Молодая женщина в легком платье, обтягивающем ее фигуру в струях реки, изо всех сил старается плыть быстрее. Баржа с дорогими для нее крошками удаляется все дальше вперед, холодная вода, окончательно промочив все вещи на ней, сделала их тяжелыми, затрудняющими движения... Она оглядывается и видит, как буксир удаляется от нее в противоположную сторону... А в небе безумный, страшный рев пикировщиков. Трассы пуль вздымают смертельные очереди-всплески вокруг. Где-то позади гигантским буруном поднялся из воды взрыв бомбы...
-Спаси!.. Дай доплыть... Мои детки, мама!..
Жизнь продолжалась и на барже. Нужно было питаться, как-то спать, во что-то одеваться и укрываться.
У матери были особенные проблемы с питанием Зиночки, ведь годовалый ребенок и не все может есть. Без последней пары ботиночек она не могла ходить.
Самым самостоятельным был я.
Помню, как мама переправлялась на лодке с баржи на буксир, чтобы там сварить что-либо для малышки.
Я всегда волновался, наблюдая, как она садилась в лодку и переправлялась на пароход. Потом с нетерпением ждал ее возвращения. У меня это была почти единственная возможность подышать свежим воздухом на палубе.
Баржа была черного цвета, вся пропитана дегтем и смолою, чтобы не пропускала воду. Кроме спертого воздуха от выделений сотни людей с детьми, стоял невыносимый запах густого соляного раствора, испаряющегося на солнце. Ведь стоял конец июля, самая жара.
Широкий Днепр ласково катил свои воды с мелкими барашками волн, которые разбивались о борта баржи, иногда забрасывая брызги и внутрь.
Один берег Днепра пологий, покрытый заливными лугами, одинокими стогами свежескошенного сена. Другой - обрывистый, где встречались рощи и поселения людей, мимо которых мы медленно проплывали.
Мать уже добралась на лодке к буксиру, поднялась на борт. Веселые матросы с удовольствием помогли молодой женщине взобраться на судно. Лодку привязали к корме.
Вдруг стал нарастать неясный гул. Люди заволновались, засуетились. Толпою стали покидать палубу баржи, неловко скатываясь по железной лестнице в трюм. Шум, гам, детский плач.
Гул все усиливался, и вот вдали в небе показались какие-то гудящие, ревущие темные точки, которые, приближаясь, превращались в маленькие аэропланы. Они все увеличивались, шум их моторов превращался в рев, и вдруг от них стали отваливаться какие-то черные предметы и падать вниз.
За нами в кильватере на расстоянии полукилометра двигалась еще одна баржа. Так вот возле нее эти темные штучки упали в воду. Взметнулись фонтаны воды, как сказочные грибы, внезапно выросшие из реки. Эти взрывы были со всех сторон следовавшей за нами баржи. Звук взрывов доносился уже после того, как видны были фонтаны вздымающейся воды.
Вероятно, я остался один из немногих на палубе, забытый спешившими внутрь бабушкой и тетей Соней, спасавшими маленькую девочку.
Самолеты (немецкие самолеты со зловещими крестами на крыльях) стали проноситься над нашей баржей и буксиром на очень низкой высоте. Рев их был такой силы, что меня прижало от страха к пропитанным дегтем доскам палубы.*
Страшный гул, какой-то дикий вой (немцы специально для психической атаки приспосабливали особые сирены к шасси самолетов, чаще "Мессершмидтов") просто вогнал меня в доски палубы нашей баржи. Пикируя, самолеты выпускали пулеметные очереди. Пули полосками фонтанчиков взрезали воду реки. Боковым зрением я увидел, как трассирующие очереди просекли пространство между баржей и буксиром. Вокруг были взрывы от падающих бомб...
И вдруг раздался страшный удар по борту баржи. В действительности, я вообще не понимал, что происходит вокруг, кроме дикого всеобъемлющего страха за себя, за маму, за нас всех. Но сейчас, задним числом, я могу точно воспроизвести пережитое. Оказывается, пулеметная очередь рассекла мощный железный трос, связывающий буксир с баржей. Туго натянутый трос при обрыве одним концом изо всех сил ударил по нашей барже, и этот-то звук я ощутил и услышал. Я про себя решил, что наступил наш конец.
Баржа задрожала, вибрируя от удара, закачалась и медленно продолжала движение по течению реки. Освобожденный буксир, получивший свою порцию удара коротким концом разрубленного троса, стал быстро удаляться по течению...
И вдруг на борту удаляющегося буксира я увидел мою мать в развевающемся на ветру платье.
-Мама, мамочка!.. Отец, где ты? Явись! Спаси нас, ты же военный...
После минуты замешательства мать вдруг спрыгнула с борта буксира с его кормы и вонзилась в воду прямо рядом с работающим винтом парохода. Несколько секунд, которые показались мне вечностью, ее не было видно. Самолеты ревели, пулеметные очереди бороздили гладь реки, за буксиром, раздавались взрывы падающих бомб. И среди этого ада появилась голова мамы, и она своим красивым стилем стала плыть против течения по направлению к нам, к барже - спасать своих детей.
-Папочка, папа, прилети с неба на самолете. Спаси мою мамочку, вытащи ее из воды, дай ее мне...
Как всегда, особенно в критические минуты жизни, мне не хватало моего дорогого отца. Да и после его преждевременной смерти это же чувство сопровождало меня. Детям так недостает отцов...