Лернер Петр Михайлович: другие произведения.

Истории Забавные И Не Очень

Сервер "Заграница": [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Помощь]
  • Комментарии: 6, последний от 23/11/2016.
  • © Copyright Лернер Петр Михайлович (Lerner.peter@gmail.com)
  • Обновлено: 01/06/2016. 261k. Статистика.
  • Статья: Израиль
  • Иллюстрации: 2 штук.
    •  Ваша оценка:

      
      
       Петр Лернер
      
      
      
      
       ИСТОРИИ ЗАБАВНЫЕ И НЕ ОЧЕНЬ
      
      
       0x08 graphic
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
       ИЗРАИЛЬ - 2011
      
       СОДЕРЖАНИЕ
      
       ЕЩЕ ОДНА КНИГА ПЕТРА ЛЕРНЕРА 3
      
       ЖЕНОТДЕЛ ОБКОМА КП (б) Уз. 5
      
       ПРОСТЫ МЕНЭ МЫЛА, ЩО ТЫ МЕНЭ ВЧОРА БЫЛА 7
      
       МИКВА 10
      
       ОДИН "НЕЗАБЫВАЕМЫЙ" ДЕНЬ В ОДЕССЕ. 12
      
       КТО ЧЕМ ДЫШИТ? 15
      
       КАК Я СТАЛ ОТЛИЧНИКОМ ЗДРАВООХРАНЕНИЯ
       СССР 19
      
       ДВА АНЕКДОТА НА ДЕЛОВЫХ ЗАСЕДАНИЯХ 23
      
       ХОД КОНЕМ 29
      
       КАК ЭТО ДЕЛАЛОСЬ 30
      
       ДВА ЗАУРЯДНЫХ СЛУЧАЯ 32
      
       ВЗЯТКИ НЕ ВСЕГДА ГЛАДКИ 36
      
       ТРОЯНСКИЙ КОНЬ 41
      
       ПЕСКИ, ПЕСКИ, КРУГОМ ПЕСКИ 43
      
       НА ХЛОПКОВЫХ ПЛАНТАЦИЯХ 46
      
       ЧЕГО Я НИКАК ДО СИХ ПОР НЕ МОГУ ПОНЯТЬ 57
      
       ДВА ВЕСЬМА ЗАБАВНЫХ НАБЛЮДЕНИЯ 59
      
       ГОСОБОРОНЗАКАЗ НА ХАЛЯВУ 60
      
       И ОПЯТЬ ОБНИНСК 68
      
       ОБЫЧНАЯ КАФЕДРА 73
      
       ЗАПАДЛО 79
      
       ЗАПИСКИ НА МАНЖЕТАХ 81
      
       ЗАКЛЮЧЕНИЕ 86
      
       ПРИЛОЖЕНИЯ (переписка, рецензии, отзывы) 88
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
       * На обложке - фотография автора книги с дочкой
       Татьяной, Самарканд, 1956 г
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
       Еще одна книга Петра Лернера  
      
            С годами мы успеваем делать все меньше и меньше. Несделанных дел становится, наоборот, всё больше и больше. Ко всем сложностям и неудобствам пожилого возраста у меня лично возникла еще одна проблема с "неуспеваемостью": я не поспеваю... читать книги Петра Михайловича Лернера!
       А пишет и издает их он,  чуть ли каждые полгода. Пишет Петр Михайлович быстро, с явным удовольствием и азартом, как бы пытаясь выговориться, рассказать "за жизнь", передать свое видение событий, свои знания и опыт.
       Воистину - писатель не уходит на пенсию, а Петр Михайлович даже "не берет больничный лист".   
        Вот сейчас перед вами его новый сборник рассказов "Истории забавные и не очень".
       Автор предложил мне честь написать к ней предисловие. Обычно предисловие имеет целью познакомить будущего или потенциального читателя с автором книги, тактично прокомментировать ее, что-то разъяснить и т.д.
       Истории,рассказанные Петром Михайловичем, не нуждаются 
       в таком предварении.
       Они просты, бесхитростны, понятны и - главное - правдивы; в них нет "двойного дна", который должен бы быть  вскрыт и объяснен читателю в предисловии.
       Истории в этой книге ярко отражают отдельные стороны тогдашней жизни в СССР и Советском Узбекистане.
       И в этом, кстати, ценность и познавательное значение их. Взять, например, хлопковую эпопею. На протяжении пяти лет учебы мы, студенты 1-5 курсов Самаркандского Мединститута, ежегодно по осени отрывались от занятий и выезжали в колхозы на сбор хлопка.
       Если бы вместо этих двух потерянных месяцев и длительного времени, потраченного на изучение истории ВКП(б) и марксовой политэкономии, мы изучали медицинские дисциплины, нас выпускали более подготовленными и больше знающими врачами.
       Петр Михайлович вспоминает случаи на хлопке, где он был руководителем студенческих бригад. А мы, тогдашние студенты проводили ежегодную хлопковую страду весело, свободно и вольно, несмотря на многие трудности и лишения... В рассказах Петра Михайловича проходит вереница персонажей отрицательных - людей грубых, невежественных, тупых и туповатых, есть и подленькие. Много и положительных личностей, добрых, совестливых и честных. Из-за своего благородства проф. Лернер относится с определенной долей снисходительности и даже благожелательности к первым, - как к неразумным детям, и с симпатией и любовью ко вторым.
       Все-таки он прожил счастливую жизнь, потому что всегда был окружен добрыми и верными друзьями и товарищами.
       Тем не менее, из историй в его жизни видно, что в вопросах принципиальных и вопросах чести Петр Михйлович стоял, как скала, и был  бескомпромиссен (напр. "Два заурядных случая").
       В те памятные нам времена надо было обладать огромным мужеством и отвагой, чтобы противостоять царившему тогда  произволу, прессингу и мстительности сильных мира сего, а Петр Михайлович не раз схватывался с этой машиной. ("На хлопковых плантациях"). В то же время П.М.Лернер  не был Дон Кихотом, не витал в облаках и ветряные мельницы за рыцарей не держал.
       Нет, он крепко стоял на земле и не чурался знакомств и дружбы с "ближним кругом", с "силовиками". Но никогда он не использовал приятельские отношения и покровительство для личной выгоды, для своего собственного благополучия.
       Он использовал имеющиеся у него возможности для помощи и защиты тех, кто нуждался в ней, кто был несправедливо обижен и унижен. А за себя стоял сам, защищал себя сам. Многие из таких острых ситуаций ярко описанные автором вызывают искреннее сопереживание и сочувствие герою.   
               Истории профессора написаны хорошим слогом, читаются  и запоминаются легко.
       Импонирует также некоторая ироничность автора по отношению к самому себе, а это - дорогого стоит.
      
       В общем читайте, вспоминайте,улыбайтесь и будьте
       благодарны  писателю, врачу, ученому и Человеку - профессору Петру Михайловичу Лернеру.      
                                                                                                         Доктор Ариэль Аренберг 
      
      
       И дочь и внук меня просили о своей жизни написать.
       Я их спросил: "Кто, дорогие, это станет всё читать?
       Ведь большинство моих ровесников перекочевало в мир иной,
       А у правнуков и правнучек будет язык уже другой.
       Обычно пишут для потомства в надежде память сохранить,
       Но злоба дня поправки вносит и нечего греха таить:
       Что недосужно вовсе будет им наши опусы читать
       И авто - жизнеописаниям на... полке суждено лежать".
      
       Петр Лернер, "Рифмованные мысли", Израиль,2010.
      
      
      
       ЖЕНОТДЕЛ ОБКОМА КП(б) Уз.
      
       Возглавляла этот отдел очень приятная и культурная узбечка, жена профессора ветеринарного факультета Самаркандского сельхозинститута.
       Так вот, вызывает она как-то меня и с порога задает вопрос: работает ли у нас такая сотрудница Инна и состою ли я с ней в интимной связи.
       - Да, работает, - отвечаю, - и я состою с ней в интимной связи.
       - Как же так, на глазах у всего коллектива?
       - Нет, мы всегда уединяемся.
       Длительная пауза.
       В стране, где "секса нет", мой ответ её сразу ставит в тупик.
       Второй еще более нелепый вопрос: "А как это отражается на работе?"
       - Очень благоприятно, работоспособность у всех повысилась.
       - "Вы намерены на ней жениться?"
       - Я еще окончательно не решил. Опять "Как же так?"
       Наступает мой черед. Я обращаюсь к ней с вопросом: "Какой порядочный мужчина станет компрометировать женщину и всем рассказывать, что он с ней находится в интимных отношениях? Полагаю, что она вообще еще девушка и я вынужден буду ей рассказать, какие про неё в обкоме распространяют сплетни."
       - Нет, вы этого не сделаете.
       - Хорошо, но лишь при одном условии, если вы меня ознакомите с этим письмом.
       К моему удивлению, она мне протягивает анонимное письмо, и я сразу узнаю почерк медстатистика Иры.
       Прихожу на работу. Вызываю Иру. Зачем писала в обком?
       Истерика: "Простите, Петр Михайлович. Это мне Инна сама сказала, что она с Вами живет, а я Вас очень люблю. Ведь Инна Вас совершенно недостойна, она встречается с Димой (помощник эпидемиолога), они собираются пожениться."
       Я её спрашиваю, для чего она мне всё это рассказывает.
       - Петр Михайлович, хотите, я с Вами буду, мне от Вас ничего не надо, просто так. Я живу одна в доме матери, рядом с Вами по улице Некрасова, можете приходить когда угодно, я свободна, у меня никого нет и кроме Вас мне никого не нужно.
       Вызываю Инну и прошу объяснить, что у нас происходит.
       - Я хотела Иру просто разыграть и разозлить и сказала, что мы скоро поженимся. Я не думала, что эта ненормальная истеричка напишет в обком. Простите меня, пожалуйста. Меня уже Надежда Яковлевна (зав. эпид. отделом) сильно поругала.
       Но оказалось, что это еще не все. Анонимное письмо обком все же решил переслать в райком с резолюцией: Обсудить на открытом партсобрании коллектива городской санэпидстанции вопрос о грубых просчетах в подборе, расстановке и воспитании кадров в санэпидстанции?!
       Обсудили. Инна каялась. Ира плакала. Я молчал. Четверо сотрудников гневно выступили с их осуждением.
       А было это 23 февраля 1946 года. Мне в этот день исполнилось ровно 24 года.
       Создавалось впечатление, что в первый послевоенный год у страны уже не оставалось более актуальных вопросов.
       У сотрудников были свои крупные переживания: они по случаю моего дня рождения в складчину изготовили торт, одна сторона которого не поднялась и к тому же слегка подгорела. Шла интенсивная работа по ремонту этого дорогостоящего изделия.
       У нас на складе стояла железная бочка с чистым спиртом, но никому даже в голову не могло прийти использовать спирт на личные цели. Пили купленные по знакомству вина "Гулякандоз" и "Баян-Ширей".
       Дело в том, что в Самарканде находился всемирно известный винзавод, созданный еще в 1868 Дмитрием Филатовым. А на территории этого завода существовал киоск для сотрудников. Там по праздникам им "отоваривали" по две бутылки вина. А они уже его перепродовали с весьма умеренной наценкой.
       Мой день рождения (23 февраля) всегда совпадал с праздником. Везет же людям!
       Инна вышла замуж за Диму, Ира переехала вместе с мамой в Фергану. Я женился на Оле. Женотдел обкома - упразднили.
      
       ПРОСТЫ МЕНЭ МЫЛА, ЩО ТЫ МЕНЭ ВЧОРА БЫЛА.
      
       Моя жена - Ольга Александровна - с первых дней войны находилась в действующей армии.
       Она служила на Втором Украинском фронте (58 армия) в должности зам. начальника Отдельной роты медусиления.
       В 1943 году её перевели на Северо-Западный фронт.
       Роты медусиления располагались вблизи от боевых действий, были оснащены передвижными операционными блоками, которые размещались на машинах, и там производились практически все виды операций.
       После окончания войны с Германией Оля была переброшена на Дальний Восток. Вначале в Маньчжурию, затем в Китай и в Японию, где оперировала уже в качестве ведущего хирурга.
       После демобилизации возвратилась в Самарканд опытным хирургом и устроилась на работу акушер-гинекологом в родильный дом N 1.
       Главврачом роддома была Строчкова. Уже буквально с первых же дней у моей жены с нейвозникли конфликты из-за того, что жена отказывалась выполнять её явно незаконные поручения. Строчкова без всяких предупреждений сразу объявила жене строгий выговор якобы заза нарушение трудовой дисциплины.
       Оля выговор обжаловала. Была создана комиссия, решение которой не трудно было предвидеть, так как муж Строчковой (Лезин), всесильный и очень коварный человек, работал заместителем председателя Самаркандского горисполкома. На протяжении многих лет председатели менялись, а Лезин всегда оставался.
       Но на сей раз произошла осечка. Председателем комиссии был назначен старый коммунист, фронтовик, член бюро райкома Железнодорожного района Сергей Шаповалов, а первый секретарь райкома Барковский Исидор Иосифович был давнишним другом Лезина.; , Естественно, им и была дана установка выгородить Строчкову.
       Но нужно было такому случиться, что Шаповалов служил в 58 армии, был тяжело ранен, Оля его оперировала и буквально вернула с того света. Когда они встретились, он её обнял, расцеловал и без труда во всем объективно разобрался. Выговор не только отменили, но Строчковой было указано на издевательское отношение к врачу-фронтовику. Естественно, что Лезин такого простить не мог и затаил злость.
       Но самое интересное произошло позже.
       Я работал главврачом Самаркандской санэпидстанции и всего месяц назад был временно по совместительству назначен на должность заведующего городским отделом здравоохранения. А он непосредственно был подчинен горисполкому.
       Когда Лезин узнал, что я муж Ольги Александровны, он решил отыграться на мне. Но как известно, злость - плохой советчик.
       На ближайшем заседании горисполкома был поставлен мой отчет "О неудовлетворительном состоянии здравоохранения города Самарканда".
       В президиуме находился незнакомый мне человек, как потом оказалось, один из отраслевых секретарей ЦК КП Узбекистана.
       Меня обвинили во всех смертных грехах, в том числе в высокой детской смертности в Домах грудного ребенка, в развале противомалярийной работы, в неудовлетворительном санитарном состоянии больниц, поликлиник и медсанчастей на предприятиях, в провале шефской помощи и др. Мне единогласно объявили строгий выговор с занесением в личное дело и предупредили о моем частичном служебном несоответствии.
       Я не сомневался, откуда ветер веет и был буквально взбешен. У меня хватило выдержки для саркастического выступления. Я поблагодарил исполком за столь мягкое, гуманное и, естественно, объективное постановление. Я сказал, что за такие дела надо судить, а исполком ограничился лишь выговором. Так что против выговора и служебного несоответствия не возражаю и прошу оставить. Я работаю в этой должности всего один месяц и одновременно с вхождением в курс дела успел такое натворить. Полагаю, однако, что мне одному, конечно, было не под силу сделать все, в чем меня обвиняют. Обязуюсь разобраться и выяснить, кто еще в этом виновен и доложу исполкому.
       Расчет был простой: чем нелепее решение, тем его будет проще и опровергнуть.
       Как известно, в Советском Союзе периодически объявлялись разные кампании. Одновременно давались директивные установки сразу же выявить и обнародовать наиболее характерные примеры.
       На моё счастье, как раз началась кампания о внимательном, бережном и чутком отношении к молодым специалистам.
       Вдруг выступил секретарь ЦК А., участвовавший в заседании исполкома по вопросу капитального строительства, который, естественно, был в курсе того, что началась такая кампания. Он очень эмоционально высказался насчет наплевательского и бездушного отношения исполкома к молодому специалисту, обратил внимание членов исполкома на то, что врач всего проработал на новом месте один месяц и лишь мог успеть ознакомиться с коллективом, документами и начать вникать в работу, а ему уже объявляют о служебном несоответствии и выносят сразу строгий выговор. Затем он обратился к членам президиума с просьбой отменить своё поспешное и явно тенденциозное постановление. "Я буду просить облисполком наложить взыскание на товарища Лезина за бездушно-бюрократическое отношение к молодому специалисту."
       На следующий день вызывает меня Лезин, орет, мечется по кабинету, угрожает мне, что он это так не оставит.
       Затем он уставился на меня и кричит: "Чего Вы молчите"?
       Вот тогда я ему и сказал фразу, вынесенную мною в заглавие этой статьи, повернулся и демонстративно ушел.
      
      
      
      
       МИКВА
      
       Миква (миквэ) означает скопление воды и служит она для омовения с целью очищения от "ритуальной нечистоты".
       Миква представляет из себя вырытый в земле и облицованный кафелем бассейн размером примерно в два-три квадратных метра и глубиной один метр. Она расположена на уровне пола и туда ведут доходящие до дна ступеньки.
       Миква наполняется теплой прозрачной и проточной водой и содержится при строжайшем соблюдении гигиенических требований.
       По еврейским понятиям, цикличность процессов в организме женщины следует рассматривать как постоянное обновление. Так как каждый месяц женщина готова принять в себе новую жизнь, чаще всего миква используется женщиной для очищения после окончания менструации, родов и накануне свадьбы. Между погружениями в воду произносится молитва:
       Благословен Ты, Господь, наш Бог, Царь Мироздания, освятивший нас своими заповедями и заповедавший нам окунание!
       Миква в Самарканде находилась в Сиабском районе (старый город) и принадлежала она общине бухарских евреев.
       Прихожу на работу и секретарь мне докладывает, что я должен ровно в 16 часов явиться в кабинет председателя горисполкома Дустова. Председатель человек обходительный, порядочный, ко мне относится всегда ровно и хорошо. Прохожу в кабинет, за столом сидит молодой человек в штатском. Он не здоровается, не представляется и визгливо кричит мне: "Куда смотрит санэпидстанция? В старом городе открыто функционирует рассадник заразы - бассейн со сточными водами, который называется Миква. Чтобы сегодня же эта миква была закрыта и опечатана".
       Я говорю, что пошлю туда санврача, он проведет обследование и потом решим, что дальше делать.
       - Вы, очевидно, не поняли, что я вам только что сказал опечатать. Чего еще вы там собираетесь обследовать и решать?
       Я пытаюсь объяснить, что мы не ведем контроль над проведением религиозных обрядов и не проверяем как церковные купели, так и еврейские миквы. Просто так закрыть микву мы не вправе. Однако в связи с его официальным заявлением, что она может явиться источником распространения заразных заболеваний, мы её обследуем и предъявим необходимые санитарные требования по устранению выявленных недочетов.
       - А вы не умничайте. Мне безразлично, что вы задумали там делать, но миква должна быть закрыта навсегда.
       Ох, как мне хотелось стать в "третью позицию" и послать его по известному адресу, но разговор проходил "в те времена укромные, теперь - почти былинные" и я
       промолчал.
       Дустов совсем не принимал участия в нашем разговоре. Что-то из сказанного до человека в штатском все же дошло. Он предложил предъявить такие требования, которые они никогда не смогут выполнить.
       Когда я выходил, вслед за мной зашел начальник противопожарной инспекции. Как выяснилось, и ему предложили закрыть микву, уже как не отвечающую условиям противопожарной безопасности.
       На следующий день ко мне явились представители еврейской общины вместе с раввином. Они сами предложили мне предъявить им любые требования, которые мы сочтем необходимыми и обещали абсолютно всё выполнить.
       Санитарный врач передал им под расписку санитарное предписание. Они всё сделали и миква продолжала работать.
       Естественно, может возникнуть вопрос, зачем кагебисту понадобилось уламывать другие организации, что им мешало самим провернуть это "дело".
       Очень оригинальное объяснение этого высказал мне мой отец. Он лично знал одного из главных антисемитов России Василия Витальевича Шульгина. Ему приписывают слова, что стоит затронуть еврея на Крещатике, как он сразу закричит на Бродвее. Очевидно, того же опасался и человек в штатском.
       Именно с этим человеком меня судьба свела через много лет, когда уже работал в мединституте. Времена изменились и на этот раз я уже отыгрался по полной. О чем мой рассказ "Кто чем дышит".
      
       ОДИН "НЕЗАБЫВАЕМЫЙ" ДЕНЬ В ОДЕССЕ
      
       В 1947 году несколько участников ХП Всесоюзного съезда гигиенистов, эпидемиологов, микробиологов и инфекционистов решили поехать в Одессу. Целью поездки было посещение первой кафедры эпидемиологии, созданной в Одессе еще в 1920 году основоположником советской эпидемиологии акад. Д.К.Заболотным. Этой кафедрой затем, начиная с 1923 года, много лет заведовал акад. Л. В. Громашевский.
       Утром мы все посетили кафедру, совершили экскурсию по Одессе, а на 20 часов было запланировано посещение известного Одесского театра.
       Примерно за два часа до посещения театра я решил погулять у моря.
       Вдруг услышал громкий крик. Звали на помощь две девушки, одна пробежала мимо меня, а вторая - подбежала ко мне, схватила меня под руку и говорит: "Скажите им, что Вы мой парень, это поможет".
       Вскоре подошли трое парней. Один обратился ко мне с вопросом: "Эта твоя?". Я подтвердил и они ушли.
       Мы познакомились. Имя девушки было Вера, фамилия Родина. Я еще пошутил насчет того, что тот, кто её бросит, автоматически станет изменником Родины. Минут десять мы походили вдоль берега, затем я проводил её до автобусной остановки, попрощался и пошел в гостиницу.
       Было темно, и я не заметил, что те трое парней все время шли за нами и слышали весь наш разговор. Они меня окружили, и один из них обратился ко мне со следующими словами: "Лох, выбирай одного из нас и начнем. Посмотрим, кто кого заделает".
       Я сразу не понял, о чем они говорят, но внезапный удар в челюсть меня сразу отрезвил и я подумал, что сейчас начнут грабить. Я охотно согласился всё отдать, так как кроме дешевых часов со мной ничего не было. Новый костюм, документы и деньги оставались в гостинице. Они мне объяснили, что бить будут за то, что их обманул будто Вера (они её, оказывается, знали) - моя девушка.
       Я сказал, что я приезжий и получается, что их гость. Я прошу прощения. Я врач и моя задача не калечить, а лечить, что через час я должен быть в театре, а завтра покидаю этот изумительный город и его замечательных жителей. Мой открытый подхалимаж не произвел на них не малейшего впечатления.
       Один их них повторил: "Хватит базарить, выбирай одного из нас и начнем. Не хочешь - сами решим".
       Мне было 25 лет, я был здоровый мужик, занимался боксом, парашютным спортом, никаких признаков трусости за собой не замечал. Посмотрел я на этих тренированных и накаченных ребят и решил выбрать того, кто помельче и весом поменьше.
       Ко мне подошел парень с большим шрамом на нижней челюсти и явно сломанным носом. Он сразу нанес мне удар в челюсть. Я еле удержался на ногах. После второго удара я рухнул на землю. Когда я поднялся, последовала серия новых ударов, один из которых расквасил мне нос и мой светлый спортивный костюм сразу же залился кровью. Я пытался нанести ответные удары, но ни один из них не достиг цели. Парень со шрамом всегда увертывался. Фактически наш поединок превратился в банальное избиение. Я был ошеломлен и подавлен.
       Так же, как избиение внезапно началось, так оно вдруг прекратилось.
       Несмотря на весь трагизм происшедшего, я не мог не оценить юмор моего "тренера": "Тебе как доктору положена скидка 30%, а сейчас можешь смело идти в театр".
       Я вернулся в гостиницу и все рассказал очень милой дежурной по этажу. Когда я ей обрисовал, кто меня так разукрасил, она сказала, что мне крупно "повезло" и я точно выбрал противника - известного всей Одессе профессионального боксера и драчуна.
       Она взяла мой костюм, постирала в холодной воде. Утром погладила и не осталось никаких следов крови. Чего нельзя было сказать о моем лице. Оно было всё в кровоподтеках, мой и без того большой нос увеличился почти вдвое. В таком виде возвращаться домой было неприлично.
       В аптеке мне дали два вида примочек и я принял решение возвращаться домой не самолетом, а поездом.
       Так как дома знали мою привязанность к конькам, я придумал, что во время катания врезался в наружное ограждение катка. Мне поверили, хотя папа все же сильно сомневался.
       На память я увез с собой билет в Одесский театр. Партер 7 ряд, 7-е место. А говорят, эта цифра считается счастливым числом. Может, и вправду.
      
