Литинский Вадим Арпадович: другие произведения.

Обыск И Допросы

Сервер "Заграница": [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Помощь]
  • Комментарии: 3, последний от 07/12/2010.
  • © Copyright Литинский Вадим Арпадович (vadimlit1@msn.com)
  • Обновлено: 18/03/2015. 452k. Статистика.
  • Байка: США
  • Иллюстрации: 40 штук.
  • Скачать FB2
    •  Ваша оценка:

    Вадим Литинский

    Денвер, Колорадо

    ОБЫСК И ДОПРОСЫ

    (САМСОНОВ. ЯКИР. БУКОВСКИЙ)

    Документальная байка с лёгким налётом стёбизма.

       Громко затренькал телефон. Трубку, как всегда, взяла Лида Вожакова. Она сидит у окна, единственный телефон на её столе. Лида - бывшая первая красавица института, сейчас заметно располневшая ("Вадим, приду домой с работы усталая, принесу молоко, батон, жрать охота, отварю картошки, намну с постным маслицем, да селёдочка! Да с батоном! Да молочко! Как с Егоркой (сыном) навалимся - красота, сам знаешь! Где уж тут!"). Но красивое чёткое лицо с плаката работницы-колхозницы, только кумачёвой косынки на голове нехватает, по-прежнему - как у скульптуры, ни одной морщинки. А, нет, если приглядеться - на желтоватом мраморе лба две тонкие неглубокие трещинки появились.
       - Вадим, тебя! - и прижав ладонью микрофон трубки, полу-шопотом: - Борис Васильевич!
       Я с трудом вылезаю из-за своего стола справа от двери (в нашей небольшой 68-й комнате на втором этаже "нового" здания шесть тесно поставленных столов да ещё и шкаф с книгами и папками) и иду по узкому проходу к Лидиному столу.
       - Да, Борис Васильевич, слушаю.
       - Вадим Арпадович, подойдите ко мне, прямо сейчас.
       - Иду, Борис Васильевич.
       Я вернулся к своему столу, заложил бумажкой открытую страницу своего отчёта по Момо-Зырянской впадине (я писал статью по тектоническому строению этой впадины по гравитационным данным в новой редукции). Диссертация была уже закончена и отправлена в Московский университет, так что дёргаться нечего. Мельком взглянул на перекидной календарь. Так, сегодня у нас 6 мая 1972 года, статью дописать успею. Что это я Ткаченке понадобился? Уж не снова ли ключ от сейфа потерял? Шутка. [Реальная история вскрытия директорского сейфа описана в моей докубайке "Жировиана", см. www.google.com].Уже сколько - в шестьдесят девятом, сейчас семьдесят второй - три года, как начальник отдела геофизики Деменицкая выперла меня не только из главных инженеров, а потом из главных геофизиков Полярной экспедиции, но и вообще из отдела геофизики. Сейчас я работаю с Димой Вольновым, Димой Яшиным и Борей Кимом в отделе горючих ископаемых по этой самой Зырянской теме. Так что прямые контакты с директором стали совсем редкими. Я быстро шёл по переходному корпусу в старое здание Института геологии Арктики на Мойке, 120. Чего Борис Васильевич от меня хочет? За границу послать? Ходили слухи, что в Иран будут наших геофизиков посылать... Ну, не меня же, в самом деле... Послав воздушный поцелуй пожилой секретарше, подкрашивавшей губы за своим столом в приёмной, открыл тяжёлую, обитую чёрной "кожей" дверь с потемневшей латунной табличкой "Директор НИИГА Б.В. Ткаченко". Борис Васильевич сидел за "перекладиной" стола в виде буквы Т, покрытого выгоревшим тёмно-зелёным сукном. Справа от него, спиной к окнам, сидел какой-то белёсый мужчина в тёмно-сером пиджаке.
       - Здрасьте, Борис Васильевич.
       - Здравствуйте, Вадим Арпадович. Это представитель нашего райотдела КГБ, наш куратор, товарищ Дувакин.
       - Здравствуйте, Вадим Арпадович. Капитан Дувакин, - сказал, вставая, но не протягивая руки, мужчина в сером. - У нас есть постановление об обыске в Вашей квартире. Вы сейчас поедете с нами.
      

    []

       Ткаченко Борис Васильевич (1907-1990). Кандидат геолого-минералогических наук. Инженер-генерал-директор Северного Морского пути III ранга, почетный полярник, почетный разведчик недр, участник Великой Отечественной войны. Организатор и бессменный директор НИИГА с 1949 г. по 1974 г. Один из первых геологов-исследователей Центральной Арктики (Анабарский массив и Тунгусский бассейн).
       Фото из статьи Натальи Сивцевой в http://ilin-yakutsk.narod.ru/2005-6/62.htm

    []

     Б.В. Ткаченко на дрейфующей ледовой базе Плярной экспедиции, 1965 г.

       Эта и все последующии фотографии автора.

      

    О-о. Ну, что ж. Вполне ожиданно. Нет сюрприза. Вражьи радиоголоса ещё в январе трендели об обыске у Петра Якира, основываясь на публикациях "Хроники текущих событий". А 24 февраля меня вызвали на первый допрос по его делу в Большой Дом на Литейном. Потом ещё были допросы в Ленинграде и Москве. Естественно, что я ещё до этого всю антисоветчину давно отвёз на дачу к Мининой подруге Наташке Бирбровер. Все книги (Авторханова "Технологию власти", и "Новый класс" Милована Джиласа, и "В круге первом" и "Раковый корпус" Солженицына, и "Доктора Живаго" Пастернака - это всё мне из Венгрии мой любимый двоюродный брат Андраш, профессор-экономист, привозил - и тэ дэ, и тэ пэ), и кипы машинописных "Хроник текущих событий", и всякую прочую машинописную макулатуру, плохо читаемые 5-й или 6-й экземпляры - полный тяжеленный рюкзак. Наташка сховала всё это добро на чердаке, завалив всяким барахлом, до лучших времён ("Это когда же у нас лучшие времена-то настанут?! Шутник ты, Димка!"). Так что обыска я ждал и не боялся. Удивительно только, что допрашивать меня начали в феврале, потом в Москве в марте, а с этим обыском так припозднились - это ж надо же, сегодня 6 мая! Ну, работнички! Типичное российское распиздяйство! Вот хрен чего теперь найдёте!
       - Хорошо. Вы разрешите только сдать отчёт в первый отдел?
       - Нет. Борис Васильевич, распорядитесь, пожалуйста, чтобы секретные материалы Литинского сотрудники сдали за него. Ну, там, пусть скажут, что Литинский сегодня не вернётся на работу. Но, естественно, не называя причины.
       Улыбнувшись неулыбчивому на этот раз Борису Васильевичу (я его называл про себя Чеширским котом из-за его вечной добродушной улыбки щирого украинца), без рукопожатия, я впереди капитана Дувакина вышел из кабинета. Во дворе Дувакин распахнул передо мной заднюю дверь чёрной "Волги", а сам сел на водительское место.
       "Волга" выехала на площадь перед Исаакиевским собором, около гостиницы "Астория" приостановилась рядом с запаркованной другой чёрной "Волгой", тихонько бибикнула, и покатила дальше. Вторая "Волга" последовала за нами. Миновав Дворцовую площадь, мы свернули направо и покатились по набережной до Литейного моста, потом выехали на Выборгскую сторону и поехали по проспекту Маркса. Около метро "Ланская" свернули на Новороссийскую улицу - капитан Дувакин хорошо знал, где я живу, остановил машину точно у нашей четвёртой парадной, на Институтском проспекте, дом 2. Вторая "Волга" тут же припарковалась рядом с нами. Из неё вышли четыре человека - двое взрослых в серых костюмах (ну, это, конечно, искусствоведы в штатском, мелькнуло у меня в голове) и двое, как мне показалось, пацанов лет по 14-16. Один из "взрослых" открыл дверь парадной, пахнуло застарелой мочёй - тогда ещё никаких послеперестоечных домофонов не было - и уверенно стал подниматься наверх. Между четвёртым и нашим последним пятым этажом около парового отопления под окном возился водопроводчик, стуча ключём по батарее. Мне вспомнилось окончание одного еврейского анекдота: "A под окном замка стоял пролетарий и ковал чего-то железного". Когда "этот взрослый" в сером костюме приблизился, водопроводчик браво выпрямился и сказал ему:
       - Никто не приходил. Разрешите идти?
       - Свободен, - ответил "взрослый".
       Я открыл квартиру. Когда все вошли, тот же "взрослый", дружелюбно улыбаясь, представился, не подавая руки:
       - Майор Рябчук, это - лейтенант Аксаков, а это понятые. - Рябчук назвал их, взглянув на бумажку, но , естественно, их имена тут же вылетели у меня из головы. Понятыми оказались ребята из какого-то ПТУ. Я любезно сказал, что мне очень приятно со всеми познакомиться. Рябчук, высокий, чисто выбритый, так что ещё ощущался запах "Шипра", в тёмно-сером костюме с красноватым галстуком, показал мне бумагу, сказав, что это постановление об обыске, и что-то разъяснил о какой-то статье Уголовно-процессуального кодекса. Я слушал невнимательно, значит немного волновался, а я-то думал, что слушаю с каменным, как у индейца, лицом. Затем Рябчук предложил мне добровольно сдать антисоветскую и самиздатовскую литературу, если у меня таковая имеется, для облегчения моей последующей участи. Конечно, таковая самиздатовская (но отнюдь не антисоветская!) литература у меня имелась. Перед тем, как отвезти к Наташке на дачу всю дорогую моему сердцу антисоветчину, я долго выбирал, чего бы такого оставить. Если ничего не оставить - будущие обысковики могут окрыситься, что ничего не нашли - начальство подумает, что они плохо искали. И я выбрал для них и специально оставил на видном месте в книжном шкафу машинописный экземпляр литературоведческой статьи Вениамина Теуша об "Одном дне Ивана Денисовича".
      
      
       [Теуш Вениамин Львович (1898-1973)
       Родился почти одновременно с 20-м веком в обеспеченной еврейской семье, естественно, разоренной впоследствии революцией. Окончил гимназию. В 1922 году поступил на физико-математический факультет МГУ, причем на льготных условиях, "как представитель угнетенной при царизме национальности"(!) Это, наверное, единственный случай в истории советской власти, когда евреи имели перед кем-то преимущество, за исключением, пожалуй, периода 70- 80-х годов, когда им и только им разрешалось выезжать на постоянное местожительство в Израиль. Окончив университет, В.Л. Теуш преподавал математику в Запорожском пединституте, где и познакомился с Сусанной Лазаревной Красносельской - студенткой, ставшей его женой. Несмотря на 15-летнюю разницу в возрасте, они прожили в нежной любви и согласии 40 лет.
         
       В середине 30-х годов, В.Л. Теуш переходит на работу в авиацию. Работает в знаменитом ЦАГИ, во время войны преподает в Военно-воздушной академии им. Жуковского, а в послевоенные годы служит в не менее знаменитом ЛИИ им. Громова в Подмосковье. В этот период он изобрел несколько новых самолетных приборов, написал книгу о работе воздушных винтов и даже получил в 1950 году Сталинскую премию.
         
       Но вскоре грянули гонения на евреев, близилась чудовищная провокация - "дело врачей", и в 1951 году лауреата сталинской премии вышвыривают из авиации. В.Л. Теуш вернулся к преподавательской работе, но в Москве ему места не нашлось, и он был вынужден уехать в Рязань, где заведовал кафедрой математики в сельхозинституте. Через несколько лет, во время "оттепели", ему удалось устроиться в Подмосковье.
         
       В 1960-м году В.Л. Теуш вышел на пенсию и начал писать. Несмотря на благоприятные отзывы выдающихся литературоведов (В.Я.Лакшин, А.И. Солженицын и др.) его произведения не могли быть опубликованы при существовавшем строе. Книга "Краткий очерк внутренней истории еврейского народа" была закончена в 1972 году и стала духовным завещанием автора.
      
       Вот что пишет Грогорий Померанец о статье об "Одном дне" в работе "Философский комментарий":
       "Покойный Вениамин Львович Теуш, сосед и друг четы Солженицыных в Рязани, написал комментарий к "Одному дню Ивана Денисовича". Из этого самиздатского текста мне запомнилось различие между человеческим и дьявольским злом: человеческое ожесточение перегорает и гаснет; дьявольское зло негасимо. Человеческое чувство различает врагов и друзей; дьявол с наслаждением мучает и истребляет свои собственные кадры... Моделью дьявола для Теуша явно был Сталин". Ну, это Померанец несколько перегнул. Теуш написал хорошую литературоведческую работу. Антисоветчину я бы намеренно предъялять не стал].
       Майор Рябчук, оказавшийся впоследствии Виталием Николаевичем, полистал толстенькую пачку машинописных листов в зеленоватой папке-"скоросшивателе" и передал её лейтенанту Аксакову, который тоже полистал и показал Дувакину. Рябчук за столом устроился писать протокол обыска. Мальчикам предложили сесть на синий диван-оттоманку, служивший нам с женой супружеским ложем. Лейтенант Аксаков и капитан Дувакин, наш институтский куратор из Октябрьского райотдела КГБ, оказавшийся из последовавших реплик Леонидом Витальевичем, приступили к обыску. Я с безразличным видом (а чего мне бояться? Дома - чисто!) расхаживал по гостиной - она же спальня, она же мой кабинет в нашей "однобедренной" по американским понятиям или двухкомнатной по советским понятиям квартиры, пока офицеры КГБ очень тщательно изучали содержание ящиков моего письменного стола и стенного книжного шкафа. На его застеклённых полках и наверху стояли мои арктические трофеи - великолепный большой бивень мамонтёнка с Новосибирских островов, обломок винта АН-2, провалившегося под лёд в Чукотском море и тому подобные сувениры и фотографии. А в углу стоял якорь, доходивший мне до пояса, от экспедиционного судна (переделанного из морского буксира) "Владимир Обручев", на котором я начинал гравитационную съёмку в Карском море. Но не закончил - Деменицкая, воспользовавшись отсутствием Бориса Васильевича и его замов в институте - они были в отпуске, и директора замещал начальник отдела снабжения Р.П. Могендович, ничего не понимавший в дворцовых интригах - выперла меня со съёмки. Ну, а потом из экспедиции вообще. Офицеры поинтересовались происхождением всех этих сувениров, с уважением глядя на меня, выслушали мои объяснения и продолжили обыск.
       ...Когда же всё это началось? Я имею в виду эту антисоветчину... Самсонова освободили из психушки в шестьдесят четвёртом. Он свёл меня с Петром Якиром года через два, или через три? Нет, наверное, в шестьдесят шестом. Или в шестьдесят седьмом. А может, и в шестьдесят восьмом? Сейчас не помню. Да, но началось всё это гораздо раньше, с Самсонова, это значит, с 1952 года...
       ... Весной 1952 года четверо геофизиков-пятикурсников ленинградского Горного института проходили преддипломную производственную практику в экспедиции Н-52 НИИГА. Со мной были Галка Генко, Лёва Цывьян и Генка Тузиков. Я был зачислен на должность и.о. инженера-геофизика. Кем были ребята - не помню. Начальником экспедиции был известный геофизик Николай Николаевич Самсонов, лауареат Сталинской премии, получивший её за создание вместе с Поддубным первого советского гравиметра СН-3. Задача экспедиции, сформированой на основании специального постановления Совмина, заключалась в разработке методики и проведении авиадесантной гравиметрической и магнитной съёмки в Таймырской низменности, представлявшей интерес для поисков месторождений нефти и газа. Нам был выделен (говорили, по разнарядке самого Сталина!) вертолёт МИ-1, созданный в КБ М.Л. Миля в 1947 году и выпущенный пока только в виде крохотной серии, так как руководители военной авиации к этой курьёзной игрушке не относились серьёзно. И только показ вертолета Отцу Всех Народов в октябре 1951 г. по наводке его сына Василия, когда Сталин отдыхал на даче в горах у озера Рица, в корне изменил отношение к винтокрылой авиации. После этого показа вертолетчикам выделили средства на разработки, а вертолеты пошли в армию и народное хозяйство. Так что и года не прошло с того дня, как Великий вождь познакомился с совершнно новым видом летательного аппарата, как нам был выделен один из первых (если не самый первый!) вертолёт.
       К сожалению, всё кончилось печально. Наша база располагалась в посёлочке (аэропортик и метеостанция) Усть-Тарея на берегу реки Пясина, пересекающей западную окраину Таймырского полуострова, на пути Пясины в Карское море. А столовая экспедиции находилась на острове Номарандинский посреди Пясины. Там же располагалась и ВПП (взлётно-посадочная полоса) для самолётов. Мы добирались в столовую на лодках. А начальство - на вертолёте. И вот в один поганый день, ещё до начала полевых работ, через пару дней после прилёта на базу вертолёта, вызвавшего всеобщий бурный восторг, откушамши сытный обед, начальник экспедиции Николай Николаевич Самсонов, главный инженер Юрий Александрович Рисс, сидевшие в кабине вертолёта, и Иван Михайлович Пудовкин, начальник магнитной партии и парторг экспедиции по совместитеьству, устроившийся на вертолётном колесе, и кто-то ещё четвёртый на втором колесе, перелетели из столовой через реку к берегу, к нашим финским домикам. Какого хрена столовую не организовали в самом посёлке - мне не ведомо, точнее - сейчас не помню. А, наверное потому, что аэропортик был на острове - там и нужно было кормить пилотов. Кстати, кормили нас, геофизиков, по лётной норме, благодаря пробивным способностям Рисса. Направляясь к месту заправки, где находились бочки с авиабензином, пролетая над глубоким оврагом, пилот Миша Трейвиш, лётчик-испытатель вертолетов конструкторского бюро М.Л. Миля, не знал, что "воздушная подушка", создаваемая над землёй громадным винтом, над оврагом "проваливается". Вертолёт рухнул в овраг, лопасти ротора и длинный хвост отлетели и упали на дно оврага. Все отделались синяками и громадным испугом. Особенно пилот, понимавший, что ему могут за разбитие первого вертолёта, выделенного Великим Вождём всех народов, пришить саботаж и шпионаж в пользу американской, британской и израильской разведок. Ну, конечно, тощий еврей Миша в результате спецдопроса, если надо, признался бы и в том, что вечерами по совместительству работал на разведку Верхней Вольты. Так бы и случилось, но Михаил Леонтьевич Миль, в своё время исключённый из Сибирского технологического института вследствие своего непролетарского происхождения, так как был сыном раввина, лёг костьми, защищая одного из своих лучших пилотов-испытателей, и требовал вместо наказания объявить ему благодарность за то, что такой небольшой ценой Трейвиш открыл явление исчезновения воздушной подушки над оврагом, что предотвратит в будущем более тяжёлые потери. Насчёт благодарности и почётной грамоты мне ничего не известно, но, во всяком случае, Трейвиш, после ареста и изнурительных допросов, лагерей избежал, хотя летать ему запретили, как неблагонадёжному. Для расследования происшествия из Москвы в Усть-Тарею прилетела государственная комиссия. Выполнение полевых работ совсем затормозилось. Разборки всех неудач продолжались еще и по возвращении в Ленинград. Всех причастных многократно допрашивали в Большом Доме. Дополнительные сведения об этой экспедиции вы можете почерпнуть в статье Льва Фишмана "Закрытая экспедиция" на www.polarpost.ru, выпуск 10. В ней Лёва ошибочно назвал её под номером Н-92 вместо Н-52. Кстати, там же, в "Полярной Почте", вы при желании сможете найти четыре мои докубайки о работе нашей Полярной экспедиции на дрейфующих льдинх восточных Арктических морей. Я бы много чего мог рассказать о работе в экспедиции Самсонова и о том, как мы, студенты, без денег, выбирались из Диксона в Архангельск на ледокольном пароходе "Дежнёв", но моя задача сейчас - рассказать о моём знакомстве, а потом и тесной дружбе с Н.Н. Самсоновым. Каковая и привелa к описываемому обыску.

    []

    Посёлок" Усть-Тарея. На переднем плане - палатка-лаборатория гравиметристов.

    [] >

    В этот овраг и упал злополучный вертолёт. Но на снимке он, только что доставленный, жив и здоров, хотя ещё даже без ротора и заднего винта. Автор - старый морской полярный волк, вся корма в ракушках, только что вылез из замёрзшей Пясины.

    []

    Первое знакомство с главным животным Арктики - леммингом.

       []

    Наблюдение на гравиметре СН-3 Самсонова. Автор байки - справа.

    []

    Наш дом в Усть-Тарее.

    []

    Метеостанция. В роли главного метеоролога - автор.

    []

    Строительство причала для приёма баржи. Автор - справа.

    []

      

    Бригада строителей причала. Первый слева - автор, третий - Г.Н. Тузиков, четвёртый - Л.К. Цывьян, справа - Ю.А.Рисс.

    []

    Начальник экспедиции Н.Н Самсонов принимает готовый причал.

    [] >

    Вот и пришла баржа с авиабензином и углём. Так что причал строили не зря. Главный грузчик - автор (внизу справа)

    []

    Доставка бочек с горючим для вертолёта. Как видите, на всех фотографиях - автор везде главный трудяга. Без него экспедиция вообще бы пропала.

      

    []

    Дипломники на практике - слева автор, справа Лёва Цывьян.

    []

    А с собаками Гена Тузиков. Лентяй. Мы тут, как папы Карлы, вкалываем, а он...

    []

    "За неимением гербовой, пишем на простой" - из-за отсутствия вертолёта разбивку опорной гравиметрической сети выполняли на самолёте АН-2 операторы Галя Генко и Вадим Литинский.

    * * *

       Ниже для общего ознакомления приводится краткий некролог на смерть Самсонова, написанный мной вскоре после этого события в квартире П.И. Якира:

    хроника текущих событий

      

    Выпуск 18, 5 марта 1971 г.

       НЕКРОЛОГ
      
       27 февраля 1971 года от острого сердечного приступа скончался видный советский геофизик НИКОЛАЙ НИКОЛАЕВИЧ САМСОНОВ.
       НИКОЛАЙ НИКОЛАЕВИЧ родился в Петербурге в 1906 году.
       Закончив в 1929г. физико-математический факультет Ленинградского университета(астро-геодезический уклон), он стал работать в области разведочной геофизики. В 1931 году руководил группой гравиметрических партий в Донбассе и Баскунчаке. С 1932 по 1936г. работал консультантом-куратором Главгеологии по проблемам Большого Донбасса. Затем,перейдя в Главсевморпуть, возглавил работы по геофизической разведке полезных ископаемых в Арктике. В 1936 году утвержден в звании старшего научного сотрудника.
       6 июля 1941г. НИКОЛАЙ НИКОЛАЕВИЧ вступил добровольцем в
       народное ополчение и воевал на Ленинградском фронте. По
       ходатайству Главсевморпути 15 марта 1942г. он был демобилизован и направлен в Арктику в Нордвикскую экспедицию, где работал до 1946г. Затем последовала работа в НИИ геологии Арктики и Всесоюзном институте разведочной геофизики (в 1951-1952гг. возглавлял гравимагнитную самолетно-вертолетную экспедицию в Таймырской низменности) и в 1954г. был переведен во Всесоюзный институт техники разведки.
       Награжден орденом "Знак почета" и медалями.
       В 1950г. Н.Н. САМСОНОВУ и С.А. ПОДДУБНОМУ была присуждена
       Сталинская премия 3-ей степени за разработку конструкции и освоение технологии изготовления нового типа гравиметра.
       Н.Н. САМСОНОВ - автор 15-ти печатных работ, соавтор двух
       учебников по гравиметрии, автор четырех изобретений, в их числе - широко применяемый сейчас измеритель плотности (ИПС)его имени.
       Большой интерес представляют неопубликованные
       исследования САМСОНОВА по вопросам языкознания к мышления.
       В 1956 году Н.Н. САМСОНОВ обратился в Октябрьский райком
       Ленинграда и затем в ЦК КПСС с письмом, приложив к нему свои
       записи под названием "Мысли вслух". В "Мыслях" доказывается,
       что в период 1934-1937 годов СТАЛИН совершил контрреволюционный переворот, уничтожил ленинскую коммунистическую партию, создав взамен ее партию бюрократической элиты, а тем самым, извратив ленинские идеи об отмирании государства при социализме, обосновал создание и укрепление бюрократического государства. Н.Н. САМСОНОВ в своем послании призывал вернуться к ленинским демократическим принципам руководства страной.
       6 ноября 1956г. он был арестован и помещен в "Большой дом" - Ленинградский КГБ. Обвинение по ст. 58(ныне ст. 70 УК РСФСР). Однако выездная экспертная комиссия под руководством проф. ТОРУБАРОВА (институт им. Сербского)признала САМСОНОВА невменяемым, и 26 ноября он был помещен в Ленинградскую тюремную психиатрическую больницу - ЛТПБ (впоследствии переименована в ЛСПБ - "специальную").
       Врачи КАЛИНИН, КЕЛЬЧЕВСКАЯ и другие,ознакомившиеся с работами Н.Н. САМСОНОВА по вопросам языка и мышления, считали его психически здоровым, но рекомендовали ему письменно признаться в том, что в момент составления письма в ЦК он был невменяемым. Подобное признание, объявили ему, свидетельствовало бы о его "выздоровлении". Однако в течение всех 8 лет пребывания в ЛСПБ Н.Н. САМСОНОВ отказывался признать себя невменяемым и требовал судебного разбирательства.
       В 1958 году ему пригрозили принудительными инъекциями
       аминазина, прямо объяснив, что, при его больной печени, аминазин ухудшит здоровье. Но и эта угроза не поколебала твердости САМСОНОВА. Аминазин был пущен в ход. В 1964 году, опасаясь смерти в ЛСПБ (эмфизема легких, сердечная недостаточность), НИКОЛАЙ НИКОЛАЕВИЧ вынужден был написать требуемое заявление.
       30 сентября 1964 года он был выписан из ЛСПБ. Через год
       сняли опеку, и он ушел на пенсию. Последние годы, пользуясь
       правом пенсионера, он по два месяца в году работал в том же
       Институте разведочной геофизики, где и раньше, занимаясь
       доработкой прибора, созданного им совместно с С.А. ПОДДУБНЫМ.
      
