна, транкила". Что в переводе на русский означает: "Успокойся, завтра все будет, утро вечера мудренее".
Колумбия - это страна всеобщего радостного завтра, "страна Маньяна". Уместно по этому поводу вспомнить еще одну историю. Я приехал в университет дель Валье с контрактом и опозданием на неделю по сравнению со сроком, указанным в контракте. Мне должны были прислать билет в Москву и запоздали буквально на несколько часов. Так что я собрался и уехал из Москвы до его получения к себе домой. Таким образом, я прибыл в Кали на неделю позже. Когда меня привели оформляться в университете, девочка-секретарь посмотрела в контракт и сказала, что дата начала контракта должна быть переделана. Это же подтвердил ее начальник и добавил, что переделка контракта займет, может быть, неделю. Со спокойной душой я отправился к профессору, где меня временно приютили, пока у меня не появится своя зарплата. Через неделю я спросил свою начальницу, готов ли новый текст контракта, и получил ответ "Транкила, маньяна". Словом, всё будет просто замечательно. Дальше я этот вопрос задавал каждую неделю и получал тот же ответ. Через месяц я окончательно надоел своей хозяйке, которой надо было со мной возиться, кормить и поить меня бесплатно, поскольку своих денег у меня не было совершенно. И меня забрал к себе на жительство многострадальный немецкий профессор.
Надо сказать, что это человек энциклопедических знаний и с жаждой просветителя. Единственной проблемой было то, что в Колумбии не слишком любят долгие разговоры о чем-либо кроме футбола, президентских выборов и вечеринок с обсуждением кто, куда, зачем и с кем ушел. А у профессора была потребность объяснять всё, начиная с того, как работает стиральная машина, и кончая организационными принципами немецкого бундестага. Поэтому слушателей ему всегда не хватало. На сей раз ему повезло, как впрочем, повезло и мне: у него появился серьезный слушатель. Дело в том, что в Колумбию я прибыл не только без каких-либо знаний испанского языка, но и мой английский язык был, как бы это сказать поаккуратней... Я мог писать и даже говорить, но ничего почти не понимал, что говорят мне. Проблема была в том, что, как все самоучки, я заучил весьма странное произношение английских слов, не имеющее никакого отношения ни к одному из диалектов английского. Когда немецкий профессор впервые услышал мое эканье и беканье, он пришел в ужас, как же нам с ним общаться. Он несколько успокоился, когда мы начали говорить о математических проблемах. Здесь мой английский был гораздо богаче, что не означает ничего. Однако непосредственный немец поделился в тот же день с моим колумбийским коллегой, сказав, что этот убогий русский кажется хоть в математике что-то может сказать...
Мне действительно повезло, что у меня появился такой учитель. Профессор усаживал меня перед собой и начинал читать лекции об орхидеях, колибри, машинном масле, о чем угодно, что только ни затрагивалось между делом. Когда я мотал головой, что ничего не понимаю, что он говорит, он доставал немецко-русский словарь, находил соответствующий немецкий термин и показывал мне русский перевод. Такие лекции продолжались по 3-4-5 часов ежедневно. Я был счастлив, что начинаю потихоньку понимать английский, профессор был счастлив, найдя благодарного слушателя. Даже его жена и дети были счастливы, поскольку обширный информационный поток переключился, в основном, на меня. Однако всякому счастью приходит конец. Я настолько продвинулся в английском языке, что начал понимать практически всё, что говорил профессор. После чего лекции о машинном масле меня перестали интересовать, поскольку я никогда не имел машины и не собирался ее заводить. Словом, я начал увиливать от этих лекций как нерадивый студент. И тут профессор понял, что пора меня вытуривать из своего дома.
Однако в университете меня по-прежнему кормили контрактными "маньянами", а вытурить гражданина без гроша в кармане на улицу было неприлично. Поэтому однажды немец-профессор решительно произнес: "Всё! Завтра пойдем к вице-ректору выбивать твой контракт. От нашего директора отделения математики толку здесь не добьешься!" И назавтра, приведя в порядок свою посейдоновскую бороду и натянув джинсы, профессор пошел вместе со мной к вице-ректору. По дороге он сказал: "Колумбийцы - чувствительные люди! Я буду плести вице-ректору всякую ерунду. Не вздумай смеяться. Я тебя знаю! Из-за себя я бы не стал такое нести, но надо же тебе получить этот чертов контракт!" Я спросил его:
- Ты собираешься говорить по-английски?
- Нет, - ответил профессор, - вице-ректор не говорит по-английски.
- Но я же тогда ничего не пойму! И как я могу смеяться? - спросил я.
- Да уж сможешь! - как-то неопределенно заявил профессор. - Но не имеешь права!
И вот мы зашли в кабинет вице-ректора, относительно молодого симпатичного колумбийца. После многочисленных приветствий и расспросов, на которые требовалось отвечать, что все идет прекрасно, Профессор вдруг сказал, что у профессора Леонида имеется большая проблема с семейством. Надо сказать, что в это время по телевизору в Колумбии многократно показывали расстрел парламента Ельциным. И выглядело это действительно ужасно. Профессор произнес нечто вроде:
- Вы же знаете, что в России идет война. Семья профессора голодает, потому что, за неимением контракта, он не может ничего туда послать.
И я увидел, что у вице-ректора начали наворачиваться слёзы на глазах. Тут-то мне и не следовало противоречить версии немецкого профессора. Моей семье в это время жилось несладко, однако голода под бомбежками не было. И я сидел спокойно и слушал дальше. Естественно, я мог понять только общий смысл происходящего, который заключался в том, что вице-ректор тут же позвонил заведующему отделом кадров и приказал немедленно оформить контракт и начать выплаты зарплаты.