      
       КТО ЧЕМ ДЫШИТ
      
       Периодически мне рассказывали под большим секретом соседи, что к ним приходил молодой человек якобы из милиции и собирал сведения обо мне и моей семье. Узнавал, с кем мы общаемся, о чем мы говорим с ними и вообще что мы за люди. Обычно это практиковалось перед новым назначением или в период представления меня к почетным званиям и наградам. Не всегда между соседями складываются дружеские или просто нормальные отношения и что-нибудь они, гляди, и "накапают". А это органам всегда может пригодиться для досье и просто для подтверждения важности государственной безопасности. Я к этому привык и меня это совершенно не волновало.
       За всеми высшими учебными заведениями был всегда закреплен свой куратор, а иначе оперуполномоченный КГБ. В некоторых вузах у этой организации зачастую были свои постоянные сотрудники. При наличии спецчастей эти функции возлагались на них.
       Приведу весьма красноречивый случай в период моей работы в облздравотделе.
       Спецчасть Самаркандского облздравотдела возглавляла Еременко. Она чуть меня не подставила, обвинив, что я не возвратил ей секретный документ, за который расписался. Оказалось, что ошиблась она.
       Как-то на партсобрании при выяснении причины неявки некоторых коммунистов, на вопрос, почему нет коммуниста Власенко, поднялась Еременко и громогласно заявила, что он арестован как враг народа. Через два дня Власенко явился и принес больничный лист. А еще спустя месяц Власенко действительно арестовали.
       На следующем партсобрании я обратился к Еременко с вопросом, каким образом она уже за месяц знала, что Власенко будет репрессирован как враг народа. Она переменилась в лице, с ней приключилась истерика и она покинула партсобрание. Она сразу сообразила, что для неё означает мой вопрос. Такое её "хозяевами" никогда никому не прощается. Через несколько дней её освободили от работы в облздравотделе и перевели на должность заведующей детским садом. Судя по месту нового назначения, для неё это явилось концом карьеры.
       Органы широко практиковали вербовку кадров среди студентов, которых на всё время учебы обеспечивали специальной стипендией "за счет заведения" и при этом следили, чтобы их не лишали институтской стипендии. В этом случае они обращались только непосредственно к ректору, а мне, декану факультета, в этих случаях прозрачно намекали. Получается, что органы безопасности фактически пользовались правом подбора и расстановки кадров.
       Они могли запросто решить судьбу и самого ректора института, лишив его по надуманному предлогу на какое-то время доступа к секретной переписке, без чего он функционировать уже не мог. Ректоры это понимали и учитывали при посещении их сотрудниками в штатском в период приемных экзаменов и зачисления студентов в институт.
       А теперь вернусь к главной теме.
       Должно же было случиться, что человек в штатском из рассказа о микве стал штатным куратором именно нашего института.
       Сижу я в кабинете, дверь в приемную приоткрыта, слышу, кто-то дает указание секретарю: "К нам никого не пускайте, мы будем заняты примерно полчаса". Зашел, улыбается, весь сияет.
       - Я к Вам по очень серьезному делу. Мы(?) Вам всегда доверяли и продолжаем доверять, ведь Вы допущены у нас(?) к совершенно секретной переписке.
       Я действительно имел допуск, но не у них, а в связи со своей профессиональной деятельностью эпидемиолога.
       Дальше он напомнил мне, каким я пользуюсь большим авторитетом среди советских и партийных органов. Говорил о почетном месте нашего института среди вузов республики. Об огромном вкладе наших ученых и о... необходимости их оберегать от вредного влияния недругов и еще много разной белиберды. После паузы он продолжает. Вот у вас кафедры судебной медицины, факультетской хирургии и глазных болезней возглавляют крупные ученые и заслуженные люди. Между тем морально-психологический климат в возглавляемых ими коллективах вызывает у нас(?) определенную тревогу. Распространяются негативные слухи(?).
       Все попытки нащупать, что же конкретно его там интересует, оказались тщетными. Когда он в очередной раз заговорил об инакомыслии, я потребовал разъяснить, что он конкретно от меня хочет. А в чем можно было подозревать этих честных тружеников и глубоко порядочных людей, кроме их еврейской национальности?
       Ему для оправдания своей угасавшей "деятельности" нужна была любая отрицательная информация, кляуза, инсинуация, любой, с его точки зрения, негатив. Он просто блефовал.
       - Мы у себя(?) посоветовались и решили, что Вы лучше других сможете разобраться. Ведь кому как ни Вам известно, что легче предупредить болезнь, чем её вылечить. Короче, мы(?) просим Вас точно выяснить, чем дышат эти уважаемые профессора. Уверен, что Вы нам в этом поможете.
       Вот теперь ясно.
       Первым моим порывом было просто вышвырнуть его. Однако тут же созрел план с ним рассчитаться за его прежнее хамское ко мне отношение и унизить его.
       Я сказал, хорошо, я выясню, но вопрос серьезный и мне понадобится время. Приходите через две недели.
       Он засиял, сказал, что всегда был во мне уверен, и чуть не бросился меня обнимать. Через две недели он пришел, опять сказал секретарю, чтобы к нам никого не пускали.
       - Выяснили? - спросил он.
       - Да, - ответил я, - запишите. Он открыл блокнот и приготовился писать.
       - Мною точно установлено, что все они, как правило, вдыхают кислород, а уже затем выдыхают углекислый газ. Записали? Вы свободны.
       Он истошно заорал, пригрозил, что мне это так просто не сойдет, и выскочил из кабинета.
       В 1990 году я дочкой пришел в ОВИР оформить гостевые визы для поездки в Америку. Через несколько дней дочке визу выдали, а мне никак не выдают. Уже скоро заканчивается срок действия наших билетов на самолет. Под угрозой вылет.
       Внезапно меня озарило. Да ведь это месть человека в штатском.
       На востоке говорят, что когда тебя укусила собака, сходи к её хозяину. И на очередном заседании областной чрезвычайной противоэпидемической комиссии, сидя рядом с начальником КГБ, я ему поведал о своих подозрениях. Он усмехнулся. На второй день визу мне оформили и мы улетели с дочкой в Америку.
      
      
      
      
       КАК Я СТАЛ ОТЛИЧНИКОМ ЗДРАВООХРАНЕНИЯ
       СССР
      
       1958 год выдался для меня необычайно напряженным, нервным, но и приятно волнительным. Мне присудили ученую степень кандидата медицинских наук. Зачислили в институт на условиях почасовой оплаты на должность и.о. доцента кафедры инфекционных болезней по курсу эпидемиологии. Наградили значком "Отличник здравоохранения СССР".
       Об этом событии и настоящий рассказ.
       В области не прекращались эпидемии кишечных инфекций, полиомиелита, дифтерии, коклюша, малярии. Регистрировались свежие случаи отравления ядовитыми сорняками.
       Я работал главным эпидемиологом Самаркандской области и одновременно замещал главного врача областной санэпидстанции. Неделями не ночевал дома и не вылезал из очагов. В это "счастливое" время к нам "высадился десант" Министерства здравоохранения СССР.
       В те времена были модны массовые мероприятия: концерты на стадионах ("с народными артистами и лошадьми").
       И при этом всегда всё обязательно должно было быть комплексным: планы, учеба, подход, обеды и, конечно же, комплексные проверки.
       Последние представляли собой разновидность тайфуна.
       Приехали и к нам сразу 11 человек сроком на 8 дней.
       Для нас на это время закончилась профессиональная деятельность. Нас закрепили за отдельными членами комиссии. Световой день мы обеспечивали сопровождение и сбалансированное питание комиссии, а вечерами - застолье и тосты за дружбу народов и старшего брата. Каждый член комиссии был вполне приличным и приятным человеком и специалистом в своей области, а вместе напоминали суд присяжных.
       Все члены комиссии независимо от специальности, в основном, обращали внимание на распространение инфекционных болезней в роддомах, домах ребенка, стационарах, детских учреждениях. При этом вина всегда возлагалась не на руководителей конкретных учреждений, а на санэпидстанции, как будто главврачи учреждений, допустившие у себя внутрибольничную инфекцию, не имеют к этому никакого отношения.
       Наступил день подведения итогов.
       Собрали широкий медицинский актив (с двумя перерывами на обед), оставив на целый день тысячи больных без медицинского обслуживания. Вроде комиссия с нами, т.е. с областным руководством (своими прокормителями), как-то сдружилась и на самом активе персонально особенно "не наезжала". Однако в официальном документе, оставленном ею, в в мой адрес было записано, что если в течение месяца(?) не будет достигнуто существенного снижения инфекционной заболеваемости, то последуют строгие оргвыводы.
       Я хорошо понимал, что мои возможности повлиять на ход эпидемического процесса и сроки наступления солнечного затмения были практически равнозначны. Что у меня нет никаких возможностей решить вопросы водоснабжения, санитарной очистки населенных мест, ликвидировать переуплотненность лечебных и детских учреждений, существенно изменить быт и негативные обычаи населения и т.д.
       А сейчас поговорим о пользе настоек на водке и их влиянии на ход эпидемического процесса в пределах одной конкретной Самаркандской области.
       Был у меня когда-то незабвенный заместитель Саша. Умница, добряк, балагур, юморист и интеллигент. Готовил он потрясающие настойки на водке: с перцем, тмином, клюквой, красным тутовником, а лично для себя - с анисом. Сегодня мы оценивали его новую серию. Дегустация подходит к концу, настроение отличное.
       Вдруг я вспоминаю: приближается срок отправки отчета о проведенных мероприятиях по итогам работы бригады Минздрава. Что могло измениться за один месяц, о чем писать?
       Принимаю решение поступить так, как наше самое точное в мире статистическое управление, по сводкам которого неуклонно повышается общее благосостояние советского народа и ежегодно растет производство мяса, молока, яиц и других продуктов на душу населения.
       Я вспомнил свой разговор с секретарем райкома партии Лебёдкиным, под руководством которого в 1950 году Багишамальский райком партии вынес решение об исключении меня из партии: "За связь с родственниками, проживающими в Америке и за сокрытие этой связи". Я его как-то спросил: если ежегодно растет производство мяса на душу населения, почему никогда у нас мяса не бывает в свободной продаже, т.е. в государственных магазинах, и моя семья должна его приобретать только на частном рынке. Я вроде тоже являюсь одной из таких "душ" населения, так кто же съедает моё мясо?
       Не могу, кстати, не вспомнить здесь забавный случай.
       Как-то встречает Лебедкин меня и мою жену Олю после того, как его сместили с поста секретаря райкома, и приветствует её словами: "Христос воскрес". Я фамильярно обращаюсь к моему старому "другу": "Слушай, ты, проповедник, Христос воскрес, а ты ведь уже никогда не воскреснешь". Воистину уже не воскрес!
       Так вот, закончив дегустацию, я решил написать сильно благодарственное письмо Министру здравоохранения СССР Марии Дмитриевне Ковригиной и выразить ей признательность за направление к нам столь полезной и компетентной комиссии, следуя ценным указаниям которой было достигнуто снижение инфекционной заболеваемости в области. Далее следовал перечень проведенных "комплексных" лечебных, санитарных и противоэпидемических мероприятий. И всё это сопровождалось рефреном "в соответствии с указанием комиссии Минздрава".
       Свою оду я тут же зачитал Саше и спросил его мнение.
       Он признал эту идею, во-первых, своевременной, а во-вторых, почти гениальной. И благословил её известным еврейским пожеланием "Умейн" (Аминь). При этом он, как обычно, произнес свою коронную фразу: "Петр Михайлович, как Вы хотите, так я хочу". А вообще ему принадлежат и следующие высказывания:
       На вопрос, когда придете на работу: "Как всегда в восемь, без пяти девять". А также: "Не переживайте, я позже приду, зато и раньше уйду". Хороший был человек - настоящий полковник.
       Короче. Оду Фелице в Минздрав я все же отправил.
       В ноябре получаю письмо от Начальника Управления кадров и учебных заведений Минздрава СССР:
       "Приказом Министра здравоохранения СССР М.Д.Ковригиной N 453-к от 13 ноября 1958 года Вы награждены значком "Отличник здравоохранения". Значок за N 82060 отправлен на Ваше имя в Минздрав Узбекской ССР".
       Скажите, стоит после этого прекращать дегустацию наливок на водке? Угадали. Не стоит.
       Моя "исповедь" на первый взгляд походит на юродство, но тот, кто помнит то славное времечко, поймет мой вынужденный юмор.
       Единственное, что может меня реабилитировать, это то, что я нигде никогда не писал и не говорил, что был награжден этим значком. Об этом впервые я написал здесь только спустя 53 года.
      
       ДВА АНЕКДОТА НА ДЕЛОВЫХ ЗАСЕДАНИЯХ.
      
       Известно, что к месту рассказанный остроумный анекдот иногда способен разрядить обстановку и даже помочь избежать наказания. Я неоднократно использовал этот прием в своей жизни.
       Приведу два примера. Пример первый.
       На протяжении трех лет недалеко от Самарканда строился методом народных строек так называемый Кумсаевский мост.
       Техническое оснащение: лопаты, кетмени, носилки, мешки и энтузиазм трудового народа.
       Рабочая сила: трудоспособное и не очень население города Самарканда. Специальность, профессия, наличие ученой степени, состояние здоровья и др. никакого значения не имели.
       Работа исключительно по субботам и воскресным дням. Сбор к 7-ми, прибытие на место - к 8-ми. Начало работ и время "раскачки" точному учету не подлежало.
       Обед состоял из трех фаз: подготовка к обеду, сам обед, уборка обеденных мест, включая обратную укладку всего несъеденного. Хронометраж времени на каждую из фаз и на обед в целом не проводился - это никого не интересовало.
       Отправление естественных потребностей производилось методом минирования необъятных территорий с учетом характера рельефа, просматриваемости участков и половой принадлежности мостостроителей.
       Каждому коллективу в зависимости от его численности отмерялся участок, границы которого обозначались колышками либо камнями. Учитывая подвижность этих предметов, не исключалась их частая естественная миграция.
       В дальнейшем тактика изменилась. За каждым коллективом был закреплен постоянный участок и определен конкретный объем работ.
       Вот тогда у меня созрел свой "ужасно" наивный план.
       Санитарно-эпидемиологическая служба была оснащена большегабаритными палатками и полевыми кухнями для развертывания временных больниц, изоляторов и обсерваторов. Поэтому я посчитал целесообразным организовать на закрепленном за нами участке стационарный пункт и создать все необходимые условия для нахождения там еженедельно сменяемого коллектива. При этом экономилось не только время на переезд и "раскачку", но и средства на транспорт, а также не похищались у сотрудников дни их законного отдыха.
       С этим предложением я обратился к руководству строительства моста и в райком партии. Попросил точно определить объем работ и после его выполнения разрешить нашему коллективу приступить к своей профессиональной деятельности. Наша идея всем очень понравилась и была одобрена.
       Так как я, естественно, предвидел, что они без всякого стеснения могут отказаться от своих слов, я составил письменный договор, в котором был указан объем работ, приложена схема участка и указано число ежедневно работающих сотрудников. Договором было предусмотрено, что после письменного подтверждения дирекцией строительства выполнения нами договора мы вправе сами покинуть строительную площадку.
       Заручившись письменным согласием дирекции и райкома, мы вывезли на неделю первую партию наших сотрудников.
       Благодаря налаженному быту, дисциплине и желанию как можно быстрее возвратиться домой, работа была завершена в весьма сжатые сроки. После оформления всех документов в дирекции мы возвратились домой и приступили к работе.
       Не прошло и недели, как меня вызвали на заседание райкома КП Узб. Инструктор ознакомил меня с повесткой дня, один из пунктов которого гласил: "О грубом нарушении государственной и партийной дисциплины, допущенном коммунистом Лернером П.М. и выразившемся в самовольном оставлении работы коллективом ГорСЭС на народной стройке".
       Я показал инструктору договор, подписанный не только директором мостостроительного участка, но и вторым секретарем райкома. Он доложил руководству, но было все же решено меня заслушать.
       Докладывал именно тот секретарь, который сам же подписал договор.
       Своё выступление я, естественно, начал с вопроса, зачем он вначале сам утвердил договор, а сейчас требует меня наказать за точное выполнение этого же договора. Почему вместо поощрения нашего коллектива за досрочное выполнение всех работ нас хотят наказать.
       На что он заявил: "Вы превратили серьезную работу в обычный пикник, обеспечили сотрудников питанием за государственный счет, вечерами организовывали самодеятельность и даже додумались устроить танцы. "Вы, что, действительно не понимаете, что превратили серьезную работу в удовольствие?".
       Моё выступление было кратким.
       Я заявил, что докладчик дезориентирует бюро, так как мы никого не кормили за государственный счет, а все приобреталось самими сотрудниками вскладчину.
       Начальник строительства может подтвердить, что я согласовал со вторым секретарем возможность выезда нашей бригады после завершения всего объема работ. А дальше я сказал: "Однажды генерал поспорил со своим адъютантом о том, является ли интимное отношение с женщиной удовольствием или работой. Мнения разошлись. Пригласили денщика и этот же вопрос задали ему. На что он ответил, что связь с бабой - это удовольствие, так как если бы это была работа, то его бы, конечно, пригласили. Так что получается, что выезд нашего коллектива, - это не удовольствие, а все же работа." Неожиданность этого вывода вызвала всеобщий смех и обсуждение приняло деловой характер.
       До членов бюро дошло, что если распространить нашу инициативу, то это может сократить время и расходы на переезд, позволит поднять производительность труда и не так сильно отразится на производственной деятельности организаций, откуда рекрутировались сотрудники.
       Еще много дней в городе рассказывали о моем анекдоте.
       Что же касается работы на строительстве моста, то нас и в дальнейшем вновь заставили выезжать по выходным дням и тем самым еще раз подтвердили всем известную истину о том, что инициатива всегда наказуема.
       Пример второй.
       Одной из клинических баз нашего медицинского института являлась новая больница по улице Хаваси. Она располагалась в городе Самарканде недалеко от мясокомбината, кож. завода и других предприятий.
       Для снабжения электроэнергией этих объектов был использован подземный кабель высокого напряжения. В связи с возросшим потреблением энергии решили рядом с действующим кабелем проложить еще один, специально для нужд больницы. Эта работа была поручена строительно-монтажному управлению треста "Химстрой".
       Так вот, являются ко мне директор и главный инженер этого треста с просьбой направить 500 студентов для рытья траншеи для нового кабеля. Они это аргументировали тем, что кабель будет использован всецело для наших нужд и предлагали оплатить труд студентов.
       Дело в том, что я, будучи проректором по научной работе, в то время замещал должность ректора, находившегося в отпуске.
       Я пригласил инженера по технике безопасности нашего института, который категорически возразил против привлечения студентов. Он это аргументировал тем, что новая траншея почти примыкает к старой, где уложен действующий кабель высокого напряжения и что любое неосторожное движение может привести к трагедии. Я согласился с мнением инженера и принял решение не направлять студентов.
       Уже через час я был вызван в горком КП Узб. Второй секретарь высказал мне свое недоумение и потребовал направить студентов.
       Руководство треста заверило, что оно обеспечит инструктаж всех студентов, надзор за ходом работ и берет всю полноту ответственности за технику безопасности на себя.
       Я им сказал, что на суде это, возможно, учтут и "скосят" срок моего наказания, но я на это не пойду. Кроме того, я обратил внимание на то, что, учитывая явку наших студентов, трест инструктаж проведет с одними, а на работу придут и другие. Я посоветовал привлечь к этой работе стройбат, он не откажется от денег и инструктаж там можно будет провести полноценно.
       Только я возвратился в институт, меня тут же вызвал секретарь обкома КПУзб. по промышленности.
       Разговор начался так: "А если мы насупим брови? Вы по профессии врач, так почему же присвоили себе право решать сугубо технические задачи. Ваш инженер по технике безопасности лишь год тому окончил институт и имеет общеинженерное образование. Так почему его мнение для вас более авторитетно, чем мнение главного инженера треста со стажем работ более 20 лет? Кроме того, не забывайте, что это делается для Вашего же института и Вы - коммунист".
       Я ему ответил, что все его аргументы логичны и скорее всего вполне обоснованны, но именно потому, что я врач, для меня полностью исключается любой риск, связанный с жизнью и здоровьем людей. А риск, несомненно, есть. Поэтому своего решения я менять не стану и предлагаю очень простую альтернативу: на время заменить меня на посту и.о. ректора либо обратиться за разрешением в Министерство здравоохранения республики. Как мне стало известно, они обратились в министерство, но там им ответили, что этот вопрос всецело относится к компетенции ректора.
       Через несколько дней мне позвонил начальник треста и сообщил, что они отказываются от работ по прокладке кабеля. Меня это очень рассмешило. Я очень хорошо знал, что эти работы включены в план треста Министерством строительства на текущий год, утверждены Госпланом и Советом Министров, а сорвать план директору никто не позволит и он сам на такое никогда не решится. Я ему ответил, что благодарю за информацию и пожелал всего доброго.
       Через несколько дней трест начал рытье траншеи при помощи экскаваторов и вскоре перерубили и вывели из строя действующий кабель. Снабжение больницы нам удалось наладить через запасной подвесной кабель. А вот мясокомбинат со всеми своими холодильными установками и складами готовой продукции был обесточен и прекратил работу.
       Меня пригласили на заседание в горком партии, где руководство треста назвало Лернера виновником всего происшедшего и потребовало меня наказать.
       Тогда я рассказал следующий анекдот:
       На стоге сена мужик пытался изнасиловать девку, но она сопротивлялась. Вдруг в церкви ударили в колокол,
       а девка, оказывается, была очень набожной и начала креститься, чем сразу и воспользовался мужик. Когда же девка "залетела", то потребовала, чтобы алименты ей платил звонарь, который не во время ударил в колокол. Чем же начальники Химстроя отличаются от той очень набожной девки? - спросил я. И на сей раз дружный хохот и полный конфуз директора и главного инженера треста.
      
