Литинский Вадим Арпадович: другие произведения.

Отважные дрейфуньи

Сервер "Заграница": [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Помощь]
  • Комментарии: 3, последний от 25/12/2010.
  • © Copyright Литинский Вадим Арпадович (vadimlit1@msn.com)
  • Обновлено: 02/01/2022. 183k. Статистика.
  • Байка: США
  • Иллюстрации: 66 штук.
  • Скачать FB2
    •  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Это фото-документальный рассказ о пяти сотрудницах ленинградского НИИ геологии Арктики, принимавших участие в 1965 году в работе Полярной Высокоширотной Воздушной Экспедиции на дрейфующей ледовой базе в Восточно-Сибирском море - впервые в истории освоения Арктики.

    • Вадим Литинский

    Денвер, Колорадо

    ОТВАЖНЫЕ ДРЕЙФУНЬИ

    Полярная документальная история со щепоткой стёба.

       Моим любимым женщинам - Иннусе Яковлевой,
       Люсеньке Кузьминой, Машуне Карапузовой, Людмиле Моисеевой, и Марии Исааковне Гуревич.
       Большинству из них из них postmortem (посмертно) .

      
       РУССКИЙ ВИКИСЛОВАРЬ: 1. ДРЕЙФОВАТЬ -

    Дрейф льда - движение льда в море или океане под действием ветра и течений. Самый масштабный дрейф льда происходит в Арктике, именно там он давно и усиленно исследуется.
      

    2. ДРЕЙФИТЬ - жарг. испытывать страх, робость; бояться, тру́сить
      
     
       "Настало время дать обозрение деятельности Полярной экспедиции в её историческом развитии, дать обзор её работ крупным планом, как бы сверху, из космоса. Но вместе с тем настало время подвести итоги замечательных работ экспедиции и с несколько иных позиций, а именно, отразить в них Человека, показать роль человеческого фактора. Имено человек, нередко в самых сложных организационно-технических ситуациях и тяжелейших природных условиях обеспечивал успех этих работ".
       Р.М. Деменицкая. Январь 1993 г.
      
      
      
       ДЕМЕНИЦКАЯ Раиса Михайловна (1912-1997). Окончила геологоразведочный факультет Ленинградского горного института (1935). Доктор геолого-минералогических наук (1963), профессор (1968), почётный академик Российской Академии естественных наук (1996), лауареат Государственной премии СССР, почётный полярник.
       В НИИГА-ВНИИокеангеология работала с 1948 г. по1979 г. - главный инженер, начальник партии, старший научный сотрудник, зав.отделом. С 1982 г. работала в Ленинградском отделении Института океанологии РАН: директор, научный консультант.
       Основные направления научной деятельности: исследование земной коры и мантии Земли по геофизическим данным, изучение рельефа дна и геофизических полей Северного Ледовитого океана и создание геодинамических моделей его развития.
       Опубликовала около 250 научных работ , в том числе 8 монографий, имеет 2 научных открытия и 12 авторских свидетельств на изобретения. Подготовила 30 кандидатов и 6 докторов наук. Награждена орденами "Трудового Красного Знамени" и "Знак почёта", медалями "За трудовую доблесть", "За доблестный труд в Великой Отечесвенной войне 1941-1945 гг." и другими.
       Неоценим вклад Раисы Михайловны в становлении Полярной экспедиции. Именно благодаря её инициативе, поддержанной Мингео СССР, в составе НИИГА согласно постановлению Совмина СССР от 1962 года была организована геофизическая экспедиция для изучения шельфа морей Советской Арктики, получившая название Полярной.
       В дальнейшем Раиса Михайловна Деменицкая осуществляла научное руководство всей многогранной производственной деятельностью Полярной экспедиции, включая геофизические исследования на шельфах Арктических морей и дрейфующего льда Северного ледовитого океана, геолого-геофизические работы в Антарктиде и Мировом океане.
       Поэтому справедливо и заслуженно ветераны-полярники величали Раису Михайловну "мамой" Полярной экспедиции. (А в таком случае - кто я? "Папа" Полярной экспедиции? - В.Л.)
      
       Из книги "Полярники пишут сами", СПб, Ломоносов, 2002.
      
      
    * * *
     
       - Вадим Арпадович, зайдите ко мне, пожалуйста . Это Ткаченко.
       - О да, Борис Васильевич, бегу.
       Вы могли уже заметить, что это уже вторая моя документальная история, начинающаяся с вызова по телефону к директору НИИГА - Ленинградского института геологии Арктики. В третьей истории тоже был вызов в кабинет Ткаченко, но где-то в середине повествования.
       - Здравствуйте, Борис Васильевич, - протягиваю я руку любимому улыбчивому директору, войдя в его кабинет. - Что-нибудь серьёзное?
       - Да нет, ничего особенного. Пока. Мне Раиса Михайловна рассказала, что Вы собираетесь на льдину женщин в этом году брать. Вот и расскажите. До этого, насколько я знаю, женщины на дрейфующих льдинах не работали. Нет, вот недавно передавали, что артисты какие-то на станцию "Северный полюс", не запомнил какой номер, прилетали, концерт полярникам давали. Среди них одна пианистка и одна певица были, выступали, про это и в газетах писали. Но это всё одноразовое посещение дрейфущей базы. А Вы же сколько - четверых геофизиков-женщин собираетесь взять? Это же настоящая работа, это же не на один день для пропаганды советских достижений в Арктике? Как Вы себе это представляете? А если льдина, как это уже у вас бывало, расколется? Как бы женщины у вас от страха, извините, в штаны не намочили. - Добродушное лицо Борис Васильевича расплылось в улыбке до ушей от собственной немудрёной шутки. Я тоже фыркнул. - Насколько это опасно?
       - Борис Васильич, прежде всего я расскажу Вам, для чего я это затеваю. Отнюдь не для того, чтобы женщин прославить и в газеты попасть. Это у нас сейчас третий год работа по съёмке арктических морей. Как Вы помните, начали мы в 1963 году с моря Лаптевых, делали поначалу только прибрежную часть, на припайном льду. В шестьдесят четвёртом засняли остальную, северную часть моря Лаптевых. В этом году - Новосибирские острова и западную часть Восточно-Сибирского. Ну, Вы же знаете, с береговых или, как в этом году, с островных аэропортов мы снимаем на самолётах и вертолётах прибрежную часть, для привязки точек используем радиогеодезическую систему "Поиск-С". Море на шельфе мелкое, 50-150 метров, поэтому глубину дна измеряем простым лотом - бурим во льду дырку, опускаем тросик с грузиком, вот и всё. Это довольно быстро. Тем более, во многих случаях садимся на припайный лёд, на нём микроколебания, как правило, небольшие, поэтому отсчёт на гравиметре взять обычно не сложно. Тем более, что у нас все гравиметры специально затушенные, это Серёжа Попов, Сергей Прокофьич, делает. Вы его знаете, он давно в НИИГА работает, он специально во ВНИИгеофизике учился на кварцедува. В гравиметре же стоит кварцевая система - пружинка из тончайшей кварцевой нити. Так вот, наши гравиметры затушенные, ну, задемпфированные, они на микроколебания реагируют слабо. Если бы не затушенные - так вообще бы отсчёта не взять. Это на замле, если нет ветра, риска гравиметра стоит неподвижно, а на льду ходит по шкале туда-сюда. А на дрейфующем льду - так и вообще беспорядочно бегает, никакого отсчёта не возьмёшь. Это я ещё в 62-м году сделал, когда в экспедиции "Север-14" начальником гравиметрической партии был. С военноморскими гидрографами мы тогда работали. Сенчура Леонид Иваныч, капитан первого ранга, он был начальник этой экспедиции, они в Архангельске базируются. Экспедиция тогда производила батиметрическую съёмку хребта Ломоносова, немного южнее Северного полюса, ну, Вы, наверное, помните. Наша гравиметрическая партия отдела геофизики НИИГА была придана этой экспедиции с задачей выработать методику авиадесантной гравиметрической съёмки на дрейфующем льду. Потому что уже было в 1961 году Постановление Верховного Совета и Совета Министров о проведении мировой гравиметрической съёмки - МГС - на морях и океанах. Ну, для чего это надо, Вы знаете - вводить поправки за гравитационное поле в ракеты, запускаемые с подводных лодок. Тут уж Раиса Михайловна подсуетилась, через Федынского, она же, как горный орёл, на два года вперёд видит, чтобы наш НИИГА в арктических морях по гравитационной съёмке главную роль играл. Так вот, я тогда это уже знал, про микроколебания, и Серёжу (Сергей Прокофьевича) направил во ВНИИГеофизику, чтобы он на кварцедува выучился и наши гравиметры задемпфировал, ну, затушил, проще сказать. Мы же тогда, в шестьдест втором, в экспедицию "Север-14" взяли с собой из ЦНИИГАиКа морской маятниковый прибор и впервые применили его в качестве дрейфующего опорного пункта. Никита Стожаров (Вы Никиту Борисовича знаете? Очень толковый инженер) и Сергей Прокофьевич тогда этим занимались, мы их в ЦНИИГАИК учиться отправляли. Вот тогда мы и разработали эту методику авиадесантной гравиметрической съёмки, которую потом и применили по этому постановлению Совмина - мы, Полярная экспедиция НИИГА, на арктических морях, а гидрографическая экспедиция ВМФ - в центральной части Арктического бассейна. Извините, что так длинно рассказываю, я хочу, чтобы Вы досконально поняли, почему нам женщины нужны. Так вот, на дрейфующих льдах процесс наблюдения на гравиметре много дольше, чем на припайном, неподвижном льду из-за сильных микроколебаний льда. Даже на затушенных гравиметрах. А у нас во всех шести лётных отрядах на одного оператора три гравиметра. Почему три? А потому, что представьте, если у Вас один гравиметр - Вы случайно ошиблись (а это у любого, даже опытного оператора бывает). Вы прилетели на базу, обработали материал - бенц! - а одна точка выскакивает! То ли аномалия в ней, то ли ошибка - поди знай! Лететь обратно на эту точку для проверки - времени нет, да и далеко может быть она, эта сомнительная точка, а тут план поджимает, погода нелётная, лыжонок у самолёта подломался, то да сё, ну как всегда! Вот и горишь, как швед под Полтавой! Возьмёшь для контроля два гравиметра - ни фига, вот на одном ошибся, а какой из двух правильный - поди догадайся. Не спасает. Три надо, сами понимаете. Один ошибся - два всё-таки совпадут. Ну, это уж совсем маловероятно, что оператор ошибся на всех трёх гравиметрах. Это, практически, ислючено. Ну, короче, наблюдения на трёх гравиметрах на дрейфующем льду отнимают больше времени, чем на припайном. Мы же на дрейфующем льду работаем, в основном, в северных частях морей, то есть с ледовых баз, так как эти северные участки морей с береговых аэропортов не заснять - "Аннушкам" не долететь, а уж вертолётам и подавно. Вот поэтому с ледовых баз. Опять же - радиостанции системы "Поиск" расставляем у берега или на островах, чтобы не дрейфовали, иначе координаты точек посадок самолётов не определишь, если они дрейфовать-то будут. Да, так самое главное: раз до северных частей морей "Поиск" не дотягивает, значит, для определения координат точек посадок самолётов (ну, наших наблюдений) остаётся только астрономия. Мы же, Вы знаете, днём, при полном солнце, в теодолит звёзды наблюдаем! Но для этого астроном за время перелёта к следующей точке обязан сосчитать эфемериды нескольких звёзд. Надо же три определения сделать, ну, одно-то пусть будет по солнышку, а две звезды, ну, там, планеты или звезду покрупнее, Альдебаран какой-нибудь или Вегу, надо обязательно. А эфемериды - это предвычисленное положение звезды или планеты. Заранее не предвычислишь, теодолит не направишь в предполагаемую точку неба - хрен, извините за выражение, найдёшь беленькую точечку звезды на ярком голубом небе. Или ошибку второпях допустил при вычислении, особенно, когда пилот виражи закладывает. Да ещё если звезда где-нибудь близко от солнца! Её же простым-то глазом только ночью в темноте можно увидеть, а так то - откуда?! А предвычислил - теодолит в нужное место направил - через десять-пятнадцать минут звезда сама к тебе в окуляр приползёт. Иначе на точке будешь её час искать, пока найдёшь. А лететь между точками 25 километров - 15-20 минут. Хорошо для астронома, если пилот сразу места посадки не нашёл, кружится, тогда, бывает, 25 минут у астронома есть, чтобы посчитать, а то и пол-часа бывает, а если лёд совсем всторошенный - то и больше... Борис Васильевич, я Вас не усыпил своими подробностями?
       - Нет, нет, Вадим Арпадович, я Вас слушаю очень внимательно. Мне Ваш ликбез очень даже полезен.
       - Так Борис Васильич, о чём базар - прилетайте к нам на льдину, мы Вам всё в натуре покажем! И в рейс слетаете! Будет у Вас полное представление. А чего, правда, давайте!
       - Хорошая идея. Я уже и сам об этом подумывал. Вот в этот раз и прилечу. Но у меня к Вам сейчас будет особый разговор. Но до того Вы обещали рассказать, почему Вам на дрейфующей базе женщины нужны.
       - О, Борис Васильич, Вы в самый корень. Да, так я к тому веду, что с ледовой базы съёмка сложнее, чем с побережных аэропортов... Да, так ещё один момент - с ледовой базы часть площади мелкая. К югу. Глубину моря определяем быстро - пробурил лунку, лот на тросе опустил - и вся любовь. А в северных частях съёмочного участка - там же континенталный склон начинается, там глубины до двух-двух с половиной килиметров возрастают. Тут уже тросиком не обойдёшюся, надо сейсмику применять. А это буквой Г две косы с сейсмоприёмниками расстаскивать - опять же время. Ну, тоже лунку пробурить, заряд ВВ в неё опустить - тоже время идёт. Ну, магнитометрист-то быстро показания на магнитометре снимает, может потом помочь сейсмикам косу таскать, или сначала таскает, а потом своё, это уж как сейсмикам удобнее. Так что Вам понятно, что производительность съёмки с ледовой базы меньшая, чем с береговых аэропортов. Да, так самое главное - материалы дневного маршрута должны быть обработаны операторами, кровь с носу, вечером, сразу после возвращения из маршрута. Ну, Вы понимаете - какой ещё у нас вечер, солнце весь день висит над горизонтом. Это я так говорю. Не вечером, живём-то мы по московскому времени. Это я условно вечером говорю, то есть перед тем, как спать завалиться. Не обработаешь маршрут - а ну, как ошибки допустили? Это редко, но бывает. Или действительно в одной точке большая аномалия выскочила, точки-то через 25 километров. Надо вокруг неё ещё пару точек отнаблюдать - детализнуть. А закончили съёмку, улетели с ледовой базы - всё, песец, не вернёшся ошибочные точки переделать! Или детализнуть! А пока ещё на базе, когда обработал, нашёл ошибку, или аномальную точку, чертыхнёшься, Литинский (это я, то есть) волком кидается, ну, не кидаюсь, конечно, но скорбно могу смотреть, но всё же можно долететь до неё заново и переделать или детализнуть опять же. А не сосчитал, не обнаружил ошибку - песец, на гравиметрической карте будет дырка, а то и не одна, полевые материалы комиссия из министерства не примет с оценкой "отлично", позор на всю Европу, на Федынского потом смотреть будет стыдно! Да и на Вас и на Раису Михайловну - тоже! Значит, оперативная обработка - кровь с носу! А Вы представьте - ребята 12-14 часов мотались, "то взлёт, то посадка" - это как в песне у Визбора, голодные, промёрзшие, в постоянном напряжении Извините за выражение - на льду на пронизывающем ветру посрать невозможно да и некогда. Прилетели на базу - сразу за весь день пожрать от пуза, ну, тут кого хошь в сон потянет, а ты себя преодолевай, бери себя за хобот и тащи в палатку обрабатывать маршрут! А это два часа! Много Вы, сонный, с полным пузом, наобрабатываете? Да и в туалет - хочешь-не хочешь, а большую нужду раз в день справить надо? Вот и я про то же! А это - у кого как получиться, а то и пятнадцать минут на морозе, хорошо хоть за снежными стенками ветра нет. А утром рано - подъём, летуны уже моторы прогревают, лететь торопят, им деньги зарабатывать надо, у них же не тридцать процентов, как у нас, у них стимул, поэтому они и после шести часов здорового сна, как огурцы. А нам, науке, четырёх часов сна явно недостаточно. Да ещё в такой напряжёнке. Конечно, вероятность ошибок операторов возрастает, когда они на ветру носом в окуляр своих гравиметров от недосыпа тыкаются... А если сильный ветер - слёзы в окуляр капают, сразу замерзают, выковыривай... А у меня вообще завал - очки замерзают, у меня стёкла - видите, какие толстые, слёзы намёрзнут - ни хрена не видно, оттирай на ветру голыми руками... Понимаете?... Так что то, что нам, геофизикам, платят за налёт часов и за посадки тридцать процентов от ставки первого пилота - это хорошо, но пилоты на точке сидят в ещё тёплом самолёте, а мы на льду - как папы Карлы... На береговых аэропортах у нас предусмотрена оперативная камеральная обработка, наших девочек берём с собой, там всё путём, девчата живут в гостиничке аэропорта. Операторы могут два часа не корпеть за рассчётами, а набираться здорового сна, девочонки до вылета всё обработают и на карту нанесут. А на ледовой базе - и условия наблюдения на льду более трудные, и процесс более длительный, так что без камеральной группы на ледовой базе никак нельзя, чтобы мужики хоть два лишних часика поспали... Вы меня поняли, Борис Васильевич?
       - Да, Вадим Арпадович, Ваша логика совершенно убедительная.
       - Вот я и Раису Михайловну убедил, с большим трудом, правда. Ну, Витязева и убеждать не надо, он сам понимает, залетал пару раз на базы в прошлые годы. Но Раисе Михайловне в рот смотрит - если бы я её не убедил, Александр Павлович тоже бы, на неё глядя, заартачился. Так Деменицкая сначала напирала на меня, почему, мол, мужчин на льдину не возьмёте? А потому, что где нам мужиков набирать-то на сезон? Это же не малограмотных работяг, как в геологических партиях канавы копать. Нам для обработки нужны опытные квалифицированные техники, а для астрономии - так и вообще инженерная квалификация нужна. А у нас отличная камеральная группа женщин, все очень квалифицированные техники и инженеры - геофизики и картографы.
       - Ну, хорошо, Вадим Арпадович, а какова опасность что льдина расколется, палатка может утонуть, мужчины, может, и выскочат, а женщины как же?
       - Борис Васильич, я в Полярке дрейфовал уже два сезона, да с военными моряками в 62-м году сезон. Верно, льдины трескаются, но все живы-здоровы остаются. И в высокоширотных экспедициях, и на станциях "Северый Полюс". Насколько я помню, был в Арктике единственный случай, когда человек погиб от сжатия льдов - это когда "Челюскин" льды раздавили в Чукотском море, так там один человек погиб, завхоз, Могилевич или Менделевич, кажется, звали, помните? Я же дежурных на ночь назначаю для обхода лагеря, обычно одного, ну а когда торошение начинается - то двоих. Так что, если трещина в лагере прошла, когда все спят, или там под палаткой, то сразу меня будят, тревога, аврал! Или если медведь в лагерь придёт, что часто бывает. У дежурного карабин, ракетница. Ничего! Переживали без женщин и трещины, и торошения, и с девицами переживём! Наши девушки, Вы знаете, и коня, и в избу!
       - Теперь, Вадим Арпадович, мой к Вам щекотливый вопрос. Могли бы Вы взять по моей просьбе на льдину в камеральную группу человека по моей рекомендации?
       - Тц, Борис Васильич, о чём базар?! Вы меня столько раз выручали, разрешали взять в экспедицию крайне нужного человек, несмотря на то, что Гуревич костьми ложилась - "Фонд зарплаты, численность не позволяет!" Помните первого Вашего крестника, Юру Жирова, он потом Вам за Вашу добороту отплатил - сейф Вам, как медвежатник, вскрыл, когда Вы ключ от него потеряли накануне Вашего доклада на райкоме? [См. байку "Жировиана" через www.google.com. - В.Л.]. А сколько раз Вы мне евреев разрешали принять - ведь не к Равичу же идти, он бы железно единоверца зарубил? Из-за Бори Фрадкина, Вали Мошковича, Саши Коршикова (хотя нет, он не еврей) наша система "Поиск" - а это четыре сложные радиостанции плюс шесть приёмных фазовых зондов на съёмочных самолётах - стоит, как скала! Русских-то классных радиоспециалистов где возьмёшь - они все в "почтовые ящики" идут! Так что, Борис Василич, от Вас - любого еврея возьму!
       - Это не еврей, а еврейка! - рот Ткачено опять идёт до ушей.   - Борис Васильич, от Вас - хоть еврейку, хоть канарейку! - Лицо Чеширского кота, как я про себя называл любимого директора (если кто-нибудь из вас, склеротиков, читал "Алису" и и до сих пор помнит, какой персонаж я имею в виду), расплылось до ушей от моего изощрённого коламбура и признания совершеннейшего почтения и уважения. - Молодая, симпатичная? Заверните, беру!
       - Не молодая, и для Вас, наверное, не очень симпатичная...
       - Да хрен с ней, Борис Васильич, не невесту же Вы мне предлагаете. Арифметику-то хоть она знает, соображать может? Ну, праздный вопрос, раз еврейка, значит интеллигентный человек. А у нас, как в армии - не знаешь - научим, не хочешь - заставим. Она из нашего института? Я её могу знать?
       - Да Вы же её хорошо знаете. Это Мария Исааковна.
       - Какая ещё Мария Исааковна?
       - Мария Исаковна, Гуревич, начальник планового отдела!
       - Марь Исаковна?!! Борис Васильич, Вы шутите?! Это же во всём институте моя главная врагиня! Я же всех женщин в институте люблю, и все женщины любят меня! Кроме Марь Исаковны! Она же каждую весну мою смету на клочки режет, что в Биректинской, что в Полярной экспедиции, "фонд зарплаты и численность не позволяют, и по СУСНу не положено", туды её в качель, из меня кровь пьёт! Ну, Борис Васильич, чего от Вас не ожидал, так это такого удара в поддых!.. Ну Вы даёте!... Да, ладно, шучу, не берите в голову, конечно возьму. И особенно охотно возьму с тайной мыслью за полевой сезон обаять её, чтобы на будущий год смету мою принимала, как у собственного сына табель с отличными отметками в первом классе. Тем более, что она в натуре увидит, в каких условиях мы работаем, будет относиться к нашим сметам с понятием. Поймёт, что в наших особых условиях ничего СУСНом [Справочник Укрупнённых Сметных Норм. - В.Л.] не предусмотрено. Конечно, возьму, Борис Васильевич, это я так, от изумления ужас изобразил. Вы же знаете, что я великий русский народный артист. Помните, как я Короля в "Обыкновенном чуде" Шварца играл?... А чего Марь Исаковна вдруг в полярницы из тёплого кабинета начальницы планового отдела запросилась?
       - Вы знаете, она хочет всё же уйти на пенсию, хотя мы её давно, пять лет не отпускаем, она же классный плановик и финансист. Но всё равно когда-то надо. И вот я ей предложил подзаработать на пенсию, получить законно все ваши надбавки за работу на дрейфующей льдине. Всё-таки на несколько десятков рублей пенсия будет побольше. Она сначала ни в какую: как, я же уже старая, меня Литинский не возьмёт! Он меня не любит! А я ей говорю, что, если я попрошу - возьмёт.
       - Всё, Борис Васильич, возьмём. Пусть собирается, тёплое исподнее - трусы на ватине и бюстгальтер на меху готовит. Но Витязеву скажите лучше Вы, а то он сам не решится, к Деменицкой побежит, волынка, однако, будет...
      
