ЗВЁЗДЫ НАД НЬЮ-ЙОРКОМ

"Добро пожаловать в Великое Нью-Йоркское Затмение!"

Эту фразу я услышал по радио, а кто ее сказал, я не знаю. Я шел себе по улице и остановился в очередной раз послушать радио. В этот день радио звучало на всех углах - радиофицированные бруклинцы понимали, что всем же интересно знать, что происходит, а потому включали радио погромче, чтобы прохожие тоже слышали. А прохожим я оказался потому, что делать мне больше было нечего.

Все это началось около 4 часов дня 14 августа 2003 года. Я сидел дома за компьютером и радовался тому, что не нужно выходить на улицу, где было 33 градуса по Цельсию. Примерно в 4:15 мне захотелось испить чаю. Я отправился на кухню и увидел, что телевизор, который я держу включенным ради развлечения своего попугая, опять погас. Он уже гас примерно за полчаса до этого, о чем мне попугай и сообщил - когда телевизор выключается, он начинает орать. Я, не раздумывая долго, поменял пробку. Что же, опять пробка сгорела? Я пошел в коридор, где расположен щиток с пробками и повернул выключатель, желая убедиться в отсутствии энергии. К моему удивлению, лампочка зажглась, но света почти не дала - нить засветилась слабым красным огнем. А ведь если сгорела пробка, света не должно быть вообще - ни слабого, ни сильного. Но я все же поменял пробку. Результат оказался отрицательным, лампочка совсем погасла. Тут до меня стало доходить, что света нет во всем доме.

Что полагается делать, если света нет во всем доме? Полагается, поминая нехорошими словами управдома, срочно звонить ему по телефону. Номера управдома я не помню, потому, что он "забит" в мою мобилу. Я схватился за мобилу и тут же выяснилось, что она умерла. То есть она работала, но на связь ни с кем не выходила. Мои подозрения приобрели мрачную окраску. Надо идти к людям!

Я надел штаны и пошел к людям.

В подъезде было темно, а внизу я встретил управдома. Он радостно сообщил мне, что ни в чем не виноват, свет вырубило по всей улице, так что это "город" напортачил. Ну ничего, они сейчас быстренько приедут и все исправят. Быстренько-не быстренько, но сидеть при неработающих кондиционерах в квартире расположенной прямо под раскаленной крышей, мне совсем не хотелось. Я решил пройтись по улице, посмотреть, чем дышит народ.

Народ стоял у дверей своих бизнесов, внутри которых царила тьма египетская. У русского магазина знакомые мне подтвердили, что мобилы вырубило, и заодно сообщили, что, по слухам, света нет даже в Манхэттене. Дальше попались другие знакомые, которые добавили, что свет вырубило по всему Восточному побережью, от Флориды до Канады. Это получалось как-то очень уж круто, вроде катастрофы национального масштаба. Выходило, что мы с моим попугаем стали участниками исторического события.

Возвращаться домой смысла не было - компьютер не работает, кондиционеры не работают. Попугай-то перебьется, он родом из Венесуэлы, ему к жаре не привыкать. А по мне лучше париться на улице, чем в кирпичной коробке. И я пошел гулять по Бруклину.

Светофоры, конечно, не работали. На Оушен-парквей, очень загруженной магистрали, я впервые увидел регулировщиков-добровольцев. Справлялись они хорошо, но и водилы их слушались беспрекословно. Вообще, славно было уже то, что наглые донельзя нью-йоркские водители в этот день как-то все сразу перековались и стали ездить исключительно вежливо, как это принято во всей остальной Америке. Регулировщиков я в этот день видел много, но только раз среди них оказался полицейский в форме, все остальные имели вид бескорыстных энтузиастов. Как правило, весьма растрепанный и взмыленный вид. Энтузиасты более приличного вида подносили им воду.

Большинство бизнесов сразу закрылись, но некоторые бодро торговали при свечах и, кажется, делали хорошие деньги. Кое-где были открыты бакалейки, снабжавшие страждущий народ питьем. На авеню "Джей" дешевый магазин, закрыв двери, прямо на улице распродавал залежалый товар: приемники, фонарики и батарейки. Они расходились "на ура". Я шел дальше на юг, время от времени останавливаясь, чтобы послушать радио. Журналисты опрашивали ответственных лиц, те отбрехивались на все лады. Одни говорили, что тока не хватило, другие - что тока было слишком много и сеть перегрузилась. Тут я и услышал ехидную реплику журналистки: "Ну да, опять виновата девчонка, не вовремя включившая фен для волос. Как бы то ни было, ребята, добро пожаловать в Великое Нью-Йоркское Затмение!"