       ХОД КОНЕМ
      
       Обратился ко мне доцент Ч-в с просьбой выдать ему служебную характеристику для ОВИРА в связи с выездом в Израиль. Без такой характеристики визы не оформлялись, а всем организациям была разослана секретная директива не выдавать характеристик лицам, выезжающим на ПМЖ за границу. В то же время ОВИР требовал от них прежде всего представить приказ об отчислении с работы.
       Я спросил Ч-ва, есть ли у него и еще у кого-то из его хороших друзей автомобиль.
       Он сказал, что свою машину хочет продать и если нужно, может продать мне. Тогда я ему изложил свой план. Он должен договориться с другом, у которого тоже есть машина, что случайно её ударит и, например, повредит крыло. Его друг "в гневе" вызовет автоинспекцию и потребует оформить протокол, якобы ему при ударе причинено увечие. В этом случае автоинспекция затребует характеристику на виновного в ДТП по месту работы. Я по запросу автоинспекции выдам характеристику и укажу, что она выдана для представления в МВД, куда и относится автоинспекция.
       Он её отнесет прямо в ОВИР, а я всегда смогу доказать, что инструкции не нарушал.
       Он "совершил аварию", принес запрос от ГАИ и я ему выдал необходимую характеристику.
       На второй день ко мне пришла ассистент кафедры инфекционных болезней Г-ко и по секрету рассказала, что у нас в институте кто-то торгует характеристиками.
       Ей известно, что Ч-в не мог её получить, а теперь она у него есть. Я её сильно поблагодарил, обещал найти этого жулика, а про себя сказал: вот с-ка.
       Каждый праздник Ч-в поздравляет меня, а я его.
      
       КАК ЭТО ДЕЛАЛОСЬ
      
       Родной брат моего отца Самуил Давидович Лернер возвратился со Сталинградского фронта тяжелым инвалидом. Это был человек с уникальными способностями и фантастической памятью. Ему ничего не стоило умножать и делить в уме любые многозначные числа. Он превосходно играл в шахматы, запросто обыгрывая титулованных шахматистов- разрядников. Он очень тонко разбирался в политике, много читал, был наделен тонким юмором и поражал всех своей эрудицией.
       В это время многие евреи готовились к переезду в Израиль и мой родной дядя со своим другом Бекерманом преподавали иврит в кружках, организованных при синагоге. Таких кружков по городу было всего четыре. Деятельность этих кружков была запрещена и жестоко пресекалась. Всем был памятен широко афишированный в печати открытый процесс над одной из преподавательниц иврита, осужденной за эту деятельность на 8 лет.
       В один из дней была организована облава и ко всем кружкам подогнали черные воронки. Всех преподавателей сначала свезли в первое отделение милиции города Самарканда, где находился прокурор и оформлял их арест. Затем всех перевезли в тюрьму. В этот день мой дядя вел занятие в кружке по ул. Розы Люксембург недалеко от моего дома.
       Вдруг ко мне прибегает один из учеников и сообщает, что только во время занятия арестовали моего дядю.
       Я звоню знакомому прокурору и тот мне говорит, что сделать ничего нельзя, так как это установка "сверху".
       У меня дома сидит мой аспирант, сын председателя Самаркандского облисполкома Фархад. Я ему говорю, что он может идти и пусть явится лишь после освобождения из тюрьмы моего дяди - инвалида Отечественной войны.
       Через два часа на машине председателя облисполкома привозят ко мне моего дядю и вместе с ним огромное блюдо с пловом и две бутылки водки. С него взяли подписку о том, что он добровольно отказывается от преподавания иврита. Это заставило его уйти в глубокое подполье.
       Участь остальных была стандартной: их осудили на разные сроки, но на сей раз относительно мягко.
       В 1968 году мой дядя скончался от инфаркта.
       Его младший сын - Аркадий Самойлович Лернер с семьей живет в Кармиэле на севере Израиля.
       Аркадий очень много перенял от своих талантливых, ярких и мудрых родителей - Мины и Микки. Кстати, он, как и отец, блестяще играет в шахматы и хотя официально оформлен как кандидат в мастера спорта, фактически уже давно перешагнул звание мастера. У него замечательная семья: мудрая, энергичная и добрая жена, замечательные дети и внуки.
      
       ДВА ЗАУРЯДНЫХ СЛУЧАЯ
      
       Один случился с моим другом, второй со мной.
       Мавлон Адылович Игамбердыев заведовал кафедрой истории в Самаркандском университете.
       Этот очень толковый и образованный человек обладал маловостребованной в обществе прямолинейностью и нажил себе немало недругов. Что греха таить, сложные отношения подчас возникали у него и на работе. Однако всегда он был безупречно честен, справедлив и доброжелателен.
       Как известно, профессорско-преподавательский состав высших учебных заведений периодически подлежит переаттестации. Ей подлежал и доцент этой кафедры Камалов. Человек малоподготовленный и к тому же еще интриган и склочник. Мавлон принял решение не рекомендовать Камалова на следующий срок.
       Воспользовавшись случаем, когда Мавлон остался дома один, жена Камалова явилась к нему и принесла каймак (сливки, снятые с топленого молока) и лепешки.
       Зайдя в комнату, она начала истошно кричать, что её насилуют, а возле дома уже её ждал муж и его дружки.
       Жена Мавлона находилась в гостях у своих родных в Киеве. Когда она возвратилась, её пригласили на допрос в прокуратуру. Она давно знала жену Камалова и была удивлена тем, как женщина, еще недавно носившая паранджу, одна отважилась зайти в дом к мужчине.
       Дело в том, что друзья предупредили Игамбердыевых о том, что против них затевается провокация, но они просто не придали этому никакого значения. А зря!
       Для расследования этого случая была создана комиссия, которую поручили возглавить якобы нейтральному человеку, моему диссертанту Субханкулу Арипову.
       Я тут же обратился к нему с просьбой разобраться и реабилитировать совершенно невиновного человека. Он мне ответил, что у него с Мавлоном произошел недавно конфликт и он сам тоже к нему отрицательно настроен. Очевидно, что те, кто его назначал, это знали. Единственное, что он лишь может для меня сделать, это отказаться от участия в комиссии. Что и сделал.
       Побывал я и в прокуратуре, где мне сказали, что они не нашли состава преступления и не станут возбуждать в отношении Мавлона уголовного преследования.
       Однако провокация достигла своей главной цели: Мавлона без всяких оснований от руководства кафедрой отстранили, а Камалова через Ученый Совет протащили и на работе оставили.
       А вот как разрешилась аналогичная ситуация со мной.
       У нас в качестве помощника эпидемиолога работала очень красивая девушка Наташа. В её обязанности входил контроль полноты и качества проводимых мероприятий в очагах инфекционных болезней. Работа эта тяжелая и нередко сопряжена с риском заражения. Иногда в день на одного помощника эпидемиолога приходилось до 10-15 адресов.
       Но Наташа "научилась" заполнять эпид. карты у себя дома, не выходя в очаг. В этих случаях она указывала на отсутствие каких-либо недочетов. Понимая, что её могут разоблачить, она изредка наведывалась в очаги и тогда уже не жалея красок описывала выявленные и придуманные нарушения. Однако долго так продолжаться не могло.
       Из очагов с большим опозданием стали поступать повторно заразившиеся больные, что в нескольких случаях привело к возникновению довольно крупных эпидемических вспышек. При проверке были установлены и другие факты её недобросовестного отношения к работе. На основании рапорта зав.эпидотделом Н.Я.Прихожан мною был издан приказ об освобождении её от работы.
       Вскоре меня вызывает прокурор и требует восстановить её на работе. Я знал из рассказа её "близкой" подруги, что Наташа уже давно состоит в интимной связи с прокурором. Во-первых, мне хотелось избежать прямого конфликта с прокуратурой, а, во-вторых, я уже отошел и в душе пожалел и простил Наташу. Так как и сам был далеко не святым, я с пониманием отнесся к прокурорской просьбе. Короче, я отменил свой приказ. Пригласили Наташу и я ей объявил свое решение. Конфликт был улажен, прокурор в глазах Наташи стал выглядеть настоящим героем. Было заключено соглашение, по которому Наташа обещала больше так никогда не поступать. Прихожан согласилась с моими доводами.
       Первую неделю Наташа исправно посещала все очаги и представляла полноценные сведения. Но "недолго маялась старушка в высоковольтных проводах". Это быстро закончилось и всё вернулось на круги своя. Нами была организована проверка и в "обследованные" уже ею очаги направлялся другой сотрудник.
       Я пригласил Наташу и в присутствии участкового эпидемиолога ознакомил её с результатами проверки. Она устроила истерику и убежала.
       Через час ко мне в кабинет ворвался прокурор и начал орать и угрожать. Он напомнил мне, что я ему обещал прекратить преследование Наташи, что не одна она допускает такие ошибки, но почему-то преследуют лишь только её. Не потому ли, что она отказалась вступать в интимную связь? Он кричал, что располагает фактами и свидетельскими показаниями о том, что я склонял Наташу к сожительству и после её решительного отказа организовал настоящую травлю, что я уже давно превратил своё учреждение в гарем.
       Это была ложь: я ни разу не позволил себе на работе не только интимных отношений, но даже заигрывания.
       Когда он закончил кричать, я открыл дверь и нарочито громко скомандовал: "Пошел вон, мразь!" От неожиданности у него наступил полный ступор. Затем он заорал: "Не я буду, если я Вас не посажу, ах, как Вы еще пожалеете!" И тогда я еще громче скомандовал: "Пошел вон! Вон"!
       Вечером ко мне пришла подруга Наташи и рассказала, что та ей принесла заявление в прокуратуру, где было написано, что я её вынуждал к сожительству. Она попросила подтвердить и поставить свою подпись. За это ей было обещано ускорить получение ордера на квартиру её семье.
       Я понял, что медлить больше нельзя и пошел к отцу моего аспиранта, своему хорошему знакомому и к тому же еще и большому начальнику. И стал свидетелем того, как решались такие вопросы.
       Он набрал телефон другого начальника и сказал:
       "У тебя в прокуратуре, возможно, завтра произойдет частичное и скорее всего временное сокращение штатов. Я полагаю, что ты под него решишь подвести Г-о. Кстати, забыл спросить, тебе еще не сменили служебную машину? Если нет, позвони К., я ему завтра подскажу".
       Он не ошибся. На следующий день предполагаемое сокращение действительно произошло и прокурора Г. сократили. Он очень долго не мог устроиться на работу адвокатом и нашел лишь место юрисконсульта на одном из заводов.
       Наташу я потом устроил на работу в дезинфекционную
       станцию. Где ею, кстати, оказались очень довольны.
       В связи с этим я вспомнил еще один поучительный разговор и тоже с начальником, угрожавшем мне карой.
       Я ему сказал, что есть огромные деревья с большой и густой кроной, но с очень маленьким корнем. При сильном ветре они быстро валятся и совсем пропадают. А есть небольшие деревца с глубокими, крепкими и сильно разветвленными корнями, для которых любые бури нипочем. Так вот, в отличие от Вас, сказал я, у меня именно такие корни.
       Поверьте, это совсем не просто слова о том, что Восток уважает силу. Я всю свою жизнь не любил трусливых людей и хорошо знал, что трусость всегда сочетается с наглостью, а подчас и с предательством.
      
      
      
       ВЗЯТКИ НЕ ВСЕГДА ГЛАДКИ
      
       Взятки в вузах распространены очень широко: при сдаче текущих и вступительных экзаменов, при защите дипломных работ, при зачислении на работу, получении званий и т.д. Больше того, при столь широком распространении этого явления вуз превращается в своего рода "школу молодого взяточника" за счет приобретения вполне полноценного опыта студентами - взяткодателями и их родителями.
       Не стану перечислять все возможные варианты и формы взяток, включая и оплату собственным телом. Последний вид оплаты по советскому законодательству, взяткой не признавался и преследованию в судебном порядке не подлежал.
       На первый взгляд кажется, что взятка "...есть продукт при полном непротивлении сторон", но это лишь на начальной стадии. Взяткодатель через некоторое время начинает в уме подсчитывать, что он мог бы приобрести за счет уплывших денег и начинает делиться с родными и близкими, от которых уже узнают и все остальные.
       И при всем этом суды над взяточником в высших и средних учебных заведениях - явление весьма редкое. По данным правоохранительных органов дела о взяточниках "рассыпаются" в суде якобы из-за отсутствия достаточной доказательной базы. Но это неправда. При желании собрать доказательства это сделать совсем нетрудно.
       Дело в том, что любой руководитель вуза сталкивается с тем, что высокопоставленные родители, от которых зависит ректор, обращаются с просьбой "проявить гуманность" к их отпрыскам. В этих случаях ректор или уполномоченное им лицо вынуждено обратиться непосредственно к преподавателям. Как же, а, главное, зачем после этого ловить такого преподавателя.
       Но это отнюдь не единственная причина.
       Так как в мою задачу не входит раскрытие механизмов защиты взяточника от провала и наказания, приведу лишь два забавных случая.
      
       Эпизод первый.
       В Самаркандском мединституте на кафедре химии из-за стечения непонятных мне обстоятельств "засекли", арестовали и засудили за взятку преподавателя.
       День за днем шли непрерывные обсуждения по этому вопросу на общих и партийных собраниях. На них всегда присутствовали представители районных, городских и областных партийных организаций. Люди били себя в грудь, каялись в том, что упустили, проглядели, не проявили должной бдительности и клялись, что не допустят больше такого позора. Так вот, на одном таком общем партсобрании в третьей аудитории я выступил с резкой критикой в адрес тех, кто затеял этот шабаш.
       Я спросил, а какое мы все имеем отношение к этому конкретному взяточнику, почему мы должны всё время выслушивать обвинения в свой адрес и каяться. В чем? Поймали взяточника. Слава Богу, очень хорошо, что поймали, а ведь могли и не поймать. Зачем тысячу людей отвлекать от их обязанностей? Интересно, кто является режиссером этого балагана? Я закончил своё эмоциональное выступление. Раздались одиночные аплодисменты.
       После короткого замешательства выразил своё полное несогласие с моим выступлением секретарь нашей парторганизации, его поддержали представители кафедр общественных наук и на этом всё закончилось. Я полагаю, что присутствовавшие в зале партийные деятели надолго запомнили этот день.
      
       Эпизод второй.
       Я всегда свой отпуск проводил только в Кисловодске и как правило всегда отдыхал в санатории "Узбекистан". В один из таких заездов к привычной для меня компании присоединился новый человек. Как потом оказалось, это был директор торговой базы облпотребсоюза. Как и я, пил он хорошо и тостов не пропускал.
       Отпуск профессора вуза составлял два месяца, я всегда после завершения лечения в санатории брал палатку и лошадь напрокат у чеченцев и уезжал в Архыз, к подножью Эльбруса или в район "Северного приюта". Тем более, что в эти месяцы в мединституте проходили приемные экзамены, которые я всегда избегал.
       На сей раз со мной выразил желание поехать и Хамид, так звали моего нового знакомого. Мы взяли еще одну лошадь и поехали в Черекское ущелье по маршруту Нальчик - Урвань - Аушигер - Голубые Озера.
       Разбили палатку у Нижнего Голубого озера, температура воды которого круглый год составляет девять градусов. Глубина озера 370 метров.
       А причем тут взятка? Так вот, после этой поездки мы с Хамидом больше не общались и не виделись почти три года.
       Ректор нашего института уехала в отпуск, потом на лечение в Цхалтубо и я её замещал. Секретарь мне докладывает, что на прием записался Хамид, он говорит, что вы старые знакомые и просит его принять. Признаться, я не сразу вспомнил, о ком идет речь, но сказал секретарю пусть зайдет.
       Он зашел, мы обнялись, начался разговор за жизнь.
       Я его спрашиваю, с какой просьбой он пришел и чем я могу ему быть полезным. Он отвечает, что дел у него никаких абсолютно нет. Вдруг он ставит на стол "дипломат" и говорит: "Это Вам".
       Что это, спрашиваю я. Он отвечает, мелочи, здесь пять
       тысяч рублей. Зачем, за что, спрашиваю я. Он отвечает, что ему от меня ничего не нужно, дети его занимаются в Ташкенте и Москве, а в нашем институте у него никого нет. Я никогда в руках вместе не держал такой суммы. Зарплата профессора составляла триста рублей, моя зарплата проректора по научной работе - 450 рублей. Короче, мне принесли зарплату за целый год.
       Я снова пытаюсь выяснить мотивы его поступка, но он продолжает настаивать на том, что это всего лишь акт глубокого уважения ко мне и что для него такая сумма является мелочью.
       Через какое-то время я начинаю осознавать, что он говорит правду. То, что я у него денег никогда не возьму, у меня никаких сомнений не было. Мне оставалось объяснить ему лишь причину своего отказа, но так, чтобы он поверил и его не обидеть. Просто сказать ему, что я не нуждаюсь и мне вполне хватает моей зарплаты, это было бы неубедительно и к тому же неправдой.
       И я сказал, что, может, это звучит неправдоподобно, но я за всю свою жизнь никогда не брал взяток. Больше того, у меня даже полностью утратилась потребность в этом. Что чувство собственного достоинства для меня важнее всего на свете. И это не просто громкие слова. Что может случиться так, что однажды получив взятку и почувствовав вкус денег, я могу заразиться этим наркотиком, у меня начнется привыкание, а затем и "ломка".
       Я ему сказал, что верю в полную бескорыстность его поступка и весьма тронут им, но взятие преподношения от него или от кого - либо для меня начисто исключено. И человек, для которого получение и дача взяток была обычным явлением, все же меня понял. Он взял свой "дипломат", мы снова обнялись и он ушел. Больше его я никогда не встречал и не интересовался его судьбой.
       Мой вечно мнительный друг высказал предположение, что это могла быть провокация, деньги мечены и меня просто хотели подставить. Лично я уверен, что это был обычный порыв души не совсем испорченного и несомненно щедрого человека Востока.
      
       ТРОЯНСКИЙ КОНЬ
      
       Я прилетел в Москву за пять дней до защиты моей диссертации на соискание ученой степени кандидата медицинских наук.
       Защита была назначена в Центральном институте усовершенствования врачей. Москва, пл. Восстания, 1/2.
       В "Группу поддержки" входили мои самаркандские друзья: Мельцина Мария Романовна, Игамбердыев Мавлон Адылович и Шагинян Роберт Петрович.
       Остановился я у своих родственников в подмосковном городе Кусково, вблизи которого располагалась усадьба Шереметевых. С 1960 года вся эта территория вошла в состав Москвы.
       За два дня до защиты у меня внезапно резко поднялась температура, начались сильные боли в горле, появились обширные гнойные налеты. Мои родственники вызвали ко мне участкового врача, который заподозрил у меня дифтерию и тут же вызвал "эпид.перевозку" для госпитализации в инфекционную больницу. В то время была провозглашена очередная кампания по борьбе с дифтерией и существовала принудительная госпитализация больных. Как только врач ушла, я оделся, выехал в Москву и переехал к Мавлону в гостиницу "Украина". Заседание Ученого Совета началось в 13 часов.
       Было назначено две защиты. Моя - вторая.
       Как известно, на защиту отводится примерно два - три часа. Ученый секретарь оглашает все данные о диссертанте и диссертации. Затем 20 минут отводится на изложение самой диссертации, вопросы к диссертанту, затем выступление двух оппонентов и вновь ответы диссертанта, выступления всех желающих и вновь ответы диссертанта. Всё это время диссертант должен стоять.
       А дальше началось...
       Вначале выступил один из моих оппонентов (Берюшев) с критикой в адрес защитившей до меня диссертантки. Я подумал, что сейчас её оппоненты, очевидно, начнут критиковать и мою диссертацию. Но этого не случилось.
       Зато вдруг выступил Мавлон Игамбердыев и в резкой форме обратился с председателю Совета с претензиями насчет того, почему у медиков так унижают личное достоинство диссертанта, заставляя его по несколько часов стоять на ногах. Такая инквизиция осталась только у медиков. К счастью, он не сказал, к кому из соискателей он пришел на защиту.
       Председательствующий, академик АМН Владимир Александрович Рязанов, не без сарказма ответил Мавлону, что, возможно, где-то что-то и не так как у нас, но Совет по защите диссертации - не место для обсуждения подобных вопросов. Но это были цветочки.
       Мария Романовна Мельцина решила меня добить окончательно. Она передала председателю Совета записку, в которой сообщала, что у меня высокая температура, тяжелая ангина, я еле стою на ногах и поэтому она просит в порядке исключения разрешить мне защиту сидя.
       Тут уже Рязанов сообразил, что выпад Мавлона и записка Марии - это звенья одной цепи. Он огласил записку и объявил, что в связи с тяжелым состоянием соискателя защита переносится на другой срок.
       Я обратился в к Владимиру Александровичу и сказал, что я никого не уполномочивал писать эту записку и не знаю, кто и зачем её писал. Полагаю, что это сделано недругами для того, чтобы сорвать мою защиту. Я совершенно здоров.
       Но председатель не унимался. При всех обстоятельствах Вас надо освидетельствовать в лечебном учреждении и совет придется отложить.
       Выручил меня мой первый официальный оппонент академик Самуил Наумович Черкинский. Он обратился к Рязанову и сказал, что не видит никакой причины для переноса защиты. Во-первых, потому, что соискатель официально заявил, что не имеет никакого отношения к этому лживому письму, а во-вторых, и это самое главное, Положением о защите нигде не предусмотрено выяснение состояния здоровья соискателя. Защита продолжалась и завершилась единогласным присуждением мне ученой степени.
       А теперь самое занимательное. Марии Романовне 19 февраля 2011 года исполнилось 93 года. Она живет в Израиле, рядом с Беер-Шевой (Иерухам). Недавно она мне позвонила и почему-то напомнила о том письме, добавив при этом, что: "Все же я их заставила разрешить тебе защищать сидя".
       Немудрено, что она так "вспомнила". Ведь было это в 1957 и прошло ровно 54 года.
       Я не стал её разуверять и в душе поблагодарил за то, что подсказала мне еще одну тему для моих забавных историй.
      