      

    []

       Ткаченко Борис Васильевич (1907-1990). Кандидат геолого-минералогических наук. Инженер-генерал-директор Северного Морского пути III ранга, почетный полярник, почетный разведчик недр, участник Великой Отечественной войны. Организатор и бессменный директор НИИГА с 1949 г. по 1974 г. Один из первых геологов-исследователей Центральной Арктики (Анабарский массив и Тунгусский бассейн).

    Фото из статьи Натальи Сивцевой в http://ilin-yakutsk.narod.ru/2005-6/62.htm

      

    * * *

       Учитывая, что все мои полярные докуисты (документальные истории) подряд читать никто никогда не будет, мне придётся здесь повторить то, что я писал раньше о том, чем мы и зачем занимались на морях Северного Ледовитого океана.
       В соответствии с совершенно секретной программой Мировой гравиметрической съёмки (МГС), принятой Советом министров СССР, в ноябре 1962 года в ленинградском НИИ геологии Арктики (НИИГА) была создана Полярная Высокоширотная Воздушная Геофизическая Экспедиция (ПВВГЭ, или попросу "Полярка") для съёмки арктических морей. Главная цель измерения гравитационного поля в океанах - введение поправок для корректировки ракет, запускаемых с суши и с подводных лодок и нацеленных на американские объекты. В том числе на завод ядерного оружия Rocky Flat, расположенный рядом с Денвером, в котором я живу с 1980 года (сейчас, слава Богу, этот завод ликвидирован, жить можно, не трясясь, если товарищ Путин не осерчает на Америчку). А нам, арктическим геологам, от измерения гравитационного (а заодно уж и магнитного поля и сейсмики) остаётся хороший "навар" - возможность интерпретации гравитационных и магнитных аномалий для изучения геологического строения дна арктических морей с последующим выделением на шельфе районов для поисков месторождений нефти и газа. Вместе с начальником отдела геофизики Министерства геологии профессором В.В. Федынским, его заместителем по гравиметрии главным геофизиком Л.В. Петровым и начальником отдела геофизики НИИГА Р.М. Деменицкой, я принимал самое активное участие в создании этой экспедиции, исполняя, как савраска, в натуре все их гениальные предначертания.
       Гравитационная съёмка центральной части СЛО (Северного Ледовитого океана) была поручена архангельской гидрографической экспедиции ВВЭ "Север" ГУНиО (Главного Управления Навигации и Океанографии) ВМФ, которая уже несколько лет занималась батиметрией (измерением глубины дна) этой акватории. За год до этого, в 1962 году, я в качестве начальника гравиметрической партии отдела геофизики НИИГА принимал участие в работе этой экспедиции, в том году носившей наименование "Север-14", руководимой капитаном первого ранга Л.И. Сенчурой. Батиметрическая съёмка (картирование дна), гидрологические и геофизические измерения в этом году проводились в близкой к полюсу области над подводным хребтом Ломоносова. Задача нашей гравиметрической партии в экспедиции "Север-14" состояла в разработке методики авиадесантной (с посадками вертолётов и самолётов) гравиметрической и магнитной съёмки в условиях дрейфующих людов. Одновременно с нами на этой льдине работала сейсмическая партия НИИГА под руководством Ю.Г. Киселёва - они разрабатывали методику использования сейсморазведки для измерения глубины океана (ну, и получения "геологического навара"). [О работе секретной высокоширотной экспедиции "Север" и о прилёте к ним в 1967 году американцев см. мою байку "Дрейфующая Россия"].
      
       Для измерения гравитационного поля на колеблющемся льду мы впервые в мире использовали специально сделанные для этой цели "затушенные" гравиметры (обычные наземные гравиметры на льду не применимы - риска в окуляре из-за микровибраций льда непрерывно "бегает" по шкале, и отсчет снять невозможно).
       Нуль-пункт всех кварцевых гравиметров постоянно меняется (дрейфует, "плывёт"), поэтому на суше его сползание учитывается путём наблюдений в начале и конце маршрута на той же или на другой опорной точке с известным значением силы тяжести. Но на дрейфующей льдине это невозможно - льдина к вечеру уплывает на другое место, с другим значением силы тяжести. Поэтому мы впервые в мире применили морской маятниковый прибор МПП-2, созданный М.Е. Хейфецом в ЦНИИГАиК (московском институте геодезии, аэрофотосъёмки и картографии) для наблюдений на подводной лодке. У маятникового прибора нет смещения нуля - это "абсолютный" прибор, дающий "истинное" значение силы тяжести. Наблюдения с маятниковм прибором трудоёмкие и производятся редко - два-три раза в день. Но на базе рядом с ним находятся ещё два или три кварцевых гравиметра, наблюдения на которых легко выполнять в любое время - одновременно с маятниковым прибором и когда лётные отряды вылетают на съёмку и возвращаются на базу. Сопоставляя показания относительных стационарных гравиметров, привязанных к показаниям маятникового прибора, со съёмочными гравиметрами до вылета в маршрут и после возвращения из него, мы таким образом используем дрейфующий опорный пункт. Эта методика и была применена в дальнейшем для измерения гравитационного поля на дрейфующем льду центральной части Северного Ледовитого океана (ВВЭ "Север" ГУНиО) и его морей (ПВВГЭ НИИГА) по грандиозной программе Мировой гравиметрической съёмки.
      
       По причине беспартийности меня не могли назначить начальником Полярной экспедиции. Раиса Михайловна Деменицкая неоднократно пыталась меня убедить, что без вступления в партию я не смогу достичь достойного положения в советском обществе. Но я к тому времени полностью разочаровался в идеалах коммунизма в отдельно взятой стране, а стать лицемером, как подавляющее большинство членов партии в Советском Союзе, я не мог. Я отговаривался тем, что я ещё недостаточно сознательный, не до конца созрел для высокого звания члена партии Ленина-Сталина и верного ленинца товарища Н.С. Хрущёва, и т.п. Я чувствовал, что Деменицкая с презрением выслушивает мои отговорки. Она пустила в ход тяжёлую артиллерию - директора НИИГА Б.В. Ткаченко. Выслушав мои доводы, Борис Васильевич сказал, что он уважает моё мнение, "но начальником экспедиции Вы быть не сможете. Это номенклатура райкома". И я с облегчением стал её главным инженером - мог заниматься производством, научными и техническими вопросами, не отвлекаясь на портянки, палатки, унты, добывание жратвы и заброску ГСМ для самолётов и вертолётов. На должность начальника экспедиции Р.М. Деменицкая взяла отставного капитана первого ранга гидрографа Александра Павловича Витязева, не знакомого с геофизикой и с работой на дрейфующих льдах, но зато высокого и представительного члена партии. С А.П. Витязевым я плодотворно работал три года, с 1963 по 1965-й. А дальше начались осложнения, о чём будет рассказано в конце этой докуисты.

    []

    Автор - старый полярный морской волк, вся корма в ракушках (1965 год, Восточно-Сибирское море).

    []

    Начальник Полярной экспедиции А.П. Витязев (слева) на базе экспедиции в Чокурдахе, 1965г.

    []

    Главный инженер и начальник Полярной экспедиции на ледовой базе (1964 год, море Лаптевых).

    * * *

       ... Это было необходимое предисловие, для того, чтобы читателю было понятно, как протекали обычные рабочие будни на дрейфующей ледовой базе Полярной экспедиции. Мы проводили съёмку по сети примерно 25 х 25 км восточных арктических морей - Лаптевых в 1963-1964 г.г., а в этом, 1965 году - западной части Восточно-Сибирского и Новосибирских островов. Южные части морей ежегодно заснимались обычно четырьмя лётными отрядами на самолётах АН-2 и вертолётах МИ-4, базирующимися в аэропортах на побережье или на островах. Два лётных отряда обычно работали с дрейфующей ледовой базы. Координаты точек посадок и измерений определялись с помощю радиогеодезической системы "Поиск-С", четыре радиостанции которой располагались у берега или на припайном льду. Северные окраины морей, вплоть до конца шельфа и начала континентального склона, заснимались с дрейфующих ледовых баз, начальником которых в течение четырёх лет (1963-1966 годы) был ваш покорный слуга. Координаты пунктов посадки самолётов в нашем случае определялись астрономически путём наблюдения Солнца и звёзд с помощью теодолита, потому что систама "Поиск" так далеко на север не доставала.
       В конце марта 1965 года, как обычно, начался наш полевой сезон с того, что я на съёмочном АН-2 полетел искать подходящую льдину для ледовой базы в последних числах марта. Из-за плохих погодных условий смогли вылететь только 30 марта. Искал-то, конечно, командир самолёта, а я только соглашался с ним, что вот эта льдинка - прелесть, конфетка, а вот та - так себе, печеньеце обкусанное. Потом мы садились на конфетку, наш техник бурил лунку, мы измеряли толщину льда, заключали, что конфетка тонковата, летели к следующей, ещё более конфетной льдинке, и после четырёх-пяти посадок удовлетворённо возвращались на базу экспедиции. В 1965 году - в аэропорт Чокурдах, расположенный рядом с одноименным посёлком - речным портом в нижнем течении Индигирки. На избранной льдине оставляли пустую бочку из-под авиабензина (летали-то почти целый день), а координаты её помечал на своей полётной карте штурман. На следующий день, если позволяла погода, на избранную льдину вылетала группа руководителя полётов (РП) человека 3-4 с радиостанцией и палаткой КАПШ-2 (овальная каркасная арктическая палатка Шапошникова). А в этом году 2 апреля начали забрасывать на найденную базу наш персонал с палатками, газовыми плитами и баллонами, продукты, спальные мешки и прочие бебихи. Обычно сначала летали на "Аннушках", чтобы доставить людей для расчистки ВПП (взлётно-посадочной полосы), а если льдина сразу оказывалась ровной, то и на двухмоторных ЛИ-2 на лыжах (ну, как обычно). Затем большие самолёты ЛИ-2 или ИЛ-14 непрерывно таскали весь остальной груз (если, разумеется, позволяла погода) - авиабензин, нашу радиостанцию, движки-электроагрегаты, бензин для движков, остальные продукты, аппаратуру - ну, вы прекрасно знаете, как это делается.
       Одновременно другие "Аннушки" и ЛИ-2 развозили лётные отряды и четыре радиостанции "Поиск" по местам их базирования. В 1965 году с дрейфующей базы работал только один отряд Рэма (Григорьевича) Курынина. Эпизодически нам помогали два другие отряда, о чём будет сказано ниже. В каждом лётном отряде - всегда пять человек. Вторым оператором-гравиметристом-магнитометристом у Курынина был Роман (Саулович) Хаимов. Юра (Юрий Иванович) Матвеев выполнял сейсмические измерения. (Ю.И Матвеев в 1976-79 годах был главным инженером Полярной экспедиции). Взрывником-"бурилой" у него был ст. техник Лёша Тарханов. Астрономом в этом отряде был Володя Уткин; там, где "доставал" "Поиск" (в юго-восточной части участка) - он работал оператором этой приёмной аппаратуры (фазового зонда). Другие пять съёмочных отрядов (пишу это для тех, кого может серьёзно интересовать, как выполнялась авиадесантная геофизическая съёмка арктических морей) располагались следующим образом (наиболее продвинутым читателям рекомендую взять карту Арктики):
       В аэропорту Темп на западном берегу острова Котельный базировалось два отряда - Андрея (Николаевича) Орлова, моего однокашника по Горному институту, и Володи (тоже Николаевича) Шимараева. Операторами-гравиметристами-магнитометристами у них были, соответственно, Гена Гребенников, муж несравненной Иннуси Яковлевой, речь о которой впереди, на самолёте Орлова, и Юра (Фёдорович) Черненков у Шимараева. "Бурилами"-промерщиками дна у них были Володя Курочкин у Орлова и Сева Голубенцев у Шимараева. Астрономами-операторами фазового зонда были Кира (Кирилл Константинович) Пономарёв у Орлова и В.И. Григорьев у Шимараева. ( В 1972 году В.Н. Шимараев стал главным инженером, а в 1976 по 1983 год - начальником Полярной экспедиции). Эти два отряда заснимали остров Котельный и всю западную часть района съёмки. Отряд Орлова иногда "подрабатывал" также с ледовой базы (обычно просто заправлялся у нас бензином в длинном рейсе). Командовал этой группой начальник гравиметрической партии Коля (Николай Дмитриевич) Третьяков, мой близкий друг, с которым я работал ещё на поисках кимберлитовых трубок в Биректинской экспедиции в Якутии, начиная с1957 года по 1961 год. Сергей Константинович Константинов был зам. начальника экспедиции по авиации, но фактически в Темпе он занимался по хозйственной части. Радиоинженер Саша (Александр Александрович) Коршиков следил за состоянием фазовых зондов съёмочных отрядов и в любой момент мог вылететь на помощь, если бы забарахлила ближайшая радиостанция "Поиска" на мысе Шалаурова на острове Большой Ляховский. (Про приключение Коршикова с Юрой Жировым и белым Мишей в 1966 году у острова Врангеля вы можете прочесть в байке "Жировиана"). Радистом на связи у них был К.В. Шишкин. Геофизик Ниночка (Нина Никитична) Ласточкина и техники-вычислители Эмма (Александровна) Александрова, А.А. Трупчинская и Т.П. Селиванова обеспечивали своевременную обработку материалов съёмочных отрядов. При этом Тамара Павловна Селиванова - начальник отдела кадров НИИГА - была взята на полевой сезон подзаработать (как и М.И. Гуревич на ледовой базе). Трое рабочих и повар обслуживали бытовые нужды и погрузо-разгрузочные работы этой группы в Темпе.