Дальше мы с профессором перешли в кабинет зав. кадрами. Глядя на нас, начальник громко вопросил свою подчиненную, где контракт профессора Леонида. На что та, совсем тихим голосом, ответила, что они всем отделом искали его везде и найти не могут. Начальник сказал, чтобы мы не волновались, что через два дня будет зарплата, мне ее выплатят, а контракт оформят очень скоро, буквально маньяна.
Действительно, через два дня я получил зарплату, однако контракт так и не пришел. Еще через две недели я снова получил зарплату (или аванс, не знаю уж как там они называются в Колумбии), а контракт всё должен был появиться маньяна. Наконец, в конце третьей недели прибыл и контракт. Контракт был на пяти или шести листах, подписи и печати стояли только на последнем листе, а дата была лишь на первой странице. Именно ее граждане и заменили, оставив все остальное как есть. На что премудрый немецкий профессор сказал: "Граждане совершили подлог, поскольку ректор подписал совершенно другой текст. Но, впрочем, для Колумбии это нормально, если только ты не захочешь жаловаться. Но ты ведь не захочешь?"
А ты мне не выкай!
- Когда ты зайдешь к ректору, - заявил мне немецкий профессор, - ты должен говорить ему только на ты!
- Но почему? - робко возразил я, - я же его не знаю!
- А потому, что если ты с ним заговоришь на "вы", то ты поставишь себя в положение низшего, - ответствовал мудрый профессор.
В то время я не был способен говорить по-испански ни на "ты", ни на "вы", однако же задумался на тему, когда и как употребляются эти две формы обращения в России. В особенностях же употребления этих местоимений в Колумбии меня, как всегда, просветил энциклопедист-профессор.
На Родине мне казалось, что разница между этими двумя местоимениями вполне определенная: знаешь человека близко - обращаешься на "ты". К незнакомому человеку обращение на "вы" естественно. Есть, конечно, исключения, когда тебя грабят или насилуют или когда к тебе обращается большой начальник. Хотя последнее это тоже форма насилия, только морального. Почти все партийные бонзы имели привычку тыкать всем, показывая свой демократизм. Однако почему-то не очень приветствовали ответное обращение на "ты". Пожалуй, последнее меня убедило в том, что и в СССР "ты" и "вы" используют по правилам, которые объяснил мне немец-профессор.
Резюме объяснений профессора чрезвычайно просто. Ты говоришь "вы - Usted" собеседнику, когда ты не желаешь никакого панибратства. Например, когда ты заговорил с незнакомым на улице. Когда профессор разговаривает со студентом, он не хочет быть полностью вровень с собеседником. Поэтому профессор морально отодвигает студента от себя, говоря ему "вы". Сказав "ты", ты уравниваешь его с собой в правах. Если при этом собеседник не может тебе ответить "ты" в принципе, то это может означать, что либо ты разговариваешь с ребенком, которому положено чувствовать себя маленьким, либо ты просто хам, который пользуется своим положением, унижая собеседника.
Моим следующим вопросом было:
- А почему в моем самоучителе испанского языка, изданном в США, форма "ты" в спряжении глаголов вообще отсутствует, а есть лишь форма на "вы - Usted"?
- А потому что авторы самоучителя считали, что совсем ни к чему панибратствовать с латиноамериканцами, - сказал немец-профессор.
Интересно, что в той же Колумбии многие люди говорят только на "вы". Это встречается среди профессуры, но наиболее часто бывает в негритянских семьях. В них часто все обращаются друг к другу на "вы", даже к маленьким детям. Видимо, это защитная реакция против окружающей действительности.
Сейчас уместно поговорить об отношении между различными расами в Колумбии. В Колумбии запрещены все формы расовой дискриминации. Как и во всей Латинской Америке практически любой горожанин имеет смешанное происхождение. Негры, коренные индейцы, белые испанцы или португальцы - расы основательно перемешались между собой. Да и испанцы в большинстве своем имеют арабские примеси. Последнее очень хорошо видно даже по архитектуре колумбийских городов: снимки многих кварталов Боготы невозможно отличить от кварталов арабских городов. В Колумбии огромное количество однофамильцев. Объясняется это тем, что рабы на плантациях получили впоследствии фамилии своих бывших владельцев. Таким образом от каждого крупного плантатора могли появиться тысячи "наследников" фамилии. Кстати, колумбийский ребенок получает двойную фамилию, фамилию отца и фамилию матери. Так образуются очень длинные и звучные имена. Если же человек имеет лишь одну фамилию, то это означает, что он незаконнорожденный.
Но вернемся к теме. Чистокровными в Колумбии бывают индейцы, существующие отдельно от государства и, можно сказать, в другом временном пространстве. У них не действуют государственные законы, люди живут практически той же жизнью, что жили их предки сотни лет назад. Хотя некоторые предметы западной цивилизации вроде ножей или тканей к ним проникают. Почти все жители страны являются смесью трех рас, что и является основой запрета дискриминации по расовому признаку. А привычка колумбийцев к тому, что у всех здесь смешанное происхождение, сыграла шутку с немецким профессором. И по происхождению, и по внешнему виду он типичный немец. Тем не менее, в водительских правах местный чиновник в графе "раса" указал ему смесь трех кровей.
Однако, как и везде, где все люди являются равными официально, большая часть населения хочет быть значительно равней остальных. Поэтому люди с более белой кожей считают себя несколько выше, чем те, у кого кожа более смуглая. Те, в свою очередь, считают себя выше людей с кожей как у индейцев, а последние считают себя выше чернокожих. Естественно, что никаких каст официально не существует, однако черная невестка может вызвать негативную реакцию светлой родни жениха.
Официальный запрет расовой дискриминации иногда играет странные шутки. В Колумбии конкурсы красоты среди девушек чрезвычайно популярны. Красавиц выбирают сначала по провинциям, а потом уже проводится общенациональный конкурс. Общенациональный конкурс собирает действительно красивых девушек, хотя некоторые и попадают туда по политическим или денежным причинам. И вот на одном из последних конкурсов во время отборочных туров жюри удалило практически всех темнокожих красоток, оставив лишь двух или трех, у которых не было никаких шансов на выигрыш. Одна из проигравших темнокожих красавиц начала давать интервью газетчикам и по телевидению, что организаторы конкурса дискриминируют чернокожих участниц. Испуг организаторов был таков, что они выбрали в качестве мисс Колумбии одну из оставшихся темнокожих, дабы избежать скандала.