      
       ПЕСКИ, ПЕСКИ, КРУГОМ ПЕСКИ
      
       Мне часто приходилось бывать в Каракалпакии и выезжать совместно с зоологами в пустыню Кызылкум (тюрк. "красные пески"). Находились там и противочумная станция и несколько подвижных противочумных отрядов.
       Эта огромная территория (площадь почти 300 тыс. квадратных километров) расположена на междуречье Амударьи и Сырдарьи в Узбекистане, Казахстане и Туркменистане. Она ограничена Аральским морем, Сырдарьей, отрогами Тянь-Шаня и Памиро-Алая и Амударьей.
       Значительную часть пустыни занимают песчаные гряды высотой от 3 до 30 метров (максимально до 75 метров).
       Животные: джейраны, суслики, песчанки, тушканчики, барханная и степная кошки, волки, лисицы, зайцы, летучие мыши. А также змеи (эфа, гюрза, полозы), ящерицы, вараны, степные черепахи.
       Но сейчас рассказ мой не о работе, а лишь еще об одной забавной истории, приключившейся со мной.
       "Дело было вечером, делать было нечего" и я играл в номере Нукусской гостиницы в шахматы. Билет на самолет Нукус - Ташкент - Самарканд у меня в кармане, вылет через три часа. Выезжаю в аэропорт, а там объявляют, что вылет на сегодня отменяется из-за неблагоприятных метеоусловий ориентировочно до 10 часов следующего дня. Возвращаюсь в гостиницу.
       У входа встречаюсь с моим старым знакомым Михаилом - сотрудником Всесоюзного Института каракулеводства, расположенного в Самарканде. Директор этого института Александр Михайлович Лысов - муж сестры моей жены Ольги.
       Михаил говорит: "Не переживай, сдай билет на самолет, мы через час выезжаем на машине через Каракумы по укороченному маршруту и через сутки будем в Самарканде". Как через сутки, - думаю я, - ведь от Нукуса до Самарканда свыше 800 километров, а в пустыне на отдельных участках скорость иногда снижается до пяти-десяти километров в час. Мне лично несколько раз приходилось это испытать.
       Он будто угадал мои мысли и сказал, что едут два водителя, которые попеременно будут вести машину. Помимо этого, они лишь пересекут пустыню по самому короткому пути, дальше будут двигаться по дорогам. Уговорил. Взял в буфете две лепешки, четыре крутых яйца, сто грамм копченой колбасы и бутылку пива. О воде не думал, в пустыне это дело святое, воду всегда берут в большом количестве про запас. Голод в пустыне не так ощущается, аппетит понижен и вполне несколько дней вообще можно не есть без ущерба для здоровья.
       Самое главное - всегда оберегать тело и особенно голову от перегрева. Например, туркмены летом и зимой всегда надевают ватные стеганые халаты, огромные мохнатые меховые шапки, а наиболее состоятельные - каракулевые папахи ("тальпок"). Я же отправлялся даже без головного убора и в рубахе.
       Машина у нас была надёжная, так называемый "Додж Три Четверти", назвали так из-за грузоподъемности. (750 кг, Ў тонны). Это машина повышенной проходимости, на ней был оборудован специальный двухслойный тент (нижний слой - толстый войлок, верхний - брезент). Машины эти поставлялись в Советский Союз во время войны и еще много лет надежно служили нам.
       Итак, мы двинулись в путь. Отъехав примерно десять километров, водитель обратил внимание на след от колес большегрузной машины. Я сидел рядом и он мне объяснил, что эта машина двигалась по нужному нам маршруту. Он старался придерживаться этого следа.
       Проехав почти 50 километров, мы обнаружили, что большегрузная машина круто развернулась и поехала в обратную сторону. Наш водитель громко выругался: он понял, что поехал в неправильном направлении.
       Вместо того, чтобы возвратиться и уточнить маршрут, он начал импровизировать. Наступила ночь. Мы решили перекусить. Я съел два яйца, всю колбасу и лепешку.
       С началом рассвета мы вновь тронулись в путь. Водитель явно нервничает, но не подает виду. Начинает здорово припекать. Мы обматываем мешковиной голову и периодически поливаем водой этот вполне надежный головной убор.
       Второй "обед": я доедаю всю оставшуюся пищу.
       Уже нервничают оба водителя, обвиняя друг друга в том, что произошло.
       У всех еда на исходе, а у меня вообще уже ничего нет.
       Третий "обед". У всех не густо. Я наливаю в кружку из канистры горячую воду, открываю "дипломат" и делаю вид, что ем. В таком же режиме проходит и мой четвертый "обед".
       Оказывается, когда я уходил по "великой нужде", мой "дипломат" упал со скамейки на пол, раскрылся и все заметили, что он совершенно пуст.
       Наступил пятый "обед" и мои друзья приготовились с интересом наблюдать, как я буду "есть".
       Я ничего не подозревал, снова налил из канистры воду и только начал "есть", вся компания зааплодировала и настояла на том, чтобы я присоединился к их трапезе. А у них оставалось всего две буханки хлеба и банка говяжьей тушенки. Я уже стал ощущать голод и съел свою "норму".
       К началу четвертых суток положение становилось катастрофическим. Высокие дюны стали непреодолимым препятствием. Мы даже не отдавали себе отчет о своем местонахождении. Двигались на полуспущенных колесах со скоростью всего 5-10 километров в час, бензин катастрофически уменьшался.
       О нашем выезде мы никого не успели предупредить и решили, что нас не станут искать. Но оказалось, что нас все же искали.
       Первыми заволновались мои близкие и начали звонить в облздравотдел.
       Начали волноваться и в Институте каракулеводства: у них намечалась всесоюзная выставка каракулевых смушек, а они находились в нашей машине.
       На четвертый день мимо нас пролетел самолет, а еще через два часа приземлился военный вертолет и всех нас вывезли. Нашу машину взял на буксир гусеничный трактор.
       Когда я появился дома весь обгоревший и небритый, меня не сразу узнали.
       К счастью, вся эта поездка закончилась благополучно и я на второй день уже вышел на работу.
      
      
       НА ХЛОПКОВЫХ ПЛАНТАЦИЯХ
      
       Уже было темно, когда нас привезли в один из совхозов и разгрузили возле огромного сарая. Нашему взору предстали сплошные, во всю длину здания настилы (нары) из досок, уложенных в три яруса. Вдруг кто-то во весь голос запел "Бухенвальдский набат" и сразу же все подхватили. Это была потрясающе оригинальная находка запевалы и абсолютно естественное в этих условиях зрелище.
       Почти в полной темноте целый поток пятого курса педиатрического факультета в присутствии декана и преподавателей исполняет "Набат". Их никто и не собирается прерывать. Несмотря на унизительные условия работы и тяготы повседневного быта, выраженных актов протеста со стороны студентов и преподавателей никогда не было.
       В 6 часов утра забегает ко мне доцент Семен Левин и с порога кричит: "Петр Михайлович, все закрепленные за мной пять групп, побросав вещи, сбежали с хлопка. Я зашел в школу, где они располагались, чтобы вместе пойти на поле, но абсолютно никого там не застал".
       - А на чем они уехали? - спросил я. - Не знаю, думаю, на автобусе. - А им известны поля, где они сегодня должны собирать? - Да, на том же участке, где и вчера. - А вы туда ходили? - Нет. - Так пойдите.
       Через 20 минут забегает абсолютно счастливый и весь сияющий Левин: "Петр Михайлович, все, оказывается, уже на участке и даже собирают хлопок. Вот как они меня здорово разыграли! Я знал, что они меня не подведут и не могут просто так уехать."
       Этот опытный хирург и всеми уважаемый человек неподдельно радовался тому, что студенты "нашлись". Оказывается, как мало надо человеку для полного счастья на хлопковых плантациях.
       Заходит заведующий кафедрой глазных болезней профессор Азиз Юсупов:
       - Петр Михайлович, нас ждут большие неприятности. Студенты покинули поле и направляются колонной под знаменами(?) в штаб факультета. Это забастовка и я точно знаю, кто зачинщик. Их всех надо наказать, иначе накажут нас. Я им обещал, что Вы как декан снимете у всех стипендию, а зачинщика отчислите из института.
       У меня со студентами сложились прочные и дружеские отношения. Я к ним всегда обращался только на Вы и вел непримиримую борьбу с преподавателями, которые унижали студентов.
       Я спросил Юсупова, а причем здесь стипендия. Им разве выдавали стипендию за сбор хлопка? Какие зачинщики? Я ему сказал, чтобы он даже не подумал кому-либо рассказать о случившемся и попросил со студентами вообще не разговаривать на эту тему и уклоняться от встречи с ними. Сам я тоже покинул штаб факультета. Я отдавал себе полный отчет, чем может обернуться эта невинная шутка. Если об этом прослышат в институтском штабе, то тут же создадут "авторитетную комиссию" и запросто нам сошьют громкое дело.
       Счастье, что Юсупов еще никому об этом не рассказал.
       Гарантией того, что он будет и дальше молчать, была его невероятная боязливость.
       А что студенты? Притихли и напряженно стали ждать
       сурового возмездия. У некоторых начали сдавать нервы.
       На второй день ко мне подошла староста потока и начала слёзно каяться. Я сделал вид, что первый раз об этом слышу, спросил, о каких знаменах идет речь.
       Она рассказала, что они глупо пошутили и очень сожалеют о содеянном. А дело обстояло так. В этот очень жаркий день им по халатности не привезли ни одной фляги с водой. И всего за 20 минут до окончания работы они подобрали палки, нацепили на них разные платки и с песнями двинулись к школе, где их и застал Юсупов. Я её внимательно и совершенно безучастно выслушал, ничего не ответил и обрадовал, что через 6 дней у них будет праздник - "банный день".
       Авторитет Юсупова у студентов поднялся до небес. Они все его благодарили за то, что он ничего не донес декану и их совсем не наказали. Все последующие дни студенты покорно шли на работу.
       Это было в октябре (в пятницу). Сидят в штабе педфака профессора Б.Р.Рустамов, А.Ю.Юсупов, И.З.Закиров и ваш покорный слуга. Забегает Матлюб Самибаев и громогласно заявляет: "Внимание! "Кукурузу" сняли".
       Какую кукурузу? Никиту Хрущева выгнали.
       Вдруг Азиз Юсупович весь задергался, замахал руками: "Тише! Никому больше не говорите, мы ничего не знаем, ничего не слыхали".
       Матлюб продолжает настаивать, что он только что сам слышал это сообщение по радио.
       Азиз: "Пусть по радио, нас это не интересует. Запомните, это не должно исходить от нас".
       Начался всеобщий хохот. Профессор Закиров шопотом подытожил: "Говорите всем, что лично Азиз ничего не слышал о Хрущеве и мы все это можем подтвердить".
       ЧП. Мне позвонили из общеинститутского штаба, что завтра будут перевозить студентов пятого курса педиатрического факультета на другой участок и за студентами пришлют МАШИНЫ. Однако вместо машин прислали три трактора, к каждому из которых были прикреплены по 2 огромные тележки, на которых обычно перевозят хлопок. Тележки были неустойчивыми и в любую минуту могли перевернуться.
       Я в самой категорической форме запретил "грузить" студентов на эти тележки. Разразился скандал. Вначале мне позвонили из штаба и пригрозили, что будут крупные неприятности. Я отказался подчиниться этому незаконному указанию.
       Вскоре прибыла целая делегация - директор совхоза, секретарь парторганизации мединститута и начальник районной Госавтоинспекции. На меня начали давить.
       Самое любопытное, что госавтоинспектор не только меня не поддержал, но заявил, что переброска людей тележками производится повсеместно и нигде никогда никаких аварий не было. Он сказал, что тележки будут сопровождать два автоинспектора и он берет всю ответственность на себя.
       Секретарь парторганизации мне пригрозил, что если я не отменю своего распоряжения (его я написал от руки на клочке бумаги и лично вручил директору совхоза), то сегодня вечером мое безответственное(?) поведение обсудят на бюро парткома института.
       Полностью осознавая свою правоту, я ему сказал, если они все считают, что я неправ, что же им мешает самим дать указание о перевозке студентов, но я свое решение не изменю.
       Через три часа к нам прибыли грузовые машины, оборудованные сидениями специально под перевозку людей. Но более половины рабочего дня уже было потеряно.
       Мне предложили прибыть к 20 часам на бюро парткома. Я приехал. В штабе почти никого не было. Примерно через 30 минут появился ректор, секретарь райкома и партком института. Они мне сказали, что бюро перенесено и пригласили в смежную комнату, где всех нас ждал вкусный плов. Засиделись мы допоздна. Однако к разговору о моем "антипартийном" поступке почему-то уже никто не возвращался.
       Лишь на следующий день я узнал, что случилось. На смежных с нами участках хлопок собирали студенты Самаркандского университета. Когда не удалось меня уломать и заставить отменить запрет на погрузку, все эти трактора и тележки направили туда и без всяких происшествий перевезли студентов университета на раннее намеченные для нас участки. Это послужило еще одним подтверждением того, что я был неправ и меня следует строго наказать.
       Однако поздно вечером, когда уже развозили студентов после работы, случилась страшная трагедия - одна тележка перевернулась. Два студента погибли на месте, а пять человек получили тяжелые травмы, в том числе один из студентов с переломом позвоночника остался парализованным на всю жизнь. Наказали ректора университета, секретаря парткома, декана факультета. Судили лишь одного - беспринципного автоинспектора.
       Ко мне отношение еще более ухудшилось: руководство не смогло мне простить свой конфуз.
       Я находился в штабе педфака, когда ко мне подошел сильно подвыпивший студент (впоследствии директор одного научно-исследовательского института). Он обратился с просьбой отпустить его домой на пять дней якобы для того, чтобы починить крышу. Я ему сказал, что не могу этого сделать, так как в каждом доме, помимо крыши, еще есть фундамент, стены, потолки, окна, двери и другие части. - Мне только крышу.
       - Ну, допустим, Вам только крышу, - сказал я, - но придут другие студенты, у которых нужно срочно чинить окна, двери, потолки. Если я их всех отпущу, кто же будет собирать хлопок?
       И вдруг совершенно неожиданный вопрос:
       - Петр Михайлович, кто из нас трус, я или Вы? -Конечно же, Вы. - Почему я? - А кто еще, я же не боюсь вам не разрешить. А Вы боитесь уехать. - А стипендия? - Подумаешь, какая-то там стипендия. Смелые люди даже смерти и то не боятся, а Вы боитесь потерять какую-то там стипендию.
       Получается, что действительно не вы, а я трус.
       Постоял немного, подумал и молча, ушел.
       На следующий день подходит ко мне тот же студент: "Петр Михайлович, ко мне вчера мой брат приезжал, мы немного выпили. Потом я по его совету к вам обратился насчет крыши."
       - Какой крыши?
       - У меня дома крыша протекает и я просил вас меня отпустить.
       - Вы что-то путаете. Вчера я на хлопке не был.
       - Как не были? Я даже Вам задал глупый вопрос, кто из нас трус?
       - Какой трус, причем здесь трус? А что Вы сейчас хотите?
       - Ничего. Петр Михайлович, почему Вы говорите, что Вас вчера здесь не было, я ведь лично с Вами говорил?
       Вижу, до него не доходит. Повторяю открытым текстом:
       - Как по-Вашему, подходит к декану на сборе хлопка пьяный студент, несет всякую чушь, декан это все молча выслушивает и оставляет без всяких последствий? Интересно, что это за декан такой?
       Дошло, наконец. Виновато улыбается: "Извините". Медленно уходит.
       В первый день приезда все устали и разместились в одной большой комнате. Рядом со мной спал ассистент кафедры инфекционных болезней Шукурлаев.
       Сквозь сон слышу: "Вы спите, Петр Михайлович?"
       - А в чем дело?
       - Вы не можете мне объяснить, почему птицы, которые тяжелее воздуха, не падают вниз?"
       Сквозь смех я ему пообещал, что специально завтра займусь этим вопросом и постараюсь выяснить. А пока спокойной ночи.
       Я стал свидетелем еще одной комической сцены между ректором института Ухтам Вахабовой и доцентом кафедры дерматологии и венерологии Х.Х. Ходжаевым, которого ректор "сватала" руководить студентами четвертого курса на сборе хлопка.
       Тощий, с высокой степенью близорукости Ходжаев, отшучиваясь, сказал: "Уктам Каримовна, посмотрите на меня, какого дохлого петуха Вы собираетесь отправить на хлопок?" На что ему Вахабова ответила: "Вы еще во какой петух!".
       И вдруг неожиданно: "Уктам Каримовна, мне Вас жаль. Вы, оказывается, еще в жизни не видели настоящего петуха". Взрыв хохота. Уктам Каримовна замахала руками: "Всё, хватит, идите".
       История с очень неприятным осадком.
       На основании рапорта двух уважаемых профессоров приказом ректора профессора Вахабовой был отчислен из института студент педиатрического факультета Бениаминов из города Бухары якобы за самовольное оставление работы в период сбора хлопка. Фактически он обратился за разрешением выехать на похороны родного брата. В этой законной просьбе ему было отказано руководителями факультета на хлопке (профессорами М.А. Ахмедовым и К.А.Аскаровым).
       Отчисление не было согласовано с деканом факультета, т.е. со мной, а кратковременное оставление работы на хлопке (а не учебы) по весьма уважительной причине не могло служить основанием для исключения.
       Я подал рапорт на имя ректора с просьбой восстановить
       Бениаминова. И тогда были совершены три подлости. Иначе я это назвать не могу.
       Был срочно сфальсифицирован новый рапорт, где живо описывались все "злодеяния", совершенные этим студентом. Представлен перечень всех оскорблений, якобы нанесенных им почтенным профессорам. Рапорт подписали те же человеколюбивые профессора и лояльные представители комсомольской организации. Среди студентов начали муссировать слухи о личной заинтересованности декана факультета в судьбе именно конкретно этого студента.
       В Бухару был откомандирован проживающий там студент с секретным заданием найти мотивы личной заинтересованности Петра Михайловича. Обо всем этом мне уже значительно позже по секрету рассказал лично "студент-лазутчик", с которым у нас существовали и впоследствии сохранились дружеские и уважительные отношения. Недавно я узнал, что в настоящее время он занимает весьма высокое положение в руководстве института.
       Оригинально, что расходы на проезд ему "оплатили" правом побыть со своей семьей в течение пяти дней "за счет заведения".
       Каково же было разочарование тех, кто его послал!
       "Не корысти ради, а токмо", когда они узнали, что отец исключенного студента - сапожник и вся их многодетная семья живет в нищете. Но и после этого восстанавливать Бениаминова никто и не собирался.
       Я написал второй рапорт ректору с настоятельной просьбой восстановить неправомерно исключенного студента. Ректор меня отчитала и категорически заявила, что отменять свой приказ не будет. У меня не оставалось никакого выхода и я вынужден был написать письмо в Министерство здравоохранения республики.
       Прибыла комиссия, которая безоговорочно потребовала восстановить Бениаминова в институте. Его восстановили, но время уже было упущено и у него пропал целый учебный год.
       Одним из курсов на хлопке "руководил" свояк министра здравоохранения профессор А.Х.Хамраев.
       Уже с первых дней на него посыпалось много жалоб на появление в нетрезвом состоянии, грубость, а зачастую и на неадекватность поведения.
       Я поехал на встречу с ним. Он был в подпитии и по этой причине отказался со мною разговаривать. Через два дня мне сообщили, что он снова напился, я послал за ним машину и попросил сказать, что его к себе вызывает ректор.
       К его встрече я собрал штаб факультета, дал указание вести протокол совещания. Эксперимент удался. Хамраев вел себя очень агрессивно, всех оскорблял. Это все было отмечено в протоколе. Удалось незаметно произвести несколько снимков в разных ракурсах.
       Я не собирался дать какой-либо ход этому материалу и не только потому, что понимал бесперспективность затеянного, а прежде всего потому, что всегда был убежденным противником подобных действий.
       Однако, несмотря на позднее время (полночь), мне позвонили и предложили немедленно прибыть в штаб института, захватив все материалы о Хамраеве.
       К моему удивлению, я в штабе застал Субханкула Ариповича Арипова, который, как оказалось, уже два дня находился в Самарканде и приехал по звонку свояка.
       Он был со мною предельно вежлив, пригласил меня в отдельную комнату, где у нас с глазу на глаз состоялся следующий разговор: "Петр Михайлович, я знаю, кто такой Хамраев, но Люба (сестра жены Арипова) просто в истерике и попросила меня встретиться с Вами. Кроме того, вся эта история невольно бросает тень и на меня".
       Я его заверил, что при любых обстоятельствах совсем не намеревался дать ход этому материалу и предложил ему вполне приемлемый и эффектный вариант решения этого вопроса.
       Мы сейчас приглашаем Хамраева к нам, я его вначале
       знакомлю со всеми материалами. А затем на глазах у него театрально рву их на несколько частей и бросаю в мусорное ведро. А он в свою очередь должен обещать прекратить свою бурную деятельность, причем лишь на время хлопковой кампании. Предложение очень понравилось Арипову (будет, что сказать жене и её сестре).
       Сразу же на эти условия согласился Хамраев, поняв, с кем имеет дело. А мне этого только было надо. Естественно, что подлинники этого материала я на всякий случай сохранил. Хочу отметить, что после этого случая между мной и Хамраевым никаких конфликтов не было.
       Помимо ХАМраева также и в областной больнице служили еще три ХАМА:
       Профессор ХАМзалиев (пропедевтика внутренних б-ей)
       Профессор ХАМдамов (общая хирургия)
       Доцент З.С.ХАМракулов (общая хирургия).
       Мне принадлежит термин ТРЕХХАМНАЯ больница.
      