    []

    Геофизик Ниночка Ласточкина. Певек, 1966 г.

       Юг акватории Восточно-Сибирского моря заснимали отряды Вали (Валентина Константиновича) Волкова, также моего однокашника по Горному институту и сотрудника по Биректинской экспедиции (см. о нём в байке "Жировиана"), и Жоры (Георгия Ивановича) Гапоненко. Отряд Волкова базировался в аэропортике Табор (пристань в устье Индигирки). Витя Косарев был у него вторым геофизиком, Кира (Кирилл Петрович) Самсонов - бурилой-промерщиком, Коля (Николай Васильевич) Гущин, корифей наших астрономов, имевший прозвище "учитель-перед-именем-твоим" - оператором фазовго зонда "Поиска". Камеральную обработку их материалов обеспечивали старшие техники Рыбаков и Хованский.
       На крайнем юго-западе акватории в аэропортике на острове Четырёхстолбовом (Медвежьи острова) располагался отряд Гапоненко, который через год по повелению Р.М. Деменицкой в 1966 году сменил меня на должности главного инженера экспедиции (по 1972 год, после чего стал заместителем директора НИИГА по геофизике). Коля (Николай Николаевич) Ржевский, ныне полярный и просто писатель (www.Rzhevsky.net), а тогда молодой специалист, выпускник Горного, был у него "геофизиком за всё" (оператором на гравиметре и магнитометре). Затем его производственная каьера тоже пошла резко вверх - Н.Н. Ржевский с 1976 по 1982 год был главным инженером, а затем с 1983 до 1986 года - начальником Полярной экспедиции. Будимир Громов операторствовал на фазовом зонде. Камералку вели старшие техники Женя (Евгения Всеволодовна) Лебединская, жена Коли Третьякова и, соответственно, моя любимая подруга, и Боря (Борис Иванович) Сюрис. Лёша Бочковский помогал им в качестве рабочего. (Обратите внимание - у нас не было никакой семейственности - Женя не работала под началом мужа в Темпе, а Гена Гребенников не работал с женой на ледовой базе. Потом узнаете, что было на базе экспедиции в Чокурдахе).
       И, наконец, северо-восток западной части акватории Восточно-Сибирского моря заснимал отряд Жени (Евгения Григорьевича) Донца, базировавшийся далеко на севере на острове Жохова (самый южный остров архипелага Де Лонга). Донец, бывший капитан-лейтенант (говорили, что его выперли из флота за аморалку - уж очень его любил женский пол), был принят в отдел геофизики Деменицкой, явно имевшей склонность к военным морякам. Донец затем закончил Горный институт и стал полноправным геофизиком. Третьим (если считать Витязева) военмором, взятым Деменицкой в её отдел, был Николай Николаевич Трубятчинский (см. на интернете на www.google.com песню Саши Городницкого "Подполковник Трубятчинский"), гидрограф, сын известного магнитолога, тоже Николая Николаевича, замдиректора НИИ земного магнетизма, погибшего во время ленинградской блокады. Младший Трубятчинский пошёл по следам отца и тоже стал магнитологом, только морским. Из троих военморов только Витязев так и не познал геофизику. (Е.Г. Донец в 1982-83 годах был главным инженером Полярной экспедиции).
       Витя (Виктор Михайлович) Ласточкин, муж Ниночки, был у Донца на самолёте вторым геофизиком, Алик (Альберт Львович) Коган выполнял сейсмические измерения. (А.Л. Коган в 1984-1991 году был главным геофизиком Полярной экспедиции). А.А. Карасёв (не помню его имени -Лёша или Саша?) был взрывником-буровиком, а Юра Морозов - астрономом и оператором фазового зонда. Отряд Донца иногда "подрабатывал" также с ледовой базы, как и отряд Орлова на западе (обычно просто заправлялся у нас бензином в длинном рейсе). Камеральную обработку материалов съёмочного отряда обеспечивал старший геофизик Женя (Евгений Николаевич) Зацепин и старший техник Прокофьев (не помню его имени). (Е.Н. Зацепин с 1991 года был главным геофизиком Полярной экспедиции. Интересна его статья "О трудностях и опасностях налёдных авиадесантных геофизических съёмок на Арктическон шельфе" в книге "Полярники пишут сами", ПМГРЭ, СПб, Ломоносов, 2002).
      

    []

    Главные инженеры Полярной экспедиции с 1963 по 1987 гг.

    (из книги "Полярники пишут сами", ПМГРЭ, СПб, Ломоносов,, 2002)

    []

    Главные геофизики Полярной экспедиции с 1967 г. по настоящее время.

    Из книги "Полярники пишут сами", ПМГРЭ, СПб, Ломоносов, 2002.

       Четыре радиостанции радиогеодезической системы "Поиск" (три задающие и одна, в центре, ретрансляционная) располагались в этом году следующим образом, так, чтобы охватить наибольшую площадь западной части Восточно-Сибирского моря:
       На северо-востоке на льду рядом с островом Жохова располагалась радиостанция, которой командовал Юра Жиров (см. об этом замечательном человеке мою байку "Жировиана"). На западе, около мыса Шалаурова острова Большой Ляховский была радиостанция Н.Е. Зотова. На юге, около уже упоминавшегося Табора в устье Индигирки, располагалась радиостанция В.П. Крутова, и на крайнем юго-востоке, около острова Четырёхстолбовой - радиостанция М.Д. Кравеца. На каждой радиостанции, кроме начальника-радиста (радиоинженера) были ещё три человека - по два техника и рабочий-повар. На радиостанции Жирова был ещё один радиоинженер - В.А. Ефимов.
      
       В этом годы у нас было две группы по проведению аэромагнитной съёмки. Карское море и прилегающую западную часть Северного Ледовитого океана заснимала аэромагнитная партия Аркадия Михайловича (Моисеевича) Карасика, который был начальником сектора аэромагнитных исследований отдела геофизики НИИГА. Операторами-аэрогеофизиками на самолёте ИЛ-14 были Сеня (Семён Михайлович) Кац и Володя (Владимир Георгиевич) Щелованов. (В.Г. Щелованов в 1973-76 годах был главным геофизиком Полярной экспедиции). Съёмочные маршруты привязывались штурманом самолёта по счислению, что, конечно, значительно менее точно, чем по радиогеодезической системе. Базировались они на острове Диксон и на дрейфующей ледовой базе гидрографической высокоширотной экспедиции "Север". (О необычной встрече Красика с американцами на этой совсекретной льдине в 1967 году см. мою байку "Дрейфующая Россия"). На Диксоне у них находилась камеральная группа, возглавляемая опытным геофизиком и талантливым учёным, мягкой и симпатичной Наташей (Натальей Ильиничной) Гуревич (не родственница Марии Исааковны), в подчинении которой были ст. техник Володя Мищенко, техники Жаринов, Ладыко и три женщины-техники - Вера Лунёва, Нина Чикирова и Зина Щелованова.
       Вторая аэромагнитная партия Дмитрия Владимировича Левина летала над нами - заснимала Восточно-Сибирское море. Базировался их ЛИ-2 в аэропорту Черский, на Колыме, недалеко от её устья. Аэрогеофизиком на самолёте был Саша (Александр Михайлович) Малявкин. Они привязывали свои маршруты по "Поиску", что гораздо более точно, чем по счислению. Оператором фазового зонда на самолёте был Ю.В. Рощин. В аэропорту Черский их обслуживала камеральная группа, возглавляемая старшим геофизоком Ю.Н. Шаховым, которому помогал три жемщины-техники Маша Агафонова, Е.В, Киреева и Акимова. Был в Черском при начальнике аэромагнитной партии Д.В. Левине инспектор первого отдела (шифровальщик) А.В. Гусев. Чего он там шифровал - я не знаю, но, наверное, дённо и нощно караулил секретные топографические карты, которые использовались при полётах над островами.
       Наблюдение магнитных вариаций на Восточно-Сибирском море обеспечивали пять магнито-вариационных постов в аэропортах, в которых работали старшие техники Павел Стерлигов (Черский), Виктор Трошенков (Чокурдах), Михаил Пойменов (Темп), и на дрейфующей ледовой базе - Гена Курицын, который у нас был "и швец, и жнец, и на дуде игрец" - производил также набльдения на маятниковом приборе.
       Дрейфующий опорный гравитационный пункт на ледовой базе обеспечивался наблюдениями два-три раза в день на двух морских маятниковых приборах, разработанных для использования на подводных лодках в московском ЦНИИГАиК (институт геодезии, аэрофотосъёмки и картографии) под руководством М.Е. Хейфеца. На этих сложных приборах работали старшие геофизики Никита (Борисович) Стожаров и Боря (Борис Симхович) Хаит, и геофизики Гена (Геннадий Васильевич) Курицын и Инна (Инесса Петровна) Яковлева. Одновременно отсчёты на стационарных гравиметрах СН-3 (Н.Н. Самсонова) и "Норгард" брали инженер по аппаратуре, изготовлявший все наши многочисленные затушенные съёмочные гравимерты, Сергей Прокофьевич Попов. С Серёгой я начал работу ещё в качестве студента-практиканта в экспедиции Н.Н. Самсонова в 1952 году (см. байку "Обыск и допросы"). Вместе с Поповым измерения на стационарных гравиметрах производил старший техник-геофизик Володя (Владимир Яковлевич) Юрин, тоже наш швец и жнец, выучившийся потом на астронома (см. байку "Будни дрейфующей ледовой базы").
       Ну, теперь для полноты картины осталось рассказать о нашей административно-хозяйственнойй службе на базе экспедиции в Чокурдахе. Это, прежде всего, начальник экспедиции Александр Павлович Витязев и его зам. по общим вопросам Федор Николаевич Ковров. Именно он, скромный, спокойный, уважительный и внешне не выдающийся человек осуществлял всю хозяйственную деятельность экспедиции - заказ палаток, спецодежды, продуктов, авиабензина, оленьих шкур и ещё чёрта в ступе. Он фактически договаривался о заключении договоров с авиацией на съёмочные и транспортные самолёты и на использование гостиниц аэропортов для для нашей "науки", так что Витязеву всё для подписи он доставлял на блюдечке с голубой каёмочкой. Опыт работы в арктике в качестве хозяйственника у него был огромный. Начинал он ещё вместе со мной в Биректинской экспедиции.
       Там же в Чокурдахе работали два старших бухгалтера экспедиции - А.А. Андреев (глава) и Н.В. Горбунова. Здесь же паслась Флора (Флорина Авраамовна) Дав (Маевская), наша симпатичная полненькая старшая экономистка. Что она там экономила - я не помню, но заработать на полярных надбавках надо было всем сотрудникам экспедиции. В том числе прикреплённому к нам старшему инспектору 1-го отдела института Коле Шишкову, молодому, но очень надменному и надутому шифровальщику, преисполненному важностью своей секретной личности. Какие он там Витязевские секреты шифровал - я тоже не знаю. Секретных топографических карт, которые надо утром под расписку брать в первом отделе, а вечером возвращать - в Чокурдахе не было за ненадобностью. Радиопереписка ледовой базы с Витязевым шли открытым текстом, как и со всеми лётными отрядами. Каждый отряд имел свой позывной - порядковый номер. Я был Восьмой, Витязев - девятый. Когда наша льдина раскалывалась, и нам приходилось перебазироваться на новую льдину, наш радист Коля Давыдов стучал ключём радисту в на базе экспедиции Боре Дудареву такую шифрограмму на великом и могучем: ВОСЬМОЙ - ДЕВЯТОМУ: "Вчера после страшной пурги наш дом сломался, пришлось переехать на новую квартиру". Американцы, если они перехватывали наши радиосообщения, головы скручивали штопором, пытаясь разгадать мой шифр: кудай-то надысь Литинский-Восьмой переехал, в такую-то непогодь?! Пур гай! (Бедный парень!)
       Радиостанции обслуживали техники механики-мотористы - на льдине В.А. Виноградов, на базе в Чокурдахе - наш постоянный Петя Макуркин. У нас на льдине были завхоз Н.В. Пыльнов и комендант ("инженер по оборудованию") Борис Александрович Горбачёв и двое рабочих, один из которых исполнял обязанности повара. В Чокурдахе также были завхоз, шофёр и три рабочих. Вероятно, важную роль там играла Л.А. Витязева, оформленная на должность ст. техника. Какую реальную роль, помимо жены начальника экспедиции и личного обогревателя его постели, она играла - мне не известно. Может быть подшивала радиограммы в папочку-скоросшиватель. Камералки в Чокурдахе не было. Но лишняя полярная надбавка семье начальника была нужна. Деменицкая в этом случае против лишних женщин не возражала. А какой скандал поднял Александр Павлович, когда я в 1969 году при проведении гравиметрической съёмки на льду Байдарацкой губы Карского моря (я командовал отдельным отрядом, выполняя на вертолёте работу главного оператора-гравиметриста; вся остальная экспедиция работала на Чукотском море) в безвыходном положении разрешил геодезисту А.А. Кураеву летать с нами в качестве помощника астронома! Что Литинский-де тем самым превысил свои полномочия, и выплата Кураеву за налёт часов и посадки в сумме 201 рубль привела к перерасходу фонда зарплаты, что пагубно скажется на премии всем сотрудникам экспедиции! Это при том, что Витязев тогда начислил сам себе не предусмотренные сметой 427 рублей за налёт часов. При этом Кураев работал на вертолёте в тяжелейших условиях, а Витязев (если он действительно летал, а не писал липу) как неспециалист, ничего не делал в самолёте, а просто наматывал себе рубли за часы и посадки. Но я полагаю, что эта сумма, вдвое превышающая мой заработок за налёт часов и посадки на вертолёте на льду Карского моря, чистая липа. Витязев физически не мог налетать и половины этой суммы, даже если бы он все лётные дни летал, как оператор, позабыв о рыководстве (не опечатка!) экспедицией. В своём рапорте директору (написанном наверняка по указанию Деменицкой) он требовал, чтобы Литинскому за эти прогрешения премию сократили на 35% (это при том, что мы выполнили план на 120%, выше, чем какой-нибудь другой лётный отряд, при самом высоком качестве работ и точности съёмки в экспедиции в том году). Нескольким пьяницам и дебоширам он в этом рапорте просил директора сократить премию на 10-15%. Заинтересовавшихся отсылаю к байке "Обыск и допросы", Приложение 2. Да-а, коммунистицкая мораль - это вещь в себе, как говорил Кант. Или Гегель. Или Маркс. Или Ленин. В общем, кто-то из основоположников научного комунизма.
      
       Уф, всё, надо переходить к описанию более живых событий. Я прошу прощения у рядового читатела, которому по барабану - где в каком аэропорту базировался тот или иной отряд и кто из начальников отряда стал потом главным инженером или начальником экспедиции. Но среди моих читателей в "Полярной Почте" может найтись какой-нибудь зануда, которому будет интересно, а как же реально осуществлялась гигантская работа по авиадесантной геофизической съёмке арктических морей, когда в течение пяти лет была заснята площадь около 3 миллионов квадратных километров? Один такой читатель-"зануда", прочитавший в www.polarpost.ru мою байку "Будни дрейфующей ледовой базы", нашёлся. Он спрашивает меня:
      
      
       From: Дмитрий Зотов
       To: vadimlit1@msn.com
       Sent: Thursday, March 26, 2009 4:26 AM
       Subject: вопрос по описанию работы ледовой базы в 1966 году
      
       Здравствуйте, уважаемый Вадим Арпадович!
    Меня зовут Дмитрий, мне 26 лет, проживаю я в России, в Кемеровской области (Западная Сибирь). С детства являюсь романтиком до мозга костей: люблю горы, тайгу, увлекаюсь геологией (имею 4 научные печатные тезисные работы по геологии одного из угольных месторождений моего города; но мечте стать геологом не суждено было осуществиться: серьезные проблемы со здоровьем перечеркнули все мои планы). Также, давно интересуюсь арктическими экспедициями, а с недавних пор зачитываюсь Вашими полярными байками. Спасибо Вам огромное за то, что Вы делаете! У Вас прекрасно получается, и дай Вам Бог здоровья и удачи!!!
    А вопрос к Вам у меня такой: мне очень понравилась ваша история "Будни дрейфующей ледовой базы", которую я нашел на портале Полярной Почты. Там, так же, говорится, что за основу этой байки взято описание работы ледовой базы в 1966 году, которое вы разбавили литературными вставками. Дело в том, что мне очень было бы интересно прочесть этот материал в сухом, не обработанном виде. Возможно ли это? Можете ли Вы мне помочь в этом? Просто, факты в этой истории настолько органично переплетены с живыми описаниями, что порой сложно отличить: где фактура, а где - литературная вставка. Здесь отлично проявился Ваш писательский талант! Однако, хочется проследить именно РАБОТУ самой ледовой базы. Так как в литературном жанре очень сложно уследить за последовательностью исследовательской деятельности. Не сочтите меня за шпиона какого-нибудь; я обыкновенный романтик-энтузиаст, пытающийся хотя бы заочно окунуться в жизнь полярника.
    Если Вы сможете мне чем-то помочь (возможно, выслать текстовые файлы по электронной почте, или как-то иначе) - буду Вам очень признателен и безмерно благодарен!
    Простите за беспокойство, и спасибо за то, что уделили время и прочли мое письмо!
    Здоровья Вам и всяческих благ!!!!
    С Уважением,
    Зотов Дмитрий.
      
