Воля к труду и жажда воли (исповедальное письмо на родину)
Дорогая Катюша,
Вот уже сколько лет прошло с тех пор, как мы вместе работали в тихой и мирной академической лаборатории. Золотое было время, не так ли? Вспоминаю о нем с тоской.
Но пришли иные времена, иные условия и правила игры. Правила, которые можно не понять, но должно принять.
Как и для тебя, для меня единственно приемлемым всегда был свободный график, когда трудовая дисциплина заключается в том, чтобы выполнять работу.
Надо сказать, что за прошедшие пять лет учиться мне изрядно надоело, не терпелось работать, причем желательно по специальности. Согласилась на предложение первой же фирмы, заинтересовавшейся мной. Поехала к ним на собеседование в Мюнхен из провинцального Саарбрюккена. Дело было летом, я только что получила диплом. Мюнхен был сказочно красив - весь в зелени и цветах, и мне очень захотелось здесь поселиться. Поэтому приняла все их условия, включая мизерную зарплату и главное, фиксированный график работы с 8.30 до 17.30 ежедневно с часовым перерывом на обед. Бюро выглядело малопривлекательно - темно, как в подвале, бумаги и папки навалены, неухоженно и явно запущено . Мне объяснили, что бюро это временное, и что фирма строит на окраине города новое здание, переселение планируется года через три.
С размещением в городе, самом тяжелом в смысле нахождения жилплощади, фирма помогать не стала, так что мне следовало исхитриться и найти квартиру за неделю, не имея никаких знакомых и зацепок. Приложив максимум усилий, за три дня нашла комнату в центре Мюнхена, размерами с туристкую палатку и ценой, вероятно, Грановитой палаты, и подписала договор на год. Трудно забыть первый день работы. Мне было назначено время - 9 часов утра в головном офисе. Пришла вовремя, а менеджер по кадрам - полтора часа спустя. Не извинившись, он повел меня в машину и по дороге к месту работы сообщил, что был в магазине - холодильник пустой, надо было заполнить. Меня представили начальнику. Это был худой, мрачноватый субъект лет 50-ти, с густыми седыми волосами. Штаны висели на нем мешком, и когда он ходил, они периодически падали, а он то и дело их подтягивал одной рукой - чтобы совсем не упали. Из другой руки он не выпускал сигарету.
Наняли меня в качестве референта-переводчика международного трубопроводного проекта, в котором было занято большое количество немецко-, русско- и англоязычных народов. Начальник представил меня немецкоязычной группе инженеров проектировщиков, впечатлявших своей серьезностью. С ними предстояло жить "одной семьей". Американцы, хозяева проекта, и казахи-субподрядчики были обещаны позже.
Показали рабочее место - старинный компьютер, достоинством которого было наличие русского шрифта - специально для меня. Объяснений о том что делать не дали. Начала с поисков в интернете технических словарей и заказала их на адрес фирмы. Сразу выяснилось, что интернетом можно пользоваться неограниченно, равно как и телефоном. Фирма международная, звонить надо во все страны мира, - разделения на служебные и личные звонки не производится
.
Довольно долго никакой работы у меня практически не было, а если появлялась, то коротко. Но сидеть приходилось от и до. В бюро были так называемые штемпель-карты, которые пропускались через аппарат каждым сотрудником в момент прихода и ухода, а также перерыва на обед. Такая система, насколько мне известно, существует на заводах и фабриках, чтобы подсчитывать человеко-часы. Какой смысл это имело на инженерной фирме, было непонятно, потому как по-разному проводимое время между указанными на карте моментами никем не контролировалось.
Американцы, в распоряжение которых мне следовало поступить, появились спустя недели две. Это оказались милейшие люди, говорили на почти непонятном английском, но от меня практически ничего не хотели, а если хотели, то всегда были довольны исполнением. Появлялись они на нашей территории редко, потому что основная их вотчина находилась в Лондоне, где вероятно, им нравилось больше.
Казахов привезли два месяца спустя, с большими трудностями - визовыми, таможенными, бытовыми. Их разместили в самом большом помещении и выдали один телефон на восьмерых. Они практически целый день беседовали с Казахстаном. Меня посадили в офис американцев. Это было самое лучшее время. Меня никто особенно не тревожил, по телефону можно было разговаривать без посторонних - американцы-то приезжали редко.
Работы стало чуть больше - это была в основном техническая документация, которую следовало переводить с русского на английский или наоборот и вычитывать. Содержание я не понимала совершенно, а для того чтобы разобраться, надо было бы получить еще одно, инженерное образование. Я мучилась с этими текстами, а инженеры мучились со мной. Спустя полгода настроилась на увольнение и задала соответствующий вопрос начальнику, но он уверенно сказал, что мной довольны и чтобы я расслабилась до окончания проекта.
Во всей моей работе "пустого времени" было гораздо больше, чем заполненного. Иногда бездельничала по полтора-два месяца, а иногда приносили что-нибудь срочное, чтобы было готово "еще вчера". У меня скаладывалось впечатление, что переводы мои никто не читает, потому что практически никогда мне не задавали вопросов по тексту. Но время от времени говорили, что выполняю работу хорошо.
За неполных три года, что провела на этой фирме, приходилось менять свой рабочий стол раз шесть. Два раза, возвращаясь из отпуска, не находила своих вещей на месте. В первый раз немного обалдела, когда обнаружила свой компьютер в большом помещении инженеров. Сидеть там хотелось меньше всего, потому что они не умолкали, и телефоны их тоже.