Затмение началось уже в прямом смысле слова. Солнце село, Бруклин погрузился во тьму. Странно было идти по знакомым улицам, вдруг превратившимся в какие-то темные ущелья, заросшие дремучими деревьями. Редкие машины ослепляли светом фар, не давая глазам привыкнуть к темноте. Я почти ничего не видел и даже стал пугаться людей. Улица казалась пустынной, но люди все время возникали словно бы ниоткуда - то прямо передо мной, то сбоку на крылечках. Но поскольку зла они мне не причиняли и, очевидно, реагировали на меня так же, как я на них, пугаться я скоро перестал. Зато захотел есть.

Вот тоже проблема. Обычно об этом не думаешь, идешь себе по Бруклину, где-то перехватишь чашку кофе с печеньем, и ладно. Кофе теперь, конечно, не было, впрочем, я был согласен и на воду с печеньем. Но работающие бакалейки, которые и так попадались редко, с наступлением темноты стали закрываться. Меня не впустили в одну, потом в другую, и я стал чувствовать себя бездомной собакой, которой некуда приткнуться. Где же это "добро пожаловать", которое мне сказали по радио?

Первое "добро пожаловать" обнаружилось на авеню "Ю". Там работала пиццерия. Волшебники итальянского пирога трудились при свечах, но пицца была настоящая, с пылу-с жару. Жар разносился от газовых духовок так далеко, что едва войдя в эту пищевую пещеру, озаренную неверным светом колеблющихся огней, я выскочил оттуда вон. Исполнения заказа я еще мог бы подождать, но там была очередь, значит это минут на двадцать. Бог с ней, с этой пиццей, лучше я умру от голода, чем от жары. Я пошел дальше.

Следующий луч надежды блеснул на Шипсхед-бей. Супермаркет, озаренный электрическим светом, сиял во тьме, как волшебный кристалл. Возблагодарив в сердце своем мудрость пищеторговцев, не поскупившихся купить генератор, я направил стопы туда. Но тут же убедился, что не все то золото, что блестит. Соблазнительно освещенный супермаркет был заперт.

Сказать, что я огорчился - ничего не сказать. Я был оскорблен и раздавлен. Луч света в темном царстве - и на тебе! Какая подлость! С оскорбленными чувствами и пустым желудком я обогнул супермаркет, и тут же все мое оскорбление прошло. То, что я увидел, ударило в сердце и заполнило его мутной тоской.

Этот кусочек Бруклина вообще какой-то неудачный. Даже при свете дня он не вызывает добрых чувств. Но сейчас он был просто жуток. Широкая улица без единого деревца. Низкие, убогие домишки по сторонам. Пустой муниципальный паркинг, в темноте похожий на заброшенную свалку железного хлама. И ни души - ни машин, ни людей. В общем, выглядело это так, словно неведомая сила вырвала меня из Америки и забросила на околицу одного из тех советских колхозов, в которых я студентом бывал "на картошке".

Глушь, убожество, забвение. Никчемность и тоска. Неужели это вот и есть то, что ждет Америку и всех нас? Придет день, что-то случится, остановятся генераторы по всей стране. И не будет ни сил, ни желания вырваться из мерзкого бессилия и тьмы, которые обрушаться на нас... Дух мой пошатнулся, захотелось завыть, как собаки воют на луну. И я завыл бы, если бы не знал, куда ведет эта жуткая улица. По счастью, я это знал.

Я прошел до первого перекрестка и свернул направо. Там была станция метро, там была жизнь. На остановке народ дожидался автобусов, которые исправно ходили во все часы затмения. Напротив мерцала огоньками свечей открытая бакалейка. Рядом с ней работал пиццерия, а дальше еще одна бакалейка. Народ покупал снедь, все были почему-то веселы и благодушны. И правда, что это я расклеился?

В пиццерию я не пошел, там было жарко. Купил в бакалейке бутылку сока, кое-какой еды и пошел отыскивать место, где бы с удобством поужинать. Каким-то образом я оказался у дверей церкви. Ступеньки, ведущие к ней, показались мне привлекательными, я сел на них и стал насыщаться.

По мере наполнения желудка тьма отступала. Или мне это только казалось? Как бы то ни было, когда я доел последние крошки и закурил сигарету, стало определенно светлее. Сытым взглядом я окинул все такие же безлюдные, но отчего-то повеселевшие окрестности, и вдруг поймал себя на том, что краем глаза вижу что-то необыкновенное и хорошее. Осторожно поворачивая голову, я постарался поймать этот объект в фокус зрения. И поймал. Это была звезда.