Боязнь чиновников или ответственных лиц быть обвиненными в дискриминации настолько велика, что у чернокожих граждан иногда появляется значительное преимущество перед белокожими конкурентами в беге по социальной лестнице. Число чернокожих, получивших высшее образование, относительно невелико. Это объясняется и сравнительно низким материальным достатком подобных семей, и плохими школами в местах, где, в основном, живет негритянское население. Поэтому не так уж много имеется чернокожих чиновников. Однако чернокожему чиновнику с университетским дипломом в большинстве случаев будет отдано предпочтение, если его конкурентом на открывшуюся вакансию является белый. Впрочем, говорят, что то же самое характерно и для США.
Лекции
Когда стал подходить второй семестр, меня спросили, не хочу ли я почитать лекции для студентов. На испанском языке. Надо сказать, что поначалу я активно осваивал испанский язык, даже позанимался с преподавателем. Однако когда испанский язык начал заходить мне в голову, я вдруг обнаружил, что эта же голова стала еще более активно выталкивать из себя английский язык, так что я с трудом вспоминал английские термины. А потому бросил я заниматься испанским совсем, только и слушал из передачи воскресного телевидения. Однако же я смело взялся читать лекции на испанском языке.
Мне тут же радостно вручили программу курса, название которого сейчас я не помню. Просмотрев эту программу, я пришел в полное недоумение, поскольку большая ее часть была посвящена частным производным, а в конце давалась теорема Стоуна-Вейерштрасса, которую предполагалось давать с доказательством и приложениями. Уровень этих частей столь отличался, что я совершенно не мог понять, как это можно соединить. После чего я спросил: "А не могу ли я поменять программу?" На это мне ответили: "Нет, поменять программу нельзя!" Это теперь я знаю, что колумбийцы всегда отвечают на твой вопрос буквально, не пытаясь ничего предполагать. А тогда я этого не знал и думал, что раз сказано, что нет - значит нет. Откуда тупой доцент мог предполагать, что мне ответили лишь на вопрос: "Можно ли поменять официально содержание этой программы?" Спроси я: "А можно я буду читать то, что здесь нужно читать?" И мне бы, скорее всего ответили, что да, можно.
Начал я читать лекции на испанском языке четырем слушателям. Привычки писать конспекты у меня не было никогда, а тем более на испанском языке, что заняло бы прорву времени. А потому выписал я в столбик штук двадцать испанских глаголов в форме рассмотрим-получим-покажем-проведем, вооружился несколькими существительными, а также двумя универсальными словами entonces-энтосес-значит и эээээ, выражением "Черт его знает, как это на этом долбанном испанском сказать" - по-русски - и принялся давать лекции. Когда мне требовалось какое слово из испанского, которого я не знал, я брал соответствующий английский термин и пристраивал к нему испанизированное окончание. Это всегда срабатывало, потому что какой бы заковыристый термин я ни изобретал, студенты мои никогда не переспрашивали - видимо, понимали всё. В конце, рассудив, что студенческие страдания были не меньше моих, я поставил всем им от трех с половиной до четырех с половиной, в зависимости от того, кто как научился брать частные производные.
Позднее Хайме мне сообщил, что он спрашивал студентов, понятно ли им было. И они сказали, что было очень интересно и что они поняли ВСЁ. Потом я часто вспоминал эту фразу, я очень хотел бы узнать, что же было это ВСЁ.
Я люблю учить. Правда, не всех, а тех кто хочет учиться. Перед вами
Маленький самоучитель испанского языка
Чтобы говорить, надо говорить. Правило нехитрое, однако самое важное при освоении чужого языка. Говорить надо, не стесняясь своего произношения, нехватки слов и неумения строить фразы. Говорить следует, используя все свои знания и умения. У вас их не так уж мало. Во-первых, вы знаете много искореженных испанских слов. Например, постучав себя в грудь и произнеся "Россия" как пароль (произносите его как "Русия" с ударением на "у"), вы с большой вероятностью услышите отзыв "водка". В Колумбии эти два слова объединены в единое целое и служат для характеристики всей мужской части российскоподданых.
Далее, у вас имеются руки. Руки - это самый важный инструмент, с помощью которого общаются колумбийцы. Колумбиец со связанными руками говорить не может. В лучшем случае его речь будет напоминать картину допроса партизана в гестапо: "Да. Нет. Не знаю." Вы тоже должны использовать свое умение двигать руками: похлопывайте собеседника по плечу, приобнимайте его (её), интенсивно размахивайте руками перед его носом, стараясь не зацепить. Если вам не хватает испанских слов, не пытайтесь употреблять английские - это самая распространенная ошибка русских в Колумбии, которые считают, что на своем ломаном английском они смогут что-то объяснить лучше, чем по-русски. Колумбийцы на улице понимают английский язык так же хорошо, как и русские где-либо в Ярославле. У них большой запас английских слов наподобие "окэй, йес, но, бай, гринго, мистер". Но это и всё. Кстати, если вы уверены, что ваш собеседник знает английский язык, то не старайтесь придерживаться правильного английского произношения. Лучше произносите так, как это слово пишется. Три четверти моих колумбийских знакомых, очень хорошо знающих английский язык (трое из четверых, кого я знаю), произносят bird (птица) как бирд. В испанском языке главное правило: как написано, так и произносится. За очень немногими исключениями. Большинство колумбийских школьников усваивает это правило очень прочно и затем применяет его в своих упражнениях на английском языке. Использование русского языка, когда не хватает испанских слов, значительно более практично, чем выдавливание из памяти английских слов, вызывающее судорожные подергивания рук. Плавная русская речь с плавными же указующими движениями рук действует успокаивающе на собеседника, приводя к лучшему взаимопониманию. В некоторых случаях ключевые русские фразы понимаются не хуже испанских. Например, в ответ на "muchas gracias" (большое спасибо) вы можете смело отвечать "не надо". В этом случае колумбиец слышит что-то вроде "de nada", которое имеет примерно то же значение.
