|
Рассказ о нравах города Бруклина, имеющий касательство к популярной ныне теме борьбы с террором. |
СТРЁМНЫЕ ДЕНЬГИ
Пятого марта 2003 года в мире было неспокойно. Террор, война с террором, экономическая депрессия. Мусульманский камикадзе взорвал автобус в Хайфе, другой камикадзе взорвал аэропорт на Филиппинах. Американские самолеты бомбили Ирак, цены на бензин достигли рекордной отметки, биржевые индексы катились вниз. Стрёмное такое времячко. А мы сидели на кухне в бруклинской квартире и рассматривали стодолларовую купюру.
Рыжий зашел поболтать и выпить кофе, а заодно показать эту купюру. Купюру ему всучил один добрый человек. Собственно, добрый человек ему всучил целых три купюры, одна другой краше.
Первая, если считать сверху, была ничего себе, нового образца, с широкоформатной мордой Бенджамина Франклина, с водяными знаками и встроенной металлической полоской. Всем хорошая купюра, если бы не оторванный уголок. Ну уголок, что уголок, не велика беда. Поморщатся и примут. Это везде примут. Сойдет.
И другая первая (если считать снизу) была ничего себе, тоже со знаками и полоской, но старого образца, с малогабаритным Франклином и какая-то грязноватая. Словно на нее кофе пролили, а потом отстирали. Но тоже годится, покривят морду и примут.
А вот третья (вторая, если считать сверху или снизу) была ну очень такая... подозрительная. Она была не просто старая, а древняя, истертая, на ощупь как тряпка. Год выпуска - 1950-й. Когда ее печатали, нас еще и на свете не было. Но это ладно. Главное, цвет у нее был подозрительный, особенно сзади - какой-то уж слишком зеленый. Мы посмотрели ее на просвет - ни водяных знаков, ни встроенных полосок, ни черта. Правда, на ней были следы каких-то штампов, вроде как банковских. Но откуда нам знать, банковские они или еще какие...
- Стрёмная она какая-то, - сказал я Рыжему.
- Ага, - подтвердил он, - зеленая как жаба...
- Ну, это, может быть, их тогда такие делали. Не зря же их прозвали greenbacks, "зеленые спинки". Были бы они такие как сейчас - их разве так прозвали бы?
- Да, сейчас они какие-то серые скорее... Ну а почему водяных знаков нет?
- А как раз об этом лет двадцать назад много шуму было. Выяснилось, понимаешь, что на американских баксах никакой путевой защиты, типа каменный век, вон в Европе уже с голографией делают. Тогда только и стали на доллары защиту ставить. Так то было двадцать лет назад, а этой уже полвека стукнуло... Я думаю, она настоящая все-таки. Особенно если в комплексе смотреть, с двумя другими. Они все из одного места, где такие собираются.
- Настоящая... Ты бы взял такую настоящую?
- Да вряд ли, все-таки вид у нее больно стрёмный... А ты зачем взял?
- А дали. Ну никак я не ждал, что Ицхак мне такую подлянку сунет...
Рыжий у нас независимый подрядчик. Так сказать, свободный художник, промышляющий строительными работами. А Ицхак этот свободному художнику вроде начальника. Он сам не так давно был подрядчиком, да вот возвысился - пригласили его стать менеджером в хасидской пекарне. Хорошая зарплата, полсотни человек под началом, солидно и приятно. А, главное, не надо ползать на карачках, укладывая паркет или плитку, таскать тяжести и дышать всякой дрянью, неизбежно сопутствующей ремонтно-строительным работам.
Короче, стал Ицхак пекарным менеджером, но и сладкого строительного пирога позабыть не захотел. По старой памяти отыскивал заказы, вел переговоры, а работы выполнял Рыжий, отстегивая Ицхаку надлежащую долю. Вернее сказать, это Ицхак ему отстегивал, потому что деньги шли, в основном, через его руки. Впрочем, себе он брал немного, процентов десять, и Рыжий нарадоваться не мог на это сотрудничество, если не считать некоторых раздражающих моментов. А именно, приходилось ему иногда выполнять работы мелкие, малодоходные, которые Ицхак брал из соображений специальных - чтобы угодить нужному человеку. Нужному, конечно, Ицхаку, а не Рыжему. Рыжий, впрочем, понимал, что человек, нужный Ицхаку, нужен, в конечном счете, и ему, а все равно раздражался.
Эти стрёмные три сотни как раз с такого случая и явились. Недели две назад пришлось Рыжему совершить небольшой ремонт в хасидской синагоге. Синагога была маленькая, небогатая. Рабай (так в Бруклине называют и раввинов и вообще всех хасидсих начальников) был любезный и покладистый старичок. Синагога помещалась на втором этаже дома, а на первом был кошерный продуктовый магазин, тоже принадлежавший рабаю. Соединявшую их лестницу Рыжий и ремонтировал. Он провозился там два дня, попрощался с симпатичным рабаем и поехал домой, зная, что деньги получит потом от Ицхака. И вот сегодня Ицхак передал ему конверт с этими тремя сотнями. Странно было уже то, что деньги лежали в конверте - конвертами Ицхак сроду не пользовался, всегда передавал деньги в голом виде. Но Рыжий не успел разъяснить эту странность, Ицхак торопился в пекарню, некогда было болтать о пустяках.
