Аннотация: Было написано лет пятнадцать назад. Точно не помню. И писать быстро надоело, так что это впечатления от начала книги.
Начал читать воспоминания Тимошенко. Пока дошел до студенческих лет. Кое-что поначалу казалось странновато-раздражающим, особенно описания, как он пошел на лекцию в Институте путей сообщений к такому-то (дальше стоит весьма известное имя в механике) и понял, что лекции плохие, а потому готовился к экзамену по книге. Весьма раздражающее нахальство молодого балбеса, который сам же и пишет в 85-летнем возрасте, что не выучил того-то, не получил тогда знаний там-то. Правда, добавляя, что и не мог бы, поскольку, скажем, один профессор из всей кинематики и статики дал в своем курсе только кинематику и не успел дать статику. Но предсказать, что он не успеет, на первой лекции никак не было возможности. Но потом вспомнил свою эпопею, когда перевелся с физфака на мехмат, потому что считал, что лекции на физфаке совершенно примитивны... В общем-то, то же самое молодое нахальство - может, это и нормально, но выглядит раздражающе. Впрочем, считая самого себя зайчиком-лапушкой, который никого не цепляет и старается ходить бочком, я однажды нечто подобное сказал одному гражданину о себе, получив в ответ, что бочком-то бочком, только с бочком, прикрытым крупнозернистой шлифовальной шкуркой, так что не все любят об этот бочок цепляться.
Пояснение для не-инженеров. Тимошенко был механиком, специалистом по сопротивлению материалов. До революции жил в России и стал там известным специалистом по механике и сопротивлению материалов. После революции эмигрировал. В США он считается одним из основателей американской механики. Написал несколько книг по сопротивлению материалов, по которым учился и учится весь мир.
В советское время была устойчивая легенда, что Тимошенко рвался на Родину, но хотел забрать с собой свою лабораторию. А нехороший американский университет, в котором он работал, не захотел ее отдавать. Поэтому он не переехал.
Действительность оказалась другой. Из воспоминаний следует, что какой-то крупный чиновник из Академии Наук ему намекал, что его с удовольствием ждут и даже дадут лабораторию в СССР. Однако же это не рассматривалось Тимошенко всерьез, поскольку во время этого визита он передал деньги на билет своей сестре, которая жила в СССР, и начал хлопоты по разрешению на ее переезд. Хлопоты продолжались два года, до смерти сестры.
Относительно же легенды можно сказать, что это полная чушь, поскольку в то время Тимошенко вышел на пенсию и никакими экспериментальными работами не занимался, так что лаборатория ему была совершенно ни к чему. Кроме того, во все время визита в воспоминаниях Тимошенко только и делает, что ужасается бедностью. К примеру, побывав на даче Капицы, говорит, что Капица пользовался известностью и авторитетом в государстве, но что дача у него такая убогая, такая убогая...
И так же еще о квартирах и дачах советской профессуры прошелся. Ожидать при этом, что он рвется - это при том, что дети у него уже работали и переезжать не собирались - это только легенда, предназначенная для простых советских людей, что ностальгия столь сильна, что люди готовы жить впроголодь, но на Родине. Иногда бывает, но правило другое.
К примеру, тот же Капица во время одной из встреч с Тимошенко хвастался, что вывез в Англию тайком фамильный серебряный сервиз. Такое, если собираются возвращаться, не вывозят.
