"Ах, Одесса, город юности шальной! Где гулял я с раскудрявой бородой" - напишу позже в поэме. В городе, где не был двадцать три года, я бродил по старым знакомым улочкам и вспоминал события тех лет. В 22 года, я был сотрудником службы снабжения и сбыта ткацкой фабрики, да ещё напротив моего общежития жили в таком же трамвайщики, а точнее - трамвайщицы! Дождавшись на остановке трамвай с водителем моего возраста, я поднялся в вагон и подошёл к кабине. Перечисляя имена и фамилии её коллег, она мне рассказала об их судьбах. Насладившись за пару дней пешими прогулками, я вошёл под своды мужского монастыря. К нам с напарником подошёл священник и попросил покрасить алтарь в церкви на Пересыпи: "Там работает бригада женщин-маляров, а им нельзя туда ступать". В церкви ко мне подошла маляр: "Я вас узнала" - "Вы ошиблись. Я жил в Одессе, но это было много лет назад" - "В те годы вы ухаживали за моей подругой с ткацкой фабрики" О, память! Мимолётные события в деталях и подробностях оттеснили ту, с которой мы дружили год!
Однажды меня в общежитии остановил комендант: "В Красном Уголке журналист проводит диспут, нужны присутствующие". Не слушая ведущего, мне не понравилась его дикция, и даже не поинтересовавшись обсуждаемой темой, я, после вечеринки с друзьями, "понёс своё", пока у "рыцаря пера" не закончилась плёнка в диктофоне. Через три дня мой монолог был опубликован в газете "Вечерняя Одесса" под заголовком "Разлад" - о семье и браке. Эту же статью под заголовком "Чтоб семья была крепче" перепечатала фабричная малотиражная газета "Джутарка" с заметкой, что их сотрудник пробует себя на журналистской ниве, пожелаем ему успехов! До меня дошёл слух, что ткачихи переписывали эту статью. В цехе фабрики я подошёл к соседу по общежитию с каким-то вопросом и попутно поинтересовался худенькой ткачихой-молдаванкой, задержавшей на мне взгляд. Имея на неё виды, он поведал о её "неприступности". На что я ему бросил: "Подайте-ка мне сюда эту "неприступную крепость!" и подошёл к её станку. На работу я приходил в строгом костюме и галстуке, раздражая тем самым своего неряшливого босса. Кстати о галстуках - я первый в школе, ещё в классе шестом, сменил пионерский галстук. Выслушав выговор на совете дружины, достал из кармана пионерский значок, прицепил на лацкан пиджака и отдал салют: "Всегда готов!" Девушке я представился журналистом фабричной газеты, который готовит статью о ткачихах в "преддверии очередного политического праздника" и хотел бы "взять у неё интервью" после работы. Встретил я её специально на виду у всех подруг возле проходной, протянув букет цветов, шокируя галантностью сельскую восемнадцатилетнюю девчушку в ситцевом платьице и в косынке. Осталось дело техники! Но, увы, время показало обратное, что победителем-то оказалась она, а я - сторона потерпевшая! В тот вечер я знал, что Надю, рано осиротевшую, растила многодетная соседка в молдавском селе и, недавно приехав в Одессу, Надя пришла на фабрику. Не дала мне судьба младшую сестрёнку, так я сотворю её себе сам, тем более, что в чужом городе родственные чувства не востребованы. Мы встречались около года и почти каждый вечер. Культурная программа была насыщенной: "девчоночка фабричная" научилась красиво опираться на руку своего спутника при выходе из транспорта, грациозно одевать протянутое пальто, различала архитектурные стили старой части города, была ознакомлена с одесской топонимикой - названием улиц и их историей и уже могла со мной обсуждать игру актёров в театре музыкальной комедии. Моя Галатея превращалась в прекрасного лебедя! Она часто вспоминала случайно услышанные слова моего приятеля: "Ту ткачиху ведь тоже Надей звали?" Ей нравилось, что сказка стала явью! Она знала, что меня после недавнего развода, женить было уже не так-то легко. Уезжая в отпуск в родное село, Надя знала, что вернувшись, меня в Одессе уже не будет. На три её письма я ответил открыткой - больше писем не было. И после стольких лет, находя свободное время между послушанием и службой в храме, я ударился на поиски "моей младшей сестрёнки". Из старожилов в общежитии - никого. Фабрика давно закрыта. Как-то умудрился найти кадровика, который из архива сообщил её новую фамилию, паспортные данные и про декрет. На звонок в дверь Надежды Николаевны никто не открыл - время было рабочее, но вечером из оставленной записки она узнала, что бывший коллега по работе, в её городе проездом из Петербурга. До встречи я узнал, что супруг был любитель выпить и нередко поднимал руку на домочадцев, а восемь лет назад упал со строительных лесов и инвалидом подрабатывал сторожем в детском саду. Надежда дала образование 19-летней дочери - своей копии, и тянула семью, торгуя в павильоне на рынке кондитерскими изделиями.
