Гринберг Лея Алон: другие произведения.

Мелодия земли

Сервер "Заграница": [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Помощь]
  • Комментарии: 3, последний от 30/06/2009.
  • © Copyright Гринберг Лея Алон
  • Обновлено: 17/02/2009. 19k. Статистика.
  • Статья: Израиль
  •  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    ...Стою на скале. Камни: серые, рыжие, беловатые. Впечатление, что холмы усеяны ими. Иногда из расселин выползает нежный росток. Внизу, под скалой, зелёное озерцо. Сверху оно кажется дном чаши, но вот ты спустился вниз. Молодой инжир и гранатовое дерево с яркой зеленью и красными, едва завязавшимися плодами, белые и розовые цветы горного шиповника, ореховые деревья и раскидистые пальмы - соседствуют друг с другом. Тонкий аромат горной розы разлит в воздухе, кружит голову запах мирра и ладана, благоухает шалфей. Летают шмели. Разноголосо поют птицы. Иногда в тишину врывается гул самолётов - в десяти минутах езды - аэропорт. Мир вокруг словно воспевает древность и молодость Земли Обетованной. Эта мелодия земли обращена к нам. Раскроется ли наша душа ей навстречу?..

  •   
       И вновь потянуло меня к 'Песне песней' царя Соломона. Словно душа почувствовала приближение весны, которую он с такой тонкостью описал.
      
       И открыла я книгу, и вошла в дивный мир, где благоухает мирт и шафран, тростник и корица, где тонконогие олени сбегают с гор и слышен голос горлицы. В нём, в этом мире, сад уподоблен возлюбленной, а возлюбленная саду. '...Встань подруга моя, прекрасная моя и ступай за мною. Голубка моя в расселинах скал, под кровом уступов, дай мне увидеть лик твой, услышать голос твой, ибо голос твой сладок и лик твой прекрасен!' (Песнь Песней, 2:13-14) Царь Соломон был поэтом и как поэт описывал эту землю, и как влюблённый чувствовал её. 'Зима прошла, дождь миновал, удалился. Цветы показались на земле: время пения настало и голос горлицы слышен в стране нашей: на смоковнице созревание плодов, и виноградные лозы в цвету издают благоухание... Встань Моя возлюбленная, прекрасная Моя, выйди. Ибо зима наших тягот уже прошла' (2:11,12...13...). Царь ли Шломо взывает к своей Шуламит, или Б-г взывает к своему народу? О какой зиме напоминание: о той, что только-только отшумела ливневыми дождями, напоив землю, и ушла вместе с холодом и непогодой? Или о той, что была так бесконечна, растянулась не на месяцы и годы, но на века, и, казалось, конца ей не будет? Была она тягостной для народа и земли, тоскующей в долгом одиночестве и запустении. Иосиф Флавий, воспевший красоту этого края и горькую его участь после падения Второго храма, передал всю боль человека, который пережил эту перемену. 'Что касается страны у Кинерета, - писал он до Иудейской войны, - то природа её мало уступает её поразительной красоте'. И уже после войны и разрушения: 'Воистину нельзя без грусти смотреть на землю сию, ведь были здесь деревья и сады, а осталась лишь пустошь с вырванными корнями. И что подумал бы путешественник, видевший прежнюю Иудею, а ныне нашедший здесь одну лишь пустыню, как беспокоился бы он и печалился о столь безотрадной перемене: ибо сама война стала сущностью этих мест, и никто б из нас, кто знал их прежде, не признал бы их в том, что осталось от них'.

    Песнь песней. Марк Шагал, 1974 год.
      
       Но земле этой суждено было дойти до последней грани отчаяния. Казалось, даже чудо не способно возродить её к жизни. Приговор ей выносили многие путешественники, потрясённые увиденным, но, пожалуй, самый безжалостный, безнадёжный и печальный - Марк Твен, посетивший её в 1867 году. 'Палестина не снимает власяницы, и глава её посыпана пеплом. Над ней тяготеет проклятие, которое иссушает её поля и сковывает её силы... Палестина уже не принадлежит нашему будничному прозаическому миру, она отдана поэзии и преданиям - это страна грёз'. Он называет заброшенный, унылый этот край его библейским именем 'святая земля' и ссылается на Библию, приведя строки грозного предупреждения: 'И опустошу Я страну вашу, и изумятся ей враги ваши, которые поселятся в ней...И будет страна ваша пуста, и города ваши будут руинами'. Грустные размышления путешественника завершаются словами: 'Нет человека, который бы не признал, что пророчество это исполнилось'... А между тем, приближалось время других пророчеств, где-то невидимо от глаз простых смертных происходили процессы, которые несли грядущие перемены. Марк Твен, поверивший в пророчество о гибели и разрушении, не дорос до света, явленного рабби Акиве, на развалинах Храма узревшему будущее возрождение.
      