Латиноамериканский вариант испанского языка практически не содержит звуков, непривычных русскому уху. В нем нет звука "th" как в английском, который наличествует в "правильном" испанском языке, "th" произносится как русское "с". Правила грамматики сообщают, что все гласные в испанском языке должны произноситься четко и жестко. Однако это правило относится только к иностранцам, потому что у большинства людей на улице, похоже, во рту находится каша: они перемешивают все звуки, не пытаясь сказать вам что-то четко и ясно. Если вы переспрашиваете собеседника, говоря, что не поняли, он не ,будет повторять предыдущее медленно и четко, а выпалит длинную кашеобразную речевую структуру, не содержащую ни единого слова из непонятной фразы, что еще более запутывает дело.
Для меня самым сложным в произношении является необходимость четко выговаривать безударные "о" и "а".
- Если ты назовешь Роберто так, как это ты произносишь при мне, он тебя может убить! - сказал Хайме. Роберта - это девица. А в моем произношении колумбиец в конце слова "Роберто" слышит "а". То же относится к звуку "е". Здесь он промежуточен между "е" и "э". Русское слово "ель" недоступно колумбийскому уху, они не могут понять ни одного слова, где вы употребите "е" как в слове "медленно", которое колумбиец сможет произнести только с четким кавказским выговором.
Колумбийцы радостно приветствуют любую вашу попытку заговорить на испанском. Они поддержат вас и сообщат, что вы очень хорошо и понятно говорите, даже если не поняли ни слова из вашей речи. В Кали один мой знакомый колумбиец, проучившийся в институте Дружбы народов имени Патриса Лумумбы лет семь или восемь, привел меня познакомить с пятью японцами, имеющими докторские степени, которые работали у него в лаборатории геофизики. "Они здесь работают уже полгода и очень хорошо говорят по-испански, " - сказал он. И добавил: "Не говоря уже об английском!" Из попыток поговорить с японцами выяснилось, что, кроме "буэнос диас", "грасиас" и "хай", язык японцев содержал несколько десятков геологических терминов и загадочное слово "калло", которое, после попыток освоить особенности японского произношения, я идентифицировал с "карро" - автомобиль. При этом мой знакомый на трех языках, русском, испанском и английском, последовательно восторгался, как хорошо и быстро японцы научились говорить на испанском. Кстати, для меня это было в некотором роде шоком, поскольку я считал, что только в СССР можно было получить ученую степень, сдать кандидатский минимум, но не уметь говорить ни на одном языке, включая родной.
Однако вернемся к разговорному испанскому языку. Первое, чему следует научиться, это приветствию. У вас есть хорошенькая и приятная во всех отношениях знакомая Оля? Тогда представьте, что она идет мимо вас, не заметив, а вы ее окликаете, ожидая, что она кинется вам на шею. Выкрикните: "Оля!" и улыбнитесь изо всех сил. Для приветствия этого достаточно. Всё остальное будет произнесено тем, с кем вы встретились. Он или она произнесет теперь речь на пару минут. Возможно, что вы и не поймете сказанное дословно, однако смысл будет ясен. Когда вы услышите что-то вопросительное, ответьте "Бьен!" - хорошо. Это вас спросили, как вы поживаете. От вас ожидается только этот ответ, ничего более. Может быть лишь вариант "Муй бьен" - очень хорошо. Этим ответом вы осчастливите своего собеседника. Если вас спросили что-то еще, не пытайтесь отвечать длинно, с подробностями. Вы участвуете в "small talk" - кратком приветственном диалоге, который не предполагает серьезных ответов и обсуждений. "Бьен, бьен, бьен" - этого набора слов более чем достаточно для всех ответов, поскольку вас спрашивали о вашей семье, работе, здоровье или чем-то подобном. Попытка длинных объяснений приведет к тому, что ваш собеседник будет терпеливо ждать, когда они закончатся. После чего мило с вами распрощается, передав наилучшие пожелания всем вашим родственникам.
Кстати, при встрече с дамой любого возраста колумбийский джентльмен чмокает ее в щечку. Когда это молоденькая и хорошенькая дама, то поцелуй будет самым что ни на есть настоящим. В остальных случаях он приложит свою щеку к дамской и чмокнет воздух. Это метод приветствия очень нравится местным русским дамам, которые при встрече протягивают свою ще(ч)ку, не дожидаясь пока российский увалень сообразит, что пришло время объятий и поцелуйчиков.
Итак, вы освоили самое первое приветствие: "Оля!" плюс улыбка и поцелуй в щечку, если это дама. Более сложные приветствия типа "доброе утро, день, вечер" требуют наличия часов. Считается, что вам нанесли оскорбление, если сказали "Буэнос диас!" (доброе утро) в пять минут первого. Это заклинание следует произносить строго до двенадцати часов дня. В одну минуту первого оно сменяется на "буэнос тардэс", а ровно в шесть вечера на "буэнос ночес". И не вздумайте перепутать! Вы часто можете увидеть, что прежде, чем вас приветствовать одним из этих буэносов, ваш собеседник посмотрит внимательно на часы. Поэтому "Оля!" - более экономно и безопасно.