       * * *
        Ну, а теперь я продолжу свой более подробный рассказ о Самсонове, сделавшем из меня, комсомольца, верующего в гениальность нашего вождя - Отца всех народов, в построение социализма в отдельно взятой стране и в последующеe торжествo коммунизма во всём мире, полного антисоветчика, утратившего всякую веру в коммунизм.
       Зимой 1952 г. мы, студенты, работавшие летом в экспедиции Н-52, трудились в НИИГА над своими дипломными проектами (писали мы их окончательно позже, в спец-дипломке Горного института). Какое-то время в отведенном нам кабинете сидел Николай Николаевич, которого мы сразу окрестили как Ник Ник, в отличие от тогдашнего начальника отдела геофизики НИИГА Николая Николаевича Михайлова. Старичьё моего возраста помнит, что вся страна два раза в месяц на всех производствах (в НИИ-то точно, а на заводах и в колхозах - не ручаюсь) в конце рабочего дня изучала произведения классиков марксизма-ленинизма. Обычно это был Краткий Курс Истории ВКП/б/, позже КПСС. Простой народ долбал до потери пульса историю революционной борьбы товарища Сталина со всякими уклонистами, а научные сотрудники из года в год помимо этого прорабатывали второй параграф "О историческом и диалектическом материализме" четвёртой главы этого знаменитого труда, написанного под руководством и значительном участии самого товарища Сталина. Все обязаны были писать конспекты и выступать с докладами. Но иногда на этих политзанятиях допускались, а то и поощрялись некоторые вольности. Так, например, мне рассазывали очевидцы, что однажды в отделе геофизики НИИГА вместо традиционного долбания второго параграфа был проведён семинар о Сталинградской битве. Докладчиком был магнитометрист Дмитрий Владимирович Левин, рассказавший, как товариш Сталин в окопах Сталинграда сам лично руководил битвой, ну разве только что в атаку не поднимал батальоны, что и привело к замечательной победе и пленению Паулюса и огромного числа немцев. Во время обсуждения доклада выступил топограф-геодезист Ларичев, сказавший, что он сам в качестве офицера-геодезиста воевал под Сталинградом, и знает, что товарища Сталина в Сталинграде не было, ему нельзя было рисковать своей жизнью, и он прекрасно руководил этой операцией из Кремля. Молодая сотрудница отдела геофизики, член партии Раиса Деменицкая гневно упрекнула Ларичева в принижении роли товарища Сталина в великой Сталинградской битве, и на следующий день подговорила Левина вместе написать в партком письмо об ошибочных высказываниях Ларичева. Как вы понимаете, Ларичеву за эту ошибку дали 10 лет лагерей. После отсидки он всё же появился однажды в НИИГА, беззубый, для оформления пенсии. Клевретка Раисы Михайловны рассказывала мне позже, что её патронша была страшно напугана известием о появлении в институте Ларичева. Но всё обошлось благополучно - в морду он Райке не дал - не те ещё были времена.
       Уже был опубликован и проработан народами всей страны от Москвы до самых до окраин знаменитый труд товарища Сталина "Относительно марксизма в языкознании". В НИИГА все несколько месяцев прорабатывали и конспектировали эту работу на политзанятиях. Ник Ник, потрясающе эрудированный человек, взялся за её изучение, как настоящий учёный, не ограничиваясь этим единственным первоисточником всех знаний, но, зануда, пошёл дальше, перекопал Марра и других языковедов, ну, и естествено, всех классиков марксизма-ленинизма, начиная от гениальных Маркса-Энгелса-Ленина и кончая такими парчушками и редисками, как Плеханов, Мартов (Цедербаум) и Аксельрод. Естественно, что до высказываний о языке клеветника-иудушки Троцкого добраться было невозможно. Самсонов пришёл к выводу, что товарищ Сталин допустил некоторые ошибки в своей замечательной работе. Когда он при нас зачитывал вслух избранные места, то слово "бред" иногда звучало в его комментариях. В частности, я помню, что Самсонов не соглашался с Великим Вождём о происхождении мыслительных способностей человека, отличающихся, скажем, от коровы. У Великого Вождя человек мыслит на основе словарного материала в отличие от коровы, у которой слово простое, как мычание. То есть, по Сталину, язык первичен, а мышление вторично. А Самсонову казалось, что всё вовсе даже наоборот - что изначально мысли у первобытных людей появились раньше, чем люди научились внятно говорить. Я запомнил, что он приводил Сталину такой пример из Маяковского, как тот описывал, как он делает стихи: "И тихо барахтается в тине сердца глупая вобла воображения", прежде, чем эта вобла превратится в прекрасные стихи.
       Итоги раздумий над произведением вождя Ник Ник изложил в специальной работе, отправленной товарищу Сталину. Но тут, не дождавшись письма от Самсонова, Великий кормчий и корифей всех наук "отбросил копыта" (злые языки говорили, что товарищ Берия и другие товарищи-ближайшие соратники вождя, опасаясь за свои драгоценные жизни в результате предстоявшей очередной чистки всех Авгиевых конюшен, решили подсуетиться и отправили Великого Вождя к Верхним людям). Поэтому Самсонов вторично послал свою языковедческо-философскую работу товарищу Хрущёву, взявшему после смети Великого Вождя, штурвал на себя. Никита Сергеевич на первых порах не счёл себя достасточно компетентным в вопросах языкознания и материалистической философии, поэтому ответ Самсонову пришел от второго по рангу главного языковеда страны академика Виноградова. Товарищ Виноградов, не знавший, что через три года культ личности Вождя будет осуждён, в своём письме отверг все доводы Самсонова путем ссылок на ту же гениальную работу тов. Сталина ("Вы пишете, что..., а, между тем, у тов. Сталина сказано, что..."). Самсонов послал академику свои возражения, но в своём новом ответе Самсонову Виноградов не смог привести никаких новых доводов из других классиков марксизма-ленинизма, а только снова ссылался на тов. Сталина. Ник Ник пришел в ярость и отписал гневное письмо Никите Сергеевичу, поручившему решение архи-важнейших философских вопросов такому глупому академику, и в журнал, кажется, "Вопросы философии".
       Перелопачивая классиков марксизма и особенно товарища Ленина, Самсонов совсем свихнулся. Подвела его работа тов. Ленина "Государство и революция", где Вождь мирового пролетариата докатился до такого маразма, как отмирание государства по мере перехода к социализму и далее к коммунизму. А Великий Вождь всех народов, не отвергая на словах этот главный тезис своего учителя, делал всё со знаком наоборот, всемерно укрепляя аппарат насилия - главный рычаг государства - по мере построения социализма в отдельно взятой стране. Более того - у Самсонова совсем крыша двинулась - он пришёл к выводу, что нашей стране нужна демократия. Свои крамольные мысли он по вечерам после работы читал трём доверенным лицам - начальнику отдела геофизики Н.Н. Михайлову, абсолютно робкому, но очень умному, беспартийному старичку в морском кителе с широкой золотой нашивкой на рукавах капитана первого ранга Главсевморпути (не знаю, били ли его в 37-м году, не с этого ли он стал слегка заикаться?); геофизику, члену партии Борису Александровичу Александрову, крупному и надутому, но довольно глупому мужчине, и мне, беспартийному молодому специалисту-комсомольцу. Логично у Самсонова зародилась мысль о необходимости перехода советского общества, по крайней мере, к двухпартийной системе. Михайлов только шёпотом крякал в наиболее сильных местах. Александров многозначительно смотрел поверх наших голов, но никак Самсонова не комментировал, проявляя партийное благоразумие. Я же был единственным бурным поддерживателем или оппонентом Николая Николаевича. Эти свои представления Самсонов изложил в работе, которую он назвал "Мысли вслух", где утверждал, что в 1934-37 гг. Сталин совершил контрреволюционный переворот, уничтожил ленинскую партию, заменив ее бюрократической элитой, извратив ленинские идеи об отмирании государства при социализме. Далее он призывал вернуться к ленинским демократическим принципам руководства страной.
                   В 1954 г. Самсонов перешел во вновь организованный в системе Мингео институт техники разведки (ВИТР), но еще более года физически обитал в НИИГА, так что я был в курсе его историко-философских исследований.
       А в феврале 1956 года грянул эпохальный ХХ съезд КПСС. Главные события, сделавшие съезд знаменитым, произошли в последний день работы, 25 февраля, на закрытом заседании в отсутствии представителей братских иностранных коммунистических партий.
       В этот день Н. С. Хрущёв выступил с закрытым докладом "О культе личности и его последствиях", который был посвящён осуждению культа личности И. В. Сталина. В нем была озвучена новая точка зрения на недавнее прошлое страны, с перечислением многочисленных фактов преступлений второй половины 1930-х - начала 1950-х, вина за которые возлагалась на Сталина. В докладе была также поднята проблема реабилитации партийных и военных деятелей, репрессированных при Сталине. Хрущёв, в частности, сказал:
       "Культ личности приобрел такие чудовищные размеры главным образом потому, что сам Сталин всячески поощрял и поддерживал возвеличивание его персоны. Об этом свидетельствуют многочисленные факты. Одним из наиболее характерных проявлений самовосхваления и отсутствия элементарной скромности у Сталина является издание его "Краткой биографии", вышедшей в свет в 1948 году. Эта книга представляет собой выражение самой безудержной лести, образец обожествления человека, превращения его в непогрешимого мудреца, самого "великого вождя" и "непревзойденного полководца всех времен и народов". Не было уже других слов, чтобы еще больше восхвалять роль Сталина. Нет необходимости цитировать тошнотворно-льстивые характеристики, нагроможденные в этой книге одна на другую. Следует только подчеркнуть, что все они одобрены и отредактированы лично Сталиным, а некоторые из них собственноручно вписаны им в макет книги".
       Вскоре этот доклад был распространён в партячейках всей страны, причём на ряде предприятий к его обсуждению привлекали и беспартийных. Таким образом, "закрытость" доклада была условной, хотя официально он был опубликован только в 1989.
       Своё произведение "Авторецензия на "Мысли вслух", опередившее разоблачение Хрущёвым культа личности Сталина и его страшных ошибокк, Самсонов отправил в райком КПСС Октябрьского района Ленинграда и в ЦК КПСС. Не дождавшись ответа, будучи в Москве в командировке, он посетил приемную ЦК, где ему было обещано дать ответ в ближайшем будущем.  Действительно, 6 ноября 1956 года ответ пришел, как говорится, ночью в сапогах. КГБешники начали прямо с обыска. Когда уже половина вещей из одёжного шкафа вылетела на пол, Самсонов спросил, проявив присущую ему природную сообразительность, чего товарищи ищут, может быть он сможет помочь? КГБешники доверительно поведали, что они ищут всю его антисоветскую писанину. Так вы бы так сначала и сказали, ответил учёный, передавая искунам все свои рукописи, хранившиеся открыто в правом верхнем ящике письменного стола. Понимая, что сегодня уже поздно, а завтра по случаю всенародного торжества - годовщины Великой Октябрьской социалистической революции - арестованного мужа в тюрьме могут забыть покормить, жена Вера Фёдоровна поставила тарелку с едой и приборы на стол. "Уберите! При обыске есть не положено!" - рявкнул один из кагебешников. "Да ладно, Семёнов, дай человеку поесть. Завтра же могут и не покормить", - резонно сказал начальник. "Нож и вилку убрать!" - не унимался ретивый подчинённый. "Семёнов, успокойся. Не прирежет тебя гражданин Самсонов. Не видишь, что ли, с кем дело имеешь", - как потом мне рассказывала Вера Фёдоровна. Так что не говорите, бывали и в КГБ нормальные люди.
       Сразу после обыска Самсонова арестовали и поместили в Большой Дом - следственный изолятор Ленинградского КГБ на Литейном, 4. Ему было предъявлено обвинение по ст. 5810 УК РСФСР (Пропаганда или агитация, содержащие призыв к свержению, подрыву или ослаблению Советской власти или к совершению отдельных контрреволюционных преступлений (...), а равно распространение или изготовление или хранение литературы того же содержания). Дело Самсонова рассматривалось не судом , а пресловутой "тройкой" без его участия, несмотря на то, что эта практика только что была осуждена Хрущёвым в его закрытом выступлении на ХХ съезде КПСС. Дали ему десятку. Но, видимо, КГБешники, уже успев проработать исторические решения съезда, именно на этом деле впервые засмущались и решили решить проблему Самсонова иным способом - применив к нему, едва ли не впервые после Сталина, психушку. При Отце Всех Народов существовали тюремные психиатрические больницы для нормальных уголовных психов. Для политпсихов при Великом Вожде применялся более радикальный одноразовый метод лечения с помощю введения повышенной дозы (от 5520 до 9000 мг) свинца непосредственно в затылочную часть головы. Однако, при этом, как правило, исход был летальным. Поэтому, Госбезопасность, вдохновлённая историческими решениями ХХ съезда, решила авторучку приравнять к "перу" (финскому ножу), с чугуном чтоб и с выплавкой стали... (Упс, меня часто заносит на Маяковского или ещё куда-нибудь, когда воспроизвожу какие-нибудь знакомые до боли словосочетания). Короче - уравнять в правах или приравнять политиков к уголовникам, которых и раньше направляли в психушки в случае заболевания. Выездная экспертная комиссия московского института им. Сербского под руководством проф. С.В. Торубарова признала Самсонова невменяемым, и 26 ноября он был помещен в Ленинградскую тюремную психиатрическую больницу на Арсенальной набережной - ЛТПБ (впоследствии переименована в ЛСПБ - "специальную"). В дальнейшем эта практика объявления сумасшедшими политических заключённых получила широкое распространение. Действительно, очень логично: мы построили социализм, лучшее общество в истории человечества согласно всепобеждающему учению марксизма-ленинизма, которое всесильно, потому что верно, через 20 лет построим коммунизм, а у них там, у капиталистов, трудящиеся по помойкам побираются и негров вешают. Ясно, что только психи ненормальные могут возражать против светлого будущего всего человечестава. Логика стальная.
                   Сначала Николай Николаевич сидел в камере один, но 4 декабря добрая врач-старушка Р.М. Кельчевская, сказав, что ему, вероятно, скучно одному, распорядилась подселить к нему соседа - литовца Мелаускуса, не говорившего и не понимавшего по-русски. На следующий день во время тихого часа Мелаускас отломал от своей кровати железную перекладину и ударил ею спящего Ник Ника по голове. Самсонову удалось его обезоружить, несмотря на большое преимущество литовца в весе и силе, и вызвать дежурного санитара. Мелаускуса перевели в другую камеру, а Ник Нику сделали перевязку. Кельчевская сказала Самсонову, что он сам виноват, так как разговаривал с кем-то на прогулке на политические темы, и Мелаускас решил с ним расправиться, как с врагом народа. (Может, значит, псих понимать великий и могучий русский язык, когда захочет!).
                   Врачи Л.А. Калинин и Р.М. Кельчевская, ознакомившись с работой Н.Н. Самсонова о языке и мышлении, сочли его психически здоровым, но рекомендовали письменно признаться в том, что в момент составления письма в ЦК он был невменяем.  Подобное признание, объявили ему, свидетельствовало бы о его "выздоровлении". Но Николай Николаевич категорически отказался признать себя тогда невменяемым, а сейчас излечившимся, и требовал судебного разбирательства. К нему многократно применяли методику кнута и пряника, чтобы склонить к признанию того, что советская психиатрическая медицина самая гуманная и передовая в мире. То у него отбирали бумагу и авторучку и лишали права пользоваться хорошей тюремной библиотекой (Николай Николаевич продолжал работать, развивая свои идеи, изложенные в "Мыслях вслух"), то возвращали ему все его рукописи, выписки и книги, давали авторучку и разрешали свидание с женой. То помещали в камеру к буйным и прописывали ему "серу" и "укрутку".
      
       Ниже я приведу описание быта и нравов Ленинградской специальной психиатрической больницы из книги её неоднократного сидельца, замечательного человека, прошедшего длинный путь от диссидента и борца за права человека до кандидата в президенты России на выборах 2008 года. Я счастлив, что мне однажды довелось познакомиться с ним и пожать ему руку во время его краткого отпуска между двумя лагерями.
      
      
       Владимир Буковский: "И возвращается ветер..." http://www.vehi.net/samizdat/bukovsky.html
      
       Самому теперь смешно вспоминать, как я обрадовался, когда узнал, что экспертиза признала меня невменяемым. О Ленинградской спецбольнице на Арсенальной я уже слышал порядком, в основном от Алика Вольпина, и по всем рассказам выходило, что попасть туда значительно лучше, чем в концлагерь. Работать не гонят, кормят все-таки лучше, чем в лагерях, лечить - не лечат, карцеров нет, днем спать можно, свидания каждый месяц, и даже можно получать из дома книги. Алик рассказывал, что в его время сидели там почти сплошь политические, вполне нормальные люди. Со многими своими сосидельцами он познакомил меня еще в 61-м году, и все они рассказывали то же самое.
       В сталинские времена попасть в психбольницу вместо лагерей считалось чуть ли не спасением, и некоторые врачи-психиатры сознательно спасали там людей. Во все времена, правда, требовалось там каяться, признавать вину и соглашаться с диагнозом. Требовалось признать, что совершил преступление под действием болезни, но благодаря пребыванию в больнице это состояние прошло. Без такого признания врачи не могли выписать, а суд - освободить: нечем было доказать, что больной действительно больше не опасен. Но в сталинские времена это обстоятельство мало кого смущало: на следствии из людей и не такие признания выбивали. Мало кого смущало и звание сумасшедшего. Напротив, в условиях террора это просто спасение - сумасшедшего, по крайней мере, не расстреляют. Один только Вольпин, который патологически не мог лгать, придумывал какую-то сложную логическую формулировку, позволявшую ему, формально что-то признавая, фактически ничего не признавать. Словом, какой-то логический компромисс, который его удовлетворял.
       Упрямиться же откровенно считалось опасным: такого человека могли записать в хроники, то есть счесть хронически больным, и отправить в колонию для хроников, в Сычевку, откуда уже не выходили. Кроме этой Сычевки, было по стране только три спецбольницы: в Ленинграде, Казани и Рыбинске. Последняя - для заболевших уже в лагере.
       Как раз незадолго до моего ареста Хрущев где-то заявил, что у нас в СССР нет больше политзаключенных, нет недовольных строем, а те немногие, кто такое недовольство высказывает, - просто психически больные люди. Редко кто тогда серьезно отнесся к словам Хрущева - мало ли какую чепуху он болтал... Однако это оказалось не просто очередной шуткой премьера, а директивой и означало поворот в карательной политике. Хрущеву, разоблачившему сталинские преступления, невозможно было вновь вернуться к временам террора, к показательным процессам и массовым арестам. Внутри страны, а особенно за границей это вызвало бы слишком резкую реакцию. Вместе с тем он панически боялся той самой оттепели, которая, по злой иронии истории, до сих пор носит его имя. Расшаталась партийная дисциплина, появились какие-то неомарксисты. Поди суди их показательным судом - крику не оберешься. Да и как организовать такие процессы, если не применять пыток? Возвращать же вновь сталинское время в его полном масштабе Хрущев и не мог, и не хотел. Все понимали, чем это кончится.
       Было у Хрущева и еще одно важное соображение. Он всерьез собирался строить коммунизм, а это означало: полностью исчезнет церковь; вернется идеологическое единство, достигнутое Сталиным путем террора; само собой, без особых затрат, возникнет изобилие; исчезнет преступность и постепенно отомрет государство. Но если с церковью было сравнительно просто - закрыть, и все, если изобилия он всерьез надеялся достигнуть химизацией, распространением кукурузы и технической помощью Запада, то с преступностью была загвоздка. Она не только не уменьшалась, но, напротив, росла. О единстве и говорить не приходилось: только что прошли восстания в Александрове, Муроме, Новочеркасске. Разболталась и интеллигенция. Как быть?
       Строго следуя марксистско-ленинскому учению, вывел Хрущев, что при социалистическом строе не может быть антисоциалистического сознания у людей. Сознание определяется бытием, и логически не могло быть преступности в обществе кукурузного изобилия. Не могло быть и какого-нибудь инакомыслия. Вывод напрашивался самый простой: где эти явления нельзя объяснить наследием прошлого или диверсией мирового империализма, там просто проявление психической болезни, а от этого, как известно, одним коммунистическим бытием не излечишь. По всем подсчетам получалось у Хрущева, что к 1980 году он действительно сможет показать последнего преступника. (Последнего сумасшедшего он показывать не обещал.)
       Уже объясняли студентам-юристам на лекциях, что профессия их отмирающая, и набор на юридические факультеты сокращался. Скоро государству не понадобятся услуги юристов, а их обязанности перейдут частично к товарищеским судам, частично - к психиатрам. Кое-где по стране пошли закрывать тюрьмы - это наследие мрачных времен царизма, а специальные психиатрические больницы стали расти как на дрожжах. О церквах было принято специальное постановление ЦК - сломать их в течение десяти лет. Интеллигенцию слегка приструнили Идеологическим пленумом. КГБ же вместо сталинского тезиса об обострении классовой борьбы получил новую идеологическую установку - об обострении психических заболеваний по мере построения коммунизма.
       У КГБ были свои трудности. Во все времена, даже в самый разгар сталинского беззакония, требовали от них, чтобы арестованные признавали свою вину, раскаивались, идейно разоружались и осуждали свои заблуждения. Тогда это достигалось сравнительно легко: битьем, ночными допросами, пытками. Теперь же наступили времена послесталинского гуманизма: бить и пытать подследственных не разрешали. И если не удавалось запугать, уговорить или чем-то шантажировать подследственного, то выходило, что следователь не справился со своей работой, не смог идейно разоружить противника. Два-три таких неудачных дела, и можно было вылететь из КГБ за неспособность. Особенно же скверно, если не хотел каяться какой-нибудь известный человек, или неомарксист, или верующий. Ну, как его пускать на суд? Совсем некрасиво. Изменилось и количественное требование: если раньше нужно было хватать как можно больше контрреволюционеров, шпионов, диверсантов и прочих врагов народа, то теперь каждый такой случай рассматривался наверху как недостаток воспитательной работы среди масс, и местное партийное руководство, а с ним вместе и КГБ, могло схлопотать выговор за нерадивость. Другое дело, если псих, - тут уж никто не виноват.
       И если бы все шло по генеральному плану партии, то исчезла бы у нас преступность полностью, а вместо массового террора, шпиономании и других ошибок культа личности глядели бы мы друг на друга с опаской - псих или не псих? Десятки миллионов временно заболевших граждан, включая некоторых членов политбюро, после непродолжительного лечения вновь вливались бы в здоровые ряды строителей коммунизма. И, кто знает, может быть, настали бы такие времена, когда две трети какого-нибудь XXVII съезда нужно было бы слегка подлечить от вялотекущей шизофрении.
       Пока что, однако, все было довольны: и КГБ, и партийное начальство, и Хрущев, и психиатры, и мы сами. Несколько десятков человек - почти все, кто был в это время арестован по политическим обвинениям, - оказались психами, и почти все радовались: не попадем в концлагерь. Было, правда, несколько исключений. Некто Ковальский, сам врач-психиатр из Мурманска, арестованный за антисоветскую пропаганду, как и большинство нас, совсем не радовался. "Дурачки, - говорил он, - чему вы радуетесь? Вы же не знаете, что такое психиатрическая больница". И может быть, чтобы показать нам это наглядно, а может, просто ради забавы, он начал доказывать нам, что мы действительно психи. Прежде всего потому, что оказались в конфликте с обществом. Нормальный человек к обществу приспосабливается. Затем потому, что ради глупых идей рисковали свободой, пренебрегали интересами семьи и карьерой.
       - Это, - объяснял он, - называется сверхценной идеей. Первейший признак паранойяльного развития личности.
       - Ну, а ты, ты сам - тоже псих? - спрашивали мы.
       - Конечно, псих, - радостно соглашался он, - только я уже это осознал и поэтому почти выздоровел, а вы еще нет, вас еще предстоит лечить.
      
       В Ленинград прикатили к вечеру и сразу погнали в баню. Там санитары первым делом остригли нам волосы, причем не только на голове, но и под мышками, и на лобке. И все это одной и той же машинкой. У Сереги Климова отросли пышные усы - состригли и их. Он было сопротивляться: "Хоть машинку-то смените!" Куда там - мало ли какая блажь сумасшедшему в голову взбредет. Скрутили его, дали слегка под ребра: не дури! Видим, дело плохо. Санитары - уголовники, которых вместо лагеря прислали сюда в обслугу, срок отбывать. Злые, как собаки, благо есть на ком безнаказанно сорвать зло. Обрядили нас в обычную арестантскую робу, отобрали все вещи, развели по камерам. Полагалось здесь всех вновь прибывающих помещать сначала в первый корпус, в наблюдательное отделение.
       Когда-то, года до сорок восьмого, была здесь просто тюрьма. Корпуса старые, камеры сырые, холодные. Держат в камерах по трое. Обычные камеры, как в Лефортове, с глазком и кормушкой, на окне решетка. Только туалета нет, и даже парашу не дают: не полагается психам иметь под руками тяжелых предметов. Чтобы оправиться, нужно стучать в дверь - просить надзирателя вывести в общий туалет в конце коридора. Ему же некогда, да и лень.
       - Чего стучишь? - орет издали.
       - В туалет!
       - Подождешь!
       - Какое там "подождешь". Стучишь опять.
       - Ты у меня сейчас достучишься! Все ребра переломаю.
       - Да в туалет бы надо, начальник. Невтерпеж!
       - Ссы на пол! - И так целый день. А слишком надоешь ему, науськает санитаров, и рад не будешь, что просился.
       В камере, куда я попал, сидело еще двое. Утром один из них, только глаза продрал, начал выкрикивать лозунги: "Довольно большевистского рабству! Треба хлопцам воли и амнистию! Треба вильну незалежну самостийну Украинську державу организоваты! Треба хлопцам жупаны, шальвары, саблюки!" Целый день кричал, не затихая, до самого отбоя. Узнал я потом, что он просидел за украинский "буржуазный национализм" семнадцать лет во Владимирской тюрьме и сошел с ума. Били его каждый день немилосердно - надоедало надзирателям слушать его крики. Дверь отопрут, и человек шесть санитаров, точно псы, кидаются. Я было первый день полез заступаться, но получил такую затрещину по уху, что улетел под кровать - еле выполз потом. Помочь я ему ничем не мог, но и молча смотреть, как его избивают, был не в состоянии.
       Другой наш сосед ни во что не вмешивался и целый день блаженно улыбался. Сидел он за убийство своих детей. Была у него мания - все глотать. Сразу же после убийства детей он отрезал себе уши и съел их. Уже в больнице проглотил партию шахмат, и даже ложку ему не давали, чтоб не съел.
       Был момент - я думал, что уже не выйду живым из этой камеры. Каждый раз, когда врывались бить моего соседа, я, как дурак, опять лез их останавливать и, естественно, получал свою порцию. Невмоготу было смотреть, как его лупят, иногда даже ногами. По заведенному же здесь порядку медсестры вели журнал наблюдений за больными. Чтобы объяснить синяки, ссадины и прочие следы побоев, сестры записывали, что больной сам "возбудился" и бросился на санитаров. На другой день врач, видя в журнале такую запись, назначал больному уколы сульфазина или аминазина. Моего соседа, таким образом, еще вдобавок нещадно кололи. Он пытался сопротивляться уколам - его опять принимались бить. Получался замкнутый круг. Ни побои, ни уколы не могли, конечно, изменить его, и он продолжал выкрикивать свои бесконечные лозунги, только все тише и тише день ото дня, как бы затухая. Я же, со своим глупым заступничеством, рисковал тоже попасть на этот замкнутый круг и никогда уже не выбраться отсюда.
       В психиатрической больнице фактическими хозяевами является младший обслуживающий персонал: санитары, сестры, надзиратели. Это своего рода клан, и если с ними не поладить - убьют, замучают. Врачи никогда не вмешиваются в эти дела и целиком полагаются на сообщения медсестер. Первые месяца два в психиатрической больнице самые важные. Устанавливается определенная репутация, которую потом трудно изменить. Сестры, ленясь наблюдать за больными, изо дня в день пишут затем примерно одно и то же, переписывая с прошлых записей, поэтому нужно суметь убедить их с самого начала, что ты здоровый, со всеми поладить. И если это удалось - потом легче.
       Не знаю, чем бы все это кончилось, если бы меня не убрали в другую камеру. Видимо, и санитарам надоело, что мешаю им каждый раз делать дело. Была и другая причина: я вдруг получил письмо от матери, и она писала, что на днях приедет ко мне на свидание. Отдавая мне письмо, медсестра неожиданно спросила с любезной улыбкой что-то о моей матери: кто она, где работает, кто отец и так далее. По всему было видно, что письмо она прочла. Обычно письма читают врачи и потом в открытом виде отдают для вручения больным. Я сразу понял, в чем дело. Давно уже заметил я, что для людей, живущих не в Москве, любой московский житель - чуть ли не член правительства. Им издали кажется, что все мы живем там рядышком и, если захотим, можем всего добиться. Еще когда я был в экспедиции в Сибири, стоило сказать местным жителям, что я из Москвы, как на меня начинали смотреть с некоторой опаской и непонятным уважением, точно на ревизора.
       В новой камере сидели еще два убийцы. Один, толстый мужик лет под пятьдесят, убивший мать, страдал приступами хохота. Начинал он с усмешки, коротких смешков безо всякой внешней причины и, постепенно расходясь, не мог уже остановиться. Лицо багровело, глаза вылезали из орбит, он задыхался, захлебывался, и все его жирное тело тряслось от неудержимого хохота. В перерывах между приступами он молча лежал на койке, никогда ни с кем не разговаривал, не отвечал на вопросы и только смотрел на меня злыми слезящимися глазами. Затем вновь, словно углядев во мне что-то нестерпимо смешное, закатывался он хохотом, постепенно доходя чуть ли не до обморока. Другой мужик, по имени Костя, убил свою жену и пытался зарезаться сам. На левой груди у него был широкий красный шрам. Этот Костя извел меня рассказами о своей жене, о том, как она ему изменяла и как он за ней следил. Невозможно было понять, что в его рассказах правда, а что бред. Его рассказы были, пожалуй, хуже криков и хохота.
      
       Кроме обычных тюремных тягот, были еще и все тяготы психиатрической больницы: бессрочное заключение, принудительное лечение, побои и полное бесправие. И жаловаться было некому - любая жалоба оседала в твоей истории болезни, рассматривалась как доказательство твоего безумия. Никто из нас не был уверен, что мы выберемся отсюда живыми. Кое-кому из ребят уже попало больше меня, некоторых начали колоть, другим давали таблетки. Не так-то просто было теперь доказать, что ты здоров или хотя бы выздоравливаешь. Кому из врачей охота опровергать заключение коллег или брать на себя ответственность тебя выписать? Гораздо легче идти по проторенной дорожке. Известно было, что хоть формально заключение и бессрочное, но на практике убийц обычно содержат пять-шесть лет, нашего же брата - два-три года. Это при полной покорности, при отсутствии конфликтов и плохих записей в журнале наблюдений.
       Примерно два раза в году приезжала из Москвы центральная комиссия, и ей показывали всех больных. Но выписать могли только тех, кого рекомендовала к выписке больница. Бывали случаи, когда и такой рекомендацией пренебрегали. Для выписки врачи откровенно требовали от заключенного признания своей болезни и осуждения своих действий. Это называлось у них "критикой", критическим отношением к своим болезненным проявлениям, и служило доказательством выздоровления.
       Сидел здесь, например, уже с 56-го года Николай Николаевич Самсонов, геофизик, лауреат Сталинской премии. Его посадили за письмо в ЦК, где он требовал более последовательного разоблачения сталинских преступлений. Он категорически отказывался проявлять эту самую "критику" и вот сидел уже восемь лет. Что только с ним не делали: и кололи, и били, и сажали к буйным. Здоровье ему уже загубили окончательно: сердце, печень, желудок - все стало барахлить, и в основном из-за побочного действия психиатрических лекарств. Особенно навалились на него последний год - говорили, будто получены какие-то новые указания.
       В качестве "лечения возбудившихся", а точнее сказать - наказания, применялось, главным образом, три средства. Первое - аминазин. От него обычно человек впадал в спячку, какое-то отупение и переставал соображать, что с ним происходит. Второе - сульфазин, или сера. Это средство вызывало сильнейшую боль и лихорадку, температура поднималась до 40-41RС и продолжалась два-три дня. Третье - укрутка. Это считалось самым тяжелым. За какую-нибудь провинность заключенного туго заматывали с ног до подмышек мокрой, скрученной жгутом простыней или парусиновыми полосами. Высыхая, материя сжималась и вызывала страшную боль, жжение во всем теле. Обычно от этого скоро теряли сознание, и на обязанности медсестер было следить за этим. Потерявшему сознание чуть-чуть ослабляли укрутку, давали вздохнуть и прийти в себя, а затем опять закручивали. Так могло повториться несколько раз.
       Учитывая откровенный террор и произвол, царившие в больнице, наше полное бесправие и бесконтрольность санитаров, все мы буквально ходили по краю пропасти и каждую минуту могли сорваться. Двое ребят, сидя в одной камере, от скуки стали бороться. Неудачно повернувшись, один из них рассек бровь о батарею отопления и попросил у сестры йоду. Тут же в журнал наблюдений записали, что они возбудились, и оба получили уколы серы. Все время приходилось быть настороже, как-то налаживать хорошие отношения с обслугой и сестрами.
       На самом последнем этаже первого корпуса, в пятом отделении, были "резинки" - камеры, обитые мягким материалом, чтобы буйнопомешанный не мог разбить голову о стенку. Держали там по одному в камере, голым и, говорят, били немилосердно. Сравнительно недавно убили там какого-то психа - сломали ему хребет. Другой задохнулся в укрутке - не успели раскрутить. Виновных, конечно, не обнаружили, убитых "списали" - психи всегда виноваты.
       Второй корпус считался лечебным, но лечили, в сущности, везде одинаково. Правда, там были еще специальные палаты для инсулиновых шоков. В седьмом отделении свирепствовал Валерьяныч - так звали фельдшера по имени Виктор Валерьянович. Это был настоящий садист и буквально болел, если за свою смену кого-нибудь не загнал в укрутку. Один из нашей братии, Толик Беляев, осужденный за анекдоты о Хрущеве, зачитался как-то допоздна и не заметил, что объявили отбой. За это Валерьяныч сделал ему укрутку и, конечно, записал, что Беляев возбудился.
       Угроза, расправы постоянно висела над каждым из нас. Чуть что, санитары и надзиратели кричали злобно: "Что! В укрутку захотел? Серы хочешь?" А раз назначенные уколы аминазина делали потом автоматически, часто забывая отменить. Закалывали до такой степени, что шприц не лез в ягодицы. Помню, как-то меня повели в кабинет физиотерапии на прогревание миндалин: от ленинградской сырости у меня обострился мой хронический тонзиллит и держалась температура. И вот, зайдя в большой кабинет, я вдруг увидел фантастическое зрелище: на десятке топчанов в ряд лежали ничком люди, подставив свои голые задницы под специальные лампы прогревания. Их настолько закололи аминазином, что шприцы не прокалывали мышцу и нужно было как-то размягчить, рассосать инфильтраты, чтобы снова приняться за "лечение".
       В общем-то, такие, как Валерьяныч, встречались редко. Кругом царили безразличие, равнодушие, цинизм. Как хирурга не волнует вид крови, а служителя морга - вид трупов, так и здешним сестрам, санитарам, врачам была привычна жестокость. Само собой разумелось, что больной - не человек, не может и не должен иметь каких-то желаний или человеческих чувств, и некоторые врачи вполне откровенно называли больницу "наш маленький Освенцим".
      
       Конец цитаты из Буковского.
      
       В 1958 году врачи пригрозили Николаю Николаевичу принудительными инъекциями аминазина, прямо и честно предупредив, помятуя о клятве Гиппократа, что при его больной печени аминазин резко ухудшит здоровье. Но и эта угроза не поколебала твердости Самсонова. Он говорил: "Если считаете меня вменяемым и психически здоровым - отправляйте на суд. А подписывать, что я в то время был психом, а сейчас выздоровел - я категорически не буду". Аминазин был пущен в ход. Николай Николаевич рассказывал мне потом, показывая на побелевшую кожу на подбородке, что через какое-то время после инъекции аминазина он потерял сознание, и у него началась сильная рвота. По какой-то причине желудочный сок превратился в крепкую соляную кислоту, которая обожгла ему полость рта и подбородок. В дальнейшем у него, точно в соответствии с прогнозом "исскусствоведов в белых халатах", возникла эмфизема легких и сердечная недостаточность и вконец забарахлила печень.
       В 1964 году, почувствовав, что он скоро умрёт в психушке, Николай Николаевич вынужден был написать требуемое заявление и обещание больше никогда не обращаться с письмами в ЦК.
       30 сентября 1964 года он был выписан из ЛСПБ. Когда он захотел забрать два чемодана своих рукописей и конспектов, накопившихся за 8 лет заключения, ему категорически отказали, сказав, что это секретный материал. Что же тут секретного?! - негодовал Самсомов. Проверьте - это же всё выписки из классиков максизма-ленинизма, всё построено на ссылках на них!
       13 октября после суточного облёта вокруг Земли благополучно приземлился трёхместный космический корабль "Восход" с космонавтами В. Комаровым, К. Феоктистовым и Б. Егоровым на борту. Как всегда, героев-космонавтов торжественно встречали руководители партии и правительства, стоя на мавзолее В.И. Ленина. Но верного ленинца Никиты Сергеевича Хрущёва среди них не было. Верные соратники, собравшиеся на стене, дали ему в этот день по одному месту мешалкой и отправили в отставку. Но в коридоре по дороге в камеру не шлёпнули - настали, благодаря тому же Никите-Кукурузнику, иные времена и смягчение нравов русских людей.
       Услышав по радио о переменах в руководстве страны, хитроумный, как Одиссей, Самсонов, хотя официально всё ещё псих, помчался обратно в свою родную психушку и потребовал вернуть все свои бумаги, а иначе он напишет жалобу новому генсеку. "Забирай ты свои секретные чемоданы, и чтобы духу твоего здесь не было!" - радостно принял соломоново решение перепуганный переменами власти начальник режима. И Самсонов, тоже радостный, погрузил два чемодана в такси и укатил домой.
       Разумеется, психа, хотя и бывшего, так просто не могли выпустить из тюремной психбольницы. Выписали его под опеку дорогой жены, чтобы она, как только он на стенку полезет или засядет писать подмётные письма нашим верным ленинцам, так сразу скалкой по голове - не дури! Через год, как положено по закону, Вера Фёдоровна обратилась в суд с просьбой снять мужа с её опеки. Судья обнаружил в пустом зале, помимо истицы, одинокую фигуру в драповом пальто и в шляпе на задней скамейке. "Простите, Вы не Самсонов?" - спросил судья. Получив положительный ответ, судья попросил психа приблизиться и сесть радом с женой, чтобы задать ему несколько вопросов на проверку вменяемости и адекватного восприятия окружающего мира. Проверка вместо пяти минут заняла два с половиной часа, судье пришлось отложить другие очередные дела. Прощаясь, судья долго тряс руку Самсонова и пожелал ему творческих успехов и счастья в личной жизни. Опека была снята.
      