       Но меня возвращает к себе образ, нарисованный Иосифом Флавием: 'пустошь с вырванными корнями'. Земля, из которой с корнем вырвано всё, что может вернуть ей жизнь. Ни деревца, ни кустика не рожала она, выжженная солнцем, забывшая о далёких днях, когда была покрыта густыми лесами, и тысячи видов растений произрастали на ней. Казалось, и нас вот так же вырвали с корнем. И эта разлука с родной землёй навечно. Разве растение с вырванным корнем вернётся на то же место? Потому и не оставляют корень в земле, чтобы не произросло оно вновь в той же почве. Но память подсказывает мне совсем другие примеры. Наши пророки, цари и поэты искали сравнения в мире родной природы. И находили точные и ёмкие образы. Помню, как с удивлением узнала, что есть 150 видов цветов, для которых эта земля - единственное место в мире. Нет у них другого дома, только здесь могли они пустить корни и продолжить свой род. Я вдруг почувствовала общность судьбы и необъяснимую радость от проявления такой верности. Новелла Пинхаса Саде так и называется 'Цветы земли Израиля'. Он знакомит нас с поэтом страны Израиля, жившим более двух тысячелетий назад и бывшим некогда любимым и популярным. Звали его Мелагр Тадарский. Как все поэты, он посвящал стихи возлюбленным своего сердца. В одном из них воспел цветы родной земли.
      
       Фиалки белые сплету
       С миртом и нарциссами нежными,
       Вплету лилии смеющиеся,
       Шафран и гиацинт пурпурный,
       И розы, цветы любви,
       Ими увенчаю чело её,
       На волосы душистые
       Обрушу ливень цветов.
      
      
       Прекрасны последние строки новеллы, передающие чувства самого Пинхаса Саде: ' Все цветы, которые он упоминает, - цветы земли Израиля, и даже если и было стихотворение написано в одном из странствий, похоже, что он помнил и видел перед глазами цветы своей родины: фиалку, нарцисс, лилию, шафран, гиацинт, розу'.
      
       Пинхаса Саде я открывала для себя так же медленно, как и эту землю. Но любовь к его творчеству, пишущему о ней, пришла сразу, едва прочла его новеллы и очерки о земле из книги 'Путешествие по Эрец Исраэль'. То не были заметки путешественника в привычном понимании слова. Он слышал капли дождя и мог стоять в тихом одиночестве где-то у старого сруба, возвращая этому месту краски и наполняя его голосами некогда живших здесь людей. Так облюбовал он для себя место на возвышении в Бейт-Эле. Под ногами - скала, камни, а между ними - влажная коричневая земля. Тишина окутала всё вокруг, трава и та трепетала на ветру беззвучно. Редкий вскрик птицы из соседней арабской деревни на мгновение нарушал её и тут же исчезал. Города и царства строились и разрушались, исчезали, как утренний туман, а земля оставалась прежней. Такой её видел Яаков, когда шёл в Харан к Лавану, такой её видим мы. Пинхас Саде был близок мне своим ощущением корней. Он писал: 'У каждого человека должен быть свой клочок земли, какая-нибудь деревня, где бы он родился и который будет ему - родиной. Ему следовало бы жить на этой земле всю жизнь, пахать, сеять, проходить по бороздам и в тени одного из деревьев лечь в могилу'. Он воспевал ниву, на которую пахарь выходит с зарёю, запах коровника и утреннее пробуждение поля. То были воспоминания юности, связанные с киббуцем в Изреэльской долине. Несколько лет, прожитых им между полем пшеницы и сосновой рощей, оставили чувство притяжения к земле, сродни тому, которое знали наши далёкие предки. Ни с чем не может сравниться пережитое лично тобой ощущение. Оно живёт в душе, пробуждаясь неожиданно и ярко. Прошло много лет, а я будто вижу, как тяжело вползали на гору в заповеднике Кармель дубы и сосны. Были они похожи на постаревших и отяжелевших от долгой дороги путников. Один из них раскинул ветви, подобно сотне извилистых рук и, казалось, зелёной листвой завесил небо, ветви другого напомнили мне оленьи рога в весеннюю пору. И представилось, как деревья оплели землю своими корнями, на какую глубину ушли. Попробуй вырвать - разве только вместе с почвой. Вокруг бродили чёрные козы, заброшенный колодец был, как сруб из сказки, четыре дерева вели хоровод, а чуть поодаль задумалось одинокое, совсем не похожее на них дерево с белыми лёгкими цветами. Названия цветов звучали незнакомо: дворанит, лотан, римонит, пиштан. Наш гид, друз из деревни на Кармеле, влюблённый в природу, рассказывал легенды о цветах и деревьях. О розовом и белом лотане - двух братьях-близнецах с разными лепестками. О катлабе, дереве с красной корой, плоды которого по вкусу и виду напоминают землянику. Оно полюбило склоны горы Мирон, но до вершины так и не добралось. И об этом была сложена красивая легенда. В этих легендах растения, как люди, тянулись друг к другу или не переносили соседства, были верны выбранному однажды месту или, подобно перекати полю, с лёгкостью отдавались порыву ветра.
      