       Групповое изнасилование?
       1974 год. 4-й курс педиатрического факультета на сборе хлопка.
       В 11 часов вечера за мной в штаб факультета приехал бухгалтер колхоза, на территории которого студенты нашего факультета собирали хлопок.
       Он сказал, что следователь Сиабского районного отделения милиции города Самарканда требует, чтобы я сейчас же прибыл в правление колхоза.
       Меня встретил весьма агрессивно настроенный молодой человек. Осведомился, действительно ли я декан и сообщил, что задержаны с поличным четыре студента педфака, совершившие групповое изнасилование, сопряженное с разбоем, по предварительному сговору. В грубой форме спросил, знаю ли я, что как декан несу личную ответственность за происшедшее.
       Я ему ответил, что личную ответственность несут те, кто это изнасилование совершил, а так как оно имело место в институте, территориально относящемся к их отделению милиции, то и с них спросят за то, что не смогли предупредить изнасилование.
       У меня были все основания так утверждать потому, что за месяц до случившегося я официально обратился в милицию и просил привлечь к ответственности зачинщика и организатора настоящего изнасилования в связи с разбоем, который он учинил в общежитии и с уже имевшей место попыткой изнасилования, однако милиция не приняла никаких мер.
       Начался допрос потерпевшей. Она сказала, что студент, по поводу которого я уже обращался в милицию, сорвал с неё золотую цепочку, жестоко избил, затем изнасиловал, а потом пригласил еще трех студентов принять участие в половом акте. Она заявила, что к остальным участникам у неё нет претензий и что с ними она вступала в интимную связь и раньше по взаимному согласию.
       Состоялся суд и всех четырех студентов приговорили к длительным срокам тюремного заключения.
       Это дело приобрело широкий резонанс. Мы с тревогой ждали заседания бюро обкома КП Узбекистана.
       У ректора был прочный естественный иммунитет. Скоро приемные экзамены и зачисление в институт. Начальство уже готовило списки абитуриентов, подлежащих зачислению в институт. Пока еще этот ректор их не подводил, а как себя может повести новый ректор, трудно предвидеть.
       Нетрудно догадаться, что НА ЗАКЛАНИЕ по всем показателям (включая пятую графу) подходит декан факультета.
       Но тут вышли сразу две существенные помехи.
       Первая. Декан по поводу студента, организовавшего настоящее изнасилование, за месяц до этого события уже обращался к ректору насчет его хулиганских действий в общежитии и ректором ему был вынесен строгий выговор. Потом я обратился в милицию по поводу его повторных хулиганских и разбойных действий. Однако милиция не приняла никаких мер.
       Вторая и скорее всего, самая главная помеха состояла в том, что под моим научным руководством защитили диссертации дети крупных чиновников и они просили меня не беспокоиться и не переживать.
       А поэтому наказали начальника милиции, который не принял никаких мер по жалобе деканата педфака.
       А бюро обкома по этому вопросу, как вы уже, очевидно, догадались, сначала отложили, а потом отменили.
       О так называемых мероприятиях.
       Я проживал в одной большой комнате со следующими знатными профессорами: Закировым, Рустамовым, Юсуповым и др. (всего нас было 7 человек). Я был старше всех и когда-то им даже преподавал.
       Так вот, каждый вечер они уходили на "заседание штаба" и под благородным и принятым предлогом почитания старшего решили меня не тревожить и оставляли отдыхать.
       Я действительно очень не любил ходить на всякие "мероприятия", где объедались и заставляли выпивать. Поэтому я бурно выражал им свою благодарность за оказанную мне честь, заботу и внимание. Они были уверены, что я ни о чем не догадываюсь.
       К концу нашего пребывания на хлопке я обратился к почтенным собратьям с одним наивным вопросом: почему всегда после возвращения с официального и столь тягостного для них "заседания штаба" они ВСЕ при помощи заостренных спичек, кусочков коробка, а иногда и просто зубочисток энергично ковыряются в зубах? Это не связано случайно с повесткой дня этих заседаний? Они хохотали до слез и я вместе с ними.
      
       ЧЕГО Я НИКАК ДО СИХ ПОР НЕ МОГУ ПОНЯТЬ
      
       Я прожил в Узбекистане 51 год. Искренне полюбил этот благодатный край. Полюбил его самобытный народ, давший мировой цивилизации выдающихся ученых, поэтов, писателей, мыслителей. Этот народ приютил и фактически спас от смерти всю мою семью в тяжелые годы войны. Он всегда платил мне добром за добро. Мне присвоили два самых высоких и престижных почетных звания: Заслуженный деятель науки и Заслуженный врач Узбекистана, которыми я горжусь.
       Это страна прекрасных обычаев, в основе которых лежит бескорыстное гостеприимство, почтительное отношение к старшим и готовность всегда прийти на помощь тому, кто в ней нуждается.
       Узбеки - приятный, добрый, спокойный, заботливый, вежливый, способный и мужественный народ. Я полагаю, что узбекскому, как, впрочем, и моему, народам не всегда было уютно со "старшим братом", который не очень спешил договариваться.
       Мои оппоненты зачастую склонны напоминать мне о "Ферганских", "Ташкентских", "Ошских" и других событиях. Но причем здесь узбекский народ? Ни для кого не секрет, что эти конфликты были всегда организованы определенными лицами, лично заинтересованными в дестабилизации обстановки.
       У меня остались добрые друзья в Узбекистане.
       Недавно я получил письмо из Ташкента и расстроился. Мой знакомый пишет, что двое его детей находятся на сборе хлопка, живут в переуплотненных палатках. По 15 - 29 человек в одной палатке. Они не обеспечены доброкачественной питьевой водой.
       Как и прежде, хлопок продолжают собирать вручную на полях, обработанных ядохимикатами. Подъем начинается в 4-30 - 5 ч., на поле - с 6 утра, работа продолжается до 19-30. В свое расположение студенты приходят уже в полдевятого.
       В прошлые годы рабочих и сотрудников привозили на поля утром и увозили домой вечером. Сейчас из-за резкого роста цен на горюче-смазочные материалы "добровольных" хлопкоробов заставляют выезжать со своими постельными принадлежностями и со своими продуктами.
       Продолжается использование детского труда.
       Существует реальная возможность откупиться от сбора хлопка за взятку или использовать вместо себя наемных рабочих из числа безработных всего за 3-5 евро в день.
       Так чего я никак до сих пор не могу понять?
       Я не понимаю, зачем надо отвлекать от учебы и работы миллионы людей и в том числе детей, если несколько миллионов узбеков уезжают ежегодно на заработки в другие страны, а уровень безработицы зашкаливает за 20%. Если эти безработные готовы работать за гроши, а мировые цены на хлопок в 15 раз(!) превышают местные закупочные цены, которые в Узбекистане платят производителям хлопка.
       Я не понимаю, зачем направлять сборщиков на те поля, где хлопок практически отсутствует либо остался в виде нераскрывшихся коробочек (курак).
       Я помню убедительно аргументированную, идеально выверенную нашумевшую статью "Цена последней коробочки", опубликованную еще в СССР.
       Я не понимаю, кто придумал эту каторжную норму сбора хлопка 60, а в некоторых местах и 80 кг в день.
       Я не могу понять, почему республика согласилась платить столь высокую с о ц и а л ь н у ю цену за хлопок, расплачиваясь здоровьем, а иногда и жизнью своих же людей!
       Я не понимаю, как могло такое произойти, что все же определенная часть людей самой гуманной профессии -
       врачи - на хлопковых плантациях становятся деспотами и до такой степени зомбируются, что забывают о данной ими клятве Гиппократа.
       В своем письме от 18 ноября 1975 года мой близкий друг писатель Марк Александрович Поповский писал мне по поводу людей, подобных тем, с которыми мне пришлось общаться во время сбора хлопка:
       "Не люблю трусов. Страх - начало всех пороков. Предательство все - от корысти и страха. Интеллигенту стыдно поддаваться этим низменным чувствам".
       Я всегда разделял, разделяю и буду разделять эту позицию моего верного друга Марка Александровича!
      
      
       ДВА ВЕСЬМА ЗАБАВНЫХ НАБЛЮДЕНИЯ
      
       В Ташкенте я обычно останавливался в элитной гостинице ЦК КП Узбекистана по улице Шелковичной (после 1969 года ул. Германа Лопатина).
       Рядом с гостиницей протекал главный канал средневекового Ташкента "Анхор". Водой канала снабжается обширное озеро в Национальном парке им. А.Навои (бывшее Комсомольское озеро). Через этот канал был построен первый современный мост в Ташкенте (Урдинский).
       По обе стороны канала располагались особняки и дома практически всех руководящих работников республики. В том числе Председателя Верховного Совета министров. Непосредственно к гостинице примыкала усадьба Шарафа Рашидова.
       Каждый вечер жители этого престижного района совершали многочасовые прогулки вдоль канала. Впереди широкой колонной шествовали мужчины, а за ними отдельно шли их жены. Когда я проживал в гостинице, то в качестве "приближенного" участвовал в этих прогулках.
       Уверен, что именно там решались многие государственные вопросы.
       Расскажу лишь об одном из них - назначении на должность. Кто-то кого-то рекомендовал. Начиналось самое активное обсуждение. Перечислялись достоинства и недостатки соискателя, вскользь касались его трудовой деятельности. Редко говорили о таких качествах как профессионализм, стаж и опыт работы и о других необходимых составляющих. Но до тех пор, пока не будет произнесено самое главное слово, его судьба не решится. Что же это за магическое слово? Оказывается: "Спокойный", значит, не станет создавать никаких проблем.
       После увенчания соискателя этим высшим званием, через несколько дней в газете уже можно прочесть о его назначении. Я это осознал, когда много лет подряд выезжал со студентами на сбор хлопка.
       Колхоз (совхоз) явно не выполняет план по сбору хлопка. Это грозит руководству большими неприятностями. Но председатель совершенно СПОКОЕН. Каждый вечер он вместе с руководством института спокойно проводит время за трапезой. Я вначале всегда восхищался таким САМООБЛАДАНИЕМ и спокойствием и даже завидовал такой выдержке. Молодец, - думал я, - умеет держать удар. Скоро я понял. Не самообладание это, а РАВНОДУШИЕ. Вывернется колхоз или совхоз - директор совхоза, председатель колхоза получат награду, провалят - всегда есть возможность свалить на своих заместителей, бригадиров.
      
      
       ГОСОБОРОНЗАКАЗ НА ХАЛЯВУ
       (Моя война с военным ведомством)
      
       В 1976 году меня назначили проректором по научной работе Самаркандского медицинского института.
       Я был уже далеко не молод, мне исполнилось 54 года. Но работа сразу пришлась по душе и я взялся за неё с юношеским задором.
       В то время в институте на 54-х кафедрах работало 512 человек профессорско-преподавательского состава. Одновременно разрабатывалось несколько сот тем.
    Вначале была поставлена задача ликвидировать многотемность, раздробленность и дублирование всех научных исследований, а затем обеспечить комплексное
       изучение каждой темы различными специалистами и в конечном итоге достичь концентрации научных исследований на ведущих и актуальных направлениях.
       Это была далеко не простая задача. Ведь у каждого настоящего ученого существовали свои интересы, накоплен богатый опыт наработок прошлых лет. И тем не менее, без этого нельзя было рассчитывать на реальное развитие фундаментальных исследований, перспективное планирование науки и эффективное внедрение её результатов в практику. И несмотря на казалось бы непреодолимые трудности, нам удалось всего за три года объединить научную тематику всех кафедр в 5 проблем. За это же время не без конфликтов была завершена ликвидация мелких и малоперспективных научных исследований. При утверждении каждой темы учитывалась её новизна, актуальность, комплексность, степень проработанности, а также реальная возможность внедрения результатов в практику.
       Совершенно неожиданно у меня возникло осложнение в связи с грубым вмешательством военного ведомства.
       Дело в том, что в период с 1956 по 1974 гг. кафедрой факультетской хирургии нашего института заведовал яркий и талантливый ученый Фаддей Моисеевич Голуб (05. 05. 1903 - 23. 01.1974), им была создана серьезная научная школа экспериментальной хирургии.
       Международное признание получили исследования посттравматической регенерации нервной и костной ткани при радиационной травме и последствий облучения в раннем онтогенезе. По этой тематике были подготовлены 4 доктора и более 30 кандидатов мед. наук и много практических врачей-хирургов. Доктора наук: Арипов У.А (1963), Бритун А.И. (1969), Борухов С.А. (1970), Ахмедов М.А. (1971). Канд. наук: 1962-1966 - 6; 1967-1971 - 10; 1972-1976 - 14.
       Появление такого крупного ученого явилось бесценным кладом для военного ведомства, в планы которого входило изучение комбинированных поражений при одновременном или последовательном воздействии разнородных факторов в условиях применения ядерного оружия. В их задачу входила также разработка методов лечения комбинированных радиационных поражений и изучение других медицинских вопросов противорадиационной защиты.
       Как должны поступать в подобных случаях честные люди?
       Прежде всего, они размещают заказ на изучение этой проблемы в специализированных научных институтах самого военного ведомства, которые должным образом оснащены и финансируются намного щедрее подобных гражданских учреждений.
       Естественно, можно привлечь для этой цели ученых из гражданских НИИ и даже профильных вузов, только, однако, путем оформления ГРАНТОВ, подкрепленных необходимым финансированием. Естественно, это потребует составить так называемые бизнес-планы и согласовать условия оплаты.
       Напомню, что грант - это целевая финансовая дотация, которая предоставляется ученым на проведение научных исследований. В частности, на приобретение аппаратуры, на расходы по разъездам, на оплату публикаций и... на зарплату сотрудникам. Так всегда поступали и сейчас поступают на Западе.
       А как поступило военное ведомство, в частности, в отношении Самаркандского мединститута?
       Точно так, как это делалось всегда в Советском Союзе, а сейчас в России: при мобилизации людей на сбор хлопка, картошки, на рытье каналов и любые другие хозяйственные нужды. На халяву!
       Особый цинизм еще состоял в том, что в медицинских институтах и других профильных вузах наука вообще не финансируется. Зарплату профессора, доценты и ассистенты получают в с е ц е л о в зависимости от педагогической нагрузки. Лица, работающие над диссертациями практически всё приобретают за свой счет, включая зачастую даже и экспериментальных животных.
       Надзор за ходом (но не за качеством) исследований, проводимых в нашем институте, осуществлял со стороны военного ведомства В.Н.Жижин, а затем Георгий Борисович Катковский, о котором у меня сохранилась добрая память.
       В то время в Советском Союзе вся научная тематика была разделена по проблемам, координация и контроль над выполнением которых возлагались на головные институты.
       По проблеме комбинированной радиационной травмы эта задача была возложена на Институт медицинской радиологии Академии медицинских наук СССР.
       В настоящее время этот институт переименован в Обнинский онкологический центр, насчитывающий 1800 сотрудников, в том числе 60 докторов и 170 кандидатов медицинских наук. Возглавлял НИИ медицинской радиологии, а сейчас и Онкологический центр академик Российской академии медицинских наук Цыб Анатолий Федорович.
       Проблемная комиссия с аналогичным названием также существовала и в Самаркандском мединституте. Её возглавлял до 1974 года профессор Ф.М. Голуб, а затем профессор Р.Ю. Омиров.
       Ушел из жизни руководитель проблемы Ф.М. Голуб, вскоре покинули институт его ученики и ближайшие помощники: профессора У.А. Арипов и А.И. Бритун. Профессора С.А.Борухов и М.А.Ахмедов возглавили самостоятельные кафедры, сменили научную тематику и сосредоточили свое внимание на лечебной работе.
       Примерно то же самое произошло и с сотрудниками, защитившими кандидатские диссертации. С начала защиты по этой тематике первых диссертаций прошло почти 20 лет. Проблема стала уже "недиссертабельной" и никого не могла привлечь.
       Новый заведующий кафедрой факультетской хирургии профессор Р.Ю.Омиров сконцентрировал усилия всех сотрудников на других проблемах, не имеющих никакого отношения к вопросу о радиационных поражениях.
       Все это, однако, мало волновало сотрудников военного ведомства, в задачу которых входило формальное сохранение объема "оборонной" тематики. Представители этого ведомства совместно с Анатолием Иосифовичем Бритуном встретились с профессором Рауфом Юлдашевичем Омировым. Им удалось уговорить его воскресить и возглавить былую тематику.
       По накатанной дороге был составлен перечень работ, подобраны потенциальные исполнители. В основном из числа тех, кто в прошлые годы выполнял эту тематику под руководством профессора Ф.М. Голуба.
       И с этими "материалами" "спецназ" высадился у меня в кабинете и сходу предложил включить всё это в план научных исследований института на ближайшие пять лет. Они даже не посчитали необходимым для формы провести патентный и информационный поиск, определить источник и объем финансирования, наличие необходимого оснащения и оборудования и т.д.
       Я старался быть с ними предельно вежливым. Объяснил, что план НИР института на пять лет уже сверстан, утвержден на Ученом совете, опубликован и его получили все исполнители. Коллектив института уже более года работает по этим планам.
       Несмотря на это, руководитель этой комиссии в грубой и бестактной форме заявил мне следующее: "Нас не интересуют ваши писульки. Запомните, что все те работы, которые мы сейчас вам передаем, придется вам утвердить и принять к неуклонному исполнению и никуда вы от этого не денетесь! Иначе вас ожидают крупные неприятности". Я сказал, что не позволю никому со мной разговаривать в таком тоне и разговор окончен. Я покинул кабинет. Им ничего не оставалось как уйти.
       От меня они пошли в обком партии. Секретарь обкома их не принял, а заведующий отделом им резонно сказал, что это сугубо профессиональный вопрос и посоветовал обратиться в Минздрав. Однако и там их постигла очередная неудача.
       Министр здравоохранения республики С.А.Арипов им сказал, что пятилетний план по науке Самаркандского мединститута одобрен Ученым медицинским советом Минздрава и вносить какие-либо коррективы без его согласия он не может.
       Тогда комиссия решила перенести "игру на своё поле" и заслушать меня на заседании проблемной комиссии при Институте медицинской радиологии с участием представителей УМСа Минздрава СССР и "ОМОНа".
       Обо всем этом мне по телефону уже из Москвы сообщил Катковский, единственный, кто разделял мое мнение. Вначале я решил проигнорировать приготовленное мне избиение и вообще не поехать на заседание проблемной комиссии, но потом, подумав, решил все же прорваться на прием к самому главному и авторитетному человеку, начальнику 3-го Главного управления при Минздраве СССР генералу Бурназяну Аветику Игнатьевичу. Он возглавлял Государственную службу радиационной безопасности Советского Союза.
       Воспользовавшись тем, что за 4 дня до начала заседания проблемной комиссии в Москве проходила научная конференция по кишечным инфекциям, я приехал в Москву и пытался попасть на прием к Бурназяну. Скоро я понял, что легче было астронавтам высадиться на Луне, чем мне пробиться к нему на прием. Мне сказали, что Аветик Игнатьевич меня принять не может, а к референту можно записаться на следующей неделе. А проблемная комиссия уже через 4 дня.
       Что делать? Вопрос разрешился благодаря "наводке" моего товарища, который популярно разъяснил, что самаркандцы все сложные вопросы решают при помощи весьма надежного агрегата "Ю-4": Юрия Мухарлямова, Юрия Мелькумова, Юрия Сенкевича и Юрия...Гагарина.
       Дело в том, что у главного врача поликлиники Юрия Мелькумова часто собираются Юрий Сенкевич и Юрий Мухарлямов, а из окон поликлиники был хорошо виден памятник Юрию Гагарину.
       А каким образом у главного терапевта Минздрава СССР Академика Мухарлямова произошла смена имени, можно прочесть у самого Юрия Сенкевича:
       "Я договорился с Юрием Мухарлямовым (вообще-то он был Нурмухамед Мухамедович), но мы его звали Юрой,
       привез Эдуарда к нему в институт кардиологии". Из кн. Юрия Александровича Сенкевича "Путешествие длиною в жизнь". Москва, 1999 г.
       Так как первые два Юры были моими студентами, я решил сначала позвонить Юре Мелькумову, бывшему соседу моих дочерей Наташи и Тани по Самарканду.
       Он обрадовался звонку и сказал: "Петр Михайлович, Вы удачно позвонили, сейчас здесь Мухарлямов и Юрий Сенкевич. Я хочу Вас с ним познакомить."
       Я взял такси и скоро приехал. Мелькумов поставил на стол мой любимый армянский коньяк "Итамар" и весьма популярно объяснил, с чего начинается Родина. После того как все это осознали, я изложил суть моей просьбы. Мухарлямов сказал, что хорошо знаком с Аветиком Игнатьевичем, но человек он своеобразный и лучше, чтобы ему позвонил его лучший друг Эдик.
       Речь шла еще об одном из моих учеников - профессоре Аветисове Эдуарде Сергеевиче, заместителе директора по научной работе института глазных болезней имени Гельмгольца.
       Через час я уже сидел в роскошном кабинете Аветисова. Он позвонил Бурназяну и тот назначил нашу встречу на 16 часов этого же дня. Когда я приехал, на меня уже был выписан пропуск и после проверки документов я попал на прием к... самому Аветику Игнатьевичу.
       Я увидал человека с волевым лицом, пронзительным и очень внимательным взглядом, с высокой залысиной почти на весь лоб и каким-то особым шармом. Вопреки рассказам о его избыточной официальности, а порой и суровости, он сразу расположил меня к себе. Осведомившись, что меня связывает с Аветисяном, кто я по специальности, где и кем я работаю, он сказал:
       "У нас с вами есть 10 минут".
       Я коротко изложил, в каких примитивных условиях, при отсутствии специального оборудования, оснащения и линейных подопытных животных велась работа по изучению комбинированных радиационных поражений.
       Каким варварским способом проводились опыты на животных, как у собак ломали бедренные кости. Как изучалось влияние длительного(?) сдавливания конечностей и наносились другие, в т.ч. термические повреждения без должного учета интенсивности и длительности воздействия повреждающего фактора. Обратил внимание на жуткие условия содержания животных (иногда на квартире исследователя), особенно в послеоперационном периоде. На пренебежительное отношение к питанию животных.
       В заключение я откровенно сказал, что не всё это привело меня к нему. Что указанное положение имеет место не только в Самаркандском мединституте, но и в остальных вузах, занятых разработкой этой проблемы, и что причиной этого является полное отсутствие целевого финансирования, перегруженность людей педагогической работой, а главное, непригодность экспериментальной базы высших учебных заведений для проведения подобных столь важных исследований. Я напомнил известную истину, что всегда можно силой привести лошадь к водопою, но нельзя её заставить пить из него.
       В заключение я сказал, что если иголка производится на специализированном предприятии, она обходится гроши и отвечает всем требованиям. Если её изготовить вручную на базе, например, мединститута, она станет в в сто раз дороже и будет во столько же раз хуже.
     Он слушал и явно не понимал, что же от него хотят, а время уже истекало. Но не всё перечисленное выше явилось причиной моего прихода, - продолжал я. - Я пришел с единственной целью: избавить коллектив только одного нашего института от дальнейших посягательств со стороны военного ведомства и наконец, обратить внимание на полную бесперспективность серьезных научных исследований на общественных началах.
       Вначале большой начальник слушал меня без особого интереса и даже с некоторым недоумением. Однако он скоро понял, что я не пришел к нему с целью сломать существующую систему планирования науки в СССР, не добиваюсь дополнительного финансирования. Я даже не ставлю вопрос о необходимости повышения методологического уровня научных исследований и о гуманном отношении к подопытным животным.
       Короче, он понял, что я не Дон Кихот Ламанчский, вполне адекватен и отдаю себе полный отчет, в какой стране живу, и речь идет лишь об одном Самаркандском
       медицинском институте. А это меняло дело. Вместо 10 минут разговор продолжался более получаса.
       Бурназян вызвал одного из своих сотрудников и весьма обстоятельно и квалифицированно ввел его в курс дела. Он поручил ему лично присутствовать на заседании проблемной комиссии в Обнинске и сказал, что, по его мнению, наш институт необходимо исключить из числа вузов, участвующих в разработке этой проблемы.
       Утром в день заседания этот товарищ пригласил меня к себе и осведомился о моем мнении насчет предстоящего обсуждения. Он спросил, целесообразно ли этот вопрос рассмотреть на проблемной комиссии или достаточно обсудить его лишь с проверявшей нас комиссией. Я без колебаний выбрал второй вариант.
       Обсуждение прошло в спокойной и деловой обстановке и было принято решение исключить наш институт из изучения этой "оборонной" тематики.
       Перед выездом в Израиль мне попалась в руки книга "Комбинированные радиационные поражения: патогенез, клиника, лечение". А.И.Бритун, Р.С.Будагов, Е.А.Вагнер и др. Под ред.А.Ф.Цыба, М.Н.Фаршатова. - Москва. Медицина, 1993.
       Ничего не изменилось и, конечно же, и не могло ничего произойти. Жизнь продолжалась и без участия нашего института в разработке какой-то одной проблемы.
       Я очень любил ездить в Обнинск. Замечательная чистая гостиница. Очень "вкусный" ресторан. Близость от Москвы, на электричке от Киевского вокзала или на маршрутке примерно 100 км.
       В последние годы я всегда останавливался в гостинице "Университетская" в Москве (Мичуринский проспект) и всегда сразу после возвращения из Обнинска еще успевал посетить театры, консерваторию, навестить добрых друзей.
       В Обнинском институте медицинской радиологии трудились культурные, общительные и очень славные люди, с которыми у меня сложились теплые, дружеские отношения.
       Обнинск мне стал еще особенно близок после того, как там прооперировали и спасли от верной смерти мою дорогую и незабвенную жену Оленьку.
       В дальнейшем он стал местом и моего паломничества и весьма квалифицированного лечения.
      