       Я сразу же после выхода Николая Николаевича из психушки встретился с ним. Здоровье его было сильно подорвано, но голова оставалась такой же светлой, как и до больницы. Я снабдил его всей антисоветчиной, которую хранил специально для него. Он запоем читал мои книги, самиздат и позже "Хронику". По моему настоянию он через некоторое время начал писать свои подробные воспоминания о пребывании в ЛСПБ. У меня было листов 20-25 его машинописной рукописи. Опасаясь таможни, я не взял ее с собой, когда улетал в Америчку, и оставил листы до "лучших времён" у своей старшей дочери Аллы. Два больших картонных ящика с моими документами были положены на полку над входом в квартиру - нечто вроде маленьких антресолей. Там были мои подробнейшие письма двум жёнам из арктических экспедиций (Ире, Алкиной маме, и потом второй жене, Мине), моя переписка с отцом в Венгрии, мои ежедневные (!) письма мамочке в блокадный Ленинград из эвакуации и более редкие её письма мне. В одном из них она описывала, как в декабре 41 года она на моих саночках везла мою любимую "бабу Марю" (мамочкину тётю) через весь город на Пискарёвское кладбище, несколько раз падая в снег, опасаясь, что она сама умрёт на этом скорбном пути. Я был вывезен из Ленинграда со своей школой, превращённой в интернат, 4 июля 1941 года. Вернулся я обратно 4 июля 44 года, завербовавшись в ремесленное училище при Металлическом заводе имени Сталина. За все три года жизни в эвакуации я пропустил, не написав писем, всего дней 8-10, не больше. ("Так вот откуда пошла твоя графомания!" - догадалась моя последняя жена Лена). В письмах я описывал, что нам давали на завтрак, обед и ужин, какие глупости говорила мне Галька Гультяева, что она меня любит, как я чуть не сломал зуб, пытаясь отгрызть кусок от огромного кусища сахарной головы, пущенного по кругу ("какая же это голова, когда она скорее похожа на снаряд"), которую с другими продуктами мы украли, ограбив коллективно продуктовый склад нашего интерната. Про то, что вчера показывали в военной кинохронике перед кино (к нам привозили кинопередвижку каждые две недели). Про то, что директорша интерната (мама, она член партии!) рассказывала нам на политинформации - что наши войска героически отступают, но кучу немцев и их танков мы побили! Про то, что каждый вечер рассказывала нам, старшей группе, "Моргала" - воспитательница Любовь Андреевна Слоним. Она рассказывала всё - от капитана Немо, Оливера Твиста и Дубровского до путешествия Дарвина на корабле "Бигль", всадника без головы и саги о Форсайтах. И так каждый день! Без перерыва! (Вот, блин, живут же люди с такой памятью! Сколько бы баек она могла настрочить! - думаю я теперь). Представляете, как можно было бы издать книгу моих писем - "Великая Отечественная Война глазами 11-14-летнего пацана из Курганской области"! Это было бы сильнее, чем "Фауст" Гёте! И уж, по крайней мере, не много хуже, чем дневник Анны Франк. Можно было бы просить за такую книжку Ленинскую премию, а уж Нобелевку по литературе или по борьбе за мир во всём мире ващще бы дали задарма!
       Оставляя дочке эти дорогие моему сердцу документы в 1979 году, я, разумеется, не мог и подумать, что через всего лишь 12 лет после нашего отъезда этот гнойный рак на пузе человечества - Советский Союз - лопнет, и я смогу в качестве консультанта и переводчика для американских нефтяных компаний побывать в свободной России, Казахстане и Киргизии. Но было уже поздно. Аллочке понадобилось место на полке около потолка чтобы сложить туда ванночку подросшего сына Стасика и какие-то его детские игрушки. Мои картонные ящики с многочисленными письмами, переписка мамочки с её братьями и сестрой, её переписка с её родителями, драгоценные старинные документы Литинских - всё было снесено на помойку. И в том числе и начало записок Самсонова из Мёртвого дома.
       ...Потом не стало Веры Фёдоровны. Все материалы Самсонова остались у его сына от первого брака, кажется, звукооператора то ли на радио, то ли на телевидении, с которым Николай Николаевич вместе не жил и почти не общался. Так что живы ли все эти материалы - я не знаю.
      
       С Самсоновыми я и моя жена Мина поддеживали близкие отношения. Они неоднократо бывали у нас, а мы у них в Зеленогорске на Комсомольской улице, 21. Летом 1969 года мы с Николаем Николаевичем, Миной и нашим двухлетним сыном Женей вместе отдыхали "дикарями" в Крыму, в Алупке. Мина и Ник Ник были большими поклонниками Маяковского. Я очень любил слушать в их исполнении "Облако в штанах". Я тоже любил Маяковского, но из его крупных вещей, помимо "Клопа", любил "Хорошо" и "Ленина". К "Облаку" относился пренебрежительно - так, дребедень, выпендривание. Когда познакомился с Миной, она убедила меня, что "Облако" - это и есть настоящая поэзия и прекрасная любовная лирика, а то, что я любил - это агитпроп... И вот в Алупке мы вчетвером идём по аллее, я держу за лапу Женюрку или беру его на руки. И начинается театр двух актёров. Мина произносит 3-5 строк, Самсонов - следующие 4-5 строк, и так попеременно всё "Облако" до конца! Мина знала наизусть кучу стихов, но Ник Ник её "переплёвывал". Тогда Минка делала резкий рывок вперёд - читала какого-нибудь турка Орхана Вели Каныка. Она же имела первый разряд по двухсотметровке, держала второе место по Ленинграду среди юниоров. Правда, беговых туфель она на память об этом не оставила. Самсонов на минутку "затыкался" - восемь лет будучи психом, он и имени-то этого турка не слыхал. Но потом, придя в себя, делает хук правой Бёрнсом. Ну, нас-то Бёрнсом на мякине не проведёшь! Вот вам тоже пара стихов из Бёрнса! Затем Мина делает резкий выпад - а вот вам Ронсар! Она же в молодости имела первый разряд по фехтованию и держала второе место в Ленинграде среди юниоров! У неё храниться на память белый непротыкаемый костюм для фехтования. Об том, чтобы влезть в него сейчас - не может быть и речи, хотя она до сих пор ежедневно бегает в спортзале. Но Самсонов крепко стоит на ногах и наотмаш бьёт Ахматовой! А Минка ему - головой вперёд, как с вышки в воду - в поддых Гумилёвым! Она же в древности имела первый разряд по парашютному спорту и держала второе место среди юниоров в Ленинграде! У неё хранится, как память о молодости, маленький вытяжной парашютик. Наш сын занимается параглайдером, он пытался увлечь престарелую мамашу летать на парашюте, но она категорически отказалась тряхнуть стариной и вспомнить молодость. Обратили ли вы внимание, что первые места в этих трёх видах спорта она никогда не занимала, а только вторые? Знаете, почему? Смолит, как паровоз по 3 пачки в день. Вот по этому. Но курение не помешало ей создать лучшую и самую долго существующую галлерею русских художников в Америке (посмотрите на www.google.com Sloane Gallery of Art).
      
      

    []

    Н.Н. Самсонов в Алупке, 1969 год.

      

    []

    Ник Ник, Женя и Вадим. Судя по фото, Женя очень рад знакомству.

    []

    Николай Николаевич ошибся - вместо Жени кормит Мину. Женя крайне недоволен этим и считает, что Самсонов всё-таки немножко псих. А Мина, наоборот, довольна и считает Самсонова выдающимся человеком.

      

       Я знал, что Николай Николаевич сам писал стихи. У меня сохранилась только его басня, написанная в единственном экземпляре:
      
       Правителем в одном лесном массиве
       Был мудрый Лев, жестокий и спесивый.
       Зверьё - от волка и до певчей птахи -
       Все жили в почитании и страхе.
      
       Шли годы. И, состарясь, одряхлев,
       Навек почил уже Великий Лев.
       В последний путь владыку проводив,
       Ждал нового вождя лесной массив.
      
       Так, после шумных драк и долгих споров
       В правители был избран Боров.
       И начал он с того, что взлезши на пенёк,
       Покойного и вдоль и поперёк
       Искостерил в своей пространной речи:
      
       Что, будто бы, от власти ошалев,
       Не одного убил и изувечил;
       Что, будто, все звериные заслуги
       Себе приписывал, себя лишь восхвалял,
       И, вообще, он плохо управлял.
      
       Стал Боров наводить порядки.
       Объездил лес и дальние посадки...
       Собрал он как-то зверочию молодь
       И бросил кличь: "Все на борьбу за жёлудь!"
      
       И звери, угодить ему дабы,
       В лесу сажали лишь одни дубы.
       Признаться надо - кроме жёлудей
       Правитель много выдвигал других "идей".
      
       И хоть от них бывало мало толку,
       "У-р-ра!" - ему кричали без умолку.
       Зазнался хряк! Вот постепенно Боров
       Стал проявлять чут-чуть не львиный норов.
      
       С Лисой - министром иностранных дел -
       Он не считался, слушать не хотел.
       Медведь финансами ворочал, дело знал,
       Но слишком часто он на Борова ворчал.
       "Медведя - вон!" И так - конца не видно...
      
       К тому же стало всем зверям обидно,
       Что самая паршивая свинья
       Считалася других умней и деловитей,
       Лишь потому, что Борову родня.
      
       И вот, собравшись с духом, как-то раз
       Все сильные того лесного края,
       Изгнали Борова - в запас,
       И власть закончилась свиная.
      
       Рядили новость вкривь и вкось
       В самом лесу и за пределом:
       "Прижать свиней - оно святое дело!
       А то их, право, много развелось".
      
       Но кто же может поручиться,
       Что вновь "история" не повторится?
       Что новый, "власть имущий", осмелев,
       Не рыкнет грозно, как покойный Лев?
      
       Что он, как Боров, вдруг не хрюкнет,
       Когда ему седьмой десяток стукнет?
      
       У этой басни нет морали -
       Мораль давно перемарали.
      
      
       Самсонов через какое-то время после получения паспорта поехал в Москву, где, по моей наводке, легко нашёл, встретился и познакомился с Петром Ионовичем Якиром, одним из видных правозащитников. От него он привёз и дал мне прочитать много свежей антисоветчины. Поэтому, когда мне в очередной раз надо было ехать в Москву по делам Полярной экспедиции в Министерство геологии к В.В. Федынскому, начальнику геофизического главка, и Л.В. Петрову, его заместителю по гравиразведке, то Николай Николаевич дал мне рекомендательное письмо к Якиру. В письме говорилось, что податель сего письма, Вадим Арпадович Литинский, весьма достойный человек, с которым он, Самсонов, близко знаком уже много лет. Он просит Петра Ионовича доверять Литинскому, как ему самому, и передавать с Литинским любую самиздатную литературу и "Хроники", как это только будет возможно.
       Подходя вечером к дому, в котором жил Якир на Автозаводской улице неподалеку от станции метро с тем же названием, я со слегка колотящимся сердцем приглядывался к припаркованным у подъезда автомашинам - не сидит ли в какой-нибудь из них оператор с длиннофокусным фотоаппаратом. Нет, вроде бы ближайшие машины пустые. Ну, ведь можно снимать всех входящих в Якировскую парадную из окон напротив или сбоку. Я внимательно осматривал все углы в кабине лифта. Тоже вроде в углах не поблескивают линзочки скрытых камер. Дверь на мой звонок мне открыл хозяин дома - невысокий крепыш с широким лицом и пышными чёрными с проседью волосами. Не спрашивая моего имени, он широким жестом пригласил меня войти в квартиру.
       У Якиров, кроме меня, в тот вечер было человека три или четыре гостей - молодых людей. В кресле у телевизора сидел полу-восточного вида человек - Самсонов мне говорил, что это зять Якира, Юлий Ким. Ну, его-то бардовские песни я хорошо знал и любил. Во второй комнате на диване лежала какая-то женщина, вроде бы спала. Позже я узнал, что это была жена Якира, Валентина Ивановна Савенкова. На кухне возилась молодая, очень симпатичная девушка. Опять же позже я узнал, что эта была дочка Петра, Ира, жена Юлия Кима. Поразило меня обилие тёмных икон на стенах.
       Якир взял мое рекомендательное письмо, прочёл и отложил в сторону. Естественно, я не обратил ни малейшего внимания на этот жест, который чуть не сыграл самою роковую роль в моей дальнейшей жизни.
       Якир никак не представил меня своим гостям, что-то тихо обсуждавшим и записывающим за обеденным столом. Потом пришли ещё несколько человек. По тому, как они озирались и оглядывались, можно было понять, что они тоже пришли сюда впервые, но их хозяин тоже не представил присутствующим. А, наверное, в целях конспирации - меньше знаешь, крепче спишь, подумал я. Якир передал мне несколько новых машинописных "Хроник" на папиросной бумаге, дал посмотреть ещё какие-то машинописные материалы - заявления крымских татар, вести из лагерей и т. п., с предложением взять себе, что мне покажется интересным. Разумеется, мне показалось всё, и вместе с "Хрониками" я убрал это в портфель.
       Ира собрала на стол немудрёную закуску, у кого-то оказалась с собой поллитровка. Хозяин пригласил гостей к столу. У кого-то, запасливого, оказался с собой небольшой торт. За закусоном завязался оживлённый разговор, весьма свободного нрава. "Ничего себе, - подумал я. - Они что, не боятся, что квартира наверняка прослушивается?" Однако, информационное поле сработало. То ли я уловил мысли Якира, то ли он мои. Якир встал и постучал вилкой по пустой бутылке.
       - Господа. У нас здесь сегодня есть новые люди. - Пётр взглянул на меня. - Повторю для них свою обычную застольную мантру. Конечно, моя квартира у них на прослушке. (Большой палец указал на потолок). Я на всякий случай зафиксировал вертушку телефона карандашом - говорят, что в этом случае по телефону услышать, что говорят в комнате, нельзя. Но я думаю, что это всё херня. Конечно, у наших славных органов (Якир сделал галантный поклон с широким жестом руки) есть технологии, чтобы слышать сейчас каждое наше слово. Так что мотайте на ус. И ещё одно постоянное для всех предупреждение. Кто приходит ко мне - берёт на себя огромную ответственность перед собой и своей семьёй. Если КГБ возьмёт меня за жопу и применит ко мне методы дознания, которые они использовали на мне раньше - я расколюсь быстро и назову всех вас, кого смогу вспомнить. Так что примите это к сведению. В демократическое движение никого силком не затягиваем. Если вы уйдёте - значит это ваше правильное решение.
       Якир сел и взял свою кружку с чаем. Разговоры через несколько минут возобновились, но уже тише и не так раскованно.
      
      

    []

    Якир безбородый...

    [] >

    ...и с бородой. Фото с интернета.

    []

    Пётр Якир и Виктор Красин. Фото с интернета.

      
       По данным КГБ, предъявленным мне впоследствии на допросах, я на протяжении нескольких лет был у Якира 8 раз. Нет, фотографий, снятых в подъезде, в лифте или в туалете Якира мне не предъявляли. Следователь Геннадий Васильевич Кислых просто показал мне справку отдела кадров НИИГА, что в этот период я был в командировках в Москве 8 раз. "Ну, на самом-то деле Вы, Вадим Арпадович, были у Якира наверняка чаще, правда ведь?" - Хотя его догадка была совершннейшей правдой, так как во время каждой командировки я заходил к Петру иногда дважды, в зависимости от длительности командировки, но я сослался на плохую память и даже соврал, что совсем не обязательно посещал его каждый раз, когда приезжал в Москву. Геннадия Васильевича, по-видимому, вполне удовлетворил мой ответ.
       На все последующие гостевания у Якира я приносил бутылку водки или вина и грамм триста-четыреста колбаски, или копчёную рыбу, или коробку конфет, или тортик. Предупреждение-мантру о том, что он сможет "заложить" своих гостей, если КГБ применит к нему соответствующие методики, Пётр произносил за столом не каждый раз, наверное, только когда было несколько неофитов. И ещё одно правило конспирации он соблюдал неукоснительно. На столе стояла большая деревянная коричневая лакированная "тарелка", выдолбленная из нароста на берёзе, полная бумажного пепла. Часть приносимого ему ходаками материала он сразу передавал определённым людям для помещения в "Хронике" или для передачи куда-то ещё. А некоторые бумаги, видимо типа моего рекомендательного письма от Самсонова, он тут же поджигал над "тарелкой" и старательно разминал пепел.
       Я читал на интернете, что Пётр, в результате 17-летних скитаний по лагерям, стал алкоголиком, и в его доме происходили чуть ли не пьяные оргии. За время своих 10 или 12 посещений его квартиры я никогда не наблюдал ничего даже отдалённо напоминающего это. Я ни разу не видел Якира пьяным. Видимо, не повезло.
       Ниже я привожу описание квартиры Якира из Фрагменты из мемуаров С.А. Ковалева "Полет белой вороны", изданных 1999 в ФРГ. (www.bulletin.memo.ru/b26/34.htm):
       Жилье Якира на Автозаводской улице ничем не напоминало несколько аскетическую обстановку квартиры Григоренко. Это был, что называется, открытый дом, где вечно толклись знакомые, полузнакомые и вовсе незнакомые люди. Мы обычно собирались для составления текстов в большой комнате, где полстены было завешано иконами старинного письма (Петр был знаменитый коллекционер икон и, кажется, даже немного занимался реставрацией). Сам хозяин дома, в довольно-таки расхристанном виде - рубаха расстегнута, пузо вываливается из штанов, черная пиратская борода всклокочена [Насчёт расхристанного вида и пуза из штанов - ничего припомнить не могу. Вероятно, стесняясь меня, пузо он при мне убирал под рубашку. Что касается пиратской бороды, то впервые я увидел Петра с поседевшей довольно большой бородой на очной ставке в Лефортово. Раньше мне он казался безбородым. Но, может быть, это аберрация моей памяти. Старческий склероз, батеньки. - В.Л.], - какое-то время следил за нашими трудами, а потом удалялся на кухню, где какая-нибудь другая компания предавалась обычному российскому времяпрепровождению. На наши предложения поучаствовать в составлении или редактировании он, как правило, отмахивался: "Да ладно, ребята, пишите, как считаете нужным; я - подпишу". И вновь удалялся на кухню, откуда каждый раз возвращался во все более эпикурейском расположении духа.
       Мне нравился Петя; мне и сейчас нравится вспоминать о нем, несмотря на то тяжелое и позорное, что случилось с ним позже. У него было трудное прошлое: его отца, Иону Якира, легендарного полководца времен Гражданской войны, расстреляли в 1937 году; вскоре после этого была арестована его вдова, мать Петра (в мое время Сара Эммануиловна, ветхая старушка, отбывшая 18 лет каторги, обычно тихо сидела в углу, не принимая никакого участия ни в наших спорах, ни в кухонном веселье). А уж после этого арестовали и Якира Петра Ионовича, врага народа и сына врагов народа. Петру Ионовичу как раз исполнилось 14 лет.
       До 1954 года Петю то держали в лагере, то выпускали, то опять сажали. В лагере он встретил свою будущую жену - Валю Савенкову; в ссылке родилась их дочь Ирина. Освободившись, он окончил - к 40 годам! - институт, стал историком-архивистом. В общем, был тем, что англичане называют self-made man - сам себя сделавший человек. С его биографией это было, наверное, нелегко. Общественную известность Петр Якир приобрел еще в 1966 году, выступив на конференции в Институте истории с резкой критикой наметившихся тенденций к замалчиванию сталинских преступлений. Стенограмма этой конференции перепечатывалась и ходила по рукам в сотнях экземпляров; это был один из первых образчиков исторической публицистики Самиздата. Позднее Петр выстаивал около всех судов, подписывал все подряд письма протеста, перезнакомился со всеми людьми, имевшими отношение к общественному сопротивлению. После ареста Петра Григорьевича Якир стал, пожалуй, самым известным диссидентом в стране. Мне кажется, что ему это льстило и, в глубине души, пугало. Он-то, тертый калач, хорошо понимал, что сколько веревочке не виться, а конец будет. Но давать задний ход было уже поздно и психологически невозможно. На самом деле, Петя был очень жизнелюбивым, очень добрым, нисколько не расчетливым, чуточку сверх меры тщеславным и совсем не храбрым человеком. <...>
       Я не буду здесь подробно рассказывать о деятельности Инициативной группы за шесть лет ее реального существования (формально ИГ никогда не была распущена). Да и можно ли назвать деятельностью два десятка обращений в ООН, содержащих факты преследований по политическим мотивам: аресты, заключение в психбольницы, увольнения с работы и т.д.? Если кто-то хочет познакомиться с самими текстами, то, во-первых, все они перепечатывались за границей (существует сборник документов ИГ, изданный в 1976 г. нью-йоркским издательством "Хроника"), а, во-вторых, они есть в архиве общества "Мемориал" и доступны для интересующихся. Значение ИГ состояло прежде всего в том, что она была первой. Уже потом образовались и Комитет прав человека, созданный Чалидзе, Сахаровым и Твердохлебовым в 1970-м, и солженицынский Фонд помощи политзаключенным (1974), и многочисленные Хельсинкские группы, составившие новую эпоху в правозащитном движении (1976-1983). А во времена Горбачева организованное правозащитное движение получило, наконец, официальное признание со стороны государства.
       Тем не менее, и сегодня общественная защита прав человека в России крайне слабо развита. В стране существует одна-две сотни правозащитных организаций, а надо бы - тысячи. Причины понятны: гражданское общество в целом все еще находится в зачаточном состоянии.
       И все же: фундамент гражданского общества - это свободная самодеятельная инициатива граждан в рамках закона. А первый кирпичик в этот фундамент был заложен в мае 1969 года.
       Конец цитаты из Сергея Ковалёва.
       Ниже я привожу сухую "справку" о Петре Якире, взятую с интернета, чтобы вам, склеротикам, что-то когда-то слышавшим о командарме Якире (Ионе) и вряд ли о его сыне, не надо было бы преодолевать свою лень и лезть в Гугл:
       http://files.school-collection.edu.ru/dlrstore/6333eb3e-be00-c61b-70b5-f48fcb1eb098/1010454A.htm
      
      
      
       ЯКИР, ПЕТР ИОНОВИЧ (1923-1982), историк, общественный деятель.
       Петр Якир родился 20 января 1923 в Киеве в семье знаменитого красного командира времен Гражданской войны Ионы Якира. В 1937, когда его отца, командующего Киевским военным округом, расстреляли, мальчик был выслан вместе с матерью в Астрахань. Через несколько месяцев его арестовали и по обвинению в "организации конной банды" направили в колонию для малолетних преступников.
       Освободившись в 1942, Якир был вновь арестован в 1944, а 10 февраля 1945 осужден ОСО НКВД по обвинению в "контрреволюционной пропаганде" и "разглашении государственной тайны" (сотрудничества с НКВД) к 8 годам лагерей. Отбывал срок в Красноярском крае, после освобождения работал там в леспромхозе. В 1955 реабилитирован и переехал в Москву.
       После секретного доклада Хрущева на XX съезде КПСС жизнь Якира резко изменилась. В 1957 его без экзаменов зачислили в Московский историко-архивный институт, который он закончил с отличием. Став в 1962 научным сотрудником Института истории АН СССР, учился в аспирантуре института, написал диссертацию по истории Красной Армии. Участвовал в составлении сборника Командарм Якир (1963), поместил там свои воспоминания об отце. В течение двух последующих лет регулярно выступал в Москве и других городах, представляя книгу на заводах, предприятиях и в учреждениях.
       После того, как в 1965-1966 определился отказ КПСС от дальнейшей десталинизации, Якир стал одной из центральных фигур в общественном противодействии этому курсу. В феврале 1966 он выступил с антисталинской речью на обсуждении книги Александра Некрича 1941, 22 июня в Институте марксизма-ленинизма при ЦК КПСС. Осенью 1966 подписал петицию в Верховный Совет РСФСР с протестом против введения в уголовное законодательство статей, ограничиваюших свободу слова и собраний, в 1967 стал одним из инициаторов письма в ЦК КПСС с протестом против предполагаемой реабилитации Сталина и организовал сбор подписей под ним. В январе 1968 вместе со своим зятем Юлием Кимом и Ильей Габаем подписал обращение К деятелям науки, культуры, искусства, в котором политические процессы против инакомыслящих прямо связывались с "ресталинизацией". После ареста Ларисы Богораз и Павла Литвинова в августе 1968 Якир стал наиболее известной фигурой в московском правозащитном движении (в особенности в глазах диссидентов из провинции, а также зарубежных журналистов, с которыми он помногу и открыто общался). В 1969-1972 Якир и его квартира, всегда открытая для визитеров, были символами диссидентской Москвы.
       В эти годы Якир написал нескольких антисталинских памфлетов, среди которых наиболее известно Письмо в ЦК КПСС и в редакцию журнала Коммунист (февраль 1969). В Письме деятельность Сталина рассматривалась с точки зрения советского уголовного законодательства и делался вывод о ее преступном характере. 21 декабря 1969, в день 90-летия со дня рождения Сталина, Якир участвовал в антисталинской демонстрации на Красной площади в Москве.
       20 мая 1969 Якир вместе с Виктором Красиным объявил о создании Инициативной группы по защите прав человека в СССР (ИГ) - первой открыто действующей независимой гражданской ассоциации в СССР - и отправил первое обращение ИГ в Комиссию по правам человека ООН; в 1970-1972 подписал почти все выпущенные ассоциацией письма и заявления.
       Весной 1970 Андрей Амальрик, Владимир Буковский и Якир разрешили иностранному корреспонденту заснять на кинопленку их совместное интервью. В июле 1970 эта запись была показана по американскому телевидению, и люди на Западе впервые смогли увидеть воочию советских диссидентов. После ареста А.Амальрика в мае 1970 Якир стал основным "каналом связи" московских диссидентов с Западом.
       Якир был тесно связан с бюллетенем советских правозащитников "Хроника текущих событий", собирал информацию для ее выпусков, передавал экземпляры "Хроники" за границу и в провинцию. Его неоднократно вызывали в КГБ и предупреждали о недопустимости "противоправной деятельности"; за ним была установлена непрерывная, зачастую демонстративная слежка. 14 января 1972 в квартире Якира был проведен обыск, который длился 18 часов; было изъято огромное количество самиздата и правозащитных документов. Вопрос об аресте Якира неоднократно обсуждался на заседания Политбюро ЦК КПСС, 21 июня 1972 он был арестован.
       С первых месяцев заключения Якир и его одноделец Красин стали активно сотрудничать со следствием. Впоследствии и Якир, и Красин утверждали, что пошли на это под угрозой применения к ним "расстрельной" статьи 64 ("Измена Родине") УК РСФСР. Для Якира существовала и дополнительная угроза ареста дочери Ирины, тесно связанной с работой "Хроники".
       Дело Якира и Красина должно было, по замыслу властей, развалить гражданскую оппозицию в СССР. С этой целью через подследственных на волю передавались предложения (в том числе к академику Андрею Сахарову) прекратить правозащитную активность.
       Во время судебного процесса в Москве 27 августа - 1 сентября 1973 Якир признал себя виновным в "антисоветской агитации" и заявил, что раскаивается в своей "антигосударственной деятельности, направлявшейся и финансировавшейся иностранными спецслужбами". Осужден Московским городским судом к 3 годам лишения свободы и 3 годам ссылки. Приговор суда зафиксировал также "преступный" характер "Хроники" и деятельности Инициативной группы. 5 сентября 1973 Якир и Красин повторили свои "признания" на пресс-конференции в присутствии иностранных журналистов (ее фрагменты были показаны по советскому телевидению в тот же день). 28 сентября 1973 Верховный суд РСФСР смягчил приговор (срок лишения свободы снижен до фактически отбытого). Местом ссылки для Якира была определена Рязань. Дело Якира и Красина, их поведение на следствии, их публичное раскаяние нанесли удар по репутации правозащитного движения и породили устойчивый скепсис по отношению к нему у значительной части советской общественности.
       Через год Указом Президиума Верховного Совета Якир был освобожден от дальнейшего отбывания ссылки и вернулся в Москву. К общественной деятельности более не возвращался. Умер 14 ноября 1982 в Москве в результате несчастного случая. Похоронен на Немецком кладбище.
       Дмитрий Зубарев, Геннадий Кузовкин
        
