|
|
Рассказ о некоторых криминальных похождениях в городе Бруклине. |
РОЗА МИРA
1
Боря Заборский был как цветок.
В жизни этого темного, вонючего, захламленного дома, населенного непутевыми украинцами, мексиканцами, поляками, болгарами, русскими, Боря Заборский, лет сорока, лысоватый, плотный, уверенный в себе, весь в золотых перстнях, цепях, роллексах, в белом костюме чуть не от "Армани" - был как роза майская. Сразу было видно, что это вам не лесная тля, не мух болотный, на которого можно плюнуть и растереть, что с ним по любому надо считаться. Еще говорили, что у него в кармане пистолет и он пристрелить может, если распсихуется. Короче, Боря косил под Аль-Капоне. Ну, хотелось ему жить таким манером - так что же, спорить с ним? Пусть менты спорят, если им охота. Возможно, его замашки и понты объяснялись крупным ростом и орлиным носом, но и тут ведь не полезешь с разборками и ничего не докажешь. Ходит себе и ходит, никому особо не мешает. Населенцы подъезда ворчали утробно на этот режущий глаза блеск, но вслух ничего не говорили.
К тому же Боря здесь не жил, а появлялся, и появлялся нечасто, по понедельникам только. Где он пропадал остальную часть времени, было неизвестно. Считалось, что он мафиози, бандит, пацан из самой крути. Ну и пусть, кому какое дело. Приходил он всегда часов в семь, бывало, что и запаздывал, зато всегда с коньяком, тортом и букетиком роз, купленным у мексиканца на перекрестке за пять долларов. Шел он по лестнице на четвертый этаж, восхищая взгляды встречных дам и непременно одаривал шкаликом компанию, привычно распивающую пиво на площадке третьего этажа. Завидно, блин, но кому от этого плохо?
2
А приходил он в гости к Кате.
Катя встречала его, натурально, с восторгом. И не потому, что так уж любила эти коньяки, тортики, розочки или даже самого Борю. Просто понедельник был день совсем пустой, заработка никакого, по ящику скукотищу показывают, вообще тоска. А тут Боренька! Он пусть и бандит, но все же не гусар, утром всегда полсотни долларов оставит, а то и больше. Катенька начинала суетиться, накрывать на кухне стол, но накрывала только на двоих, потому что Степан, Катькин брат, Борю не жаловал и компании им никогда не составлял.
Брат Степан был парень молчаливый, мрачный, не сказать, чтобы очень дохлый, так, нормальных габаритов парень, только сутулый. Он всегда смотрел в пол и глаз своих никому не показывал. Было ему лет под 30, он ишачил на стройке, а еще числился в студентах, изучал Библию, собираясь поступать в какую-то там "Академию Духа" или даже вовсе в монастырь. Волос не стриг, пил только воду, ел только хлеб, в общем, был больной на всю голову тип, никому совсем не интересный.
Поздоровавшись с Борей и отказавшись от застолья ("да ну вас чё я мешать вам стану"), он удалялся в свой кабинет, которым у него считался чулан у входной двери, и запирался там. То ли вправду он там учился, то ли спал (хотя где там спать-то?), то ли на улицу уходил - ни с кухни, ни из спальни этого слышно не было. Но, во всяком случае, уходя утром, Боря его никогда не встречал.
- Да где он спит-то, когда меня нет? - удивлялся Боря.
Квартирка была маленькая, узкая, прямо от входной двери тянулся коридор-кишка, из которого вели двери в чулан, в спальню и в крошечный санузел, а в конце коридора была кухня без двери.
- Да здесь у меня и спит, на полу, тюфячок подстелет и спит, а чего ему плохо? - Катя удивлялась так искренне, что у Бори пропадали всякие сомнения в том, что так оно и есть.