Слушая разговор колумбийцев между собой, вы могли бы прийти к выводу, что это самый логичный народ в мире: каждое третье слово - это "пуэс" или "энтонсес". Переводятся они как "следовательно" и являются существенной частью математических книг. В разговоре они еще более существенны, заменяя наше продолжительное "э-э-э-ээ". Вы можете использовать "энтонсес" во всех ситуациях, отвечая на любой вопрос только этим словом. Иногда надо менять интонацию. Однако поскольку его произнесение потребует от Вас больших усилий, написанных на Вашем лице, то интонацию за вас додумает Ваш собеседник. В принципе, достаточно знать лишь два испанских слова, чтобы вести любую содержательную беседу: "энтонсес" и "транкиля". Последнее слово чрезвычайно емкое. Оно охватывает широкий спектр спокойствия: "не волнуйся", "не суетись", "не горячись", "расслабься и не двигайся", " тебе есть до этого дело?", "утро вечера мудренее", "пойди отдохни". Словом, если у собеседника появился блеск в глазах, он хочет что-то у вас выяснить или вам объяснить, скажите "Транкиля!". И вы мгновенно увидите, как ваш собеседник перейдет в состояние нирваны, больше не пытаясь ничего вам доказывать.
Еще об одном волшебном слове "маньяна" - завтра - уже шла речь неоднократно. Это третье слово, которое следует знать, потому что именно его вы услышите в ответ на любой вопрос любому чиновнику. Вы его тоже можете взять в свой активный словарь. "Аста маньяна" означает "до встречи завтра". А "энтонсес, маньяна абламос", то есть "поговорим завтра", может означать что угодно, от прощания сегодня, до желания закончить надоедливый разговор и никогда больше не видеть собеседника.
Одной замечательной чертой национального характера колумбийцев является то, что колумбиец никогда не будет перечить вам, когда вы сообщаете о своих желаниях, впрямую его не касающихся. Не важно, каким бы идиотским ему оно ни казалось. Колумбиец всегда вас поддержит в вашем желании и даст массу благожелательных советов, как его исполнить. Когда я только приехал в Боготу, денег не хватало из-за странного метода назначения зарплаты в университете, когда сначала платят минимум и пару месяцев считают очки, голы и секунды на основе бумажек, привезенных из России, чтобы вычислить, какую же настоящую зарплату ты будешь получать. Мне надо было купить какую-либо сумку-портфель для массы бумаг, которую приходилось носить с собой. После долгих поисков я, наконец, купил, кошмарную, но дешевую китайскую сумку, подходящую по размерам. Меня встретил Диего, принимавший самое непосредственное участие в этих поисках. Увидев купленную сумку-портфель, он произнес: "Ты счастливый человек! Ты купил то, что хотел!" И это было сказано безо всякой иронии. По крайней мере, мне так это показалось...
Вообще, с иронией у большинства колумбийцев дела обстоят не так чтобы очень... Хотя у многих, вроде, течет кровь соотечественников Сервантеса. Как пример. Где-то через три-четыре месяца по приезду в Кали утром в коридоре отделения математики университета меня встретил великовозрастный студент маэстрии (то есть пытающийся получить степень магистра) и спросил, как у меня дела с испанским языком. Я только безнадежно махнул рукой. Этот жест понравился будущему господину магистру. Он задал тот же вопрос на следующий день, на что я имел глупость ответить тем же самым жестом отрицания-отчаяния. Всё! Далее я слышал от него этот вопрос по три раза на день. Он жаждал увидеть мою пантомиму. Это длилось уже пару месяцев, когда, озверев от постоянного идиотского вопроса, я произнес в ответ, что с моим испанским ситуация та же самая, что с его математикой. Я ожидал любой реакции, кроме той, которую получил: магистр был чрезвычайно польщен. Видимо, он считал, что у меня испанский просто блестящий!
Впрочем, так же посчитала дочка Юргена двенадцати лет от роду, решив проверить мои способности к испанскому языку. Прослушав, как я повторяю за ней "Кэ эс эсо? Эсо эс кесо!" - "Что это такое? Это сыр!", она сообщила, что у меня замечательное произношение, совершенно чистый испанский язык. Теперь на лекциях, когда я повторяю эту фразу и сообщаю, что именно она послужила ключом ко всему, что я умею говорить по-испански, мои студенты приходят в телячий восторг и прощают мне все огрехи произношения, все новые термины, которые я смело произвожу из смеси русских и английских математических слов, добавляя испанские окончания "-сьон", "-менте" и т.п. "Кэ эс эсо? Эсо эс кесо!" - волшебная фраза. Возьмите ее на вооружение и используйте во всех ситуациях. И вы увидите, как вас будут уважать все ваши собеседники!
А есть же еще и английский язык, вообще-то говоря
Коли начал я говорить об испанском языке, то как не сказать и об английском и его взаимоотношениях со мною? В иностранных языках я откровенно туп. На слух я почти ничего не воспринимаю нового, пока не прочитаю. Мне иногда раз пять повторяют слово. Только когда увижу как написано, тогда начинаю различать звуки. А так - что-то общее и не очень понятное.
После восьмого класса моя старшая сестрица вдруг сказала, что хватит мне быть совсем остолопом, надо идти в математический класс, о создании которого сообщалось в газете. Я себя почему-то остолопом не ощущал, но, с другой стороны, старая школа как-то не очень... Класс у нас был своеобразный. До того в нем учились детдомовские ребята, которые привнесли свою атмосферу. Плюс туда сливали всех второгодников. Не очень мне нравилось в этом классе: надо было все время держать ухо востро.
Короче, когда сестрица проводила свою агиткампанию, я был морально готов, чтобы уйти в другую школу.
Однако в матшколе оказалось, что классов с французским языком там нет. И как уж меня сестра уломала, что можно легко выучить английский за три года и оставшийся до начала нового учебного года месяц - даже не знаю, сейчас меня на такую авантюру никто бы не спровоцировал. Взяли меня в группу с английским языком.