      
       А теперь снова вернусь к свооему рассказу.
       После каждого посещения Якира я увозил в Ленинград наполовину заполненный портфель с "Хроникой" и всякой другой машинописной антисоветчиной. Давал читать друзьям на работе - своему начальнику Диме Вольнову, ныне покойному, у которого стрелял перед получкой пятёрку или трульник, когда в семье старшего и младшего научных сотрудников с деньгами поджимало; Диме Яшину, тоже покойному; Диме Лазуркину, Боре Киму - простите, ребята, что выдаю вашу тайну, но, надеюсь, теперь это вам уже не повредит, и многим другим, и на работе, и друзьям дома, и друзьям в Москве. Наиболее интересные вещи я перепечатывал на своей машинке. Естественно, что всё попадало к Николяю Николаевичу, а кому от него - не знаю. Когда мы с Б.В. Ткаченко, как члены комиссии Министерства геологии, проводили в Магадане инспекцию геологических и геофизических материалов Северо-Восточного геологического управления, и очень подружились, проживая в соседних номерах гостиницы, Борис Васильевич предупредил меня, что все мои рассказы в нашей 68-й комнате о том, что накануне передавали вражью голоса, становятся на следующий день известны ему и куратору от райотдела КГБ. "Так что, Вадим Арпадович, Вы не очень то". Но, естественно, передача письменных антисоветских материалов осуществлялась мной без свидетелей. К чести моих получателей надо сказать, что никто не показал, что я снабжал их запрещёнными материалами. А я полагаю, что моих сотрудников и друзей интервьюировали на этот счёт. Фактов распространения мной антисоветских материалов КГБ так и не смогло установить, и, соответственно, пришить мне 70-ю статью.
       И далее ещё приведу сведения о "Хронике текущих событий" из того же многоумного интернета, полагая, что большинство из вас не только не читали "Хронику", но и не слышали про неё:
       Первый выпуск "Хроники", датированный 30 апреля 1968 г., был приурочен к 20-й годовщине принятия ООН Всеобщей Декларации прав человека. 1968 год был объявлен Организацией Объединённых Наций Годом прав человека. На титульном листе бюллетеня, было напечатано: "Год прав человека в СССР". Чуть ниже стоял эпиграф - текст ст.19 Всеобщей Декларации о праве каждого искать, получать и распространять информацию, а ещё ниже - слова: "Хроника текущих событий". Первым составителем бюллетеня была Наталья Горбаневская. Несмотря на кажущуюся "подпольность", ХТС была легальным изданием в том смысле, что её содержание, форма и способ распространения не противоречили установленному в то время законодательству: ""Хроника" ни в какой степени не является нелегальным изданием, но условия её работы стеснены своеобразными понятиями о легальности и свободе информации, выработавшимися за долгие годы в некоторых советских органах. Поэтому "Хроника" не может, как всякий другой журнал, указать на последней странице свой почтовый адрес. Тем не менее, каждый, кто заинтересован в том, чтобы советская общественность была информирована о происходящих в стране событиях, легко может передать известную ему информацию в распоряжение "Хроники". Расскажите её тому, у кого вы её взяли "Хронику", а он расскажет тому, у кого он взял "Хронику" и т. д. Только не пытайтесь единолично пройти всю цепочку, чтобы вас не приняли за стукача" - так заявили составители ХТС в 5-ом выпуске. "Хроника" выходила регулярно, в среднем раз в два месяца, до конца 1972 г.; затем, после выхода 27-го выпуска, издание было приостановлено. Причиной тому был шантаж со стороны КГБ, который открыто угрожал, что каждый новый выпуск станет причиной арестов, причём вовсе не обязательно арестованы будут именно те, кто этот выпуск делал. Однако уже к осени следующего года началась подготовка к возобновлению "Хроники". Было решено подготовить сразу три выпуска, содержание которых относилось бы ко времени перерыва и покрывало бы лакуну, образовавшуюся за это время. К началу мая 1974 г. все три выпуска - 28-й, 29-й и 30-й - были готовы.
       Одновременно в среде людей, близких к бюллетеню, обсуждалась возможность объявить редакцию издания. Преимущества такого решения были очевидны: во-первых, резко уменьшались возможности КГБ шантажировать "Хронику" арестами непричастных или мало причастных к ней людей; во-вторых, корреспондентам (они же читатели) "Хроники" становилось проще передавать ей информацию. Очевидны были и минусы: этот шаг был бы воспринят властями как дополнительный вызов, и объявленные редакторы, скорее всего, очень быстро оказались бы за решёткой.
       Высказывались и более общие соображения против этого шага: "Хроника" является общим и, возможно, главным делом всего правозащитного движения, его стержнем; именно так её воспринимают её распространители, читатели, корреспонденты, помощники. Они ощущают себя такими же участниками этого дела, как и те, кто отбирает и редактирует тексты или составляет макет очередного выпуска. И у них есть определённые основания рассматривать себя как участников, ибо первые рискуют не меньше вторых. Иными словами, правомерно ли вообще применять слово "редакция", говоря о "Хронике текущих событий"?
       В конце концов, было принято промежуточное решение: состав редакции на титульном листе проставлять не стали, однако 7 мая 1974 г. несколько членов Инициативной группы по защите прав человека в СССР созвали пресс-конференцию. На этой пресс-конференции три подготовленных выпуска были открыто переданы журналистам, а вместе с ними - заявление для прессы, подписанное тремя членами Инициативной группы: Татьяной Великановой, Сергеем Ковалевым и Татьяной Ходорович.
       Заявление состояло всего из двух предложений: "Не считая, вопреки неоднократным утверждениям органов КГБ и судебных инстанций СССР, "Хронику текущих событий" нелегальным или клеветническим изданием, мы сочли своим долгом способствовать как можно более широкому её распространению.
       Мы убеждены в необходимости того, чтобы правдивая информация о нарушениях основных прав человека в Советском Союзе была доступна всем, кто ею интересуется"
       Авторы, таким образом, брали на себя ответственность за распространение, бюллетеня, а не за его составление. Этот нюанс, впрочем, был понятен далеко не всем, и многие восприняли заявление от 7 мая как объявление состава "редакции". Надо сказать, что, это было не так уж далеко от истины: из трёх человек, подписавших заявление, двое, - Великанова и Ковалев, - действительно, входили в число составителей "Хроники".
       Пресс-конференция 7 мая произвела сильный эффект - ведь все, в том числе и КГБ, были уверены что с "Хроникой" покончено полтора года назад. Поток информации резко увеличился; соответственно, расширились тематика и география мест, откуда поступала информация.
       В дальнейшем "Хроника" до самого конца выходила без перерыва. Издание "Хроники текущих событий" прекратилось после ареста 17 ноября 1983 г. Юрия Шихановича, в течение многих лет игравшего существенную роль, а с мая 1980 г. - одну из определяющих при подготовке выпусков бюллетеня. Готовили последние выпуски Юрий Шиханович и Борис Смушкевич.
       Наиболее полным описанием ХТС, из доступных online, является статья Леонардa Терновского Сага о "Хронике". Терновский приводит примерный список наиболее активных редакторов ХТС:
       Наталья Горбаневская. Она была не только основательницей, не только редактором первых десяти номеров, но и перепечатчиком бюллетеня, - первые его выпуски она сама "отстукала" на машинке.
       Сергей Ковалев редактировал 7 выпусков бюллетеня. Был приговорён к 7-и годам строгих лагерей и к 3-м годам ссылки.
       Анатолий Якобсон. Он выпустил с 11-го по 27-й номер "Хроники" (кроме 15-го).
       Илья Габай и Галина Габай, Ирина Якир, Юлий Ким, Надежда Емелькина, Вера Лашкова, Ирина Белогородская, Елена Сморгунова, Леонид Седов. Илья в мае 69 г был арестован и осуждён к 3 годам лагерей.
       Юрий Шиханович, математик. Был арестован в сентябре 1972 г., признан невменяемым и находился на "лечении" в ПБ (общего типа) по июль 1974 г. Вновь арестованный в 1983 г.; на этот раз был признан вменяемым и осуждён к лишению свободы. Был освобождён из лагеря в 1987
       Юрий Гастев (политзек сталинских времён), Александр Даниэль, Марк Гельштейн, Наталья Кравченко, Борис Смушкевич, Александр Грибанов, Иван Ковалев (сын Габриэль Суперфин). Был приговорён к 5 годам строгого лагеря и 2 - ссылки.
       Александр Лавут, математик. Эпизодически принимал участие в выпусках "Хроники" ещё в 72-73 г. С весны 74 г и вплоть до своего ареста делал это постоянно. По 190-1 ст. УК был осуждён к 3 годам лагеря.
       Это далеко не полный список создателей "Хроники".
       Конец цитаты из интернета.
       В январе 1970 года я встретился на квартире Якира с Владимиром Буковским, только что выпущенным из лагеря, где он провёл три года (с января 1967 г.). Когда-то это имя "гремело" на всю страну. Наверное, в кавычки надо было взять слова "на всю страну". На самом деле вся страна пила водку, дралась, блевала и била жён по-пьянке, тащила с работы, что могло пригодиться в домашнем хозяйстве от скрепок для бумаги до деталей от космических аппаратов, поднимала целину, хлеборобы Орловщины собирали богатый урожай с ярового клина и заканчивали обмолот озимых, доярки псковшину повышали удои бурёнок (или симменталок? Не помню, что там у них было). Трудовые коллективы выдавали на-гора чёрное золото, добывали руду и строили несметное количество хороших танков и атомных подлодок, страна рвалась в космос, - и так далее, то есть вела жизнь, далёкую от политики. Ну, сотни тысячь людей слушали хриплые от глушилок вражьи голоса. Ну, десятки тысячь гнилых интеллигентов читали и передавали друг другу еле читаемые "Хроники" на папиросной бумаге. Как известно от Александра Галича, "Эрика берёт четыре копии". Ну, это фигня, конечно. На папиросной бумаге, если сильно стучать, получалось и 10 экземпляров - это мой личный рекорд. Но если честно - последние три-четыре копии - совсем плоховатые. Ну, пусть 150 тысяч советских людей, слышали в те годы о Буковском. Старпёры в эмиграции, вроде меня, даже если и слышали раньше его имя, сейчас уже, по склерозности, наполовину забыли, о чём я толкую. Часть наиболее продвинутого народа в современной России, разумеется, знает его имя, так как он выдвигался в какндидаты в президенты РФ на выборах 2008 года. А большинству современной молодёжи на Родине и в эмиграции и вообще по барабану и до лампочки эти древние заморочки. Поэтому для тех, кто осилит мою байку до этого места, я привожу из интернета:
       Буковский, Владимир Константинович
       Материал из Википедии - свободной энциклопедии

    Текущая версия (не проверялась)

       Владимир Константинович Буковский (30 декабря 1942) - писатель, политический и общественный деятель, учёный-нейрофизиолог. Один из основателей диссидентского движения в СССР.
       В общей сложности в тюрьмах и на принудительном "лечении от инакомыслия" провел 12 лет.
       В 1976 году советские власти обменяли "антисоветского хулигана" Владимира Буковского на лидера чилийских коммунистов Луиса Корвалана.
       Сейчас живет в Великобритании.
       В 2007 году выдвигался кандидатом в президенты России на выборах 2008 года, но его кандидатура не была зарегистрирована ЦИК.
       Детство
       Родился 30 декабря 1942 года в городе Белебей (Башкирская АССР). Сын известного советского писателя и журналиста Константина Буковского; воспитывался матерью. Учился в Москве, куда семья вернулась из эвакуации. Услышав доклад Никиты Хрущёва о сталинских преступлениях, четырнадцатилетний Буковский стал убеждённым противником коммунистической идеологии. Первый его конфликт с властью произошёл в 1959 году - за участие в издании рукописного журнала был исключён из школы. Образование он продолжил в вечерней школе.
       "Маяковка"
       В 1960 году он вместе с Юрием Галансковым, Эдуардом Кузнецовым и др., становится одним из организаторов регулярных собраний молодёжи у памятника поэту Маяковскому в центре Москвы (т. н. "Маяковка"). Он был самым молодым из активистов "Маяковки". После арестов нескольких активистов "Маяковки" у Буковского был проведён обыск и изъято его сочинение о необходимости демократизации ВЛКСМ (впоследствии этот документ был квалифицирован следователем как "тезисы о развале комсомола").
       Буковского, который к тому времени поступил на биолого-почвенный факультет Московского университета, не допустили к сессии, и в конце 1961 года отчислили из университета.
       В 1962 году в ходе суда над активистами "Маяковки" возникла угроза возбуждения уголовного дела против него, и он уехал в геологическую экспедицию в Сибирь, где провёл полгода.
       В отличие от многих своих друзей Буковский рано пришёл к ключевой для диссиденства идее открытого противостояния коммунистическому тоталитаризму, хотя рассматривал возможности различных методов борьбы, в том числе и конспиративных (впоследствии в советской печати его обвиняли даже в организации подпольных групп.
       Аресты 1963 и 1965 годов
       В мае 1963 года он был впервые арестован за попытку размножить фотоспособом несколько экземпляров книги югославского инакомыслящего Милована Джиласа "Новый класс", запрещённой в СССР. Его признали невменяемым и отправили на принудительное лечение в Ленинградскую спецпсихбольницу (СПБ), там он познакомился с опальным генералом Петром Григоренко, а вспоследствии ввёл его в диссидентский круг. На свободу Буковский вышел в феврале 1965 года.
       В начале декабря 1965 года он принял активное участие в подготовке "митинга гласности" в защиту Андрея Синявского и Юлия Даниэля, за это снова был задержан и насильственно госпитализирован, на этот раз его освободили через полгода - в июле 1966 года.
       Арест 1967 года
       В третий раз был арестован за организацию демонстрации протеста против ареста Александра Гинзбурга, Юрия Галанскова и их друзей, состоявшейся 22 января 1967 года на Пушкинской площади в Москве. На этот раз власти предпочли осудить его как вменяемого (психически здорового). На процессе в Московском городском суде (состоялся 30 августа - 1 сентября 1967 года, вместе с Буковским судили других участников демонстрации Вадима Делоне и Евгения Кушева). Буковский не только отказался признать себя виновным, но произнёс резкую обличительную речь - его последнее слово широко распространялось в Самиздате. Суд приговорил его к трём годам лагерей по статье 190.3 УК РСФСР (активное участие в групповых действиях, нарушающих общественный порядок).
       Отбыв срок в уголовном лагере, Буковский в январе 1970 года вернулся в Москву, и сразу же стал одним из лидеров сформировавшегося за годы его отсутствия диссидентского круга. Недолгое время своего пребывания на свободе (чуть больше года) он работал литературным секретарём, среди его работодателей был писатель Владимир Максимов.
       Буковский дал несколько интервью западным корреспондентам, в которых рассказал о политических заключённых, подвергающихся психиатрическим репрессиям, сделав проблему карательной медицины достоянием гласности. Ему было сделано официальное предостережение с угрозой, что если он не прекратит передавать на Запад информацию о нарушениях прав человека в СССР, то будет привлечён к уголовной ответственности. За ним велась демонстративная наружная слежка. Несмотря на это он в начале 1971 года обратился с открытым письмом к зарубежным врачам-психиатрам и приложил к нему копии заключений судебно-психиатрических экспертиз известных инакомыслящих, признанных в СССР невменяемыми: Петра Григоренко, Натальи Горбаневской, Валерии Новодворской и др.
       Арест 1971 года
       В марте 1971 года Буковского в четвёртый и последний раз арестовали. Аресту предшествовала статья в газете "Правда", в которой он был назван злостным хулиганом, занимающимся антисоветской деятельностью. Статья принесла Буковскому всесоюзную известность.
       Процесс над Буковским состоялся 5 января 1972 года в Московском городском суде. За "антисоветскую агитацию и пропаганду" его приговорили к 7 годам заключения (с отбыванием первых двух лет в тюрьме) и 5 годам ссылки - максимальный срок наказания по статье 70.1 УК РСФСР.
       Срок отбывал во Владимирской тюрьме, затем в пермских политических лагерях, возглавлял акции протеста заключённых против произвола администрации. Находясь в заключении, в соавторстве со своим солагерником, психиатром Семёном Глузманом, написал Пособие по психиатрии для инакомыслящих - руководство, призванное помочь тем, кого власти пытаются объявить невменяемыми. В 1974 году Буковского возвратили во Владимирскую тюрьму как "злостного нарушителя режима".
       В этот период С. В. Каллистратова пишет открытое письмо в поддержку В. Буковского, характеризуя его "как человека абсолютно бескорыстного, преданного Родине, человека души и обостренной совести". Группа правозащитников распространяет открытое письмо в защиту Буковского от клеветы на страницах Литературной Газеты.
       Обмен политзаключённых и жизнь в высылке
       В декабре 1976 года Владимира Буковского обменяли на самого известного политзаключённого Запада - лидера коммунистической партии Чили Луиса Корвалана. Обмен произошёл в Швейцарии, куда Буковский был привезён под конвоем и в наручниках.
       Корвалан получил в СССР политическое убежище. Нелегально вернулся в Чили в августе 1983 года, слегка изменив внешность. После окончания периода диктатуры, 10 октября 1989 года, "вернулся" в страну официально.
       Вскоре после высылки из СССР, Буковский был принят в Белом доме президентом США Картером. Он поселился в Великобритании, закончил Кембриджский университет по специальности "нейрофизиология". Написал книгу воспоминаний "И возвращается ветер" (1978), изданную на многих языках, и книгу "Письма русского путешественника" (1980), посвящённую впечатлениям от жизни на Западе и сравнению её с советским режимом.
       Буковский продолжал активно заниматься политической деятельностью: он стал одним из организаторов кампании по бойкоту московской Олимпиады-80. В 1983 вместе с В.Максимовым и бывшим политзаключённым Э.Кузнецовым участвовал в создании международной антикоммунистической организации "Интернационал сопротивления", был избран её президентом. Участвовал в организации пропаганды на "ограниченный контингент" советских войск, введённых в Афганистан.
       После распада СССР

      
       2007 год
       В апреле 1991 года Владимир Буковский впервые после высылки посетил Москву. В ходе подготовки к выборам Президента РСФСР в 1991 году штаб Бориса Ельцина рассматривал Буковского в качестве возможного кандидата в вице- президенты (среди других претендентов были Галина Старовойтова и Геннадий Бурбулис). В итоге выбор был сделан в пользу Александра Руцкого.
       В 1992 году Владимир Константинович был так огорчен новой редакцией конституции (он считал ее неудачной), что даже отказался от российского гражданства. Его отказ принят не был; Буковский не стал настаивать и остался гражданином России (в частности, в 2007 году он без проблем обновил свой паспорт). Сохранение гражданства Буковскому имело глубокий смысл, Буковский остался доступным для работы на нужды родины. В частости, в том же году, по приглашению новых российских властей Владимир Буковский принял участие в процессе по "делу КПСС" в Конституционном суде РФ (июль-октябрь 1992) в качестве официального эксперта Конституционного суда РФ. В ходе подготовки к судебным слушаниям Буковский получил доступ к секретным документам ЦК КПСС, КГБ и др. из Архива Президента РФ (особая папка), на основе которых он составил Архив документов; в настоящее время известен только один аналог архива, собранного Буковским. Собранные архивные материалы вошли в книгу Буковского "Московский процесс" (1996).
       В 1992 году Буковский был выдвинут группой депутатов Моссовета кандидатом на пост мэра Москвы (взял самоотвод). В 1993 году участвовал в кампании референдума в поддержку Президента РФ Бориса Ельцина ("Да-да-нет-да"). В 1996 году в Москве была предпринята попытка создания инициативной группы по выдвижению Владимира Буковского кандидатом в Президенты РФ.
       Новый век
       В 2002 году в Кембридж для встречи с Буковским и обсуждения дальнейших действий российской оппозиции приезжал лидер фракции СПС в Государственной Думе РФ Борис Немцов. Согласно сообщениям прессы, Буковский призвал Немцова к переходу в радикальную оппозицию Владимиру Путину.
       В 2004 году Владимир Буковский стал соучредителем общественно-политического Комитета "2008: Свободный Выбор", в состав которого также вошли Гарри Каспаров, Борис Немцов, Владимир Кара-Мурза (мл.), Евгений Киселёв и другие оппозиционные политические деятели России.
       Владимир Буковский - один из героев документального фильма "Они выбирали свободу" (телекомпания RTVi, 2005).
       Кандидат в президенты РФ
       28 мая 2007 года Владимир Буковский был выдвинут кандидатом в президенты РФ от демократической оппозиции на выборах 2008 года и в тот же день заявил о своем согласии баллотироваться.
       В состав Инициативной группы по выдвижению Буковского кандидатом в президенты входят известные российские политики и общественные деятели, в том числе академик Юрий Рыжов, журналист Владимир Кара-Мурза (мл.), политологи Андрей Пионтковский и Владимир Прибыловский, правозащитник Александр Подрабинек, писатель Виктор Шендерович и другие.
       16 декабря 2007 года состоялось собрание инициативной группы в поддержку выдвижения Буковского, на котором было собрано 823 подписи, при необходимых 500, для регистрации кандидата в ЦИК РФ. 18 декабря Буковский подал документы в ЦИК.
       Различные (в том числе и правовые) аспекты выдвижения Буковского обсуждались в его интервью на сайте Эхо Москвы.
       Центризбирком отклонил заявку Буковского на тех основаниях, что Буковский не проживал на территории РФ последние 10 лет, и что он не предоставил документов, подтверждающих его писательскую деятельность. Сторона Буковского обжаловала это решение в Верховном суде.
       [Ну, не созрел русский народ ещё до таких людей, как Буковский. - В.Л.]
       Произведения
       На русском
      -- Буковский В., Геращенко И, Ледин М., Ратушинская И. Золотой эшелон. - М.: Гудьял-Пресс, 2001. - 256 с. - (Собрание). - 4000 экз. - ISBN 5-8026-0082-9
      -- Буковский В. К. И возвращается ветер. - М.: Новое изд-во, 2007. - 348 с. - (Свободный человек). - 1000 экз. - ISBN 978-5-98379-090-2
      -- Буковский В. К. Московский процесс. - М. ; Париж: МИК : Рус. мысль, 1996. - 525 с. - ISBN 5-87902-071-1
      -- Буковский В. К. Письма русского путешественника / Вступ. ст. В. Штепы. - СПб.: Нестор-История, 2008. - 232 с. - 1000 экз. - ISBN 978-5-98187-242.
       Конец цитаты из "Википедии".
       Пришёл Буковский к Якиру, если я правильно помню, совершенно неожиданно, вероятно, без предварительного звонка, так как Пётр, открыв дверь новому гостю, закричал на всю квартиру: "Ребята! Кто пришёл! Володя Буковский!" У меня аж сердце заколотилось! Вот пруха то! С живым героем демократической революции повезло познакомиться! Из самиздата и вражьих голосов я столько знал о его борьбе и героическом поведении на судах! И мои представления нисколько не обманулись: в комнату вошёл, пожимая всем руки, высокий, крепкий парень, с волевым красивым лицом! У меня, вероятно, от волнения, совершенно не сохранилось в памяти, что он рассказывал о лагере, о чём вообще в тот день говорил. Осталось только впечатление о волевом, мужественном, красивом человеке. Так что мне совершенно случайно "свезло" познакомиться с этой выдающейся личностью.

    * * *

       27 февраля 1971 г. от острого сердечного приступа скончался Н.Н. Самсонов. На его похоронах в Зеленогорске я сказал, что он мог бы прожить много дольше 65 лет и толкнуть вперёд гравиметрическую науку, философию и поэзию, если бы ему не подорвали здоровье в психушке наши родные органы. На следующий день после похорон я поехал в Москву (на этот раз не в служебную командировку, а специально, за свой счёт) и на квартире Якира передал по его указанию какому-то чернявому молодому человеку, имени которого Якир мне не назвал, написанный мной некролог, помещённый в 18-м выпуске "Хроники", приведённый выше.

    []

    Н.Н. Самсонов в гробу. 1 марта 1971 г.

       Прошёл год. Из хриплых злобных вражьих голосов я узнал, что 14 января 1972 года в Москве был проведен ряд обысков. Вот как об этом было потом сказано в "Хронике" от 5 марта, выпуск 24:
      
       "Постановления об обыске были подписаны ст. следователем КГБ
       при СМ СССР по особо важным делам майором ФОЧЕНКОВЫМ. Санкция
       на обыск была дана заместителем Генерального прокурора СССР
       МАЛЯРОВЫМ. Обыски были проведены: у П.ЯКИРА (по ленинградскому
       делу N 38), у А.И.ГИНЗБУРГА, А.И.ОСИПОВОЙ (НАЙДЕНОВИЧ),
       Ю.ШИХАНОВИЧА, С.ГЕНКИНА, Ю.КИМА, Р.МУХАМЕДЬЯРОВА (по
       московскому делу N 24). Кроме того, по ПОСТАНОВЛЕНИЮ
       Прокуратуры РСФСР, был произведен обыск у Э.РУДЕНКО по "делу
       С.МЮГЕ", как было написано в ордере.
       В постановлении на обыск по делу N 24 было сказано, что
       дело возбуждено в связи с преступлением, предусмотренным ч. 1
       ст. 70 УК РСФСР. На обысках изымалась самиздатовская
       литература, пишущие машинки, фотопленки и личная переписка.
       15 января был произведен обыск по тому же делу N 24 в
       поселке Черноголовка Московской области у астронома
       К.ЛЮБАРСКОГО. 17 января К.ЛЮБАРСКИЙ был вызван на допрос в КГБ
       и в тот же день арестован. По-видимому, ему предъявлено
       обвинение по ст. 70 УК РСФСР. Следствие ведет следователь КГБ
       при СМ СССР майор КИСЛЫХ."
      
       Когда я услышал по вражьим голосам, что у Якира обыск продолжался 18 часов, я на секундочку присел на копытах, и сообразил, что надо на всякий случай спрятать всю свою антисоветнину.
      
       23 февраля вечером я получил с нарочным бумажку, которая хранится у меня как сувенир:

    []

       ПОВЕСТКА: Управление КГБ при СМ СССР по Ленинградской области предлагает гр. Литинскому Вадиму Арпадовичу явиться для допроса в качестве свидетеля в " 10 " часов " 24 " февраля с. г. к струднику Кислых по адресу: Ленинград, Литейный пр., д.  6 (Бюро пропусков, окно  2).
       В соответствии со ст. 73 УПК РСФСР явка строго обязательна.
      
       П р и м е ч а н и е. При себе необходимо иметь паспорт.
      
       /Начальник отдела УКГБ при СМ СССР
       По Ленинградской области
       Г Кислых
      
       Эту подпись и почерк, которым были вписаны в повестку моё имя и дата, я потом видел многократно.
       На следующий день я явился к указанному окну и был препровождён в соседнее здание на Литейном, 4, известное в Ленинграде как Большой дом. Меня ввели в кабинет, где я впервые встретился с майором КГБ Геннадием Васильевичем Кислых, старшим следователем по ОВД - особо важным делам - по делу Якира и Красина. Геннадий Васильевич оказался невысоким человеком с рабоче-крестьянским лицом, в тёмно-сером костюме с галстуком. Говорил он с лёгким сибирским акцентом (он был, если я правильно запомнил, из Томска. А может из Тюмени). Геннадий Васильевич рассказал, что мой вызов в качестве свидетеля связан с тем, что у Якира при обыске было изъято рекомендательное письмо ему от Н.Н. Самсонова, описывающее меня с лучшей стороны, с просьбой Якиру передавать мне любые самиздатовские материалы и "Хронику текущих событий". Так значит, Якир тогда в первый день нашей встречи не сжёг это письмо, как он делал со всеми подобными записками, вручаемыми ему при мне другими людьми, а сохранил для истории, как реликвию!
       Геннадий Васильевич объяснил мне, что лгать и запираться на следствии, утверждая, что "я не я, и лошадь не моя" бессмысленно при наличии такого документа. Я, зная, что чтение антисоветчины, вроде бы, стого не наказуемо, в отличие от распространения таковой, честно признал, что, да, получал от Якира самиздат и передавал Самсонову, а более ни-ни. "Ну, не говорите мне, что уж более никому ни-ни! Жене-то своей, конечно, прочесть давали?" - Ну, жене давал, а более ни-ни, - сказал я, помятуя, что глухая несознанка в очевидных случаях процесс не улучшает.
       Когда я рассказал Мине, что выдал её, гнев её не знал границ.
       На следующий день допрос продолжался, но я держался, как Зоя Космодемьянская, и не признавался, что я поджёг сарай с сеном. Геннадий Васильевич вручил мне повестку для допроса Мины.
       25 февраля Мина познакоимилась с Геннадием Васильевичем. "Мне? Вадим? Самиздат? Понятия не имею. Да, он как-то предлагал мне посмотреть какие-то машинописные странички, говорил, что интересно, про правозащитников. Или про татар. Но меня эти татары-правозащитники совершенно не интересуют. Я и смотреть-то отказалась. У меня и на поэзию-то времени не хватает, а не то, чтобы читать всякие глупости. Геннадий Васильевич, давайте лучше о поэзии Серебрянного века поговорим, я Вам такие интересные вещи о связи Ахматовой с Модильяни расскажу, Вы нигде это не прочтёте!" - самозабвенно врала Минка.
       - Димуля, хочешь верь, хочешь - нет, но Геннадий Васильевич на меня глаз положил, - рассказывала мне любимая жена после первого свидания со следователем по особо важным делам. - Ого-го, ещё как! Мы, же, бабы, это сразу чувствуем! Ты же знаешь, когда надо - я могу такой блеск в глаз пустить! Ты не ревнивый, с тобой можно об этом откровенно говорить. Вспомни, как когда ты ещё женихался со мной, твой Саша Городницкий тогда на вечере поэтов в Горном вокруг меня козликом скакал, помнишь? А ведь уже тогда вокруг Сашки столько баб крутилось, выбирай любую! Вот и тут! Когда я ему сказала, что больше на допросы к нему ходить не буду, знаешь, как он огорчился?!
       На следующем допросе Геннадий Васильевич сказал мне:
       - Какая умная женщина Мина Евсеевна! - И я с ним полностью согласился.
      
       8 марта нарочный вручил мне повестку о вызове на допрос теперь уже в Москву:
      

    П О В Е С Т К А

       Управление КГБ при СМ СССР по Ленинградской области
       предлагает гражданину ЛИТИНСКОМУ Вадиму Арпадовичу явиться для допроса в качестве свидетеля в 10 часов " 9 " марта 1972 г.
       в Следственный отдел КГБ при СМ СССР по адресу: гор. Москва, ул. Энергетическая, дом 3-а.
      
       В соответствии со ст. 73 УК РСФСР явка обязательна.
       При себе необходимо иметь паспорт.
      
       НАЧАЛЬНИК ОТДЕЛА УКГБ ПРИ СМ СССР
       ПО ЛЕНИНГРАДСКОЙ ОБЛАСТИ
       А Барс... [далее неразборчиво]
       " 7 " марта 1972 г.
      
      

    Аналогичная повестка была и на Мину:

    []

      

       - Ха! Да никуда я не поеду! Я же ему сказала, что больше с ним встречаться не хочу!
       - Минка, ты что, сдичала, что ли?! Это же не хаханьки, ты что, не знаешь, что 73 статья Уголовного Кодекса - это не шутки? Срок же припаяют! Не явишься - под конвоем приведут!
       - Меня Геннадий Васильевич под конвоем никуда не поведёт. Вот посмотришь.
       - Ну, мать, тебе жить . Я бы с нашим родным государством в кошки-мышки не играл.
       Но умная и хитрая еврейка Мина, как всегда, оказалась права.
      
       Я в тот же вечер поехал на Московский вокзал. Билеты были на все поезда. А вот хренушки вам! Никогда я не ездил на "Красной Стреле"! И возьму билет в вагон СВ! Вот хрен вам! Может в жизни больше не доведётся проехать в роскошном спальном вагоне, как какому-нибудь министру, "цеховику" или вору в законе! А тут и вообще могут в Москве в тюрьму сразу посадить! Тогда только в "столыпинском" вагоне и прокатишься!
       На Ленинградском вокзале я стал спрашивать, как проехать на Энергетическую, 3. "Так ведь это же Лефортовская тюрьма!" - пояснил мне осведомлённый москвич. Только мне этого и не хватало! Как в воду глядел! Хорошо хоть напоследок на "Красной стреле" в СВ прокатился!
       В Лефортовском следственном изоляторе в бюро пропусков ко мне спустился сам Геннадий Васильевич и проводил в свой кабинет. По дороге меня поразили широкие лестничные пролёты, закрытые доверху решёткой. А, чтобы никто вниз не прыгнул, как Савинков из окна на Лубянке, подумал я.
       - А где же Мина Евсеевна?
       - Она отказалась приехать.
       - Какая у вас замечательная жена! И какая умница!
       Я, зардевшись, скромно потупился.
       Геннадий Васильевич попросил у меня билеты для авансового отчёта. Увидев билет на "Стрелу", да ещё в спальном вагоне, майор Кислых крайне рассердился, так как мне, как оказалось, такие расходы совершенно не положены.
       - Геннадий Васильевич, а когда мне повестку-то вручили, Вы знаете?! Вчера вечером! Вы хотели, чтобы я, кровь с носу, был утром пред Ваши светлые очи? Билетов-то, окромя как на "Стрелу" вовсе около полуночи не было! Так что пусть ваше Управление раскошеливается за срочную доставку!
       Геннадий Васильевич, недовольно ворча, ушёл по начальству с моим билетом. Долго отсутствовал. Когда вернулся, хмуро сказал, что мне повезло, и билет, в порядке исключения мне оплатят. Но чтобы я никогда в будущем таких номеров не выкидывал. - Больше не буду, пообещал я.
       Геннадия Васильевича интересовали количество и номера выпусков "Хроники", которые я получал от Якира и передовал Самсонову. Ну, естественно, я не мог этого запомнить. Тогда Геннадий Васильевич принёс мне толстую папку-скоросшиватель "Дело  (какой - не помню) Кронид Любарский". Это имя было мне знакомо по ранним выпускам "Хроник" и по вражьим голосам. Кислых попросил меня быстро пролистать папку и записать, какие выпуски я читал. Я начал внимательно читать все выпуски. Некоторые были знакомые, некоторые я читал впервые. Знакомые я пробегал бегло, чтобы только восстановить в памяти наиболее интересные события, новые выпуски я прочитывал внимательно от корки до корки. Геннадий Васильевич неоднократно выходил из кабинета, возвращаясь, спрашивал, в каком месте я в данный момент просматриваю и скоро ли закончу. Наконец, через полтора часа Геннадий Васильевич взорвался:
       - Вадим Арпадович, здесь Вам не изба-читальня, а следственный изолятор! Быстро просматривайте и отмечайте знакомое, а незнакомое не читайте!
       - Геннадий Васильевич, шутить изволите! - окрысился я. - Да Вы же знаете, что все хроники на одно лицо - во всех генерал Грогоренко, крымские татары, психушки и преследование верующих! Если внимательно не прочесть - как узнаешь, какую уже читал, а какую вроде бы нет? Хотите, чтобы я Вам точное число назвал - так дайте поработать! Иначе решайте за меня сами, что, по Вашему мнению, я читал, а что нет. А я умываю руки! Хотя в роли Понтия не я, а Вы!
       Геннадий Васильевич вынужден был согласиться с моей логикой, и я продолжал прорабатывать пропущенные выпуски. Жалко, что природная скромность не позволила мне потребовать разрешение законспектировать материал.
       Геннадий Васильевич опять ушел, на этот раз довольно надолго. А, в столовку, наверное, пошёл, догадался я. Меня предупреждал старый сиделец Юра Меклер из лаборатории Марморштейна, что подследственному положен обед, но следователи обычно справедливо полагают, что испуганные подследственные не будут проситься покушать, и сами эту услугу не предлагают. Поэтому, когда Геннадий Васильевич вернулся, подсасывая остатки пищи между зубов, я демонстративно завернул рукав и посмотрел на часы:
       - Геннадий Васильевич, когда у нас обеденный перерыв?
       Кислых покачал головой, но проводил меня в Лефортовскую столовку. Она оказалась не ахти что, далеко не роскошный ресторан, хотя и с вполне приличным выбором блюд. Я осведомился, не положена ли мне бесплатная кормёжка, и получив отрицательный ответ, выбрал себе обильный и вкусный обед - когда ещё придётся поужинать? Если ночевать поместят в камеру, то, может, сегодня кормить и не будут. Цены оказались на удивление умеренные. Я сел за свободный столик, Кислых подсел к соседнему столу и присоединился к другим сотрудникам поболтать, но сам ничего не заказал.
       До конца дня я читал "Хроники" Любарского. Геннадий Васильевич не захотел оставаться после рабочего времени, отобрал у меня интересное чтиво, забрал листок с моими пометками, и, несмотря на то, что я заявил, что список далеко не полный, и я должен продолжить свою работу завтра, Геннадий Васильевич сказал, что того, что я отметил, вполне достаточно.
       На обратную дорогу мне выдали аванс только на плацкартный вагон. Я уезжал огорчённый, что мне не удалось дочитать все "Хроники".
      