      
      
       И ОПЯТЬ ОБНИНСК
      
       У моей дорогой жены Ольги Александровны начались серьезные проблемы со здоровьем. Появилась бессонница, раздражительность, учащенное сердцебиение, общая слабость, повышенная потливость, периодически возникала диарея, она резко похудела и буквально таяла на глазах.
       После возвращения с фронта она работала ведущим акушер-гинекологом роддома N1 г. Самарканда. Ежедневные операции, круглосуточные дежурства, частые вылеты по линии санитарной авиации совсем подорвали её здоровье. Вскоре она сама себе поставила диагноз узлового зоба щитовидной железы и обратилась за помощью в эндокринологический диспансер. Было назначено консервативное лечение различными медикаментозными средствами. Однако болезнь прогрессировала, а щитовидная железа продолжала увеличиваться.
       Я принял решение вылететь с ней на консультацию в
       Москву.
       Мнение двух ведущих эндокринологов было единым: её лечили неправильно, время было упущено, поможет лишь срочное оперативное вмешательство.
       Мой хороший знакомый профессор Д.Ф.Благовидов работал заместителем директора по научной работе в институте хирургии имени А. В. Вишневского. Он сразу же в день нашего посещения оставил Олю в больнице на обследование и через три дня предложил её прооперировать.
       Там же работал и мой сокурсник по Саратовскому мединституту Леонид (фамилию не помню, очевидно, я её и не знал), который и посоветовал мне провести операцию Оле только в специализированной больнице. Он аргументировал тем, что эта операция таит в себе много неожиданностей и всевозможных осложнений, а Благовидов таких операций не делает.
       Но окончательно он меня обескуражил своим рассказом о том, что в 1966 году в их больнице оперировали Сергея Павловича Королева. Операцию проводили академик Б.В. Петровский (тогда Министр Здравоохранения) и проф. А.А.Вишневский, а ассистировал им Д.Ф. Благовидов. Операция длилась более четырех часов и Королев скончался. Еще долго злые языки поговаривали, что он не умер, а погиб.
       У меня самого было сомнение насчет целесообразности оперировать Олю у Благовидова. Операция была назначена на четверг, а во вторник я под надуманным предлогом Олю выписал.
       Я узнал, что наиболее квалифицированно такие операции на щитовидной железе проводятся в Обнинске, где работает врач от Бога Борис Михайлович Втюрин. Но клиника там закрытого типа и обслуживается лишь исключительно "свой контингент".
       Прямо из больницы мы с Олей на электричке выехали в Обнинск и пошли на прием к Анатолию Федоровичу Цыбу. Он тут же написал распоряжение о её госпитализации.
       Я снял для нас с Олей большой двухкомнатный номер в Обнинской гостинице. Мы спустились в ресторан, заказали шампанское и фирменный обед "Обнинск".
       На второй день состоялась наша встреча с Борисом Михайловичем Втюриным. Он возглавлял отделение комбинированного лечения опухолей головы и шеи. Мне предложили сразу же оставить Олю в больнице. Ее поместили в отдельную палату и уже через день прооперировали.
       Послеоперационный период протекал очень тяжело и она два дня находилась в реанимационном отделении. Через неделю её выписали и Оля возвратилась в нашу уютную гостиницу. Я заказал сервировочный столик, загрузил холодильник всем необходимым для завтрака и ужина. А обед нам ежедневно доставляли из ресторана.
       По совету Втюрина Оля ежедневно съедала по 200 гр. черной икры и вместо воды пила различные фруктовые соки. Она поправлялась не по дням, а по часам. Уже через неделю бесследно прошли бессонница, сердцебиение и потливость. Мы начали гулять вначале в саду, а потом посетили магазины, два раза успели даже посмотреть кино.
       Забегая вперед, скажу, несмотря на то, что разрез на шее у неё составил 9 см, в дальнейшем никаких келоидных рубцов не возникло.
       Благодаря особой модификации проведенной операции, Борис Михайлович сохранил неповрежденные участки щитовидной железы и практически удалось в полном объеме сохранить и её функцию. Обнадеживало еще и то, что экспресс- биопсия не обнаружила раковых клеток и опухоль признали доброкачественной.
       Совершено счастливые мы возвратились в Самарканд и вскоре мои доченьки Наташа и Таня вместе с Олей уехали отдыхать в Крым.
       Спустя несколько дней после их отъезда я получил письмо из Обнинска от проф. Лушникова Евгения Федоровича, проводившего экспресс-исследование операционного материала. Он писал, что допустил роковую ошибку, не распознав при исследовании железы наличия раковых клеток. Они получили заключение лаборатории гистохимии и электронной микроскопии Всесоюзного Онкоцентра АМН СССР за подписью профессора Натана Танфеловича Райхлина, в котором подтверждено наличие раковых клеток.
       Далее он пишет, что отдает себе отчет в том, что это могло сказаться на тактике и объеме хирургического вмешательства. Он не просит прощения, потому что не заслуживает его и будет молиться за благоприятный исход.
       Надо было срочно сообщить детям в Крым.
       Так как моя младшая дочка Татьяна и её сын Владик жили вместе с Олей, я пригласил на переговоры по телефону свою старшую дочь Наташу, которая жила с мужем отдельно. Я ей рассказал о случившемся, попросил запретить Оле загорать и вообще находиться на солнце и совершать утомительные экскурсии.
       Потом Оля мне рассказывала, что не могла понять, чем было внезапно вызвано столь трепетное отношение к ней со стороны дочек.
       У меня тоже все мысли были заняты этой бедой.
       За день до их приезда я на перекрестке врезался во внезапно затормозившую машину и сильно её повредил.
       Мой лучший друг - главный инженер Техцентра по ремонту и техническому обслуживанию АвтоВАЗа, Валентин Павлов отбуксировал обе машины в свою мастерскую и уже на следующий день они были готовы. Был 1980 год - 50-летний юбилей нашего института и у меня как проректора по научной работе каждая минута была на счету. Но мне разрешили на два дня вылететь в Обнинск на встречу с Втюриным и с врачом, проводившим экспресс - диагностику. Последнего я не застал.
       Профессор Втюрин меня успокоил и обнадежил. Он сказал, что во время операции он сразу понял, что произошло перерерождение щитовидной железы и результаты экспресс-диагностики просто не принял во внимание и удалил все пораженные участки. Больше того, он подтверждает свое первоначальное мнение о том, что нет никакой необходимости в проведении радиационной и химиотерапии. Потом добавил, что он абсолютно все что нужно убрал и при этом практически сохранил функцию щитовидной железы.
       На вопрос, нужны ли какие-либо ограничения для жены, он сказал, что по поводу настоящей операции никаких ограничений не требуется.
       Оля последующие 19 лет жизни была совершенно здорова, а умерла после перелома бедренной кости и сепсиса, возникшего в результате внутрибольничной инфекции.
       В 1989 году у меня возникли проблемы со здоровьем. Самаркандские врачи заподозрили что-то неладное в желудке и предложили мне срочно вылететь в Москву на обследование в онкологический центр. Я не задумываясь вылетел "в свой" Обнинск. 10 августа 1989 года меня обследовали. "В антральном отделе на большой кривизне, ближе к задней стенке был обнаружен одиночный полип на тонкой ножке размером 7-6 мм. Полип удален и отправлен на исследование, которое определило доброкачественность этого образования.
       В июле 1990 года у меня появились боли в животе, изжога и другие проявления гастрита. И вновь по требованию врачей я вылетел в Обнинск. 17 июля 1990 года в процессе гастроскопического исследования был установлен рецидив полипа. Он был отсечен, коагулирован и направлен на исследование.
       Учитывая, что определение гистологического критерия злокачественности полипа бывает затруднено, он был направлен в онкологический центр для детального изучения. И там была подтверждена его доброкачественность.
       В апреле 1991 году вновь наступило резкое обострение заболевания и вновь я вылетел в Обнинск.
       У меня сохранилась копия протокола обследования, которую я решил здесь привести.
      
       ЦМСЧ N 11 Ш ГУМЗ СССР от 14 мая 1991 г.
       Протокол N 0016
       ЭЗОФАГО-, ГАСТРО-, ДУОДЕНО-, ЭНДОСКОПИЯ
       (п о л и п э к т о м и я)
       Ф.И.О. ЛЕРНЕР П.М. ВОЗРАСТ 69 ЛЕТ ПОЛ-КА-1
       Премедикация Sol. Baralgini - 5.0 в/м
       Анестезия 5% р-р тримекаина - 4,0
       ВИЗУАЛЬНЫЕ ДАННЫЕ: В антральном отделе на задней стенке определяется участок гиперплазии со складкой.
       Проведена поэтапная электрокоагуляция образования в смешанном режиме. Струп плотный, кровотечения нет (гистологическое заключение имеется).
       Биопсия. "Гипертрофический процесс" (с явл. ямочной гиперплазии).
       К.м.н. врач Зарьков Константин Александрович
       При контрольном обследовании (1993 год) никаких признаков гиперплазии и полипов у меня не обнаружено.
      
      
      
      
       ОБЫЧНАЯ КАФЕДРА
      
       В Самаркандском медицинском институте кафедра инфекционных заболеваний была организована в 1933 году. Первым заведующим кафедрой был П.А.Алисов (1933- 1938). В это время на кафедре работали: И.Л. Банк, И.А.Кусаев, М.Н.Виндман, М.М. Будже.
       С 1938 по 1949 г. кафедрой заведовал Илья Абович Кусаев. В течение трех последующих лет кафедру возглавлял Исаак Курбанович Мусабаев, сотрудниками ее являлись Михаил Наумович Виндман, его жена Нина Павловна Гришко, Х. Г.Закиров и Ф.Л. Бекметова.
       В 1952 - 1953 гг. кафедра не имела заведующего.
       С 1953 по 1957 гг. кафедрой заведовал А.М.Диковский.
       С 1958 по 1960 гг. - П.А. Алексеев.
       Дальнейшая история этой кафедры мною не приводится, так как описываемые ниже события ограничиваются лишь этим периодом.
       С 1958 г. курс эпидемиологии выделился из кафедры инфекционных болезней в самостоятельное подразделение института.
       В 1978 году я организовал и возглавил первую в Узбекистане и всей Средней Азии самостоятельную кафедру эпидемиологии на лечебном факультете.
       В дальнейшем и курс детских инфекционных заболеваний был преобразован в самостоятельную кафедру детских болезней, её возглавил С.Х. Абдуллаев.
      
       История первая.
       Доцент Кусаев и подполковник мед. службы Григорий Кошман.
       Илья Абович Кусаев - врач от Бога. Замечательный диагност,
       эрудированный, аналитически мыслящий специалист, человек с особой харизмой, хорошо знающий себе цену.
       Кусаев заведовал кафедрой инфекционных болезней и одновременно был главным врачом 1-й инфекционной больницы ("На повороте"). Он имел весьма обширную частную практику и тесные связи с начальством разного ранга.
       Приведу лишь один весьма характерный пример, описанный Рахимом Мукумовым в его повести "Бухарские евреи в Самарканде" ("Лехаим", 1999, 3 (83).
       Заболел первый Президент академии наук Таджикистана, известный писатель Садриддин Айни, проживавший в городе Самарканде. Был созван широкий консилиум из числа профессоров и доцентов Самаркандского мединститута и известных в Самарканде практических врачей.
       "А Илью Абовича забыли? - спросил Айни. - Кусаева? Да! Пригласите обязательно! Он всегда внушал мне больше доверия, чем кто-нибудь другой".
       Следует, однако, отметить, что Кусаев всегда весьма бурно реагировал на критику в свой адрес и решительно не допускал никакого вмешательства в свои дела.
       Работники санэпидстанций предпочитали не связываться с ним лишний раз, опасаясь его острого языка и болезненных упреждающих ударов.
       Подполковник мед. службы Григорий Кошман выписался из Самаркандского эвакогоспиталя, где находился свыше года после тяжелого ранения, и явился ко мне для устройства на работу по специальности. До войны он работал вначале судовым врачом дальнего плавания, затем начальником портовой противочумной станции. Во время войны служил на кораблях сопровождения Северного флота.
       Заходит ко мне атлетического сложения "старик" в черной двубортной морской шинели. Весь черный китель увешен орденами и медалями. Рядом с ним молодая красавица - жена.
       Смотрю документы: "старику" 45 лет.
       Предлагаю должности санитарного врача либо эпидемиолога.
       Выбирает последнюю.
       Уже через несколько дней Гриша превращается во всеобщего любимца и моего самого закадычного друга. Всегда остроумен, обходителен, немногословен, невозмутимо спокоен и при этом настойчив, требователен к себе и к другим.
       И надо же было случиться, что своё первое боевое крещение он получил при обследовании инфекционной больницы, где и состоялась его первая встреча с "самим" Кусаевым.
       В больнице произошло чрезвычайное происшествие: возникла крупная внутрибольничная вспышка сыпного тифа, выявлена завшивленность среди больных и младшего медперсонала. Такого не было даже во время войны!
       Проведение эпидемиологического расследования поручаю Кошману. Он в сопровождении двух помощников эпидемиолога является в инфекционную больницу, однако Кусаев дает указание их не пускать.
       Недалеко от больницы находится районное отделение милиции. Подполковник при полном параде является к начальнику, предъявляет удостоверение, в котором четко указано, что милиция обязана оказывать содействие сан.эпидслужбе. Ему выделяют двух милиционеров, и он возвращается с ними в больницу.
       С Кусаевым истерика! Кошман, как всегда, невозмутим.
       Кусаев звонит мне, но сотрудники по моему указанию говорят, что меня нет. Звонит в горздравотдел, но и там уже предупреждены. Возвращается. Орет на Кошмана, угрожает, мешает работать.
       Кошман, невозмутимо: "Отойди, дядя, от борта, смоет волной".
       Затем на полном серьезе рекомендует Кусаеву написать на воротах больницы слова Данте: "Теряй надежду всяк сюда входящий".
       Обследование завершено. Составлен разгромный акт.
       Над Кусаевым нависла реальная угроза увольнения или даже суда. Он это прекрасно начинает осознавать и круто меняет тактику. Подобострастно благодарит Кошмана за неоценимую помощь, приглашает всех (включая милиционеров) к себе в кабинет, где безоговорочно подписывает акт обследования.
       Пока они разговаривали, в кабинет начинают заносить самсы, плов, различные закуски и фрукты.
       Кошман брезгливо отходит в сторону и рекомендует совсем уже сломленному Кусаеву сохранить все это для передач.
       Надо отдать должное Кусаеву. Ему при помощи множества покровителей удалось все это спустить на тормозах.
       Но этого ему еще показалось недостаточным и второе хорошо срежиссированное действие было перенесено в райисполком Железнодорожного района, где всю вину он пытался уже свалить на санэпидстанцию.
       Его поспешил поддержать председатель райисполкома.
       И тут себя Кошман проявил весьма оригинально.
       Он спокойно выслушал обвинение в свой адрес и сказал буквально следующее: "Один капитан посадил корабль на мель и дал телеграмму "МЫ сели на мель", второй капитан снял его с мели, и тогда он дал новую телеграмму "Я снялся с мели". После чего Кошман сказал свою любимую фразу: "Честь имею!". И не прощаясь, покинул заседание.
       Был у Кошмана небольшой грех - любил иногда крепко выпить. Но всегда после работы. На этой почве он сдружился с достопримечательностью Самарканда Борисом Гервасьевичем Туркевичем, который в период с 1931 по 1948 год заведовал кафедрой анатомии Самаркандского мединститута. Ему принадлежит крылатое изречение по поводу нахождения его лежащим пьяным в арыке:
       "Не место красит человека, а человек красит место".
       Вот как о нем пишет мой лучший друг Ариэль Аренберг: "Анатомию на первом курсе нам читал профессор Туркевич, доктор медицины и доктор биологии. Студенты любили его, прекрасного педагога и эрудита, и прощали ему пристрастие к спиртному.
       Он сказал однажды моему папе: "Я весь проспиртован, меня не возьмет никакой микроб!" Ошибся Борис Гервасьевич: он умер от туберкулеза легких." "Эпизоды", 2005. Израиль.
       Встречались эти друзья всегда в одном и том же месте - кафе, расположенном на улице Энгельса. Но в отличие от Туркевича я Кошмана никогда не видел пьяным.
       Через год Кошман возвратился в Одессу. О таких, как он, всегда помнишь глубоко лично.
      
       История вторая.
       Дружили много лет Илья Абович Кусаев, Михаил Наумович Виндман и его жена Нина Павловна Гришко. Ничто не предвещало беды, но она произошла.
       Доцент Кусаев завершил сбор материала для своей докторской диссертации и готовился к её апробации.
       В это время в ректорат и партийную организацию института поступило заявление от Виндмана и его жены Гришко, в котором они обвиняли Кусаева в фальсификации и прямой подтасовке фактов.
       Я лично не располагаю никакими доказательствами вины Кусаева в фальсификации и подтасовке фактов, но и совсем не отвергаю такой возможности.
       Вместе с тем, до сих пор не могу одобрить и простить Виндманам всего происшедшего, независимо от любых мотивов.
       Не так решаются подобные вопросы.
       В аудитории N 3 собрали Ученый Совет института и организовали модный в те годы "Суд чести", а по-простому, линчевание.
       Кусаев был смят, унижен и фактически уничтожен. Печально.
       Мне и сейчас, спустя столько лет, больно и стыдно вспоминать всё это.
       Да простит меня читатель за то, что я уклонился от подробного описания того отвратительного судилища и ушел от оценки их поступка.
       Я, по-прежнему, помню и по-доброму вспоминаю покойного Илью Абовича Кусаева.
       После этого случая отношения с Виндманами дали глубокую трещину и приобрели, в основном, деловой характер.
       И это при том, что всегда был очень высокого мнения о своем Мише Виндмане.
      
       История третья
       В 1958 - 1950 гг. кафедрой инфекционных болезней заведовал
       П.А.Алексеев - заносчивый, грубый и порой злобный человек. Тогда возглавляемый мною курс эпидемиологии входил в состав этой кафедры.
       Уже с первых дней у нас начались конфликты. Я оказывал сильное противодействие его диким выходкам.
       Приведу один пример. Читаю лекцию по эпидемиологии студентам 5-го курса. Тема: "Профилактические прививки".
       Заходит Алексеев. Все, кроме меня, встают. Алексеев обращается ко мне: "А к вам это не относится, почему вы не встаете?".
       Я оставляю вопрос без ответа. Вопрос повторяется.
       Он понимает, что ответа не будет. Подходит к столу, где разложены вакцины и сыворотки. Берет в одну руку ампулу с вакциной против брюшного тифа, а в другую ампулу с противокоревой сывороткой.
       Обращается к студентам с вопросом, как можно только по одному виду определить, где вакцина, а где сыворотка. И сам же отвечает: "Так как вакцина состоит из убитых бактерий, то встряхнув ампулу, вы увидите их взвесь, в то время как сыворотка всегда однородна.
       Вопрос ко мне: "Вы хотя бы это им рассказываете?"
       Я отвечаю, что "хотя бы это" не рассказываю и беру в одну руку совершенно прозрачную вакцину против полиомиелита, а в другую ту же ампулу с противокоревой сывороткой.
       Оба препарата совершенно однородны. Показываю и говорю, чтобы они никогда не пытались таким способом оценивать любые препараты. Надо всегда внимательно читать этикетки. Алексеев не прощаясь покидает аудиторию.
       На второй день он вызывает меня к себе и заявляет, что со мной не сработается.
       А я ему на это отвечаю, что если он и в следующий раз намерен мне срывать лекции, то я покину аудиторию и поставлю об этом в известность деканат.
       Не стану утруждать читателя перечислением всех его выходок, скажу лишь, что ему ни разу не удавалось меня унизить.
       Скоро Алексееву уже стало не до меня.
       Основные баталии развернулись в инфекционной больнице, где ему единогласно был присвоен чин Оберстабсфюрер, что, кстати, очень соответствовало его внешнему облику и манере поведения.
       Один из таких конфликтов произошел у него с Михаилом Наумовичем Виндманом, который работал заместителем главврача инфекционной больницы.
       Этот конфликт закончился трагически: на глазах сотрудников у Виндмана случился инфаркт, и через несколько минут он скончался.
       Вся больница объявила Алексееву бойкот. Было решено не подавать ему руки и не здороваться с ним.
       Но работа требовала ежеминутного общения и решения подчас неотложных вопросов и Алексеев продолжал как ни в чем не бывало приходить на работу.
       Проректором по учебной работе нашего института тогда был очень толковый и авторитетный профессор Арипов Ухтам Арипович, с которым у меня сложились добрые отношения. Однажды представился случай поговорить с ним о художествах Алексеева.
       Арипов сказал, что в самое ближайшее время на эту должность по конкурсу проведут Ташпулатова. Что и произошло.
      