Прочитал у Тимошенко, что в шестьдесят лет он ушел на пенсию. И что поскольку в США пенсии нет, то жить он будет на гонорары от книг. Начал примериваться к своей ситуации, когда лет уже побольше шестидесяти. И пенсии тоже нет. Но и доходов от книг нет, есть только зарплата. Понимание, чем мои книги отличаются от его, имеется. Мои я пишу для своего удовольствия. При этом если попадается читатель любопытный, то они ему нравятся. А если такой, кому нужно руководство, что куда подставить в формулу, то для него эти книги бесполезны, потому что они о подоплеке и деталях, деталюшках и деталюшечках. Тимошенковские книги это как гаечный ключ для слесаря: не так уж важно, что он замазан в грязи, но гайку откручивает. Такие я тоже могу писать. Но облом, тошно. И понимаю, что для гонораров надо написать какой-либо тупой том по обыкновенным дифурам или матанализу, с тупыми упражнениями, вместо доказательств вставить аналогии, когда студентам кажется, что они все понимают и это все относительно просто. Собственно, я это проделываю со студентами инженерного отделения, они счастливы, что все понимают и пишут-пишут-пишут. И валят ко мне записываться толпой, а я сообщаю только, что класс у меня переполнен, так что идите к кому еще. А деталюшечки и реальные объяснения пытаюсь давать физикам. Те ничего не понимают в силу своего не слишком высокого математического уровня и заявляют, что лекции плохие. Хотя, будь у них уровень физиков -третьекурсников советского периода, возможно, что были бы в восторге послушать идеологию предмета, а не формульную хрень, которую в любом учебнике прочтешь. Или пересилить себя, да и заняться обеспечением будущего?
Цитата о посещении России Тимошенко в 1958 году
"Из Института Механики отправились в Институт Прикладной Механики и Машиностроения. Во главе Института стоит академик А.А. Благонравов, мой бывший студент по Петербургскому Политехническому Институту. В те времена он состоял в группе неуспевающих студентов, а теперь заведует крупнейшей лабораторией прикладной механики."
В 1958 году Тимошенко разрешили приехать в СССР. Начал он с Киева. Отрывки
"На Крещатике появилось теперь много гуляющих, никуда не спешащих людей. Одеты они были в парусиновые или ситцевые блузы, подпоясаны шнурком. Обувь плохая. В отеле уже открыт ресторан - можно пообедать. В ресторане иностранцев не видно - все местная публика. Сажусь за свободный столик. Рядом какая-то мужская компания. Пьют водку - поражает количество пустых бутылок. Ни вина, ни пива, видимо, никто не пьет."
"Пошел вверх по Фундуклеевской. Решил посмотреть дом, который когда-то принадлежал моему отцу и в котором я, уже будучи профессором, прожил несколько лет. Дом, видимо, не ремонтировался, осталась та же покраска, что была 50 лет назад. У дверей парадного входа висела доска с именами жильцов. В наше время по парадной лестнице было три довольно больших квартиры. Теперь висел длинный список жильцов. В каждой квартире живет по несколько семейств."
"Осмотрев дом и двор, отправился дальше. Решил пройти к Владимирскому Собору. Было воскресенье, первый день Троицы. В церкви шла ранняя служба. Было немало молящихся. Простой люд - может быть из пригородов. Поражает жалкая одежда посетителей. Особенно плохо дело обстоит с обувью. Много совсем босых, многие в каких-то жалких башмаках. Были и в валенках. Вообще люди в церкви одеты несравнимо хуже тех, что я видел накануне на Крещатике. Осмотрел Собор - видимо содержится в полном порядке. При входе стоит городовой, маленький, сморщенный, похожий на старичка. Таких городовых в старое время не было."
О Тимошенко
В революцию это был уже серьезный мужик с именем, побывавший в Киевском политехе деканом, откуда его уволили без права занятия должностей на государственной службе за отказ выполнять указания очередного министра по квоте евреев среди студентов и преподавателей - очень шумное дело было, когда сорок процентов профессорского состава Киевского политеха уволились в знак протеста против увольнения трех деканов - совершенно невозможное дело ни в советской, ни в постсоветской России.
Часть воспоминания об Февральской и Октябрьской революциях написаны с точки зрения человека размышляющего, как бы слегка оппозиционного режиму, но вовсе не противника - нормальная ситуация времен начала Перестройки. Который слегка сочувствует революционным преобразованиям, но ощущает, что ничего особого принести они не могут, а потому активно и не участвует. И вообще, ему своим делом надо заниматься, а не благодетельствовать народ.