    * * *

      
       6 мая 1972 года был проведен ряд обысков: по делу N24 у
       П.ЯКИРА, А.ЯКОБСОНА, Г.ПОДЪЯПОЛЬСКОГО (все трое - члены
       Инициативной группы по защите прав человека в СССР), у
       И.КАПЛУН и О.ИОФЕ (см. "Хронику" N 16), И.КРИСТИ, В.ГЕРШОВИЧА,
       В.ГУСАРОВА, Е.АРМАНД (внучатой племянницы И.АРМАНД),
       А.ДУБРОВА, В.БАТШЕВА, В.АЛЬБРЕХТА, Н.П.ЛИСОВСКОЙ,
       В.Е.МАКОТИНСКОЙ и Л.Е.ПИНСКОГО (литературовед, член ССП). По
       делу N 370 (предположительно - дело К.ЛЮБАРСКОГО: см.
       "Хронику" N24) - у Ю.ШИХАНОВИЧА; по делу N 374
       (предположительно - дело П.СТАРЧИКА: см. выше) - у
       К.К.ДРАФФЕНА и у ЛАХОВА.
       Есть сведения, что по делу N 374 был произведен еще ряд
       обысков. Изымались, в первую очередь, самиздатская литература,
       пишущие машинки и записные книжки. Однако, среди изъятого,
       любопытно отметить также доклад Н.С.ХРУЩЕВА на закрытом
       заседании XX Съезда КПСС (Госполитиздат, 1959 г. брошюра - без
       всякого грифа), газету "Правда" от 7 ноября 1952 года (с
       докладом БЕРИИ), сборник стихов А.АХМАТОВОЙ (издан на русском
       языке в Мюнхене нейтральным издательством), обложку от книги
       БЕРДЯЕВА "Истоки и смысл русского коммунизма", пенсионную
       книжку, по которой П.ЯКИР получал в студенческие годы
       персональную пенсию за своего расстрелянного отца, командарма
       И.Э.ЯКИРА. На обыске у ИОФЕ были отобраны только тетради со
       стихами ее отца Ю.М.ИОФЕ, уже имевшего визу на выезд в
       Израиль. ["Хроника текущих событий", вып.25].
      
       ... А в тот же день, 6 мая, и я был удостоен обыска, с чего и начался мой рассказ. Узнав позже из вражьих голосов в какую компанию я попал, я несколько дней ходил, задрав нос от гордости и на жену смотрел свысока и снисходительно.
      
       ... Обыск продолжался уже часа два с половиной. Когда мне надоедало шагать по своему кабинету - он же наша спальня, я подсаживался на синюю оттоманку к пацанам, которые сначала смотрели на всё настороженно, а потом потеряли бдительность и слегка перебрасывались шопотом короткими фразами, не глядя на работающих офицеров. Мне тоже было скучно. Я слегка оживился, когда Астахов нашёл в ящике моего стола пистолетные патроны. Лейтенант тоже был очень оживлён, но майор Рябчук как-то не выразил большой радости, и я понял, что шить мне дело по подготовке террористического акта против членов родного правительства не входит в его обязанности. Явно они искали чего-нибудь более существенного. Чего-то мне уже и скучно стало, господа...И вдруг наш капитан Дувакин быстро отошёл от книжного шкафа, держа в руках большой чёрный конверт от фотобумаги:
       - Виталий Николаевич, то, что надо! - передал он конверт Рябчуку.
       - Вадим Арпадович, понятые, подойдите сюда! - сказал, оживившись, майор, отрываясь от занесения в протокол предыдущих находок.
       - Вадим Арпадович, Вы узнаёте эти листы фотобумаги? Понятые, смотрите сюда. Вот раз, два, три... Пять, восемь, десять, всего тринадцать листов...
       Я сразу же узнал. И матка у меня опустилась... Мать твою за ногу! Ну, идиот! Это же Авторханов! Это я переснял "Зорким", а потом печатал для Самсонова всю книгу "Технология власти"! Отпечатанное передал ему, а с десяток отпечатков плохого качества сложил в этот сраный конверт в расчёте выбросить на помойку и забыл про него! Ну, идиот, етитская сила! Блядь, стрелять таких хреновых конспираторов надо! Засранец!
       - Вадим Арпадович, это же Авторханов! Вы наши расценки на эту книжку знаете - семь лет и, как вы, правозащитники и уголовники, выражаетесь - пять лет "по рогам" - сылка и поражение в правах, так ведь? Ну, всё, ребята, заканчиваем. Пока я дописываю, лейтенант, быстренько осмотрите детскую комнату. И по коням! - Майор Рябчук сладко, с хрустом, развёл руки в стороны и снова склонился над протоколом, записывая начало и конец фотостраничек.
       Ну, едрёна вошь! Слава Богу, эти лентяи, вроде бы, не собираются допрашивать меня на месте. Чёрт, ничего в голову от волнения не приходит, что им соврать, откуда у меня этот сраный Авторханов. Если заберут в камеру, потом приду в себя и придумаю чего-нибудь удобоваримое - ну, хоть на помойке нашёл, докажите, что не так... Да нет, конечно, помойка - бред, надо чего-то получше...
       Астахов вернулся из Жениной комнаты, сказал, что ничего нет.
       Рябчук начал зачитывать мне протокол, но Астахов его перебил:
       - Да ладно, чего там читать, подписывайте, да и всё. Виталий Николаич, мне Кольку из дет-сада забирать надо.
       - Подождёт твой Колька, лейтенант. Вадим Арпадыч человек грамотный, порядки знает, без ознакомления протокол не подпишет.
       Вручив мне второй экземпляр-копию протокола, офицеры и понятые удалились, вежливо попрощавшись со мной с чувством отлично выполненного долга. Рябчук на прощание выписал мне повестку на завтра в Большой дом к 10 часам: "Я сейчас позвоню в Москву майору Кислых, он примчится, как на крыльях!"
      
       А я уселся прочитать протокол уже с чувством, с толком, с расстановкой, а не так, как пономарь читал мне уставший Рябчук. Вот этот документ:

    []

      

    ПРОТОКОЛ ОБЫСКА

       " 6 " мая 1972 г. Гор. Ленинград
       Ст. Следователь по особо важным делам Следственного отдела Управления КГБ при Совете Министров СССР по Ленинградской области майор Рябчук
       с участием следователя того же отдела лейтенанта Аксакова и сотрудника УКГБ ЛО капитана Дувакина
      
       в присутствии понятых Галкина Александра Сергеевича, проживающего в гор. Ленинграде, проспект Стачек, 88, корпус 2, комн. 163, и Максимова Василия Александровича, проживающего по тому же адресу, комн. 257,
      

    Макси... [вторая подпись неразборчива]

       которым их права и обязанности, предусмотренные ст. 135 УПК РСФСР разъяснены
      
       на основании постановления от " 16 " марта 19 72 г., и руководствуясь ст. ст. 141 и 142 УПК РСФСР произвёл обыск у Литинского Вадима Арпадовича,
      
       проживающего по адресу: город Ленинград, Институтский проспект, дом 2, квартира 80,
      
       о чем с соблюдением требований ст. ст. 141 и 142 УПК РСФСР составлен настоящий протокол.
       Присутствующим при обыске лицам ст. 169 УПК РСФСР разъяснена.
      

    [Следуют подписи понятых и обыскиваемого]

       При обыске изъято следующее: После предъявления постановления о производстве обыска обыскиваемому Литинскому В.А. было предложено добровольно выдать имеющуюся у него антисоветскую и так называемую "самиздатовскую" литературу, документы и предметы, имеющие зна-

    [конец первой страницы, подписи обыскиваемого и понятых]

      
       чение для дела, на что он заявил, что антисоветской литературу у него нет, а "самиздатовская" литература имеется, и достал из книжного шкафа, находящегося в большой комнате, переплетённый в зеленоватый картон машинописный документ, который передал следователю, пояснив, что больше документов и предметов, имеющих значения для дела, у него нет.--------------------------------------------------------------------------
       После этого в квартире Литинского В.А. был произведён обыск, в процессе которого обнаружено и изъято следующее:
        -- Переплетённый в зеленоватый картон машинописный документ на 58 листах (два листа пронумерованы одним и тем же номером - 57), начинающийся словами: "Теуш Вениамин Львовоч. Некоторые черты ритмики и композиции поэмы об Иване Денисовиче. Литературный этюд. Светлой памяти мудрого тайноведа русской литературы Андрея Белого. 1964 г. 1. Вступление. Звуковой сигнал. Повесть-былина "Один день..." и заканчивающаяся: "... так кажется некоторым читателям". Фамилия, имя и отчество автора написаны от руки синим карандашом. - Машинописный документ передан следователю добровольно обыскиваемым Литинским В.А. ----------------------------
        -- Четыре патрона калибра 7.62 мм от пистолета "ТТ" - обнаружены в среднем ящике письменного стола в большой комнате. -----------------------------------
        -- Девять патронов калибра 7.62 мм от пистолета "ТТ" - обнаружены в правом ящике
      

    [Конец второй страницы, подписи]

       письменного стола.-------------------------------------------
       4. Четыре кассеты с фотоплёнкой, концы которой высовываются из кассет. Фотоплёнка жёлтого цвета. На свободных концх фотоплёнки во всех четырёх кассетах карандашом написано:"Снято". По заявлениь обыскиваемого Литинского В.А. на фотоплёнке засняты технические тексты. Все четыре кассеты обнаружены в в правом ящике письменного стола.---------------------------------------------
       5. Картонная коробка из-под 35-миллимертовой чёрно-белой киноплёнки, с надписями, исполненными красным карандашом "Снято" и "Венгрия". В коробке находится круглая металлическая коробочка с коноплёнкой, обернутой в чёрную бмагу. - Коробка обнаружена в правом ящике письменного стола.
       6. Избирательный бюллетень по выборам в Верховный Совет СССР 14 июня 1970 года Ленинградского Городского избирательного округа  19 по выборам в Совет национальностей от РСФСР. Фамилия, имя и отчество кндидата - Шелепин Александр Николаевич. - Обнаружен в томе 7-м собрания сочинений В.В. Маяковского на книжной полке письменного стола. ---------------------------------------
       7. Фотокопии типографского текста - 13 листов, причём на каждом листе сняты две страницы типографского текста. На первом листе имеется изображение обратной стороны титульного листа книги с надписью "Copiright"
      

    [Конец третьей страницы, подписи]

       by author", и страницы с типографским текстом, начинающимся словами:"Вместо предисловия. В предисловии к своей книге..." и заканчивающимся: "... но быть безучастным - не могу." А. Авторханов". ------------------------
       На остальных листах изобраажены страницы 18-19 (два экземпляра), 20-21, 26-27, 40-41, 56-47, 50-51, 60-61, 98-99, 134-135, 144-145 книги.-----------------------
       8. Машинописный документ на 46 листах, начинающийся словами: "Введение, Недавно Британская Ассоциация юристов..." и заканчивающийся: "... подходящего партнёра. Конец". Машинописный документ находится в картонной папке с типографской надписью: "Папка для бумаг". - Обнаружен в книжном шкафу. ----------------
       Больше ничего не обнаруженои не изъято. При производстве обыска жалоб и заявлений не поступало. ---------------------------------------------------------------
       При обыске опечатывание не производилось. -----------------------
       Обыск производился с 12 часов до 14 часов 50 минут.
       Протокол обыска прочитан вслых следователем. Записано правильно. Замечний и поправок не имеем.
       Обыскиваемый: [моя подпись]
       Понятые: [две подписи]
       Ст. Следователь по ОВД Следотдела УКГБ ЛО
       майор [подпись] /Рябчук/
       Следователь Следотдела УКГБ лейтенант [подпись] /Аксаков/
       Сотрудник УКГБ ЛО капитан [подпись] /Дувакин/
      
       Копию протокола обыска получил:
       " " мая 1972 года,

      
       Да-а, хорошо пишет майор-писатель Рябчук, ни одной ошибки, все запятульки на месте, везде даже точки над Ё расставляет, не придерёшься. Не иначе наш Ленинградский универ кончал. У Геннадия Васильевича с грамматишкой заметно хуже. Ещё на первом допросе, подписывая протокол, я попросил у него разрешения поправить некоторые описки и раствить запятые. Геннадий Васильевич охотно согласился. На всех следующих допросах я, прежде чем подписать протокол, подправлял его, заслуживая искреннюю благодарность следователя по ОВД. Наверное, в Томском университете учат не так хорошо, как в Ленинградском.
       Закончив читать, я кинулся по лестнице вниз и примчался в детский садик, где мой Женюра оставался последним. Привёл его домой, а тут скоро и Мина пришла - её лесотехническая Академия совсем рядом, через Новороссийскую и в парк. Минуля серьёзно слушла рассказ об обыске и мои объяснения по каждому пункту протокола.
       - Всё, конечно, фигня, можно открутиться. Патроны, как видишь, их сейчас не сильно заинтересовали. Про избирательный бюллетень, который я спёрла в качестве сувенира, из-за того, что там написано "Вычеркните всех кандидатов и оставьте только одного", а там, как всегда, и есть только один кандидат нерушимого блока коммунистов и беспартийных. Скажешь, что перепутал и ошибочно опустил в урну повестку на избирательный участок, а сам бюллетень, ну склерозник, засунул в Маяковского. Поди докажи, что ты издеваешься. Британская ассоциация юристов - это вообще порнуха, кагебешники будут взахлёб читать. А вот как выкрутиться с Авторхановым...
       - Минуля, есть идея. Я сейчас поеду к Юре Меклеру, он в лаборатории Лёни Марморштейна работает. Помнишь, я тебе рассказывал, что он схлопотал четыре года за четыре странички "Доктора Живаго". Точно то же самое - при обыске у него нашли фотоотпечатки. Он ещё перед лагерем психиатрическую экспертизу в ЛСПБ проходил, тогда с Ник Ником познакомился. Мы с Юрой чего-нибудь придумаем!
       И я поехал к Юре Меклеру, математику. [Профессор Меклер живёт теперь в Израиле].
       И мы придумали всё валить на покойного Самсонова. Я думаю, что тот долго хохотал на небесах, когда ангелы рассказали ему эту правдивую историю.
       Утром я явился в Большой Дом перед светлые очи Геннадия Васильевича. Надо же, ради меня старший следователь по ОВД в Ленинград прилетел! (Или на "Красной Стреле" в СВ приехал?). Тепло поздоровавшись и справившись о здоровье дражайшей супруги, Геннадий Васильевич со скорбью в голосе выразил мне соболезнование, что у меня нашли страшную крамолу - "Технологию власти" Авторханова.
       - Геннадий Васильевич, - состроил я недоумённую рожу - а кто такой Авторханов и чем он провинился перед родной советской властью? За что мне вчера Рябчук обещал семь лет и ещё пять по чему то, по яйцам, кажется?
       - Ой, Вадим Арпадович, ну передо мной-то не надо малограмотным прикидываться. Вы литературу читаете, у Вас нашли фотоотпечатки из книги Авторханова, не станете же Вы утверждать, что это Вам их кто-то передал или в шкаф подкинул. Безусловно, на этих фотоотпечатках есть Ваши пальчики, не будете же Вы настаивать, чтобы мы сей момент дактилоскопию делали, смешно ведь было бы, правда?
       - Геннадий Васильевич, вот крест на пузе, слухом не слыхал, видом не видал, кто такой Авторханов? Расскажите серому.
       Геннадий Василевич, лукаво покачав головой и шутливо погрозив мне пальчиком, рассказал мне про Абдурахмана Авторханова, про которого я, наверное, знал много больше, чем он.
       - Ну, ладно, если уж так хотите. Значит, Автандил, или как там его, на букву А, в общем, чучмекское какое-то имя, Авторханов был чеченец. Был член большевистской партии. Вроде бы был секретарём обкома. А потом, когда пришли немцы, он с ними бежал, воевал против Советской власти, ну а потом писал клеветнические книги против нашей страны. Ну, вот вы же его "Технологию власти" читали, раз Вы её перепечатывали, это же откровенно антисоветская книга!
       - Геннадий Васильевич, ну не читал а этого Автандила - витязя в Тигровой шкуре. Вот святой истинный крест на пузе! Хотите, буду землю есть, как Гаврик в "Белеет парусе"!
       - Так, Вадим Арпадович. Как Вы не читали, если признаёте, что фотоотпечатки страниц Авторханова - Ваши?!
       - Да, Геннадий Васильевич, во всеуслышанье заявляю, что отпечатки изготовлял я! Вот как на духу!
       - Вот так и запишем в протокол!
       - Ну, хорошо, Геннадий Васильевич, так Вам не понять. Начну издалека. Вам, конечно, уже проявили четыре фотоплёнки, упомянутые в пункте 4 протокола обыска? Ну и что там обнаружилось? Антисоветчина? Отнюдь нет! Вы же видели уже, что на всех этих плёнках засняты странички из американского журнала "Geophysics". Покажите это любому геофизику, и он Вам скажет, что это статьи по гравиметрии. И никакой антисоветчины. Кто был Николай Николаич Самсонов, который, как Вы знаете из его записки, свёл меня с Якиром? Не было бы той записки, и мы бы с Вами никогда и не познакомились бы, о чём бы я искренне сожалел всю оставшуюся жизнь! Так вот, Самсонов-покойник был один из виднейших советских гравиметристов. Я тоже гравиметрист. Самсонов брал в библиотеке американские журналы, наиболее интересные статьи фотографировал, а потом просил меня, чтобы я эти статьи для него отпечатал, что я охотно и делал в двух экземплярах, оставляя себе второй экземпляр. Ваши ребята при обыске видели у меня стопки фотоотпечатков этих самых статей по гравике, но этот открытый материал их, естественно, не заинтересовал, поэтому они в протоколе ничего об этом не написали. А тут я как-то печатал для Самсонова статью из "Джеофизикс" по гравике с его плёнки, всё отпечатал, а смотрю - половина отпечатков на русском языке. Что за чёрт, ну, думаю, Самсонов что-то не то заснял. Посмотрел эти странички - чего-то не пойму про что, разрозненное что-то. На имя Авторханова даже и не посмотрел - мне этот чучмек не известен. Я и отложил эти 13 или сколько там страничек в отдельный конверт. Самсонову отдал его плёнку и нормальные английские отпечатки, а этот злополучный конверт заложил куда-то и забыл выбросить. Вот и вся история с этим антисоветчиком и его технологией. Был бы сейчас жив Самсонов - можно было бы спросить его, откуда на плёнке с английским текстом оказались эти русские странички. А так чего? С кого теперь спросишь?
       Геннадий Васильевич сидел секунд десять, глядя на меня с полуоткрытым ртом.
       - Гениально, Вадим Арпадыч - гениально! Не придраться! Неужели это Мина Евсеевна придумала?!
       - Геннадий Васильич, пошто незаслуженно обижаете?! Я что, дурак по-Вашему? Я что, сам не мог придумать такую историю?! Это потому и гениально, что это святая истинная правда!
       Геннадий Васильевич весело выслушал Минкино объяснение по поводу происхождения у меня избирательного бюллетеня, про порнушную Британскую ассоциацию вопросов не задавал, я расставил запятые в протоколе допроса, и мы с ним расстались лучшими друзьями. Патроны мне шить не стали, так как дирекция дала справку, что Литинскому, как и другим руководителям работ, ежегодно на полевые работы в Арктике выдают боевые пистолеты с 15 патронами. Отчёт о расходовании патронов представлять не требуется. Больше Кислых с патронами ко мне не обращался.
      
       Все, кто читает эту мою байку - все старые ленивые склеротики, вроде меня. Подавляющее большинство из вас слышат фамилию Авторханов впервые. Вы же сами ни в жисть не полезете шарить в интернете, кто такой Авторханов. А это был замечательный человек. Ник Ник Самсонов, не читая ещё Авторханова, пришел к тем же выводам о Сталинской советской власти, что и он. Поэтому, чтобы вам, лентяям, облегчить задачу (а если вы смогли дочитать мою тягомотину до этого места, то вы - молотки и заслуживаете поощрения), то ниже я привожу сильно сокращённую, специально для вас, версию статьи из "Википедии":
      