Боря немного жалел Степана. Чмо, конечно, голова дурная, жить в этой дыре с сестрицей-поблядёшкой - не позавидуешь такой судьбе. Что его ждет завтра в этой долбаной жизни - разве что монастырь, в натуре? Короче, Боря, добрая душа, одно время даже подумывал, не подыскать ли парню какую работенку в своем бизнесе. Вот только в голове у него не возникало ни малейшей идеи, какая работенка в "его бизнесе" могла бы оказаться Степану по плечу.
3
А, впрочем...
Кажется, поздновато уже было думать об устройстве судьбы Степана...
Роман с Катькой тянулся уже с год и стал отчасти тяготить Борю. Не то чтобы Катька его не устраивала, но на роль его будущей спутницы жизни она никак не тянула: слишком пуста, слишком проста, слишком вульгарна, если говорить прямо. Да и не любит она его, он это понимал. И этот братан-придурок... К тому же есть воспоминания, от них никуда не уйдешь, и надень на Катьку хоть тонну мехов с бриллиантами, все равно никогда не забыть Боре этой грязной лестницы и квартиры-кишки, откуда Катька вошла в его жизнь...
Короче, короче...
Короче, пора уже было кончать со всем этим, вот что.
Об этом и думал Боря в один прекрасный вечер, допивая с Катей очередной коньяк. Впрочем, вечер тот и ночь прошли как обычно, но поутру Боря распрощался с Катюхой с почти твердым намерением никогда больше в этой квартире не появляться. Ей он, правда, этого не сказал.
4
Как всегда свежий и бодрый, спустился он на улицу, сел за руль своего джипа "Линкольн-Навигатор" и поехал делать свой бизнес.
Нет, Боря не был солдатом мафии, не был он бандитом и крутым парнем, да и пистолета в кармане сроду не таскал.
Но преступником он, безусловно, был.
Преступление было его работой и заключалось оно вот в чем. Каждую неделю он садился за руль грузового фургончика и гнал его порожняком в Вирджинию. Там, на одном тихом складе, его встречали двое шустрых парней и загружали грузовичок пятью тысячами блоков сигарет. Приняв сигареты по счету, Боря открывал свою сумку и отдавал шустрым парням 50 тысяч долларов наличными - из расчета 10 долларов за блок.
На том они и расставались.
Дальше начиналась самая трудная часть работы: сигареты требовалось доставить в Нью-Йорк.
Дороги в Америке хорошие, казалось бы, гони, да посвистывай. Но Боря не долго бы так катался, если бы не держал в голове, что перевозка необандероленных сигарет из штата в штат считается преступлением, именуемым "контрабандой", и карается по всей строгости федерального закона; что на дорогах полно хитроумных ловцов, добровольных стукачей и просто нелепых случайностей. Поэтому Боря всегда был начеку, старался чуять опасность за версту и при малейшем сомнении нырял, что называется, в кусты, не брезгуя ни ночевками в перелесках, ни болотистыми проселками, ведущими невесть куда. Уже два года ему везло, у него был талант к этому делу, но каждый такой рейс вытягивал из него душу.
5
Вот почему, добравшись до Нью-Йорка, он считал необходимым перво-наперво чуток расслабится, сбросить нечеловеческое напряжение рейса. Первым делом он ехал на бензоколонку, где имел постоянно оплачиваемое им парковочное место. Там стоял его джип. Он отгонял джип и ставил на его место фургончик, плотно прижимая грузовую дверь к стене. Хозяин бензоколонки выводил своего ротвейлера Ребуса (кормежку которого, в сущности, тоже оплачивал Боря) и запускал его в кабину фургончика. Боря запирал двери и ехал расслабляться - сначала домой, а потом к Кате. Он сам не помнил, как это так сложилось, что его возвращение в Нью-Йорк всегда выпадало на понедельник.