На первом уроке сижу и слышу, что все поочередно вякают "май нэйм из". Ну и я промайнэмил. А через десять минут меня о чем-то спрашивают, такое же сложное. А я по-русски отвечаю, что кроме десяти глаголов-исключений из французского ничего не знаю. Учительница тут чуть в обморок не упала. А после урока к ней моя сестрица подошла и сообщила, что будет со мной заниматься и обещает... Словом, англичанка меня зауважала и не трогала совсем вплоть до выпускного экзамена. Относительно которого она через три года забеспокоилась. И я тоже забеспокоился. Сестра моя в самом начале позанималась со мной месяца три, а потом у нее появился ребенок и не до английского было. А я сидел дальше на уроках английского и о чем-нибудь своем...
Однако же под экзамен пришлось почитать учебники, книжки какие-то адаптированные, темы вызубрил. Как-то сдал. Даже на четверку. При этом кто-то из наших девиц сказал, что не понимает, почему мне не поставили и больше.
А когда уже в университете я учился, то рассказал всю эту эпопею следующей англичанке, которая реагировала как и предыдущая - старалась не спрашивать, но зачеты ставила, потому как тысячи я сдавал. А после того как разделил еще первое-второе место за художественный перевод чего-то из Уэллса по университету, что, видимо, дало англичанке дополнительные очки, поскольку там участвовали и филологи, и прочие гуманитарии-знатоки, то тут у меня пошла жизнь - разлюли малина. Естественно, что получил я ту премию не за знание английского, а за то, что, уловив сюжет, красочно "перевел" (не уверен, что близко к тексту, однако конкурс был на художественный перевод).
В далеком 1970-м собирался поступать в аспирантуру. А сдавать надо было и английский язык, разговорная часть которого у меня не то, что хромала. а начисто отсутствовала. И тут пришла мне в голову замечательная мысль позаниматься с каким-либо переводчиком с английского, поговорить. Родители вспомнили, что у них имеется знакомый, жена которого работает администратором в большой гостинице, при которой имелись переводчики. Звонок - и меня пригласили в гостиницу. Занятий было два или три, после чего я понял их бесполезность - экзамен должен был состояться через месяц.
Вспомнил же я не об английском, а о том, как наивному выпускнику мехмата демонстрировали достижения цивилизации:
- Я сейчас покажу тебе номер-люкс. Вот, видишь, здесь рояль. А вот это туалет. Вот, смотри, ленточка. Ты не вздумай сюда написить - простерилизовано.
А потом была аспирантура, в которой я тоже, в основном, технические тексты переводил. Английский у меня был весьма своеобразный, который ни один англичанин понять был не в состоянии. Я увидел это, когда попытался пообщаться с одним американцем: в то время основной мой принцип в английском был "как пишется, так и слышится". Кстати, в Колумбии такой мой английский понимали очень хорошо.
Следующий этаж
Уже в перестройку, когда я стал плакаться всем своим корреспондентам, как мне живется, получил я из Колумбии вопрос: а не хочу ли я поехать туда поработать?
Сначала я решил, что либо помру от жары на экваторе, либо меня наркоторговцы чего-либо чем-либо... Но потом решил, что хуже, чем в родном университете, быть не может. И согласился.
Прислали мне контракт, который один эквадорец, что учился у нас в университете, перевел на русский язык. Несколько меня смущали фразы типа, что все споры должны решаться на основе законов департамента дель Валье и прочее. Но сумма там была для меня, того, кто тогда получал в переводе на доллары их 20 в месяц, была фантастическая. Аж почти 800 долларов в песо.
Так что когда я приехал и покупал стаканчик кофе, который 30 центов стоил, меня жаба заедала. Ладно, это уже другая тема совсем. Будет желание - напишу и о своем жлобстве в первые месяцы.
Итак, приехал я в университет дель Валье и начал общаться с группой профессоров, относительно которой начальство, которое этот приезд устроило, вовсе и не хотело, чтобы я туда попадал. В группе этой был немец-профессор, еще один колумбиец и пара его студентов. Немец, услышав, как я разговариваю по-английски, сказал только "дааааа". Правда, когда я дал первый семинар, то он сказал, что мой математический английский значительно лучше: "Но понять ничего нельзя. Будем надеяться, что это из-за математики." - это он тоже добавил по-простому. Мне с этим немцем здорово повезло. Именно он и довел мой английский до состояния, когда я начал понимать, что говорят. И произошло это следующим образом.
Господин немецкий профессор - очень интересный человек. Но у него был один недостаток: он любил говорить о чем угодно часами, доводя собеседника до полного исступления, потому что темы у него были о чем угодно. Беседы его шли в режиме монолога. Даже его собственная жена не могла переносить эти лекции-монологи. При этом познания у него были совершенно энциклопедические. Он мог часами рассказывать об устройстве бундестага, особенностях какой-либо немецкой партии и тут же перекидывался на то, как размножаются бабочки. Как орхидеи завезли в Англию, каковы отличия привода шевроле от чего-то еще.
И тут ему на зуб попался благодарный (как потом выяснилось, не очень) слушатель. Он меня усаживал напротив себя и слегка монотонным размеренным голосом начинал вещать что-либо, держа под рукой немецко-русский словарь, невесть откуда взявшийся у него. Когда я мотал головой, что не понимаю, он открывал соответствующий немецкий термин, а я смотрел на его русский перевод. Беседа текла в стиле: "Динозавры вымерли столько-то миллионов..." - "А как относятся здесь к цыганам? " - "Ооо! это очень интересный вопрос!" - и дальше шла часовая лекция. И так каждый день часов по пять. Месяца через четыре я уже вполне понимал все его речи. Памятник я должен был бы ему поставить за это. Честно говоря, я тогда уже решил, что ничего у меня с английским не получится. Не говоря уж об испанском. Но лекции все продолжались и продолжались. И доводили они меня уже до умопомрачения, потому что общеинтересные темы у него поиссякли слегка, а началось что-то совсем невообразимое.
Я стал избегать его "лекции" точно так же, как и все его колумбийские знакомые. Близко к моему отъезду я оскорбил лектора до глубины души.