       Авторханов, Абдурахман Геназович
       Абдурахман Геназович (вариант - Гиназович) Авторханов (1908?-1997) - историк-советолог, писатель, публицист и общественный деятель, доктор политических наук, член Союза Писателей СССР, почётный гражданин Чечено-Ингушетии.
       Авторханов с молодости попал в партийную элиту. B 1937 г. был арестован, подвергался пыткам и имитации расстрела, оправдан судом. Перешел линию фронта с предложением Гитлеру союза с восставшей Чечней. После войны был профессором американской военной академии и председателем её Ученого Совета
       Биография
       "Да, я враг вам, но врагом меня и мой народ сделали вы - свора палачей".
       Ранние годы
       Ранние годы Абдурахмана Авторханова прошли в чеченском ауле Лаха-Неври (Нижний Наур), где он родился. Действительная дата рождения неизвестна. В своих "Мемуарах" он пишет: "...я родился Бог весть когда, что-то между 1908 и 1910 годами (во время депортации чеченцев Советами аул этот уничтожен.)"
       Он учился одновременно и в сельской русской (5 классов) и в арабской (мектеб) школах. После окончания школы он мог продолжать образование на месте только в мусульманской духовной семинарии - медресе. Однако, был исключен из медресе за чтение светской литературы. В 1923 году убежал из дома в Грозный. Фамилию "Авторханов" он получил при поступлении в Грозненский детский дом.
       После седьмого класса он поступил в областную партийную школу, где изучал специальные предметы, такие как "партстрой", "хозстрой" и т. д. Обычные школьные дисциплины были на вторых местах. После ее окончания он поступил на рабфак
       Партийная юность (1927-1929)
       "Мы поклонялись фальшивым богам, и они нас обманули... Ни наши отцы, ни мы в пьяном угаре "пролетарской революции" и за дымовой завесой её социальной демагогии так и не узрели её звериного нутра".
       Партийная юность Авторханова началась в 1927 году. Он вступил в ВКП(б) и, не закончив рабфак, поступил, по рекомендации Чеченской партийной организации, на подготовительные курсы московского Института красной профессуры (ИКП).
    Институт являлся учебным заведением партии по подготовке высших теоретических кадров и профессоров общественных наук в университетах. В нем выступали с лекциями такие руководители партии и государства как     Сталин, Троцкий, Зиновьев.
    Среди преподавателей института были     Бухарин, Луначарский, Тарле.
    Институт закончили такие будущие высшие руководители партии как     Суслов, Пономарёв, Поспелов.
       B институте Авторханов сблизился с кружком сторонников Бухарина, многие из которых тесно лично общались с лидерами "правой оппозиции".
    В     1928 году он был переведен на второй курс подготовительного отделения ИКП, но, по его словам, разочаровался в политике и захотел получить техническое образование. Кроме того его тянуло домой. Поэтому, он бросил ИКП и вернулся в Грозный на рабфак, который закончил 1929 году. После окончания рабфака он поступил в Грозненский нефтяной институт, но партийное руководство Чечни не дало ему продолжить образование и мобилизовало на партийную работу.
       Старт (1929-1937)
       "Это была моя власть, моя партия мой аппарат. Социальная философия марксизма - создание бесклассового социального общежития с материальным изобилием; духовная философия марксизма - господство неограниченной творческой свободы в науке, искусстве, литературе без всякой цензуры; правовая философия марксизма - ликвидация насилия человека над человеком и постепенное отмирание аппарата этого насилия - самого государства - таковы были наши идеалы. Когда я пришел в аппарат партии, она все ещё уверенно исповедовала эти идеалы. Я был готов им служить лояльно и преданно, невзирая на все неизбежные в таком великом эксперименте издержки и провалы".
       Старт Авторханова был крутым. Его, как подающего большие надежды чеченца (в тот момент в обкоме чеченцев вообще не было), назначили сразу вторым лицом в тогдашней партийной иерархии Чечни - исполняющим обязанности заведующего организационным отделом Чеченского обкома ВКП(б). (Первым лицом был ответственный секретарь обкома. Авторханов заменял его в период отсутствия). Ho в 1930 году назначивший его ответственный секретарь обкома C.A. Хасман был снят и вместо него был назначен новый - Г.M. Кариб (Товмасян). В соответствии с партийной традицией, новый руководитель приводит свою команду. Авторханов вернулся в Москву на подготовительное отделение ИКП.
       В то время он, по его словам, всерьёз воспринимал и верил в многократно высказанную после 1917 года позицию Ленина по национальному вопросу, постановления сьездов и пленумов партии, считая, что следует учитывать национальные особенности и не вести единообразную политику на всей территории Советского Союза. Защищая свое понимание официально провозглашенных партией принципов, Авторханов написал в 1930 году статью в газете "Правда". Непосредственной причиной для выступления была начавшаяся всеобщая коллективизация сельского хозяйства. По его мнению, действующая тогда Конституция СССР 1924 года в компетенцию союзного правительства в Москве относила лишь:
      -- Внешнюю политику
      -- Оборону
      -- Пути сообщения
      -- Связь
       Остальные вопросы должны были решаться на местах в соответствии с местными условиями.
       B статье он критиковал положение в национальных окраинах (в Чечне, по его словам, было лишь 4 % грамотных чеченцев), пренебрежительное отношение к местным кадрам (руководство треста "Грознефть", например, считало, что чеченцы избегают настоящего труда, предпочитая работать сторожами) и неподготовленную коллективизацию в национальных районах. Через несколько дней Сталин в докладе на открывшемся съезде ВКП(б) заявил, что партия изменила свою политику и теперь перешла к форсированию коллективизации по всему Советскому Союзу. В результате, статья подверглась резкой критике в "Правде" и Авторханов был вынужден написать письмо в газету с отказом от своей позиции.
       Тем не менее, он был исключен из ИКП и перевёден в сектор национальной печати ЦК ВКП(б), а в конце 1930 г. откомандирован на Кавказ. Работал заведующим отделом народного образования Чеченской автономной области, организовал Чеченский Национальный драматический театр и был назначен его директором. В 1932 году был назначен директором Чеченского отделения Партиздата при ЦК ВКП(б).
       В этот период выходят его книги:
    "К основным вопросам истории Чечни" (1930), "Краткий историко-культурный и экономический очерк о Чечне" (1931), "Революция и контреволюция в Чечне" (1933), "Обьединение, рождённое революцией" (1934). По утверждению самого автора, эти книги, были любительскими заметками, а не сочинениями профессионального историка, каким Авторханов стал впоследствии.     B соавторстве с Х. Яндаровым и А. Мациевым вышла книга "Грамматика чеченского языка", в которой он, по собственному признанию выполнял роль "автора от обкома партии". Его приняли в Союз писателей СССР по секции критики. Он присутствовал на Первом сьезде писателей.
       B 1933 году он поступил на Курсы марксизма-ленинизма при ЦК ВКП(б) в Москве, а в 1934 году вернулся в ИКП. K этому моменту ИКП был разделен на самостоятельные институты по различным направлениям. Он поступил в Исторический ИКП, который закончил в 1937 году. Одновременно с учебой он был членом пропагандистской группы ЦК ВКП(б). После окончания Института он получил направление на работу в Грозный в распоряжение Чечено-Ингушского обкома ВКП(б).
       Арест и тюрьма (1937-1942)
       "Возвращенный в свою одиночку прямо с этих убийств, я ... сказал себе: "Данная политическая система самая проклятая из всех тиранических систем в истории человечества. Если мне суждено еще жить на свете, то эта жизнь будет посвящена борьбе с советской тиранией всеми доступными мне средствами. Аминь"
       Арест и тюрьма, вместо работы, ждали возвратившегося из столицы на Родину выпускника привилегированного института.
    B ночь c 31 июля на 1 августа 1937 года в Чечне было арестовано 14 тыс. человек, или 3 % от всего населения республики Несколько позже, 10 октября 1937 года прямо на Пленуме обкома партии были арестованы все (кроме первого секретаря обкома) руководители Чечено-Ингушетии. Вместе с ними был арестован и Авторханов, который только в тот день вернулся из Москвы и получил приглашение на Пленум. Несмотря на то, что все они были арестованы вместе, разным арестованным предьявлялись разные обвинения. Авторханова обвиняли по различным пунктам статьи 58 УК РСФСР - а именно: в измене родине, в участии в подготовке вооруженного восстания, в шпионаже, во вредительстве, в ведении контрреволюционной антисоветской пропаганды, в участии в контрреволюционной организации. По первым четырем обвинениям высшей мерой наказания был расстрел.
       Трехлетнее следствие по его делу, сопровождавшееся физическими и психологическими пытками и имитацией расстрела, не смогло доказать состава преступления. 19 марта 1940 года суд его оправдал. Однако, НКВД опротестовал приговор и он вышел на свободу лишь 19 мая 1940 года. Этот приговор вскоре был отменён. В декабре 1940 года Авторханова снова арестовали. Новый суд в октябре 1941 года приговорил его к четырем годам тюрьмы за "идеологическое вредительство", и постановил выпустить его на свободу немедленно с учетом времени проведенного в заключении. И этот приговор был опротестован. В конце концов он был полностью оправдан Верховным Судом РФССР и вышел на свободу 22 апреля 1942 года.. По словам самого Авторханова после расстрела он дал себе клятву бороться с советской властью всеми возможными способами.
       В гитлеровской Германии (1942-1945)
       "Враг Сталина был нашим союзником, и у нас другого выхода не было: злополучная демократия и ее апостолы Рузвельт и Черчилль находились в обьятиях Сталина, а мой народ в его кровавых когтях. Должен ли был я помочь Сталину и Берия совершить геноцид над моим народом из-за того, что их врагом был Гитлер? Повторись подобная же ситуация ещё раз, я поступил бы совершенно так же".
       В гитлеровской Германии Авторханов оказался по собственной воле. Он перешел линию фронта и предложил немцам сотрудничество.
       В январе 1941 года (за полгода до нападения нацистской Германии на Советский Союз) в Чечне началось народное антисоветское восстание. под руководством Хасана Исраилова, друга детства Авторханова. В феврале 1942 года Исраилов обьединился с руководителем другого восстания Майербеком Шериповым. В результате они полностью контролировали всю горную Чечено-Ингушетию. Руководители восстания планировали распространить его на горные районы Грузии, Дагестана и других кавказских территорий. По личному поручению Берия Авторханов должен был быть направлен к Исраилову с задачей либо убедить сдаться, либо убить его.
       Вместо этого Авторханов во второй половине 1942 года ушёл в подполье и перешел линию фронта. Он передал немецкому командованию письмо от Исраилова с предложением союза на условиях будущей независимости Чечни. Германское командование предложение союза отвергло, мотивируя это тем, что оно не нуждается в союзниках, a самого Авторханова направили на работату в отдел пропаганды Кавказского фронта. Вскоре (в январе 1943 г.), он перехал в Берлин, пытаясь добиться понимания немцами проблем Кавказа. Немцы интереса к сотрудничеству не проявляли, но зачислили его в штат учреждения, где, по его словам, получали зарплату многие русские эмигранты различных профессий от артистов цирка до журналистов. Его работа заключалась в том, что он готовил политические и исторические обзоры по Кавказу. Кроме того он сотрудничал в русской периодике в Германии и стал членом Северокавказского Национального комитета (вышел из него в 1944 году).
       Перемещенное лицо ("Ди-Пи") 1945-1948)
       "Ди-Пи:
        - Сталин - бандит, и в его империю я не вернусь
       Американский чиновник (отвешивая пощечину):
        - Уезжайте домой, и если Сталин вам не нравится, то выбирайте себе другого человека!"
       (Анекдот, ходивший среди перемещенных лиц в 1945-48 годах).
       "Перемещённое лицо" - таким стал статус Авторханова после поражения Германии.
       В апреле 1945 года Авторханов покинул Берлин и пробрался в американскую зону оккупации. Совместно с бандеровской организацией "Антибольшевистский блок народов" издавал журнал на русском языке "Набат", где под псевдонимом Суровцев поместил серию статей "Философия тирании"; публиковался в русском эмигрантском журнале "Посев", издаваемым Народно-трудовым союзом российских солидаристов и (на немецком языке) в газете "Neue Zeitung", издаваемой американской военной администрацей.
       Профессор американской военной академии (1948-1979)
       "...у меня даже при последнем вздохе найдется сила, чтобы перефразируя римского сенатора Катона, крикнуть: "И все же я полагаю, чекистский Карфаген должен быть разрушен!"
       В 1948 году он прочёл цикл лекций о Советском Союзе в военной академии, которая впоследствии стала называться "Русским Институтом армии США" (U.S. Army Russian Institute) в Гармише (Германия). На следующий год он был зачислен в ee штат. Авторханов проработал там до ухода на пенсию в 1979 году. Он преподавал политическую историю России и СССР в XIX-XX веках, историю и организацию КПСС, идеологию и доктрину советского коммунизма, заведовал кафедрой политических наук и был председателем Академического Совета института. За многолетнюю работу в американской армии награжден медалью.
       Этот период был наиболее продуктивным в творчестве Авторханова. Он стал одним из самых активных и продуктивных советологов. В 1950 году он был в числе основателей "Института по изучению истории и культуры СССР" в Мюнхене a также Северокавказского антибольшевистского национального обьединения и его журнала "Свободный Кавказ". Он активно участвовал в создании радио "Освобождение", (впоследствии - Радио "Свобода"), был организатором ее Северокавказской редакции. Ha русском отделении Радио "Свобода" он читал курсы радиолекций "История культа личности", "История партии как она была", вёл раздел "Партия сегодня".
       В 1950 году в еженедельнике "Посев" под псевдонимом Александр Уралов была напечатана его книга "Покорение партии".
    Эта книга переведенная на французский язык вышла в     1951 годы под названием "Staline au pouvoir" ("Сталин во власти"). Она стала бестселлером. Впоследствии, книга была переведена на английский, итальянский и испанский языки. Её цитировали такие известные советологи как Збигнев Бжезинский, Милован Джилас, Борис Суварин, Роберт Конквест и др.
    В     1959 году выходит первым изданием его наиболее популярная в СССР книга "Технология власти". (Переиздана в 1976 году вторым дополненным изданием). В 1966 году на английском языке выходит его монография The Communist Party Apparatus, а в 1973 - книга "Происхождение партократии" В 1976 г. опубликована книга "Загадка смерти Сталина : заговор Берия"
       Пенсионер (1979-1997)
       Пенсионер Авторханов продолжал свою публицистическую деятельность. Вышли его книги "Мемуары", "Сила и бессилие Брежнева", "От Андропова к Горбачеву" и другие. Переиздавались его предыдущие книги. Некоторые из них он дополнял. Он продолжал сотрудничество с Радио "Свобода" и журналами. В своих изданиях пенсионного периода, освобожденный от давления начальства, он резче критикует американскую внешнюю политику за ее уступчивость и непонимание агрессивной природы советского коммунизма.
       Он писал предисловия к книгам. Его диапазон был широк, в частности, он пишет предисловия и к дневникам Троцкого и к английскому переводу романа калмыцкого писателя Балыкова "Девичья честь". Авторханов внимательно следил за развитием событий в Чечне после падения советской власти и провозглашения независимости. (См. Авторханов и Чечня).
       Роль Авторханова в исторической науке
       "История не точная наука, в ней нет квазинаучных законов истмата, как нет предупредительных сигналов против заблуждений, но зато у нее есть неистребимая страсть обманывать жаждущих быть обманутыми".
       Его книги представляют собой попытку показать на фактах и документах, как коммунистические идеи из утопии превращались в СССР в реальность.
       Он получил первоклассное коммунистическое воспитание и образование, принадлежал к номенклатуре ЦК ВКП(б). Он, по его словам, близко стоял к высшим партийным кругам в решающее время сталинского переворота 1927-1937 годы), лично знал ряд членов ЦК и лидеров партийных оппозиций.
    Во время учебы в институте он получал информацию в спецкабинетах, спецсеминарах и просто из общения с верхушкой власти. Эта информация была закрыта для обычных людей и даже для большинства высокопоставленных членов партии.     B 1930-1933 годах работал на высоких партийных должностях. Он прошел сталинские тюрьмы. Будучи кавказцем, он также смог прочувствовать национальные струны характера Сталина.
       Подавляющее большинство людей его калибра было уничтожено во времена сталинского террора - он уцелел.
       Остальные стали бонзами сталинского и послесталинских режимов (Суслов, Пономарёв, Юдин и др.). Они и другие осведомленные участники тех событий, даже более высокого калибра (как например Хрущёв) были не историками, а политиками и, как пишет Авторханов, некоторая информация, которую они приводят, продиктована не целью рассказать о событии, а выставить себя в выгодном свете.
       Авторханов же, по его словам, не имеет за собой вины в действиях сталинского режима - большую часть того времени он учился.
       Кроме того, Авторханов активно жил и работал в условиях всех трёх ведущих противоборствующих сил Европы XX века: советской системы, нацистской Германии и западной демократии.
       В своей книге "Загадка смерти Сталина" Авторханов рассказывает еще об одном источнике информации. Широкая популярность его книги "Технология власти" в СССР привела к тому, советские люди стали сообщать ему о новых фактах (см. ниже Сочинения Авторханова в СССР). Те факты, аутентичность которых не вызывала сомнений, он включал в свои новые книги.
       Таким образом, работы Авторханова являются одним из наиболее надёжных источников аналитической информации из первых рук для понимания хода истории XX века. На него широко ссылаются западные историки. К числу наиболее используемых на Западе работ относятся "Технология власти", "Загадка смерти Сталина : заговор Берия", Communist Party Apparatus, The Chechens and the Ingushes during the Soviet Period and Its Antecedents
       Для названия уникальной систему власти, созданной Сталиным, он ввёл термин "партократия", описал и исследовал эту систему.
       Историческая концепция Авторханова
       "...не Политбюро, состоящее из старых большевиков, а технический кабинет, состоящий из молодых, внешне скромных, в партии и стране неизвестных, но способнейших исполнителей воли своего хозяина, направлял мировую и внутреннюю политику СССР".
       Согласно Авторханову, в СССР функционировала уникальная система, которую он называл "партократией", которая представляла собой идеально сконструированный и не имеющий аналогов в мировой истории инструмент личной власти диктатора. Основные принципы этой системы были заложены Лениным и доведены до совершенства Сталиным. После смерти Сталина система, изменяясь в деталях, продолжала функционировать.
       Вопреки установившемуся мнению, Советским Союзом, в действительности, правила не партия и даже не её уставные органы (как ЦК или Политбюро), а личная администрация, назначенная диктатором. Формально, эта администрация должна была выполнять лишь технические канцелярские функции. На самом деле она держала в своих руках управление страной. При Сталине администрация называлась "Секретариат тов. Сталина" (не путать с Секретариатом ЦК), в дальнейшем она называлась по разному, но суть оставалось прежней. При Брежневе некоторые члены этой администрации, например Александров, Цуканов и др. получили личный высокий официальный статус как члены и кандидаты в члены ЦК КПСС. Администрация подготавливала все документы для обсуждения в уставных центральных органах партии. Она была поставлена над партией и над государством.
       Вторым инструментом диктатуры был "Особый сектор" ЦК, в руках которого находилась жизнь и карьера партийных кадров вплоть до секретаря райкома. Этот сектор подбирал всю номенклатуру и их обслуживающий персонал (прислугу, врачей и т. д.). Он же следил за номенклатурой, чтобы предупредить заговоры против Сталина. Особому сектору ЦК напрямую подчинялись "спецсектора" на местах, которые выполняли ту же задачу в отношеннии местных руководителей, а также задачи предотвращения сепаратизма. "Особому сектору" (а не НКВД) подчинялись подразделения НКВД, которые обеспечивали охрану руководства.
       Таким образом верховный диктатор осуществлял власть над партией. Через партию он осуществлял власть над страной, так как на всех предприятиях и в организациях создавались партийные фракции (впоследствии называемые "партячейки") из всех членов партии данного предприятия или организации. Члены этих фракций обязаны были по всем вопросам голосовать так как решит фракция, а фракция подчинялась местным партийным комитетам, которые, в свою очередь, полностью зависели от "Особого сектора" ЦК
       Систему Сталин начал формировать в 1922 г., став Генеральным Секретарем партии. Это послужило основанием для ныне известного замечания Ленина о "необьятной власти Сталина", замечания, которое другие члены ленинского Политбюро предпочли скрыть и игнорировать. Ошибка, стоившая им жизни.
       Авторханов и Чечня
       Авторханов активно интересовался событиями, происходящими в Чечне в 90-х годах.
    В частности, в своем выступлении на радио в     1991 году, опубликованном (с сокращениями) в "Литературной газете", он обратился к чеченскому народу и президенту Дудаеву. В своем обращении Авторханов призвал искать мирные пути к независимости Чечни и договариваться с демократической Россией. Он также призывал не поддаваться провокациям сторонников старого режима, разжигающих рознь между кавказскими народами.
       В октябре 1992 года Дудаев посетил его в Германии. К этому времени, под воздействием происходивших на Кавказе событий Авторханов пришел к выводу, что Чечня не получит освобождения и через освобождение России.
       В августе и октябре 1994 он обращается к Ельцину и Дудаеву соответствено. Он призвал Ельцина остановить движение к войне, которая не нужна ни России ни Кавказу и встретиться с Дудаевым.
    В обращении к Дудаеву он предостерегал против объявления     газавата (священной войны) России так как "объявила войну не Россия, а московская великодержавная клика, которая ... находится в необъявленной войне со своим собственным народом".
    Обращаясь к лидерам чеченской оппозиции, он заявил, что поддерживает существование оппозиции с альтернативными программами. Но вооруженная оппозиция является не оппозицией, а бандой.
       Последнее письмо от Авторханова Дудаев получил за несколько дней до своей гибели в апреле 1996 г.
       Улица Ленина в Грозном в начале 90-х годов была переименована в проспект Абдурахмана Авторханова.
       Сочинения Авторханова в СССР
       "Полувековая история страны обьявляется государственной тайной, а интерес к ней - государственным преступлением... Партия, которой надо что-то скрывать от народа, есть партия заговорщиков... Изобретательные жандармы от литературы нашли выход: дискредитировать книгу в подполье устами лжедиссидентов, дискредитировать автора, сочинив ему новую биографию".
       Наиболее популярной в СССР была книга "Технология власти", изданная в 1959 году и вышедшая вторым дополненным изданием в 1976 году. Она распространялась через "Самиздат". Начало распространению ее через "Самиздат" положил генерал Григоренко. Государственное издательство "Мысль" напечатало её закрытым бесплатным изданием для партийной элиты.
       Обычных граждан за её чтение судили. Первый известный процесс такого рода был процесс Юрия Гендлера и других в 1968 году. Затем подобные процессы продолжались.
       Официальная советская пропаганда печатала статьи, порочащие Авторханова и противоречащие друг другу. Кроме официальной пропаганды, эту книгу и ее автора пытались дискредитировать и (в то время) диссиденты братья Рой и Жорес Медведевы
       Побочным и неожиданным результатом созданной КГБ популярности книги стало то, что советские люди стали писать Авторханову письма с дополнительной информацией по затронутым в книге темам.
       В эпоху, так называемой, "гласности" некоторые работы Авторханова были опубликованы в советской печати. Но и тут они подверглись цензуре. Так, в публикации "Технологии власти" было опущено целиком авторское предисловие 1976 года, в котором Авторханов описывал провокации против его книг и клевету на автора в советской печати.
    В публикации журнального варианта "Загадки смерти Сталина" ("Новый Мир" 1991.      5) полностью опущены первые 7 глав из 13 и эпилог - т.е. больше половины. Кроме того, опущен маленький, но существенный абзац между двумя абзацами, которые напечатаны полностью. Вот вычеркнутый абзац:
       "Все три заговора: против Сталина, против Берия и против Хрущева - свидетельствуют об одном: советский режим не может менять своих правителей легальными методами. Так было всегда. Так будет и дальше."
       В главе ХII "Как произошел переворот" опущены полтора абзаца, включающих следующее утверждение:
       "У большевиков же преемственна сама конспиративность системы, и пока не наступит полная ликвидация сталинщины, к архивам "дела Сталина" доступа не будет".
       Еще один исключенный абзац::
       Но "недотёпа" (Хрущев) оказался величайшим сфинксом. Он осуществил то, что Сталин хотел, но не сумел: ликвидировал Берия и бериевцев руками Маленкова и маленковцев, Маленкова и маленковцев - руками Молотова и молотовцев, Молотова и молотовцев - руками "выдвиженцев" - брежневых. И таким образом десять лет правил великим государство с репутацией "Иванушки-дурачка", но с головой гениального мужика.
       Список таких существенных сокращений, не связанных с сокращением объема, можно продолжить.
       Забавные истории
       Тюрьма
       В своей жизни Авторханов несколько раз менял место жительства и практически каждый раз его пребывание в новом месте начиналось с тюрьмы.
       1. В 1923 году подростком он бежит из дома в Грозный. Его ловят на вокзале как безбилетника, а так как у бежавшего вместе с ним двоюродного брата находят револьвер, их сажают в тюрьму по подозрению в бандитизме. Они просидели в тюрьме несколько дней..
       2. Из Грозного Авторханов в 1927 году переезжает в Москву. В первые дни пребывания в городе он, мечтая получить автограф Троцкого, на протяжении двух дней поджидает его у входа в одно из учреждений, где Троцкий работал. Его задерживают, а найдя у него нож - кавказец! - заводят следствие о покушении на вождя. Он сидит в тюрьме под следствием две недели, после чего его освобождают.
       3. Возвращение Авторханова в Грозный и последующий новый переезд в Москву для учебы в ИКП в 1934 году видимо проходит без арестов. Но когда он в 1937 году вернулся в Грозный после окончания института, его в первый же день арестовывают на Пленуме обкома партии вместе со всем партийным активом республики. На тот раз он пробыл в заключении 5 лет (с небольшим перерывом в 1940 году).
       4. В 1942 году Авторханов перешел линию фронта и сразу же был арестован гестапо по подозрению в советском шпионаже. Он считал это мелким недоразумением, но потом узнал, что лишь настойчивые показания друзей и здравый смысл некоторых немцев спасли его от неминуемой смерти.
       5. В 1945 году он перебрался из Берлина в американскую зону оккупации, где участвовал в совещании эмигрантов - противников Сталина, находящихся в Германии. На этот раз опытный Авторханов избежал американской тюрьмы только потому, что единственный из всех выступил против резолюции предложить демократиям Запада помощь против неизбежной сталинской агрессии. Он сделал себе фальшивые документы и скрылся. Авторы резолюции (том числе и генерал Бичерахов), передавшие ее американским военным властям, были ими арестованы и просидели по два года в тюрьме, а бывший командир Армянского легиона в гитлеровской армии полковник Саркисян был выдан советским властям.
       Жена Жданова, дедушка Ленина, плохой танцор, а также залп "Авроры" и парижские женщины.
       Элитный круг общения Авторханова во время учёбы давал ему не только информацию о серьёзных движущих силах советской системы, но и о разных забавных фактах. Авторханов в своих книгах рассказывает и о них. Вот некоторые примеры.
       Знаменитый выстрел "Авроры"был не холостым, а боевым. Об этом рассказывал преподававшиой Авторханову "товарищ Цырулин". Он был старым большевиком, хорошо знавшим Ленина и Троцкого за много лет до революции. B 1917 г. он служил на крейсере "Аврора" и был связным между Военно-революционным комитетом и "Авророй". Он, по его словам, сам заряжал орудие.
       Авторханов учился вместе с женой Жданова. Словоохотливая и безаппеляционная дама была, по его словам, несомненной "фёрст леди" курсов. Она делилась с однокурсниками информацией из высочайших сфер власти.
    Так, например, она рассказывала более правдоподобную, чем официальная     - романтическую - историю убийства Кирова. Согласно этой версии, Киров, известный в Ленинграде своими любовными похождениями, был любовником и жены партийного активиста Николаева. Чобы облегчить встречи с любовницей, Киров отправил Николаева в длительную командировку и не разрешал вернуться. Нарушив указание, Николаев однажды приехал домой и застал Кирова в постели своей жены.
    За нарушение дисциплины, выразившееся в возвращении без разрешения партии, Николаева исключили из ВКП(б). Взбешенный наглостью вождя, он поклялся отомстить Кирову, что и осуществил.
       Она же утверждала, что "Илья Эренбург так любит Париж, потому что там - голые женщины".
       Не называя источника, Авторханов приводит слух о том, что Сталин сказал Крупской, что если она не откажется от участия в "Новой оппозиции", то вдовой Ленина он объявит Коллонтай.
       Немецкий язык преподавала Залежская, урожденная Бланк - двоюродная сестра Ленина - внучка Александра Дмитриевича Бланк и Анны Гросскопф, которые были дедушкой и бабушкой также и Володи Ульянова. Она охотно и много рассказывала о детской и взрослой жизни своего знаменитого брата. Их общий дед был немцем, а не евреем, (версия о еврейских дедушке и бабушке Ленина - Бланк - появилась после войны в работах еврейских эмигрантских публицистов). Как пишет Авторханов:
       Сами по себе широкие скулы и раскосые глаза Ленина так же мало говорят о его калмыцкой крови, как его острый ум о еврейской крови. Хотя русские националисты охотно уступили бы евреям всю кровь Ленина, не только четверть, но не стоит сочинять легенды там, где существуют бесспорные исторические документы.
       Маршал Ворошилов не умел танцевать. Возглавляя делегацию Красной Армии на торжествах в Анкаре в честь юбилея турецкой армии, он вместе с Буденным участвовал на балу. Супруга главы правительства пригласила его на танец, но Ворошилов вынужден был отказаться. Положение спас присутствующий там же Будённый. Он тоже не знал западных танцев, но так станцевал гопак, что Ататюрк и его гости стали вызывать его на бис.
       Узнав об этом конфузе, Сталин приказал обучить и Ворошилова, и весь командный состав Красной Армии, а также актив партии и правительства модным западным танцам.
       Не в деньгах счастье
       За книгу "Staline au pouvoir", принесшую автору мировую известность издатель заплатил автору 200 долларов, а за все иностранные издания 20 франков.
       Конец цитат из "Википедии".
       Ну, как вам Абдурахман? Хорошо я разбавил для вас свою тягомотину весёлыми страничками? Кто устал, можете на этом кончить чтение. А специально для наиболее стойких оловянных солдатиков я продолжу свою байку:
      
       Диссертацию "Некоторые вопросы геологического истолкования результатов гравиметрической съёмки моря Лаптевых и западной части Восточно-Сибирского моря" (ну и названьице! Мне сейчас стыдно за него, хотя диссертация сама была хорошая) я закончил и отправил в Московский университет на кафедру Всеволода Владимировича Федынского, главы советской геофизики, по совместительству начальнику геофизического Главка Министерства геологии СССР. Головной (или ведущей) организацией, писавшей главный отзыв на мою диссертацию, был Московский институт ВННИИ Геофизика. Тема диссртации, вернее, статья о тектоническом строении этих арктических морей, послужила причиной разрыва Деменицкой со мной. Как поётся в псевдо-блатной песне: " У нас любовь была, но мы рассталися, она всё плакала, сопротивлялася... ". Эту статью в 1965 году от А до Я написал я. Изложил свою идею о платформенном строении шельфа этих морей, подробно изложил точку зрения геолога Якова Ивановича Полькина, принимавшего участие в интерпретации наших материалов, и примкнувшего к нему начальника одного из лётных отрядов Жору (Георгия Ивановича) Гапоненко о продолжении геосинклинальных структур суши на шельфе. В качестве соавторов, помимо Полькина и Гапоненко, включил ещё Д.В. Левина, чей отчёт об аэромагнитной съёмке я частично использовал, а также начальника ещё одного лётного отряда, Андрея Орлова, моего однокашника по Горному институту. Последние двое в обсуждении тектоники морей участия не принимали, я их вставил просто из уважения. А Раису Михайловну Деменицкую, начальника отдела геофизики, принимавшую самое активное участие в создании Полярной экспедиции на самом первом этапе, но не принимавшей никакого участия в приёмке наших полевых материалов или обсуждении предварительных результатов работ - начисто забыл вставить, склеротик! И вот я чувствую, что после сдачи ей, как редактору геофизического сборника, этой злополучной статьи о первых геологических результатах наших грандиозных работ, она начинает относиться ко мне с каждым днём всё хуже и хуже. Я уж и так, и эдак - дальше совсем плохо, стала она меня подъедать со всем содержанием моей прямой кишки. На мое место главного инженера явно выдвигает Жору Гапоненко с партбилетом, рабоче-крестьянским лицом и происхождением и сильно выраженным южно-русским акцентом. (Жора, будучи рядовым начальником лётного отряда, на всех наших производственных совещаниях всегда просил слово после моего заключительного выступления, когда все уже начинали расходиться, и повторял слово в слово то, что я только что сказал! Народ удивлённо переглядывался и перешёптывался, потом некоторые подходили ко мне: Дима, что с Гапоном? Он чего?! Я объяснял недогадливым, что Жора озвучивает партийную точку зрения по данному вопросу. Хорошо, что она полностью совпадает с моей). Я был в полной непонятке, что с Деменицкой. И тут вызывает меня зам директора по науке Михаил Григорьевич (Мовша Гиршевич, как оказалось из какого-то приказа отдела кадров о его награждении по случаю его тезоименинства). Я с замом никогда никаких дел не имел, кроме одного случая, когда я его спас от надругательства по национальному вопросу со стороны пьяного трамвайного хама (см. мою байку "Русские хамы. Американцы - нет!" через google.com). Всегда, когда надо было принять в экспедицию очередного незаменимого специалиста-еврея, я шёл к хохлу Ткаченко. Равич, комсомолец двадцатых годов, точно бы зарубил единоверца. Так что, когда Михаил Григорьевич, не предложив мне сесть, спросил меня, как долго я буду продолжать играть в цацки, я выразил искренне недоумение, о чём идёт речь? "И тут мне истопник раскрыл глаза на ужасную историю...", как поётся в песне. Да, историю о том, что я не вставил Деменицкую в соавторы самой первой нашей статьи по геологическим результатам работ Полярной экспедиции, в создании которой она принимала самое активное участие, пользуясь расположением Федынского. Если бы не Раиса Михайловна, то подобную экспедицию могли бы создать в другом институте! (А вот хренушки Вам - у других институтов нет такого громадного опыта работы в Арктике, как у НИИГА! А я ещё в 1961 году дрейфовал на льдине над хребтом Ломоносова с военными моряками и разрабатывал для них и для нас методику этой самой гравиметрической съёмки на дрейфующем льду! Давайте не будем, Михаил Григорьевич! Но это я ему так не сказал, а только подумал).
       - Михал Григорич, да мне жалко, что ли?! Я вот и Левина и Орлова вставил в соавторы просто из уважения! Хотя они статью не писали и не обсуждали! Конечно, Раиса Михайловна заслуживает быть в соавторах моей статьи больше, чем все остальные, вместе взятые! В голову не пришло! В маразм, наверное, стал впадать!
       - Ну, хорошо, а Ваши друзья, партийцы Карасик и Трубятчинский, правая и левая рука Раисы Михайловны, Вам этого не подсказывали?
       - Михал Григорич, вот суки, извините, нет! Хоть бы намекнули, гады! Я бы её первым автором вставил, как только статью закончил, ведь все же знали, что пишу эту статью, могли бы намекнуть, что надо политес соблюдать, мне жалко, что ли?!
       - Вадим Арпадович, я Вам всё сказал. Идите, исправляйте положение. Деменицкая маленькая, но злая собачка, и съест она Вас с потрохами при её колоссальной настойчивости, пробивных способностях и связях с Федынским.
      

    []

      

    Зам. Директора НИИЧА по науке М.Г. Равич.

      

    []

    Р.М. Деменицкая

      
      

       Поблагодарив Равича, я побежал к Деменицкой, жутко извинялся, ссылался на склероз, говорил о её действительно огромной заслуге в создании экспедиции, благодарил за то, что она именно меня рекомендовала Федынскому и поставила в качестве реального главы экспедиции... Раиса Михайловна слушала молча. Когда я замолчал, она сказала:
       - Поздно, Вадим Арпадович. Да Вы ведь не сами додумались, Вам кто, Равич, небось, подсказал? Спасибо за предложение, но я его не принимаю.
       Пользуясь правами редактора, Деменицкая поставила фамилю Гапоненко в авторах статьи впереди моей.
      

    []

    Р.М. Деменицкая и зав. сектором отдела геофизики НИИГА А.М. Карасик

       (Школа по морской геофизике в Геленджике в сентябре 1961 года).

    []

      

    "Спуск с вершины" - автор и Р.М Деменицкая."У нас любовь была, но мы рассталися..."

       (Школа по морской геофизике в Геленджике в сентябре 1961 года).
      
       И дальше моё яростное вытеснение из экспедиции продолжилось. Формальный начальник экспедиции, А.П. Витязев, член партии, высокий, широкоплечий и представительный отставной капитан первого ранга (совершенно не знакомый с геофизикой) был поставлен на эту должность Деменицкой. Пока у нас с ней была любовь, мы с Витязевым работали душа в душу. Вся наука, методика и техника работ были на мне, Александр Павлович занимался палатками, спецодеждой, питанием, договорами с авиацией, завозом бензина и др. организационными работами с помощью наших старых проверенных опытных хозяйственников - Феди (Фёдора Михайловича) Коврова, Бори (Бориса Николаевича) Горбачёва и других, которые и выполняли всю эту важную работу и спокойно могли бы обойтись и без него. Но нужен был формальный глава экспедиции-член партии. А у Витязева не только бравый внешний вид, но и сама фамилия были очень представительными. Как только он понял от Деменицкой, что Литинский персона не шибко грата - его отношение ко мне резко изменилось. Стал зверски придираться по совершенно смехотворным вопросам. Так что меня в 1967 году из главных инженеров перевели в придуманную специально для меня должность главного геофизика (Ткаченко упёрся рогом и не давал меня сразу уволить), а потом, когда Ткаченко был в отпуске - списали из экспедиции совсем. И я стал работать в отделе горючих ископаемых в партии Димы Вольнова. Но потом меня пару раз приглашали в Полярку, в частности, в 1969 году я делал гравиметрическую съёмку на вертолёте Байдарацкой губы Карского моря, когда вся остальная экспедиция работала на Чукотском море, а в1974 году руководил гравиметрической съёмкой на гидрографическом судне "Дмитрий Лаптев" в северо-западной части Берингова моря.
      
       Итак, моя диссертация в начале мая была отправлена в МГУ. Ну, тут обыск 6 мая, беседа с майором Кислых на следующий день, туда-сюда, так что я с диссертацией пока не дёргался. Но потом звоню в первый отдел МГУ узнать, как дела - нет, товариш Литинский, Ваша диссертация ещё не прибыла, звоните. Я звоню через пару дней - нетути! Я ещё через пару дней - всё равно нетути!
       Я в наш первый отдел к начальнице:
       - Клавдия Антонна, что за дела такие - уже сколько дней прошло, а моя совсекретая диссертация - ведь её же со спецкурьером отправляли в Москву? - до сих пор где-то гуляет? Не продал ли спецкурьер мою диссертацию за бутылку виски американцам?
       - Вадим Арпадыч, сама ума не приложу! Небывалый случай! Ну, давайте ещё недельку подождём!
       Я смотрю в правдивые глаза бывшей пулемётчицы или снайперши (а может, просто в СМЕРШе машинисткой работала) - нет, вроде нет скрытой ядовитой улыбочки: ну, куда же ты, враг народа, лезешь, какая тебе ещё диссертация, гад?
      