      
       Мой ответ Дмитрию 26 марта 2009 г.:
      
       Дорогой тёзка (меня в детстве и юности и в Горном институте все тоже звали Димой),
       Спасибо Вам большое за тёплый отзыв на мои полярные байки. <...>
       К сожалению, я не могу Вам предоставить дополнительный материал по дрейфующей базе 1966 года. Но всё, что я пишу в своих "докубайках" - документальных байках - это всё не литературщина, а действительные события, поэтому я не стесняюсь приводить настоящие имена и фамилии и фотографии действующих героев. На этот счёт Вы сможете прочесть мою точку зрения на отличие литературного вымысла, базирующегося на истиных фактах (Н.Н. Ржевский), от документального изложения этих же фактов, но сдобренного литературной обработкой, насколько это мне удаётся. Полемику об этом с Н.Н. Ржевским, полярным писателем и моим бывшим сотрудником по Полярной экспедиции, Вы сможете прочесть в Библиотеке Мошкова в байке "Жировиана". Вероятно, вы её прочли в "Полярной почте", но там я эту дискуссию не поместил, посчитав излишним запудривать мозги читателям полярной тематики окололитературной полемикой. Так что в "Буднях" принимайте всё, написанное мной о работе дрейфующей базы в 1966 году, за чистую монету. Литературного вымысла там нет. <...>
       Спасибо Вам ещё раз!
       Вадим.

    []

    Н.Н. Ржевский, директор Санкт-Петербургского отделения норвежской морской геофизической компании. Поярный и просто писатель.

    Смотрите его книги на www. Rzhevsky.net.

       Так что видите, для истории исследования Арктики и для подобных "зануд"-романтиков необходимо привести данные, кто был в каком аэропорту и чего делал. Извините. Рядовому читателю, далёкому от Арктики, случайно наткнувшемуся на мою байку, я рекомендую всю историко-ознакомительную часть пропустить.
       А теперь снова вернёмся к тому, с чего я начал - с нахождения подходящей двухметровой льдины и организации на ней дрейфующей базы на северной окраине западной части Восточно-Сибирского моря. Координты базы были 151031'51" восточной долготы и 79029'14" северной широты. Это у самого начала континентального склона, километрах в 100 к востоку от южного окончания подводного хребта Ломоносова, там, где он утыкается в континентальный склон.
      
      
       []
      
       Расчистка ВПП

    []

    Строительство лагеря - установка каркаса палатки КАПШ-2

    []

    Подвешивание внутреннего полога.

    []

    Натягивание крыши КАПШ-2.

    []

    Палатки установлены. Можно жить. И работать.

    (Большие овальные - КАПШ-2, поменьше круглые - КАПШ-1).

    []

      

    Самолёты ЛИ-2 - наши главные транспортировщики.

    []

    ВПП рядом с лагерем - удобно.

      
       Когда с расчисткой ВПП закончено и можно принимать ЛИ-2 в лыжном или в колёсном варианте, обычно наш персонал начинает обустраивать ледовую базу и в первую очередь строить туалет, чтобы потом можно было погадить не на ветру. Также было и в первых числах апреля описываемого 1965 года. Удобства, сами понимаете, были минимальные. Из снежных сугробов, где таковые найдём, пилой-ножёвкой выпиливали большие снежные блоки, отвозили их на волокуше - большом дюралевом листе - к месту строительства туалета, и возводили из плотных снежных блоков стену круглого "иглу" без крыши с нешироким входом, чтобы не сильно задувало. Метрах в пятидесяти от мужского туалета стали возводить и женский, а в это время очередной ЛИ-2 привез наших отважных полярниц. Строители, естественно, побросали инструменты и побежали встречать любимых дам. Прилетели пятеро: инженер-геофизик Людмила Викторона Моисеева, худощавая курящая дама лет около 45 со своей большой чёрной собакой Альвой, возглавлявшая нашу дрейфующую камеральную группу; черноглазая стройная Люса Кузьмина (Эльвира Михайловна, но никто её так не называл, только Люся или Люсенка), живая женщиа лет под тридцать, старший инженер-картограф, а у нас на льдине - молодой астроном; инженер-картограф (ну, на самом-то деле техник-чертёжник) белобрысая Маша Карапузова (Мария Алексеевна) с широким простым лицом, тоже около того же возраста или постарше, обрабатывающая геофизику и астрономию; геофизик Иннуся Яковлева (Инесса Петровна), 28-летняя весёлая певунья с изумительным голосом и гитарой, которой на льдине предстояло работать на маятниковом приборе и в камералке; и седовласая невысокого роста Мария Исааковна Гуревич, шестидесяти лет, начальник планово-финансового отдела НИИГА, которой у нас предстояло быть вычислителем "за всё" - и гравику, и магнитку, и астрономию. (Забегая вперёд, скажу, что Мария Исааковна проявила себя на льдине с самой лучшей сторны, ничуть не демонстрируя, что она "особа, приближенная к императору" и входит в состав руководства института. Наряду со всеми она, помимо работы в качестве вычислителя, заготовляла снег для воды, разгружала и перетаскивала прибывающие грузы, ходила в ночное дежурство по лагерю, не освобождающее от работы на следующий день, и т.д. Я полагаю, что и Тамара Павловна Селиванова, начальник отдела кадров НИИГА, работавшая вычислителем в группе Третьякова в Темпе, вела себя также).
       Женщин сначала повели кормить в палатку КАПШ-2, в которой стоял длинный сколоченный из досок стол, накрытый клеёнкой, и складные алюминивые стулья. Немудрёную еду - какой-нибудь суп, котлеты или жареные свиные отбивные с макаронами готовил повар на четырёхкомфорной газовой плите, какие стоят в любой ленинградской квартире. Кормлёные раньше строители туалетов набились в столовую, чтобы пообщаться с дамами и послушать новости с Большой земли. Потом женщин отвели в заранее установленную для них палатку КАПШ-2 с включённой двухконфорочной газовой плитой и подсоединённым газовым баллоном. Пять раскладушек с постланными на них оленьими шкурами тесно стояли внутри (обычно в КАПШ-2 живут по 4 человека). После этого мужчины удалились достраивать туалет. Дамы, распаковав и разложив свои спальные мешки и личные вещи, подошли к нам. Когда они выяснили, чем мы занимаемся, они хором решительно заявили, что строительство дамского туалета - это дело тонкое, а посему сугубо женское занятие, "пусть нас научат". Мы показали им, как орудовать ножёвкой, как возить на волокуше снежные "кирпичи", как аккуратно возводить из них круглую стенку, и работа закипела. Альва восторженно лаяла, хватала зубами верёвку от волокуши и пятилась задом, стараясь помочь своей хозяйке везти "кирпичи". Мужики с восторгом смотрели, как дамы успешно освоили новую для них строительную специальность, пока я не разогнал зрителей по своим делам.
      

    []

    Снежный туалет

    (на самом деле это магнитная обсерватория, но туалет выглядит точно так же).

       Вечером я зашёл к женщинам в палатку, и увидел, что они забрались в спальные мешки из собачьего меха в меховых штанах и меховых куртках. Не помню, сняли ли они унты или улеглись спать в них. Альва голышом лежала на оленьей шкуре около раскладушки Моисеевой. Это была немецкая овчарка чепрачного окраса с явными следами аутбридинга. Она встала и не очень приветливо подошла ко мне, подозрительно обнюхивая мои унты. По её лицу я сразу прочёл её мысль: "Ходють тут всякие, а потом кадиллаки пропадают!". Я присел на край раскладушки хозяйки. От такой нахальной фамильярности Альва обнажила клыки. Но я решительно положил обе руки на голову Альвы и сказал ей, что я собачий человек, и начал сильно теребить ей уши. Я знал совет Джека Лондона о завоевании таким образом доверия любой собаки. Я рассказал ей, что я ещё пацаном стал инструктором в ленинградском клубе служебного собаководства. Моя мамочка в 1946 году, когда я был в восьмом классе, продала в коммиссионке золотое кольцо, принадлежавшее ещё её мамочке, Марии Александровне, урождённой Кладницкой. И купила не хлеба, хотя мы жили очень бедно, а это был очень голодный год, а на все вырученные деньги купила мне через клуб дорогого щенка немецкой овчарки с очень хорошей родословной. В его предках числились такие известные люди, как Абрек I, собака, как говорили, самого Гиммлера; Гимпфель фон Берн, Ральф фон Бендерсхое и другие немецкие бароны, потомки псов-рыцарей, - если эти имена чего-нибудь тебе говорят. Альва кивнула. Правда, бабушка его была Ада Коган. Ну, и у Владимира Ильича дедушка был Израиль Бланк, с кем не бывает. Да и мама этого щенка была Дина Орлянская - тоже из евреев, наверное. Я обязан был назвать щенка по матери на букву Д. Много ты знаешь собачьих имён на букву Д? Алва отрицательно покачала головой. И я назвал его Дым. Дым Литинский. Коротко - Дымка. Я тебе много чего мог бы рассказать о его жизни. Если до 2056 года я не откину лапы (я собираюсь прожить 127 лет, Иншалла!), то я обязательно напишу байку об этом замечательном псе, который стал лучшим сапёром- миноискателем на Корельском перешейке. Мне рассказывали, что за безупречную службу его неоднократно награждали Большой Берцовой Костью с мясом и дали грамоту, как отличнику боевой и политической подготовки ЛенВО. Ну, так что, мы теперь друзья с тобой? Альва лизнула мне руку и положила правую лапу мне на колени. Хорошая девочка! - Я потрепал её по голове и встал.
      

    []

    Дым Литинский (Бандукий), потомок Абрека I.

    Любой грамотный собачник скажет - щенок очень плохо питался. Мы получали на него в клубе остистый овёс, засоленные говяжьи кишки и изредка засоленное китовое мясо. Кишки Дым съедал сам, а овсом и китовой солониной делился с нами.

      
       - Ох, девушки, извините, я вас не предупредил! В меховых штанах и куртках в спальном мешке вы замёрзните. Спать надо только голышом, ну, там трусики можете оставить, я тоже сплю в трусах. Я не шучу, Мария Исааковна. Это я впервые прочёл у Фритьофа Нансена. Когда он с друзьями пересекал на лыжах Гренландию, они выяснили, что спать в меховом мешке теплее всего голышом. Я это неукоснительно требую от всех на льдине. Сомневающимся разрешается попробовать проделать экперимент, но потом все убеждаются, что так, действительно, теплее, чем в одежде. Людмила Викторовна, я вам не скажу "за физику" этой проблемы, я тоже знаю ещё из школы, что три рубашки теплее, чем одна рубашка тройной толщины. Но факт остаётся фактом. Голышом теплее. Вот поди ж ты. Ваша Альва-то тоже голышом в своей собачьей шкуре спит. Так что сегодня на первую ночь вы, пожалуйста, разденьтесь, а завтра, если захотите, можете проэкспериментировать. Спокойной ночи, девушки. Да, ещё одно предупреждение. Сейчас вы можете оставить конфорки плиты включёнными для сугреву. А через час, когда вы уже будете спать, дежурный по лагерю придёт и выключит плиту. А под утро, за час до подъёма, он придёт и снова включит вам плиту, чтобы вылезать из мешков было не так противно. Этот опыт я получил в шестьдесят втором году в экспедиции "Север-14", когда нас однажды утром растолкали сотрудники, жившие в другой палатке, увидевшие, что мы не подаём признаков жизни. Мы еле выползли из спальных мешков, чтобы блевать через порог палатки. Весь день мы были чуть живы. Наша плита по какой-то причине ночью потухла, и мы едва не отравились до конца от продолжающего вытекать газа. Тогда на дрейфующей базе "Север-14", вероятно, до нашего случая, такого закона о выключении газа на ночь ещё не было. Я тогда же рассказал про наш печальный урок командиру базы, каперрангу Леониду Ивановичу Сенчуре. А сейчас этот закон я требую исполнять неукоснительно. Был у нас случай в шестьдесят третьем году, когда одни теплолюбивые полярники включили плиту снова, когда дежурный ушёл. Гнев мой был ужаснее, чем у Зевса-громовержца, когда утром дежурный доложил мне, что в такой-то палатке самостийные прометеи снова зажгли огонь. Ну, правда, громовой гнев бушевал только у меня в груди, но я предупредил, что буду принимать серьёзные меры к нарушителям, вплоть до удаления с базы. Так что, девицы, не вздумайте. Спокойной ночки, я вас всех люблю и целую. Спите крепко.
      

    []

    Газовая плита в палатке КАПШ-2

       Когда я забрался в свой мешок, я услышал истошные визги дам, залезающих голыми в промёрзшие спальные мешки. Наши палатки стояли метрах в пяти, так что переговоры женщин, делившихся необычными впечатлениями, я слышал ещё долго, пока они не угомонились и не заснули.
       Среди тишины ночи вдруг вдалеке зазвучало тихое завывание стартёра, затем раздался громкий "пых-дых", сменившийся рёвом самолётного двигателя. Это дежурный авиамеханик начал, как обычно, прогревать остывший АН-2. Иначе утром двигатель, промёрзший за ночь, утром невозможно будет завести. Чтобы его отогреть, надо будет устанавливать авиационныю печку, подводить к двигателю длинный толстенный шланг, и долго его разогревать - морока. А так механик два, а если очень холодно, то три раза за ночь прогреет двигатель, и можно будет утром без особого труда взлетать. Все к этой процедуре привыкли и не просыпаются. Но неожиданный громовой рёв нагнал панику на милых женщин. С криками "Льдина треснула!!", полуодетые, они повыскакивали из палатки. Альва, чувствуя общую тревогу, истошно лаяла и носилась кругами. Услышав это, я, накинув куртку, в трусах и унтах вышел к ним и успокоил. Остаток ночи я проспал нормально.
       Утром снова случился конфуз. Кто-то из дам сидел в открытом сверху туалете, над которым на бреющем полёте взлетел съёмочный самолёт. Делегация женщин явилась ко мне с требованием выделить им большой брезент для создания крыши туалета. Я распорядился, и базовый завхоз Борис Горбачев удовлетворил ходатайство прекрасных дам. Чтобы народ не ошибался, они прикрепили у входа своего туалета большую букву Ж.
      
      

    []

    Вид лагеря из кабины АН-2.

      
       Начались рабочие будни нашей базы. Желающие могут прочесть об этом на интернете в моей байке "Будни дрейфующей ледовой базы" в "Полярной почте" или в Библиотеке Мошкова. Но проще всего - набереите название этой байки на www.google.com, и она сразу выскочит к вам. Но учтите, что в ней описаны более драматические события следующего, 1966 года. А в этом году наш лагерь пересекла всего одна трещина , которая потом благополучно, без торошения, замерзла и никаких проблем нам не составляла. Но доставила, особенно для женщин, возможность пофотографироваться рядом с ней. Тяжелейших перебазировок, случившихся на следующий год, нашим женщинам испытать не довелось.
      