      
      
      
      
       ЗАПАДЛО
      
       Я летел из Москвы в Самарканд. Рядом со мной было свободное место и занять его напросился заведующий кафедрой детских инфекционных болезней Сурат Абдуллаев.
       Всю дорогу мы беседовали, и время пролетело незаметно.
       Меня встречали и на этой же машине мы подбросили к дому и Сурата.
       У него была счастливая пора: ВАК утвердила докторскую диссертацию, он заведовал кафедрой и был утвержден деканом педиатрического факультета. Дома всё было хорошо. Радоваться бы и только.
       С ним у меня никогда никаких конфликтов не было.
       Более того, я как проректор по научной работе ему немало помогал при подготовке диссертации к защите.
       На следующий день после возвращения в Самарканд меня пригласил к себе секретарь бюро парторганизации нашего института Шермат Арипович Арипов и попросил ознакомиться с рапортом Сурата Абдуллаева.
       Читаю и не верю своим глазам: из рапорта следует, что я всю дорогу наговаривал разные гадости на ректора института Арипова Субханкула Ариповича, кстати, защитившего под моим научным руководством диссертацию.
       Ничего подобного, естественно, я не говорил.
       Шермат Арипович мне заявляет, что я потерял всякое доверие и он надеется, что, не дожидаясь... санкций, подам заявление об уходе с работы по собственному желанию.
       Я ответил, что никакого заявления подавать не намерен, а так как моя должность является номенклатурой Министерства здравоохранения республики, я советую обратиться по этому вопросу туда.
       Что же касается этой суки Сурата, то считаю ниже своего достоинства с ней общаться и пусть "она" дальше продолжает оказывать Вам востребованные грязные услуги.
       Что произошло дальше, заслуживает отдельного повествования.
       Через два дня на очередном заседании Ученого Совета, которое проходило в актовом зале института, я обратился к аудитории.
       Я сказал, что я прилетел из Москвы, а рядом со мной сидела настоящая мразь, подлец, подонок, грязная тварь, которая написала на меня в партком лживый рапорт, будто я всю дорогу обливал грязью и оскорблял ректора Субханкула Ариповича Арипова.
       За все только что нанесенные оскорбления этому подлецу я не несу ответственности, так как не назвал ни его имени, ни кафедры, на которой он работает.
       Этот подонок сейчас сидит с нами в этом зале. У него есть два выхода: он может подняться и публично подтвердить всё им написанное в своем пасквиле либо сидеть и молчать, а значит, принять все высказанные мною в его адрес оскорбления.
       Так как подлость всегда соседствует с трусостью, я почти уверен, что он подожмет хвост и не решится выступить.
       Такого эта аудитория еще никогда не слышала и полагаю, уже никогда не услышит.
       Ни одного слова не промолвили ни ректор и не секретарь партбюро института.
       Никто меня больше не вызывал.
       А через три дня произошла настоящая человеческая трагедия: новый доктор медицинских наук Сурат Абдуллаев переходил дорогу в районе бульвара Максима Горького (Абрамовский бульвар), попал под машину и скончался на месте.
       Да простит его Бог!
      
      
      
       ЗАПИСКИ НА МАНЖЕТАХ
      
       Под таким названием в 1922 году Михаилом Булгаковым была написана автобиографическая повесть.
       Это произошло в год моего рождения, но, несмотря на то, что эти два события, не связаны между собой, я все же решил позаимствовать это вполне забавное название.
       Я проработал в Узбекистане ровно полвека. Искренне полюбил этот благодатный край.
       Полюбил его самобытный народ, давший мировой цивилизации выдающихся ученых, писателей, мыслителей.
       Этот народ приютил и фактически спас от смерти всю мою семью в тяжелые годы войны.
       Он всегда платил мне добром за добро.
       Мне присвоили два самых высоких и престижных почетных звания: Заслуженный деятель науки и Заслуженный врач Узбекистана, которыми я горжусь и всегда ими буду гордиться.
       Это страна прекрасных обычаев, в основе которых лежит бескорыстное гостеприимство, почтительное отношение к старшим и готовность всегда прийти на помощь тому, кто в ней нуждается.
       Узбеки - приятный, добрый, спокойный, заботливый, вежливый, способный и мужественный народ.
       Я полагаю, что узбекскому, как и впрочем, и моему, народам не всегда было уютно со "старшим братом", который не очень спешил договариваться.
       Мои оппоненты зачастую склонны напоминать мне о Ферганских, Ташкентских, Ошских и других событиях.
       Но причем здесь узбекский народ?
       Ни для кого не секрет, что эти конфликты были организованы определенными лицами, лично заинтересованными в дестабилизации обстановки.
       Существует ли особая восточная ментальность?
       Если под ментальностью подразумеваются устойчивые интеллектуальные и эмоциональные особенности, присущие любому человеку, то, несомненно, она существует и в каждой этнокультурной общности.
       На ментальность любого народа всегда оказывают влияние множество факторов: общественный уклад, традиции, обычаи, религия, искусство, жизненный опыт и т.д.
       По данным ряда исследователей, восточная цивилизация, в отличие от западной, якобы базируется на разных ценностях и традициях.
       На мой взгляд, весьма любопытное мнение по этому вопросу было высказано профессором Хашматуллой Бехрузом (2010): "Для восточного правового менталитета характерна определенная настороженность к реформам. Это проявляется в том, что на пути к адаптации к новым условиям большим препятствием является осознанная и неосознанная неготовность общества воспринимать те ценности, которые соответствуют сложившейся политико-правовой реальности".
       И далее:
       "Для восточного правового менталитета характерна чрезмерная ориентация на государственную власть, отличающая его от западного правового менталитета".
       Я полагаю, что приведенные здесь соображения весьма важны для более полного понимания того, что сейчас происходит по соседству с государством Израиль.
       Исследованию проблемы восточного менталитета посвящены многочисленные работы ученых различных направлений: историков, психологов, этнографов, политологови, философов, правоведов, политиков и др.
       Хочу лишь привести несколько характерных наблюдений, имеющих отношение к рассматриваемому вопросу.
       1947 год. Приезжаю в один из колхозов Зааминского района. Меня встречает бригадир. У него русская жена из числа эвакуированных, они уже живут 5 лет, и он вполне сносно изъясняется по-русски.
       Он с уважением говорит: "Недавно здесь был очень большой начальник и приказал всех больных без температуры послать собирать хлопок".
       - А почему вы решили, что это очень большой начальник?
       - А как же. Он очень сильно кричал и крепко ругался.
       Вскоре подъехал заведующий райздравотделом. Пошли с ним в больницу. Пока все больные, к счастью, были на месте, и мы отменили указание очень большого начальника.
       Однако так как наши действия осуществлялись без шумового сопровождения, они уже не произвели на бригадира столь сильного и чарующего впечатления.
       Моя дочка Татьяна и её подруга Лиля Каткова сдавали кандидатский минимум по философии.
       Дочка готовилась несколько месяцев, а её подруга фактически шла без всякой подготовки.
       Прибегает ко мне Таня в слезах. Оказывается, ей поставили хорошо, а Катковой отлично.
       Я её успокоил и сказал, что в данном случае отметка не имеет никакого значения. Я считал для себя унизительным выяснять отношение с экзаменатором. Но вдруг экзаменатор профессор Ахтамов Акбар Ахтамович сам пришел ко мне.
       А пришел он сказать, какая умница моя дочка, как она ему блестяще отвечала - на пять с плюсом.
       Вот тут я сорвался и начал орать на него, как тот "большой начальник". Я ему сказал, что, во-первых, это подлог - умышленно занизить оценку, а, во-вторых, это обычная подлость.
       Он пытался объяснить, что сделал это во избеженее ненужных разговоров и что он лишь хотел меня поддержать. На что я ему ответил, что меня поддерживать не надо - я не падаю.
       И пусть лучше поддерживает своих сотрудников, у которых рыльце в пушку. И что если он не выставит объективную оценку, я буду настаивать на создании нейтральной комиссии.
       Он начал просить у меня прощения и сказал, что сразу же исправит свою непростительную ошибку.
       На второй день Таня мне сказала, что, оказывается, Ахтамов её просто разыграл и у неё пятерка.
       На прием в ректорат приходят по разным мотивам.
       Со временем опытный "товарищ начальник" их без особого труда начинает разгадывать и по ходу дела определять свою тактику поведения.
       Рассмотрим лишь несколько примеров.
       Хочу предупредить читателя, что здесь описана не обычная ежедневная и плодотворная деятельность коллектива нашего института, а лишь отдельные эпизоды хитрости и ловкачества.
      
       1.Пришел с жалобой на мистера Х. Ждет вашей реакции:
       а) вы его поддержали. Быстро возвращается в свой коллектив и громогласно оглашает всем ваше окончательное мнение;
       б) вы его не поддержали. Продолжает ждать любой реакции с вашей стороны, а он уж, поверьте, сумеет её интерпретировать по-своему.
       Как следует поступить начальнику в этом случае?
       Молчать и не проявлять больше никакой реакции.
       2.Приходит якобы решать производственный вопрос, а на деле, выяснить ваше отношение к своему недругу и заодно посеять у вас недоверие к нему.
       В этом случае вопрос ставится примерно так:
       "У вас что-то произошло с мистером Х? Ничего?
       Извините, значит, мне просто это показалось."
       Как должен поступить начальник?
       Никакой реакции. Молчать.
       3.Приходит рассказать о своих успехах, посоветоваться, как дальше жить, рассказать свежий анекдот, сделать несколько комплиментов и немного молча посидеть в надежде, что вы что-то скажите, в соответствии с известной теорией доминанты Ухтомского.
       Реакция начальника: Слушать и только молчать.
       4. Пришел к вам по большому секрету рассказать грязную сплетню.
       Реакция начальника.
       Сказать, извините, но меня это не интересует.
       У вас есть еще что-нибудь ко мне?
       5. Из дальних странствий возвратясь, принес сувенир.
       Реакция начальника. Вызвать секретаря и передать его для общего пользования.
       6.Пришел шантажировать.
       Ваша реакция. Публично выгнать из кабинета.
       Вызвать секретаря и дать указание его больше не пускать.
       7.Попытка дать взятку.
       Вызвать секретаря и попросить срочно позвонить в милицию. Как правило, взяточник сразу же убегает.
       8.Зашел по пути поболтать. Сильно хочется послать подальше.
       Не стоит - некоторые профессора обижаются вперед сразу на полгода, а то и дольше. Что делать? Терпеть.
       И, наконец, еще одна вполне стандартная ситуация.
       У тебя есть высокий покровитель.
       Помни, что это некоторых не устраивает и узнав, кто, он постараются различными путями довести до его сведения, что ты спекулируешь своими связями с ним.
       Как правило, к сожалению, это почти всегда срабатывает.
       Что делать? Тщательно скрывать все свои связи.
       В заключение несколько слов насчет восточных афоризмов и изречений.
       В толковых словарях они определяются как краткое и яркое выражение глубоких мыслей и житейских правил.
       Их опубликовано много и на разные случаи жизни, я же решил прокомментировать лишь небольшое число из тех, которые мне кажутся вполне рациональными, хотя и не всегда выполнимыми:
       "Поборов гордость, человек становится приятным".
       Мне далеко не всегда это удавалось.
       "Вспыльчивый никогда не познает истины".
       Был довольно часто вспыльчив, но никогда не задумывался о возможных последствиях.
       "Чаше весов подобен ничтожный человек: чуть что - он возносится, чуть что - падает".
       Грешен. И со мною такое случалось, но лишь в реально-экстремальных и подчас критических обстоятельствах.
       "Не рассказывай о том, что задумал: не бывает успеха у замысла, что открыт другому".
       И здесь грешен. Замечен в непомерном хвастовстве, которое часто выходило мне боком.
       "Пройдет время и друг станет врагом, а враг - другом. Ибо собственная выгода сильнее всего".
       Это верно подмечено. Из-за моей постоянной доверчивости мне часто приходилось испытывать на себе измену нераспознанных "друзей".
       "Разумный оценивает по собственному суждению, глупец доверяет молве".
       Красиво, но не всегда реально. Из чего складывается так называемое "собственное" суждение? Ведь и молва зачастую оборачивается истиной.
       "Даже о правде следует умолчать, если она принесет несчастье".
       Приходилось и мне.
       "Чтобы сохранить друзей, нужно прощать".
       Чаще прощал, чем сохранял.
       "Только тот мудр, кто собой владеет".
       Далеко не всегда я был достаточно мудр.
       "Как несчастен приходящий с жалобой! Удел несчастного быть просителем".
       Есть чем хвастануть. Никогда не был в роли просителя, ни в СССР ни в Израиле.
       Требовал своего и практически всегда добивался.
      
      
      
      
      
       ЗАКЛЮЧЕНИЕ
      
       С мая 2010 года по май 2011 год я написал и опубликовал следующие книги:
       1. Рифмованные мысли - май 2010
       2. Громашевский Лев Васильевич - июнь 2010
       З. Поповский Марк Александрович - июль 2010
       4. Стонов Дмитрий Миронович - август 2010
       5. Презентация книги Дм. Стонова "Избранное" - август 2010
       6. Мошковский Шабсай Давидович - сентябрь 2010
       7. Заблудовский Павел Ефимович - октябрь 2010
       8 Френкель Захарий Григорьевич - ноябрь 2010
       9. Записки эпидемиолога - декабрь 2010
       10. Вайман Айзик Абрамович - март 2011
       11. Истории забавные и не очень - май 2011
      
       На этой последней книге я решил прекратить писать и публиковать свои ОЧЕРКИ.
      
       Не скрою, что эта работа всегда доставляла мне огромное удовольствие, а подчас и наслаждение.
       А прекращаю я писать не потому, что полностью "выписался" и нечего больше сказать. А потому, что с годами научился вовремя останавливаться.
      
       Все свои книги я печатал небольшим тиражом, раздавал родным, друзьям, знакомым и безвозмездно рассылал по библиотекам.
       Кроме того, они размещены в широко востребованном сервере "Заграница".
      
       Я получил по почте и по интернету около двухсот отзывов, которые не счел нужным сохранить. Только сейчас после совета моих верных друзей я все же решил некоторые из сохранившихся в моем компьютере сообщений привести в приложении к настоящей книге.
      
       Считаю необходимым сказать, что основная часть забавных и не очень историй мною приведена в предыдущих публикациях, где они были органично связаны с основной темой.
      
    В настоящей книге приводятся лишь отдельные эпизоды, имеющие право на самостоятельное существование.
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
       П Р И Л О Ж Е Н И Я
       Переписка. Рецензии. Отзывы
      
      
      
       ПЕРЕПИСКА
      
       Несколько слов по поводу настоящей переписки.
       Я получил письмо от моего верного и бдительного друга
       Аренберга Ариэля. Вот выдержка из этого письма:
       "Этот материал никак не коррелирует с Вашими рассказами и эпизодами. Ибо это вовсе не забавные истории".
       Нельзя не согласиться и с таким мнением.
      
       Однако, замолчать эту некрасивую историю я не хочу.
       Не могу понять, почему малокомпетентные люди взяли себе право не допускают к обсуждению в газете дискуссионную статью и сходу сами же определять уровень её "научной составляющей"?
      
       Могу сослаться в качестве примера на, обширную и полную достоинства переписку Сергея Довлатова с некоторыми
       американскими газетчиками и другими, мягко говоря, малопривлекателными людьми.
       (Сергей Довлатов "Ремесло", С.П.2004)
      
      
      
       1-я безуспешная попытка "выбиться в люди" через газету "Совершенно секретно".
      
       В газете "Совершенно секретно" была опубликована статья Таисии Белоусовой "Чума". Чувствуется, что статья написана опытным журналистом, она убедительна, доходчива, читается легко.
       Однако в ней ничто не соответствует действительности. Всё сделано для того, чтобы дезориентировать малосведущего читателя и любой ценой оградить противочумную службу от любых посягательств.
       Вместо того, чтобы разобраться, наконец, кто же такие чумологи, в чем их реальная роль в борьбе с так называемыми особо-опасными инфекциями и нужна ли вообще сейчас такая специализация, журналист нас всех предупреждает, что подхватить чуму народу - раз плюнуть, и если в ближайшее время не укрепить противочумную службу, то месть чумы будет жестокой и россияне начнут вымирать, как мамонты.
       Нет никакой необходимости перечислять все несуразности этой статьи. Об этом подробно изложено в моей книге "Записки эпидемиолога", Израиль, 2010 г.
       Памятуя, что первыми основателями и редакторами этой газеты были Юлиан Семенов и Артем Боровик, я надеялся, что газета, которая дорожит своей репутацией и достоинством, не побоится опубликовать справедливую критику в свой адрес. Оказалось, однако, что я заблуждался. Эта газета уже давно наловчилась "бить небьющуюся посуду" в погоне за мнимыми "сенсациями".
       Я отправил в редакцию газеты "Совершенно секретно" свой отзыв, приложил к нему мнение трех израильских врачей (профессоров М.И.Молдавского, М.Г.Фингера и доцента А.А.Аренберга) и на память свою книгу "Лев Васильевич Громашевский".
       Через два месяца я решил еще раз напомнить о себе, но и на второе письмо мне не ответили. Я позвонил и попросил соединить меня с Главным редактором. Сотрудница редакции мне ответила, что Главный редактор уволилась и её замещает Леонид Велихов и просила позвонить через два дня. Я позвонил в обусловленное время, Велихов был на месте, но к телефону не подошел. Сотрудница мне сказала, что Велихов просил мне передать, что мой отзыв печатать не будут. "Почему?" - спросил я. Ответ был исчерпывающий: "Так решила редакция".
       А почему мне три месяца не отвечали? Ответ: "У нас так принято".
      
       Радует то, что прошло столько лет с момента публикации в газете "Совершенно секретно" статьи Белоусовой, а россияне до сих пор не разделили учесть мамонтов.
       Очень точно об этом мне написал профессор М. Г.Фингер:
       "Кто в Израиле знает, что такое "противочумная станция" или врач-инфекционист? Думаю, что здравоохранение, умеющее считать деньги, СОЗНАТЕЛЬНО старается избегать такой специализации".
      
      
      
       2-я тоже безуспешная попытка "выбиться в люди" уже через "Медицинскую газету"
      
       Получив окончательный отказ печатать мою рецензию от газеты "Совершенно секретно", я решил обратиться в "свою" профессиональную Медицинскую газету. Перед этим я как всегда обратился за советом к моим верным талантливым друзьям.
       Приведу несколько мнений:
       Аренберг Ариэль Александрович:
       - Вы думаете, что сейчас дадут ход этой статье и она увидит свет? Или, может, времена в России настолько изменились, что хотя бы скандала ради СМИ готовы напечатать любой эпатажный материал? А то, что скандал будет, можете не сомневаться. Вы же замахнулись и ударили по самому чувствительному месту - по карману. А это так просто не проходит".
       Лемелев Владимир Романович: "Направлять статьи Вы, конечно, можете. Но маловероятно, что опубликуют. ИХ рецензенты НАЙДУТ свои возражения". Название ООИ Вы вправе критиковать, так как таковыми могут быть и ОБЫЧНЫЕ инфекции в ОСОБЫХ условиях, что и показано в Вашей книге. Конечно же, вполне правомочна и Ваша критика чумологов.
       Особенно мне понравилось Ваше разоблачение беспочвенной страшилки чумологов о предстоящем нашем вымирании. Их цель понятна: вызвать страх у населения и начальства, чтобы добавили финансирование. Но не таким же путем!"
       Молдавский Моиснй Израйлевич:
       "Я считаю материалы двух Ваших статей интересными, форму их изложения аргументированной. Посему их прочтение представит интерес для читателя-специалиста, историка, чиновников и пр."
       Примерно такими же были еще два ответа на мой запрос от моих друзей.
       Статьи я все же отправил. Мои друзья оказались правы.
       Их для проформы передали на рецензию "специалисту", а после того как я возмутился, мне популярно объяснили, что мои сведения устарели, так как упомянутые мною санэпидстанции в России не существуют уже около 20 лет.
       Тоже принципиальный вопрос! Все СЭС сохранились с теми же функциями и лишь сменили вывеску и сейчас они называются территориальные отделы Роспотребнадзора.
       Или Федор Смирнов пишет, что: "Медицинская газета" не является научным изданием и поэтому не содержит в своем штате консультантов по всем нозологиям". Вместе с тем у Смирнова хватило "нозологии" для того, чтобы сказать ученому с полувековым стажем, что он не обнаружил у него "большой научной составляющей" и что педиатру Артамонову вполне достаточно квалификации, "чтобы дать оценку Вашим статьям".
       Теперь я понимаю, насколько были правы мои друзья, уговаривая не связываться с этой, когда-то моей любимой газетой. Вот почему я решил представить на беспристрастный суд читателя всю переписку с Медицинской газетой без каких-либо сокращений и купюр.
       Я счел также целесообразным привести здесь два отзыва.
       Первый написан опытным эпидемиологом, доцентом Лемелевым Владимиром Романовичем. Отзыв непосредственно касается моей переписки с газетой.
       Второй я получил по электронной почте 14 апреля 2011 года из Иркутска от доцента В. Коган. В нем изложено личное мнение по рассматриваемой проблеме автора письма, а также приводится мнение заведующего эпидемиологическим отделом Института эпидемиологии и микробиологии, крупного ученого, Заслуженного деятеля науки Российской Федерации профессора Е.Д. Савилова.
      
      
      
       А сейчас переписка с Медицинской газетой.
      