       Прихожу я как-то поздно домой с работы, а меня встречает Минуля, что-то очень уж оживлённая, глаза сияют. Говорит - садись быстренько, борщ и котлеты, а потом такую новость расскажу - описаешься! Я борщ хлебаю, прошу рассказывать, а она - нет-нет, ты доешь сначала, потом. Это очень интересно, голодным останешься. И компот, говорит, допей, не нервничай.
       - Ну, вот пришла я с работы, - начала свой рассказ Мина, когда я допил компот, - за Фимулькой в садик сходила [у нашего сына - два имени: Мина зовёт его Фимой в честь своего в детстве умершего брата, я - Женей. Когда вскоре после рождения сына я укатил в экспедицию, Мина нарушила наш договор о нейтралитете и окрестла его в ЗАГСе Ефимом. В Америке при получении гражданства, когда можно выбрать себе любое имя и фамилию, он записался Eugene Yefim - как у всех американцев, у него два имени. Но все зовут его на американский манер по первому имени - Джин]. Одела передник, стала Фимульку кормить, обед готовить. Вдруг звонок в дверь. Кого ещё чёрт несёт на ночь глядя? А вот сейчас, Димка, - сядь на попе ровно и держись за стол. Знаешь кто пришёл?! Догадайся! Ну ещё подумай! Слабо? Держись! Геннадий Васильич Кислых собственной персоной!!
       - Минка, ты что?!
       - Вот тебе крест на пузе! Провалиться мне на этом месте до первого этажа или даже в подвал! У меня поначалу глаза на лоб: Геннадий Васильич, Вы ли это?? - Да, говорит, Мина Евсеена, это я, Кислых. Вадим Арпадович, спрашивает, дома? - Нет, говорю, ещё его нет, что-то задерживается. - Ох, говорит, он мне так нужен! - Я говорю - Геннадий Васильич, в чём проблема? Заходите, он, может, с минуты на минуту придёт. Жалко, что у нас телефона нет - и директор его института в телефонную сеть писал, и Федынский, начальник главка всей советской геофизики писал - хоть бы что! [Ларчик просто открывался. Когда вскоре после письма Федынского техник пришёл проводить нам телефон, нас в это время не было дома. А Верка из соседней квартиры увидела, что телефонист мается, пригласила подождать у себя, поставила пол-литру из заначки от Володьки-мужа, туда-сюда, семейные трусы сняла, да ещё и деньжат дала, ну и наш телефон чуть ли не от Совета Министров оказался у простой швеи-мотористки. Это уж она нам сама перед самым отъездом в Америчку рассказала, когда нам всё-таки после звонка из Москвы за три месяца до отъезда поставили телефон. Я даже заколебался - стоит ли Родину покидать? Сможем ли в Америке так быстро телефон получить? Оказалось, что ещё быстрее. На второй день после заявки поставили. Так что хорошо, что уехал, не прогадал].
       А он мне - Мина Евсеена, я бы, говорит, с удовольствием, но никак нельзя - я же, говорит, при исполнении. Я говорю - Геннадий Васильевич, да бросьте Вы, проходите, я никому не расскажу, кроме мужа, что Вы при исполнении зашли подождать подследственного, ну, хорошо, пока свидетеля, в его квартире. Проходите, а то соседка у двери подслушивает, выйдет, увидит, с кем тут я разговариваю, и Вас засечёт. Страшно смущается, но проходит. Давайте Ваш плащ, говорю. Проходите на кухню, я сейчас котлеты дожарю. (Фимулька в это время, уже кормлёный, в своей комнате играет). Геннадий Васильевич, говорю, сейчас я Вас покормлю. Он в полной панике - Мина Евсеевна, категорически нет, я же при исполнении! Геннадий Васильевич, говорю, да бросьте вы, ну кто узнает?! Наливаю ему борщ, кладу сметанки, он: нет, никак не могу! Я ему: Геннадий Васильевич, но уже налито, Вы же целый день голодный, по глазам вижу, пожалуйста, ешьте! Придвинул тарелку, начал: Перед Вами, говорит, никто не устоит! Ну, тут я ему котлеты с пюре кладу, уже без уговоров, компот потом налила. Ну, он меня спрашивает, где я работаю, я ему объясняю, что я мэнээс на кафедре органической химии в Лесотехнической академии - вот через дорогу, через Новороссийскую, тут в парке. И рассказываю, что тема моей будущей диссертации - искусственное старение коньячных спиртов. Делаю коньяк из экстракта дубовой древесины. Рассказываю, как на Всесоюзной дегустационной комиссии в Одессе мой самодельный коньяк (а на этих комиссиях дегустируются пять-шесть коньяков разных заводов под номерами, никто из членов комиссии не знает, чей коньяк они пробуют), так мой пятиминутный коньяк получил пять звёзд, то есть, как пятилетней выдержки в дубовых бочках. И тут у меня, у хитрой еврейки, мысль - цок! Хорошо. Ну, и показываю ему мою колбочку - видите, коричневый порошок? Вот это и есть дубовый экстракт. Беру пустую колбу, насыпаю в неё на-глаз порошка, доливаю туда винного спирта - видите, совершенно прозрачный, понюхайте - почти никакого запаха. Попробуйте капельку языком - вот в рюмочку - чистый спирт. Взбалтываю, добавляю половину воды, снова взбалтываю, разливаю в две рюмки. Он робко начинает про исполнение, я, не слушая, беру свою рюмку, чокаюсь о его стоящую рюмку: Ну, Геннадий Васильевич, за Ваше будущее генеральское звание! Тут он взял свою рюмку: Ох, Мина Евсеевна, доведёте Вы меня до беды! Рывком подносит ко рту, рот открыл и готов хлобыстнуть! Я: Геннадий Васильевич, что Вы! Коньяк так нельзя! Сначала слегка взболтайте его в рюмке, видите, коньячные рюмки специальной формы в виде тюльпана, чтобы запах сразу не улетучивался? Поднесите к носу, понюхайте. Чувствуете запах ванили? А шоколада? Теперь сделайте маленький глоток, нет, не глотайте, а языком прогоните по рту. Чувствуете вкус? Да, говорит, чувствую, Вы - волшебница! Чокнулись, выпили, поговорили. Я чай разлила. Ну, тут уже совсем без исполнения. Дальше по второй рюмке выпили. И тут я говорю: Геннадий Васильевич, почему Вы Вадиму не даёте диссертацию защитить? Это же по Вашему указанию его диссертация якобы до МГУ не доехала? А он: Мина, Евсеевна, а как бы Вы хотели - чтобы явному атисоветчику, распространяющему антсоветскую литературу, мы бы зелёную улицу давали?! Я его перебиваю: Геннадий Васильевич, это Вадим-то - антисоветчик?! Да кто же тогда советчик, по Вашему?! Вадим - честнейший человек, замечательный комсомолец (был)! Он два года руководил комсомольской организацией НИИГА! При нём она, полу-дохлая, как и везде, не мне Вам говорить, расцвела! Он организовал комсомольские Вакар-походы многодневные! Спортивные соревнования! Народную дружину организовал! Бомжей, хулиганов и проституток ловил! Ему финку в бок чуть не воткнули! А Вы говорите! А какая была художественная самодеятельность! Они пригласили профессионального режиссёра Шевченко-Глаголь, они такое "Обыкновенное чудо" Шварца поставили! На их спектакле в Василеостровском ДК сам Акимов рыдал и на груди тельняшку рвал - какого артиста он пропустил - Вадим Короля играл! А Вы говорите!.. Ну, короче, Димка, когда я Геннадию Васильевичу плащ подала, он буркнул: Хорошо, пусть Вадим Арпадович завтра позвонит в МГУ. Но не рано, мне с дороги выспаться завтра надо, дел будет невпроворот, часиков так не раньше двенадцати пусть звонит. Тут я его в щёчку поцеловала, а он мне так галантно ручку поцеловал!
      
      

    []

    Моя любимая жена Мина (и по совместительству хитрая еврейка).

      
       Я, с нетерпением глядя на часы, позвонил с работы в Москву в 12:30. "Ой, товарищ Литинский, вот только сейчас пришла Ваша диссертация, поздравляю! Договоритесь с Всевлодом Владимирычем о дне защиты, и можете приезжать!"
       У меня в это время голова совершенно шла кругом. Из-за допросов в Ленинграде и Москве и из-за того, что мне надо было готовиться к полевым работам в июне - на острове Котельном я должен был руководить гравиметрической съёмкой масштаба 1:200 000 на вездеходах в Восточно-Сибирской комплексной партии, куда меня взяли на время полевых работ. (Все Новосибирские острова мы засняли в 1965 году, когда Полярная экспедиция делала съёмку западной части Восточно-Сибирского моря, но по редкой сети. А сейчас - точки через 2 километра). Поэтому, всё, что связано с защитой диссертации - у меня в полном провале. Я не помню даты защиты (в имеющейся у меня характеристике, представленной Институтом в ВАК для получения "учёного звания старшего научного сотрудника", сказано только, что диссертацию я защитил в мае 1972 года). Я даже не помню, как мы отмечали защиту. Друзья рассказывали, что это было в одном из ресторанов гостиницы "Россия". Говорили, что я там лихо отплясывал со всеми дамами. Из всей защиты у меня чётко сохранился в памяти только один эпизод. Заключение головной организации ВНИИГеофизика писал и зачитывал доктор А.А. Борисов. Он очень хвалил мою работу и в заключение зачитал, что диссертация В.А. Литинского должна быть квалифицирована как докторская. При этих словах я увидел, что Деменицкая вскочила со своего места, подбежала к председательствующему Федынскому и что-то стала ему шептать. Всеволод Владимирович, хмурясь, выслушал её, встал и объявил десятиминутный перерыв. Он удалился вместе с Деменицкой. После перерыва Федынский сказал, что он детально ознакомился с диссертацией Вадима Арпадовича, что он давно хорошо знает соискателя, как отличного научного и технического руководителя Полярной экспедиции и много плодотворно работал с ним по организации этой экспедиции. Он полностью согласен с выводами ведущей организации, что работа Литинского заслуживает докторской степени. Но! Инстутут геологии Арктики в ближайшее время предоставит на нашу кафедру к защите кандидатскую диссертацию Георгия Ивановича Гапоненко, члена партии, теперешнего главного инженера Полярной экспедиции. Дирекция института выдвигает товарища Гапоненко на должность заместителя директора НИИГА по геофизике. Эта должность требует докторской степени. Я смотрел работу Гапоненко и считаю, что её тоже можно рассматривать в качестве докторской диссертации. Но, безусловно, ВАК не пропустит две кандидатские диссертации от одного и того же института с разрывом всего в несколько месяцев в качестве докторских. Поэтому я рекомендую диссертацию Вадима Арпадовича принять как очень хорошую кандидатскую диссертацию и пожелать ему в течение ближайших нескольких лет защитить докторскую диссертацию.

    * * *

      
       С п р а в к а: ГАПОНРНКО Георгий Иванович (1926-1944). Участник Великой Отечественной войны [в боевых действиях по-малолетству не участвовал. - В. Л.]. Окончил геофизический факультет Ленинградского горного института (1957). Доктор геолого-минералогических наук (1972). Лауареат премии Совета Министров СССР. Работал в НИИГА-ВНИИокеангеология с 1964. Прошёл путь от начальника отряда до директора [зам.директора по геофизике. - В. Л.]. Основные интересы научной деятельности: исследование геофизических полей шельфа России, гравитационного поля континентальной окраины, разработка принципов создания технической базы морской геофизики и научно-исследовательских судов нового типа. Автор около 80 научных публикаций, в т.ч. 2 монографий, 8 изобретений. Награждён орденом Трудового Красного Знамени, 7 медалями.
       "Геофизики России". Информационно-биографический сборник. ЕАГО, М., 2005.
      

    []

    Из книги "Полярники пишут сами (юбилейные воспоминания"

    СПб, Ломоносов, ПМГРЭ, 2002.

      
       С п р а в к а: ДЕМЕНИЦКАЯ Раиса Михайловна (1912-1997). Окончила геологоразведочный факультет Ленинградского горного института (1935). Доктор геолого-минералогических наук (1963), профессор. Лауареат Государственной премии СССР, почётный академик РАЕН. Почётный полярник. В 1948-1979 работала в НИИГА-ВНИИокеангеологии главным инженером, начальником партии, старшим научным сотрудником, заведующим отделом, с 1982 - в Ленинградском отделе института океанологии РАН - директором, научным консультантом. Основные направления научной деятельности - исследование земной коры и мантии по геофизическим данным, изучение рельефа дна и геофизических полей Северного Ледовитого океана и создание геодинамических моделей его развития. Автор и соавтор около 250 научных публикаций, в т.ч. 8 монографий, 2 научных открытий, 12 изобретений. Награждена орденами Трудового Красного Знамени, "Знак почёта", медалями "За трудовую доблесть", "За доблестный труд в Великой Отечесвенной войне 1941-1945 гг.".
       "Геофизики Росии". Информационно-биографический сборник. ЕАГО, М., 2005.
      
       (Новый директор НИИГА-ВНИИокеангеологии И.С. Грамберг "выжил" Р.М. Деменицкую из Института в 1979 (сразу после моего отъезда в Америку, но не подумайте, что этот шаг был как-то связан с моей персоной. Просто совпадение). Никто, кроме добряка Ткаченко, не мог терпеть рядом эту гремучую змею. И она вынуждена была уйти из родного Института. Через три года она устроилась в ЛО института Океанологии. К концу жизни Раиса Михайловна почти ослепла. Умерла она всеми покинутая - близкие знакомые на любили её за коварство и злобность характера. - В. Л.).
      

    * * *

      
       Х Р О Н И К А Т Е К У Щ И Х С О Б Ы Т И Й
      
       Каждый человек имеет право на
       свободу убеждений и на свободное
       выражение их; это право включает
       свободу беспрепятственно
       придерживаться своих убеждений и
       свободу искать, получать и
       распространять информацию и идеи
       любыми средствами и независимо от
       государственных границ.
      
       ВСЕОБЩАЯ ДЕКЛАРАЦИЯ ПРАВ ЧЕЛОВЕКА,
       статья 19
      
       ВЫПУСК ДВАДЦАТЬ ШЕСТОЙ
      
       5 июля 1972 г.
      
       ГОД ИЗДАНИЯ ПЯТЫЙ
      
      
       АРЕСТ ПЕТРА ЯКИРА
      
       21 июня в Москве был арестован ПЕТР ИОНОВИЧ ЯКИР.
      
       П.И.ЯКИР (1923 года рождения) - сын расстрелянного
       СТАЛИНЫМ героя гражданской войны командарма ИОНЫ ЭМАНУИЛОВИЧА
       ЯКИРА; 17 лет (с 1937 по 1954 год) он отсидел в сталинских
       тюрьмах и лагерях. П.И.ЯКИР - член Инициативной группы по
       защите прав человека в СССР.
      
       21 июня днем, когда П.И.ЯКИР во время обеденного перерыва
       вышел на улицу, его усадили в машину и увезли. Примерно через
       час на работу к ВАЛЕНТИНЕ ИВАНОВНЕ САВЕНКОВОЙ, жене П.И.ЯКИРА,
       приехала та же бригада сотрудников КГБ, которая производила
       обыск на квартире у П.И.ЯКИРА 14 января ("Хроника" N 24), и 6
       мая с. г. ("Хроника" N 25). Бригада отвезла В.И.САВЕНКОВУ
       домой и провела третий в этом году обыск. В ордере на обыск
       была указана статья 70 УК РСФСР. Обыск продолжался 4 часа.
       Присутствовала на обыске только В.И.САВЕНКОВА. Несколько
       граждан, пожелавших присутствовать при обыске (в частности,
       зять П.И.ЯКИРА Ю.КИМ и академик А.Д.САХАРОВ), не были допущены
       в квартиру. В тот же день были проведены обыски и на рабочих
       местах П.И.ЯКИРА и его жены. Никто из семьи ЯКИРА не видел
       протоколы этих обысков. "Хронике" они тоже не известны.
      
       21 июня вечером следователь КГБ при СМ СССР майор
       ГЕННАДИЙ ВАСИЛЬЕВИЧ КИСЛЫХ звонил В.И.САВЕНКОВОЙ и сообщил ей,
       что П.И.ЯКИР арестован, ему предъявлено обвинение по статье 70
       УК РСФСР. Находится он в Лефортовской следственной тюрьме КГБ
       при СМ СССР. Между прочим, уже днем иностранным
       корреспондентам в Москве официально сообщили, что П.И.ЯКИР
       арестован "за антиконституционную деятельность" и ему
       предъявлено обвинение по статье 70 и статье 210 (вовлечение
       несовершеннолетних в преступную деятельность) РСФСР.
      
       В.И.САВЕНКОВА обратилась к Генеральному прокурору СССР с
       просьбой изменить П.И.ЯКИРУ меру пресечения, например - на
       подписку о невыезде. 1 июля с аналогичным призывом обратилась
       к Генеральному прокурору СССР Инициативная группа по защите прав
       человека в СССР. В письме Инициативной группы, в частности,говорится:
      
       "...Общественная деятельность Петра Якира целиком
       исходит из идеи десталинизации нашего общества.
       Антисталинизм Якира органически связан с его биографией,
       профессиональным знанием нашей истории, непримиримым
       отношением к общественному злу. Деятельность Якира
       отражает его убеждения и абсолютно бескорыстна.
       ...Единственным стремлением Якира было способствовать
       демократизации нашего общества...".
      
       Ответ на эти письма еще не получен.
      
       В письме, подписанном "Группа советских граждан" и
       датированном "июнь 1972 г.", в частности, говорится:
      
       "Брошен в тюрьму Петр Якир.
       Власти решили вписать новую мрачную страницу в
       трагическую судьбу одного из самых замечательных наших
       современников, человека редкостного гражданского таланта,
       великой силы духа, неукротимой энергии, ни перед чем не
       отступающего мужества.
       Это еще один - и быть может кульминационный - этап в
       тактике таких, ползучих, но систематических репрессий,
       которую вот уже несколько лет проводит режим, пытаясь
       удушить демократическое движение.
       Можно и нужно протестовать против этой акции.
       Важнее, однако, понять суть новой ситуации и серьезно,
       сосредоточенно и без истерии (будь то истерия бросания на
       штыки или истерия капитуляции) приспособить жизнь и
       борьбу каждого демократа, а значит и всего движения, к
       нынешней действительности.
       Арест Якира, человека, сознательно оказавшегося на
       острие борьбы, не означает, что "все потеряно", что
       политика властей принесла им победу.
       ...Арест Якира - не начало и не конец. Это важная
       веха.
       ...Сохранить людей и сохранить Самиздат, сохранить и
       укрепить движение за демократизацию - вот главная цель
       сегодня, вот лучший ответ на арест Якира...".
      
      
       ... У меня не сохранилось повестки на вызов в Москву, в Лефортово, на допрос по делу Якира. (Сохранились только те повестки, которые по той или иной причине мне не пришлось предъявлять в бюро пропусков Большого Дома или Лефортово). Поэтому, я не помно точной даты, когда это произошло. Вероятно, после моего возвращения с острова Котельный - это значит, осенью 1972 года. Геннадий Васильевич из своего кабинета повёл меня куда-то в другую часть здания тюрьмы. Мы вошли в пустой кабинет, и через несколько минут в него впустили... Петра Ионовича Якира! Не в костюме, а в какой-то тюремной робе, не помню какого цвета. Сильно располневшего, заросшего черной с проседью бородой! Кислых объявил Якиру, что это его первая очная ставка. Затем Кислых сказал, что ему нужно на минуточку выйти. Я кинулся и обнял Петра. Он пальцем показал на потолок, и я догадался, что это знак того, что Кислых вышел не случайно, а в надежде, что я выдам что-нибудь полезное для следствия. Пётр спросил, знаю ли я что-нибудь о его семье. Я сказал, что сведениями о его семье на располагаю, так как долго отсутствовал - был в экспедиции в Арктике. (Много позже из "Хроники"  28 от 31 декабря 1972 года я узнал, что 4 ноября дочери Петра ЯКИРА Ирине ЯКИР разрешили свидание с отцом в Лефортовской тюрьме. Свидание проходило в присутствии следователей КИСЛЫХ и ВОЛОДИНА). Таким образом, моя очная ставка с Якиром была, видимо, в конце октября.
       Геннадий Васильевич сидел за письменным столом, а мы с Петром на стульях. Я не запомнил в деталях, что конкретно спрашивал нас Кислых. Ну, естественно, знаем ли мы друг друга. Я рассказал, что приехал на Автозаводскую по совету Самсонова, привёз от него рекомендательное письмо, которое сохранилось у Якира и было обнаружено при обыске. Даты встречи я не помнил. Пётр всё подтвердил, числа он тоже не помнил, но зато назвал год и месяц моего первого появления у него, чего я не помнил! Мы оба подтвердили, что я забирал от Якира машинописные выпуски "Хроники" и самиздатовскую литературу. С одной стороны, я поразился великолепной памяти Петра Ионовича при перечислении самиздата, который я, действительно, получал от него, что я и подтвердил следователю, но с другой стороны, он называл такие вещи, которые я, якобы, получал от него, с которыми я совершнно не был знаком и никогда не видел. Я сказал Геннадию Васильевичу, что, касаемо вот этих конкретных работ, Пётр Ионович абсолютно точно ошибается, явно спутав меня с кем-то другим. Кислых всё детально записывал в протокол. Очная ставка продолжалась, вероятно, не более часа. Перед подписанием протокола Геннадий Васильевич не попросил меня, как обычно, проверить описки и расставить запятые. Наверное, постеснялся Якира. Расстались мы с Якиром без рукопожатия. Кислых предупредил меня, что я буду вызван на суд Якира и Красина в качестве свидетеля. Суд состоится, по-видимому, через несколько месяцев, так что я не должен летом уезжать ни в какие экспедиции.
      

    []

    Повестка вызова на суд Якира и Красина в качестве свидетеля 31 августа 1973 г.

       Это было моё последнее свидание с Петром Ионовичем Якиром и Геннадием Васильевичем Кислых. Я не присутствовал на суде Якира-Красина, начавшемся в августе 1973 года, на котором я, по замыслу майора Кислых, получившего за этот процесс подполковника, должен был выступать в качестве главного свидетеля. Почему этого не произошло - вы при желании сможете прочесть в моей следующей байке (Иншалла! Да будет на то воля Аллаха!), которую я собираюсь назвать "Побег от КГБ в лес за грибами". Это будет совершенно детективая история, со скачками, перестрелками и кровавыми убийствами. Главной героиней этой байки будет моя любимая и очень умная жена Мина, которая по совместительству была ещё и хитрой еврейкой. Когда в день начала суда я узнал, что Мина обманным путём не допустила меня на суд, я устроил ей грандиозный скандал, потому что на такие суды никого, кроме "представителей общественности в штатском" и свидетелей не допускают. У меня был единственный шанс поведать о процессе городу и миру. Мне она тогда сказала: "Дуррак ты, Димка! В тюрьме бы ты тогда писал свои мемуары! А я тебя всё ещё люблю, и ты мне нужен как тёплый муж под бочком, а не как герой на далёких холодных нарах!". Она констатировала тогда, более полувека тому назад, начало моей умственной деградации. Поэтому она и бросила меня в Америке. Теперь моя последняя жена Лена (последняя у попа жена, гласит народная мудрость, а мне ещё только 80, какие мои годы!) называет меня постоянно идиотом, который только и занимается байкописательством. Так что ждите новую байку!
      
       Из упомянутой выше "Хроники текущих событий"  28 от 31 декабря 1972 года много позже я узнал, что 4 ноября при свидании с дочерю Ириной Якир впервые заявил, что
       он "изменил свое отношение к демократическому движению и к своей деятельности. Стало очевидным активное сотрудничество П.ЯКИРА со следствием. По заявлению ЯКИРА, предъявленные ему следствием материалы убедили его в тенденциозном характере и объективно вредном направлении "Хроники текущих событий", в наличии в ней фактических неточностей и даже прямых искажений. Он заявил также, что каждый следующий выпуск "Хроники" будет удлинять ему и КРАСИНУ срок заключения; с выходом "Хроники" последуют также новые аресты. Следователи подтвердили последнее заявление, указав, что
       арестованы будут не обязательно прямые участники выпусков.
       Как известно, свидания с подследственными, обвиняемыми по
       "политическим" статьям, разрешают крайне редко." ("ХТС", вып 28, 1972 г.)
      
      
       СУД НАД ПЕТРОМ ЯКИРОМ И ВИКТОРОМ КРАСИНЫМ (Хроника Текущих событий, вып. 30, 31 дек. 1973 г.)
      
       27 августа 73г. в Москве в помещении Люблинского нарсуда
       начался судебный процесс по делу ЯКИРА и КРАСИНА, обвиненных в
       преступной антисоветской деятельности по ст.70 ч.1 УК РСФСР.
       Судья - зам. председателя Мосгорсуда МИРОНОВ. Прокурор -
       помощник Генерального прокурора Солонин. Защитники - ЮДОВИЧ и
       ШВЕЙСКИЙ.
       Процесс длился без перерыва почти неделю. В зал суда
       допускались представители различных государственных и
       общественных организаций по специальным билетам, причем
       контингент допущенных ежедневно обновлялся. В зал были
       допущены также родственники обвиняемых. Любой из свидетелей
       после допроса мог остаться в зале до конца процесса. Этим
       правом воспользовались 2-3 человека. Друзья и знакомые
       подсудимых в зал попасть не смогли. Дежурные в красных
       повязках говорили им, что свободных мест в зале нет. В конце
       концов от собравшихся на улице потребовали, чтобы они отошли
       от здания суда. Иностранных корреспондентов в зал также не
       пустили, но о ходе процесса их регулярно информировали.
       Дело ЯКИРА и КРАСИНА составило 150 томов. Есть основания
       полагать, что в начале следствия обвинение предъявлялось по
       ст.64. В период предварительного следствия было допрошено
       свыше 200 человек. Чтение обвинительного заключения заняло 4
       часа. ЯКИРУ и КРАСИНУ инкриминировалось: составление и
       подписание, хранение, размножение и распространение многих
       документов политического содержания, писем-протестов,
       листовок, а также "Хроники текущих событий"; передача этих
       документов на Запад через иностранных корреспондентов или
       иностранных туристов; получение и последующее хранение
       различных материалов НТС и другой изданной на Западе
       литературы, квалифицируемой обвинением как антисоветская;
       получение 4000 рублей от НТС через представителя итальянской
       организации "Эуропа Чивильта"; получение от иностранцев
       портативных магнитофонов для дальнейшего их использования "во
       враждебных целях"; заявления и интервью для иностранной прессы
       и телевидения.
       Оба подсудимых полностью признали свою вину и выразили
       раскаяние по поводу содеянного. Оба признали также свой умысел
       против советской власти.
       В суде было допрошено около 30 свидетелей, среди них
       многие - не москвичи. Был допрошен, в частности, психиатр
       СНЕЖНЕВСКИЙ, который среди прочего заявил, что за весь его
       50-летний опыт работы в психиатрических учреждениях не было ни
       единого случая помещения здорового человека в психиатрическую
       больницу.
       Судья МИРОНОВ во время допроса стремился, главным
       образом, к подтверждению и уточнению тех фактов, которые вошли
       в обвинительное заключение, от каких-либо оценок
       воздерживался, предоставляя это обвинителю.
       Прокурор СОЛОНИН в своей речи потребовал в качестве меры
       наказания 3 года лишения свободы и 3 года ссылки каждому из
       подсудимых.
       Адвокаты в своих выступлениях признали правильность
       квалификации действий своих подзащитных. Оба адвоката подробно
       рассказали о тех незаконных репрессиях, которым подверглись
       ЯКИР и КРАСИН в период культа личности, а также о тяжелом
       состоянии здоровья своих подзащитных. В заключение они просили
       суд ограничить наказание уже отбытым сроком.
       В коротком последнем слове ЯКИР просил о наказании, не
       связанном с лишением свободы. "Хочу умереть не за колючей
       проволокой", - сказал он. КРАСИН также просил о смягчении
       наказания.
       1 сентября был вынесен приговор - 3 года лишения свободы
       и 3 года ссылки каждому.
       После приговора подсудимым и их родственникам
       предоставили краткое свидание в зале суда. ЯКИР и КРАСИН
       просили передать адвокатам наряду с благодарностью свой отказ
       от их дальнейших услуг. Кассационную жалобу каждый писал сам.
      
       *****
      
       5 сентября в Доме журналистов в присутствии иностранных
       корреспондентов была проведена пресс-конференция с участием
       ЯКИРА и КРАСИНА. В отрывках она транслировалась телевидением в
       этот же день.
       Оба выразили раскаяние в своих преступных действиях,
       объективно способствовавших враждебной деятельности зарубежных
       антисоветских организаций. ЯКИР назвал клеветой сообщения о
       психиатрических репрессиях в Советском Союзе.
       Впоследствии пресс-конференция широко освещалась в
       прессе.
      
       *****
      
       28 сентября Верховный Суд РСФСР в кассационном заседании
       пересмотрел решение Мосгорсуда. Обвинение поддерживал прокурор
       ИЛЮХИН (по поручению РУДЕНКО). ИЛЮХИН признал решение суда
       правильным; он представил медицинское заключение о состоянии
       здоровья ЯКИРА и КРАСИНА. Главный вывод медиков сводился к
       тому, что дальнейшее содержание подсудимых под стражей может
       привести к тяжелым последствиям для их здоровья. На этом
       основании ИЛЮХИН просил сократить срок лишения свободы для
       ЯКИРА до 1 года 4 месяцев, для КРАСИНА до 1 года 1 месяца, что
       практически равнялось сроку уже отбытому обоими в Лефортовской
       тюрьме с момента ареста. Ссылку прокурор просил оставить.
       Верховный Суд РСФСР согласился с этим предложением.
      
       *****
      
       В середине октября КРАСИН отправлен отбывать ссылку в
       Калинин, ЯКИР - в Рязань.
      
       *****
      
      
       "Хроника" приводит список известных ей лиц, допрошенных в
       процессе следствия по делу ЯКИРА-КРАСИНА-БЕЛОГОРОДСКОЙ (этот
       список далеко не полон - всего было допрошено более 200
       человек):
      
       Л.АЛЕКСЕЕВА, Г.АЛТУНЯН (Харьков), А.АЛШУТОВ, В.АЛЬБРЕХТ,
       А.АМАЛЬРИК, З.АСАНОВА, Т.БАЕВА, В.БАЛАКИРЕВ, В.БАТШЕВ,
       В.БАХМИН, А.БОЛОНКИН, В.БУКОВСКИЙ, Н.БУКОВСКАЯ, Т.ВЕЛИКАНОВА,
       В.ВОЙНОВИЧ, А.ВОЛЬПИН, Г.ГАБАЙ, И.ГАБАЙ, Е.ГАЙДУКОВ
       (Хабаровск), Ю.ГЕНДЛЕР (Ленинград), С.ГЕНКИН, Л.И.ГИНЗБУРГ,
       Г.ГЛАДКОВА, С.ГЛУЗМАН (Киев), З.М.ГРИГОРЕНКО, В.ДЕЛОНЕ,
       М.ДЖЕМИЛЕВ, Т.ДИБЦЕВА (Сочи), В.ДРЕМЛЮГА, А.ДУБРОВ,
       Р.ДЖЕМИЛЕВ, Н.ЕМЕЛЬКИНА, о. С.ЖЕЛУДКОВ, Т.ЖИТНИКОВА (Киев),
       Л.ЗИМАН, Ю.ИВАНОВ, И.КАЛЫНЕЦ (Львов), А.КАПЛАН, И.КАПЛУН,
       Л.КАРДАСЕВИЧ, Ю.КАРЯКИН, Ю.КИМ, С.КОВАЛЕВ, В.КОЖАРИНОВ,
       Д.КОЗИЛО, С.КОЗИЛО, Е.КОСТЕРИНА, Н.КРАВЧЕНКО, Ю.КРАСИН,
       И.КРИСТИ, Е.КУШЕВ, Л.КУШЕВА, А.ЛАВУТ, А.Э.ЛЕВИТИН-КРАСНОВ,
       П.ЛИТВИНОВ, ЛИТИНСКИЙ (Ленинград), Ю.М.ЛОТМАН (Тарту),
       Г.МАКУДИНОВА, Ю.МАЛЬЦЕВ, Д.МАРКОВ (Обнинск), В.МИЛАШЕВИЧ,
       Б.МИХАЛЕВСКИЙ, Р.МУХАМЕДЬЯРОВ, Б.НАЙДОРФ (Новосибирск),
       А.НЕНАРОКОВ, Е.ОЛИЦКАЯ (Умань), Б.ОРЛОВ, С.ПАВЛЕНКОВА
       (Горький), О.ПАУЛЬСОН (Смела), Л.ПИНСКИЙ, Г.ПОДЪЯПОЛЬСКИЙ,
       В.ПОНОМАРЕВ (Харьков), В.РОКИТЯНСКИЙ, И.РУДАКОВ, В.САВЕНКОВА,
       Т.СВИРЕПОВА, В.СЕВРУК (Вильнюс), СЕМЕНДЯЕВ (Мелитополь),
       Л.СЕРЕДНЯК (Киев), В.СЛЕПАК, М.СМОЛЯНСКИЙ, Е.СМОРОДИНОВА,
       А.СНЕЖНЕВСКИЙ, В.СОКИРКО, Г.СОЛДАТОВ (Таллин), П.СТАРЧИК,
       Н.СТРОКАТАЯ (Одесса), Г.СУПЕРФИН, Л.ТЕРНОВСКИЙ, В.ТИМАЧЕВ,
       Л.ТКАЧЕНКО, В.УБОЖКО, УСТИНОВА, ФОРСЕЛЬ (Петрозаводск?),
       В.ХАУСТОВ, Т.ХОДОРОВИЧ, В.ЧАЛИДЗЕ, В.ЧЕРНОВОЛ (Львов),
       Н.Я.ШАТУНОВСКАЯ, Ю.ШИХАНОВИЧ, Б.ШРАГИН, Ю.ЮХНОВЕЦ,
       Г.ЯБЛОНСКИЙ, С.ЯКАС (Вильнюс), И.ЯКИР, А.ЯКОБСОН, В.ЯНУШЕВИЧ.
       [Обратите внимание, что все фамилии допрошенных сопровождаются инициалом имени (а некоторых, нестойких, и даже буквой отчества). Лишь один замечательный советский (или всё же американский?) разведчик Литинский остался безымянным!].
      