Шли мы втроем обедать в ресторанчик. И господин профессор разливался о преимуществах бензина какой-то марки. При том, что он был единственным из нас автолюбителем, четвертьчасовая лекция о бензине доставляла нам огромное удовольствие. Подходим мы к ресторанчику, лекция кончается, и господин профессор, вдруг, задает риторический вопрос:" А знаете, почему здесь автомобили в полтора раза дороже, чем в Штатах?" Мой колумбийский приятель, как человек вежливый, берет и спрашивает: "А почему?" А я, вконец озверевший от лекции и жары, вдруг: "Хайме, а не слишком ли много вопросов?" И господин немецкий профессор меня мгновенно возненавидел. То есть не то, чтобы возненавидел, но очень близко к тому. Настолько, что уже когда я второй раз приехал в Колумбию и встретился с ним, отпускал он всякие шпильки, которые я покорно глотал, чтобы хоть как-то загладить свое тогдашнее свинство.
Странствования Ганса
Все имена, названия, события, обстоятельства... что там ещё? - да, и эти, как их там... буквы - все выдуманы! Хотя и не мною. А совпадения - случайны.
"Странствования" - хорошее слово. "Странствования Одиссея" звучит торжественно и не подходит для описания жизни простого человека, вроде бы. Однако, если подумать, кто его знал, этого Одиссея, когда он жил? Крохотная Итака! И чем он так знаменит? Что он там понаговорил о своих "странствованиях"? Любой моряк наплетет куда больше и правдоподобней. Живи Одиссей в наше время и сочини подобные истории, прослыл бы трепачом, несущим невесть что за кружкой пива. Так что рассказ о жизни Ганса заслуживает названия слова "странствования" ничуть не меньше, чем история Одиссея, царя Итаки.
Конечно, тот был царь. А с другой стороны, с кем из жителей Кавказа ни поговоришь - всё сплошь князья да потомки царей. Со мной на одном курсе учились несколько африканских негров. Так они все как один были сыновьями кто короля, а кто - вождя огромного племени, владеющего земельными пространствами, покрывающими всю Землю вместе с океанами раз десять. Словом...
Отец Ганса был владельцем небольшой фабрики. Папаша имел образование ниже среднего и считал всех образованных граждан дармоедами, что совпадало с мнением, распространенным среди его знакомых. Однако поскольку сын явно отбился от рук и делом в отцовском понимании заниматься не хотел, то он не стал возражать, чтобы Ганс отучился на математическом отделении университета, а потом написал бесполезную диссертацию.
После защиты докторской диссертации необходимо было пройти годичную стажировку за рубежом. Заинтересованный больше в радостях жизни, чем в математике, Ганс взял климатическую карту одной великой страны и выбрал небольшой университет на берегу океана с подходящим климатом.
В аэропорту его встретил господин профессор, нечто вроде зав кафедрой. Он отвез Ганса туда, где тот должен был жить, и сказал, что о делах они поговорят завтра, часов в девять утра. Ровно в девять Ганс сидел перед кабинетом профессора и ждал. Однако профессору было некогда. Через пару часов он ушел на какое-то совещание, извинившись. На следующий день всё повторилось. И на последующий тоже. "Конечно, - говорил Ганс, - в такой манере общения со мной было что-то странное. Пришлось выяснять, в чем дело." Всё оказалось просто. Ганс абсолютно не интересовал прагматичного профессора. У Ганса уже была диссертация. Никто в тамошних университетах не включает в соавторы никого просто так, потому что публикации - это возможность получать новые гранты, а за университетские гранты шла настоящая война, на всех их не хватало. И как результат, Ганс просидел под дверью кабинета неделю. После чего махнул выразительно рукой и стал ходить на пляж. С господином профессором Ганс мило здоровался, но кроме "How are you?" больше никаких вопросов у того не возникало. Ганс загорел, познакомился с симпатичными девицами и научился говорить с ними без устали с хорошим произношением.
В конце учебного года господин профессор традиционно пригласил всех сотрудников отделения математики к себе домой. Пришел и Ганс. Как человек непосредственный и большой любитель созорничать, он задал единственный вопрос, после чего он так и не узнал, чем же угощают гостей местные профессора. Вопрос этот был: "А что это за тряпочку вы повесили у входа?" Реакция господина профессора совершенно ошеломила Ганса. Двухметровый господин профессор неожиданно развернул Ганса за плечи и мощным пинком под зад выкинул за дверь, прорычав вслед: "Чтобы больше и духу вашего не было у меня". Все студенческие годы Ганс занимался дзюдо, однако он ничего не смог противопоставить немолодому уже профессору. Видимо, местные профессора изучают еще и что-то другое.
Ганс был очень озабочен, как же ему вести себя с господином профессором при встрече в университете. Оказалось, что ничего придумывать не надо. Господин профессор всё так же мило улыбнулся Гансу и задал свой традиционный вопрос "How are you?". После чего величаво поплыл по коридору дальше.
Всему хорошему когда-то приходит конец. Пришел он и в этом случае. На Родине требовалось начинать зарабатывать деньги. Ожидания Ганса получить место на университетской кафедре испарялись. В это время произошло резкое сокращение преподавательских мест, на улицу выставляли тех, кто уже работал. Ганс даже начал подумывать, а не пойти ли ему работать математиком в гимназию. Зарплата преподавателя в гимназии была приблизительно такой же как и в университете: правительство посчитало, что и на начальном этапе ребенка должны учить качественно. Идти в гимназию Гансу очень не хотелось. Как вдруг кто-то из знакомых сказал ему, что видел объявление о том, что объявлен конкурс на работу в Колумбии профессором математики. "А почему бы и нет?" - подумал Ганс и отправился по объявлению. Объявление было дано Службой академических обменов. Служба эта занята не только академическими обменами и подготовкой специалистов для других стран, но имеет и более важную для страны цель: она готовит людей, которые со временем смогут занять в своих странах существенный пост и помочь другой отчизне, пользуясь своим положением.