       И всё же душе моей ближе земля Иудеи. Голые скалы, террасы, беспорядочное нагромождение камней словно бросают человеку вызов: попробуй, покори! Эти мысли рождает во мне встреча с заповедником библейской природы Неот-Кдумим. Тысячи тонн земли свозили самосвалами в течение почти сорока лет, чтобы на каменистых склонах, лишённых почвы террасах, забывших руки земледельца долинах воссоздать мир библейской природы времён ТАНАХа и Талмуда. Какая удивительная символика уже в самом названии: Неот-Кдумим - Оазис древности. Оазис вызывает ассоциацию с чем-то существующим в настоящем времени, слово же 'древность' несёт память о прошлом, порою отдалённом от нас тысячелетиями. Но ивритское 'кедем', подобно реке времени, отбрасывает назад и одновременно выносит вперёд: один корень объединяет слова 'прежде' и 'вперёд', как объединил в себе прошлое и настоящее сказочный мир заповедника.

    Ущелье в Иудее
      
       Когда в начале прошлого века Хана и Эфраим Реувени добрались до Эрец Исраэль, была она разрушена и опустошена войнами и только в ТАНАХе оставалась по-прежнему прекрасной. Ливанские кедры и финиковые пальмы, оливы и миндальное дерево, яблони и орешня - всё цвело и благоухало, и пророки говорили языком притч, и пастух звал пастушку на лоно природы, расцветающей по весне. Они мечтали вернуть земле её библейскую красоту, прежний, неповторимый облик. Так родилась идея первой коллекции библейских растений. Пройдёт много лет, им на смену придёт дочь - Нога Реувени - и продолжит дело родителей. Неот-Кдумим - символ воплощенной мечты, на которую уйдёт не одно десятилетие тяжелого труда и борьбы. Хочешь представить, как выглядела эта земля глазами разведчиков, посланных Моше? Оглянись вокруг. Перед тобой склоны гор, покрытые зелёным ковром. Кустарники и деревья тех же видов, что росли здесь когда-то: фисташковое дерево, дуб, берёза, боярышник, колючая крушина и ароматный мирт. Колышется поле пшеницы и ячменя, защищённое стеной леса, а через дорогу от него - каменный ток, где молотят и просеивают зерно, воссоздавая картину тех дней, когда земледелец готовил свой первый сноп ячменя - омер - для приношения в Храм. Поэзию ТАНАХа улавливаешь в названиях: Сад Книжной мудрости, Холм Меноры, Долина 'Песни песней'... Кажется, цветы, кустарники, деревья нашёптывают тебе строки из 'Песни песней': 'Поутру пойдём в виноградники, посмотрим, распустилась ли виноградная лоза...' (7:13) Виноградная лоза взбирается по холмам, будто родилась вместе с ними. Это её земля, и она даёт ей силы. И здесь, среди зелёных холмов, где всё цветёт и плодоносит, как-то по-новому открывается смысл благословения и наказания.
      