       На следующее утро, после завтрака, рассадив женщин за их рабочие столы в камеральной палатке, я открыл для них школу-ликбез. Начал я с того, что рассказал им, что такое гравитационное поле, оно же сила таготения, сила тяжести тож, и за каким фигом мы эту тяжесть измеряем. Ну, геофизики Людмила Викторовна Моисеева и Иннуся Яковлева знали это не хуже меня, а для экономиста Марии Исааковны, топографини-геодезистки Люси Кузьминой и чертёжницы-вычислителя Маши Карапузовой эти сведения были полезны. Чтоб знали, чего мы тут делаем и за что нам страна ледовые надбавки платит, а Мария Исааковна нам их утверждает и планирует.
       - Ну, вы, девушки, все изучали, что масса любого вещества, будь то железная килограммовая гиря или кулёк яблок - везде на земле одна и таже, куда вы эту массу железа в виде гири или кулька яблок не привезёте - в Ленинград, в Чокурдах или в Занзибар, - начал я. - Потому как число атомов, протонов и электронов в этой массе неизменно, куда бы вы это не привезли. Это ещё Демокрит в древней Греции определил. Машуня, не отвлекайся, потом про него и про Грецию я тебе отдельно расскажу. А вот вес этой килограммовой гири или там килограмма яблок будет немного меняться в зависимости от широты места, где вы будете их взвешивать. Но только не на торговых чашечных весах, а пружинным безменом, конечно! Ну, про яблоки - всё, дальше буду только про гирю говорить. Ну, вы из первого класса гимназии усвоили, что земля не плоская, а вовсе даже шарообразная. И при том вращается вокруг своей оси, проходящей через полюса. А теперь вопрос ко всем (Инка и Людмила Викторовна, не подсказывайте), за сколько времени она вращается вокруг своей оси, но только, скажем, относительно Альфы Центавра? Кто скажет? Люська, ты тоже молчи! Тут самое главное, что точка отсчёта - эта Алфа Центавра. Но можно отсчитывать и от Тау Кита. Так, Марь Исаковна подняла руку. Марь Исаковна совершенно права! За двадцать четыре часа! Возьмите с полки пирожок!
       Так, раз она вращается, а все вы, девушки, знаете, что Земля - не абсолютно твёрдое тело, а в её центре находится железо-никелевое ядро, говорят, полужидкое. Ну, точнее, как вар застывший. Машуня, из которого асфальт делают. Да мантия сверх него тоже полу-расплавленная. И вот, раз она, Земля-то, вращается, то, естественно, у полюсов она стала сплюснутая, а у экватора - раздутая. Ну, не сильно, конечно, немножко. Цифрами я вам не буду запудривать мозги - насколько точно она расплющилась от этого вращения. Но раз у полюсов она сплюснутая, то полюса немного ближе к центру Земли. А надо вам сказать, что если вы заберётесь на гору... А, стоп, я же вам про главный закон тяготения ещё не сказал. Ну, про яблоко-то вы, наверное, все слышали, что оно с дерева падает. Это ещё сэр Исаак заметил, когда это яблоко стукнуло его по кумполу. Что? Кто такой сэр Исаак? Геофизини, молчите. Машуня твоё слово! Ты не знаешь, кто такой сэр Исаак?! Ну, ты, девушка, от сохи! Это когда мы на Кавголовской практике были, это первая учебная практика по геофизике в Горном, так у нас в спальне, ну, в общежитии, плакат висел: "Мы пришли в науку от станка и плуга, и опытом предшествующих поколений к умственному труду не подготовлены"... Марь Исаковна, я сражён! Сэр Исаак Ньютон, конечно! Свой фетр снимая грациозно/ Его к ногам бросаю я! (Ростана знаете? Это Сирано так говорил). МарьСаковна, вот что значит рабфаковское образование! Да экономический институт ни хрена не дал Вам, в институте вы до посинения пупа долбали марксистско-ленинскую философию и чуть-чуть экономику, в лучшем случае вам Адама Смита упомянули, а общее образование даёт только гимназия или рабфак! Ну, Люська, ты-то хоть знала, кто такой сэр Исаак? Конечно, про Ньютона ты в школе в седьмом классе проходила, а что он сэр Исаак - он найтом был, лыцарь по-нашему... Инка, ты всё свою образованность наровишь показать, скромнее надо быть, девушка. Да, правильно! Пэр Англии! А вот кто ему это перство дал? Вот то-то зе! Не знаешь! Королева Анна! Это был первый случай, когда рыцарское звание дали за науку, а не за драку!... Так, девицы, вы меня чёрт-те знает куда от темы увели, обед уже скоро. Итак, короче - Ньютон в своём законе всемирного тяготения сказал, что любые два тела притягиваются друг к другу с силой, пропорциональной их массам, и обратно пропорционально расстоянию между ними. Помните, да? Значит, когда вы с килогрммовой горей лезете на Эверест, ну, или проще, на Эльбрус, то вы удаляете гирю от центра земли, расстояние увеличивается - так? - соответственно сила притяжения, вес килограммовой гири на Эльбрусе будет меньше, чем на уровне моря. Ну, конечно, если вы будете её безменом взвешивть, а не на торговых весах с помощью других гирь опять же. Значит - то же самое: на полюсах килограммовая гиря будет весить больше, чем на экваторе. Полюса-то ближе к центру!
       Вот. А теперь смотрите. Безмен-то со стальной пружиной - инструмент очень грубый, разве что галы может заметить. А нам надо миллигалы - тысячные доли гала замерять. Гал - это от Галилея, ускорение свободного падения, сантиметр за секунду в квадрате, ну это вам не надо такие подробности. Короче - геофизики сделали гравиметр, прибор для измерения силы тяжести в разных местах, по типу безмена, но только вместо грубой стальной витой пружины в миллиметр или сколько там толщиной, используют тонюсенькую спиральную пружинку из плавленного кварца. Микронную или сколько там. Это Сергей Прокофьевич, Серёжа Попов делает, он у нас классный кварцедув. Этой пружинкой подтягивают тонюсенькую кварцевую палочку, которая одним концом приварена к тонюсенькой кварцевой нити-оси. Перпендикулярно. Другой конец этой палочки утолщён - как грузик работает. Нить эта натянута в кварцевой рамочке. На каждой точке сила притяжения разная, палочка на ниточке то больше наклоняется к замле, то меньше. На кончик палочки мы смотрим в микроскоп с подсветкой. Вот эту тоненькую спиральную кварцевую пружинку, приваренную к середине палочки, можно винтом подтягивать или отпускать. На каждой точке измерения мы крутим этот винт, натягивая или расслабляя пружинку, так, чтобы кончик палочки был всегда в горизонтальном положении. То есть, чтобы эта светящаяся риска (палочка) была выведена на нуль шкалы в окуляре. А шкала приводится всегда в горизонтальное положения по двум уровням на гравиметре. Иннуся, будь другом, сбегай, пожалуйста, принеси гравиметр... Вот... Чем больше сила тяжести, тем больше кончик палочки наклоняется к замле. А мы палочку пружинкой - раз, и в горизонтальное положение! Винтом! А натяжение пружинки винтом мы считываем вот по этому верньеру - очень точному счётчику. На разных точках кварцевая палочка притягивается к земле по разному - больше-меньше. Мы приводим её в горизонтальное положение пружинкой, и снимаем отсчёт, на сколько на каждой точке пришлось пружинку подтянуть или, наоборот, ослабить, чтобы палочку в горизонтальное положение привести. Да, ещё забыл сказать. В земной коре породы имеют разную плотность. Песок или песчаник - поменьше, граниты - побольше, а какие-нибудь там тёмные, основные или ультра-основные изверженные породы, ну вот базальт, например, из которого в Ленинграде ещё в некоторых местах мостовые сохранились. Ну вот на Дворцовой площади брусчатка, это базальт, так он очень плотность большую имеет, ну, по сравнению, конечно. Так вот - над породами разной плотности гравитационное притяжение разное. Очень, конечно, немножко, но разное. Чем плотнее порода - тем больше над ней сила тяжести. И вот наши высокоточные гравиметры это хорошо чувствуют. Поэтому гравиразведка - измерение силы тяжести с помощью гравиметров - очень хорошо помогает нам, геологам, определять, где какие породы под замлёй залегают... Машуня, Люся, Марь Исаковна, усекли? Я понятно объяснил, чем мы тут занимаемся? Ну, тогда обедать. После обеда Иннуся с Никитой вам всем маятниковый прибор покажут...
      
       ...Да, Марь Исаковна, сейчас отвечу на Ваш вопрос, что это за совсекретная мировая гравиметрическая съёмка такая, МГС, и почему мы тут лёд в океане копытим. Ну, как вам наш обед? Все сытенькие? Компот понравился? Ну, и отлично.
       Значит, так. Коварные американские империалисты завсегда хотят отнять наше счастливое детство. Но вот фиг им. Зато мы делаем ракеты. Перекрываем Енисей. А также в области балета... Опс, извините, это уже из другой оперы... Ну, американцы видят, чего мы, и тоже делают ракеты. Очень много. Но мы в два раза больше. Столько ракет с ядерными боеголовками наклепали, что можем всё живое на Земле то ли десять, то ли сто раз подряд спалить всё начисто. Нам это надо? И им, американам, тоже. Ядерный паритет называется. Никто, конечно, войну не начнёт. Нафиг и нам и им полное уничтожение жизни на земле. Ну, ЦК, может, в каком-нибудь бункере глубоко под Кремлём и спасётся, а кто их кормить-поить будет? Им это надо? Ясно, что всем надо жить мирно, это ещё кот Леопольд мышей призывал. Но бди. Вот когда ракета ядерная баллистическая, запущенная из шахты на земле или из подводной лодки, летит через море-окиян в Америку, она летит над разными гравитационными аномалиями, созданными плотностными неоднородностями в земной коре - ну там породы разные. Плотный кристаллический фундамент то глубоко опустится, сверху осадочные породы малой плотности его перекрывают - осадочные бассейны на дне моря, а в них, в бассейнах, нефть, что нас, геологов, и интересует больше всего. Или хребет Ломоносова подводный, над ним гравитационная аномалия ващще зашкаливает, я сам измерял. А ракета летит над ними и на гравитационные аномалии реагирует. Там, где бассейн осадочный - аномалия отрицательная, ну, притяжение поменьше. Ракета - раз - вверх! (ну не сильно, конечно, чуть-чуть) Там, где плотные породы кристаллического фундамента на поверхность выходят, притяжение побольше - ракета бульк - вниз. И так всю дорогу до Денвера. Или там до Нью Йорка. Конечно, она туда-сюда, понемножку, конечно, но в цель точно не попадёт, а шандарахнет где-нибудь километрах в десяти он цели. Нам это надо? Непорядок. Надо иметь гравитационную карту, и сняв значения аномалий вдоль намеченной траектории, ввести поправку, чтобы ракета так не бултыхалась, а летала точно, куда её нацелили. Секёте, девушки? Опять же в точке запуска надо знать гравитационное поле. Чтобы точно запустить. Вот мы и делаем эти измерения на море. Ледовитый океан - это самая прямая и короткая дорога до Америки. Подводным лодкам надо знать гравитационное поле по маршруту ракеты? Надо. Партия велела - комсомол ответил есть! Вот мы с вами и делаем. Так бы всё воякам отдали - вот они по нашей методике, которую мы в шестьдесят втором году разработали, центральную часть Арктического бассейна делают, глубину дна, батиметрию, с посадками на лёд, измеряют, и гравику делают - ну, точно, как мы. Мы же их и научили. Казалось бы - чего там, шуруйте и дальше, делайте гравику на шельфовых арктических морях. А мы - а вот фиг вам! Шельфы - это огромные осадочные бассейны, самоё большое скопление нефти. Конечно, Федынский, наш главный геофизик Министерства геологии и главный координатор мировой гравиметрической съёмки, такой пирог воякам не отдаст. И вояки тоже рады-радёхоньки - за казённый счёт им гравику на арктических морях гражданские сделают, да и какчество у них, гражданских, на голову выше - они (мы, то есть) сызмалетства гравикой занимаемся, а они только начинают. У них, гидрографов, главный приоритет - хорошую батиметрическую карту дна создать, чтобы атомная подлодка в подводную гору не впилилась. А уж геофизика им - это сбоку припёка, волынка, однако. Так что так и произвели раздел мировой гравиметрической съёмки - вершки - глубоководные моря и океаны - им, а корешки - сушу и шельфовые моря - нам. Потому как нефть там. Товарищ Сталин и родная партия нам, геологам, что велела? Обеспечить подсчёт и поддержание запасов полезных ископаемых на 30 лет вперёд. В Советском Союзе геологов и геофизиков в три раза больше, чем во всём мире, вместе взятом. На суше полезные ископаемые истощаться, а мы - а вот вам шельфы! Хлебай, страна огромная, нефть, пока пуп у американцев не посинеет!.. Ну, что, девушки, про мировую гравиметрическую съёмку я вам доступно растолковал?... Да, конечно, пожалуйста, Марь Исаковна, это моя обязанность. Ну, ладно, Иннуся, веди их в палатку дрейфующего опорного пункта. Ты куда хочешь - к Никите или к Боре Хаиту? Ну, пожалуйста, давай к Боре, тем более, это твой с ним маятниковый прибор. Да, девушки, секунду. Значит, для чего нужен этот дрейфующий опорный пункт. Вот эта тончайшая кварцевая система в гравиметре, что я вам до обеда рассказывал, обладает одним неприятным свойством - кварц понемногу "течёт", пружинка всё больше и больше расягивается сама по себе. Ну, то есть, отсчёты на гравиметре в течение дня "плывут", "дрейфуют". Утром взял отсчёт на опорном пункте, поехал или полетел в маршрут, вечером повторил измерение на опорном пункте, а отсчёт на несколько миллигалов - раз - и изменился. Надо эту разницу раскидать по всем точкам по времени, ввести поправку "за изменение нульпункта гравиметра". На земле так всегда и делается. А тут вы взяли утром отсчёт, льдина за день сдрейфовала на десять, а то и более километров, глубина ли изменилась, аномалия или куча других причин - а отсчёт на гравиметре около той же палатки скакнул на 50-100 или больше миллигал. И сколько тут за счёт смещения нуля - поди, узнай. Вот мы и возим с собой на льдину морской маятниковый прибор. У него нет практически смещения нульпункта. Он громоздкий, тяжёлый, его в маршрут с собой на самолёт не погрузишь. Да и наблюдать на нём морока, надо чёрт-те сколько времени, не так, как на гравиметре, десять, ну пятнадцать минут, если большие микроколебания льда. Но измеряем мы на маятниках редко - два-три раза в сутки. Одновременно с маятниковыми наблюдениями Сергей Прокофьевич Попов и Володя Юрин берут отсчёты на стационарных гравиметрах СН-3 и "Норгард" все эти два или три раза. Таким образом, сползание их нульпункта за весь день может быть определено. А когда взлетают или возвращаются съёмочные самолёты, показания съёмочных гравиметров привязываются к показаниям стационарных гравиметров, на которых Сергей Прокофьевич и Володя одновременно наблюдают в этот момент. Вот так съёмочные гравиметры через посредство стационарных привязываются к измерениям маятникового прибора. Вот сползание нульпункта съёмочных приборов так и учитывается. Просто, как кофе. Ну, хорошо, Иннуся, веди их в вашу с Хаитом палатку. Но мозги им деталями и терминами не запудривай, всё равно не поймут. По-простому давай. Боре Симховичу привет передай, что-то я его сегодня не видел.
      
      

    []

    Первый шаг создания дрейфующего опорного гравиметрического пункта - примораживание станины маятникового прибора к "полу". Потом над станиной установим сам прибор, а над ним палатку КАПШ-2 - и это будет гравиметрическая лаборатория.

    []

    Электронная аппаратура маятникового прибора и его оператор Н.Б. Стожаров в палатке КАПШ-2. К сожалению, у меня нет фотографии самого ММП-II в палатке. Поэтому покажу его на следующей фотографии, но в другой обстановке...

    []

    Морской маятниковый прибор ММП-II в гравиметрической лаборатории

    на ледоколе "Киев" (за моей спиной). Его элетронная аппаратура справа от меня. Я делаю измерения на гравиметре "Норгард". Справа стоит съёмочный ГАК - гравиметр астазированный кварцевый. Карское море, 1967.

      
       []
      

    Наблюдения на на Ледовой базе на двух стационарных гравиметрах СН-3 (слева)

    и семи съёмочных гравиметрах ГАК (в центре) рядом с гравиметрической лабораторией -

    дрейфующим опорным пунктом. В палатке КАПШ-2 располагается маятниковый прибор.

      

    []

    Маятниковист Боря Хаит отправился на водопой.

      
       ... Итак, начались рабочие будни на дрейфующей базе. Отряд Рэма Куринина (Роман Хаимов - второй оператор гравиметрист-магнитометрист, Юра Матвеев - сейсмик, Володя Уткин - астроном и Лёша Тарханов - "бурила") полетел на съёмку только 5 апреля. До этого погода не позволяла.

    []

    Геофизик Роман Хаимов (слева) и автор ждут пилотов на вылет.

    Роман, что, крестится левой рукой?! Ну, иудей, чего он понимает!

       Никита Стожаров и Гена Курицын на одном морском маятниковом приборе ММП-II, а Боря Хаит и Инна Яковлева на другом выполнили свои наблюдения. Сергей Попов и Володя Юрин одновременно отнаблюдали на стационарных гравиметрах. Люся Кузьмина под руководством опытного астронома начальника радиогеодезической партии Олега (Михайловича) Зябликова ловила теодолитом звёзды в ясном небе. Я пошёл в камеральный КАПШ-2, где собрались наши отважные камеральщицы - Людмила Викторовна Моисеева, Маша Карапузова и Мария Исааковна Гуревич. В палатке стояли четыре квадратных складных алюминиевых стола со стульями, естественно, двухконфорная газовая печка, точно такая же, как и в малогабаритных ленинградсих квартирах. В качестве вычислительной техники использовались ручные механические арифмометры - "железные Феликсы". Пижонских электронных калькуляторов, какие, говорили в народе, америкахи используют, у нас не было. Вскоре сюда пришли освободившиеся Инна Яковлева и Люся Кузьмина. Людмила Викторовна стала учить Машу обработке магнитных и гравитационных измерений, а Люся Марию Исааковну - обработке астрономических наблюдений. Через день стало ясно, что для Марии Исааковны астрономия даётся с большим трудом. Тогда её переключили на обработку гравики, что существенно проще, а на астрономию кинули чёрнобородого техника Шуру Эзрохи. К "вечеру" прилетели со съёмки уставшие геофизики Курынина, сдали полевые журналы Людмиле Викторовне, а сами пошли в столовую, затем по своим личным делам, и на "боковую". На завтра ожидалась лётная погода. Лётная - это когда по крайней мере 50% неба свободно от облаков, когда видны тени от торосов. Если небо закрыто облаками - всё бело, торосы не видны, подбирать площадку и садиться на лёд нельзя, можно впилиться в торос. Женщины и Шурик Эзрохи засели до "ночи" за обработку первого полученного рейса. Всё. Ледовая база заработала.
      
       Я не буду здесь много расписывать, что делали наши женщины. Скажу лишь, что камеральная обработка материалов лётного отряда - астрономия, гравитационные и магнитные измерения - выполнялась очень оперативно. Полевые журналы сразу же после возвращения из съёмочного рейса передавались в камералку, и наши девушки тут же принимались их обрабатывать. Так что ребята могли лишних два часа поспать, а утром убедиться, что в прошлом маршруте всё было в порядке. "Вот только вот эту точечку нужно детализнуть - сделайте к западу и к востоку от неё ещё по одной точечке, ну, пожалуйста, мальчики! Вадим Арпадыч, правда? Видите, как она одиноко тут выскакивает!" Материалы маятниковых, гравиметрических, магнитных и магнито-вариационных наблюдений также оперативно обрабатывались и наносились на карты.
       А теперь посмотрите на наших отважных дрейфунь через объектив моего "Зоркого".
      
      

    []

    Отважные дрейфуни, слева направо: М.И. Гуревич, М.А. Карапузова, И.П. Яковлева, Люся (Эльвира) Кузьмина, Л.В. Моисеева, и Альва.

    []

    Те же, но в изменённом составе - автор заменил Альву.