       Уважаемый Петр Михайлович!
       Спасибо Вам за интерес к "Медицинской газете"" и желание сотрудничать с нами.
       К сожалению, оба Ваши материала мы вынуждены отклонить. С некоторыми положениями критики термина "особо опасные инфекции" можно согласиться. Однако не высказаны Ваши собственные предложения относительно того, как обозначить инфекционные болезни, крайне тяжелые, с критическим прогнозом, принимающие характер распространенных эпидемий. По-видимому, должен быть какой-то термин для обозначения болезней, представляющих реальную угрозу жизни большого количества больных в весьма сжатые сроки. Отсутствие существующего или иного термина для этих болезней может привести к ослаблению системы противоэпидемических мер и повлечь серьезные последствия.
       Второй материал, на наш взгляд, утратил свою актуальность.
       Было бы весьма интересно получить от Вас материал, отражающий Вашу работу в Узбекистане в период вспышек инфекционных болезней, в том числе и наиболее тяжелых и опасных. Он мог бы послужить уроком для молодых эпидемиологов и инфекционистов.
      
       С уважением, Рудольф Артамонов, профессор, научный консультант "М"
      
      
      
       РЕДАКЦИЯ "МЕДИЦИНСКОЙ ГАЗЕТЫ"
       ЛИЧНО ФЕДОРУ СМИРНОВУ
      

    Уважаемый Федор Смирнов!

       20 октября 2010г. я направил в газету две проблемные статьи:
       1. Суть первой статьи сводилась к тому, что не существует каких-то особо-опасных (в древности "повальных") инфекций, так как любая инфекционная болезнь может стать особо-опасной, если ей не противодействовать. Я проводил многочисленные примеры, что сейчас существуют десятки более тяжелых "страшных" инфекций, чем бывшие официально обозванные особо-опасными. Я отдавал себе отчет, что эта статья способна вызвать споры и даже противодействие со стороны тех, которые могут почувствовать в моих словах ПОСЯГАТЕЛЬСТВО НА ИХ ГЕРОИЧЕСКИЙ СТАТУС И ОСОБЫЕ ПРИВИЛЕГИИ.
       Полагаю, что я имею полное право на такое суждение, так как более полувека ЛИЧНО УЧАСТВОВАЛ в борьбе с чумой, натуральной оспой, холерой, всеми видами тифов и многими другими инфекциями. Причем в некоторых очагах холеры и натуральной оспы - в качестве начальника очага.
       2.Суть второй статьи состояла в том, что ни в одной стране нет таких специалистов как чумолог и что здравоохранение, УМЕЮЩЕЕ СЧИТАТЬ ДЕНЬГИ, не допустит такой надуманной и бесполезной СПЕЦИАЛИЗАЦИИ, как чумолог. Чумы в России практически нет. Сейчас чума уже полностью излечима, а от обычного гриппа умирают сотни тысяч человек.
       Появились десятки тяжелейших инфекционных заболеваний. А человеку безразлично, от какой болезни умирать.
       В России 5 противочумных институтов со штатом почти 2 тысячи научных сотрудников, в том числе 69 докторов и 307 кандидатов. Кроме того, 52 противочумные станции и 200 противочумных отрядов, сотни подразделений особо-опасных инфекций в санэпидстанциях и в других ведомствах.
       КАК ЖЕ ПОСТУПИЛ "консультант" Р.Артамонов с этими статьями?
       ПЕРВУЮ СТАТЬЮ этот крупный "специалист" по эпидемическим вопросам СХОДУ ОТКЛОНИЛ лишь потому Цитирую: "Однако не высказаны Ваши собственные предложения относительно того, как ОБОЗНАЧИТЬ(?!) инфекционные болезни, крайне тяжелые, с критическим прогнозом.
       ПО-ВИДИМОМУ, должен быть КАКОЙ-ТО ТЕРМИН. Отсутствие существующего или иного ТЕРМИНА для этих болезней может привести К ОСЛАБЛЕНИЮ системы противоэпидемических мер и повлечь серьезные ПОСЛЕДСТВИЯ".
       ВТОРУЮ СТАТЬЮ "рецензент" даже не стал читать, так как . Опять цитирую:
       "Второй материал, НА НАШ ВЗГЛЯД(?!), УТРАТИЛ СВОЮ АКТУАЛЬНОСТЬ".
       То, что мои статьи канцелярия ПО ОШИБКЕ направила на рецензию не ПО СПЕЦИАЛЬНОСТИ, это, очевидно, обычная случайность. Но то, что Рудольф Артамонов взялся её рецензировать - ЭТО ПРОСТО ПОЗОР! Ведь он не только не инфекционист, не эпидемиолог, а ЛЕЧЕБНИК, ПЕДИАТР, который с момента окончания мединститута НИ ОДНОГО ДНЯ ДАЖЕ НЕ ПРОРАБОТАЛ В П Р А К Т И Ч Е С К О М здравоохранении.
       Вчера я получил письмо от моих московских коллег. Вот их ответ: "Ты спрашиваешь, какое отношение Артамонов имеет к чуме и особо опасным инфекциям. Да аж никакого. Он окончил с нашей Наташей в 1961 году 2-й московский мединститут. Пишет компилятивные статьи НА ЛЮБУЮ тему от анурии, инсультов, врачебных ошибок до геномной медицины. Его Женя называет: "Любые пятна на любом материале". Не бери в голову. Брось это все. Тебе мало своих 16-ти монографий?"
      
       Уважаемый Федор Смирнов !
       Я не оспариваю безусловного права ГАЗЕТЫ решать вопрос печатать или отклонять присланный материал.
       Прошу ЛИШЬ отправить мои статьи на рецензию специалисту МОЕГО ПРОФИЛЯ (а не педиатру, гинекологу и др.). Например, можно отправить Николаю Дмитриевичу Ющуку или Юрию Павловичу Лисицину, о которых Вы писали репортажи. Короче, кому угодно, но лишь представителю моей профессии. Полагаю, что эту маленькую услугу я заслужил за 65 лет работы.
       Моя последняя публикация в любимой "Медицинской газете" была ровно 19 лет тому: N 44 от 1 ноября 1991 года "Бактериофаг и "неуправляемая инфекция". На неё поступило свыше 100 отзывов и 6 публикаций в журналах.
       С неизменным уважением,
       Доктор медицинских наук, профессор .Заслуженный врач
       Узбекистана и заслуженный деятель науки Петр Лернер
       ПРИЛОЖЕНИЕ: Предисловие к моей новой книге, где есть раздел о чуме и ООИ.
      
       Уважаемый Петр Михайлович!
       Поскольку, как я вижу, Вы не удовлетворены ответом Рудольфа Георгиевича, выскажу Вам свое мнение по поводу Ваших статей. Хотя, говоря откровенно, мне не понравилась та легкость, с которой Вы даете нелицеприятную оценку профессиональных качеств не только своих коллег-инфекционистов, но и проф. Артамонова - совершенно незнакомого Вам человека, неполную и неточную информацию о котором Вы получили, скорее всего, даже не от друзей, а из Интернета.
       Хочу довести до Вашего сведения, что "Медицинская газета" не является научным изданием и поэтому не содержит в своем штате консультантов по всем нозологиям. На мой взгляд, квалификации проф. Артамонова вполне достаточно, чтобы дать оценку Вашим статьям, тем более, что я не обнаружил в них какой-то большой научной составляющей, требующей вмешательства Президента Московского государственного медико-стоматологического университета акад. Н.Д.Ющука и заведующего кафедрой общественного здоровья Российского государственного медицинского университета акад. Ю.П.Лисицына.
       С определением и номенклатурой особо-опасных инфекций (ООИ) Вы вправе не соглашаться, но мне непонятно, почему Вы считаете ООИ "изобретенным в СССР вымыслом", если о них уже более 40 лет говорится в официальных документах ВОЗ. ООИ (карантинные инфекции) -- это условная группа инфекционных заболеваний, представляющих исключительную эпидемическую опасность. Перечень и меры профилактики распространения ООИ закреплены в Международных медико-санитарных правилах, принятых 22-й сессией Всемирной ассамблеи здравоохранения ВОЗ 26 июля 1969 года. В настоящее время ВОЗ относит к ООИ чуму, холеру, жёлтую лихорадку (а также схожие инфекции -- лихорадка Эбола, лихорадка Ласса, лихорадка Марбург, лихорадка Западного Нила). Российские противочумные институты занимаются, разумеется, не только чумой, но и другими особо-опасными и приравненными к ним инфекциями, вспышки которых за последнее десятилетие в России бывали многократно (напр., лихорадка Западного Нила, конго-крымская лихорадка, сибирская язва и др.). Между прочим, центры по борьбе с инфекционными заболеваниями существуют не только в России. Эта проблема занимает основное место в деятельности Центра контроля и профилактики заболеваний (Атланта, США) с годовым бюджетом 8.8 миллиардов долларов и штатом около 15 000 человек. Все это не значит, что деятельность противочумных институтов не может подвергаться критике, но это надо делать, исходя из сегодняшних реалий, а не на основе фактов 30-40-летней давности и цитируемых Вами статей из изданий для домохозяек. К сожалению, значительная часть приведенных в Ваших статьях сведений устарела. Достаточно сказать, что упоминаемых Вами санэпидстанций в России не существует уже около 20 лет, с тех пор служба санэпиднадзора (в том числе те же противочумные институты) не раз подвергалась серьезной реорганизации.
       Мы готовы опубликовать Ваше критическое мнение о противочумной службе в России, если Вы учтете все вышесказанное и доработаете статью, дополнив ее современной информацией о профилактике и борьбе с особо опасными инфекциями в России. Что касается Ваших воспоминаний о прошлом, то их можно опубликовать в нашей газете под рубрикой "А был еще случай", но только если Вы опустите выпады в адрес Ваших коллег - врачей, которые не вправе публиковать, не выслушав Ваших оппонентов.
       С наилучшими пожеланиями Федор Александрович Смирнов,
       редактор отдела науки "
       Мнение О критических замечаниях проф. П.М. Лернера
       в отношении термина "особо-опасные инфекции"
       и об ответе на его критические замечания "Медицинской газеты".
      
       Проф. П.М. Лернер является крупным эпидемиологом, сочетающим в себе глубокие теоретические знания и многолетний практический опыт. П.М. Лернер подробно останавливается на различных определениях термина "особо-опасные инфекции", отраженных в Эпидемиологическом словаре, Интернете и др. Он справедливо полагает, что под приведенные там определения "можно запросто подвести любое инфекционное заболевание". Проф. П. М. Лернер приводит многочисленные убедительные примеры из эпидемиологии, касающиеся инфекционных болезней, формально не относящихся к разряду особо-опасных, но протекающих с охватом многих тысяч людей, с высокой смертностью и летальностью (тифо-паратифозные инфекции, полиомиелит, малярия, СПИД, пандемии испанского, азиатского гриппа, гриппа Гонконг и др.). А вот еще можно привести пример со СПИД-ассоциированными заболеваниями. Они вызываются многими обычно непатогенными или условно-патогенными микробами - грибами, простейшими и т.п. Но в результате резкого снижения иммунитета, вызванного ВИЧ, они приобретают особо опасный характер. Таким образом, в эпоху СПИДа не только особая опасность, но и, казалось бы, такие признаки как патогенность и непатогенность не остаются постоянными свойствами вида.
       С обоснованиями и доказательствами, приведенными П.М. Лернером, рецензенты "Медицинской газеты" и отдельные эпидемиологи могут не соглашаться, но мнение проф. П.М. Лернера заслуживает не формальной критической отписки, тем более людьми, не компетентными в эпидемиологии, а широкого обсуждения со стороны эпидемиологов и инфекционистов. И как раз "Медицинская газета", по нашему мнению, должна быть заинтересована в такой дискуссии, ибо это повысит престиж и самой газеты как беспристрастного издания. Что касается суждения П.М. Лернера о так назывемых "чумологах", об их эпидемиологической безграмотности, самомнении, кастовости, то это его личное мнение, которое он всесторонне обосновывает в своем письме в газету. И если его критическое мнение кого-то сильно задевает, то с каких это пор принципиальность должна вызывать отторжение со стороны крупного медицинского издания?
       Я полагаю, что письма в "Медицинскую газету" проф. П.М.Лернера должны были быть опубликованы. Они вызвали бы к себе огромный интерес со стороны читателей. И как говорится, только в спорах, широких дискуссиях рождается истина.
       А принцип "Не пущать!" давно доказал свою несостоятельность и губительность для живого дела.
       Врач-эпидемиолог, канд.мед.наук, доц. В.Р. Лемелев
       0x08 graphic
      
      
       ОТЗЫВЫ
      
       При отборе отзывов я столкнулся с большими трудностями. Несмотря на то, что преобладающее число их было удалено, однако публикация оставшихся составила бы свыше 20 страниц. Кто это станет читать?
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
       ОТЗЫВЫ
      
       При отборе отзывов я столкнулся с определенными трудностями. Несмотря на то, что большинство из них я успел удалить, однако даже публикация оставшихся 20-ти с
      
      
       НЕСКОЛЬКО ОТЗЫВОВ
      
       Аренберг Ариэль Александрович, Израиль.
      
       *"Ваша статья остается не острой и не обличающей, т.е. не такой, какой Вы её замышляли. В ней нет достаточного количества материала, фактов, которые могли бы заставить руководство Узбекистана пересмотреть сложившуюся годами прапктику. Ладно, Вы, наверное, со мной не согласитесь.
       Но в одном я убежден, что написанное Вами НЕ СТОИТ отправлять президенту Каримову и экс-ректору Института Вахабовой. Какое для них значение могут иметь воспоминания бывшего профессора СамМИ?! Да и дойдет ли вообще письмо Ваше до Каримова? Думаете, им будет важно и интересно читать воспоминания 30-летней давности (именно таким получился Ваш рассказ) бывшего декана факультета о хлопковой страде?"
       *"Одно из двух, Петр Михайлович: либо Вы пишете обличительную статью, либо Вы рассказываете разные истории (тоже интересно) из своей жизни".
       *"Во-первых, нас, Ваших друзей, радует и изумляет неиссякаемое творчество, неувядающее перо и огромная трудоспособность.
       Вы пока не спешите дискутировать со мной: прежде я постараюсь разобраться в написанном. Идет? Первым делом я переправил Вашу статью Раздольской в Иркутск, ибо ей будет интересно, понятно и познавательно".
       Мною приведен этот отзыв, как подтверждение известной мудрости, что тот, у кого нет друзей, никогда не узнает о себе правды. Замечу, что это не единственное критическое замечание Ариэля по поводу моего творчества.
       "Повесть о Ваймане мне понравилась: добрая, сочувственная
       и взволнованная, достойная памяти ученого самоотверженного,
       первопроходца и великого труженика".
       "В Вас я действительно вижу поэтическую натуру, вижу талант и честно преклоняюсь. Рита солидарна со мной".
       *Из письма Фиры и Ролика Житницких Ариэлю Аренбергу от 24 мая 2010 года:
       "Получили мы твой пакет с рифмованными мыслями Петра Михайловича Лернера. Читаем и наслаждаемся. Стихи очень простые по форме и очень глубокие по содержанию".
       Мною опущены остальные 16 дружеских отзывов моего верного, надежного, талантливого и преданного друга Ариэля и его славной, яркой, всегда доброжелательной и приветливой жены Риты.
      
       Лемелев Владимир Романович. Москва
      
       *"Только что мы получили Ваши "Рифмованные мысли". Моей радости нет границ! И эта радость стала понятна Лизе, которая уже давно не могла читать. Но тут она с упоением приступила к чтению Ваших замечательных стихов. И разве это не чудо! В них и любовь и сарказм и философские размышления".
       *"Получил Вашу монографию о Громашевском.
       Я сразу отличил Ваш стиль - страстный, полемический. Ваша рукопись о Громашевском замечательна во всех отношениях.
       Прочитал Ваше покаяние. Это даже СВЕРХПОКАЯНИЕ, которое говорит, что Вам незнакомо чувство злопамятства. И все это в дань уважения к памяти Громашевского. Что, Вы собираетесь это публиковать?.
       Содержание писем Громашевского к Вам производит неизгладимое впечатление".
       "Дорогой Петр Михайлович! Никто кроме Вас не смог бы так прекрасно написать о Поповском!
       Ваше творение читается как высокохудожественный роман".
       "Как хорошо, что Вы рассказали читателям об этом гении Ваймане. Он мне напоминает другого гения - математика Перельмана. Оба - гении-одиночки в исследованиях, малообщительны, целиком погружены в науку... не думают о вознаграждении. Эту книгу я читал с упоением".
      

       Молдавский Моисей Израйлевич Израиль
      
       "Полученный от Вас "десерт" вполне гармоничный. Читается легко. От стиля и объема писем Марка Поповского к Вам веет не только неуемной энергией их автора, весьма практично реализуемой, но и искренним расположением к адресату. Обладание такой дружбой и её свидетельствами - это ценный дар прожитых лет. Что касается свидетельств общения и расположения, то эпистолярное наследие всегда было для меня, по крайней мере, очень ценным источником информации о великих, их окружении, эпохе, штрихах быта и пр. ценным дополнением к их романам, рассказам, научным трудам".
      
       Николай Алексеевич Александр - редактор областной газеты "Брестский курьер" <redactor_bk@tut.by Белоруссия
      
       "Здравствуйте, уважаемый Петр Михайлович!
       С величайшим интересом прочел размещенные на сервере "Заграница" Ваши воспоминания о Дмитрии Мееровиче Стонове (Влодавском) и сообщение о презентации его книги "Избранное". С произведениями этого замечательного писателя я был знаком и ранее, очень ценю его творчество.
       А вот в родных краях - на Брестчине - его практически не знают. Чтобы восполнить этот непростительный пробел, я подготовил публикацию о Д. М. Стонове в своей газете "Брестский курьер", в очередной номер, который выйдет в среду 11 августа. Там есть цитирования и из Ваших воспоминаний. Не возражаете?
       Я окончил Литературный институт имени Горького в 1978 году. 20 лет назад создал газету "Брестский курьер" и руковожу ею до сих пор.
       Прилагаю свое недавнее стихотворение о старом Бресте - о том периоде, когда в нем жил юный Митя Влодавский".
       Со своей стороны прошу Вас рассчитывать на то, что любые Ваши творческие инициативы по возвращению истории наших земляков в обиход нынешней памяти будут благодарно восприняты в нашей газете.
       Ваши записки, которые мы разместили на нашем сайте, вообще замечательны естественностью голоса и живым человеческим чувством".
       "Все книги получил - величайшее спасибо за них. Большое Вы дело делаете, в творениях Ваших сохраняя память "о людях, которые этого заслуживают в высшей степени. Рад, что у Вас продолжается своего рода "болдинская осень" с урожаем творчества".
      
       Рафаэль Некталов - основатель и главный редактор газеты
       The Bukharian Times (США).
      
       Дорогой Петр Михайлович!
       Недавно дал перечитать Ваши "мысли" моим врачам в Квинсе. Они москвичи и даже у них крыша поехала от смеха". "Прочитал залпом Ваши "Рифмованные радости и горе уму". Вы - гений! Я Вас как обожал, так и обожаю, горжусь и ссылаюсь! Позвольте, профессор, публиковать Ваши мысли в газете".
      
       Люся (журналист) и Юра Шахмуровы.Израиль
      
       *"С удовольствием прочли и перечитали Ваши "Рифмованные мысли". Это, конечно, кладезь мудрости, жизненного опыта и чистоты. На наш взгляд, Ваши стихотворные афоризмы растащат на цитаты, если книжка будет широко распространена".
       "Говорили с Некталовым. Первая его реакция на Ваши "Мысли" была именно такой, как он Вам пишет: он визжал от восторга."
       "Мы еще раз убедились: наш друг - ходячая энциклопедия. С удовольствием прочли Ваши новые воспоминания. Хотим только сказать по поводу Вашего удивления в начале повествования: почему нет глубоких исследований о П.Е. Заблудовском? А откуда им быть?"
       "Прочитали Вашего Айзика Абрамовича. Не перестаем восхищаться Вашей работоспособностью. Когда Вы успели собрать столько материала? Не говорим уже, что пишите Вы с космической скоростью. Во всяком случае, быстрее, чем мы читаем".
      
      
       Зиновий Красный (Самарканд)
      
       * "Прочесть Вашу книгу было огромным удовольствием. Для меня этот сборник стихов оказался в небольшом числе книг, которые не отпускают, пока не ознакомишься со всей работой. Житейская мудрость, высокоинтеллектуальный юмор, неординарное мышление, лаконичность и глубокий смысл каждой фразы - все вместе взятое дает то, что, читая её, находишься в состоянии ожидания какого-то сюрприза и ожидания вполне оправдываются. Кстати, для мамы это оказалось хорошим лекарством: на время чтения она забыла про свой зуд и прочие напасти".
      
       Розалия и Зиновий Фрейлихманы. 11 апреля 2011г. Шепетовка (Украина).
      
       *"Огромное спасибо за Ваши книги, которые мы получили. Один экземпляр мы отдали в еврейский благотворительный Фонд в г. Хмельницком. Две книги передали в 1-ю школу и в библиотеку".
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
       ОБ АВТОРЕ
      
       Лернер Петр Михайлович родился в городе Шепетовке,
       Хмельницкой области (Украина), 23 февраля 1922 года.
       Доктор медицинских наук (1971), профессор (1972).
       Заслуженный врач Узбекистана (1966).
       Заслуженный деятель науки (1980).
       Автор 196 научных статей и 16 монографий.
      
       Опубликованы с мая 2010 по май 2011 года следующие книги:
       Май 2010 - "Рифмованные мысли".
       Июнь 2010 - "Громашевский Лев Васильевич".
       Июль 2010 - "Поповский Марк Александрович".
       Август 2010 - "Стонов Дмитрий Миронович".
       Август 2010 - Презентация книги Дм. Стонова "Избранное".
       Сентябрь 2010 - "Мошковский Шабсай Давидович".
       Октябрь 2010 - "Заблудовский Павел Ефимович".
       Ноябрь 2010 - "Френкель Захарий Григорьевич".
       Декабрь 2010 - "Записки эпидемиолога".
       Март 2011 - "Вайман Айзик Абрамович".
       Май 2011 - "Истории забавные и не очень".
      
       Перечисленные публикации размещены в
       интернете - Lib. Ru: - Сервер "Заграница"
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
       @ - Все права принадлежат автору.
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
       - 5 -
      
      
      
      
  • Комментарии: 6, последний от 23/11/2016.
  • © Copyright Лернер Петр Михайлович (Lerner.peter@gmail.com)
  • Обновлено: 01/06/2016. 261k. Статистика.
  • Статья: Израиль
    •  Ваша оценка:
    Связаться с программистом сайта
    "Заграница"
    Путевые заметки
    Это наша кнопка