       *****
      
       ЗАЯВЛЕНИЕ
       ИНИЦИАТИВНОЙ ГРУППЫ ПО ЗАЩИТЕ ПРАВ ЧЕЛОВЕКА В СССР
      
       На судебном процессе над П.ЯКИРОМ и В.КРАСИНЫМ, а
       также в публикациях советской прессы Инициативной группе
       по защите прав человека в СССР инсинуируется клевета на
       советский строй.
       Инициативная группа не разделяет позиции, занятой на
       суде бывшими ее участниками П.ЯКИРОМ и В.КРАСИНЫМ, и
       считает нужным заявить следующее:
       1. Во всех документах Инициативной группы мы
       сообщаем только факты. Мы убеждены в истинности своих
       сообщений.
       2. Инициативная группа никогда не пыталась
       дискриминировать социальный строй или правительство своей
       страны. Она выступала только против таких действий
       властей, которые считала бы недопустимыми при любом строе
       и при любом правительстве.
       3. Инициативная группа принципиально воздерживалась
       от каких-либо ПОЛИТИЧЕСКИХ ВЫСТУПЛЕНИЙ. Она считала и
       считает основным своим долгом - защиту прав человека в
       своей стране.
       4. Мы продолжаем утверждать, что в нашей стране
       психиатрия в ряде случаев используется для расправы с
       неугодными властям людьми. Никакие утверждения академика
       АМН А.СНЕЖНЕВСКОГО и проф. Р.НАДЖАРОВА, покаяния П.ЯКИРА
       и В.КРАСИНА, обвинительные заключения и решения судов не
       могут, к сожалению, отменить чудовищную действительность.
       Мы обращаем внимание на то, что А.СНЕЖНЕВСКИЙ и
       Р.НАДЖАРОВ, публично отрицающие, что в СССР психиатрия
       используется для борьбы с инакомыслием, сами являются
       СОУЧАСТНИКАМИ этого преступления. Их подписи стоят под
       судебно-психиатрическими экспертизами людей, обвиняемых
       по идеологическим мотивам. И советский суд, используя эти
       экспертизы, выносит определения о направлении на
       принудительное лечение в психиатрические больницы...
       5. Мы констатируем, что П.ЯКИР и В.КРАСИН на
       следствии, суде и на пресс-конференции выступили с
       ложными заявлениями.
       Трагично, что эта ложь касается также судьбы и
       репутации всех политических заключенных в лагерях,
       тюрьмах и психиатрических больницах СССР.
       6. Мы подчеркиваем, что пресс-конференция с участием
       осужденных за "антисоветскую агитацию и пропаганду"
       является беспрецедентным фактом для нашей страны. Другие
       репрессированные даже за попытку передать на волю
       сведения об условия их содержания подвергаются жестоким
       наказаниям.
       7. Мы протестуем против таких методов воздействия,
       которые ломают человеческую личность, вынуждают
       оговаривать свои деяния, деяния своих товарищей, самих
       себя.
       Мы отмечаем недопустимые условия ведения следствия.
       Длительные сроки заключения в следственных изоляторах -
       тюрьмах, запрещение свиданий и переписки (за исключением
       тех случаев, когда это выгодно следствию), отсутствие
       права пользоваться услугами адвокатов - все это ставит
       подследственного в положение полной беззащитности от
       злоупотреблений следственных органов.
       8. Мы выражаем тревогу в связи с тем, что в нашей
       стране возобновились бурные кампании осуждения, когда
       осуждающие не стесняются признаться, что не читали того,
       чем возмущены. Мы выражаем тревогу тем более потому, что
       в этой кампании участвует наша интеллигенция - ученые,
       писатели, деятели искусства.
       Мы полагаем своим долгом заявить также, что
       достойная и мужественная позиция академика А.САХАРОВА и
       писателя А.СОЛЖЕНИЦЫНА вызывает у нас глубокое уважение.
       9. Инициативная группа надеется и впредь
       предпринимать индивидуальные и коллективные усилия,
       направленные на расширение общепризнанных свобод - таких,
       как свобода выражать и распространять мнения, или,
       например, свобода от недобросовестных судебных обвинений.
      
       Инициативная группа по защите прав человека в СССР:
      
       Т.Великанова, С.Ковалев, А.Левитин-Краснов,
       Г.Подъяпольский, Т.Ходорович.
      
       Сентябрь 1973г.
      
      

    П Р И Л О Ж Е Н И Я

       ПРИЛОЖЕНИЕ 1 От 4 июня 1965 года

    ДИРЕКТОРУ НИИГА

    тов. ТКАЧЕНКО Б.В.

    НАЧАЛЬНИКУ ПОЛЯРНОЙ ГЕОФИЗИЧЕСКОЙ

    ЭКСПЕДИЦИИ

    тов. ВИТЯЗЕВУ А.П.

    ГЛАВНОМУ ИНЖЕНЕРУ ЭКСПЕДИЦИИ

    тов. ЛИТИНСКОМУ В.А.

       От имени коллектива Отдела геофизики Госгеолкома СССР поздравляю Вас и весь коллектив экспедиции с успешным завершением ледовых работ 1965 года на Восточно-Сибирском море.
       Желаем всем участникам работы здоровья и плодотворной камеральной обработки материалов экспедиции.
      
       /подпись/ В. ФЕДЫНСКИЙ
       /подпись/ Л. ПЕТРОВ
       " 4 " июня 1965 г.
      
      
      
      
       ПРИЛОЖЕНИЕ 2 От 8 октября 1967 г.
      
       ПРЕСЕДАТЕЛЮ УЧЁНОГО СОВЕТА НИИГА
       ДИРЕКТОРУ тов. ТКАЧЕНКО Б.В.
      
       СЕКРЕТАРЮ ПАРТИЙНОГО БЮРО
       тов. МЕЛЬНИКОВУ В.Е.
      
       Главного геофизика Полярной экспедиции
       ЛИТИНСКОГО В.А.
      
       З А Я В Л Е Н И Е
      
       Довожу до Вашего сведения, что 7 октября с.г. я был вызван в кабинет начальника отдела геофизики Р.М.ДЕМЕНИЦКОЙ, где в присутствии начальника Полярной экспедиции тов.Витязева А.П. и начальников секторов отдела геофизики т.т. Карасика А.М. и Трубятчинского Н.Н., тов. Деменицкая заявила мне, что требует моего ухода из Полярной экспедиции и из отдела геофизики, и предложила перейти в отдел геологического картирования на тему Т-455, ответственным исполнителем которой является В.С. Аплонов. На мой вопрос, чем вызвано это требование, тов. Деменицкая ответила, что со мной невозможно работать, и что главный инженер Полярной экспедиции также отказывается работать со мной: "И так как у нас нет основания уволить Гапоненко, то мы вынуждены будем расстаться с Вами".
       Когда я сказал, что с Гапоненко у меня не было никаких трений, и если даже его заявление имело место, то это не является основанием для моего ухода из Полярной экспедиции. Р.М. Деменицкая заявила, что всё равно меня не оставят в отделе геофизики, и я не буду допущен в дальнейшем к материалам Полярной экспедиции, и что написанные мной статьи по этим материалам будут задержаны и не допущены к опубликованию.
       Действителпьно, вот уже четыре месяца Р.М. Деменицкая под разными предлогами задерживает отправку в редакцию моей статьи "Геотектоническое районирование шельфа морей Лаптевых и западной части Восточно-Сибирского по геофизическим данным, положительный отзыв на которую с рекомендацией опубликовать в журнале"Советская геология" дал доктор г.-м. наук Л.И. Красный [ведущий советский геотектонист, член-корр. АН СССР, лауреат Ленинской премии. - В.Л.]. Эта статья содержит основные результаты моих исследований, выполненных за последние два года, и является изложением главных выводов моей диссертации. Последний отказ на её опубликование был сформулирован Р.М. Деменицкой в присутствии А.М. Карасика следующим образом: "Рассматривайте это как наказание за плохую подготовку работ на "Обручеве". Если хорошо проведёте полевые работы - я разрешу Вам опубликовать эту статью".
       Кроме того, Р.М. Деменицкая незаконно поступила с другой статьёй, написанной коллективом авторов (В.А. Литинский, Г.И. Гапоненко, Д.В. Левин, А.Н. Орлов, Я.И. Полькин) и публикуемой в сборнике "Геофизические методы разведки в Арктике" [Выпуск 5, Л.,1968. - В.Л.], редактором которого является Р.М. Деменицкая. Эту статью писал я по материалам геофизической съёмки, камеральной обработки и геологической интерпретации, проведёнными в тот период, когда я был главным инженером Полярной экспедиции, и по той площади арктических морей, которая, с разрешения Р.М. Деменицкой, рассматривается в моей диссертации. В статье приведена тектоническая схема, составленная мной, и отражающая мои взгляды на тектоническое строение арктических морей Лаптевых и западной части Восточно-Сибирского [о платформенном строении шельфа. - В.Л.] (точки зрения других авторов оговорены в тексте). С согласия всех авторов при обсуждении статьи моя фамилия в списке была поставлена первой. Р.М. Деменицкая, не согласовав этот вопрос с нами, на первое место поставила фамилию Г.А. Гапоненко, который, кстати, даже не принимал участия в написании и обсуждении последнего, принятого к печати, варианта статьи, так как в это время не был в Ленинграде. Я бы, вероятно, не стал возражать, если бы эта перестановка авторов преследовала цель уравнять всех, поставив фамилии в алфавитном порядке. Однако при этом алфавитный порядок не был соблюдён (Гапоненко, Литинский, Левин, Орлов, Полькин), и этот поступок Р.М. Деменицкой я не могу расценить иначе, как стремление произвольно поставить меня на второе место, выдвинув на первое человека, игравшего лишь рядовую роль при проведении съёмки и при геологической интерпретации материалов, не говоря уже о написании статьи. Я предполагаю, что Г.А. Гапоненко расценит такое "покровительство" Р.М. Деменицкой, как медвежью услугу [Ошибочно предположил. Гапоненко охотно многократно использовал ссылку на эту статью в своих публикациях. - В.Л.].
       Этот второй пример, так же как и приведённый выше, показывает, что заявление Р.М. Деменицкой 7 октября о недопущении меня к материалам Полярной экспедиции, не случайное, а имеет программный характер. Я предполагаю, что Р.М. Деменицкая, отстраняя меня от материалов Полярной экспедиции (я, кстати, претендую только на те, которые собраны под моим руководством) и не давая мне публиковать статьи, делает это с целью лишить меня возможности закончить диссертацию, которая находится в завершающей стадии.
       В настоящее время я, разумеется, не могу себя считать возможным "конкурентом" по научной деятельности доктора г.-м. наук Р.М. Деменицкой, однако попытки её всячески отстранить меня от научной работы над геофизическими материалами, собранными и обработанными под моим руководством и при самом активном участии, выглядят, по крайней мере, странными.
       Своё ненормальное отношение ко мне Р.М. Деменицкая переносит с "научной почвы" на производственные отношения между нами. Любые трудности, встречающиеся в моей организационной работе и требующие некоторых усилий с моей стороны для их преодоления, если они оказываются известными Р.М. Деменицкой, становятся предметом длительного разбирательства с её стороны, причём каждый раз фигурируют такие выражения: "Вадим Арпадович, Вы что - больны? У Вас склероз?!". Не удивительно, что я теперь не обращаюсь к ней за помощью или советом без самой крайней необходимости. Действительно же серьёзная, но вполне поправимая ошибка, допущенная мной - не оформление своевременно разрешения на плавание э/с "Вл. Обручев" в октябре - в её восприятии принимает характер национальной катастрофы ("Знаете ли Вы, что из-за Вас были поставлены на ноги три города - Москва, Ленинград и Мурманск?!").
      
       Я считаю, что Р.М. Деменицкая не вправе использовать своё служебное положение начальника отдела для задержки публикации научных статей и тем более использовать эту задержку в качестве меры наказания. Я прошу Учёный Совет НИИГА и партийное бюро воздействовать на Р.М. Деменицкую и указать ей на необходимость соблюдения элементарных норм научной этики, принятых среди исследователей.
       Я прошу также дирекцию НИИГА обратить внимание Р.М. Деменицкой на недопустимость "выживания" из руководимого ею отдела сотрудников на том основании, что эти сотрудники (в данном случае я говорю не только о себе) ей не "нравятся" (а такие не без её влияния могут "не понравиться" и другим, зависящим от неё подчинённым).
      
      
       /подпись/ В. ЛИТИНСКИЙ
      
       8 октября 1968 г.
      
      
       [Касаясь соблюдения Р.М. Деменицкой элементарных норм научной этики, следует напомнить, что коммунист Деменицкая, будучи в экспедиции Люси Самуиловны Вейцман (жены академика Г.А. Гамбурцева, директора Института Физики Земли), скоммуниздила у неё данные 200 измерений толщины земной коры методом глубинного сейсмического зондирования (ГСЗ), собранных Л.С. Вейцман. (Забавная история: во время всесоюзной борьбы с безродными космополитами, Гамбурцев из всех евреев своего института уволил только... свою жену. И такие люди стояли во главе советской сейсмологии! Куда смотрела наша родная партия!). Деменицкая переписала ценнейшие результаты сейсмозондирований без разрешения Вейцман. Эти данные без ссылки на источник легли в основу так называемых формул Деменицкой, позволяющих вычислять толщину земной коры по гравитационным данным и высоте рельфа Замки. Мне довелось присутствовать при рождении этой формулы. Сама Деменицкая в математике "ни в зуб ногой", поэтому она при мне попросила Николая Николаевича Михайлова, прекрасного математика, бывшего беспартийного начальника отдела геофизики, место которого она заняла, найти математическую зависимость между гравтационными данными и толщиной земной коры, которые предоставила ему Деменицкая. На следующий день Н.Н. принёс построенный график, который он аппроксимировал довольно простой формулой. Он передал лист бумаги Деменицкой, робко сказав в своей манере, растягивая слова: "Ра-иса Ми-хай-ловна, мне кажется, что Вам тут мо-жно на-пи-сать инте-рес-ную ста-тью...". "Что-о?!" - взвизгнула Раиса Михайловна, видимо, не расслышав слово "Вам" . "Вас это совершенно не касается!" - и с этими словами она в клочки разорвала бумагу Михайлова. "Да я не про себя, Ра-и-са Ми-хай-ло-вна...", ещё более заикаясь, залепетал перепуганный учёный. "Слушать ничего не хочу!" - гневно крикнула начальница, швырнув клочки на его стол и удаляясь. В отделе геофизики работала молодая симпатичная сотрудница Лариса, брат которой, окончивший математический факультет ЛГУ, стал оперным певцом в Кировском театре. Вот ему, как лицу совершенно незаинтересованному, и передала Деменицкая через его сестру таблицы данных, естественно, не говоря, что это за точки. Хотя это предостережение было излишним - певцу было "по барабану" - земная кора эта или апельсины, как сказала мне эта симпатичная сотрудница (с которой я потом встречался в Нью Йорке). Так появились неуклюжие формулы с гиперболическим тангенсом (!), связывающие толщину земной коры с гравитационным полем и рельефом. Формулы легли в основу докторской диссертации Деменицкой и её главной книги "Кора и мантия Земли". Геофизики и геологи, читающие эту байку, посмотрите в книге Деменицкой на страницах 30 и 32 графики зависимости толщины земной коры и гравитационного поля и рельефа Земли. Ссылки на источник, откуда взяты эти важнейшие данные о толщине земной коры, вы не найдёте. Потому что они спёрты у Л.С. Вейцман. Для любых выводов о связи чего угодно с толщиной коры важны именно эти данные и координаты точек, в которых эта толщина измерена сложным и трудоёмким методом ГСЗ. Снять с карт высоту рельефа и величину гравитационной аномалии в этих точках - несложная операция для любого техника. А вы говорите: "научная этика, научная этика!" - В.Л.]
      
      
      
       ПРИЛОЖЕНИЕ 3 От 8 сентября 1969 г.
      
      
       ДИРЕКТОРУ НИИГА тов. ТКАЧЕНКО Б. В.
       Копия ПРЕДСЕДАТЕЛЮ ГРУППОВОГО КОМИТЕТА
       тов. ПРЕОБРАЖЕНСКОМУ В.А.
      
       Бывшего начальника отряда Полярной экспедиции,
       старшего геофизика отдела горючих ископаемых
       ЛИТИНСКОГО В.А.
      
       Р А П О Р Т
      
       8 сентября с.г. я ознакомился с рапртом на Ваше имя начальника Полярной экспедиции тов. Витязева А.П. о лишении премии за полевой период некоторых сотрудников Полярной экспедиции "за нарушения трудовой дисциплины и производственные упущения". В этом рапорте Витязев требует лишить премии и меня на 35% "за превышение полномочий в руководстве лётным отрядом, выразившимся в необоснованном привлечении к полётам тов. Кураева без согласования, точнее, вопреки запрету руководства экспедиции". Заготовлен также соответствующий приказ по институту о лишении премии, который будет представлен Вам на подпись.
       В своём рапорте на Ваше имя от " " июня с.г. с просьбой оплатить тов. Кураеву налёт часов на съёмке я приводил мотивы своих действий. Я вынужден повторить свои доводы ещё раз.
       К концу полевого сезона весной 1969 г. при съёмке Байдарацкой губы [Карского моря] отдельным лётно-съёмочным отрядом Полярной экспедиции, руководимым мной, сложилась чрезвычайно сложная обстановка из-за неблагоприятных метеорологических условий и отказа командира вертолёта, арендованного в Воркутинской отдельной авиаэскадрилье (ВОА), летать над полыньями и разводьями и садиться на дрейфующий лёд. К концу полевого сезона оказалось незаснятой около 80% проектной площади Байдарацкой губы. Более того, командование ВОА из-за выхода из строя их вертолётов отозвало в Воркуту и наш вертолёт, фактически разорвав договор об аренде. В этих условиях я, чтобы не сорвать работы, полетел в аэропорт Каменный Полярного управления ГА [Гражданской авиации] и уговорил командира КОАЭ заключить с нами договор на аренду вертолёта.
       Когда 17 апреля новый вертолёт прибыл в наше распоряжение, до конца полевого сезона оставалось 13 дней и 80% незаснятой площади.. Разумеется, трудно было рассчитывать, что в течение всего этого времени будет стоять лётная погода и что не произойдёт простоя ветолёта из-за неисправности матчасти, как это довольно часто случается. Весь экипаж и тем более состав геофизического отряда отлично понимал, что для выполнения плана в этих условиях нужно приложить максимум усилий и добиться максимальной производительности труда.
       Дело осложнялось тем, что в экипаже нового вертолёта отсутствовал штурман. На лётной работе это совершенно не отразилось, т.к. командир вертолёта И.С. Шайдеров прекрасно справлялся с вождением вертолёта. [В моей практике это был только второй иудей-вертолётчик. С Трейвишем мне полетать в 1952 году не удалось, так как он разбил свой МИ-1 через несколько дней после прилёта на базу экспедиции. Но Игорь Шайдеров - это был пилот от Бога! Он летал и садился на лёд в таких условиях, в которых ни один другой пилот этого бы не сделал - можете мне поверить, у меня огромный налёт часов на самолётах и вертолётах с посадками на арктических льдах. Всем, кто связан с арктической и любой другой малой авиацией, хорошо известно, что приписка заказчиком лётных часов авиаторам - нормальное явление, для этого в проекты работ негласно закладывались лишние лётные часы. Игорь сразу отказался (к моей великой радости - есть на Руси ещё честные люди!) от того, чтобы я ему записал "липу" ("Мы и так своё заработаем", сказал он), хотя другие члены экипажа и ворчали на него. Мне потом рассказывали, что его выперли из авиаотряда за эту его халтуру. Нефтяники, которым он в тундру на буровые вышки возил трубы, продукты и их самих и отказывался от приписок, крутили пальцем у лба, но обожали Игоря за то, что он работал, как бешеный и ювелирно клал буровые трубы в точно назначенное место. Авиаторы его считали психом ненормальным, за то, что он не давал своему экипажу халтурно заработать и комрометировал своим отказом от приписок всю авиацию. Поэтому его и выперли. - В.Л.]. Однако, мы оказались без помощника астронома, обязанности которого, по установившейся практике работ Полярной экспедиции, обычно выполняет штурман вертолёта или самолёта. Из других членов экипажа никто не обладает соответствующей подготовкой для выполнения этой работы.
       Чтобы не терять ни одного дня, я попросил старшего инженера-геодезиста А.А. Кураева, занимавшегося в нашем отряде полевой обработкой астрономических наблюдений, полететь на съёмку в качестве помощника астронома. Одновременно 18 апреля начальнику экспедиции А.П. Витязеву была направлена телеграмма, в которой сообщалось, что в экипаже вертолёта отсутствует штурман, и поэтому испрашивалось разрешение на участие в полётах в А.А. Кураева в качестве помощника оператора.
      

    []

    Астроном А.С. Калачёв (слева) и его помощник А.А Кураев.

      
      
      
      

    []

      
       Лётная геофизическая группа и персонал эропорта Усть-Кара:

    слева - наша повариха Аня, второй слева - автор, третий - нальник аэропорта,

    четвёртый - Р.С. Хаимов, второй справа - А.А. Кураев.

      
       В иных условиях можно было бы поставить на эту работу второго оператора-гравиметриста Р.С. Хаимова (другим оператором-гравиметристом был я сам). Однако, при сложившихся обстоятельствах это было бы нецелесообразным, т.к. оставшаяся незаснятой площадь покрыта дрейфующим льдом, разбитым многочисленными терщинами и разводьями. В этих условиях наблюдать на гравиметрах очень тяжело из-за микроколебаний люда [на припайном - неподвижном - льду микроколебания либо почти отсутствуют, либо существенно слабее. - В.Л.], вследствие чего время наблюдения на одном приборе увеличивается более, чем вдвое, по сравнению с наблюдениями на более сплочённом льду. Если бы я один наблюдал на трёх приборах (а единственно в нашем отряде их было четыре для повышения точности и исключения возможных ошибок измерений), гравиметрические наблюдения на каждой точке продолжались бы на 10-15 минут дольше самых трудоёмких астрономических наблюдений, и производительность съёмки значительно снизилась бы. Учитывая, что в конце полевого сезона оставалась незаснятой ещё 80% площади, я не мог пойти ни на какое снижение производительности съёмки, чтобы не поставить план под угрозу срыва. Мне было ясно, что если план не будет выполнен, никакие самые объективные причины не будут приняты во внимание начальником отдела геофизики Р.М. Деменицкой, целью которой при оценке моей деятельности является доказательство того, что Литинский не может справиться не только с руководсвом экспедиции или морской партии на э/с "Вл. Обручев", но и с руководством небольшого лётного отряда.
       В течение четырёх дней, пока мы вели съёмку из аэропорта Усть-Кара, я не получил никакого ответа на мой запрос от А.П. Витязева, поэтому А.А. Кураев продолжал участвовать в съёмке в качестве помощника оператора-астронома.
       Телеграмма А.П. Витязева с ответом на мой вопрос, отправленная им 22 апреля, была вручена мне только 27 апреля, при случайном залёте в Усь-Кару. В телеграмме А.П. Витязев указывал, что не он комплектует состав экипажей вертолётов (видимо, имея в виду отсутствие в экипаже штурмана), и запрещал Кураеву летать. Таким образом, о запрете Витязева я узнал уже после того, как вся съёмка с участием А.А. Кураева практически была выполнена.
       Благодаря великолепным лётным и просто человеческим качествам И.С. Шайдерова, а также благодаря самоотверженной работе экипажа и лётного отряда, мы выполняли съёмку практически в любую погоду, летали и садились на льды там, где это было необходимо, несмотря на крайне тяжёлую ледовую обстановку - многочисленные полыньи, разводья и трещины. Поэтому за оставшийся краткий промежуток времени мы не только выполнили, но значительно перевыполнили (на 120%) план съёмки, как по количеству пунктов наблюдений, так и по площади. Санкция на это перевыполнение плана была дана Вами [Б.В. Ткаченко]. При этом сеть съёмки была выдержана равномерно, выполнены необходимые детализационные наблюдения. Полевые материалы нашего отряда были приняты с отличной оценкой.
       Перевыполнение плана и высокое качество съёмки в определённой мере объясняется тем, что в съёмке принимал участие А.А. Кураев, помогавший астроному А.С. Калачёву не только на точках во время наблюдений, но и в полёте. При перелёте между точками А.А. Кураев вычислял во вторую руку эфемириды звёзд, что позволяло избежать часто случавшихся до сих пор ошибок, приводивших к тому, что астроном не мог сразу "поймать" в теодолит звезду, в результате чего время наблюдения на точке увеличивалось с 0.5 часа до одного-полутора часов. Кроме того, наблюдение на четырёх гравиметрах двух операторов-гравиметристов, одного из которых не пришлось отрывать на помощь астроному, позволило избежать задержек из-за увеличения времени наблюдения на колеблющемся люду.
       Каковы же отрицательные последствия участия в полётах А.А. Кураева? В своих резолюциях на мой первый рапорт на Ваше имя с просьбой оплатить полёты А.А. Кураева, начальник сектора отдела геофизики тов. А.М. Карасик и А.П. Витязев пишут, что Литинский, привлекая к полётам А.А. Кураева, вызвал перерасход фонда заработной платы и сорвал камеральную обработку (в поле) астрономических материалов. Действительно, из-за того, что всю съёмку мы выполнили в течение последних десяти дней, работая по 12-16 часов в сутки, у нас не оставалось времени на обработку материалов (только бы поскорее поесть и лечь спать). Учитывая строгий запрет Витязева задерживаться в поле, мы не могли, как это обычно делается, обработать свои материалы на месте работ. Даже если бы А.А. Кураев не принимал участие в полётах, а занимался камеральной обработкой, он не успел бы обработать и половины всех точек за те дни, в которые мы выполнили всю съёмку. Однако то, что мы приехали в Ленинград с необработанными материалами, никаких последствий не имело - мы обработали все материалы и построили карту до предоставления материалов комиссии, так что по нашей вине никакой задержки не произошло.
       А.П. Витязев на общем собрании экспедиции, посвящённом подведению итогов полевых работ, заявил, что из-за проступка Литинского, допустившего к полётам не предусмотренного сметой Кураева, произошёл перерасход фонда заработной платы, в результате чего премия всем участникам экспедиции находится под угрозой. Это совершенно не соответствует истине. Фонд зарплаты экспедиции остался далеко не исчерпанным, несмотря на доплату 201 руб. за налёт часов и точки А.А. Кураеву, но также и несмотря на непредусмотренную сметой доплату за налёт часов самому А.П. Витязеву, сумма которой (427 руб.) не на много меньше суммы доплаты Кураеву и Литинскому, вместе взятым. Я уже не говорю о том ,что Кураев участвовал в производстве наблюдений, а А.П. Витязев, как не специалист [начальник экспедиции в области геофизики был полный дундук. - В.Л.], не участвовал, хотя все эти доплаты предусмотрены именно за производство наблюдений. [Я всегда к членам коммунистической партии относился с лёгким презрением, даже если это были хорошие люди, как к карьеристам и лицемерам. Исключение я делал только для некоторых боевых офицеров - для многих из них вступление в партию во время войны было обязаловкой. Вступил в говно - а отмыться от него практически невозможно. Так что Витязева я рассматривал не только как лицемера, но и как жулика, приписавшего себе незаработанные 427 рублей. - В.Л.]. Доказательством того, что несмотря на эти доплаты, имелась значительная экономия фонда зарплаты, служит настоящее премирование сотрудников
       экспедиции за полевой период.
      

    []

    Начальник Полярной экспедиции А.П. Витязев (слева)

       Таким образом, на основании изложенного можно сделать вывод, что формулировка в рапорте А.П. Витязева моего "проступка" - "превышение плномочий, выразившееся в необоснованном привлечении к полётам А.А. Кураева без согласования, а вернее, вопреки запрету руководства экспедиции" - не соответствует действительности. Обоснование привлечения А.А. Кураева к полётам достаточно подробно приведено выше. Послав запрос о разрешении летать Кураеву, я тем самым предпринял всё возможное для согласования этого вопроса. О запрете летать Кураеву я не знал, т.к. соответствующую телеграмму Витязева я получил уже после выполнения съёмки, что подтверждается почтовым штемпелем на телеграмме и свидетельством трёх сотрудников нашего отряда. Ни к каим неприятным последствиям участие Кураева в съёмке не привело.
       В заключение позволю себе привести некоторые технико-экономические показатели из отчёта Полярной экспедиции за 1969 год, характеризующие работу руководимого мною отряда:
       1. Количество пунктов наблюдения, выполненных за полевой период лётными отрядами:
       1. Отряд Третьякова - 90 Съёмка Чукотского моря, полевой период 2.5 мес.
       2. Отряд Гапоненко - 91 "
       3. Отряд Орлова - 97 "
       4. Отряд Ващилова - 104 "
       5. Отряд Литинского - 131 Съёмка Байдарацкой губы, полевой период 2.0. мес.
      
       2. Средняя производительность съёмки на вертолётах отрядов на Чукотском море - 5.2 пунктов за 1 съёмочный вылет, нашего отряда - 7.7 пунктов за вылет.
      
        -- Средняя затрата лётного времени вертолёта на производство одного пункта на Чукотском море - 1.3 часа, нашего отряда - вдвое меньше (0.6 часа).
      
        -- Точность съёмки нашего отряда самая высокая в экспедиции.
      
       Нами предложен и опробован новый, чрезвычайно экономичный способ плановой привязки пунктов наблюдений при авиадесантной съёмке путём пеленгования вертолёта с помощью береговых радиолокационных станций [Я получил грамоту и какую-то премию за это рац-предложение. - В.Л.].
      
       Казалось бы, что выполнение плана в столь тяжёлых условиях, более того, его значительное перевыполнение, проявление инициативы и оперативности (перезаключение договора на аренду вертолёта с другой организацией), самые высокие технико-экономические показатели во всей экспедиции, самая высокая точность съёмки должны были вызвать высокую оценку работы нашего отряда со стороны руководства экспедиции, отдела геофизики и администрации Института. Вместо этого, за "превышение полномочий" мне поставили на вид. Более того, за этот же "проступок", не имевший никаких неприятных последствий, а наоборот, способствующий перевыполнению плана, начальник экспедиции под давлением начальника отдела геофизики требует снять с меня 35% премии за полевой период, наряду с сотрудниками экспедиции, обвиняемыми в пьянстве и дебошах (причём размер удержания с их премии составляет 10-15%). Таким образом, размер удержания с премии за выполнение плана на 120% при отличном качестве съёмки и наилучших в экспедиции технико-экономических показателях оказывается в два-три раза большим, чем за пьянство и дебоши.
       Всё это я не могу расценивать иначе, как продолжение травли меня со стороны начальника отдела геофизики Р.М. Деменицкой, травли, имеющей корни, весьма далёкие от моей научной и производственной деятельности.
       Прошу Вас учесть всё изложенное при рассмотрении рапорта А.П. Витязева.
      
       /подпись/ В. Литинский
      
       8 сентября 1969 г.
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
       99
      
      
      
      
  • Комментарии: 3, последний от 07/12/2010.
  • © Copyright Литинский Вадим Арпадович (vadimlit1@msn.com)
  • Обновлено: 18/03/2015. 452k. Статистика.
  • Байка: США
    •  Ваша оценка:
    Связаться с программистом сайта
    "Заграница"
    Путевые заметки
    Это наша кнопка