Снимая очки, я сказал: "Без очков ты меня узнаешь быстрее" - "А я узнала тебя ещё в очках и счастлива тем, что наконец-то могу тебе сказать спасибо за самый лучший период в моей жизни!" Она предложила угощение: конфеты. "Как раньше!? Когда один из нас держал конфету губами, а другой - откусывал!? Помнишь?" - "Я ничего не забыла! В семейном альбоме сначала твои фотографии и уже потом свадебные, детские, семейные. Это потому, что ты так много значишь в моей жизни! Муж скандалил, но я настояла. Ты даже не догадываешься, как мне тебя в жизни не хватало!" - "Моя Галатея, я приехал! Давай же, испытаем судьбу!" Такой реакции я никак не мог от неё ожидать, она почти закричала: "Это говоришь мне ты!? Мой главный учитель! Разве этому ты меня учил!?" - "Надя! За 23 года поменялась жизнь, переписались учебники!" При следующей встрече была её дочь. Мы встретились взглядом, и - у неё наступил шок! На её счастье, Надя случайно встала между нами. Когда девушка отошла от шока, я заметил, как трясутся её руки - она переживала за семью, за отца! Я потерял голову из-за замужней женщины! Начал караулить её у входа! Нанятый фотограф изготовил пачку фотоснимков. За несколько бессонных ночей я посвятил ей поэму, до сих пор единственную у меня, (нет, не "Евгений Онегин-2") на что Надя сказала: "Не люблю стихи - ты не привил мне любовь к ним, не успел" Я покинул своды монастыря и открыл "своё дело" - теперь у меня была своя мини типография "Надежда" (пригодился опыт, приобретённый на Дальнем Востоке), доход от которой перекрывал годовую зарплату Надиной семьи - "как бык овцу"! Надя не захотела сама и не разрешила дочери работать у меня даже за сказочную зарплату! Придти к ним в гости я не имел права. В последний день, оставив в павильоне, якобы на пару часов, сумку с подарком и прощальным письмом, я покинул Одессу. А крепость-то оказалась неприступной! И, выражаясь военной терминологией: после нескольких месяцев осады крепостных стен, проигравшая сторона ретировалась с поля боя! Две старых одесских газеты, которые хранил столько лет, я отправил почтой на знакомый адрес.
Через 9 лет я стал искать Надину дочь в Интернете. Узнал номера всех школ в Посёлке Котовского и стал среди учеников искать Анну 1980 года рождения. Я ведь не знал её фамилию. Мои поиски увенчались успехом - нашёл! Начал я издалека: для конспирации сменил в "Одноклассниках" фамилию и вместо фотографии разместил картинку - Рыжий Кот. И уже когда у нас наладилась переписка и прежде, чем показать Анне рассказ "Ах, Одесса" (про её маму) я её спросил: "А ты знаешь, с кем переписываешься?" - "Да разве вас забудешь!?"