6
Ну а во вторник, встряхнувшийся и отдохнувший, Боря принимался за вторую часть бизнеса. Прежде всего нужно было сделать звонок, перекинуться парой условных фраз, убеждавших, что все в порядке и деньги готовы. Потом он забирал с бензоколонки фургончик и гнал его в район старых портовых складов Бруклинского порта. Огромные стальные ворота склада, над которыми красовалась вывеска "ВЕЛИКИЕ РАЗНООБРАЗНЫЕ ТОВАРЫ И ПРИПАСЫ", поднимались вверх, пропуская машину, и опускались вниз, отрезая склад от нескромных взоров внешнего мира.
Внутри склада Борю встречали три бородатых дядьки в грязных белых рубашках навыпуск и засаленных жилетках. Они начинали медленно и нудно разгружать фургончик, придирчиво осматривая каждую картонку с сигаретами. Убедившись, что все в порядке, они докладывали об этом факте четвертому дядьке, который был одет точно так же, как они, но сверх того еще имел на голове засаленную шляпу. Шляпоносец, тяжко вздохнув, лез в карман бездонных, залосненных до блеска штанов и начинал доставать оттуда пачки денег, сложенные вдвое и перетянутые резинками.
Теперь право на занудство переходило к Боре. Он тщательно пересчитывал содержимое каждой пачки и одну за другой прятал их в сумку. Люди в жилетках относились к этой процедуре с полным уважением и олимпийским спокойствием. Убедившись, что получил ровно 60 тысяч долларов - из расчета 12 долларов за блок сигарет - Боря говорил: "Хорошо", садился в фургончик и выезжал из подозрительного склада на свет божий.
Очередной цикл бизнеса на этом полностью завершался.
7
Эти десять тысяч разницы, которые Боря получал каждую неделю, и составляли смысл его преступной деятельности. Он их не транжирил зря. Ну, квартира, джип, коньячок, иногда ресторан, цацки, шмотки, полсотни Катьке, накладные расходы... Это все да, но куда ты от этого денешься? Однако пять тысяч, копейка в копейку, он каждую неделю железно заныкивал. Он имел цель: бросить через год свое преступное ремесло, купить магазин или там прачечную, и впредь торговать настоящим товаром, а не своими дребезжащими нервами.
Прятать деньги - это тоже была непростая проблема. Что-то он держал в банке, но не так много, боялся - что-то случится и конфискуют. Основные бабки хранились в тайниках. Два тайника он сделал дома, на заднем дворе, чтобы можно было добраться, даже если он оттуда выселится. Но главный его тайник был на разбитом пирсе Бруклинского порта, рядом с мусоросжигательной станцией, где всегда стоит такая вонь, что даже кошки брезгуют туда заходить.
8
Те же 50 тысяч, что бесперечь мотались между Бруклином и Вирджинией, имели совсем другой смысл. Они были рабочим инструментом, не больше. Ну вроде как Борин фургончик. Работать без них было нельзя, но и радости от них не было никакой, так что Боря, забываясь, порой начинал думать о них как о некой, пусть и существенной, но неотъемлемой данности. Ну вот как о солнышке, например. Все понимают, что без солнышка не проживешь, но ведь и солнышко никуда не денется? Допустим, сейчас ночь, солнышка не видно, но ведь оно все равно взойдет, правда? Так, примерно, думал Боря, подъезжая к бензоколонке ранним утром того вторника, когда возымел намерение распрощаться с Катей навеки. У него теперь не было в кармане пятидесяти тысяч, но через пару часов они там будут.
9
Луиджи, хозяин бензоколонки, кричал, плакал, махал руками. Он пытался рассказать, как все случилось. К тому же он любил Ребуса, хотя кормил Ребуса Боря. В общем, и так все было понятно, только у Луиджи не укладывалось в голове, как же это могло случиться, как же так просто, зло, грубо, нагло...
Ну да, прямо в четыре утра... Он, Луиджи, сидел в своей будке, где еще ему сидеть...
Нет, никакой машины не было, он бы услышал. Этот человек пришел пешком. Луиджи услышал его уже когда тот вскрыл дверь и Ребус кинулся на него. И он сразу убил Ребуса. Сразу! Черт его знает как! Убил, вышвырнул из машины, сел за руль и уехал. Луиджи стал звонить! Он стал всем звонить! Он...