И вот, происходит Октябрьская революция. Описание ощущений Тимошенко можно свести лишь к следующему: несерьезно это все. И власть большевики захватили несерьезно. Пишет (в пересказе): Говорили, что завтра состоится выступление большевиков. Что-то такое произошло. Пришел брат, рассказал, что отряд матросов прошел к Зимнему. Что защищать Временное правительство пришел женский батальон да рота безусых юнкеров, с которыми матросы поговорили, так те и разошлись. Что позднее Тимошенко встречался с бывшим главнокомандующим, который присутствовал в комнате, где последнюю ночь просидели министры. Тот сказал, что все, что он увидел, это что министры сидели, нервно курили и просто ожидали своей участи, без попыток хоть что-то предпринять. Что Тимошенко понял, что и этот режим обречен, когда большевистская делегация с красноармейцами отправилась на переговоры с Духониным, главнокомандующим, а там, после недолгих криков, красноармейцы пристрелили Духонина. Комментарий идет, что уж если в ставке главнокомандующего не могут защитить главнокомандующего, то это означает, что все разваливается.
Все послереволюционное время Тимошенко пытается заниматься своим прямым делом, обучением, что поддерживают все власти, поскольку в то время у него было уже очень известное в России имя. Он ездит на Дон за финансированием для политеха. Рассказы о бардаке везде и всюду. Рассказ о том, как в Одессе, наполненной отступающими белыми офицерами с оружием, под сто тысяч человек, очень небольшая группа молодых людей затевает восстание. И все сто тысяч вооруженных людей с боевым опытом вдруг в панике бегут.
Сравнение жизни при различных оккупациях. Немцы пытаются поддержать население. Англичане отгораживаются и не хотят ничего знать о населении. Французы пытаются нажиться на населении, некоторые из них ходят по Одессе в дорогих шубах, полученных как взятка за возможность уезда за границу.
И какие там классовые проблемы, которые привели к революции? Да, общее недовольство во всех слоях населения было. Так оно было и раньше. А во времена Петра Первого недовольство было куда больше - царь-батюшка всем отдавил мозоли, кроме самого узкого круга своих приближенных. И что, революция? Смена власти? Смена власти это всегда был организованный или неорганизованный дворцовый переворот.
Вот так же начиналась и перестройка. Помню, шел я по Москве с техническим редактором книги моего шефа (сейчас могу даже вспомнить и дату, книга вышла в 1989 году, так что это он и был, лето). Редактор, не маленький мальчик в джинсах, лет под сорок и под метр восемьдесят, с бородой, сначала объяснял мне, что нельзя употреблять глагольную форму "суть", которую обожал мой шеф, применительно ко множественному числу, за что я ему очень благодарен до сих пор. А потом беседа плавно перешла на перестройку, на недовольство, на то, что, вот, Горбачев только бубнит, а что, вот, Ельцин - это да, решительный мужик, который нужен. И с недоверием услышал он от меня, что Ельцин такое же дерьмо как и Горбачев. Что, может, еще хуже, поскольку такой решительный. И что плевать этому Ельцину на проблему зарплат и жизни и технических, и научных редакторов, и доцентов и всех прочих - он свои делишки идет проворачивать. Что как был он секретарем обкома, так и останется навсегда. А всеобщая поддержка и воодушевление интеллигенции - ну что ж, ему она пригодится. Только срать он хотел на всю эту шелупонь, на нас. И слушал меня этот уже вполне взрослый человек, знающий как употреблять глагол "суть", но не понимающий ничего в жизни, с большим недоверием. И могу поручиться, что не стал он владельцем издательства, а более вероятно, что, как большинство, погорел красивой идеей переустройства жизни всех и своей тоже, почитал о мерзостях сталинского периода, о которых и раньше слышал, - да и перегорел.