    Машуня Карапузова крестится - к добру ли это?

      
       Когда из-за плохои или облачной погоды или неисправности самолёта съёмочный рейс не мог состояться, то вечером в камеральную палатку набивался свободный от вахт народ. Иннуся приносила гитару, и начинался концерт одного актёра. Нет, Володя Юрин, наш гравиметрист-минестрель-бардист-гитарист, тоже иногда присоединялся к ней. У Инки был замечательный голос. Она прекрасно пела оперные арии, но наибольшей популярностью у нас пользовались русские романсы и бардовские песни. И-эх, если бы Булат Окуджава, Ада Якушева, Саша Городницкий, Юля Ким и Юрий Визбор слышали, как красиво и задушевно поёт их песни Инна Яковлева, они бы ревели белухой и наколки на груди вкровь когтями разодрали... Вспоминаю, как Гена Гребенников, муж Инны, работавший в 1965 году в отряде Орлова в Темпе, делился со мной своими задушевными мыслями о таланте своей жены: "Знаешь, Вадим, хорошая Инка баба, ничего не могу сказать, люблю её. И голос у неё хороший, ну чего уж тут говорить. Но поёт она без души. Вот работал я в Саянах. Был со мной один коллектор, Аркашка его звали, из евреев, но поверишь, Вадим - очень хороший человек. И вот мы с ним вдвоём. В тайге. Вечер. Срубим две лесины, положим их рядом. На одном конце костерок разведём, и он, костерок этот, постепенно вдоль лесин этих сам перемещается, тепло. Нодья называется, ну ты знаешь. Ну, лежим мы с Аркашкой в спальниках по обе стороны нодьи. Ночь. Звёзды, Вадим, такие яркие, и от костра искры красные вверх медленно летят... И мы с Аркашкой этим поём. Всё больше русские народные, ну и советские хорошие. Вадим, поверишь, так задушевно и красиво у нас получалось..." Я ясно представлял себе эту куиндживскую ночную картину, и тут же неудержимый сдавленный хохот начинал меня душить. Дело в том, что Генка Гребенников был совершенно уникальный человек. Он был высокий красивый парень, хороший геофизик, очень добрый человек, любил петь, но был абсолютно лишён музыкального слуха. Он Интернационал пел на мотив Кукарачи. То же у него получалось и с другими песнями. И вот такому человеку по иронии судьбы в жёны досталась несравненная певунья Инка!
      
      

    []

    Гена Гребенников, муж Иннуси..

      
      

    []

    Инна Яковлева и автор перед отлётом в экспедицию. Гитара - не моя.

    []

    Иннуся в цивильной одежде.

      

    []

      

    Будни ледовой базы. Любишь утепляться - люби и саночки возить!

    М.И. Гуревич бурлачит газовый баллон.

    []

    Инна: Садись, Альвочка, порожним рейсом подвезу тебя до столовой!

    []

    Астроном Люсенька (Эльвира) Кузьмина.

    Обратите внимание, какие у неё длинные ресницы, покрытые инеем.

    []

    Да наши женщины не только коня, но и медведя на скаку остановят!

    []

    Отважные девушки на вершине Тороса. Это не Эльбрус, но всё же...

    Люся, Маша и Альва на прогулке вокруг ледовой базы.

       Исполняя своё обещание, прилетел на ледовую базу Борис Васильевич Ткаченко. Мы ему всё показали, всё рассказали. Но в рейс он не полетел. Ему бы было тяжело десять или двенадцать часов болтаться на морозе, "то взлёт, то посадка"... Улетел он очень впечатлённый и удовлетворённый нашей работой.

    []

    Директор НИИГА Б.В. Ткаченко на ледовой базе, 1965 г.

    []

    Б.В. Ткаченко отрабатывает свой обед на ледовой базе

    - крутит лебёдку сейсмической косы.

    []

    Директор НИИГА Б.В. Ткаченко

    и начальник планово-экономического отдела М.И. Гуревич на коротком производственном совещании на дрейвующей ледовой базе.

       С проверкой работы авиаторов на ледовую базу прилетел однажды зам. начальника по политработе ПУГА (Полярного уптавления гражданской авиации) Михаил Филипенин. Вот его впечатления, опубликованные в журнале "Советская Женщина", март 1967года:
      
      

    ТАМ, ГДЕ НЕ ЗАХОДИТ СОЛНЦЕ

      

    Михаил Филипенин

    Участник арктической воздушной экспедиции.

      
       Снежные поля без конца и края - это скованные льдом воды Восточно-Сибирского моря. Здесь дрейфует высокоширотная воздушная экспедиция. Каждый год весной, когда над Северным Ледовитым океаном появляются первые лучи холодного солнца, прилетают в эти суровые края самолёты Полярного управления гражданской авиации, и на льду появляются базы, палатки учёных и лётчиков.
       - А женщины? - спросите вы. - Откуда здесь столько женщин?
       Вот так удивился и я, когда однажды прилетел на ледовую базу.
       ... В палатке руководителя полётов - своего рода "боевом" штабе - особенно чувствовалось биение пульса всей воздушной экспедиции: отсюда следили за самолётами, вылетавшими с учёными на базы [точки геофизических изменений. - В.Л.], вели наблюдения за погодой, здесь составлялись телеграммы с донесениями; приёмно-передаточная аппаратура работала бесперебойно, связывая базы невидимыми нитями радиоволн с Большой землёй.
       Впрочем, всё это оживление и деловая атмосфера, царившие в экспедиции, стали для полярников привычными. Промышленность Севера бурно развивается, растут потоки различных грузов в Арктику. Но природа её остаётся по-прежнему суровой, караваны судов пробиваются сквозь льды к портам с большими трудностями, и только боевой союз моряков, учёных и лётчиков помогает обеспечивать судоходство по трассам Северного морского пути. [Это немножко не по адресу, но всё равно красиво сказано. По латыни: Се нон э веро, но бен соврато. - В.Л.].
       Хотя по местному времени уже наступила ночь, в палатке руководителя полётов никто ещё не спал. Поужинав, ребята с наслаждением потягивали чай. Порция отбивной ожидала и меня. Не успел я за неё приняться, как в дверь палатки постучали.
       - Разрешите погреться? - раздался женский голос.
       Для меня это было, как гром в полярную ночь. Десять лет я участвую в высокоширотных экспедициях, а женщин на дрейфующем льду не встречал. На полярных станциях, расположенных по побережью Северного Ледовитого океана и на его островах, довольно много представительниц прекрасного пола. Но здесь, во льдах, в такой дали от берегов?...Мы как-то привыкли считать, что полярный исследователь - профессия сугубо мужская.
       - Добро пожаловать! - почти хором ответили хозяева палатки.
       Всеобщее оживление прогнало сонливость. В дверях появилась женщина среднего роста, одетая, как и все, в унты, тёплые брюки, меховую куртку и шапку-ушанку. Мягко улыбнулась всем. Заметив в палатке новичка, протянула мне руку.
       - Мария Алексеевна Карапузова, инженер-картогряф. А сегодня дежурная по лагерю и поэтому самоё большое начальство.
       Она промёрзла и на чай с печеньем согласилась охотно. Я узнал, что рядом находится посёлок учёных Научно-исследовательского института геологии Арктики. Так вот кто нарушил неписанный закон и открыл женщинам дорогу к Северному полюсу! А впрочем, чему удивляться, если советская женщина побывала даже в космосе.
       - Но не думайте, что я здесь одна. Нас пятеро, - сказала Мария Алексеевна и предложила:
       - Я как раз возвращаюсь в посёлок и приглашаю Вас. Тем более сегодня есть для этого удачный предлог...
       Я взял из её рук довольно тяжёлый карабин (в посёлке иногда появляются белые медведи), и мы отправились. Оказалось, спутница моя участвует в подобных экспедициях не впервые. Муж её, геолог, тоже много разъезжает.
       - Бывает, подолгу не видимся, - говорила Карапузова, энергично шагая по льду. - Я приеду - он уедет. Но зато сколько мы повидали и сделали! А дети наши, два карапузика, с бабушкой в Ленинграде. Трудности? Конечно, есть, и немало А без них и жизнь была бы неинтересной!
       A вот и женский "дворец". Палатка, как и у нас, только порядка в ней больше. Справа у входа газовая плита, слева - умывальник, вёдра со снегом. Ледяной пол устлан сеном, а сверху брезент и фанера. На столе географическое карты, проборы, и - опять-таки впервые вижу на льду - на верёвочке сушится бельё.
       - Не удивляйтесь, сегодня была женская "баня", - сказали мне, и вмиг всё исчезло.
       В палатке две женщины. Ещё двое явились следом за нами - наблюдали за звёздами, определяли местонахождение нашей льдины.
       - За сутки прошли двенадцать километров, - сказала инженер-астроном Эльвира Кузьмина. - Это быстрый дрейф.
       Одета она по-домашнему: Пушистый свитер, тёплый платок. На вид ей около тридцати, глаза лучаться радостью и энергией. Она впервые "вырвалась" из стен института в Заполярье и сразу - на дрейфующий лёд.
       Мария Гуревич в своей работе тоже оперирует цифрами, но не астрономическими, а статистическими. Экономист Института геологии Арктики, она прилетела сюда ненадолго - подсчитать во что обходится пребывание экспедиции на льдине. [Это ошибка Филипенина, но скорее всего Мария Исааковна его не совсем верно информировала о своей работе на льдине. Опять же - се нон э веро, зато хорошо соврато. - В. Л.].
       Устраиваясь поудобнее у гостеприимных хозяек, я сделал неловкое движение , что-то толкнул, и вдруг послышалось угрожающее рычание. Смотрю - собака, сильная, красивая. Мы тут же познакомились, и Альва завиляла хвостом.
       Хозяйкой собаки оказалась Людмила Викторовна Моисеева, инженер-геофизик. Вот уж действительно бывалая путешественница! Моисеева исходила и изъездила всю Архангельскую область, Южный и северный Урал, работала во многих районах Арктики. И в том, что мы сейчас знаем о богатствах недр нашего Крайнего Севера, немалая заслуга этой женщины-следопыта.
       В палатке появилась самая младшая в группе учёных - инженер-геофизик Энесса Яковлева. За ней - целая ватага полярников. Я счастливо попал в гости: в этот день Энессе исполнилось двадцать восемь лет, и друзья пришли поздравить её.
       Несмотря на молодость, Энесса имеет солидный стаж научной работы: третий год участвует в в арктических морских и сухопутных экспедициях, а два года назад на судне "Полюс" плавала к берегам Англии. Весёлая, озорная, Энесса работает с неизменным увлечением, и кажется, ни холод, ни временные неудачи не могут испортить её хорошего настроения.
       "Энесса - истинная душа коллектива", - подумал я, видя, как весело и оживлённо готовятся друзья отметить её праздник. На столе появился торт, закуски, горячее - в общем, почти всё, что необходимо в таких случаях... А когда в руках "новорожденной" зазвучала гитара, все сразу примолкли.
       Слышно было только, как ветер треплет стенки полотняной палатки, стоящей на льду метровой толщины над пучиной океана. [Обижаешь, гражданин начальник! Метровые льдинки мы для ледовых баз не берём! От метра восемьдесят до двух метров, меньше не соглашаемся! - В.Л.].
      
       Конец статьи Михаила Филипенина.
      
       Спасибо Любочке Харитоновой, моей любимой сотруднице, с которой мы носились на вездеходах по Новосибирским островам, делая там гравиметрическую съёмку в семидесятых годах прошлого столетия. И спасибо её дочке Ане. Это они разыскали в Публичке, отсканировали и прислали мне статью Филипенина.
      
      

    []

    Слева направо: Водитель нашего вездехода Слава, Любочка,

    геофизик Серёжа Раевский, и автор. Остров Котельный, 1976.

    []

    Любочка и Серёжа Раевский наблюдают на гравиметрах.

    Остров Котельный, 1976.

    []

    Любочка определяет высоту пункта с помощью теодолита. Остров Котельный, 1976 г.

       Моя жена Лена, увидев эту фотографию в этом тексте, воскликнула: "Какая прелестная девушка! Как ты удержался и не предложил ей руку и сердце?!" Лена, я тогда уже был женат...
       Подумать только, что Любочка - бабушка! Но с другой стороны - я-то тоже уже не юноша...

    * * *

       Но вернёмся к нашим мутонам - отважным дрейфуньям на ледовой базе...

    []

    Это я на краю Земли приподнял небесную твердь и заглянул в пространство...

    []

      

    Шутка. Это я просто проверяю, достаточно ли солёная вода в Восточно-Сибирском море. На следующий год я её невольно наглотался, провалившись в запорошенную снегом трещину при поисках новой льдины.

       Ну, вот, начинается... Первая трещина расколола ледовую базу. Слава Богу, в этом году она не заставила нас эвакуироваться, а только дала нам отличную возможность пофотографироваться вокруг неё.
      

    []

    Опять трещина... Завхозу-коменданту базы Борису Горбачёву (слева) это безобразие за несколько лет уже надоело - он не улыбается. Рядом с ним нахохлился Г.А. Сёмушин.

    []

    Зато наши девушки-то как рады!

    Люся Кузьмина протягивает руку Никите Стожарову: Давай Никита, не бойся!

    Слева - Володя Юрин, наш минестрель-гитарист-гравиметрист, а на следующий год - ещё и астроном. Между Люсей и Никитой - Гена Курицын, маятниковист и магнитовариационщик.

    []

    Никита Стожаров: Спасибо, Мария Исааковна, смог только с Вашей помошью!

    []

    Альва, ты тоже не бойся, прыгай!

    Справа от М.И. Гуревич - Г.А. Сёмушин и Г.В. Курицын.

    []

    Марь Исаковна, теперь Ваша очередь, не бойтесь, переползайте!

    []

    Ну, такие-то трещинки нам, как два пальца...

       А сейчас посмотрите несколько фотографий, показывающих, как производятся геофизические наблюдения на точках съёмки:

    []

    Андрей Орлов измеряет магнитное поле, астроном наблюдает звезды для определения координат. Справа от него лажит на боку штурман самолёта АН-2, работающий, как всегда, записатором у астронома. Слева три гравиметра ждут своей очереди (снимок 1966 г.).

      

    []

    Сейсмические наблюдения на ледовой базе. Опускание заряда в лунку.

    []

    Сейсмические наблюдения на точке. Снова опускание заряда ВВ в лунку.

    []

    Сейсмические наблюдения на точке - взрыв подо льдом в лунке.

    []

    Астроном-радиогеодезист Зябликов (в центре)

    следит за погрузкой аппаратуры "Поиск" - фазового зонда..

      