10
Конечно, там были менты. Не слишком много, все же убили собаку, не человека. Ну, машину угнали, тоже не велика важность. Менты спросили Борю, что было в машине, Боря сказал, что ничего там не было. Подписал им протокол, сел за руль своего джипа и уехал.
Куда ехать-то?
Для начала он поехал домой, просто потому, что было ближе. Прошел на задний двор, проверил тайники.
Оба тайника были пусты.
Тогда он развернул машину и погнал к старому вонючему пирсу. Лез через грязь, забыв про свои цацки и шмотки, голыми руками шарил среди осклизлых ржавых свай. Вот она, цепь, но все, что осталось на цепи - крепежный карабин. Альпинистский карабин самой лучшей, самой надежной конструкции, чтобы никакой шторм не смог сорвать с него герметичный контейнер.
Никакого шторма уже неделю не было.
Только и контейнера не было.
11
Грязный и мокрый, не замечая кислой вони, несущейся от станции, сидел он в машине и думал. Часа два думал. Он никак не мог понять, кто его мог так выставить. Эти козлы в жилетках? Чушь... Для них он был золотым дном. Он-то знал, чем они занимаются у себя на складе: лепят на ворованные сигареты фальшивые акцизные марки Нью-Йорка и продают это художество как законный товар - в пять раз дороже, чем платят ему! Они были бы только рады, если бы он увеличил подвоз вдвое. А кто еще? Конкуренты какие-то? Если б такие были, он бы давно что-то почувствовал. Просто какой-то баклан хапнул? А тайники? Здесь нужна была долгая, терпеливая работа, отслеживание шаг за шагом... ФБР? ФБР его просто взяло бы под белы рученьки и упекло в тюрягу. Кто? Ну кто?!
Никакая разумная мысль не могла угнездиться в голове Бори, в ней словно мусорный ветер гулял, вздымая клубы бесполезной пыли. Он потерял все, ну почти все. У него оставалось тысяч пять в банке, да дома тысячи три под матрасом, вот и все ресурсы. Ну, еще джип. Голяк, все начинать с нуля. Начинать оттуда, откуда он начинал три года назад.
Ладно, сказал он себе с ожесточением, разберемся. Рано или поздно разберемся. А пока надо отвлечься, встряхнуться, а то он этак с ума сойдет. Напиться надо.
Он поехал домой, смыл под душем кислую вонь старого пирса, надел свои лучшие шмотки и цацки, купил две бутылки коньяка и поехал к Катьке.
12
Дверь квартиры-кишки была нараспашку, там шла гульба. Пили отходную. Боря не сказал Кате утром, что собирается ее покинуть, но и она ему не сказала, что собирается съезжать. Все, что представляло реальную ценность: видеомагнитофон, тряпки, безделушки, альбомы с фотографиями - было давно уложено в сумки и вывезено на новую квартиру. Теперь происходила раздача соседям пожитков громоздких, но пустяковых, которые проще купить заново, чем перевозить. Сосед уже уволок кровать, на которой Боря провел столько сладких часов, еще двое с сурьезными мордами прикидывали, как лучше вытащить из спальни комод. Старый телевизор на кухне еще работал, но к нему уже прислонился с хозяйским видом другой сосед. На столе возвышалась большая бутылка водки, стояла тарелка с нарезанной колбасой, а рядом без всякой тарелки лежал распотрошенный батон хлеба. Просто, логично, без затей. Все присутствующие были пьяны, но так, слегка, что называется, под хмельком.
13
Все это было достаточно удивительно и неожиданно, однако Боре в этот день уже досталось столько неожиданностей, что подобные пустяки не могли особенно ранить его утомленную душу.
Другое дело - глаза.