Еще о Тимошенко. В России он был "всего лишь" автор многочисленных учебников по сопромату-теории упругости. Я как-то несерьезно посматривал на его книги: с одной стороны, устарели, с другой стороны - математика очень убогая. И так, с тех самых пор как был студентом, так это мнение о Тимошенко и законсервировалось. Однако же читаю эти странноватые воспоминания, где перемешаны реальная жизнь и описание его инженерных работ, и вынужден сказать, что мнение это было совершенно неверным. То, что он в конечном итоге оказался отцом американской механики - это, в общем-то не в счет тоже: ну, отец и отец. Инженером он был, которому главным было объяснить теоретически самые разные штучки, что встречались в практике. И объяснения его были по простоте на уровне дверной ручки, когда довольно невежественные в механике люди понимали все это. А математическая шелуха это был просто инструмент. Надо проделать дырку? Нет стамески? Бери отвертку, заточи и ковыряй. Многие задачи из тех, что он в свое время уже решил, мне просто не по зубам, именно потому, что строго по теории упругости их не решишь, а как делать это просто и нестрого - это уже недоступное мне искусство.
Интересно его отношение к великим российским людям. Скажем, он учился в реальном училище в одном классе с Иоффе, тем самым, что практически отец советской физики и чьим именем назван ленинградский институт, тогда еще вовсе не академиком. Отношения у них взаимно-уважительные на протяжении чрезвычайно долгого времени. Но великим Тимошенко его не ощущает: обычный профессор. Совсем иное отношение к Крылову, кораблестроителю, который руководил еще до революции постройкой дредноутов - это великий человек, ему явно прощается даже то, что он тесть молодого глуповато-наглого Капицы, будущего нобелевского лауреата. Несколько случайных встреч за границей, когда Тимошенко почтительно понимает, что нельзя тому разговаривать обо всем, что может он получить неприятности даже от самого факта общения с эмигрантом, заставляют его не затрагивать "скользких" тем советского жития. Тимошенко передает Капице просьбу его тестя, что если того будут вызывать в Россию, чтобы ни в коем случае не возвращался. Сначала просто передает. И комментирует, что Капица не воспринял это серьезно. А потом, когда Капица уже собрался ехать по вызову в Россию, напоминает ему слова Крылова, на что Капица лишь легкомысленно отмахивается. Едет - и больше уже никогда не выезжает из сталинской России.
Вообще, отношение к нахальному мальчишке Капице... не могу даже сказать, что пренебрежительное, нет, просто как к нагловатому не слишком хорошо воспитанному мальчишке. Первое же замечание, что встретил он Капицу, ученика Иоффе, которого тот прислал в Кембридж поучиться, выглядит не как воспоминания о великом ученом Капице. Дальше - больше. Первую известность в Кембридже Капица получает за счет того, что купил себе велосипед, катался без головы, пытаясь узнать, какова наивысшая у того скорость, и свалился, но отделался только ушибами. В больнице не долежал и пошел на работу с головой в бинтах, чем вызвал всеобщий интерес. Дальше - больше. Будучи характером как шумливый глуповатый щенок, на общих встречах всех будоражил, хватал, похлопывал панибратски, заставлял выделывать чопорных английских профессоров всякие штучки. Те терялись от нахальства и-таки, проделывали то, что им было вовсе не свойственно. Объяснение, почему Капица был столь успешен у Резерфорда, звучит так. В то время экспериментальные работы по физике и механике производились английской профессурой своими ручками, включая проектирование установок. И здесь Капица, получивший хорошую инженерную подготовку, явно выделялся среди остальной публики, не имеющей оной.
Вообще, здесь явно проблемы возрастные. "Старик Державин нас приметил" известно всем. Но для самого старика Державина был ли мальчик Пушкин чем-то серьезным? Да, по головке погладил. Но, боюсь, что проблемы с желудком ему были, все-таки, важнее, чем будущий великий и русский. Ощущай он действительно важность той встречи, так написал бы оду, а то и поэму - уж он их катал левой ногой в то время.
Вот такие вот пироги.