Итак, Ганс явился на свое первое собеседование. Поговорив с господами, ожидающими вызова на собеседование, он пришел к выводу, что пришел напрасно. Все пятнадцать ожидающих имели ту же научную степень, что и Ганс, но они еще знали и испанский язык, да и побывали до того в Латинской Америке. А место было всего одно. Однако Ганс прошел собеседование и был несказанно удивлен, когда ему пришло приглашение на второй тур. Придя, он увидел уже только трех претендентов. Закончилось это собеседование тем, что был выбран именно Ганс.
Дальше его послали учиться на курсы испанского языка. Он часто общался со своим куратором из службы обменов. Вопрос, почему выбрали именно его, естественно, интересовал Ганса. И однажды он его задал. "А вы не помните, что вы отвечали на интервью? - спросил куратор. - Тогда я напомню. Вас спросили, умеете ли вы говорить по-испански. Вы ответили, что ни единого слова. Потом вас спросили, что вы знаете о Колумбии. И вы ответили, что кроме названия не слышали ничего. Большинство членов отборочной комиссии считало, что только сумасшедший может на несколько лет отправиться работать в Колумбию. Таким образом, вы оказались наиболее подходящим кандидатом."
Попав в Колумбию, Ганс понял, что он отхватил выигрышный лотерейный билет. Во-первых, на Родине ему ежемесячно выплачивали 5000 марок, что было весьма приличной суммой в то время. А в Колумбии это оказалось просто сумасшедшими деньгами. Даже на сотню марок можно было прожить месяц просто шикарно. Ганс арендовал огромный дом с садом, нанял прислугу и выписал из Германии какой-то подержанный огромный легковой автомобиль, единственный автомобиль таких размеров в городе. Основную часть денег просто было некуда тратить, так что Ганс с женой и детьми жили припеваючи. Однако пятилетний контракт закончился, и следовало выбрать, возвращаться или... Ганс выбрал "или".
Зарплата резко упала, но господам профессорам в то время платили больше, чем колумбийским генералам, поэтому и эта жизнь оказалась весьма привлекательной. Ганс купил большой участок в поселке за городом и отстроил там большой одноэтажный дом-финку. Строительство обошлось ему недорого: бетонные панели, неглубокий фундамент, стекла никто не вставляет за ненадобностью - и так тепло, только решетки от воров. Дом имел размеры десять метров на тридцать, с огромным залом, где дочка Ганса потом каталась на детском велосипеде.
Сказать, что жизнь Ганса была совершенно безоблачной, конечно, нельзя. Однако и плохой ее тоже не назовешь. Через много лет помимо дочек и жены в доме у Ганса проживали молодая кошка и полуслепой кот, который продолжал производить потомство. Котов своих Ганс не баловал, они ели абсолютно все объедки, кроме лимонных и апельсинных. Кроме того, они добывали всевозможных насекомых. Однажды я наблюдал, как кошка с разбегу взбежала по стенке и шлёпнулась вниз с четырех с лишним метров высоты. Отдышавшись, она повторила попытку, ухватив когтями огромную бабочку, сидевшую на высоте метров пяти с половиной, после чего ее слопала. Кот и кошка меланхолично бродили по залу или валялись где-то, а вокруг дома бродила стая охранных беспородных собак самых разных размеров, штук десять. Котов они ненавидели смертельно, потому что им было категорически запрещено заходить за порог дома. Коты это знали и время от времени показывали, кто в доме хозяин: они валялись перед дверью, зевали и демонстрировали псам свою счастливую жизнь. Псы зверели, но поделать ничего не могли. Даже гавкать на котов было запрещено, наименьшим наказанием было вылитое на них за гавканье ведро воды. А можно было схлопотать и серьезней.
Среди окрестных жителей бытовало мнение, что собаки Ганса чрезвычайно свирепы. Никто никогда не рисковал забираться к Гансу во двор и не любил подходить к забору, поскольку каждого, кто приближался, встречал устрашающий лай. Однако местные жители не знали другого: как только новый человек переступал через калитку, то самым опасным было оказаться зализанным всей этой стаей. Лай прекращался, и начиналось соревнование, кто быстрее подсунет свою морду, чтобы ее погладили. А самые упорные старались сами лизнуть незнакомца в лицо, что особой радости не доставляло, однако отличалось от ожидаемого свирепого приема.
Ганс кормил эту банду кашей, а все остальное они добывали сами: ящериц, стрекоз и прочую живность, водившуюся на Гансовом участке в огромных количествах. Участок этот начинался от горной речки и поднимался наверх метров на сто. Участок был как настоящие джунгли, так что собакам там жилось неплохо. Но и у собак были проблемы. В этих местах водилась зловредная муха, которая откладывала свои личинки под кожу животного. Личинки быстро росли, питаясь внутренностями хозяина. Делали это личинки с какой-то анестезией, поскольку заболевшее животное явно не страдало от боли. Когда личинки добирались до жизненно важного органа, его хозяину наступал конец. При мне Ганс лечил щенка, укушенного мухой. У него вздулась на боку шишка приличного размера с четко выраженным входом. Ганс вставил туда конец шприца, напоминающего кондитерский, и промыл выеденную полость бензином. Через несколько таких промываний паразиты погибли, и щенок снова стал жизнерадостным.
Как у всякого настоящего ученого у Ганса были свои теории по любому поводу. В частности, по поводу того, как надо охранять двор. Он считал, что на дворе должна бегать большая стая собак, одна-две большие, остальные маленькие. Эта стая старательно охраняет свою территорию. Неплохо еще завести несколько гусей, которые очень чутко спят. Эта система, считал Ганса, гораздо чувствительней и надежней всевозможных электронных охранных систем. Возможно, позднее я расскажу и о других теориях профессора Ганса, которые следует поведать миру.