Глаза Степана, которые воткнулись в Борю, едва он переступил порог, прокололи его как ножи. Придурок-монах, сутулый ханурик, сидел, развалившись, как пан, точно напротив двери. Плечи его расправились, длинные волосы были собраны в хвост, а глаза у него оказались тусклыми и маленькими. Свинячьи такие глазки непроспавшегося кролика. Он тоже был выпивши и не без удовольствия жевал кусок колбасы.
- А вот и коньячок пришел! - сказал он радостно. - Физкультпривет героям мафии! Ну проходи, чё встал? Видишь, мы уезжать собрались, отвальную с нами брякнешь.
Боря прошел на кухню и поставил коньяк на стол. Тут же сидела и Катька, тоже хмельная, веселая и смотрела на Борю тем же глумливым взором, что и Степан. Окинув их взглядом, Боря понял все. Все сразу.
Только они могли сделать ЭТО.
Он не знал, что сказать.
Что тут скажешь? Ворье сидело у него под носом, жрало водку, жуировало жизнью, а у него не было на руках даже козырной шестерки, чтобы хлопнуть их по ушам. По всем понятиям, он даже сказать им не мог, что это они его ограбили. Докажи! А не можешь доказать - нет базара. Все, что ты там "понял" - это тебе померещилось. И не квакай, покуда цел.
Степан уверенной рукой открыл коньяк, наполнил рюмку и поднес ее Боре. Боря выпил, немного подумал, а потом все-таки решился.
- Степан, базар есть, - сказал он.
- Серьезно? Побазарить хочешь? Ну давай!
- С глазу на глаз.
- А, ну пошли тогда в спальню. Там пусто сейчас.
Действительно, премудрые стяжатели уже пропихнули комод в дверь и удалялись, пыхтя и матерясь, со своей ношей по коридору.
- Кать, мы там побазарим, - сказал Степан. - Ты не пускай туда никого, лады?
14
Они зашли в спальню и Степан плотно захлопнул дверь.
- Ну?
- Степан, - начал Боря, - ты пойми же, это не только мои бабки. Куча народу на этом висит, могут быть сильные обиды. Ты целый бизнес поставил раком, меня спрашивать начнут, что я отвечать буду?
- О каких бабках речь, Боря?
- Ты знаешь, о каких.
- Не знаю, - ответил Степан спокойно. - Я вижу, Боря, что ты не в себе, у тебя какие-то проблемы. Так это твои проблемы.
- А если окажется, что твои тоже?
Степан улыбнулся. Кажется, он ждал этой угрозы, он жаждал ее.
Он был, по чести сказать, изрядный урод, этот Степан. Даже сейчас, с расправленными крыльями, он казался сутулым. Он был ниже Бори на полголовы, уже в плечах и легче его килограммов на 15. Одетый в хорошую, даже не без претензий американскую одежду, он выглядел в ней как мужик из слободы Коммунарки, рабочей окраины Танкограда. Он и был мужик, мух болотный, на которого плюнуть, растереть, и никто даже не вспомнит, что был такой.
- Ты, барин, словами не сори, - сказал Степан, улыбаясь. - Ты свои понты для подъезда оставь, алкашей этих развлекать будешь, если опять тебя сюда занесет. А я все про тебя знаю. Ты голый. Никого за тобой нет, все ты делал сам, все под себя греб. Ну и догребся. Теперь соси, что там у тебя есть.
Кровь бросилась Боре в голову.
- Ты, сморчок! - рявкнул он. - Я ж, блябуду, себя не пожалею, зенки твои свинячьи повытыкаю, удавлю как жабу, козла вонючего!
Степан улыбнулся еще раз - и ударил.
Борю несколько раз в жизни били, но такого он не испытывал никогда. Степан явно был выдающимся мастером какого-то высокого боевого стиля, выработанного либо непосредственно в слободе Коммунарке, либо на прилегающих к ней островах Гулага.
Боря ничего не мог сделать. Степан бил его зло, свирепо, очень больно, но притом как-то изящно, словно бы заботясь о том, чтобы не оставить синяков, кровоподтеков, не выбить ни зубика и даже костюмчик не испачкать.