Из Тимошенко
В Кембридже проводился Конгресс Британской Ассоциации Прогресса науки. На конгресс явился наследник английского престола, выпускник Кембриджа, который поочередно посещал все секции. Когда он пришел в секцию физики, там докладывал какой-то малоизвестный физик. Физик был немедленно отодвинут, а его место занял Резерфорд, который с места в карьер принялся рассказывать своим громовым голосом свою общеизвестную работу по разрушению атомов особыми лучами. Тимошенко замечает: "Конечно, это было подстроено и было обидно, что ученый с мировым именем старался показать себя перед малограмотным наследником. В последний раз я видел Резерфорда на Международном Конгрессе Механики в Кембридже в 1934 году. Хотя он никакого отношения к механике не имел, но во время торжественного обеда занимал одно из почетных мест возле председателя и по обыкновению громко разлагольствовал. Мой сосед по столу тихо сказал мне: "Мы его здесь называем Loudspeaker (громкоговоритель)." "
Очень существенная часть воспоминаний Тимошенко посвящена Петербургским и Киевским революционным событиям.
Довольно иронично рассказывает, как в феврале 17го года он наблюдал как бравые революционные матросы решили захватить какое-то министерство, в котором была охрана. Как только со стороны министерства звучал пулемет, матросы гордо ложились на мостовую и ждали. Вокруг, по сторонам улицы, стояла толпа, никуда не ложилась, а только улюлюкала и освистывала матросов.
Киевская история. Киев захватывают много раз то те, то другие. 1919 год. Киев в очередной раз захватили несколько десятков тысяч большевиков. Горожане не очень счастливы, поскольку каждый захват большевиками начинался с изъятия "излишков" продуктов и всего, что уже давно и несколько раз было изъято. Вдруг на третий день появились очень малочисленные цепочки каких-то военных, которые умело перебегали по улицам и вытеснили большевиков из города. На следующий день Тимошенко узнал, кто это были такие. Оказывается, какой-то инженер собрал 300 бывших студентов, побывавших на фронте, где-то достал винтовки. И они вытеснили большевиков из города, несколько десятков тысяч.
Тимошенко на конгрессе в Кембридже, 1912 год:
"...мне хотелось хотя бы издали повидать этого знаменитого ученого (лорда Рэлея). Лисем, которого я спросил о Рейлей, сказал мне, что лорд живет в своем имении недалеко от Кембриджа, что он интересуется теперь главным образом молочным хозяйством и каретки с именем Рейлей развозят молоко по Лондону."
Нет, ну где, кроме подобных мемуаров, найдешь, что делал великий мыслитель и ученый лорд Рэлей в конце жизни, когда ему по научному статусу положено было лишь сидеть памятником посреди фонтана?
Тимошенко. 1912 год
"Уже тогда я знал, что для беспристрастной оценки того или иного вопроса лучше пользоваться немецкой. а не английской литературой. Англичанин пишет так, как будто все сделано англичанами и ссылается почти исключительно на английских авторов. У немецких авторов можно обычно найти более полные библиографические справки. К сожалению. после мировой войны это стало меняться и сейчас, как будто, немцы сделались в научной работе такими же националистами, как и англичане."
В принципе, это ответ, почему, за исключением нескольких корифеев из России, которых трудно замолчать, остальные остаются малоизвестными и редко цитируемыми. И попытки расставить всех по рангам по признаку цитируемости - просто глупость. Первыми это поняли китайцы и индийцы, они публикуют одну и ту же работу часто в десятке журналов, только название слегка меняют. В итоге их цитируемость несколько выше, чем у российских граждан, поскольку, мельтеша в печати, они становятся популярными авторами. Мда. .
Из Тимошенко, 1912 год, Англия.
...добрался до Кембриджа вовремя... Я оказался в Колледже Ст. Джонс. Студенческие условия жизни в Англии мне показались роскошными по сравнению с русскими. Студент имел хороших две комнаты, приемную и спальню и небольшую комнату, где он мылся и брал холодную ванну.
Одно из весьма актуальных замечаний Тимошенко.
В продолжении ряда лет (до революции в России) он делал взносы в одну из американских страховых компаний, имеющей отделения в России. После революции ничего он от этой компании не получил, хотя роскошное здание компании красовалось и через много лет на одной из улиц Нью Йорка. И еще он замечает, что владение недвижимостью во время революций тоже ничего не дает, поскольку ее просто забирают.