Звезды в Нью-Йорке видны плохо. Почти совсем не видны. Зарево, стоящее по ночам над "городом, который никогда не спит", заслоняет звезды, делает их зрелищем тусклым и непрезентабельным. Ты и не смотришь на небо, взгляд сам собой улавливает, что там не на что особенно смотреть, вот и не смотришь. Пропадает сама эта привычка - смотреть на звезды. Только привычка эта, видимо, бессмертна, как бессмертны сами звезды. Как бессмертны Вселенная, Бог и Душа, о которых звезды всегда напоминают. Она оживает, эта привычка, только дай повод. И вот повод нашелся. Это свинское затмение выгнало меня дома, зато подарило мне звезды. Давно я на них не смотрел, ох, давно. Давно не думал о том, о чем они призваны напоминать. Ну что ж, сегодня время есть, вот и посмотрю.

Домой я возвращался людными местами, освещенными фарами проезжающих машин. Сначала шел по Кони-Айленд авеню, потом по Оушен-парквей. Людей было много. Некоторые просто сидели на чем придется, пили пиво и болтали. Другие шли - в основном, мне навстречу. Из их громких разговоров было понятно, что планы у них грандиозные: добраться до пляжа и, может быть, даже искупаться. Всем почему-то было весело, все были в прекрасном настроении. Даже вой пожарных и полицейских сирен, не умолкавший в эту ночь, никого не тревожил. На Кони-Айленд авеню, около ресторана "Распутин", из боковой улицы потянуло дымом - где-то начался пожар. Туда, мигая и визжа, свернула "скорая". Видно, пожарники уже были там, он "скорую" всегда обгоняют. Полуголые официанты, сидевшие тут же на ящиках, посмотрели "скорой" вслед, один из них сказал: "Блин, паленым воняет!", и они опять принялись за пиво. Они, блин, не чувствовали трагизма ситуации.

Домой я вернулся около двух ночи. Уже у самого дома, возле станции метро, заметил, что бакалейка, принадлежащая цивилизованным арабам, открыта, и возле нее на тротуаре идет настоящий пир - с музыкой, танцами и той таинственно-интимной атмосферой, которая свойственна вечеринкам сексуально настроенной молодежи. Там гуляли в основном, испанцы, но, кажется, среди них были евреи и русские. Я пожалел, что не могу к ним присоединиться

Дома был сущий ад, даже попугай устал от жары. Я облил его водой и поставил клетку на пол, где теоретически должно быть прохладнее. Принял холодный душ, открыл окна и лег на кровать поверх одеяла.

Сон не шел. Раскаленная за день крыша отдавала тепло внутрь квартиры, я чувствовал себя как курица в духовке. Каждое движение вызывало потоки пота, любая поза была неудобна. Вдруг я что-то почувствовал, и перекинул подушку на другой конец кровати. Из приоткрытой двери гостиной доносились легкие дуновения воздуха. Откуда они брались, сказать трудно, они были очень слабы, но и это показалось мне блаженством. Я провалился в тяжелый сон.

В пять утра меня что-то разбудило. Сначала я не понял, что именно, понял только, что это не опасно, и опять закрыл глаза. И тут же услышал гул - это работал мой кондиционер. Господи, они дали свет! Они справились всего за двенадцать часов! Я вскочил и бросился закрывать окна. Это потом уже выяснилось, что мне очень повезло - наш район получил энергию одним из первых.

* * *

Утром сосед рассказал мне, что своими глазами видел, как на Флатбуше, в черном районе, громили магазин, торгующий одеждой. Соседу редкостно повезло, что он попал на такое зрелище. Потом оказалось, что было всего четыре попытки мародерства, арестовано два десятка погромщиков. Убийств, драк, изнасилований вообще не было. Было 65 пожаров, с пострадавшими, но без трупов. Один человек умер от инфаркта. Вот и все.

Что же случилось с людьми? Во время предыдущего затмения, бывшего в 1977 году, Нью-Йорк на сутки погрузился в анархию. В районе Бушвик на тридцати кварталах подряд полыхали пожары, разгромили тысячи магазинов, были кровавые драки с ранеными и убитыми. Ту ночь окрестили "ночью ужаса".

Почему же эта ночь была не такой? Почему нью-йоркцы не грабили, а помогали друг другу и веселились? Может быть, дело в том, что небо было чистым, и они успели увидеть звезды и понять, что Великое Затмение - это сущая ерунда по сравнению со Вселенной?

Связаться с программистом сайта

"Заграница" Путевые заметки Это наша кнопка