- Ну а чего тут непонятного, - сказал я. - Рабаю эти бабки наверняка пожертвовали. У них во всех магазинах стоят жестянки с надписью "Жертвуйте на храм". Он же не знает, что туда пихают, только вечером посмотрит. Кому-то попалась стрёмная сотня - куда ее? Тут он вспомнил, что давно на Бога не отстегивал, ну и сунул рабаю в жестянку - рабай мудрый человек, что-то придумает. А рабай придумал скинуть ее Ицхаку. Тот стреманулся, да ведь не скажет он рабаю, что тот ему фуфло пихает. Тоже проглотил, но ведь и он не станет ее себе оставлять, а тебе отдавать свою хорошую. Просто так сунуть постеснялся, знал, что ты не возмешь. Так он ее в конвертик пристроил, зубы тебе заговорил и дал деру, пока ты конверт не открыл. Что ты, звонить ему сейчас будешь, разборки наводить?
- Да нет, конечно...
- Ну вот, он так и прикинул, что ты с ним бодаться не станешь, тоже как-нибудь выкрутишься.
Рыжего это рассуждение ничуть не утешило. Сто долларов в наше время что-то еще значат, особенно если ты их заработал своими руками, а бензин дорожает. Что делать с этой сотней? Что вообще делают в таких случаях? Идти спихивать наудачу по магазинам, авось где возьмут? Бесполезно, купюра-то откровенно стрёмная, если нам она не нравится, то продавцам понравится еще меньше. Еще и полицию свистнут... А что еще? Идти в банк проверять, не фальшивая ли? Так ведь неизвестно, как поступают в банке, когда ты приходишь с фальшивой купюрой. Во всяком случае, нам это неизвестно, у нас такого опыта пока не было.
Тут мне пришла в голову светлая мысль.
- Знаешь что, дай-ка ты ее мне, - сказал я Рыжему. - Покажу одному человеку, у него точно должен быть опыт. Может, что посоветует.
Вечером я зашел в соседний "русский" магазин, местную модель Ближнего Востока. Владела магазином израильтянка Софа, во всех отношениях приятная дама из Одессы. Израильтянкой она считалась оттого, что до Америки семь лет прожила в Израиле. Там она приобрела специфический опыт, который пригодился и в Бруклине. В Бруклине все было как в Палестине: ее магазин помещался между двух бакалеек, которыми владели арабы. Впрочем, жили они тут мирно - ведь и Софа, и арабы как раз затем и приехали в Америку, чтобы жить мирно.
Я показал Софе стрёмную купюру, она повертела ее и вздохнула:
- Подозрительная она какая-то...
- Так об этом и речь! Что с ней делать-то, сволочью? В банке проверить?
- А где ты ее взял?
Я рассказал, где взял, и она опять вздохнула:
- Бывает. Короче, вот что: в банк не ходи. Если она фальшивая, там ее просто у тебя заберут, останешься без сотни. А иди ты к арабам, они возьмут.
- К каким арабам?
- Да к любому из них, справа или слева. Возьмут, проверено. Они любые деньги берут.
Тут до меня, наконец дошло, что она говорит о соседних магазинах.
- Ты серьезно? А что они с ними делают?
- Откуда мне знать? Ты иди, попробуй. Я тебе говорю, это оптимальный вариант.
В соседнем магазине за прилавком стоял араб, знакомый мне уже лет пять, с тех пор, как я поселился в этом районе. Имени его я не знал, но мы здоровались. Он был свойский, приветливый дядька, скармливать ему стрёмную бумажку было неловко. Но что делать? Он хороший мужик, но и Рыжий хороший мужик, и Ицхак тоже хороший, и рабай такой симпатичный...
Ладно, попробуем, за спрос не дают в нос. Я взял из холодильника упаковку сыра, снял с полки пачку печенья - всего долларов на восемь - принес все это пред орлиные очи араба и протянул ему подозрительную сотню.
Арабу она не понравилась. Он повертел ее в руках, пощупал стертые буквы, которым полагается быть выпуклыми, посмотрел на просвет. А потом спросил:
- Хорошая?
Я пожал плечами. Он бросил бумажку в кассу, отсчитал сдачу и весело подмигнул мне. Я ответил ему бледной улыбкой.
Через час, привычно коротая вечер за компьютером, я позвонил Рыжему и сказал, что вопрос решен, он может забирать свои деньги. Мы немного поговорили о рабаях и арабах, но ему нужно было идти спать - независимые подрядчики ложатся рано. Я пожелал ему спокойной ночи и полез в Интернет - посмотреть, что творится в мире.
В мире было неспокойно. Теракт в Чечне. Теракт в Париже. Северная Корея готовится к второму испытанию баллистической ракеты.Токийский фондовый рынок рухнул до уровня 1983 года. Бруклинская мечеть собрала миллионы долларов для террористов.
Что?
Ну да, черным по белому:
"Бруклинская мечеть перевела на счет "Аль-Кайды" миллионы долларов, сообщает The New York Times.
Йеменец шейх Хассан Аль-Муйяд, арестованный в 2002 году в Германии, сообщил агентам ФБР, что был духовным наставником Осамы бин Ладена и многие годы трудился, чтобы собрать деньги и оружие для джихада. В частности, шейх Аль-Муйяд рассказал, что на джихад шли многомиллионные пожертвования, собранные в мечети Аль-Фарук в Бруклине".
Я вспомнил жестянку, стоящую рядом с кассой, в которую мой араб бросил подозрительную сотню. Эта жестянка давно намозолила мне глаза. Не какая-то там кустарщина, фабричная работа, аккуратный прямоугольный сосуд, покрытый белой эмалью. А по белому фону зеленой краской напечатан рисунок: полумесяц, минарет и какая-то надпись арабской вязью. Я не читаю по-арабски, но трудно ли догадаться, что там написано? "Жертвуйте на храм", что еще. Долго ли вынуть сотню из кассы и сунуть ее в прорезь жестянки? Тем более, что сотняга стрёмная, в банк ее не понесешь. А мулла мудрый человек, что-то придумает.