       На пороге трагических перемен пророк Иссайя обращается к народу с притчей о винограднике: 'Виноградник был у Друга моего на плодородном холме. И окопал его, и очистил его от камней, и засадил его отборною лозою. И надеялся Он получить виноград, а тот дал плоды дикие. А теперь возвещу Я вам, что сделаю Я с Моим виноградником: сниму изгородь его - и будет он на потраву, разрушу ограду его - и будет он вытоптан. И сделаю его пустошью...' (5:1-6). 'Пустошь с вырванными корнями' - Иосиф Флавий лишь подчёркнул, с какой пугающей точностью исполнилось пророчество о наказании, но всё тот же виноградник стал символом обещанного возвращения и расцвета.
      
       Однажды по дороге из Цфата в Акко мы проезжали плантацию старых масличных деревьев. Им было далеко за триста. Стволы их были полые внутри, похожие на старческие руки с узлами от тяжёлой работы, а крона -зелёная, свежая, полная жизни. И казалось, дети отделились от ствола, который нёс в себе всю боль пройденного пути. Оливы Неот-Кдумим собрали со всех уголков страны. Были они тоже старыми - от ста пятидесяти до трёхсот лет. Поначалу их просто хотели вырубить. Потом срезали крону, оставили ствол и корень. И посадили. И они пустили новые корни, и зацвели по-молодому, словно и не было прежней жизни. Наши мудрецы не случайно сравнивают царя Давида с побегом оливы, которому дана сила выстоять, несмотря на страдания. А мы? Разве не из той же породы, разве не тот же ствол даёт нам силу устоять на этой земле, не тот же корень держит нас в ней? Я почувствовала это, когда сама посадила дерево.
      
       ... Дом сына стоял на холме, на самой его вершине. И взгляду открывалась огромность неба, горы в первых лучах солнца и впадины между ними. Приближался Шавуот. Первая годовщина рождения внука. Так естественно напрашивалась мысль о деревце, которое будет расти вместе с ним. Земля, спекшаяся от жара солнечных лучей, каменистая. Но вот корешок лёг в приготовленную лунку, и тонкий ствол заколебался на ветру. А рядом уже рос миндаль, вился по стене дома виноград, цвела яблоня, дарило тень ореховое дерево. Сын посадил их, как только перебрался из каравана в дом.
      
       Поселение Маале-Михмас тогда было совсем молодым. Каждый куст радовал глаз, каждый цветок появлялся на свет с трубочкой для поливки. Берегли воду, и цветок получал её по каплям, чтобы не потерять драгоценную влагу. Кусок земли, отвоеванный у пустыни... Её дыхание ты хорошо ощущал, когда дул сухой и горячий ветер. Она встречала тебя, едва ты покидал поселение. Тебя окружали серые без растительности горы, камни, и земля, рыжая, как шерсть овец, которые на ней паслись. И первое естественное сравнение: оазис и пустыня. Потом я часто бывала на поселениях, но это сравнение с оазисом в пустыне лишь утвердилось во мне. Только строчка из псалма Давида 'Б-г пастырь мой... На травяных лугах Он покоит меня, к водам тихим водит меня' (23:1,2) - словно спорила со мной, напоминая, что оазис (неот) - там, где есть вода, а в нашей израильской пустыне её не было.
      