    * * *

      
       Уже приближался конец рабочего сезона, когда радист нашей ледовой базы Коля Давыдов вручил мне РД - радиограмму "Восьмому от Девятого" - начальника экспедиции А.П. Витязева, сухо предписывающего мне с первым бортом вылететь на базу экспедиции в аэропорт Чокурдах. Что я сразу же и сделал на ЛИ-2, увозящим на Большую Землю пустые газовые баллоны и бочки из-под бензина. Чего это Палычу приспичило? - размышлял я в полёте. Конец сезона, самая горячка, добиваем план, надо заполнить пропуски на карте, надо уже вывозить с базы ненужное оборудование, а тут вдруг меня выдирает. Вспомнилось, как Витязев прилетал в аэропорт Темп на западном берегу острова Котельный, где базируются два наших лётных отряда - Володи Шимараева и Андрея Орлова, а командует ими в качестве начальника гравиметрической партии Коля Третьяков. Знаете, как изголодавшийся полярник, прилетев со льдины в Ленинград, напрыгивает на жену, не снимая рюкзака? Так и Витязев налетел на Колю Третьякова, начавшего докладывать начальнику, как успешно они работают, как хорошо все обустроились, вот сейчас, Александр Павлович, Вас в баньку сведём... "НЕ БЫТОМ ЗАНИМАТЬСЯ НАДО, НИКОЛАЙ ДМИТРИЕВИЧ! А ТОЧКИ ДЕЛАТЬ!! И ПРИТОМ - ДАЛЬНИЕ!!!" - громовым басом распёк начальник экспедиции оторопевшего начальника партии перед собравшимся народом, хотя точки делались исправно, Орлов долетал до ледовой базы, делая самые дальние точки, всё было благополучно, никаких ЧП не произошло. Но чтоб боялись! Что умел хорошо делать начальник экспедиции, капитан первого ранга в отставке (ни уха, ни рыла в геофизике) - это публично распекать нерадивых трудящихся. Эта фраза о дальних точках была потом написана в виде плаката и висела, как лозунг, в камералке в Темпе. Ещё по экспедиции ходила ядовито высмеивающая распекабельная фраза Александра Павловича: "Ребёнку скажешь - возмутится! Домой напишешь - не поверят!". Чего он меня со льдины вырвал? Всё вроде бы в порядке. Работу благополучно заканчиваем. План точно перевыполним. Качество съёмки, вроде бы, отличное. Ткаченко прилетал - остался очень доволен. Замначальника всей Полярной авиации Филипенин прилетал - тоже отметил, что авиаторы работают отлично, взаимопонимание летунов и науки - полное. Наши бабоньки вообще его очаровали, обещал восторженную статью в "Правду" и в "Советскую Женщину" написать о первых женщинах, по-настоящему работающих на дрейфующей льдине. Так что чего уж распекать?
       Александр Павлович встретил меня в гостинице аэропорта в Чокурдахе хмуро, руки не подал. От него заметно пахло алкоголем. "Если будет распекать не по делу, оборву. И сам рявкну, окрысюсь", подумал я.
       - Так что случилось, Алексангдр Павлович, - приветливо спросил я. - Чего вызвали?
       Витязев вместо ответа протянул мне какую-то плоскую синеватую квадратную коробочку.
       - Что это? Шоколад?
       - Какой ещё шоколад? Это печать.
       - Печать? Что за печать?
       - Печать нашей экспедиции.
       - Вы заказали новую печать? - Открыл коробочку, в ней, действительно, на тёмно-фиолетовой подушекчке лежала металлическая круглая печать. Я приподнял её за овальное ушко и посмотрел на замазанную чернилами лицевую сторону, ничего не понимая, при чём тут это.
       - Я передаю Вам печать экспедиции.
       - На что мне она, Александр Павлович? Медведям под хвост ставить в знак заключения с ними договора о ненападении? Я же на льдине никаких договоров не заключаю...
       - Я передаю Вам обязанности начальника Полярной экспедиции.
       - Вы заболели, Александр Павлович?! Что с Вами?
       - Я совершенно здоров. Не прикидывайтесь, Вадим Арпадович. Вы являетесь фактическим начальником экспедиции.
       - Я-а?! С каких пор? Это что, Ткаченко решил? Так почему он мне сам этого не сказал?! Если это он это потом решил, после отлёта от нас, мог бы мне на базу объяснительную радиограмму прислать! А в чём дело? Почему? Всё же идёт на редкость хорошо в этом году! Льдина серьёзно не разламывалась, план перевыполним, девчата работают отлично, Ткаченко у нас был совершенно доволен! Что случилось, Александр Павлович? ("А! Он что, при Ткаченке нажрался до поросячьего визга?!" - мелькнула у меня шальная мысль).
       - Нет. Ткаченко здесь не причём. Это моё решение.
       - Ну, Александр Павлович, тогда я ничего не понимаю. Тогда объясните, пожалуйста.
       - Вадим Арпадович, давайте на чистоту. Всё руководство экспедиции фактически исходит от Вас. Я - как зитц-председатель, только портянками и заброской бензина руковожу. Вся переписка отрядов идёт только на Вас - где чего снимать, где чего сгущать, где ставить сейсмику, а где всё еще доставать лотом, но сейсмику всё равно делать, в каком отряде сломался гравиметр и чем его заменить... Все же радиограммы идут через нас - Боря Дударев мне всё показывает, прежде, чем передать Восьмому, Вам, на ледовую базу. Никто ничего никогда не спрашивает меня, Девятого. Все решения принимаете Вы.
       Йоп, ну, блядь, пиздец! Так вот оно что! Совсем у каперранга крыша сдвинулась. Допился! Ну, слава тебе, Госпди, я уж думал, чего хуже.
       - Александр Павлович, и это всё?! Так это же естественно! Я - технический руководитель, по всем производственным вопросам народ, естественно, обращается ко мне. Вы - начальник, член партии, лицо экспедиции. Благодарность за работу экспедиции Федынский будет слать Вам, ручку на общем собрании института Ткаченко будет пожимать Вам, в райкоме будете докладывать Вы, а не я, у Деменицкой Вы правая рука, чего же ещё? А то, что с техническими вопросами наши геофизики к Вам не обращаются - так это потому, что все знают, что Вы не специалист, просто не хотят ставить Вас в неловкое положение своими вопросами. Но Вы уже третий год среди нас трётесь, ну, трётесь, извините, не так сказал, тесно работаете с нами, стали понимать, что к чему, и вникать в суть дела. В какой-то мере тут есть моя вина, что я все технические вопросы взял на себя. Обещаю Вам, что в следующий полевой сезон все технические вопросы мы с Вами будем решать совместно.
       Александр Павлович широко протянул мне руку, крепко пожал и обнял меня (ну, совсем как генсек ЦК КПСС африканского вождя, только что в губы не поцеловал), обдав плотным выхлопом застарелого перегара и свежего алкоголя. Мы с ним хорошо выпили, Александр Павлович долго рассказывал мне о своей безупречной службе в военно-морской гидрографии, и мы расстались лучшими друзьями. Тем же самолётом с бочками бензина я вылетел на базу заканчивать съёмку. Ну, бляха-муха, хмельно улыбался я, мы привыкли к командирскому рыку каперранга, как будто в шторм при вое ветра и разрывах японских шимоз он распекает наваливших в штаны молодых матросов, а тут он себя повёл, как юная пионерка, узнавшая, что она беременна! Вот поди ж ты! Ну, слава Богу, что всё хорошо кончилось!
      
       У меня совершенно иной стиль работы с "трудовым коллективом" по сравнению с Витязевым. Однажды я захожу в нашу самую большую комнату, где сидят все камеральщики, и вижу, что никто не работают, а слушают чтение вслух Женей (Евгением Николаевичем) Зацепиным какой-то толстой книжки в мягкой обложке. "Трудящиеся, в чём дело? Ещё же... даже одиннадцати нет, далеко до обеда, почему изба-читальня открыта? Евгений Николаич?" - спрашиваю я удивлённо. "Арпадыч, это мы про тебя американскую книжку читаем!" - отвечает за всех старший техник-чертёжник Женя (Евгения Всеволодовна) Лебединская, жена Коли Третьякова, моего друга и моей правой руки. "О-о. Этта как же американская ЦеРэУ про меня прослышала?" - искренно изумляюсь я. - "Нет, Вадим Арпадович, это не о Вас лично. Это об американском стиле руководства, менеджмент называется, - говорит Зацепин. - Так вот Ваш менеджмент - ну чисто по-американски. Я сегодня первым взял эту книжку в нашей институтской библиотеке, она переведена на русский язык, полистал, и сразу принёс в камералку и стал читать людям избранные места. И все сразу сказали - это же про нашего Арпадыча!". Я очень заинтересовался, и, несмотря на то, что время было не обеденное, стал с интересом слушать вместе со всеми повторное чтение Зацепиным избранных мест из этой книжки. Действительно, оказалось, что я в большинстве случаев поступаю так, как рекомендует этот американский автор: хвалить работника за достижения публично, отчитывать за проступки и упущения с глазу на глаз, и тому подобное. Надо же, нигде об этом не читал, у нас в Союзе это не принято, сам допёр!
      
       Вернувшись из Чокурдаха на ледовую базу, я сразу снова с головой окунулся в работу нашей группы, запросил по радио о состоянии дел в других отрядах на островах и на берегу, попросил начальников отрядов все ответы дублировать Девятому. А тут вскоре благополучно завершились все съёмки. Благо погода и ледовая обстановка в этом году были достаточно благоприятными, план, поэтому, выполнили и перевыполнили во-время. Прогноз на ближайшие дни по состоянию льдов был плохой. Луна, сука, как всегда в новолунье-полнолунье, вызывала увеличенный прилив-отлив, а, соответственно, подвижки и торошение льдов, поэтому надо было срочно закругляться. Для ускорения эвакуации ледовой базы я дал команду смолёту ЛИ-2 Саши (Александра Михайловича) Малявкина, делавшего над нами аэромагнитную съёмку Восточно-Сибирского моря, сесть к нам и забрать милых женщин. Что и было сделано 5 мая. Мы свернули работу базы, и с 6 по 10 мая вывезли всё оборудование и снаряжение в Чокурдах. Таким образом, база просуществовала с 2 апреля по 10 мая, то есть 38 дней. Только мы закончили всю эвакуацию базы - как на следующий день Луна разломала льдину на куски. Но уже без нас.
      
       Как всегда, полевые материалы нашей экспедиции после возвращения в Ленинград принимала и оценивала комиссия Министерства геологии (Госгеолкома) во главе с главным геофизиком Министерства, пожилым гравиметристом Львом Владимировичем Петровым. Вторым членом комиссии был старший инженер отдела геофизики Министерства, молодой гравиметрист Игорь Французов. Именно с ними я реально занимался созданием и организацией экспедиции в 1962-63 годах и решал все насущные вопросы снабжения аппаратурой и т.п. тогда и в дальнейшем. Как и во все предыдущие годы, полевые материалы были приняты комиссией с отличной оценкой.
      
      

    ДИРЕКТОРУ НИИГА

    тов. ТКАЧЕНКО Б.В.

    НАЧАЛЬНИКУ ПОЛЯРНОЙ ГЕОФИЗИЧЕСКОЙ

    ЭКСПЕДИЦИИ

    тов. ВИТЯЗЕВУ А.П.

    ГЛАВНОМУ ИНЖЕНЕРУ ЭКСПЕДИЦИИ

    тов. ЛИТИНСКОМУ В.А.

       От имени коллектива Отдела геофизики Госгеолкома СССР поздравляю Вас и весь коллектив экспедиции с успешным завершением ледовых работ 1965 года на Восточно-Сибирском море.
       Желаем всем участникам работы здоровья и плодотворной камеральной обработки материалов экспедиции.
      
       /подпись/ В. ФЕДЫНСКИЙ
       /подпись/ Л. ПЕТРОВ
       " 4 " июня 1965 г.
      
      
       Однако, несмотря на третий год отличной оценки работы экспедиции, над моей головой стали сгущаться грозовые тучи.
      
       По результатам наших работ в 1963-65 годах я написал осенью 1965 года статью "Геолого-тектоническое строение дна морей Лаптевых и западной части Восточно-Сибирского по геофизическим данным". Эта статья послужила причиной разрыва Деменицкой со мной. Как поётся в псевдо-блатной песне: " У нас любовь была, но мы рассталися, она всё плакала, сопротивлялася... ". Эту статью от А до Я написал я. Изложил свою идею о платформенном строении шельфа этих морей, подробно изложил точку зрения геолога Якова Ивановича Полькина, принимавшего участие в интерпретации наших материалов, и примкнувшего к нему начальника одного из лётных отрядов Жоры (Георгия Ивановича) Гапоненко о продолжении геосинклинальных структур суши на шельфе. В качестве соавторов, помимо Полькина и Гапоненко, я включил ещё Д.В. Левина, чей отчёт об аэромагнитной съёмке я частично использовал, а также начальника ещё одного лётного отряда, Андрея Орлова, моего однокашника по Горному институту. Последние двое в обсуждении тектоники морей участия не принимали, я их вставил просто из уважения. А Раису Михайловну Деменицкую, принимавшую самое активное участие в создании Полярной экспедиции на самом первом этапе, но не принимавшей все эти годы никакого участия в приёмке наших полевых материалов и обсуждении предварительных результатов работ - именно из-за этого я начисто забыл вставить, склеротик! И вот я чувствую, что после сдачи ей, как редактору геофизического сборника, этой злополучной статьи о первых геологических результатах наших грандиозных работ, она начинает относиться ко мне с каждым днём всё хуже и хуже. Я уж и так, и эдак - дальше совсем плохо, стала она меня подъедать со всем содержанием моей прямой кишки. На мое место главного инженера явно выдвигает Жору Гапоненко с партбилетом, рабоче-крестьянским лицом и происхождением и сильно выраженным южно-русским акцентом. (Жора, будучи рядовым начальником лётного отряда, на всех наших производственных совещаниях всегда просил слово после моего заключительного выступления, когда все уже начинали расходиться. Он путано повторял то, что я только что сказал. Народ удивлённо переглядывался и перешёптывался, потом некоторые подходили ко мне: Арпадыч, что с Гапоном? Он чего?! Я объяснял недогадливым, что Жора озвучивает партийную точку зрения по данному вопросу. Хорошо, что она полностью совпадает с моей).
       Я был в полной непонятке, что с Деменицкой. И тут вызывает меня зам. директора по науке Михаил Григорьевич (Мовша Гиршевич, как оказалось из какого-то приказа отдела кадров о его награждении по случаю его тезоименинства). Я с замом никогда никаких дел не имел, кроме одного случая, когда я его спас от физического надругательства по национальному вопросу со стороны пьяного трамвайного хама (см. мою байку "Русские хамы. Американцы - нет!" через google.com). После этого случая Равич, если мы случайно сталкивались с ним в коридоре, проходил мимо, не видя меня. Всегда, когда надо было принять в экспедицию очередного незаменимого специалиста-еврея, я шёл к хохлу Ткаченко. Равич, комсомолец двадцатых годов, точно бы зарубил единоверца. Так что, когда Михаил Григорьевич, не предложив мне сесть, спросил, как долго я буду продолжать играть в цацки, я выразил искренне недоумение, о чём идёт речь? "И тут мне истопник раскрыл глаза на ужасную историю...", как поётся в песне. Да, историю о том, что я не вставил Деменицкую в соавторы самой первой нашей статьи по геологическим результатам работ Полярной экспедиции, в создании которой она принимала самое активное участие, пользуясь расположением Федынского. Если бы не Раиса Михайловна, то подобную экспедицию могли бы создать в другом институте! ("А вот хренушки Вам - у других институтов нет такого громадного опыта работы в Арктике, как у НИИГА! А я ещё в 1962 году дрейфовал на льдине над хребтом Ломоносова с военными моряками и разрабатывал для них и для нас методику этой самой гравиметрической съёмки на дрейфующем льду! Давайте не будем, Михаил Григорьевич!". Но это я ему так не сказал, а только подумал).
       - Михал Григорич, да мне жалко, что ли?! Я вот и Левина и Орлова вставил в соавторы просто из уважения! Хотя они статью не писали и не обсуждали! Конечно, Раиса Михайловна заслуживает быть в соавторах моей статьи больше, чем все остальные, вместе взятые! В голову не пришло! В маразм, наверное, стал впадать!
       - Ну, хорошо, а Ваши друзья, партийцы Карасик и Трубятчинский, правая и левая рука Раисы Михайловны, Вам этого не подсказывали?
       - Михал Григорич, вот суки, извините, нет! Хоть бы намекнули, гады! Я бы её первым автором вставил, как только статью закончил, ведь все же знали, что пишу эту статью, могли бы намекнуть, что надо политес соблюдать, мне жалко, что ли?!
       - Вадим Арпадович, я Вам всё сказал. Идите, исправляйте положение. Деменицкая маленькая, но злобная собачонка, и съест она Вас с потрохами при её колоссальной настойчивости, пробивных способностях и связях с Федынским.
      
      
      

    []

    Зам. Директора НИИГА по науке М.Г. Равич.

      

    []

    Начальник отдела Геофизики НИИГА Р.М. Деменицкая

      

       Поблагодарив Равича, я побежал к Деменицкой, жутко извинялся, ссылался на склероз, говорил о её действительно огромной заслуге в создании экспедиции, благодарил за то, что она именно меня рекомендовала Федынскому и поставила в качестве реального главы экспедиции... Раиса Михайловна слушала молча. Когда я выдохся и замолчал, она сказала:
       - Поздно, Вадим Арпадович. Да Вы ведь не сами додумались, Вам кто, Равич, небось, подсказал? Спасибо за предложение, но я его не принимаю.
       Пользуясь правами редактора, Деменицкая поставила фамилю Гапоненко в авторах статьи впереди моей. Статья была опубликована в сборнике НИИГА "Геофизические методы разведки в Арктике", выпуск 5, 1968.
       Более того, Деменицкая под разными предлогами запретила отправку в редакцию моей (персональной) статьи "Геотектоническое районирование шельфа морей Лаптевых и западной части Восточно-Сибирского по геофизическим данным", положительный отзыв на которую с рекомендацией опубликовать в журнале"Советская геология" дал доктор г.-м. наук Л.И. Красный, ведущий советский геотектонист, член-корр. АН СССР, лауреат Ленинской премии. Эта статья содержала основные результаты моих исследований, выполненных в 1965-67 гг., и являлась изложением главных выводов моей кандидатской диссертации. Статья так и не увидела свет.
      

    []

    Р.М. Деменицкая и зав. сектором отдела геофизики НИИГА А.М. Карасик

       (Школа по морской геофизике в Геленджике в сентябре 1961 года).

    []

      

    "Спуск с вершины" - автор и Р.М Деменицкая. "У нас любовь была, но мы рассталися... "

       (Школа по морской геофизике в Геленджике в сентябре 1961 года).
      

    []

    Левая рука Деменицкой - подполковник Н.Н. Трубятчинский

    Керчь, Капканы, где мы с ним в 1961 году по указанию Деменицкой осваивали морскую геофизику.

      
       И дальше моё яростное вытеснение из экспедиции продолжилось. Формальный начальник экспедиции, А.П. Витязев, высокий, широкоплечий и представительный отставной капитан первого ранга (совершенно не знакомый с геофизикой) был поставлен на эту должность Деменицкой. Естественно, что он, зная её силу и влияние, всегда заискивающе смотрел ей в рот. Пока у нас с ней была любовь, мы с Витязевым работали душа в душу. Вся наука, методика и техника работ были на мне, Александр Павлович занимался палатками, спецодеждой, питанием, договорами с авиацией, завозом бензина и др. организационными работами с помощью наших старых проверенных опытных хозяйственников - Феди (Фёдора Михайловича) Коврова, Бори (Бориса Николаевича) Горбачёва и других, которые и выполняли всю эту важную работу и спокойно могли бы обойтись и без него. Кстати, Ковров и Горбачёв были моими 'выдвиженцами' - я их привёл в Полярную экспедицию из 'алмазной' Биректинской экспедиции, в которой мы вместе работали несколько лет.

    []

    []
       Борис Горбачёв - комендант ледовой базы (справа) и автор.

    <
      
      
       Но нужен был формальный глава экспедиции-член партии. А у Витязева не только бравый внешний вид, но и сама фамилия были очень представительными. Как только он понял от Деменицкой, что Литинский персона не шибко грата - его отношение ко мне резко изменилось. Стал зверски придираться по совершенно смехотворным вопросам. Так что меня в 1966 году из главных инженеров Деменицкая перевела в придуманную специально для меня должность главного геофизика экспедиции (Ткаченко упёрся рогом и не давал меня уволить), а потом, в 1968 году, когда Ткаченко был в отпуске - списала из экспедиции совсем. И я стал работать в отделе горючих ископаемых. Главным инженером экспедиции Деменицкая назначила Гапоненко. Но потом меня пару раз приглашали в Полярку при крайней необходимости. В частности, в 1969 году я делал гравиметрическую съёмку на вертолёте Байдарацкой губы Карского моря, когда вся остальная экспедиция работала на Чукотском море, а в1974 году руководил гравиметрической съёмкой на гидрографическом судне "Дмитрий Лаптев" в северо-западной части Берингова моря.
      