Он не бил, а пытал.
Продолжалось это недолго, минут десять, но Боре казалось, что прошла уже вечность. Его промежность, живот, почки, голова, суставы были переполнены звенящей болью, эта боль мутила разум, перехлестывала через край, и Боря чувствовал, что начинает сходить с ума.
И тут Степан прекратил пытку.
Боря лежал на боку и тяжело дышал. Степан закурил сигарету, открыл дверь и крикнул в кухню:
- Кать, иди сюда, помоги. Борьке чё-то плохо.
15
Пили еще долго. Допили Борин коньяк, допили хозяйскую водку, потом Степан заслал какого-то холуя и тот принес еще чего-то. Боря пил молча, он больше думал. К тому же у него все болело. Катька сильно набралась, ей хотелось веселиться и она отплясывала в пустой спальне со всеми, кто заглядывал на огонек. Два каких-то хмыря спорили в углу о сравнительных достоинствах китайцев и евреев, рассматривая два эти великих народа в основных их духовных ипостасях: а) как философов, в) как торговцев, с) как строительных подрядчиков. Кто-то пытался петь.
А Степан развивал перед Борей свою, как оказалось, излюбленную мысль, о том, что надо делиться.
- Нас этому Ленин еще учил, - говорил он. - Если бы ты, Борька, не дурогонил, не ходил здесь гоголем с золотыми понтами, а сказал, положим, мне: Степан...То есть типа да, есть такое дело, что мы с тобой будем при деньгах. Есть типа тема... Разве ж я отказался бы? Разве же я не помог бы? А ты знай своё, к Катьке с коньяком в постель, и типа никого знать не хочу. Разве так делают?
Боря молчал.
- Вот и я говорю тебе: Борис... Ты меня слушай, не спи! Как только ты снова это... Я знаю, у тебя бабки еще есть... Как ты снова подниматься начнешь, ты меня свистни. Чтобы опять не вышло какой херни. Свистнешь?
- Свистну, - пообещал Боря. - Обязательно свистну.
- Ну вот, молодец. Соображаешь!
16
Отлежавшись дома пару недель и надумавшись до тошноты, Боря Заборский продал джип, дозанял денег, оформил надлежащие документы и открыл в испанском районе небольшой магазинчик, торгующий кофе, сигаретами, чипсами и еще всякой всячиной.
Многие предрекали ему скорый финансовый крах, но дела у него пошли на удивление хорошо.
Некоторым кажется, что не все тут чисто, и доля правды в подобных суждениях, конечно, есть. Но не станет же Боря объяснять всем и каждому, что секрет его финансового успеха заключается в том, что основную часть товара он получает со склада "ВЕЛИКИЕ РАЗНООБРАЗНЫЕ ТОВАРЫ И ПРИПАСЫ". Близкое и давнее знакомство с содержателями этого склада позволяет ему всегда получать очень справедливые цены.
Не забыл Боря и своего обещания "свистнуть, если что" Степану. Боря ему свистнул. И теперь Степан, измотанный и грязный, возвращается по понедельникам в Бруклин, паркует фургончик на бензоколонке и, не полагаясь ни на каких ротвейлеров, спит в нем всю ночь, держа под рукой кастет, монтировку и золингеновский нож. А с утра пораньше он мчится на склад "ВЕЛИКИЕ РАЗНООБРАЗНЫЕ ТОВАРЫ И ПРИПАСЫ", чтобы получить свои бабки и тогда уж, с легкой душой отправиться домой, чтобы в обнимку с бутылкой водки изучать Библию.
Степан живет один, потому что он в натуре урод и ни одна женщина не желает разделить его одиночество. А Катька теперь живет у Бори, потому что в один прекрасный момент Боре попались на глаза слова великого и мудрого Шекспира:
"Мириться лучше со знакомым злом, чем бегством к незнакомому стремиться..."