       В Гуш-Катифе в поселении Неве-Дкалим, во время одной из журналистских командировок, я записала свои мысли: 'Всегда, когда мечта выглядела нереальной, говорили 'дом на песке', а здесь всё выращенное и построенное на песке затмевает любую фантазию. Оазис в пустыне. Да, можно построить на песке, и можно разрушить на земле самое прочное строение. Всё зависит от того, какая идея ведёт'. Пять лет назад невозможно было представить, что яд отступления, глубоко проникнув в организм, уже распространяется по всему телу, и Ямит - это только начало. Я написала тогда эти слова, встретив прежних жителей Ямита. И картины разрушения вновь встали перед глазами: люди на крышах домов, как на баррикадах. Плач, крики. И бульдозеры, идущие в наступление, подобно танкам. Дома под их ударом вздрагивали и оседали... Сколько же душевных сил, веры и любви к этой земле нужно нести в своём сердце, чтобы, пережив трагедию изгнания и разрушения, приехать в Гуш-Катиф и начать всё сначала. Неожиданное сравнение пришло на память. Сказано в Книге 'Дварим': 'Земля, камни (аванэя) которой - железо'. Стоит убрать одну букву - родится новое слово - банэя (сыновья ее) - её строители. Так образно называли мудрецов Торы. Камень - основа, фундамент этой земли. Тора - её духовная суть.
      
       ...На Холме Меноры плантации уходящих вдаль миндальных и масличных деревьев невольно напоминают о видении Захарии: две оливы - одна справа, другая - слева - возникают над золотой Менорой с семью горящими лампадами. И в минуты озарения пророку открывается духовный смысл света Меноры: 'Не могуществом, не силой - только духом Моим' (4:6). Серебрится на ветру листва оливы. Мягкое свечение исходит от шалфея, бело-розовый нимб окружил миндаль, первым из плодовых деревьев пробуждающийся к весне. Свет солнца щедр и ярок. И кажется, что всё сливается в единую мелодию. Она пришла к нам из дальних далей, от нашего праотца Яакова - пастуха, которому дано было различать шёпот трав, любить каждое деревце и слагать свои напевы. Посылая сыновей к правителю Египта, ещё не зная, что это Иосиф, наказывает им Яаков взять дары земли: немного бальзама, немного мёда, пряностей и ладана, фисташек и миндаля. Он называет их 'зимрат ха-арец' - мелодия земли. Говорит мидраш, что ветер носил эти напевы почти тысячу лет, пока их не услышал другой пастух - наш царь Давид. А потом вознесёт свою хвалу Эрец Исраэль раби Нахман из Браслава, тосковавший о ней в разлуке: 'Если бы человеку дано было услышать песнопения и славословие трав, он услышал бы, как каждая травинка поёт песнь Вс-вышнему, да будет благословенно Имя Его, без всякой корысти, без всякой посторонней мысли'.
      
       Чуткая душа нашей современницы, композитора и поэта Наоми Шемер откликнулась на эти слова, и она подарила нам песню 'Шират-ха-асавим' - 'Песнопение трав':
       Знаешь ли,
       Что у каждого пастуха
       Есть особый, его лишь
       Мотив,
       Знаешь ли?
       Что у каждой из трав
       Мелодия есть
       Она лишь её
       Лишь её...
       И вот из песен этих трав
       Создаётся напев
       Пастуха...
      
       (Перевод Инны Венярской)
      
      
       Как неожиданно соединились века, будто и не было разрыва между поколениями!
      
       ...Стою на скале. Камни: серые, рыжие, беловатые. Впечатление, что холмы усеяны ими. Иногда из расселин выползает нежный росток. Внизу, под скалой, зелёное озерцо. Сверху оно кажется дном чаши, но вот ты спустился вниз. Молодой инжир и гранатовое дерево с яркой зеленью и красными, едва завязавшимися плодами, белые и розовые цветы горного шиповника, ореховые деревья и раскидистые пальмы - соседствуют друг с другом. Тонкий аромат горной розы разлит в воздухе, кружит голову запах мирра и ладана, благоухает шалфей. Летают шмели. Разноголосо поют птицы. Иногда в тишину врывается гул самолётов - в десяти минутах езды - аэропорт.
      
       Мир вокруг словно воспевает древность и молодость Земли Обетованной. Эта мелодия земли обращена к нам. Раскроется ли наша душа ей навстречу?..
    Напечатано на сайте Седьмой канал.
    Напечатано: http://berkovich-zametki.com/2007/Zametki/Nomer18/Alon1.htm
  • Комментарии: 3, последний от 30/06/2009.
  • © Copyright Гринберг Лея Алон
  • Обновлено: 17/02/2009. 19k. Статистика.
  • Статья: Израиль
  •  Ваша оценка:

    Связаться с программистом сайта
    "Заграница"
    Путевые заметки
    Это наша кнопка