      
       С п р а в к а: ГАПОНРНКО Георгий Иванович (1926-1994). Участник Великой Отечественной войны [в боевых действиях по-малолетству не участвовал. - В. Л.]. Окончил геофизический факультет Ленинградского горного института (1957). Доктор геолого-минералогических наук (1972). Лауареат премии Совета Министров СССР. Работал в НИИГА-ВНИИокеангеология с 1964. Прошёл путь от начальника отряда до директора [зам.директора по геофизике. - В. Л.]. Основные интересы научной деятельности: исследование геофизических полей шельфа России, гравитационного поля континентальной окраины, разработка принципов создания технической базы морской геофизики и научно-исследовательских судов нового типа. Автор около 80 научных публикаций, в т.ч. 2 монографий, 8 изобретений. Награждён орденом Трудового Красного Знамени, 7 медалями.
       "Геофизики России". Информационно-биографический сборник. ЕАГО, М., 2005.
      
       Историю о том, как Гапоненко с помощью Деменицкой получил вместо меня докторскую степень при защите кандидатской диссертации в Московском университете, интересующиеся могут прочесть в моей байке "Обыск и допросы". Там же, кстати, вы сможете прочесть, на основе чего Деменицкая сделала свою докторскую диссертацию.
      
       Интересно, что я не попал в книгу "НИИГА-ВНИИОкеангеология. 50 лет научного поиска. Историографический очерк", СПб, 1998. Не удостоился не только фотографии и краткой спревки, как это было сделано для всех научных работников Института, но даже не попал в список кандидатов наук. То ли проклятие Деменицкой действовало (умерла она, ослепшая и всеми покинутая, в 1997 г.), то ли И.С. Грамберг, директор Института с 1972 года, главный редактор книги, решил не упоминать меня, как белоэмигранта. Поди знай.
       Естественно, что четыре мои песни о поисках алмазов в Биректинской экспедиции (вы можете найти их в разделе Заграница в Библиотеке Мошкова www.lib.ru), не попали в книжку "На Мойке 120. Сборник стихов посвящённый 50-летию Института", СПб,1998. Хотя в первоначальном макете сборника (я сам принимал участие в его создании, и экземпляр этого макета есть у меня), эти песни были. Интересно, что И.С. Грамберг, член редколлегии, не включил в сборник своё очень хорошее стихотворение (тогда в макете оно было единственное) "Подражание Маяковскому". В сборник вошли 13 его других произведений. Если кто интересуется поэтическим творчеством Грамберга - напишите мне, и я пошлю вам это стихотворение.

    * * *

       В начале 1966 года, когда я писал производственную часть проекта, Деменицкая сходу зарубила участие женщин в качестве камеральной группы на ледовой базе. "Литинский развёл гарем на льдине!!" кричала Раиса Михайловна. (Ага, и 60-летняя Марь Исаковна - моя главная одалиска, злобно подумал я). "Говорят, в центральной прессе появилась статья об этом! Я не хочу, чтобы моё имя, как руководителя отдела, мешали с этой грязью!!" Александр Павлович сделал суровое лицо и сказал, что он полностью согласен с Раисой Михайловной. Пользы от женщин на льдине никакой, только сплетни идут по институту. Реальная опасность, в случае раскола льдины, существует, и первый спрос при этом будет с Раисы Михайловны.
       - Причём тут Раиса Михайловна? - окрысился я. - За технику безопасности на льдине и во всей экспедиции отвечаю я, как главный инженер. И судить в случае чего будут меня, а не Раису Михайловну. Александр Павлович, Вы забыли, что правила ТБ для работы на льдах разработал я, занятия по ТБ каждую весну провожу я и принимаю у всех экзамен, и у Вас в том числе?
       Витязев испуганно хрюкнул и взглянул на Деменицкую, но возразить ничего не сумел. Раиса Михаиловна изобразила на лице страшное изумление и негодование моему хамству. Правая и левая руки Деменицкой - начальник сектора аэромагнитных исследований коммунист А.М. Карасик и начальник сектора морской геофизики коммунист Н.Н. Трубятчинский ("подполковник Трубятчинский") сурово хмурили брови, но промолчали при этом разговоре.
      
       Раскрытая книга - работа женщин на дрейфующих льдах советской Арктики - была грубо захлопнута взбаломошной женщиной, которую посмертно назвали "мамой Полярной экспедиции". Я такой клички раньше не слыхал. Я знал, что большинство сотрудников боялись и не любили её. Все, выезжающие за границу, обязаны были везти ей из-за бугра дань. Все понимали, что иначе выезды в загранкомандировки будут зарублены навсегда. В 1979 новый директор НИИГА-ВНИИокеангеологии И.С. Грамберг "выжил" Р.М. Деменицкую из Института (сразу после моего отъезда в Америку, но не подумайте, что этот шаг был как-то связан с моей персоной. Просто совпадение). Никто, кроме добряка Ткаченко, не мог терпеть рядом эту гремучую змею. И она вынуждена была уйти из родного Института. Через три года она устроилась в ЛО Института Океанологии. К концу жизни Раиса Михайловна почти ослепла. Умерла она всеми покинутая - сотрудники и близкие знакомые на любили её за коварство и злобность характера.
      
       На следующий, 1966-й год мы делали авиадесантную съёмку восточной части Восточно-Сибирского и западной части Чукотского морей. Я понимал, что это последний год моего главного инженерства и руководства дрейфующей ледовой базой. Кстати сказать, смета экспедиции была принята планово-финансовым отделом без единой помарки (Мария Исааковна дорабатывала свой последний год). В следующие годы Полярная экспедиция производила съёмки оставшихся советских Арктических морей по программе МГС только с суши. Ледовых баз больше не использовали. В 1966 году я честно привлекал Александра Павловича к решению технических вопросов, начиная с проектирования. (В большинстве случаев принималось моё мнение. В тех редких случаях, когда Витязев решался командовать, приходилось привлекать начальников лётных отрядов, чтобы доказать, что его решение не оптимально. Восстановлению наших с ним прежних рабочих отношений это не способствовало). Все производственные радиограммы начальников съмочных отрядов я просил их дублировать Девятому.
       Этот 1966 год был самым тяжёлым в практике работ Полярной экспедиции на советских Арктических морях. Льдина многократно расклывалась, пришлось несколько раз перевозить базу на новое место. Погода в основном была мерзкая. План трещал по швам. Героическая работа всех участников дрейфа спасла положение. План, как всегда, был выполнен на 105% при отличном качестве. О работе этого года вы при желании можете прочесть в документальной байке "Будни дрейфующей ледовой базы" в Библиотеке Мошкова (www.lib.ru, раздел Заграница) или в "Полярной почте" (www.polarpost.ru). Один АН-2, базирующийся на острове Врангеля, провалился под лёд, но все остались живы. И тем не менее, я уверен, что если бы женщины работали в этом году на ледовой базе, нашим съёмщикам было бы не так тяжело работать по известной вам причине. А женщины перенесли бы все эти трудности ничуть не хуже мужиков. Ведь всем известно, что русские женщины и коня на скаку остановят, и в горящую избу войдут. А уж через трещину палатку перетащить во время пурги - это им "как два пальца описать". Извините за такое элегантное сравнение.
      
      
       У меня сохранилась копия письма, которое я писал тогда Витязеву с ледовой базы на базу экспедиции в аэропорту Шмидта, находящемся на одноимённом мысе на материке, к югу от острова Врангеля. Я привожу его, чтобы показать, что я честно выполнял своё обещание привлекать его к решению технических вопросов. Кроме того, в письме есть интересные детали о работе ледовий базы. Вот оно:
      
       2 мая 1966.
       Здравствуйте, Александр Павлович!
       Пользуюсь случаем поздравить Вас с прошедшим праздником. У нас он прошёл вполне благополучно, за исключением того, что Зябликов после "принятия" полез к Горбачёву драться (без всякой на то видимой причины) и поставил ему синяк под глазом. Я при этом не присутствовал, и когда на следующий день спросил Зябликова, почему он полез драться к Горбачёву, Зябликов стал ссылаться на то, что Горбачёв за несколько часов до этого не дал ему кружку, и вообще начал высказывать претензии к Горбачёву. Но на мой взгляд всё это были причины не основательные для того, чтобы решать возникшие противоречия с помощью кулака. Горбачёв хочет дать делу официальный ход и собирается написать Вам рапорт по этому случаю.
       А в основном всё было очень хорошо - спирта, к счастию, было не много - по бутылке на троих [в переводе на водку - литр на троих. - В.Л.], поэтому никто не перепил; собрались в одной из палаток, попели песни. Карабины на всякий случай все были изъяты, но, наверное, эта мера была излишней. Хотя, впрочем, пилоты и "эрпешники" [группа руководителя полётов], выпросив у меня свою долю накануне, после баньки открыли ночью пальбу "по луне".
       Банька 30/IV получилась отличная - из моторной палатки вынесли движки, просверлили дырку в центре до воды (для спуска грязной воды в море), провели два рукава от МП-85 [печь для разогрева авиационных двигателей] - хоть парься, жаль только, что веников не было!
      

    < []

    Баня на Ледовой базе: на 8 пустых бочек кладутся доски, на них

    ставится палатка без пола. На 4-х-конфорной газовой плите греется вода.

    Отопление подаётся по гибкой трубе от печки для подогрева авиационных двигателей.

       Поясню подробно изложенное в моей радиограмме по поводу ГСЗ [глубинное сейсмическое зондирование для определения строения земной коры]. Провести его здесь - наиболее удобно: всё уже стоит, условия приёма и сейсмических отражений и радиоволн (отметка моментта взрыва) наиболее благоприятны, условия производства взрыва также хороши (достаточная глубина). Но нет гарантии, что льдина простоит ещё два дня после окончания основных работ, причём два дня подряд, а не с перерывом из-за плохой погоды, во время которого льдина может сдрейфовать, и прямолинейного профиля уже не получится.
       Поэтому следует рассмотреть второй вариант - работу с о. Врангеля. Сейсмостанция в этом случае должна стоять на льду (можно у самого берега); радиостанция, осуществляющая связь с самолётом и приём отметки момента взрыва, должна находиться от сейсмостанции метрах в 100-200, чтобы исключить помехи приёму сигнала из эфира, связанные с работой лентопротяжного электромоторчика сейсмостанции; профиль с пунктами взрыва должен проходить только по воде [по льду]. Первоначально я предполагал базирование сейсмостанции и радиостанции на западном берегу о. Врангеля, чтобы профиль ГСЗ приурочить к линии Валькарай - с.-з. часть о. Врангеля, по которой Певекские геологи просили провести интертпретационный гравимагнитный и сейсмический профиль. Однако, сейчас мне пришёл в голову гораздо более простой и экономичный вариант - высадка сейсмиков на р/ст [радиостанции "Поиска"]  4 и прокладка профиля ГСЗ в субширотном (ЗСЗ) направлении. В этом случае не потребуется ни двух палаток, ни радиостанции - сейсмиков можно поселить с сейсмостанцией в приёмной палатке, располпженной в 400-500 м от палатки, в которой расположена радиостанция и живут Кожевников и его товарищи, а в качестве связной радиостанции можно использоватьрадиостанцию "Поиска". Разумеется, ГСЗ нужно будет проводить в те 2 дня, когда "Поиск" уже не будет работать. Это можно будет приурочить к концу сезона. Если ледовая обстановка к северу от о. Врангеля будет неблагоприятна [для посадок АН-2], на мой взгляд следует использовать для ГСЗ вертолёт. На перелёты от точки к точке каждого отрезка профиля (максимум 100 км в каждую сторону от р/ст.  4) потребуется 400 км : 130 км/час = 3 лётных часа с посадкой на дрейфующий лёд (по 440 руб. в час) и примерно 2.5 часа на подлёт к р/ст.  4 от Сомнительной [аэропорт на о. Врангеля] (два раза туда и обратно) по более дешовому "сухопутному" тарифу, то есть затраты сравнительно невеликие. Зато применение вертолёта для создания передвижного взрывпункта почти наверняка гарантирует проведение этих работ, так как вертолёт сможет высадить взрывника практически на любом месте, точно в заданной точке, при этом, что весьма ускорит дело - может высадить у трещины или на тонком льду (при зависании). В этом случае резко сократятся затраты времени и ВВ [взрывчатки] на проходку лунки (а лунка на крайних точках профиля должна быть такая большая, чтобы через неё прошёл ящик ВВ). На момент взрыва вертолёт может отлететь на 01-0.2 км. Единственное "но", которое, возможно, возникнет при проведении этих работ от р/ст.  4 - будет ли в этом месте достаточно спокойное геологическое строение, ибо разломы и зоны разломов сильно исказят сейсмические отражения или вообще могут не пропустить полезный сигнал. Здесь, на ледовой базе, как говорит Коган, геологическое строение осадочного чехла достаточно хорошее и отражения получаются весьма уверенно. А что там - не известно.
       Учитывая, что при варианте использования р/ст.  4 не потребуется ни установки двух КАПШей, ни установки радиостанции, сейсмики могут быть готовы к работе через 2 дня после их высадки на р/ст.  4 - время будет затрачено только на развёртывание кос, примораживание сейсмоприёмников, установку сейсмостанции. В этом случае нет надобности в срочной переброске сейсмиков на место для подготовки, и наша ледовая сейсмостанция может продолжать работу до конца работы базы, благо сейчас начался дрейф, и по его ходу поступает интересный сейсмический матереиал. И хоть очень маленькая, но всё же теплится надежда - вдруг эти работы удастся провести отсюда, вдруг природа нам "подфартит" и льдина и погода продежатся достаточно долго?!
       Вот всё, что я хотел рассказать Вам по этому вопросу. Да, ещё: Коган просит предоставить Рыбкину возможность полетать, чтобы поднатаскать его для самостоятельной работы на будущий год. Прошу на этот счёт Вашего разрешения. Наблюдение ГСЗ Коган предполагает поручить Поздееву, как более опытному сейсмику.
       Построили мы карту. Как и ожидалось - поле очень сложное, а сетка слишком редкая [25 х 25 км]. Ошибка интерполяции составляет около +/-12-13 мгал, то есть сечение изолиний возможно не через 10, как у нас везде, а через 25-30 мгал, с большой натяжкой через 20 мгал. Аномалии в несколько десятков миллигалов фиксируются подчас одной точкой - так что не знаешь, ошибка ли это или реальная аномалия. Так что детализация нужна очень существенная, а надежд на неё, хотя бы в минимальном объёме - мало, дай бог закрыть плановую площадь. Вся надежда только на сохранение ледовой обстановки и погоды на уровне хотя бы не на много хуже, чем сейчас. Тридцатого апреля, как и 29-го, была сплошная облачность, первого мая - тоже; сегодня было ясно, но к вечеру пошли облака. Третьего отряд Волкова планируется на север (на станцию СП-15), Орлова - на запад. А будет ли лётная погода - покажет утро. [В 1966 году нам удалось задержаться на льдие дольше, чем кому-либо из сезонных высокоширотных экспедиций в Арктике - до 18 мая. И мы сделали необходимую детализацию! Да ещё открыли заброшенную американскую дрейфующую станцю "Чарли" (см. байку "дрейфующая Америка"). - В.Л.]
       До свидания. Сообщите мне, пожалуйста, Ваши соображения по изложенным вопросам. Привет всем нашим "шмидтовцам".
       С уважением
       ЛИТИНСКИЙ
      
      
       Ну, вы чего-нибудь поняли? Вот и Витязев, как неспециалист, тоже ничего, разумеется, не понял. И мне ничего не ответил. Посоветоваться с Деменицкой он не мог. Изложить ей то, что я написал ему - невозможно, она поймёт, что это всё происки Литинского, так как сам Витязев в этом "ни бум-бум". Если происки Литинского - то хорошо ли плохо ли - НЕТ! Да и реально испросить её разрешения было невозможно - телеграммой послать ей моё письмо за его подписью - нереально, а бумажной почтой дойдёт к концу сезона. Сам он принять решение не решился. В Советском Союзе к русскому коммунисту директору предприятия всегда приставляли умного еврея, чтобы дело от дундука не страдало. Вот и я, русский, но беспартийный, играл до поры до времени роль такого еврея при несведующем коммунисте-начальнике. Если бы я не допустил в 1965 году ужасной ошибки, а включил бы Деменицкую в список соавторов нашей первой статьи по геологическим результатам работ Полярной экспедиции в 1963-65 годах, я был бы и в 1966 году полноправным главным инженером. А так мне постоянно Деменицкая и, естественно, Витязев, давали понять, что я здесь только "халиф на час", что меня сейчас же после возвращения с полевых работ скинут и на эту должность назначат Г.И. Гапоненко. Не будь этого "Гапонова меча" надо мной, я бы проинформировал Витязева о необходимости провести "архи-важные" работы ГСЗ по определению строения земной коры, и дал бы команду Поздееву и сейсмикам на выполнение ГСЗ. И вся любовь. Исключительно важная работа была бы проведена малыми средствами, не выходя за пределы нашей сметы. Я не уверен, что и к настоящему времени эти работы проведены в районе шельфа у острова Врангеля.

    * * *

      
       И в заключение - старые Полярники и Полярницы, принимавшие участие в освоении советских Арктических морей (а кто и Антарктиды), собрались вместе в 2008 году. Не все, разумеется. Теперь такие сборы происходят всё реже... Иных уж нет, а те далече (Коганы - в Германии, я в - Америчке):
      

    []

    Слева-направо: Сидят Ниночка Ласточкина и Люся Кузьмина.

    Стоят: Фира Коган (сейсмик, жена Альберта Когана - крайний справа); Коля Ржевский; Женя Третьякова; Коля Третьяков; (?); Володя Шимараев; и всё тот же Алик Коган.

       Привет, ребята! Будьте здоровы! Ещё долгих лет вам!
       Любящий вас Вадим.
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
       76
      
      
      
      
  • Комментарии: 3, последний от 25/12/2010.
  • © Copyright Литинский Вадим Арпадович (vadimlit1@msn.com)
  • Обновлено: 02/01/2022. 183k. Статистика.
  • Байка: США
    •  Ваша оценка:
    Связаться с программистом сайта
    "Заграница"
    Путевые заметки
    Это наша кнопка