Но в открытую выразить свой протест не решилась. Лишь спустя полгода, когда терпение уже закончилось, обратила внимание начальника на свое бедственное положение. Он пошел мне навстречу и переселил в тихое помещение. Но радовалась я недолго. После очередного отпуска опять обнаружила свои вещи в общем помещении. Тут я уже возмутилась всерьез и сама от них съехала.
В последний год моего присутствия на этой фирме изучала испанский язык, потому что мне подселили двух шумных испанцев. Спасало только отсутствие работы. Время от времени предпринимала попытки уйти. Но уходить в никуда для меня значило жить без денег несколько месяцев, найти же разумную альтернативу не могла. Коллеги говорили, что не стоит этого делать - кто сказал, что в другом месте будет лучше? Здесь все-таки хоть относительная свобода - можно выйти погулять, отлучиться по делам, брать отгулы, когда вздумается, неограниченно пользоваться телефоном и интернетом. Не везде такое можно встретить.
Еще один аспект надо упомянуть. Мы с тобой однажды обсуждали этот вопрос - при работе "одной семьей" помимо официальных отношений с коллегами должны быть еще неофициальные. Нетрудно догадаться, что ничего, кроме неинтересной работы над трубопроводами, с немецкими инженерами меня связывать не могло. И поэтому мне довольно тяжело было ходить с ними вместе в столовую, когда за обедом они продолжали обсуждать те же вентиля, насосы основные и вспомогательные. Долго не решалась уклониться от этих совместных обедов - просто боялась увольнения. Потом поняла, что можно, что никто меня за это не накажет. В принципе 8 часов в сутки 5 раз в неделю совместного принудительного времяпровождения для меня было более чем достаточно, но они время от времени устраивали совместные походы в пивную. Когда были казахи и американцы, ничего не оставалось, как присоединяться, но я старалась как можно раньше удрать. В самом начале съездила со всей фирмой на двухдневную загородную экскурсию. Одного раза мне вполне хватило. В следующие разы под всякими предлогами уклонялась. В конце концов мне перестали предлагать. У товарищей по работе сложилось мнение обо мне как неприветливой, необщительной, нелюдимой буки. А ведь когда-то в московском прошлом я обожала застолья с сотрудниками, совместное распитие чая и более крепких напитков. Это было совсем другое чувство.
Наконец решила уйти из этой фирмы во что бы то ни стало. Если до июля ничего не найду, то уйду в никуда, будь что будет. Но уйти пришлось раньше. Из большой комнаты выселили испанцев, чтобы подселить ко мне пять или шесть немцев-инженеров. Этого я выдержать уже не могла и самовольно заняла пустующее светлое помещение. Наслаждалась жизнью там две недели. После отгулов вернулась и узнала о своем увольнении "по производственной необходимости", при сохранении содержания как раз до июля. Целая эпоха закончилась! Конечно, я была в шоке какое-то время, но чувство освобождения от оков радостно победило.
Было время подумать и сделать выводы. Прежде всего, конечно, никаких трудовых коллективов с утра до вечера. Это мне строго противопоказано. И никакой техники и точных наук - мне они неинтересны! Вот так я, иностранка, рассуждала в стране с почти пятимиллионной безработицей. Но ведь не зря говорят "Никогда не говори "никогда". И спустя месяца полтора подписала договор с патентной канцелярией, где мне предстояло с 8 утра до 5 вечера с часовым перерывом на обед переводить с русского на английский/немецкий экспертные заключения о химических патентах, в которых я разбиралась также, как в нефтепроводных трубах. Но это еще пол беды: ежедневно в первой и второй половине дня именно в моей комнате собирался весь отдел во главе с начальником, где распивался напиток, условно именуемый кофе (что это было на самом деле, сказать затрудняюсь). Иногда к нашему отделу присоединялись и другие. Нечего и говорить, что за этим "кофе" велись долгие пространные разговоры, главным образом о том, как сегодня дела у начальника. Иногда они были даже интересны, но в таких количествах как-то плохо воспринимались. На первых порах приняла в этом ритуале участие, но потом просто сидела на своем месте и ждала, когда все это кончится, потому что работать было все равно невозможно. На мою беду, никуда и смотаться оттуда на данный период не было никакой возможности - разве что в подвал, где постоянно кто-то курил, и нельзя было воспользоваться ни телефоном, ни интернетом - у рядовых сотрудников просто не было к нему доступа. Поэтому те полгода, что там провела, то и дело смотрела на часы: когда там "привал", т.е. обед, возвращение домой, выходные, праздники и т.д. И еще меня мучил вопрос - зачем толпе в 30-35 человек ежедневно собираться вместе, чтобы что-то переводить? Но мучиться пришлось сравнительно недолго - в конце года мою, не прошедшую испытательный срок душу, отпустили на покаяние. Объяснили тем, что не справилась с химическими текстами. Все это время отдавала их, кстати, на проверку специалисту-химику, который там по своему вкусу находил ошибки, когда больше, когда меньше, но всегда...
Уже шестой месяц живу с чувством безработной свободы и думаю, что три с половиной года принесены в жертву непонятно чему. А воля к труду осталась, но только теперь уже осмысленному и желанному, по крайней мере, до той поры, пока беспощадный царь-голод не заставит повторить прежние ошибки. Но об этом стараюсь не думать - мысль слишком горькая. И потому продолжаю наивно верить, что поскольку работу здесь все равно искать бесполезно, она найдет меня сама, именно та, что мне нужна. И пускай другие смеются - саморекламироваться для фирм, в которых работать не хочешь, как минимум еще смешнее.